Аспекты компаративистики. 4

Russian State University for the Humanities

Issue XXVIII

Aspects of comparative linguistics 4

Moscow 2009

Российский государственный гуманитарный университет

Выпуск XXVIII

Аспекты компаративистики 4

Москва 2009

УДК 81-115 ББК 81я43

А-90

Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности.

Выпуск XXVIII Под редакцией И. С. Смирнова

Аспекты компаративистики. 4 Редколлегия А. В. Дыбо, В. А. Дыбо, О. А. Мудрак, Г. С. Старостин

Художник Михаил Гуров

© Российский государственный гуманитарный университет, 2009 © Институт восточных культур и античности, 2009

От редакции

Вниманию всех наших читателей, интересы которых затрагивают сферу сравнительноисторического языкознания, предлагается четвертый выпуск серийного издания «Аспекты компаративистики», составленный, как обычно, под редакцией сотрудников Центра компаративистики Института Восточных Культур и Античности РГГУ. Как и «Аспекты компаративистики-2», данный выпуск целиком состоит из статей и докладов участников чтений памяти С. А. Старостина (в данном случае — международной конференции, проводившейся ИВКА РГГУ в марте 2008 г.), ставших для Центра традиционными. Мы благодарим наших коллег — как тех, кто любезно согласился предоставить для публикации краткие тексты своих докладов (К. В. Бабаев, А. А. Бурыкин, П. М. Кожин, А. И. Давлетшин и А. В. Козьмин, В. Блажек, Т. А. Михайлова), так и тех, кто подготовил к изданию более детальные статьи, расширенные за счет включения этимологического материала (А. С. Касьян, Н. Круглый-Энке, Ю. В. Норманская) или просто более подробного изложения аргументации (А. И. Коган, С. А. Яцемирский). С момента выхода в свет предыдущего выпуска «Аспектов» (2008 г.) в отечественной компаративистике имел место целый ряд значительных прорывов, важнейшим из которых можно считать запуск нового периодического издания — рецензируемого журнала «Вопросы языкового родства» (выходит как подсерия «Вестника РГГУ» с периодичностью два раза в год). В связи с тем, что многие из постоянных авторов «Аспектов» теперь имеют возможность публиковать свои труды в новом журнале, также выходящем под эгидой Центра компаративистики (совместно с Институтом языкознания РАН), наше первоначальное издание, «Аспекты компаративистики», будет отныне выходить в свет реже, чем один раз в год. Предполагается, что отныне «Аспекты» будут систематически посвящаться изданию материалов конференций, организуемых Центром компаративистики (таких, как Старостинские чтения), с периодичностью примерно раз в два-три года; прочие статьи сотрудников Центра, а также их отечественных и международных коллег по сравнительно-историческому языкознанию будут, при условии прохождения через редколлегию и рецензирование, публиковаться в «Вопросах языкового родства».

From the editors

It is our great pleasure to finally offer all our readers, interested in the current state of affairs in comparative-historical linguistics, the fourth issue of our periodical edition “Aspects of comparative linguistics”, edited, as usual, by members of the Center of Comparative Linguistics of the Institute of Oriental Cultures and Antiquity of RSUH. Following the general pattern of the second edition in the series, this fourth volume is, in its entirety, dedicated to the publication of articles and presentations from participants of by now traditional conferences held by the Center, on this particular occasion — participants of the March 2008 International Conference, dedicated to the memory of S. A. Starostin. We are cordially grateful to all of our colleagues who have taken the time to submit their materials, either in the form of short papers, more or less faithful to the original presentation (K. Babaev, A. Burykin, P. Kozhin, A. Davletshin & A. Kozmin, V. Blažek, T. Mikhailova), or longer articles, further enriched through the inclusion of supportive etymological material (A. Kassian, N. Krougly-Enke, Yu. Normanskaya) or simply presenting the original argumentation in a much more detailed manner (A. Kogan, S. Yatsemirsky). Since the publication of the previous issue of “Aspects” in 2008, several important breakthroughs have taken place in comparative linguistics, not the least of which has been the launch of a new international refereed edition: “Journal of Language Relationship”, published jointly by the Center of Comparative Linguistics (RSUH) and the Institute of Linguistics (Russian Academy of Sciences). Since many of the returning authors of the “Aspects” series will now be wanting to concentrate their forces on the Journal instead, it is likely that further editions of “Aspects” will appear with relatively less frequency than they used to (approximately once a year), and, based on the already emerging pattern, we plan from now on to make them regularly dedicated to reflecting the results of particular conferences and workshops organized by the Center, whereas historical-comparative papers of a more “sporadic” nature, presented by members of the Center or their Russian and international colleagues, will instead form the bulk of JLR. Correspondingly, with the Journal scheduled for semiyearly release, new editions of “Aspects” will, in all probability, from now on appear once every two or three years.

Содержание

От редактора

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

5

Editors’ Foreword

А. А. Бурыкин. Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

. . . . . .

9

A. Burykin. The ideas of S. A. Starostin and further prospects of Altaic linguistics

А. И. Коган. О ряде фонетических изменений в языке кашмири и их относительной датировке

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

25

A. Kogan. On certain phonetic developments in Kashmiri and their relative chronology

П. М. Кожин. Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н.э.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

55

P. Kozhin. The Mediterranean “Koine” of the 1st millennium B. C.

Т. А. Михайлова. Галльское bnanom: попытка реконструкции утраченной лексемы

. .

68

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

77

T. Mikhailova. Gaulish bnanom: an attempt at the reconstruction of a lost lexeme

Ю. В. Норманская. Уточнение генезиса прасаамского вокализма в зависимости от места ударения в прамордовском языке

Yu. Normanskaya. The role of proto-Mordvin accent in an enhanced reconstruction of Proto-Saami vocalism

С. А. Яцемирский. Labyrinthos: суффикс -nth- в минойском и тирренских языках

. . . .

98

S. Yatsemirsky. Labyrinthos: the suffix -nth- in Minoan and Tyrrhenian languages

K. Babaev. The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

. . . . . . . . . . . . . . . . .

112

К. В. Бабаев. Проблема оппозиции по инклюзивности / эксклюзивности в праиндоевропейском и праностратическом языках

V. Blažek. Athānā(i). What was first: the name of the Goddess or of the City?

. . . . . . . . . .

125

В. Блажек. Athānā(i): Что первично — имя Богини или имя Города?

A. Davletshin, A. Kozmin. Development of the Proto-Polynesian vowels and metrical structure: traditional Hawai'ian, Tongan, and Rapanui texts

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

144

А. И. Давлетшин, А. В. Козьмин. Развитие праполинезийского вокализма и метрической структуры на материале традиционных текстов гавайского, тонганского и рапануйского языков

A. Kassian. Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

. . . . . . . . . . .

А. С. Касьян. Анатолийские лексические изоляты и данные ностратического сравнения

152

Содержание / Table of Contents

8

N. Krougly-Enke. Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

187

Н. Круглый-Энке. Отражение ностратических вибрантов в эскимосско-алеутских языках

G. Starostin. On the origins of the three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Г. С. Старостин. О происхождении тройного противопоставления в прадравидийской системе переднеязычных согласных

243

А. А. Бурыкин (Санкт-Петербург, ИЛИ)

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

В статье подводятся некоторые итоги развития сравнительной алтаистики за последние полстолетия (в частности, оценивается тот конкретный вклад, который внес в нее С. А. Старостин). Автор затрагивает ряд общих вопросов праалтайской реконструкции (такие, как проблема восстановления системы личных местоимений), а также, на основании существующих моделей алтайской реконструкции, предлагает общую схему исторического развития фонологии алтайских языков с разделением последних на «архаичные» и «инновационные» в зависимости от степени фонетической консервативности.

Было бы весьма любопытно взглянуть на то, что будут писать об алтаистике конца 20 — начала XXI веков те историки языкознания, которые будут изучать эволюцию лингвистической мысли на рубеже нашего и следующего столетия — примерно так, как мы сейчас изучаем историю индоевропейского языкознания конца XIX — начала XX веков. Понятно, что многие из частных решений и отдельных этимологий не выдерживают проверки временем — но остаются идеи более фундаментальные, и наиболее интересные с точки зрения истории науки: генеалогические связи языков, внутренние классификационные позиции языков внутри семей и групп, базисные положения фонологических реконструкций на уровне семей и групп — то, что медленно модифицируется «законами», получавшими, как в других науках, имена тех, кто их открыл. История алтаистики до начала XX века с почти исчерпывающей полнотой освещена в серии статей Д. М. Насилова, печатавшихся в журнале «Советская тюркология». Но двадцатый век в этом плане пока остается без своего историографа. Вклад в алтаистику Г. Рамстедта освещен по преимуществу его финскими коллегами в публикациях его сочинений. Деятельность Н. Н. Поппе была освещена —

10

А. А. Бурыкин

по понятным причинам — в монографии В. М. Алпатова и статьях А. М. Решетова только недавно, хотя из воспоминаний петербургских-ленинградских лингвистов, знавших Н. Н. Поппе лично, можно было бы составить целый том, если бы эти воспоминания в свое время были записаны… Е. Д. Поливанов известен нам как убежденный алтаист и автор новаторских идей — не только после выхода книги «Статьи по общему языкознанию» (М., 1968), но и по предисловию Б. К. Пашкова к переводу «Грамматики корейского языка» Г. Рамстедта (1951) с уникальным по смелости упоминанием репрессированного ученого. Но даже плодотворная работа Б. Я. Владимирцова в области сравнительного изучения алтайских языков остается без осмысления, что позволяло его последователям приписывать этому ученому как алтаистические, так и антиалтаистические взгляды в зависимости от их собственных убеждений. До сих пор не оценены алтаистические работы тюркологов, конформно настроенных в отношении алтаистики — Н. А. Баскакова, А. Н. Кононова, в известной мере Б. А. Серебренникова, считавшего, что в «алтайском доме» нет должного порядка, но и не пытавшегося стереть этот дом с лица земли… Одно из самых замечательных событий в истории алтаистики начала второй половины XX века — это неожиданно появившиеся в обороте работы В. М. Иллич-Свитыча, в то время известного в основном в качестве слависта. Они имели колоссальный резонанс; в частности, нет сомнений, что именно эти публикации — не столько фактом, сколько масштабностью идей — активизировали работу сектора алтайских языков ЛО ИЯ АН СССР (1957–2003), где развернулись исследования в области сравнительной фонетики, морфологии и лексики алтайских языков. Увы, потенциала его сотрудникам, среди которых, кроме В. И. Цинциус, по существу не было компаративистов, хватило ненадолго — была проведена первая (и единственная) конференция по алтаистике (1969), были изданы сборники «Проблема общности алтайских языков» (1971), «Очерки сравнительной лексикологии алтайских языков» (1972), ряд других коллективных работ, появлявшихся все реже и реже и сосредоточенных на все более частных проблемах уже не сравнительно-исторического, а сопоставительного или вообще описательного языкознания. Часть завершенных коллективных проектов сектора, а позднее отдела алтайских

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

11

языков ИЛИ РАН осталась неизданной, часть и вовсе не была осуществлена. В каком состоянии мог застать алтаистику в конце 1970­х годов молодой лингвист, выпускник филологического факультета ЛГУ, но по счастливой случайности попавший под влияние своих московских ровесников — выпускников легендарного ОТИПЛа, пришедший в стены ЛО ИЯ АН СССР всего-то в ста метрах от родного университета? Установка на родство алтайских языков в секторе, безусловно, имелась, но никто собственно проблемами алтаистики не занимался. В. И. Цинциус в своих лексических реконструкциях продолжала схемы Г. Рамстедта, Н. Н. Поппе и — в области гуттуральных — построения В. М. Иллич-Свитыча. Рядом со всеми остальными сотрудниками присутствовал весьма энергичный А. М. Щербак, который весьма жестко пытался объяснить молодым сотрудникам, что родства алтайских языков не существует, а все лексические сходства внутри алтайской общности объясняются заимствованиями из тюркских языков, в обоснование чего он ссылался на … свои собственные работы или сочинения, которые трудно назвать образцами серьезной науки (в частности, так написана его статья «О ностратических исследованиях с позиций тюрколога» и еще ряд работ теоретико-компаративистического характера). Какую позицию мог занять в этой среде молодой специалист, получивший (что, однако, нельзя было афишировать) специальную подготовку по компаративистике в виде перманентного курса лекций по индоевропеистике Л. Г. Герценберга, ставшего лучшей лингвистической школой в Петербурге? Было ясно — при таком количестве и качестве сходств алтайские языки скорее родственны, чем неродственны, хотя доказательная база родства остается на тот момент недостаточной. Что касается аргументов против родства алтайских языков, то они куда менее состоятельны, чем аргументы в пользу родства этих языков, и их не следует принимать во внимание: только много позже они станут предметом некоего подобия теоретической дискуссии на страницах альманаха «Алгебра родства», в то время, когда мы можем наблюдать и переоценку теории — примером чего являются различия в освещении одних и тех же проблем в двух книгах Г. А. Климова «Вопросы методики сравнительно-генетических исследований» и «Основы лингвистической компаративистики», написан-

12

А. А. Бурыкин

ных в разное время — и обобщение колоссального опыта, сосредоточенное в книге С. А. Старостина и С. А. Бурлак на ту же тему. В те же годы оставалось одно — выбирать время, накапливать материал и ждать случая заняться проблемами совершенствования алтайской реконструкции. Проблемные области этой реконструкции — нетривиальные соответствия в вокализме, неясность рефлексов согласных по позициям (начало, середина слова с разными окружениями и конец слова), и даже самое количество серий согласных — одна (что допускал О. П. Суник в своей статье «К актуальным проблемам алтаистики», 1976), две, как у Рамстедта-Поппе, или три, как у ИлличСвитыча — обозначились довольно быстро. Вдохновителем идей оставался «Опыт сравнения ностратических языков» (сначала два, потом три выпуска), с трудом добываемый на берегах Невы, чаще всего привозимый из Москвы. Как мы теперь знаем, в конечном счете Петербург, имея солидное преимущество в организации алтаистики как науки, уступил Москве в осуществлении всех фундаментальных проектов — здесь не только знаменитый алтайский этимологический словарь С. А. Старостина, А. В. Дыбо и О. А. Мудрака, но и «Этимологический словарь тюркских языков» Э. В. Севортяна, и словари по монгольским языкам, в которые вложен труд Г. Ц. Пюрбеева, и сравнительно-этимологические словари по языкам, соседствующим с алтайскими, где можно назвать и работы С. А. Старостина по енисейским языкам, и труды О. А. Мудрака по «палеоазиатским» языкам, и публикации Е. А. Хелимского в области исторической уралистики и урало-алтаистики, и диссертацию И. А. Николаевой по урало-юкагирской проблеме. Уже сейчас интересно посмотреть, с чего же начиналось развитие новой алтаистики. Книга С. А. Старостина «Алтайская проблема и происхождение японского языка» (1991), которой предшествовал ряд работ, представляющих те же идеи, дала не только фактическое обоснование родства пятерки алтайских языков — тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских вместе с корейским и японским, наиболее трудными для интерпретации — на лексическом уровне, пусть и в схеме классической глоттохронологии; она наметила, впервые после долгого перерыва (по существу, после статей В. М. Иллич-Свитыча), качественно новые схемы в фонологических реконструкциях. Здесь надо особо отметить выявление рефлексов аспирированных *p’ и *k’ в ин-

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

13

тервокальной позиции. Это был прорыв — система алтайских согласных стала симметричной, были устранены ограничения на дистрибуцию фонологических экзотов, дававших немало поводов для дискуссий. Кстати, очень показательно, что С. А. Старостин, кажется, никогда не принимал участия в печатной полемике с антиалтаистами — здесь. Может быть, cтоило сказать, что это пример, достойный подражания, но ныне это не актуально — полемизировать стало не с кем… История расставила все на свои места — и вряд ли А. Вовин, автор скептической рецензии на «Этимологический словарь алтайских языков», рискнет занять позицию «крайнего» в антиалтаистике и ее лидера. Эта позиция обязывает дать ответ на вопрос, на который так и не ответил А. М. Щербак — каковы же реальные родственные связи тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских, корейского и японского языков, если их брать порознь? Енисейские, чукотскокамчатские, эскимосско-алеутские, сино-тибетские штудии дали однозначный ответ на этот вопрос — в поисках сепаратного родства алтайских языков в этих общностях ловить нечего… Еще одно фундаментальное положение, введенное в оборот алтаистики С. А. Старостиным (возможно, многие об этом думали, наблюдая разнообразные факты и обсуждая этимологии, но С. А. Старостин впервые смог это печатно сформулировать в статье, опубликованной в сборнике к 90­летию Н. А. Баскакова) — это то, что гласные в алтайских языках обычно имеют две группы рефлексов: «сквозные» соответствия гласных одного качества, и нетривиальные, но реулярные соответствия гласных. Именно это утверждение — путь еще не облеченное в метаязык реконструкции и рядов строгих соответствий — как нам кажется, позволяет решить одну из сложных, но красивых проблем алтайской морфологии, а именно — проблему местоимений 1 и 2 лица множественного числа. Факт материального совпадения или сходства личных местоимений 1 и 2 лица в монгольских, тунгусо-маньчжурских и тюркских языках достаточно хорошо известен. Сторонники генетического родства этих языков в рамках алтайской семьи трактуют это сходство как следствие и как один из признаков генетического родства этих языков. Противники генетического родства названных языков, известные в соответствующей литературе под наименованием «антиалтаисты», не будучи в силах отрицать факт сходства личных местоимений,

А. А. Бурыкин

14

обычно преподносят этот факт на фоне материальных сходств личных местоимений в языках, географически удаленных друг от друга, а также в языках, генетические связи которых не вполне ясны, или же в языках ностратической макросемьи при обязательном условии отрицания существования последней. Особую проблему в сравнительно-историческом анализе личных местоимений 1 и 2 лица в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках составляют личные местоимения 1 и 2 лица множественного числа. Дадим краткий обзор форм местоимений 1 и 2 лица единственного и множественного числа по группам языков в их соотношении друг с другом. Местоимения 1 лица: Эвенк., сол. би, эвен. би, би: я, нан. ми, ма. би ‘я’ — эвенк., эвен. бу, нан. буэ, ма. бэ ‘мы (без вас)’. П.-мо. bi, монг. би, бур. би, калм. би ‘я’ — п.-мо. ba монг. ба, бур. мана, калм. мадн ‘мы’; Др.-тюрк. ben, men ‘я’ — biz ‘мы’. Местоимения 2 лица: Эвенк. си, эвен. hи, нан. си, ма. си ‘ты’ — эвенк. су:, эвен. су, нан. суэ, ма. сувэ ‘вы’; П.-мо. ci, монг. чи, бур. ши, калм. чи ‘ты’ — п-мо. ta, монг. та, бур, та (таа), тааанар, калм. тадн ‘вы’; Др.-тюрк. sen ‘ты’ — siz ‘вы’. Примечание. То, что местоимение 2 лица единственного числа в монгольских языках ci восходит к *ti, достаточно хорошо известно в монголистике (см. труды Б. Я. Владимирцова, Н. Н. Поппе, Г. Д. Санжеева, В. И. Рассадина, П. А. Дарваева и других ученых). Отношения между согласными t и s в алтайских языках таковы, что формы тунгусо-маньчжурских и тюркских местоимений 2 лица могут сравниваться с соответствующими местоимениями монгольских языков при той оговорке, что данная проблема требует отдельного углубленного исследования.

В тунгусо-маньчжурских языках местоимения 1 и 2 лица единственного числа имеют огласовку ­и­, местоимения 1 и 2 лица множественного числа имеют огласовку ­у­, имеющую тенденцию к превращению в дифтонг или в гласный иного качества в южнотунгусских языках (нанайский) и в маньчжурском языке. В монгольских языках местоимения 1 и 2 лица единственного числа имеют огласовку ­и­, а местоимения 1 и 2 лица множественного числа имеют огласовку ­а­,

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

15

при этом в бурятском и калмыцком языках эти местоимения приобретают дополнительный морфологический показатель. В тюркских языках местоимения 1 и 2 лица имеют огласовку ­э- (что не препятствует сближению этих местоимений с местоимениями монгольских и тунгусо-маньчжурских языков, но требует дополнительных исследований в области истории общеалтайского вокализма), а местоимения 1 и 2 лица множественного числа имеют огласовку ­и­. Собственно говоря, после констатации строго системных отношений между личными местоимениями 1 и 2 лица обоих чисел во всех трех группах алтайских языков проблема соотношения форм местоимений в рамках категории числа могла бы быть снята и переведена в плоскость системности фонетических соответствий гласных разного качества в различных группах алтайских языков и определении возможного качества архетипа наблюдаемых рефлексов исходного гласного в отдельных языках. Однако материальное сходство огласовки местоимений обоих лиц единственного числа почти во всех названных группах языков при различии огласовки местоимений обоих лиц во множественном числе иногда дает основание для сомнений в корректности самого привлечения алтайских местоимений множественного числа для сравнительно-исторических построений. Нет нужды говорить о том, что системность отношений между местоимениями единственного и множественного числа дает нам по два примера на определенные межгрупповые соответствия гласных — таким образом, возникает задача доказать, что соотношения гласных в местоимениях 1 и 2 лица множественного числа по крайней мере в монгольских и в тунгусо-маньчжурских языках являются регулярными и могут быть закономерными как факт истории общеалтайского вокализма. Согласно предварительным результатам исследования, такие корреспонденции гласных, при которых гласному [у] в тунгусоманьчжурских языках соответствует гласный [а] или [э] в монгольских языках, поддерживаются следующими примерами: Эвенк. ту:вкэ ‘палочка в самостреле’ — монг. тэвх(эн) ‘распорка’; Эвенк. гу:лэ ‘жилище’ — монг. гэр ‘дом’ — др.-тюрк. keragu ‘шатер’; Эвенк. уркэ ‘дверь, дверной проем’ — монг. eruke, orke ‘дымовое отверстие юрты’ (в древних жилищах служившее входом) — др.-тюрк. eshik ‘дверь’;

16

А. А. Бурыкин

Эвенк. луку ‘густой (о волосах, шерсти, лесе, тумане)’, нан. луку ‘лохматый’, ма. луку ‘густой (о волосах, шерсти, траве)’ — монг. лэглийх ‘быть лохматым’ — др.-тюрк. jing ‘густой, частый, плотный’; Эвенк. сури: ‘сиг’ — бур. hэлбэрYYhэн ‘сиг’ — тув. седис ‘сиг’; Эвенк. гудигэ: ‘брюшина, желудок’, ма. гувэзихэ ‘желудок’, гузугэ ‘брюшина’ — п.-мо. gedesun ‘живот, брюхо’ (guzege ‘брюшина’); Эвенк. ургэ ‘тяжелый’, нан. хузэ ‘тяжелый’ — п.-мо. kecige ‘тяжелый’; Эвенк. субгин, сэвгин, hувгиксэ ‘дым, пар’, ульч., орок., нан. субгин ‘дым — мо. савсах ‘дымиться, подниматься (о паре)’, сэвсэх ‘выпускать клубы дыма’ — ? др.-тюрк. suГul- ‘иссякать, испаряться’; Эвенк. сумэт/ч- ‘скрывать’, ‘шептать’ — монг. шивнэх ‘шептать’; Эвенк. булэ: ‘болото, топь’, ороч. булэ ‘болото’ — монг. балчиг ‘болото’. Эвенк. тугунукэ ‘лодыжка’ — монг. тагалцаг ‘бабка’. Выявлена также небольшая группа примеров, в которых гласному у тунгусо-маньчжурских языков соответствует гласный [i] или [e] в тюркских языках: Эвенк. урумкун ‘короткий’, нан. хурми, хуруми ‘короткий’ — др.тюрк. qirt ‘короткий’; Эвенк. hукти- ‘скакать, бежать’, ма. фэкси, фэкчэ- — др.-тюрк. esh‘скакать, бежать’; Орок. сувэ ‘олененок-однолетка’ — др.-тюрк. sip ‘двухгодовалый жеребенок’ (в половозрастных наименованиях животных возможна разница на год, обусловленная учетом или неучетом утробного развития). Надо признать, что само по себе фонетическое соответствие форм местоимений эвенк. бу, нан, буэ, ма. бэ ‘мы’ — п.-мо. ba ‘мы’, и эвенк. су, нан, суэ, ма, сувэ ‘вы’ — п.-мо ta ‘вы’ имеет некое подобие перспективы развития в самих тунгусо-маньчжурских языках. Это, в частности, выражено в дифтонгизации гласных в этих местоимениях в нанайском языке. Необходимо указать, что относительная нестрогость

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

17

фонетических корреспонденций в рассматриваемых местоимениях ни в коем случае не должна давать повод для сомнений, потому что даже огласовка личных местоимений 2 лица множественного числа в маньчжурском языке не полностью соответствует огласовке этих местоимений в тунгусских языках. Так, местоимение 1 лица множественного числа в маньчжурском языке имеет вид бэ (соответствия гласного [у] тунгусских языков гласному [а] или [э] маньчжурского языка являются регулярными, хотя и альтернативными «сквозному» соответствию переднерядного гласного [у] в тунгусо-маньчжурских языках). В то же время местоимение 2 лица множественного числа в маньчжурском языке имеет форму сувэ, а не **сэ, как могло бы ожидаться по аналогии с формой 1 лица множественного числа бэ (соответствия маньчжурского графического комплекса [ува/увэ] гласному [у] тунгусских языков регулярны, но немногочисленны, и, очевидно, представляют собой какую-то собственно маньчжурскую инновацию, выраженную в изменении качества исходного гласного). В равной степени монгольское местоимение 1 лица множественного числа п.-мо. bide, мо. бид, бур. бидэ, калм. бидн ‘мы’ соотносится с местоимением 1 лица множественного числа инклюзива в тунгусоманьчжурских языках — эвенк. мит, эвен. мут, ма. мусэ ‘мы (мы с вами)’. Огласовка приведенных местоименных форм монгольских языков соотносится с огласовкой исходных местоимений 1 лица единственного числа, что может быть как результатом аналогии, так и действием иных морфонологических правил образования форм множественного числа, приобретающих значение инклюзивных форм. В тунгусо-маньчжурских языках корреспонденции гласных в этом местоимении не являются регулярными и, как кажется, в отдельных языках выглядят как проявления дифференцированной аналогии с формами единственного числа или с формами множественного числа эксклюзива. Представляется, что главной причиной изменения качества гласных в личных местоимениях, а также и причиной соответствия начальных согласных t/s в местоимениях 2 лица в монгольских языках, с одной стороны, и в тунгусо-маньчжурских и тюркских языках, с другой стороны, является то, что личные местоимения в тунгусоманьчжурских и тюркских языках имели двойственный характер — они функционировали как личные местоимения и как поссессивные

18

А. А. Бурыкин

показатели; к этому же надо добавить, что на основе тех же местоимений, но в иных морфонологических условиях в названных языках по существу на уровне праязыковых состояний (в общетюркском и в общетунгусском состоянии) образовывались формы глагольного спряжения. Процесс образования этих морфологических форм, в котором участвовали личные местоимения, не мог не сказаться на внешней форме самих этих местоимений. В настоящее время системы поссессивных показателей и системы личных глагольных показателей тунгусских и тюркских языков могут служить источником для реконструкции таких систем местоимений и отдельных форм местоимений (прежде всего форм личных местоимений 3 лица), которые будут более архаичными, нежели существующие системы местоимений в отдельных языках этих групп, поскольку местоимения 3 лица обнаруживают в алтайских языках общую тенденцию к замене их какими-либо формами указательных местоимений или, как это имеет место в тунгусских языках с местоимением 3 лица (эвенк. нунган ‘он’, нунгартын ‘они’) к замене на местоимения-подлежащие зависимых конструкций. Вспоминаются строки Юрия Визбора «Да, уходит наше поколение…». Уже нет с нами и Е. А. Хелимского, и как будто бы в насмешку в отделе языков народов России ИЛИ РАН траурные объявления о кончине Е. А. Хелимского и А. М. Щербака до сих пор висят рядом на одной доске. Но алтаистика, безусловно, будет развиваться во всех своих направлениях. Но как? Пусть будет не очень к месту цитата из бессмертного булгаковского романа, но она точна — «Но мы-то ведь живы!». Это нас ко многому обязывает. И для В. М. Иллич-Свитыча, и для С. А. Старостина было характерно редкое качество — выстраивать многоуровневые лингвистические реконструкции, надстраивая над частными реконструкциями ностратическую, синокавказскую и выстраивая схемы более дальнего родства языков. Это редкий дар — это искусство. Вместе с тем не менее актуальная и не менее благородная задача — устранять мелкие недоделки и осуществлять дизайнерские работы на отдельных этажах многоэтажного дома этой реконструкции макрородства, которые могут изменить и горизонтальные перегородки в этой реконструкции (классификации языков внутри семей и групп), и вертикальные перегородки (хронологии языковых изменений и представления

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

19

о ценности тех или иных групп языков для реконструкции облика языковой семьи). Такая работа, актуальность которой нет смысла доказывать, требует главного — признания равной концептуальной силы альтернативных реконструкций, если они обосновывают одно и то же построение. Мы до сих пор живем в таких условиях, когда студенты, изучающие индоевропейское языкознание, знакомятся с трехсерийной системой согласных, например, по энциклопедическому труду Вяч. Вс. Иванова и Т. В. Гамкрелидзе, но с удивлением могут увидеть двухсерийную систему индоевропейских согласных в книге А. Мейе и А. Н. Савченко (первому учебнику по индоевропейскому языкознанию), или вычитать у О. Семереньи, что в принципе возможно реконструировать четырехсерийную систему индоевропейских согласных. Вопрос о сериях согласных мы затрагиваем не случайно, ибо до сих пор трудно однозначно ответить, какое качество имели алтайские *p’, *k, *D — были ли они придыхательными, или это были спиранты, ставится ли интердентальный *D, давший самостоятельный ряд рефлексов в тюркских языках, в один ряд с двумя другими, и присутствовал ли такой согласный в системе среднеязычных. Понятно, что для проблемы алтайского родства эти разногласия не имеют значения. Одним из самых сложных вопросов диахронии алтайского консонантизма был (и остается) вопрос о позиционных рефлексах согласных — в особенности об интервокальных, преконсонантных, постконсонантных и ауслаутных соответствиях. Вопрос этот давно приобретает интригующий характер, хотя в частной исследовательской практике он как-то не замечался — в самом деле, почему мы имеем столько специальных работ по структуре корня в тюркских языках, в основном по структуре ГС и СГС (им несть числа), но почти не описывается структура корня в языках других групп, и ясно, что монгольские и тунгусо-маньчжурские корни лишь в явном меньшинстве соответствуют этим схемам. Этот факт должен был насторожить — и подсказкой в решении проблемы должен был стать японский язык с его структурой слова СГСГ(С). Для противников родства тут вопроса не было — структура корней и слов разная, значит и родства нет. Сторонники теории алтайского родства должны были как-то решить эту головоломку.

20

А. А. Бурыкин

И ее решение нашлось. Как известно, классификации языков внутри семьи на «древние» и «новые» редко бывают удачными. Тут можно сослаться только на идеи И. М. Дьяконова в области семитохамитских языков и построения Д. Вестермана на африканском материале. Даже статья С. Е. Малова с аналогичной классификацией тюркских языков не выглядит непротиворечивой. Но в применении к алтайским языкам данная характеристика классификации отдельных групп алтайских языков с определением их относительной выветренности и, тем самым, относительной ценности для фонологических реконструкций неожиданно сработала. Новые данные, полученные нами в ходе исследований, позволили пересмотреть известные фонетические соответствия, установить некоторые ряды соответствий, не отмеченные ранее, а также изложить классификацию алтайских языков по объему архаизмов и инноваций, в соответствии с чем устанавливается ориентация общеалтайской реконструкции на материал отдельных групп языков. 1. Монгольские языки, в особенности среднемонгольский и письменный монгольский, в отношении системы согласных и в отношении фонетической структуры слова отражают архаическое состояние наилучшим образом. Единственной значимой инновацией в них является утрата анлаутного *ph­, сохраняющемся в среднемонгольском h­. 2. Тунгусо-маньчжурские языки, сохраняя по отдельным подгруппам значительное число архаизмов — в частности, система анлаутных согласных сохранена почти без изменений в нанайской и ульчском языках — по сравнению с монгольскими языками демонстрируют ряд инноваций в сочетаниях согласных внутри слова, сводящимся к позиционым изменениям преконсонантных согласных или изменениям групп согласных, однако линейная фонологическая структура слов в этих языках в целом сохраняется. Заметные преобразования, которые претерпела система фонем в ауслауте, прослеживаются исключительно по данным внешнего сравнения тунгусоманьчжурских языков с монгольскими и тюркскими языками. 3. Корейский язык сохраняет систему анлаутных согласных в почти неизменном виде, утрачивается лишь исходное противопоставление двух рядов согласных — глухих и звонких (сильных и слабых) согласных. По единодушному мнению, сильные (геминированные) и придыхательные согласные имеют относительно позднее происхож-

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

21

дение и не будут иметь соответствий на общеалтайском уровне. В позиции внутри слова в корейском языке заметна тенденция, характерная для поздних состояний монгольских и тунгусо-маньчжурских языков — изменение групп согласных, часть проявлений которого ныне реализуется в виде чередований типа так «курица» : талгал «куриное яйцо»; архаический облик таких слов сохраняется в их написаниях. 4. Японский язык демонстрирует дальнейший этап эволюции общеалтайского состояния, черты которого лучше сохраняются в древнеяпонском, нежели в современном японском языке. Так, анлаутное *ph­, сохраняющееся в древнеяпонском языке, изменилось в h- в современном японском (соотношения тут такие же, как между южнотунгусскими и севернотунгусскими языками). Сочетания согласных внутри слова в современном японском языке преобразованы и утрачены, хотя они восстанавливаются по старым заимствованиям из японского языка в айнский язык. 5. Тюркские языки показывают нам самое позднее из известных нам состояний отдельных групп алтайских языков уже на уровне общетюркского праязыка и языка древнейших памятников. Здесь полностью утрачено анлаутное *ph- (поиски его рефлексов выглядят бесперспективными), противопоставление звонких и глухих согласных нейтрализовано (попытки его проследить не очень убедительны и ставят больше вопросов, нежели дают ответов), анлаутные сонанты конвергировали с гомоорганными шумными, а согласные *d­, *ǯ­, *l­, *n­, *n’­, *j- cовпали с *j — эти факты известны. В позиции внутри слова все без исключения исходные сочетания согласных утратили первый элемент уже в общетюркском праязыке, а синкопа гласных второго слога привела к образованию вторичных сочетаний согласных. Процесс утраты преконсонантных согласных *r и *l в сочетании со среднеязычными, имевший место на морфемных стыках и сопровождавшийся образованием морфологических вариантов слов, привел к образованию квазисоответствий r ~ z, l ~ s, на долгие годы ставших камнем преткновения в алтаистике и тюркологии (тот факт, что *r2 и *l2 являются первыми компонентами групп согласных, а z и sh — рефлексами вторых компонентов согласных, при этом иногда принадлежащих другой морфеме, при игнорировании линейной структуры слова является ненаблюдаемым). Преобразования ауслаутных структур в тюркских языках затемнены большим количеством вто-

22

А. А. Бурыкин

ричных производных, однако похоже, что в этих языках имела место утрата конечных согласных, а впоследствии и гласных последнего слога. В такой ситуации восстановление тюрко-монгольских праформ — то, на что алтаистика потратила многие десятилетия — не имеет перспективы, так как в подавляющем большинстве случаев здесь в качестве праформы выступают собственно монгольские формы, в то время как самые древние тюркские формы демонстрируют большее сходство с формами современных монгольских языков, нежели с древнемонгольскими. То же справедливо в отношении тунгусо-маньчжурских языков: тюркские формы более сходны с теми языками, фонетическая структура которых сильно изменена — орочским, ульчским, нанайским; аналогичные изменения показывает эвенский язык, более других тунгусо-маньчжурских языков подвергшийся тюркскому (якутскому) воздействию. Исходя из сказанного, становится понятным, что описания структуры корня в тюркских языках сами по себе ничего не дают для алтаистики — кроме материала, подлежащего этимологизации в свете данных других языков. Рассмотрим несколько примеров. Алтаисты положили много сил на то, чтобы свести мо. agta morin и тюрк. at «лошадь» и уговорить коллег признать правомерность сближения и возможность выпадения преконсонантного согласного в тюркском — но никто не заметил, что квазиомоним тюрк. «имя, слава» таким же образом соответствует монг. aldar «слава, имя», а глагольный корень at- «стрелять, бросать», соответствует мо. aldu­, alda «упустить, уронить» (разница в типе каузации, т.е. частном грамматическом значении, ср. пустить стрелу). Все — и алтаисты, и антиалтаисты — сравнивают мо. elzigen и тюрк. eshak «осел», но почему-то никто не ставил рядом мо. zulzagan и тюрк. cocuq «поросенок», составляющим пропорцию для названий осла и принадлежащим, заметим, той же тематической группе. Продолжая поиск рефлексов алтайских согласных *p’ и *k’, для которых инлаутные соответствия были найдены С. А. Старостиным, нам, как кажется, удалось найти преконсонантные и постконсонантные рефлексы этих согласных, до неправдоподобия красиво разошедшиеся по группам языков (для корейского и японского они пока не ясны). В преконсонантной позиции эти согласные сохраняются в тунгусо-маньчжурских языках, но утрачиваются в монгольских. В по-

Идеи С. А. Старостина и дальнейшие перспективы алтаистики

23

стконсонантной позиции дело обстоит как раз наоборот — в тунгусоманьчжурских языках эти согласные пропадают, а в монгольских сохраняются, что и обусловливает появление в монгольских языках «нетипичных» для других языков корней с постконсонантными b и x. Наконец, как представляется, согласный *k’ в ауслаутной позиции в монгольских и тюркских языках (а также, возможно, в корейском) сохраняется, а в тунгусо-маньчжурских языках пропадает, вызывая сужение предшествующего гласного до долгого ­i. Как бы это ни шокировало, но эвенкийская словарная форма глагола на —mii в такой системе точно соответствует турецкой словарной форме глагола на — mak. Напомним наш любимый афоризм — настоящая компаративистика занимается не поиском сходств, она занимается доказательством тождества того, что внешне различается. Перечень уточнений и новых рядов соответствий, выявленных пока между тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками и отчасти корейским, не ограничивается тем, что было показано выше. Некоторая часть этих предложений представлена в работах автора данного доклада. Отвлекаясь от темы — и проявляя заботу о будущих историках науки — мы хотели бы заметить, что судьба алтайской реконструкции и алтайской теории в целом, а равно и соотношение алтаистов и антиалтаистов в среде лингвистов среднего поколения могли бы быть принципиально иными — если бы А. Вовин переехал в США хотя бы на полгода позже, он имел бы возможность познакомиться с наиболее новыми результатами в области алтайской реконструкции, которые получили его коллеги, в еще не обнародованном виде, и кто знает, какую позицию он занимал бы ныне в вопросе о родственных связях алтайских языков. Просчеты глоттохронологии тунгусо-маньчжурских языков, начинавшиеся им вместе с автором совместно, ныне известны по американской публикации как подсчеты самого А. Вовина — и ему должно быть известно, что материал тунгусоманьчжурских языков в нашей статье о тунгусско-нивхской глоттохронологии был сокращен по техническим условиям до шести наиболее репрезентативных языков. Скепсис А. Вовина в отношении итогов работы над этимологическим словарем алтайских языков не совсем понятен — если какие-то слова известны лишь в отдельных (часто одном-двух) тунгусо-маньчжурских языках или диалектах, это

А. А. Бурыкин

24

еще не значит, что они являются редкими — сравнительный словарь не есть лингвистический атлас, в равной мере прорабатывающий территорию, и его материалы не соотносятся со всей территорией распространения языков. Кроме того, идея о том, что общеалтайские слова должны быть в равной мере общетюркскими, общемонгольскими и общетунгусо-маньчжурскими выглядит вообще подкинутой в алтаистику извне, со стороны скептиков и недовольных — как раз среди изолятов одной группы и велика возможность отыскать архаизмы, хорошо сохраняющиеся в другой группе языков, и тут остается только посетовать, что пока единственным источником тюркских лексических раритетов, столь важных и ценных для алтаистики, остаются «Опыт словаря тюркских наречий» В. В. Радлова и словари по отдельным тюркским языкам и диалектам. В докладе и памятной статье нам хотелось бы сказать еще многое о С. А. Старостине и его идеях в области компаративистики и алтаистики. Завершая этот текст, отметим, что научное творчество С. А. Старостина удачно встроилось в ту научную парадигму, которую представляет собой московская лингвистика и компаративистика последней четверти XX — начала XXI века, и его научные достижения достойно украшают общие научные итоги московской лингвистической школы. Существенно и то, что научная работа С. А. Старостина стимулировала компаративистические разыскания его коллег и далеко за пределами московской кольцевой автодороги — и потенциал его идей, как думается, еще долго не будет исчерпан.

The primary goal of the article is to sum up the main results of the development of comparative Altaic studies during the last half-century, with a particular focus on the contributions of S. A. Starostin to the field. Along the way, the author discusses some specific issues of Altaic (such as the reconstruction of its system of personal pronouns) and offers a general framework to describe the major processes of phonetic change that took place in different branches of Altaic; the latter are classified as either “archaic” or “innovative” depending on the degree of their phonetic conservatism.

А. И. Коган (Институт Востоковедения РАН)

О ряде фонетических изменений в языке кашмири и их относительной датировке

Главной целью статьи является реконструкция ряда фрагментов раннекашмирской фонологической системы. Подобного рода реконструкция имеет огромное значение в рамках более общей задачи установления фонетических соответствий между кашмири и другими дардскими языками, решение которой чрезвычайно затруднено ввиду серьезной перестройки, которой подверглась фонология кашмири. Из-за того, что на настоящий момент такая внутренняя реконструкция никем не была проделана, данные по кашмири до сих пор остаются труднообъяснимыми со сравнительно-исторической точки зрения. В основном тексте статьи проанализирован ряд изменений в вокализме кашмири, а также развитие старых аффрикат и сибилянтов. Автор приходит к выводу, что такие явления, как регрессивная корневая ассимиляция гласных, умляут, и передвижение аффрикат должны были иметь место сравнительно недавно; это становится очевидным прежде всего в ходе тщательного разбора многочисленных заимствований в кашмири из персидского и арабского языков.

Язык кашмири, несомненно, является наиболее крупным и развитым языком дардской группы. По-видимому, именно это обстоятельство породило расхожее мнение о высоком уровне изученности кашмири в сравнении с остальными дардскими языками. Это мнение, однако, верно лишь отчасти, а именно в том, что касается синхронии. Ситуация с историческими и сравнительно-историческими исследованиями кашмири совершенно иная. Эти исследования лишь сделали первые шаги. Более того, сложившуюся ситуацию можно без преувеличения назвать парадоксальной: язык, наилучшим образом описанный синхронно, вместе с тем крайне неудовлетворительно изучен исторически и занимает, пожалуй, наиболее скромное место в дардских компаративных штудиях. У данного парадокса мы видим несколько отчасти взаимосвязанных причин. Первая причина состоит в том, что еще со времени по-

26

А. И. Коган

явления пионерских работ Дж. Грирсона1 о кашмири нередко говорят как о «полуиндийском» или даже «в основном индийском» языке, имея в виду присутствующий в нем мощный пласт индоарийских элементов2. И хотя сам Грирсон, как известно, считал появление этого пласта результатом языковых контактов и не подвергал сомнению принадлежность кашмири к дардской группе, у некоторых исследователей, как нам представляется, появилось интуитивное представление о кашмирском языке как о «смешанном» и, в силу этого, «особом», требующим отдельного от всех прочих дардских языков изучения3. Следует отметить, что во многом аналогичные проблемы вставали в свое время перед иранистами. В иранской группе также имеются языки, подвергшиеся сильному индоарийскому влиянию: белуджский, пушту и хотаносакский. Тем не менее, принадлежность этих языков к иранской группе была надежно доказана, и в настоящее время их материал широко используется в иранских сравнительно-исторических исследованиях4.

1

См., например, [Gierson 1969, 2].

2

Вопрос об индоарийских заимствованиях в кашмири, поставленный уже около

века назад, остается не вполне проясненным до сих пор. Все еще не установлены ни непосредственные источники основной части индоарийских элементов (исключая лишь позднейшие заимствования из урду и встречающиеся в «индусском кашмири» санскритизмы), ни характерные для них особенности исторической фонетики. Иранские заимствования, которые в кашмири, пожалуй, еще более многочисленны, чем индийские, серьезной проблемы не представляют. Практически для всех для них бесспорным источником является классический новоперсидский литературный язык. 3

Интересно, например, что Г.Моргенстьерне, рассматривавший все дардские язы-

ки как индоарийские, но при этом отделявший их от «индоарийских языков равнин» (новоиндийских языков в привычном понимании), говорил о кашмири как о «пограничном случае» [Morgenstierne 19731], тем самым отделяя его от остальных языков дардской группы. Французский индолог Ж.Блок, разделявший взгляды Г. Моргенстьерне, достаточно активно использовал кашмирский материал в своем фундаментальном труде по истории индоарийских языков [Bloch 1965], в то время как данные других дардских языков привлекались им значительно реже. 4

Впрочем, реальное генетическое положение некоторых из этих языков было ус-

тановлено не сразу. Так, пушту еще во второй половине XIX века относили к индоарийской группе. Для нас, однако, важно, что выяснить действительное положение дел позволило последовательное применение сравнительно-исторического метода. Иссле-

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

27

Слабое привлечение данных кашмири лингвистами-дардоведами имеет и другую причину. Отделение иноязычных (в нашем случае индоарийских) элементов от исконных не представляется возможным при отсутствии установленной системы регулярных звукосоответствий с близкородственными языками в базисной лексике. Установление же соответствий между кашмири и другими дардскими языками (в том числе шина и языками кохистанской подгруппы, гипотетически объединяемыми с кашмири в восточнодардскую языковую общность), затруднено ввиду весьма значительных изменений, затронувших кашмирскую фонологическую систему. В результате этих изменений кашмири в области фонологии существенно отличается от прочих языков дардской группы. Различия очень заметны и в вокализме (наличие развитого фонологически самостоятельного среднего ряда), и в консонантизме (фонологическая оппозиция согласных по признаку палатализованности и, возможно, лабиализованности, отсутствие характерных для большинства языков ареала церебральных аффрикат и церебральных сибилянтов). Многочисленные звуковые изменения нередко затемняют фонетические соответствия, делают их нетривиальными, а процедуру их выявления — достаточно трудоемкой. Такая процедура предполагает в качестве непременного условия сочетание в исследовательской работе внешнего сравнения и внутренней реконструкции, что в свою очередь требует от ученого немалого времени и сил. Вполне возможно, что в такой ситуации некоторые исследователи-компаративисты предпочли воздержаться от углубления в кашмирский материал и его детального изучения или же отложить таковое «на потом». На протяжении большей части XX века основная часть исследований по языку кашмири проводилась лингвистами-индологами, мало или же совершенно не имевшими дело с материалом других дардских языков. Это, безусловно, явилось еще одной причиной отсутствия ощутимого прогресса в изучении кашмирской диахронии. Предпринятые в отдельных индологических работах попытки исторической интерпретации кашмирского материала без привлечения данных близкородственных языков нельзя назвать удачныдователи смогли прекрасно обойтись без различного рода «нетрадиционных» идей вроде пресловутого «скрещения языков».

28

А. И. Коган

ми5. В последние же десятилетия интерес к сравнительно-исторической проблематике среди индологов резко упал, и серьезные диахронические исследования кашмири практически прекратились6. В последнее время отмечаются лишь отдельные высказывания по данному кругу проблем. Обычно такие высказывания бывают, к сожалению, неверными и неквалифицированными7. Сохранение описанных выше трудностей привело к тому, что богатейший кашмирский лексический материал оказался весьма слабо изучен в сравнительно-историческом аспекте. Это обстоятельство серьезно тормозит дардские компаративные исследования, главной проблемой которых, как известно, всегда был недостаток данных. Активное же привлечение для таких исследований фактов языка кашмири смогло бы, на наш взгляд, пролить свет на такие «темные» вопросы как целесообразность выделения внутри дардской группы восточнодардской подгруппы и (в случае наличия таковой) генетическая классификация восточнодардских языков. Из названных нами выше проблем сравнительно-исторического изучения языка кашмири, пожалуй, лишь одна (неустановленность регулярных фонетических соответствий между кашмири и другими дардскими языками) является действительно объективной, напрямую связанной с современным состоянием науки, а не с уровнем подготовки исследователей. Именно от ее решения и зависит дальнейший прогресс кашмирских диахронических исследований. Настоящая работа мыслится нами как первый шаг в этом направлении. Как уже говорилось, установление звукосоответствий возможно лишь

5

Это относится, в частности, к вышеупомянутой работе Ж. Блока, где автор пыта-

ется вывести кашмирский материал из среднеиндийского. 6

Причиной такой ситуации, несомненно, является сильный «перекос» в сторону син-

хронных исследований, характерный как для западной, так и для индийской лингвистики (последняя находится ныне под мощнейшим влиянием лингвистики американской). 7

В качестве примера можно привести, например, следующее высказывание со-

временного индийского исследователя П. Н. Пушпа, пытающего доказать несостоятельность аргументов Дж. Грирсона в пользу принадлежности кашмири к дардской группе: “Even if Dardic impact be detected and conceded here and there, it is too meagre and superficial to warrant formulation of the Dardic origin of Kashmiri. Origin lies not on the surface but has to be identified at the deep structure of the syntax” [Pushp].

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

29

при условии совместного применения метода внешнего сравнения и внутренней реконструкции8. Ниже мы попытаемся, при помощи обоих методов восстановить некоторые фрагменты фонологической системы более раннего состояния языка кашмири. Естественно ожидать, что этот «протокашмири» обнаружит с другими дардскими языками более прозрачные фонетические соответствия, нежели современный язык. Реконструкция более архаичного состояния кашмирской фонологии, несомненно, окажется полезной не только для сравнительно-исторических, но и для собственно историко-лингвистических исследований по языку кашмири. Последние в силу отсутствия давней письменной традиции на языке кашмири9 вынуждены опираться именно на реконструированные данные. Как будет показано далее, для целого ряда фонетических изменений в кашмири может быть предложена относительная датировка. Важность такой датировки трудно переоценить, особенно если принять во внимание почти полное отсутствие точно датированных письменных памятников на языке кашмири. Ниже мы предлагаем анализ трех разных историко-фонетических процессов (или, точнее говоря, трех разных серий тесно взаимосвязанных историко-фонетических изменений), которые, как нам представляется, явились главными причинами радикальной перестройки кашмирской фонологической системы.

Регрессивная ассимиляция гласных, развитие умлаута и сопутствующие изменения в консонантизме Основная часть инноваций в кашмирском вокализме напрямую связана с характерной для этого языка тенденцией к регрессивной ас-

8

К счастью, кашмирская морфонология предоставляет богатый материал для

внутренней реконструкции. 9

Письменная традиция на кашмири надежно прослеживается на протяжении

примерно трех последних веков. По-видимому, существовали и более ранние тексты (по некоторым данным с XIV в.), однако они весьма долгое время бытовали исключительно в устной форме, записаны были достаточно поздно и дошли до нас в версиях, язык которых практически не отличается от кашмири XVIII века.

30

А. И. Коган

симиляции гласных. Звуковые изменения, протекавшие в рамках этой тенденции, привели к появлению в фонологической системе кашмири таких нехарактерных для большинства арийских языков черт, как, например, фонологическая оппозиция долгого ō и краткого o или наличие (опять же на фонемном уровне) гласных среднего ряда среднего подъема  и . Регрессивная ассимиляция кашмирских гласных исследовалось в прошлом в первую очередь в связи с учением о так называемых «гласных-матра», предложенном в XIX в. индийским грамматистом И. Каулем и развитом в последствии Дж. Грирсоном [Grierson 1899; 1911, 15–22]. «Гласные-матра» — условное название существовавших в кашмири в прошлом сверхкратких гласных, встречавшихся главным образом (хотя и не исключительно) в конце слова. Ассимилятивные изменения гласного предшествующего слога вызывали «u-матра» и «i-матра». Перечень этих изменений приводится в нижеследующей таблице10.

Исторический гласный

Перед согласным с «u-матра»

Перед согласным с «i-матра»

a

o

C

ā

ō

J

e

(C’)o

e

ē

(C’)ū

ī

ō

ū

ū

i

(C’)u

i

ī

(C’)ū

ī

Непосредственными источниками «u-матры» и «i-матры» были краткие гласные u и i соответственно. Такой вывод можно сделать на основании некоторых соответствий между кашмири с одной стороны и другими дардскими языками и древнеиндийским — с дру10

См. также [Grierson 1911, 21].

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

31

гой11 (ср. кашм. oš /ošu)/12 ‘слеза’ при кхов. ašrū, кал. āstru, г.-б. anλuk, шина Fṣu, др.-инд. aśru- то же; кашм. Kčh /Mčhi/ ‘глаз’ при паш. ačhī, майян, шина āOhī, торв. aṣī, пхал. aOhi, др.-инд. akṣi- то же). Показательно также, что в позиции перед согласным «гласные-матра» проясняются в полнозвучные краткие гласные (ср., например, причастные по происхождению формы прошедшего времени глагола karun ‘делать’ с местоименными энклитиками и без них, согласуемые в числе и роде с объектом: kor /koru/ ‘сделал (объект м.р. ед.ч.)’ — koru-n ‘он сделал’, kKr’ /kMri/ ‘сделал (объект м.р. мн.ч.)’ — kKri-th ‘ты сделал’). Впоследствии сверхкраткие гласные пали, причем если «u-матра» исчезла бесследно13, то падение «i-матры» привело к палатализации предшествующего согласного и тем самым вызвало появление в кашмири фонологической оппозиции палатализованных и непалатализованных14. Результатом регрессивной ассимиляции, вызванной «гласными-матра», и последующей утраты последних стало развитие кашмирского умлаута (ср., например, современные формы прилага-

11

Сразу, однако, следует сказать, что ранние u и i, развившиеся впоследствии в «u-

матру» и «i-матру», могли, по всей видимости, продолжать не только общеарийские *u и *i, но и другие древние фонемы. 12

Кашмирские примеры без скобок даются в транскрипции, принятой в работе

[Edelman 1983]. В косых скобках мы приводим запись в транскрипции Дж. Грирсона, фиксирующей «гласные-матра». 13

Относительно статуса «u-матры» у исследователей долгое время не было едино-

го мнения. На сегодняшний день наиболее обоснованной представляется точка зрения Б. А. Захарьина [Захарьин 1974], согласно которой «u-матру» невозможно считать независимой фонемой. Вероятнее всего, нет оснований рассматривать ее и как звук. Следом павшего сверхкраткого гласного могла бы являться лабиализация предшествующего согласного, что уже предполагалось в ряде работ [Захарьин, Эдельман 1971; Edelman 1983]. Однако впоследствии выяснилось, что лабиализация, по-видимому, носит позиционный характер и обязана своим появлением соседству гласного Y или Z. Интересно, впрочем, что исторические глухие непридыхательные согласные в позиции перед павшей «u-матрой» сохраняются в неизменном виде, в то время как обычно в конце слова они получают аспирацию. Это явление, по-видимому, представляет собой единственный пример несомненного влияния «u-матры» на предшествующий согласный. 14

Другим источником палатализованных согласных в кашмири, как можно видеть

из таблицы, являются сочетания типа «согласный + ^» и «согласный + _» перед согласным с «u-матра».

32

А. И. Коган

тельных и причастий: boḍ ‘большой (м.р. ед.ч.)’ — bKḍ’ ‘большие (м.р. мн.ч.)’; n’ūl ‘синий, зеленый (м.р. ед.ч.)’ — nīl’ ‘синие (м.р. мн.ч.)’; mōr ‘убитый (м.р. ед.ч.)’ — mRr’ ‘убитые (м.р. мн.ч.)’). Изменения гласных, аналогичные тем, что вызывались «гласными-матра», имели место в кашмирских двусложных корнях, а также в «застывших» (непродуктивных) суффиксальных образованиях. В подобных случаях мы обнаруживаем ассимилятивное воздействие гласного второго слога на гласный первого (ср. odur ‘мокрый’ при башк. āl15, шина aẓŭ16, др.-инд. ārdra- то же; onguǰ ‘палец’ при шина agui, haguṛi, пхал. aŋguṛi, майян (диал. каньявали) agui, башк. aŋgīr, торв. aŋgī, г.-б. aŋguṛṛīk, паш. aŋguṛī, кал. aŋgūṛ́yak, кховар aŋguḷ, др.-инд. anguli- то же; kōšur ‘кашмирский (м.р. ед.ч.), кашмирец, язык кашмири’ при др.-инд. kāśmīra- ‘кашмирский, кашмирец’; kKšīr ‘Кашмир’ при шина kašīr, др.-инд. kaśmīra- то же; pRryum, pRrim ‘тамошний, проживающий по ту сторону, происходящий с той стороны’ при торв. payim, шина pār, пхал. phār ‘на той стороне’, др.-инд. pāra‘противоположный берег’, pāre ‘на той стороне’). Полная идентичность некоторых внутриморфемных (на синхронном уровне) фонетических переходов, вызванных регрессивной ассимиляцией гласных, и звуковых изменений, связанных с воздействием «гласных-матра», позволяет с большой долей вероятности предположить, что те и другие были синхронны по времени и являлись по существу двумя аспектами одного историко-фонетического процесса. Гласные i и u, как краткие, так и долгие, как конечные, так и срединные, вызывали абсолютно одинаковые изменения гласного предшествующего слога. За этими изменениями последовало падение кратких i и u в конце слова (возможно, при наличии промежуточной ступени в виде сверхкратких), после которого уже стало возможным говорить об умлауте. Таким образом, при относительной датировке появления кашмирского умлаута (а также, например, возникновения палатализованных согласных из сочетаний типа «согласный+i») время описанных выше внутриморфемных ассимилятивных процессов можно рассматривать как terminus post quem. Датирование же (разумеется, тоже относительное) этих последних также не представляется невозможным. 15

l < *dr.

16

ẓ < *dr.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

33

Весьма интересно с этой точки зрения «поведение» многочисленных в кашмири заимствований из классического персидского, в том числе и проникших через посредство последнего арабизмов. В них также обнаруживаются следы регрессивной ассимиляции гласных (ср. zorūrath ‘необходимость’ < кл.-перс. zarūrat то же < араб.; tondūr_ ‘род печи’ < кл.-перс. tan(d)ūr то же; k’ubul ‘кыбла (направление к Мекке)’ < кл.-перс. qibla то же < араб.; zKmīn ‘земля’ < кл.-перс. zamīn то же; dKlīl ‘довод, аргумент; рассказ’ < кл.-перс. dalīl ‘аргумент, довод’ < араб.; nōzukh ‘тонкий, стройный’ < кл.-перс. nāzuk то же; mōlūm ‘известный’ < кл.-перс. ma’lūm то же < араб.; šRhī ‘царствование, царская власть’ < кл.-перс. šāhī то же; rRzī ‘согласный’ < кл.-перс. rāzī то же < араб.; hRzir ‘присутствующий, готовый’ < кл.-перс. hāzir то же < араб.; mRlikh ‘владелец, хозяин’ < кл.-перс. mālik то же < араб.; ср. также имена собственные арабского происхождения: Klī ‘Али’, rosūl ‘Расул’, obdulā ‘Абдулла’). Не будет преувеличением сказать, что ассимилятивные изменения гласных являются для иранизмов и арабизмов в кашмири правилом, исключения из которого относительно немногочисленны17. Большинство таких исключений — позднейшие заимствования, проникшие в кашмири через посредство урду: mazmūn ‘учебный предмет, статья (газетная)’ (ср. урду mazmūn то же < перс. < араб.), tahkīk ‘исследование’ (ср. урду tahqīq то же < перс. < араб.), takābulī ‘сравнительный’ (ср. урду taqābulī то же < перс. < араб.). Отсутствие в подобной лексике следов ассимилятивных процессов объясняется, вероятнее всего, тем фактом, что ко времени ее усвоения языком кашмири18 описанные выше изменения гласных уже прошли. В отдельных персидских и арабских заимствованиях обнаруживаются явные следы павших «гласных-матра» (ср. ǰōd ‘злые чары’ при кл.-перс. ǰādū ‘чары, колдовство’; h’ond ‘индус’ (< *hendu, мн.ч. hend’) при кл.-перс. hindū то же; bRz’ ‘игра’ < кл.-перс. bāzī то же; kRz’ ‘судья, кадий’ при кл.-перс. qāzī то же < араб.). Иногда имеет место парал17

В этой связи интересно отметить, что регрессивная ассимиляция гласных харак-

терна и для принятой в Кашмире традиции чтения Корана, вследствие чего характерной особенностью кашмирского варианта коранического арабского является наличие таких фонем, как C, J, o, ō. 18

Как видно из семантики приведенных лексем, они едва ли могли быть заимство-

ваны ранее, чем столетие назад.

34

А. И. Коган

лельное существование двух или даже трех различных вариантов одного заимствования. Так, кл.-перс. ǰādū ‘чары, колдовство’ может отражаться в кашмири не только как ǰōd, но и как ǰōdū и ǰādū. Подобные факты могут быть объяснены характером персидского влияния на кашмири. В течение многих веков персидский язык функционировал в Кашмире как единственный официальный и основной литературный. В таких условиях заимствования могли периодически подвергаться своеобразной «корректировке», фонетическим изменениям, приближающим их звучание к более престижной персидской норме. Вероятнее всего, ту же причину имеет и двоякое развитие конечного долгого ī, в некоторых заимствованиях (bRz’, kRz’) переходящего в палатализацию предшествующего согласного, а в некоторых — сохраняющегося без изменений (šRhī, rRzī). Таким образом, целый ряд примеров свидетельствует о том, что и регрессивная ассимиляция гласных, и развитие кашмирского умлаута — явления хронологически более поздние, чем усвоение языком кашмири многих персидских и (через персидское посредство) арабских заимствований19. Если время ассимилятивных процессов в вокализме корней, как уже говорилось, является для эпохи появления умлаута terminus post quem, то начало влияния классического новоперсидского языка на кашмири20 можно считать terminus post quem для обоих явлений. Интересно отметить, что, как показывают приведенные выше заимствования, «гласные-матра» могут развиваться не только из кратких i и u, но и из долгих ī и ū21.

19

Интересно, что в кашмирской поэзии XVIII — начала XIX в., язык которой уже

изобиловал иранизмами и арабизмами, «гласные-матра» иногда трактуются с метрической точки зрения как краткие гласные, а иногда — как ноль звука. 20

Распространение персидского языка в Кашмире, вероятнее всего, проходило од-

новременно с утверждением в стране ислама. Точная датировка исламизации пока проблематична ввиду все еще недостаточной изученности раннемусульманского периода кашмирской истории. Первая известная из исторических источников мусульманская династия Кашмира пришла к власти в XIV веке. Нельзя, однако, исключить, что распространение ислама могло начаться и в более раннее время. На это указывает, в частности, упоминание о наличии в Кашмире мусульман в книге Марко Поло. 21

Еще одним любопытным примером перехода конечного долгого ū в «u-матру»

является кашмирское название города Джамму — ǰom. Это название представляет со-

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

35

Как уже говорилось, историко-фонетические процессы, приведшие к развитию в языке кашмири «гласных-матра», привели также к окончательному оформлению фонологической оппозиции согласных по признаку палатализованности. Теперь мы имеем все основания утверждать, что эта яркая особенность кашмирского консонантизма, отличающая его от систем согласных большинства дардских языков, является относительно поздней. Ее возникновение, несомненно, имело место в более позднюю эпоху, чем появление арабско-персидского пласта в лексике. Несколько сложнее вопрос об оппозиции по признаку огубленности. Некоторые исследователи не считают эту оппозицию фонологически релевантной для кашмирских согласных [Захарьин 1974, 81– 85]. Действительно, поскольку «u-матру» Грирсона, по всей видимости, нельзя рассматривать не только как звук или фонему, но и как фонологически значимый дифференциальный признак, в языке кашмири нет примеров непозиционной лабиализации согласных. Такую лабиализацию можно предположить лишь для начальных фонем в сочетаниях типа Cva (ср. dvah ‘день’, kval ‘речка, ручей’, svan ‘золото’). Существует, однако, и иная трактовка таких последовательностей — как сочетаний типа «согласный + w»22, предполагающая позиционный характер огубленности начального согласного. Признавая спорность вопроса о фонологической самостоятельности лабиализованных согласных в кашмири, мы считаем необходимым отметить, что фонема w (или, в другой трактовке, гласный a после огубленного согласного) в большинстве случаев, имеет относительно позднее происхождение. Наиболее вероятным источником этого гласного является обычно более ранний краткий u, на что указывают данные древних арийских языков и языков дардской группы (ср. кашм. bwn ‘вниз’ при пхал. bhunaṛā ‘внизу’, катарк. bun ‘глубина’, др.-инд. budhna- ‘дно’, авест. buna- ‘почва, дно’; kwl ‘речка, ручей’ при кхов. kužu ‘канал’, др.-инд. kulyā ‘небольшая река, канал’; кашм. nwš ‘сноха’ при шум., шина nuṣ, др.-инд. snuṣā то же). Развитие u > w характерно и для персидских и арабских заимствований (ср. khwšikh бой несомненное заимствование (в исконных словах ǰ отражается как z, см. ниже), наиболее вероятный источник которого — догри ǰammū ‘город Джамму’. 22

То есть приведенные выше примеры трактуются как d|h, k|l и s|n соответственно.

36

А. И. Коган

‘сушеный’ < кл.-перс. xušk ‘сухой’; rwkhsār ‘щека’ кл.-перс. ruxsār то же; khwdā(y) ‘Бог’ < кл.-перс. xudā(y) то же; gwnāh ‘грех, вина’ < кл.-перс. gunāh то же; gwlām ‘раб, слуга’ < кл.-перс. γulām то же < араб.; mwhbath ‘любовь’ < кл.-перс. muhabbat то же < араб.; kwrbān ‘жертва’ < кл.-перс. qurbān то же < араб.; kwrān ‘Коран’ < кл.-перс. qur’ān то же < араб.). Это дает основания датировать данный переход средними веками23. Однако краткий u не является единственным источником фонемы w в современном кашмири. В некотором (впрочем, крайне малом) количестве примеров гласный w, возможно, продолжает сочетания типа VwV, то есть сонант w в интервокальном положении (ср. dwh ‘день’ (< *diwasa- ?) при паш. duwās, г.-б., башк. dōs, др.-инд. divasa- то же; dwn косв.пад. II мн.ч. от z_ ‘2’, dwšiwKy ‘оба’ (< *duwa- ?) при др.-инд. d(u)vau, d(u)vā ‘2’). Каких-либо надежных оснований для датировки данного историко-фонетического процесса нам обнаружить не удалось. Можно лишь сказать, что если он хронологически предшествовал переходу краткого u в гласный w, этот последний должен был на определенном историческом этапе представлять собой весьма редкую фонему, поскольку, как уже говорилось, примеры w < VwV в кашмири весьма малочисленны.

Кашмирское передвижение аффрикат Весьма яркой отличительной особенностью кашмирской консонантной системы является отсутствие церебральных аффрикат24. Вместо оппозиции трех рядов (дентальных, палатальных и церебральных), характерной для большей части дардских языков, в кашмири мы обнаруживаем двучленное противопоставление аффрикат

23

Примеры | < u имеются и среди вероятных индоарийских заимствований (d|kh

‘боль, горе, печаль’ < индоар., ср. лахнда, зап. пах., хинди-урду dukh, пандж. dukkh, др.-инд. duḥkha- то же; ph|l- ‘цвести, расцветать’ < индоар., ср. лахнда phull-, зап. пах. (котгархи) phul- то же, др.-инд. phullati ‘распускается (о цветке)’). Однако в виду того, что время усвоения приведенных слов языком кашмири остается неустановленным, особого интереса для датировки возникновения гласного | подобные примеры не представляют. 24

Об этом см., например, [Топоров 1967, 191].

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

37

(дентальные vs палатальные). Представляется весьма вероятным, что исторически современная система возникла из более старой трехрядной (аналогичной системам многих других языков региона) в результате целого ряда фонетических изменений. Вероятность наличия в более раннем состоянии языка кашмири церебральных аффрикат признавал еще Г. Моргенстьерне, предположивший развитие современного палатального придыхательного čh из более старого церебрального Oh [Morgenstierne 19732, 294]. Действительно, кашмирскому čh обычно соответствует Oh в большинстве близкородственных восточнодардских языков (ср. кашм. čhir ‘овечье или козье молоко’ при башк., пхал. Ohīr, торв. Ohī, сави Ohir ‘молоко’, шина Ohīri ‘вымя’; кашм. Kčh ‘глаз’ при башк. ēOh, майян, шина āOhī, пхал. aOhi, сави aOh† то же; кашм. mFčh ‘мед’ при башк. m†Oh, пхал. mēOhī, шина maOhī то же; кашм. dačhun ‘правый’ при шина daOhiṇu, пхал. deOhiṇēti, башк. lāOhim то же). При этом на месте палатального придыхательного čh многих дардских языков (включая и часть восточнодардских) в кашмири чаще всего обнаруживается дентальная аффриката ch25 (кал. čhak, кхов. čhag, пхал. čhei, шина čhāi ‘тень’ при кашм. chāy то же; паш. čhanīk, кховар čhani, сави čhāli, шина čhal ‘козленок’, пхал. čhāl ‘новорожденный козленок’ при кашм. chāwul ‘козел’; паш. čhind­, кал., кхов., пхал., шина čhin- ‘резать’ при кашм. chen ‘разрез’, chen‘быть отрезанным’; кхов. wečh- ‘хотеть, желать, домогаться’ при кашм. yich­, yach- ‘хотеть, желать’; кал. phuč-26 ‘спрашивать’ при кашм. pr_ch- то же). Такая система соответствий дает основания предположить, что в кашмири имело место передвижение, а точнее, продвижение вперед придыхательных аффрикат: старые палатальные перешли в дентальные, старые церебральные — в палатальные. Развитие более ранней глухой непридыхательной и звонкой палатальной аффрикат, было, вероятнее всего, в целом аналогичным

25

Исключение составляют восточнодардские языки подгруппы кохистани (башка-

рик, торвали, майян) и кунарские языки (гавар-бати, шумашти, глангали, нингалами), где кашм. ch (а также др.-инд. палатальному (c)ch) обычно соответствует глухая непридыхательная аффриката, палатальная или дентальная, что связано со специфическим отражением в этих языках индоевропейской группы *sk’ (общедард. *sč). Подробнее об этом см. [Коган 2005, 94 — 117]. 26

Закономерно из более раннего *pučh-.

38

А. И. Коган

развитию аффрикаты čh. Глухой č подвергся дентализации (ср. кашм. cōr ‘4’ при шина čar, пхал. čūr, сави, башк., майян (диал. кандия) čōr, торв. čau, кал. čāu, кхов. čor, паш. (диал. лауровани) čār, др.инд. catur, catvar, авест. čaθvar- то же; кашм. cam ‘кожа’ при башк., торв. čam, шина čom, др.-инд. carman, авест. čarKman- то же; кашм. cŏk ‘кислый’ при башк., торв. čuk, шина čŭrkŭ, пхал. čukro, сави čuko, кал. čūkra, паш. (диал. арети) čukuro, др.-инд. cukra- то же, кхов. čokronz ‘щавель’; кашм. mŏc- ‘быть оставленным’, mucar- ‘развязывать, открывать’ при паш. muč- ‘убегать’, башк. mučā- ‘развязывать’, шина muč- ‘спасаться’, пхал. mučūm ‘(я) ослабляю, развязываю’, др.инд. mucyate ‘освобождается, убегает’; кашм. pācakh ‘удобоваримый (о пище)’ при паш. pač- ‘вариться, зреть’, кхов. poč- ‘готовиться (о пище), закипать’, кал. pač­, башк. pāč- ‘готовить пищу’, сави pačilōno ‘приготовленный’, пхал. pačūm ‘(я) готовлю пищу’, шина pač- ‘готовиться (о пище), зреть’, др.-инд. pacati ‘готовит пищу’, pacyate ‘готовится, переваривается (о пище), зреет’, авест. pačata ‘готовится (о пище)’, белудж. pacag ‘готовить’). Звонкая аффриката ǰ также передвинулась в зубной ряд, после чего перешла в звонкий дентальный сибилянт z27 (ср. кашм. zuw‘жить’, zuw ‘жизнь, душа, живое существо’ при паш. (диал. гульбахари) ǰimandū, кхов. žunu, кал. ǰūnu, башк. ǰāndo, торв. ǰandī, пхал. ǰāndu, шина ǰīnu ‘живой’, шина (диал. гурези) žōnu ‘существовать’, авест. ǰvaiti ‘живет’, ǰvant- ‘живой’, др.-инд. jīvati ‘живет’, jīvant ‘живой’, jīva ‘живое существо’; кашм. zKn’ ‘женщина’ при паш. (диал. лауровани) ǰūngūṛā ‘девушка’, башк. ǰin kar- ‘жениться’, пхал. ǰhäṇī ‘свадьба’, др.инд. jani­, авест. ǰaini- ‘женщина, жена’; кашм. daz- ‘гореть’ при пхал., сави daǰ­, шина daž- то же, торв. daž- ‘жечь’ из общедард. *daǰ­, общеар. *daǰh- ‘жечь, гореть’ > авест. dažaiti, др.-инд. dahati ‘жжет’). Тот факт, что старые палатальные аффрикаты передвинулись в кашмири в зубной ряд, заставляет поставить вопрос о происхождении современных кашмирских палатальных аффрикат. Наличие перехода *Oh > ch (см. выше) дает основание предположить в качестве 27

Некоторые исследователи предполагают в современном кашмири наличие од-

нофокусной аффрикаты ʒ в качестве фонетического варианта фонемы z (см., напр., [Захарьин 1974, 46]). Наш материал, собранный в ходе работы с информантамикашмирцами, данное предположение не подтверждает.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

39

источников современных č и ǰ (по крайней мере, в части случаев) старые *O и *ǰ̣ соответственно. Возможность такого развития уже допускалась в более ранних работах [Захарьин 1981, 246; Коган 2005, 76] на основании некоторых фактов морфонологии. В языке кашмири имеются продуктивные морфонологические чередования церебральных взрывных и палатальных аффрикат (ср. hKṭ ‘кусок дерева, щепка (ед.ч.)’ — hači то же (мн.ч.); bKḍ ‘большая (ж.р. ед.ч.)’ — baǰi ‘большие (ж.р. мн.ч.)’; wĕṭh ‘толстая (ж.р. ед.ч.)’ — wĕčhi ‘толстые (ж.р. мн.ч.)’). Историко-фонетический механизм формирования этих чередований на первый взгляд представляется неясным ввиду существенных различий между чередующимися фонемами28. Ситуация, однако, значительно проясняется, если предположить, что современной системе непосредственно предшествовала хронологически система альтернаций церебральных взрывных и церебральных аффрикат (*ṭ — *O, *ḍ — *ǰ̣ , *ṭh — *Oh). Вероятность того, что именно такая система явилась источником нынешней, представляется весьма высокой, если принять во внимание наличие в истории кашмири общей тенденции к передвижению аффрикат вперед. К сожалению, наша реконструкция не может быть проверена внешним сравнением, поскольку церебральные непридыхательные аффрикаты (в отличие от придыхательного *Oh) имеют в разных дардских языках разное происхождение. Тем не менее, она, как нам представляется, дает оптимальное объяснение значительной части примеров исконных палатальных č и ǰ в современном кашмири29. 28

Точнее говоря, ввиду существенных артикуляторных различий между звуками,

представляющими эти фонемы. 29

Большая часть примеров кашмирских непридыхательных палатальных аффри-

кат представляет собой заимствования из персидского, арабского и индоарийских языков (ср. čarbī ‘жир, сало’ < кл.-перс. čarbī то же; čamak- ‘сиять, светиться’ < индоар. (ср. хинди-урду camak- то же), kōči ‘улица, переулок’ < кл.-перс. kōča то же; bač- ‘уцелевать, выживать, спасаться’ < индоар. (ср. хинди-урду bac- то же); hēčh ‘ничто’ < кл.-перс. hēč то же; ǰawāb ‘ответ’ < кл.-перс. ǰawāb то же < араб.; ǰōr ‘пара’< индоар. (ср. хиндиурду ǰoṛā то же; Jǰiz ‘бессильный, беспомощный’ < кл.-перс. āǰiz то же < араб.; saǰāw‘украшать’ < индоар. (ср. хинди-урду saǰā- то же); anāǰ ‘зерно’ < индоар. (ср. хинди-урду anāǰ то же); tāǰ ‘корона’ < кл.-перс. tāǰ то же), а также в неэтимологизированной лексике. Исконные кашмирские č и ǰ в ряде случаев не могут быть выведены из церебральных аффрикат. Эти случаи будут рассмотрены ниже.

40

А. И. Коган

Предложенная нами гипотеза, однако, ставит некоторые новые вопросы. В частности, специального рассмотрения требует вопрос о статусе аффрикат O и ǰ̣ в фонологической системе раннего кашмири. На определенном этапе они должны были представлять собой аллофоны взрывных ṭ и ḍ в позиции перед некоторым гласным30. Их фонологизация могла быть вызвана некоторыми изменениями в вокализме, в результате которых стало возможным появление в одинаковой позиции церебральных взрывных и аффрикат31. Корме того, в определенный период в кашмири имели место процессы выравнивания парадигм некоторых существительных женского рода, в результате чего в этих парадигмах исчезло чередование взрывных и аффрикат, и все падежные формы стали образовываться от основы на взрывной (ср. laṭi, anigaṭi, g”ṭi, gāḍi общекосвенная форма ед.ч. от существительных женского рода laṭh ‘раз’, anigaṭ_ ‘темнота’, g”ṭh ‘сокол’, gRḍ ‘рыба’, но hači, cwči та же форма от существительных женского рода hKṭ ‘щепка’ и cwṭ ‘лепешка’). В случае, если все эти изменения (в вокализме и в парадигмах) произошли раньше передвижения аффрикат, для раннего кашмири следует постулировать самостоятельные фонемы O и ǰ̣. В противном же случае непридыхательные церебральные аффрикаты можно считать лишь звуками, впоследствии передвинувшимися в палатальный ряд, так и не успев фонологизоваться. Предпочесть какую-либо одну из этих двух альтернатив мешает невозможность датирования (даже относительного) вышеуказанных фонетических и морфологических изменений. Можно лишь сказать, что наличие в прошлом в языке кашмири фонологически независимых аффрикат O и ǰ̣ все же более вероятно, нежели их отсутствие. Ис-

30

В современном языке этим гласным является i, однако вряд ли так было в более

раннюю эпоху. Как видно из приведенных примеров, конечный i в прилагательных ж.р. мн.ч. не вызывает изменения гласного предшествующего слога. Это означает, что на том историческом этапе, когда проходили описанные нами ассимилятивные изменения гласных, на месте современного i была какая-то другая фонема. В транскрипции Дж. Грирсона в подобных формах фиксируется конечный краткий ĕ: hačĕ ‘щепки’, baǰĕ ‘большие’. 31

Ср., например, такие пары в современном кашмири, как baḍi ‘большой (косв.

пад. II ед.ч. м.р.)’ — baǰi (ǰ < * ǰ̣ ) ‘большие (им.пад. мн.ч. ж.р.)’, haṭi ‘горло (косв.пад. II ед.ч.)’ — hači (č < *ˆ) ‘щепки (им.пад. мн.ч. ж.р.)’.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

41

ключив их из фонологической системы и одновременно признавая наличие в ней придыхательной церебральной аффрикаты Oh (а языковой материал дает нам все основания для ее реконструкции), мы тем самым постулируем систему согласных, маловероятную типологически32. Таким образом, представляется весьма вероятным (а для придыхательных аффрикат, по-видимому, доказанным), что в языке кашмири в прошлом существовало противопоставление палатальных и церебральных аффрикат. В результате последующих фонетических изменений33 на его месте возникла новая оппозиция дентальных и палатальных. Вместе с тем есть основания полагать, что система аффрикат раннего кашмири отличалась от современной не только характером оппозиций, но и числом фонем. Не исключено, что в ней были противопоставлены не два, а три ряда. Помимо церебральных и палатальных, впоследствии подвергшихся передвижению, можно предположить наличие также и зубных аффрикат. В современном языке в ряде случаев для этих фонем нет необходимости предполагать развитие из более ранних палатальных. К подобного рода случаям относятся в первую очередь c, ch и z (< *ʒ), участвующие в морфонологических чередованиях с дентальными взрывными t, th и d (ср. tot ‘горячий, теплый (м.р. ед.ч.)’ — tKс ‘горячая, теплая (ж.р. ед.ч.)’; k’uth ‘какой? (м.р. ед.ч.)’ — kich ‘какая? (ж.р. ед.ч.)’; tuhund ‘ваш (м.р. ед.ч.)’ — tuh_nz ‘ваша (ж.р. ед.ч.)’). Формы женского рода кашмирских прилагательных (а также причастий и ряда местоимений, склоняющихся и изменяющихся по родам подобно прилагательным), вероятнее всего, как и в большинстве языков региона, восходят к образованиям от общеарийских адъективных основ женского рода на ī. Гласные переднего ряда (обычно —, ˜) обнаруживаются в соответствующих формах и во многих дардских языках: шина, пхалура, майян, языках кунарской подгруппы, пашаи34. Аффрикатизация взрывных денталь-

32

В этой связи нелишне отметить, что для всех дардских языков, в которых отме-

чен придыхательный ˆh, характерно и наличие непридыхательного ˆ (отсутствие звонкого ǰ̣, однако, допускается). Следует, впрочем, иметь в виду все еще невысокий уровень изученность фонологии большинства языков дардской группы. 33

Выше мы назвали эти изменения передвижением аффрикат.

34

Исключение составляют языки торвали, башкарик и катаркалаи, где конечные

гласные, как и в кашмири, пали, вызвав изменение корневого гласного.

