Studia Liguistica Cognitiva. Язык и познание

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ РОССИЙСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ЛИНГВИСТОВ-КОГНИТОЛОГОВ ИРКУТСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Sinik U

ЯЗЫК И ПОЗНАНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Москва Гнозис 2006

ББК 81.2 С88

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ СЕРИИ В. А. Виноградов (зам. гл. ред.), В. 3. Демьянков, А. А. Залевская, Е. С. Кубрякова

Главный редактор А. В. Кравченко Редактор Т. Л. Верхотурова [email protected]

Studia Linguistica Cognitive. Вып. 1. Язык и познание: Методологические К 78 проблемы и перспективы. М.: Гнозис, 2006.- 364 с. ISBN 5-7333-0187-2 В сборник вошли полемические статьи российских и зарубежных ученых, посвященные вопросам методологии современных лингвистических исследований. Эта методология характеризуется отходом от основанной на картезианском дуализме традиционной философии познания и связанного с ней ортодоксального направления в традиционной лингвистике. В статьях затрагиваются важнейшие теоретические вопросы, имеющие принципиальное значение для исследований естественного языка на ближайшую и отдаленную перспективу.

Издание защищено Российским и международным авторским правом. Всякое воспроизведение текста книги или отдельных ее частей преследуется по закону. ISBN 5-7333-0187-2

© © © ©

Коллектив авторов, 2006 А. В. Кравченко, перевод, 2006 Т. Л. Верхотурова, А. В. Кравченко, перевод, 2006 ИТДГК «Гнозис», оформление, 2006

СОДЕРЖАНИЕ

B. 3. Демьянков. Studia Linguistica Cognitiva — призыв к сотрудничеству 5 C. Имото. Философское основание теории восприятия Матураны Пер. с англ. А. В. Кравченко 8 Е. Б. Трофимова. Статус языка в концепции У. Матураны 20 B. В. Глыбин. «Эпистемологические миражи» лингвистики 31 Т. Л. Верхотурова. Метакатегория «наблюдатель» в научной картине мира 45 C. Н. Плотникова. Когнитивно-дискурсивная деятельность: наблюдение и конструирование 66 А. А. Залевская. Проблема «тело - разум» в трактовке А. Дамазио 82 Н. Лав. Когниция и языковой миф. Пер. с англ. А. В. Кравченко 105 A. В. Кравченко. Является ли язык репрезентативной системой? 135 И. К. Архипов. Полифония мира, текст и одиночество познающего сознания 157 М. В. Пименова. Коды культуры и принципы концептуализации мира 172 С. Ю. Богданова. Реконцептуализация пространственных отношений (к постановке проблемы) 187 B. П. Даниленко. Два порока моррисовской триады 203 Г. М. Костюшкина. Категоризация и психомеханика языка 222 А. В. Колмогорова. Языковое значение как структура знания и опыта... 240 Е. Б. Китова, А. В. Кравченко. Ценность как доминанта иерархии концептов data, information, knowledge 257 Е. Ю. Хрисонопуло. Категория лица местоимений и категоризация когнитивного и коммуникативного опыта 276 М. И. Попова. Перцептуальное пространство наблюдателя 294 И. Златев. Значение = жизнь (+ культура): Набросок единой биокультурной теории значения. Авториз. пер. с англ. Т. Л. Верхотуровой и А. В. Кравченко 308 КОРОТКО ОБ АВТОРАХ

362

А. А. ЗАЛЕВСКАЯ

Проблема «тело — разум» в трактовке А. Дамазио В последнее десятилетие значительно обострился интерес ученых к вопросам соотношения тела и разума, восприятия и осознавания воспринимаемого, а также связи названного выше с естественным языком, т. е. с проблематикой семиотики и лингвистики. Так, У. Эко [Есо 2000] при обсуждении примеров именования тех или иных объектов уделяет особое внимание перцептивному семиозису; П. Виоли [Violi 2001] разрабатывает теорию семантики опыта и выводного знания, базирующуюся на признании роли перцепции, чувствований, действий и всего, что их мотивирует, в формировании языковых значений; проблемам корпореальной семантики посвящены книги X. Рутрофа [Ruthrof 1998; 2000]; на роль тела в связи с формированием значения слова у индивида указывает, например, К. Харди [Hardy 1998], а в связи с проблемами семиотики культуры — М. Дайнези и 3. Перрон [Danesi, Perron 1999]; У. Матурана [Maturana http] выделяет в своей работе специальный раздел, посвященный телесности (bodyhood); публикации Ю. А. Сорокина (напр., [Сорокин 1994; 2003]) и ряда других авторов посвящены проблеме соматикона; в качестве нового научного направления развивается биосемиотика, разрабатывается биокультурная теория значения, активно обсуждается идея «воплощенной», телесной природы разума — см. обзор [Кравченко 2004]. На таком фоне представляется весьма своевременным и полезным ознакомление с концепцией Антонио Дамазио ', трактующего проблему «разум - тело» как ведущую для современной науки о человеке. Публикации Дамазио ' А. Дамазио — профессор университета штата Айова (США), руководитель факультета нейрологии медицинского колледжа; профессор института биологических исследований в Ля Йолла; член двух академий — науки и искусства, медицинского отделения национальной академии наук; лауреат многих международных премий. Он читает в разных странах лекции по проблемам нейрологии аффекта, сознания и социального поведения как продуктов взаимодействия сознания, мозга, тела и их физического и социального окружения.

82

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

отражают ход проводимого им исследования роли эмоций, чувств, тела и его части — мозга — в формировании образов сознания, особенностей взаимодействия между телом и разумом, образами сознания и языком и т. п. Всё это представляет особый интерес в связи с задачей выяснения того, что лежит за словом у пользующегося им индивида, и что в условиях естественного семиозиса позволяет человеку в той или иной мере успешно решать сложнейшие задачи познания мира и взаимопонимания при общении. Предлагаемая статья содержит краткий обзор трилогии Дамазио, включающей монографии Descartes' error: Emotion, reason, and the human brain [Damasio 1994], The feeling of what happens: Body and emotion in the making of consciousness [Damasio 1999] и Looking for Spinoza: Joy, sorrow, and the feeling brain [Damasio 2003]. Привлекаются также некоторые дополнительные материалы — статья Дамазио [Damasio 1989] и два интервью по случаю публикации его книг (материалы имеются в сети Интернет). Дамазио указывает, что когда он начал задумываться над тем, как мозгу удается создавать разум, он сначала мирился с традиционным мнением, согласно которому чувства не вписываются в картину научного исследования, они должны навеки оставаться загадочными. Подобно сознанию, чувства оказались за пределами науки — выкинутыми за двери. Он сам долгие годы изучал что угодно, но не чувства, пока не убедился, что нейробиология чувств не менее важна, чем нейробиология зрения или памяти. Шаг за шагом, первоначально с пациентами, а затем с людьми без нейрологических заболеваний он начал картировать «географию» чувствующего мозга. Была поставлена цель выявления сети механизмов, благодаря которым возбуждаются эмоциональные состояния и порождаются чувства. В книге Descartes' error он рассмотрел роль эмоций и чувств в принятии решений; в работе The feeling of what happens — определил роль эмоций и чувств в формировании личности, а в последней части трилогии — Looking for Spinoza — в фокусе внимания находятся сами чувства: то, что они из себя представляют и что ими обеспечивается (теперь для этого появилась солидная платформа). О том, как развитие науки и накопление корпуса фактов определяло ход исследований Дамазио, можно судить по содержанию интервью, которые он дал сотруднику журнала The Harvard Brain К. Листону в 2001 г. и издательству «Харкорт» в 2003 г. 83

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

Так, в интервью 2001 г. Дамазио подчеркивает следующее. (1) За два года после публикации книги [Damasio 1999] получены дополнительные данные в поддержку его гипотезы. Уцалось, например, показать, что эмоциональные переживания действительно увязываются с картированием тела в мозге человека. (2) Из огромного количества актуальных на тот момент проблем его лаборатория выбрала чувства и эмоции как процессы, являющиеся ключом к пониманию многих аспектов разума (mind), поведения и больных, и здоровых людей; именно чувства и эмоции могут пролить свет на сознание (consciousness). (3) Если мы действительно хотим постичь соотношение между мозговыми системами, познанием и поведением, надо понять простую вещь: удовлетворительное объяснение этого отношения может быть дано при разумном сочетании теорий и фактов, относящихся к различным уровням нервной системы — от молекул до высоко организованных систем и физического и социального окружения. Однако, поскольку ни один из нас не может располагать знанием обо всех таких уровнях, следует заниматься одним-двумя из них и не принижать значимость остальных уровней, которыми мы не занимаемся. Другими словами, надо остерегаться давать объяснения, которые опираются только на данные об одном из уровней, каким бы он ни был. В интервью 2003 г., связанном с публикацией книги [Damasio 2003], Дамазио обращает внимание на следующие положения. (1) Нейронаука развивается очень быстро. За четыре года после публикации предшествующей книги получены данные, позволяющие с уверенностью говорить о том, что такое чувства, откуда они берутся, как переживаются и т. д. Поэтому новая книга имеет подзаголовок Чувствующий мозг. Уцалось идентифицировать участки мозга и пути (связи), необходимые для переживания эмоций. Новое знание позволяет судить о том, для чего нужны чувства, позволяет расширить наши представления о природе человека. Нельзя знать, кто мы, если не поняты механизмы эмоций и чувств, того, что является причиной эмоций, что ведет к чувствам, как они влияют на наши решения, поведение, творчество, как они эволюционируют. (2) Понимание различий между эмоциями и чувствами важно, так как оно сняло барьер в исследованиях природы аффекта и открыло путь для изучения возникновения и содержания чувств. (3) Имеются нейробиологические основания этики — даже у животных, хотя только человек кодифицирует и отрабатывает правила морального поведения. (4) Спиноза обсуждается в этой 84

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

книге потому, что он чудесным образом предвосхитил некоторые идеи, связанные с эмоциями, чувствами и этикой и сейчас оформляющиеся в результате нейрологических исследований. Взгляд Спинозы на проблему тела и сознания является особенно современным, поэтому надо отдать должное Спинозе. (5) Теоретические положения этой книги, как и предшествующих, опираются на анализ клинических случаев. Так, дети, перенесшие мозговые травмы в раннем возрасте, страдают дефектами социального поведения при наличии интеллектуального развития. Они не проявляют социальных эмоций (стыда, вины и т. д.) и никогда не усваивают социальные условности и этические правила. (6) Оказалось возможным определить локализацию духовного (the spiritual) в организме человека: духовное выступает как особое состояние чувствования, и как таковое оно может прослеживаться в специфических операциях в нескольких отделах мозга и тела человека. Можно сказать, что духовное — это конечная стадия благосостояния — максимальная раскрепощенность, гармония и баланс функций организма. (7) Эта книга подает надежды на будущее, поскольку знание о работе мозга и сознания может эффективно помочь в решении актуальных в настоящее время социальных проблем. Многие неудачи в прошлом отчасти объясняются недооценкой позитивной и негативной значимости эмоций. Обратим внимание на то, что проблема разума уже давно волнует Дамазио. Так, в книге [1999] Дамазио рассказывает, что, будучи студентом-медиком, он неоднократно обращался к мудрым людям с вопросом: как у человека появился разум? Забавно, но ответ был одинаковым: благодаря языку (человеку повезло по сравнению с животными). Сознание — это вербальная интерпретация текущих ментальных процессов. Язык также позволяет нам видеть вещи в определенном свете. Такой ответ выглядел слишком легким, слишком простым и к тому же совершенно неприемлемым с учетом того, что можно наблюдать в зоопарке, поэтому Дамазио стал искать свои ответы на поставленный вопрос. Он полагает, что язык — т. е. слова и предложения — это перевод чего-то иного; посредством языка происходит переход от неязыковых образов, которые репрезентируют сущности, события, отношения и выводные знания. Заметим, что еще ранее Дамазио [Damasio 1989] указал на необходимость различать то, что лежит за словом, и его возможное вербальное описание как последующий этап. На самом деле любое вер85

