Социальная философия: Учебное пособие

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ТАГАНРОГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РАДИОТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

М.А. Дедюлина, В.А. Ивлиев, Е.В. Папченко

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ для подготовки к семинарским занятиям Для студентов всех специальностей ПРИОРИТЕТНЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ «ОБРАЗОВАНИЕ» (2006-2007 гг.) Инновационная образовательная программа «ИННОВАЦИОННЫЙ МЕХАНИЗМ РАЗВИТИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ТАГАНРОГСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО РАДИОТЕХНИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА И БИЗНЕСА»

Таганрог 2006

ББК 87я73

М.А. Дедюлина, Ивлиев В.А., Папченко Е.В. Социальная философия. Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2006. – 295 с.

В учебном пособии дается изложение основных философских проблем в соответствии с Госстандартом РФ. Пособие предназначено для студентов всех специальностей для подготовки к семинарским занятиям и экзаменам по философии. Печатается по решению редакционно-издательского совета Таганрогского государственного радиотехнического университета.

Рецензент О.В. Шипелик, кандидат философских наук, доцент кафедры истории и философии ТРТУ.

© Дедюлина М.А., 2006 © Ивлиев В.А., 2006 © Папченко Е.В., 2006

ISBN 5-8327-0281-6

2

Тема 1. ПРЕДМЕТ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ 1. Специфика философского познания социальной действительности. 2. Социальная философия как отдельная отрасль знания. 3.Роль социальной философии в обществе. Функции социальной философии. Общество – представляет собой особую надприродную реальность, включающую человека, целесообразную деятельность людей, ее результаты и складывающиеся между ними отношения. Социальная философия – раздел философского знания, касающийся философского рассмотрения общественного бытия человека как формы отношения человека к обществу и возникающих проблем и противоречий. 1. Специфика философского познания социальной действительности Что бы человек ни изучал: родной язык или математику, литературу или биологию – всѐ это – изучение объективной реальности. Один и тот же объект может быть предметом многих исследований. Социальная философия имеет своим объектом познания общество, то есть занимается познанием социальной действительности. В строгом смысле слова любое познание, поскольку оно существует в обществе, является социальным. Кроме того, человек, являющийся субъектом познания, – существо социальное, на познавательную деятельность которого оказывают воздействие и социальные качества, и духовно-психологические состояния. Но в философской литературе понятие «социальное познание» употребляется для того, чтобы разграничить знания об обществе и знания о природе, поскольку социальное познание имеет много особенностей, отличающих его от познания природных процессов и явлений. Социальное познание можно определить как: «Познание людьми законов функционирования общества и самих себя, своих целей, желаний, потребностей, называется социальным познанием»1. Основная задача социального типа знания – анализ общественных процессов и выявление в них закономерных, с необходимостью повторяющихся явлений. Поэтому это знание стремится объяснить многообразие общественного бытия, опираясь на законы его функционирования и развития, чтобы на основании и в пределах данной теоретической системы можно было предвидеть будущее. Так, например, во введении одного из самых интересных и фундаментальных отечественных исследований по теории познания2, посвященного социальному познанию, авторы правильно указывают на то, что социальное познание – это огромный мир, богатый и разнообразный, который сейчас уже трудно охватить целиком. Он давно противостоит миру естественных наук, противостоит не в 1 2

Очерки социальной философии. – М., 1994. – С.16. См.: Теория познания: В 4-х т. Т.4. Познание социальной реальности. – М., 1995.