42

А. И. Коган

ных согласных в позиции перед переднерядными гласными известна в целом ряде языков мира. Ничто не мешает предположить данное явление и для кашмири. В ряде языков дардской группы известен переход в палатальные аффрикаты зубных смычных в сочетании с йотом (*ty > č, *dy > ǰ)35: торв. čōsa ‘отпускать’, čai ‘отпустив’ < *tyaǰ­, ср. др.-инд. tyajati ‘отпускает’; шина ač- ‘входить’ < *atyai­, ср. др.-инд. atyeti ‘проходит’; кал. ānǰa, башк. aǰ, пхал. āǰ ‘сегодня’ < *adya, ср. др.-инд. adya ‘сегодня’; паш. buǰ- ‘бодрствовать’, кал. būǰem ‘(я) бодрствую’, пхал. buǰǰ- ‘понимать’, башк. buǰǰ­, торв. buǰ- ‘слышать’ < *budya­, ср. др.-инд. budhyate ‘пробуждается; наблюдает; понимает’). Следует, однако, отметить, что важным условием, благоприятствовавшим данному историкофонетическому процессу, было наличие среднеязычного йота, обеспечившее развитие вышеуказанных сочетаний именно в палатальные аффрикаты. Прототипы же кашмирских прилагательных, причастий и притяжательных местоимений женского рода, как уже говорилось, оканчивались, скорее всего, не на йот, а на передние гласные36. Примечательно также, что большинство приведенных выше общедардских праформ с сочетаниями *ty и *dy отразились в языке кашмири, причем в их рефлексах обнаруживаются c и z соответственно (ср. кашм. ac- ‘входить’, az ‘сегодня’, bōz- ‘слышать’). Опираясь на внешние данные (прежде всего, на данные таких языков, как шина, пхалура, торвали и башкарик, обнаруживающих наибольшую материальную близость к кашмири), мы можем реконструировать для указанных кашмирских форм более ранние прототипы с палатальными аффрикатами č и ǰ. Ситуация же с формами женского рода со-

35

Данный переход характерен для истории большинства индоарийских языков.

Обнаруживается он и за пределами арийской семьи, в частности в некоторых славянских языках, включая и русский. 36

Чередование дентальных взрывных и дентальных аффрикат характерно также

для существительных женского рода (ср. rāth ‘ночь (ед.ч.)’ — rJc ‘ночи (мн.ч.)’; dawāth ‘чернильница (ед.ч.)’ — dawJc ‘чернильницы (мн.ч.)’). Как и в случае с прилагательными женского рода, формы множественного числа существительных в прошлом, вероятнее всего, оканчивались на гласный переднего ряда. Об этом свидетельствуют в частности изменения корневого гласного, идентичные тем, что происходят в результате ассимилирующего воздействия долгого или краткого i (см. выше).

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

43

вершенно иная. Аффрикатизация взрывных в таких формах не обнаруживается ни в одном дардском языке кроме кашмири и, таким образом, не может быть отнесена к эпохе, предшествующей обособлению кашмири от близкородственных дардских языков. Это в свою очередь свидетельствует о том, что хронологически данный процесс был более поздним, нежели переходы *ty > č, *dy > ǰ. Следовательно, он вполне мог протекать совершенно иначе. Как уже говорилось, в качестве одного из возможных сценариев мы рассматриваем переход дентальных взрывных в дентальные аффрикаты без каких-либо промежуточных ступеней. Зубные смычные t и th в позиции перед павшим некогда передним гласным, по-видимому, не являются единственным возможным источником для зубных аффрикат c и ch в языке кашмири. Имеются отдельные примеры возникновения этих фонем из древнего сочетания *ts. На месте последнего в кашмири, как и во многих других дардских языках, обнаруживаются дентальные c и ch (ср. кашм. mach (основа косвенных падежей — mac­) ‘большая рыба’ при кал. macī, кхов. maci, башк. m™c ‘рыба’, др.-инд. matsya­, авест. masya- (s < *ts) то же; кашм. woch ‘теленок’ при кал. bacha ‘годовалый теленок’, сави bāco, шина băchō, башк. bacēr ‘теленок’, пхал. bachār ‘годовалый или двухгодовалый теленок’, др.-инд. vatsa­, др.-ир. *wasa- (s < *ts) > осет. wäs ‘теленок’). Причины появления аспирации во втором примере не вполне ясны. Показательно, однако, наличие придыхательного не только в кашмири, но и в калаша, шина и пхалура37. Вероятное наличие в языке кашмири c, ch < *ts дает все основания предполагать присутствие данных фонем в фонологической системе еще в эпоху, предшествующую дентализации старых палатальных аффрикат. Статус дентальных аффрикат должен был быть именно фонологическим. Если бы они возникали только из дентальных

37

В индоарийских языках древняя группа ts регулярно развивается в палатальный

придыхательный (c)ch. Для кашмири предполагать такое развитие нет никаких оснований. Современная дентальная придыхательная аффриката вполне может являться непосредственным продолжением сочетания *ts. На это недвусмысленно указывает материал таких дардских языков, как калаша, кховар, шина, пхалура, сави и башкарик, где в случае наличия перехода *ts > čh мы имели бы в современных формах именно палатальную, а не дентальную аффрикату.

44

А. И. Коган

взрывных (см. выше), их можно было бы считать позиционными вариантами последних перед гласными переднего ряда. Однако наличие позиционно необусловленных c и ch делает их трактовку в качестве независимых фонем единственно возможной38. Во многом аналогичной представляется и ситуация со звонким сибилянтом z. Он обнаруживается не только на месте более раннего ǰ или на месте d в позиции перед старым конечным гласным переднего ряда. В отдельных случаях z продолжает s после древнего носового (ср. кашм. _nz ‘гусь’ при шина hănza, др.-инд. haṃsa- то же < и.-е. *gh’ans-; кашм. kenz ‘вид сосуда’ при др.-инд. kaṃsa- ‘металлическая чашка’39; кашм. māz ‘мясо’ при др.-инд. māṃsa- то же < и.-е. *mēmso­). Переход s > z в данной позиции, несомненно, является следствием ассимилирующего воздействия соседних n и m, звонких фонетически. Как можно видеть из приведенных примеров, он обнаруживается не только в кашмири, но и в шина40. Фонологический статус z до передвижения аффрикат представляется неясным. Первоначально этот звукотип, по-видимому, являлся аллофоном s в позиции после носового и аллофоном d перед передним гласным — рефлексом древнего долгого ī в конечной позиции41. В эпоху после перехода *ǰ > z звонкий сибилянт может рассматриваться уже только как самостоятельная фонема. Нельзя, однако, исключить, что фонологизация z имела место в более раннюю эпоху. Внести ясность в данный вопрос могла бы относительная датировка исчезновения носового в māz ‘мясо’, а также возникновения новых сочетаний ns в примерах типа kūns ‘младший’ (< *kanyasa­, ср. др.-инд. kanyasa- ‘младший’), 38

Поэтому нельзя согласиться с Г. Моргенстьерне, утверждавшим, что фонологи-

зация дентальных аффрикат (в частности, возникших из дентальных взрывных) произошла лишь после переходов č > c, čh > ch, ǰ > z [Morgenstierne 19732, 294]. 39

Возможно, родственно др.-инд. camasa- ‘сосуд для питья’ (от корня cam- ‘хле-

бать’ < и.-е. *k‹em-) [Mayrhofer 1992, 286, 528]. 40

Шина mos ‘мясо’ не обнаруживает следов данного перехода. Это, вероятнее все-

го, связано с тем, что в шина, как и во многих других дардских языках, отразилось некое образование от древней основы на согласный, не содержавшей носового (ср. др.инд. mās- < и.-е. *mēs- [Pokorny 1959, 725]). В кашмири, по всей видимости, имела место контаминация двух основ, в результате которой был утрачен носовой в кашм. māz. 41

Возможно, однако, что аллофоном d первоначально являлась звонкая денталь-

ная аффриката ʒ, впоследствии ставшая одним из вариантов фонемы z.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

45

kRnsi косв. пад. от kānh ‘некто, кто-то’, wRns ‘возраст’. К сожалению, неясность этимологий у большинства таких примеров и отсутствие каких бы то ни было критериев для датирования заставляет нас считать вопрос статусе z в фонологической системе раннего кашмири открытым42. Вполне возможным, однако, представляется нам относительное датирование передвижения аффрикат в языке кашмири. Не подлежит сомнению, что дентализация палатальных č, čh, ǰ произошла раньше рассмотренных выше ассимилятивных изменений гласных и развития умлаута. В противном случае были бы невозможны примеры таких изменений в словах с палатальными аффрикатами. Между тем, такие примеры отмечены (ср. čōbukh ‘хлыст, кнут’ < кл.-перс. čābuk то же; čūl’ ‘лифчик’ < индоар. (ср. хинди-урду colī ‘лифчик, короткая блузка’); ǰōd ‘злые чары’ < кл.-перс. ǰādū ‘чары, колдовство’; ǰom ‘город Джамму’ < догри ǰammū то же). С другой стороны, имеются явные случаи дентализации более старых палатальных аффрикат в персидских и арабских заимствованиях43 (ср. cādar ‘накидка, одеяло, покрывало’ < кл.-перс. čādar ‘покрывало’; zigar ‘печень’ < кл.-перс. ǰigar то же; zudRyī ‘разлука’ < кл.-перс. ǰudāyī то же; mūzūd ‘существующий, имеющийся в наличии’ < кл.-перс. mauǰūd то же < араб.). Это позволяет датировать передвижение аффрикат эпохой, более поздней, чем утверждение в Кашмире персидского языка и начало притока в кашмири иранизмов и арабизмов. Говоря о переходах č > c, ǰ > z в заимствованиях из классического персидского, нельзя не отметить немногочисленность таких примеров. Действительно, если, например, регрессивная ассимиляция гласных обнаруживается в большей части лексики иранского и арабского происхождения, то случаев передвижения аффрикат в словах этого лексического пласта заметно меньше, чем случаев сохранения изначальных č и ǰ. Мы видим два вероятных объяснения данной ситуации. Во-первых, процесс усвоения языком кашмири персидских и арабских элементов был длительным, и, несмотря на то, что начало его хронологически предшествует передвижению аффрикат, очень 42

Ср. рассмотренную выше ситуацию с церебральными аффрикатами ˆ и ǰ̣.

43

На такие примеры указывал еще Дж. Грирсон. См., например, [Grierson 1915—

32, 1214].

46

А. И. Коган

многие иранизмы и арабизмы могли быть заимствованы уже после того, как это передвижение произошло. Во-вторых, как уже говорилось, многовековое персидское влияние не могло не привести к появлению в кашмири тенденции к «корректировке» ранних заимствований, приданию им фонетического облика, максимально близкого к таковому в персидском языке. Такой «корректировке» могла подвергнуться и немалая часть иранских и арабских элементов, некогда затронутых дентализацией палатальных аффрикат. Приведенные объяснения, на наш взгляд не исключают друг друга. По-видимому, современная ситуация является результатом действия обоих вышеупомянутых факторов: большой продолжительности процесса заимствования и тенденции к фонетической «корректировке» заимствованных элементов, подвергшихся значительным звуковым изменениям. Тот факт, что переходы č > c и ǰ > z произошли в кашмири в относительно позднюю эпоху, позволяет нам сделать некоторые весьма далеко идущие выводы. Еще сравнительно недавно (в средние века) кашмирская система аффрикат существенно отличалась от современной. Вероятнее всего, она имела следующий вид: c č (O)

ch čh Oh

(z/ʒ)44 ǰ ( ǰ̣ )

Такая трехрядная система типологически весьма близка системам аффрикат большинства дардских языков. Интересно отметить, что в некоторых из них, также как и в кашмири, звуки z, O и ǰ̣ весьма редки, а их фонологический статус подчас представляет проблему. Это относится к части восточнодардских языков (башкарик, пхалура, сави), а также к калаша. Глухая церебральная аффриката O в этих языках обычно может рассматриваться как фонетический вариант придыхательного Oh. Особая ситуация обнаруживается в языке башкарик, где O, может являться вариантом или рефлексом не только Oh, но и ṭh в

44

В скобках указаны фонемы, наличие которых в фонологической системе весьма

вероятно, но строго не доказано.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

47

конечной позиции45. Звонкая аффриката ǰ̣ либо не фиксируется вовсе, либо является вариантом палатального ǰ46. Фонема z отмечена только в заимствованиях из пушту, персидского или арабского. Обращает на себя внимание также весьма низкая частотность в этих языках дентальных аффрикат c и ch. Следует, впрочем, оговориться, что доступные сегодня данные по фонологии большей части дардских языков предварительны как вследствие невысокого уровня фонологических описаний, так и по причине недостатка лексического материала. Тем не менее, уже сейчас можно с немалой долей уверенности утверждать, что система аффрикат раннего кашмири была существенно ближе к системам аффрикат других языков дардской группы (и, в частности, восточнодардских), нежели современная система. Говоря о среднеязычных аффрикатах, нельзя обойти стороной вопрос о наличии у них в прошлом палатализованных коррелятов (č’, čh’, ǰ’). В современном кашмири имеется ряд случаев исконных палатальных аффрикат, по-видимому, не выводимых из более ранних церебральных. К случаям такого рода относятся в первую очередь о č, čh и ǰ, чередующиеся с k, kh, g и l. Такие чередования характерны для прилагательных и причастий, аффрикаты выступают в формах женского рода47 (ср. n’uk ‘худой, тощий (м.р. ед.ч.)’ — nič ‘худая, тощая (ж.р. ед.ч.)’; hwkh ‘сухой (м.р. ед.ч.)’ — hwčh ‘сухая (ж.р. ед.ч.)’; log ‘подходящий, соответствующий (м.р. ед.ч.)’ — lKǰ ‘подхо45

По мнению Г. Моргенстьерне [Morgenstierne 1940, 214] древняя группа ṣṭ отрази-

лась в башкарик как ˆ в результате метатезы своих компонентов. Однако возможно и другое объяснение данного развития. Церебральная аффриката могла возникнуть из более раннего придыхательного ṭh. На такую возможность указывают два факта: отражение старого сочетания ṣṭ именно как ṭh в остальных языках кохистанской подгруппы и вероятное функционирование ṭh в качестве факультативного фонетического варианта аффрикаты ˆh (< kṣ) в интервокальном положении (ср. отмеченное в Лингвистическом обзоре Индии [LSI] būṭhō ‘голодный’ при buˆh- ‘быть голодным’, зафиксированном Г. Моргенстьерне [Morgenstierne 1940, 226] и др.-инд. bubhukṣā ‘голод’). Не исключено, что мы имеем дело со свободным варьированием церебрального взрывного ṭh и церебральных аффрикат: ˆh в интервокальной позиции и ˆ в конце слова. 46

Такая ситуация отмечена Г. Моргенстьерне в языке калаша [Morgenstierne 19733,

47

Ср. описанную выше аналогичную систему чередований дентальных взрывных и

191]. дентальных аффрикат.

48

А. И. Коган

дящая, соответствующая (ж.р. ед.ч.)’; wwzul ‘красный (м.р. ед.ч.)’ — wwz_ǰ ‘красная (м.р. ед.ч.)’). Кроме того, аналогичные явления обнаруживаются у одушевленных существительных. Названия людей или животных мужского пола имеют в исходе заднеязычный взрывной или l, названия соответствующих людей или животных женского пола — аффрикату (ср. mōl ‘отец’ — mRǰ ‘мать’; chāwul ‘козел’ — chāw_ǰ ‘коза’; batuk ‘селезень’ — bat_č ‘утка’). Непосредственным источником среднеязычных аффрикат в формах, подобных приведенным выше, следует считать палатализованные аллофоны гуттуральных согласных и l, выступающие в позиции перед гласным переднего ряда48. Предположение о том, что переходы k > č, kh > čh и g > ǰ прошли через промежуточную ступень в виде церебрального, представляется совершенно невероятным49. Нет оснований предполагать подобное и для перехода l > ǰ. Из приведенных примеров можно видеть, процесс дентализации не затронул аффрикаты, возникшие из заднеязычных взрывных и l. На этом основании мы можем предположить наличие у них палатального фокуса, выраженного более ярко, чем у среднеязычных аффрикат в начале или середине слова. Это, однако, еще не позволяет говорить о палатализации как фонологическом признаке: она вполне могла быть позиционной и объясняться соседством с передним гласным.

Кашмирское передвижение сибилянтов Историко-фонетические процессы, отчасти аналогичные тем, что затронули систему раннекашмирских аффрикат, были характерны и

48

Этим гласным, по-видимому, был долгий ī или его рефлекс, поскольку, как уже

говорилось, формы женского рода в кашмири продолжают именно древние основы на долгий ī. Обращает на себя внимание тот факт, что преобразования корневых гласных прилагательных и причастий, происходящие при изменении рода, аналогичны описанным выше ассимилятивным изменениям гласных под влиянием _. Это означает, что еще в эпоху этих изменений формы женского рода оканчивались именно на долгий или краткий i. 49

Следует отметить, что развитие среднеязычных аффрикат непосредственно из

заднеязычных взрывных в позиции палатализации известно во многих языках мира.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

49

для развития сибилянтов. По-видимому, здесь тоже можно говорить о передвижении. Общедардский и общеарийский ś (< и.-е. *k’) обычно отражается в кашмири в виде h (ср. кашм. hath ‘100’ при паш. šāi, кхов. šor, майян šal, шина šăl, др.-инд. śataṃ, авест. satKm то же; кашм. hūn ‘собака’ при паш. šūŋg, шум. šū̃ṛK, нинг. šũṛK, г.-б. šunǟ, кал. šũŕä, шина šũ, др.инд. śvan- / śun­, авест. span- / sun- то же; кашм. hĕčh- ‘изучать, учить’ при шина (кохистанский диал.) šiO- то же, др.-инд. śikṣate ‘изучает, учит’, авест. sixšKmna- ‘выученный’; кашм. wuh ‘20’ при кхов. bišir, кал. biši, г.-б. išī, катарк., башк., торв., майян bīš, сави biš, пхал. bhiš, др.-инд. viṃśati, авест. visaiti то же; кашм. nahāw- ‘сносить, стирать (написанное)’ при кал. nāš- ‘убивать’, майян našāo ‘разрушать’, др.инд. nāśayati ‘разрушает’; кашм. moh ‘комар’ при паш. (диал. лауровани) māš, торв. «meshī»‘муха’, др.-инд. maśa(ka)- ‘комар’). Исключением является древний *ś в составе некоторых сочетаний, отражающийся в кашмири в виде š (ср. кашм. šōm ‘темно-коричневый’ при паш. šāmāk, др.-инд. śyāma- ‘черный’; кашм. šāh ‘дыхание’ при др.инд. śvāsa- то же50; кашм. naš- ‘исчезать, разрушаться’ при кал. nāš‘умирать’, шина naš- ‘быть потерянным’, др.-инд. naśyati ‘гибнет, пропадает, убегает’, авест. anasat ‘исчез’). В большинстве случаев, однако, современный кашмирский š соответствует церебральному ṣ (как свободному, так и в сочетаниях) в древнеиндийском и во многих дардских языках (ср. кашм. šĕ ‘6’ при кал., башк. ṣw, шум. ṣoo, нинг., майян (диал. каньявали) ṣō, г.-б. ṣuō, торв., сави ṣōu, пхал. ṣ(w)o, шина ṣa, др.-инд. ṣaṣ- то же; кашм. nwš ‘сноха’ при шум., шина nuṣ, др.-инд. snuṣā то же; кашм. r_š ‘гнев, злоба’ при кал., шина roṣ, г.-б., башк. rōṣ, пхал. rūṣ, др.-инд. roṣa- ‘гнев, злоба’; кашм. wušun ‘теплый, горячий’ при башк. uṣun то же, др.-инд. uṣṇa- ‘горячий’; кашм. woš ‘небольшой дождь’ при паш., шум., г.-б. wāṣ, нинг., катарк., сави, пхал. baṣ, кал. bāṣik, др.-инд. varṣa- ‘дождь’). Имеются, впрочем, и примеры соответствия древнеиндийскому ṣ (а также и церебральному ṣ большинства языков дардской группы) кашмирского h. В части таких примеров нерегулярное развитие может объясняться специфической позицией церебрального сибилян50

В данном примере сохранение сибилянта может объясняться также регрессив-

ной диссимиляцией.

50

А. И. Коган

та, в частности, соседством на определенном историческом этапе гласного переднего ряда (ср. кашм. pih- ‘размалывать’ при кал. piṣ­, пхал. pĩṣ- то же, др.-инд. piṃṣati, pinaṣṭi ‘размалывает’; кашм. krĕhun (также krĕhon, kruhun) ‘черный’ при кал. kriẓṇa (ẓ < ṣ), башк. kiṣin, торв. kKṣKn, пхал. kiṣiṇu, др.-инд. k¢ṣṇa- то же). Такое соседство могло вызвать переход ṣ > š, за которым последовало регулярное для кашмири развитие š > h. В некоторых случаях можно предположить индоарийское заимствование (ср. кашм. gah- ‘размалывать, тереть’ при синдхи gah- то же, пандж. ghaũh ‘трение, натирание’, др.-инд. gharṣati ‘трет’). Соответствие кашмирского палатального š церебральному ṣ в большинстве дардских языков и в древнеиндийском следует считать результатом передвижения в языке кашмири более раннего церебрального сибилянта в палатальный ряд. По-видимому, именно такая гипотеза, учитывающая данные внешнего сравнения и во многом опирающаяся на них, дает наиболее правдоподобное объяснение наличия в современном кашмири среднеязычного шипящего при переходе общеарийского среднеязычного в h. Примечательно, что раннекашмирский ṣ, затронутый передвижением, мог развиваться не только из древнего ṣ, но и из сочетания śr. В этом отношении ранний кашмири не отличается от ряда других дардских языков (ср. кашм. š£y ‘место, пристанище’ при шина ṣū ‘отдых’, ṣoiki ‘прикреплять, прикладывать’, башк. ṣā- ‘надевать’, пхал. ṣūm ‘(я) надеваю’, паш. ṣe‘приставать, быть прикрепленным’, др.-инд. śraya- ‘пристанище’, śrayati ‘кладет, помещает’; кашм. oš ‘слеза’ при шина Fṣu, др.-инд. aśru- то же, авест. asrū ‘слезы’; кашм. haš ‘свекровь’ при торв. paiṣ, шина šăṣ, др.-инд. śvaśrū­, др.-ир. *xvaśrū- > кл.-перс. xvašū, пушту xvāṣa то же). Подобная система соответствий позволяет предположить, что церебральный ṣ являлся рефлексом общеарийской и общедардской группы *śr в праязыковых состояниях части подгрупп дардских языков, в частности, в возможном протовосточнодардском состоянии, к которому восходит и кашмири. Таким образом, кашмирское передвижение сибилянтов представляется аналогичным кашмирскому передвижению аффрикат в том, что касается развития фонем церебрального ряда. По всей видимости, оба историко-фонетических процесса отражали одну общую тенденцию — тенденцию к децеребрализции старых невзрыв-

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

51

ных церебральных. Не исключено, что своим возникновением эта тенденция обязана индоарийскому влиянию на язык кашмири. Действительно, ни в одном из новоиндийских языков в церебральном ряду не отмечены ни аффрикаты, ни сибилянты51. Дентальные аффрикаты также не являются широко распространенными в языках Северной Индии. Однако они все же отмечены в нескольких ареалах, в частности, в примыкающем к Кашмиру ареале Западных Гималаев. Данное обстоятельство позволяет объяснить, почему вероятное индоарийское влияние на кашмири привело к исчезновению аффрикат (и сибилянтов) церебрального, но не зубного ряда. Не вполне ясно, связана ли с рассматриваемыми явлениями децеребрализация более раннего церебрального ṛ (переход ṛ > r) в части кашмирских диалектов, включая сринагарский. Церебральный ṛ имеется во многих индоарийских языках, однако мы не видим оснований исключить возможность того, что тенденция, возникшая в результате индоарийского влияния, могла впоследствии, набрав силу, действовать и независимо от такового. Датировка (даже относительная) кашмирского передвижения сибилянтов представляет проблему. Интересные с этой точки зрения факты мог бы предоставить опять же анализ персидских и арабских заимствований, однако, к сожалению, в данном случае и он не дает однозначного решения проблемы. Примеров отражения персидского (и арабского) š как h нам обнаружить не удалось. Это может объясняться тем, что процесс проникновения иранизмов и арабизмов в кашмири начался уже после того, как прошел переход š > h, но возможна, и другая причина — упоминавшаяся выше «корректировка» ранних заимствований, подвергшихся фонетическим изменениям. Однако чем бы ни объяснялось отсутствие h < š в персидских и арабских элементах, данный факт лишает нас каких-либо надежных оснований для относительной датировки кашмирского передвижения сибилянтов. Впрочем, некоторые косвенные свидетельства может дать ареальная типология. Если предположить, что передвижение сибилянтов 51

Исключение составляет распространенный в некоторых районах Восточного

Гиндукуша язык думаки. Однако в нем наличие церебральных аффрикат и сибилянтов, несомненно, связано с влиянием языков окружающего населения — шина и бурушаски.

52

А. И. Коган

хронологически предшествовало передвижению аффрикат, следует признать, что на определенном историческом этапе фонологическая система кашмири должна была характеризоваться наличием церебральных аффрикат при отсутствии церебральных шипящих. Такая система, однако, не засвидетельствована ни в одном из языков ареала52. При этом имеются противоположные примеры53 — системы, в которых церебральный ряд включает сибилянты, но не включает аффрикат. Хотя данные типологии едва ли можно считать решающими, игнорирование их все же представляется неоправданным. Поэтому следует признать, что передвижение сибилянтов, вероятнее всего, либо последовало за передвижением аффрикат, либо произошло одновременно с ним. Это в свою очередь делает возможной (хотя, разумеется, не единственно возможной) датировку переходов š > h и ṣ > š средними веками, а точнее мусульманской эпохой54.

Заключение Из всего, сказанного выше, можно сделать три главных вывода: 1) основная часть фонетических изменений, явившихся причиной существенных отличий языка кашмири от других дардских языков в области фонологии, несомненно, носит поздний характер; 2) более раннее состояние кашмирской фонологической системы, характерное для эпохи, предшествующей этим изменениям, может быть успешно реконструировано; 3) эта «протокашмирская» фонология, в отличие от современной, не обнаруживает существенных типологических различий с фонологическими системами большинства языков дардской группы55. 52

То есть Южной Азии и Памиро-Гиндукушского региона.

53

В качестве таких примеров можно привести фонологические системы драви-

дийских языков, а также пушту, и, вероятно, древнеиндийского. 54

Как было показано выше, именно этой эпохой следует датировать кашмирское

передвижение аффрикат. 55

Некоторая неясность сохраняется лишь в вопросе о церебральных сибилянтах.

О ряде фонетических изменений в языке кашмири

53

Последний пункт хотелось бы пояснить дополнительно. Типологическая близость в данном случае выражается двояко: с одной стороны, в наличии в раннем кашмири ряда фонем присущих большей части дардских языков (церебральных аффрикат, возможно, церебральных сибилянтов), а с другой — в отсутствии в нем фонемных оппозиций, нехарактерных или мало характерных для дардской группы (например, оппозиции согласных по признаку палатализованности). Важно отметить также значительную архаичность системы «протокашмирских» гласных, облегчающую установление регулярных соответствий в вокализме. Перестройка кашмирской фонологии в средние века представляется нам интереснейшей темой для дальнейших разысканий. Исследователям еще предстоит выяснить вероятные причины столь радикальных звуковых изменений, произошедших в достаточно короткий срок. Выше уже говорилось о возможной роли индоарийского влияния, однако не исключено, что это лишь одна из причин56. В любом случае, данная проблема, как и весь круг проблем, связанных с исторической фонетикой кашмири, предоставляют ученым богатейший материал для исследовательской работы. Здесь еще предстоит открыть немало нового.

Литература Захарьин 1974 — Захарьин Б.А. Проблемы фонологии языка кашмири. М., 1974. Захарьин 1981 — Захарьин Б.А. Строй и типология языка кашмири. М., 1981. Захарьин Б.А., Эдельман Д.И. Язык кашмири. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1971. Коган 2005 — Коган А.И. Дардские языки. Генетическая характеристика. М., 2005. Топоров 1967 — Топоров В.Н. Фонологическая интерпретация консонантизма кашмири в связи с типологией дардских языков // Семиотика и восточные языки. М., 1967. Стр. 184—203. Bloch 1965 — Bloch J. Indo-Aryan from the Vedas to Modern Times. P., 1965. Edelman 1983 — Edelman D. I. The Dardic and Nuristani languages. M., 1983. Grierson 1899 — Grierson G.A. Essays on Kāshmīrī Grammar. London — Calcutta, 1899.

56

Кроме того, как уже говорилось выше, вопрос о воздействии индоарийских язы-

ков на кашмири сам по себе находится лишь на начальной стадии исследования.

54

А. И. Коган

Grierson 1911 — Grierson G.A. A Manual of the Kāshmīrī Language. Comprising Grammar, Phrase-Book and Vocabularies. Vol. I. Ox., 1911. Grierson 1915–32 — Grierson G.A. A Dictionary of the Kashmiri Language. Vol. I–IV (“Bibliotheca Indica”. Work No. 229) Calcutta, 1915–32. Gierson 1969 — G. A. The Piśāca languages of North-Western India. Delhi, 1969. LSI — Grierson G. A. Linguistic Survey of India. Vol. VIII, pt. 2. Specimens of the Dardic or Piśāca Languages (including Kāshmīrī). Delhi, 1968. Mayrhofer 1992 — Mayrhofer M. Etymologisches Wörterbuch des Altindischen. Heidelberg, 1992. Morgenstierne 1940 — Morgenstierne G. Notes on Bashkarik // Acta Orientalia. Vol. XVIII, pt. 3—4. Leiden, 1940. Morgenstierne 19731 — Morgenstierne G. Dardic Languages. // The Encyclopedia Americana. Vol. 8, p. 498. New York, 1973. Morgenstierne 19732 — Morgenstierne G. The Phonology of Kashmiri. // Irano-Dardica. Wiesbaden, 1973. Morgenstierne 19733 — Morgenstierne G. Indo-Iranian Frontier Languages. Vol. IV. The Kalasha Language. Oslo, 1973. Pokorny 1959 — Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1959. Pushp — Pushp P.N. Kashmiri and the Linguistic Predicament of the State // http://www.koausa. org/Languages/Pushp.html

The main goal of the paper is to reconstruct certain fragments of early Kashmiri phonological system. Such a reconstruction will be very helpful in establishing phonetic correspondences between Kashmiri and other Dardic languages, which are very obscure because of the violent changes Kashmiri phonology has undergone. This important work hasn’t yet been done, and it is for this reason that Kashmiri material is so poorly studied from the comparative-historical point of view. The author analyses some changes in Kashmiri vocalism as well as the development of early affricates and sibilants. Finally he comes to the conclusion, that such phenomena as regressive vowel assimilation in the root, umlaut, and the shift of affricates are rather recent. This fact becomes evident after a thorough analysis of loanwords, particularly of numerous borrowings from Persian and Arabic.

П. М. Кожин (Институт Дальнего Востока РАН)

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

Статья анализирует ряд аспектов социолингвистического функционирования финикийского языка в Средиземноморском регионе в I тыс. до н. э. На примере анализа нескольких различных текстов (финикийско-анатолийские и финикийско-этрусские билингвы) показано, что финикийские составляющие двуязычных текстов могли не только предназначаться для носителей финикийского, населявших многочисленные колонии в этом регионе, но и служить важным средством межнационального общения.

Средиземноморье с точки зрения исследовательских интересов оказалось в ведении целого ряда исторических и историко-культурных научных отраслей. Традиционно среди них доминируют история древнего мира, Греции и Рима, а также лингвистические и филологические исследования. В силу ряда причин при разработке проблем каждой из этих дисциплин не всегда уделялось внимание степени общности их интересов. Такое положение негативно влияло на возможности всестороннего воссоздания исторического прошлого всего региона, опирающиеся на осознание единства судеб народов, населявших его побережья, архипелаги, крупные полуострова. Можно отметить, что степень взаимодействия этих народов возрастала по мере перехода от периодических войн между мощными средиземноморскими этнополитическими образованиями к постоянным договорным отношениям между ними, созданию международных (межэтнических) коалиций, расширению торгово-экономических связей. Все эти явления для такого специфического региона, каким является Средиземноморье, во многом зависели от совершенствования средств контактов. А их наиболее полноценно и всесторонне характеризовало развитие морского судоходства на базе быстрого прогресса в оснащенности, грузоподъемности, скорости движения самих морских судов, и результативные исследования (с фикса-

56

П. М. Кожин

цией результатов и распространением их в среде флотоводцев, лоцманов, профессиональных моряков, особенно капитанов судов, совершавших протяженные морские плавания. Европа в средние века знает аналогичный пример развития судоходства, связанный с деятельностью португальского принца Генриха Мореплавателя) и освоение всей морской акватории и побережий, а также установление определенных навигационных реперов и ориентиров, сопровождавшееся изучением морских течений, морского дна, климатических условий в разных приморских областях, циклических изменений погодных условий и многих других моментов, так или иначе связанных с организацией морского судоходства. В дальнейшем учет всех этих факторов определял размещение колоний разных городов и этнополитических образований (наряду с учетом их взаимных политических отношений) на пространстве всей средиземноморской акватории (здесь я полностью оставляю в стороне проблемы сухопутных транспортных передвижений как по побережьям, так и в глубины Европейского, Азиатского и, еще в меньшей степени, Африканского материков, учитывая то, что отчасти они освещены в других работах1). Конечно, при таком подходе нужно постоянно иметь в виду, что степень общности политических сил и интересов со временем менялась, причем особенно быстро в первой половине первого тысячелетия, когда многие территории средиземноморского бассейна еще только обретали постоянное устойчивое население, когда каждый факт образования новых колоний, сплошного заселения побережий оказывал воздействие и на общую этнокультурную характеристику региона и на относительную значимость в нем греческих и финикийско-пунических народностей. Характерно, что при описании акватории и прилежащих к ней побережий в трудах греческих ученых классической эпохи явно заметна тенденция все больше опираться на

1

П. М. Кожин. Этнокультурные контакты населения Евразии в энеолите — раннем

железном веке (палеокультурология и колесный транспорт. Владивосток, 2007; П. М. Кожин. Колесный экипаж впервые преодолевает пустыни // У истоков цивилизации. Сборник статей к 75­летию В. И. Сарианиди. М., 2004, с. 288–289; П. М. Кожин. Расселения, переселения, миграции в культурологическом освещении // Аспекты компаративистики 2. Orientalia et classica: труды института восточных культур и античности. Вып. XI. М., изд. РГГУ, 2007, с. 29–40.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

57

сведения, полученные от финикиян, при характеристике западных ареалов. Учитывая сформулированные выше положения, указывающие на необходимость получения достаточно больших объемов осмысленной и точной речевой информации, естественно считать, что собеседники должны были быть взаимно знакомы с языками друг друга (причем спрашивающий определенно стремился глубже усвоить язык собеседника, чтобы получить наиболее полное и точное представление об объектах собеседований), явно на уровне более глубоком и осознанном, чем могли бы обеспечивать какие-либо арго или пиджины2. Именно руководствуясь таким подходом, можно воспринимать финикийский язык как средство международного средиземноморского общения, как некое «средиземноморское койнэ», естественно, не забывая, что существовал наддиалектный греческий язык (койнэ), но принимая как постулат, что средиземноморское «мореходное койнэ» являлось неустойчивой разновидностью финикийского языка (полагаю, что по мере утверждения и роста западных финикийских, а затем и пунических колоний его лексика могла значительно меняться, но грамматическая основа оставалась, в принципе, неизменной). Причем устойчивость языковой ситуации все в большей степени ослабевала по мере приближения к эллинистической эпохе, а римская эпоха и вовсе переходит на общение посредством иных, как семитических, так и греко­римских наречий. Пользуясь современным описанием географии Средиземномо3 рья , нетрудно убедиться, что в целом природная обстановка в древности была аналогична современной во всем, кроме степени заселенности побережий и ущерба, нанесенного природе за последние тысячелетия действиями человека. 2

О пиджинах, их специфике, языках первоначального общения на начальных эта-

пах этнокультурного взаимодействия, см.: В. И. Беликов. Конвергентные процессы в лингвогенезе. Диссертация в виде научного доклада. М., МГУ, 2006; о финикийской литературе сообщают лишь античные авторы, но труды финикийцев были определенно широко известны ученым Греции и Рима. См.: Б. А. Тураев. Финикийская литература // Литература Востока. Вып. 2­й / Всемирная литература. Петербург, 1920, с. 162–167. (Здесь очень кратко обозначены все сведения, о несохранившейся финикийской литературе); Ю. Б. Циркин. «Финикийская история» Санхунйатона// ВДИ, 2002, 2, с. 121–133. 3

П. Биро, Ж. Дреш. Средиземноморье. Т. 1, 2. М., 1960, 1962.

58

П. М. Кожин

Наиболее определенной и устойчивой была этнополитическая ситуация, сложившаяся в юго-восточном углу Средиземноморья, где нарастающая мощь Египта в течение второй половины II тыс. до н. э. неоднократно распространялась на бóльшую часть Восточного побережья, а договорные отношения связывали его и с малоазиатскими странами. Здесь формировались и сложные этнолингвистические связи, основу которых образовывали языки семитской и индоевропейской (со значительным преобладанием греческих диалектов) семей. В чересполосице владений различного этнокультурного и этнолингвистического происхождения складывались области устойчивого семитско-индоевропейского двуязычия, в которых к тому же могли распространяться говоры и сложившиеся языки, достаточно далеко ушедшие в своем развитии от изначальных общих языковых праформ. Впрочем, эта ситуация постоянно находится в поле зрения специалистов, начиная с работы Э. Форрера (1919 г.). Собственно, здесь формировалось то поле языкового разнообразия, которое вначале распространилось на всю Ахеменидскую державу (см., например, Бехистунскую надпись Дария I и ее разноязычные переводы и копии4), затем, унаследованное эллинистическими правителями, еще позднее охватило весь западный культурный мир в период Римской империи. Конечно, этнолингвистическая обстановка в Малой Азии отличается определенными особенностями. На нее влияли и волны неоднократных экспансий с Востока (Вавилония, Ассирия, Урарту, мидяне, персы и т. д.), порождавшие и миграции «народов моря», и двустороннее движение с востока на запад и с запада на восток значительных масс неоднородного греческого населения, активно протекавшие в течение всего IIтыс. до н. э. и бурно усилившиеся в крито-микенскую эпоху5. Ближний Восток через Малую Азию оказывается постоянным источником греческих миграций на Балканы. В I тыс. до н. э. эти миграции постепенно упорядочиваются, благодаря стабилизации к периоду архаики в заселении Греции и началу относительно регулярного вывода 4

М. А. Дандамаев. Иран при первых Ахеменидах. М., 1963, с. 49, 86–87 и др.

5

Ю. В. Откупщиков. Догреческий субстрат. У истоков европейской цивилизации.

Л., 1988; Л. А. Гиндин, В. Л. Цымбурский. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996, с. 165 (упоминают: «реальных пеластов-филистимлян». В слове «пеластов» опечатка, стоит «т» вместо «г»); И. М. Дьяконов. Языки древней Передней Азии. М., 1967.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

59

колоний, крупными эллинскими полисами. Дороги миграций быстро превращаются в пути регулярных торгово-экономических контактов. Греческая колонизация в Южной Италии начинается очень рано и, активизируясь в VIII в., превращает эту территорию, пусть ненадолго, в «Великую Грецию»; лишь внутренние раздоры греческого населения, а особенно — поражение от этрусско-финикийских морских сил при Алалии (Корсика) около 535 г. до н. э., постепенно ослабляют греческий компонент в этом регионе, хотя расселение греков по побережью на запад успешно продолжается. Полибий, говоря о ранних договорах Рима с карфагенянами (III, 22–29) достаточно определенно указывает, что споры велись о размежевании акватории и прилежащей к ней суши, т. е. опять же о возможностях распространения римского (в те времена, точнее, этрусского) морского продвижения на Запад. Само появление этих договоров (а их определенно могло быть много больше, учитывая организацию весьма протяженных греко-этрусских торгово-обменных путей через позднегальштатские и раннелатенские области Центральной и Западной Европы6) указывает на достижение паритета в качестве судов и практических возможностях морского судоходства у договаривающихся соперников. На африканском побережье ситуация изначально складывается в пользу Карфагена. Здесь дорические колонии кончаются, буквально, на долготах Греции. А дальше там, где позволяют условия побережья, следует редкая цепочка пунических поселений7 (Дж. О. Томсон пытается снизить значение финикийского элемента в освоении за6

F. Schlette. Die Kunst der Hallstattzeit. Leipzig, 1984; J. Filip. Keltská civilisace a její dědic-

tví. Praha, 1960; А. И. Немировский. История раннего Рима и Италии. Возникновение классовых обществ и государства. Воронеж, 1962, c. 186 и др.; то, что Геродоту практически неизвестна география западной части материковой Европы, свидетельствует о том, что торговые операции в этих регионах являлись «торговой тайной» этрусско-италийских торговцев. Во всяком случае так, видимо, было в VI–V вв. до н. э.: П. М. Кожин. Этнокультурные контакты…, с. 209–211; А. И. Немировский, А. И. Харсекин. Этруски. Введение в этрускологию. Воронеж, 1969, с. 88–89. 7

Дж. О. Томсон. История древней географии. М., 1953, c. 76–77 (карта греческих ко-

лоний Средиземноморья). Считаю, что античные историографы поступили весьма остроумно, «потеряв» тот фрагмент труда Веллея Патеркула (Кн. 1, VIII–IX), который касался расцвета Греции и тем самым принижал значимость собственно римской истории.

60

П. М. Кожин

падных морских и океанских пространств, перенося их роль на крито-микенских мореходов, но последние не оставили памяти в этнокультурном сознании греков, а потому пока вряд ли могут рассматриваться как объект серьезного изучения в этом плане). Ключевое место среди них занял Карфаген (основан около 813 г. до н. э.), на исходе VI в. до н. э. подчинивший себе, практически, основную акваторию Средиземного моря к западу от Сицилии, где начинается обособленная от восточной западная акватория Средиземного моря, практически полностью освоенная финикийско-пуническим населением. Однако появление первых финикийских колоний в Испании относится еще к концу II тыс. до н. э.8 Конечно, столь обширное пространство, которое отделяло западные форпосты финикийского распространения от их далекой прародины-метрополии — Финикии, занимавшей узкую протяженную приморскую полосу на крайних восточных пределах Средиземноморья9, создавало определенную культурную разобщенность между населением этих отдаленных земель, но достаточно непосредственное общение их продолжалось, хотя и не было непрерывным, о чем, в частности, свидетельствуют особенности финикийской письменной графики, тщательно исследованной Ю. Б. Циркиным10. В Восточном Средиземноморье финикийская письменность развивается сравнительно однолинейно, что указывает на очень устойчивые связи в развитии школьной писцовой грамотности и постоянный общественный контроль за развитием письменного общения (и вероятность единства языковой среды, постоянство речевого общения), тогда как западная окраина в своих эпиграфических текстах (к сожалению, не очень многочисленных) показывает одновременное присутствие ар8

Ю. Б. Циркин. Финикийская культура в Испании. М., 1976, с. 20–22.

9

К сожалению, в очередном томе академической Истории Древнего Востока. От

ранних государственных образований до древних империй, М., 2004, нет специальных разделов, посвященных истории Финикии и порожденных ею государств Западного Средизеземноморья (см.: Ю. Б. Циркин. Карфаген и его культура. М., 1987), а наиболее содержательные и полноценные обобщения представлены в книге Б. А. Тураева История Древнего мира (Л., 1935; т. II, с. 7 –19, 194–201). Сводная работа о финикийских городах ахеменидского времени: J. Elayi. Recherche sur les cités Phéniciennes a l’époque perse. Napoli, 1987. C. 3 — карта городских центров восточного побережья Средиземного моря. 10

Ю. Б. Циркин. Финикийская культура в Испании…, с. 140–176.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

61

хаических и очень поздних начертаний. Однако сама возможность появления последних свидетельствует о наличии относительно свободного и непрерывного речевого общения между населением отдаленных окраин. То, что владыки разных территорий Средиземноморья в разные моменты истории I тыс. до н. э. могли договариваться с финикийцами об организации и проведении крупных морских и океанских экспедиций, как в Атлантический океан, так и Индийский, также указывает на возможности свободного речевого общения на этом языке на всей территории Средиземноморья11. Это же делает актуальным вопрос об общении с помощью финикийской речи разных средиземноморских народов между собой. Прямыми подтверждениями этого оказываются разновременные билингвы из разных районов Средиземноморья и их достаточно глубокая содержательность12. В качестве примеров я выбрал два достаточно общеизвестных текста, получивших уже определенную трактовку и устойчиво вошедших в контексты средиземноморской истории. Это текст финикийско-«хеттской» билингвы из Кара-тепе (Киликия, Малая Азия) и этрусско-финикийской «билингвы» из Пирги (современное Черветри, гавань на побережье Тирренского моря). С надписями правителя «долины Адана» Азитавады13 связано много исторических неясностей. Прежде всего они касаются времени 11

Л. А. Ельницкий. Древнейшие океанские плавания. М., 1962; И. Ш. Шифман. Фини-

кийские мореходы. М., 1965. 12

Насколько глубоко в ранний период финикийско-греческое культурное обще-

ние затронуло духовную жизнь греческого мира, показывает сама специфика алфавитного западного письма: оно могло возникнуть лишь в условиях тесного взаимодействия культур, т. к. это была не подражательная письменность, возникающая тогда, когда представители воспринимающей культуры видят употребление письма соседями, осознают его полезность и создают свою письменность таким образом, что в ней могут быть знаки, внешне похожие на те, которые употребляют соседи, но фонемы, которые обозначаются сходными знаками, могут отличаться от используемых соседями. Здесь же не только сохраняются подобные начертания знаков (хотя часто меняется технический способ их нанесения) и их звучание, но и последовательность знаков в алфавите, и их числовые значения. Все это — свидетельства длительного разностороннего общения и взаимодействия на личностном и общественном уровнях. 13

И. Н. Винников. Новые финикийские надписи из Киликии // ВДИ, 1950, №3;

И. Н. Винников. Вновь найденные финикийские надписи // Эпиграфика Востока, 1951, V.

62

П. М. Кожин

их написания. В последнее время, в основном, возобладала датировка, относящая эти тексты к VII в. до н. э.14. Далее, не определена территория этого «малого царства» (да и было ли оно таким уж малым, учитывая огромный, для того времени, объем строительных работ и «реформ», будто бы осуществленных Азитавадой). Наконец, полной уверенности нет и в том, какой язык билингвы был основным, изначальным. Впрочем, несемитское имя правителя, органичное сочетание иероглифических текстов с сооружениями, на которых они выполнены, кажется, указывают на приоритет «позднехеттской» надписи15. Еще одним свидетельством в пользу такой последовательности может оказаться один небольшой фрагмент финикийского текста: wp‘l ’nk ss ‘l ss wmgn ‘l mgn wmhnt ‘l mhnt16 «и строил (собирал, прибавлял) я лошадь к лошади, и щит к щиту, и войско к войску». Здесь определенно намечается параллель с текстом «Илиады» (ХШ, 130 — 132; XVI, 214–216): «Щит прижимается к щиту,шлем к шлему, человек к человеку; касаются блестящими бляхами склонившиеся шлемы с конскими султанами; так тесно они стояли друг к другу» (перевод В. Д. Блаватского)17. Подобные строки представлены в одном из гимнов Тиртея): « …Щит свой о щит опирая Грозный султан — о султан, шлем — о товарища шлем, плотно сомкнувшись грудь с грудью»18.

14

М. Римшнейдер. От Олимпии до Ниневии во времена Гомера. М., 1977, с. 60;

И. М. Дьяконов. Малая Азия, Армянское нагорье и Закавказье в первой половине 1 тысячелетия до н. э. // История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004, с. 418­ 420 (датировки возможны по контексту). Условная картина распределения греческих диалектов дана в работе: Дж. Томсон. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958, с. 527. 15

Разъяснения о языке рисуночной письменности, его лувийских основах:

И. Фридрих. История письма. М., 1979, с. 83, 215, прим. 39. 16

И. Ш. Шифман. Финикийский язык. М, 1963, с. 49.

17

В. Д. Блаватский. Дорийская фаланга и ее происхождение // Новое в советской ар-

хеологии / Материалы и исследования по археологии СССР, 130. М., 1965, с. 227. 18

Тиртей. Перевод из древних поэтов В. В. Латышева, 1898, с. 3. Цит. по: В. С. Сер-

геев. История древней Греции. М., 1948, с. 154.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

63

Повторение этих формулировок в греческих поэтических текстах указывает на их исконную связь именно с греческой, и, шире, индоевропейской языковой средой, откуда эта фраза, придающая возвышенность и величие стилю надписи, попадает в иероглифический текст Азитавады, а затем уже оказывается в семитском переводе. Надписи из Пирги показывают значительно более сложный случай языкового взаимодействия (не исключено, что сложности эти во многом кажущиеся и связаны с недостаточной ясностью финикийского текста и практически непрочитанным этрусским текстом). Финикийская надпись повествует о том, что «Тибри Влнш, царь Кишри» (Tybry’ Wlnš mlk ‘l Kyšry’) «построил и даровал» (p‘l w ytn) богине Астарте «место священное это»19 (‘štrt ’rš bdy lmlky šnt šlš III byrh. krr bym qbr ’lm; часть текста, которую я выделил жирным, И. Ш. Шифман20 определяет как датировочную формулу, забыв при этом добавить, что обычно такая формула начинается с имени властителя), — потому что Астарта в данный момент чего-то пожелала и, видимо, желание ее было удовлетворено. Этрусских текстов имеется два, в обоих упомянут Тиберий Велианас, но в разных контекстах. О прямом переводе на финикийский или же с финикийского таким образом не приходится думать21. 19

А. И. Немировский, А. И. Харсекин. Этруски. Введение в этрускологию. Воронеж,

1969, с. 51. Первые публикации надписей указаны в работе: А. И. Харсекин, М. Л. Гельцер. Новые надписи из Пирг на финикийском и этрусском языках // ВДИ, 1965, 3, с. 108–131, где также воспроизведены фотографии всех трех текстов, невнятные снимки имеются также в каталоге: Культура и искусство этрусков. Успехи изысканий последних десятилетий в Южной Этрурии. Введение М. Паллоттино. Рим, 1989, с. 25. На этой выставке, в Москве (1989 г.), я имел возможность сверить фотографические копии с гальванопластическими воспроизведениями пластин с текстами, удостовериться в точности орфографии и разделения текста на отдельные слова. Курсив, которым записан финикийский текст, отличается от характерных форм букв в многочисленных карфагенских надписях, как это можно видеть по публикациям М. Лидзбарски, Р. Дюссо и др., но многие специалисты, в том числе И. Ш. Шифман, Ю. Б. Циркин используют наименование «пунические надписи из Пирги», поэтому здесь я использую оба наименования как равнозначные. 20

И. Ш. Шифман. Эпиграфические заметки. II // Семитские языки. Сборник ста-

тей. Вып. 3, с. 195. 21

А. И. Немировский, А. И. Харсекин. Указ. соч., с. 35.

64

П. М. Кожин

А. И. Немировский, А. И. Харсекин же не сомневаются в параллелизме «пунического» и более пространного из этрусских текстов. Нужно учесть также, что на металле писали в Риме в глубокой древности официальные тексты (Рolyb., III, 26, 1), что также восходило к этрусской культуре. Здесь тексты выполнены на золотых пластинах, что, видимо, должно указывать на их особое общественно-политическое значение. При том, что малый текст занял лишь около половины площади пластины, второй текст выполнен на отдельной пластине. Это придает каждому из них значение самостоятельного документа. Следует добавить, что это первая находка подлинных административно-политических документов этрусков. Наименование «посвятительные надписи» снижает их значимость22. Изучение и сравнение большой и малой этрусских надписей выявило между ними явный параллелизм. Первоначально я надеялся дать здесь полный разбор их содержания, но он настолько резко выходит за пределы темы данной статьи (этой проблеме я посвящаю отдельную работу), что пришлось ограничиться лишь аспектом, касающимся непосредственно финикийско-этрусского взаимопонимания и отражения его в текстах. Так, финикийский текст именует Тиберия Велианаса «царем Кишри». У этрусков царская власть в V в. до н. э. (к какому отрезку этого века могут относится документы — вопрос дискуссионный), как будто бы и в Риме, была уже в прошлом. Так что же, одна из договаривающихся сторон не знала об истинном статусе лица, с которым заключался договор? Немировский и Харсекин отмечают со ссылкой на Дионисия Галикарнасского, что Цере основан италиками (Страбон (V, II, III) говорил о пеласгах)), а потому в нем нет титула зилк. Однако это утверждение неверно. В большой этрусской надписи читаем23: ilacve 25 alśace 26 nac 27 atranes 28 zilacal 29 śeleitala 30. При имени Тиберия, в начале того же текста, стоит титул (или название должности) meχ 8 θuta 9. Для того, чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо рассмотреть некоторые моменты, связанные с малым этрусским текстом (текст 1). Привожу его целиком: 22

Там же, с. 49 и сл.

23

Цифры, следующие за каждым словом, означают общий порядковый номер

этого слова в данной надписи. Слова, набранные жирным шрифтом, отмечают словоформы, общие для обоих этрусских текстов.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

65

Nac 1 θefarie 2 velianas 3 θamuce 4 cleva 5 etanal 6 masan 7 tiurunias 8 śelace 9 vacal 10 tmial 11 avilχval 12 amuce 13 pulumχva 14 snuiaφ 15

Этот текст является выражением воли указанного чиновника, что подчеркивает утвердительно-выделительный союз (Nac), c которого начинается текст. За именем чиновника, упомянутого также в большом этрусском тексте (текст 2), но в косвенном падеже, следует форма, напоминающая глагольную. Но, если текст 1 написан от имени данного чиновника, то здесь должна стоять глагольная форма третьего лица единственного числа со значением, указывающим на совершение некоего акта: дарения, указания и т. п. Учитывая большое число греческих слов, оказавшихся в обоих текстах, возникает необходимость проверять на возможную греческую принадлежность каждое встреченное в текстах слово. В данном случае проверка дает и фонетически, и семантически вполне правдоподобное соответствие, которое, к тому же, придает закономерную осмысленность первой фразе текста 1: Так Тиберий Велианас провозгласил (утвердил, узаконил) (θamuce 4)24: далее речь идет о сооружении, построенном для богов, в котором он желает (śelace 9)25 выделить свободное помещение на год (?), чтобы им владела (amuce 13) какая-то группа людей, которых в данном тексте он именует pulumχva 14 snuiaφ 15.

В текстах представлено некоторое количество сходных слов, различающихся отдельными гласными и формой окончаний. Естественно видеть в них разные грамматические формы от одних и тех же основ. Таковы формы, выделенные в тексте 2, в связи с параллелями в тексте 1: θemiasa 7 meχ 8 . θuta 9 ; atranes 28 zilacal 29 śeleitala 30. Поняты они могут быть как отглагольные: «провозглашением meχ.θuta; слуги зилка решением». Но из первого текста мы уже знаем, что все 24

1, 4 θamuce; 2, 7 θemiasa — θέμις — право, закон, обычай, постановление, но

здесь определенно глагольная форма. 25

1, 9 śelace; 2, 30 śeleitala — έθέλω — глагол выступающий уже в «Одиссее» в зна-

чениях «решаться, хотеть, желать».

66

П. М. Кожин

эти действия совершались от имени одного и того же лица — Тиберия Велианаса, т. е. он был одновременно полновластным распорядителем в Цере (?) и слугой царя, иначе — высшего выборного лица этрусского двенадцатиградия (другой формы объединения городов Этрурии мы просто не знаем). Финикийский документ регистрирует только одно обстоятельство, важное для его составителей: что он мог полновластно распоряжаться собственностью в городе, в котором находилось предоставленное им для их богини «место священное». Выяснить, насколько финикийцы были осведомлены о иерархии этрусских властей в целом из данных двуязычных текстов не представляется возможным. Впрочем, сам факт появления «финикийцев» в порту и устройства в нем святилища «владычицы Астарты», указывает на высокий уровень взаимопонимания26. Итак, в приведенных примерах показаны весьма различные возможности взаимодействия разноязычных текстов, обнаруженных совместно. При том, что исполнители текстов хорошо понимали речь друг друга (в случае с текстом Азитавады, вообще, можно предполагать, что автор и переводчик — одно лицо) и были посвящены в культурный мир собеседников (как, допустим, Геродот в тайны египетских жрецов), цели двуязычной записи могли быть весьма различны: Азитавада стремился ознакомить со своими успехами возможно больший круг жителей своего царства и их соседей, что было привычно для ближневосточных властителей (в частности, тех, у кого путь к трону мог быть связан с какими-то крупными общественнополитическими противоречиями, как ахеменидский царь Дарий; или тех, кто завладевал в итоге войны, чужой территорией и хотел оставить ее за собою «навсегда», как ассирийские владыки); тогда как надписи из Пирги, помимо того, что символизировали для двух народов (этрусков и дружественных к ним eniaca pulumχva, которые далеко не обязательно были представителями Карфагена или какогото другого известного из исторических источников государства, где был в обиходе финикийский язык и доминировал культ Астарты) 26

Я не рассматриваю здесь вопрос об отношении этрусской стороны к культу бо-

гини Астарты, разработка которого начата А. Пфиффигом (A. J. Pfiffig. Uni — Hera — Astarte. Wien, 1965). Разрешение его связано с уточнением пунктуации этрусских текстов и дословным их прочтением.

Средиземноморское «койнэ» в I тыс. до н. э.

67

определенный уровень союзных отношений, информировали на своем языке, в привычной для него фразеологии, каждая свой народ, о достигнутых взаимных договоренностях.

The article discusses certain sociolinguistic aspects of the functioning of the Phoenician (Punic) language in the Mediterranean region around the 1st millennium B.C. The author analyzes several bilingual texts written in Phoenician and either Anatolian or Etruscan, and comes to the conclusion that in the latter the Phoenician component was primarily addressed to Phoenician-speaking people, whereas the former rather reflects the usage of Phoenician as an important «lingua franca», addressed to and potentially understood by speakers of different nations.

Т. А. Михайлова (Институт языкознания РАН)

Галльское bnanom: попытка реконструкции утраченной лексемы

Форма bnanom (gen. pl.) засвидетельствована в галльской надписи на свинцовой табличке из Ларзака. Слово представляет собой аномальное развитие нулевой ступени прото-кельтского *bena, имеющего нерегулярную парадигму. Др.-ирл. gen. pl. ban (поддержанный также аналогично образованными бриттскими формами — валл. ban-wy ‘female’, др.-брет. ban-doiuis gl. musa, букв. ‘woman-goddess’) восходит к ПК *ban- < *gw-h2­, в то время как другие формы парадигмы являются рефлексами и.-е. *gwenh2­. Таким образом, в галльской форме bnanom присутствует лишнее n, и она должна была бы выглядеть как *banom. Bn- могло бы быть объяснено влиянием форм acc. pl. bnas/mnas, засвидетельствованных в этой же галльской надписи, однако мы предпочитаем видеть здесь рефлекс значимого ПК *banona (предположительно — ‘жена’ в широком смысле или же, напротив, ‘женщина’ в пейоративном смысле), формы с n-инфиксом, cр. валл. banon ‘королева, молодая женщина’, а также корнск. benen ‘невеста’.

Обозначения ‘жены’, ‘женщины’ в кельтских языках, как кажется на первый взгляд, не составляют особой трудности, по крайней мере — для гойдельской группы. Все они являются регулярными ā-основными продолжениями и.-е. корня *gwen-ā с аналогичным значением — ‘жена, женщина’, имеющим множество параллелей в других и.-е. языках (см. [IEW 473–4]). Однако уже сама парадигма слова в древнеирландском демонстрирует известные трудности, в основном — в реконструкции формы acc. sg., где виден палатальный согласный. Краткий обзор истории вопроса см. в [LEIA-B, 32]. Ср. также схему реконструкции, приведенную К. МакКоном (см. [McCone 1994, 100]), который предлагает усомниться в надежности восстановления долгого ā в ауслауте и проводит в данном случае более глубокую реконструкцию: до уровня e со вторым ларингалом (*­e-h2):

Галльское bnanom

Др.-ирл.

Ранне-ирл.

Обще-кельтск.

69

И.-е.

единственное число ном.

ben

ben

*ben-ā

*gw-ēn-h2

аккуз.

mnaī

bein

*ben-em

* gw-ēn­h2­

ген.

mnā

mnā

*bn-ās

* gwn­ē-h2­s

дат.

mnaī

mnaī

*bn-ai

* gwn-ē-h2­ey

множественное число ном.

mnā

mnā

*bn-ās

* gwn-ē-h2­es

аккуз.

mnā

mnā

*bn-ās

* gwn-ē-h2­(n)s

ген.

ban

ban

*ban-om

* gw-h2­ōm

дат.

mnāib

mnāib

*bn-ābi(s)

* gwn-ē-h2­bhi

В свое время Ясановым была предложена идея об «аблаутной протерокинетической h2 основе, встречающейся во многих словах женского рода», которая затем дала в древнеирландском слово bé(n­) — ‘женщина’, среднего рода (см. [Jasanoff 1989]). Архаическое ирландское bein (аккузатив) позднее под влиянием датива принимает форму mnaí (из синкопированной формы *bn-ai), причем переход b > m в данном случае легко объясним — это регрессивная ассимиляция по признаку назальности, которая последовательно прошла там, где гласный был синкопирован (ср. формы g. sg. и n. pl.: mná, при d. pl. — mnáib). Что интересно, точный аналог этой формы был обнаружен в 1997 г. в тексте надписи на черепице из Шатобло: NemnaliIumi beni uelonna incorobouido neIanmanbe gniIou apeni temeuelle Iexsete si Прославляю жену, она должна вступить в брак и принести в приданое скот. Имен ее я не знаю, а также другую жену с темной вульвой,

(предположительный перевод П. И. Ламбера, см. [Lambert 1998–2000]).

70

Т. А. Михайлова

Фонетическое развитие в данном случае кажется ясным: палатализованное n в момент прохождения в гойдельском апокопы (V в.) оказалось в ауслауте, однако вокалический узкий призвук сохранился в виде i-глайда, переместившегося влево, что, кстати и отмечалось на письме буквой i. Обращение к галльским данным для проверки ирландских реконструкций, как правило, дает положительные результаты и показывает, что до-апокопный гойдельский с морфологической точки зрения был сопоставим с дошедшими до нас континентальными языковыми памятниками начала н. э. (что, естественно, не предполагает непосредственного возведения). Так, в надписи на свинцовой табличке из Ларзака, датируемой примерно серединой I в. н. э. (о прагматике памятника, а также — о его семантике см. [Михайлова, Чехонадская 2005]) на стороне 1b в седьмой строке встречается форма mnas — предположительно это то же слово женщина, которое по форме может быть либо gen. sg., либо nom. pl., что также находит подтверждение в реконструированных ирландских данных (см. схема). Согласно трактовке П. И. Ламбера, это nom. pl. (см. [Lambert 1995, 169]), однако в данном случае для нас это не так уж важно; важнее то, что, как и в случае с аккузативом, галльская форма соответствует реконструированной ирландской, а также то, что в ней уже видна ассимиляция bn > mn, произошедшая, а точнее — происходящая, видимо, как раз в этот период: в другой форме этого же слова она на письме фиксируется еще не всегда (см. ниже). Менее прозрачной формой предположительно того же слова является засвидетельствованная на той же табличке форма gen. pl. bnanom, которая, как кажется, ирландской реконструкции противоречит (см. приведенную выше схему), несмотря на то, что именно она часто приводится для иллюстрации регрессивной ассимиляции bn > mn. Действительно, первое n в этом слове явно лишнее. Кроме того, древнеирландская форма gen. pl. ban возводится к ОК *ban-om (из *gw -h2­om), т. е. другой ступени аблаута. Слоговой сонант перед гласным проясняется в звук а по общему правилу — перед гласным, для галльского (см. теорию дифференциации кельтских языков по развитию и.-е. слоговых сонантов ,  в en, em в кельтиберском и гойдельском и в an, am — в остальных кельтских языках, ср., например, ирл. cét ‘сто’ и валл. cant id. [Schmidt 1989, 1988]). Для гой-

Галльское bnanom

71

дельского, согласно теории К. Шмидта, следовало бы ждать формы *ben-om. Ларингал находится на морфемном шве и не влияет на вокализм. Интересно, что в своей критике теории Шмидта К. МакКон, в частности, апеллирует именно к форме др.-ирл. gen. pl. ban ‘женщин’, сопоставляя ее с галльским bnanom и при этом как бы не замечая наличия в ней лишнего n, которое он, видимо, считает ошибкой составителя надписи, поставившего его по аналогии с другими формами слова (см. [McCone 1996, 50]). Однако, вряд ли это так. Предположительно к той же ступени основы, давшей в др.-ирл. форму gen. pl. ban, возводится имя одной из богинь-матерей острова, или одно из мифических имен Ирландии — Banba (видимо, c wинфиксом в адъективной функции — «женская», см. [Bernardo Stempel 1997, 96–98], а также другая интерпретация в [Hamp 1973]). Ср. также валл. формы benyw / banyw ‘женский’ (*ban-wo/ā < *ban-u < *gw -u), которые П. Схривер соотносит с др.-ирл. ban и возводит к нулевой ступени корня со слоговым назальным *gw - [Schrijver 1995, 293]. Неясно, однако, почему в имени древнеирландской богини b в данной позиции не подверглось лениции. Ср. также др.-ирл. banb ‘молочный поросенок’, предположительно соотносимое со словом жена этимологически — из ‘потомство животного женского пола’ [Pedersen, VKG, I, 47]. В галльском этот элемент широко засвидетельствован в NP, причем, как правило, как основа одночленного имени, усложненного лишь диминутивным суффиксом в мужских именах (Banuus, Banuillus, видимо, в значении ‘поросенок’, см. [Evans 1967, 149]), так и в своем непосредственном значении в женском имени Banona, которое встречается в той же табличке из Ларзака (в списке имен проклинаемых женщин), а также — шире (см. [CIL III, V, XII]). Ср. также NP Bano-lucci ‘волчица’(?), которое приводит Кс. Деламарр [Delamarre 2003, 72]. В двучленных именах обычно встречается другая ступень аблаута этой же основы, причем, как правило, в качестве второго элемента — bena (Senobena, Sacrobena, Vitubena etc., см. [Schmidt 1957, 148]), то есть для галльского мы можем предположить сосуществование двух разных продолжений одной и той же и.-е. основы с разной ступенью корня. В древнеирландском ban- как префикс со значением ‘женский’ встречается в огромном количестве существительных, построенных

72

Т. А. Михайлова

по продуктивной модели, в которой в качестве определения выступает gen. pl. существительного; отметим среди них, например, banscál — букв. «женский призрак», которое употребляется просто в значении «незнакомая женщина» (женский облик). Ср. также, например, ban-ais f. ‘свадьба’ (< *bano- ‘женщин’ wes(s)tā ‘пир, праздник’ / wedh-ti ‘ведение’), при брет. banvez ‘то же’. Форма bnanom встречается в галльской табличке из Ларзака трижды, причем в разных формах ( с точки зрения фонетики анлаута): 1a 1: insinde se bnanom bricto[m — вот этих жен заклинаний… 2a 8: se-mnanom sagitiont — этих жен, которые стремятся 2b 7–8: biiontutu se mn/anom adsaxsna doc[ — пусть они будут этих жен пытающихся…1

Обращает на себя внимание факт, интерпретировать который мы не беремся: все вхождения формы в табличке сопровождаются частицей(?) se — предположительно, демонстративной. Возможно, это определяется всего лишь прагматикой текста: проклясть и лишить силы указанных на табличке женщин-колдуний. Ср. также sindas mnas — nom.pl. — ‘эти жены’ (форма демонстратива идеально подтверждает реконструируемую форму древнеирландского артикля). В первой публикации текста М. Лежен отмечал, что галльская форма вряд ли прямо может соотноситься с аналогичной ирландской [Lejeune 1985, 156], однако в дальнейшем это замечание не получило достаточного внимания, и галльская форма странным образом продолжала вписываться в ряду гойдельских реконструкций, несмотря на ее аномальность. Мы полагаем, что, будучи употреблена трижды в одном тексте, она не может считаться «ошибочной» или «аналогической», а представляет собой самостоятельную лексему, восходящую, естественно, к той же и.-е. основе, но усложненную суффиксальным образованием -n, предположительно со значением определенности, уникальности2. Аналогичное дополнение встречается достаточно регулярно, как правило, оформляя теонимы и иные 1

Переводы, естественно, очень условны и в основном опираются на трактовки

М. Лежена, см. [Lejeune 1985]. 2

О семантике назальных основ в кельтских языках см. [Stüber 1998].

Галльское bnanom

73

значимые объекты (например, галльское божество Epona — богиня лошадей и т. д.). В ирландском такое развитие в пост-апокопный период проявляется иногда уже только в косвенных формах парадигмы. Ср., например, парадигму слова река в др.-ирл. и ее бриттские параллели: n. sg. aub < *av-ū < *ab-ū < и.-е. *h2ép-h3ō(n) acc. sg. abainn < *av-on-en < *abon-em < *h2ép-h3on-@ g. sg. abae < *av-ēh/ < *amn-os < * h2(e)p-h3n-és n. pl. abainn < *aven-eh/ < *abon-es < * h2ép-h3on-es g. pl. abann < *avan-om/ *amn-om < * h2(e)p-h3n-óm Br. — Abona > Avon

В бриттском фиксируется имя женского божества Abona, давшее затем имя известной английской реке Эйвон. Возвращаясь к галльской форме родительного множественного, мы предлагаем в качестве номинатива не собственно *bena, а другое слово, восходящее к той же и.-е. основе в той же ступени (!), но с назальным суффиксом — *benona (к gwen-eh2­on­). Причем его продолжение сохранилось в бриттской ветви: ср. корнск. benen ‘невеста’. Ср. аналогичные альтернации в германском: англ. quean ‘шлюха’ — queen ‘королева’, исл. kona, ­on, gen. pl. kvenna ~ kván, ‘жена’ — ‘женщина’. В каком значении в галльском употреблялось слово *benona? Ответить на этот вопрос не так просто. На первый взгляд, оно должно было быть противопоставлено простому бессуфиксальному *bena по линии оппозиции «жена» — «женщина». По аналогии с русским, можно предположить, что суффиксальное образование получило значение ‘женщина’ после того, как исходное оказалось вытесненным в семантику ‘супруга’. Однако обращают на себя внимание два момента: во-первых, в древнеирландском слово ben не употреблялось в значении ‘супруга’, а для официальных обозначений жены существовали другие, сложные (ввиду многоженства) понятия. Во-вторых, в самой табличке из Ларзака неоднократно фигурирует слово dona, которое, судя по его семантике, как раз имеет значение ‘супруга’3: 3

Цифра означает номер строки в надписи.

74

Т. А. Михайлова

09. …bano[

09. Банония, (пропущено — дочь или мать)

10. flatucias paulla dona potiti [

10. Флатукии Паула, жена Потита

11. iaia duxtir adiegias poti [

11. (…)иайя, дочь Адиегии

12. atir paullias seuera du [

12. Потита, мать Паулии

13. ualentos dona paulli [?] us[

13. Севера, дочь Валента, жена Пауллия (?)

14. adiega matir alias

14. Адиега, мать Алии

15. potita dona prim .[?].[

15. Потита, жена Прим(…?), (мать?)

16. abesias

16. Абесии

Если dona означает ‘супруга’, то какова может быть этимология слова? Предположительно оно может соотноситься с ирл. duine ‘человек’ (‘земной’); но может ли понятие ‘супруга’ развиться из слова ‘человек’? Автор «Словаря галльского языка» Кс. Делламар считает, что такое семантическое развитие невозможно; ср., однако, литовское žmonà ‘жена, супруга’, восходящее к той же и.-е. основе. Отметим также, что в древнеирландском cét muinter (букв. ‘первый человек’) означало ‘первая жена при многоженстве’, хотя деривация здесь, естественно, иная. Таким образом, мы можем предположить следующее семантическое распределение: *benona — ‘жена’, ‘супруга’, в широком смысле; dona — ‘первая жена при многоженстве’, официальный термин, употреблявшийся в составе имен (многоженство у галлов поддерживается античными свидетельствами). Можно предположить и другой вариант: слово *benona могло иметь значение ‘женщина’ в пейоративном смысле, что также не исключено, учитывая антиженскую направленность таблички в целом, ср. русск. «вещие женки». Вывод: галльское слово BNANOM, стоящее в родительном падеже множественного числа, не является «регулярной речевой ошибкой» — неудачной попыткой выравнивания парадигмы, но представляет собой отдельную лексему, производную от и.-е. обозначения «женщины», в дальнейшем не получившую развития в кельтских языках, кроме корнского.

Галльское bnanom

75

Литература Михайлова Т.А., Чехонадская Н.Ю. Галльская «табличка из Ларзака»: прагматика и жанр // Заговорный текст. Генезис и структура. М., Индрик, 2005. Bernardo Stempel de P. Spuren gemeinkeltischer Kultur im Wortschatz // ZCP. Bd. 49/50, 1997. CIL — Corpus Inscriptionum Latinarum. Berlin. Delamarre X. Dictionnaire de la langue gauloise. Paris, 2003. Ellis Evans D. Gaulish Personal Names. A Study of Some Continental Celtic Formations. Oxford, 1967. Hamp E. Varia 1.4. Banba again // Ériu. Vol. 24, 1973. IEW — Pokorny J. Indogermanishes etymologisches Wörterbuch. Bd. I–II, Bern and München, 1959. Jasanoff J. H. Old Irish bé ‘woman’ // Ériu, vol. 40, 1989. McCone K. An tSean-Ghaeilge agus a Réamhstair // Stáir na Gaeilge. Eag. K. McCone, D. McManus, L. Breatnach. Maigh Nua, 1994. McCone K. Towards a Relative Chronology of Ancient and Medieval Celtic Sound Change. Maynooth, 1996. LEIA — Lexique étymologique de l’irlandais ancien de J. Vendryes / Ed. E. Bachellery et P. Y. Lambert. Paris, 1980. Lejeune M. Textes gallois et gallo-romains en cursive latine: 3. Le plomb du Larzac // EC, vol. 22, 1985. Lambert P. Y. La langue gauloise. Paris, 1995. Lambert P. Y. La tuile de Châteaubleau (Seine-et-Marne) // Études celtiques, vol. XXXIV, 1998– 2000. Pedersen H. Vergleichende Grammatik der keltischen Sprachen. 2 Bd. Göttingen, 1894. Schmidt K.H. Die Komposition in gallischen Personennamen. Tübingen, 1957. Schmidt K.H. On the Celtic Languages of Cintinental Europe // BBCS, vol. 28, 1980. Schmidt K.H. Zu den phonologischen Differenzierungsmerkmalen in den keltischen Sprachen // Studia Celtica Japonica, vol. 1, 1988. Schrijver P. Studies in British Celtic Historical Phonology. Amsterdam — Atlanta, 1995. Stüber K. The Historical Morphology of N-stems in Celtic. Maynooth, 1998.

The form bnanom (gen. pl.) ‘of women’ is attested in a Gaulish inscription on a tablet found in Larzac. This word represents an abnormal development of the zerograde of Proto-Celtic *bena ‘women’ with irregular inflection: the Old Irish gen. pl. form ban (supported by Brythonic compound words: Welsh ban-wy ‘female’, Old Brythonic ban-doiuis gl. musa, lit. ‘woman-goddess’, etc.) reflects Proto-Celtic *ban< *gw-h2­, yet, at the same time, all the other forms of the paradigm are derived

76

Т. А. Михайлова from IE *gwenh2­. The Gaulish form thus should have been *banom and the attested word has an extra ­n­. The initial bn- could have been influenced by the acc. pl. form bnas/mnas, attested in the same inscription; but we prefer to treat it rather as a specific reflexation of Proto-Celtic *banona (with the meaning ‘uxor’), a form with infixal ­n­, cf. Welsh banon ‘queen, young woman’ and especially Cornish benen ‘bride’.

Ю. В. Норманская (Институт языкознания РАН)

Уточнение генезиса прасаамского вокализма в зависимости от места ударения в прамордовском языке 1

В результате проведенного исследования оказывается, что распределение прасаамских *, *, *ē (< ФУ *ä), *, *, *ē (< ФУ *e), условия которого не удавалось обнаружить в предыдущих работах по уралистике, зависит от места прамордовского ударения; последнее восстанавливается на основе современного места ударения в мокшанских диалектах и является решающим фактором развития фонетической и грамматической системы в мордовских и марийском языках.

Одной из самых трудноразрешимых проблем в уралистике является реконструкция системы вокализма. Родство уральских языков считается общепризнанным; в этимологический словарь уральских языков [UEW], по мнению специалистов, вошли этимологии с очень надежными консонантными и семантическими рефлексами в современных языках. Однако даже на материале этимологий [UEW] в настоящее время не сделано системное описание развития системы вокализма. Б. Коллиндер [Collinder 1960] построил реконструкцию прауральского вокализма на сравнении, в основном, прибалтийско-финского, саамского и мордовского языков. Последующие исследователи пытались уточнить эту реконструкцию, привлекая данные других уральских языков. Нам представляется, что в настоящее время уральская реконструкция, например в [Janh.; Samm.; Хелимский 2000] базирует1

Работа выполнена при поддержке Программы Президиума РАН «Адаптация

народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям» и гранта РГНФ 08-04-00201а. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность «Фонду содействия отечественной науке» за грант в номинации «Кандидаты наук РАН» за 2008 год.

78

Ю. В. Норманская

ся не на «трех китах», как во времена Б. Коллиндера, а на «четырех»: на сравнении прибалтийско-финских, саамских, мордовских, самодийских языков. Переходы в системе вокализма в других уральских языках описаны еще хуже. Зачастую, как это сделано в работах [Bereczki 1988; Rédei 1988; Itkonen 1946; Itkonen, 1954; Лыткин 1964], приходится говорить о спорадическом развитии. Действительно ли системное описание развития прауральского вокализма неосуществимо? Правы ли те исследователи, которые утверждают, что, в основном, фонетические переходы в системе уральского вокализма были спонтанными и аналогическими? В статье [Норманская 2009] мы предположили, что развитие вокализма в современных финно-угорских языках может быть описано системно, если принять во внимание ранее неучтенные факторы — такие, как влияние гласных второго слога и места ударения на развитие вокализма первого слога. Мы реконструировали систему ударения в прамордовском, спроецировав на него место ударения в современном мокшанском языке, и предложили вслед за [Ravila 1954] восстанавливать особый тип основ в прамордовском языке. Оказалось, что эти два несложных приема позволяют практически без исключений описать систему генезиса вокализма в современном мордовском языке. Этот вывод может показаться несколько неожиданным, поскольку традиционно считалось, что ударение в мокшанском диалекте не является праязыковым наследием и возникло вторично. Однако в статье [Норманская 2009] мы постарались показать, что ударение, реально представленное в мокшанском диалекте, следует восстанавливать для прамордовского языка. Более того, после рассмотрения полного материала рефлексов вокализма первого слога в мордовском языке в ПУ *а, *o, *u-основах становится ясно, что прамордовское ударение, которое восстанавливается на основе современного места ударения в мокшанских диалектах, является решающим фактором для рефлексации финно-угорских гласных в современных мордовских языках 2. 2

Для интерпретации рефлексов прауральских (финно-угорских) гласных в ПУ

*a-основах выделяется четыре релевантных типа прамордовских основ: 1)*­a´­, 2) *­a­,

79

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

Более того, проекция современного мокшанского места ударения на праязык, общий для современных мордовских и марийского языков (возможно, финно-волжский 3), позволяет решить ряд вопросов по сравнительно-исторической фонетике и грамматике марийского языка, которые на протяжении прошлого столетия были предметом оживленных дискуссий: 1) объяснить причины возникновения I (a­) vs. II (e­)спряжений марийских глаголов в зависимости от места прафинно-волжского ударения, ср. [Норманская 2008a]; 2) объяснить причины возникновения существительных III склонения с основами, заканчивающимися на ­a vs. ­e в зависимости от места прафинно-волжского ударения; 3) показать, что редуцированные в марийском языке следует реконструировать на прамарийском уровне (внутренняя реконструкция на материале сравнения современных диалектов марийского языка и анализа булгарских заимствований в прамарийский язык); 3) *­1­, 4) *­2­. Ударение в прамордовских *а-основах сохранилось без изменения в мокшанских диалектах. В *-основах прамордовское ударение в современном мокшанском языке унифицировалось на корне. Однако по рефлексам вокализма первого слога видно, что существовали *1 основы, в которых развитие вокализма проходило аналогично *а-основам, и *2 основы, по развитию вокализма первого слога аналогичные *á-oсновам. В мордовском языке в ПУ *а, *o, *u-основах наблюдаются следующие рефлексы ПУ гласных первого слога: ПМ *V (2 слог)

*a

1

*a

a

a

*o

o

o

*u

o

o

*i

o/e( _ Ć )

o/e( _Ć )

-a´

2

ПУ *V (1слог)

3

u//-(//i//) (M), u//-(//i//o) (E) u//-(//i//) (M), u//-(//i//o) (E) u//-(//i//) (M), u//-(//i//o) (E) u//-(//i//) (M), u//-(//i//o) (E)

u

u

u

u

Ср. анализ проблематики существования финно-волжского и волжского праязы-

ка в [Bereczki 1992, 1994].

80

Ю. В. Норманская

описать причины их возникновения в зависимости от места прафинно-волжского ударения, ср. [Норманская 2008b]. Генезис системы вокализма в прасаамском языке описан в работе [Korhonen 1988] на очень высоком научном уровне. Однако и в этом описании есть ряд лакун (в особенности это касается развития ФУ *е, *ä в прасаамском языке, подробнее см. ниже). Мы предположили, что привлечение материалов по реконструкции прамордовского места ударения поможет ответить на вопросы, которые возникают при описании генезиса прасаамского вокализма и до сих пор оставались нерешенными. Наиболее подробно становление системы саамского вокализма описано в работе [Korhonen 1988]. М. Корхонен предлагает следующий путь становления системы саамского вокализма первого слога. Система вокализма первого слога в раннепротоприбалтийско-финском языке 4: i ü u ī ū e o ē ō a ä Во время становления прасаамского языка имели следующие изменения вокализма: *i > * (*nime 5 > *nm ‘имя’) *ü > * (*püšä > *ps ‘священный’) *u > * (*tule > *t l ‘огонь’) *e-ä > * (*pesä > *ps ‘гнездо’) > * (*ps > *p˙sǡ) *e-e > *e (*vere > *ver ‘кровь’) *o-a > *oa (*kota > *koat ‘хижина’) > *ōā (*koat > *kōātǡ) *ä-e > *e (*käte > *ket ‘рука’) > *ē (*ket > *kēt) *ä-ä > * (*päjvä > *pjv ‘день, солнце’), * (*äjmä > * jm ‘иголка’) > *ǡ (* jm > *ǡjmǡ)

4

Фактически система вокализма этого языка, видимо, совпадала с той, которая

традиционно реконструируется для финно-угорского языка. 5

Здесь и далее при обзоре работы [Korhonen 1988] реконструируемые формы

приводятся в том виде, в котором их восстанавливает М. Корхонен, что несколько отличается от нотации авторов [UEW].