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

бальное описание того, что лежит за словом, представляет собой выводное знание, обеспечиваемое соответствующими механизмами и построенное на базе потенциального набора активируемых в памяти репрезентаций2 некоторых сущностей или событий. В книге [Damasio 1994] Дамазио снова настаивает на том, что базовые «дескрипции» не используют язык, хотя они могут быть переведены на язык; они чисто невербальны, основываются на репрезентативных орудиях сенсорной и моторной систем с учетом пространства и времени. Более того, в книге [1999] он разграничивает две формы сознания: ядерное сознание (core consciousness), наблюдаемое в клинических случаях утраты языка при сохранении сознания (Дамазио обсуждает случаи полной афазии, при которой наблюдается наличие мыслительного процесса независимо от неспособности перевести мысль в языковую форму и наоборот), и расширенное сознание (extended consciousness) как форму сознания высших уровней, существенный вклад в которые делает язык. Однако язык не приходит из ничего. Самые изощренные формы расширенного сознания функционируют на основе ядерного сознания, эмоций и перцепции [1999: 112]. Таким образом, ядерное сознание является фундаментальным видом сознания, тесно связанным с эмоциями. На примере клинического случая Дамазио показывает, что оно требует очень краткосрочной памяти: в пределах временного «окна» кратковременной памяти — около 45 секунд — генерируются образы разных сенсорных модальностей (зрительные, слуховые, тактильные). Сознание не является монолитным. В дополнение к названным двум видам сознания можно разграничить в расширенном сознании ряд уровней. 2

В «Приложении» к книге [Damasio 1999] Дамазио указывает, что использование им термина «репрезентация» является условным и гибким; слово репрезентация просто означает 'паттерн, устойчиво соотносимый с чем-то' (хоть по отношению к ментальному образу, хоть к согласованному набору состояний нейронной активности в определенном регионе мозга). Дамазио неоднократно подчеркивает, что речь идет не о «картинках»: нейронные паттерны и соответствующие ментальные образы в той же мере являются продуктами работы мозга, в какой они являются продуктами внешней действительности, которая подсказывает их создание. Видимый нами образ базируется на изменениях, которые происходят в нашем организме — включая его часть, называемую мозгом, — когда физическая структура этого объекта взаимодействует с нашим телом. Средства сигнализации, локализованные по всей структуре тела — в коже, мускулах, в ретине и т. д., — помогают конструировать нейронные паттерны, которые картируют взаимодействие нашего организма с некоторым объектом.

86

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104 Ядерное сознание обеспечивает внутренний смысл, базирующийся на образах и передающий мощные невербальные сообщения, которые касаются отношения между организмом и объектом: имплицитным для такого сообщения является то, что образы любого данного объекта, перерабатываемые в текущий момент, формируются в нашей индивидуальной перспективе, мыслительный процесс совершается нами и мы можем действовать с содержанием этого мыслительного процесса: Ядерное сознание генерируется по типу пульса... Это знание материализуется, когда мы встречаем некоторый объект, конструируем для него нейронный паттерн и автоматически обнаруживаем, что рельефный в данный момент образ объекта сформирован в нашей перспективе, принадлежит нам и мы можем действовать с ним. Это знание возникает внезапно: нет ни замечаемого нами процесса получения выводного знания, ни очевидного логического процесса, который привел нас к этому знанию, ни каких бы то ни было слов — есть образ вещи и — сразу рядом с ним — чувство того, что он принадлежит вам [Damasio 1999: 126]. Когда мы что-то видим, мы не просто видим: мы чувствуем, что видим что-то своими глазами. В соответствующем месте нашего мозга перерабатываются сигналы о том, что происходит с нашим организмом» (Damasio 1994: 232). Фундамент для такой изначальной (имплицитной) субъективности обеспечивает тело человека. Дамазио [Damasio 1994] объясняет это следующим образом: - тело, репрезентированное в мозге, создает необходимый контур отсылок (frame of reference) для ментальных процессов, переживаемых нами как события нашего разума; — весь наш организм используется в качестве основы для конструирования всегда присутствующего ощущения субъективности, которое составляет самую суть нашего опыта; - наши самые отточенные мысли и самые удачные действия, наши величайшие радости и глубочайшие печали исходят от нашего тела как мерила всего; — разум существует в интегрированном организме и для него; наш разум не был бы таким, какой он есть, если бы не взаимодействие тела и мозга в ходе эволюции, в течение индивидуального развития и в текущий момент. Эти идеи обосновываются следующими положениями: (1) человеческий мозг и остальное тело составляют неделимый организм, ин87

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

тегрированный посредством взаимодействующих биохимических и нейронных регуляторных потоков (circuits), включающих эндокринный, иммунный и нейронный компоненты; (2) организм взаимодействуют с его окружением в ансамбле: не одно тело или один мозг, а оба вместе; (3) ментальные феномены могут быть полностью поняты только в контексте взаимодействия организма с его окружением. Обратим внимание на следующее уточнение: Я не говорю, что разум находится в теле. Я говорю, что вклад тела больший чем просто поддержание жизни мозга... Тело обеспечивает содержание, которое составляет основу работы нормального разума [Damasio 1994: 226]. Для обоснования роли тела в постоянно осуществляемых человеком актах принятия решения А. Дамазио [Damasio 1994] вводит понятие соматических маркеров. Он отмечает: под «рассуждением» и «принятием решений» обычно подразумевается, что индивид использует определенную логическую стратегию для получения полезного выводного знания, на базе которого выбирается нужный вариант ответа; признается, что при этом имеют место некоторые сопутствующие процессы, в числе которых обычно называют внимание и рабочую память, но нет даже намека на роль эмоций и чувств и почти ничего не говорится о механизмах, благодаря которым активизируется широкий набор вариантов для последующего выбора. Однако при необходимости принять решение о дальнейших действиях мозг нормального взрослого образованного человека реагирует на ситуацию, быстро воссоздавая сценарии возможных ответов и связанных с ними последствий. Для нашего сознания такие сценарии включают множество воображаемых сцен, но не в виде последовательного «фильма», а скорее в виде «вспышек» ключевых образов таких сцен: имеют место скачки от одного фрейма к другому при их быстром переборе. Дамазио особо подчеркивает, что мозг не начинает процесс рассуждения с пустого места: происходит активизация широкого набора образов, порождаемых в соответствии с наблюдаемой ситуацией и мелькающих перед мысленным взором так быстро и в таком изобилии, что выбор нужного варианта оказывается очень сложной задачей. Возможны по меньшей мере два пути объяснения того, как индивид с такой задачей справляется. С точки зрения здравого смысла и в русле идей Декарта и Канта, формальная логика обеспечивает наиболее успешное решение любой 88

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

проблемы, при этом для получения наилучших результатов необходимо избавиться от эмоций, поскольку рациональная переработка не должна испытывать воздействия со стороны страстей. Согласно этому подходу, каждый из возникающих сценариев берется по отдельности и подвергается тщательному анализу с точки зрения его преимуществ и недостатков по отношению к ожидаемой субъективной полезности; делается логический вывод относительно того, что хорошо и что плохо. Однако почти любая проблема имеет более двух вариантов решения, и даже если их всего два, задача остается очень сложной, поскольку попутно всплывают и другие воображаемые сценарии, опирающиеся на зрительные и слуховые образы; всплывают и сопровождающие их вербальные речения, которые важно сохранять в процессе логического вывода. Дамазио полагает, что если это единственная используемая стратегия, то она не даст результатов по ряду причин. В лучшем случае, принятие решения займет столько времени, что больше ничего не удастся сделать в течение дня. В худшем — принятие решения вообще не состоится, поскольку вы заблудитесь в лабиринте своих рассуждений с множеством их побочных путей. Это произойдет потому, что невозможно единовременно удерживать в памяти то множество «за» и «против», которые должны учитываться при сравнении разных вариантов, поскольку объем внимания и рабочей памяти ограничен. Репрезентация промежуточных шагов, которые необходимо удерживать в памяти и рассматривать, чтобы перевести в какую-то символическую форму для продолжения процесса логического вывода, попросту выпадут из текущего состояния памяти, и путь рассуждений будет потерян. Тем не менее наш мозг оказывается способным успешно принимать решения за секунды или минуты, в зависимости от обстоятельств. Для объяснения этого факта необходим другой подход. Дамазио назвал этот подход гипотезой соматических маркеров (от греч. «сома» — 'тело'). Этот термин подчеркивает, что такой маркер фокусирует внимание на негативных последствиях, к которым может привести выбранное действие: он сигнализирует, что надо помнить об опасности, которая подстерегает нас при некотором выборе. Такой сигнал может вести к немедленному отказу от соответствующего действия и к выбору другого пути из ряда возможных. Автоматически возникающий сигнал предохраняет от будущих потерь и в то же время ведет к выбору из меньшего числа альтернатив. В этом случае 89

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

также остается место для анализа и дедукции, но лишь после того какавтоматически отбрасывается некоторое число вариантов. Соматические маркеры могут быть недостаточными для принятия решений человеком в норме, поскольку последующие процессы рассуждения и конечного выбора имеют место во многих случаях, хотя и не во всех. Соматические маркеры, вероятно, усиливают аккуратность и эффективность процесса принятия решений, а их отсутствие снижает качество этого процесса Короче говоря, соматические маркеры выступают как специфическое проявление чувствования (a special instance of feeling), порождаемого вторичными эмоциями. Такие эмоции и чувствования через научение увязываются с предсказуемыми результатами определенных сценариев. Когда какой-нибудь отрицательный соматический маркер увязан с определенным будущим результатом, эта комбинация срабатывает как сигнал тревоги (an alarm bell) [Damasio 1994]. Поставив вопрос о том, откуда берутся соматические маркеры, А. Дамазио высказывает мнение, что человек родится с нейронным механизмом (machinery), необходимым для порождения определенных соматических состояний в ответ на те или иные классы стимулов. Это механизм первичных эмоций, который врожденно встроен в переработку сигналов, касающихся личностного и социального поведения; он с самого начала включает предрасположение к увязыванию большого числа социальных ситуаций с адаптивными соматическими ответами. В то же время большинство соматических маркеров, используемых при принятии решений, формируются в процессе обучения и социализации через увязывание специфических классов стимулов со специфическими классами соматических состояний, т. е. они основываются на процессе вторичных эмоций. Формирование адаптивных соматических маркеров требует, чтобы и мозг, и культура были в норме. Если же или то, или другое нарушено, то соматические маркеры скорее всего не будут носить адаптивного характера. Таким образом, соматические маркеры усваиваются через опыт под контролем внутренней системы предпочтений и под влиянием внешнего набора обстоятельств, который включает не только сущности и события, с которыми взаимодействует организм, но также и социальные установки (conventions) и этические правила. Нейронная основа внутренней системы предпочтений в большей части включает врожденныерегуляторные предрасположения, необ90