3

плане конкуренции, а в силу своей специфики и стремления к самоорганизации. И действительно, это – особый мир со своими проблемами, методами, подходами, мир, еще не сложившийся окончательно, но формирующийся на наших глазах. В таком случае, чем же отличается социальное познание от познания естественнонаучного: 1. В естественных науках первоначально какой-либо предмет можно рассматривать изолированно от других, абстрагируясь от его связей и взаимовлияний реального мира. Социальное познание, прежде всего, имеет дело с системой взаимосвязей и отношений. Это связано с тем, что в социальном познании невозможно представить предмет исследования – собственность, власть, идеологию, культуру и т.д. – без системы отношений и взаимовлияний. 2. В естественных науках открыты законы, действие которых достаточно постоянно. Социальная жизнь, наоборот, очень подвижна, изменчива, потому законы, действующие в обществе, имеют характер закономерностей. 3. Особенностью объекта социального знания является его историчность, поскольку и общество, и личность, и формы их взаимодействия динамичны, а не статичны. 4. В общественной жизни явления не совпадают с сущностью значительно чаще, чем это наблюдается в природе. А отсюда – дополнительные трудности социального познания. 5. В естественных науках, как известно, широко используются так называемые жесткие познавательные процедуры, в познании социальной жизни использование математических и подобных им процедур возможно лишь в достаточно ограниченных пределах, а иногда просто невозможно. 6. В обществе действует субъективный фактор (сознание, воля, эмоции, духовные ценности). Поэтому общество как объект познания очень капризно. Дело в том, что общество – это люди. При изучении общества людей классифицируют (пол, возраст, социальная группа, страт, конфессия и т.д.). Изучая общество, мы обязательно даем различные оценки всем этим образованиям, а, следовательно, затрагивает их чувства, интересы и т.п. Объект познания может очень бурно реагировать на подобные оценки или вообще пытаться наложить вето на познание. Ярким примером является реакция мусульман на публикацию карикатур. При изучении природных явлений объект не «возмущается». Объект природы более стабилен, его можно анализировать неоднократно в том же состоянии, можно повторять эксперимент. Общество подвижно, оно постоянно меняется, актуальное бытие общества быстро превращается в бытие прошлого. Чаще всего общество изучают как историю. А историю повторить нельзя. Мы не можем делать повторные социальные эксперименты. Только сама история общества проверяет выводы ученых. Общество выступает одновременно и субъектом, и объектом познания. Таким образом, социальное познание выступает как самопознание. 4

Процесс социального познания, как и познание вообще, осуществляется на двух уровнях: обыденно-практическом и научно-теоретическом. Обыденное сознание в большинстве случаев руководствуется повседневным опытом, не проникая в сущность явления. Иное дело научное познание. Оно проходит в два этапа – эмпирический и теоретический. Как правило, выделяются следующие типы социального познания: 1) гуманитарное знание; 2) социально-экономическое знание; 3) социально-философское знание. В чем особенности каждого из этих типов? Предметом гуманитарного знания выступает субъективный мир человека. Социальное бытие рассматривается в нем субъективно, через его значимость для человека. Объектом изучения гуманитарных наук являются духовные и культурные явления, человек, общество. Социально-экономическое знание ориентировано на описание тех процессов, которые оказывают значительное воздействие на развитие общества, и прежде всего – отношения собственности, распределения, обмена и потребления материальных благ, то есть экономическую жизнь общества. Этот тип знания достаточно близко связан естественнонаучным, поэтому в нем широко используются математические и другие точные методы познания. Среди всех типов социального познания социально-философское знание занимает особое место. Именно, оно является системообразующей основой для всех социальных знаний. Оно разрабатывается на основе обобщения практики конкретного исторического этапа развития общества и ориентировано на выработку наиболее общих представлений о природном и социальном бытии человека, законах его развития и отношения к миру. Социально-философское знание выделяет основные формы человеческой деятельности, основные законы их функционирования и развития, анализирует взаимосвязь и взаимовлияние основных сфер жизнедеятельности общества и место человека в этих системах. Но иногда социальное познание делится на две значительно отличающихся друг от друга подсистемы. Познание законов функционирования общества осуществляется общественными наукам, а познание человеком самого себя, своего Я, ценностно-смысловой сферы бытия – так называемыми гуманитарными науками. Разумеется, деление социального знания на науки о человеке и его месте в мире и науки об обществе достаточно условно. Однако такое деление имеет свое глубинно-содержательное основание. Критерием истинности наших знаний является практика. Истина – это адекватность представлений субъекта действительности, о чем подробно говорилось в первой части курса философии. Но достижима ли истина в социальном познании? Попытаемся более подробно разобраться в этом. Для этого, очевидно, надо ответить на вопрос о том, сколько может быть истин? Ответ, который очевидно напрашивается, звучит так: когда дело касается человеческих отношений, истин столько, сколько и людей. Нередко, являясь свидетелями какой-нибудь 5