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

81

*a > спорадически * (*vanča > *v nc ‘ходить’) > *ǡ (v nc > vǡncǡ), *o (*lakte > *lokt ‘залив, бухта’, *kala > *kol ‘рыба’) > *ō (*lokt > *lōkt, *kol > *kōlǡ), *ī > *i (*pīr > *pir ‘круг’) *ū > *u (*kūl > *kul ‘слышать’). Для раннепрасаамского Корхонен реконструирует следующую систему: i u e

ē ō ō ā ǡ На следующем этапе (от раннепрасаамского к позднепрасаамскому) Корхонен постулирует следующие изменения: *ē > *ie (*kēt > *kiet ‘рука’) *ō > *uo (*kōlǡ > *kuolē ‘рыба’) * > *eä (*ps > *peäsē ‘гнездо’) *ōā > *oa (*kōātǡ > *koatē ‘хижина’) *e > * (*ver > *vr ‘кровь’) * > o (*t l > *tol` ‘огонь’). В результате позднепрасаамская система стала выглядеть следующим образом: i u ie uo  o eä oa ǡ Однако предложенные правила имеют ряд исключений. В первую очередь это, как уже было сказано выше, касается истории развития ФУ фонем *e, *ä. Распределение рефлексов ФУ *e в зависимости от типа ФУ основы *e-ä > * (*pesä > *p sǡ ‘гнездо’); *e-e > *e (*vere > *ver ‘кровь’), предложенное в работе [Korhonen 1988], не всегда работает, например:

82

Ю. В. Норманская

ФП *pene ‘собака’: фин. penikka 6 ‘щенок’; эст. peni 7 ‘собака’; саам. *p nk [Lehtiranta: 911] bænâ ­dnâg- (N), pǟna (L), piennα (Kld.), pienag (T) [UEW: 371]. Помимо этого ФУ *e достаточно часто имеет в прасаамском рефлекс *ē, например: ФП *kentä ‘поле, равнина’: фин. kenttä, (диал.) kentä ‘площадка, площадь, поле’; (> саам. geńda ­nd- (N) ‘grassy plain in the mountains where Lapps once lived in the past’); саам. *kēntē [Lehtiranta: 427] kedde ‘pratum’ (Lind.-Öhrl.), gied’de ­dd- (N) ‘(natural) meadow’, kieddē (L) ‘natürliche Wiese; Zeltplatz’, kìn¯dt(A) (K, T), ki.n¯dt(A) (Kld), ḱĭ<ˆD`tA (Ko., Not.) ‘Feld, auch: früherer grasbewachsener Wohnplatz’ [UEW: 658]. На неоднозначность рефлексации ФУ *ä в прасаамском в ФУ *ä-основах указывает уже сам Корхонен: *ä-ä > * (*päjvä > *pjv ‘день, солнце’), * (*äjmä > * jm ‘иголка’) > *ǡ (* jm > *ǡjmǡ). Таким образом, при анализе полного материала саамских этимологий (на материале [SSA]) оказывается, что рефлексация ФУ *e, *ä в прасаамском несколько более сложная, чем это описано в работе [Korhonen 1988]. Оказывается, что каждый из этих гласных имеет три возможных рефлекса в прасаамском: ФУ *e > ПСаам. *, *, *ē; ФУ *ä > *, * , *ē. Мы, вслед за Корхоненом, признаем, что ФУ *ä > ПСаам. *ē в ПСаам. *-основах 8 и в ПСаам. *, * в ПСаам. *ē-основах. Оказывается, что распределение прасаамских *, *a (< ФУ *ä), которое не было обнаружено в предшествующих работах, зависит от места прамордов6

Здесь и далее перевод финских слов дан по словарю [Вахрос 2001]. Если слово в

этом словаре отсутствует, то мы оставили перевод его значения на немецкий язык, который приведен в [UEW] или [SSA]. 7

Здесь и далее перевод эстонских слов приводится по словарю [Тамм 1988].

8

Корхонен указывает, что финно-угорские и прасаамские основы однозначно со-

ответствуют друг другу. Он постулирует следующее развитие гласных второго слога: ФУ *ä, *a > * > *ǡ > * > ПСаам. *ē, *i перед палатальным согласным, ФУ *o > *oa > *ōā > ПСаам. *ōā, *u перед закрытым гласным следующего слова, ФУ *e > *e" > *e"# > ПСаам. *. Однако это правило имеет ряд исключений. Полный анализ материала показывает, что релевантным для рефлексации ФУ *ä в прасаамском все же является прасаамский тип основы, который в нескольких сближениях (по [SSA]) отличается от прибалтийско-финского: фин. säetä ‘die Glat zusammenschieben’ ~ саам. čiekkt (N), [SSA: II, 236]; фин. välkeä ‘weit’ ~ саам. vieĺgd (N) [SSA: III, 481].

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

83

ского ударения. В ПСаам. *ē-основах там, где в прамордовском языке ударение падает на окончание, ФУ *ä > ПСаам. * ; там, где в прамордовском языке ударение падает на корень, ФУ *ä > ПСаам. *. ПУ *ä > ПСаам. *, если в прасаамском во втором слоге восстанавливается *ē 9 и в прамордовском языке ударение падает на окончание. 1) Этимологии, для которых находится отражение в мокшанском языке 10, а в прамордовском языке реконструируется ударение на окончании: ФУ *kärnä ‘кора, корка’: фин. kärnä ‘твердая кора’; эст. kärn (gen. kärna) ‘короста, парша’; саам. *k rnē [Lehtiranta: 389] gær’dne ­rdn- (N) ‘thin crust on snow; a scab-like disease attacking the udder of the female reindeer’, kier’nē ~ kär’nē ‘id.; grobkörniger Schnee’, kieŗ¯ņe (T), kieŗ¯ņe (Kld.), ḱĭĕŗ¯ņ e (Ko. Not.) ‘Eiskruste auf Schnee, der sonst weich ist’ (> фин. диал. kerni ‘снежная корка, экзема’); морд. kšńat (E), kšń´t (M) ‘корь’11 [Paasonen 1992: 910; UEW: 138]. 2) Этимологии, для которых не обнаружено отражения в мокшанском языке 12: ПУ *päjwä ‘огонь’; (Janh. (73) ПУ *päjwä; Samm. ПУ *päjwä): фин. päivä ‘день’; эст. päev, gen. ­a, диал. päiv, päe ‘день’; саам. *p jvē [Lehti-

9

Правило про рефлексацию ПУ *ä > ПСаам. * в прасаамских *ē-основах имеет два

исключения: (1) фин. mämmi ‘еда’ — саам. mæđ(b)ma (N) [SSA: II, 192]; (2) ФУ *säwnä ‘вид рыбы’; (Samm. *säwni): фин. säynäs (gen. säynään), säynäjä ‘язь; Cyprinus Idus’; эст. säinam (gen. säinama), säinas (gen. säina) ‘Dickfisch; Cyprinus idus Pall., Leuciscus Ieses’; саам. saewnjd (N); морд. seńej, (M) séńi, śeńä ‘вид рыбы (возможно, Cyprinus Art)’ [UEW: 437; SSA: III, 243]. В этой этимологии по финскому рефлексу следовало бы восстанавливать во втором слоге ФУ *ä, как это и делают авторы [UEW]. Тогда рефлексация вокализма первого слога в саамском языке была бы объяснима. Вероятно, в этой этимологии в прасаамском языке имела место перестройка второго слога. 10

Мы выделяем эти этимологии в особую группу, поскольку именно по данным

мокшанского языка реконструируется прамордовское место ударения. 11

Здесь и далее перевод мордовских слов на русский язык дан по словарю [Paa-

sonen 1990–1996]. 12

Эта группа этимологий, в отличие от предыдущей, не является релевантной для

доказательства нашей гипотезы о связи рефлексации ФУ *ä в саамском и места прамордовского ударения. Эти лексемы приведены для иллюстрации частотности соответствующего рефлекса в саамском языке.

84

Ю. В. Норманская

ranta: 905] bæi’ve ­iv- (N) ‘day; sun’, pei’vē ~ päi’vē (L), piejve (T), piejv (Kld.), peiv (Not. A) [UEW: 360]. ФП *räppä ‘отверстие для дыма (в крыше, в стене)’; (Samm. *räppä): фин. räppänä ‘волоковое окно, дымник’; эст. räpen (gen. räpna), (устар.) räpp, (диал.) repe (gen. repna), reppän, reppan ‘отверстие в стене для выхода дыма’; саам. *r ppēn(ē) [Lehtiranta: 1037] ræppen ~ ræppĕn (N) ‘smoke hole; very deep place in the middle of a lake, where ice never forms’, riehpēn ~ rähpēn (L) ‘Rauchloch des Zeltes’, riehpen (T Kld.), riahpen (Not.) ‘Rauchfang’ [UEW: 743]. ФП *jäkä-lä ‘лишайник, лишай’: фин. jäkälä (диал. jäkäli, jäkärä) ‘лишайник, лишай’; саам. *j kēl [Lehtiranta: 260] jǣgel ­ækkal- (N) ‘reindeer moss, liehen, in the widest sense; Cladonia, Cetraria, Stereocaulon etc.’, (T., I.) jiegel (K, T), jēėl (Kld.), jēiel (Ko., Not.) [UEW: 632]. Фин. häväs ‘холка, загривок’ — саам. saeppe (N) [SSA: I, 212]. Фин. käyrä ‘кривой, изогнутый’ — саам. gaew’re (N) [SSA: I, 482]. Фин. länkä ‘кривой’ — саам. laeg’ge (N) [SSA: II, 125]. Фин. läppä ‘клапан’ — саам. laep’pe (N) [SSA: II, 127]. Фин. mäti ‘икра’ — саам. maeđđen (N), [SSA: II, 194]. Фин. pätäs ‘грудинка’ — саам. baeđđe (N) [SSA: II, 462]. Фин. väleä ‘быстрый’ — саам. vāēlek (N) [SSA: III, 480]. ПУ *ä > ПСаам. * , если в прасаамском во втором слоге восстанавливается *ē, *ō 13 и в прамордовском языке ударение падает на основу. 1) Этимологии, для которых находится отражение в мокшанском языке, и в прамордовском реконструируется ударение на основе: ФВ *järwä 14 ‘озеро’: фин. järvi (gen. järven) ‘озеро’; эст. järv (gen. järve) ‘озеро’; саам. *jāvrē [Lehtiranta: 258] jaw’re ­wr- (N) ‘lake’, jau’rē (L)

13

Правило про рефлексацию ПУ *ä > ПСаам. * в прасаамских *ē-основах имеет

одно исключение: фин. kälviä ‘сухой’ — саам. gaĺvt (N) [SSA: I, 471]. В этой этимологии по финскому рефлексу следовало бы восстанавливать во втором слоге ФУ *ä. Тогда рефлексация вокализма первого слога в саамском языке бы объяснима. Вероятно, в этой этимологии в прасаамском языке имела место перестройка второго слога. 14

Мы вслед за авторами [UEW] предполагаем, что в этой этимологии следует ре-

конструировать ФУ *ä во втором слоге. Вероятно, в финском языке имело место более позднее изменение качества гласного второго слога. В любом случае, как мы отмечали выше, для рефлексации финно-угорских гласных первого слога более релевантен ха-

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

85

‘See (Binnensee)’, jāivre (K (554), T), jaivr (Kld.), javr ‘Binnensee’ (Not.); морд. e´ŕḱe (E), ŕkä (gen. 'ŕken)~ jŕkä (M) ‘озеро, пруд’ [Paasonen 1990: 379]; мар. jär (KB), jer (U, B) ‘озеро’15 [UEW: 633]. ПУ *päŋe 16 ‘голова’ (Samm. ФУ *päŋi): фин. pää ‘голова’; эст. peä, pää; саам. bagŋe ­āŋ- (N) ‘the thickest part of the reindeer antler, by the head’; морд. pe, pä (E), pe (M) ‘конец’ [UEW: 365]. ФУ *tälwä 17 ‘зима’: фин. talvi (gen. talven) ‘зима’; эст. talv (gen. talve); саам. daĺve ­lv- (N) tāilve (T), tailv (Kld. Not.); морд. +éĺe (E), áĺa Род. táln (M) [Paasonen 1996, 2386]; мар. tel (KB), tel. (U), tele (B); (Samm. *tälwä) [UEW: 516]. 2) Этимологии, для которых отражения в мокшанском языке не обнаружено: ФП *śäšnä ~ *šäćnä ‘дятел’: фин. hähnä, häähnä, rähni, rähmi, röhni (диал.) ‘пестрый дятел’; эст. ähn (gen. ähnä), hähn (gen. hähnä), rähn (gen. rähni, rähna, rähnu) ‘дятел, пестрый дятел’; саам. čaitne, čaihne, čainne (Friis) ‘Picus tridactylus’, čai’hne ­ihn- (N) ‘Picoides tridactylus; Dendrocopus; kinds of woodpecker’, tjai(h)nē (L) ‘Specht’, +/ė /na (T), +/ieş¯ņ(e) (Kld.) ‘Specht’; мар. šišt (KB), šište (U), šište-čünšö (B); (Samm. *s’äs’nä) [UEW: 772]. ФУ *lä(m)ćV (*le(m)ćV) ‘ремень, канат’: фин. lämsä, lämsi (gen. lämsen) ‘петля’; саам. *lämćē [Lehtiranta: 564] law’ǯe ­wǯ- (N) ‘rein’, lab’tjē ~ lag’tjē (L) ‘Zügel, Zugleine’ [UEW: 239]. ФУ *täktä ‘кости, тело’; (Samm. *täktä): фин. tähti (gen. tähden), tähde (gen. tähteen) ‘остаток’ ?; саам. *tāstē [Lehtiranta: 1233] dak’te ­vt- (N) ‘bone’, daktā- ­āvt- ‘dry, get dry; become insensible, more difficult to influence or bend’, tāikte (T), tāit (Kld.), tait (Not.), tavtit (A) ‘Knochen, Bein’ ? [UEW: 515]. ФП *äje (*äjä) ‘большой, отец’: фин. äijä ‘старик, мужик, хозяин’, диал. äijä(n) ‘много’; эст. äi, gen. äia, äie ‘дед, тесть’; саам. *ājjē [Lehti-

рактер прасаамского гласного второго слога. В этой этимологии в прасаамском надежно восстанавливается *ē во втором слоге. 15

Здесь и далее перевод марийских слов на русский язык дан по словарю [Василь-

ев 1991]. 16

В этой этимологии по финским и саамским рефлексам кажется более целесооб-

разным реконструировать во втором слоге ФУ *ä. 17

См. примечание к ФУ *järwä.

86

Ю. В. Норманская

ranta: 32] ag’gja (N) ‘grandfather, old man, fellow’, ājja (Kld.), adjā (L); (Samm. *äjjä) [UEW: 609]. ПУ *äjmä ‘игла для шитья из кости или дерева’; (Janh. (22) *äjmä; Samm. *äjmä): фин. äimä ‘большая игла’; саам. *ājmē: ai’bme ­im- ‘triangular needle (for sewing leather or furs)’ (N), ai’mē ‘dreieckige Nadel (zum Nähen in Leder)’ (L); мар. im (KB), ime (U B) ‘Nadel’ [UEW: 22]. ПУ *kälV (? *kälV-wV) ‘невестка’: фин. käly ‘невестка’; эст. käli, диал. kälü ‘Bruder des Mannes, Frau des Bruders des Mannes’; саам. *kālōj(­nnē) [Lehtiranta: 354] gālŏjædne ­ǣn- ~ ­ædnĕ ­n- (N) ‘sister-in-law (of husband’s brother’s wife)’, kālōji(e)tnē (L) ‘Schwägerin (Frau des Bruders od. des Vatters des Ehemanns)’; морд. kijalo, kijal (E), kél (M) ‘жена брата мужа’, [Paasonen 1992: 753]; (Janh. (77) *käliw; Samm. *käläw) [UEW: 135]. Фин. nätä ‘влажный’ — саам. njacco (N) [SSA: II, 255]. ПУ *ä > ПСаам. *ē, если в прасаамском во втором слоге восстанавливается * 18 19. ФУ *jäŋe ‘лед’: фин. jää ‘лед’; эст. jää; саам. *jēŋ [Lehtiranta: 268] jiegŋâ-ŋ- (N) ‘ice; glacier’, jiekŋa (L), jīññ (T Kld.), jieññ (Not.) ‘Eis’; морд. ej, ev, eŋ, ij (E), jäj, äj (M); мар. i (KB U), ij (B); (Samm. *jäŋi) [UEW: 93]. ФВ *kärte ‘выносить, страдать, терпеть’: фин. kärsi- ‘страдать, мучаться’ (> саам. kīrše- (K, Kld.)); эст. kärsi- ‘нетерпеливый, подвижный’; саам. gier’dâ- ­rd- (N) ‘bear, endure; hold (intr.); stand, put up with’, L 18

В нескольких этимологиях неясен прасаамский гласный второго слога, но по

рефлексам ПУ *ä первого слога во втором слоге в прасаамском следует предполагать *ē: ФУ *käme(­ne) ‘ладонь’: фин. kämmen ‘ладонь’; эст. kämmal (gen. kämbla), kämmel (gen. kämble); саам. kiem (gen. kiemman) (Friis) ‘palma’, kjämman (T), ḱėämă (gen. kĕ3mman) ‘Handteller, Hand’, kĕ3bmmaD (I) ‘die flache Hand, Handteller’ [UEW: 137]. ФУ *läwl ‘тяжелый’: фин. läyli (gen. läylen) ‘тяжелый’, läylä ‘уныние’; эст. läila ‘отвратительный’; саам. lé"ш"ls ‘schwer’, livs, liūл(a), attr. liuл`s (T) ?; мар. nel (KB), nele (U), lel (J), lele (M, B) ‘schwer, schwierig; Schwere’ [UEW: 243]. ФП *märV ~ *rämV ‘жевать > пережевывать’: фин. märe, märeh, märhe (диал.) ‘пережевывание’, märehti- ‘пережевывать’ ?; эст. mäletse- ?; саам. sm6riʒi- (N) ‘chew the cud’, smieriti­, smieritji- ~ smieritsi- (L), m6rede- (T), m6rχe- (Kld.), smēretţţe- (Ko. Not.) ‘wiederkäuen’ ? [UEW: 700]. Фин. ämmä ‘старуха’ — саам. eb’mui [SSA: III, 497]. 19

Правило про рефлексацию ПУ *ä > ПСаам. * в прасаамских *-основах имеет

одно исключение: фин. häkä ‘Kohlenoxyd’ — саам. ciekke [SSA: I, 206].

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

87

kier’ta- ‘dulden, leiden, aushalten, sich gefallen lassen’, kierde- (K (293) Not.) ‘leiden, dulden’; морд. kiŕ4e- (E M) ‘держать, быть твердым, страдать’; мар. kerδä- (KB), kerta- (U B) ‘мочь’ [UEW: 652]. ФУ *käte ‘рука’ (Samm. *käti): фин. käsi (gen. käden) ‘рука’; эст. käsi (gen. käe); саам. *kēt [Lehtiranta: 433] giettâ ­đ- (N), kiehta (L) ‘Hand, Arm’, kītt (T Kld.), kieht (Not.), kit (A) ‘Hand’; морд. ke4 (E), kä4 (M); мар. kit (KB U B) [UEW: 140]. ФВ *käčke ‘скрывать, прятать’: фин. kätke- ‘прятать, скрывать’, ? kätkyt (gen. kätkyen) ‘Wiege’; эст. kätke- ‘прятать, скрывать’; саам. giet’k t; морд. kekše- (E), käše- (M) ‘прятаться’ [UEW: 649; SSA: I, 481]. ФУ *mälke (*mäle) ‘грудь’ (Samm. *mälki): фин. mälvi ‘птичья грудка, где самое вкусное мясо’ ?; эст. mälv (gen. mälve) ‘птичья грудка’ ?; саам. *mēlk [Lehtiranta: 666] mieĺgâ-lg- (N) ‘breast, chest (of animal)’, mieĺka (L), milk (T) ‘Mitte der Brust, Brustbein’ (> фин. melki ‘Brust des Rentiers’); морд. meĺke (E) ‘живот’, mäLkä (M) ‘грудь’; мар. mel (KB U B) ‘грудь’ [UEW: 267]. ПУ *mäkte ‘холм, кочка’: фин. mätäs (gen. mättään) ‘кочка’; эст. mätas (gen. mätta) ‘кочка’; саам. miek’tâ-vt- (N) ‘a sp. of Carex which forms tussocks and grows on bogs’ [UEW: 266]. ФУ *näke (*näke / *ńäke) ‘смотреть, наблюдать’: фин. näkе­, näky‘виднеться, быть видным’ (> саам. N nækko ‘appearance, exterior’, næk’te‘look, appear, seem’); эст. näge- ‘видеть’; саам. niegâdi- (N) ‘dream’, niekko ­g6- (N) ‘dream’, niekati- (L) ‘träumen’, niehkō (L) ‘Traum’, ńikka- (T) ‘träumen’; морд. ńeje­, ńii- (E), ńäje- (M) ‘смотреть’; (Samm. *näki­) [UEW: 302]. ФВ *säŋke ‘(тонкий) сук’: фин. sänki (gen. sängen) ‘жнивье, стернь’; саам. čiegga (L, I, Ko, Kld); мар. šäŋ (KB) ‘сухой хворост, валежник’, šäŋ (KB), šene (U M), pu-šeŋe (B) ‘валежник’ [UEW: 756; SSA: III, 239]. ФУ *ćärke- ‘(с)ломать > болеть’: фин. särke- ‘(с)ломать, (раз)бить; нарушать’; саам. čērgiidi- (N) ‘go to sleep (of limbs); tjär’ka (U) ‘scharfes Prickeln in eingeschlafenen Gliedern’, tjier’kē- ~ tjär’kē- ‘zuschneiden, abrunden (das Loch im Schuh)’; čäʼrĕka — čērhka- (Pi.) ‘starr, gefühllos werden’, +/ĕ89Gα- (Ko. P) ‘schmerzen (von der Wunde)’; мар. šäre- (W), šere- (O) ‘раскрывать’, šeralta- (O) ‘ein Sträusschen auseinander teilen; zerreissen’ (?) [UEW: 32]. ПУ *wäke ‘сила’; (Samm. *wäki): фин. väki (gen. väen) ‘народ, люди’ (> саам. vǣkka ­g- (N) ‘men, help; strength’, vǟhka (L) ‘Hausleute; Schar, Haufe, Volk’, vīkk (T), viehk (Not.), vik (A) ‘Kraft; Heer’); эст. vägi (gen. väe)

88

Ю. В. Норманская

‘армия, войско, полк’; саам. viekkâ (N) ‘fairly, rather’, viehka (L) ‘ziemlich, recht’; морд. vij (E), vi (M) ‘сила, толпа, воинское подразделение’; мар. wi (KB U), wij (B) ‘сила’ [UEW: 563]. ФП *wäśä ‘усталый, больной, уставать, становиться больным’: фин. väsy- ‘уставать’; эст. väsi- ‘уставать’, väsi (gen. väsi), väsü ‘замотаться, обессилеть, истрепаться’ ?; саам. veissâ ­s- (N) ‘get tired, fatigued, languid’, viesse ‘that easily gets tired’, viessa- (L) ‘bis zur Erschöpfung müde werden’, vīsse- (Kld.), viesse- (Not.) ‘müde werden’ ? [UEW: 818]. Фин. säetä ‘die Glat zusammenschieben’ — саам. čiekk t (N) [SSA: III, 236]. Фин. välkeä ‘широкий’ — саам. vieĺg d (N) [SSA: III, 481]. В трех этимологиях наблюдаются нестандартные рефлексы ПУ *ä > *ō, *i в прасаамском языке: Фин. mäkärä ‘мошкара’ — саам. muoger (N) [SSA: II, 191]. ФП *säsV ‘мягкий (хрящ); костный мозг’: фин. säsy ‘костный мозг’; эст. säsi, säsü ‘мозг, костный мозг’; саам. suossa (N) [UEW: 756; SSA: III, 242]. ПУ *wäŋe ‘зять, жених’: фин. vävy, (устар.) väy ‘зять’; эст. väi (gen. väi, väia) ‘зять’; саам. *viv [Lehtiranta: 1394] vivvâ ­v- (N) ‘son-in-law’, vivva (L) ‘Schwiegersohn, Eidam’, v:vv (T Kld.), vivv (Not.) ? (< фин.?); морд. ov (M) ‘зять’; мар. wiŋ (KB), weŋe (U B) ‘зять, муж младшей сестры’; Janh. (114) *we/äŋiw; Samm. 2 *we/äŋiw [UEW: 565]. Как уже было сказано выше, ФУ *e имеет три различных рефлекса в прасаамском: *, *, *ē. Анализ саамских рефлексов ФУ *e указывает на их связь с отражением ФУ *e в прамордовском. Нами выявлено два типа рефлексации ФУ *е в прасаамском и мордовских языках: ФУ *e > ПСаам. *, *ē, морд. i; ФУ *e > ПСаам. *, морд. e/ä. Если не обращаться к данным по мордовскому ударению, можно предположить, что следует реконструировать две ФУ фонемы *e1, *e2. Отметим, что вопреки предположению Корхонена20, они не распре20

Как было показано выше, Корхонен предполагает в прасаамском следующую

зависимость рефлексации ФУ *е от ФУ гласного второго слога: ФУ *e-ä > ПСаам. *¯ (*pesä > *psǡ ‘гнездо’); ФУ *e-e > ПСаам. *  (*vere > *vr ‘кровь’).

89

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

делены в зависимости от типа ФУ основы. Приведем примеры на ФУ *e1 (> ПСаам. *, *ē, морд. i) в ФУ *ä и *e-основах: ФУ *ńeljä (*neljä) ‘четыре’: фин. neljä ‘четыре’; эст. neli (gen. nelja); саам. *n ljē [Lehtiranta: 72] njæĺljĕ ­llj- (N), nieĺja (L), ńielje (T), ńielj (Kld.), ńelj (Not.), ńeĺ (A); морд. ńiĺe (E), ńiĺä (M) [UEW: 316]. ФП *pene ‘собака’: фин. peni, gen. penin ‘Welf’, penikka ‘щенок’; эст. peni ‘собака’; саам. *p nk [Lehtiranta: 911] bænâ ­dnâg- (N), pǟna (L), piennα (Kld.), pienag (T); морд. pińe (E), piä (M) [UEW: 371]. ФП *śe=ćemä ‘семь’: фин. seitsemän (seitsemä­), устар. seitsen ‘семь’; эст. seitse (gen. seitsme); саам. *ćēćm [Lehtiranta: 145] čieǯâ (N), kietjav (L), kīčč:m (T), kiččem (Kld.), čihčem (Not.) ‘seven’, kīǯat (A) ‘der siebente’; морд. śiśem (E M); мар. šm (KB), š.m (U B), šišim (M) [UEW: 773]. ФВ *śelkä ‘спина’: фин. selkä ‘спина’ ( > саам. sæĺge ­lg- (N) ‘the back’, sieĺkē ~ säĺkē (L) ‘Rücken (auch eines Berges)’, sieilke (K, T), sieilk (Kld., Not.) ‘Rücken’); эст. selg (gen. selja) ‘спина’ (> рус. диал. сельга ‘Landrücken’); саам. *ćēlk [Lehtiranta: 151] čieĺge ­lg- (N) ‘backbone; back’, čieilke (T) ‘Rücken, Kreuz’, č:øilke ‘der untere Teil des Rückens, das Kreuz’ [UEW: 772]. Однако при изучении рефлексации ФУ *e в ФУ *ä-основах в прамордовском мы обратили внимание, что развитие ФУ *e в морд. i или e/ä зависит от места ударения в прамордовском языке и типа прамордовской основы 21. ПМ *V (2 слог)

ПУ *V (1слог)

*e

-ä

-3 22

-=

4

i

e (ä)

i/-(E) i//-(M)

i/-(E) i//-(M)

К сожалению, в саамском языке не представлены рефлексы слов, которые в прамордовском языке имеют тип основы *­3. Поэтому в прасаамских рефлексах ФУ слов с *ä-основами ФУ *e имеет рефлекс ПСаам. *, *ē. Однако в словах с ФУ *e-основами представлены, как в мордовском, так и в прасаамском, два типа рефлексов — (а) ПСаам. *, *ē, 21

Подробнее см. [Норманская 2009].

22

Помимо влияния на развитие вокализма первого слога 3 и 4 различаются сле-

дующим формальным образом: в ауслауте в мокшанском языке 3 имеет рефлекс ä, 4 — другие рефлексы.

90

Ю. В. Норманская

морд. i; (б) ПСаам. *, морд. e/ä. В рефлексах ФУ *e-основ в мордовских языках прежнее место ударения не сохранилось, оно обобщилось на корне. Поэтому мы можем лишь предполагать, что распределение прамордовских рефлексов ФУ *e > морд. i vs. морд. e/ä в ФУ *e-основах было аналогичным распределению в ФУ *ä-основах. Если это так, то прамордовское место ударения было релевантно и для реализации ФУ *e в прасаамском*, *ē или *. Однако, в отличие от описания рефлексов ФУ *ä, мы не можем с полной уверенностью постулировать зависимость рефлексов ФУ *е в прасаамском в зависимости от места прамордовского ударения. В заключение еще раз отметим, что, в отличие от традиционной теории о зависимости реализации ФУ *e в прасаамском от типа ФУ основы, которая имеет ряд исключений, можно надежно постулировать связь рефлексов ФУ *e в прасаамском и мордовском. ПУ *e > ПСаам.*, если в мордовском языке в первом слоге e (ä). 1) Этимологии, в которых ПУ *е > морд. e (ä): ФУ *ke e ‘кожа, шкура, кожура’: фин. kesi (gen. keden) ‘кожица, оболочка’, kesi- ‘шелушиться’, kettu ‘тонкая кожа’; эст. kesi (gen. kee) ‘пустая оболочка или стручок’, kätt (gen. kätu) ‘шелушение, облезание кожи’, kätuta­, ketuta- ‘шелушиться’; саам. *kt [Lehtiranta: 331] sarve`skatt (I) ‘Rentierhaut’, katt (T), køht (Not.) ‘Fell’; морд. ke, kä (E), ke (M) ‘кожа’ [UEW: 142]. ФП *keske ‘середина, помещение в середине, расстояние’: фин. keski (gen. kesken) ‘средний, центральный’; эст. kesk (gen. keske); саам. *ksk [Lehtiranta: 327] gâśkâ ­sk- (N) ‘interval; Stretch; distance’, kaska (L), kask (K (217), T), køsk (Kld., Not., A) ‘Mitte, Zwischenraum’; морд. keska (M) ‘die Weichen, die Mitte des Leibes’ [UEW: 661]. ФУ *teke ‘делать’: фин. teke- ‘делать’; эст. tege-; саам. dâkkâ- ­g‘do, make, perform’, t χkE- (Wfs.) ‘machen’, takk:- (T) ‘machen, tun’; морд. eje- (E), ije- (M) ‘делать, обрабатывать’ (Samm. *teki­) [UEW: 519]. ФВ *wene-še ‘лодка, баржа’: фин. vene (gen. veneen), (диал.) veneh, venhe ‘лодка’; эст. vene (gen. vene) ‘лодка, баржа’; саам. *vn [Lehtiranta: 1330] fânâs ~ vânâs ­dn- (N), vanās (L) ‘Boot, Schiff’, vans (T), vøns (Kld.), vønas, vønnas (Not.) ‘Boot’; морд. venč, väńč (E), veńeš, veńeškä (M) ‘лодка, баржа’ [UEW: 819].

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

91

ФУ *wire 23 ‘кровь’ (Samm. *weri): фин. veri (gen. veren) ‘кровь’, veres (gen. vereksen) ‘свежий, молодой, новый’, verevä ‘кровавый, свежий, живой, приятный’; эст. veri (gen. vere) ‘кровь, сок, чувство, родственники’; саам. *vr [Lehtiranta: 1335] vârrâ ­r- (N) ‘blood’, varra (L), varr (T), vørr (Kld. Not. A); морд. v´er (E M), v´äŕ (E), v´är (M); мар. wr (KB), wür (U B) [UEW: 576]. ФВ *wene ‘растягиваться, тянуться’: фин. veny- ‘растягиваться’ (> саам. N viednâ- ­n- ‘get overstrained (of sinew)’); эст. veni- ‘растягиваться’; саам. vâd’na- ~ fâd’na- ­n- (N) ‘lie extended full length’, vatna- (L) ‘(aus)gedehnt, gespannt, gestreckt werden; länger werden; wachsen, grösser werden’, vann:- (T), vønnø- (A) ‘sich dehnen; liegen’, vantte- (T), vøntte- (Kld.) ‘ausdehnen’; морд. veńeme- (E M) ‘растянуться’, veńśe­, veńe- (E), veńepe- (M) ‘протянуть руку’ [UEW: 819]. 2) Этимологии, в которых мордовский рефлекс не представлен: Фин. eväs ‘провизия’ — саам. v stit (N) [SSA: I,110]. Фин. menestyä ‘преуспевать, делать’ — саам. m n stuvv t (N) [SSA: II, 159]. Фин. menetää ‘потерять, лишаться’ — саам. m n tit (N) [SSA: II, 159]. Фин. meno ‘ход, уход’ — саам. m nno (N) [SSA, II, 160]. ФУ *ešte ‘иметь время, становиться готовым’ (Samm. *ešti­): фин. ehti- ‘успевать’; эст. ehe (gen. ehte) ‘украшение’, ehti ‘украшать себя, чистить себя’; саам. âśtâ- ­st- (N) ‘have time, leisure (to do something); be available, not be required’, âśto ­st- ‘leisure’, asta- (L) ‘Zeit haben (für etw.)’, astō ‘Zeit für etw., Arbeitspause, Freizeit’, as¯ta- (K, T), Es¯tF- (Kld.), Es¯tH- (Ko. Not.) ‘gute Zeit haben, mit etwas fertig werden’, as¯ta (T), as¯tA (Ko., Not.) ‘freie Zeit’; мар. šte- (KB U), .šte­, šte- (B) ‘сделать, делать’ [UEW: 626]. ФУ *kere ‘круг, созревание’: фин. keri (gen. kerin) ‘круг, венок’; эст. keri ‘кружок’, kere (gen. kere) ‘тело’; саам. *kr [Lehtiranta: 318] kieras (L) ‘Hornring am Ende der Fangleine’; skier’ro ­rr- (N) ‘wooden disk used as a hoop by children; cartweel’; (Samm. *keri/ä) [UEW: 148]. ФВ *lešte ‘лист’: фин. lehti (gen. lehden) ‘лист’; эст. leht (gen. lehe); саам. *lst [Lehtiranta: 555] lâśtâ ­st- ‘Blatt, Laub’, last (T), løst (Kld. Not. A); мар. lštäš, lštäš (KB), lˆštaš (U B), lištaš (M) [UEW: 689].

23

В этой этимологии мы вслед за Samm. реконструируем *weri.

92

Ю. В. Норманская

ПУ *mene ‘идти’: фин. mene­, диал. mäne- ‘идти’; эст. mine-; саам. mânnâ- ­n- (N) ‘go, journey, travel’, manna- (L), mann:- (T), mønne- (Kld. Not.), mønnø- (A); мар. mie- (KB U), mije- (B) ‘прийти’ [UEW: 272]. ПУ *pele ‘пугать, бояться’ (Janh. (56) *peli-; Samm. *peli­): фин. pelätä‘бояться’; эст. pelga- ‘бояться, робеть’; саам. bâllâ- ­l- (N) ‘fear, be afraid’, palla- (L), pall:- (T), pølle- (Kld.), pøllø- (A); морд. peĺe- (E M) [UEW: 370]. ФУ *rEppV (*reppV) ‘разрывать, рвать’: фин. repi- ‘(разо)рвать’, repäise­, reväise-; эст. räbi­, rebi- ‘zerren, reissen, zupfen’; саам. râppâ- ­b- ~ ­v(N) ‘open, take the cover off’, rahpa- (L) ‘öffnen’ [UEW: 427]. ПУ *е > ПСаам. *, если в мордовском языке в первом слоге i/-(E) i//-(M) 24: 1) Этимологии, в которых ПУ *е > морд. i/-(E) i//-(M): ПУ *enä ‘большой, много’ (Samm. (FU?) *e/inä): фин. enää ‘уже, больше’, enempi ‘больше, больший’, eno ‘дядя’; эст. enam, (S) enämb ‘больше’, onu (S.) uno ‘дядя’; саам. * nē [Lehtiranta: 231] ǣdnâg ‘much (of), a lot (of); many’ (N), ǟtna, ǟtnak (L) ‘viel, viele’, jienn:g (T), ienne (Kld.), ianne´, jennaj (Not.), jennøj (A) ‘viel; wie viel, wie viele’, dædno ~ ædno ­ǣn- ‘the main river’, ätnō (L) ‘Fluss, Strom’, āeno, ed’nu ~ ēdnu (N) ‘mother’s brother, maternal uncle’, ǟnoi, ädnu (L) ‘jüngerer oder älterer Bruder od. Vetter der Mutter’, jeanaj (T) ‘Mutterbruder’; морд. ińe (E), ińä (M) ‘большой’ [UEW: 74]. ФВ *kečrä (> *kešträ) ‘веретено, вязать’: фин. kehrä, (диал.) keträ ‘веретено’, kehrää­, (диал.) keträä- ‘вязать’; эст. kedr (gen. kedra) ‘веретено’, kedra- ‘вязать’; саам. *k rsē [Lehtiranta: 390] gær’se ­rs- (N) 1. ‘(pig’s) snout’, 2. ‘either of the disks forming the ends of a reel’, kier’sē ~ kǟr’sē (L) ‘Schwungring an einer Spindel, Spinnwirtel’; морд. šeŕe, ščeŕe (E), kšiŕ (M) ‘веретено’; мар. šδr (KB), šüδˆr (U, B), šüδür (B) ‘веретено’, šˆδˆre(KB), šüδˆre- (U, B), šüδüre- (B) ‘вязать’ [UEW: 656]. ПУ *kepä ‘легкий’: фин. kepeä, keveä ‘легкий, быстрый’, kevene- ‘становиться легким’; эст. kebja, kebi ‘легкий’; саам. *k ppē [Lehtiranta: 385] gæp’pâd (N) ‘easy, light; empty, vacuous’, gæp’pani- ‘become smaller, less, diminish’, kähppat, kieppes (L) ‘leicht’ [UEW: 146].

24

Согласно реконструкции прамордовского языка, предложенной в [Иванова 2006,

Ермушкин 1997], так выглядят рефлексы ПМ * в первом слоге в ФУ *ä-основах.

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

93

ФВ *kesä ‘лето’: фин. kesä ‘лето’; саам. *k sē [Lehtiranta: 393] gæsse ­Iēs- (N), kiessē ~ kǟssē (L), kiesse (K (207), T), kiess (Kld., Not.), kess (A); морд. kize (E), kiza (M) ‘лето (E M), год (M)’ [UEW: 660]. ФП *melä ‘весло, кормовое весло’: фин. mela ‘кормовое весло’, melo- ‘грести’; эст. mōla ‘весло, кормовое весло’; саам. *m lē [Lehtiranta: 656] mælle ­ǣǣl- (N) ‘steering-oar’, mǟllē ~ mǟllō (L) ‘Ruder, Riemen (mit dem man steuert)’, mieļļe (Ko. P) ‘Ruderblatt; Steuerruder des Flosses’; морд. miĺe (E) ‘весло’, miĺä (M:P) ‘кормовое весло’, mĺńá (M:P) разливательная ложка, meĺii- (E) ‘rudern’, [Paasonen 1992: 1262; UEW: 701]. ФУ *ńeljä (*neljä) ‘четыре’; (Samm. *n’eljä): фин. neljä ‘четыре, четверо’; эст. neli (gen. nelja); саам. *n ljē [Lehtiranta: 720] njæĺljĕ ­llj- (N), nieĺja (L), ńielje (T), ńielj (Kld.), ńelj (Not.), ńeĺ (A); морд. ńiĺe (E), ńiĺä (M); мар. nl (KB), nˆl (U B) [UEW: 316]. ФУ *pene ‘собака’; (Samm. ФП *penä): фин. peni, gen. penin ‘Welf’, penikka ‘щенок’; эст. peni ‘собака’; саам. *p nk [Lehtiranta: 911] bænâ ­dnâg- (N), pǟna (L), piennα (Kld.), pienag (T); морд. pińe (E), piä (M); мар. pi (KB U), pij (B), puniK (KB), pˆnˆ (K), puniˆK (G) ‘собака’ [UEW: 371]. ПУ *pesä ‘гнездо’; (Janh. (28) *pesä; Samm. *pesä): фин. pesä ‘гнездо’; эст. pesa; саам. *p sē [Lehtiranta: 917] bæsse ­æs- (N) ‘nest; primitive dwelling’, piessē ~ pässē (L) ‘Nest, Horst, Bau, Lager’, piess (Kld. Not.) ‘Vogelnest’; морд. pize (E), piza (M); мар. pžäš (KB), pˆžaš (U), piz´aš (M), pužaš (B) ‘гнездо’ [UEW: 375]. ФП *pečä ~ *penčä ‘сосна; Pinus sylvestris’; (Samm. *pečä): фин. petäjä (диал. petäjäs) ‘сосна’; эст. pedajas (gen. pedaja), pedakas (gen. pedaka), pädajas (gen. pädaja), pädakas (gen. pädaka) ‘невысокая сосна; Pinus sylvestris’; саам. *p cē [Lehtiranta: 901] bæcce ­ǣʒ- (N) ‘Pinus silvestris’, piehtrsē, pǟhtsē (L) ‘Kiefer, Föhre’, piecce (T), pieicc (Kld.), piehc (Not.) ‘Kiefer, Fichtenrinde’; морд. piče (E), pičä (M) ‘сосна; Pinus sylvestris’; мар. pnč (KB), püńćö (U) ‘сосна’ [UEW: 727]. ФУ *śepä ‘шея, загривок’; (Samm. *s’epä): фин. sepä (диал. sepi, sevi) ‘загривок’ (> саам. sieppalas (T), sė Bpлαs (Kld.), sĕä˘Ppp(A)лαˆs (Not.) ‘Kragen, Brustausschnitt’), sepää­, sepäile- ‘обнимать’; эст. seba (gen. seba, seva) ‘Heunetz, welches das Heufuder umschliesst; hochgebogener Vorderteil des Schlittens’, sebad, sebi (gen. sebja), sebi-vits ‘Ruten vorn am Bauernschlitten’; саам. *ćpēttē ~ *ćpōttē [Lehtiranta: 130] čǣbĕt, čǣve (­æppat­, čǣvat) (N) ‘neck or throat (outside); collar on clothing’, tjiehpē ~ tjǟhpē (L)

94

Ю. В. Норманская

‘Hals’, tjiepet ~ tjǟpet (L), vīśs-+/ieBpe (T), vūQs-+šieBpE (Kld.) ‘Hals des Fellsackes’, +/ė Bpad (T), +/ĕ8BppPt (Ko. Not.) ‘Hals’; морд. śive, śivä (E), śivä, gen. ­en (M) ‘воротник’, śiveks (E) ‘хомут’; мар. šü (KB U), šüj (M B) ‘шея’ [UEW: 473]. ПУ *ćečä ‘дядя’; (Janh. (26) *cecä; Samm. *cecä): фин. setä ‘дядя’; эст. sedi (диал.) ‘дядя с материнской стороны’ ( < фин.?); саам. *ć cē [Lehtiranta: 126] čäcce ­ǟʒ- (N) ‘father’s brother, paternal uncle, younger than the father’, tjiehtjē, tjǟhtjē (L) ‘Vaterbruder, Onkel väterlicherseits’, čiecce (T), +/ieḌţşE (Klk.), +/iePţţşE (Not.) ‘jüngerer Bruder des Vaters’; морд. čiče (E) ‘муж сестры’, ščava, śćava (M) ‘Grossmutter mütterlicherseits’, ščäa, ščää ‘дедушка с материнской стороны’, śćenä, śćinä ‘брат матери’; мар. čč (KB), ćüćö (U), čüčö, tüčü (B) ‘дядя, младший брат матери’ [UEW: 34]. 2) Этимологии, в которых мордовский рефлекс не представлен: Фин. erä ‘часть, доля’ — саам. ærre [SSA: I, 107]. Фин. keino ‘способ, средство’ — саам. gæi’dno [SSA: I, 338]. Фин. pensas ‘куст’ — саам. bæs’se [SSA: II, 337]. Фин. permanto ‘партер’ — саам. bærbmek [SSA II, 340]. ПУ *elä- ‘жить’ 25: фин. elä- ‘жить’; эст. ela-; саам. ælle- ǣl- (N), iellē­, ǟllē- (L), jielle- (jea­) (T), ieille- (Kld.); мар. le- (KB), ile- (U B) [UEW: 73]. ФУ *śeppä ‘одаренный’ (Samm. *s’eppä): фин. seppä ‘кузнец’, sepästi ‘искусный, одаренный’; эст. sepp (gen. sepa) ‘кузнец, мастер’; саам. *ć ppē [Lehtiranta: 131] čæp’pe ­pp- (N) ‘clever, efficient’, tjiehppē, tjähppē (L) ‘flink, tüchtig, geschickt’, čiehpe (T), čiehp (Kld. Not.), čep (A) ‘Meister’, +š´ieP`p`(E) (Kld.) ‘geschickt; Meister’ [UEW: 474]. ФУ *terä ‘лезвие, острие’: фин. terä ‘острие, лезвие’; эст. tera; саам. *t rē [Lehtiranta: 1247] dærre ­ǣr- (N) ‘edge-side, the whole of the thin part of an axe’, tierre (T), tieirr (Kld. Not.) ‘Klinge (eines Messers)’; мар. ter (KB), tür (U B) ‘вышивка’ [UEW: 522]. ПУ *е > ПСаам. *ē, если в мордовском языке в первом слоге i/-(E) i//-(M). 1) Этимологии, в которых ПУ *е > морд. i/-(E) i//-(M): ФУ *repä (~ ­ćV) ‘лиса’: фин. repo ‘лисица’; эст. rebane (gen. rebase) ‘лисица’, rebu ‘лисица, серо-желтый, красно-серый’; саам. riebân ~ 25

Морд. eŕa­, äŕa- (E), eŕa- (M) ‘leben, wohnen’, вероятно, не относится к этой этимо-

логии из-за нестандартных соответствий консонантизма.

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

95

rievân (N) ‘fox’, riepij (L) ‘Fuchs, Rotfuchs’, reˆPis, reˆpHš (S), rīmne (T), rīmn (Kld.), riemń (Not.); морд. ŕiveś (E); мар. rwš (KB), rˆwˆž (U B); Samm. ФП *repä [UEW: 423]. ФП *śećemä ‘семь’ (Samm. *s’e/ees’/c’Vmi): фин. seitsemän (seitsemä­), устар. seitsen ‘семь’; эст. seitse (gen. seitsme); саам. *ćēćm [Lehtiranta: 145] čieǯâ (N), kietjav (L), kīčč:m (T), kiččem (Kld.), čihčem (Not.) ‘seven’, kīǯat (A) ‘der siebente’; морд. śiśem (E M); мар. šm (KB), šˆm (U B), šišim (M) [UEW: 773]. 2) Этимологии, в которых мордовский рефлекс не представлен: Фин. selkeä ‘ясный, безоблачный’ — саам. čielg g (N) [SSA: III, 167]. ФП *kentä ‘поле, равнина’: фин. kenttä, ([SKES] диал.) kentä ‘площадка, площадь’ (> саам. geńda ­nd- (N) ‘grassy plain in the mountains where Lapps once lived in the past’); саам. kēntē [Lehtiranta: 427] gie4de ­dd- ‘(natural) meadow’ (N), kieddē ‘natürliche Wiese; Zeltplatz’ (L), kìn¯dt(A) (K, T), ki.n¯dt(A) (Kld.), k´ĭ˘<ˆD`tA (Ko., Not.) ‘Feld, auch: früherer grasbewachsener Wohnplatz’ [UEW: 658]. ФУ *mećä ‘край, сторона’: фин. metsä ‘лес’ ( > саам. mæc’ce (N) ‘pasture land, wilderness’, miehce (K, T), miehc (Kld.) ‘ödes Land, Wüste’); эст. mets (gen. metsa), диал. mo˜ts (gen. mo˜tsa) ‘кустарник, лес, выгон’, metsa, metsas ‘снаружи’; саам. miehttjēn (L) ‘ganz bei, an der Zeltwand; weit weg’, miehčse (S) ‘weit, weithin’, me++/lǡ (Inari) ‘weiter weg, näher ans Ufer’ [UEW: 269]. ПУ *nejδe (*nejδe/*ńejδe) ‘дочь, девушка, дочь’ (Janh. (94) *näxi; Samm. *näxi): фин. neiti (gen. neiden, neidin, диал. neitti, neity, neitike, neitikki, neikko, neikka) ‘девушка, барышня’; эст. neid (gen. neiu, neio) ‘девушка’, диал. neiu; саам. *nējt [Lehtiranta: 730] niei’dâ ­id- (N) ‘daughter, girl, young girl’, nei’ta (L), nījt (T), nījt, nijt (Kld. A), niejt (Not.) (< фин.?) [UEW: 302]. ФВ *śelkä ‘спина’: фин. selkä ‘спина’ (> саам. sæĺge ­lg- (N) ‘the back’, sieĺkē ~ säĺkē (L) ‘хребет’, sieilke (K, T), sieilk (Kld., Not.) ‘Rücken’); эст. selg (gen. selja) ‘спина, возвышенность’ ( > рус. диал. сельга); саам. *ćēlk [Lehtiranta: 151] čieĺge ­lg- (N) ‘backbone; back’, čieilke (T) ‘Rücken, Kreuz’, č:øilke ‘der untere Teil des Rückens, das Kreuz’; мар. šˆlˆž (U B) ‘поясница’, šiĺe (M) ‘спина’ [UEW: 772]. ФУ *welje ‘брат, друг’: фин. veli (gen. veljen) ‘брат’ ?; эст. veli (gen. vele, velja) ‘брат’ ?; саам. *vēlj [Lehtiranta: 1398] vieĺljâ ­llj- (N), vieĺja (L), vīlj (T Kld.), vielj (Not.), viĺ (A) ? [UEW: 567].

96

Ю. В. Норманская Список сокращений

gen. — генетив; диал. — диалект; мар. — марийский (B — диалект деревни Старооребаш; BJ — диалект деревни Стараяш; BJp — диалект деревни Красный Ключ; Ch — диалект деревни Большие Маламасы; ChN — диалект деревни Изменцы; JO — диалект деревни Отюгово; JT — диалект деревни Туршомучкаш; M — диалект деревни Старый Ноныгер; MK — диалект деревни Карманкино; MM — диалект деревни Мамаково; P — диалект деревни Сарси; UJ — диалект деревни Ядык Беляк; UP — диалект деревни Петрушин; US — диалект деревни Нижняя Сюкса; USj — диалект деревни Сабуме; CCh — диалект деревни Чихайдарово; CK — диалект деревни Кушнур; CU — диалект деревни Юшуттур; KA — диалект деревни Архипкино; KJ — диалект деревни Еласы; KK — диалект деревни Замятино; КМ — диалект деревни Микряково; KN — диалект деревни Высоково; KSh — диалект деревни Шиндырялы); морд. — мордовский (E — эрзянский, M — мокшанский); ПСаам. — прасаамский; ПМ — прамордовский; ПУ — прауральский; саам. — саамский (A — Аккала, I — Инари, L — Люле, N — норвежскосаамский, Not — Нотозеро, Pitä — Пите, T — Тер, Kld — Килдин, Ko —Колта); ФВ — финно-волжский; фин. — финский; ФП — финно-пермский; ФУ — финно-угорский; эст. — эстонский.

Литература Васильев 1991 — Васильев В. М., Саваткова А. А., Учаев З.В. Марийско-русский словарь. Йошкар-Ола, 1991. Вахрос 2001 — Вахрос И. Большой финско-русский словарь. М., 2001. Ермушкин 1997 — Ермушкин Г. И. Развитие фонетической системы диалектов эрзямордовского языка. Научн. докл. по дис.... д.-ра филол. наук. М. 1997. Иванова 2006 — Иванова Г. С. Система гласных в диалектах мокшанского языка в историческом освещении. Саранск, 2006 Норманская 2008a — Норманская Ю. В. Происхождение спряжения в марийском языке и его связь с прамордовским ударением // Вопросы филологии, 2008. Норманская 2008b — Норманская Ю. В. Марийские редуцированные гласные первого слога — современная инновация или прамарийский архаизм? // Вестник РГГУ. М. 2008. Норманская 2009 — Норманская Ю. В. Развитие вокализма в мордовском языке и реконструкция прамордовского ударения // Вопросы языкознания, 2009, 2. Лыткин 1964 — Лыткин В. И. Исторический вокализм пермских языков. М. 1964. Тамм 1988 — Тамм И. Эстонско-русский словарь. М., 1988. Хелимский 2000 — Хелимский Е. А. Компаративистика, Уралистика. Лекции и статьи. М., 2000.

Уточнение генезиса прасаамского вокализма

97

Bereczki 1992, 1994 — Bereczki G. Grundzüge der tscheremissischen Sprachgeschichte I, II // Studia Uralo-altaica, 34, 35, 1992–1994. Collinder, 1960 — Collinder B. Comparative Grammar of the Uralic Languages, Stockholm, 1960. Itkonen 1946 — Itkonen E. Zur Frage nach der Entwicklung des Vokalismus der ersten Silbe in den finnisch-ugrischen Sprachen, insbesondere im Mordwinischen // FUF 29, 1946, 222–337. Itkonen 1954 — Itkonen E. Zur Geschichte des Vokalismus der ersten Silbe im Tscheremissischen und in permischen Sprachen // FUF 1954, Bd. 31, S. 150–345. Janh. — Janhunen J. Uralilaisen kantakielen sanastosta // JSFOu, Bd. 77, S. 219–274. Korhonen 1988 — Korhonen M. The History of the Lapp Language // The Uralic Languages: Description, History, and Foreign Influences, Brill, 1988. Lehtiranta— Lehtiranta J. Yhteissaamelainen sanasto // Suomalais-ugrilaisen seuran toimituksia mémoires de la société finno-ougrienne 200. Helsinki 1989. Paasonen 1990—1996 — Paasonen H. Mordwinisches Wörterbuch, I–IV, Helsinki, 1990–1996. Ravila 1954 — Ravila P. Über die Entstehung des tscheremissischen Konjugationssystem // FUF 1948, B. 25, S. 6–25. Re´dei 1968 — Re´dei K. A permi nyelvek elso szo´tagi maga´nhangzo´inak a törtene´te´hez // NyK 1968, Bd. LXX s. 35–45 Samm. — Sammallahti P. Historical Phonology of the Uralic Languages // The Uralic Languages: Description, History, and Foreign Influences. Brill, 1988. SSA — Suomen Sanojen Alkuperä. Etymologinen Sanakirja, I–III. Helsinki, 2000. UEW — Rédei K. Uralisches etymologisches Wörterbuch. Budapest, 1986–1989.

The paper deals with certain peculiarities of the reflexation of Fenno-Ugric vocalism in the Lappic subgroup. It is demonstrated, among other things, that the distribution between the Lappic reflexes of Fenno-Ugric *ä (> Proto-Lappic *, *, *ē) and Fenno-Ugric *e (> Proto-Lappic *, *, *ē), until now having remained without a reasonable explanation, is actually linked to the issue of accent in Proto-Mordvin. The latter is reconstructed based on data from present day Moksha dialects, and its projection onto a higher chronological level brings out the decisive factor in the development of the phonetic and morphological structure in Mordvin and Mari languages, as well as helps us to better understand the complex development of Lappic vocalism.

С. А. Яцемирский (Москва, РГГУ)

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

В статье показано, что употребительный догреческий суффикс ­nth- генетически соответствует минойскому суффиксу ­te (в минойской письменности согласный перед другим согласным опускался, а t могло соответствовать th, t и d). В работе приведено много лексических и ономастических пар, подтверждающих указанное правило. Другое важное открытие автора — установление фонетического значения [ri] для знака 34 минойского письма, в связи с чем минойское pi-34­te идентифицируется как догреч. peírinthos ‘плетёная корзина’. Помимо этого, автор предлагает ряд новых этимологизаций: для догреческого labyrinthos ‘лабиринт’, содержащего суфф. ­nth- выдвинуто сопоставление сo словом labiros ‘яма’ (у Гесихия), а для имени Hyakinthos предложено исходное значение ‘кормчий’.

Исследование минойского языка на современном этапе опирается на три основные составляющие: изучение синхронных памятников (т. е. надписей линейного A), сопоставление с данными тирренских языков (по нашему мнению, родственных древнему языку Крита) и выделение лексики, проникшей в греческий язык (от единичных глосс до общеупотребительных слов, иногда сохраняющихся до настоящего времени). Обнаружение заимствований производится в основном по словообразовательным моделям; нам уже неплохо известны несколько весьма распространённых суффиксов1, демонстрирующих разнообразные чередования и сочетания; толчком почти для всех дальнейших исследований здесь послужило выделение Г. Нойманом суффикса ­ul- в нескольких названиях растений (на русском языке см. [Нойман 1976]); но тогда этот выдающийся исследователь не отметил 1

Ср. ­op-; −u/ir−, −u/il- : −ar−, −al-; −um- : ­am-; −uk- : ­ak-; −uf- : ­af-; −u(m)b- : ­a(m)b-; ­nq-;

−na (огласовка a и замена r на l, видимо, отражают нормальный территориальный диалект; выделенные жирным шрифтом элементы известны и в тирренских языках).

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

99

связь ­ul- с ­ur−, диалектным вариантом которого он является; очевидно, в противном случае приведённые ниже выводы были бы сделаны задолго до автора настоящей статьи. В значительном по объёму и весьма неоднородном комплексе догреческой лексики, своеобразную и весьма обширную группу представляют лексемы, образованные при помощи суффикса ­nq−. Начиная с В. Георгиева, безапелляционно утверждавшего о полном отсутствии (sic!) на юге Балканского полуострова и на островах, в первую очередь на Крите, любых неиндоевропейских реликтов, эту лексику зачастую относят к «пеласгийскому» слою [Георгиев 1958: 88, и др.]. Впрочем, пока гипотеза о родстве языка древнейшего Крита с индоевропейскими не получила никаких подтверждений [Деянов 1976, и др.]. Оставив в стороне «пеласгийскую» теорию (которая, в принципе, требует отдельного библиографического описания), мы будем основываться на положении о неясности генетических связей древнейшего критского (минойского) языка, и попытаемся, с одной стороны, отыскать параллели между формами из надписей линейного A и словами в греческой передаче, с другой — проследить возможные родственные словообразовательные модели между минойским языком и другой неиндоевропейской семьёй Средиземноморья — тирренской (известной в основном по материалам этрусского языка). Определённые особенности в употреблении позволяют говорить об элементе ­te(­) (D, № 04) в надписях линейного A как о суффиксе, обычно встречающемся в исходе слова. Сам знак, очевидно, восходит к изображению какого-то растения и может использоваться также в качестве логограммы. Следует привести основные случаи употребления этого знака (за исключением сильно повреждённых надписей), где он, как представляется, отражает минойский суффикс. См. надписи из Айя Триады2: ]-du-ri-te (HT 4, стк. 2), qa-ti-da-te (HT 12, стк. 1), 312­te-te (HT 26, стк. 1), da-ju-te (HT 34, стк. 1), mi-nu-te (HT 86, стк. 5; HT 95, стк. 2, 2–3r, HT 106, стк. 1), ma-ka-ri-te (HT 78, стк. 1–2, HT 117, стк. 1), ra-[.]-de-me-te (HT 94, стк. 5r), a-123­te (HT 96, стк. 1–2), di-re-di-na-te-pe (HT 98, стк. 2–3), da-ru-ne-te (там же, стк. 2r), pi-34­te (HAT 116, стк. 4), su-ki-ri-te-no-ja (HT Zb 158 r). 2

1985].

Нумерация надписей линейного А приводится по изданию [Godart , Olivier 1976–

100

С. А. Яцемирский

В надписях на различных предметах данный элемент встречается в следующих случаях: ]-ku-pa3­na-tu-na-te[ (AP Za 2, стк. 1), ]pi-mi-na-te (там же, стк. 2), no-da-ma-te (AR Zf 1), si-da-te (ARKH 2, стк. 1), de-su[.]47­te (ARKH 4, стк. 3–4), si-ru-te ta-na-ra-te-u-ti-nu (IO Za 2, стк. 2), si-ru-te (IO Za 14, IO Za 15, KO Za 1), au-re-te (KH 6, стк. 7), a-ki-pi-e-te (KH 10, стк. 3–4), a-da-( )-ri ku-ni-te (KH 92), a-re-ne-si-di-pe-pi-ke-pa-ja-ta-ri-se-te-rimu-a-ja-ku (KN Zf 13), ti-di-te-qa-ti (KN Zf 31), da-ma-te (KY Za 2), qe-si-te (MA Ze 11), ta2­ti-te (PK 1, стк. 1), ma-ti-za-no-te (там же, стк. 7), ja-na-kite-te-du-pu2­re (PK Za 8), a-di-ki-te-te... (PK Za 11), a-di-ki-te-[ (PK Za 12), jadi-ki-te-te-du-pu2­re (PK Za 15), me-ta-ni-te (PK Zb 21), no-ja-te (PH Zb 4), tana-su-te (PR Za 1), 1 ]ku-pa3­na-tu-na-te[ 2 ]pi-mi-na-te (AP Za 2). Поскольку можно вполне обоснованно предположить, что все виды древнейшей критской письменности связаны друг с другом, то не исключено, что данный слоговой знак с тем же чтением может встретиться и в надписи Фестского диска. В надписи на диске имеется знак, изображающий ветвь с пятью листьями (т. е. структурно близкий D); в литературе ему дан номер 35 (здесь и далее нумерация по изданию [Ипсен 1976: 39]). Можно попытаться присвоить ему чтение *te; тогда мы получим 11 замен: A9 31–26­te, A10 02–12–41–19­te, A17, A29 02–12– 27–27­te-37–21, A27 23–19­te, B2 27–45–07­te, B10 07–24–40­te, B13 29–24– 24–20­te, B16 06­te-32–39–33, B23 07–18­te, B28 02–06­te-23–07, т. е. всего 10 слов (одно повторяется дважды). Видно, что в семи случаях из десяти указанным знаком оканчивается слово, и такое сходство с примерами из надписей линейного A нельзя игнорировать. Далее, можно сопоставить некоторые из приведённых словоформ линейного A с догреческим лексемами. Основы *kar- и *tan­, которые представлены в формах ma-ka-ri-te и ta-na-su-te, следует считать минойскими3, но они не встречаются в греческом с исследуемым суф-

3

Основа *kar-: в надписях линейного A ka-ru, a-ka-ru, a-ka-ra, u-ka-re; в догреческом

эта основа представлена, очевидно, в формах Karja, &Ikaro~ (остров к западу от Самоса и одноимённый герой). Возможно, здесь же (с другой приставкой) догреч. m=kar, не имеющее внятной этимологии. Основа *tan-: в ряде надписей присутствует имя Афины: a-ta-no­, ja-ta-no- (}AqhnÀ, ион. }Aq/nh, дор.}Aq=na и }Aqanaja, лак. }As=na). Неясно, отражены ли здесь разные приставки или вариант с паразитическим j-; основу в чистом виде находим в названии критского города T=no~, а с другой приставкой — в названии критского же города

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

101

фиксом. Но часть указанных форм (пока три лексемы) имеет детальные соответствия; во всех случаях мы находим ­nq- (т. е. в линейном A опускается конечный согласный закрытого слога); рассмотрим их в алфавитном порядке. Основа имён (?) da-ma-te и noda-ma-te (с приставкой), как это давно было отмечено А. А. Молчановым [Молчанов, Нерознак, Шарыпкин 1988: 173], соответствует таковой в имени {Rad=manqu~ Имя no-da-ma(n­)te на золотой секире (брат Миноса, один из трёх суиз Аркалохори дей подземного мира); таким образом, к известным нам приставкам добавляются no- и ra-; похоже, что без суффикса эта же основа с префиксом no- представлена в форме no-da-mi из надписи SY Za 1. В свою очередь, основа dam- представлена в названии Damurja~ (река в Сицилии) и сохранённом у Лукиана имени Damvlo~ с хорошо известным суффиксом-ur−. Слово da-ru-ne-te, вероятно, образовано от той же основы, что и встречающееся у Ликофрона [Alex., 1092] имя Larunqj0 (Dat. Sg.), которое в «Схолиях» (Larvnqio~) объясняется как эпитет Зевса или Аполлона (в принципе, можно предположить наличие топонима *L=runqo~), но в этом случае мы применительно к форме из надписи должны восстановить ещё суффикс или суффиксы — например, *daru-ne(n)-te. В греческом такое слово отсутствует, но хорошо известно название беотийского (Гесихий, Страбон) и фессалийского (схолии к Ликофрону) городов L=rumna; кроме того, основа lar- повсеместно распространена в этрусском. Особенности линейного письма позволяют читать имеющуюся запись как *da-ru(m)-ne(n)-te, т. е. видеть здесь соответствие указанному топониму. В форме si-ru-te мы находим приводимое у Стефана и Геродиана название критского города Svrinqo~. Вполне вероятно, что суффикс ­nq- обладал адъективным значением, но некоторые из форм (они будут встречаться ниже) уместно понимать в значении субстантивированном. &Itano~ (в линейном B u-ta-no; очевидно, мы имеем дело с рефлексом среднего звука типа u). Подробнее см. также [Молчанов, Нерознак, Шарыпкин 1988: 172–173]

102

С. А. Яцемирский

Далее, некоторые из приведённых форм обнаруживают в реликтовой лексике соответствия без суффикса ­nq­. Весьма интересна встречающаяся дважды форма mi-nu-te; поскольку достаточно давно предполагается, что Mjnw~ является скорее титулом, нежели именем собственным, для *mi-nu(n)-te можно предположить перевод «царский». Форму qa-ti-da-te можно сопоставить с редким словом batvlh, прояснённым в схолиях к Аристофану [1011, 5]: «kaJ t+~ mikr+~ d2 qhleja~ batvla~ ¡legon», реконструировав прилагательное *qa-ti-da(n)-te «женский». Таким образом, мы постулируем соответствие минойского суффикса ­te (в графике линейного A) хорошо известному догреческому ­nq−, и получаем возможность отнести к минойскому слою достаточно многочисленные лексемы с аналогичным оформлением. Этот суффикс встречается как в знаменательных словах (в значительной степени в названиях растений и животных), так и в многочисленных топонимах. Приведём основные из них: #kanq- «шип» (Âkanqa «тёрн»; #kanqja~ «акула»; #kanqj~ «щегол, Carduelis carduelis L.»; #kanqjwn «ёж»; #kanqullj~ — вид птиц), #s=minqo~ (у Гесихия) «корыто; чан», #yjnqion «полынь, Artemisia absinthium», b3linqo~ «дикий бык», £lmin~, £lminqo~ «паразитный червь» (у Гесихия также ljmin~4), 6r1binqo~ «турецкий горох, Cicer arietinum» (у Гесихия также g=linqo~, lebjnqio~ и ¥d3lunqo~ в этом же значении), kalamjnqh «кошачья мята, Nepeta cataria или Melissa altissima», k/rinqo~ «перга, цветень», kolokvnqh «тыква, Lagenaria vulgaris», kuljnqion (у Гесихия) «деревянная маска», §lunqo~ «зимняя фига», pejrin~, pejrinqo~ «Wagenkorb», sm/rinqo~, m/rinqo~ «нить»5, ter1binqo~, t1rminqo~ «теребинт, Pistacia terebinthus», а также в известной этимологической загадке labvrinqo~, о которой пойдёт речь в конце статьи6). Ср. также топонимы: }Am=runqo~ — посёлок на Эвбее (ср. #marullj~), }Ar=kunqo~ — горы в Аттике, Беотии и Этолии, }Arjnqh — город энотров, &Ayunqo~ — город во Фракии, Ber1kunqo~ — гора на Крите, Bis=nqh — город в Македонии, }Ervmanqo~ — гора и река в Ар4

Ср. протезу в тирренском: zal- : esl- «2»; purt- : eprt- (> prvtani~); Etrusci : Umbr.

Turskum. 5

Ср. также mhrvomai «сматывать, сворачивать».

6

Часть перечисленных слов используется в качестве топонимов, например

&Olunqo~ — город во Фракии.

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

103

кадии, Z=kunqo~ — остров против Элиды, Z/runqo~ — город во Фракии, K/rinqo~ — город на Эвбее, K3rinqo~ — главный город на Коринфском перешейке, K3skunqo~ — река на Эвбее, O>=nqh — город локров, P1rinqo~ — город во Фракии, Prep1sinqo~ (вероятно, с греческой приставкой) — островок в Эгейском море, Prob=linqo~ (с греческой приставкой) — дем в аттической филе Pandionj~, Pvranqo~ — городок и область на Крите, близ Гортины, Salvnqio~ — царёк племени агреев (в Акарнании), S=minqo~ — местность в Арголиде, Trik3runqo~ — один из городов «аттического четырёхградья» (по-видимому, то же, что и K3rinqo~, с присоединением греч. tri−), F=lanqo~ — гора и город в Аркадии; здесь же имена }Arg=nqo~ [Orph.], }Arganq9nh и {U=kinqo~. Приведённые формы, в первую очередь топонимы, заставляют сделать предположение, которое хотя и не является для нас совершенно неожиданным, но может изменить основные представления о языковой ситуации в средиземноморской Европе II-I тыс. до н. э. в целом. Ряд минойских форм при совпадении основ обнаружил и регулярное сходство в суффиксации с тирренскими языками — в первую очередь, этрусским. Детально занимаясь тирренскими языками в течение нескольких лет [ср. Яцемирский 2006, и др.], автор этих строк не предпринимал попыток их внешнего сближения, считая такие построения преждевременными; сейчас же, имея некоторое количество минойских лексем, кажется возможным допустить наличие родства. В принципе, сходство некоторых черт было заметно и раньше — в фонетике это наличие двух рядов согласных (условно «сильных» и «слабых»), не считая огублённых, которое легко доказывается на тирренском материале и может быть постулировано и для минойского (при том, что в графике и тут, и там существовало лишь по одному знаку для каждого ряда, условно передаваемому простым глухим по традиции исследования линейного B); неотличима и структура корня, не допускающая открытых слогов (и в тирренском, и в минойском находим лишь корни VC, CVC, реже VCVC7, они довольно часто осложняются сонантами: VSC, CSVC; CSVC). С другой стороны, в тир7

В тирренском нам известно лишь пять знаменательных слов с установленным

значением, корень которых имеет вид CV; при этом, одно из них является личным местоимением 1-го л. ед. ч., два — указательными местоимениями, а ещё два — числительными, которые могут быть заимствованы.

104

С. А. Яцемирский

ренских языках совершено отсутствует префиксация, хорошо просматривающаяся в минойском (ср. выше целый ряд примеров); впрочем, мы имеем дело с языками, разделёнными несколькими столетиями, и в случае, если родство между ними действительно имелось, утрата префиксации в одной из ветвей за столь долгий промежуток времени вполне допустима. Так или иначе, детальное сравнение тирренского и минойского материала является делом будущего; сейчас речь пойдёт только об одном аспекте этого сравнения, а именно, о рассмотренных выше формах с суффиксом ­te [-nθe]. В этрусском и ретийском широко представлен суффикс ­te (вероятно, в женском роде ­ti), основное значение которого — указание на принадлежность к какой-нибудь общности (роду, коллегии и т.п.), или происхождение из города или местности [Pfiffig 1969: 67, и др.]. Представляется, что данный суффикс по происхождению является одним из адъективных; сужение его функций может быть связано с распространением предположительно заимствованных суффиксов ­s-; ­l­. Очевидно, именно в форме простого адъектива проникли в латинский этрускизмы veles и Cocles (Gen. ­itis). Значение слова veles (Gen. velitis) — «легковооруженный воин, застрельщик» перекликается с прилагательным velox, которое в свою очередь может содержать тирренский адъективный суффикс ­Vk:, т. е. в первом случае также можно говорить о переводе «быстрый»; связь данной лексемы с этрусским ареалом была отмечена в древности8. Cognomen Публия Горация9 Cocles (буквально «одноглазый» — ср. у Плавта Coclites «unoculi»), в принципе, может быть сопоставлен с догреческим словом k3clo~ (с производными kocljon, koclja~) «моллюск с витой раковиной» (преим. виноградная улитка); эти формы могут быть объединены значением «кривой». Помимо Cocles, известны формы без суффиксации — Cocilius, Coclius, с другим суффиксом — Coculnius (в этрусских надписях10 (TLE 126 и др.) — cuclni­). 8

«sive a civitate Etruscorum, quae Veles vocatur» [Plin., Isid. orig. 18, 54].

9

Один из трёх героев, защищавших Свайный мост (под Римом) от клузийцев; ха-

рактерно, что имена всех троих (Publius Horatius Cocles, Spurius Lartius и Titus Herminius) состоят целиком из этрусских элементов. 10

Приводятся по изданиям: [Pallotino 1968] (TLE), [Pauli et al. 1893 ­] (CIE), а также

по разделу Rivista di epigrafia etrusca (REE) периодического издания Studi etruschi.

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

105

В формах множественного числа суффикс ­te имеет вид ­θur11 (­Vr в этрусском — основной показатель множественного числа, в первую очередь для одушевлённых); приведём следующие примеры: vipiθur cucrinaθur «(братья) Вибии (из рода) Кукрина»12 (TLE 635), cusuθur-as «членов рода Кузу» (TC, Gen.), paχaθur-as «вакхантов» (TLE 190, Gen.). Вероятно, точно так же образовано глоссированное (у Гесихия, TLE 802) слово #gal/tora (Acc.) «ребёнок»; если сделать поправку на искажение множественного числа (т. е. предположить значение «дети»), то это слово можно перевести как «участники агелы»13. Наиболее простую структуру имеют этнонимы rumaθeś (CIE 4883), rumates (CIE 4885) «римлянин», rumati (CIE 1559) «римлянка»14, nulaθe (SE 26/90) «житель Нолы». В латинской передаче находим Caerites (при этр. χeritne — CIE 1506 и др.), Camertes (жители Клузия), а в описании Этрурии Плиния — Attidiates, Camertes, Dolates, Matilicates, но более часто этот суффикс присоединяется к географическим названиям, оформленным при помощи ­na, ­m-na. Ср. следующие примеры: CIE 4810 carpnatesa (Gen.), REE 53/4 carpnati15, TLE 609 frentinate (Frento), TLE 630 mefanate = MEVANATES у Плиния (Mevania), TLE 218 petinate, TLE 469 sentinate, TLE 582 sentinati (Sentinum), urinate/i (CIE 5632 и мн. др.), и т. д.; у Плиния Asisinates, Arnates, Aesinates; весьма необычно Interamnates (Inter-Ramnates (?) при названии римской трибы Ramnes); здесь же лат. Maecenas, Gen. Maecenatis при фал. MACENA (CIE 8384) и Carrinas, Gen. Carrinatis. В цитируемой Плинием надписи Октавиана Августа приведены ретийские названия того же типа FOCVNATES, RVCINATES, CATENATES. В греческой передаче известны формы }Antemn=th~, {Rabenn=th~ (у Стефана, применительно к городам Италии); но сейчас для нас бо11

Парадоксально, но в основных исследованиях не проводится связь между ­te и

­θur, хотя значение обоих элементов понимается правильно (необходимо лишь уточнение о ­θur как форме, всегда обозначающей группу лиц). 12

Т. е. первая форма — praenomen, вторая — nomen.

13

Т. е. молодёжного отряда (#g1lh). Ср. у Плутарха: «p=nta~ 5ptaete_~ genom1nou~…

e>~ #g1la~ katel3cize» «всех (мальчиков), достигших 7­летнего возраста, (Ликург) разделил на отряды» [Lyc., 16, 4]. 14

Известен также генетив rumatesa (CIE 1944).

15

Довольно часто встречается в надписях Клузия; очевидно, там и мог находиться

соответствующий населённый пункт.

106

С. А. Яцемирский

лее важны их аналоги в Греции. Единственный раз, у Павсания [VI, 21, 8], приводится название реки {Arpin=th~, с указанием, что она протекает недалеко от города %Arpina (в Элиде); к этому же кругу относится и Pitan=th~ от Pit=na (город в Мисси и один из пяти округов — k^mai — Спарты), {Riqumni=th~ от {Rjqumna (город на Крите, название полностью совпадает с родовым именем ritumena-s из надписи CIE 4950), возможно, некоторые другие. Не всегда можно определить, присоединяется ли суффикс к недошедшему до нас топониму, или обозначает принадлежность к роду: ср., например, harpite (CIE 2280), TARQUITI (CIE 5910); впрочем, никакой принципиальной дифференциации здесь нет. В ряде случаев производное с ­te оформляется суффиксом ­na: tarχvetenas (CIE 4922), silqetenas (REE 47/29), vipiθenes (TLE 286), vipitenes (CIE 5662); значение таких форм не вполне ясно; вероятно, здесь же Libitina (арх. Lubitina) — имя богини смерти и погребения (при этр. lup- «умирать»). Подобный элемент достаточно легко выделим в различных надёжных и предположительно выделяемых ранних этрусских лексемах из латинских источников, приём имеются и чередования: falando и falado «небо» (TLE 831) при лат. palatum, flexuntes (древнее название царских конников), frons, ­ntis и frons, ­ndis, hirundo «ласточка» и hirudo «пиявка»; возможно, сюда же относится название реки подземного мира Accheruns, ­ntis. При этом суффикс *­nt- практически не удаётся отыскать в собственно этрусских текстах. Представляется, что в рассматриваемом суффиксе следует восстановить опущенный на письме сонант, представив его, таким образом, в виде *­nTe. Суммируя сказанное, мы делаем вывод о наличии в тирренском суффикса [-nθ(e)], отражавшегося на письме в виде ­te из-за ослабленного звучания сонанта и по этой же причине обнаружившего чередования в заимствованиях в латинский язык. Как видно, этот суффикс внешне полностью совпадает с минойским. Нам известен и случай полного совпадения минойской и тирренской словоформ: топоним F=lanqo~ при этр. falando «небо» и лат. palatum «нёбо»; другие лексемы обнаруживают чередования суффиксов или суффиксальных и бессуффиксальных форм. В двух или трёх случаях в догреческом суффикс ­nq- оформляет простую основу, хорошо известную из тирренского: }Ar=kunqo~ — приводившееся название гор

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

107

при глоссированном (у Гесихия, TLE 810) этрусском Ârako~ «ястреб; сокол», и реконструированный выше топоним *L=runqo~ (из Larvnqio~) при повсеместно распространённой в Этрурии именной основе lar­. В форме *ta-na-su(n)-te наш адъективный суффикс присоединяется к приводившейся выше основе *tan- после другого элемента, известного и в этрусском (tanasa). Основа названия древнего города Арголиды Tjrun~, T_run~ (Gen. ­unqo~), либо Tjrunqon, в принципе, может быть сопоставлена с лат. tiro «новобранец», вероятным заимствованием из этрусского — мы можем предполагать семантику «новый, молодой», а такие основы встречаются в названиях городов повсеместно. Далее, имеются три надёжных случая перекрёстного, тирренско-минойского чередования суффиксов ­nq- и ­na (наиболее распространённого тирренского суффикса, зачастую сочетающегося с предшествующим ­m­, ­r­). В этой группе наиболее важны названия растений: keikvnh «suk=mino~» (у Гесихия)16 наряду с формой ki-ki-na после логограммы FICus из надписи линейного A HT 88; в этрусском от этой основы образовано сохранённое Диоскоридом (TLE 825) название kik1nda Название растения ääF ki-ki-na «горечавка» (Gentiana); здесь же в надписи HT 88 kikjrdh~ «фига» (вновь у Гесихия). Формы }Ervmanqo~ и Erumnaj17 (город в Ликии) обнаруживают чередование суффиксов в слое, который должен восходить к минойскому, как и форма (j)a-di-ki-te­, основа которой может быть выделена

16

Древнее средиземноморское название suk=mino~ «тутовое дерево, шелковица»

(Morus nigra), по-видимому, заимствовано в семитском (šiqmīn), а не происходит из него, как это считалось ранее [Нойман 1976: 100 (прим.)]. 17

Значение прилагательного 6rumn3~ — «хорошо защищённый; недоступный».

108

С. А. Яцемирский

также в {Aljkurna (город в Акарнании)18. Наконец, уже производное L=rumna оформлено суффиксом ­nq- непосредственно в надписи линейного A: *da-ru(m)-ne(n)-te; распространённость форм на ­m-na в этруском пояснений не требует19, а сложное производное *da-ru(m)ne(n)-te соответствует приведённым выше формам на ­(m)-na-te. Помимо сопоставлений, могущих указывать на родство между минойским и тирренскими языками, исследование приведённых суффиксальных форм позволяет сделать ещё некоторые выводы, небезынтересные для исследователей, занимающихся линейной письменностью историей и культурой Эгеиды. Представляется, что нам удалось прояснить чтение знака № 34 f, и в этом ключевую роль сыграла одна из приводимых выше форм с суффиксом ­nq−. Знак f 34 встречается в форме pi-34­te из хозяйственной надписи HT 116 (стк. 4). По-виСочетание kfDø5 pi-ri2(n)-te GRAnum 5 в надписи HT 116 димому, она детально соответ-

18

Здесь же нужно сравнить и название карийского города {Alikarnas(s)3~, но здесь

суффиксация должна быть предметом отдельного исследования. 19

Ср. заимствования aerumna «тяжёлый труд», antemna «корабельная рея» (от ant-

«ветер»), autumnus «осень» (ср. имя autu, Autius без суффиксации), columna «колонна»; имена и топонимы: Celemna — город в Кампании, Clitumnus — река в Умбрии и одноимённое божество, fescemnoe (у Феста) : Fescennia — город в южной Этрурии, возможно, Pilumnus и Picumnus — божества, покровительствовавшие новорождённым, Ratumenna — ворота между Квириналом и Капитолием (у Плиния), Voltumna — богиня союзного храма этрусского двенадцатиградия; Volumnius — римск. nomen (здесь же }Elvmnio~ — эпитет Посейдона на Лесбосе (у Гесихия) и остров близ Эвбеи = этр. velimna, с отпадением дигаммы), Vortumnus (Vertumnus) — один из главных этрусских богов, и др.