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ходимые для обеспечения выживания организма. Достижение выживания совпадает с редуцированием неприятных соматических состояний и установлением гомеостазиса, т. е. функционально сбалансированных биологических состояний. Внутренняя система предпочтений врожденно нацелена на избегание боли, поиск потенциальных удовольствий и, возможно, подготавливает к достижению этих целей в социальных ситуациях. Взаимодействие между внутренней системой предпочтений и набором внешних обстоятельств расширяет репертуар стимулов, которые становятся автоматически маркированными. Дамазио высказывает предположение, что поскольку мы включены в социум в раннем детстве и юности, большая часть принимаемых нами решений формируется через соматические состояния, связанные с наказанием и поощрением. Но по мере взросления и категоризации повторяющихся ситуаций уменьшается необходимость опоры на соматические состояния в каждом отдельном случае принятия решений, отсюда развивается иной уровень автоматичности. Стратегии принятия решений становятся зависящими частично от «символов» соматических состояний. В какой мере это происходит, зависит от личности, темы и т. д. Сами по себе соматические маркеры могут функционировать как осознаваемым путем, так и неосознаваемо. Более того, эмоциональные ответы могут скрытно влиять на когнитивные процессы, в том числе на рассуждение и принятие решения [Damasio 1994]. В монографии [Damasio 2003] Дамазио указывает, что суть его текущей работы состоит в обосновании того, что чувства представляют собой выражение процветания или отчаяния человека по мере того, как они имеют место в разуме (mind) и теле индивида. Чувства — не простые украшения, добавляемые к эмоциям, т. е. что-то, что можно сохранять или отбрасывать. Чувства могут быть и часто оказываются раскрытием тайны (revelation) жизненного состояния всего организма — «поднятием вуали» в буквальном смысле этого выражения. Ценность исследования чувств выходит за рамки удовлетворения собственного любопытства. Разработка нейробиологии чувств и эмоций делает вклад в обоснование проблемы разума — тела, центральной для понимания того, кем мы являемся. Эмоции и связанные с ними реакции увязываются с телом, чувства — с разумом. Исследование того, как мысль возбуждает (trigger) эмоции и как телесные эмоции становятся своего рода мыслями, которые мы называем чувствами, позволяет взглянуть на проблему тела и разума, поскольку речь идет о разделъ91

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ных манифестациях единого организма человека, в котором всё взаимосвязано. Дамазио считает самым важным обсуждение в его книге положения Спинозы о том, что разум и тело являются параллельными атрибутами (можно назвать их манифестациями) одной и той же субстанции. Отказ Спинозы квалифицировать разум и тело как различные субстанции поставил его в оппозицию к превалировавшей в его время точке зрения на проблему соотношения тела и разума. Его позиция выпадала из моря конформизма. Еще более интригующим было представление Спинозы о том, что «разум человека представляет собой идею человеческого тела» [Damasio 2003: 12]. Он интуитивно вышел на принципы, которые определяют естественные механизмы, отвечающие за параллельную манифестацию разума и тела (сам Дамазио уверен в том, что ментальные процессы основываются на картировании тела в мозге, на портретировании наборами нейронных паттернов ответов на события, которые составляют причину эмоций и чувств). Более того, по мнению Спинозы, организмы, по необходимости, естественным образом построены так, чтобы сохранять свое существование, а эта необходимость составляет самую их сущность. Организмы возникают со способностью регулировать жизнь и тем обеспечить выживание. Настолько же естественно организмы пытаются достичь «большего совершенства» функций; Спиноза приравнивает это к радости (joy)- Все такие помыслы и тенденции реализуются на неосознаваемом уровне. Дамазио отмечает, что тем самым Спиноза наметил архитектуру регуляции жизни, на которую двумя веками позже вышли В. Джеймз, К. Бернар, 3. Фрейд; в отношении эволюционных рассуждений Спинозу можно сравнить с Ч. Дарвиным. К этому можно добавить, что приведенные выше положения концепции Спинозы удивительно созвучны идеям чилийских биологов У Матураны и Ф. Варелы: разработанная ими концепция автопойезиса высоко оценивается в последние годы как заслуживающий особого внимания оригинальный научный подход (см. напр., [Кравченко 2004; Сонин 2002]). Спиноза был протобиологом, предвосхитившим решение многих актуальных для настоящего времени вопросов, поэтому Дамазио поставил своей целью показать, как современные достижения в научном исследовании эмоций и чувств согласуются с предположениями Спинозы, а также увязать наименее известные положения Спинозы с нейробиологией сегодняшнего дня. 92

А. А. Заленская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

Дамазио отмечает, что некоторые идеи Спинозы составляют основу нашей культуры, но на него никто не ссылается в современных попытках понять биологию разума. Одно из объяснений этого состоит в том, что его считали еретиком и цитировали только в плане обвинений, поэтому его идеи не были оценены по достоинству. К тому же его тексты нелегко понять. Он был радикальным религиозным ученым, предложившим новую концепцию Бога и показавшим новый путь к спасению человечества. Он был политиком, провозгласившим наметки идеального демократического общества, населяемого ответственными и счастливыми гражданами. Он также был философом, сформулировавшим концепцию вселенной и людей в ней. Конечной целью Спинозы было выявление отношения между людьми и природой для того, чтобы можно было предложить реальные средства спасения человечества. Некоторые из таких средств он считал личностными, поддающимися контролю со стороны индивида, другие — основывающимися на помощи со стороны социальных и политических организаций. Его идеи восходят к Аристотелю, но более обоснованы биологически. Дамазио формулирует ряд вопросов, решение которых волновало мыслителей прошлого и стало насущной необходимостью для современной науки. Являются ли разум и тело двумя различными вещами или одной и той же? Если это разные вещи, то созданы ли они из двух разных субстанций или только из одной? Как взаимодействуют эти две субстанции? В настоящее время, когда стали понятными некоторые детали того, как работают нейронные цепи, каким образом их действие соотносится с ментальными процессами, доступными для нашей интроспекции? Это некоторые из главных вопросов, возникающих в связи с проблемой тела - разума, решение которой является центральным для понимания того, кто мы такие. Дамазио отмечает, что до недавнего времени проблема тела разума оставалась философской темой за пределами эмпирической науки. Даже в XX в., когда ею занялись науки, исследующие разум и мозг, оставалось много барьеров — в терминах метода и подхода, — что заставило снова отложить ее решение. Только в последнее десятилетие эта проблема наконец вошла в повестку дня научных изысканий как часть исследований сознания. Он особо подчеркивает, что (слова) сознание и разум — не синонимы. В строгом смысле, сознание — это процесс, в то время как разум определяется по отношению к тому, 93

А. А. Заленская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

что называют личностью (self) и что выступает как знание о нашем собственном существовании и о существовании объектов вокруг нас. В определенных нейрологических условиях имеются свидетельства того, что процессы разума продолжаются и в условиях, когда сознание нарушено. Синонимичными являются термины сознание (consciousness) и сознающий разум (conscious mind). Как отмечает Дамазио, легко понять, почему разум может казаться запретной загадкой, к решению которой невозможно приблизиться. Разум как сущность кажется отличающимся от всех других известных нам вещей, а именно — от объектов вокруг нас и от частей нашего собственного тела, которые мы можем видеть и трогать. Дуалистическая точка зрения на проблему тела — разума, трактуемых как две разные субстанции, отвечает первому впечатлению: тело и его части представляют собой физические явления, а разум — нет. Когда мы позволяем части нашего разума наблюдать остальную его часть, естественным путем и наивно, без влияния доступного научного знания, такое наблюдение выявляет, с одной стороны, разнообразные физические особенности нашего тела и его органов. С другой стороны, обнаруживается нечто, до чего нельзя дотронуться (все быстро формирующиеся чувства и мысли в нашем разуме), что признается (без каких-либо свидетельств «за» или «против») как какой-то иной вид субстанции — нефизической. Точка зрения на проблему тела — разума, основывающаяся на таких наблюдениях (субстанциональный дуализм), отрывает разум от тела и его мозга. Точка зрения субстанционального дуализма связана с именем Декарта, хотя ее трудно соотнести с его выдающимися научными достижениями. Декарт опередил своих современников в том, как он понимал сложные механизмы работы тела. Он настаивал на том, что разум и тело взаимно влияют друг на друга. Тем не менее он никогда не высказывал мнения относительно того, какими средствами проявляется это взаимовлияние. Дамазио [Damasio 2003] подчеркивает: чтобы это происходило, необходим контакт между разумом и телом, однако, очистив разум от каких бы то ни было физических качеств, Декарт сделал этот контакт невозможным. Высказанная Декартом идея до сих пор резонирует в представлениях о нашем разуме. С накоплением научных фактов в современной нейробиологии дуалистическая трактовка субстанции в связи с проблемой тела — разума потеряла свою популярность. Выяснилось, что ментальные 94

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

феномены тесно связаны с работой многих специфических систем мозга и зависят от последних. Например, видение зависит от специфических областей мозга, размещенных вдоль путей от ретины к полушариям мозга. Когда одна из таких областей удалена, зрение нарушается. Когда удалены все области, связанные со зрением, зрение нарушается полностью. То же касается слуха, обоняния, движения, говорения и вообще всех возможных ментальных функций. Даже малейшие изменения в специфических нейронных системах имеют своим результатом изменение ментальных феноменов, а обширные нарушения в существенной мере меняют содержание и форму чувств и мыслей. То же самое случается под воздействием наркотиков. Даже частичное блокирование связей между телом и мозгом (как это бывает у пациентов с поражениями спинного мозга) ведет к изменениям в ментальном состоянии. Отсюда, большинство ученых, исследующих разум и мозг, больше не ставят под сомнение тот факт, что разум сильно связан с работой мозга (Дамазио замечает в этой связи, что можно поздравить Аристотеля, который придерживался этой точки зрения пару тысяч лет тому назад). В то же время создалась забавная ситуация: признание связи между мозгом и разумом и их объединение (coupling) не сняло дуалистического разрыва между разумом и телом, оно просто сдвинуло позицию этого разрыва. В самых популярных современных концепциях разум и мозг идут вместе, с одной стороны, а тело (т. е. весь организм минус мозг) остается с другой стороны. Иначе говоря, мозговая часть тела отделена (divorced) от самого тела (body-proper). К сожалению, такая дуалистическая схема до сих пор работает как экран, не позволяющий нам увидеть то, что находится перед нашими глазами — а именно, тело в широком смысле и его отношение к формированию разума. Дамазио говорит, что «невидимое тело» напоминает ему человека-невидимку в рассказе Честертона: совершено убийство в доме, который охранялся четырьмя людьми, они никого не видели, кроме входившего в дом почтальона. Он даже оставил следы на снегу, однако все утверждали, что в дом никто не входил. Они смотрели, но не видели, поскольку почтальон просто не вписывался в их теорию возможного убийцы. Дамазио уверен, что нечто подобное происходит с проблемой тела - разума: необходимо сменить перспективу, чтобы идти вперед. Требуется понять, что разум возникает из мозга или в мозге, а тот 95

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

находится в теле, с которым взаимодействует; благодаря посредству мозга разум имеет тело своей основой; разум превалировал в эволюции, поскольку он помогает существованию тела как такового; разум возникает из (или в) органической ткани (tissue) — нервных клетках, характеризующихся теми же самыми качествами, которые определяют и другие жизненные ткани тела. Дамазио отмечает, что анализ клинических случаев частичной или полной утраты пациентами ощущений собственного тела в сочетании с результатами исследования эмоций и чувств помогли ему сформулировать следующие теоретические положения. 1. Тело как таковое и мозг составляют интегрированный организм и полностью взаимодействуют через посредство химических и нейронных связей (pathways). 2. Активность мозга изначально направлена на содействие регуляции жизненных процессов организма посредством а) координирования внутренних операций самого тела и б) координирования взаимодействия между целостным организмом, с одной стороны, и физическим и социальным окружением, с другой стороны. 3. Активность мозга изначально направлена на благополучное выживание (survival with well-being). 4. В сложных организмах, таких как человеческий, регуляторные операции мозга зависят от создания ментальных образов (идей или мыслей) и манипулирования ими в процессах, которые мы называем разумом (mind). 5. Способность воспринимать объекты и события, внешние по отношению к организму или внутренние, требуют наличия образов. К образам, связанным с внешними объектами, относятся зрительные, слуховые, тактильные, обонятельные и вкусовые образы. Боль и отвращение (тошнота) — примеры внутренних образов. И автоматические, и преднамеренные реакции требуют образов. Предвосхищение и планирование будущих реакций также требуют наличия образов. 6. Интерфейсом между деятельностью самого тела и ментальными паттернами, которые называют образами, служат специфические участки мозга, где посредством нейронных цепей конструируются динамические паттерны, соответствующие различным состояниям активности тела — имеет место картирование такой активности по мере ее течения. 7. Такое картирование — не пассивный процесс. Структуры, с помощью которых происходит картирование, сами оказывают влия96