полемики, мы слышим доводы одной стороны и (особенно если эта сторона нам симпатична) склонны с ними согласиться. Но если в спор вступает сторонник иной точки зрения, и нам кажется, что он ... тоже прав. Так обстоит дело в мире повседневности. В социальных науках, где ученые вооружены арсеналом разнообразных методов исследования, обширным кругом источников и богатым опытом многих своих предшественников, дело обстоит еще более серьезно. Это связано с невозможностью давать однозначные ответы на вопросы, которыми занимается социальная наука, что обусловлено с принципиальной эмпирической несопоставимостью различных теоретических конструкций. Причина множественности возможных форм описания социальной реальности – в отсутствии универсальных исходных допущений, удовлетворяющих представителей различных мировоззрений и культур. Это приводит к попыткам охватить все предметное поле социального знания с помощью одного принципа, который К. Маркс в конечном счете видел в экономике, немецкий социолог рубежа XIX-ХХ веков М. Вебер – в рациональности, современный философ из ФРГ Ю. Хабермас – в коммуникативном действии. Принципиальная методологическая неустранимость ценностных компонентов делает названные социальные концепции эмпирически равноправными. В современном социуме множество концепций, отражающих различные ценности, оказывается естественным и неустранимым. Так, например, еще российский философ XIX века Б.А. Кистяковский полагал, что тот кризис, который переживают социальные науки, должен быть разрешен на основе методологического и гносеологического плюрализма, который и может предоставить необходимые теоретические предпосылки в изучении социального бытия. Методологический плюрализм предполагает как использование различных методологических оснований для увеличения знания, так и отказ от универсальных концепций, т.к. то, что применимо в изучении одних социальных явлений, некорректно применять к другим. Разработка принципов методологического плюрализма требует, по мнению Б.А. Кистяковского, обращения к категориям необходимости, справедливости и долженствования. Следовательно, появляется источник многообразия социальных концепций, описывающих социальные процессы, – наличие в обществе разнонаправленных ценностно-мировоззренческих установок, влияющих на характер исходных положений теорий и специфику их обоснования. Надо заметить, что в социальных науках на первое место часто выступает не познавательный, гносеологический интерес исследователя, а ценностные установки тех, кто заинтересован в данном исследовании. Так, например, А. Никифоров3, в связи с этим, предложил в том, что касается познания в естественных науках, оставить термин «истина», а в том, что относится к 3

Никифоров А. Революция в теории познания? // Общественные науки и современность. 1995. №4. С.117.

6

социальному познанию ввести термин «правда», как соединение аксиологических и гносеологических характеристик познания. Таким образом, онтологическая, гносеологическая и аксиологическая стороны социального познания тесно связаны между собой, образуя целостную структуру познавательной деятельности людей. Онтологическая сторона социального познания касается объяснения бытия общества, закономерностей и тенденций его функционирования и развития. Гносеологическая сторона социального познания связана с особенностями самого этого познания, прежде всего с тем, способно ли оно формулировать собственные законы и категории. Кроме вышеперечисленных сторон социального познания существует и аксиологическая сторона, играющая важную роль в понимании его специфики, поскольку любое познание, и особенно социальное, связано с теми или иными ценностными образцами, пристрастиями и интересами различных субъектов. Ценностный подход проявляется уже с самого начала социального познания – с выбора объекта исследования. Этот выбор осуществляется конкретным субъектом исходя из его жизненного и познавательного опыта, индивидуальных целей и задач. 2. Социальная философия как отдельная отрасль знания С учетом сказанного можно сделать вывод, что социальные науки в современном мире – это огромное разнообразие научных дисциплин, накопивших богатейший опыт изучения общественных процессов. Возникает вопрос: в каком отношении к социальным наукам стоит социальная философия? Ответ на него предполагает учет нескольких факторов: 1. Социальная философия стремится не только обозреть общественную жизнь в ее целом, но и обнаружить смысл существования общественных институтов и общества как такового. 2. В рамках социальной философии одной из важнейших является проблема отношения личности и общества, поставленная, прежде всего в общем плане, т.е. в известной независимости от конкретных типов общественной организации. 3. Социальная философия задумывается над онтологическими основаниями общественной жизни, т.е. исследует условия, при которых общество сохраняет свою целостность, не рассыпается на изолированные части или на совокупность не связанных никакой общностью индивидов. 4. В рамках социальной философии осмысливается методология научного познания общественной жизни, обобщается опыт общественных наук. По этим параметрам философское знание об обществе отличается от собственно научного знания. Так, в основе научного изучения общества (как и всякого научного изучения) лежит целый ряд особых познавательных приемов. Среди них: прием мысленного упрощения, прием мысленного «вырезания» определенной части реальности, т.е. искусственного изолирования ее от остальных, прием конструирования идеальной модели познаваемого объекта. 7