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

109

ствует нерегулярному в склонении pejrin~ (Gen. ­nqo~), pejrinqo~ (Gen. ­ou) «Wagenkorb» (обе формы приводятся выше, предполагается развитие ei из i). Значение pejrinqo~, «плетёная корзина», разъяснено Гесихием: «pejrinqo~· pl1gma, t4 6pJ t|~ Ám=xh~». Очень важно, что после pi-34­te в надписи идёт логограмма GRAnum (ø, 120); соответственно, всё сочетание может быть понято как «пять корзин зерна». Таким образом, мы получаем ещё один знак для ri (наряду с y 53), и его можно предложить записывать как ri220. Само наличие омофоничных в нашем условном чтении знаков с начальным r- весьма характерно — в линейном B имеются знаки 76 ra2, 33 ra3 (rai), 68 ro2. Не исключено, что на значение самой основы слова pejrinqo~ может пролить свет название речки Pe_ro~ в западной Ахайе, а именно, эти слова могут быть объединены общей семантикой «виться — извиваться» и «вить — плести». Кроме того, следует попытаться проверить чтение ri2 по другим надписям. Вероятно, что здесь наиболее важна надпись HT 110, в первой строке которой содержится сочетание si-du-34­ku-mi. При подстановке нашего чтения получается форма, похожая на *sil-ur­, и эту же основу можно выделить в формах с различными суффиксами — предположительно минойским теонимом Seilhn3~, Silhn3~ и приводившимся выше словом si-da-(n)te. Сама же суффиксация напоминает таковую в S=turo~. Далее, сопоставление словообразовательных элементов позволяет этимологизировать два слова, ставшие интернациональными и, по сути, общекультурными для Европы — labvrinqo~ и имя {U=kinqo~. Имя мифических героев, отразившееся в последствии в названии растения и драгоценного камня, должно быть сопоставлено с сохранённым Гесихием словом ²ax «phd=lion», т. е. «кормовое весло» (т. е 7=kinqo~ — «кормчий»). Очевидно, именно начальный звук этого слова отражён в силлабограмме линейного письма № 10 J u, изображающем именно кормило; это сопоставление — одно из нескольких, позволяющих развить блестящее предположение Г. Ноймана об акрофоническом принципе в основе линейного письма.

20

Как, в принципе, и ru2 — альтерация i/u, i/u встречается в критских реликтах по-

всеместно.

110

С. А. Яцемирский

На происхождение другого слова, labvrinqo~ (микенск. da-pu2­rito), также помогает пролить свет глосса Гесихия (здесь мы, естественно, отвергаем старое предположение о связи с глоссированным у Плутарха *l=bru~ («LudoJ g=r l=brun t4n p1lekun ¥nom=zousi); характерно, что изображение обоюдоострого топора, известное ещё в критской иероглифике (знак линейного письма № 8 H), имеет чтение a. Им сохранена форма l=biro~ «яма» — вполне очевидная этимология для названия подземного культового сооружения. Видно, что в слове labvrinqo~ мы имеем дело с двумя суффиксами, в l=biro~ — с одним (известно, что суффикс ­ur- нередко принимает вид ­ir−).

Литература Георгиев 1958 — Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958. Деянов 1976 — Деянов А. Ф. Линейное письмо А // Тайны древних письмен. М., 1976. С. 83-84. Ипсен 1976 — Ипсен Г. Фестский диск // Тайны древних письмен. М., 1976. С. 32–65. Молчанов, Нерознак, Шарыпкин 1988 — Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. М., 1988. Нойман 1976 — Нойман Г. О языке критского линейного письма А // Тайны древних письмен. М., 1976. С. 97-99. Яцемирский 2006 — Яцемирский С. A. Проблемы морфологии тирренских языков. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., РГГУ, 2006. Godart, Olivier 1976–1985 — Godart L., Olivier J.-P. Recueil des inscriptions en Linéaire A. Études Crétoises 21, vols. 1–5. P., 1976–1985. Pallottino 1968 — Pallottino M. Testimonia linguae Etruscae. 2 ed., Firenze, 1968. Pauli et al. 1893– — Pauli K. Corpus Inscriptionum Etruscarum (CIE), 1893–1902. Continuato da A. Danielson, G. Herbig, E. Sittig fino al 1936; M. Cristofani, vol. II (tit. 5607–6324), 1970; M. Cristofani, M. Pandolfini Angeletti, G. Coppola (tit. 8601–8880, inscriptiones et in Latio et in Campania repertae), 1996; M. Pandolfini Angeletti (tit. 10001–10520, Tarquinii cum Agro), 1982; G. Magini Carella Prada, M. Pandolfini Angeletti (tit. 10521– 10943, Volsinii cum agro), 1987; M. Pandolfini Angeletti (tit. 10951–11538), 1994. Pfiffig 1969 — Pfiffig A. J. Die etruskische Sprache. Graz, 1969.

Labyrinthos: суффикс ­nth- в минойском и тирренских языках

The paper shows that the highly productive Pre-Greek suffix ­nth- can be genetically related to the Minoan suffix ­te (since in Minoan writing consonant clusters were systematically simplified, and Minoan t could regularly correspond to Greek th, t and d). Multiple lexical and onomastic pairs are adduced to confirm the rule. The author also shows that it is reasonable to postulate the phonetic value of [ri] for sign 34 of Minoan writing, and, consequently, to interpret Minoan pi-34­te as Pre-Greek peírinthos ‘wicker basket’. In addition, several new etymologizations are offered, such as: a connection of the well-known Pre-Greek word labyrinthos with the word labiros ‘hole in the ground’ (Hesych.); and the explanation of the name Hyakinthos as ‘helmsman’.

111

K. Babaev (RSUH)

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

The article deals with the issue of whether it is possible and/or necessary to reconstruct a separate category of clusivity for personal pronouns and verbal pronominal markers in Proto-Indo-European as well as Proto-Nostratic. For the former, said category has been suggested by a number of researchers on the basis of the presence of several synonymous morphemes with the meaning '1st p. plural' in different Indo-European languages — an opposition that could theoretically be interpreted as corresponding to an original differentiation between the inclusive and exclusive form of this pronoun. However, rigorous comparative analysis does not allow us to reconstruct any such differentiation neither through internal IndoEuropean data (the opposition “inclusive / exclusive” is not observed in any of the historically attested languages of this family), nor through external comparison with other language families traditionally grouped into the Nostratic macrofamily. Although some of the leading experts in Nostratic insist on setting this opposition up for the original protolanguage, this is justified neither through historical analysis of available data nor on the basis of typological considerations. The presence of inclusive pronouns in such subbranches of Nostratic as Dravidian, TungusManchu, Mongolic, or Svan, can be explained as specific local innovations.

It is widely accepted that the protolanguage of the Indo-European family used more than one lexeme to denote the non-singular 1st person pronoun ‘we’. This conclusion was reached because pure comparative analysis clearly demonstrates the possibility of reconstructing several personal pronouns and first person verb affixes with a non-singular meaning. As a result, a number of hypotheses have appeared in the literature on the origins and syntactic distribution between mainly three lexical roots: *mV(s/n), *wV and *nV. One of these suggests the existence of a clusivity category in Proto-Indo-European that later disappeared, giving birth to numerous first person non-singular pronouns and verbal markers throughout the family. This hypothesis was first introduced in [Jensen 1930] and supported by a number of followers including Watkins [1969],

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

113

and Gamkrelidze & Ivanov [1984]; it is also found in other works by Ivanov ([Ivanov 1981] et al.). The Nostratic theory has drawn a number of language families of the Old World into the sphere of research on Indo-European. It has been suggested by the first Nostraticists already that the protolanguage of the Nostratic macrofamily possessed the clusivity category in its pronominal system. Illich-Svitych [1971] and Dolgopolsky [1984, 1998, ND] both claim this, and so, most recently, does Bomhard [2003]. Accordingly, the clusivity theory for Indo-European might have become better grounded with additional support from the external comparison data. In the present work, we will try to demonstrate that there is not enough linguistic evidence for reconstructing clusivity in either ProtoIndo-European or Nostratic. In addition to distinct comparative analysis of the data from various languages of both families, we will attract typological data to offer a balanced and careful approach to the reconstruction of the pronominal system of a proto-language. The research presented below is divided into two parts: the first one is devoted to the internal analysis of Indo-European material, the second delves deeper into the hypothetic pre-Indo-European Nostratic past to check whether the clusivity theory for Indo-European can be confirmed or denied by external comparison. From a starting logical point, the suggestion of clusivity in Proto-IndoEuropean seems a justified approach. If there are several roots in various languages of the family with synonymous meanings, and all of them may be reconstructed for the proto-language, they must have had different meanings in the proto-language. This was exactly the opinion of Jensen [1930], who had selected *ne as the exclusive pronoun in Indo-European, while attributing the inclusive meaning to *we­. This was supported by Watkins [1969: 47], who considered the dual number in Indo-European a considerably late category and, therefore, suggested that the older meaning of *we- was inclusive, later transferred to dual. He noticed that the same material form *wV also characterizes the second person pronouns, offering potential evidence for its interpretation as an earlier ‘me & you’. The *nV root, on the contrary, can only be extended to singular forms and thus, could be exclusive. However, Watkins considered his hypothesis ‘unproved at best’. Ivanov [1981: 21–24] agrees that *nV could have been exclusive in the proto-language, but makes it hard to explain how to reconcile two ‘inclu-

114

K. Babaev

sive’ forms — *mV(s) and *wV — within one paradigm. A suggestion was made that *mV(s) could be a ‘neutral’ plural pronoun, formed directly from the 1st person singular oblique stem *me­. Later Gamkrelidze and Ivanov [1984: 292–293] arrive at the following paradigm for the 1st person pronouns, where *nV is not present at all: Person \ Number

singular

plural

1st inclusive

—

*wei- / *wes-

1st (exclusive)

*eg’hō(m), obl. *me-

*mes

Still, whatever the hypotheses are, the most important fact here is that the clusivity category is not witnessed in any Indo-European language, nor can we find any trace of it in the ancient languages of the family. It is always questionable when our reconstruction posits something for a proto-language on the basis of no comparative evidence even within a single dialect of the family. The only reason for juggling with these three lexical items and their meanings is to explain their distribution in the proto-language. All three are definitely reconstructible for Proto-Indo-European, but one thing that may have been overlooked is their syntactic distribution in the historically attested languages. The following chart demonstrates the distribution of *mV(s/n), *wV and *nV as markers of the 1st person dual and plural in major Indo-European groups. *mV(s/n)

*wV

1st p. pl.

Gr ­μες, ­μεν

Hitt ­weni

verbal affix

Arm ­mk` OI ­ma(s) OIr ­mahi, ­mā

Toch (sg.) *-wā ?

Slav ­me, ­mъ, ­my Balt ­me Celt ­m Ital ­mus Goth ­m(a) Alb ­m(ё) Toch ­m(o)

*nV

115

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

*mV(s/n) 1st p. pl. pronoun

*wV

*nV

Hitt (possess.) ­meš Arm mek`, obl. mez

OHitt weš OI vayam

Hitt (obl.) naš OI (obl.) nas

Balt mes Slav my Toch (encl.) ­m(e)

OIr vaēm Toch B wes, A was Goth weis

OIr (encl. obl.) nō Ital (dir. & obl.) nos Goth (obl.) uns < *s Slav (obl.) nasъ OPrus (obl.) nouson Alb (dir. & obl.) ne, na Toch (sg.) ñäś

1st p. du. verbal

OI ­va(s) OIr ­va(hī)

affix

Slav ­vě Lith ­va Goth ­os < *o-wes ?

1st p. du. pronoun

Lith mudu, fem. mudvi Slovene midva

OI āvām OIr āva Goth wit (*we-tu­)

Gr (dir. & obl.) nō(i) OI (obl.) nau OIr (obl.) nā

Slav vě Lith vedu (*we-du­) Toch B wene

OIrish (obl.) náthar < *nō-teroSlav (obl.) na Lith (obl., dial.) nuodu

In this table, we have only omitted some obscure forms which are usually connected to these roots as well, such as Greek *nsmes and Old Irish sni. The chart can inspire a great deal of valuable comments on particular forms, but the most immediate and inescapable conclusions are as follows: 1. The 1st p. plural pronoun *mV acts both independently (in the direct case) and as a verbal affix, but never shows up in the dual forms. 2. The pronoun *wV is equally distributed between the dual and the plural, but tends to denote dual in the verb system. 3. The pronoun *nV acts mostly in plural and more seldom in dual, and in the majority of the languages is found in the oblique cases. Even if it is found as the nominative, it is easy to prove an analogical shift from the oblique, like it happened, e. g., in Latin and Albanian.

116

K. Babaev

The two oppositions that we may reconstruct for Indo-European are, therefore, “dual vs. plural” and “direct vs. oblique case”. We could suggest (as Jensen and Ivanov did) that there was originally an opposition “inclusive vs. exclusive”, later transformed into “dual vs. plural"; typologically, this could be explained and supported by samples from other world languages. But in most Indo-European tongues dual and plural pronouns are formed from the same lexical root, using various extensions for dual forms, which makes us think it was an innovative category — thus, Lithuanian mudu and Slovene midva are directly produced from the corresponding plural pronouns with the aid of the numeral ‘two’, and the same happens in Gothic with the root *wV. Tocharian rather obviously agrees with this pattern of forming the dual from the older plural pronoun. The same is true for those languages that use *nV as the oblique case form: dual and plural are, in fact, variations of the same root in Old Indic, Iranian, and Slavic. In some languages the dual form never shows up at all. This is the most solid confirmation one can have that the original system of non-singular pronouns for Proto-Indo-European did not make use of the clusivity category. This, however, leaves unclear the problem of existence of several lexemes for the non-singular meanings. The exact questions can be formulated as follows: 1. Since there were obviously two non-singular first person pronouns in the proto-language, *mV and *wV, what was the syntactic distribution between them? 2. Since *nV served for the oblique case form in plural, what exactly was its original meaning? These are two questions which obviously cannot be answered based on the Indo-European reconstruction per se. We need now to delve into the proposed pre-Indo-European Nostratic past to check whether traces of former clusivity of any of the three above pronouns can be found there. First of all, it is worth emphasizing that the Nostratic 1st person pronoun paradigm is yet another mystery. Here, again, numerous lexical items are reconstructed denoting the 1st person. In his (forthcoming) “Nostratic Dictionary” Aharon Dolgopolsky defines the following first person pronouns for the Nostratic proto-language:

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

*mi *mi ʔa *nV *g(u) *hoyV *(o)kE *wVyV

117

1st person singular [ND 1354]; 1st person plural [ND 1354a]; 1st person plural exclusive [ND 1526]; 1st person plural inclusive [ND 580]; 1st person singular oblique [ND 822]; 1st person singular reflexive [ND 19]; 1st person plural [ND 2555].

As we can see, all three lexemes which can be traced down to IndoEuropean are found here, along with many others. This partially corresponds to the reconstructions proposed by Illich-Svitych [1971] (cf. also [Dybo 2004]). Alan Bomhard’s system is hardly simpler: 1st person singular (active): *mi (bound form *-m); 1st person plural (inclusive, active): *ma (bound form *-m); 1st person (stative): *kºa (bound form *-kº); 1st person (stative): *Ha (bound form *-H); 1st person singular: *na (bound form *-n); 1st person plural (exclusive, active): *na; 1st person (postnominal possessive/preverbal agentive): *ʔiya [Bomhard 2003: 533]. In Bomhard’s opinion, the primary division in Nostratic lies between active and stative pronouns; but is it not explained what difference there is between his two stative pronouns (singular forms *mi and *na), or between the singular *na and the plural *na. These lists cannot be called paradigmatic; they are simply a raw mass of lexemes established by means of comparative analysis. Without going deeper into the substance of this analysis, it may be stated that a logical paradigm is yet to be built, with all the proposed proto-language roots (which are really well reconstructible for Nostratic) filling their own distinctive syntactic cells within it. Still, one thing that all the authors of the above reconstructions agree upon is the existence of the category of clusivity in Nostratic. IllichSvitych, Dolgopolsky and Bomhard all regard *mV as the 1st person plural inclusive pronoun, and *nV as its exclusive counterpart (also agreed

118

K. Babaev

upon in [Blažek 1995: 14]). This reconstruction is based on evidence from languages usually included in the Nostratic macrofamily and is further projected onto Indo-European. The position of Nostraticists is that the not entirely clearly understood pronominal system in Indo-European is the result of transformation of its predecessor, a clusivity-based system in the Nostratic protolanguage. We will try to look into the Nostratic evidence from both the typological and the historical points of view. First, let us emphasize the typological fact that, in those world languages that show clusivity in their pronominal systems, the unmarked form is the plural exclusive pronoun, often modified from the corresponding 1st person singular form. It is the inclusive that is usually formed from a different lexical root. In M. Cysouw’s detailed analysis of paradigmatic systems of personal markers it is stated that no language can be found with the root correlation “1p sg. = 1p pl. incl.” and a morphemically different exclusive root. However, it is quite typical of languages to possess a plural exclusive pronoun that is an extended form of the 1st person singular pronoun: “In almost all cases, the exclusive ‘we’ is marked by the same morpheme that is used for the first person singular” [Cysouw 2003: 84]. A good example is the Tamil 1st person plural exclusive yāgaḷ, formed from the singular pronoun and extended by means of the plural suffix ­gaḷ [Andronov 1994: 176]. The two may represent the same root, but the inclusive stem is something different, just like it happens in the Svan language subject prefix paradigm [Cysouw 2003: 97, 143–151]: l-

1 pl. incl.

xw-

1 sg. & pl.

x-

2 sg. & pl.

/ l-

3 sg. & pl.

This suggests that for any reconstructed language within Nostratic, including Proto-Nostratic itself, we would rather expect the widespread 1st person singular pronoun *mV to serve as the base for plural exclusive forms, something that is not the case in any Nostratic tongue. Of course, typological data cannot serve as the only proof, and we have to move on to comparative data, analyzing the material of various

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

119

Nostratic languages in an attempt to test the clusivity reconstruction. We should hereby answer the two related questions: whether clusivity can be reconstructed for Nostratic at all, and, if the answer is positive, whether it is the root *nV which should be posited for the exclusive, and *mV for the inclusive marker. Dravidian is the only language family where the inclusive and exclusive pronouns can be reconstructed on a proto-language level and are still present in almost all the languages of the family. The proto-language forms are usually reconstructed as: 1st pers. sg. *yāṉ (*yaṉ­) 1st pers. pl. excl. *yām (*yam­) 1st pers. pl. incl. *nām (*nam­) Dravidian is, therefore, widely used for confirmation of clusivity in Nostratic. The form *nām is traced back by Illich-Svitych to the Nostratic exclusive pronoun; however, in Dravidian it is actually inclusive. IllichSvitych proposed that the inclusive meaning here is ‘secondary’ [1971: 7], but from a typological point of view a shift ‘inclusive > exclusive’ seems highly unlikely. Another hypothesis was suggested by Georgiy Starostin [2006]: he proposes that traces of Nostratic *nV can be found in the final phoneme of the Dravidian pronominal root *nyān, oblique *yen­, which is, in fact, the 1st person singular pronoun. However, in order to trace it back to the Nostratic exclusive, we should suggest another semantic shift: ‘exclusive > singular’, for which, though it might be acceptable from a typological viewpoint, there is no evidence whatsoever in Dravidian. Any ‘semantic shift’ not confirmed by the comparative data seems too vulnerable. The explanation of clusivity in Dravidian might probably lie beyond. It has long been supposed that this morphological feature was, in fact, borrowed by Indian Dravidians from the aboriginal Munda languages of the subcontinent. The categories of morphological structure are quite often borrowed from one language into another as a result of convergence and contact, and it is no surprise if the Austronesian Munda people of India, who were the predecessors of Dravidians in these lands, provided them with clusivity, which is still a genuine feature in Munda languages. The mechanisms of gaining and losing clusivity are well illustrated in

120

K. Babaev

[Sridhar 1990: 203], where the author points at the example of Kannada as a language that recently lost its pronoun clusivity due to the influence of neighbouring Indo-European (Indic) dialects. Another important note in this regard is to consider the Brahui language in Pakistan — the only one that belongs to the Northern subgroup of Dravidian. Brahui, which must have lost touch with the other Dravidian stock in the middle of the 3rd millennium B.C., before reaching India, does not show any traces of clusivity; its only 1st p. plural pronoun is nan, the origins of which are still under discussion [Andronov 1994]. The protolanguage of the Altaic group evidently did not have clusivity. Inclusive and exclusive forms are present in Tungus-Manchu and Mongolian tongues, but in both of these groups they are innovative, representing a juxtaposition of two original pronouns: 1st person singular and 2nd person singular *bi-tV < *bi + *tV (Solon biti, Mong bide). Nostratic *nV, also present in Altaic, favours the oblique case, corresponding to its function in Indo-European, but never shows any traces of clusivity (Mong oblique *nama- ‘me’, Japanese a- < *na- ‘my’, etc.) [EDAL 1024]. As was already stated above, Indo-European cannot provide evidence for Nostratic clusivity, and neither can Uralic, where inclusive pronouns are unknown. The Uralic pronoun *nV acts in Samoyedic as the stem for oblique cases in the pronominal paradigm. The only two families which gave Illich-Svitych and his followers an opportunity to reconstruct clusivity are Kartvelian and Afrasian. Still, even here the situation looks unreliable. Among the four Kartvelian languages it is only Svan which shows clusivity: it is totally absent in Georgian, Megrelian, and Laz. In Svan, the pronoun forms for the 1st person plural exclusive are näj, nä, naj (depending on the dialect), and the possessive form is nišgwej. But, since the Svan evidence is isolated, we can equally suggest both a rudimental feature and an innovation. It should be noted that the exclusive verbal prefix n- in Svan operates within the object paradigm, which might be another correspondence of meaning with the oblique (object) *nV in Indo-European, Altaic and Uralic. The Afrasian material should be treated carefully, since it has been demonstrated recently that Afrasian is not really a “daughter” language of Nostratic, but rather a “sister” one. Illich-Svitych and Dolgopolsky, as well as Bomhard, include it within Nostratic, so we will have to include their data in the present analysis. It is known that clusivity is a feature

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

121

witnessed in Cushitic and Chadic, but not in other family groups (Semitic, Egyptian and Berber do not have it). The Afrasian pronouns *an­, *nV, *n­, all of which are probably related to Nostratic *nV, are extensively found in all the groups within the Afrasian family, but their meanings vary on an equally wide basis. They can be singular (Hausa ni ‘I’, Akkadian ­ni, Arabic ʔana, South Cushitic *an, etc.) or plural, both exclusive or inclusive: Zayse (Omotic) nu (incl.) / ni (excl.) [Bomhard 2003: 436–437]. The variety of forms gave C. Ehret a pretext to reconstruct *ʔan-/*ʔin- ‘I’ vs. *ʔann-/ *ʔinn- ‘we’ for ProtoAfrasian [Ehret 1995: 362–363]. The pure distribution between exclusive and inclusive is only found within Chadic: Hausa ni ‘I’, nu ‘we’ (excl.), mu ‘we’ (incl.), which was probably the cornerstone for Illich-Svitych’s conclusions. In a number of Afrasian languages, *nV acts as a possessive or oblique stem affix: Semitic *-nV in Old Babylonian possessive ­ni, Arabic possessive ­na, Aramaic and Ge’ez direct object affix ­nā, Cushitic ni / ne ‘us, our’ [ND 1526]. These are comparable to their equivalents in Indo-European, Uralic and other Nostratic languages. Summarizing the above, we have to conclude that the category of clusivity in the system of person markers was obviously not present in the Nostratic protolanguage and should be referred to as a dialectal feature, which developed independently in a number of descendants of Nostratic. It is not present in Indo-European and Uralic. In Altaic, it is a clear innovation in Mongolian and Tungus-Manchu languages, never found in Turkic, Korean or Japanese. In Dravidian (except Brahui), it might be an internal development influenced by the Munda languages of India. In Kartvelian, Svan is the only language showing clusivity which might well be another innovation, the same as the Cushitic and Chadic innovation within Afrasian. The nature of *nV, earlier reconstructed as the exclusive marker, lies more likely in the semantic field of obliquity, since it is attested in various Nostratic languages in pronominal oblique stems, in the genitive case, and in possessive forms. The comparative data do not allow us to posit it as a marker of exclusive forms. Another note that is probably worth making here is the origin of *wV, the Indo-European dual/plural person pronoun and verb marker. In terms of external comparison, we can find no cognates for this root in other

122

K. Babaev

Nostratic languages. The data given by Dolgopolsky [ND 2555] are too dubious to be taken seriously: he only mentions South Omotic pronouns and Kartvelian *čwen ‘we’, which is in itself disputed by Y. Testelets [1995: 19]. Thus, since Indo-European *wV cannot be traced back to a Nostratic form, there is no external evidence to assume an original inclusive meaning. In our view, *wV is a clear Indo-European innovation developed to denote the 1st person dual pronoun after the dual number appeared in the language. This could probably have happened already after the dissolution of the language unity of Indo-Europeans, in some particular dialects. Clusivity in general is a rare feature in the morphological structure of the languages of Northern Eurasia [Nichols 2004]. To reconstruct it for Proto-Indo-European or its earlier predecessor, one must be sure there is enough uncontroversial language evidence for this. For the moment, linguistics clearly lacks this kind of evidence, which gives us the right to claim the absence of clusivity in both Indo-European and Nostratic.

References Andronov 1994 — М. С. Андронов. Сравнительная грамматика дравидийских языков [A Comparative Grammar of the Dravidian Languages]. М., 1994. Blažek 1995 — V. Blažek. Indo-European Personal Pronouns (1st and 2nd persons) // Dhumbadji! Journal for the History of Language, 2:3, Dec 1995, pp. 1–15. Bomhard 2003 — A. Bomhard. Reconstructing Proto-Nostratic. Charleston, 2003. Cysouw 2003 — M. Cysouw. The Paradygmatic Structure of Person Marking. Oxford, 2003. Dolgopolsky 1984 — A. Dolgopolsky. On personal pronouns in the Nostratic languages // Linguistica et philologica. Gedenkschrift für B. Collinder / Hrsg. von O. Geschwantier et al. Vienna, 1984. Dolgopolsky 1998 — A. Dolgopolsky. The Nostratic Macrofamily & Linguistic Paleontology (Papers in the Prehistory of Languages). 1998. Dybo 2004 — V. A. Dybo. On Illič-Svityč’s Study “Basic Features of the Protolanguage of the Nostratic Language Family” // Nostratic Centennial Conference: the Pécs Papers. Pecs, 2004. Pp. 115–119. EDAL — S. Starostin, A. Dybo, O. Mudrak. An Etymological Dictionary of Altaic Languages. Leiden, 2003. Ehret 1995 — K. Ehret. Reconstructing Proto-Afroasiatic (Proto-Afrasian): Vowels, Tone, Consonants, and Vocabulary. Berkeley and Los Angeles, 1995.

The problem of clusivity in Indo-European vs. Nostratic

123

Gamkrelidze, Ivanov 1984 — Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов. Индоевропейский язык и индоевропейцы [The Indo-European Languages and the Indo-Europeans]. Т. 1–3. М., 1984. Illich-Svitych 1971 — В. М. Иллич-Свитыч. Опыт сравнения ностратических языков [A Tentative Comparison of the Nostratic Languages]. Т.1. М., 1971. Ivanov 1981 — Вяч. Вс. Иванов. Славянский, балтийский и раннебалканский глагол: индоевропейские истоки [The Slavic, Baltic and Early Balkan Verb: Indo-European Sources]. М., 1981. Jensen 1930 — H. Jensen. Bemerkungen zum urgeschlechtigen Personalpronomen des indogermanischen. IF, 1930, bd. 48, 117–126. 1930. ND — A. Dolgopolsky. Nostratic Dictionary (forthcoming). Nichols 2003 — J. Nichols. Diversity and Stability in Language // Handbook of Historical Linguistics. Blackwell Publishing, 2003. Pp. 283–310. Sridhar 1990 — S.N. Sridhar. Kannada. London, 1990. Starostin 2006 — Г. С. Старостин. Еще раз к вопросу о личных местоимениях в дравидийских языках [Once again on the Issue of Personal Pronouns in the Dravidian Languages] // Orientalia et Classica. Труды Института восточных культур и античности. Аспекты компаративистики 2. М., 2006. Testelets 1995 — Я. Г. Тестелец. Сибилянты или комплексы в пракартвельском? (Классическая дилемма и некоторые новые аргументы) [Sibilants or Complexes in ProtoKartvelian? (A Classical Dilemma and Some New Arguments)] // Вопросы языкознания, 2, 1995, стр. 10–28. Watkins 1969 — C. Watkins. Indogermanische Grammatik. Band III: Formenlehre. Hdlb., 1969.

Статья посвящена проблеме реконструкции категории инклюзивности / эксклюзивности личных местоимений и личных показателей глагола в индоевропейском праязыке и ностратических языках. Указывается, что данная категория предполагается для праиндоевропейского языкового состояния рядом исследователей. Основанием для этого служит наличие нескольких синонимичных лексем для выражения первого лица не-единственного числа в индоевропейских языках, что логично может указывать на наличие в праязыке инклюзивного и эксклюзивного местоимений первого лица множественного числа. Между тем строгий сравнительный анализ не позволяет реконструировать данную категорию для праязыка ни на основании собственно индоевропейского языкового материала (ни в одном из исторических языков семьи инклюзивности не зафиксировано), ни с привлечением данных внешнего сравнения индоевропейского с языками, объединяемыми в состав ностратической макросемьи. Реконструкция инклюзивности / эксклюзивности, которую ряд ведущих исследователей-ностратистов восстанавливают для ностра-

124

K. Babaev

тического праязыка, представляется неоправданной как с точки зрения сравнительно-исторического анализа, так и с точки зрения типологии. Наличие инклюзивных местоимений в ряде языков семей, входящих в состав ностратической макросемьи (дравидийские, тунгусо-маньчжурские, монгольские, сванский), представляется инновациями отдельных языков или групп языков. Таким образом, реконструкция категории инклюзивности не представляется обоснованной.

Václav Blažek

Athānā(i). What was the first: the name of Goddess or of City?

In the present study two solutions as to the origin of the divine name Athānā are discussed as the most promising ones: (1) Hurrian, based on the motif of the deity originating from the skull of the supreme god, who was the lord of wisdom, and on an etymology that allows to explain the proper name as the primary toponym, inspired by the Hurrian word adani- “stool” or the like; (2) Semitic, based on a Semitic etymologization of the whole syntagm *pallado Athānā from *balat anat “Lady Anat” or *bat(V)lat anat “Virgin Anat”. Both solutions are compatible; the Hurrian influence could have been mediated through a Semitic connection, so that the final appellation and image of the Greek goddess may be the result of syncretism of both influences.1

1. Attestation 1.1. Homeric ᾽, ᾽, with its Doric equivalents (Kretschmer 1939, 244): ᾽ (Argos, Phocis), ᾽ (Arcadia), ᾽  , ᾽  (Laconia), “goddess of mental power and wisdom, of warlike prowess, and of skill in the arts of life”, frequently  ᾽ ‘Virgin Athene’ (Hom.), after Pindar  also used as the synonym of ᾽, has so far remained without any promising etymology (Frisk I, 28; 1

The first version of this paper was published in the Polish journal DO-SO-MO 7, 2007,

161–176, under the title ‘Pallas Athānā / Athānā Potnia “Virgin” or “Lady”?’. I would like to express my gratitude to Prof. Dr. Michael Janda, head of the Institute of Indo-European studies of the University of Münster, for his many-sided help when I was preparing the first draft of this contribution at the Institute and, thus, had my first chance to discuss the preliminary version of the present text as well as gain access to previously unavailable literature. The present version was produced in cooperation with the Center for the Interdisciplinary Research of ancient languages and older stages of modern languages (MSM 0021622435). Finally, I am grateful to Prof. A. Lehrman for valuable discussion and important supplements to the older version (March 2008).

126

Václav Blažek

Chantraine I, 27–28). Some of the discussions focus on the issue of whatever is primary: the name of the divinity or of the city. E.g., Frisk (l.c.) regards the theonym as reflecting an original proper name, while the city name ᾽, Doric ᾽ has to be a derivative, grammatically — the plural form (cf. Kretschmer 1896, 420); still later, the city name serves as the derivation base for the adjective m. ᾽, f. ᾽ . On the other hand, for Leukart (1980, 246, fn. 27) it is the place name ᾽ that is primary and the divine name ᾽ (Hom.), in Attic contracted to ᾽, is a derivative. Concerning the productive suffix *-ān­, he reconstructs the following logical chain: primary place name *Mukā → ethnonym *Mukānes → collective *Mukānā “region of M.”. 1.2. Inclusion of the Mycenaean epoch in the sphere of our knowledge has only added new questions. In the inscription KN V 52 + 52bis + 8285 the following text occurs (see Bartoněk 2003, 528–29): .1 a-ta-na-po-ti-ni-ja 1 u[ .2 e-nu-wa-ri-jo 1 pa-ja-wo-ne 1 po-se-da[-o-ne .1 Athānāi Potniāi (or Athānās Potniāi) 1 u[ .2 Enualiōi 1 Pajjāwonei 1 Poseidā[(h)nei .1 “to Lady (of) Athānā 1, ?[ .2 to Enualios 1, to Pajjāwon 1, to Poseida(h)on 1” The syntagm A-ta-na + po-ti-ni-ja consists of the theonym *Athānā and the word *potnia “mistress, lady”, cf. ʼ ᾽ “Lady Athene!” in Il. VI, 305 or ʼ ᾽ by Theocritus 16.82. The syntagm has been interpreted as the genitive or dative sg. of the theonym: ᾽  or ᾽  respectively, plus the dative of the word “mistress, lady” (see Aura Jorro 1985, 112). Palmer (1981, 18, fn. 10) prefers the interpretation “Mistress of Atana”. Similarly, Leukart (1980, 246, fn. 27) explains the first member as the genitive (*Athānās) of a place name, similar to da-pu2­rito-jo po-ti-ni-ja and u-po-jo po-ti-ni-ja, where the initial words also represent dependent members of these syntagms in genitive cases. 1.3. The sequence of signs 08-59-06­[.] (or 08-59-06-04) in Linear A text ZA 9.43 (x9.43 10a.23) from Zakros allows for the transcription a-ta-na-(te) (Raison & Pope 1978, 136 Godart & Olivier 1985, 163). It indicates the possibility that this theonym may have been present in the language at the

Athānā(i)

127

time when the Linear A script was still in use. It is tempting to see the Semitic feminine marker in the t of the final syllable.

2. Etymology So far, the following etymologies of ᾽ &  have been proposed: 2.1. ᾽ 2.1.1. Pre-Greek/Pelasgic 2.1.1.1. Kretschmer (1921, 282–84; 1939, 245) sought a starting point in various Mediterranean names for vessels:        ʼ   (Hes.),  “Pfannkuchen”, Latin attanus “…itaque ex re in Saliaribus: attanus tintinnat, id est ‘sonat’” (Nigidius Figulus by Nonius 40), dim. atalla “sakrales Gefäss”, atanulus ‘genus vasis’, athanuvium ‘poculi fictilis genus quo in sacrificiis utebantur sacerdotes Romani’, etc. (Walde & Hofmann I, 77–78), reconstructing the primary meanings “Töpferort” for the city and “Schutzgöttin der Töpfer” for the goddess. Kretschmer (1921, 282) added the city name ᾽ ~ ᾽ from Asia Minor. C o m m e n t s: Kretschmer’s etymology allows for some relatively funny implications, e.g. Athene as the personal goddess of Harry Potter! 2.1.1.2. Van Windekens (1952, 126) derived the theonym from a hypothetical ‘Pelasgic’ Lallwort *aththā, surprisingly proposing the primary meaning “mother” (cf. Old Indic attā “mother”). C o m m e n t s: In Lallwörter the Lautverschiebung usually does not operate, e.g. just for this etymon in Germanic languages: Gothic atta, Old Nordic atte, Old High German atto, Modern German dial. ätte “father” (Lehmann 1986, 46), although, in regard to the first and second Germanic shift, one would expect Gothic +aþþa and Old High German +azzo. 2.1.1.3. Gansiniec (1959–60, 21–26) tried to explain the theonym from the toponym ᾽, known also from other places in Greece, e.g. Boeotia, Euboea, or Laconia (p. 22). If so, it has to be a derivative from the root *ath- attested in other place names, e.g. the mountain ῎ in Chalkidiki, extended by the productive suffix *-āno­, forming such place names as

128

Václav Blažek

. Gansiniec thought that the appelative  served as a synonym to  “rock, mountain”. The form ᾽ā had to mean ‘’. He finds the same root in the toponym ᾽, the alternative name of ᾽, cf. the form ᾽ ~ ᾽ in Epidaurus (Kretschmer 1921, 282). Rather interesting and attractive is his idea of the compound structure of the name of the mountain ridge , interpretable as “mountains (= +) of Carpes”. C o m m e n t s: Without any external evidence the idea of Ganisiec remains a mere speculation. In this case it would be tempting to think about the adaptation of the proper name preserved in Asia Minor in various linguistic mutations: Hittite Ataniya attested as the nom. KUR a-da-niya-as (KUB VI 40 Rs.2), acc. ]a-da-ni-ya-an (KUB XXIII 21 Vs.5´), basic forms KUR URUa-ta-ni-jaKI (Akkadian; KBo I 5 IV 54,57,59), URUa-da-ni-ya (KUB XX 52 I 17´; KUB XXX 31+XXXII 114 IV 7,27), KUR URUa-da-ni-y[a (KUB XI 5 Vs.14´ = 2BoTU 23A II 2), URUa-da-ni-ya (KUB XLVI 37 Rs 14), KUR URUa-da-ni-[ (KBo XXVIII 124 r.Kol. 9´), URUa-ta-ni-[ (KUB XLVIII 81.1´) — see del Monte & Tischler 1978, 54; del Monte 1992, 18; cf. also Cornil 1990, 19 and 110–11 with the map, where Adaniya is identified with contemporary Adana (so already Forrer). Probably the same toponym occurs in the Hieroglyphic Luwian/Phoenician bilingual inscription from Karatepe (late 8th cent. BC): Hieroglyphic Luwian á-TANA-wa/i-za & áTANA-wá/í-za (URBS), á-TANA-wa/i-ní-i-sá (URBS) etc., glossed as DDNYM and ʔDN in Phoenician, cf. the sentence BONUS+RA/Ia-ma-la-hawa/i SOLIUM-MI-ta á-TANA-wa/i-sá (URBS) á-ta-na-wa/i-za-ha (URBS) TERRA+LA+LA+za “and peacefully dwelt Adanawa and the Adanawa plain” = Phoenician w-nt lb l-dnnym w-l-kl mq ʔdn “and peace of heart to the DNNYM and to all the plain of ʔDN” (§§196–200; Hawkins 2000, 53; further 49 etc.; Hawkins & Morpurgo Davis 1978, 106). The etymology of this place name remains open. It is difficult to connect it with Hieroglyphic Luwian (a)tani- “enemy” (Karkamiš A23, §4; Hawkins 2000, 120). It seems that no support in other Indo-European languages of Asia Minor can be found either. But what exists is Hurrian adani, defined by Laroche (1976, 35) as ‘avec la trône (keš i) dans le listes d’attributs de Tešub et de Hebat; un meuble?’. Friedrich & Kammenhuber (I, 569–70) quoted the sequence of four pieces of sitting (?) furniture: tuni (“Fussschemel”), tabri (“Stuhl, Postament”), keš i / iš i (“Thron”), and adani, which must be ritually purified before the ceremony for Teššub and

Athānā(i)

129

Hebat (cf. also Tischler 2001, 28–29). Haas (1998, 213), characterizing adani as “(ein Kult- bzw. Tempelgerät) Fussschemel”, has collected all the known forms of this word (bold letters indicate Hurrian words in Hittite texts; square brackets designate the restored text). Stem case: a-da-ni [EGIR-an-da-ma 1 NINDA.SIG tu-u-ni t]ab-ri ki-iš-h i a-da-ni ni-r[aam-bi]? (KUB 34.102+KBo 14.138 Vs. II 37'; Haas 1998, 183) 1 NINDA.SIG tu-u-ni tab-ri ge-eš-h i a-da-ni 1 NINDA.SIG URUša-muu- i (KUB 27.1 Vs. II 70; Haas 1998, 183) a-ta-a-ni 1 NINDA.SIG du-ú-n[i] tab!-ri ge-eš-h i a-ta-a-ni DIŠTAR-wee KI.MIN (KUB 27.1 Vs. II 30, variant 31; Haas 1998, 183) Hurrian essive in ­a: a-da-ni-ia ]x ki-iš-h i-ia a-da-[ni-ia (KBo 33.155 6'; Haas 1998, 200) wa-ar]-nu-wa-an-zi nu NINDA.GUR4.RAI.A tu-u-ni-ia tab-ri-ia [ke-ešh i-ia a-da-ni-a] (KUB 47.89+KUB 45.79 Rs. III! 19'; Haas 1998, 34) [(wa-ar-nu-an-zi 1 MUŠEN tu-u-ni-ia tab-ri-ia 1 MUŠEN h i-i)]š-h i-ia a-da-ni-ia (KUB 15.33b Rs IV 11'; Haas 1998, 49) -i]a tu-ni-ia tab-ri-ia ki-iš-h i-ia a-da-ni-ia na-[ah -h i-ti-ia (KUB 32.50 Vs. 21; Haas 1998, 136) -i]a a-da-ni-ia 1 GUD 1 UDU (KBo 2.18 Vs. 18'; Haas 1998, 61) a-ta-ni-ia h u-u-li-ia 2 MUŠENI.A nam-ma ki-iš-h i-ia a-t[a-ni-ia] (KUB 15.31 Rs.IV 29'; Haas 1998, 41) [( nam-ma ki-iš-h i-ia a-t)a-ni-ia Š]A DINGIRMEŠ A-NA DINGIR.MA

[(MEŠ)] (KUB 15.32 Rs. IV 59; Haas 1998, 44) 1 MUŠEN tu-u-ni-ia tab-ri-ia 1 MUŠEN h i-iš-h i-ia a-ta-ni-ia [1 MU]ŠEN a-ah -ru-uš-h i (KUB 15.34 Rs. IV 52'; Haas 1998, 47) a-da-ni-i-ia [ A-N(A GIŠŠÚ.A a-da)-n]ii-ia (125r Rs. III 13; Haas 1998, 194)

130

Václav Blažek

Hurrian essive pl.? a-da-an-na-ia ] DU ta-ab-ri-i-ti A-N]A Haas 1998, 191)

ŠÚ.A a-da-an-na-ia (KBo 24.72 Rs. III 5';

GIŠ

If the meaning of adani was ≈ “stool”, it is possible to imagine a metaphoric transfer of the meaning → “ rock, hill”, cf. the well-known “Table Mountain” by Cape Town. Naturally, the “Table Mountain” would represent an ideal terrain for the building of an acropolis; the best example would be the Acropolis proper in Athens. N o t e: Gansiniec’s idea could be supported by one of the most original etymologies of Eric Hamp (1972). Thanks to him, it is possible to explain the word  designating the famous temple dedicated to Athene, which is traditionally explained as the “maiden’s chamber”, from *bhĝh- en­, the derivative of IE *bherĝh- “high”. Let us mention that in Germanic the root *burg- continues in Gothic baurgs “city”, Old Nordic borg “height, wall, castle, city”, Old English, Old Saxon, Old High German burg “fortified place, castle, city” (Lehmann 1986, 64). 2.1.2. Anatolian. 2.1.2.1. Szemerényi (1977, 154–55) offered to derive the theonym from an appelative such as Hittite atta- “father”, i.e. “that who sprang from the head of Zeus, her father”. C o m m e n t s: We should also mention Greek  voc. “father” (Il. IX, 607; Od. XVI, 31, etc.) and other Lallwörter with the same structure in both Indo-European (Albanian at, Latin atta, Old Irish ait(t)e) and nonIndo-European (Basque aita, Hurrian attai, Elamite atta, Turkish ata etc.) languages (cf. Pokorny 1959, 71). The Anatolian link with Athene occurs in the myth of the Hurrian god Kumarbi, known from its Hittite version [KUB XXXIII 120 II 36–38]: NA4­an-wa-ra-an [G]IM?-an pár-šạ-nu-ut (1) “Wie einen Stein zerbrach er ihn, (2) “He split him like a stone. tar-na-aš-ša-an dKu-mar-pí-in nu-wa-ra-aš-ši-iš-ta ša-ra-a (1) Kumarbi, (und zwar) seinen Schädel; (2) He left him, namely Kumarbi.

Athānā(i)

131

tar-na-aš-ši-it ú-it dKA.ZAL-aš UR.SAG-iš LU[GAL-u]š (1) und diesem dann aus seinem Schädel entstieg der Gott KA.ZAL, der Held, der König.” (2) The divine KA.ZAL, the valiant king, came up out of his skull.” (Laroche 1965, 43; 1Tischler, HEG III, Lief. 9, 191: Güterbock and Neu; Hoffner 1998, 43). This means that the unique motif of Athene springing from the head of Zeus, her father, has its prototype in the god KA.ZAL, also born from the skull of the supreme god. Unfortunately, the name KA.ZAL is written in sumerograms (Delitsch translated it as “Lust; Wonne”; see Hübner & Reizammer 1985, 525). It is also a pity that the original name in Hurrian was not preserved. In the Hurrian language the individualizing suffix ­ni has been used, e.g. everni “king : evre “lord”. In the context of the word atta-i : atta-ni “father” (Wilhelm 2004, 103, 105) it opens a new perspective for the idea of Szemerényi. 2.1.2.2. Morpurgo-Davies (I owe this information to Prof. J. Knobloch from Bonn) proposed a source related to Hieroglyphic Luwian atanasam(a)- “wisdom” [(VAS)á-ta-na-sa-ma-], with its meaning established thanks to the Phoenician correspondence kmt in the well-known bilingual inscription from Karatepe, §XVIII (Hawkins 2000, 51, 61). C o m m e n t s: The internal structure of the word atanasam(a)- “wisdom” is not evident. Hawkins (2000, 61, 447) speculates about its connection with atri-/*atni- “form, figure, image; soul”. 2.1.2.3. Lehrman (2001, 120) drew his attention to the epithet of the Mesopotamian supreme god Ea and his Hurrian counterpart Kumarbi in the Hittite texts: hattannas EN-as [i.e. ishas] “Lord of wisdom”, where hattannas is the genitive of hattatar “wisdom”. It is naturally attractive to speculate, together with the author, about a possible adaptation of the oblique stem *hattanno in the form of the Greek theonym. But there are serious counterexamples demonstrating that the initial h- (i.e. in cuneiform transcriptions) in the Old Anatolian proper names is adapted as (a)  or (b)  in Greek: (a) the ethnonym atti > , oronym azzi >  (); (b) place names such as Assyrian iluka, ilakku, Aramaic lkyn > , astali- >  (see Gindin 1993, 58, 73). Although the ad-

132

Václav Blažek

aptation of Hittite *hattanno as the Greek theonym is probably excluded, the image of the ‘Lord of wisdom’, ascribed to the supreme Hurrian god Kumarbi, could also be transferred onto his descendant. 2.1.3. Semitic 2.1.3.1. The first identification of the goddess Athene with her Semitic counterpart occurs in the Greek-Phoenician bilingual inscription, discovered near ancient Lapethos (Lambousa), close to contemporary Larnax tis Lapithou, in Cyprus, in the middle of the 19th century. The inscription is dated to the end of the 4th cent. BC. Let us compare both versions with two of their translations (KAI I, 9–10; II, 59: #42; Cooke 1903, 80, #28): Greek

German (KAI II, 59, #42)

(1) ᾽  

“Der Athena Soteira Nike

(2)   

und dem Könige Ptolemaios

(3)   

Praxidemos, (Sohn) des Sesmaos den

(4)  

Altar stellte auf.

(5) ᾽ 

Zu guten Glücke.”

Phoenician

(1) l-nt m-z ym

German (KAI II, 59, #42)

“Der Anat, Zuflucht der

English (Cooke 1903, 80, #28)

“To Anat, the strength of life,

Lebenden (2) w-l-ʔd-mlkm ptlmyš

und dem Herren der Könige Ptolemaios

and to the lord of kings Ptolemy,

(3) blšlm bn [s]smy

BLŠLM, Sohn des [S]SMJ

Baal-šillem. Son of Sesmai

(4) yqdš [ʔ]t mzb

weihte den Altar

consecrates this altar.

(5) [l-]mzl nm

für ein gutes Geschick.”

To good luck.”

It is apparent that the anonymous author(s) of the bilingual identified Athene with the West Semitic goddess Anat. Comments: Besides the quoted Phoenician text from Cyprus, the Semitic theonym *anat- is known from Amorite /anat-/, reflected in various proper names, and especially from Ugaritic nt ‘goddess, sister of Baal and daughter of El’, nt-h “his Anat”, du. nt-m; in the syllabic transcription da-na-tu4, da-an-t[u4 (Huehnergard 1987, 161). The same theonym occurs in some proper names in the Old Testament: anāṯ ‘father of Šamgar’ [Ju 3.31, 5.6], cf. the place names Bêṯ anōṯ [Jos 15.59], today Beit Anûn, Bêṯ

Athānā(i)

133

anāṯ [Jos 19.38; Ju 1.33], and the village anāṯōṯ [1K2.26; Jos 21.18; Is 10.30; Je 1.11, 21–23, 32.7–9; 1Ch6.45, Ezr 2.23 = Ne 7.27; Ne 11.32] in the neighbourhood of the contemporary village Anātā near Jerusalem (Brown et al., 1906, 779). During the 2nd mill. BC the West Semitic theonym was also included in the Egyptian pantheon in the form nt (Wb. I, 206). For further information see Astour 1965, 214; Niehr 1996, 659). Let us now compare the most important common features of both goddesses: Features

Athene

Anat

Daughter of

 ʼ ῞ 

̦ wtn.btlt.nt / yṯb.ly.ṯr.ıl.aby

the supreme

ʼ   ʼ ῞ 

and adolescent Anat answers:

god

῎   

may Bull El, my father …

ʼ    

(Smith 1997, 115)

   ʼ    ʼ ᾽ (Hesiod, Theogony 921–924) Sister of the

῎ (see above on the relation

̦ wyn.btlt.nt / nmt.bn.at.bl

god of war

between Ares & Athene)

[Baal] … catches sight of Anat the Girl loveliest of the sisters of Baal ̦ ̦ ̦ wyšu.gh.wyṣ / wt.at.wnark he [= Baal] raises his voice and cries: sister, let us lengthen life! (Smith 1997, 183) ̦ zbl bl arṣ “prince, Lord of the earth” ̦ arṣy “daughter of Baal”

Virgin /

 “virgin, maiden”

btlt.nt “virgin / girl Anat”

Maiden

 “maid, virgin”.

rm.nt “maiden Anat”

Lady

Athānā potnia

blt mlk blt drkt blt šmm blt kpṯ Lady of royalty, Lady of power, lady of the high heavens, Lady of firmaments [on Anat]

134

Václav Blažek

Features Warlike

Athene

Anat

᾽ ᾽ (Corpus Inscr.

̦ mıd.tmtṣn.wtn / ttṣb.wthdy.nt

3137.70; Pausanias I, 28.5–6)

hard she fights and looks about / battling Anat surveys (Smith 1997, 108)

Corresponding

᾽

anāṯōṯ (West 2003, 38)

city-name = plural of the divine name

We also find several Semitic appellatives as promising candidates for a ‘Proto-Athene’. ̦ 2.1.3.2. Semitic *ʔadān-at- “lady” > Eblaite a-da-na-du, Ugaritic adt “lady” (in the royal titulature) = /ʔadatt-/ < *ʔadant­, cf. such personal names in the syllabic cuneiform as a-da-ti-ya, a-da-ta-ya, um-mi-a-da-ti7, and ̦ the masculine counterpart adn “lord, master” = /ʔadān-/ ~ /ʔadōn-/ (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 23, 18–19), Phoenician ʔdtw “his lady”, ʔdty “her lady”, Palmyrene ʔdth “his lady” (Hoftijzer & Jongeling 1995, 16). C o m m e n t s: It is tempting to imagine a compound consisting of two synonyms — Semitic *bal-at- & *ʔadān-at- — and Greek *athānā & *potnia, that translate each other. The crucial question is whether Semitic *d can be substituted by Greek *th. The same correspondence appears, e.g., in Greek  “a drinking cup with large handles”, if the word really was borrowed from some Near Eastern source, as can be judged from looking upon Akkadian kandaru, kanduru “vessel” (Szemerényi 1974, 148). On the other hand, there is a powerful counter-argument in the Greek theonym ῎ (Sappho), ῎ (Theocritus), if the latter is borrowed from Semitic *ʔadān- > Canaanean *ʔadōn­, attested in Amorite personal ̦ names reflecting /ʔadanum/, /ʔadān-/, /ʔadun-/, further in Ugaritic a dn “lord, master; noble father”, cf. the syllabic transcription at-ta-ni in Hurrian and a-da-nu in Ugaritic (Huehnergard 1987, 104), and the personal name a-dunu /ʔadōn-u/, Phoenician & Punic ʔdn, cf. Punic  = l(i)-ʔadūn “to the lord”, Hebrew ʔāḏōn “lord, master”, Jewish Aramaic ʔdwn id., Nabatean ʔdwnh “his lord” (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 18–19; Hoftijzer & Jongeling 1995, 15–17; Segert 1984, 178; the borrowing is discussed by Lewy 1895, 224). It may be necessary to differentiate two chronologically

Athānā(i)

135

distant periods of borrowing: (i) (Early West) Semitic *ʔadān-at- > pre-Greek *aTānā (T indicates a dental consonant of unknown quality) > proto-Greek *athānā; (ii) (Late Canaanean) Semitic *ʔadōn- > Classical Greek ῎. If Linear A a-ta-na-(te) belongs here (see §1.3), the adaptation of the Semitic word could already have been realized in the first half of the 2nd mill. BC. If we only accept the testimony of the Linear B documents, the borrowing has to be dated before 1200 BC. On the other hand, the theonym ῎ is attested only from c. 600 BC. It should be mentioned that there also exists serious doubt concerning the Semitic origin of ῎, e.g. from Kretschmer (Glotta 7, 1916, 29f and Glotta 10, 1920, 235f) or Beekes (in his Greek Etymological Dictionary, available at http://www.ieed.nl). 2.1.3.3. Semitic *ʔanuṯ-at- ~ *ʔanṯ-at- > Akkadian aššatu (< Canaanean), ̦ Eblaite ù-nu-sum /unuṯum/, Ugaritic a ṯt /ʔaṯṯat-/ “woman; married woman, ̦ ̦ ̦ wife; lady”, cf. aṯtn “our women”, a ṯt w bnh “a lady and her son”, a ṯt w ṯt ̦ ̦ bth “a lady and her two daughters”, aṯt a drt “noble lady”, etc., Phoenician & Punic ʔšt, Hebrew ʔiššā, st. constr. ʔēšet, Aramaic Nabatean ʔnth, ʔntth, Palmyrene ʔtth, Jewish-Palestinian ʔinttetā, ʔittetā, ʔittā “woman”, Syriac ʔattetā, Mandaic anta, anat, Thamudic & Lihyanitic ʔṯṯ, Arabic ʔunṯā(y) “woman, female”, Sabaic ʔnṯt, Mehri tēt, Geez ʔaněst, pl. ʔaʔnus “woman, wife, female”, Tigre ʔssit, pl. ʔans (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 129; Hoftijzer & Jongeling 1995, 118–21; Leslau 1987, 32; Segert 1984, 180; Cohen 1970, 27). C o m m e n t s: This alternative seems even more problematic from the point of view of historical phonology than the previous solution. One would need to assume metathesis or extension with the aid of the unat ̦ tested suffix *-ān­. The syntagm bl a ṯt really exists in Ugaritic and means “married man, (newly) wed” (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 130, 207). Naturally, it is difficult to establish any semantic connection with the unmarried goddess. 2.1.4. Egyptian Bernal (1987; 1996–97, 91–97) proposed a starting point in the Egyptian syntagm Ḥt n Nt “Temple of [the goddess] Neit”, vocalized *Ḥat (a)n Nāit, yielding proto-Greek *H2atanāi(t), hence *Atanāio and further *Atānāio according to Wackernagel’s law. C o m m e n t s: Bernal’s arguments are seriously criticized by Egberts (1996–97). He demonstrates that the final ­t of all the components of the

136

Václav Blažek

syntagm was eliminated already during the 2nd. mill. BC, and, considering some peculiarities in the hieroglyphic spellings, it seems that this process had already begun as early as the 3rd mill. BC.

2.2.  2.2.1. Greek 2.2.1.1. One of the traditional etymologies derives this from the verb  “I sway; quiver”, either in the meaning “brandisher of the spear”, or         (E.M. 649.52; Eust. 84; cf. Plato, Cratylus 406D) — see Liddell & Scott 1901, 1114. C o m m e n t s: A typical ancient Volksetymologie. 2.2.1.2. The alternative traditional solution interprets the word , gen. °, as “virgin, maiden”, cf. explicitly Strabo [XVII, 816]:          ῞ . Pausanias [V, 11; X, 34] informs us that Athenians called their goddess  “maid, maiden, virgin”. The masculine ā, gen. ° “youth, young man” is probably already reflected in some Mycenaean anthroponyms: qa-ra2 (PY An 192.16) = nom. sg. *Kwalyans; qa-ra2­te (PY An 7.7) = dat. sg. *Kwalyantei; qa-ra2­to--de (TH Of 37.1) = gen. sg. *Kwalyantos & de; qa-ra2­ti-jo (KN Dg 1235) = patronymic name, nom. sg. *Kwalyantijos; (Aura Jorro 1993, 187–88; Heubeck 1979, 249; Ilievski 1983, 214; Id. 1992, 328). C o m m e n t s: This solution implies the presence of an original initial labiovelar stop, at least for the masculine counterpart. If *kwalyanto reflects *kH(i)to (cf. Beekes 1995, 126 on the sequence *HV > Greek al), there is at least one external parallel allowing us to assume an Indo-European origin: Irish caile “country woman, maid, serving girl”, derivable from Celtic *kaliā < *kHiā. 2.2.2. Pelasgic Van Windekens (1954, 221–24) rejects the traditional interpretation “virgin”, in the light of his own interpretation of the theonym ᾽ as “mother”, and accepts instead the interpretation of Kerényi, who has as-

Athānā(i)

137

cribed the meaning “strong” to the word . In accordance with his idea about the Lautverschiebung in Pelasgic, he connected it with Old Indic bālá- m., bāl- f. “child, boy / girl, young (animal)”, derived from bála“force”. C o m m e n t s: A root-etymology, typical for Van Windekens, without any deeper semantic connection. 2.2.3. Semitic 2.2.3.1. Szemerényi (1977, 155, fn. 72; first already in 1956; similarly Carruba in 1968) sees in ° an adaptation of Semitic *balat “lady, mistress”, although it was already Lewy (1895, 251) who first proposed this comparison. Palmer (1983, 362) has modified this idea, assuming an Anatolian mediation, cf. the Semitic loan in the Hieroglyphic Luwian name of the goddess Pahalatis in the inscriptions from Hama 4, Restan, Qal‘at el Mudiq and Hama 8 (Hawkins 2000, 402–10). The most important forms in Semitic languages include Akkadian bēltu(m), also ba-a’-la-tu (AHw 118), Eblaite dba-al-tum, Amorite /ba/el(a)tum/, Ugaritic blt, Phoenician & Punic blt, in the alphabetic transcription   (Lewy 1895, 251), Hebrew baălā, st. constructus baălat, Arabic balat, Sabaic blt (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 210–11; Segert 1984, 181). C o m m e n t s: Szemerényi does not explain the difference between voiced b- in Semitic and voiceless p- in Greek, although there is an apparent Greek adaptation of the masculine counterpart *baal- of this Semitic word in the name  (Lewy 1895, 226), used for the brother of ᾽ from Phoenicia, the father of  (Herodot IV, 147; VII, 61), and as an epithet in   for the highest god of Babylon (Herodot I, 181; III, 158). The same substitution (voiced > voiceless) probably occurs in one of the indisputable Semitic loans in Greek, namely  “camel” (*kamālos), reflecting the Semitic source *gamāl- > Hebrew gāmāl (but pl. gemallīm with an enigmatic geminate), along with other variants reconstructible as *gam(m)al-: Akkadian gammalu “camel” (< West Semitic; see AHw 279), Official Aramaic gml, Palmyrene & Nabatean gml, JewishPalestinian & Syriac gamlā, Old Mandaic gwmlʔ, Modern Mandaic gumla, Thamudic & Liyanitic ğml, Arabic ğamal & ğaml, Sabaic pl. gml, Soqotri gímal, Śheri gũl, Geez gamal & gaml id. etc. (Cohen 1970f, 139–40; Leslau 1987, 194; Hoftijzer & Jongeling 1995, 226).

138

Václav Blažek

If we accept the adaptation of Semitic *balat in Greek *pallado, it is logical to ask whether the entire syntagm *balat anat could not have been transformed into Greek *pallado Athānā. The development *-at > *-ā is known in at least some Semitic languages, namely Hebrew, Aramaic and Arabic (here in pausa), cf. Moscati et al. 1964, 85. N o t e: Regarding this discussion, it is useful to take into account the name of the Asia Minor goddess Allani­, “sun-goddess of earth”, representing the Hurrian appellative allanni “lady, queen” (see Tischler 2001, 13). 2.2.3.2. The most frequent epithet of the Ugaritic goddess Anat was the word btlt “virgin” (Segert 1984, 182: /batūlat-/, but my colleague P. Zemánek, a specialist in Ugaritic, assures me that /batlat-/ is more probable here). It descends from Semitic *batūlat ~ *batlat “virgin, girl, maiden” > Akkadian batūlu “Jungling. junger Mann”, batultu “Junfrau”, Hebrew btūlā, Official Aramaic btwlh, Jewish Aramaic btūl(ā)tā “virgin, maiden, young woman”, New Syriac btültä, Arabic batūl “puceau, (vierge) vouée à Dieu” (del Olmo Lete & Sanmartín 2003, 250; Hoftijzer & Jongeling 1995, 205; Segert 1984, 182; Cohen 1970f, 90; AHw 115–16). Thus, it is also legitimate to suggest that, alternatively, Semitic *bat(V)lat ana(t) could also serve as a source for Greek *pallado Athānā. It should be noted that in Greek it is only the consonant cluster *-dl- that is observed to have assimilated to *-ll- (Laconian  < *sedlā; see Lejeune 1972, 76). Melchert (1994, 160) discusses the same phenomenon for the Anatolian languages. Contrary to his scepticism, it is possible to accept the equation of Hittite pulla- “son” with Indo-Iranian *putra- and Oscan dat. sg. puklui, acc. sg. puklu, South Picenian dat. sg. puqloh, Paelignian dat. pl. puclois, all reflecting IE *pu-tlo- (Untermann 2000, 599–600), indicating the assimilation *-tl- > *-ll- in Hittite. N o t e: In view of the fact that the masculine *pallanto “youth, young man” probably continues the Mycenaean anthroponyms qa-ra2, qa-ra2­te etc., indicating *kwalyanto (see 2.2.1.2) as the starting point, it is necessary to decide if the feminine *pallado has the same origin or represents a secondary merging with a form with an original initial labial, perhaps attested in Mycenaean di-wi-pa-ra (KN X 722a), discussed by Hajnal (1992, 300–301, fn. 64). For that reason, the existence of Linear A pa-ra (HT 128a.11, PH 3a.31 — see Godart & Olivier 1985, 147; Raison & Pope 1978, 158) should also be taken into account.

Athānā(i)

139

3. Discussion Out of all the listed attempts at etymologization, only two leads seem relatively promising, namely, Hurrian and Semitic. 3.1. For a Hurrian origin, influence or some other connection, there are at least two arguments: (i) a Hurrian-type etymology of the proper name *Athānā on the basis of Hurrian adani “a kind of furniture (ritual table??)”, metaphorically, perhaps “table mountain” → “acropolis”?, indicating the priority of the city name (see §2.1.1.3.); (ii) the existence of the Hurrian myth about the god KA.ZAL, originating from the skull of the supreme god Kumarbi, who was the lord of wisdom (see §§2.1.2.1., 2.1.2.3.). The main problem lies in establishing the mediation behind this influence: direct contact is excluded on historical and geographical grounds, and Hittite mediation cannot be supported by any other similar examples. The most probable scenario would be a Semitic mediation, perhaps through Syria, Cyprus and Crete. 3.2. The linear B syntagm a-ta-na-po-ti-ni-ja allows to be interpreted as a compound of two components, non-Greek *athānā & Greek potnia “lady, mistress”. If one serves as translation for the other, it is possible to understand the non-Greek form as the Semitic appellative *ʔadānat “lady, mistress” (see §2.1.3.2.). This interpretation can be supported by Linear A ata-na-(te), perhaps still preserving the Semitic feminine marker *-t. Against such an identification we have the testimony of the orthography of Linear B, which possesses a special d-series of signs, denoting the syllables da, de, di, do, du. According to Gordon (1966, 32), in Linear A texts that are interpretable as written in a form of Semitic the latter reflect Semitic d & ḏ-series. Taking into account the Semitic origin of  (§§2.2.3.1., 2.2.3.2.), the most frequent epithet of Athene, the logical candidate for the second member of the syntagm would seem to be the West Semitic theonym *anat­. The functional correspondence of Greek (and pre-Greek?) *Athānā and *anat- is apparent, although the two do not correspond to each other exactly in their meanings. This may serve as the basis for an etymological relation between the two if the theonyms are compared as syntagms together with their epithets, *balat anat “Lady Anat” or *bat(V)lat anat“Virgin Anat” > Greek *Pallado Athānā. The devoicing may have been caused by the mediation of an East Mediterranean substratum. For a Semitic influence in Crete the following evidence can be adduced:

140

Václav Blažek

i.

the so-called Eteocretan inscriptions — two bilinguals from Dreros, four unilinguals from Praisos, dated from the 6th cent. BC to c. 300 BC. and interpretable as Semitic (see Gordon 1966, 8–15); ii. Linear A texts interpretable as Semitic (at least the individual words and proper names), especially those from Hagia Triada (Gordon 1966, 38–39).

4. Conclusion The two solutions do not necessarily exclude one another. On the contrary, the Greek form is quite likely to have been the result of a syncretic influence from both Hurrian and Semitic, with a probable trajectory from Syria via Cyprus to Crete.

References AHw — Akkadisches Handwörterbuch, I–III. Ed. Wolfram von Soden. Wiesbaden: Harrassowitz. Astour, Michael C. 1965. Hellenosemitica. An Ethnic and Cultural Study in West Semitic Impact on Mycenaean Greece. Leiden: Brill. Bartoněk, Antonín. 2003. Handbuch des mykenischen Griechisch. Heidelberg: Winter. Beekes, Robert S.P. 1995. Comparative Indo-European Linguistics: An Introduction. AmsterdamPhiladelphia: Benjamins. Bernal, Martin. 1987. Black Athena: The Afroasiatic roots of classical civilization, I: The fabrication of Ancient Greece 1787–1987. London: Free Association Books — New Brunswick: Rutgers University Press. Bernal, Martin. 1996–97. Responses to Black Athena. Talanta 28–29, 65–98. Brown, Francis, et al. 1906 [1979]. The new Hebrew and English lexicon. Peabody: Hendriksen. Chantraine, Pierre. 1968–80. Dictionnaire étymologique de la langue grecque, I–IV. Paris: Klincksieck. Cohen, David et al. 1970 f. Dictionnaire des racines sémitiques. Paris (—La Haye): Mouton. Cooke, G.A. 1903. A Text-Book of North-Semitic Inscriptions: Moabite, Hebrew, Phoenician, Aramaic, Nabatean, Palmyrene, Jewish. Oxford: Clarendon Press. Cornil, Pierre. Liste des noms géographiques des textes hittites. KBo XXIII–XXX, XXXIII, KUB XLV–LVII. Hethitica 10, 7–108. Egberts, Arno. 1996–97. Consonants in Colision. Neith and Athena reconsidered. Talanta 28– 29, 149–163.

Athānā(i)

141

Friedrich, Johannes & Kammenhuber, Annelies. 1975f. Hethitisches Wörterbuch2. Heidelberg: Winter. Frisk, Elmar. 1973–91–79. Griechisches etymologisches Wörterbuch, I2–II3–III2. Heidelber: Winter. Fuentes Estañol, María-José. 1980. Vocabulario Fenicio. Barcelona: Biblioteca Fenicia. Vol. 1. Gansiniec, Ryszard. 1959–60. Praehellenica. Eos 50/1, 21–26. Gindin, Leonid A. 1993. Naselenie gomerovskoj Troi. Moskva: Nauka. Godart, Louis & Olivier, Jean-Pierre. 1985. Recueil des inscriptions en linéaire A. Vol. 5: Addenda, corrigenda, Concordances, Index et Planches des Signes. Paris: Geuthner. Gordon, Cyrus H. 1966. Evidence for the Minoan Language. Ventnor (N.J.): Ventnor Publishers. Haas, Volkert. 1998. Die hurritischen Ritualtermini in hethitischem Kontext. Roma: CNR — Istituto per gli studi micenei ed egeo-anatolici. Hajnal, Ivo. 1992. Der mykenische Personenname a-e-ri-qo-ta*. In: Mykenaïka: Actes du IXe Colloque international sur les textes mycéniens et égéens (Athènes, Oct. 1990), ed. Jean-Pierre Olivier. Athènes: Bulletin de correspondance hellénique, Supplément XXV, 285–301. Hamp, Eric P. 1972. ΠAPΘENOΣ and its cognates. In: Homenaje Antonio Tovar. Madrid: Editorial Gredos, 177–180. Hawkins, John D. 2000. Corpus of Hieroglyphic Luwian Inscriptions. Vol. I: Inscriptions of the Iron Age. Berlin — New York: Walter de Gruyter. Hawkins, John D. & Morpurgo Davies, Anna. 1978. On the problem of Karatepe: the hieroglyphic text. Anatolian Studies 28, 103–119. HEG — Hethitisches etymologisches Glossar, I–III. By Johann Tischler. Innsbruck: IBS 20, 1983 f. Heubeck, Alfred. 1979. Remarks on the sign-doublets ro2, ra2, ta2. In: Colloquium Mycenaeum. Actes du sixième colloque international sur les textes mycéniens et égéens tenu à chaumont sur Neuchâtel (Sept 1975), ed. by Ernst Risch & Hugo Mühlestein. Neuchâtel: Faculté des lettres — Genéve: Libraire Droz, 239–257. Hoffner, Harry A. 1998. Hittite Myths2. Atlanta: Scholars Press. Hoftijzer, J. & Jongeling, K. 1995. Dictionary of the North-West Semitic Inscriptions. Leiden-New York-Köln: Brill. Hübner, Barbara & Reizammer, Albert. 1985. INIM KIENGI II: Sumerisch-deutsches Glossar. Marktredwitz: Selbstvrlag. Huehnergard, John. 1987. Ugaritic Vocabulary in Syllabic Transcription. Atlanta: Scholars Press. Ilievski, Petar H. 1983. Some structural pecularities of Mycenaean-Greek personal names. In: Res Mycenaeae: Akten des VII. Internatonalen Mykenologischen Colloquiums in Nürnberg, 202–215. Ilievski, Petar H. 1992. Observations on the personal names from the Knossos D tablets. In: Mykenaïka: Actes du IXe Colloque international sur les textes mycéniens t égéens (Athènes, Oct. 1990), ed. Jean-Pierre Olivier. Athènes: Bulletin de correspondance hellénique, Supplément XXV, 321–349. KAI = Kanaanäische und aramäische Inschriften, Bd. I3: Texte; Bd. II2: Kommentar, by Donner, H. & Röllig, W. Wiesbaden: Harrassowitz 1971, 1968.

142

Václav Blažek

Kretschmer, Paul. 1896. Einleitung in die Geschichte der griechischen Sprache. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht. Kretschmer, Paul. 1921. Pelasger und Etrusker. Glotta 11, 276–285. Kretschmer, Paul. 1939. Literaturbericht für das Jahr 1936 (Griechisch). Glotta 27, 217–252. Laroche, Emanuel. 1965. Mythologie anatolienne. Revue hittite et asianique 23, 3–204. Laroche, Emmanuel. 1976. Glossaire de la langue hourrite, I–II. Revue hittite et asianique 34, 13–161, 163–323. Lehmann, Winfred P. 1986. A Gothic Etymological Dictionary. Leiden: Brill. Lehrman, Alexander. 2001. Reconstructing Proto-indo-Hittite. In: Greater Anatolia and the Indo-Hittite Language Family. Papers presented at a Colloquium hosted by the University of Rochmond (March 2000), ed. by Robert Drews. Washington, D.C.: Institute for the Study of Man (Journal of Indo-European Studies, Monograph Series 38), 106–130. Lejeune, Michel. 1972. Phonétique historique du mycénien et du grec ancien. Paris: Klincksieck. Leukart, Alex. 1980. āā und das urgriechische Suffix ­ā­. In: Lautgeschichte und Etymologie: Akten der VI. Fachtagung der Indogermanischen Gesellschaft (Wien, Sept. 1978), ed. by Manfred Mayrhofer, Martin Peeters, Oskar Pfeiffer. Wiesbaden: Reichert, 239–247. Lewy, Heinrich. 1895. Die semitischen Fremdwörter im Griechischen. Berlin: Gaertner. Melchert, H.Craig. 1994. Anatolian Historical Phonology. Amsterdam-Atlanta: Rodopi. del Monte. 1992. Die Orts- und Gewässernamen der hethitischen Texte: Supplement. Wiesbaden: Reichert (Répertoire Géographique des Textes Cunéiformes VI/2). del Monte, Giuseppe F. & Tischler, Johann. 1978. Die Orts- und Gewässernamen der hethitischen Texte. Wiesbaden: Reichert (Répertoire Géographique des Textes Cunéiformes VI). Moscati, Sabatino et al. 1964. An introduction to the Comparative Grammar of the Semitic Languages. Wiesbaden: Harrassowitz. Niehr, Herbert. 1996. Anat. In: Der Neue Pauly. Enzyklopädie der Antike, Bd. 1. StuttgartWeimar: Metzler. Nilsson, Martin P. 1967. Geschichte der griechischen Religion, Bd. I. München: Beck. del Olmo Lete & Sanmartín, Joaquín. 2003. A Dictionary of the Ugaritic Language in the Alphabetic Tradition, I–II. Leiden-Boston: Brill. Palmer, Leonard R. 1981. Some new Minoan-Mycenaean gods. Innsbruck: IBS 26. Palmer, Leonard R. 1983. Mycenaean Religion. Medological Choices. In: Res Mycenaeae: Akten des VII. Internationalen Mykenologischen Colloquiums in Nürnberg (April 1981), ed. Alfred Heubeck & Günter Neumann. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 338–366. Pokorny, Julius. 1959. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern — München: Francke. Raison, Jacques & Pope, Maurice. 1978. Le vocabulaire du linéaire A en translittération. In: Études minoennes I: Le linéaire A, ed. by Duhoux, Yves. Louvain: Peeters (Bibliothèque des cahiers de l’Institut de linguistique de Louvain 14), 131–190. Smith, Mark S. et al. 1997. Ugaritic Narrative Poetry, ed. by Parker, Simon B. Society of Biblical Literature: Scholars Press.

Athānā(i)

143

Segert, Stanislav. 1984. A Basic Grammar of the Ugaritic Language. Berkeley — Los Angeles — London: University of California Press. Szemerényi, Oswald. 1974. The origins of the Greek lexicon: Ex oriente lux. Journal of Hellenic Studies 94, 144–157. Tischler, Johann. 2001. Hethitisches Handwörterbuch. Mit dem Wortschatz der Nachbarsprachen. Innsbruck: IBS 102. Untermann, Jürgen. 2000. Wörterbuch des Oskich-Umbrischen. Heidelberg: Winter. Van Windekens, Albert Joris. 1952. Le Pélasgique. Louvain: Université Louvain, Institut Orientaliste (Bibliothèque du Muséon, vol. 29). Van Windekens, Albert Joris. 1954. ΠΑΛΛΑΣ. Beiträge zur Namenforschung 5, 221–224. Walde, A. & Hofmann, J. B. 1938–54. Lateinisches etymologisches Wörterbuch3, I–II. Heidelberg: Winter. Wb. — Wörterbuch der aegyptischen Sprache, I–VI, ed. Adolf Erman & Hermann Grapow. Berlin: Akademie-Verlag. West, Martin L. 1966. Hesiod: Theogony. Oxford: Clarendon Press. West, Martin L. 2003. The East Face of Helicon. West Asiatic Elements in Greek Poetry and Myth. Oxford: Clarendon Press. Wilhelm, Gernot. 2004. Hurrian. In: The Cambridge Encyclopedia of the Worlďs Ancient Languages, ed. by Roger D. Woodard. Cambridge: University Press, 95–118.

Статья посвящена вопросу происхождения имени древнегреческой богини Афины. Из многочисленных вариантов этимологизации автор отдает предпочтение двум: (1) хурритскому, отталкивающемуся от хурритского мотива рождения божества из черепа верховного бога мудрости; согласно этому варианту, имя «Афина» происходит от топонима, который, в свою очередь, связан с хурритской основой adani- (примерное значение — ‘кресло, сиденье определенного типа’); (2) семитскому, согласно которому все сочетание «Афина Паллада» может быть возведено к семитскому прототипу *balat anat «Госпожа Анат» или *bat(V)lat anat «Дева Анат». Оба варианта при этом не являются взаимоисключающими, поскольку хурритское слово могло проникнуть в греческий через посредничество какого-то промежуточного семитского источника. Таким образом, конечный вариант имени «Афина», равно как и собственно мифологический образ Афины, можно рассматривать как результат синкретического влияния на греческую цивилизацию обеих культурных традиций.

A. I. Davletshin, A. V. Kozmin

Development of the Proto-Polynesian vowels and metrical structure: Traditional Hawai'ian, Tongan and Rapanui texts

The article deals with verse structure in three oral Polynesian traditions: Tongan, Hawai'ian and Rapanui. The authors introduce a special “coefficient of variation” in order to formalize the analysis of metric rules dominating the verse. They show that all of these traditions are characterized by syllabic verse with a tendency towards isochronism (same number of morae within one line). On one hand, the most well-ordered verse in this respect is the Tongan one, with Hawaii'an occupying an intermediate position and Rapanui as the least dominated by fixed rules. On the other hand, the Tongan vocalism also seems to be the most historically conservative, with Hawaii'an having developed a certain number of secondary long vowels and Rapanui having lost phonological length altogether. This means that the typology of verses in these traditions corresponds to the transformations of their vowel systems.

Metrical texts in Polynesian languages have been known to European researchers for a long time, but their formal structure has so far remained formally undescribed. A remarkable exception is Bruce Biggs's small article on the versification of the Maori of New Zealand [Biggs 1980]. Biggs has shown that the lines of traditional songs (waiata) contain 8 metric units — morae, if we agree that short vowels correspond to one, and long vowels to two morae. Sequences consisting of two vowels — such as ai, ei, au — in which the first vowel is lower in height than the second, can be interpreted as containing one or two morae. In his turn, one of the authors of the present paper has shown that the versing of traditional Hawai'ian songs also takes into consideration the number of vowels in each line, yet it is not as highly ordered as the Maori verse [Козьмин, in press]; lines of the Hawai'ian songs have an approximately equal number of vowels. If, in numbering morae, we equate one long vowel with two short ones (as in Maori), Hawai'ian verse does not become any more ordered; there-

Development of the Proto-Polynesian vowels

145

fore, we can consider Hawai'ian verse to be syllabic with lines containing an equal number of syllables. The Maori verse, unlike Hawai'ian, has lines with equal length if they are measured in length units — morae (isochronism), but, since the frequency of long vowels is not high, approximate isosyllabism is present in Maori verse as well. It is quite possible that this approximate isosyllabism actually reflects a Proto-Polynesian feature of versing. The purpose of this paper is a comparison of the principles of the metrical texts structure in three Polynesian languages — Tongan, Hawai'ian and Rapanui. Maori verse, described above, was not surveyed in the paper; however, some features of it will be discussed where necessary. The main question can be formulated as follows: How strict is isosyllabism/isochronism of verse in these traditions? To answer it, we need to adopt some formal measure of the “rigidness” of metric rules, so that comparison of different traditions based on a common parameter becomes possible. As a proper “measure of orderliness” (or looseness) of verse, we have selected the coefficient of variation — a statistical criterion calculated through the following formula:

s = s2 =

n

∑ (x i −1

i

− x )2

(n − 1)

where xi — value of variable Хi ; x¯ — arithmetic mean of variable Х; n — number of cases; V = s / x¯ × 100%. It is a standard statistical procedure used to measure and compare the “degrees of dispersion” of values of different parameters: the more varying parameter corresponds to the larger value of the number V [Лопатников 2003]. We shall demonstrate its efficiency on the example of one Hawai'ian text (see the following table). For each line of the text we have specified the number of syllables, morae and lexemes (fully meaningful words), after which the corresponding numbers have been substituted in the formula. It can be seen that the coefficient of variation calculated on the basis of the first two parameters in both cases equals approximately 7%.

146

A. I. Davletshin, A. V. Kozmin

Number of

Number of

Number of

syllables

morae

lexemes

Aia i Waipi'o Pāka'alana

13

14

3

Paepae kapu 'ia o Līloa

12

13

3

He aloha ka wahine pi'i i ka pali

14

14

4

Pū'ili ana i ka hua 'ūlei

12

14

3

I ka 'ai mo'a i ka lau lā'au

13

14

4

Ho'olā au mai o Kawelowelo

13

14

3

Ua pe'e pā Kaiāulu o Waimea

15

17

4

Ua ola i ku'u kai Keolo'ewa

14

14

4

Coefficient of variation

7

7

14

Lines

Translation: There at Waipi'o is Pāka'alana And the sacred platform of Līloa Beloved is the woman ascending the steep cliffs Gathering 'ūlei berries Eating sun-dried forest leaves Eating ceaselessly of the swaying fruit Hidden from the stinging Kaiāulu of Waimea Keolo'ewa overcomes my passion for living [Huapala] The meaning of this calculation is as follows. It is easy to see, in the calculation of syllables, that the average length of one line is 13,25 syllables; however, only three lines have a length of 13 syllables, two lines have a length of 12 syllables — less than the average number, and two more lines have a length of 14 syllables, which, on the contrary, is more than the average number. Finally, one line consists of 15 syllables, which accounts for even further deviation of the average value. As for the morae, six of the lines consist of 14 of them each; in regard to this parameter the text looks mostly ordered. However, the seventh line actually has 17 morae, augmenting the coefficient of variation and bringing it closer to the coefficient of variation for syllables. For extra controlling reasons, we may also calculate the coefficient of variation in full words; the number for each line is specified in the rightmost column.