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ние на этот процесс; на них также оказывают влияние другие структуры мозга. Поскольку разум возникает в мозге, который интегрирован в организм, разум является частью единого аппарата. Иными словами, тело, мозг и разум представляют собой манифестации одного и того же организма. Хотя их можно разграничить для научных целей, в действительности они неразрывны в нормальных ситуациях функционирования. Дамазио полагает, что мозг продуцирует два вида образов тела. Первые он называет образами плоти. Они включают образы внутренностей тела, возникающие, например, благодаря схематическим паттернам, которые картируют структуру и состояние сердца, пищеварительных органов, мускулов вместе с множеством химических параметров. Второй вид образов касается определенных частей тела, таких как ретина в глазу и барабанная перепонка во внутреннем ухе. Он называет их образами специфических сенсорных проб. Эти образы базируются на состоянии активности определенных частей тела, на которые физически воздействуют объекты внешнего мира. Форма и текстура таких образов зависят от световых или звуковых волн, прикасания и т. д., они являются производными от соответствующих процессов. Независимо оттого, возникает образ благодаря плоти или сенсорным пробам, механизм их продуцирования один и тот же. Сначала активность структур тела имеет своим результатом мгновенные структурные изменения тела. Затем с помощью химических сигналов, передаваемых через поток крови, и электрохимических сигналов, передаваемых по нейронным цепям, карты этих изменений в состоянии тела конструируются в соответствующих участках мозга. Конечный результат — нейронные карты становятся ментальными образами. Дамазио указывает, что в настоящее время имеет место большой провал в понимании того, как нейронные паттерны становятся ментальными образами. Наличие в мозге динамических нейронных паттернов (или карт), относящихся к объектам или событиям, является необходимым, но недостаточным основанием для объяснения ментальных образов этих объектов или событий. Можно описать нейронные паттерны средствами нейроанатомии, нейрофизиологии и нейрохимии, а образы описываются с помощью интроспекции. Но как можно перейти от первых ко вторым, известно лишь отчасти, хотя наша современная некомпетентность в этом вопросе не противоречит ни 4 JiiiJK и познание

97

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

признанию образов биологическими процессами, ни их телесности (physicality). Многие исследования сознания (consciousness) посвящены той части загадки сознания, которая связана с созданием мозгом синхронизированных и отредактированных образов, которые Дамазио называет «кино-в-мозге». Но эти исследования еще не дают ответа на вопрос, как образы конструируются в теле с помощью мозга и почему конструирование чувств отличается, в нейробиологическом смысле, от конструирования других ментальных событий. На уровне системы это можно объяснить вплоть до организации нейронных паттернов, на базе которых возникают образы. Но то, как выполняются последние шаги процесса создания образов, наука объяснить не может; Дамазио даже высказывает предположение, что этого мы напрямую не узнаем никогда. По мнению Дамазио, предлагаемый им научный подход содержит важные импликации относительно того, как мы воспринимаем окружающий нас мир. Нейронные паттерны и соответствующие ментальные образы объектов и событий являются продуктами работы мозга, однако это не пассивное — зеркальное — отражение. Когда разные люди смотрят на некоторый внешний объект, у них формируются сопоставимые образы, и их описания этого объекта оказываются сходными. Но это не означает, что видимый человеком образ представляет собой картинку объекта. Видимый нами образ базируется на изменениях, которые произошли в нашем организме, в теле и мозге, по мере того как физическая структура определенного объекта взаимодействует с нашим телом. Определенный ансамбль сенсорных детекторов распределен по всему нашему телу и помогает конструировать нейронные паттерны, которые картируют существенные взаимодействия организма с объектом по множеству параметров. Например, при слушании сонаты Шуберта, исполняемой определенным пианистом в определенном месте, существенные взаимодействия включают визуальные, слуховые, моторные (связанные с движениями, помогающими видеть и слышать) и эмоциональные паттерны. Эмоциональные паттерны явятся результатом нашей реакции на играющего на пианино человека, на то, как он играет, и на музыку как таковую. Соответствующие приведенному примеру нейронные паттерны конструируются по «правилам» самого мозга, они создаются на ограниченное время во множестве сенсорных и моторных участков мозга. Построение таких нейронных паттернов базируется на мгновенном выборе нейронов и це98

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

пей нейронов, вступающих во взаимодействия. Иначе говоря, в мозге имеются «строительные блоки», которые доступны для выбора и собираются в определенном порядке, подобно игре «Него». Можно собрать что угодно, то же самое делает мозг, поскольку в нем имеются компоненты для каждой сенсорной модальности. Итак, образы в нашем разуме являются результатом взаимодействия между каждым из нас и объектами; при этом реальными оказываются и эти объекты, и взаимодействия между объектами и организмом, и возникающие образы. И в то же время такие образы являются конструкциями мозга, подсказанными объектами, а не зеркальными отображениями. Это не картинки объекта, оптически передаваемые от ретины к зрительным центрам мозга. Оптика кончается на ретине, за ее пределами происходят физические трансформации с достигнутым благодаря длительной истории эволюции набором соответствий между независимыми от нас физическими характеристиками объекта и наборами возможных ответов организма на эти характеристики. Биологически мы настолько близки друг другу, что мы конструируем сходные нейронные паттерны одной и той же вещи, а из сходных нейронных паттернов возникают сходные ментальные образы. Наш разум может манипулировать двумя названными выше видами образов (от плоти и от специализированных сенсорных проб), которые могут также использоваться для репрезентации пространственных и временных отношений между объектами, что позволяет нам репрезентировать события, включающие эти объекты. На вопрос: являются ли образы нашего рассудка телесными образами (body images) в рассмотренном выше смысле, Дамазио отвечает: это не совсем так. Благодаря креативному воображению мы можем изобретать дополнительные образы, чтобы символизировать объекты и события и репрезентировать абстракции. Мы можем фрагментировать имеющиеся основополагающие образы и рекомбинировать их части. Любой объект или событие может быть символизирован посредством некоторого вида изобретенного, воображаемого знака, такого как цифра или слово; такие знаки могут комбинироваться в высказывания или предложения. Изобретенные, воображаемые знаки могут репрезентировать как конкретные, так и абстрактные сущности и события. Дамазио отмечает, что влияние тела на организацию рассудка может также прослеживаться через метафоры, которые наша когнитив4»

99

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ная система произвела для описания событий и качеств окружающего мира. Многие такие метафоры базируются на работе нашего воображения, опираясь на типичные действия и опыт человеческого тела, такие как позы, направления движения, чувства и т. п. Так, идеи радости, здоровья, жизни и добра ассоциируются со словом вверх и с соответствующим движением руки. Грусть, болезнь, смерть и зло ассоциируются со словом вниз, будущее — с впереди. Однако ошибочным было бы полагать, что мозг начинает свою работу «с чистого листа», на который записываются сигналы тела. Наследуется знание того, как должен действовать организм, как должен протекать жизненный процесс и как нужно осваивать окружение. Мозг использует некоторое врожденное знание и автоматическое ноу-хау, предопределяющие многие идеи тела. Мозг командует телу, какие положения следует принимать и как вести себя определенным образом, а идеи основываются на таких позициях тела и поступках тела. Примером этого являются драйв и эмоции. Когда ресурсы энергии в теле снижаются, мозг отслеживает это и вызывает состояние голода — драйв, который ведет к исправлению дисбаланса. Идея голода возникает из репрезентации изменений в теле, вызванных развитием этого драйва. Когда говорится, что многие идеи тела являются следствием того, что мозг поместил тело в определенное состояние, это означает, что некоторые идеи тела, составляющие основы нашего разума, в большой мере обусловлены исходным дизайном мозга и нуждами организма. Это идеи действий тела, однако действия тела сначала были подсказаны мозгом, который командовал этими движениями в соответствующем теле. Разум существует, поскольку тело обеспечивает его содержанием. В то же время мозг выполняет для тела практические и полезные задачи — контролирует выполнение автоматических ответов по отношению к правильно полученному результату и планирование новых ответов; определяет обстоятельства и объекты, наиболее полезные для выживания организма. Поток образов в разуме представляет собой отображение взаимодействий между организмом и окружением, отображение того, как реакции мозга на окружение оказывают влияние на тело, отражение того, как приспособление тела отражается на жизненном состоянии организма. Дамазио допускает возможность связанных со сказанным выше возражений: поскольку мозг обеспечивает непосредственный субстрат разума — нейронные карты, важнейшим компонентом проблемы разу100

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ма — тела является мозг как часть тела, а не тело как таковое. Но мозг существует в теле, он вовлечен в историю многообразных событий, которые происходят с телом, использует эти события для оптимизации жизни организма. Отсюда вытекает итоговый вывод Дамазио: «The brain's body-furnished, body-minded mind is a servant of the whole body» [2003: 206]. Трилогия Дамазио представляется мне чрезвычайно важной по ряду причин: — в ней рассматриваются актуальные проблемы, выходящие далеко за рамки нейронауки и интересные всем, кто пытается понять и объяснить самую суть фундаментальных процессов психической жизни человека, в том числе — специфику реального функционирования языка в процессах познания и общения; — формулируемые Дамазио теоретические положения и выводы надежно обоснованы опорой на долголетнее изучение наблюдаемых им и его сотрудниками фактов, в том числе — клинических случаев с разного рода нарушениями речи, памяти, эмоциональной жизни, распадом личности и т. д., что отличает его работы от чисто теоретических исследований, опирающихся исключительно на умозрительные рассуждения и интроспекцию; — концепция Дамазио находится в постоянном развитии, он учитывает достижения в области нейронауки и смежных с нею областях знаний; каждая его очередная книга — шаг вперед по пути понимания и объяснения механизмов функционирования человека не только как целостного организма, но и как личности в ее многообразных связях и отношениях с окружающим миром. Следует подчеркнуть, что указание Дамазио на необходимость учета роли тела для глубокого понимания разума человека и оценка им роли языка как средства «перевода» невербальных образов хорошо согласуются с результатами исследований в разных областях науки. Представляется достаточным напомнить, что еще И. М. Сеченов [1953] проследил пути взаимодействия между «чувственными конкретами» и «мысленными абстрактами», а также особенности становления у индивида слова как средства отсылки к «чувственной группе», обеспечивающий его успешное функционирование. С. Л. Рубинштейн [1997] предостерегал от обособления и противопоставления чувственного и рационального, трактуя их как составляющие единого процесса, развивающегося по бесконечной спирали переходов от чув101