Ни одна общественная наука не может обойтись без этих приемов, лежащих в основе разнообразных научных методов. Особенно характерен для большинства общественных наук прием искусственного изолирования отдельного фрагмента реальности. Этот прием играет важную роль в научном познании, так как позволяет исследователю сосредоточиться на предмете изучения, мысленно изолировав его от других. Однако он имеет и свои недостатки, поскольку чреват отрывочностью и фрагментарностью созданного на его основе знания. Красноречиво описал возникающую в этой связи типичную ситуацию научного познания русский философ И. Ильин: «Исследователь вынужден интенционально (т.е. силою своего сосредоточенного разумения) «вырезать» свой, подлежащий исследованию, опытный «участок», свое изучаемое и познаваемое содержание; ему приходится... довольствоваться одним «отрывком» или одною «нитью» и сосредоточиваться на таком урезанном и оскудевшем содержании. Согласно этому историк, например, выделяет из всеединого и величавого мирового процесса одну ограниченную эпоху или единичный «облик» этой эпохи (фигуру императора Карла Пятого или жизнь Леонардо да Винчи, или эпоху Возрождения, или русскую Смуту); юрист изучает кодекс Юстиниана или французскую конституцию 1791 года; энтомолог пишет трактат о цейлонской белой бабочке... или об одной из групп прыгающих прямокрылых...; физиолог – о функциях тригеминального нерва; экономист – о строении и формах английского кооперативного движения в девятнадцатом веке... и т.д.». Дробление реальности в целях научного изучения может быть более или менее детальным, но оно неизбежно в научном познании. Наука не может не быть знанием специализированным. Специализация науки отражает в первую очередь ее связь с практикой – деятельностью людей в различных сферах, которая также невозможна без специализации. В отличие от этого социальная философия стремится обозреть общество «с высоты птичьего полета». Философское знание об обществе – это знание наиболее общего порядка. Очевидно, что чем более общим является знание, тем менее оно применимо на практике. В чем же смысл существования такого знания? С одной стороны, оно может быть оправдано стремлением получить представление не только о частностях, но и об обществе в целом. Задача вписать «отрывок» в контекст целого всегда актуальна. С другой – только представление об обществе как о целостности позволяет уяснить общую основу всех общественных явлений – иначе говоря, определить фундаментальные условия существования общественной жизни и сохранения ее как единого целого. На основе обобщения всех частных исследований социальная философия пытается сконструировать целостную идеальную (мысленную) модель общества, раскрыть взаимодействие всех его составляющих, обнаружить (в пределах возможного) закономерности, которые проявляются в функционировании общества и в истории его развития. Например, реальная возможность распада доказана событиями XX в., она невозможна в условиях спокойного существования, однако встает во всей беспощадной силе в периоды кризисов и неурядиц. Некогда целостные 8