Development of the Proto-Polynesian vowels

147

Based on this parameter, the coefficient of variation is established at 14% — twice as high as the corresponding coefficient for morae or syllables. This means that the Hawai'ian verse strongly varies as to the number of the words in its lines (coefficient of variation is 17%), and, therefore, cannot be considered tonic, i. e. grouped around a fixed number of accents and, accordingly, fully meaningful words in its lines. For our source material, the following texts have been selected: 56 Hawai'ian songs dated mainly to the XIXth and first half of the XXth century (about 1200 lines) [Huapala], 45 Tongan lamentations (about 300 lines) [Kaeppler 1993], and 58 Rapanui songs (about 750 lines) [Englert 1948, Felbermayer 1972, Logos]. The relative non-uniformity of the material is caused by our desire to lean on the most reliable sources (e.g., many publications of Polynesian folklore do not specify vowel length, which makes them unsuitable for the proposed analysis). Before we proceed, it is necessary to briefly describe the phonological systems of the languages considered. Tongan. Vowels: u, o, a, e, i (short and long); consonants: p, t, k, ʔ, f, v, s, h, m, n, ŋ, l. All the syllables are open and may begin with either vowels or consonants; consonant clusters are not allowed, but vowel clusters are possible (i.e. syllables can be of the following types: V, VV, CV, CVV). The basic word accent is not phonological; it falls on the last syllable if it contains a long vowel, otherwise falls on the penultimate syllable. If the penultimate syllable has a sequence of two vowels, the first of which is lower than the second in vowel height (more formally, its sonority is lower than of the second — the so-called «Polynesian diphthongs»), the accent falls on the first vowel of the sequence. Since words with a final long vowel are scarce, in most words the accent is placed on the penultimate syllable. Hawai'ian. Vowels: u, o, a, e, i (short and long); consonants: p, k, ʔ, w, h, m, n, l. Syllables are of the same types as in Tongan. In some contexts morphophonologic lengthening occurs. Word accent is not phonological and follows the same rules as in Tongan. Rapanui. Vowels: u, o, a, e, i, consonants: p, t, k, ʔ, v, h, m, n, ŋ, r. Syllables are of the same types as in Tongan and Hawai'ian. The accent falls on the penultimate syllable more often than in Tongan and Hawai'ian. Vowel length can be considered non-phonological; however, some words have

148

A. I. Davletshin, A. V. Kozmin

the accent on the last syllable, in which case accented vowels are long [Du Feu 1995]. Formally, this lengthening should be considered secondary, being conditioned by the accent [Давлетшин 2006]. The alternative point of view states that in Rapanui the opposition between long and short vowels is preserved only in the last syllable, and that, in turn, the accent automatically falls on the last syllable if its vowel is long. In the present paper vowel length in the last syllable is taken into consideration for formal reasons. Since, in our calculations, we also take into account the number of lexemes in a line (coinciding with the number of basic accents), in the present paper we accept the standard presumption that Polynesian particles lack accent. Although the problem of allocation of word borders in Polynesian languages is not trivial [Беликов 1989], in the present work this fact can be disregarded, because what matters is only the number of words in the lines, not the borders between them. In our calculations we have not considered time/aspect particles, directionals, case markers, articles, or prepositions; pronouns, however, were systematically included. The results of data analysis can be summarized in the following table: Tongan

Hawai'ian

Rapanui

coefficient of variation, morae

07,21%

17,06%

23,30%

coefficient of variation, syllables

07,37%

17,26%

23,31%

coefficient of variation, lexemes

24,52%

25,04%

40,40%

The received results can be interpreted as follows. First, the system of verse that we are dealing with is syllabic; the number of words in the lines varies much more than the number of syllables or morae. Second, the verse appears equally ordered in respect to either syllables or morae. This means that verse in these three traditions is more “loosened” than the verse of Maori songs (judged on the basis of morae or syllables). Third, these three cases can be arranged as a certain hierarchy, going from more strict to less strict verse: Tongan > Hawai'ian > Rapanui. This hierarchy can be understood if we consider the history of Polynesian languages, in particular — the historical development of their vocalism. Tongan belongs to the West Polynesian branch of Polynesian family,

Development of the Proto-Polynesian vowels

149

Hawai'ian and Rapanui are East Polynesian languages. Furthermore, Rapanui occupies a special place in the East Polynesian group; it is possible that historically, it was the first unit to split off from its protolanguage. On the synchronic level, Tongan and Hawai'ian show the long/short vowel opposition in all positions, but Rapanui preserves it only within the last syllable. Historically, Tongan preserves the long vowels of ProtoPolynesian; however, most long vowels in Hawai'ian are secondary and represent the result of deletion of the glottal stop or glottal h and, consequently, the merging of two short vowels; cf. *tuʔu > Ton. tuʔu, Haw. kū. It is necessary to note that the appearance of secondary long vowels caused not a few words to alter their number of syllables. Rapanui, as has already been mentioned above, has lost this opposition altogether; cf. *kāinga > Ton. kāinga, Haw. ʔinga, Rap. kainga. Shifts in the ratio of long and short vowels have altered not only the lexicon, but the distribution of phonemes in the text as well. Calculations performed on texts consisting of 3,000 phonemes show that the number of long vowels in Hawai'ian is approximately twice as high as in Tongan (8% and 2%, respectively). This also permits us to arrange the three considered languages hierarchically: Tongan (preserves the long vowels of Proto-Polynesian) > Hawai'ian (preserves part of the long vowels of Proto-Polynesian and adds a significant amount of secondary long vowels) > Rapanui (loses vowel length altogether). The Tongan vocalism (as far as the feature of length is concerned) seems to be the most conservative; Hawai'ian is “in the middle”, and Rapanui has the most “advanced” system. This hierarchy is similar to the one established through our research on versing: Tongan verse is the most strict, Rapanui verse is the most “loose”. Looseness of the Hawai'ian verse in comparison with Tongan can be explained if we presume that the reorganization of Proto-Polynesian vocalism in Hawai'ian has influenced the number of syllables in particular words. The Rapanui verse reflects the tradition that has been affected by the strongest transformation of the vocalic system, which, in fact, is inherent to many aspects of culture of Easter Island as well. As to the Maori verse, its rigidness looks more like a local exception in Polynesia. It is quite telling that Bruce Biggs, one of the greatest experts on Polynesian languages and traditions, has detected such verse only in

150

A. I. Davletshin, A. V. Kozmin

Maori. Although we did not conduct any detailed calculations on it, it is indicative that for the text chosen by Biggs as an example of Maori verse, the coefficient of variation within morae constitutes 7,53%, within syllables — 9,36%. As has been shown above, judging by this example, this is an extremely high level of differentiation. Thus, upon our examination of the material, we are left with the following conclusions: 1) All of these traditions feature isomorphic verse systems; 2) Tongan, Hawai'ian and Rapanui verse have a tendency towards isosyllabism and isochronism, but, from a more economic point of view, they should be described as syllabic systems; 3) the degree of orderliness within the verse in these three traditions corresponds to the degree of conservatism in their vocalic systems, compared to Proto-Polynesian.

References Kaeppler 1993 — A.L. Kaeppler. Poetics and Politics of Tongan Laments and ulogies // American Ethnologist, Vol. 20, No. 3 (Aug., 1993); pp. 474 — 501. Biggs 1980 — Biggs B. Traditional Maori Song Texts and the ‘Rule of Eight’ // Paanui 3. Auckland. du Feu 1995 — V. du Feu. Rapanui: A Descriptive Grammar. L: Routledge, UK Englert 1948 — S. Englert. La tierra de Hotu Matu'a: historia, etnologia y lengua de la isla de Pascua. Chile: Imprenta y editorial “San Francisco”. Felbermayer 1972 — F. Felbermayer. Lieder Und Verse der Oster-Insel // Zeitschrift fur Ethnologie, Bd. 97. Huapala — Huapala. Hawaiian Music and Hula Archives // http://www.huapala.org/ Logos — Logos Library // http://www.huapala.org/ Беликов 1989 — В. И. Беликов. Части речи в полинезийских языках [Parts of Speech in Polynesian Languages] // Части речи. Теория и типология. М.: Наука. Козьмин 2008 in press — А. В. Козьмин. Стихосложение гавайских песен (mele): опыт применения одного статистического показателя [Verse of Hawaiian Songs (mele): a statistical approach] // Вестник РГГУ, No 4. Лопатников 2003 — Л. И. Лопатников. Экономико-математический словарь [An economicmathematical dictionary]. М.: Дело. Давлетшин 2006 — А. И. Давлетшин. Возникновение разноместного ударения в рапануи [Origin of Unfixed Stress in Rapanui] // Акцентология, славистика, индоевропеистика, ностратика. Научные чтения к 75­летию В. А. Дыбо, РГГУ, 17 мая, 2006.

Development of the Proto-Polynesian vowels

Работа посвящена структуре стиха трех устных полинезийских традиций — тонганской, гавайской и рапануи. Рассматривается коэффициент вариации, стандартный статистический показатель, который позволяет описать строгость метрических правил. Показано, что для этих традиций характерен силлабический стих с тенденцией к изохронности (одинаковому числу единиц длительности — мор): в каждой строке текста используется приблизительно одинаковое число слогов. С одной стороны, наиболее упорядоченным по этому параметру оказывается тонганский стих, далее следует гавайский, наименее строгим правилам подчиняется рапануи. С другой стороны, тонганский вокализм наиболее консервативен по сравнению с протополинезийским состоянием, в гавайском возникает значительное число вторичных долгих гласных, а рапануи имеет наиболее «продвинутую» вокалическую систему, с потерей фонлогической долготы. Таким образом, типология стиха соответствует трансформации вокалических систем.

151

Alexei Kassian (RSUH)

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

The author proposes external (Nostratic) etymologies for several dozen HittiteLuwian roots and auxilliary morphemes lacking Indo-European cognates. The main part of discussed lexemes belongs to the basic vocabulary.

Bifurcation of the Proto-Indo-European language (Indo-Hittite, using E. Sturtevant’s term) into Anatolian and Narrow Indo-European branches is nowadays accepted by the majority of scholars (see the overview in Blažek 2007). Indo-Hittite

Anatolian

Hittite

Palaic

Narrow Indo-European

Luwian

Lycian, etc.

One of the corollaries of this schema is the fact that roots and stems known only from the Anatolian languages have practically the same chances as Proto-Narrow IE forms to represent Nostratic retentions in Indo-Hittite.1 Below I list ca. 40 Anatolian stems from the basic vocabulary (i.e. Swadesh list, kinship terms, anatomical terms, and so on) which cannot be 1

Cf. a similar approach in Kloekhorst 2008, where an interesting common Anatolian–

Uralic morphosyntactic phenomenon is analyzed.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

153

identified as loans, lack Narrow IE cognates, but have reliable external (Nostratic) parallels. N o t e s o n t h e t e r m i n o l o g y. 1) The Tower of Babel Project groups Indo-European, Altaic, Uralic, Kartvelian and Dravidian proto-languages into a Eurasiatic macrofamily, provisionally reserving the term Nostratic for the next level, where Eurasiatic is linked to the Afroasiatic (Semito-Hamitic) macrofamily as its closest relative. Since Eurasiatic has not become a common term thus far, in my paper I use the more usual designation of Nostratic as the name of the protolanguage that yielded IE, Altaic, Uralic, Kartvelian and Dravidian protolanguages. The genealogical tree of Nostratic (http://starling.rinet.ru/ images/globet.png), based on 35­word lists and certain morphological data, shows that the family diverged ca. 10–9 millenium B.C., i.e. in the Mesolithic or Early Neolithic period. 2) The traditional abbreviation IE refers to the Indo-Hittite protolanguage, whereas for the Narrow Indo-European protolanguage I use the term Narrow IE. The fundamental list of phonetic correspondences between the protolanguages that constitute Nostratic is adduced in Иллич-Свитыч ОСНЯ 1: 147 ff. and Dolgopolsky ND: 9 ff. Compared to Illič-Svityč, Dolgopolsky establishes a number of new correspondences, out of which the most important for us is the loss of Nostratic *z-phonemes in Indo-Hittite, i.e. Nostr. *z/ź/ž > IE * (or IE *H, using Dolgopolsky’s notation). Nostratic data are given in accordance with the Tower of Babel Project databases (unless otherwise mentioned). The following etymological databases were used: Nostratic — Nostret.dbf by S. Starostin (a compilation of Illič-Svityč’s publications and Dolgopolsky ND, plus a number of new comparisons; unfinished work); Indo-European — Piet.dbf by S. Nikolaev; Altaic — Altet.dbf (= EDAL with minor corrections); Uralic — Uralet.dbf (= Rédei UEW, plus a number of additions and corrections by various scholars; unfinished work); Kartvelian — Kartet.dbf by S. Starostin (a compilation of Климов ЭСКЯ and Klimov EDKL plus a number of additions); Dravidian — Dravet.dbf by G. Starostin.

154

Alexei Kassian

Anatolian data are given according to the main lexicographic sources — CHD, HEG, HED, EDHIL, Melchert CLL. These dictionaries are usually not mentioned in the entries. Datings of the cuneiform texts are given apud Konkordanz. Narrow IE forms are quoted from the standard dictionaries (LSJ for Ancient Greek; BR and Mayrhoffer EWA for Old Indian; OLD for Latin; and so on) without references. The list of proposed etymologies is divided into two sections: Reliable (regular phonetic correspondences and self-evident meaning shifts; No. 1– 41) and Dubious (phonetically irregular or semantically distant comparisons; No. 42–55). The entries have the following structure: Title of the entry: Anatolian data (Hittite forms are not specified). ◊ Virtual (Narrow) IE reconstruction, as can be established on the basis of Anatolian data.2 ≠ Disputable or improbable Narrow IE cognates of the Anatolian form. √ Proposed Nostratic cognates. → Comments & references.

A. Reliable 1. ayimpa­, aimpa­, impa- c. ‘weight, burden (literal and figurative)’, impai‘to be depressed’. From MS on. Vocalic alternation resembles Ablaut in the noun ayis (nom.-acc) ~ iss- (obl.) ‘mouth’ (to OInd. ās­, Lat. ōs ‘mouth’, etc.). ◊ IE **VmPo­. ≠ Cf. Grk. ἶπος ‘weight, press’ (Pi., etc.), aor. ἴψασθαι, fut. ἴψεται (Hom.+) ‘to bear down on, oppress’. Puhvel (HED A: 14) proposes borrowing from unknown source both in Hitt. and Grk. 2

*P — any IE labial (*p, *b, *bh); *T — any IE dental (*t, *d, *dh); *K — any IE non-labial

velar (*k/, *g/, *gh/h). *B — any IE voiced labial (*b, *bh); *D — any IE voiced dental (*d, *dh); *G — any IE voiced non-labial velar (*g/, *gh/h).

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

155

Hsch. ἰμφθείς · βλαφθείς, λωβηθείς, νυχθείς ‘oppressed, maltreated’ (if here) is an Asia Minor word. √ Alt. *ámbe ‘heavy, big’: Tung. *amba- ‘big; many; very’; Mong. *amban ‘big, large, heavy; minister, official’; Jpn. *m(p)- ‘heavy’; Kor. *m- ‘heavy’. ? Ural. *umpe ‘whole, complete’: Est. umb, umbes ‘ganz, durchaus, über und über’, Saam. obbâ, obâ, oabâ (N) ‘whole, in its entirety, all; only, rather, pretty’. Perhaps to be separated from the homonymous Uralic stem ‘closed; closed state’. → Consonant correspondences are regular; vocalic correspondences are unclear due to the ambiguity of the Hittite vocalism. See Nostret.dbf #1950 (Alt. + Ural.). 2. *alwanz(a)- ‘witchcraft, sorcery’ in derivates alwanz-adar ‘witchcraft, sorcery’, alwanz-essar ‘witchcraft, sorcery’, alwanz-ahh- ‘to bewitch’, etc. (from OS on). The suffix ­anza- is not etymologically clear, but attested in a number of Hitt. stems, see Kronasser EHS: 198 ff. ◊ IE **ol o- (~ a­). ≠ E. Rieken and I. Yakubovich (see Yakubovich // Kadmos 47 (2008): 17) connect it to Luwian *aliwanna/i- ‘inimical’ from Indo-Hittite *al o‘other’ (Lat. alius ‘other’, probably Lydian aλa ‘other’) with the Luw. suffix ­wanna/i­. Problematic both phonetically (immotivated loss of ­i- in Hittite) and semantically (shift ‘enemy’ > ‘witchcraft’ is unprovable). √ Alt. *zălVbi ‘sorcery, witchcraft; to investigate (by magic power)’: Tung. *silba- ‘to promise, warn, report’; Mong. *silbe­, *silmo ‘1 to behave indecently, glance around; 2 devil’; Turk. *jẹlbi- ‘sorcery, witchcraft’; Jpn. *sìrà(m)p- ‘1 to tune, adjust to rhythm, play rhythmical music; 2 to investigate’; Kor. *sj rb- ‘to be annoyed, vexed, sad’. → Correspondences are regular (Nostr. *z > IE ; Nostr. *-w- > Alt. ­b­). Differently and unlikely Dolgopolsky ND #2661 'sorcery, witchcraft': Alt. + IE *Hel- ‘to destroy’ + Afras. 3. anku adv. ‘fully, quite, really, absolutely, unconditionally’. From MS on. ◊ IE **onKu­, **onK- (~ an- ~ ­). √ Alt. *ŋo ‘right’: Tung. *āŋ(gi)- ‘right’; Mong. *eŋge- ‘1 South; 2 front (of cloth)’; Turk. *oŋ ‘1 right; 2 good, lucky; 3 West’.

156

Alexei Kassian

4. ekt­, ikt- c. ‘(catch­)net’, CLuw. akkat(i)- ‘hunting net’ (with the secondary anaptyxis, cf., e.g., Melchert AHP: 277). From MS on. ◊ IE **eKT­. ≠ Traditionally analyzed as a t-formation from IE * ēk- ‘to throw’ (Lat. iacīō ‘to throw’), but according to known Hitt. passages, ekt- / akkat(i)- was not a missile, but a hunting net. The connection to West Germ. *jagōn ‘to drive, chase, hunt’ (with highly hypothetical Narrow IE cognates: Proto-Toch. *yokai‘thirst, desire’, OInd. yáhu­, yahvá- ‘restless, swift, active’, see Pok.: 502, Adams DTB: 510) is not too apt either. First, a deverbal nomen instrumenti with the suffix ­t is not a normal morphological pattern; second, the loss of initial * - in Luwian is inexplicable. Cf. also the unclear OInd. form ákṣu ‘net’ (AV+) that can directly correspond to the Hitt. form if we suppose a consonant metathesis in Proto-Indo-Aryan or Proto-Anatolian (the so-called «Brugmann’s fricative»: Hitt. tk ~ OInd. kṣ). √ Ural. *śäktV ‘to plait (e.g., net)’; Alt. *zakti ‘cushion, mat’ (Tung. *sakta(n) ‘mat’; Turk. *jạŕtuk / *jạtŕuk ‘1 pillow; 2 to prop on a pillow’; Jpn. *sitnia ‘cushion’; Kor. *sàt ‘thin mat’; ? Kartv. *sḳw- ‘to tie (lace, etc.)’: Georg. sḳ(v)­, Megr. sḳ(u)­, sḳv­, sku­, skv­, Laz sḳv­, skv­, Svan le-sḳw-er ‘rope’. → Correspondences between IE—Ural.—Alt. are exact. Nostr. *ź > IE  is regular. See Nostret.dbf #1542 (Ural. + Alt. + Kartv.). 5. ektu­, iktu- c. ‘leg’. MH/NS. ◊ IE **eKTu- or *V KTu­. ≠ Traditionally to IE *e -gh- ‘go’ (Lit. eigà ‘a going’, Grk. οἴχομαι ‘to go off’, Toch. B yku ‘gone’) with an additional t-suffix. √ Alt. *z gtu ‘thigh, shank’: Tung. *sigdi-pu ‘metatarsus’; Mong. *seüǯi ‘hip, thigh’; Turk. *jo(g)ta ‘1 thigh, shank; 2 body, stature’. → Correspondences are exact. Nostr. *z > IE  is regular. Hittite stem was correctly etymologized in Dolgopolsky ND #2661 (Hitt. + Alt. + Afras.). On the other hand, Nostret.dbf #913 unites Alt. with IE *soKt-: Hitt. sagutta- ‘thigh, hip (vel sim.)’, OInd. sákthi n. (heteroclitic: obliques in ­n­) ‘thigh, thigh-bone’, Avest. haxti- ‘thigh’, maybe Slav. *stegno

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

157

‘thigh, ham’ if < *sedgn- < *setk-n- < *sekt- (see Nikolaev, Piet.dbf #3022 with incorrect IE reconstruction, without Hittite, but with a dubious Toch. B cognate). Apparently IE *soKt- contains the tsuffix (the same as, e.g., in *neK-t- ‘night’) and the starting IndoHittite root was *soK­.3 6. istam-ass-mi ‘to hear’, istam-ana-/istam-ina- ‘ear’ (from OS on), CLuw. tumm-ant- ‘ear’. ◊ IE **stom- (~ ­a­).4 Hitt. st- ~ CLuw. t- may points to IE “s-mobile”. CLuw. u < a probably under the influence of labial m. ≠ Traditionally united with Grk. στόμα(τ­) ‘mouth’ (further to Avest. staman- ‘maw’) as ‘an organ of perception’ that is semantically unsatisfactory (the same concerns ‘a hole in the head’ as an invariant meaning). √ Kartv. *śtVm- ‘ear’, based on Svan šdim, šṭim ‘ear’ and probably on *(s)a-(s)tum-al- or *(s)a-(s)tu-n-al- ‘head of the bed’5: Georg. sastumal- ‘head of the bed’, Megr. ortumel- ‘head of the bed’, Laz omtunal- [< ontumal-] ‘bearing log of the fire’ (Klimov EDKL: 175). Svan ­i- in šdim can be explained as paradigmatic levelling after the nominative form with i-assimilation *šdum-i > *šdüm- > šdim­. The retention of ST-onset in Georg. ­stumal- is unclear. Cf. also forms with ­n­, not ­m­, quoted in Климов ЭСКЯ: 170. Alternatively *(s)a-(s)tu-n-al- can go back to Kartv. *(ś)taw- ‘head’. → Anatolian root was correctly etymologized in Dolgopolsky ND #2133 *sVTimV ‘to hear’: Hitt. + Kartv. + Egypt. (sḏm ‘to hear’, if ḏ < *Ty??) and some other Afras. 7. yaya­hi ‘to expectorate (phlegm)’. Scarce attestation in medical NS texts. For the meaning of the term see Kassian forthcoming. ◊ IE ** o - (~ ­a­). √ Alt. *nji ‘pus; snot’: PTung. *ńā- ‘1 to rot; 2 pus’; PMong. *nij‘1 snot; 2 to blow nose’. 3

For which cf. Alt. *sajkV ‘knucklebone’: Tung. *sajKa ‘knucklebone’; Turk. *siaka

‘shin-bone’ 4

For Hittite orthographic iš-ta­, covering phonetic /st-/, see Kassian & Yakubovich 2002.

5

If < ‘pillow’; cf. Russian под-ушка ‘pillow’, lit. ‘under-ear’.

158

Alexei Kassian

Drav. *nej- ‘oil, ghee’: South *nej- ‘butter, ghee, oil, grease, fat, honey’; Telugu *nej- ‘ghee, oil’; Kolami-Gadba *nej ‘oil, ghee’; Gondi-Kui *nij ‘oil, ghee’. The primary anatomic meaning is preserved in the compound with *tōr- ‘to flow’ — Drav. *nej-tor ‘blood’: South *nej-tr; Telugu *nettur-; Kolami-Gadba *netur; Gondi-Kui *nej-tor; Brahui ditar. → Nostr. *ń- > IE * - ~ Alt. *n - ~ Drav. n- is regular. Cf. Nostret.dbf #1046 (Alt. + Drav. + dubious IE *la- ‘fat’ + phonetically unsatisfactory Kartv. *la w- ‘fig’). 8. haruwa- ‘road’, rare word (MH/NS), can be a Luwism. HLuw. harwa‘road’, harwa-ni- ‘to send, dispatch’. ◊ IE **Horu- (~ ­a­) or **H ­. If the Hitt. stem is a Luwian loan, then theoretically it can correspond to IE **HorK- (with *k/g/gh > ). √ Drav. *ār- (*-ḏ­) (South only: *ār­) ‘way, road, path’. Kartv. *xer- ‘to lead, to make way’: Georg. m-xer-v-al- ‘leading’, sa-xer-v-el- ‘rudder, steering oar’, Megr. xar- ‘to make way in the snow’, Laz xar- ‘step’. → Anatolian *h- ~ Kartv. *x- ~ Drav.  is regular. Drav. *r, however, points to the Nostratic front vowel in the second syllable. Cf. also a similar root in u-: Ural. *ura ‘way, path’, Drav. *vaṛ- ‘road’, *o-uŋk- ‘lane, path’ (Nostret.dbf #1205, plus Alt.). 9. kam(m)ars-mi ‘to defecate (said of human and animal)’, kammaraš-niya‘to befoul(?)’, kamars-uwant- c. ‘defecation’. From MS on. ◊ IE **Kom… (~ ­a­). ≠ Traditionally the Hitt. stem is analyzed as *kad-mar-s­, i.e. IE *hod(Grk. χέζω, OInd. hádati ‘to defecate’, etc.) + heteroclitic suffix ­mar, well-attested in Hitt. + additional s-suffix. This supposition is based on three facts: 1) double ­mm- pointing to an old cluster (*-Tm- or *-mn­); 2) direct morphological parallel in Toch. B kenmer ‘excrement’ (< *hod-mor) and 3) unique Luwoid form with the retained cluster: prs. 3 pl. katmarsitti. As a matter of fact, the doubled ­mm- is attested only twice (iter. 3 pl. imp. kammarseskiddu in LNS KUB 17.27 and suffixed stem k]ammarasniyattat in broken MS? KBo 38.188), the standard orthography is

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

√

159

­m- (from MS on). Furthermore, Toch. B kenmer does not exist (pit=kenmer is to be read pitke-enmer ‘spittle’ + ‘(a medical ingredient)’, see Adams DTB: 193). As for Luwoid katmarsitti, the translation ‘they defecate’ is quite improbable for the ritual context KUB 30.31 1–8; we must accept that the meaning of this word remains unknown, see CHD, Š: 47 (supported by Rieken // HS 116 (2003): 308). Postulation of the Anatolian root *kam- ‘dung’ is therefore plausible; the second element of the Hitt. stem (­ars­) is not clear, it can be a double-suffixal formation (e.g., heteroclitic ­ar and denominative ­s- as in istam-a(­)ss- ‘to hear’). In any case, Puhvel’s suppositions about compound {kad-mar} + verbs sai-/siya- ‘to press’ or suwai- ‘to fill’ seem improbable. Alt. *kamo ‘dung, faeces’: Tung. *[x]amū- ‘1 faeces, dung; 2 to defecate; 3 snuff, thief (in a pipe)’; Mong. *komu- ‘horse dung’; Turk. *Kom- ‘1 horse dung; 2 sheep dung balls; 3 round, spheroid’.

10. kappuwai-mi ‘to count, tally, calculate; to take into account’ (from OS on). The Hitt. verb is a transparent denominative formation from an unattested u­stem *kappu­. The meaning ‘to tally’ is primary, since the semantic shift ‘to tally’ > ‘to take into account, etc.’ is well attested in the world languages, but probably not vice versa. ◊ IE **Kopu- (~ ­a­). ≠ Similarity with Lat. com-putāre ‘to calculate’ (cf. putāre ‘to make clean or tidy, prune’, probably from paviō ‘to thump, pound’) provokes some Indo-Europeanists to invest in risky etymological theories: Hitt. kappuwai- is analyzed as the Hitt. verb puwai- ‘to pound, grind (a medical ingredient)’ (can be a Luwian loan; a cognate of Lat. paviō) with non-existent Anatolian adverbs/preverbs *kam- or *kat­. However, it is clear that Lat. com-putāre is derived not from the terminus technicus putāre ‘to prune, cut back (trees, bushes); to scour (wool), etc.’, but from the homonymous putāre ‘to think, suppose; to consider, regard’ (with the cross-linguistically well attested meaning shift ‘to think’ > ‘to calculate’); therefore, the Hitt. verb puwai- ‘to grind’ as a hypothetical base of kappuwai- is out of play.6 6

Inner Hittite formal difficulties are hardly easier to overcome. The assumed compound

*kam-puwai- should be ruled out with certainty, since there are no adverbial counterparts of

160

Alexei Kassian

Alternatively Nikolaev (Piet.dbf #1629) connects kappuwai- to Slav. *zob-/žeb- [Rus. заб-ота ‘concern (for); care (for)’, etc.], Balt. *geb[Lith. gebti ‘pflegen, gewohnt sein, vermögen’, gebùs ‘fleissig, begabt’], Germ. *kōpjan- ‘to stare, to gape; to observe’ [Orel HGE: 219], *kapēn- [OHG kapfēn ‘schauen, spähen’; Köbler GWb s.v. *kapp-]. This comparison is phonetically unsatisfactory, since Hitt. points to IE *-p­, BSlav. — to IE *-bh­, Germ. — to IE *­b­. √ Alt. *kèpù ‘price; to transform(?)’: Mong. *kubil- ‘to transform, take another form’ [if here!]; Turk. *Kẹbi-ĺč- ‘1 a gift of food to someone who comes to stack the crop after the fields are clear; 2 harvest tax in favour of the poor or the clergy; 3 debt’; Jpn. *kupua- ‘profit’; Kor. *káps ‘price’. Drav. *kap- ‘tribute’: South *kap-am ‘tribute’, Telugu *kapp- ‘tribute, tax, subsidy’. → Correspondences are regular. Apparently we deal with the Nostratic nominal stem *ḳVpu ‘number’ or ‘count’ with natural meaning shifts to ‘price’ (Alt.) and ‘tribute’ (Drav.). Altaic verbal stem *kápa ‘to buy, pay back’ [Tung. *xab- ‘1 to buy; 2 to complain, start a lawsuit’; Jpn. *káp- ‘to buy, (ex)change’; Kor. *kàph1- ‘to compensate, pay back’] cannot be separated from this cluster (semantic shift ‘count’ > ‘recount’ > ‘pay’ is the same as, e.g., in OHG zalōn ‘to count’ > NHG zahlen). Cf. also extremely dubious IE *ka()p- ‘merchant’: Grk. κάπηλος [ᾰ] (Hdt., Plato, etc.) ‘retail-dealer, huckster, tavern-keeper’, Lat. caupō / cōpō, ­ōnis (Plautus, Horatius, etc.) ‘shop-keeper, tavern-keeper’, cōpa f. ‘woman who provides entertainment in taverns’. Seems to be a Wanderwort of unclear nature with irregular phonetic correspondences. See Nostret.dbf #1032 (Alt. + Drav. + dubious IE ‘merchant’).

IE *om- ‘with’ in Anatolian languages, not to mention that the cluster ­mP- is retained in Hittite. As for the proposed *kat-puwai­, the adverbs katta and katti ‘down, above’ (= Grk. κάτα, κατά) are already known from the most ancient Hittite texts, but the variant kat- is unattested elsewhere, leaving the compound *kat-puwai- without any reliable parallels within the Hittite morphological system (the simplification *­TP- > ­PP- in Proto-Hittite is also a mere guess without proof; synchronically TP-clusters were possible at least in borrowed words, cf. such divine names as katpazzizzi, putpar and toponyms kutpina, hutpa, kutpa).

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

161

11. karuss-iya-mi ‘to be/fall silent; to keep quiet (about)’. From MS on. ◊ IE **Kor… (~ ­ar- ~ ­­). ≠ Traditionally united with Hitt. kariya- ‘to stop, pause (intr.)’: semantically possible, but the morphological pattern of derivation is quite unclear. Eichner’s comparison with Balto-Slav.-Germ. onomatopoeic root *(s)kre st- (Germ. *kreustanan ‘to gnash teeth’, Latv. skraustêt ‘to crackle’, Slav. *xrustěti ‘to crackle’) is improbable. √ Kartv. *urs- ‘to be silent, become silent’: Georg. 3urs­, Megr. 'urs­. → Correctly etymologized in Dolgopolsky ND #1942 (Hitt. + Kartv. + Afras.). 12. kasa ‘look here, lo, behold’ (see Hoffner & Melchert: 323 f. for the nuances of the English translation). From OS on. Hitt. kasa can be a fossilized imv. 3 sg. from an unattested verbal hi-stem. ◊ IE **Kos- (~ ­a­). ≠ Traditionally kasa is derived from the pronominal stem *ka- ‘this’ (< IE *5e/o/i­) after an unclear morphological pattern. √ Ural. *kaće ‘to see, look, notice’. → Correspondences are regular. Further cf. probably Alt. *káče ‘wish, intent’ (so Nostret.dbf #1706: Ural. + Alt.). 13. kist­, kest- ‘to be extinguished, die out’, causative kis(ta)nu­. Palaic kist‘id.’. From OS on. ◊ IE **KV st- or **Kest- (~ ­zd­). ≠ Traditionally to IE *gwes-: OInd. jásate ‘to be exhausted’, Rus. гаснуть, etc. Hittite, however, must show ku- for IE *g­, whereas t-suffixation is unlikely for this primary verbal stem. Further cf. Hitt. kast- (in derivates: kist­) ‘hunger’ and Toch. A kaṣt, B kest ‘hunger, famine’. √ Alt. *kíǯV ‘to lose, disappear’: Tung. *kiǯ- ‘to lose’; Jpn. *kíjá- ‘to disappear, be extinguished’. → Note Alt. *-ǯ- ~ Anatolian *-st­. Also cf. Drav. *kˆeḍ- ‘to perish’ and (tentatively proposed in Nostret.dbf #1945) Ural. *käčke ‘to hide’. 14. kudur n. r-st. ‘leg/shank (of animal: beef, lamb etc.)’, only? in “culinary” contexts. From OH/NS on.

162

Alexei Kassian

IE **KuD­, **KV D- or **KVD­. Morphological analysis kud-ur is plausible. ≠ M. Poetto (supported by HED) adduces a parallel with ONorse kvett ‘meat’, Icel. kvetti ‘Fleischstück vom Wal’ (de Vries ANEW: 337), possibly a t-formation from the highly unclear Germ. root *kut- ‘to cut’, violating IE phonotactics (i.e. ‘meat’ as ‘cut off’): Faroese kvetta ‘hastig abschneiden’, Swed. and Icel. kuta ‘to cut with a knife’, Swed. kuta, Icel. kuti ‘knife’, MEng. cutten ‘to cut’ (North Germ. loan?). On the other hand, ON kvett is very similar to ON kjǫt ‘meat’; the former originates from some virtual IE stem like *ged o (violating IE phonotactics), and kvett may go back to the same Germ. stem with -metathesis. Cf. also inherited OFrench couteau ‘knife’ (source of borrowing?). Thus the (North) Germanic root ‘to cut’ remains problematic; it can hardly reflect Proto-IE in view of the Germ. sequence *k-t, and the semantic shift ‘to cut’ > ‘meat’ > ‘animal leg’ requires typological evidence as well.7 √ Drav. *kuḏuŋ- ‘thigh’ (South *kUr-aŋ- ‘thigh’, Telugu *kuruv- ‘thigh’, Kolami-Gadba *kuḏg- ‘thigh’, Gondi-Kui *kuḏg- ‘thigh’, North *qosg-ā ‘thigh’). → Correspondences are regular. Further cf. the well-known Nostr. root ḳudV- ‘tail’ (Nostret.dbf #595): IE (Lat.) *kaud­, Alt. *kúdo(rgV), Kartv. *ḳwad­, maybe Ural. *kuttV ‘back’. ◊

15. kuwattar / kuttar n. r/n-st. (obl.: kuttan­) ‘nape of the neck, scruff, top of shoulders; mainstay, support’ (from OS on), kuttan-iya- ‘herrisch behandeln’ (MS), kuttan-alli ‘necklace’ (NS). Puhvel (HED) translates kuttar in the entry title as ‘strength, force, power’, but in the quoted passages gives the correct translation ‘mainstay’. Derived verb kuttan-iyameans something like ‘herrisch behandeln’ (rather than ‘to exert power’ as per Puhvel).8 Anatomical semantics is apparently primary. ◊ IE **Kot- or *K ot-- (~ ­a­). 7

Lat. carn- ‘meat’, quoted in HED, goes back to IE *kar n- ‘meat’ (Germ. *xarun-d-a-n

‘skin, body, flesh’), its connection with IE *(s)ker - ‘to cut’ is hypothetical (derivation from IE *(s)ker - ‘bark, skin’ is more probable in any case). 8

Semantic shift resembles @r<[o-hveq. (Exodus 33:3) ‘σκληρο-τράχηλος, stiff-necked’, etc.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

163

≠

Puhvel, departing from the meaning ‘power’, connects this to IE *5e -/ *5 ā- ‘schwellen’ (Pok.: 592 ff.), cf. especially OInd. (RV) śvā-trá‘strong; strength’. Morphological issues, however, are not any less problematic than semantic ones, since the well-attested Hittite abstract heteroclitic suffix ­adar has voiced ­d­, not voiceless ­tt- and oblique form in ­nn- (< *-dn­), not ­ttan­. Thus kuwattar / kuttar must be treated as a primary heteroclitic stem: kuwatt-ar. An interesting parallel is Lat. guttur ‘throat’ (certainly not inherited < Italic). √ Drav. *kut- ‘1 throat; 2 neck’ (South *kut- ‘neck, throat’; Telugu *kut-ik‘throat’; Gondi-Kui *kut- ‘neck, throat’). → Correspondences are regular. Semantic shift ‘neck’ > ‘nape of the neck’ is possible, but probably not vice versa. Further cf. ‘stomach’ in Nostret.dbf #1311: IE *gʷet- ‘stomach, abdomen, womb’ (Toch., Germ., dubious Lat.), Alt. *godV ‘belly, stomach’, Ural. *kütV ‘middle, inside, interval’. However, the semantic shift ‘throat’ > ‘stomach’ or vice versa requires typological evidence. 16. le ‘don’t (prohibitive, strong negative, usually expressing wish or command)’. Hitt. le is translated as Akkad. la; opposed to Hitt. natta ‘not (negative of assertion)’ = Akkad. ul. ◊ IE **le or *lV . ≠ Connection with IE *ne or *mē is phonetically impossible. For want of better ideas, some scholars assume that le originated from IndoHittite *ne via “nasal dissimilation” in the construction ne=man > le=man (‘don’t’ + optative particle ­man), after which le spread into other syntactical positions — highly unlikely, since, according to known Hittite texts, le=man is not at all a predominating construction with le (see CHD L–N); also, “nasal dissimilation” is only a very occasional phonetic phenomenon in Hittite.9 9

Katz 2005, in an attempt to confirm his original etymological solution for Hitt.

lahhanza, claims that the dissimilative process *n—N > l—N was regular in Proto-Hittite. Besides le ‘don’t’, he adduces three further examples that show Hitt. l instead of expected n: 1) lah(h)anza ‘a k. of duck’ ~ suffixal formation from IE *snā- [*sneH-] ‘to swim, to wash oneself’, with unexpected “s-mobile”, i.e. ‘duck’ as ‘swimming’; 2) laman ‘name’ ~ IE *nōm ‘name’; 3) lammar, gen. lamnas ‘a small unit of time, moment; instantly, immediately’ ~ Lat.

164

Alexei Kassian

√

Ural. *älä / *ala ‘don’t (prohibitive)’. Drav. *al- ‘negative morpheme (negative of assertion)’. → See Dolgopolsky ND #22, #1342 and Nostret.dbf #1193. Well-known comparison, accepted even by some Indo-Europeanists. Further to Sem. *ʔal ‘don’t; not’ and Sem. *lā/laʔ ‘don’t; not’ (see Dolgopolsky with Cushitic data). The primary shape was probably *la (Sem., Hitt.), extended by *a- (Drav., Ural.), and then by * - (Sem., Ural., Alt.).

17. mai-/miya-hi ‘to grow, ripen (act.); to be born (med.)’ (well-attested from OS on), may-ant- ‘adult; young male; mighty male’, and other derivates. Palaic may-ant- ‘adult male’. HLuw. *may- ‘to grow’ in derivates. ◊ IE **mō( )- or **mā( )­. ≠ Hardly to IE *mē( )- ‘to measure’ because of semantic difficulties. Lat. mātūrus ‘ripe (of fruit); fully grown, adult (of person); having gone full term, fully developed (of foetus)’ should be considered a hidden cognate, since its meaning exactly matches Hitt. verb. √ Drav. *mā(j)- ‘great’: South *mā- ‘great, big’, Gondi-Kui *māj- ‘big’. 18. miyu-/meyu- ‘4, four’, CLuw. mawa- ‘4, four’. From MS on. ◊ IE **me u­. nŭmerus ‘number’. Puhvel (HED L: 50) adds a fourth case: 4) lam- ‘to be mixed together’ (if the reading is correct!) ~ IE *nem- ‘zuteilen; nehmen’ (Pok.: 763 f.). Two of these etymologies (lah(h)anza and lam­) are rather weak and, therefore, cannot prove any unconventional phonetic laws. The comparison laman ~ *nōm is indisputable, but related forms in other Nostratic branches show the same l/n-alternation (Alt. *ĺmo(ŋa) ‘name; spell, divination’ and Ural. *lime ‘name’ alongside the variant *nime), therefore, an equivalent solution would be to assume Indo-Hittite *lōm, assimilating to *nōm in Narrow IE (as well as some Uralic branches). As for lammar, this stem is derived from an Anatolian root like *lam- or *laT- (cf. doubled ­mm­) with the heteroclitic suffix ­mar; root (!) connection to Lat. nŭmerus is indeed plausible, therefore, occasional nasal dissimilation n-m > l-m can be accepted for this Hitt. stem. Of course, Hittite has a great number of stems and morphemes where the sequence n—N is retained, both inherited and borrowed. E.g., namma ‘then’, nekna- ‘brother’, causative infix ­nin­, prt. 1 sg. ending ­nun, and so forth. For each of these “exceptions” Katz equilibristically proposes individual rules that prevent the words from following his dissimilative law. I suppose that there is no additional need to discuss the faultiness of this methodological approach.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

165

√

Alt. *móju ‘all (totus), whole’: Tung. *muja- ‘whole, all (totus)’, Jap. *múina ‘all (totus), all (omnis)’, Kor. *măin ‘most, extremely, very’. → Nostratic counting systems consisted of three members: “1, 2, >2/several/many”. Indo-Hittite expanded it to “1, 2, 3, >3/several/many”. For the next newly formed numeral, *meyu- ‘4’, Anatolian used the Nostratic stem that yielded Proto-Altaic *móju ‘all (totus)’. For details and typological discussion see Kassian 2009. Correspondences are regular (except for the secondary Indo-Hittite *o/e apophony). 19. nega­, niga- c. ‘sister’ (from OH/MS on), nek-na- c. ‘brother’ (OS hapax?). Also in compounds, e.g., pappa-nega- ‘fraternal sister’, etc. The element ­niga is also encountered in a number of Cappadocian female names. Cf. also Lallworts with the shape NANA: CLuw. nani(ya)- (adj.) ‘of a brother’, HLuw. nana-sri- ‘sister’ (+ sri ‘woman’), Lyc. A nẽne/i- ‘brother’, which theoretically can originate from the same Anat. *neG-na- ‘brother’. ◊ IE **neGo- or **nV Go­. ≠ G. Neumann (supported by HED) compares nekna- ‘brother’ with Ogham ini-gena, OIrish in-gen ‘daughter; girl’, Grk. ἔγ-γονος ‘grandson; descendant’, ἐγ-γόνη ‘grand-daughter’, literally ‘inborn’ (IE *en(i) + *en­). This folk etymology does not explain the morphology of Hitt. nekna- ‘brother’, not to mention the fact that the internal Hittite analysis points to nega- ‘sister’ as a basic stem, while nekna- is a secondary suffixal formation.10 √ Drav. *nāg- ‘(young) female’: (South *nāg- ‘young female’, Telugu *nāg- ‘damsel’, Kolami-Gadba *Nāg-v- ‘female pig’). → Drav. *-g- points to IE *-gh­. Correctly etymologized in Dolgopolsky ND #1538a (Hitt. + Drav. + Afras.). 10

Cf., e.g., pes(e)na- ‘man’ : IE pes- ‘penis’; isna- ‘dough’ (MS, later issana-/essana­) : IE

*es- (OHG jes-an ‘to ferment’), etc. For the infrequent derivation ‘sister’ > ‘brother’ cf., e.g., Proto-Turkic *siŋil ‘younger sister’ (in a number of languages: OTurk. siŋil, Karakh. siŋil, Turkm. siŋli, etc.), but in two languages with the *m-suffix: Chulym Shor siŋn-im ‘younger brother’, Chuvash šъll-ъm ‘younger brother’ (EDAL: 1224 f.).

166

Alexei Kassian

Cf. Alt. *nekV ‘friend, younger relative’, although the correspondence Alt. *-k῾- vs. Drav. ­g­, IE *-g-/-gh- seems irregular (as a separate root in Dolgopolsky ND #1546: Alt. + Afras. + dubious IE). Cf. also Alt. *ńṑgè ‘son-in-law, nephew’. To be separated from Alt. *nŋu ‘female relative (sister or brother’s wife)’ ~ Ural. *ńiŋV ‘female’ ~ IE *enH-ter- / *H-ter- ‘die Frau des Bruders des Gatten’ ~ Drav. *nānḏ- ‘female relative’. 20. nink-mi ‘to soak up, be saturated; to get drunk’ (from OS? and MS on), causative ninka-nu- ‘to soak, drench; to make drunk’. ◊ IE **nenK- (~ ­i- ~ ­V ­). ≠ Apparently not to Hitt. ninink- (*nik- with nin-infix) ‘to set in motion’, Lith. su-nìkti, su-ninkù ‘to go at, assail, apply oneself to’, Slav. *-niknǫti, as per Puhvel, who assumes the “alcoholic” meaning to be primary(!). √ Drav. *ninḏ- ‘to be full’: South *nIṟ-ai­, *ninṟ- ‘to be full’, Telugu *neṟ/*ninḍ- ‘to become full, be fulfilled or accomplished’, KolamiGadba *ninḍ- (*-nḏ­) ‘to be full’, Gondi-Kui *ninḏ- ‘to be filled’, North *nind- ‘to fill’. → Drav. cluster *-nḏ- seems to be one of the possible reflexes of Nostr. *nK- (*-ŋ­), cf. the well-known comparison: Alt. *nŋu ‘female relative (sister or brother’s wife)’ ~ Ural. *ńiŋV ‘female’ ~ IE *enHter- ‘die Frau des Bruders des Gatten’ ~ Drav. *nānḏ- ‘female relative’.11 Also cf. forms without the nasal: Alt. *nìké ‘to become sour, ripen’: Tung. *ńeK- ~ *niK- ‘to rot, become sour (of food)’; Mong. *negsi‘to rot, become sour’; Jpn. *nìnkà- ‘bitter, sour’; Kor. *nìk- ‘to be boiled, ripen’. The Altaic root matches Hitt. and Drav. data semantically, but loss of nasality is unmotivated. 21. pak-nu-mi ‘to defame, slander, denounce’. Rare verb, OH/NS. Clear causative in ­nu- with a-grade. ◊ IE **PeK- (~ ­o- ~ ­a­).

11

Further Alt. *ńéŋńi ‘East or South (wind), warm season’ ~ Drav. *ńēinḏ- ‘day’

(Nostret.dbf #1054).

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

167

√

Alt. *peka ‘to be confused, embarrassed’: Tung. *peku- ‘to be confused, annoyed, to feel shy’; Mong. *bakar-da- ‘to be anxious, confused’. → Correspondences are regular. 22. palwa- c. ‘vesicle, water blister’ or rather ‘watery fluid of blister’. Known from NH lexical list, matching Akkad. bubuOtu ‘vesicle, water blister’12. Since the vocabulary allots palwas together with eshar ‘blood’ and manis ‘pus’ in a separate lexical section (bodily fluids?), it seems that palwa- means ‘watery or serous fluid of blister’ rather than ‘water blister’ itself. ◊ IE **Pol o- (~ ­a­). ≠ Possibly, but not obligatory to Lat. palūd- ‘bog, pool’, OInd. palvalá‘pool’. Cf. also Puhvel’s construction (HED M: 196), based on the incorrect reading mu-wa- (instead of pal-wa­) and the incorrect meaning ‘sperm’. √ Alt. *bùjlu (~ ­i) ‘blood’: Tung. *boldu- ‘pulse’; Mong. *bülüŋ ‘blood clot’; Kor. *píh ‘blood’ → Correspondences are regular. The diphthong is simplified in IndoHittite according to general phonotactical rules (*o l > *ol ). 23. pankur n. r/n-st. ‘udder, teat’. Hitt. pank-ur designates an external body part of a mammal; according to known contexts, translation ‘udder, teat’ seems to be the only sensible variant. Secondary meaning ‘milk’ or ‘foremilk’ is also very plausible for some ritual passages. ◊ IE **PonK- (~ ­an- ~ ­­). ≠ Certainly to be separated from the homographic pankur ‘group of related animals or persons; clan’. √ Ural. *poŋe(­sV) ‘breast, bosom’. → Correspondences are regular. Further cf. Alt. *pòme ‘breast, part of breast’ and Drav. *pom- ‘to embrace’ (Nostret.dbf #1068). 24. puss-mi ‘to be (partly) eclipsed’. The verb describes an unfavorable astronomic omen, related to the position of the sun and the moon (“the king will die”, “the land will become small”, etc.). The only reasonable 12

For the meaning of Akkad. bubutu ‘vesicle with clear fluid, water blister’ (as opposed

to blister with opaque pus) see now Scurlock & Andersen: 222 ff., 719 fn. 58.

168

Alexei Kassian

translation is ‘to be (partially) eclipsed’, despite the fact that more commonly the idea of eclipse is expressed by the verb ‘to die’. ◊ IE **Pus­, **PV s- or **P Vs­. ≠ Traditionally to IE *pa - ‘small’ with s-extension. √ Alt. *bùsí (~ p­) ‘to hide (intr.)’: Turk. *bus- ‘to hide (intr.), lay an ambush’; Jpn. *pìs-ka ‘hidden, secret’; Kor. *psk1- ‘to extinguish, go out (of fire)’. → Correspondences are regular. Cf. semantically very doubtful Ural. *pise ‘to remain, be stuck’ (proposed in Nostret.dbf #1502). 25. sarhuwant- c. ‘internal organs, intestines, womb; foetus’. From OS on. Morphologically can be analyzed as sarhu-ant- or sarh-want­. ◊ IE **sorH - (~ ­ar- ~ ­­). ≠ Cf. Arm. argand ‘venter, uterus’ (< IE *sHwt?? or rather a loan) and Toch. AB sāry ‘Samen’. Cf. also Grk. ὀρύα (name of a play of Epicharmus), ὀρoύα (Hsch.) ‘sausage’, hardly inherited. √ Kartv. *ar w- ‘sinew’: Georg. ʒarv­, Megrel ǯerw­, Svan ǯärw. → A good 4­consonant stem with regular phonetic correspondences (for Kart. alternatively and not likely cf. Dolgopolsky ND #2802 with doubtful Ural. and Afras. cognates). The meaning shift ‘gut’ < > ‘intestines’ is trivial. The semantic development ‘sinew’ < > ‘gut’ is more interesting; it can be illustrated, e.g., by Semitic data: Harari wWtär ‘nerve, vein, gut, sinew’ from Semitic *wat(a)r- ‘tendon’ (SED 1: #290); in the contrary direction: Ugar. ksl ‘lomo, espalda; tendón, nervio; lado, sector’ from Semitic *kVs(V)l- ‘(area between) loins and genitals’ (SED 1: #111). 26. sasa- c. ‘(a wild member of the goat family)’, ‘antelope (vel sim.)’. From OH/MS on. ◊ IE **soso- (~ ­a-o­). ≠ Certainly not to OInd. śaśá- ‘hase’ < IE *5aso- ‘grey’. √ Alt. *sési ‘deer, wild animal’: Tung. *sesi-n ‘herd (of deer, wild animals)’; Turk. *sạs-na­ ‘pig’ (??); Jpn. *sisi ‘deer’; Kor. *sàsắm ‘deer’. Ural. *ćačV ‘herd’ → Correspondences are regular. Nostret.dbf #1682 (Alt. + Ural.)

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

169

27. sēr adv./preverb/postpos. ‘above, over’, adv./prev./postpos. sarā ‘up, upwards; above, on top’. From OS on. CLuw. sarra ‘(up)on; thereon’, sarri ‘above; up’. Internal reconstruction points to Anatolian nominal consonantal stem *ser ‘top’ with e/ Ablaut (ser is nominative or “suffix-less locative”, sara is fossilized allative, sarri is locative). ◊ IE **ser, **sr-/sъr­. ≠ Comparison with Grk. ῥίον [ῐ] ‘any jutting part of a mountain, whether upwards or forwards: peak, headland’ (both meanings from Hom. on) is possible, if ‘peak’ is the primary meaning. Attempts to separate Grk. ῥίον into two lexemes — ‘peak’ and ‘headland’ — with different etymologies are not plausible. √ Alt. *sira (~ ­u) ‘hill, high mountain’: Tung. *sirk- ‘1 a small hillock; 2 cape’; Mong. *siru- / *siro- ‘1 rock, cliff; 2 high mountain’; Turk. *sYrt ‘1 back, spine (of animal); 2 tableland, mountain ridge’. ? Ural. *śarma ‘hole in tent roof’, very dubious. More promising is the comparison with Mordvinian forms: E seŕ(e), M śeŕ ‘Höhe; Wuchs, Statur’, E seŕej, seŕev, seŕeŋ, särij, M śeŕi ‘hoch, tief’ (Rédei UEW: 761). Kartv. *ser- ‘hill’: Georg. ser- ‘hill’ (Чубинашвили), Laz sirt- ‘hill’ (Климов—Халилов), not included in Klimov EDKL. → Correspondences are regular. Correctly etymologized in Dolgopolsky ND #2104a (IE + Ural. *śarma + Kartv. + Afras.) and Nostret.dbf #1555 (IE + Alt. + Ural. *śarma? + Kartv.). 28. sissur n. r-st. ‘irrigation’ (from OH/NS on), denominative sissur-iya- ‘to supply with water, irrigate’ (from MS on; a secondary root variant is found in the iterative form with ­sk-: sissiur-i-ske­). Morphological analysis siss-ur is plausible (+ deverbal suffix ­ur). ◊ IE **sV s- or **ses­. ≠ Traditionally analyzed as a reduplication (si/e-sur­) of the root sur­, further to IE *sur-/so r- ‘sour’ — perhaps possible morphologically, but not very convincing semantically. Other proposed connections (IE *se - ‘tröpfeln’ [Pok.: 889] or IE *seso-/*sas o- ‘Feldfrucht’ [Pok.: 880]) are also vague, either phonetically or semantically. √ Ural. *śäčä ‘flood, high water level in lakes/rivers’ (Finno-Ugric): Saam. čacce ­āʒ- ‘water; level of water in a river or lake’, Khanty seč ‘Steigen, Zunahme des Wassers, Überschwemmung’.

170

Alexei Kassian

→ Correspondences are regular. Cf. Dolgopolsky ND #2016 *Saču/*śäču ‘to scatter, spread about, pour’: Afras. + Alt. *šéčo ‘to scatter, pour out’ + Ural. (Ob.-Ug.) *čačV- ‘to pour out, sweep’ or *śäčä ‘flood’ + IE (incorrect Hitt. ‘to filter; sieve’). In all likelihood, these are several different roots. In any case it is clear that Hitt. sies(s)ar-iya- ‘to filter, strain’, sesar-ul ‘sieve’, quoted by Dolgopolsky, are derived from the unattested noun *sie-ssar ‘sifting’, with the latter going back to IE *sē - ‘to sift’ with the well-known Hittite abstract suffix ­ssar. 29. siwi- ‘sour’ (said of bread). A hapax legomenon in OS, matching Akkad. emṣu ‘sour’ in the corresponding source. ◊ IE **se i­, **si i- or **sV i­. √ Alt. *sìbi ‘bitter, bitter plant’: Tung. *sipa (~ ­b­) ‘garlic’; Mong. *sibag ‘Artemisia, wormwood’; Turk. *sibüt ‘dill, coriander’; Jpn. *sìmpù- / *sìpZ- ‘1 astringent, tart; 2 salt’; Kor. *ps1- ‘1 liver / gall-bladder, gall; 2 bitter’. Ural. *šOwV ‘to sour’ or *čawV ‘sour; to become sour’ Kartv.: Georg. m-žav-e ‘sour’ (Климов—Халилов: 318). → Correspondences are regular (except for, perhaps, the vocalism of Ural. and Kartv. forms). Correctly etymologized in Dolgopolsky ND #2788 (Kartv. + Hitt. + Alt. + dubious Afras.). Cf. Nostratic stems with final ­r and similar meaning: Alt. *čobeŕV ‘salt; bitter, acid’, Alt. *sre ‘sour, acid, stinking’, IE *sūr- ‘sour; raw; damp’ (also IE *sour- ‘wet, damp’), Drav. *suvar ‘salt, brackishness; salty’, Kartv. *"ar- ‘bitter’. Cf. Nostret.dbf #662. 30. ­t, ending of the instrumental case.13 Most likely, initially athematic, in the later texts with i-anaptyxis: ­it. In the New Hittite epoch super13

Based on the intervocalic spelling with a single, not doubled consonant (e.g., OS KBo

17.17+ IV 12' g)]i-nu-ta-at-kán, i.e. ginut=at=kan ‘(let him take) it by the knee(s)’, and passim in this text; OS HT 95 5' ku-un-ni-ta, i.e. kunnit=a ‘but by right (…)’; etc.), one could assert that this ending goes back to Indo-Hittite *d or *dh rather than *t. As a matter of fact, there is some evidence that in Hittite the final position was that of neutralization, in which all obstruent consonants became voiced. Cf. pa-i-ta-aš (OH/NS KUB 28.4 obv. 11b, 22b), pa-a-i-ta-aš

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

171

ceded by the ablative ending ­(a)z; completely lost in Luwian and other branches of Anatolian. ◊ IE **-T. ≠ It is rather unclear whether we should merge this instrumental morpheme with the Indo-Hittite ablative ending *-d.14 √ Drav. *-(a)ṭ, marker of the instrumental case in the Kolami-Gadba branch (Kolami ­aḍ, Parji ­oḍ < *­aṭ, Salur Gadba ­āṭ) and Brahui (­aṭ); see Андронов: 144, 148–149, Zvelebil Sketch: 19, 32. The instrumental ending *-(a)ṭ must be kept apart from the sociative (comitative) markers of the shape ­oṭV or ­oḍV (Zvelebil Sketch: 33), which originate from the root *oḍ- (South *oḍ- ‘together with’, Telugu *oḍ- ‘to consent, agree’); the ṭ~ḍ variation in the sociative morphemes seems be the result of a late contamination with the instrumental *-(a)ṭ. Kartv. *-(i)t, ending of the instrumental case (Georg., Megr., Laz). → A Nostratic origin for the Hitt. ending was proposed already by Korolev (Королев ХЛЯ: 20). See further Dolgopolsky ND #2651, bringing together grammatical suffixes and prepositional/postpositional auxiliary words (very dubious Alt.: Tung. instrumental ending should be reconstructed as *-ǯi, further see EDAL: 221). 31. tagi- ‘another, foreign; alien(?)’. From OS on. ◊ IE **ToGi- (~ ­a­). ≠ Traditionally as ta- (Hitt. ta- ‘2, two’ or IE *to- ‘that’) with the suffix ­gi­, but such a suffix is unknown to the Hittite morphological system. (pre-NH/LNS KUB 24.8 i 29) vs. more rare pa-it-t[(a-aš)] (OH/NS KUB 28.5 obv. 15b) = prt. 3 sg. pait=as ‘he went’, where the ending ­t corresponds to IE 3 sg. *­t of the so-called “secondary series”. The situation closely resembles Hurrian, where voicing of final obstruents is established based on Ugaritic alphabetical texts. Kimball (HHP: 302) claims that the final stops became devoiced in Hittite, but her sparse examples are not very convincing, since in all these cases we may be dealing with the gemination-causing enclitic ­ya ‘and’. Unfortunately, Hittite forms in Ugaritic and Egyptian texts (see Patri 2009) do not provide any help in solving this phonetic question. 14

= Hitt. morpheme ­ed(a)- in the ablative forms of personal pronouns: amm-eda-z ‘from

me’, tu-eda-z ‘from thee’, anz-eda-z ‘from us’, sum(m)-eda-z ‘from you’. In Narrow IE: OInd. ­āt, Avest. ­āṯ, ­āδa, Lat. ­ēd, ­ōd, Osc. ­úd (Oscan data show that the consonant was *d, not *dh, and certainly not *t).

172

Alexei Kassian

Alt. *dằgì ‘enemy, alien’: Tung. *dagu-r ‘1 friend; 2 Daghur; 3 allied kin’; Mong. *dajin ‘war; enemy’; Turk. *jagY ‘enemy, war’; Jpn. *(d)ìkùsà ‘warrior, war’; Kor. *tōi ‘barbarian’. → Correspondences are regular. Alt. *-g- points to IE *-gh­. √

32. CLuw. tapp-ani- c. ‘hair’. From MS? on. ◊ IE **Top- (~ ­e- ~ ­a­). √ Alt. *tĕpá ‘tuft (of hair)’: Tung. *teb- ‘1 rags; 2 tail on shaman’s belt’; Mong. *tab, *tebeg ‘1 tuft of hair attached to a metal ring (for play); shuttlecock; 2 long hair on back of head’; Turk. *tepö (­ü) ‘hill, top; top of head’ [if here]; Jpn. *tampua ‘knot of hair on back of head’; Kor. *tapar ‘bundle, bunch’. → Correspondences are regular. 33. tabus n. s-st. ‘rib; body side; side’; case forms are used as locative adverbs. From OS on. A s-formation from an unattested u-stem (see Rieken StBoT 44: 197 ff.). ◊ IE **ToBu- (~ ­a­). √ Alt. *tèbú ‘pelvis, lower part of body’: Tung. *debu(kī) ‘1 pelvis; 2 lower part of back; 3 side’, Jpn. *tùmpì ‘1 vulva; 2 arse’. ? Ural. *tuppV ‘back, spine’. → Correspondences are regular. Hitt. shows the same semantic shift as is observed in some Tungusic languages. See Nostret.dbf #1578 (Alt. + Ural.). Cf. also the two roots in Dolgopolsky ND #499 *dubʔV ‘back, hinder part, tail’ (Afras. + Ural. + Alt.), #2286 *tup'V ‘tail, back’ (Afras. + the same Ural. + dubious Alt. + dubious IE). 34. Anatolian *ti- (nom.), *tu- (oblique) ‘thou’, 2 sg. personal pronoun: Hitt. zi-g (nom.), tu- (oblique), Palaic ti- (nom.), tu- (oblique), HLuw. ti- (nom.), tu- (oblique). ◊ IE **ti- and **Tu­. ≠ No traces of the nominative stem *ti can be found within Narrow IE languages, see Бабаев 2008: 186 ff.15 15

Pace Бабаев 2008, Alb. nom. ti ‘thou’ is a regular reflexation of IE *tū, cf. Alb. mi

‘mouse’ < IE *mū-s, etc. (Orel CHGAL: 11).

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

173

Alt. personal pronoun * ti ‘thou’ (sg.) vs. ta ‘you’ (pl.): Mong. only. Drav. ending of the nominal predicate 2 sg. *-ti. Cf. Ural. (Finno-Volgaic only) *ti ‘thou’: Finn., Saam., Mar. (Rédei UEW: 539). → See most recently Бабаев 2008: 191 ff. for the general discussion. The stem *ti as a Nostratic retention in Anatolian was correctly recognized already by A. Korolev (Королев ХЛЯ: 20). The stem *tu is unparalleled within other Nostratic branches and seems an IndoHittite innovation. Cf. Dolgopolsky ND #2312; Kloekhorst // JIES 36/1–2 (2008): 93 (Anat. + Ural.). √

35. tukk- (med.-pass.) ‘to be visible; to be appointed, defined; to be important, respected’. From MS and OH/NS on. ◊ IE **TV k­, **Tuk- or theoretically **T Vk­. ≠ No satisfactory cognates can be found within IE languages, except for Hsch. δεύκω · βλέπω ‘to see’, δεύκει · φροντίζει ‘to consider, reflect’ of unknown origin. Alb. duk-et ‘to appear’ seems to have been borrowed from MGrk./ NGrk. δοκεῖ ‘to seem’ (Orel AED: 78). The well attested Hitt. stem tuekka- ‘body (sg.); limbs (pl.)’ can be a non-obvious cognate of Hitt. tukk- ‘to be visible’, since the semantic shift ‘to be visible’ > ‘body’ has numerous typological parallels (but not vice versa: ‘body’ > ‘to be visible’ seems improbable). Alternately, despite irregularities in vocalism, tuekka- ‘body’ can be compared with IE *tak- ‘skin’ (OInd. tvác- ‘skin’, Grk. σάκος ‘Schild (aus Leder)’), whose primary meaning was ‘skin’ (cf. supportive Nostratic cognates: Alt. *t+ke ‘hair [on body]’, ? Kartv. *ṭaw- ~ *ṭeb- ‘to skin, flay; hide’ with metathesis; see Nostret.dbf #208). IE *dhe gh- ‘berühren, drücken, melken’ (Pok.: 271) certainly does not belong here. √ Alt. *t+jkú ‘to make a sign’: Tung. *duKū- ‘to write’; Mong. *doki- ‘to make a sign’; Turk. *Tūkrag ‘symbol of kingship’ [if here]; Jpn. *túnká- ‘to let know, inform’; Kor. *tjk- ‘to note down, to write’ (diphthong *ūj instead of simple ū is reconstructed on the basis of the diphthong *j in Kor.).

174

Alexei Kassian

? Kartv. *tkw- ‘to speak, say’ or *ṭw- ‘to recognize, notice’; wmetathesis and assimilation within a consonant cluster. → Hitt. Auslaut ­kk- instead of expected **-kku- (IE **-k, agreeing with Alt. *-k῾u) should not confuse us, since it seems that the sequence *V K dissimilated > *V K in Indo-Hittite: there are no reliable Narrow IE or Indo-Hittite roots in *V K, except for *aukʷ(~ ­khʷ­) ‘oven, cooking pot’ (Piet.dbf #17; Pok.: 88). Cf. Nostret.dbf #760 *tVjḳV ‘show, point at’ (IE *dei,- ‘to show’, Alt. *t+jkú ‘to make a sign’, Ural. *täkkV ‘to look, observe’, ? Kartv. *ṭw- ‘to recognize, notice’). And Dolgopolsky ND #2257 *tiḳ[ü] 'to show' (IE *dei,- + Kartv. *tkw- ‘to speak, say’ + very dubious Alt. + Afras.). Most likely, more than two Nostratic roots are represented here. Cf., e.g., the variety in IE: *de,‘to acquire, gain; respect, thank’ [Piet.dbf #1879, some forms should be excluded; WP I: 782]; *dok- ‘to teach, to show’ [Piet.dbf #1881; WP I: 782]; *de,e- (~ ­/­?) ‘to show’ [Piet.dbf #1869; WP I: 776]. U-tinged vocalism obliges us to treat Hitt. tukk- and Alt. *t+jkú as a separate Nostratic root — *tu()ḳV- ‘to make visible; to be visible (med.-pass.)’. 36. HLuw. uni- ‘to know; to recognize’, causative uni/a-nu- ‘to cause to know’. Cf. CLuw. unai- ‘to know(?)’. ◊ IE ** Vn- or **un­. √ Drav. *un- ‘to think, consider’: South *un- ‘to think, consider’, Telugu *uŋ-k- ‘to consider’, Brahui hunn-ing (hur­, hutt­) ‘to look, look at, look for, wait for, consider’. → Correspondences are regular. 37. wakk­, wakk-ar- ‘to be absent, lack; to defect’. From MH/NS on. Cf. waks-iya-mi ‘to be scanty, scarce’ (if here) with unclear suffixation of ­s­. ◊ IE ** ok- or ** ak- (~ *-5­). ≠ Oettinger’s comparison with Lat. vacō, vacāre ‘to be empty’ cannot be rejected (despite laryngealistic objections in EDHIL: 941). √ Alt. *uki (~ ­e) ‘to die, be hungry’: Tung. *(x)uk-ti- ‘to be hungry’; Mong. *ükü- ‘to die’. → Correspondences are regular.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

175

38. *wanta- ‘heat; hot’ in want-ai-mi ‘to heat, warm; to be angry’, want-ess-mi ‘to become hot’, want-emma- c. ‘heat’, redupl. wante-want- ‘lightning’, and other derivates. From MH/NS on. Cf. CLuw. wantaniya- ‘flaming, blazing(?)’. EDHIL: 954 ff. proposes the translation ‘to glow, to light’, but I believe that the contexts quoted in EDHIL speak in favour of the old translation ‘to heat, warm’. ◊ IE ** onTo- (~ ­a­) or perhaps ** To­. √ Ural. *onta (*Onta) ‘warmth, heat’. Kartv. * went- ‘to melt’: Georg. vent- ‘to melt’, Megr. vant- ‘to melt’, Svan wēnt(il) ‘drop’. ? Drav. *vanḏ ‘to cook’: Telugu *vanḍ- ‘to cook, dress, boil, prepare’, Kolami-Gadba *vanḏ- ‘to cook’, Gondi-Kui *vanḏ- ‘to cook’. → Correspondences are standard, except for Kartv. *w- ~ Anatolian * — one would expect Anatolian **h - instead. The same correspondence is attested in Kartv. * wer- ‘to pour’ ~ Anatolian *wer/*wor ‘water’ (CLuw. war ‘water’ ~ Narrow IE *(e)wer- ‘water’): a phonetic law? Cf. also another Hitt. root with a close meaning, but different consonantal onset: the archaic s-stem hantais {hanta-¦-es} n. ‘heat’ (OS+) — to OIrish and- ‘to kindle’. Dolgopolsky ND #738 (Ural. + Kartv. + incorrect Hitt. hantais). 39. warhui- (i-st.) ‘overgrown (of road, mountain), hairy (of skin), with thick leaves (of tree)’. From MS and OS/NH on. ◊ IE ** orHu- (~ ­a­). √ Alt. *:ro (~ ­u) ‘to grow’: Tung. *ure- ‘1 to grow; 2 sprout; 3 bush’; Mong. *urgu- ‘to grow’; Turk. *ur ‘growth, excrescence’; Jpn. *úrá‘to ripen’; Kor. *ōr ‘early ripening’. → Correspondences are regular. The Mong. form in *-rg- (­g- is treated as a suffix in EDAL) is extremely interesting in the light of Hitt. ­rh­. Dolgopolsky (ND: 11) proposes Mong. *-^- and *-g-(?) as possible correspondences for Indo-Hittite *-H­, but I have so far failed to find any reliable examples in Dolgoposky’s data. 40. *warka- c. ‘fat’ in adj. wark-ant- ‘fat’, wark-es- ‘to become fat’, warka-nu‘fatten (tr.)’. From OH/MS on. ◊ IE ** orK- (~ ­a­) or perhaps ** K­.

176

Alexei Kassian

≠

Sometimes the Hitt. root is connected to IE *wer()- ‘strength, force’: OInd. _rj­, ūrj` f., ūrjá- m. ‘power, strength, vigor, sap’, ūrjá‘strong, powerful, eminent’, Grk. ὀργή ‘seelischer Trieb, Sinnesart, Charakter, (heftige) gemütsbewegung, Leidenschaft, Zorn’, OIr. ferc, ferg ‘Zorn’ (Pok. 1169, WP I 289, Piet.dbf #1226, Nostret.dbf #1162). However, Hitt. (i.e. Luwian) glossenkeil’ed :warku(i)‘wrath, anger (vel sim.)’ is a much more plausible cognate for IE *wer()­. √ Alt. *+ŕgi ‘fat; brain’: Tung. *irg[ü] ‘1 brain; 2 head’; Turk. *ǖŕ ‘fat’. → Correspondences are regular. Tung. shows the semantic development ‘fat’ > ‘bone marrow’ > ‘brain’.16

41. warra/i- c. ‘aid, help; auxiliary’, denominative warrai-mi / urrai-mi ‘to help’, warr-essa- ‘to provide aid’ (from MS on). CLuw. warrahit- ‘aid, help’. ◊ IE ** orH… (~ ­a­) or perhaps ** H… Anatolian ­rr- points to an old cluster with *h, i.e. *rh > rr in the intervocalic position a_a(?), cf. Melchert AHP #4.1.6.1.1.3. ≠ Probably cognate is IE *er;- (*erHu­) ‘to defend, to guard; to cover, to close’ (OInd. varū-tar ‘defender’, etc.; WP I: 280; Pok.: 1161).17 Apparently Hitt. warra/i- should not be connected to IE *er- ‘to observe, watch’ (WP I: 284; Pok.: 1164). For the latter, cf. rather Hitt. werida- ‘fear’ (at least = Lat. vereor ‘to show reverence or respect for; to fear’). 16

The polysemy ‘bone marrow’ ~ ‘brain’ is not unfrequent in languages around the

world. For ‘fat’ ~ ‘bone marrow’ cf., e.g., Akkad. lipû ‘1. adipose tissue, fat, tallow; 2. bone marrow; 3 pitch’ < Sem. *li/apVʔ- ‘fatty, fleshy tissue’ (SED 1 #180), or, in the contrary direction, Sem. *mu- ‘brain’ (SED 1 #187) > Hebrew mōăḥ ‘bone-marrow’, Phoenician mḥ ‘fat, rich’ (adj.), Hebrew mēăḥ ‘fatling’. 17

If so, the phonetic development of Hittite warra- < *erHo- resembles the variants of

the Hitt. athematic verb tarh(u)-mi ‘to conquer, to be able, etc.’: 1) tarhu- in archaic texts (OS), 2) secondary tarh- in later texts due to the unification of the athematic declination pattern (­rh- is retained, since there is no intervocalic position in the main paradigmatic forms), 3) thematic med.-pass. tarra- (MH/NS on) ‘to be able’, showing ­rr­. The verbal stem tarh(u)-/tarra- goes back to IE *terHu­, cf. esp. OInd. relict prs. taru-te ‘to pass’ and other forms in ­u­.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

177

√

Drav. *ūṛ-i- ‘service; to serve’: South *ūṛ-i- ‘service’, Telugu *ūḍ-i‘service, drudgery, slavery’. Ural. *warV ‘to guard; to wait’: Ugric only (Mansi ōr­, ūr­, ur- ‘warten, sich hüten; hüten’, etc., Hungarian: vár- ‘warten, erwarten, harren’). → Correspondences are regular. The Hitt. meaning almost exactly matches Drav., whereas Ural. and Narrow IE show the development ‘to help’ > ‘to protect’. Nostret.dbf #1621 (Drav. + Ural. + unreasonably IE *er- ‘to observe’).

B. Dubia 42. *hassu- c. ‘king’ in various derivates. From OH on. ◊ IE **Hosu- (~ ­a­). ≠ Traditionally derived from the Hitt. verb hass- ‘to born’ and hassa‘progeny’. Typologically cf. Germ. *kuninʒaz ‘king’ and *kunjan ‘clan, tribe, race, generation, etc.’ from IE * o­. √ Drav. *aǯǯ- ‘father, ancestor’. Alt. *ăčV ‘elder relative, ancestor’. Ural. *äćä ‘father’. → Etymologized in Dolgopolsky ND #797 (Drav. + Alt. + Ural. + Hitt.); Nostret.dbf #984. Nostratic stem is clearly a Lallwort, therefore dubious in any case. 43. he(y)u- c. ‘rain’ (from OS on), also in derivates. Probably the same morphophonological pattern as meyu- ‘4’ < Anat. *me u- (see above #18). ◊ IE **He u­, **He ­. ≠ Traditionally to Toch. AB su, swā-s- ‘to rain’, Grk. ὕει ‘to rain’, i.e. IE *sH- with unexpected “s-mobile”. Alternatively to IE *he - ‘pour’ with the irregular fricativization *h > h in Anatolian. √ Kartv. * iw- ‘to cry, weep’: Georg. iv­, Megr. i­. → The Hitt. stem has interesting cognates within Afrasian: Egypt. ḥw.t ‘rain’ and Chadic forms (Siri hwíí, Somray Owā, etc.) with the same semantics (Takács EDE I: 46). This fact proves that the meaning of the Nostratic stem was ‘rain’. As for Kartv. ‘to weep’, the phonetic

178

Alexei Kassian

comparison with Hitt. heyu- is exact, but the meaning shift, however, is not self-evident. There are a lot of cases among the world's languages when ‘rain’ and ‘to cry’ originate from the same root ‘to pour’, but the semantic derivation ‘rain’ > ‘to cry’ requires reliable typological parallels. Cf. a rare example of similar derivation in the Yenisseian family, where the Common Yenisseian stems *xura ‘wet’ and *xur(a)-gV ‘to wash’ go back to Yen. *xur ‘rain’ (Yenet.dbf #772–774). Cf. Dolgopolsky ND #2611 (Hitt. + Afras.). 44. kaga- c. ‘tooth’. From MS on. ◊ IE **KoGo- (~ ­a­). ≠ Probably cognate is IE *kgo­, known from Germ. *xak-ōn ‘hook; bolt’, *xōka-z ‘hook; angle’ (Orel HGE: 154).18 Both directions of the assumed meaning shift are possible: ‘hook’ > ‘fang’ > ‘tooth’ / ‘hook’ > ‘bolt’ > ‘tooth’ or, vice versa, ‘tooth’ > ‘hook’. For general reasons the Hitt. anatomic meaning should be accepted as primary. √ Cf. Alt. *kge ‘palate, jaw’: Tung. *xǖkte ‘tooth’; Mong. *köemej ‘1 throat, pharynx; 2 chest part of animal skin’; Turk. *Kögme ‘gum (of tooth)’; Jpn. *k(ù)i ‘fang’; Kor. *kZhúm ‘jaw’. Alternately, cf. Alt. *kekV ‘palate, throat’: Tung. *kexere ‘hard palate’; Mong. *kekü- ‘1 throat cavity; 2 upper part of body, thorax’; Turk. *gekir-dek ‘throat, trachea, cartilage’. → Semantically tempting, but the phonetic correspondences between Hitt. and Alt. are quite irregular (poor vocalism in the case of Alt. *kge and consonantism in the case of Alt. *kekV). Cf. also the great number of the roots with the shape KVKV and a general meaning ‘hook’ or ‘peg’ within in daughter languages of Nostratic.19

18

Cf. also the enigmatic Slav. form *kogъtь / *kokъtь (~ ­ъ) ‘claw (East Slav.); thorn (West

Slav.)’. It seems that the variant in *­g- could have been formed by secondary analogy with *nogъtь ‘nail’, or represent the same phenomenon as Russ. мягок < Slav. mękъkъ ‘mild’. Even if *kogъt- reflects the primary shape, it cannot be directly compared with Germ. forms due to violation of Winter’s law. 19

E.g., Alt. *géká ‘hook, bend’, *gkà (~ ­o­) ‘curve, hook; to cling to’, *kōkí ‘hinge,

hook’; Drav. *kok- ‘beak, bill’; etc.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

179

45. kamm-ara- c. ‘mist, fog; shade; swarm (of bees)’. From OS on. ◊ IE **Ko/a… The stable spelling with ­mm- points to an old cluster *Tm or *mn. ≠ Traditionally to IE *5em- ‘to cover, to hide’ or to IE *kem- ‘to compress’ (HED K: 36). Semantically vague; geminated mm remains without an explanation. √ Ural. *kümtV- ‘fog, smoke’ (Иллич-Свитыч ОСНЯ 1 #187; Dolgopolsky ND #1067; as *küntV- in Uralet.dbf #312) → Etymologized in Dolgopolsky ND #1067, where Hitt. mm < Tm < mT via metathesis. Further cf. forms without the nasal (Nostret.dbf #581): Alt. *kĕdò ‘wind, fog’, dubious IE *k(ʷ)ed- ‘smoke’. Dolgopolsky adds Kartv. *ḳwam-/ḳwm- ‘to smoke (intr.)’ and Afras. 46. kutt- c. ‘wall’. CLuw. kuttassar ‘walling, wals’, HLuw. kutasara/i‘walls’. ◊ IE **KV t- or **kVt­. ≠ A t-formation from IE *he - ‘to pour’? Hardly to IE *kot- ‘shed, hut; room’ in view of *-u- in Anatolian. √ Drav. *gōḍ- ‘wall’: South *gōḍ-ai ‘wall’, Telugu *gōḍ-a ‘wall’, KolamiGadba *goḍ- ‘wall’. → Tempting, but the consonant correspondence Drav. *ḍ ~ IE *t is irregular. A possible North Cauc. source for the Hitt. word has been proposed in Николаев 1985: 63 — NCauc. *=wĭnd? ‘wall, fence’ > AvaroAndian *3:†indV ‘wall’, Tsezian *qYd (~ ­e­, ­­) ‘wall’, Lak q:at:a ‘house, room’, West Caucasian *‡´I†V(n)da ‘fence’. This solution seems quite probable. 47. mask-an n. ‘bribe (given to officials); propitiatory gift (given to gods)’, iterative verb maski-ske- ‘to give presents to gods(?)’ (a hapax legomenon). From MH/MS on. ◊ IE **mosK- (~ ­a­). ≠ Puhvel (HED) analyzes mask- as a verbal stem containing the fossilized iterative suffix ­ske­, i.e. *mag-ske­, further to IE *mVgh­, known from OInd. maghá- ‘gift’, Avest. maga- ‘(sacrificial) offering(?)’. However, Proto-Hittite normally retains the cluster ­ksk­, albeit broken up through anaptyxis, as seen in, e.g., hueg-/hug- ‘to

180

Alexei Kassian

say an invocation’20 + ­ske- > *hukske- (with devoicing of the rootfinal stop) > Hitt. hukkiske­, for details see Kassian & Yakubovich 2002: 37 ff. Thus, Proto-Hittite *mag-ske- should yield something like **makkiske- rather than maske­. √ Ural. *maksa ‘to give; to offer (a price)’ (Finno-Volgaic only): Fin. maksa- ‘zahlen, bezahlen; kosten’, Est. maks ‘tax; toll’, Saam. mak'se­, maksē- etc. ‘to pay; payment’ (if not < Finn.), Mord. *maksu- ‘geben; bieten (einen Preis)’. → The comparison seems reliable both semantically and phonetically, if we accept a metathesis in Hitt. or Ural. 48. parstu- c. ‘leaf, foliage’ (certainly not ‘bud’, in all likelihood not ‘sprout/ shoot’, see the contexts in CHD). From OS on. Probably the basic word for ‘leaf’ (cf. also scarcely attested hurpasta-/hurpusta- ‘leaf, (onion) peel’). ◊ IE **PorsTu- (~ ­a­) or **PsTu­. ≠ Of possible interest are such forms as Slav. *brъstь/ъ ‘young sprout, bud’, OSax. brust-ian ‘aufbrechen, Knospen treiben’ (Heliand), NHD Brust ‘breast; rupture; bud’, if not to Germ. *brust- ‘to break’ (Köbler GWb, s.v. *brusti–2; perhaps to be kept apart from Germ. *brust-z ‘breast’). Slav. and Germ. forms point to IE *bhrust­. As an emergency, one could compare the Hitt. stem with Germ. *berst‘to burst, break’, but the latter seems to be a Germanic-only metathetical variant of Germ. *brest- (Köbler GWb, s. v. *brestan). √ Kartv. *purć- ‘husks, foliage’ (Klimov EDKL: 207): Georg. purc-el‘leaf, foliage’, Megr. purča ‘chaff, husk’, Laz *purč- ‘a k. of weed’: purča ‘sweet corn ear’ (Benli Laz), purčumoli ‘edible sloe’ (Марр ГрЧан: 180), etc. Cf. also the Kartv. verb *prć-wn- ‘to peel’: Georg. + Megr. → Not very reliable in view of the ambiguity of Kartv. data. Note Kartv. *-ć- ~ Hitt. ­st­. A riskier etymology is present in Dolgopolsky ND: Hitt. root parto Nostr. #1767 *porV ‘leaf’ (IE + Alt. *púre ‘leaf, bud’ + scarce Drav. + Afras.) or #232 ‘bud, leaf’ (Hitt. + Ural. *pärV ‘bud’ + Afras.). 20

IE *Hegh(?)­, HED H: 327.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

181

49. pul n. ‘lot, lottery, жребий’. ◊ IE **PV l- or **P Vl­. ≠ May be a cultural word. Cf. Akkad. pūru ‘lot, portion, plot; lot, lottery’. √ Alt. *pŭle (~ ­i) ‘to be left, surplus’: Tung. *pule- ‘to be left, surplus’; Mong. *hüle- ‘1 surplus, to leave; 2 more than; 3 remain, get left’; Turk. *üle- ‘1 to divide, distribute, endow; 2 lot, endowment’. → Dubious. 50. purutt n. ‘1 mud, silt, sludge in its natural form; 2 finished mud ready to use for walls, roofs, etc., mudbrick; 3 dry earth, soil in its natural form’. From MS and OH/NS on. Seems obscure morphologically and looks like an old loan (Luwian or Hurrian), especially if the word was primarily used as a terminus technicus. Cf. Rieken StBoT 44: 160 ff., where it is regarded as a native formation. ◊ IE **Purut- or the same with **V / ** V. ≠ The most acceptable inner IE etymology is Grk. φύρω ‘to mix smth. dry w. smth. wet’ (as per Puhvel). √ Drav. *buṟad- ‘mud’: South *burud- (*-ṟ­) ‘mud’, Telugu *burad- ‘mud, mire’, Kolami-Gadba *burd- (*-ṟ­) ‘mud’, Gondi-Kui *buṟd- ‘mud’. → Dubious in view of the ambiguity of the Hittite stem. In any case, the etymology is to be separated from Nostret.dbf #39 ‘dust, ashes’: Drav. *buṛud- ‘dust, ashes’ ~ Alt. *b ru (~ ­a, ­o) ‘dust; smoke, whirlwind’ ~ Ural. *pora ‘dust’ (SKES 605) ~ Kartv. *bur( w)- ‘dust’ ~ Slav. *būrjā ‘storm, tempest’, Lat. furō ‘to be out of one’s mind; to rage with anger’. 51. sanh-mi ‘to clean, sweep’. From OS on. ◊ IE **sonH (~ ­a­) or **sH. ≠ As a «Schwebe-ablaut» variant of IE *snaH- (OInd. snāti ‘baden’, Lat. nāre etc.)? √ Alt. *šŋu ‘clear, light’: Tung. *šā(ŋ)- ‘white, become white’; Mong. *čaŋ ‘1 whitish, blond, grey (of hair); 2 white colour’; Turk. *čAŋ ‘1 morning dawn; 2 mist’; Jpn. *sùm- ‘to become clear, limpid’. → Dubious because of way too general semantics. Note M. Zhivlov’s correspondence Alt. *ŋ ~ Indo-Hittite *nH (Живлов 2007). One could expect Hitt. ­hu- in compliance with Alt. *-u. Cf. also Dolgopolsky ND #323 (very unlikely).