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

ственного к абстрактному и от абстрактного к чувственному. Концепция Дамзио по своей сути близка к тому, что Н. И. Жинкин[1982; 1998] говорил о переводе с общенационального языка на язык интеллекта, подчеркивая комплементарность сенсорики и интеллекта: без одного нет другого, к тому же очень трудно разграничить, где кончается сенсорика и начинается интеллект. Аналогичное мнение о связи соматического и психического высказывает Л. М. Веккер [1998], который отмечает, что пограничная линия между психическим и соматическим существует только при теоретическом подходе с позиций современной системы понятий; в реальности имеют место «нетелесная телесность» и «телесная нетелесность». На взаимодействие трех основных модальностей опыта — переработки через знак, образ и чувственное впечатление — указывает М. А. Холодная [2002: 112], подчеркивающая: «... когда мы нечто понимаем, мы это словесно определяем, мысленно видим и чувствуем». А. Менегетти [2003] полагает, что имеет место не «скачок» от психики к соме, а непрерывность, идентичность, выражение на разных языках одного и того же смыслового содержания; психической идентификации объекта у ребенка предшествует идентификация телесная, соматическая, представляющая собой процесс первичного познания; опытное переживание вообще представляет собой целостный факт, при котором «... всё тело воспринимает, как открытый радар. Рефлексия — только аспект рационального сознания» [ibid.: 141]. По мнению Е. Э. Газаровой [2002], психические и соматические паттерны, будучи результатом одних и тех же воздействий, по смыслу идентичны; психосоматические паттерны человека выступают как проявления единой многоуровневой памяти человека, объединяющей моторную, эмоциональную, образную и словесно-логическую память. Нельзя не упомянуть и работы В. П. Зинченко [1997; 1998], обосновывающего идею специфики «живого знания», в котором слиты значение и смысл при взаимодействии чувственной и биодинамической ткани сознания, знания и переживаемого отношения к нему. Роль тела в языковой коммуникации широко обсуждается в последние годы с разных позиций, см. обзор [Залевская 2003]. Представители разных наук о человеке приходят к общему выводу: язык ничего не значит сам по себе, означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными. Фактически эту же идею убедительно обосновывает Антонио Дамазио по 102

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104

результатам своих многолетних исследований. Однако требуется еще один шаг для объяснения не только того, что лежит за словом в индивидуальном сознании и подсознании (т. е. при использовании слова «для себя»), но и того, как, благодаря чему и в какой мере слово оказывается способным выступать средством межперсонального взаимодействия (т. е. при использовании слова «для других»). Одна из возможных попыток такого шага делается в моих работах [Залевская 1999; 2005] с позиций сформулированной ранее [Залевская 1977] концепции слова как средства доступа к единой — перцептивно-когнитивноаффективной — информационной базе индивида при трактовке лексикона человека как функциональной динамической (самоорганизующейся) системы, которая формируется по законам психической жизни, но под контролем норм и оценок, вырабатываемых социумом и — шире — культурой. ЛИТЕРАТУРА Веккер Л. М. (1998) Психика и реальность: единая теория психических процессов. М.: Смысл. Газарова Е. Э. (2003) Психология телесности. М.: Ин-т общегуманитарных исследований. Жинкин Н. И. (1982) Речь как проводник информации. М.: Наука. Жинкин Н. И. (1998) Язык -речь - творчество. М.: Лабиринт. Залевская А. А. (1977) Проблемы организации внутреннего лексикона человека. Калинин: Калинин, гос. ун-т. (Репродуцировано в: Залевская А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис, 2005. 31-85). Залевская А. А. (1999) Психолингвистический подход к анализу языковых явлений. Вопросы языкознания, 6. 31-42. Залевская А. А. (2003) Время перемен в теориях лексической семантики. Прямая и непрямая коммуникация. Саратов: Колледж. 120-135. •• Залевская А. А. (2005) Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис. Зинченко В. П. (1997) Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили, К началам органической психологии. М.: Новая школа. Зинченко В. П. (1998) Психологическая педагогика. Материалы к курсу лекций. 4 . 1 . Живое знание. Самара: Самарский Д о м печати. Кравченко А. В. (2004). Когнитивная лингвистика сегодня: интеграционные процессы и проблема метода. Вопросы когнитивной лингвистики, 1. 37-52. Менегетти А. (2003) Психосоматика: Новейшие достижения. Пер. с итал. М.: ННБФ «Онтопсихология». Рубинштейн С. Л . (1997) Избранные философско-психологические труды. Основы онтологии, логики психологии. М : Наука. 103

А. А. Залевская/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 82-104 Сеченов И. М. (1953) Элементы мысли. Сеченов И.М. Избранные произведения. М : Учпедгиз. 224-233. Сонин А. Г. (2002). Когнитивная лингвистика: становление парадигмы. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. Сорокин Ю. А. (1994) Этническая конфликтология. Самара: Русский лицей. Сорокин Ю. А. (2003) Соматическая карта: икона, символ, индекс. Языковое бытие человека и этноса. М.; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. 191-199. Холодная М. А. (2002) Психология интеллекта. Парадоксы исследования. 2-е изд. СПб.: Питер. Damasio, A. (1989). Concepts in the brain. Mind and Language, 4. 24-28. Damasio, A. (1994). Descartes' Error: Emotion, Reason, and the Human Brain. New York: Avon Books. Damasio, A. (1999). The Feeling of What Happens: Body and Emotion in the Making of Consciousness. New York, San Diego, London: Harcourt. Damasio, A. (2003). Looking for Spinoza: Joy, Sorrow, and the Feeling Brain. Orlando, Austin, New York etc.: Harcourt. Danesi, M. & Perron P. (1999) Analyzing Cultures: An Introduction and Handbook. Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press. Eco, U. (2000) Kant and the Platypus. Essays on Language and Cognition. San Diego; New York; London: Harcourt, Inc. Hardy, C. (1998) Networks of Meaning: A Bridge between Mind and Matter. Westport, Connecticut; London: Praeger. Maturana, U. (http) Metadesign: Human beings versus machines, or machines as instruments of human designs1. II http://www.inteco.cl/articulos Ruthrof, H. (1998) Semantics and the Body: Meaning from Frege to the Postmodern. Toronto: University of Toronto Press. Ruthrof, H. (2000) The Body in Language. London; New York: Cassell. Violi, P. ( 2001) Meaning and Experience. Bloomington: Indiana University Press.

Е. Б. КИТОВА, А. В. КРАВЧЕНКО

Ценность как доминанта иерархии концептов data, information, knowledge 1. «Пирамида знаний» и домен «когниция» Размытость и неопределенность понятия «значение» неоднократно отмечалась лингвистами: «термин значение, один из главных в семантике, печально известен своей неоднозначностью» [Кобозева 2000: 43]. То же самое справедливо и относительно такой единицы, как концепт, а также его соотношения с понятием, смыслом, значением, знаком и словом (см.: [Фрумкина 1992; Демьянков 2001; Попова, Стернин 2001; Карасик 2002; Маслова 2004; Кравченко 2005]). В общих чертах, под концептуализацией понимается процесс структурации знаний, состоящий в выделении относительно простых составляющих (концептов) общего представления об объекте, в выявлении отношений и взаимосвязей между этими составляющими и в определении степени их важности [Богданова 2005]. Предлагаемая Й. Златевым [2006] интегративная биокультурная теория значения является попыткой разработать универсальную нередукционистскую теорию значения, акцент в которой делается на опытной природе значения как свойства живых систем: значение есть отношение между организмом и его биокультурной средой, определяемое ценностью значения для организма. Применительно к человеку знаки, в том числе языковые знаки, рассматриваются наравне с другими компонентами среды, с которыми организм (человек) может вступать во взаимодействие. Тогда опыт, включающий и опыт знака [Кравченко 2005], определяет ценность и, соответственно, оказывает влияние на значение этого знака. Анализ фрагмента домена (в терминах [Lakoff, Johnson 1980; 1999]) КОГНИЦИЯ англоязычного общества, содержащего концепты DATA, INFORMATION, KNOWLEDGE, позволяет проследить за взаимодействием опыта и ценности в общественном и индивидуальном сознании, и за отражением этого взаимодействия как в самом существовании, так и в вариативности иерархии концептов DATA - INFORMATION - KNOWLEDGE. 9 Ячык и познание

257

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

Интерес исследователей к соотношению таких феноменов, как «данные», «информация» и «знания», наиболее ярко проявляется в тех научных отраслях, которые находятся «на переднем крае» использования новых информационно-коммуникационных технологий — в теории информации, управления знаниями, а также в теории образования и теории организаций. Подобный интерес обусловлен определением роли, которую новые технологии и программы, имеющие дело с данными и информацией, могут играть в обеспечении человека знаниями и в распространении этих знаний. Г. Кливленд [Cleveland 1982], а за ним Р. Акофф [Ackoff 1989] предложили для описания процесса познания метафору «пирамида знаний» (knowledge pyramid): в основании пирамиды находятся данные, следующую ступень занимает информация, следующую — знания, на вершине иерархии стоит мудрость (wisdom). Переход на следующий уровень иерархии предполагает увеличение связности и полезности содержащихся на предшествующем уровне сведений, рост их понимания и ценности: данные превращаются в информацию, информация — в знания, знания — в мудрость. Эта иерархия известна в англоязычной литературе также как «иерархия знаний» (knowledge hierarchy), «информационная иерархия» (information hierarchy), «ДИЗМ-иерархия» (DIKW hierarchy). Несмотря на встречающиеся различные трактовки иерархии, в литературе в основном придерживаются схемы: «данные — информация — знания» [Dolence, Norris 1995; Fleming 1996; Tinkler 2000; Bellinger 2004]. Анализ соотношения концептов DATA, INFORMATION, KNOWLEDGE как фрагмента концептосферы [Лихачев 1993] англоязычного социума показывает, что говорящие обычно ранжируют концепты в соответствии с выделяемой исследователями иерархией «данные - информация -знания»: Amid a daily tidal wave of information, how do we turn raw data into useful knowledge? Many of us feel as if we are drowning in data, adrift in a sea of unanswered e-mails and meddlesome voice-mail messages (IHT, Oct. 12, 2002)

Приведенный отрывок взят из статьи, посвященной анализу причин неспособности американских спецслужб предотвратить террористические акты 11 сентября 2001 г. В нем сопоставляются все три концепта, упоминается переход от данных к знаниям и подчеркивается высокий ценностный статус знаний, при этом данные концептуали258

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 зируются как сырье, как жидкость (DATA IS RAW MATERIAL, DATA IS LIQUID),

а информация концептуализируется как море {information is a sea). Однако можно выделить и другие черты процесса познания, которые не укладываются в рамки предложенной иерархии. Знание не является однородным феноменом: «градаций и видов знания — множество, и гораздо больше, чем отмечено в словарях» [Шатуновский 1996: 256], поэтому «полная дефиниция термина "знание" может строиться лишь по принципу "семейного сходства"» [НФЭII: 51]. Большую часть знаний человек приобретает в процессе обыденных взаимодействий со средой, при этом различные условия таких взаимодействия влияют на различия в характере приобретенного знания. Ср.: The Jetstar engines started as the party of eight climbed aboard and they were taxiing before the last people in hadfastened seatbelts. Only those who traveled by private airfleets knew how much time they saved compared with scheduled airlines (Hailey). В отличие от схемы, задаваемой иерархией «пирамиды знаний», человек может получить информацию не в результате интерпретации (сырых) данных, а в результате общения с другими людьми (вербальной коммуникации), выступающими в качестве источника информации: A client of mine told me some information in confidence (Margolin). Поскольку все три рассматриваемых концепта относятся к одному домену КОГНИЦИЯ и отражают разные стороны одного процесса, для говорящего в некоторых случаях может быть не важна разница между ними: на первый план выходит то общее, что есть между ними, а различия нейтрализуются, что наиболее ярко проявляется у концептов DATA и INFORMATION и позволяет употреблять слова information и data как синонимы (часто — для избежания повторения и придания тексту благозвучности). Так, статья под заголовком «U.S. plans to release Iraq data next week» («США планируют обнародовать данные по Ираку на следующей неделе») начинается следующим предложением: The Bush administration, hoping to strengthen its case against Iraq among skeptical allies, plans to release new intelligence on concealed weapons and possible links to terrorism as early as next week, U.S. officials said Tuesday. (IHT, Jan. 29, 2003) В заголовке употребляется выражение to release Iraq data, в тексте статьи — to release new intelligence. Слово intelligence обозначает 9*

259

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

вполне определенный вид информации, специфический по способу ее приобретения. Однако далее в статье слово information не только употребляется для обозначения тех же сведений, но и с тем же глаголом release: Without confirming as much, Ari Fleischer, the White House spokesman, said that new information would be released soon to underscore the «serious threat that Saddam Hussein presents to the world» (ibid.).