общественные единицы – государства, коллективы и разнообразные содружества – подвергаются распаду, на место прежней упорядоченности приходит хаотичное взаимодействие враждебных группировок и кланов. При этом индивид остается в трагическом одиночестве, беззащитным перед лицом разбушевавшейся общественной стихии. Ситуация беспомощности перед неуправляемыми силами общественного хаоса и агрессии характерна для гражданских войн, конфликтов в регионах, которые принято называть «горячими точками». Не следует самонадеянно полагать, что все другие регионы, где сегодня господствуют относительный мир и спокойствие, волшебным образом застрахованы от опасностей хаоса и дезинтеграции. Во всяком случае, чтобы надеяться на безопасность, необходимо о ней позаботиться. С философской точки зрения важно решить общий вопрос относительно необходимых условий обеспечения безопасности. Иначе говоря, решить вопрос об условиях сохранения целостности и упорядоченности общественной жизни. И здесь отдельные социальные науки бессильны: в большинстве случаев целостность общества и его основных институтов принимается ими как факт исходный. В связи с выяснением специфики социальной философии возникает еще один вопрос о внутренней дифференциации философского знания. Например, И. Кант в предисловии к «Основоположению к метафизике нравственности» вслед за античной традицией, а именно, – Зеноном и Эпикуром, полагал, что структура философии принципиально троична. В нее входит логика, физика и этика. Логика формулирует законы правильного мышления, она представляет собой его канон. Приложение разума к области необходимости и познание законов природы дают физику. Приложение разума к области свободы дает этику. Физика и этика являются философскими науками в своей рациональной части, поэтому, по Канту, их следует называть метафизикой природы и метафизикой нравственности. С такой точки зрения социальная философия является модификацией метафизики нравственности, поскольку она есть приложение разума к области свободы. Большинство же философских наук появляется под воздействием новоевропейской ментальности, которая хотя и признает возможность системы наук, но полагает эту систему развивающейся. Имея в этом многоликом меняющемся мире один предмет – всеобщее. Так, например, эпистемология, постигает всеобщее через исследование процесса познания, поиска истины и осмысления заблуждения. Этика выявляет предельные основания бытия через исследование категорий добра и зла, – эстетика – через осмысление категорий прекрасного и безобразного, и т.д. В каждом правильно понятом моменте, т.е. в каждой отдельной философской науке содержится целое – вся философия. С этой точки зрения для такой новоевропейской философской дисциплины как социальная философия необходимая связь имманентного и трансцендентного осуществляется через социум. Социальная философия постигает всеобщее через изучение социума. Устремленность социальной философии как философской дисциплины связана с общим философским порывом вверх, к постижению предельных 9

оснований. Сквозь полупрозрачную сферу социума, через такой своеобразный «магический кристалл», нам становится видным трансцендентное, незаметное простому взгляду. Философский смысл общества обнаруживается в том, что оно открывает индивиду всеобщее; иными словами, через общество человек, собственно, и становится человеком, через общество он также понимает это. Формирование социальной философии как отдельной отрасли знания относится к середине XIX века. В это время ученые отказываются от «спекулятивного», основанного только на размышлении, рассудочного познания мира в пользу опытного, рационального знания. Они выделяют активную роль человека, который овладевает тайнами мироздания не с помощью метафизических, оторванных от реальной жизни умопостроений, а за счет точных научных методов. Прошедшие с тех пор полтора века не внесли ясности в проблему сущности как философии в целом, так и социальной философии, в частности. И по сей день в литературе нет единства в определении социальной философии и ее предмета. Более того, в научном мире отсутствует даже единое понимании одной из основных категорий – «социальное», – хотя объектом социальной философии являются социальная жизнь и социальные процессы. В литературе термин «социальный» употребляется в разных смыслах. Как показывает анализ существующей литературы по теме, наиболее часто используется определение, данное П.А. Сорокиным. «Социальное явление есть мир понятий, мир логического (научного – в строгом смысле этого слова) бытия, получающийся в процессе взаимодействия (коллективный опыт) человеческих индивидов»4, – писал он. Каждая новоевропейская философская дисциплина обязательно коррелирует со своей, соответствующей ей в новоевропейской науке положительной дисциплиной. И для социальной философии может быть указана такая частная положительная научная дисциплина. Это – социология. В самой абстрактной форме различие социальной философии и социологии предстает как различие рассудка и разума, как различие метафизики и опытной науки. Социальная философия, которая берет на себя ответственность «разума», а потому рефлектирует развитие социологии. Социальную философию занимает то, «что и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта»5. Отношения социальной философии и социологии предстают также как старая проблема рационализма и эмпиризма. Первая несет рациональное начало, а вторая – по преимуществу эмпирическое. Конечно, между социологией и социальной философией всегда присутствует момент соревнования или конкуренции, как вообще между всей новоевропейской 4 5

Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – С.527. Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. Гл. XVII.