182

Alexei Kassian

52. ­sara- ‘woman’ (in compounds; from Cappadocian epoch on), CLuw. *asra/i- ‘woman’ (in derivates). ◊ IE **sor/**osr- (~ a). √ Alt. *sara (~ *sero, *sura, *sora, *z­) ‘monkey’: Mong. *sar-magčin, *sar-bačin ‘monkey’; Jpn. *sàrû ‘monkey’. → Meaning shifts are possible, but unprovable: ‘woman’ < *’girl’ > ‘monkey’ or ‘female’ > ‘female monkey’ > ‘monkey’; very dubious as a result. Alternately cf. Kartv. *zur- ‘female’ — semantically exact, but Kartv. *z- ought to correspond to Indo-Hittite ­. 53. takkani- ‘breast (human male, animal)’ (from OS on). Hitt. takkaliya- ‘to embrace’ (from OS on) probably contains the same Anatolian root (*takk- ‘breast’) with a different suffix. ◊ IE **Tok- (~ ­a- ~ ­5­). √ Drav. *ḍok- (i.e. *Eḍok-?) ‘breastbone; chest; belly’: Telugu *ḍokk‘skeleton, belly’, Kolami-Gadba *ḍok- ‘bone’, Gondi-Kui *ḍok‘breastbone, chest’. → The vocalic correspondence Drav. *-o- ~ Indo-Hittite *-o- may be regular, but initial *ḍ- in Drav. should point to a non-inherited root or to loss of an onset vowel (*Vḍok­). Николаев [1985: 64] (reiterated by Ivanov // ŠULMU: Papers on the Ancient Near East, 1988: 140) treats Hitt. takkani- ‘breast’ as a North Caucasian loan: Proto-Nakh *doḳ ‘heart’ (< Proto-North Caucasian *jĕrḳwĭ ‘heart’). This solution is attractive phonetically, but not very probable for general reasons. There is, indeed, a small number of Proto-Nakh loans in the Hittite lexicon, but it seems that all of them belong to the cultural vocabulary. We are not aware of any Hittite–Nakh contacts that would be intense enough to cause borrowing of items on the Swadesh wordlist. 54. (:)tissai­, tessai-mi ‘to give right shape, to ready; to form up and march forth (e.g., troops)’. NH only?; sometimes glossenkeil’ed, therefore seems to be a Luwian stem. Cf. CLuw. tis(s)ai- ‘id.?’ ◊ IE **TV s­. √ Alt. *dasa ‘to regulate, govern’: Tung. *dasa- ‘to govern, regulate’; Mong. *das- ‘to get accustomed’; Turk. *jAsa- ‘1 to determine, gov-

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

183

ern; 2 to create’; Kor. *tàs- ‘1 to govern, regulate; 2 to improve, order, correct’. → The vocalic correspondence IE *V ~ Alt. *a is irregular. 55. wattai- c. ‘bird (in general?)’. ◊ IE ** ot- (~ ­a­). √ Drav. *ōḍ- ‘bird (in general); quail’: North Drav. *ōṛ-ā only. → IE *-t- ~ Drav. *-ḍ- is irregular.

References Андронов — М. С. Андронов. Сравнительная грамматика дравидийских языков. 2­е изд., испр. и перераб. Ч. 1–2. М., 1994. Бабаев 2008 — К. В. Бабаев. Происхождение индоевропейских показателей лица. М.—Калуга, 2008. Available online at www.nostratic.ru. Живлов 2007 — М. Живлов. Носовые и ларингалы в ностратическом инлауте. Доклад на Чтения памяти С. А. Старостина, Москва, РГГУ, 2007. Иллич-Свитыч ОСНЯ — В. М. Иллич-Свитыч. Опыт сравнения ностратических языков (семито-хамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский). Сравнительный словарь. [V. M. Illich-Svitych. A Tentative Comparative Dictionary of the Nostratic Languages (Semito-Hamitic, Kartvelian, Indo-European, Uralic, Dravidian, Altaic)]. Moscow, 1971–84. Климов ЭСКЯ — Г. А. Климов. Этимологический словарь кавказских языков. М., 1964. Климов—Халилов — Г. А. Климов, М. Ш. Халилов. Словарь картвельских языков. М., 2003. Королев ХЛЯ — А. А. Королев. Хетто-лувийские языки // Языки Азии и Африки. Т. 1. М., 1976. Марр ГрЧан — Н. Марр. Грамматика чанского (лазского) языка. СПб., 1910. Николаев 1985 — С. Л. Николаев. Северокавказские заимствования в хеттском и древнегреческом // Древняя Анатолия. М., 1985. С. 60–73. Чубинашвили — ნიკო ჩუბინაშვილი. ქართული ლექსიკონი რუსულის თარგამანითურთ, სისტემისაებრ საბა-სულხან ორბელიანისა. 1812–1825 წწ. Available online: web.sanet. ge/meskhitb/lexicon. Adams DTB — D. Q. Adams. A dictionary of Tocharian B. Atlanta, 1999. Altet.dbf — Altaic etymological database (= EDAL) // Available online at Tower of Babel Project. Benli Laz — F. Benli. Lazuri-Turkili / Turkili-Lazuri Ansiklopedik Laksiyoni. İstanbul, 2004.

184

Alexei Kassian

Blažek 2007 — V. Blažek. From August Schleicher to Sergei Starostin: On the development of tree-diagram models of the Indo-European languages // JIES, Vol. 35, 2007. Pp. 82– 109. BR — O. Böhtlingk, R. Roth. Sanskrit-Wörterbuch. St. Peterburg, 1855–1875. CHD — The Hittite Dictionary of the Oriental Institute of the University of Chicago. Chicago, 1980—. de Vries ANEW — J. de Vries. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Brill, 1962. Dolgopolsky ND — A. Dolgopolsky. Nostratic Dictionary. A preliminary publication. Cambridge: McDonald Institute for Archaeological Research, 2008. Available online: www.dspace.cam.ac.uk/handle/1810/196512. Dravet.dbf — Dravidian etymological database. Compiled by George Starostin // Available online at Tower of Babel Project. EDAL — S. A. Starostin, A. V. Dybo, O. A. Mudrak. Etymological Dictionary of the Altaic Languages. Brill, 2003. EDHIL — A. Kloekhorst. Etymological Dictionary of the Hittite Inherited Lexicon. Brill, 2008. HED — J. Puhvel. Hittite Etymological Dictionary. Vol. 1—. Berlin—NY—Amsterdam, 1984—. HEG — J. Tischler. Hethitisches etymologisches Glossar. Innsbruck, 1977—. Hoffner & Melchert 2008 — H. A. Hoffner, Jr., H. C. Melchert. A grammar of the Hittite language. Part 1: Reference grammar. Eisenbrauns, 2008. Ivanov 1988 — Vjač. Vs. Ivanov. Relations between the ancient languages of Asia Minor // Šulmu. Papers on the Near East presented at the International conference. Prague, 1988. P. 133–144. Kartet.dbf — Kartvelian etymological database by Sergei Starostin (a compilation of Климов ЭСКЯ and Klimov EDKL plus a number of additions) // Available online at Tower of Babel Project. Kassian 2009 — A. Kassian. Anatolian *meyu- ‘4, four’ and its cognates // Journal of Language Relationship, №2, 2009. P. 65–78. Kassian forthcoming — A. Kassian. Hittite yaya- ‘to expectorate (phlegm)’ // Ugarit-Forschungen. Kassian & Yakubovich 2002 — A. Kassian, I. Yakubovich. The Reflexes of IE Initial Clusters in Hittite // Anatolian Languages / Ed. V. Shevoroshkin and P. Sidwell. Canberra, 2002 (AHL Studies in the Science and History of Language 6). P. 10–48. Katz 2005 — J. T. Katz. On the Regularity of Nasal Dissimilation in Anatolian // The 17th Annual UCLA Indo-European Conference, 28 October 2005 [to appear in a forthcoming Festschrift]. Kimball HHP — S. E. Kimball. Hittite Historical Phonology. Innsbruck, 1999. Klimov EDKL — G. A. Klimov. Etymological Dictionary of the Kartvelian Languages. Walter de Gruyter, 1998. Kloekhorst 2008 — A. Kloekhorst. Some Indo-Uralic Aspects of Hittite // JIES 36/1–2 (2008). P. 88–95.

Anatolian lexical isolates and their external Nostratic cognates

185

Köbler GWb — G. Koebler. Germanisches Worterbuch. 3. Aufl. 2007. Available online: www. koeblergerhard.de/publikat.html. Konkordanz — S. Košak. Konkordanz der hethitischen Keilschrifttafeln, ver. 1.5. Available online: www.hethport.uni-wuerzburg.de/hetkonk/ [last visited: 02.2009]. Kronasser EHS — H. Kronasser. Etymologie der hethitischen Sprache. Wiesbaden, 1963–1966. LSJ — H. G. Liddell, R. Scott. A Greek-English Lexicon. With a revised supplement. Oxford: Clarendon Press, 1996. Mayrhofer EWA — M. Mayrhofer. Etymologisches Wörterbuch des Altindischen. Heidelberg: C. Winter, 1992–2001. Melchert AHP — H. C. Melchert. Anatolian Historical Phonology. Amsterdam—Atlanta: Rodopi, 1994. Melchert CLL — H. C. Melchert. Cuneiform Luvian Lexicon. Chapel Hill, 1993. Nostret.dbf — Nostratic etymological database by Sergei Starostin (a compilation of IlličSvityč’s publications and Dolgopolsky ND, plus a number of new comparisons; unfinished work) // Available online at Tower of Babel Project. OLD — Oxford Latin Dictionary. Oxford, 1968. Orel AED — Vl. Orel. Albanian Etymological Dictionary. Brill, 1998. Orel CHGAL — Vl. Orel. A Concise Historical Grammar of the Albanian Language. Brill, 2000. Orel HGE — Vl. Orel. A Handbook of Germanic Etymology. Brill, 2003. Patri 2009 — S. Patri. La perception des consonnes hittites dans les langues étrangères au XIIIe siècle // Zeitschrift für Assyriologie. Bd. 99 (2009). S. 87–126. Piet.dbf — Indo-European etymological database by Sergei Nikolayev // Available online at Tower of Babel Project. Pok. — J. Pokorny. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1959. Rédei UEW — K. Rédei. Uralisches etymologisches Wörterbuch. Bd. I–III. Budapest, 1986–91. Rieken 2003 — E. Rieken. Rev. of CHD Š1 // Historische Sprachforschung 116 (2003). S. 308– 310. Rieken StBoT 44 — E. Rieken. Untersuchungen zur nominalen Stammbildung des Hethitischen (StBoT 44). Wiesbaden, 1999. Scurlock & Andersen — J. Scurlock, B. Andersen. Diagnoses in Assyrian and Babylonian Medicine: Ancient Sources, Translations, and Modern Medical Analyses. Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 2005. SED 1 — A. Militarev, L. Kogan. Semitic Etymological Dictionary. Vol. 1: Anatomy of Man and Animals (AOAT 278/1). Ugarit-Verlag, 2000. SKES — Suomen kielen etymologinen sanakirja, I–VII (Lexica Societatis Fenno-Ugricae XII, 1–7) / Ed. by Y. H Toivonen et al. Helsinki, 1955 ff. Takács EDE — G. Takács. Etymological Dictionary of Egyptian. Brill, 1999–. Tower of Babel Project — Etymological database project “The Tower of Babel”, headed by S. A. Starostin. In affiliation with the Evolution of Human Languages (EHL) Project at the Santa Fe Institute. http://starling.rinet.ru/ [last visited: 04.2009].

186

Alexei Kassian

Uralet.dbf — Uralic etymological database (= Rédei UEW, plus a number of additions and corrections by various scholars; unfinished work) // Available online at Tower of Babel Project. WP — A. Walde. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen. Herausgegeben und bearbeitet von J. Pokorny. Berlin—Leipzig: W. de Gruyter, 1927–1932. Yakubovich 2008 — I. Yakubovich. The Luvian enemy // Kadmos 47 (2008). P. 1–19. Yenet.dbf — Yenisseian etymological database, compiled by Sergei Starostin // Available online at Tower of Babel Project. Zvelebil — K. Zvelebil. A Sketch of Comparative Dravidian Morphology. Part 1. Mouton, 1977.

В статье предлагаются внешние (ностратические) этимологии для нескольких десятков анатолийских (хетто-лувийских) корней и грамматических морфем, не имеющих этимонов в индоевропейских языках. Бóльшая часть разбираемых слов относится к базовой лексике.

Nikita Krougly-Enke (E.P.H.E. Paris IV)

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

The article represents an attempt to verify the possibility of reconstructing, in addition to two vibrant resonants (*r and *ŕ) originally postulated for Proto-Nostratic by V. M. Illich-Svitych, an extra opposition between *r and *r1. Such an opposition may have existed in Proto-Altaic, where the phoneme *r undergoes an unexplained bifurcation in Japanese (> *­r- and *­t- in the intervocalic position), and it most definitely existed in Proto-Eskimo-Aleut (Eskaleutian), where we reconstruct *­rand *­r1­ based on two different types of correspondences between Eskimo and Aleut. Since Eskaleutian, according to the current views of the Moscow comparative school, is most closely related to Altaic, it is only natural to check whether there exists a direct, probabilistically significant, correlation between the two subsystems in these two branches of Nostratic. A list of all reliable (and some dubious) etymological connections is adduced, based on which the author concludes that the data on the hypothetical *­r1­ are too scarce and inconclusive to justify, at our current level of knowledge, a secure reconstruction of the opposition *­r- : *­r1­ for the immediate ancestor of Altaic and Eskaleutian (and, on a larger scale, for ProtoNostratic as a whole).

Traditionally, since the works of Vladislav M. Illich-Svitych [МССНЯ], [ОСНЯ], [И­С 1968], etc., and Aharon B. Dolgopolsky [Долг. 1964a], [Долг. 1964b], [Долг. 1964c], [Dolg. 1998], [DN], Nostraticists have reconstructed two vibrant resonants for Proto-Nostratic: the ordinary *r and palatal *ŕ. The opposition between these consonants is essentially the same as preserved in Altaic (more precisely, in Turkic, and, as later ascertained by S. Starostin [АППЯЯ], in Japanese). In a private discussion Sergei Starostin conveyed to me a strong apprehensive feeling that the Japanese opposition *­r- (~ *­0­ before a suffix) : *­(n)t­, both members of which, according to the authors of [EDAL], reflect ordinary Altaic *­r- with an unclear distribution, might, in fact, suggest the existence of two distinct Altaic vibrants, *­r- and *­r1­, and asked me to check up on their potential correspondences in Eskaleutian. The

188

Nikita Krougly-Enke

idea belongs to Oleg Mudrak [Mudrak 1984: 64], who, together with Anna Dybo, openly expressed this viewpoint at the January 2003 Moscow conference “Comparative-historical research on languages: current state and perspectives”. As a matter of fact, there does indeed exist an opposition between two types of vibrants in Eskaleutian. The first of these, PEAl *­r­, is reconstructed on the basis of the correspondence “PE *­r- : PAl *­ð-”; the second, PEAl *­r1­, on the basis of the correspondence “PE *­j- : PAl *­ð-”. Already in the early works suggesting Nostratic parallels for Eskaleutian or Eskimo-only etyma, it has been established that PE *­- may correspond to any Nostratic vibrant (*­r­, *­r1­ or *­ŕ­). According to O. Mudrak [Mudrak 1984], this reflexation regularly appeared before a historically recent Eskimo(­Aleutian) vowel *. The main purpose of the current paper will be to check the validity of this assumption by listing the most prominent cases and concluding them with probabilistic calculations.

1. There is no apparent distinction in the reflexation of PN *­r- and *­ŕin Eskaleutian; both yield PEAl *­r- (> PE *­r­). 1.1. PN *­r- > PEAl *­r­. 1.1a. PEAl *paru- ‘to paddle, flap wings on water’ [CED: 250], [AD: 166] (PE *pa[r]u- ‘to paddle, flap wings on water’ [ME 441] / *paŋR‘paddle’, *paŋRun ‘kayak paddle’ [CED: 249 sq.] (sub *pa(C)a- ‘fight or struggle’ [CED: 244]); PAl *āsi- ~ *hāsi- (< *hā-usi-?) ‘double-bladed paddle for baidarka’ [AD: 166] (< *hāð-usi- < *haðV-usi-?) ‘doublebladed paddle for baidarka’ [AD: 166]). ◊ PA *pore (~ ­­, ­ŕ­) ‘feather, wing’ [EDAL: 1173] (PJap *pr ‘falcon’s wings; underwing feathers of a bird’), cf. PD *pūr- ‘peacock’s tail’ [DEDR: No4376], [GSD 1383], PK *par- / *ar- ‘to fly’ [ЭСКЯ: 152, 190], [EWK: 348 sq.], PIE *(s)per- ‘to fly, flee’ [Fraenkel: 861] (contam. of two roots), Ost pr- / pur- ‘to fly’, PYk *parna ‘crow’ [MYk 714], PNv *v z (~ ­ ) ‘raven, crow’ [MNv 1524], PCh *ipir (~ ị) ‘youngling (of seagull)’ [MCh 1721] < PN *porV ‘to fly, flee, hurry up’ [МССНЯ: 346], [IENH: No47], [DN: No1786], [SN 350], [MPS 545], [K­ENB]. Cf. No4.4a.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

189

1.1b. PE *pa[r]u-- (~ ­­) ‘to stake in ground; peg, pole’ [ME 451] / *pau- ‘to fasten down with pegs’, PIn *pauk-tuq- ‘to stake out skin to dry’ [CED: 246]. ◊ PA *párà ‘cross-beam, constructing pieces’ [EDAL: 1123 sq.] (PJap *párì ‘cross-beam’), cf. PIE *perg- ‘board, beam’ [WP II: 48], [Pok.: 819 sq.], [NIE 884] < PN *parV (­gV) ‘to attach, fasten’ [SN 1157], [K­ENB]. 1.1c. PE *parvi ‘multiple boney articulation of small bones such as wrist, the feet, etc.’ [ME 446] / *paðvi ‘wrist’ [CED: 245]. ◊ PA *pàri ‘finger, finger width (measure)’ [EDAL: 1093 sq.] (PJap *pia ‘layer’ < *pàr(i)-g/ŋV), cf. PD *paṟ- ‘to scratch’ [DEDR: No4023], [GSD 1191], PK *prcx- ‘fingernail; to scratch’ [ЭСКЯ: 191], [EWK: 63], PIE *perst- (­sth­) ‘post, finger, peak (mountain)’ [WP II: 603 sq.], [Pok.: 813], [NIE 2542] < PN *pari ‘finger, fingernail; to scratch’ [Долг. 1964a: 12], [МССНЯ: 351], [ОСНЯ 3: No362], [DN: No1760, 1789], [SN 379], [K­ENB]. Cf. PA *per(1)V ‘thumb’ [EDAL: 1138] (no Jap match) and PD *ver-al- ‘finger’ [DEDR: N 5409], [GSD 1777]. o

1.1d. PE *tatirŋa- (~ ­łŋ­) ‘crane’ [ME 1071] / *tatlaR ‘crane’ [CED: 335]. ◊ PA *tùru (~ *tùro) ‘crane’ [EDAL: 1388] (PJap *tùrû id.), cf. PFU *tarV(­kV) (~ *tarkV) ‘Kranich’ [UEW: 513] < PN *tVrV ‘crane (a k. of)’ [SN 1288], [IICR 2: No85], [ME 1071], [PNHRAN: No6.11]. O. Mudrak [Mudrak 2008: No182] links the aforementioned Altaic item to PE *tmira‘bird, goose’ [ME 527] / *tŋmi(C)aR ‘bird’ [CED: 342], cf. No4.4h. Cf. also No1.1e.

1.1e. PE *tratr[i] ‘bird (sp.)’ [ME 1076] / *tðatða(C)iR ‘k. of (noisy?) bird’ [CED: 336]. ◊ PA *tro(­kV) ‘a k. of bird’ [EDAL: 1463] (PJap *trí ‘bird’), PIE *teter[a]w­, *tetrāw- ‘heath-cock, grouse, pheasant’ [WP I: 718], [Pok.: 1079], [NIE 1108], PFP *tere (*tetre) ‘Birkhuhn, Birkhahn Lyrurus tetrix L.’ [UEW: 794] < PN *torV, *to(rV)torV ‘fowl bird (wood bird)’ sub [PNHRAN: No6.24]. Otherwise in [PNHRAN: No6.24]. Cf. PGZ *ṭrad- ‘pigeon’ [ЭСКЯ: 183], [EWK: 334], PIE *turt­, *durd- ‘turtle-dove’ [Fraenkel: 1133 sq.], [NIE 3233] < PN *tVr(1)dV (~ ­ŕ­) ‘dove, pigeon’ [K­ENB]. Cf. also NoNo1.1d and 4.4h.

190

Nikita Krougly-Enke

1.1f. PE *tur-(t­) ‘to land, arrive, touch ground’ [ME 1158] / *tut- ‘land or arrive’, *tut- ‘step on’ [CED: 355], *tur-ŋa- ‘to rest on, be based on, be attached’ [ME 1159] / *tutŋa- ‘rest on’ [CED: 355]. ◊ PA *dōre ‘to go, walk, approach’ [EDAL: 482 sq.] (PJap *dr- ‘to approach’), cf. PD *doṟ- ‘to get, find; to be near; to resemble’ [DEDR: No3535], [GSD 1611], PK *dar- ‘time’ [EWK: 101] < PN *dorI ‘to be near, approach’ [DN: No553], [SN 1005], [K­ENB]. 1.1g. PE *nar[u]-- ‘to flare up, to burn’ [ME 342] / AAY Chug naa‘burn’ (sub *naða- ‘be completed’ [CED: 205]), PIn *nauRala- ‘flare up’ [CED: 221]. ◊ PA *nṑri ‘to heat’ [EDAL: 990] (PJap *nìrà(n)k- ‘to put heated metal into water’), cf. PND *nar- ‘flame’ (< PD *nar- ~ *naṟ­) [DEDR: No2929], [GSND 524], PYk *ńeδon- (?) ‘flame’ [HDY: No1396] < PN *norI ‘to heat, burn’ [K­ENB]. Cf. PD *nijur ‘to burn, blaze; coal’ [DEDR ibid.], [GSD 1024], *mur- ‘to burn, singe, scorch; fuel’ [DEDR: No4980], [GSD 929]. Cf. also No4.1h.

1.1h. PE *car- ‘grass sp.; wormwood Artemisia sp.’ [ME 1469] / *ca(iR) ‘wormwood (artemisia)’ [CED: 63]. ◊ PA *s[é]rko ‘a k. of blossoming bush’ [EDAL: 1235] (PJap *sákúra ‘sakura’) < PN *sArkV (~ś­, c­, ć­, š­, ­q­) [SN 899], [K­ENB]. Cf. *sár1o ‘a k. of blossoming plant’ [EDAL: 1214 sq.] (PJap *sátúkí ‘a k. of rhododendron’).

1.1i. PE *kuvra- ‘net’ [ME 150] / *kuvðaR ‘net’ [CED: 183]. ◊ PA *kuri ‘wattle, fence, enclosure, building’ [EDAL: 745 sq.] (PJap *kuru-wa ‘fortress embankment; quarter’), cf. PSD *kurVm- ‘artificial bank, dam’ (+ Tel kurimiḍi) [DEDR: No1772] or ‘bird’s nest’ [DEDR: No1773], [GSSD 1546, 1547], PK *kor- ‘house, building’ [EWK: 379 sq.], PIE *k(ʷ)Ar- ‘to make’ [WP I: 517 sq.], [Pok.: 641 sq.], [NIE 1623], PU *kure- ‘binden, schnüren / to fasten, tie up’ [FUV: 29], [UEW: 215] < PN *k()urI (­wV) ‘to fasten, plait; plaited object’ [МССНЯ: 365], [ОСНЯ 1: No236], [DN: No1142], [SN 534], [K­ENB]. Cf. PA *kòr(1)ke ‘a k. of vessel’ [EDAL: 725] (no Jap match) and No4.3g. Cf. also PA *kùre ‘basket’ [EDAL: 854] (PJap *kuà id. < *kùr(e)-gV), cf. PSD *kur-k- ‘basket’ [DEDR: No1629], [GSSD 1425], PIE *kʷer­, *kʷern- ‘a k. of vessel’ [WP I: 518], [Pok.: 642], [NIE 604],

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

191

PYk *qart- ‘to shovel up, sweep off; to dig’ [HDY: No2025] / *qart- ‘to rake up, sweep off; to hoof (snow)’ [MYk 1764], PNv *qar ‘shovel; rake; to rake’ [MNv 869], PKCh *qʷŏr(vъ) ‘spoon, ladle’ [ЭСЧКЯ: 152], [MK 355] < PN *kʷarV (~ qʷ­) ‘basket, vessel’ [SN 786], [MYp 2310], [MPS 952], [K­ENB]. PYp *qarva- (­unt) ‘spoon’ [MYp 2310] / *qayvaq ‘spoon’ [CED: 294] is borrowed from the last Chukchean item.

1.1j. PE *karu­, *karm- ‘to hammer, crush’ [ME 8] / *kaðu- ‘to strike (with instrument)’, *kað(ð)uun, *kaðuutaR ‘hammer’, PIn *kauaq- ‘to pound’ [CED: 151]. ◊ PA *kìro ‘to cut, mince’ [EDAL: 679 sq.] (PJap *kìr- ‘to cut’), cf. PD *kiṟ[i]- ‘to pluck’ [DEDR: No1581], [GSD 603], PIE *grod- (~ ĝ­) ‘to engrave’ [WP I: 607, 651], [Pok.: 405], [NIE 2711], PU *kirä- ‘hauen, schlagen’ [UEW: 666] / PFU *kirä- ‘to hit’ [HPUL: 552], PYk *qart- ‘to share, divide’ [HDY: No2024], [MYk 1764], PNv *kra- (~ k­, ­o­) ‘to delve, pierce’ [MNv 159] < PN *kirV ‘to strike, cut, notch’ [MPS 1199], [K­ENB]. Cf. PIE *k(ʷ)er- ‘furrow’ [WP I: 429], [NIE 1542], PD *kīḏ- (~ ­ṟ­) ‘to tear, slash’ [DEDR: N 1624], [GSD 606], PFU *karV- (*korV­) ‘beißen’ [UEW: 129]. o

1.1k. PE *qu(r)-ji- ‘to be high up, above’ (+ NAI qurvaq ‘highlands’) [ME 994] / *qulði- ‘be high up’ [CED: 314]. ◊ PA *kori ‘hill, embankment, boundary’ [EDAL: 843] (PJap *kùrùa (­uâ) ‘dike, boundary’), cf. PD *kùṟ- (~ ­ḏ­) ‘name of a mountain tribe’ [DEDR: No1844], [GSD 699], PK *gora ‘hillock’ [ЭСКЯ: 64], PIE *gʷer(w)‘mountain’ [WP I: 682], [Pok.: 477 sq.], [NIE 346], PFP *kurV(­ka) ‘Hügel, Anhöhe, Landrücken’ [UEW: 677] < PN *gʷVrI ‘mountain’ [DN: NoNo667, 929, 1139], [Blažek 1989: No17], [SN 237], [K­ENB]. Cf. PTM *kuru ‘hill; precipice’ [ССТМЯ 1: 438]. O. Mudrak [ME 637], [Mudrak 2008: No149] links PE *qar-qa- (­qi­) ‘mountain, hill; to climb up’ to the mentioned Altaic item, cf. No3.1t. Cf. also No4.4m.

1.1l. PE *qura- ‘frozen meat or fish to be eaten raw; to be old’ [ME 977] / *quCaR ‘frozen meat’ [CED: 311], cf. PIn *qaaju-- ‘to feel very cold, be chill, be sensitive to cold’ [MIn 941] / *qaayuq- ‘to shudder to cold or wet’ [CED: 273]. ◊ PA *kóre ‘to freeze’ [EDAL: 724] (PJap *kr- id.), cf. Svan ḳwar-em‘frost, ice’, PU *kura ‘Reif, feiner Schnee’ [UEW: 215] < PN *k()UrV ‘to freeze; frost’ [DN: No1146], [SN 1395], [K­ENB]. Cf. NoNo3.5o, 4.4p.

192

Nikita Krougly-Enke

1.1m. PE *()qru ‘blue, green, dark (sky)’ [ME 598] / *qiyu()(­) ‘(become) blue (esp. berry)’ [CED: 310]. ◊ PA *kàru (~ k­) ‘black’ [EDAL: 651 sq.] (PJap *kùruà­), cf. PD *kaṟ‘black’ [DEDR: No1395], [GSD 522], PIE *kers- ‘black’ [WP I: 428 sq.], [Pok.: 573, 583] < PN *karV (~ q­) ‘black’ [МССНЯ: 372], [ОСНЯ 1: No213], [IENH: No274], [ME 598], [Mudrak 2008: No66]. Cf. PD *kar- ‘black; [to burn]’ [DEDR: No1278a,c], [GSD 517], better < PN *kar1V (~ q­) ‘to burn, scorch’, and PD *kāṛ- ‘black’ [DEDR: No1494], [GSD 1317]. Cf. also NoNo1.2m and 2.1a.

1.1n. PYpS *uria ‘rope, line’ [MYp 545] / *uya(C)aq ‘rope or line’ [CED: 385]. ◊ PA *ṓre ‘to plait, weave’ [EDAL: 1059 sq.] (PJap *r- ‘to weave’), cf. PSD *vār- ‘rope, thong’ [DEDR: No5363], [GSSD 4477], PFU *jorV- ‘rollen / to roll’, *jorkV- ‘drehen, winden, wickeln / to spin, twist, plait’ [UEW: 102], PYk *joδo- ‘to tie, bind; to wind, twist’ [ПУЮГС: 225], [HDY: No697], PKCh *ʷr" ‘rope; hair’ [ЭСЧКЯ: 42 sq.], [MK 693] < PN *jUrV (­KV) ‘to twist, plait, weave; string, rope’ [DN: No2521], [SN 1059], [ПУЮГС: 225], [HDY: No697], [MK 693], [K­ENB]. Cf. PA *er(1)ka ‘to wrap, tie’ [EDAL: 518] (no Jap match), PIE *reig- (~ ­ĝ­) ‘to tie together’ [WP II: 347], [Pok.: 861 sq.], [NIE 1431], *re­, *reĝ- ‘to bind’ [WP II: 362], [Pok.: 863], ?PKCh *’rv- ‘to clasp, hug; to entwine’ [MK 241] < PN *Her(1)ikV ‘to bind, tie’ [SN 670], [K­ENB]. Cf. also NoNo2.2c and 3.1.

1.2. PN *­ŕ- > PEAl *­r­. 1.2a. PE *pr(r)i-- ‘rufuous, yellow’ [ME 728]. ◊ PA *boŕV ‘grey’ [EDAL: 376], cf. PIE *bhrūn- ‘grey, brown, etc.’ [WP II: 166 sq.], [NIE 2093], PYk *puree- ‘black paint’ [MYk 234], PNv *pur‘brown’ [MNv 1778] < PN *bUŕV ‘grey, brown’ [Долг. 1964a: 12], [И­С 1968: No12.10], [МССНЯ: 332], [ОСНЯ 1: No18], [DN: No255], [SN 38], [ME 728], [MPS 586], [K­ENB]. 1.2b. PEAl *tara- ‘to trample, hit’ [AD: 379] (NAI tarraq- ‘to touch, hit’; PAl *taða- ‘to step, tread; to step into’ [AD: 379 sq.]). ◊ PA *tŕge ‘to run, flee’ [EDAL: 1429], cf. PD *toṛ- ‘to tread on, kick’ [DEDR: No3522], [GSD 1578], K: Grg tker- / tkir- ‘to trample, tread’, PIE

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

193

*dhregh- ‘to run’ [WP I: 874 sq.], [Pok.: 273], [NIE 1961] < PN *tVŕV ~ *dʷVŕV (­gV) ‘to tread, run; road’ [DN: NoNo568, 572, 2444], [SN 1290], [K­ENB]. Cf. PIE *der[a]- (?), *drā- ‘to run, escape’ [WP I: 795 sq.], [Pok.: 204 sqq.], [NIE 1890], PA *ter(1)kV ‘quick’ (PTrk *Terk, PMng *derkire­) sub [SN 1290]. Cf. No1.2d.

1.2c. PE *tar-(r)u- ‘dark, black’ [ME 531] / *taRR(­) ‘black’ [CED: 333], *tar-a­, *tar--t- ‘black, dark; shadow’ [ME 532] / *taRRaq ‘shadow’ [CED: 333], *tar--n ‘shadow’ [ME 533] / *taRRnR ‘darkness or dark thing’ [CED: 333]. ◊ PA *tḕŕù ‘dirt, dung’ [EDAL: 1423 sq.], PIE *dher-k­, ­g- ‘dirt, dirty’ [WP I: 854 sq.], [Pok.: 251 sq.], [NIE 1847], *der(dh)- ‘faeces’ [WP I: 797 sq.], [NIE 3230] < PN *dʷeŕV ‘dirt; dung, faeces’ [IICR 2: No98], [K­ENB]. Cf. No4.3i. O. Mudrak [Mudrak 2008: No180] suggests a link with PA *telbu ‘dirt’ (PTrk *TAlagu, PMng *tolbu, PTng *telbe, PKor *trb­), pointing out that a reconstruction *teĺbu is also possible, cf. PGZ *ṭLap- ‘mud’ [EWK: 333] < PN *tVLPV ‘dirt’ [SN 978].

1.2d. PE *turav- (­ju­) (~ ­­) ‘fidgety, hurrying’ [ME 1117] / *tu(C)av(t)- ‘to rush about’ [CED: 345]. ◊ PA *tuŕ(k)u ‘quick, swift’ [EDAL: 1448], cf. PGZ *ṭur- ‘to throw, throw os. (from swh.)’ [EWK: 334 sq.], PIE *(s)twer[e]­, *(s)trē- ‘to move quickly, hurry’ [WP I: 749], [Pok.: 1100 sq.], [NIE 1843], PU *türke ‘quick’ [Wichmann 1901: 51] < PN *tuŕV (­kV) ‘quick’ [МССНЯ: 332], [SN 41], [K­ENB]. Cf. No1.2b. 1.2e. PE *nur[]-(­a­) ‘son, child, relatives of degree of son (woman’s nephew or niece through sister, son’s wife’ [ME 432] / *ńuRaR(aR) ‘nephew or niece of woman (yhrough her sister)’ [CED: 242]. ◊ PA *n%ŕ[à] ‘young; spring, summer’ [EDAL: 988 sq.], cf. Grg (Gur) nor- ‘young grass’, PIE *jor- (Hj­) ‘year, spring’ [WP I: 3, 105], [Pok.: 293], [NIE 214], PU *ńrV (*ńrV, ­kV) ‘Rute, junger Schößling’ [UEW: 331] / *ńeri ‘twig’ [HPUL: 546], PYk *ńarq ‘new-born reindeer’ [HDY: No1381] < PN *ńoŕV ‘young; young shoot; spring’ [МССНЯ: 349], [ОСНЯ 2: No318], [DN: No1620, 1626], [SN 387], [K­ENB], [HDY: No1381].

194

Nikita Krougly-Enke

1.2f. PE *ńar-qu- ‘head’ [ME 337] / *nay()quR ‘head’ [CED: 222]. ◊ PA *nībŕo ‘face, resemblance’ [EDAL: 975], cf. PD *ner- ‘to assemble, meet; to learn; to resemble’ [DEDR: No3770], [GSD 1019] (cf. Tel nōr‘mouth’), PU *nere (*nēre) ‘Nase, Schnabel, Schnauze, Rassel’ [UEW: 303] / *neeri ‘cheek’ [HPUL: 553] < PN *n[ew]ŕV ‘face; to resemble’ [МССНЯ: 354], [ОСНЯ 2: No316], [DN: No1562], [SN 437], [ME 337]. 1.2g. PE *kavir-(u­) ‘red’ [ME 54] / *kaviR- ‘be red’ [CED: 162], PIn *kayuq ‘red, brown; red fox’ [CED: 163] (+ CAY kaju ‘coyote’). ◊ PA *k0ŕu ‘red, reddish; brown, dark’ [EDAL: 828 sq.], cf. PSD *kur-āl ‘brown’ [DEDR: No1776], [GSSD 1550], *kur-uti ‘blood’ [DEDR: No1788], [GSSD 1561], PIE *krewa- ‘(raw) meat, (fresh) blood’ [WP I: 479 sq.], [Pok.: 621 sq.], [NIE 624], PKCh *qre-ţ ‘yellow, [red]’ [MK 1085] < PN *kʷIŕV (~ qʷ­) ‘red; fresh blood, raw meat’ [МССНЯ: 345], [ОСНЯ 1: No237], [IENH: No265], [DN: No1163], [SN 342], [ME 54], [Mudrak 2008: No82], [K­ENB]. Cf. PA *k()īr(1)V ‘grey’ (PTrk *Kīr ‘grey’, PMng *kiraa ‘dusk before dawn’). Cf. also No1.2m.

1.2h. PE *kariv-(t­) ‘to revolve, twirl’ [ME 7] / *kaðvt- ‘revolve or spin’ [CED: 150 sq.]. ◊ PA *kṓr[i] ‘to roll, churn’ [EDAL: 699 sq.] (PJap *kurum- ‘to wrap’), cf. PSD *kavar- ‘to churn’ [DEDR: No1340], [GSSD 1183], PIE *gowr(~ ĝ­) ‘curved; bend, crook’ [WP I: 555 sq.], [Pok.: 397 sq.], [NIE 319], PFU *ker(w)ä ‘rund, rollen; sich drehen, drehen, wenden’ [UEW: 147], *kere ‘Kreis, Ring, Reifen’ [UEW: 148] / *ki/erwä- ‘dodge’ [HPUL: 543], PCh *kaʷră- ‘to turn (round), revolve’ [ЭСЧКЯ: 179], [MK 224] < PN *kewVrV ~ *kʷerV ‘to roll, turn (round), revolve’ [LRABS: 135], [DN: No1187], [SN 1405], [K­ENB], [ME 7]. There are several distinct roots: PE *akra-- (*aqra-­) ‘wheel; to roll; round’ [ME 664] / *akða- ‘roll or turn over’ [CED: 10] (O. Mudrak [Mudrak 2008: No11] links this to the aforementioned Altaic item), PK *gor- ‘to roll, mill’ [ЭСКЯ: 64], [EWK: 88 sq.] (< NC?), PSD *gaṟ- ‘to whirl’ [DEDR: No1387], [GSSD 1226], Kann koṟ- ‘to whirl’. Cf. also PIE *ger- (~ ĝ­) ‘to wind’, PA *kèr1o ‘back; to return’ [EDAL: 670 sq.] (PJap *ktpa- ‘to answer’)
Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

195

1405], [K­ENB], and (?) PYk *qaj- ‘bent; to bend’ [HDY: No1976] / *qair- (~ ­δ­) ‘bent; to bend; bent (n.)’ [MYk 196], PNv *Gvr- ‘to bend, curl’ [MN 616], *Gv ‘crisp; curlings’ [MNv 683], PKCh *’kjịŋr- ‘resilient; crispy’ [MK 1070] sub [MPS 344].

1.2i. PIn *kiravi ‘(northern) goshawk, hawk, peregrin, falcon Falco peregrinus Tunstall [Hierofalco p. T.]’ [MIn 82] / PE *kð()kavi ‘falcon’ [CED: 164]. ◊ PA *k8ŕa ‘a k. of bird of prey’ [EDAL: 680], cf. PSD *kaṛ- ‘vulture’ [DEDR: No1362], [GSSD 1202], Grg ḳirḳiṭa ‘[(common, rock) kestrel] Falco tinnunculus L.’, PFU *kerkV ‘eine Art Vogel’ [UEW: 149] < PN *kIŕV (~ ­ej­) (­k()V) ‘a k. of bird of prey (Falconidae)’ [DN: NoNo1181, 1401], [PNHRAN: No6.32]. Cf. PA *kḗr1du (~ k­) ‘a k. of bird of prey [falcon, hawk; vulture]’ [EDAL: 670] (PJap *kútí ‘falcon’) < PN *ker1dV (~ k­, q­) ‘a k. of bird of prey’ [DN: No943], [SN 1359]. 1.2j. PE *kura- ‘to like, think beautiful’ [ME 132], *kuru- ‘to feel compassion, help’ [ME 131] / *kuð()- ‘to feel protective or compassionate’ [CED: 179]. ◊ PA *kuŕa (~ ­u) ‘to covet’ [EDAL: 828], cf. PSD *kūṟ- ‘to covet’ [DEDR: No1897], [GSSD 1655], PK *:war- ‘to love’ [ЭСКЯ: 210], [EWK: 411] < PN *qʷiŕV ‘to love’ [МССНЯ: 347], [ОСНЯ 3: No378], [DN: NoNo1929, 1935], [SN 369], [K­ENB]. 1.2k. PEAl *qari­, ­u- ‘bark, scab, crust’ [K­ENB] (PE *qaru ‘to rind, detach; sore on head’ [ME 902], *qariu ‘bark, upper layer’ [ME 515] / *qað- ‘top, surface of sth.’ [CED: 274]; PAl *qaðu- ‘scab, crust; pl. leprosy’ [AD: 293]). Cf. PEAl *qVra- ‘epithelium, membrane’ [K-ENB] (PE *qira ‘outer layer of intestine’ [ME 941] / *qi(C)aR ‘lining of intestines?’ [CED: 301]; PAl *qaa- (*qaa--?) ‘epithelium (of gullet), internal membrane (of gut, of sea lion, scraped off before use of the gut)’ [AD: 298], (E) qaali- (qaali-?) ‘to scrape the blubber off from (a sealskin; fox: head, ears, paws) with a knife; skindresser or scraper; scraping blubber off; scraping board’ [AD: 303]). ◊ PA*kéŕà ‘bark’ [EDAL: 782 sq.] (but PMng *kajir(a)- < *kájŕà), cf. Grg ḳr-ol- ‘outer shell of a nut or chestnut’ [CD: No97], PIE *(s)ker- (­n­, ­men­, ­s­) ‘bark’ [WP II: 573 sq.], [Pok.: 938 sq.], [NIE 1053], PU *kere ‘Rinde’ [FUV: 87], [UEW: 148] (cf. PFU *kärnä ‘Rinde, Kruste’ [UEW:

196

Nikita Krougly-Enke

138]), PYk *qa:r / *qajr ‘skin (from the head of an animal); cloud’ [ПУЮГС: 326], [HDY: No2018] / *qá(a)r, *­a(j)r ‘skin, hide; bark; scales’ [MYk 81] < PN *keŕV (~ ­aj­) ‘bark’ [МССНЯ: 344], [ОСНЯ 1: No217], [NMLP: No94], [IENH: No247], [Dolg. 1998: 75], [IICR 2: No26], [SN 209], [UEW: 184], [ПУЮГС: 326], [HDY: No2018], [ME 515], [Mudrak 2008: No150], [K­ENB]. Cf. No2.4d. 1.2l. PEAl *qari- ‘to dig; dug-out, pitfall trap’ [AD: 293], [CED: 294] (PE *qari ‘men’s communal house, dug-out (used for ritual meetings)’ [ME 829] / *qaði ‘(men’s) communal house’ [CED: 275], PIn *qažitaq ‘pitfall trap’ [CED: 294]; PAl *qaði- ‘to go through, penetrate (of objects)’ [AD: 293]). ◊ PA *kaŕa (~ ­u, ­i) ‘to scrape, grind, bite’ [EDAL: 768 sq.], cf. PD *kār- ‘to gnaw’ [DEDR: ­No1474], [GSD 559], PK *ḳar- / *ḳr- ‘to hit, beat’ [EWK: 185], PIE *(s)kars- ‘to scrape, scratch’ [WP I: 355 sq.], [Pok.: 532 sq.], [NIE 1496], PFV *kara- ‘to scratch, scrape, pick, dig’ [HRC] (cf. PFU *kurV- ‘graben’ [UEW: 221]) < PN *kaŕV ‘to scrape’ [SN 798], [K­ENB]. A similar root (with a velar stop suffix in Altaic) is found in PA *k!régV ‘cutting tool’ [EDAL: 791] (PJap *kìrí ‘drill, awl’), cf. PA *ker(1)tV (< *kir(1)e-tV) ‘to notch; to cut’ sub [EDAL: 791], PD *kiḏ- (~ ­ṟ­) ‘to tear; to slash’ [DEDR: No1624], [GSD 606], PGZ *ḳre#- / *ḳri#- ‘to shear, cut off’ [EWK: 209], *ḳrṭ- ‘to peck, pinch, pierce’ [ЭСКЯ: 116], [EWK: 210], Grg ḳorṭn- ‘hacken, rupfen, grob behauen’, PIE *kers- ‘through’ [Фасмер 4: 338], *kert- ‘to cut’ [WP II: 573 sq.], [HEG: 532 sq.], [Adams: 197], [NIE 2507], PIE *kerw- ‘sickle, axe, sword, spear’ [WP II: 573 sq.], [NIE 488] < PN *kirI (­gV, ­čV, ­tV) ‘to cut’ [DN: NoNo940, 1173, 1194], [SN 498]: all deriv. from PN *kirV ‘to scratch’ [МССНЯ: 365], [ОСНЯ 1: No231], [DN: NoNo1162, 1151, 1152], [SN 535]?

1.2m. PE *()qru (­i­) ‘wood; to chop wood, stoke’ [ME 713] / *qðu ‘wood’, *qððiCuR- ‘to chop wood’, *qðutaR- ‘to gather wood’ [CED: 294 sq.]. ◊ PA *kóŕa ‘a k. of tree with red berries or red bark’ [EDAL: 808], cf. PIE *gers- ‘branches, bushes, wicker-wear’ [WP I: 609], [Pok.: 392 sq.], [NIE 282], PU *kurV ‘Gebüsch, dichter Wald’ [UEW: 217] < PN *gʷeŕV ‘a k. of tree or bush’ [ME 713], [K­ENB]. O. Mudrak [Mudrak 2008: No65] links the Eskimo item to PA *k()ar(1)U-gV ‘wood, shrub’ (PTrk *kargaj ‘pine tree’, PMng *kar-gali- ‘shrub sp.’, Kor koro- ‘a k. of maple’), diff. in [EDAL: 704, 808]. Cf. No1.2g.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

197

1.2n. PE *qrŋ- ‘to gather’: PYp *qrŋ- ‘together; to gather, assemble’, PIn *qIŋn- ‘to cache’ [ME 931] / PYpS *qŋžuR- ~ *qŋžaR- ‘gather or assemble’, PE *qŋnR ‘cache’ [CED: 298]. ◊ PA *kĕŕo ‘to remunerate, repay’ [EDAL: 783] < PN *kVŕV (~ q­) ‘to gather’ [ME 931], [Mudrak 2008: No159]. 1.2o. PEAl *amir-ГV- ‘a k. of bone of limbs’ [K­ENB] / *ʔamiλ(i) ‘shin, knee’ [ER: 114] (PE *amĭla- (*amit-lqa­) ‘radius, thin bone in arm’ [ME 1651] / *amilqaR ~ *amit(l)qaR ‘radius (bone)’ [CED: 24]; PAl *ami-ði(E) pl. ‘calf of leg’, (Atk) pl. ‘metacarpal bones, metacarpus’, (E, Ber) ‘shank, lower leg’ [AD: 66]). ◊ PA *omuŕV ‘shoulder, collar bone’ [EDAL: 1052] < PN *HamVŕV ‘shoulder, a bone of limbs’ [K­ENB]. O. Mudrak [MYp 2590] regards the Eskimo item as a borrowing < PCh *aʒma-Lqъl ‘shoulderbone, thighbone (of animal)’ [MCh 55], although we cannot exclude contamination (the Aleut item can hardly be considered borrowed).

1.2p. PE *ar(r)a / *að(ð)a(:) ‘oh no!’ (exclamation of surprise or pain) [CED: 4]. ◊ ? PA *aŕV ‘or’ [EDAL: 316], cf. PIE *ara / *er part. / conj. [WP I: 77], [Pok.: 62], [NIE 1295] < PN *HaŕV ‘or’ (part. / conj.) [K­ENB]. 1.2q. PE *irvka-- ‘to drop sth., to cause to fall’ [ME 1282] / *ðvkaR- ‘fall or drop from a height’ [CED: 98]. ◊ PA *ḗŕa ‘to go astray, mistake’ [EDAL: 520 sq.], cf. PSD *iṟ- ‘to die, extinguish’ [DEDR: No514], [GSSD 465], PIE *er- ‘to abandon, except, destroy’ [WP I: 142 sq.], [Pok.: 332 sq.], [NIE 1334], PPrm *erä- ‘to be destroyed’ < PN *HeŕV ‘to go astray; (tr.) to abandon, cause to fall’ [МССНЯ: 359], [ОСНЯ 1: No107], [DN: No779], [SN 860], [K­ENB]. Cf. PE *i-t- ‘to fall out (hair); to pluck, plume’ [ME 1355] / *Ri- ‘fall out (hair)’, *RitaR- ‘pluck (fowl)’ [CED: 116 sq.]. Cf. also PSD *aṛ- ‘rivermouth’ [DEDR: No278], [GSD 250], cf. Grg ar- ‘gutter, furrow’, PIE *rej‘to flow, run’ [WP I: 136 sq.], [Pok.: 330 sq.], [NIE 1333], PFU *arV ‘wässerige, sumpfige Stelle; grassbewachsende Niederung’ [FUV: 72], [UEW: 17], PYk *jara- ‘to swim, wade, etc.’ [ПУЮГС: 299], [HDY: No653] / *jära- ‘to wade in water, swim, flow, float (down stream)’ [MYk 5], PNv

198

Nikita Krougly-Enke

*or- ‘high tide during ice-stand’ [MNv 303] < PN *VŕV ‘to fall (of water, into water); tide’ [LRABS: 138, 157], [K­ENB]. Cf. NoNo3.1 and . 1.2r. PE *uqru- ‘fat, blubber’ [ME 577] / *uqðuR ‘blubber or seal oil’ [CED: 378]. ◊ PA *0ŕgi (?) ‘fat; brain’ [EDAL: 622] < PN *HuŕgV (~ j­) ‘fat (a k. of)’ [ME 577], [Mudrak 2008: No211].

1.3. PE *­j- (< PEAl *­r1­?) < PN *­r1­. 1.3a. PE *ajv ‘walrus’ [ME 1753] / *ayvR ‘walrus’ [CED: 61]. ◊ PA *òr1e ‘male, young male’ [EDAL: 607 sq.] (PJap *Jt ‘younger brother’), cf. PSD *ōri ‘male jackal’ (Gdb ōrg- (ōrug­) ‘to call’) [DEDR: No1061], [GSSD 927], Svan xwir- ‘male, male dog’, PIE *wīr-o- ‘man’ [WP I: 314 sq.], [Pok.: 1177 sq.], [NIE 1244], PFU *[wy]ra- ‘man, male’ [FUV: 121] / *ura ‘Mann, Männchen’ [UEW: 545] / *urå ‘male’ [HPUL: 542] < PN *xʷir1V ‘male person or animal’ [UW: 8], [FUV: 148], [МССНЯ: 362], [DN: NoNo817, 2519], [SN 312], [K­ENB].

1.4. Cases for PE *­j- alone (< PEAl *­r1­?) with non-diagnostic Altaic cognates. 1.4a. PE *kaj(a)- ‘hungry, weak’ [ME 9] / *ka(C)- ‘be hungry’ [CED: 151]. ◊ PA *kăr(1)u ‘need, necessity’ [EDAL: 691 sq.] (no Jap match), cf. PSD *kar- ‘to conceive, intend, recollect’ [DEDR: No1342], [GSSD 1132], PIE *ĝher[e]- / *ĝhrē- ‘to long, wish’ [WP I: 600 sq.], [Pok.: 440 sq.], [NIE 1690], PU *karma- ‘wollen’ [UEW: 128] < PN *gVr1V ‘to wish, need’ [DN: No673], [SN 192], [ME 9], [Mudrak 2008: No79]. 1.4b. PEAl *iju- ‘to be damp’ [CED: 149], [AD: 465] (PE *iyukuta(R) ‘moisture’ [CED: 149] / *iciKu-ta- ‘dew; damp’ [ME 1461]; Al (Atk) jux-s ‘to be damp’, jux-ta-l ‘to be damp’ [AD: 465]). ◊ PA *ūr(1)e ‘river’ (Yak ürex, Dolg ürek id.; Ewn ūru­, ōru- ‘to flow out’, Ewk urigden ‘backwater’) [Ramstedt 1935: 457], [Poppe 1960: 102], [ОСНЯ 1: No98], cf. PIE *reuk-: PSl *rūčē/ītī, *rūkǭ ‘to flow’, *rūčьjь ‘brook’

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

199

[Фасмер 3: 524 sq.], PFP *orkV ‘Niederung, Vertiefung, Tal, Flußbett’ [UEW: 721] < PN *HUr(1)I (­k/qV) ‘to flow out, ebb’ [K­ENB]. The item is strongly contaminated or, in fact, the same as PK *wer- ‘to pour; stream, torrent’ [Чикобава 1938: 347], PIE *(a)wer- ‘water, moisture’ [WP I: 268 sq.], [Pok.: 80 sq.], [NIE 1217], PIH *Hawe-r- ‘stream, sea’ [Buck: 45], [HEG: 305 sq.], sub [NIE 1207], PU *üra‘trinken’ [UEW: 85] (cf. POU *wūrVj ‘river bed’), same A, PD *'r- (PSD ­ṟ­) ‘to leak, ooze’ [DEDR: No761], [GSD 1690], *ūr- ‘to wash (face)’ [DEDR: No670], [GSD 1682], *ur-(ug­) ‘to melt, dissolve; steel’ [DEDR: No661], [GSD 595] (cf. *vār- ‘to flow, strain’ [DEDR: No5356], [GSD 1751], *vaṛ- ‘to flow’ [DEDR: No5296], [GSD 1728]) < PN *ur(1)V ~ *ʷAr(1)V ‘to pour, soak, melt’ [МССНЯ: 341], [ОСНЯ 1: No98], [DN: NoNo740, 2509, 2517, 70], [SN 155], [K­ENB]. Cf. also No3.1f.

2. Contradicting cases 2.1. PE *­r- alone corresponding to PA *­r1­ (< PN *­r1­). 2.1a. PE *kir-n ‘dregs, sediment’ [ME 119] / *kitnR ‘sediment’ [CED: 177]. ◊ PA *kìr1i ‘dirt; dirty’ [EDAL: 791 sq.] (PJap *kìtà-nà- ‘dirty’), cf. PIE *Qern­, ­m- ‘caustic liquid (alkali, urine)’ [WP I: 463], [Pok.: 615], [NIE 468] < PN *kir1V (~ q­) ‘caustic liquid, dregs, dirt’ [SN 1152], [K­ENB]. O. Mudrak [ME 538], [Mudrak 2008: No160] suggests a different match to the Altaic item in PIn *qin-- ‘black, dark’ [ME 538] / PE *qiRnR- ‘be black or dark’ [CED: 308]. Cf. No1.1m.

2.1b. PYpS *iru-(na­) ‘all, whole, complete’ [ME 508]. ◊ PA *úr1ù (­gV) ‘to gather; crowd’ [EDAL: 622] (PJap *ú(n)tì ‘clan’), cf. PD *uṟ- (~ ­ḏ­) ‘numerous, abundant’ [DEDR: No711], [GSD 1662] < PN *wir1V (­gV) ‘multitude’ [DN: No71], [SN 1202], [ME 508].

2.2. PE *­j- < PN *­ŕ­. 2.2a. PYp *uja-tu- ‘be wide’ [CED: 386] / *ŭja- (­va­, ­tu­, neg. *­krt­) ‘far away; wide (river, road, water), narrow (river, road, water)’ (with a dub. Inupiaq match sub [ME 735]). ◊ PA *uŕo ‘long, late’ [EDAL: 623], cf. (der.?) PGZ *wrć- ‘wide’ [ЭСКЯ: 85 sq.], [EWK: 137], PIE *(e)w[e]r- ‘wide, broad’ [WP I: 285], [Pok.:

200

Nikita Krougly-Enke

1165], [NIE 1224] < PN *wuŕV (~ ­i­) ‘long, wide’ [DN: No2523], [SN 795], [ME 735], [K­ENB]. Cf. PEAl *ar1u- ‘to extend, enlarge’ [CED: 60], [AD: 14] (PE *aju-- ‘to make stronger, to enlarge’ [ME 1750] / *ayut- ‘extend or enlarge’ [CED: 60]; PAl *aðu- ‘to be long; long, tall; cave (entirely above the water); burial place’, *aðu-t- ‘to make long, to lengthen; to slack; to get long’ [AD: 14]) and PSem *ʔaruk- ‘long’. Cf. also No3.1y.

2.2b. PE *ukju[r] (~ ­a­, ­i­) ‘winter, autumn, year’ [ME 747] / *ukyuR ‘winter or year’ [CED: 364 sq.]. ◊ PA *k0ŕe (~ ­i) ‘autumn; rain, storm’ [EDAL: 747 sq.] < PN *kuŕV ‘autumn, winter’ [ME 747], [Mudrak 2008: No201]. 2.2c. PYp *uja-­, *uja-n- ‘rope or line’ [CED: 385]. ◊ Cf. PD *oḍ- / *oṛ- ‘to sew, spin’ [DEDR: No1012], [GSD 1100], PIE *wer[e]­,*wrē- ‘to string, put in a row’ [WP I: 263 sqq.], [Pok.: 1150 sq.], [NIE 1431], PFU *workV- ‘nähen’ [UEW: 584] / *w rkå- ‘to sew’ [HPUL: 551] < PN *woŕV ‘to string, sew; string’ [DN: No2521], [SN 1059], [K­ENB]. Cf. No1.1n and 3.1.

2.3. PEAl *­r1­ or PE *­j- corresponding to PA *­r- (< PN *­r­). 2.3a. PEAl *ar1a- (~ ­q­) ‘belly, stomach’ [K­ENB] (PE *aqja (­qu) ‘belly, stomach’ [ME 517] / *aq()yaR ‘belly’, *aqyamu ‘(underside of) fish belly’, *aq()yaquR ‘stomach’ [CED: 41]; PAl *aða- ‘stomach, bladder filled with blubber, seal oil or dried fish; canteen, water bottle; to put blubber, into a sea lion stomach; to put smth. into smth. that is hollow’ [AD: 37]). ◊ PA *kéra ‘belly; body, ribs’ [EDAL: 669] (PJap *kárá-(n)tí ‘body’), cf. PSD *karaḷ- ‘entrails, intestines’ [DEDR: No1274], [GSD 512] < PN *kAra ‘belly, stomach’ sub [SN 57], [ME 517], [Mudrak 2008: No25], [K­ENB]. Cf. PE *kira ‘space between, inside (part), middle’: PYpS *kira, PIn *ikia-(­) [ME 1298] / *kiðaR ‘layer or space between’ [CED: 103] and No3.1r.

2.3b. PE *paju- ‘to provide, give a gift’ [ME 490] / *payu- ‘bring food or supplies to’ [CED: 253]. ◊ PA *bṓr[é] ‘to give; to take, collect’ [EDAL: 353] (PJap *pírí-p- ‘to gather, collect’), cf. PSD *poṟ- ‘to bear, carry’ [DEDR: No4565], [GSSD

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

201

3817], PK *bar- ‘to give’, PIE *bhere­, *bhrē- ‘to bear’ [WP II: 153 sq.], [Pok.: 128 sqq.], [NIE 2079] < PN *borI ‘to give’ [МССНЯ: 338], [ОСНЯ 1: No10], [DN: No229], [SN 120], [K­ENB]. Contamination with PSl *ber%tī, *bèrǭ ‘to take’, PA *b%r(1)a ‘goods; to possess, earn’ [EDAL: 328] (no Jap match), PD *vār- ‘to scoop’ [DEDR: No5362], [GSD 1754] < PN *bar(1)V ‘to take’ [Долг. 1964a: 12], [МССНЯ: 332], [ОСНЯ 1: No8], [DN: No224], [SN 29]. 2.3c. PE *ujaa- ‘stone, rock’ [ME 689] / *uyaRa ‘rock’ [CED: 386]. ◊ ? Cf. PSD *var-ai ‘mountain’ [DEDR: No5274], [GSSD 4394], PU *wēre (*wōre) ‘mountain / Berg’ [FUV: 126], [UEW: 571] / PFU *woori ‘forest, hill’ [HPUL: 551] (cf. PFU *wara ‘hill; forest’ [FUV: 121 sq.] / *wårå id. [HPUL: 551]) < PN *w[Aj]r(1)V ‘mountain’ [МССНЯ: 337, 337], [TYLER 1990: 115], [DN: No2515], [SN 104], [K-ENB].

2.4. Instances of PEAl *­j- or PAl *­j- corresponding to PA *­r- (< PN *­r­). 2.4a. PAl *hīju-ka- ‘bill, beak (of bird)’ [AD: 220]. ◊ PA *pXrò (~ b­) ‘beak, nose’ [EDAL: 1090 sq.] (PJap *kútí-(n)-pírù ‘lips, beak’), cf. PK *ir- ‘mouth, lip’ (OGrg, Grg ir- ‘mouth, face; [edge, shore; sharp edge, blade]’, Mgr, Laz iǯ- ‘mouth’, Sv il­, bil- ‘lip; [edge, shore]’: contam. of two roots, v. infra) < PN *pirU ‘beak, lip’ [K­ENB]. Contam. with PK *0ir- ‘edge’ [ЭСКЯ: 153], [EWK: 273 sq.], PFU *perä ‘Hinterraum, Hinterteil’ [UEW: 373] / PFP *perä ‘back’ [HPUL: 553], PFU *pertV (*pärtV) ‘Rand, Seite’ [UEW: 374] / *pärtä ‘board’ [HPUL: 548], PA *pè(j)rì ‘edge’ [EDAL: 1136 sq.] (PJap *piàrì ‘edge, brink’), PD *paṛ-[k-] ‘side’ [DEDR: No4005], [GSD 1199] < PN *pe(j)rV ‘edge’ [МССНЯ: 345], [DN: NoNo1761, 1763, 1764], [SN 215] (suggesting two separate roots).

2.4b. PAl *maj-qu- ‘to be healthy, vigorous; vigorous, strong, agile, dexterous, skillful’ [AD: 276]. ◊ PA *màrà (~ ­ŕ­) ‘male, mature’ [EDAL: 923] (PJap *màrà ‘penis’), cf. PD *mūr- ‘old; mature’ [DEDR: No4969], [GSD 963], K: Sv māre ‘man’, PIE *merj- ‘fellow, young man’ [WP II: 821], [IEW: 738 sq.], [NIE 762], U: Nen marʔ­, mar- ‘male of wild reindeer’, PYk *marq- ‘girl, little girl’ [HDY: No1160] / *mar-qiĺ O ‘young girl; girl; niece’ [MYk 357], PNv *amr ‘younger brother’s wife’ [MNv 47] < PN *ma(j)rV ‘young male’ [МССНЯ: 373], [ОСНЯ 2: No277], [DN: No1469], [SN 322], [MPS 423], [K­ENB].

202

Nikita Krougly-Enke

2.4c. PEAl *kajv- ‘to be weary, lazy; to be heavy’ [AD: 234] (PE *kaj(v)- ‘lazy; to bulk at doing sth.’ [ME 56] / PIn *kayaq- ‘to stay at home’ (+ Yp < Al?) [CED: 162]; PAl *kaja-na- ‘to be heavy; sth. heavy; heaviness; du. heavy harpoon’ [AD: 234], PAl *kaju-ta- ‘sinker (for fishline etc.); weight’ [AD: 236]). ◊ PA *kùru ‘heavy; hard, difficult’ [EDAL: 826] (PJap *kùrù-sì- ‘hard, difficult, agonizing’), cf. PIE *gʷrw­, *gʷrū- ‘heavy’ [WP I: 684 sq.], [Pok.: 476 sq.], [NIE 347] < PN *gʷIrwV ‘heavy; weight’ [DN: No923], [SN 707], [K­ENB]. 2.4d. PAl *qju- ~ *kju- ‘horse mussel Modiola modiolus’ [AD: 340]. ◊ PA *kZrú ‘bark, shell’ [EDAL: 827] (PJap *kùrí ‘a k. of mollusc (and its shell)’), cf. PK *gwar- ‘skin’ [ЭСКЯ: 61], [Fähnrich 1980: 179] (‘kind, sort’), PFU *kōr ‘bark, peel’ [FUV: 26] / *kore (*kōre) ‘Schale, Rinde’ [UEW: 184] (+ Slk) (cf. PFU *kora- (*kura­) ‘schinden, abschälen’ [UEW: 184]), PKCh *qer(ʷ)- ‘shell of mollusc’ [ЭСЧКЯ: 196], [MK 874] < PN *gʷIrV (~ ­a­) ‘bark; shell’ [МССНЯ: 345], [ОСНЯ 1: No217], [LRABS: 141, 154], [K­ENB], diff. in [PNHRAN: No9.2]. Cf. No1.2k. Cf. also PK kurć- ‘bark, shell’ [EWK: 382].

3. Irrelevant cases 3.1. PEAl *­r- or PE *­r- with no diagnostic Altaic data. 3.1a. PEAl *par- ‘opening, narrow entrance’ [CED: 245], [AD: 12] (PE *par ‘opening, hole, entrance’ [ME 444] / *pað ‘opening or entrance’ [CED: 245], *par-łi- ‘entrance; to approach’ [ME 485] / *patli- ‘to approach’ [CED: 252]; PAl *hað(i)- ‘channel, narrows: channel entrance to a bay, narrow sound between islands, harbor’ [AD: 12]). ◊ PA *p%r(1)V ‘to split, crack’ [EDAL: 1152] (no Jap match), cf. PD *par- ‘to cut, split’ [DEDR: No3962], [GSD 1182] (cf. PD *pir-i- ‘to crack, open’ [DEDR: No4176], [GSD 1277], *pār- ‘crowbar, spade’ [DEDR: No4093], [GSD 1220]), PGZ *pre\- / *pri\- ‘to tear’ [ЭСКЯ: 190], [EWK: 62], Grg (Imer) par- ‘to strike’, PIE *par­, ­e- ‘to cut, bore’ [WP II: 41], [Pok.: 818 sq.], [Adams: 420], [NIE 1993], PU *parV- ‘schneiden, schaben, aushöhlen’ [UEW: 357] (cf. PFU *päre ‘kleines Stück; Span’ [UEW: 366]) < PN

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

203

*par(1)V ‘to cut, split, scrape’ [МССНЯ: 330, 360], [ОСНЯ 2: No339], [IENH: No37], [DN: NoNo1775, 1790, 91], [SN 6], [K­ENB]. Cf. PA *p6ŕe (~ *p7ŕo) ‘to screw, carve, scratch’ [EDAL: 1158], PK *0ir- ‘to whet the scythe’ [ЭСКЯ: 154], [EWK: 273], PIE *por-g- ‘to cut, notch, drill’ [WP II: 42 sq.], [Pok.: 819], PD *pōṛ- ‘to split, carve’ [DEDR: No3760], [GSD 1345] < PN *poŕV ‘to split, carve’, and PA *pŭŕi (~ ­e) ‘to crush’ [EDAL: 1189 sq.], PSD *pūṛ- ‘hole, gap’ [DEDR: No4317], [GSSD 3621] < PN *puŕV ‘to dig’ sub [eod.].

3.1b. PEAl *par- ‘to wend one’s way, go in some direction, meet; direction toward’ [CED: 245], [AD: 10] (PE *par-(­) ‘to meet; towards’ [ME 445] / *paðR- ‘to meet’ [CED: 245]; PAl *hað­, *haða- ‘direction, direction toward, position next to, time toward, direction of thought, reference of speech; toward, near, to, in the vicinity of, at, before (time), in relation to’ [AD: 9 sq.]). ◊ Cf. PIE *per- (­rH­) ‘to put across, ferry’ [WP I: 39 sq.], [Pok.: 816 sq.], [HEG: 159], [NIE 1992], PFU *peeri- ‘enter’ [HPUL: 547], *purV(*prV­) ‘hineingehen’ [UEW: 408] / *purå- ‘enter’ [HPUL: 553], PD *por‘to join, unite; to occur’ [DEDR: No4541], [GSD 1322], PYk *peiδ- (~ ­d­) ‘to step; bridge (across the river); stairs, ladder’ [MYk 668] / (sub *poj- ‘to lift, raise, carry’ [HDY: No1839]), PNv *pre- ‘to come’ [MNv 1774] < PN *p()er(1)V ~ *p()Ur(1)V (~ ­ŕ­) ‘to enter, meet, wend one’s way, ferry across’ [IENH: No69], [MPS 552], [K­ENB]. 3.1c. PEAl *arV- ‘to roast, fry’ [CED: 4], [AD: 11] (PE *ari- ‘to roast, bake, fry’ [ME 1578] / *aðiR- ‘roast’ [CED: 4]; PAl *aða- ‘to roast, fry (over open fire)’ [AD: 11 sq.]), cf. PE *aru-(­) ‘to thaw, melt; to warm up’ [ME 1712] / PIn *auk- ‘melt’, sub *aunq ‘rotten ice’, PIn *aužaq ‘summer’ [CED: 44]. ◊ Cf. PCh *(š)er- ‘to roast, burn’ [ЭСЧКЯ: 202], [MCh 108], *ạrạ" (~ ­_) ‘boiled fish, fish-soup’ [ЭСЧКЯ: 156], [MCh 111]. Cf. No3.1e. 3.1d. PE *aru- ‘blood’ [ME 539] / *aðu ‘blood’ [CED: 5], ? *aruma‘embers, glowing coals’ [ME 1735] / *a(C)umaR ‘ember’ [CED: 53]. ◊ Cf. PD *er- ‘blood; red’ [DEDR: No817], [GSD 726], PFU *wire ‘Blut’ [UEW: 576] / *weri ‘blood’ [HPUL: 551] < PN *wer(1)V ‘blood’ [SN 818], [ME 539].

204

Nikita Krougly-Enke

O. Mudrak [ME 539], [Mudrak 2008: No27] also connects this to PTng *eri- ‘to breathe; breath, soul’.

3.1e. PEAl *ur- ‘to burn, get burnt’ [K­ENB] (PE *ur-(t­) ‘to burn, get burnt’ [ME 1190] / sub *uu- ‘be heated up or cooked’, etc. [CED: 361 sq.]; PAl *uði- ‘to sting, burn (of exterior body parts, e.g. lips, eyes); to be sore (of throat); to be bitter’, *uði ‘pain from scorching; bitter gall’, *uðii‘bitter’ [AD: 416]). ◊ Cf. PD *ur- ‘to burn (intr.), heat’ [DEDR: No656], [GSD 1654], PK *warwar- ‘to burn, glitter’ [EWK: 127], PIE *wer- (PIH *w­) ‘to burn (tr.), boil (tr.)’ [WP I: 269], [Pok.: 1166], [Friedrich: 244], [NIE 2958] < PN *wAr(1)V ‘to burn, roast’ [МССНЯ: 337, 341], [IENH: No491], [DN: No2508], [SN 108], [ME 1578], [K­ENB]. O. Mudrak links the Eskimo item to PA *dur(1)e (~ t­, ­ŕ­, ­i) ‘to burn, set fire’ [EDAL: 485] (no Jap match) [ME 1190], [Mudrak 2008: No212]. Cf. No3.1c.

3.1f. PE *urni ‘sweat’ [ME 695] / *uunni- ‘feel hot’ [CED: 362]. ◊ Cf. PD *ur-[c-] ‘to urinate’ [DEDR: No696], [GSD 1659], PIE *wour­, *worw- ‘to drip, urinate’ [Fraenkel: 1205], [NIE 3247] < PN *wor(1)V ‘to drip, urinate’ [K­ENB]. Cf. No1.4b. 3.1g. PEAl *tar()V- ‘to stretch’ [AD: 380] (PIn *tarV-: Grn taanq ‘extent, circumference’; PAl *taða- ‘span; measure from the outstretched thumb to the finger tip’ [AD: 380]) ◊ PA *t`r(1)o ‘to stretch, spread’ [EDAL: 1356 sq.] (no Jap match), cf. PIE *dergh- ‘to pull, tear’ [WP I: 797 sqq.], [Pok.: 206 sqq.], [NIE 1898] < PN *tar(1)V (­gV) ‘to stretch, spread’ sub [SN 977], [K­ENB]. 3.1h. PE *tr- ‘score, line; to trace; to make a slice’: PYp *tr­, PIn *tr-­, *tr-a- ‘to slice thin, cut in slices’ [ME 1077] / PIn *tža- ‘to slice for drying (fish or meat)’ [CED: 345]. ◊ Cf. PK *tar- / *tr- ‘to drag’ [ЭСКЯ: 95], [EWK: 156], PIE *tragh(~ ­ĝh­), *dh- ‘to drag, bear; trace’ [WP I: 752 sq., 862], [Pok.: 1089], (+ PGrm *drinka- ‘to drink’ < ‘to sip’ < ‘to pull’?) [NIE 2854], *dreg- ‘to drag, scrape’ [WP I: 797 sq.], [NIE 1899] < PN *tVr(1)V (­g/kV) (~ ­ŕ­) ‘to drag’ [IENH: No112], [DN: No2413], [SN 977], [K­ENB]. Cf. No3.1l and 4.4z.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

205

3.1i. PIn *trru- ‘to dry out, boil off (of water)’ [MIn 1310] / *tžžuq‘dry out’ [CED: 345]. ◊ Cf. PIE *ter[a]s­, *trās- ‘to be thirsty, to dry’ [WP I: 737 sq.], [Pok.: 1078 sq.], [NIE 1830] < PN *tVr(1)SV (~ -ŕ-) ‘to dry (out)’ [K­ENB]. 3.1j. PE *turapa ‘gravel, pebble’ [ME 1167] / *tuvapa ‘gravel’ [CED: 356]. ◊ PA *tăpo(r(1)V) ‘earth, dust’ [EDAL: 1404] (no Jap match); other Nostratic cognates do not have a vibrant-containing suffix, cf. [SN 429], [Mudrak 2008: No193]. 3.1k. PE *ńarva­, *ńanv- ‘lake’ [ME 299] / *nanvaR ‘lake’ [CED: 214]. ◊ PA *najV(r(1)V) (~ ­ŕV) ‘lake, river’ [EDAL: 961] (no Jap match), cf. PD *ńīr- ‘water’ [DEDR: No3690], [GSD 1085] < PN *najr(1)V (~ ­ŕ­) (­wV) ‘stream, river’ [МССНЯ: 369], [DN: NoNo1615, 1622], [SN 56], [K­ENB]. Contamin. (?) with PU *ńorV ‘Sumpf’ [UEW: 324] / PFU *ńri ‘damp, humid’ [HPUL: 546], PA *núŕe ‘to become wet, soak’ [EDAL: 994], PSD *nur- ‘mud’ [DEDR: No3690], [GSSD 3110], PYk *ńori-ĺ ‘swamp’ [MYk 255] / *ńoro- ‘pool, swamp’ [HDY: No1525] (contam. with ‘moss, lichen’), PNv *ŋerk- ‘to soak, wet’ [MNv 2192] < PN *ńUŕV ‘swamp’ [МССНЯ: 333], [ОСНЯ 2: No326], [DN: No1619], [SN 55], [IICR 2: No376], [UEW: 324], [K­ENB].

3.1l. PE *cr- ‘to cut open through belly’ [ME 1508] / *cir- ‘to cut open (fish or animal)’ [CED: 74]. ◊ PA *čir(1)e ‘to cut, scrape’ [EDAL: 435] (no Jap match), cf. (?) PK *|ar- / *|r- ‘to cut, hew’ [ЭСКЯ: 255 sq.], [EWK: 536 sq.], PCh *ъšra- ‘to cut open, rip up, disembowl, to wound’ [ЭСЧКЯ: 204], [MCh 1176] < PN *č()ir(1)V ‘to cut, scrape’ [МССНЯ: 353], [K­ENB]. Cf. PA *čàr1o ‘to cut off, tear off’ [EDAL: 418 sq.] (PJap *tàt- ‘to cut, cut off’), cf. same PK, PIE *sker‘to cut’ [WP I: 422, II: 573 sqq.], [Pok.: 938 sqq.], [HEG : 399 sqq., 517 sqq.], [Adams: 168 sq.], [NIE 2503],? PFU *ćärke- ‘brechen (intr., tr.) > Schmerzen haben, weh tun’ [UEW: 32] < PN *čar1V ‘to cut, cut off’ [MССНЯ: 360], [ОСНЯ 1: No53], [DN: NoNo431, 435], [IENH: No156], [SN 318], [K­ENB]. Cf. also POU *ŝä/krV ‘to chop, cut’, v. [DN: No2186], and NoNo3.1h, m, 3.2c, 3.5j and 4.4z. 3.1m. PEAl *sari- ‘sharp weapon; to stick into’ [K­ENB] (PE *car(i)ku ‘bow’: PYpS *cajika/u, PIn *catku [CED: 471] / *caðku ‘weapon or tool’

206

Nikita Krougly-Enke

[CED: 63]; Al (E) saði-lix ‘to drive, thrust, stab (sth. pointed into sth.); to stick (arrow into whale)’ [AD: 344]). ◊ Cf. PGZ *sar- / *sr- ‘arrow, spear; to shoot’ [ЭСКЯ: 161 sq.], [EWK: 294 sq.], PIE *sar- ‘hoe, sickle’ [WP II: 500 sqq.], [Pok.: 911 sq.], [NIE 2425] < PN *sAr(1)V (~ ­ŕ­) ‘sharp weapon; to stick into’ [K­ENB]. Cf. PIE *sarp- / -e- ‘sickle; to cut (with a sickle)’ [WP II: 500 sqq.], [Pok.: 911 sq.], [NIE 1010], PA *sàr(1)pa ‘a k. of tool’ [EDAL: 1215 sq.] (PJap *sàpí ‘a k. of hoe’ being irrel.), PD *śārp- ‘thorn’ [DEDR: No2468], [GSD 209] < PN *śar(1)pV ‘thorn; a k. of cutting tool’ [SN 752], [K-ENB]. Cf. also Grg zerdn- ‘to trample down’, ? PFU *ćärke- ‘brechen > Schmerzen haben, weh tun’ [UEW: 32], PA *zàre ‘to cut, shear, shave’ [EDAL: 1517 sq.] (PJap *sr- ‘to cut, shave’) < PN *źarV (~ =­) ‘to cut, shear’ sub [DN: NoNo2684, 2702], [SN 423]. Cf. NoNo3.1l, 3.2c, 3.5j and 4.4z.