Таким образом, характер отношений между концептами DATA, INFORMATION, KNOWLEDGE не является строго фиксированным и необязательно соответствует приведенной выше иерархии. 2. Ценность составляющих домена «когниция» Оформление «иерархии знаний» связано, по-видимому, с изменениями, происходящими в современном обществе. Конец XX — начало XXI в. называют новым информационным веком, стремление выразить его суть выливается в череду метафор [Alvarez, Kilbourn 2003]: postinformation era 'пост-информационная эра', knowledge society 'общество знания', information society 'информационное общество', interconnected society 'связанное общество', digital society 'цифровое общество', wired society 'электронное общество', computerized society 'компьютеризированное общество'. Часто для обозначения нового типа общества употребляется понятие «постиндустриальное общество» [Турен 1998; Белл 1999]. Постиндустриальные общества сосредоточены на существующем знании и на производстве нового знания, которое становится главным источником новшеств и основой социальной организации: «специфическим для информационального способа развития является воздействие знания на само знание как главный источник производительности» [Кастельс 2000: 39]. Вступление в «постиндустриальное общество» напрямую связывается с внедрением во все сферы жизни компьютерных и информационных технологий. В таком обществе меняется структура когниции: большую часть информации человек получает не из феноменологического опыта, а от других людей, и по большей части не из «живого общения», а «опосредованно», через специальные информационные «каналы», например СМИ [Тоффлер 2002]. В этой связи возникает вопрос об относительной ценности для человека — члена нового постиндустриального (информационного) 260

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 общества — сведений, получаемых из различных источников. Наибольшей ценностью для человека обладает знание, полученное на основе личного опыта. Доказательства этому можно обнаружить в тех случаях, когда имеющиеся у человека знания приходят в противоречие с тем, что он видит и ощущает. В таком конфликте должны взять верх либо устоявшиеся общепринятые знания, либо личный опыт. В следующем примере противопоставляются личный феноменологический опыт и знание, приобретенное благодаря «доверию авторитету» и умозаключениям: профессор Деринг уверен в том, что глаза не могут его обмануть — он видел перед собой висящего в воздухе человека. Собеседник профессора старается вызвать в нем внутренний конфликт, говоря о проверенном, надежном, утвержденном в научном сообществе знании о том, что левитация невозможна: «I don't know how you did it and I don't care. Do you deny you were levitating?» «Why, of course I do.» «I saw you. Why are you lying?» «You saw me levitate? Professor Deering, will you tell me how that's possible? I suppose your knowledge of gravitational forces is enough to tell you that true levitation is a meaningless concept except in outer space. Are you playing some sort of joke on me?» «I know what I saw» (Asimov). Знание, приобретенное через личный опыт, более весомо, и его не так легко проигнорировать. Противопоставление между полученным «из вторых рук» теоретическим знанием и знанием, приобретаемым субъектом непосредственно, можно проследить на примере выражения intellectual knowledge. Такое теоретическое знание, которое может быть названо явным [Полани 1985] или структуральным [Кравченко 1992; 1996], оказывается неадекватным в жизненной ситуации, когда нужно не только «знать умом», но и иметь практический, личный опыт. В следующем примере герой знал (теоретически) о размерах космической станции «Пять», но не смог избежать потрясения, впервые увидев ее: Five showed up as a small sphere, far away, looking much as Modine had seen it on television on Earth. He knew it was larger than it looked, but that was only an intellectual knowledge. His eyes and his emotions were not prepared for the steady increase in size as they approached (Asimov). 261

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

Теоретические знания, даже самые надежные, могут утрачивать свою ориентирующую способность во взаимодействиях человека со средой, когда они приходят в противоречие с испытываемыми субъектом знания ощущениями. Ср.: Tires screamed savagely, and smoked, as the car flung hard left, then right, and then left again. Each time, centrifugal force strained urgently, pmtestingly, against the direction of the turn. To the three occupants it seemed as if the car might roll over at any moment, even though knowledge told them that it shouldn't (Hailey).

Возможно, именно противопоставление знания, приобретенного «непосредственно», и структурального знания, а также разный ценностный статус различных видов знания отражается в существовании парадокса, отмеченного Т. В. Булыгиной и А. Д. Шмелевым [1997]: «хоть знаю, да не верю». 3. Ориентирующий потенциал членов иерархии Рассматривая знания как продукт опыта человека, результат его взаимодействий со средой — в контексте положений автопоэза [Маturana, Varela 1980; Матурана, Варела 2001; Кравченко 2001; Kravchenko 2005] и био-культурной теории значения Й. Златева [2006], мы можем говорить о приписывании наблюдателем различным видам взаимодействий различного ориентирующего потенциала, который будет связан с их ценностью для данного наблюдателя. При этом необходимо разделять общественный опыт взаимодействия со средой и со знаками как компонентами этой среды, находящий отражение в разделяемом социумом представлении о соответствующем знаке (концепте), и личный опыт, который, с одной стороны, зависит от общественного и определяется им, а с другой — отражает индивидуальную историю поведения данного человека. Ориентирующий потенциал сведений, выступающих как стимулы среды, будет оцениваться наблюдателем в зависимости от того, насколько данный наблюдатель способен поверить, понять и интерпретировать эти стимулы. В этом случае на шкале «ценности» знания, основанные на личностном, феноменологическом опыте контакта со средой, будут обладать самым высоким статусом, и, соответственно, самым высоким ориентирующим потенциалом. Знания, полученные из других источников, будут иметь более 262

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

низкий ценностный статус. Соотношение ориентирующего потенциала и ценностного статуса различных концептов в домене КОГНИЦИЯ мы можем проследить на примере языковых репрезентаций концептов DATA, INFORMATION и KNOWLEDGE, которые содержат в своих признаках указание на различные источники сведений, категоризируемых тем или иным образом. Для концепта DATA характерна концептуальная метафора ДАННЫЕ — это СЫРЬЕ (ср.: raw data). Эта метафора является определяющей для осмысления концепта и оценки его ориентирующего потенциала. Как и любое сырье, данные еще предстоит переработать, чтобы получить из них полезный продукт. Интерпретацией данных зачастую занимаются профессионалы, простые обыватели вынуждены принимать их выводы на веру, поскольку то, что для специалиста является определенной тенденцией, для человека непосвященного будет лишь набором цифр. При этом подразумевается, что сделанные специалистами заключения имеют объективный характер и должны быть приняты сообществом на веру как истинные, а «доверие эксперту» становится важным критерием оценки. Так, статья под заголовком «Despite price data, Germans smell a rat» ('Несмотря на данные о ценах, немцы чуют подвох') посвящена несовпадению официально собранных статистических данных о снижении индекса потребительских цен в Германии с мнением простых потребителей, считающих, что введение евро вызвало рост цен. По мнению обывателей, статистические данные не выявляют, а скрывают тенденцию роста: In bakeries, gas stations and editorials, folks are scratching their heads in wonder at how statistics can hide a trend that to them seems so apparent. (IHT, May 25, 2002)

Истинность, а с ней и ориентирующий потенциал официальных данных получают отрицательную оценку, люди считают, что они не отражают реального положения дел. В то же время, профессионалы — специалисты по статистике и экономисты — оценивают собранные данные положительно, считают их объективными. Причина такого несовпадения оценок кроется в том, что методика сбора данных о стоимости потребительской корзины опиралась лишь на показатели, отражающие крупные траты, тогда как рост цен на товары повседневного спроса не был отражен в официальном отчете: 263

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко / Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

A third of the 750-item basket is weighted toward rent and monthly utilities, which have fallen. Big-ticket purchases like computers and video recorders, which people hardly buy every day, also fell in price amid the overall economic torpor. Other prices can go up and it will not register (ibid.). Получение (и прочтение) данных всегда является результатом интерпретации, проводимой определенным наблюдателем в определенном контексте. В статье под заголовком «Boom or Recession? It Depends on Which Data You Use» ('Рост или спад? Все зависит от используемых данных') говорится о ситуации в Сингапуре, где используются две разные системы сбора и анализа данных, приводящие к разным результатам, так что согласно одной интерпретации наблюдается экономический спад, а согласно другой — рост: The Singapore government announced this year that its economy either grew by 4.6 percent or shrank by 11 percent in the first quarter of the year — depending on how it is calculated (IHT, Aug. 3, 2001). Различные методики анализа данных в разных системах могут привести к диаметрально противоположным выводам, каждый из которых верен в рамках своей системы, своей интерпретации: «There's no right or wrong on how to present data,» said Tamipi Bayoumi, head of the world economic studies division at the International Monetary Fund (ibid.). Изучение мотивации оценки позволяет установить, что концептуализация данных как первичного материала (сырья), обработать и осмыслить который зачастую могут лишь специалисты, эксперты, но не обычный человек, делает ориентирующий потенциал концепта data низким, причем «доверие эксперту» становится важнейшим критерием положительной оценки содержания концепта. Оценочный потенциал концепта INFORMATION определяется тем, что для членов современного информационного общества информация — это сущность, наделенная большой ценностью, благо, к обладанию которым стремится человек. Положительными коннотациями характеризуются и такие однокоренные слова, как informative, informed. Антонимами к information являются лексемы с негативными коннотациями — misinformation и disinformation. Чем выше качество информации, чем больше ее способность оказывать на поведение человека адекватное ориентирующее воздействие, тем лучше этот человек сможет приспособиться к условиям среды: 264

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 The better the information we get, the more informed and targeted our decisions can be and the safer the international traveling public will be (IHT, May 9, 2003). Онтологическая метафора, согласно которой неосязаемые сущности осмысляются людьми как некие объекты, обладающие физическими параметрами, реальным существованием, объекты, с которыми можно взаимодействовать, характерна для концепта INFORMATION так же, как и для других концептов абстрактных имен [Черненко 1997]. При этом доминирующими являются представления об информации как о предмете, передаваемом людьми друг другу в процессе общения — как личностного, так и «опосредованного». Ее можно получить у другого человека — get, receive information, передать кому-либо — send, supply, pass, share, distribute information или обменять — exchange information. Качество информации в этом случае характеризует то лицо, которое ее предоставило — у информации есть источник, несущий за нее ответственность. В следующем примере предоставление НАСА некачественной информации заставляет конгрессмена Ш. Белерта ставить под сомнение компетентность ее работников как экспертов, работающих с информацией: Boehlert questioned NASA's competence, if not its integrity, in releasing information about the shuttle accident. «Despite the best of intentions,» he said, «NASA has, at times, already put out misleading information because it didn 't check the facts» (IHT, Feb. 13, 2003). Ориентирующий потенциал концепта INFORMATION определяется тем, что информация не только наделяется свойством объективно отражать определенные стороны окружающего мира, но и дает человеку, использующему информацию, возможность принимать самостоятельные, адекватные решения на ее основе. Так, в материале, рассказывающем о телепрограмме, посвященной деятельности Европейского Союза в Ливане, подчеркивается, что телезрители получают именно информацию, а не пропаганду: I use the word information because the program is not propaganda intended to sell you Europe, but a program aiming at giving one another mutual information (IHT, Feb. 06, 2003) Для определения ценностного статуса концепта INFORMATION важно рассмотреть вопрос о границах ориентирующего Бездействия информации, о том, всегда ли наличие или владение информацией яв265