10

философией и всей новоевропейской положительной наукой. Этот стереотип противопоставления социальной философии и социологии представляется поверхностным. Смысл социальной философии для социологии в том, что, говоря словами Б. Кроче, «произвол абстракций со стороны интеллекта, преодоленный в сфере разума, необходимо пролагает путь наукам с их законами, классами и математическими формулировками»6. Главное – это взаимная поддержка социальной философии и социологии, «разделение труда» между ними. Только после возникновения социологии и возможно выявление собственного содержания социальной философии. Каковы типичные установки в отношениях между социальной философией и социологией? Позитивистская парадигма предполагает, что социальная философия, подобно королю Лиру7, не имеет перспектив. Она должна быть постепенно заменена теоретической социологией. Например, в немецком словаре читаем: «Социальная философия: понятие, характеризующее раннюю социологию, в особенности со спекуляциями о человеческом прогрессе и о предполагаемой последовательности ступеней по направлению к идеальному состоянию»8. Социальная философия имела право на существование до тех пор, пока не возникла социология. Современная социальная философия на самом деле всего лишь раздел социологии9. С другой, – «гуманитарной», – точки зрения именно социальной философии как умозрительной дисциплины в современном сциентизированном мире нам и не хватает. Наиболее полно эта идея выражена в следующей выдержке Э. Гуссерля: «Нам не хватает науки, которая попыталась бы исполнить для идеи человека (и таким образом и для a priori неразделимой пары понятий: отдельного человека и общества) то, что пыталась сделать чистая математика в природном мире для идеи природы, и что она в основном исполнила. Так же как последняя идея – природа вообще как всеобщая форма – охватывает universitas естественных наук, так идея духовных существ – и особенно разумных существ, людей – universitas всех наук о духе и особенно всех наук о человеке. Между тем, с одной стороны, математика природы в ее априорном учении о времени, пространстве, движении, движущих силах разворачивает априорную необходимость, заключенную в этих сущностных компонентах природы вообще («natura formaliter spectata») она делает возможным эмпирические науки с их рациональным, а именно математическим, методом в применении к фактичности данной природы. Она, таким образом, благодаря своим априорным принципам осуществляет рационализацию эмпирического.

6

Кроче Б. Логика философии. // Кроче Бенедетто. Антология сочинений по философии. История, экономика, право, этика, поэзия. Перевод, составление и комментарии Светланы Мальцевой. – СПб., Пневма, 1999. С.19. 7 Виндельбанд В. Прелюдии. – СПб., 1904. С.12. 8 Gesellschaft. Lexikon der Grundbegriffe, Hamburg, 1992. S.208. 9 Ср.: Der Positivismusstreit in der deutschen Soziologie. Von Theodor W. Adorno, Hans Albert, Habermas, Harald Pilot, Karl R. Popper. Deutschen Taschenbuch Verlag, 1993.