3.1n. PE *karm- ‘to move reclining on, to recline, place on’ [ME 57] / *kaym(t)- ‘push (forward)’ [CED: 162 sq.], PIn *kaivluaq- ‘push continuously’ [CED: 163]. ◊ Cf. PD *kēr- ‘to lean against’ [DEDR: No2012], [GSD 588] < PN *k()er(1)V (~ q­) ‘to lean against, recline’ [K­ENB]. 3.1o. PE *kra-- ‘rough; wet’ [ME 65] / *kða- ‘be rough’ [CED: 164]. ◊ ? PA *k€r(1)ka (g-?) ‘to scrape, file’ [EDAL: 792] (PJap *kàk- ‘to scratch, scrape’), cf. PD *ker- ~ *kir- ‘to scratch’ [DEDR: No1564], [GSD 579], PIE *Qera- ‘to damage, delete’ [WP I: 410 sq.], [Pok.: 578], [NIE 1527], PFP *kirä- ‘hauen, schlagen / hit’ [UEW: 666], [HPUL: 552] (+ Slk kīra), PYk *keril- ‘to bite, chew; to dress (a skin), break leather; to crush, break (into pieces)’ [HDY: No798] / *keri-l- ‘to break (intr.), be crumpled’ [MYk 506], PNv *kir- ‘to trample, press down’ [MNv 756], PKCh *kʷi’r- ‘to break (intr., tr.)’ [MK 872] < PN *kIr(1)V (­kV) (~ q­) ‘to scrape’ [И­С 1964a: 23], [МССНЯ: 365], [ОСНЯ 1: No231], [DN: NoNo1162, 1151, 1152], [SN 535], [HDY: No798], [MPS 286], [K­ENB]. Cf. PIE *er- ‘to comb; hair’ [WP I: 427], [Pok.: 583], [NIE 508]. Cf. also No3.5s.

3.1p. PE *kur ‘river’ [ME 133] / *kuð ‘river’ [CED: 179]. ◊ Cf. PSD *kUṟ-aŋ- ‘a cut, branch, channel’ [DEDR: No1841], [GSSD 1602], PFU *kurå ‘mud’ [HPUL: 544] < PN *k()Ur(1)V (~ q­) ‘river and sim.’ [K­ENB]. Cf. PIE *k(w)ert­, g(w)- ‘den’ [WP II: 573 sq.], [NIE 2508],

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

207

PFU *kurV ‘Vertiefung, vom Wasser ausgegrabener Hohlweg, Pass zwischen zwei Bergabhängen’ [UEW: 217] / *kuri ‘cleft’ [HPUL: 544], PD *koṛ‘hole, pit’ [DEDR: No1818], [GSD 639] < PN *kUŕV (~ q­, k­) ‘hole’ [SN 1669]. 3.1q. PEAl *ku[r]u-(cV­) ‘pelvis, shank’ [K­ENB] (PIn *ku(u)cci- ‘pelvis, hip-bone, pelvic bones’ [MIn 134] (we do not agree with O. Mudrak in his comparison of this form with PYp *kuŋ[u]tV- ‘collarbone’ sub [ME 134]); PAl *kuðu- ‘leg, esp. shank, lower leg (from knee to foot)’ [AD: 246]). ◊ Cf. PSD *guraC- ‘horse’s hoof’ [DEDR: No1770], [GSSD 1544], PK *kurs- ‘heel’ [ЭСКЯ: 200], [EWK: 381], PIE *Qrūs- ‘shank, leg’ [WP I: 489], [Pok.: 624], [NIE 632] < PN *kur(1)V(CV) (~ kʷI­) ‘ankle, heel’ [DN: NoNo1168, 1191], [SN 939], [K­ENB]. 3.1r. PE *akur-(a­) ‘groin, lower belly, thigh-bone’ [ME 1616] / *akuRaR ‘(lower) abdomen’ [CED: 15]. ◊ Cf. ? PD *karb- ‘egg, foetus’ [DEDR: No1279], [GSD 513], PZ *korba (< PK *karb­) ‘belly’ [ОСНЯ 1: No214], PIE *kʷrep- ‘body, belly’ [WP I: 486 sq.], [Pok.: 620], [NIE 628] < PN *kʷAr(1)(b)V ‘(lower) abdomen, entrails’ [МССНЯ: 334], [ОСНЯ 1: No214], [DN: NoNo1166, 1202], [SN 57], [K­ENB]. Cf. PA *kắŕme ‘fat’ [EDAL: 800], PD *koṛv- ‘fat’ [DEDR: No2146], [GSD 641] < PN *kaŕ[w]V ‘fat’ sub [eod.]. Cf. also No2.3a. 3.1s. Chpl ārinq ‘ashes (coals?)’ (< *ari-n?). ◊ PA *gar(1)i (~ ­ŕ­, ­o) ‘light (n.)’ [EDAL: 531] (no Jap match), cf. PIE *ĝhrā- / ­ē- ‘to shine, shimmer’ [WP I: 602 sq.], [IEW: 441 sq.], [NIE 1692] < PN *gAr(1)V (~ ­ŕ­) ‘to shine; light’ [И­С 1968: No6.10], [МССНЯ: 342], [ОСНЯ 1: No82], [DN: No661], [SN 625], [Mudrak 2008: No9]. Cf. No4.4m. 3.1t. PE *qar-qa- (­qi­) ‘mountain, hill; to climb up’ [ME 637] / *qarqaR ‘mountain’ [CED: 274]. ◊ PA *k`r(1)e ‘edge’ [EDAL: 767] (no Jap match), cf. PD *kar- ‘bank, bridge, border’ [DEDR: No1293], [GSD 518], Grg ḳarḳar­, ḳarḳarovin- ‘a high rock’, PIE *kar- (kh­) (­s­, ­n­, ­k­) ‘stone, thorn; hard, rough’ [WP I: 355], [Pok.: 532], [NIE 445], PU *kere-: PPrm *kers ‘heights’, Slk ker ‘edge,

208

Nikita Krougly-Enke

brim’, Yk (T) χarχiĺ ‘steep bank, ravine’ [Kурилов: 512], PNv *kre ‘cliff, rock’ [MNv 682] < PN *kar(1)V ‘rock, steep heights’ [ОСНЯ 1: No216], [IENH: No264], [DN: NoNo1149, 1161], [SN 635], [K­ENB]. Cf. No1.1k for an alternative suggestion on the part of O. Mudrak. Cf. No4.4m.

3.1u. PEAl *aqr[i]- ‘ptarmigan’ [CED: 39], [AD: 37] (PE *aqări ‘ptarmigan’ [ME 1697] / *aqðiR ‘ptarmigan Lagopus gen.’ [CED: 39]; PAl *aðīka­, (Att) atrqatruka-χ ‘ptarmigan [Lagopus sp.] (any kind)’ [AD: 37]). ◊ PA *kur(1)e ‘woodcock, woodpecker’ [EDAL: 707] (no Jap match), cf. PD *kōṛ-i ‘fowl’ [DEDR: No2248], [GSD 659], PFU *krV ‘eine art Specht Picus sp.’ [UEW: 230], PIE *kAur- ‘hen, pheasant’ [WP I: 331 sq.], [Pok.: 536], [NIE 539] < PN *k()ʷI[ŕ]V (~ qʷ­) ‘a k. of gallinaceous’ [Dolg. 2004: No10], [DN: NoNo933, 1201], [SN 1411], [PNHRAN: No6.19], [K­ENB]. Cf. PFU *kärke ‘eine Art Specht Picus sp.’ [UEW: 652], PUg karV ‘Specht’. 3.1v. PEAl *qir- ‘grey hair; to be grey’ (PE *qir, *qir ‘grey hair’ [ME 720] / *qiðR(­) ‘grey hair’ [CED: 301 sq.]; PAl *qið-āja/u- ‘to be grey; grey hair’ [AD: 317]). ◊ Cf. PIE *ghrāw- / *ghrēw- (~ ĝh­) ‘grey’ [WP I: 602 sq.], [NIE 1692] < PN *gVr(1)V (~ ­ŕ­) ‘grey; grey hair’ [K­ENB]. Cf. PE *ara ‘ash’, powder’ [ME 513] / *aRra ‘ash’ [CED: 41 sq.], that O. Mudrak [Mudrak 2008: No9] links to PA *gar(1)V (~ ­ŕ­, ­o) ‘light’ [EDAL: 531], that is possible also, cf. No3.1s. 3.1w. PE *qura- ‘pinworms, eel’ [ME 985] / *quaRta(R) ‘anal itch’, *quRðaRutnaR ‘eel or wolf fish?’ [CED: 312]. ◊ PA *kṓr(1)o ‘worm; gad-fly’ [EDAL: 807 sq.] (no Jap match), cf. D: PGnd *kurm- ‘spider’ [DEDR: No1800], [GSGnd 367], PKG *kurṭum ‘leech’ [DEDR: No1798], [GSKG 608], Grg ḳvirṭ­, ḳruṭ- ‘wasp’, PIE *kʷrm-i‘worm, caterpillar’ [WP I: 523], [Pok.: 649], [NIE 518], U: PFS *kūrmV ‘gad-fly’ [SKES: 246], PFV *karmV ‘Fliege’ [UEW: 647], PSmd *kūr ‘fly’, PNv *har ‘worm’ [MNv 496] (cf. *qar ‘wasp, bumble-bee’ [MNv 837]) < PN *kUr(1)V / *kʷer(1)V (­mV, ­TV) ‘worm, gad-fly’ [И­С 1964a: 28], [Долг. 1964a: 17], [МССНЯ: 338], [ОСНЯ 1: No234], [DN: NoNo942, 1140, 1177, 1183], [IENH: No332], [SN 115], [IICR 2: No434], [ME 985], [Mudrak 2008: No169].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

209

3.1x. PEAl *quru- ‘to close in, be narrow’ [CED: 311], [AD: 331] (PE *quv- (*qurv-?) ‘to become narrower’ [ME 981] / *quðu- ‘to close in’, *quðumi- ‘to squeeze together’, *quðuquR ‘valley’, PIn *quunRuq ‘narrow place’ [CED: 311]; PAl *quðu- ‘valley, cleft, gorge, gulch, deep ravin, torrent, waterfall, cascade’ [AD: 331], *quðu- ‘to be narrow’ [AD: 331]). ◊ PA *kor(1)u ‘short; diminish, grow less’ [EDAL: 843] (no Jap match), cf. PD *kuṟ- (~ ­ḏ­) ‘small’ [DEDR: No1851], [GSD 667], *kur- ‘to shrink, wither’ [DEDR: No1778], [GSD 696], PIE *(s)k(ʷ)Ar-t­, ­d- ‘short’, *k(ʷ)Ar-t­, ­n­, ­l- ‘short-horned, short-eared, one-eyed’ [WP II: 573 sq.], [Pok.: 938 sqq.], [NIE 2511, 2504] < PN *kUr(1)V (~ q­) ‘short’ [МССНЯ: 345], [ОСНЯ 1: No244], [IENH: No329], [DN: No1143], [SN 213], [K­ENB]. 3.1y. PE *ar-tu- ‘to be wide below, deep’ [ME 1720] / *attu- ‘be wide below’ [CED: 48]. ◊ PA *%r(1)V ‘open space’ [EDAL: 314] (no Jap match), cf. PSD *aṟ-ai ‘room, apartment’ [DEDR: No322], [GSD 1892], Grg xriaṭ- ‘stony precipice’, PIH *ƒrH-o- ‘open space’ [WP I: 79], [NIE 59], PFU *arV ‘wässerige, sumpfige Stelle; grasbewachsene Niederung / grassed, low-lying land, dell’ [FUV: 72], [UEW: 17], PNv * r- ‘expanse, even sea surface, calm; mirror’ [MNv 197] < PN *xar(1)V ~ *ʔar(1)xV ‘open space’ [DN: NoNo66, 73, 720, 2607], [ME 773], [K­ENB]. Cf. NoNo2.2a and 3.1. 3.1z. PEAl *ar-ГV- ‘hand’ [CED: 4], [AD: 110] (PE *ara ‘hand’ [ME 602] / *aða(R), *aða ‘hand’ [CED: 4]; PAl *að-qu- ‘finger, toe’ [AD: 110]. ◊ Cf. PD *aṟ- ‘palm of hand, sole of foot’ [DEDR: No310], [GSD 69], PIE *arm- ‘arm’ [WP I: 72 sq.], [Pok.: 58], [NIE 57], PYk *arim ‘foot, sole, paw; bottom’ [MYk 576], [HDY: 18] < PN *HarI(­mV) ‘limb (hand, foot)’ [K­ENB]. Cf. No5.1a. 3.1. PEAl *Vr ‘eye’ [CED: 97], [AD: 13] (PE *ir ‘eye’ [ME 572] / *ð ‘eye’, *ðmi ‘wink’ [CED: 97], *ir-ku- ‘to see, look; sharp-eyed’ [ME 571] / *ðk- ‘watch’, *ir-łu- ‘to become blind’ [ME 573] / *ðłu- ‘be blind’ [CED: 97], etc.; PAl *ða- ‘eye’ [AD: 158], (Atk) aði- ‘to look, gaze’ [AD: 13]). ◊ Cf. PSD *ōr- ‘to consider, think’ [DEDR: No1059], [GSSD 925], cf. PIE *arēj- ‘to regulate, count’ [WP I: 69 sqq.], [IEW: 60], [NIE 1292] < PN *ʔVr(1)V (­jV) ‘to consider, think’ [K­ENB].

210

Nikita Krougly-Enke

◊ PAA *ʔir- ‘eye’ [HSED: No112], [MSAA 2551], PAA *reʔ- ‘eye; to see’ [HSED: No2104] / *riʔ- [MSAA 902]. Cf. No3.1and 5.1b. 3.1. PE *riRqi­, *riqri- ‘to slice, to dice food’ [ME 1280] / *ðŋ-qi‘dice or slice food’ [CED: 98]. ◊ PA *ŏr(1)V ‘to mow; hay’ [EDAL: 1063 sq.] (no Jap match), cf. PD *vaṛ- ‘to scrape; to wipe’ [DEDR: No5295], [GSD 1726], PK *rew- / *rw‘to detroy, scatter’ [ЭСКЯ: 158], [EWK: 283 sq.], PIE *rAw- ‘to tear apart, break in pieces’ [WP II: 351 sq.], [NIE 2267], PSmd *wъr…- ‘to scrape, plane’, PCh *ъRbъ- ‘to cut along, to chop (wood)’ [ЭСЧКЯ: 200], [MCh 1514] < PN *ʔVr(1)V(­ʷV) ~ *ʷVr(1)V ‘to break, tear’ [SN 972], [K­ENB]. Cf. No3.1. 3.1. PYpS *iru- ‘ebb-tide’ [ME 428] / *iðuk ‘low tide’ [CED: 150]. ◊ PMng *ergi ‘shore’ (b→ Mnch ergi ‘side’ [ССТМЯ 2: 432] and PNv *erk- (~ ­z) ‘shore’ [MNv 1090]), PYk *järoo- ‘shallow; ford, shallow place’ [MYk 1491] / *jer- ‘shallow; shoal, ford; place where the snow is blown by the wind, place on a skin where the fur is thin; thin (of fur); reindeer calf less then one-year old’ (also ‘plain; to mix’?) [HDY: No681], PNv * ri ‘river’ [MNv 198] (b→ Orok jārị ‘river’ [ССТМЯ 1: 291]), PKCh *ẹr()- ‘to ebb; sea-shore, ebb-tide’ [ЭСЧКЯ: 30], [MK 439] (+ PCh * r(ъn) id. sub [MCh 107]) < PN *HIr(1)V (­k/gV) (~ ­ŕg­) ‘ebb-tide, seashore’ [MPS 899], [K­ENB]. Cf. NoNo1.2q, 3.1y and . 3.1. PE *u(r)i-t- ‘to open eyes’ [ME 1267] / *uvi(t)- ‘open eyes’ [CED: 384]. ◊ Cf. PD *ūṛ-i- ‘service; to serve’ [DEDR: No758], [GSD 1686], PIE *wer- ‘to observe’ [WP I: 284 sq.], [Pok.: 1164], [NIE 1442], PUg *warV ‘to wait, be on one’s guard, keep safe’ < PN *wAr(1)V (~ ʷ­, ­ŕ­) ‘to watch’ [DN: No2512], [SN 1621], [K­ENB]. Cf. No3.1. 3.1. PEAl *ur1- ‘to share, divide’ [CED: 386], [AD: 416] (PYpS *uj-t- ‘to deliver, distribute’ [MYp 1517] / *uy- ‘distribute’ [CED: 386]; PAl *uði ‘share, portion, allotment’, *uði- ‘to divide, distribute, apportion’ [AD: 416]). ◊ Cf. PD *or- ‘one’ [DEDR: No990], [GSD 1119] (also *ok- < *or-k-?), PGZ *ert- ‘one’ [ЭСКЯ: 79], [EWK: 124], PFU *era ‘single, part, one’ (PF

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

211

*erä, *ärä ‘share, one time, one’, Saa (N) ærre ‘quantity of milk obtained at one milking from one female reindeer/cow’; PKhnt *‡r ‘getrennt, auseinander / separately, apart’) [DN: No68] < PN *ʔor(1)V (­KV, ­tV) (~ ­e­) ‘one; to divide, share’ [DN: No68], [SN 1058], [K­ENB]. Cf. No3.1. 3.1. PEAl *uri[]- ‘around; to go around’ [K­ENB] (PE *uriv‘around; to go around, revolve’ [ME 1271] / *uyiv- ‘go around (in a circle)’, *uyivðaR- ‘revolve or spin’, *uyivvaR ‘turning point’ [CED: 386 sq.]; Al (E) uðuu-nu- ‘to round up (fur seals)’ [AD: 416]). ◊ Cf. PK *grgw- ‘to be round’ [ЭСКЯ: 130], [EWK: 90], [SK 392] (*[rgw-], contamination with other roots), PIE *werQ­, *werĝ­, *wreiQ- ‘to twist, weave, tie together’ [WP I: 272 sq.], [Pok.: 1154 sq.], [NIE 1435] < PN *wVr(1)IKV (~ ʷ­, ­ŕ­) ‘round; to surround’ [K­ENB]. Cf. Al (E) ðaku­, ðaqu- ‘to turn around (the head), turn back’ [AD: 160] (< *ða-ku­). Cf. also NoNo1.1n and 2.2c. 3.1. PEAl *Vr- ‘to fall’ [K­ENB] (PIn *rt- ‘to fall (accidentally)’ [MIn 1638] / *rt- ‘fall (in water)’ [CED: 121]; Al (E) aðu- ‘to overcast, sew with overcasting, hit a second time’, aðu-n pl. ‘lacings to hold baidarka hide’ [AD: 13]). ◊ PD *ar- ‘to fall’ [DEDR: No233], [GSD 59] < PN *Har(1)V ‘to fall’ [K­ENB]. Cf. NoNo1.2q and 3.1.

3.2. Non-diagnostic cases: PEAl *­r(1)- or PE *­r- ~ *­j- vs. PA *­r- or *­r1­. 3.2a. PE *pk()ju- (~ *pkRu­) ‘egg; to gather eggs’ [ME 498] / *pkyu ‘egg’ [CED: 254]. ◊ PA *pgí(­rV) ‘kidneys, testicles’ (PJap *púnkúri ‘testicles’) [EDAL: 1101] < PN *pUgI (­rV) ‘kidney, testicle, egg’ [ME 498], [Mudrak 2008: No132]. 3.2b. PE *ńuja­, *nuja- ‘hair’: PYp *ńuja­, *nuja­, PIn *nuja- [ME 438] / *nuyaR ‘hair’ [CED: 244]. ◊ PA *nˆr(1)a(­kV) (~ ­ŕ­) ‘hair’ [EDAL: 993] (no Jap match), cf. PNv *ŋävrki ‘hair’ [MNv 2159] < PN *nujr(1)a (­kV) (~ ­ŕ­) ‘hair’ [ME 438] (altern. with PA *ŋˆje), [Mudrak 2008: No126], [K­ENB].

212

Nikita Krougly-Enke

3.2c. PEAl *curu- ‘a k. of sharp instrument’ [K­ENB] (PYp *cu(r)u- ‘adze’ (cf. Chpl súwuk (t) ‘strap made from baleen used to attach arrowhead to the harpoon’) [MYp 1860] / sub PYp *civ- ‘cut through’ [CED: 87]; Al (E) cuðu--asi- ‘long spear with a barbless point (for killing people or animals; slides down on the water)’ [AD: 149]). ◊ PA *s0r1a ‘arrow; fight, battle, success in battle’ [EDAL: 1296 sq.] (PJap *satu-i), cf. PFU *ćorkV ‘eine Art Schneidwerkzeug: Axt, Beil, Messer’ [UEW: 39] < PN *ćUr1V (­KV) ‘arrow, spear’ [SN 259], [K­ENB]. Cf. NoNo3.1l, m, 3.5j and 4.4z. 3.2d. PEAl *qir(1)a- ‘to cry’ [CED: 301], [AD: 316] (PE *qiRă- ‘to cry’: PYpS *qijă- (­r-?), PIn *qi(r)a- [ME 942] / *qiða- ‘to cry’ [CED: 301]; PAl *qiða- ‘to cry, weep’ [AD: 316 sq.], (E) qiðu-li-na-χ ‘sharp noise, real loud noise’, (E) qiðu-li-ta-χ ‘k. of snipe’ [AD: 317], (E) qið-ūi-(χ) ‘to sob, cry, mourn; sobbing, crying’ [AD: 318]. ◊ PA *kēr1o ‘to shout, speak’ [EDAL: 781 sq.] (PJap *kátár- ‘to speak, tell’), cf. PD *kēr- ‘to shout; to crow’ [DEDR: No1960], [GSD 586], PK *ḳīr(/ ­l­) ‘to cry’ [ЭСКЯ: 112], [EWK: 201 sq.], PIE *kar[a]­, *krā- ‘to shout’ [WP I: 413 sqq.], [Pok.: 567 sqq.], [NIE 1495], PFU *kerä- ‘bitten’ [FUV: 88], [UEW: 149], PKCh *’qra- ‘shouting, crying’ [MK 1049], PNv *G r- ‘to weep’ [MNv 638] < PN *k[ej]r1o ‘to cry’ [МССНЯ: 342], [ОСНЯ 1: No199], [DN: No1150], [SN 174], [MPS 766], [K­ENB]. The reconstruction of PE *­r- is based on the presumption of a loan from Chaplino in Sirenik and unclear reflexes in NAI; otherwise, PE *­j­. Cf. PD *kīṟ- (~ ­ḏ­) ‘to cry, call’ [DEDR: No1590], [GSD 610].

3.3. PEAl *­r1­ with non-diagnostic Altaic matches. 3.3a. PEAl *ur1V(v)KV- ‘rope; loop, noose’ [K­ENB] (PE *ujkuv- ~ *ujuvku- ‘fishing line, cord, rope’ [ME 1273] / *uyukkuR(aR) ‘fishing line’ [CED: 387]; PAl *uða- ‘to take a hitch around, to noose’, Al (E) uðaaða-χ ‘loop, noose’ [AD: 415] (simplification of *ur1u(v)KV- < *uur1KV­). ◊ PA *ŭkur(1)kV (~ ­o­) ‘rope, lasso’ [EDAL: 1491 sq.] (no Jap match) < PN *Hukur(1)V (~ wV­) ‘rope’ [K­ENB].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

213

3.4. Etyma where PE *­j- is deleted between two instances of *­i- and may reflect either PEAl *­r- or *­r1­ (or, in fact, *­j­). 3.4a. PYp *miiciR- ‘to soak’ [CED: 110] (< *miji- < *miri-?). Cf. NoNo4.1d, 4.3b and 4.4g. 3.4b. PIn *ciimi- ‘to squeeze, press to the ground’ [MIn 1827] / *ciimik- ‘to press down on or squeeze’ [CED: 76] (< *ciji- < *ciri-?). ◊ PA *tr(1)i ‘to press, make a support’ [EDAL: 1428] (no Jap match) < PN *tir(1)V ‘to press’ [K­ENB]. 3.4c. PIn *cii- ‘sour’ (+ CAY (NSU) cīnaχq- ‘to be sour’) [MIn 1828] / *ciiRnaq- ‘to be sour’ [CED: 76] (< *ciji- < *ciri-?). ◊ PA *sˆre ‘sour’ [EDAL: 1319 sq.] (PJap *suarasi ‘a k. of sorrel’), cf. PGZ *Šar- ‘bitter’ [EWK: 519 sq.],? PFU *ć[uj]rV ‘bitter, sour’ [DN: No2113], PIE *sūr- ‘sour (milk)’ [WP II: 513], [Pok.: 1039], [NIE 1016] (if not < PEC *swĭrā (~ ­‹­, ­Œ) ‘a k. of milk product’ [NCED: 970], [ИСИ: No5.16]) < PN *CurV ‘sour (of milk product)’ [DN: No2113], sub [SN 662], [K­ENB]. Cf. PFU *čawV (*čapV) ‘sauer; sauer werden’ [UEW: 54] (cf. PFP *š8wV- ‘sauern, gären’ [UEW: 789]), PA *čobeŕV (~ ­abu­) ‘salt; bitter, acid’ [EDAL: 398 sq.], PD *śovar ‘salt’ [DEDR: No2674], [GSD 1451], PE *cuva- ‘roe, fish egg’ [ME 1557] / PYp *cu(C)a- ‘age meat (?)’ [CED: 91], Inupiaq sub PE *ciłuva ‘fish egg’ [CED: 80] < PN *cʷowe(­ŕV) (~ ­awe­) ‘sour, acid’ [DN: NoNo363, 2113], [SN 662], [K­ENB].

3.4d. PIn *cii- ‘to ooze, seep, sweat, perspire’ [MIn 1829] / *ciiq‘ooze out’, *ciiqtnnq ‘water oozing up through ice’ [CED: 76] (< *ciji-< *ciri--?). ◊ PA *šŭŕu ‘to leak, ooze’ [EDAL: 1342], cf. PGnd *sīr- ‘to sprinkle’ [DEDR: No2640], [GSGnd 759], PIE *ser- ‘to hurry, flow, attack’ [WP II: 497 sq.], [IEW: 909 sq.], [NIE 2421], PU *šerV (*šärV) ‘Bach / stream’ [FUV: 3], [UEW: 499] < PN *šIŕV ‘to flow, drip; stream’ [MССНЯ: 369], [Tyler 1990: 65], [DN: No2169], sub [SN 190], [K­ENB]. Cf. PD *ceṟVk- ‘sugarcane, sugarjuice’ [DEDR: No2795], [GSD 51] and PKCh *rịļị(~ *Bịļị­) ~ *ļịrị- ‘high tide’ [MK 438]; cf. also NoNo4.2c and 4.3e.

214

Nikita Krougly-Enke

3.5. Aleut attestation only (PAl *­ð­), non-diagnostic for Nostratic reconstruction. 3.5a. Al (E) haðu­, āðu- ‘to pile, heap up’, haðu- (/ hāðu­), aðu­, āðu- pl. ‘pile of rocks heaped up by hunters on their trail’, (E) (h)að-ūsi‘(bone) shovel, spoon made of reindeer antler, pl. container with covers (for food)’ [AD: 13]. ◊ PA *pṓre ‘top’ [EDAL: 1173] (PJap *pr ‘top of carriage’?), cf. PSD *pāṟ-ai ‘rock’ [DEDR: No4121], [GSSD 3463], Grg prialo ‘an abrupt cliff’, PIE *perw­, *peraun- ‘some deity’ [Friedrich: 167], [NIE 878] < PN *porI ‘mountain, top’ [SN 238], [K­ENB]. Cf. PD *par- ‘grain, pebble’ [DEDR: No3959], [GSSD 3319]. Cf. also PA *bằŕ[i] ‘wide, thick’ [EDAL: 330 sq.], PD *pār- ‘to grow; to swell’ [DEDR: No3972], [GSD 1184] < PN *baŕV ‘thick; to swell’ [DN: No254], [SN 1229].

3.5b. PAl *hiða-ti- ‘spring, fountain, water coming out from the ground’ [AD: 172]. ◊ PA *bujri ‘well, spring’ [EDAL: 359] (PJap *bì (~ *bùi, *bJi) < *bujr(i)-gi), cf. PSD *pīr- ‘to flow, exude; milk’ [DEDR: No4222], [GSSD 3542], *pīr-c- ‘to squirt; milk’ [DEDR: No4215], [GSSD 3536], PIE *bhrewer/n- ‘spring (of water)’ [WP II: 167 sq.], [Pok.: 144 sq.], [NIE 124],? PF *pur- ‘brook’ < PN *bujrV ‘to sprinkle; spring (of water)’ [МССНЯ: 369], [DN: NoNo225, 253], [SN 261], [K­ENB]. 3.5c. Al (Atk) huðuχ ‘foundation (of city)’ [AD: 415]. ◊ PA *bór(1)o (~ ­ŕ­) ‘bank, rift’ [EDAL: 353] (no Jap match), cf. PSD *pēṟ- ‘steep; cliff’ [DEDR: No4448], [GSSD 3729], PK *brge ‘tall, sturdy’ [EWK: 60 sq.] (+ Grg breg- ‘mountain’), PIE *bhergh­, *bherĝh- ‘mountain; tall’ [WP II: 173 sq.], [Pok.: 140 sq.], [NIE 128], PSmd *pīr ‘high’ < PN *ber(1)V (­gV) (~ ­ŕ­) ‘high, tall’ [МССНЯ: 335], [ОСНЯ 1: No9], [DN: No243], [SN 76], [K­ENB]. Cf. PKK *pṛī-[p-] ‘big; tall’ [DEDR: No4192], [GSKK 957]. 3.5d. PAl *aði- ‘lip, esp. the lower lip, edge, blade’ [AD: 13 sq.]. ◊ PA *ằr1é ‘lower jaw, chin’ [EDAL: 602] (PJap *Jt(n)kapi ‘chin), cf. PD *var- ‘side, boundary, ridge’ [DEDR: No5267], [GSD 1722], PFV *wēre ‘edge, rim, side’ [UEW: 820] (+ PSmd *war ‘edge, side’) < PN *war1I ‘edge, side; lower jaw, lower lip’ [LRABS: 145], [K­ENB].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

215

3.5e. PAl *āða, *āðai- ‘vertebra, (pl.) backbone’ [AD: 12]. ◊ PA *ằr1a (­ka) ‘back, behind’ [EDAL: 311 sq.] (PJap *àtuà), cf. PSD *ar-ai ‘waist, loins’ [DEDR: No230], [GSSD 208], PIE *ors- ‘buttock, anus’ [WP I: 138], [Pok.: 340], [NIE 235], PYk *arq- / *a:rq- ‘near, at, beside’ [ПУЮС: 296], [HDY: 113] / *arq- ‘near, close to’ [MYk 847], PNv *(h)äri ‘behind; to be behind sb., to follow sb.’ [MNv 124] < PN *ʔar1a (­kV) ‘back, backbone’ [DN: No145], [SN 1213], [MPS 245], [K­ENB]. 3.5f. PAl *aðila(­), *aði-l(a)i- ‘earthquake; to tremble by earthquake (the ground)’ [AD: 12 sq.], Al (E) aði-jāx- ‘to shake, vibrate (e.g. the house in strong wind or by earthquake; also of person’ [AD: 13]. ◊ Cf. PIE *ergh- ‘to shake, move, anger, be angry’ (esp. Gr  ‘make dance’,  ‘dance’) [WP I: 147 sq.], [Pok.: 339], [NIE 1340] < PN *HVr(1)gV (~ ­ŕ­) ‘to shake, tremble’ [K­ENB]. Cf. No4.4q. 3.5g. PAl *iði- ‘to be pulled down; to slip, loss its grasp’ [AD: 172 sq.]. ◊ Cf. PIE *werQ­, *wraQ- ‘to cut, peel’ [WP I: 290], [NIE 1445], PKCh *jrkĭ- ‘to rip off, eradicate’ [MK 978] < PN *wIr(1)kI (~ ­ŕ­, ­q­) ‘to peel, rip off’ [K­ENB]. 3.5h. PAl *uðaa- ‘to go out in the open sea (as in baidarka or rowboat); to go into the sea (wading)’ [AD: 415]. ◊ PA *ṑr1(e)kV ‘to be frightened, startled’ [EDAL: 1060] (PJap *JntJrJk- ‘to be startled, horror-struck’), cf. PIE *werĝ- ‘strength, force’ [WP I: 289], [Pok.: 1169], [NIE 1226] < PN *wor1VkI ‘furor, anger, fright’ [SN 1162], [K­ENB]. 3.5i. Al (E) tuðuka- ‘(fish’s) kidney (the blood mass inside along the backbone)’ [AD: 402]. ◊ PA *ńŽjVrV (~ ­g­, ­ŕ­) ‘gland’ [EDAL: 1023] (PJap *múrá-tuá ‘kidney’), cf. PSD *neṟ- ‘vital organ, bosom, anus’ [DEDR: No3681], [GSSD 3087], PFU *ńarma ‘Leiste’ [UEW: 312] / *ń rmå ‘groin, hip’ [HPUL: 546], PYk *ńēl ‘gland’ [HDY: No1391] (*ńe:­) < PN *ńUIrV ~ *ńIUrV (?) ‘spleen, kidney’ [DN: No1583], [SN 821], [HDY: No1391], [K­ENB]. 3.5j. PAl (?) *cuð(i)- ‘edge, sharp ridge (of mountain); narrow side (of box)’, *cūðu- ‘line, lineal ornament; groove (as in a board)’ [AD: 149].

216

Nikita Krougly-Enke

◊ PA *čiŕV ‘to drag, draw’ [EDAL: 435], cf. PK *Šer- ‘to write’ [ЭСКЯ: 249], [EWK: 522],? PKCh *sr(re)- ‘to scrape, scratch; line’ [MK 1075] < PN *ćiŕV ‘to trace a line, draw’ sub [SN 677], [K­ENB]. Cf. PK *|ur- ‘to cut, castrate’ [EWK: 540]. Cf. also NoNo3.1l, m, 3.2c and 4.4z. 3.5k. Al (E) saaða-χ ‘long bones (e.g. humerus, femur, metatarsals, phalanges); hair pick of bird bone; ornament (tube) attached to the nose pin’, saaða-lix ‘to dress, comb (hair) with a hair pick’ [AD: 344] (if < *saj(V)-ða­). ◊ Cf. ? PFP *ćäjerV ‘Stiel, Schaft; Schienbein, Unterarm’ [UEW: 612], the other matches having no thrill suffix: PA *sajkV ‘knucklebone’ [EDAL: 1199], PIE *skej- ‘bone (of the leg?)’ [WP II: 541 sq.], [Pok.: 919], [NIE 2540], PYk *coi-l ~ *cai-l ‘leg, hip; heel; paw’ [MYk 1260] / *čaŋq- / *čoŋq- ‘thigh, haunch; leg, foot’ (also ‘spinal cord, marrow’) [HDY: No216] < PN *cAjxV (­r(1)/ŕV) ‘shinbone, forearm’ [K­ENB]. Less likely is the possibility of a connection to PA *sìŋù ‘bone, shin bone’ [EDAL: 1254 sq.], der. *siŋr(1)a ‘double bone (of animals)’ [EDAL: 1253 sq.] (no Jap match), cf. ?PGZ *\mart- ‘calf (of leg)’ [ЭСКЯ: 245], [EWK: 507], PIE *srēin- ‘hip-bone’ [WP II: 705], [Pok.: 1002], [NIE 1101], PFU *ćŋV ‘Finger(knöchel), ? Knöchel, ? Gelenk’ [UEW: 49] < PN *ciŋU(­r(1)V) (?) ‘a k. of bone’ [SN 823]. O. Mudrak [ME 541], [Mudrak 2008: No31] links the Altaic item to PIn *caun (< PE *caHun (~ ­ŋ­, ­r­)) ‘bone’ [ME 541], but his alternative suggestion [ibid.] to link the latter to PA *čaŋu (~ *čoŋe) ‘a sharp bone, sharp instrument’ [EDAL: 439] (< PN *ćangU ~ *ćUnge (~ c­) ‘a k. of bone’) looks more successful. 3.5l. PAl *sða- ‘star’ (< *siða­) ‘star’ [AD: 255 sq.], (Att) sij-āi-χ ‘star’ (< *sið-āi­), (Atk) siði-sax­, siði-sxi- ‘to shine’ [AD: 357]. ◊ PA *zēr1a ‘light, moon, moon cycle (year)’ [EDAL: 1512 sq.] (PJap *sátúkúi ‘fifth month of the moon calendar’), PD *sār-i ‘time, turn’ [DEDR: No2464], [GSD 1414], cf. PIH *Haster- ‘star’ [WP II: 635 sq.], [Pok.: 1027 sq.], [HEG: 86, 204 sqq.], [NIE 1063] < PN *HVźer1V ‘cold luminary (moon or star), nightly sky’ [DN: NoNo2679, 2701], [SN 858], [K­E 2000: No2.17]. 3.5m. PAl *kað­, *kaða- ‘front, space before, time before; in front of, at the tip of, ahead of, before’ [AD 221].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

217

◊ Cf. PD *kōṟ- ‘to scratch; tusk, fang’ [DEDR: No2257], PK *kra- ‘horn’ [ЭСКЯ: 157 sq.], PIE *Qera(w)­, *Qrū- ‘horn, head’ [WP I: 403 sqq.], [Pok.: 574 sqq.], [NIE 487], PFS *kērek ‘crown of head, nape of head, top, summit’ [SKES: 191] < PN *k()ʷerI ‘horn, top of head’ [Долг. 1964a: 17], [МССНЯ: 348], [ОСНЯ 1: No227], [DN: No1130], [SN 372], [K­ENB]. 3.5n. PAl *kaða- ‘point, head (of spear, harpoon, etc.), tip, end (of land, of paddle oar, etc.)’ [AD: 221]. ◊ PA *gằŕ[à] ‘sharp edge’ [EDAL: 531 sq.], cf. PD *gaṛ- ‘stick’ [DEDR: No1370], [GSD 371], PIE *ghrān- ‘edge, end’ [WP I: 606], [POK.: 440] (< *gher- ‘to protrude, stick up/out’?), [NIE 388], PF *kara ‘thorn, peg, fishbone’, PNv *Go ‘arrow from the cross-bow trap; a thin stick to string smelts, num. aff. for smelt strings’ [MNv 907] < PN *gaŕV ‘sharp stick, thorn; to protrude, stick up/out’ [МССНЯ: 369], [ОСНЯ 1: No78], [DN: No669], [SN 378], [K-ENB].

Cf. PA *kˆrV ‘to cut out; sharp’ [EDAL: 747] (*­r- if PJap *kur- ‘to delve’ is hereto), cf. PSD *kūr- ‘sharp’ [DEDR: No1858], [GSSD 1656] (+ Tel krūr-u ‘sharp’, kūci ‘sharp, pointed, tapering’), PU *kurV ‘Messer’ [FUV: 29], [UEW: 218] / *kurå ‘knife’ [HPUL: 537] < PN *ku[r]V ‘to cut; sharp’ [Caldwell: 608], [МССНЯ: 353], [ОСНЯ 2: No344], [DN: No1154], [SN 422], [K­ENB]. 3.5o. PAl *kða- ‘ice; to be covered with ice, to freeze’ [AD: 236 sq]. ◊ PA *kĭr(1)ma (~ ­u, ­o) ‘snow, hoar-frost’ [EDAL: 793] (no Jap match), cf. Grg (Lch) ḳrux-va ‘cold (n.)’, PD *kir-ŋ- ‘cold; to be cold’ [DEDR: No1568], [GSGon 487] (+ Kur kīrnā ‘to be cold, feel cold’), PIE *Qers-n­, ­m- ‘frozen snow-crust, hoar-frost’ [WP I: 409, 428 sq.], [Pok.: 573 sq.], [NIE 501], PFU *kerte (*kirte) ‘dünne Schnee­, Eiskruste’ [FUV: 89], [UEW: 150] < PN *kir(1)V ‘snow-crust, hoar-frost’ [ОСНЯ 1: No230], [DN: No1158], [SN: No187], [K­ENB]. Cf. NoNo1.1l and 4.4p. 3.5p. Al (E) qaðaχ ‘a kind of land bird’ [AD: 293]. ◊ PA *kăro(­gV) ‘crow, raven’ [EDAL: 691] (PJap *kara-su ‘crow’), cf. PIE *grāk­, ­g- ‘rook, jackdaw, crow’ [WP I: 591 sq.], [Pok.: 384], [NIE 1679], PYk *qarm ‘raven’ [MYk 1322], PNv *Gar , *Garŋ ‘(black) crow, rook’ [MNv 868], PKCh *qạ˙ ’r’ ‘кайра, баул, кулик’ [MK 1247] < PN *kArU(gV) ‘crow, raven’ [PNHRAN: No6.20], [MPS 656], [K­ENB]. Cf. PIE *Q(w)or­, ­k­, ­n- ‘magpie, crow’ [WP I: 413 sq.], [NIE 528], *korw-

218

Nikita Krougly-Enke

‘a k. of bird’ [NIE 1372], PTrk *Kuŕgun ‘raven’, PU *k8rnV ‘Rabe’ [UEW: 228] < PN *kʷVŕV (~ qʷ­) ‘crow, raven’ sub [eod.]. 3.5q. Al (Atk) qiðu-χ ‘rope, line’ [AD: 318], qið-max ‘rope, string; thong, seal thong, line (of sealskin, formerly of kelp)’ [AD: 317]. ◊ PA *kèra (~ ­ŕ­) ‘to bind, wind around’ [EDAL: 669 sq.] (PJap *kàràm- ‘to wind around, cling to’), cf. PSD *kaṟṟ-ai ‘bundle, sheaf’ (dissim. in Kann kante?) [DEDR: No1400], [GSD 1239] (+ PNlg *kaṟ- ‘to tighten (rope)’ [DEDR: No1399], [GSSD 1238]), PK *ḳar- / *ḳr- ‘to bind’ [ЭСКЯ: 106], [EWK: 185], PIE *Qar- ‘rope, cord; [to plait]’ [WP I: 409 sq.], [Pok.: 517], [NIE 443], *kergh- ‘to bind’ [NIE 3028], PFU *kärV- ‘binden, schnüren, fädeln’ [UEW: 139], *kerä ‘Bündel, Knäuel’ [UEW: 147] < PN *kerV (~ ­ŕ­) ‘to bind, bundle, tie up’ [Долг. 1964a: 17], [МССНЯ: 363], [ОСНЯ 1: No197], [DN: No1129], [SN 518], [K­ENB]. 3.5r. PAl *qiðu- pl. ‘back of hand’ [AD: 317]. ◊ PA *kèr1o ‘back; to return’ [EDAL: 670 sq.] (PJap *kJtJpa- ‘to answer’), cf. PND *kir ‘to return’ [DEDR: No1566], [GSND 362], PIE *grA(n)k- (~ ­Q­), *grenĝ- ‘to return’ [WP I: 593 sqq.], [Pok.: 385 sq.], *ĝer‘to turn, wind’ [Kluge: 365], [Pok.: 355], PKCh *krul’m ‘round’ [MK 1072] < PN *ker1U (­k()V) ‘back, rear; to revolve, turn, return’ [SN 1405], [K­ENB]. 3.5s. PAl *qiðu- ‘to scrape the blubber off with a scraper (from a skin or hide, for baidarka, boots or dress)’, *qiðu-asi- ‘scraper, knife for scraping the blubber off’ [AD: 318]. ◊ PA *góro (~ ­ŕ­) ‘to cut, carve, shear’ [EDAL: 556 sq.] (PJap *kár- ‘to shear, mow’), cf. PD *gīṟ- ‘line; to draw lines’ [DEDR: No1623], [GSD 388], PIE *ghar(a)- / *ghera- ‘to scratch, scrape’ [WP I: 602], [Pok.: 441], [NIE 1691], PFS *kirja ‘lign, sign, ornament’, PYk *kerδ- ‘knife, scraper’ [MYk 261] / *kerde ‘large iron scraper for skins, round in shape with two handles’ [HDY: 797], PCh *keri- (~ ­š­) ‘to notch, to score, to mark’ [ЭСЧКЯ: 179], [MCh 619] (> Chpl kešimnak ‘grind stone’), PNv *kĕr- ‘itch, mange; to suffer of mange’ [MNv 726] < PN *gerU (~ ­ŕ­, ­i) ‘to scratch, carve’ [DN: No919], [SN 1355], [MPS 284], [K­ENB]. Cf. IE *gerbh- / *grebh- ‘to scratch, make cuts, notches’ [WP I: 606 sq.], [Pok.: 392], [NIE 1694], PFU *korV- (*korwV­) ‘schaben, kratzen, reiben’ [UEW: 188] (cf. Ngn kirba

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

219

‘brand’), PA *g”r1è(­bV) ‘word, name, witness’ (*’sign’) [EDAL: 541 sq.] (PJap *kJtJ, *kJtJ-pà ‘word, speech’), PNv *qarp- ‘to itch, scratch; abrasion, scratch’ [MNv 920] < PN *ger1V(­bV) ‘notch, sign’ [SN 674]. Cf. also No3.1o. 3.5t. PAl *quða, *quðai- ‘big fire, bonefire’ [AD: 330]. ◊ PA *gUr(1)V (~ ­ŕ­) ‘to burn; hot coals’ (PTrk *Kōŕ / *Kōr ‘glowing coals’ [VEWT: 258], Mnch gurgi) or PTrk *K ŕ- ‘to be warm, hot’ [SN 110], cf. PIE *gʷher[e]- / *gʷhrē- ‘to heat, burn (intr.)’ [WP I: 687 sq.], [Pok.: 493 sq.], [NIE 1765], PU *korta- ‘sengen, brennen’ [UEW: 186], ?PNv *G zq-o- ‘to burn os., burn, scorch, scald’ [MNv 592] < PN *gUr(1)V (~ ­ŕ­) ‘to burn; hot coals’ [МССНЯ: 337], [ОСНЯ 1: No95], [IENH: No314], [DN: NoNo686, 687, 1195], [SN 110], [K­ENB]. Cf. PA *k0ŕkV ‘glowing coals’ [EDAL: 857], PGZ *:webr- ‘fireplace’ [ЭСКЯ: 211], [EWK: 412], PIE *kur- ‘(weak) fire’ [WP I: 418 sq.], [Pok.: 571 sq.], [NIE 573], PU *korpe- ‘brennen, verbrannt werden, versengt werden’ [UEW: 186] < PN *quŕV ‘bonfire, hearth’ [K­ENB], and PA *kàgru (~ ­br­) ‘to bake, boil’ [EDAL: 684 sq.] (PJap *kùrì-da ‘kitchen’), PD *kur‘brilliancy; silver’ [DEDR: No1782], [GSD 1911], PIE *ĝwer- ‘to burn (intr.), flame’ [WP I: 643], [NIE 1721] < PN *kewrV ‘to burn, bake’ [DN 924, 926, 1940], [SN 171]. 3.5u. Al (E) quðāχ (pl. quðāin), quðāi-χ, quðāχ ‘sandhill crane Grus canadensis L.’ [AD: 330]. ◊ PA *kăr(1)V ‘crane’ [EDAL: 652] (no Jap match), cf. PD *kor-ŋ­, ­k‘crane, heron’ [DEDR: No2125], [GSD 638], PIE *gera-n­, ­w- ‘crane’ [WP I: 598], [Pok.: 383 sq.], [NIE 258], PU *karke (*kurke) ‘Kranich / crane’ [FUV: 29], [UEW: 128], PYk *kurcn- ‘Siberian [great] white crane Grus leucogeranus Pallas’ [MYk 446] / *kurč’- ‘Siberian white crane Grus leucogeranus’ [ПУЮГС: 230], [HDY: No955], PNv *kir ‘crane’ [MNv 800] < PN *kar(1)V ~ *kur(1)V (­k()V, ­ŋV) ‘crane’ [МССНЯ: 341], [ОСНЯ 1: No159], [IENH: No290], [DN 921], [SN 163], [HDY: No955], [MPS 317], [PNHRAN: No6.16]. Cf. PA *g`ŕV ‘wild goose’ [EDAL: 532].

220

Nikita Krougly-Enke

4. PEAl *­- < any Nostratic vibrant (PN *­r­, *­r1­ or *­ŕ­) 4.1. PN *­r- > PEAl *­­. 4.1a. PE *pi-tu- (­i-­) ‘whirling snowstorm’ (+ Chpl pjí (t) ‘snowdrift after the whirlwind’) [ME 793] / *piRtuR ‘snowstorm’, *piRciR- ‘be a snowstorm’ [CED: 264]. ◊ PA *p•ru ‘to snow, rain’ [EDAL: 1105] (PJap *pùr- id.; unclear PA *p­, but *b- is reflected in PMng *borua), cf. Grg bur- ~ bor- ‘haze, fog’, Sv burw-īna ‘snowstorm’, PIE *bhAur- ‘storm’ [WP II: 191 sq.], [NIE 153], PU *purV, *purkV ‘Schneegestöber; stöbern / snowdrift, snowstorm; [cloud, spray, whirl; smoke, fire]’ [FUV: 52], [UEW: 406], [HPUL: 547] < PN *bUrV ‘snowstorm’ [MССНЯ: 332], [OСНЯ 1: No23], [DN: NoNo223, 227], [SN 40], [LRABS: 139], [K­ENB], cf. [Hegedűs 2004: B1]. 4.1b. PE *mnu-- ‘tired; fatigue’ [ME 222] / *mRnuR- ‘be tired’, *mRnuRiR- ‘rest’ [CED: 198], cf. PIn *mivi- ‘to feel displeasure, dislike’ [MIn 278] / *mRvik- ‘feel displeasure’ [CED: 199]. ◊ PA *more ‘to hurt, damage, wound’ [EDAL: 929] (PJap *miar(~ *mair­) ‘to decrease, diminish, drain away’), cf. PD *muṟ-i- (~ ­ḏ­) ‘to break, crush’ [DEDR: No5008], [GSD 937], PIE *mer- ‘to die’ [WP II: 276], [Pok.: 735], [NIE 2183], PU *m[e]rV ‘wound, pain’ < PN *morI ‘wound, pain; to wound / be wounded, be ill, suffer from pain’ [МССНЯ: 331], [ОСНЯ 2: No293], [DN: NoNo1464, 1470], [SN 14], [K­ENB]. 4.1c. PE *mu- ‘to furl’ [ME 244] / PIn *muqpaq ‘ball’ [CED: 203]. ◊ PA *múra ‘round; turn, return’ [EDAL: 955 sq.] (PJap *már ‘round’), cf. PD *mur-(Vg)- ‘to bend; crooked’ [DEDR: No4977], [GSD 932], Grg mor- ‘to round off, zu Rundholz machen’,? PGZ *morgw- ‘roll, coil (n.)’ [ОСНЯ 2: No309], PIE *merg- ‘cage, basket, net’ [WP II: 283], [NIE 2180], PFU *murV- ‘to turn os., be dislocated’ < PN *mura (­k/gV) ‘to twist’ [ОСНЯ 2: No309], [DN: No1462], [SN 638], [K­ENB]. 4.1d. PE *muru- ‘soft snow; to sink into snow, mud’ [ME 196] / *maRu- (PIn) ~ *muRu- (PYp): *maRu- ‘to sink into soft ground or snow’ [CED: 193 sq.], *maRuya(R) ‘soft snow’ [CED: 194], *muRðu- ‘to sink down (e.g. into soft snow or water)’ [CED: 203], cf. PIn *mau­, *mau-ra-

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

221

‘to sink into soft grass, snow; ice floe (which sinks under step), soft, deep snow’ [MIn 246]. ◊ PA *mˆri ‘water’ [EDAL: 935 sq.] (PJap *mí(­n-tú) id. < *mˆr(i)-gV), cf. PD *muṛṇ- ‘to be immersed, sink’ [DEDR: No4993], [GSD 940], PIE *mūr- ‘to flow, ooze’ [WP II: 249 sqq.], [Pok.: 741 sqq.], [NIE 2151] (cf. Lat mŭria ‘brine’), PKCh *m r " ‘tear’ [ЭСЧКЯ: 96], [MK 25] < PN *muri ‘water, moisture; to pour’ [DN: No1461], [K­ENB]. Cf. NoNo3.4a, 4.3b and c. Alternately, may be connected to PA *mŏkV ‘dirt’ [EDAL: 940 sq.], PIE *mūk- ‘mould, humidity’ [WP II: 253 sq.], [Pok.: 744 sq.], [NIE 2154] < PN *mUkV (~ ­q­) ‘dirt, mould’ [SN 1180], [K­ENB]. Cf. NoNo3.4a, 4.3b and 4.4g.

4.1e. PYp *(N)-kua- (~ Nkva­) ‘tree, spruce tree’ (< PE *(N)k[r]ua- (~ *Nkva­)) [ME 715] / *nkvRaaRtuq ‘spruce tree’ [CED: 225]. ◊ PA *ńíkrV ‘a k. of thorny tree’ [EDAL: 1009] (PJap *míkúri ‘bur reed’), cf. PSD *nekar- ‘a k. of rhododendron’ [DEDR: No3734], [GSSD 3133], PGZ *neḳerčxa- ‘maple’ [EWK: 263], PFU *nakrV ‘Zedernuß’ [UEW: 298] < PN *nek()(V)rV (~ ń­) ‘a k. of thorny tree’ [SN 1118], [ME 715], [Mudrak 2008: No110]. 4.1f. PE *qaru ‘arrow’ [ME 888] / *qaRðuR ‘arrow’, PIn *qaRðuqcaq ‘jigging hook’ [CED: 288]. ◊ PA *kàra(ma) ‘thin stick, rod’ [EDAL: 649] (PJap *kàrimJ ‘axle, metal tube for axle’), cf. PSD *kaṛ- ‘stake for empalling’ [DEDR: No1361], [GSSD 1201], PIE *gʷerw- ‘tree, stick, spear’ [WP I: 689], [Pok.: 479], [NIE 349], PNv *qar ‘needle (for nets), spear’ [MNv 941] < PN *k(ʷ)arV ‘thin and sharp stick’ [DN: No1199], [SN 1409], [K­ENB]. Cf. PIE *er-u- ‘pointed stick, arrow, spear, sword’ [WP II: 573 sq.], [NIE 2972]. Cf. also o

N 3.5n.

4.1g. PE *qa-l- ‘to have disgusting feeling’ [ME 887] / *qaRalR‘get goose pimples or a tickling sensation’ [CED: 288]. ◊ PA *kor(1)V ‘to be afraid’ (PTrk *Kor-k ‘to be afraid’, Mng: Klm xor‘to be afraid, shy’), cf. PSD *kaṟ- ‘anger, enmity’ [DEDR: No1396], [GSSD 1235], PIE *gʷera­, *gʷrā- ‘to praise’ (also ‘to scold’) [WP I: 686 sq.], [Pok.: 478], [NIE 1763], PFU *kurV ‘Zorn; zürnen / anger; to be angry’ (+ POU

222

Nikita Krougly-Enke

*kira ‘to swear’?) [UEW: 220] < PN *kʷVr(1)V ‘to be angry’ [DN: NoNo928, 930], [SN 1356], [K­ENB]. Cf. PD *kiṟ- ‘anger; angry, displeased’ [DEDR: No1597], [GSD 600].

4.1h. PE *ńiru- ‘light, expectation, hope’ [ME 385] / *nRyu()‘eagerly expect’ [CED: 231 sq.] (with much conf.). ◊ PA *ŋḕrá ‘day, sun, light’ [EDAL: 1028] (PJap *àrí- ‘dawn’), cf. PD *nē-r- ‘time, sun’ [DEDR: No3774], [GSD 1017], ?PYk *ĺẹriʷ- ‘star’ [MYk 1340] / (sub *l’urk- ‘slot, hole; star; awl; to bore, drill’ [HDY: No1124]), PNv *uńr ‘star’ [MNv 346] (metath.), PKCh *’—ŋer(‘mi) ‘star’ [ЭСЧКЯ: 29], [MK 588] < PN *ŋe[j]ra (­V) ‘light’ [МССНЯ: 337, 339, 364], [ОСНЯ 2: No320], [DN: No1561, 1645], [Дыбо 2000: 36], [SN 109], [MPS 670], [Mudrak 2008: No122], diff. in [ME 385]. Cf. No1.1g. 4.1i. PE *­R- (< *­R­) inchoative/dynamic element in *­ŋ(ŋ)uR- ‘to become’ [CED: 420] vs. *­ŋu- ‘to be’ [CED: 439]. ◊ PA *”ra ‘to be’ (*”r?) [EDAL: 515 sq.] (PJap *àr- ‘to be’), cf. PD *ir- / *er- ‘to be’ [DEDR: No480], [GSD 442], PK *r­, *ar- ‘to be’ [ЭСКЯ: 154 sq.], [EWK: 275], PIE *­r medio-passive marker (It and Clt) < PN *ʔer(a) ‘to be’ [SN 1013], [K­ENB]. Cases with Aleut only attestation: 4.1j. PAl *hi-ni- ‘to sprain’, *hi-ti- ‘to give way, collapse; to break, fall down (from pressure put on it); to sprain’ [AD: 182]. ◊ PA *bura ‘to abandon, lose’ [EDAL: 363] (PJap *párà-p- / *pàrá-p‘to sweep away, drive out’), cf. PK *bar- / *br- ‘to decrease, diminish’ [EWK: 44 sq.],? PIE *bhreQ- ‘zu Falle kommen? / to fall, get lost’ [WP II: 165], [Pok.: 168], [NIE 3256], PFP *pra- ‘niederfallen’ [UEW: 742] < PN *bVrV ‘to lose, throw; to fall, fall down’ [DN: No246], [SN 891], [K­ENB].

4.2. PN *­r1­ > PE(Al) *­­. 4.2a. PE *ti, *ti-- ‘animal (game); to stalk on animal, to pursue animal’ [ME 1114], *ti-a- ‘fur small animal (weasel, ermine, polar fox)’ [ME 1111], *tikru- ‘to creep up on animal; animal (game)’ [ME

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

223

1113] / *tRi(­) ‘game animal; to be alert or swift moving’ [CED: 343 sq.], cf. PE *ti-kańi- ‘wolverine, polar fox, fox (predators)’ [ME 1112]. ◊ PA *dar1i ‘a small animal (flying-squirrel)’ [EDAL: 478] (PJap *(d)ìtàtì ‘kolinsky Mustela itatsi’), cf. PNv *dĕr ‘bat’ [MNv 1364] < PN *dAr1i ‘a k. of small mammal’ [PNHRAN: No5.1]. 4.2b. PYpS *i-ja­, *icu- ‘to sob, cry, grimace (child), to be about to cry’ [MYp 1928] / *iRya- ‘to grimace’ [CED: 145], *iRcu- ‘to grimace (child)’ [CED: 144]. Cf. Chpl īχāŋ- ‘fume with rage, have a tantrum, want to cry’, NAI īla- ‘moan’, īqtuaq- ‘moan and groan continually’, (Nu) īāq wild baby (legendary being)’ to PE *i(C)iR- ‘to cry hard (?)’ [CED: 123 sq.]. ◊ PA *ír1u ‘song’ [EDAL: 591] (PJap *útá ‘song’), cf. PSD *Ir-ai- ‘to roar, snore’ [DEDR: No489], [GSSD 439] < PN *Hir1V ‘to sound, sing’ [K­ENB]. Cases with Aleut only attestation: 4.2c. PAl *ci= : *ci-ana- ‘river, brook, creek’, *ci-ðu- ‘high tide’, *ci-ðut- ‘to become high tide, rise’, *ci-iði- ‘to dip, submerge’, *ci-ili- ‘swamp, marsh, bog’, *ci-ni- ‘to wet, make wet; to get wet’, *ci-t- ‘to become wet (of person)’, *ci-t-a- ‘to become wet (of person, ground etc.); wet, damp; to rain’ [AD: 138 sq.]. ◊ PA *sòr1i ‘to flow, be soaked’ [EDAL: 1283] (PJap *sìtà-t- ‘to drop, leak’), cf. PGZ *urul- ‘to gurgle, flow’ [Fähnrich: 6–5] < PN *ćor1I ‘to flow, leak’ [K­ENB]. Cf. NoNo3.4d and 4.3e.

4.3. PN *­ŕ- > PEAl *­­. 4.3a. PE *tau ‘human being (sacral term)’ [ME 535] / *taRu ‘human being (shamanistic term)’ [CED: 334], *ta-(n) ‘soul, life force’ [ME 534] / *taR()nR ‘soul [or shadow]’ [CED: 334]. ◊ PTrk *taŕ l ‘root’ < PN *taŕV ‘root; life force’ [K­ENB]. 4.3b. PE *m ‘water’ [ME 563], *m- ‘to drink’ [ME 566] / *mR(­) ‘fresh water; drink’ [CED: 110], *m-un, ­uci ‘cup, vessel’ [ME 564] / *m()Run, *m()Ruciq ‘cup or dipper’ [CED: 110], PE

224

Nikita Krougly-Enke

*mq-Ru- ‘to be thirsty’ [ME 565] / PYpS *mqyu- ‘be thirsty’ [CED: 110], *mRtaR- ‘fetch water’, PIn *mmiaq ‘melted ice or snow (to drink)’, PYp *mqyaRtuR- ‘go to drink’, PYp *mRq- ‘rinse’ [CED: 199]. ◊ Cf. PSD *maṛ-ai ‘rain’ [DEDR: No4753], [GSD 801], cf. PK *mar‘moisture’ [ОСНЯ 2: No294], PIE *mar- ‘marsh, lake, sea’ [WP II: 234 sq.], [Pok.: 748], [NIE 735], PCh *mir" (~ ị) ‘saliva’ [ЭСЧКЯ: 188], [MCh 852] < PN *ma[ŕ]V ‘a k. of liquid, moisture’ [Долг. 1964a: 1], [МССНЯ: 334], [ОСНЯ 2: No294], [DN: No1480], [IICR 2: No423], [SN 59], [K­ENB]. Cf. NoNo3.4a, 4.1d and 4.4g. 4.3c. PE *cju- ~ *cju-ru- ‘indistinct noise’ [ME 1542] / *ciRuRðu(­) ‘(make an) indistinct noise (like wind)’ [CED: 86]. ◊ PA *s™ŕe ‘sound’ [EDAL: 1297 sq.], cf. PIE *swer- / *swAr- ‘to speak, swear, curse’ [WP II: 527], [Pok.: 1049], [NIE 2449] < PN *sUŕI (~ ś­, š­) ~ *ćʷIŕV ‘to speak, swear’ [МССНЯ: 337], [DN: No2124], [SN 96], [K­ENB]. Cf. PA *sṓr1a ‘to ask, inform’ [EDAL: 1310] (PJap *sát- (~ ­ua) ‘wise’). 4.3d. PEAl *ci- ‘a k. of small bird’ [PNHRAN: No6.26] (PIn *civa‘guillemot’ [MIn 1875] / *ciRvaq ‘guillemot’ [CED: 86]; Al (E) ciχtu-χ ‘bunting [Pallas] Emberiza chrysops, [= Pallas’ (reed) bunting Emberiza Pallasi Cabanis], savannah sparrow [Stresemann] Passerculus sandwichensis, [= Ammodramus s. Gm.]’, ciχtūqiða-χ ‘Alaska longspur Calcarius lapponicus alascensis’ [AD: 139]). Cf. Al (E) ciðiða-χ ‘a k. of land bird’ [AD: 136], that might however derivate from PAl *cīða- ‘young offspring (of bird, animal), pet’ [AD: 134], *cīð-u- ‘baby, infant, very young offspring’ [AD: 136]. ◊ Cf. PGnd *siṛ- ‘parrot’ [DEDR: No2582], [GSGnd 1037], cf. PIE *(s)ter-n­, ­l- ‘starling’ [WP II: 649], [Pok.: 1036], [NIE 972] < PN *či[ŕ]V ‘a k. of small bird’ [PNHRAN: No6.26]. Cf. PK *|r- ‘to creak, tweet’ [ЭСКЯ: 256], [EWK: 540] and PSD [*cīṛ/ḷ-] ‘whistling’ [DEDR: No2638], [GSSD 2245]. 4.3e. PEAl *cuu- ‘to slush, wash’ [K­ENB] (PE *cuu-: AAY (KP) cuu- ‘to spray milt to fertilize eggs (of fish)’, PIn *cuRuyuk ‘slush or (dirty) rain’ [CED: 95 sq.] / PIn *cuu- ‘to splatter; rain’ [MIn 1920]; PAl *cū(­) ‘to wash (e.g. dishes, clothes, (mod.) feet, hands, head); wash, washing’, (E) pl. cχui-n ‘laundry’, (Atk) pl. cχūi-s ‘washed clothes’ [AD: 134], (E) cuχ-ðuqu- ‘to be wet (of ground)’, cu-ðuqu-t- ‘to soak (a sponge)’,

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

225

(E) cuχu- ‘sound of water splashing against baidarka, ship, beach, etc.; sound of the paddle in the water’ [AD: 152]). ◊ PA *sZŕ(1)i ‘to flow, drip’ [EDAL: 1298] (no Jap match; might be the same as *sòri, but influenced by *šŭŕu ‘to leak, ooze’ [EDAL: 1342]), cf. PD *cor- ‘to flow’ [DEDR: No2883], [GSD 191] (cf. PND *cur-ā ‘vegetable sugar; gum; birdlime’ [DEDR: No2711], [GSND 212]), PK *\ur- ‘to draft; to ooze’ [ЭСКЯ: 246], [EWK: 511 sq.] (cf. *\red- / *\rid- / *\rd- ‘to draft’ [ЭСКЯ: 246], [EWK: 509]), PIE *srew(e)- ‘to flow’ [WP II: 702 sq.], [Pok.: 1003], [NIE 2655], PU *ćorV- ‘rinnen, fließen, triefen / to flow, leak, ooze’ [Collinder 1934: 74], [UEW: 40] (merger of two roots?), PNv *cu- ‘to urinate; urine’ [MNv 1150] < PN *cUr(1)V ‘to flow, drip, leak, ooze’ [МССНЯ: 369], [ОСНЯ 1: No35], [DN: NoNo366, 367], [SN 190], [K­ENB]. Cf. PK *cwar- ‘dew, drop of dew’ [ЭСКЯ: 224], [EWK: 449], PA *čúr(1)ka (~ ­o­) ‘swift stream, current’ [EDAL: 404] (PJap *tákí, *tanki-t- ‘swift current, waterfall; to foam, overflow’), PD *ǯōr- ‘to leak’ [DEDR: No2883], [GSD 1852] < PN *cʷVrV ‘to leak, ooze, drip’ [МССНЯ: 343], [OСНЯ 1: No35] (v. supra), [DN: NoNo316, 2760], sub [SN 190]. Cf. also NoNo3.4d and 4.2c. 4.3f. PEAl *qa-a- ‘to dance, have fun’ (PE *qa(r)a- ‘to dance in sitting position’ [ME 885] / *qaRa- ‘to dance or have fun’ [CED: 287]; PAl *qaa- ‘to be glad, thank, be grateful’, *qaa- ‘gratitude, thanks, grateful, love’, *qaa-ðū(­) ‘to dance (of man), have fun; man’s dance’ [AD: 298 sq.]). ◊ PA *gṓŕV ‘to move, to be irritated’ [EDAL: 568], cf. PIE *(s)kerd- ‘to dance, jump (of joy)’ [WP II: 566 sqq.], [Pok.: 934], [NIE 2497], PNv *kejr-u‘to rejoice’ [MNv 2293] < PN *goŕV ‘to have fun, dance (of joy)’ [K­ENB]. 4.3g. PE *qalu ‘foremost bow of sled, baidarka ring outside, gunwale of boat, etc.’ [ME 881] / PYp *qala(k) ‘circular rim?’ [CED: 276], PYpS [*qălu] ‘harness’ sub PE *qRlR- ‘to push through or in under’ [CED: 299], cf. PE *k-(a­) ‘to wattle; rack’ [ME 1297] / *kRaR ‘drying rack’ [CED: 102]. ◊ Cf. PND *kaṛ- ‘to twist together, tighten’ [GSND 950], cf. PIE *ger‘to weave’ [WP I: 593 sqq.], [Pok.: 385 sqq.], [NIE 1681], *grent(h)­, *grend‘to plait, braid, bind, twist’ [WP I: 590 sq.], [Pok.: 386], [NIE 289] < PN *ka[ŕ]V ‘to twist (together)’ [K­ENB]. Cf. No1.1i.

226

Nikita Krougly-Enke

4.3h. PE *avi- ‘to cross over, to go from one place to another; six’ [ME 1717] / *aRviR- ‘cross over’ [CED: 46], *aRvin()l ‘six’ [ibid.]. ◊ PA *ṓŕi ‘to rise; up’ [EDAL: 1065], cf. PD *ēṟ- (~ ­ḏ­) ‘to rise; steep’ [DEDR: No916], [GSD 358], Grg r- ‘to go, walk, ride’, PIE *or(w)- ‘to lift, rise, move’ [WP I: 136 sq.], [NIE 1331], PYk *orpu- ‘to hang; to climb up’ [MYk 218] / *orp- ‘hung up; to go up; to rise, get up, drive upwards; to hang’ [HDY: No1707] < PN *ʔoŕV (­wV) ‘to rise’ [МССНЯ: 355], [ОСНЯ 1: No116], [DN: NoNo83, 816, 1954], [SN 226], [IICR 2: No9], [K­ENB]. Cases with Aleut only attestation: 4.3i. Al (E) tuulku-χ, tuχulku-χ ‘wet mud’ [AD: 403]. ◊ PA *tṓŕe ‘soil, dust’ [EDAL: 1465], cf. PD *tur- ‘rust, verdigris’ [DEDR: No3343], [GSD 1611], PK *m-ṭwe[r]- ‘dust, speckle of dust’ [ЭСКЯ: 138], [EWK: 245 sq.], PIE *tēr-es- ‘earth’ [WP I: 737 sq.], [Pok.: 1078], [NIE 1831] < PN *tUŕV ‘earth’ [IICR 2: NoNo98, 99], [DN: NoNo2422, 2430], [SN 222], [ME 531], [K­ENB]. Cf. No1.2c.

4.4. PE(Al) *­- with no relevant Altaic matches. 4.4a. PEAl *pa-la- ‘to hurry up, flatter’ [K-ENB] (PIn *pala- ‘to welcome, greet; to fight to be first; to pounce, fall on sth.’ [MIn 595] / *paRla‘hurry eagerly towards’ [CED: 251]; ? PAl *a-la- ‘to flutter, swim with flapping wings, swim with arms spread (of person)’, *alāja- ‘redbreasted merganser Mergus serrator L.’ [AD: 38] (sec. loss of *h-?)). ◊ Cf. PD *par- ‘to run’ [DEDR: No3963], [GSD 1183], PIE *(s)per- ‘to fly, flee’ [Fraenkel: 861] (contam. of two roots), *sp[e]rdh- ‘to compete in speed’ [WP II: 675 sq.], [Pok.: 995 sq.], [NIE 2613] < PN *par(1)V ‘to run, hurry up, rush’ [K-ENB]. Cf. No1.1a. 4.4b. PYp *pau ‘tiny bug’ [MYp 2156] / *paRuq ‘bug’ [CED: 251]. ◊ PA *bur(1)e ‘flea’ [EDAL: 363 sq.] (no Jap match), cf. PD *puṛ-ŋ- ‘a k. of small insect’ [DEDR: No4203], [GSD 1367] < PN *bur(1)V ‘a k. of stinging insect’ [МССНЯ: 331], [ОСНЯ 2: No338], [DN: No1780], [SN 11], cf. [BLAZEK 1990: 213], [Blažek 2000: No48], [Hegedűs 2004: B4]. Cf. PA *pḗr1a ‘bee’ [EDAL: 1135] (PJap *pátí id.), PD *per- ‘a k. of bee’ [DEDR: No4412], [GSD 1240], PU *pora / *pāre ‘gadfly’ [SKES: 449] < PN *per1a

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

227

‘a k. of flying and buzzing insect’ [МССНЯ: 358], [DN: No1776], [SN 478], and PIE *bhrem(e)­, *breme- ‘to make a noise’ [WP II: 202 sq.], [Pok.: 142 sq.], [NIE 2110], PFU *perma ‘Bremse, Bremsen­, Fliegen)larve’ [UEW: 373], PNv *p ŋg ‘fly; to hum, buzz’ [MNv 1746] < PN *ber(1)mV (~ ­ŕ­) ‘to buzzle; a k. of buzzling insect’ sub [eod.]. 4.4c. PEAl *()p- ‘to bend, be bent’ [CED: 256], [AD: 32] (PE *p-(t­) ‘to bend, curve’ [ME 754] / *pR- ‘bend’, *pRt- ‘bend (tr.)’, *pRnR ‘bent or joint’ [CED: 256], PE *p-ŋa- ‘rib, bent’ [ME 755] / PIn *pRiŋa- ‘be bent’, PYp *pRŋaliq ‘rib’ [CED: 256]; PAl *hai-t- ‘to lift up, raise (one end, his eyes, one’s head, the upper part of one’s body), to turn up, put upright (overturned baidarka, box, bucket, etc.), to rise; to draw up (water from well, bucket); to wake up, get up (person from bed); to save, be saved, escape; to be/do or have been/done for some time’, *ha-t‘to stand up, get up from lying position (as from sleep)’ [AD: 32 sq.]). ◊ PA *per(1)kV (~ ­ŕ­) ‘to tie round, surround’ [EDAL: 1137] (no Jap match), cf. PIE *per- prep., adv. ‘around’ [WP II: 29 sqq.], [Pok.: 810 sqq.], [NIE 2946], PU *pire ~ *pirä ‘Kreis; Ring; umgeben, umgrenzen’ [UEW: 384], PYk *piri-ʒee- (­δ­) ‘to surround’ [MYk 1033] / *pi:- ‘to wrap; to be entangled; to surround, encircle’ [HDY: No1804], PNv *pir- ‘to turn round, twist’ [MNv 1712] < PN *pIr(1)V (~ ­ŕ­) (­kV) ‘round; to surround; around’ [UEW: 384], [DN: No1770], [SN 1495], [MPS 561]. Cf. PYk *porqu‘to bend’ (K porqu­) [MYk 231], PNv *p rqa- ‘wry; to bend, bow (intr.)’ [MNv 1617] sub [MPS 573]. Cf. No4.4c. 4.4d. PEAl *pu- ‘to bury, pack’ [CED: 256], [AD: 41] (PE *pu- ‘to bury, to cover with earth or stones’ [CED: 256 sq.]; PAl *hau- ‘pack, burden’, *hau- ‘to pack, take on his back’ [AD: 40 sq.]). ◊ PA *bˆr(1)i (~ ­ū­, ­e) ‘to cover; shade’ [EDAL: 385] (no Jap match), cf. PD *pōr- ‘to wrap’ [DEDR: No4590], [GSD 1340], PK *bur- ‘to close, obscure; to darn’ [ЭСКЯ: 55], [EWK: 67] < PN *bur(1)V ‘to cover, wrap’ [МССНЯ: 342], [ОСНЯ 1: No26], [IENH: No30], [DN: No239], [SN 168], [K­ENB]. Cf. PA *bṓr(1)ki ‘to cover; cover’ [EDAL: 374] (PJap *púk- ‘to thatch (a roof)’) and PD *pūṛ- ‘to bury’ [DEDR: No4376], [GSD 834]. 4.4e. PE *pitu-cia- ‘otter, lynx, sable’ [ME 794] / *piRtuRciRaR ‘river otter’ [CED: 264], the resemblance to PE *pi-tu- (­i-­) ‘whirling

228

Nikita Krougly-Enke

snowstorm’ [ME 793] / *piRtuR ‘snowstorm’ [CED: 264] being obviously fortuitous. ◊ Cf. PA *br(1)e ‘a k. of predator (wolf)’ [EDAL: 343 sq.] (no Jap match), cf. PGnd *burk- ‘tiger’ [DEDR: No4298], [GSGnd 937] (cf. PD *verVg- ‘wild cat’ [DEDR: No5490], [GSD 1778]), PIE *bher- ‘bear’ [WP II: 166 sq.], [Pok.: 136 sq.], [NIE 122], PCh *p_LLịŋ- ‘brave, lion-hearted’ [MCh 1872], PNv *päri- (*b­) ‘predatory’ [MNv 1698] < PN *bVr(1)V (­KV) ‘a k. of big predator (brown bear?)’ [SN 382], [MPS 918], [K­ENB]. Cf. PIE *bhebhr-u- ‘beaver’ [WP II: 166 sq.], [NIE 123] and PTng *barka-na ‘bear’s cub’ [ССТМЯ 1: 75] < PN *bVr(1)V (~ -ŕ-) ‘beaver, otter’ in [PNHRAN: No2.10]. Cf. also PA *bor(1)so(kV) ‘badger’ [EDAL: 374 sq.] (PJap *bJsákí, *ùsákí ‘hare’), whose closest cognates can be found in Sino-Caucasian: PSC *bħĕr\X (~ -ĕ) ‘a k. of predator’ [HGC: 29], [LV: NoC2], [BDC: 7], [SSC 255]. 4.4f. PE *pira- (~ ­l­) ‘to plait, to weave, to braid’ [ME 791] / *piRðaR- ‘braid or weave’, *piRðaRaR ‘braid or woven thing’ [CED: 263 sq.]. ◊ PA *pár(1)u ‘to spin, plait, wrap’ [EDAL: 1151 sq.] (no Jap match), cf. PD *pir- ‘to twist, turn’ [DEDR: No4177], [GSD 1276], PIE *sper- ‘to twist’ [WP II: 667 sq.], [Pok.: 991 sq.], [NIE 2994], PU *prkV- (*prV­) ‘drehen, sich drehen’ [UEW: 414] < PN *pVr(1)V ‘to twist, weave’ [IENH: No66], [DN 1784, 1805], [SN 1497], [MPS 561], [K­ENB]. Cf. No4.4b. Cf. also PGZ *br- ‘to spin, roll’ (cf. Grg bor-b-al- ‘wheel, potter’s wheel’) [EWK: 60], PIE *bher(w)- ‘to plait, braid, weave’ [WP II: 164], [IEW: 137 sq.], PYk *piir- (*piir-r­) (~ ­δ­) ‘rope, belt, bandage; to be wrapped up; to tangle; to roll up, fold up, wrap, wrap in’ [MYk 1649], PNv *br(a)- ‘to recurve, double, turn’ [MNv 1523], PKCh *pijr- ‘to attach’ [MK 92] < PN *bUr(1)V (~ ­ŕ­) ‘to bend, plait’ [IENH: No7], [DN 221], sub [SN 383], [MPS 1115], [K­ENB].

4.4g. PYp *ami- ‘mist, cloud’ / *amiRluq ‘cloud’ [CED: 24], O. Mudrak links the item to PYpS *amuГ- ‘blind’ in [MYp 224]. ◊ PA *méru (~ ­ŕ­) ‘spot’ [EDAL: 915] (PJap *múrá ‘spot, spotted’), cf. PD *maṛ- ‘obscure, dirty; to fade’ [DEDR: No4750], [GSD 800] (cf. PD *marb- ‘cloud; darkness, dimness’ [DEDR: No4728], [GSD 790]), PIE *mor‘dark, misty’ [WP II: 279 sq.], [Pok.: 734], [NIE 761] < PN *merV(-bV) (~ *-ŕ-) ‘dark; mist, cloud; dirt’ [МССНЯ: 358], [ОСНЯ 2: No288], [DN: No1471], [SN 479], [K­ENB]. Cf. NoNo3.4a, 4.1d and 4.3b.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

229

4.4h. PE *tmia- ‘bird, goose’ [ME 527] / *tŋmiRa- ‘bird’ [CED: 342]. ◊ ? PA *tar(1)i ‘a k. of water bird’ (no Jap cognate) [EDAL: 1405 sq.] < PN *tar(1)V ‘a k. of water bird’ [K­ENB]. Cf. NoNo1.1d, e and 4.3d. Contra our previous suggestion, we now refrain from comparing Eskimo item with PA *d[é]gì ‘feather, wing’ [EDAL: 468] < PN *degV ‘feather, wing’ [PNHRAN: No6.12].

4.4i. PAl *ti-i- ‘to jerk out, tear out’, *ti-ju- ‘to jerk out, tear out, pull out; wild rye Elymus mollis, when fresh’, *tila- ‘eagle, bald eagle Haliaetus leucocephalus L.’, (E) tiχla-χ ‘scratch (e.g. as seen on the arm)’, (E) tiχla-lix ‘to scratch’ [AD: 398 sq.], *ti-lu- ~ *ti-lu- ‘scar (as from cut)’ [AD: 397]. ◊ Cf. PD *taṟe- ‘to cut’ [DEDR: No3140], [GSD 1489], *teṟ- ‘to cut’ [DEDR: No3437] (PSD *teṟ- ‘to cut off’ [GSSD 2874], etc.), PK *(ś)txar- / *(ś)txr- ‘to dig’ [ЭСКЯ: 176], [EWK: 171 sq.], PIE *der()- ‘to tear, tear apart’, *der- ‘hole, ditch’ [WP I: 797 sqq.], [Pok.: 206 sqq.], [NIE 1894, 1897], PFU *tarV ‘Sache, Ding; Stück’ [UEW: 512], *tarkV (*torkV) ‘Sache, Ding; Stück / piece, thing’ [FUV: 119], [UEW: 511], PNv *därq- ‘to untie, unfasten, unbind (tr., intr.), tear off (intr.), disjoint’ [MNv 1232] < PN *tAr(1)I (­xV) ‘to tear off’ [MССНЯ: 360], [DN: NoNo2289, 2300], [SN 203], [IENH: NoNo116, 117], [K­ENB]. 4.4j. PE *ut- ‘to return; backwards’ [ME 1260] / *utR- ‘return’, *utqi(C)aR- ‘back up or turn back’, PIn *utRžak- ~ *utRžaq- ‘make a return trip’ [CED: 382], cf. Al (E) tuūja- ‘globefish, eel-like fish’ [AD: 403]. ◊ PA *tár(1)ko ‘a k. of carriage’ [EDAL: 1433] (no Jap match), cf. PD *tir-[i]- ‘to turn’ [DEDR: No3246], [GSD 1546], *ter-[aḷ-] ‘to coil; round’ [DEDR: No3245], [GSD 1525], PIE *tere­, *trē­, *ter(e)-d- ‘to turn, to bore’ [WP I: 728], [Pok.: 1076], [NIE 1814] < PN *tʷIr(1)V ‘to turn round’ [DN: NoNo2427, 2429, 2440], [SN 46], [K­ENB]. Cf. PA *tūr1i ‘to wrap, fold’ [EDAL: 1387]. 4.4k. PE *nura- ‘fawn, calf of caribou’ [ME 433] / *nuRRaR ‘caribou calf’ [CED: 242]. ◊ PA *ńar(1)gu ‘a young male deer (elk)’ [EDAL: 1006] (no Jap match), cf. PIE *jork- (~ ­Q­) ‘roe, doe’ [WP I: 209], [Pok.: 513], [NIE 411], PYk *ńo:rkan ‘four- or five-year old male reindeer’ [HDY: No1519] / *ńor-kn(c)- ‘(four-year old) reindeer’ [MYk 635] (to *ńa- ‘four’) < PN *ńar(1)KU ‘deer’ [SN 1096], [K­ENB].