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

ляется залогом адекватного поведения (т. е. наличия знаний, по Матуране). В другой статье обсуждается изменение поведения инвесторов на рынке. Благодаря Интернету количество доступной информации постоянно растет, что, по мнению автора статьи, заставляет неопытных инвесторов считать, что они могут, опираясь на эту информацию, принимать правильные решения о вложении своих средств, т. е. обладают знаниями: The fact that it was so easy to get information on the Internet in recent years created the impression among some investors that they had special insight. Overconfidence is precisely what the Internet feeds. Knowledge is up by 20 percent but perceived knowledge went up 80 percent during the bull market (IHT, Jan. 4, 2003). Таким образом, владение информацией не означает владения знаниями, это лишь «иллюзия знаний» для тех, кто не может эту информацию правильно оценить и проинтерпретировать. Ориентирующий потенциал информации — это лишь потенциал, он предполагает ее наличие, способность человека к интерпретации и готовность действовать на основе результатов такой интерпретации (т. е. выводного знания). Знания, наделяемые способностью адекватного отражения окружающего мира, помогают выживанию и процветанию человека или человеческого коллектива, ими обладающего. Можно утверждать, что концепту KNOWLEDGE присущ наибольший ориентирующий потенциал, ведь KNOWLEDGE характеризуется такими признаками, как «уверенность субъекта относительно истинного положения дел» [Прокопенко 1999], «способность разрешать сомнения», «способность служить основанием для действий». Такая уверенность служит отправной точкой для выбора дальнейшего типа поведения, образа действий, принятия решений, оправдывает тот или иной выбор: By last week even Bush was rewriting the reasons for going to war, insisting on Wednesday: 'There is no doubt in my mind that Saddam Hussein was a gathering threat to America and others. That's what we know' (The Observer, Feb. 1, 2004). Несомненно, наличие знаний в таком случае оценивается положительно, как и деятельность по их приобретению, будь это обучение или получение информации. Знания обеспечивают стабильность и преемственность, при этом оценка знаний зависит от их практической 266

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 ценности: высокая оценка дается знаниям, которые реализуются на практике в виде действий, оцениваемых наблюдателем как полезные или выгодные: Не went on, explaining that a group of scientific people like himself had banded together in formation of the company, their objective to convert new, advanced knowledge with which the sciences abounded, into practical inventions and technology (Hailey: 390-391). Знания, которые не имеют практической ценности, которые человек не может использовать, знания, чей ориентирующий потенциал низок, оцениваются отрицательно. В следующей цитате обладание такими знаниями приравнивается к ситуации, когда кто-то носит с собой бесполезные боеприпасы: Many men are storedfull o/unused knowledge... they are stuffed with useless ammunition (RDAQ). Проведенный анализ позволяет утверждать, что рассматриваемая иерархия концептов DATA - INFORMATION - KNOWLEDGE является ценностной иерархией, в которой ценностный статус концептов определяется их ориентирующим потенциалом, то есть потенциальной способностью, с точки зрения наблюдателя, вызывать адекватное поведение у человека, их использующего. При этом концепту KNOWLEDGE приписывается наибольшая ценность, потому что знания достоверны, надежны и служат прямым указанием на то, какие действия следует предпринять. Ориентирующий потенциал концепта INFORMATION ниже, ниже и его ценностный статус: характерная для этого концепта когнитивная метафора позволяет рассматривать информацию как «предмет», нечто, получаемое от источника информации, от других людей, которые могут ее исказить. Концепту DATA приписывается наименьшая ценность, поскольку обычный человек зачастую не в состоянии правильно проинтерпретировать и использовать данные и вынужден полагаться на мнение экспертов. Именно оценка наблюдателем ориентирующего потенциала неких сведений и определяет их ценность и, следовательно, влияет на их категоризацию и место в иерархии. Подобное понимание ценностного статуса концептов является отражением общественного опыта. Однако личный опыт может не совпадать с общественным. Познание, обретение нового знания, рас^, ширение когнитивной области взаимодействий или когнитивного пространства [Красных 2001] может привести к знакомству с негативной 267

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 стороной какой-либо ситуации, такое знание становится для человека тяжелым грузом, что и подчеркивается в следующем примере: «A lawyer can't refuse to represent someone because of the nature of his crime,» Professor Betts said. «Would you have represented Adolf Hitler, Professor?» Mrs. Moultrie asked without humor. There was a moment of uncomfortable silence. Then Professor Betts answered, «Yes. Our judicial system is based on the premise that an individual charged with a crime is innocent until proven guilty.» «But what if you know your client is guilty, Mr. Nash? Know for a fact that he held three schoolchildren captive for several days, raped them, then murdered them?» «Oh, now, Priscilla. That's unfair,» her husband said (Margolin). Защищая заведомого преступника, совершившего умышленное тяжкое преступление, адвокат испытывает сильнейший внутренний конфликт между двумя когнитивными областями, двумя ипостасями своей личности — своими чувствами как члена определенного социума и своими обязанностями как адвоката. Противоречия "между этими областями возникают благодаря наличию знания, которое должно оказывать разное ориентирующее воздействие на адвоката как на профессионала, призванного защищать любого обвиняемого, и как на обычного члена сообщества, разделяющего его ценности. Новые знания воздействуют на субъекта в соответствии с личностными качествами, установками, приоритетами, индивидуальным опытом. Поскольку каждый человек является членом некоторого количества сообществ (человечество, национально-культурная общность, социальная группа, профессиональное сообщество, политическая партия и т. д.), то иерархии ценностей этих сообществ не всегда совпадают. В следующем примере один из героев романа А. Хейли, Леонард Вингейт, поставлен в ситуацию выбора между человеколюбием и расовой солидарностью, подталкивающими его к тому, чтобы помочь попавшему в беду чернокожему рабочему Ролли Найту, и своим долгом законопослушного гражданина сообщить правоохранительным органам о совершенном Ролли преступлении: Не knew he was faced with an impossible choice. If he helped Rollie Knight to escape this situation, he would compound a crime. Even failing to act on his own knowledge at this moment probably made him an accessory to murder, under the law. But if he failed to help, and merely walked away, Wingate 268

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, i (2006). 257-275

knew enough of the inner city and its jungle law to be aware that he would be leaving Rollie to his death. Leonard Wingate wished he had ignored the telephone bell tonight (Hailey). Вингейт сожалеет о том, что вообще узнал о произошедшем. Незнание избавило бы его от необходимости выбора в ситуации конфликта ценностей. 4. Экспериментальные данные о соотношении концептов Для получения дополнительных данных о характере соотношения концептов DATA, INFORMATION и KNOWLEDGE нами был проведен опрос информантов в виде анкетирования (46 американцев, британцев и канадцев в возрасте от 21 до 60 лет, мужчин и женщин, проживающих в различных штатах, графствах и провинциях). Все респонденты имели высшее образование и представляли широкий спектр профессий. Им было предложено расположить слова data, information и knowledge на соответствующих уровнях иерархии. Большинство респондентов (74%) расположили лексемы в следующем порядке от нижнего к верхнему уровням: data, information, knowledge. Некоторые респонденты прокомментировали свой выбор. Среди комментариев можно отметить следующий: Data is gathered first. Then, the wheat is separated from the chaff, and the data is organized into recognizable information. Knowledge is taking the information (supported by data) to develop a comprehensive understanding of the subject. The information is not knowledge until it is incorporated into one s memory, is supportable, and can be conveyed to others. Здесь прослеживается та же логика, что и в исследованной нами специальной литературе: движение от данных к знаниям через анализ и синтез. Данные рассматриваются как «сырой», «необработанный» материал, из них путем отбора и синтеза организуется связная информация. Информация об определенном предмете помогает понять этот предмет и приводит к появлению знаний. Проводится разграничение между информацией и знанием — знание хранится в памяти индивида, знание обоснованно (supportable) и может быть передано, разделено с другими людьми. Другой респондент предложил следующий комментарий: 269

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 Data: scientific measurement. Information: analyzed and verified trends and patterns. Knowledge: testable, proven insights about the natural and human world. Респондент связывает понятие «данные» прежде всего с научными исследованиями, получением определенных численных результатов, что совпадает с описанием слова data в толковых словарях и словарях синонимов (часто упоминаются синонимы figures, statistics, details, measurements). Информация является результатом анализа, указывается на ее достоверность, а также на способность служить для ориентации в будущем {trends and patterns). Знания определяются как способность проникать в суть вещей {insights), то есть также связываются с пониманием, но результаты этого понимания являются достоянием сообщества, они доказательны и имеют обоснование. Представленный взгляд на отношения между исследуемыми концептами показывает, что личный опыт знака для большинства испытуемых совпадает с общественным, что вполне закономерно. В данном случае мы ведем речь, прежде всего, о языковом-опыте, ибо рассматриваемые нами концепты являются концептами неосязаемых, абстрактных сущностей, а потому постигаются человеком в огЫте через язык. Ко второй группе относятся 17% реакций. Респонденты расположили слова по уровням иерархии в порядке возрастания следующим образом: information, data, knowledge. Признавая за знаниями место на вершине иерархии, респонденты ставят данные выше информации. Один из респондентов так объяснил свой выбор: / think of «data» as carefully collected bits of information, vs. information that was produced who-knows-how. Таким образом, то, что информация имеет более личностный характер, чем данные, и является результатом интерпретации («произведена кем-то»), заставляет респондента ставить ее ниже, чем данные, на шкале «истинный - сомнительный». Кроме того, комментарий указывает на смешение признаков концептов DATA И INFORMATION, так как data понимается как «collected bits of information». Другой респондент, объяснивший свой выбор полученным техническим образованием, приводит следующие аргументы: То me gathering information could be related to reading the newspaper, a magazine, a journal, or even watching television. While I feel gathering data 270

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 is more related to a technical project with goals and objectives associated with learning something new. So in the example of a research project, with the objective of obtaining knowledge on a particular subject I would first gather information from journals and related publications. I would then formulate a study and move into collecting data. From there I would analyze the data and refer back to previous information on the subject to formulate an opinion. So, in this example I see information supporting data and thus the base of the pyramid. Данные оцениваются респондентом как наиболее достоверные, связываются с проведением научных исследований, получением первичного материала, «сырья». Информация же является результатом интерпретации неких данных, проведенной другими людьми, ее человек получает в готовом виде, поэтому ценность ее меньше, чем ценность исходных данных. Девять процентов испытуемых расположили пирамиду в обратном порядке: knowledge, information, data. Возможно, это связано с непониманием задания, однако двумя респондентами было предложено объяснение своего выбора. В первом случае респондент указывает на необходимость обладания знаниями для того, чтобы перевести их в форму информации и данных. Кроме того, без наличия знаний невозможно понять и проинтерпретировать данные: My thinking regarding the hierarchy is that you have to have a broad base of knowledge that provides information that in turn is turned into pieces of data. I can see how people would turn it the other way. However, we built a base of knowledge long before we knew about data. Without the broader context of knowledge that we already have, data would just be meaningless bits of information. Респондент, давая собственную, нестандартную интерпретацию соотношения концептов, в то же время осознает, что соотношение может быть и другим: / can see how people would turn it the other way. Это служит определенным подтверждением тому, что общественный опыт знака, выраженный в «традиционной» иерархии, осознается и разделяется этим респондентом. Один респондент сознательно «перевернул» пирамиду знаний, причем это было вызвано его личным интересом к исследуемым нами концептам и наличием собственной, индивидуальной точки зрения: I put the words in this order based on a framework of truth as opposed to a more commonly held perception of utility. 271

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitive, 1 (2006). 257-275 I see knowledge as the concept most prone to conceit, ignorance and misuse. It is the most processed of the three. Information is next. It is selective and based on subjective interpretation. Therefore limited and framed by particular perceptions and assumptions which limit possibilities of understanding. Data is the most unaffected and raw of the three ideas. It remains open to interpretation and not considered indisputable or finite. It simply is. It exists with the least amount of frames or constructs and therefore is the closest to a universal truth. It demands the perceiver to learn in order to experience its significance. In that way it challenges perception and potential in the most uncorrupted form of the three. It allows the least hindered experience to potentially occur to any level of intelligence.