230

Nikita Krougly-Enke

4.4l. PIn *caRaq- (~ *caqaq­) ‘make a loud noise’ [CED: 71], cf. PE *cju- ~ *cju-ru- ‘indistinct noise’ [ME 1542] / *ciRuRðu(­) ‘(make an) indistict noise (like wind)’ [CED: 86]. ◊ Cf. PSD *sar- ‘to make a rustling noise’ [DEDR: No2355], [GSSD 2019], PIE *(s)ker- ‘to scold, mock’ [Adams: 166, 706], [NIE 2996], *(s)kArk­, ­g- ‘to cry’, *(s)krep­, ­b- ‘to shout’ [WP II: 413 sqq.], [Pok.: 567 sqq.], [NIE 1532, 1533] < PN *cAr(1)V (­k()V, ­p()V) ‘to cry, make a loud noise’ [IENH: No160], [K­ENB]. 4.4m. PE *qa- ‘to rise up’ [ME 889] / PYp *qRaR­, *qRataR- ‘rise up’, *qRaRun ‘sail’ [CED: 299], *qat­, *qa-t- ‘to begin, to start, to come apart or away’ [MYp 542] / *qaR- ‘come up (or away)’ [CED: 288], cf. PYpS *kă-tu- ‘high, deep’ [MYp 1977] / *qR- ‘height’ [CED: 299]. ◊ Cf. PFV *korkV ‘hoch’ [UEW: 672], PKCh *_lụrạ ~ *ъ¢olă ‘above; on the surface’ [MK 781], PNv *ki-r- ‘above; the place above; to be above; up; to look up; to rise, to go up’ [MNv 798] < PN *Kor(1)V (~ q­, ­ŕ­) (-KV) ‘above; to rise’ [K­ENB]. 4.4n. PE *qau­, *qama- ‘light, bright, dawn, daylight’ [ME 726] / *qau- ‘dawn’, PIn *qaulluq- ‘shine’, *qaumman ‘light’ [CED: 289], PE *qă-cu-- ‘white, bleached’ [ME 724] / *qakcuR- ‘be (bleached) white’ [CED: 278] (+ Nun qχsujax ‘blue thing’), PYp *qRiR- ‘be shiny’ [CED: 299]. ◊ PIE *grū- ‘dawn’ [WP I: 602 sq.], [Pok.: 441 sq.] < PN *kar(1)U (~ ­ŕ­) ‘to shine; dawn’ [K­ENB]. Cf. No3.1s. 4.4o. PE *qaR ‘voice, deep voice’ [ME 894] / PYpS *qaRya ‘deep voice; to brag, boast’ [CED: 289] (+ Grn (E) qa-t- ‘to cry (of animal)’, qa-t-taat ‘larynx’ [Robbe, Dorais 1986: 147]). ◊ Cf. PD *kar- ‘to sound’ [DEDR: No1291], [GSD 516], PIE *gara- / *gere­, *grā- / *grē- ‘to shout’ [WP I: 591 sqq.], [Pok.: 383 sqq.], [NIE 1676] < PN *kar(1)V ‘to speak (with loud voice)’ [K­ENB]. 4.4p. PE *q-t- (­ju­) ‘to freeze’ [ME 968], *qu-- (­t­, ­ja­) ‘to freeze to death, feel cold’ [ME 969] / *qiR- / *qiq- ‘freeze’, *qiR-u‘freeze to death’ [CED: 308 sq.].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

231

◊ PA *k%r(1)a (~ ­ō­) ‘thin snow, hoar-frost’ [EDAL: 799] (no Jap match), cf. PGon *kar- ‘cold’ [DEDR: No2168], [GSGon 412], PZ *kr- ‘to cool down’, Sv (Lsh) kwēr- ‘cool’ [ОСНЯ 1: No176], PIE *Qers-n­, ­m- ‘frozen snow-crust, hoar-frost’ [WP I: 409], sub [Pok.: 573 sq.], [NIE 501], PKCh *qijt’- ‘to freeze’ [ЭСЧКЯ: 119] (*qijt­), [MK 281] (cf. PCh *qạʒạb‘hoar-frost; to freeze; (it is) cold’ [MCh 737]) < PN *k()Ir(1)a ‘snow-crust, hoar-frost; to freeze’ [МССНЯ: 343], [ОСНЯ 1: No230], [Dolg. 1998: No10], [DN: No1158], [SN 187], [LRABS: 134]. O. Mudrak [ME 723], [Mudrak 2008: No144] suggests linking the Altaic item to PE *qakru--(na-) ‘frost’ [ME 723] / *qakuRnaR ‘frost’ [CED: 279], which is phonetically questionable. Cf. PND *kaṛ- (~ ­ḍ­) ‘to congeal, freeze, be paralized with fear’ (Kur kaṛrnā, kaḍrnā) [DEDR: No1148], [GSND 327]. Cf. also NoNo1.1l, 3.5o.

4.4q. PEAl *a(γ)- ‘to hurry, dance’ [CED: 44], [AD: 35] (PE *a- ~ *a- ‘hurry’ [ME 1709] / *aRRi- ‘to hurry; to hold an Eskimo dance’ [CED: 44]; PAl *aa- ‘to dance (of women; man on one side, woman on the other side); dancing’ [AD: 35 sq.]). ◊ Cf. PK *rex- / *rx- ‘to beat, rock, shake’ [EWK: 286, 291], PIE *ere­, *rē- ‘to row’ [WP I: 143 sq.], [Pok.: 338], [NIE 1337] < PN *HAr(1)(x)V (~ ­ŕ­) ‘to move (shaking hands)’ [K­ENB]. Cf. No3.5f. 4.4r. PE *av ‘whale (bowhead)’ [ME 1716] / *aRvR ‘whale (bowhead)’ [CED: 46]. ◊ PTrk *irbiĺ ‘panther, leopard’ (> Mng), cf. PD *uṛuv- ‘tiger’ [DEDR: No692], [GSD 1670], < PN *HVr(1)wV (~ -b-) ‘a k. of big feline predator’ [DN 84], [K-ENB]. Cf. PAA *ʔa-rVw- ‘lion’ [HSED: No46], [MSAA 286]. 4.4s. PEAl *()- ‘to dawn; sun, day’ [K­ENB] (PE *[r]-t- ‘to dawn; dawn, light’ [ME 633] / PYpS *R- ‘to dawn’, PYp *Rut- ‘to dawn on or recur’ [CED: 116], PYp *(Г)-n (~ a­) ‘day’ [ME 634] / *Rnq ‘day’, *RnRpaq ‘(all) today’ [CED: 116]; PAl *aa-ða- ‘sun’ [AD: 36], (Atk) anaχ ‘glow’, (E) χa-ni-χ ‘red sky at dawn and sunset, afterglow’, χani-kuχ ‘(the sun, the moon) is setting [making sky red]’ [AD: 166]). ◊ PA *obr(1)i (~ ­e) ‘dawn’ [EDAL: 1040 sq.] (no Jap match), cf. PD *er-i- ‘to light, burn’ [DEDR: No811], [GSD 337], PIE *arew- / *arem- ‘sun,

232

Nikita Krougly-Enke

moon’ [WP II: 358 sq.], [Pok.: 873] < PN *ʔAwr(1)V ‘rising sun or moon; to dawn’ [DN: NoNo74, 2603], [SN 279], [ME 633], [Mudrak 2008: No53]. 4.4t. PE *ri ‘milt sack’ [ME 1350] / *ri ‘milt sack’ [CED: 115]. ◊ Cf. PIE *ikʷ[e]r- ‘fish-egg, hard roe’ [WP I: 205 sq.], [IEW: 504], [NIE 408], ? PKCh *kʷirŭ" ‘salmonidae fish (нярка, кижуча)’ [ЭСЧКЯ: 215], [MK 918], PNv *her ‘hard roe, spawn’ [MNv 508] < PN *kʷIr(1)V (~ qʷ­, ­ŕ­) ‘hard roe, spawn’ [Dolg. 1998: No78], [K­ENB]. Cf. PIE *gʷerbh- ‘Leibesfrucht, Kind, Junges / child, young one’ [WP I: 689], [IEW: 485], [NIE 252], PA *kŭr(1)pe ‘young (animal, fish)’ [EDAL: 826] (no Jap match), PD *kiṟ‘small; young’ [DEDR: No1594], [GSD 599] (cf. *karb- ‘egg; foetus’ [DEDR: No1279], [GSD 513], cf. No3.1r) < PN *gʷIrV (­[b]V) ‘foetus; young of animals’ [DN: No946], [SN 785].

4.4u. PEAl *u-lu- ‘bow / spear’ [CED: 381], [AD: 423] (PYpS *uluv- ‘bow’ [MYp 2519] / *uRlvR ‘bow’ [CED: 381]; PAl *ualu- ‘spear, lance; to spear, to throw a spear ar to hit with a spear’ [AD: 423]). ◊ Cf. PD *oṟ- ‘to bend; to fall asleep’ [DEDR: No707], [GSD 1120], PK *reḳ- / *riḳ- ‘to bend, twist’ [ЭСКЯ: 206], [EWK: 397], PIE *arkʷ- ‘bow and arrows’ [WP I: 81], [Pok.: 67 sq.], [NIE 62], PYk *qorq- (~ aʷ) ‘sinuous, twistling’ [MYk 1777], PNv *qori- ‘to incline, to heel; slanting, steep’ [MNv 901], PCh *ar(k)ъ-łŋъ- ‘slanting; to lie on side, to be lying (mostly of reindeers)’ [MCh 104] < PN *Ur(1)I (­kV) ‘to bend’ [МССНЯ: 336], [ОСНЯ 1: No97], [DN: No743], [SN 91], [MPS 285], [K­ENB]. Cf. PK *ark- ‘to spin’ [SK 8], PA *er(1)-ka ‘to wrap, tie’ (cf. Nan eri~ ‘rope for binding up the yurt with ritual purposes’ [ССТМЯ 2: 463]) [EDAL: 518] (no Jap match) < PN *ʔer(1)V (­k()V) ‘to spin, wrap’ [DN: No149], sub [SN 91].

Cases with Aleut only attestation: 4.4v. PAl *haa- ‘post, staff, rod’ [AD: 35]. ◊ ? PA *bóra (~ ­ŕ­) ‘to divide’ [EDAL: 373 sq.] (PJap *bár- ‘to divide, split’), cf. Kur barndī ‘ridge beam of a roof’ [GSND 84], PIE *bher[e]w- / *bhrēw- ‘wooden flooring, decking, bridge’ [WP II: 207], [Pok.: 173], [NIE 160], *bhAr- ‘log, board’ [WP I: 159 sq.], [NIE 2087], PFU *porawa ‘Floß / prop, board, ferry’ [FUV: 46], [UEW: 395], PKCh *pŏjъ-n ‘spear, cutter, hatchet’ [ЭСЧКЯ: 113], [MK 759] < PN *bo[r]V(-wV) ‘board, post’ [Долг. 1964a: 12], [МССНЯ: 332], [SN 32], [K­ENB].

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

233

4.4w. Al (E) huχ-sχi- pl. ‘dust’, sg. ‘particle of dust’ [AD: 425]. ◊ PA *br(1)u (~ ­o, ­a) ‘dust, smoke, whirlwind’ [EDAL: 375 sq.] (no Jap match), cf. PD *buṛ-ud­, ­Vs- ‘dust, smoke’ [DEDR: No4316], [GSD 163], Sv (UB) burw- ‘to raise dust’, (UB, Lch) birw- ‘dust’, MGrg bre ‘dust’, Grg (d.) bre- ‘chaff’ [ОСНЯ 1: No22], PNv *bu ‘litter, sweepings; to litter’ [MNv 1682] < PN *bor(1)V ‘dust’ [МССНЯ: 358], [ОСНЯ 1: No22], [DN: NoNo219, 234], [SN 39], [K­ENB]. 4.4x. Al (Atk) hu-ðax­, (Med) hu-jaa- ‘to boil (of kettle, water)’ [AD: 424]. ◊ Cf. PTrk *bürk- ‘to spurt, gush’, cf. PSD *puṛ-uŋ- ‘to boil, be steamed’ [DEDR: No4315], [GSSD 3519], PIE *bherw- / *bhrew- ‘to boil, seethe’ [WP II: 167 sq.], [Pok.: 143 sq.], [NIE 2094], PFU *pura- (~ ­o­) ‘to be boiling, boil, popple’ [Wichmann 1911: 227 sq.] < PN *bUr(1)V ‘to boil (intr.), popple’ [МССНЯ: 344], [ОСНЯ 1: No24], [DN: No252], [SN 194], [K­ENB]. 4.4y. PAl *a- ‘front of belly part of fish, down to the anus’ [AD: 166] (< *ha­). ◊ Cf. PD *bōr- ‘chest, breast; upon the chest, upside dow’ [DEDR: o N 4592], [GSD 1907], cf. PIE *bhreus- ‘chest, belly’ [WP II: 197 sq.], [Pok.: 70 sq.], [NIE 157] < PN *bUr(1)V ‘front part of body’ [DN: NoNo236, 240], [SN 1279], [K­ENB]. 4.4z. PAl *ciūni- ‘microgranular andesitic lava, tool for softening skins’ [AD: 140]. ◊ PA *čŭr(1)u (~ ­a) ‘to scratch’ [EDAL: 402] (no Jap match), cf. PD *Cīr- ‘to scratch’ [DEDR: No2601], [GSD 264], PGZ *crec- / *cric- ‘to rub, rub out, wear out’ [EWK: 451 sq.], PYk *ruri-ĺ- ‘to write, draw (picture); to embroider; writing, embroidery, curlicue; to blossom’ [MYk 534] / *sörö- / *sere- ‘to embroider; embroidery, ornament, picture; colour, flower’ [ПУЮГС: 321], [HDY: No2296], PNv *crov- ‘to nail; nail’ [MNv 173],? PKCh *sr(re)- ‘to scrape, scratch; line’ [MK 1075] < PN *cir(1)U ‘to scratch’ [DN: NoNo365, 406], [SN 677], [MPS 922], [K­ENB]. Cf. PGZ *čxer/ *čxir- ‘to pick (ground, etc.)’ [ЭСКЯ: 222], [EWK: 441 sq.] and NoNo3.1h, l, 3.2c and 3.5j.

234

Nikita Krougly-Enke

4.4α. Al (E) aix, aii-χ ~ aiχ, aiiχ, āiχ ‘round stone’, ājāða- (< *āi-āða­) ‘to juggle 2–4 balls’ [AD: 38]. ◊ Cf. PSD *ar- ‘pebble’ [DEDR: No209], [GSSD 186], ? PNv *ĕz ‘stone plummet’ [MNv 98] < PN *HAr(1)V ‘round stone, pebble’ [K­ENB]. ◊ Cf. other Borean matches: PEC *χĕrχV ‘small stone, pebble’ [NCED: 1073], Bur (Yas) xóro ‘small stones’, PBsq *ha§i ‘stone’ < PSC *χĕrχV ‘stone’ [SSC 1266], [AMSC].

5. For now, we shall exclude from our comparison the following etymologies proposed by O. Mudrak: 5.1. With PN *g- > PE *0­. 5.1a. PE *ara ‘hand’ [ME 602]. ◊ PA *gàr1á (~ ­e­) ‘arm’ [EDAL: 530 sq.] (PJap *kàtá ‘shoulder’) [Mudrak 2008: No26]. Cf. No3.1z. 5.1b. PE *ir ‘eye’ [ME 572] / *ð ‘eye’ [CED: 97 sq.]. For verbal derivatives as well as Aleut cognates, cf. No3.1. ◊ PA *g•r(1)e ‘to see, understand’ [EDAL: 567 sq.] (no Jap match; cf. Mng girkaj ‘having good eyesight’), cf. PD *guṟ- (­ḏ­) ‘to aim, mark, write’ [DEDR: No1847], [GSD 418], PGZ *gar- ‘to search, find’ [EWK: 77 sq.], PIE *gʷhren- ‘diaphragm, intelligence’ [WP I: 699], [Pok.: 496], [NIE 1775] (? cf. *gʷhrē- ‘to smell, scent’ [WP I: 697], [Pok.: 495], [NIE 1772]) < PN *gUr(1)I ‘to see, understand’ [DN: NoNo660, 674a], [SN 680], [ME 572], [Mudrak 2008: No73]. Cf. No3.1. 5.1c. PE *uja-(qu­) ‘neck’ [ME 642] / *uyaquR ‘neck’, *uya, *uyan‘to stretch neck to see better’ [CED: 385 sq.], cf. PAl *uju- ‘neck (of human, animal, bird)’ [AD: 457], *uja- ‘opening, mouth (of stomach), spout, neck (of bottle, pitcher), muzzle (of gun)’ [AD: 456] < PEAl *uja- ‘neck’ [CED: 385], [AD: 457]. ◊ PA *gur(1)gi ‘palate’ [EDAL: 573] (no Jap match). Contra Mudrak [ME 642], [Mudrak 2008: No197], we link the Eskimo (Eskaleutian) item to PIE *ūj-: PSl *vījā ‘neck’ [NIE 2506], PU *ojwa ‘Kopf, Haupt / head, brain’ [UEW: 336], PYk *avor- (~ ­w­) ‘brain’ [MYk 427] (/ to *aw- ‘nest, hole, den, lare; case, container’ [HDY: No135]), PKCh *’ạjvª, *’ạjʷạ ‘brain’

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

235

[ЭСЧКЯ: 20], [MK 556], PNv *ŋafr ~ *ŋäfrk ‘brain’ [MNv 2135] < PN *ʔAjwa (~ ­jʷ­) ‘nape of head, brain’ [LRABS: 144, 156], [MPS 443], [K­ENB].

5.2. With PE *­r instead of *­. 5.2a. PE *unur (­a) ‘night’: PYp *unu (­a), PIn *unnu, *unnua- / *unurra- [ME 644] / *unnu(­) ‘night, evening; to become night’, *unnuRaqu ‘tomorrow or the coming night’, *unnu(C)aR ‘morning (early)’ [CED: 373]; PAl *unu-ul(­V) ‘a long time ago’ (< ‘not tonight’) [AD: 445] < PEAl *unu ‘night’ [CED: 373], [AD: 445]. ◊ PA *ĭńE (­r(1)V) ‘evening, dusk’ (PTrk *iŋir ~ *ẹŋir id., PTng *ine- ‘to dawn, begin (of day)’: *ine-ŋe ‘day, morning dawn’, *ine-ren ‘day that is dawning’, etc., PKor *Jńìr- m ‘evening, dusk’,? OJap ina-bjikari ‘lightning’ (“light in darkness”?)) [ME 644], [Mudrak 2008: No207] (instead of *Xna ‘dawn, dusk’ in [EDAL: 586 sq.]), PKCh *’_jŋạ" (~ ­’m­) ‘fog, cloud’ [MK 460] < PN *HińV (­r(1)V, ­ŋV) ‘evening, dusk’ [MPS 736], [K­ENB]. We uphold the older etymology of the Eskimo item as cognate with PIE *nogh- (PIH *noghu­) ‘to get dark, fall (of night)’, *nok-t- (PIH *noghu-t­) ‘night’ [WP II: 337 sq.], [Pok.: 762], [HEG: 150], [Adams: 342], [NIE 815], PFS *nukkV- (~ ń­) ‘to sleep’, PKCh *’ŭnkị ‘night’ [ЭСЧКЯ: 98], [MK 47] < PN *nuKI ‘to get dark; night’ [FEN: 37], [DN: No1540], [SN 1466], [ИАЭ: 21], [IICR 2: No278], [K­ENB].

S u m m i n g u p, w e h a v e: 14 instances of PA *r : PE(Al) *r (< PN *­r­) (NoNo1.1); 18 instances of PA *ŕ : PE(Al) *r (< PN *­ŕ­) (NoNo1.2); 1 instance of PA *r1 : PE *j only (< PN *­r1­?) (NoNo1.3); 2 instances of PE(Al) *j with non-diagnostic Altaic cognates (NoNo1.4); a g a i n s t: 2 contradicting instances of PE *r : PA *r1 (NoNo2.1), 3 contradicting instances of PE *r1 : PA *ŕ (NoNo2.2), 3 contradicting instances of PE *j : PA *r (NoNo2.3). 4 contradicting instances of P(E)Al *j : PA *r (NoNo2.4).

236

Nikita Krougly-Enke

All the other etymologies (33 instances of PE(Al) *r : PA *r(1) ~ *ŕ or no Altaic match (NoNo3.1); 4 instances of undecisive PEAl *r(1) or PE *r ~ *j : PA *r or *r1 (NoNo3.2); 1 instance of PEAl *r1 : non-diagnostic PA match (NoNo3.3); 4 instances of PE *i]0[i : PA *r(1) (NoNo3.4); 21 Aleut-only etymologies (NoNo3.5)) turn out to be irrelevant. Obviously irrelevant to this purpose are the instances of PEAl * : PA *r, *r1, *ŕ (or undecisive PA vibrant) (NoNo4.1, 4.2, 4.3 and 4.4). We also adduce 4 of O. Mudrak’s etymologies that we still find questionable (3 for PE *0­ : PA *g- (NoNo5.1) and 1 for PE *­r instead of *­ (No5.2)). We also refrain from adducing matches that would conform to the correspondence “PE(Al) *0­ : a certain Proto-Uralo-Siberian sibilant” as suggested by M. Fortescue [Fortescue 1998: 126 sq.], since we have not been able so far to ascertain its exact quality (i. e. whether it is a palatalized, labialized, palatalized and labialized fricative, and/or affricate?). To conclude, we have 14 regular cases of PN *r > PE(Al) *r (NoNo1.1) against 2 exceptions (NoNo2.3); 1 expected case (NoNo1.3) against 2 unexpected (NoNo2.1) for PN *r1 > PE *j (< PEAl *r1); and 18 regular cases (NoNo1.2) against 3 exceptions (No2.2) for PN *ŕ > PE(Al) *r. There are also 4 irregular cases where PAl *j corresponds to any PN vibrant (NoNo2.4). All the other cases look irrelevant. Therefore, on the basis of the wellattested correspondences PA (PN) *r : PE(Al) *r (14) and PA (PN) *ŕ : PE(Al) *r (18), we may state that to postulate a special Nostratic phoneme (PN *r1) on the basis of a special Eskimo-Altaic correspondence (1 expected case vs. 2 unexpected) would be premature.

Abbreviations Aleut (Atk — Atkan, Att — Attuan, E — Eastern, Med — Medny), Bur — Burushaski (Yas — Yasin), CAY — Central Alaskan Yupik (NSU — Norton Sound Unaliq), Chpl — Chaplinski, d. — dialectal, Dolg — Dolgan, Ewk — Ewenki, Ewn — Ewen, Gr — Greek, Grg — Georgian (Imer — Imeretian), Grn — Greenlandic (E — Eastern), Kann — Kannada, Kur — Kurukh, Lat — Latin, LMng — Litteral Mongolian, MGrg — Middle Georgian, Mnch — Manchu, Mng — Mongolian, NAI — North Alaskan Iñupik (Nu — Nunamiut), Nan — Nanai, Ngn — Nganasan, OJap — Old Japanese, PA — proto-Altaic, PAA — proto-Afroasiatic, PAl — proto-Aleut, PBsq — proto-Basque, PCh — proto-Chukchian, PD — proto-Dravidian, PE — proto-Eskimo, PEAl — proto-Eskaleutian, PEC — proto-Eastern Caucasian, PF — protoFennic, PFP — proto-Fenno-Permic, PFU — proto-Fenno-Ugric, PGnd — proto-Gondwanan,

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

237

PGon — proto-Gondi, PGZ — proto-Georgo-Zanic, PIE — proto-Indo-European, PIn — proto-Inupiaq, PIH — proto-Indo-Hittite, (P)Jap — (proto-)Japanese, PK — ptoto-Kartvelian, PKCh — proto-Kamchukchian, PKG — proto-Kolami-Gadba, PKm — proto-Kamchatkan, PKhnt — proto-Khanti, (P)Kor — (proto-)Korean, PMng — proto-Mongolic, PN — protoNostratic, PNlg — proto-Nilgiri, PNv — proto-Nivkh, POU — proto-Ob-Ugric, PPM — proto-Pengo-Manda, PPrm — proto-Permic, PSC — proto-Sino-Caucasian, PSD — protoSouth-Dravidian, PTng — proto-Tungusic, PTrk — proto-Turkic, PU — proto-Uralic, PYk — proto-Yukaghiric, PYp — proto-Yupik, PZ — proto-Zanic, Saa — Saamic (N — Northern), Slk — Sekup, Sv — Svanic (Lch — Lechkhumian, Lsh — Lashkhan, UB — Upper Balan), Tel — Telugu, Yak — Yakut.

Conventional signs: ? — the whole etymology is somewhat dubious, ?— phonetically dubious, ?— semantically dubious. *A stands for *a or *e, *I — for *e or *i, *U — for *o or *u, *S — for any sibilant, *K — for any velar stop.

References AD — Bergsland, Knut. Aleut Dictionary. Fairbanks — Alaska Native Language Center, University of Alaska, 1994. Adams — Adams, Douglas Q. Tocharian Historical Phonology and Morphology. New Heaven, CT — American Oriental Society. Blažek 1989 — Blažek, Václav. Lexica Nostratica: Addenda et Corrigenda, I. // Archív orientální 3 vol. 57 (1989): 201–210. Blažek 1990 — Blažek, Václav. Lexica Nostratica: Addenda et Corrigenda, II. // Archív orientální 58 (1990): 205–218. Blažek 2000 — Blažek, Václav. The New Dravidian—Afroasiatic Lexical Parallels. // ПИДРЯ: 180–193. Caldwell — Caldwell, R. A Comparative Grammar of the Dravidian or South-Indian Family of Languages. 3rd ed. London, 1913 [reprint — Madras, 1956.] CD — Starostin, Sergei A. Comments to A. Dolgopolsky’s “The Nostratic Macrofamily and Language Palaeontology”, 1998. CED — Fortescue, Michael, Steven Jacobson and Lawrence Kaplan. Comparative Eskimo Dictionary with Aleut Cognates. Fairbanks — Alaska Native Language Center, University of Alaska, 1994. Collinder 1934 — Collinder, Björn. Indo-uralisches Sprachgut. // UUÅ (Filosofi, språkvetenskap och historiska vetenskaper 1). Uppsala, 1934.

238

Nikita Krougly-Enke

DEDR — Burrow, Thomas and Murray Barnson Emeneau. A Dravidian Etymological Dictionary. 2nd ed. Clarendon Press, Oxford, 1984. Dolg. 1998 — Dolgopolsky, Aharon. The Nostratic Macrofamily and Linguistic Palaeontology. With an Introduction by Colin Renfrew. Cambridge — The McDonald Institute for Archaeological Research, 1998. Dolg. 2004 — Dolgopolsky, Aharon. Etymology of Some Hamito-Semitic (Afro-Asiatic) Animal Names. // Egyptian and Semito-Hamitic (Afro-Asiatic) Studies in memoriam W. Vycichl. Leiden — Boston, 2004: 417–436. EDAL — Dybo, Anna V., Oleg A. Mudrak, Segei A. Starostin. An Etymological Dictionary of Altaic Languages. Leiden — Boston — Brill, 2003. EWK — Fähnrich, Heinz, Zurab Sardžveladze. Kartveli eṭimilogiuri leksiḳoni. Tbilisi, 1990. [German translation — Heinz Fähnrich, Surab Sardshweladse. Etymologisches Wörterbuch der Kartwel-Sprachen. Leiden — New York — Köln — E. J. Brill, 1995.] FEN — Bengtson, John D. The “Far-East” of Nostratic. In: Editorial — What is Nostratic? // Mother Tongue, 31 (Fall 1989): 35–38. Fortescue 1998 — Fortescue, Michael. Language Relations across Bering Strait. Reapprising the Archaeological and Linguistic Evidence. Open Linguistic Series, Robin Fawcett (ed.). London, New York — Cassel, 1998. Fraenkel — Fraenkel, E. Litauisches etymologisches Wörterbuch. Göttingen — Vandenhoek & Ruprecht — 1962–65. Friedrich — Friedrich, Johannes. Hethitisches Wörterbuch. Heidelberg. Ergänzunghefte 1: 1957, 2: 1961, 3: 1966. FUV — Collinder, Björn. Fenno-Ugric Vocabulary. An Etymological Dictionary of the Uralic Languages. Uppsala, 1955. GSD — Starostin, Georgi S. Proto-Dravidian etymologies. Database. GSGnd — Starostin, Georgi S. Proto-Gondwan etymologies. Database. GSKG — Starostin, Georgi S. Proto-Kolami-Gadba etymologies. Database. GSND — Starostin, Georgi S. Proto-North-Dravidian etymologies. Database. GSPM — Starostin, Georgi S. Proto-Pengo-Manda etymologies. Database. GSSD — Starostin, Georgi S. Proto-South-Dravidian etymologies. Database. HDY — Nikolaeva, Irina. A Historical Dictionary of Yukaghir. Trends in Linguistics, Documentation 25. Berlin — New York — Mouton de Gruyter, 2006. HEG — Tischler, Johann. Hethitisches etymologisches Glossar. Mit Beitragen von Günter Neumann. Innsbrucker Beiträge zur Sprachwissenschaft. Institut für Sprachwissenschaft der Universität Innsbruck. Innsbruck. Bd. 20. Lief. 1–3, 1977–80. Hegedűs 2004 — Hegedűs, Irén. The Status of the Proto-Nostratic Postvelar *9 // NCCPP (2004): 121–134. HSED — Orel, Vladimir E. and Olga V. Stolbova. Hamito-Semitic Etymological Dictionary. Materials for a Reconstruction. Leiden — New York — Köln — E. J. Brill, 1995.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

239

IENH — Bomhard, Allan R. Indo-European and the Nostratic Hypothesis. Signum Desktop Publ. Charleston, S.C., 1996. IICR 1, 2 — Greenberg, Joseph H. Indo-European and Its Closest Relatives. The Eurasiatic Language Family. Vol. 1. Grammar — 2000. Vol. 2. Lexicon — 2002. Stanford, Cal. — Stanford University Press. K­ENB — Krougly-Enke, Nikita. Nostratic, Borean and Eskaleutian etymologies. Database. LRABS — Fortescue, Michael. Language Relations across Bering Strait. Reappraising the Archaeological and Linguistic Evidence. London — N.-Y. — Cassel, 1998. MCh — Mudrak, Oleg A. Chukchean etymologies. Database. ME — Mudrak, Oleg A. Eskimo etymologies. Database. MIn — Mudrak, Oleg A. Inupiaq etymologies. Database. MK — Mudrak, Oleg A. Kamchukchean etymologies. Database. MNv — Mudrak, Oleg A. Nivkh (Gilyak) etymologies. Database. MPS — Mudrak, Oleg A. Paleo-Siberian etymologies. Database. MSAA — Militarev, Alexander Yu. Afroasiatic etymologies. Database. Mudrak 2008 — Mudrak, Oleg A. Kamchukchee and Eskimo Glottochronology and Some Altaic Etymologies Found in the Swadesh List. // AК 3. MYk — Mudrak, Oleg A. Yukaghiric etymologies. Database. MYp — Mudrak, Oleg A. Yupik(­Sirenikski) etymologies. Database. NIE — Nikolaev, Sergei L. Indo-European etymologies. 2nd version. Database. PNHRAN — Krougly-Enke, Nikita. Preservation of the Nostratic Heritage and Renewal of Animal Names in Eskaleutian Languages. // АК 3: 259–296. Pok. — Pokorny, Julius. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. 1–2 Bd. Tübingen — Basel — Francke Verlag, 1959. Poppe 1960 — Poppe, Nikolaus. Vergleichende Grammatik der Altaischen Sprachen. Teil 1. Vergleichende Lautlehre. Wiesbaden — Harrassowitz, 1960. Ramstedt 1935 — Ramstedt, G. J. Kalmückisches Wörterbuch. Helsinki, 1935. Robbe, Dorais 1986 — Robbe, P. & L.-J. Dorais. Tunumiit oraasiat / Tunumiut oqaasii / Det østgrønlandske sprog / The East Greenlandic Inuit Language / La langue inuit du Groenland de l’Est. Québec — Université Laval, Centre d’études nordiques, Nordicana 49, 1986. SSC — Starostin, Sergei A. Sino-Caucasian etymologies. Database. SKES — Toivonen, Yrhö Henrik. Suomen kielen etymologinen sanakirja, 1 — 1955; Toivonen, Yrhö Henrik, Erkki Itkonen ja Aulis Joki. 2 — 1958; Eidem. 3 — 1962. Helsinki — Lexica Societatis Fenno-Ugricae XII, 1­. Tyler 1990 — Tyler, Stephen. Summary of Noun and Verb Inflectional Correspondences in Proto-Dravidian and Proto-Uralian. // PLPC: 68–76. UEW — Rédei Károly (ed.). Uralisches Etymologisches Wörterbuch. 1–3 Bd. Harassowitz — Wiesbaden, 1986–1988. UW — Räsänen, Martti. Uralaltaische Wortforschungen. Helsinki, 1955.

240

Nikita Krougly-Enke

Wichmann 1901 — Wichmann, Y. Wotjakische Chrestomathie mit Glossar. Helsinki, 1901. Wichmann 1911 — Wichmann, Y. Zur Geschichte der finnisch-ugrischen Anlautenden Affrikaten nebst einem Exkurs über die finnisch-ugrischen anlautenden Klusile. // FUF 11: 3 (1911). WP — Walde, Alois. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen. Herausgegeben und bearbeitet von Julius Pokorny. 1–3 Bd. Berlin und Leipzig — De Gruyter & Co., 1928–32. АППЯЯ — Старостин Сергей А. Алтайская проблема и происхождение японского языка. Москва, “Наука”, 1991. Долг. 1964a — Долгопольский Аарон Б. Гипотеза древнейшего родства языков Северной Евразии (проблемы фонетических соответствий). // VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. Москва, 1964. Долг. 1964b — Долгопольский Аарон Б. Гипотеза древнейшего родства языковых семей Северной Евразии с вероятностной точки зрения. [Dolgopolsky, Aharon B. Hypothesis on the Earliest Relationship of the Linguages of Northern Eurasia from the Probabilistic Viewpoint.] // ВЯ 1964, 2. Долг. 1964c — Долгопольский Аарон Б. Методы реконструкции общеиндоевропейского языка и внеиндоевропейские сопоставления. // ПСГ, 1964. Дыбо 1989 — Дыбо Анна В. Заимствования из уральских языков в анатомической лексике алтайских языков. // ЛРДИВ 1989, ч. 1. Дыбо 1996 — Дыбо Анна В. Семантическая реконструкция в алтайской этимологии. Соматические термины (плечевой пояс). Москва, 1996. Дыбо 2000 — Дыбо Анна В. Ностратические этимологии с начальными носовыми. // ПИДРЯ: 31–38. ИАЭ — Иванов Вячеслав Вc. Из алеутских этимологий. // ПИДРЯ: 61–65. И­С 1964a — Иллич-Свитыч Владислав М. Генезис индоевропейских рядов гуттуральных в свете данных внешнего сравнения. // ПСГ (1964): 22–26. И­С 1968 — Иллич-Свитыч Владислав М. Соответствия смычных в ностратических языках. // Этимология 1966. Москва, “Наука”, 1968. ИСИ — Старостин Сергей А. Индоевропейско-севернокавказские изоглоссы. // ДВЭС: 112–163. Курилов — Курилов Гаврил Н. Юкагирско-русский словарь. Новосибирск, “Наука”, 2001. К-Э 2000 — Круглый-Энке Никита Л. Названия небесных тел в ностратических и некоторых других языках. // ПИДРЯ: 109–124. МССНЯ — Иллич-Свитыч Владислав М. Материалы к сравнительному словарю ностратических языков (индоевропейский, алтайский, уральский, дравидский, картвельский, семитохамитский). // Этимология 1965. Москва, “Наука”, 1967 — 321–373. Мудрак 1984 — Mудрак Олег A. К вопросу о внешних связях эскимосских языков. [Mudrak, Oleg A. Towards the Question of External Links of Eskimo Languages.] // ЛРДИВ 1984, ч. 1: 64–68.

Reflexes of Nostratic vibrants in Eskaleutian

241

Николаева, Шалугин — Николаева Ирина, Шалугин Василий. Юкагирско-русский и русско-юкагирский словарь. С.-Пб.: Дрофа, 2003. ОСНЯ 1, 2, 3 — Иллич-Свитыч Владислав М. Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский). 1. Введение. Сравнительный словарь (b—Ḳ). 2. Сравнительный словарь (l— ‰). Указатели. 3. Сравнительный словарь (p — ‹) (по картотекам автора). Москва, “Наука”, 1971, 1976, 1984. ПУЮГС — Николаева Ирина А. Проблема урало-юкагирских генетических связей. Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. Москва, Изд. АН СССР, 1988. Неопубл. мат. ССТМЯ — Цинциус Вера И. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Тт. I– II. Ленинград, 1975–1977. Фасмер — Фасмер Maкс. Этимологический словарь русского языка. Пер. и доп. О. Н. Трубачева. 1–4. Москва, “Прогресс”, 1968–1973. Чикобава 1938 — Чикобава Арнольд С. Чанско-мегрельско-грузинский сравнительный словарь. Тбилиси, 1938. ЭСКЯ — Климов Г. А. Этимологический словарь картвельских языков. Москва, 1964. ЭСЧКЯ — Мудрак Олег А. Этимологический словарь чукотско-камчатских языков. Москва, “Языки русской культуры” (Studia Philologica), 2000.

Collectanea and periodicals FUF — Finnisch-ugrische Forschungen. Helsinki. NCCPP — Nostratic Centennial Conference — the Pécz Papers. Ed. Irén Hegedűs, and Paul Sidwell. Lingua Franca Group. Pécz, 2004. UUÅ — Uppsala Universitets Årsskrift. АК 3 — Orientalia et Classica. Труды Института восточных культур и античности. Вып. XIX. Аспекты компаративистики 3. Москва, РГГУ, 2008. ДВЭС — Древний Восток. Этнокультурные связи. LXXX. Москва — “Наука”, 1988. ЛРДИВ 1984, ч. 1 — Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции (1984 г.), ч. 1. ЛРДИВ 1989, ч. 1 — Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Материалы к дискуссиям на международной конференции (Москва, 29 мая — 2 июня 1989 г.), ч. 1. Москва, 1989. ПИДРЯ — Проблемы изучения дальнего родства языков на рубеже третьего тысячелетия. Доклады и тезисы международной конференции 29 мая — 2 июня 2000 г. Москва, РГГУ, 2000. ПСГ — Проблемы сравнительной грамматики индоевропейских языков. Тезисы докладов. Москва, 1964.

242

Nikita Krougly-Enke

Традиционно, начиная с работ В. М. Иллич-Свитыча и А. Б. Долгопольского, специалисты в области ностратического языкознания восстанавливают для праностратического два переднеязычных вибранта: обычный *r и палатализованный *ŕ. Такая оппозиция непосредственно отражает праалтайскую (в алтайском она сохраняется в тюркском, и, как было продемонстрировано С. А. Старостиным, в японском) и, менее регулярно, дравидийскую. С. А. Старостиным была в свое время высказана гипотеза, что, возможно, необъясненное раздвоение рефлексов праалтайского *r в японском (либо > *­r­, либо *­(n)t­) может отражать дополнительное фонологическое противопоставление между праалтайскими (и, соответственно, праностратическими) *­r- и *­r1­. Как выясняется, подобная же оппозиция существует и между двумя типами эскимосско-алеутских вибрантов. Первый из них, ПЭАл *­r­, восстанавливается на основании соответствия ПЭ *­r- : ПАл *­ð-; второй, ПЭАл *­r1­, — ПЭ *­j- : ПАл *­ð­. Целью настоящей статьи является ответ на вопрос, возможно ли постулировать существование третьего ностратического вибранта с помощью обнаруженных эскимосско-алеутских параллелей и их вероятностной оценки. В итоге на ПН *r > ПЭ(Ал) *r обнаружено 14 ожидаемых случаев против 3 исключений (82,35% vs. 17,65%), на ПН *r1 > ПЭ *j (< ПЭ(Ал) *r1) — 1 ожидаемый против 2 исключений (33,3% vs. 66,7%), и на ПН *ŕ > ПЭ(Ал) *r — 18 ожидаемых против 3 исключений (85,7% vs. 14,3%). Все остальные случаи не являются диагностическими. Отсюда следует вывод, что, в то время как соответствия ПАлт (ПН) *r : ПЭ(Ал) *r и ПАлт (ПН) *ŕ : ПЭ(Ал) *r хорошо обоснованы, постулирование специфической ностратической фонемы *r1 на основе эскалеутско-алтайских соответствий было бы преждевременным.

George Starostin (RSUH)

On the origins of the three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

The article discusses the possible ways in which Proto-Dravidian might have gained its unusual three-way phonological distinction in the coronal series of consonants (dental vs. alveolar vs. retroflex stops and resonants). It is suggested that the development may have been triggered through contact with a «ParaAustralian» substrate in South Asia, but the exact reasons should be sought through the external genetic connections of Dravidian with other Nostratic languages. It is then shown that such an opposition in the resonants subsystem is best explained as reflecting peculiarities of Proto-Nostratic phonology (and should, therefore, be considered archaic), whereas in the stop series it is probably secondary, having developed from various situations of positional conditioning of reflexes.

General remarks The Proto-Dravidian system of coronal consonants1 is generally reconstructed in the following way (see, e. g., [Krishnamurti 2003: 91]):

1

Dental

Alveolar

Retroflex

Stops

t

ṯ

ṭ

Nasals

n

ṇ

Laterals

l

ḷ

Flap/Approximant

r

ẓ

For the sake of convenience, I do not include palatal affricates and sibilants under the heading of ‘coronal’, even though from a purely phonetic point of view they certainly belong under it. The term will be used here to denote exclusively the non-affricate series in Dravidian languages.

244

George Starostin

The following distributional limitations apply: a) in the initial position, only t­, n­, l­, and r- are permitted; b) in the intervocalic position, most of the consonants can occur as either simple (*­t­, *­ṯ­, etc.) or geminated (*­tt­, *­ṯṯ­, etc.) variants, the distinction being of a phonological nature. The only exception is the flap subsystem, in which consonants can never be doubled (so the sequences *­rrand *­ẓẓ- are prohibited). In some of my previous works on the subject [Starostin 1997; Starostin 1998; Starostin 2000] I have argued for a somewhat different system for Proto-Dravidian, one that would formally account for a larger proportion of etymological material as presented in [DEDR]. The principal changes were as follows: a) in the initial position, a voiced vs. voiceless opposition has to be recognized for Proto-Dravidian stops, meaning that an initial *d- is added to the inventory of coronals2; b) in the intervocalic position, the ‘simple vs. geminated’ opposition can be reinterpreted as a ‘voiced vs. voiceless’ opposition (the way it functions in Kannada, Telugu, and, in fact, the majority of Dravidian languages); geminated articulation can be suggested for ‘voiceless’ consonants as merely a secondary (allophonic) feature after short vowels;

2

Despite the ongoing «ban» on initial voiced stops in Proto-Dravidian, originally imposed by T. Burrow and since then upheld by the majority of Dravidologists, the problem still remains actual even for those who uphold the traditional model, e. g., Bh. Krishnamurti, who, in his recent volume on Dravidian linguistics, has deemed it necessary to offer a «quantitative study» on the issue, the final outcome of which, in his own words, «clearly proves that Proto-Dravidian had primarily only voiceless stops» [Krishnamurti 2003: 132–136]. In reality, though, this application of statistics only helps to formalize one’s description of an already well-known fact — namely, that the ratio of initial voiced to voiceless stops in Dravidian languages is extremely low. But historical reconstruction and probabilistic evaluation are two different things; there is really not much more ground to deny the existence of initial voiced stops on the ProtoDravidian level than there is to deny phonemic status to initial voiced stops in any of the living Dravidian languages, simply because they are so scarce in comparison to initial voiceless ones.

245

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

c) a careful analysis of the reflexes of Proto-Dravidian *ṯ in Central Dravidian languages shows that there is sufficient evidence for reconstructing not one, but two separate phonemes in its place — a stop (*ṯ) and a resonant (*ṟ). This means that Proto-Dravidian had not two, but three contrasting flap/approximants in the word-medial position: dental *­r­, alveolar *­ṟ­, and retroflex *­ẓ-; d) there is some very oblique evidence that the remaining gaps in the system (alveolar nasal *­ṉ- and alveolar lateral *­ḻ­) may also be filled by interpreting certain correspondence series as representing these particular consonants. Unlike the evidence for a separate *­ṟ­, however, this kind of evidence is very scant and inconclusive. The modified and reinterpreted scheme, therefore, looks as follows: Alveolar

Retroflex

Initial

Dental Medial

Medial

Medial

Stops

d- t-

-d- ­t-

-ḏ- ­ṯ-

-ḍ- ­ṭ-

Nasals

n-

-n-

-ṉ- (?)

-ṇ-

Laterals

-l-

-ḻ- (?)

-ḷ-

Flap/Approximant

-r-

-ṟ-

-ẓ-

We should also remark that, regardless of whether the intervocalic opposition is to be interpreted as «voiced vs. voiceless» or «simple vs. geminated», there are reasons to suspect that at the early stage of Proto-Dravidian it did not have a phonological nature. Primary evidence for that comes from the behavior of Dravidian verbal stems, where even in modern languages these variants frequently remain in complementary distribution, namely: a) before the stem-forming vowels of the second syllable we always have the voiced (simple) variant, e. g. Tamil iṭai ‘to make room’ — Telugu eḍayu ‘to be separated’ [DEDR 446]; Tamil mata ‘to be furious’ — Tulu mada-kuni ‘to move swiftly’ [DEDR 4687]; b) in monosyllabic stems, joined directly with the grammatical suffixes or, if the latter are lacking, with an epenthetic vowel, we always have the voiceless (geminated) variant, e. g. Malayalam katt-uka ‘to kindle, burn’ — Kannada katt-u ‘to begin to burn’ [DEDR 1207]. This almost completely regular phenomenon, sometimes referred to as «Emeneau’s rule» (see [Emeneau 1963: 65–66]), is closely tied to an-

246

George Starostin

other important morphophonemic alternation in Dravidian verbal stems, namely, shortening of original long vowels in bisyllabic formations, which is correspondingly known as «Krishnamurti’s rule» [Krishnamurti 1955]. Given these very peculiar features of bisyllabic verbal stems, the most plausible explanation (originally offered in [Starostin 2000]) would be to tentatively trace the origins of both these rules to prosodic factors, e. g. the presence in Proto-Dravidian (or «Pre-Proto-Dravidian») of a strong dynamic accent on the second syllable of such stems. This would explain, at the same time, both the shortening of the long vowel (length reduction due to lack of stress) and the voicening of the former voiceless consonant (a phonetic process akin to the one described by Werner’s law in Germanic). This, however, implies that the introduction of a new, prosodic factor (phonological prosody is not normally reconstructed for Proto-Dravidian) may account for other cases of voiced / voiceless opposition in the ancestor language, not necessarily limited to verbal stems. For instance, the difference between Tamil paṭai, Kannada paḍe ‘multitude; army’ and Tamil paṭṭai, Kannada paṭṭe ‘bark of tree’ may be described as one between Early PD *paṭái > Late PD *paḍai, on one hand, and Early PD *páṭai > Late PD *paṭai (phonetically perhaps /paṭṭai/), on the other. While there may be additional issues here that require more detailed explanations (such as the opposition of voiced and voiceless consonants after long vowels, or their behaviour inside nasal clusters), the main point is that there are no significant reasons to think that these oppositions may in some way correlate to oppositions in the three-way system of stops originally proposed for Nostratic by V. M. Illich-Svitych (and, in fact, in his original comparisons Illich-Svitych himself did not try to establish any such correlations, see [Illich-Svitych 1971: 147])3.

3 The only instance in which Dravidian medial voiced consonants may have something to do with old distinctions in Nostratic is that of the so-called «voiced geminates», occasionally found in such examples as Telugu eḍḍaya ‘ignorant man, fool’, Kannada eḍḍu ‘stupidity’ [DEDR 792]; Kannada, Koḍagu, Tulu udda ‘height, length’ [DEDR 621] and others. Some of these cases are secondary, having arisen from contraction of clusters, but for others, including the two listed above, it is impossible to demonstrate such a contraction. Statistically the frequency of these «voiced geminates» correlates rather well with the frequency of initial voiced con-

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

247

A much more serious problem for Dravidian as a branch of Nostratic is the three-way opposition in coronal stops and resonants, reconstructed for Proto-Dravidian in both the traditional model and my revised one. Not a single other subgroup of Nostratic really knows anything like it, and yet, at the same time, it does not seem possible to explain it away on inner Dravidian grounds. It may be speculated that the contrast arose in Early Proto-Dravidian secondarily through the influence of an unknown substratum4; yet items containing coronal consonants from all three of the series are frequently found to have Nostratic parallels, meaning that even if this typological feature as such had been introduced into Dravidian «from the outside», we still have the responsibility of finding out the general phonetic rules of its being introduced into the native lexicon of Dravidian-speaking people.

Notes on distribution Before trying to clarify the origins of the «coronal split» in Dravidian based on correspondences in other Nostratic languages, a few remarks on the distribution of coronal consonants within Dravidian itself are in order. Such remarks, although they cannot serve as substantial arguments on their own, may at least suggest where we should first look for correspondences outside Dravidian. Limiting ourselves to the word-medial position (since only dentals are permitted in the syllable-initial one), it is immediately clear that resonants and stops have somewhat different distribution properties. sonants, which is also an argument in favor of their representing the «true and original» voiced consonants of Proto-Dravidian. 4 It is interesting to note that typologically, the Dravidian system of coronal consonants finds its closest parallels in Australian languages [Dixon 2002: 63–64]. While any direct contact between speakers of Proto-Dravidian and the ancestors of modern Australian languages is, of course, out of the question, it is nevertheless a possibility that the former may have, at some time, penetrated territories originally populated by speakers of languages belonging to the same stock as Australian. For a list of possible «Australian» or «Para-Australian» elements in Dravidian, cf. [Blažek 2006].

248

George Starostin

Here is the relative frequency of each phoneme in the etymological database of Proto-Dravidian compiled by me on the basis of [DEDR] and so far containing 2246 etyma that can be with relative degrees of certainty reconstructed for Proto-Dravidian or at intermediate levels of Proto-Dravidian5: Dental

Freq.

Retroflex

Freq.

Alveolar

Freq.

-t- / ­d-

128

-ṭ- / ­ḍ-

284

-ṯ- / ­ḏ-

123 ~ 86 6

-l(l)-

256

-ḷ(ḷ)-

169

-r-

322

-ẓ-

121

-ṟ-

103 ~ 140

-n(n)-

83

-ṇ(ṇ)-

79

It can be clearly observed that the most frequent, and thus, least marked, of all coronal series of stops is the retroflex series — in very sharp contrast to, for instance, the distribution in the neighbouring Indo-Aryan, where retroflex stops had been introduced only relatively recently and are nowhere near as prominent as simple dental ones. On the other hand, when it comes to resonants, the distributional properties are reversed: nasal resonants occur with comparatively equal frequencies, whereas in the case of flaps/approximants and laterals the balance is clearly tilted in favor of the dental articulation. One thing that such a distribution would immediately suggest is that the genesis of the three-way (or, in the case of most resonants, two-way) opposition within the subsystem of stops must have been due to factors at least partially different from those governing the genesis of the same opposition within the subsystem of resonants. For stops, it is reasonable to expect that the «default» correlation to PD initial dentals in the medial position would be the retroflex articulation. 5

Clusters with nasal consonants (such as *­nt­, *­nd­, *­ṇṭ­, etc.) are left out of the picture, since they form an additional subsystem within Dravidian; the distributional properties of coronal consonants within such clusters seem, however, not that much different from the ones listed in the table. 6 The variation is due to the fact that in many cases we lack diagnostic forms from Central Dravidian languages that would help to reconstruct either *­ḏ- or *­ṟ­.

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

249

As for medial dentals, their emergence (or, rather, preservation, since there is little reason to suspect that Proto-Nostratic contrasted dental articulation with retroflex) must have been governed by certain peculiarities of context that are, for the most part, undeterminable without bringing in elements of external comparison. In the case of resonants, on the other hand, it is the retroflex varieties that we would expect to develop from something more highly marked in the ancestral language — such as relatively rare phonemes or phonetic variants in specified vocalic and/or consonantal contexts. It is only the alveolar phonemes that seem to display comparatively the same distributional properties regardless of whether they fall into the stop or the resonant classes; in both cases they are the least frequently represented variety, and their emergence as separate phonemes, therefore, should be attributed to specific reflexation in particularly selective contexts in Proto-Nostratic.

Previous treatments The problem of Dravidian coronal consonants and their genesis has not escaped the attention of the principal authors and followers of the Nostratic theory. Yet the solutions offered so far have either been incomplete, inconclusive, or not confirmed by substantial amounts of evidence. In his original list of correspondences between Nostratic languages [Illich-Svitych 1967: 322–323] V. M. Illich-Svitych made no attempts at establishing any distribution between Dravidian coronal consonants, either stops or resonants. However, already in the more expanded and detailed table of correspondences later published in the first volume of Illich-Svitych’s Nostratic dictionary [Illich-Svitych 1971: 147–150] some attempts at explaining the origins of Dravidian diversity are made, most notably in the subsystem of resonants: PD *­l- < PN *­l- (= Altaic *­l­, Uralic *­l­); PD *­r­, *­ṟ- < PN *­r- (= Altaic *­r­, Uralic *­r­); PD *­n- < PN *­n- (= Altaic *­n­, Uralic *­n­);

250

George Starostin

but: PD *­ḷ- < PN *­ł- (= Altaic *­l­, Uralic *­ł­) or < PN *­ĺ- (= Altaic *­ĺ­, Uralic *­ĺ­); PD *­ẓ- < PN *­ŕ- (= Altaic *­ŕ­, Uralic *­r­); PD *­ṇ- < PN *­ń- (= Altaic *­n­, Uralic *­ṇ­). The same table, as well as a more detailed description in V. A. Dybo’s introduction to the dictionary [Dybo 1971: iii–iv], sets up the following distribution between PD *­r- and *­ṟ-7: PN *­r- > PD *­ṟ- before front vowels (e. g. PD *ēṟ- ‘male’ = Altaic ērä id., etc.), but > PD *­r- before mid and back vowels (e. g. PD *kar(a) ‘thorn, spike’ = Uralic kara id., etc.). At the same time, no distribution whatsoever is offered for the bifurcation of PN dental stops: in every version of V. M. Illich-Svitych’s phonetic tables their intervocal reflexes are always listed as PD *­t(t)-/*­ṭ(ṭ)­. Only once, in [Illich-Svitych 1968: 355], does the author briefly speculate on the possibility that «it is possible that the appearance of the independent retroflex phoneme ­ṭ(ṭ)- was conditioned by certain vowels in the second syllable that became lost afterwards» [translation from Russian is mine — G. S.]. This hypothesis, however, unlike the one described above, is not backed up by any examples. A very similar model of development, also trying to explain Dravidian resonant bifurcation as reflecting elements of the original Nostratic phonology, yet leaving the stop bifurcation without any explanation, is espoused by A. Dolgopolsky, e. g. in the tables of correspondences in [Dolgopolsky 1998: 102–105], as well as in his so far unpublished major etymological dictionary of Nostratic. In his «competing» version of Proto-Nostratic phonology, A. Bomhard accepts the idea that Dravidian retroflex resonants are generally to be correlated with palatal resonants in Uralic and Altaic, although he does not explicitly agree with Illich-Svitych & Dybo’s explanation for the splitting of PN *­r- into PD *­r- and *­ṟ- [Bomhard 2003: 207]. On the other hand, he does attempt to go one step further in the treatment of Dravidian retroflex 7

It should be kept in mind that none of the authors make any kind of distinction between the PD alveolar resonant *ṟ and alveolar stop *ḏ, treating all the occurrences of PD alveolars according to the rules they set up for Nostratic resonants and their reflexation in daughter languages.

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

251

vs. dental stops: in his latest system of correspondences, PD intervocal *­ṭ(ṭ)- is assumed to reflect PN voiced *­d­, whereas PD *­(t)t- is indicated as a reflex of either PN voiceless *­t(h)- or glottalized *­t`-8. As I shall attempt to show below, some of these ideas can be corroborated by solid evidence, while others do not look defendable. The main shortcomings are, however, common for both approaches: (a) while the idea that retroflex articulation in stops should be explained on a different basis from retroflex articulation in resonants is quite sound, it is not based directly on observing inner-Dravidian distribution peculiarities, leading to some contradictions; (b) no distinction is made between alveolar stops and resonants, which is understandable given that the idea is essentially marginal, yet, as a result, some potentially important implications are missed; (c) external comparison of Dravidian material is impeded by an unsatisfactory choice of cognates — in Illich-Svitych’s case, simply because significant progress in Altaic and Uralic reconstruction has been achieved since the publication of his works; in Bomhard’s case, due to his unnecessary «reshuffling» of Nostratic correspondences, based on theoretical assumptions rather than actual data. Below I shall try to remedy at least some of these problems by proposing a scenario that would agree with both the internal facts of Dravidian and the state-of-the-art reconstructions for other branches of Nostratic, most importantly, Proto-Altaic.

Word-medial stops (*­t- / *­ṭ- / *­ṯ­) A. Word-medial retroflex (*­ṭ­). It has already been observed above that out of three types of medial coronal stops in Dravidian, it is the retroflex ones that are the most frequent. Obviously, this does not tie in well with Bomhard’s idea that they are descended exclusively from PN *­d­, while the much less frequent 8

Bomhard’s reconstruction of PN stops, influenced by his reliance on the socalled «glottalic theory» of the origins of Indo-European consonantal system, is seriously different from Illich-Svitych/Dolgopolsky’s models; for details, see [Bomhard 2007: 18–20, 222–223].

252

George Starostin

dental stops reflect both PN *­t(h)- and PN *­t`- (in Bomhard’s reconstruction of Nostratic). In addition, the phonetic mechanism behind such a change remains unclear. Finally, such a decision would weed out several solid and important Nostratic etymologies (such as *at ‘foot’ > PIE *ped­, PD *paḍ- ‘instep’ [Illich-Svitych 1967: 368]; in Bomhard’s interpretation would be *pat`V) without sufficient cause. We will, therefore, assume that, parallel to the situation with other classes of stops, PD word-medial retroflex consonants can reflect any of the three types of PN dentals — voiced, voiceless, and glottalized; this should be considered the «default» reflexation of these consonants in Dravidian. Dental and alveolar stops, on the other hand, deserve a special explanation. It can be noticed, in fact, that Illich-Svitych’s original list of more than 600 Nostratic roots [Illich-Svitych 1967] contains less than a dozen examples on the original PD word-medial *­t(t)­, and even out of these, most cannot pretend to constitute «core» etymologies. This is most probably due to the fact that, in most situations where medial dental stops are encountered in PD, they do not go back to simple dentals in PN, but rather to something «less trivial». Careful analysis of available data leads me to suggest the following hypothesis: PD word-medial dentals reflect contractions of original Nostratic clusters with dental consonants as the second element, most notably of the *­RT- type, but possibly also *­LT­. Evidence for that comes primarily from Indo-European, but also, occasionally, from Uralic and Altaic (which do not preserve these clusters nearly as well as IndoEuropean does). Cf.: PD *pīt- ‘to fart’ > Tel. pittu, Gon. pitt­, pīt­, Kon., Pen., Man. pīt­, Kui pīt-a, Kur. pīt-nā, Mlt. pīt-e (DEDR 4167); cf. PIE *perd- id. > OI pard-ate, Gr. πέρδω, Slav. *pьrdḗtī, etc. (WP II 49) < PN *pirt-; PD *kat- ‘to cut, cut down’ > Kol. katk­, Pa. katt­, Kon. kat­, Kui kata, etc. (DEDR 1208), also PD *kat-i ‘knife’ > Tam., Mal., Kan., Kod. katti, etc. (DEDR 1204); cf. PIE *kert- ‘to cut’ > Hitt. kartai­, OI kárt-ati, k-n-t-áti, Lith. ki-sti, also Tokh. B kertte ‘sword’, Av. karti ‘knife’, etc. (WP II 573); PD *kud- ‘to jump, leap, move about, agitate’ > Tam. kuti, Kan. gudi, Tel. kudupu, Kur. kudd-nā (DEDR 1705); cf. PIE *(s)kred- ~ *(s)kerd- ‘to jump, dance’ > OI kūrd-ati, Greek κόρδαξ ‘a k. of dance’, etc. (WP II 566);

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

253

PSD *mad- ‘marriage, wedding’ > Kota madv ‘Badaga wedding ceremony’, Kan. mada, Tulu madụmè (DEDR 4694; here also Tam. vatuvai ‘bride, wedding’, with the v- due to contamination with OI vadh- ‘bride’); cf. PIE *mart-i- ‘bride’ > Lith. martì, Crimean Gothic marzus ‘nuptiae’ (in WP II 281 treated as a derivative from *mrī ‘young woman’, which is not excluded, but cannot be proven either); PD *et- ‘to lift up; to carry (child) on waist’ > Kan., Tel. ettu, Kota et­, Kol., Kon., Pen., Man. et­, etc. (DEDR 796); cf. PA *ērt`a > PT *rt- ‘to load, carry on back’, PM *ači- id. (EDAL 519) < PN *ert`a. PD *od- (*ud­) ‘to help, aid, assist’ > Tam. utavu, Kota od-g­, Toda wx­, Kan. odagu, Tulu odaguni, Tel. odavu (DEDR 609); cf. PU *jrt" ‘friend, comrade’ > Udmurt jurt- ‘to help’, Zyrian jort ‘comrade’, etc. (Rédei 108) < PN *(j)ortV. In all of these cases it is very hard to make any definite conclusions about whether the clusters in question are strictly part of the root or if they are located on the morphemic border, i. e. the resonant is part of the root and the dental stop represents an old derivative suffix. Internal analysis of the evidence, particularly in the Indo-European case, would rather suggest the latter (e. g. a root like PIE *(s)kred- ~ *(s)kerd- would be traditionally judged as a “d-Erweiterung” from the basic root *(s)ker­, etc.). If so, this would both explain the relative paucity of good etymologies and suggest further ways of digging for evidence. The assumption that PD roots with the structure *CVT- can be traced back to derived stems with the structure *CVr-T- (and possibly also *CVl-T­) can be verified on additional material from within Dravidian itself, since the proto-language could have well preserved some contrasting pairs like *CVr- (*CVl­) / *CVt- with similar meanings. In fact, some such evidence really exists; cf., for instance, the following pairs: PD *mel- ‘soft, tender’ (DEDR 5078) vs. PD *met-/*med- id. (DEDR 5070) (the former root finds a perfect parallel in PIE *mel()- ‘soft, weak, tender’, whereas for the latter it is interesting to compare IE forms like OI mdú- ‘soft’ < *mel-d-; WP II 284); PD *mud- ~ *mūt- ‘old, ancient’ (DEDR 4954) vs. PD *mur- ‘mature, old, ancient’ (DEDR 4969) (for the former cf., e. g., PA *m#àrà ‘male; mature’, EDAL 923);

254

George Starostin

PD *kut- ‘throat, neck’ (DEDR 1718) vs. SDR *kUr-al- ‘throat, neck, voice, sound’ (DEDR 1774); if the underlying root for both forms is *kur­, it is natural to compare it with PIE *g$er%- ‘throat, neck’ (WP I 682) and Uralic *kurk(k)V ‘throat’ (Rédei 676); PD *vit- ‘to sow’ (DEDR 5401) vs. Tam. virai ‘to sow’, Mal. vira ‘seed of herbs’ (DEDR 5418) (cf., with slightly different semantics, PIE *%erdh- ‘to grow’ (WP I 289); the simple root may be seen in PA *&ro ‘to grow’ (EDAL 1504); PD *ūd- ‘to blow’ (DEDR 741) vs. PD *ūr- id. (DEDR 751). Let us now analyze the contradicting evidence, i. e. cases where Dravidian word-medial dental stops seem to correspond to simple dental stops in other Nostratic languages with no signs of simplified consonant clusters whatsoever. Cf. the following cases: PD *vadaṟ- ‘to chat, prattle’ > Tam. vataṟu, Kan. odaṟu, Tel. vadaru (DEDR 5244); cf. PIE *(a)%ed- ‘to speak’ (WP I 251) [Illich-Svitych 1967: 336]; PD *ped(y)ar ‘name’ > Tam. peyar, piyar, Kan. pesar, Kod. peda, Tel. pēru, Par., Gad. pidir, etc. (DEDR 4410); cf. PA *p῾ḗt[e] id. (EDAL 1140). All of these etymologies share one thing in common: the Dravidian stems involved all have the shape of *CVTVR. Once we analyze this data together with the remaining stems of the same shape (including even those that do not have any external etymologies), it becomes evident that in such stems we almost never encounter any coronal consonants except for dental ones, e. g. in Tamil we have vataṟ(u), kutir, catur, kataẓ, etc., but not *vaṭaṟ(u), *kuṭir, *caṟur, *kaṟaẓ. In fact, alveolar consonants are strictly prohibited in this position, and retroflex ones are met very sporadically and can probably be explained away as secondary formations. This important element of distribution demands a correction to the rule formulated above: Nostratic word-medial dental stops are reflected as PD retroflex stops except in triconsonantal stems with the third resonant, in which case they are preserved as dentals. It can thus be seen that in all cases, dental articulation of medial coronals in PD is caused by neighbouring resonants. The interesting thing about this phenomenon is that it cannot be qualified as assimilation: den-

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

255

tal articulation is «triggered» by both dental resonants (­l­, ­r­) as well as retroflex ones (­ẓ­). The rule should, overall, be perceived as a ban on the co-existence of a retroflex stop and a non-nasal resonant within one root. A notable exception from the rule is one of the common kinship terms in Dravidian languages: Tam. attaṉ ‘father’, attai ‘father’s sister’, Kan. atte, atti ‘mother-in-law’, Tulu attè ‘aunt, mother-in-law’, Kui ata ‘grandmother’, Kuwi atta ‘aunt’, etc. (DEDR 142). This root should certainly be compared with PIE *at(t)a ‘father’ (WP I 44) and PA *+t῾è ‘elder relative’ (EDAL 523) and, as such, we should probably expect PD *aṭ(ṭ)- rather than *at(t)­. But since the root is expressive, irregular preservation of a wordmedial dental can be postulated as a valid hypothesis. It is also not excluded that most or all of the Dravidian forms have been influenced by, or even directly reborrowed from, Indo-Aryan. From an Indo-Europeanist’s point of view, the suggested hypothesis may look somewhat incredible. Indeed, if we take Indo-Aryan as a point of reference, it is a well-established fact that in that family it is exactly the retroflex series of consonants that has arisen from contractions of dentals with the resonant ­r- or from the latter’s neighbouring influence on the former, e. g. kaṭa- ‘straw mat’ < IE *kort­, etc. Other languages are also known where the appearance of retroflex consonants is linked to clusters with ­r­, e. g. Middle Chinese [Baxter 1992: 178]. All such cases, however, are already evidently different from the Dravidian situation, in that retroflex consonants in all these languages are «marginal» and fairly rare compared to their unmarked dental correlates; trying to apply the same principle to Dravidian would imminently result in an «oversaturation» of Pre-Proto-Dravidian with unwarranted clusters, not to mention that such a scenario would not at all agree with external evidence. But even relatively recent phonetic developments in individual Dravidian subgroups or languages show that simple dental ­r­, unlike its retroflex counterpart ­ẓ­, can occasionally help neighbouring dental stops preserve their dental articulation rather than lose it: where Proto-Dravidian sequences such as *­rVT- happen to contract, they regularly become standard or geminated dentals, e. g.: PDR *erud- ‘bullock’ > Tamil erutu, but Kannada ettu, eddu, Telugu eddu (although Kannada also has eẓtu; DEDR 815); PDR *marud- ‘the sāj tree’ > Tamil marutu, but Kannada matti, maddi, maẓti, Telugu maddi; DEDR 4718).

256

George Starostin

B. Word-medial alveolar (*­ṯ­). It has already been mentioned above that a special phoneme *­ṯ­, phonologically distinct from *­ṟ­, is not traditionally reconstructed for ProtoDravidian, and, likewise, in the original Nostratic reconstruction of IllichSvitych all instances of *­ṯ- and *­ṟ- were treated in the same way — according to Illich-Svitych, all of them reflected Proto-Nostratic *­r- in the position before front vowels. Since the revised reconstruction differentiates between PD *­ṯ- and PD *­ṟ­, it is only natural that they should have different prototypes in Nostratic, with the former reflecting an original stop and the latter going back to an original resonant. Regarding PD *­ṯ­, at the present time the most realistic hypothesis seems to be Illich-Svitych’s old suggestion that traced Dravidian wordmedial alveolars to Nostratic resonants before front vowels; only in this case, *­ṯ- (as well as its more frequent voiced counterpart *­ḏ­) should be traced back to Nostratic dental stops before front vowels. Cf. the following potentially corroborative evidence (only the best examples are given): PD *yēḏ- ‘water’ (DEDR 5159; medial *­ḏ- is based on Parji per-ed ‘river’, Pengo ēz ‘water’, etc.) vs. Uralic *wete id. The root also has wellknown parallels in Indo-European and possible cognates in other branches, but it is the Uralic form that is always unequivocally reconstructed with a front vowel in the second syllable and therefore diagnostic. On the correspondence «PD *y- : Nostratic *w-» see [Starostin 2000a]. PD *iḏV- ~ *eḏV- ‘meat; to eat meat’ (DEDR 529; medial *­ḏ- is based on Pengo ǯey < *eḏ-ai ‘flesh’) vs. Altaic *ite or *eti (EDAL 594) ‘to eat’. Also, most probably, the same root as PIE *ed- ‘to eat’. PD *eḏai ~ *eṟai ‘lord, ruler, husband’ (DEDR 527; diagnostic data for the medial consonant are missing, but it was an alveolar consonant in any case) vs. Altaic *edV ‘host, husband’ (EDAL 493); the final vowel is not specified in EDAL, but it must have by all means been a front one, cf. the intermediate reconstructions: Turkic *Edi, Mongolian *eǯen, Tungus-Manchu *edī­.

Word-medial resonants (*­r- / *­ẓ- / *­ṟ-; *­l- / *­ḷ­) A. Medial retroflex resonants (*­ẓ­, *­ḷ­). Here, I believe, it is reasonable to resuscitate the old idea that Dravidian retroflex resonants can be correlated with the «palatal» *r1 and *l1 of

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

257

Proto-Altaic. The following comparisons, quite strong from both the phonetic and the semantic side, show that such a correlation is promising: PD *koẓ(u)v- ‘fat (n.)’ (DEDR 2146) vs. Altaic *k῾#ắŕme ‘fat (n.)’ (EDAL 800); *­ŕ- in Altaic is reconstructed because of Turkic *Kiaŕ ‘inner fat’. The match is particularly impressive because of a labial consonant following the medial resonant in both proto-languages (in Altaic cf. Mongolic *karbin ‘inner fat, placenta’). PD *īẓ(i)- ‘to drag’ (DEDR 504) vs. Altaic *3ŕu ‘trace, furrow’ (EDAL 592); Altaic ­ŕ- reconstructed based on Turkic *īŕ / *4ŕ id. PD *pōẓ- ‘to cleave, split’ (DEDR 4599) vs. Altaic *p῾ŭŕi ‘to crush’ (EDAL 1189) > Turkic *üŕ- ‘break, tear’, etc. PD *ēḷ- ‘wisdom’ (DEDR 912; a Kui-Brahui isogloss, but its presence in Brahui makes the PD status of the root quite probable) vs. Altaic *ăĺi ‘knowledge, fame’ (EDAL 293; Altaic ­ĺ- is based on Turkic *ẹĺit- ‘to hear’; for semantics cf. Tungus-Manchu *ala- ‘to teach, explain’, Korean *ār- ‘to know’). PD *kuḷ- ‘cool’ (DEDR 1834; reconstructed with absolute certainty on the South Dravidian level) vs. Altaic *koĺi ‘to freeze’ (EDAL 716; Altaic ­ĺbased on Turkic *Köĺ- id. PD *poḷ- ‘hole; to bore, perforate’ (DEDR 4560) vs. Altaic *p῾9ĺi (EDAL 1184) > Turkic *üĺ- ‘to perforate, drill’, Tungus-Manchu *pule ‘to open up’. On the other hand, the best Nostratic etymologies involving Altaic items with simple *­l- and *­r- also seem to involve simple Dravidian *­land *­r­, respectively, e. g.: PD *mara(n)- ‘tree’ (DEDR 4711) vs. Altaic *mro id. (EDAL 956); PD *mūr- ‘mature’ (DEDR 4969) vs. Altaic *m#àrà id. (EDAL 923); PD *per- ‘a kind of bee’ (DEDR 4412; sometimes contaminated with PD *per- ‘big’, but there is sufficient evidence to distinguish between the two roots on the PD level) vs. Altaic *p῾ḗra id. (EDAL 1135); PD *pal ‘tooth’ (DEDR 3986) vs. Altaic *pala id. (EDAL 1075), etc. B. Medial alveolar resonants (*­ṟ­). It would seem reasonable that, if the distinction between dental and alveolar stops in PD were dependent on an old following vowel, the same dependence could be responsible for the splitting of original *­r- into den-

258

George Starostin

tal *­r- and alveolar *­ṟ­. And indeed, some of the best examples involving PD *­ṟ- show Altaic parallels with front vocalism in the second syllable, cf.: PD *goṟ- ‘deer’ (DEDR 2165) vs. Altaic *gúri or *gúre ‘game, deer’ (EDAL 574); PD *gīṟ- ‘line, to draw lines’ (DEDR 1623) vs. Altaic *g:rè(bV) ‘word, name, witness’ (EDAL 541; for semantics, cf. also IE *gerbh- ‘to scratch, to make notches’); PD *doṟ- ‘to come near; to resemble’ (DEDR 3535) vs. Altaic *dōre ‘to go, walk, approach’ (EDAL 482); PD *piṟ- ‘to tremble, be cowardly’ (DEDR 4200) vs. Altaic *p῾&ri ‘to shake’ (EDAL 1188). On the other hand, there seem to be exceptions to this rule, with simple Altaic *­r- before front vowels corresponding to Dravidian *­r­, e. g. PD *verVg- ‘wild cat’ (DEDR 5490) vs. Altaic *b3re ‘predator (wolf, bear, tiger)’ (EDAL 343); PD *pōr- ‘to cover, wrap’ (DEDR 4590) vs. Altaic *b;ri ‘to cover, shade’ (EDAL 385), etc. There is not enough of them to completely abandon the hypothesis, yet it is not clear how these exceptions are to be treated — should they be rejected as look-alikes rather than reliable etymologies, or perhaps the «front vowel rule» itself should be modified and restricted to only some front vowels, with the Altaic reconstructions to be double-checked and revised (final-syllable vocalism reconstruction in Altaic is still a serious problem in many cases).

Conclusion All of the above considerations have to be treated as guidelines rather than conclusive evidence. In order to present them as such, a much larger corpus of etymologies is necessary, with particular attention paid to peculiarities of Altaic and Uralic reconstructions, which seem to be particularly diagnostic here. One thing, nevertheless, is certain: no subsequent work on Nostratic that incorporates Dravidian evidence can any longer ignore, or downplay the issue of «trifurcation» of the original dental consonants in this family. Not only does this downplaying affect the reliability of the supposedly

The three-way phonological distinction in Dravidian coronal consonants

259

regular correspondences between subgroups of Nostratic in a negative way, but failure to resolve this problem properly deprives researchers of a valuable chance to show how research on the Nostratic macro-scale can shed valuable light on internal problems of Dravidian and other Nostratic subbranches, hitherto unresolvable by the methods of internal-only reconstruction. I believe that the presented paper, through a combination of previous research by Nostraticists and some of my own suggestions, establishes a reasonable path towards such a resolution, to be further confirmed with new evidence or, perhaps, rejected if evidence in favour of a better solution comes along.

References Baxter 1992 — W. Baxter. A Handbook of Old Chinese Phonology. Mouton de Gruyter. Blažek 2006 — V. Blažek. Was there an Australian substratum in Dravidian? // Mother Tongue, vol. 11, pp. 275–294. Bomhard 2003 — A. Bomhard. Reconstructing Proto-Nostratic — Comparative Phonology, Morphology, and Vocabulary. Signum Desktop Publishing, Charleston. Bomhard 2007 — A. Bomhard. The Glottalic Theory of Proto-Indo-European Consonantism and its Implications for Nostratic Sound Correspondences // Mother Tongue, vol. 12, pp. 1–63. DEDR — T. Burrow, M. B. Emeneau. A Dravidian etymological dictionary (2nd edition). Oxford, 1984. Dixon 2002 — R. M. W. Dixon. Australian Languages, their Nature and Development. Cambridge University Press. Dolgopolsky 1998 — A. Dolgopolsky. The Nostratic Macrofamily and Linguistic Paleontology. Cambridge: McDonald Institute for Archaeological Research. Dybo 1971 — V. A. Dybo. От редактора. // Illich-Svitych 1971, стр. I–XXXVI. EDAL — S. A. Starostin, A. V. Dybo, O. A. Mudrak. Etymological Dictionary of the Altaic Languages. Brill, 2003. Emeneau 1963 — M. B. Emeneau. Sketch of Dravidian comparative phonology. Berkeley. Illich-Svitych 1967 — В. М. Иллич-Свитыч. Материалы к сравнительному словарю ностратических языков. // Этимология 1965. М., изд. “Наука”, стр. 321–374. Illich-Svitych 1968 — В. М. Иллич-Свитыч. Соответствия смычных в ностратических языках. // Этимология 1966. М., изд. “Наука”, стр. 304–355. Illich-Svitych 1971 — В. М. Иллич-Свитыч. Опыт сравнения ностратических языков (семито-хамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский). Сравнительный словарь. Т. 1. М., изд. “Наука”, 1971.

260

George Starostin

Krishnamurti 1955 — Bh. Krishnamurti. The history of vowel-length in Telugu verbal bases. // Journal of the American Oriental Society, 75, pp. 237–52. Krishnamurti 2003 — Bh. Krishnamurti. The Dravidian Languages. Cambridge University Press. Rédei — K. Rédei. Uralisches etymologisches Worterbuch. Wiesbaden, Harrassowitz, 1986. Starostin 1997 — G. Starostin. On the reconstruction of velar phonemes in Proto-Dravidian. // Studia linguarum, 1. M., изд. РГГУ, стр. 190–212. Starostin 1998 — G. Starostin. Alveolar Consonants in Proto-Dravidian: One or More? // Proceedings of the International Conference on South Asian Languages (July 1 — 4, 1997). Moscow, pp. 183–194. Starostin 2000 — Г. С. Старостин. Реконструкция фонологической системы прадравидийского языка. Дисс. на соискание уч. степени канд. филол. наук. Рукопись. Starostin 2000a — G. S. Starostin. Dravidian roots with initial *j- and possible Indo-European cognates. // Проблемы изучения дальнего родства языков на рубеже третьего тысячелетия. Доклады и тезисы международной конференции. М., изд. РГГУ, стр. 219–221. WP — A. Walde. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen, herausgegeben und bearbeitet von J. Pokorny, 1–3. Berlin-Leipzig, 1927–1932.

В статье обсуждается вопрос происхождения тройного фонологического противопоставления переднеязычных согласных в прадравидийском языке, для которого надежно восстанавливается оппозиция «дентальные : альвеолярные : ретрофлексные взрывные и сонорные». Непосредственным толчком к такому развитию мог служить какой-то неизвестный субстрат «пара-австралийского» характера, однако в рамках теории о ностратическом происхождении дравидийских языков необходимо установить хотя бы относительно четкие правила развития этих рядов из фонемного инвентаря праностратического языка. Анализ внешних параллелей к дравидийским корням, содержащим переднеязычные фонемы, показывает, что оппозиция ретрофлексных и дентальных сонорных, скорее всего, является архаичной, в то время как тройная оппозиция внутри взрывных согласных возникла как результат сложных позиционных распределений в непосредственном предке прадравидийского языка.

A90

Аспекты компаративистики. 4 / Под ред. Г. С. Старостина. М.: Изд-во РГГУ, 2009. 262 с. (Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Выпуск XXVIII.) Четвертый выпуск «Аспектов компаративистики» содержит доклады и подготовленные по докладам статьи участников международной конференции памяти Сергея Анатольевича Старостина (Москва, РГГУ, март 2008 г.). Как и в предыдущих выпусках «Аспектов», тематика сборника охватывает широкий круг общих проблем сравнительно-исторического языкознания, а также его частных поддисциплин — индоевропеистики, уралистики, австронезистики и др. УДК 81-115 ББК 81я.43

Aspects of comparative linguistics. 4 / Ed. by G. Starostin. Moscow: RSUH Publ., 2009. 262 pp. (Orientalia et Classica: Papers of the Institute of Oriental and Classical Studies. Issue XXVIII.) The fourth issue of «Aspects of comparative linguistics» is dedicated in its entirety to the publication of a number of presentations and articles from participants of the International conference on comparative-historical linguistics, dedicated to the memory of S. A. Starostin (RSUH, Moscow, March 2008). As is usual for the series, topics range from specific problems of modern day Indo-European, Uralic, Austronesian, etc. linguistics, to broader problems of general comparativehistorical studies.