Респондент предполагает существование двух шкал, в соответствии с которыми оценивается место концептов в иерархии: шкалы истинности и шкалы полезности. Можно предположить, что в случае оценки по шкале полезности иерархия выглядела бы как DATA - INFORMATION - KNOWLEDGE. Таким образом, мнение данного респондента не столь явно противоречит мнению большинства. Кроме тогб, респондент характеризует данные с помощью прилагательного raw 'необработанные', информацию называет результатом интерпретации в рамках определенных взглядов и предположений, а знания рассматривает как самый «обработанный» из трех концептов. В то же время, оценка такой «обработки» для респондента явно отрицательна. Знания и информация рассматриваются как нечто проинтерпретированное и осмысленное другими и преподносимое в виде готового продукта, не предполагающего критического отношения. Данные же являются «первичным», «исходным» материалом, на основании которого каждый может делать собственные выводы. 5. Заключение Результаты проведенных наблюдений и анализа позволяют заключить следующее: 1. Выделяемая иерархия концептов DATA - INFORMATION - KNOWLEDGE является отражением структуры фрагмента домена КОГНИЦИЯ в информационном обществе, в котором значительную часть сведений об окружающем мире человек получает не непосредственно, а в процессе общения с другими людьми, общения, «опосредованного» информационно-коммуникационными технологиями. Появление такого 272

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275

общественного опыта приводит к необходимости функциональной дифференциации разных видов сведений, осуществляемой путем обозначения их разными знаками. 2. Данная иерархия основывается на ценностном статусе входящих в нее концептов, где ценность определяется ориентирующим потенциалом концептов. Он зависит от того, насколько человек может использовать получаемые им сведения (данные, информацию, знания) с пользой для себя. Наибольший потенциал имеет концепт KNOWLEDGE, наименьший — концепт DATA. 3. Самым высоким ценностным статусом и ориентирующим потенциалом обладают знания, основывающиеся на феноменологическом опыте взаимодействий со средой. Знания могут оцениваться наблюдателем как нежелательные в тех случаях, когда их ориентирующий потенциал, накладываясь на индивидуальный опыт субъекта, провоцирует конфликт ценностей. Вариативность иерархии, выявленная в ходе опроса информантов, связана с их индивидуальным опытом взаимодействия с данными концептами (семиотическим опытом) и их оценкой, при этом индивидуальный опыт не отрицает общественного. Анализ соотношения концептов DATA, INFORMATION, KNOWLEDGE подтверждает продуктивность обращения к методологической базе биокогнитивного подхода и использования понятия ценности при исследовании языковых явлений. Изучение соотношения общественного и личного опыта концептуализации и языковой категоризации феноменов, обладающих ценностным ориентирующим потенциалом, а также изучение влияния динамики общественного опыта на характер изменений в концептосфере определенной культуры, фиксируемых языковыми средствами, может привести к более адекватному пониманию языковой способности как составной части человеческой когниции. ЛИТЕРАТУРА Белл Д. (1999). Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia. Богданова С. Ю. (2006). Реконцептуализация пространственных отношений (к постановке проблемы). Studia Linguistica Cognitiva 1. Язык и познание: методологические проблемы и перспективы. М.: Гнозис. 187-202. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. (1997). Языковая концептуализация мира фа материале русской грамматики). М.: Языки русской культуры. Демьянков В. 3. (2001). Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке. Вопросы филологии, 1. 35^47. 273

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 Златев Й. (2006). Значение = жизнь (+ культура): очерк интегративной биокультурной теории значения. Studia Linguistica Cognitiva 1. Язык и познание: методологические проблемы и перспективы. М.: Гнозис. 308-361. Карасик В. И. (2002). Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена. Кастельс М. (2000). Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ. Кравченко А. В. (1992). Вопросы теорииуказательности: Эгоцентричность. Дейктичность. Индексальность. Иркутск: Изд. Иркут. гос. ун-та. Кравченко А. В. (1996). Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд. Иркут. гос. ун-та. Кравченко А. В. (2001). Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск: Иркутская обл. типография № 1. Кравченко А. В. (2005). Место концепта в соотношении языка, сознания и мышления. В. В. Дементьев (ред.). Жанры речи: Жанр и концепт. Саратов: Колледж. 84-102. Кобозева И. М. (2000). Лингвистическая семантика. М.: Эдиториал УРСС. Красных В. В. (2001). Основы психолингвистики и теории коммуникации.М.: Гнозис. Лихачев Д. С. (1993). Концептосфера русского языка. Известия АН. Серия литературы и языка, 52/1. 3-9. Маслова В. А. (2004). Когнитивная лингвистика. Мн.: ТетраСистемс. Матурана У, Варела Ф. (2001) Древо познания. М.: Прогресс-Традиция. Новая философская энциклопедия: в 4 т. (2001). М.: Мысль. Т. И. 51-52. Полани М. (1985). Личностное знание. М.: Прогресс. Попова 3. Д., Стернин И. А. (2001). Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж. Прокопенко А. В. (1999). Семантико-синтаксическая организация предложений с пропозициональными глаголами знания, полагания и воображения в современном английском языке: Дис. ... канд. филол. наук. Иркутск. Тоффлер Э. (2002). Шок будущего. М.: Издательство ACT. Турен А. (1998). Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир. Фрумкина Р. М. (1992). Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога (концепт, категория, прототип). Научно-техническая информация, 3. 1-8. Чернейко Л. О. (1997). Лингвофилософский анализ абстрактного имени. М. Шатуновский И. Б. (1996). Семантика предложения и нереферентные слова (значение, коммуникативная перспектива, прагматика). М.: Языки русской культуры. Ackoff, R. (1989). From data to wisdom. Journal of Applied Systems Analysis,16. 3-9. Alvarez, I., Kilbourn, B. (2003). Mapping the information society literature: topics, perspectives and root metaphors. First Monday: Peer — Reviewed Journal on the Internet. http://www.firstmonday.org/issues/issue7_l/alvarez 274

Е. Б. Китова, А. В. Кравченко/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 257-275 Bellinger, G. (2004). Knowledge Management — Emerging Perspectives, http:// www.systems-thinking.net/kmgmt/kmgmt.htm Cleveland, H. (1982). Information as resource. The Futurist, December. 34-39. Dolence, M. G., Norris, D. M. (1995). Transforming Higher Education: A Vision for Learning in the 21st Century. Ann Arbor, MI: Society for College and University Planning. Fleming, N. (1996) Coping with a Revolution: Will the Internet Change Learning? Canterbury, New Zealand: Lincoln University. Kravchenko, A.V. (2005). Essential properties of language, or why language is not a (digital) code. Paper presented at the conference «Cognitive Dynamics and the Language Sciences». 9-11 Sept., Cambridge, U.K. Lakoff G., Johnson, M. (1980). Metaphors We Live By. Chicago: The University of Chicago Press. Lakoff, G., Johnson, M. (1999). Philosophy in the Flesh. New York: Basic Books. Maturana, H. R., Varela, F. (1980). Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living. Dordecht: D. Reidel Publishing Co. Tinkler, D. (2000). Constructivism, Computers and Information Literacy. CD-ROM, Melbourne University Press. ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ ШТ. The International Herald Tribune, 2001-2003. RDAQ (1997) Rawson's Dictionary of American xreferplus.com/entry/1033299

Quotations. http://www.

Коротко об авторах АРХИПОВ ИГОРЬ КОНСТАНТИНОВИЧ — доктор филологических наук, профессор Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена БОГДАНОВА СВЕТЛАНА ЮРЬЕВНА — кандидат филологических наук, доцент Иркутского государственного лингвистического университета ВЕРХОТУРОВА ТАТЬЯНА ЛЕОНТЬЕВНА — кандидат филологических наук, доцент Иркутского государственного лингвистического университета ГЛЫБИН ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ — кандидат филологических наук, доцент Бийского педагогического государственного университета им. В. М. Шукшина ДАНИЛЕНКО ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВИЧ — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой классического и общего языкознания Иркутского государственного лингвистического университета ДЕМЬЯНКОВ ВАЛЕРИЙ ЗАКИЕВИЧ — доктор филологических наук, профессор, зам. директора Института языкознания АН ЗАЛЕВСКАЯ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА — Заслуженный деятель науки РФ, доктор филологических наук, профессор Тверского государственного университета ЗЛАТЕВ ЙОРДАН — доцент кафедры лингвистики, Центр языков и литературы Лундского университета (Швеция) ИМОТО СЕЙИЧИ — докторант Хоккайдского университета, Саппоро (Япония); магистр философии, доктор ветеринарии, член Японской ассоциации философии науки, член Американского кибернетического общества КИТОВА ЕЛЕНА БОРИСОВНА — кандидат филологических наук, старший преподаватель Байкальского государственного университета экономики и права 362

Коротко об авторах/Studia Linguistica Cognitiva, 1 (2006). 362-363 КОЛМОГОРОВА АНАСТАСИЯ ВЛАДИМИРОВНА —кандидат филологических наук, доцент Кузбасской государственной педагогической академии КОСТЮШКИНА ГАЛИНА МАКСИМОВНА — доктор филологических наук, профессор кафедры классического и общего языкознания Иркутского государственного лингвистического университета КРАВЧЕНКО АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВИЧ — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой английского языка Байкальского государственного университета экономики и права ЛАВ НАЙДЖЕЛ — профессор кафедры лингвистики Кейптаунского университета (ЮАР), редактор журнала «Language Sciences» ПИМЕНОВА МАРИНА ВЛАДИМИРОВНА — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой исторического языкознания и славянских языков Кемеровского государственного университета ПЛОТНИКОВА СВЕТЛАНА НИКОЛАЕВНА — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой английской филологии Иркутского государственного лингвистического университета ПОПОВА МАРИЯ ИННОКЕНТЬЕВНА — кандидат филологических наук, доцент, зав. кафедрой английского языка Иркутского государственного технического университета ТРОФИМОВА ЕЛЕНА БОРИСОВНА — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой восточных языков Бийского педагогического государственного университета им. В. М. Шукшина ХРИСОНОПУЛО ЕКАТЕРИНА ЮРЬЕВНА — кандидат филологических наук, доцент Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена (Выборгский филиал)

Studia Linguistica Cognitiva 1 ЯЗЫК И ПОЗНАНИЕ Методологические проблемы и перспективы Ежегодный межвузовский сборник научных трудов

Главный редактор А. В. Кравченко Редактор Т. Л. Верхотурова Корректор Л. Н. Яковенко

Подписано в печать 20.02.2006 г. Бумага офсетная № 1. Формат 60x90 1/16. Гарнитура «Times». Печать офсетная. Усл. печ. л. 23. Тираж 1200 экз. Заказ № 783

ООО «Издательско-торговый дом гуманитарной книги "Гнозис"» Отпечатано с готовых диапозитивов на ГУП Республики Марий Эл Марийский полиграфическо-издательский комбинат. 424000, г. Йошкар-Ола, ул. Комсомольская, 112. Тел.: (8362)45-11-93 ISBN 5 - 7 3 3 3 - 0 1 8 7 - 2

9785733

301877

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

Ежегодное издание Studia Linguistica Cognitiva призвано пропагандировать новые познавательные установки и не-картезианский подход к философским проблемам современной гуманитарной науки. Принимаются статьи, посвященные широкому кругу вопросов — от эпистемологии и методологии современных исследований до анализа частных случаев проявления когнитивной способности человека в языке на разных уровнях. Требования по оформлению рукописей. Принимаются материалы, не превышающие 30 страниц текста (тектовый редактор WORD, гарнитура Times, кегль 12, через два интервала, зеркальные поля 3 см, красная строка 0,5 см), структурированные на подразделы. Языковые примеры выделяются курсивом. Материалы направлять вложенными файлами по адресу:

[email protected]. В сообщении в строке «Тема сообщения» указать: «SLC 2006»