11

С другой стороны, у нас сейчас имеются богатые и плодотворные науки, относящиеся к духовному и человеческому царству, но это полностью и «чисто» эмпирические науки. Необычайное изобилие временных, морфологических, индуктивных или упорядоченных с практической точки зрения фактов, имеющихся в них, остается вне связи, осуществляемой рациональностью, которая основывается на принципах. При этом мы лишены даже параллельной априорной науки, так сказать matesis’a духовного и человеческого; отсутствует научно развитая система чисто рациональной истины, коренящейся в «сущности» человека, такой истины, которая внедрила бы в качестве чистого логоса в эмпирию наук о духе метод теоретической рациональности и сделала бы возможной рациональное прояснение эмпирической фактичности в таком же смысле, как чистая математика природы делает эмпирическую естественную науку доступной для математической теории и таким образом рационально ее проясняет»10. С такой точки зрения как раз социология (в том числе и особенно – теоретическая) и не имеет сущностного права на существование, она по сути есть либо «грехопадение» социальной философии11, либо ее эмпирическое дополнение и развертывание. Итак, в нынешних условиях граница между теоретической социологией и социальной философией прозрачна. Однако есть две черты, которые радикальным образом отделяют социальную философию от социологии. Это, во-первых, органическая нормативность социальной философии и, вовторых, антитетичность социальной философии. 1. Нормативность. Мы уже говорили, что существует социальная стихия и рефлексия социального. Социальная стихия являет собой совокупную структуру и изменения социума, которые наблюдателю (исследователю, мыслителю) предстают как независимые от него. Социальная стихия включает в себя и те мотивы, стимулы, ценности и нормы, которые владеют людьми, вызывают их к действию. Социальная рефлексия, во-первых, описывает социум, его структуру и изменения. Во-вторых, она проясняет саму эту социальную стихию, т.е. те ценности, нормы, потребности, которые побуждают общество к развитию. Очевидно, что социальная рефлексия влияет на социальные стихии: только осмысляя действительность, люди тем самым, так или иначе, изменяют ее. Ключевым понятием здесь оказываются нормы, ориентиры, которые направляют деятельность. Например, Аристотель, как известно, разделял направленность «рассуждения», которое было для него эквивалентным философствованию, на три части: «Всякое рассуждение направлено либо на деятельность, либо на творчество, либо на умозрение»12. Конечно, социальная философия направлена на умозрение, поскольку она носит эвристический, 10

Гуссерль Э. Обновление. Проблема и метод.. Пер. с нем. К.В. Бандуровского. // Вопросы философии, 1997. №4. С.113-114. 11 См., напр.: Франк С.Л. Духовные основы общества. Введение в социальную философию. // Русское зарубежье. Из истории социальной и правовой мысли. – Л., 1991. 12 Аристотель. Соч. в 4-х т., – М., 1976, Т.1, –С.181; Метафизика, 1025 в 24-25.

12

методологический характер и поскольку она предлагает специфические социоморфные модели для умозрения. В этом отношении социальная философия предстает как теоретическая философия. Социальная философия направлена также и на креативное конструирование, особенно в своей позитивной части, раскрывшейся исторически прежде всего, как создание утопий (и антиутопий). Однако, прежде всего социальная философия направлена на деятельность и в этом смысле и постольку она есть одна из отраслей практической философии, наряду с этикой, логикой. Социальная философия, таким образом, это также и нормативная дисциплина, которая исследует, проясняет, вербализует, устанавливает и вообще культивирует нормы, ценности, не имеющие, по сути, отношения к наличной реальности13. Существенное отличие социальной философии от социологии, даже чисто теоретической, состоит в том, что социальная философия по сути своей содержит неотъемлемый нормативный момент, подобно тому как нормативный момент содержат этика, эстетика или логика. Социальная философия в той мере, в какой она есть практическая философия, в той мере, в какой она вышла из моральной философии, занимается не только тем, что есть, но и тем, что должно быть. Так или иначе, в той или другой системе, но она всегда сопоставляет норму (идеал) и реальность, причем, если можно так выразиться, – «симпатии» ее всегда на стороне нормы. Общество рассматривается как завершенная в себе, нормативная, абсолютная, логически непротиворечивая, справедливая, непреложная структура. Напротив, социология выстраивает свой идеал как положительную науку свободную от ценностей. Этой свободе от ценностей уделял особое внимание один из создателей социологии М. Вебер. Нормативный момент в социальной философии именно как в философии не только утверждается, но еще и рефлексируется. То, что наличествует, – то, что есть, может быть понято и осмыслено только через призму того, что должно быть, и наоборот, то, что должно быть сопоставляется с тем, что есть. Социальная философия пытается не только провозгласить норму, но и понять ее, для чего собственно необходима рефлексия. Э. Гуссерль говорит, что «в случае с науками о духе речь идет не просто о рациональном «прояснении», как в случае с природой. Здесь еще проявляется …своеобразный тип рационализации эмпирического: нормативное суждение в соответствии с общими нормами, которые относятся к априорному существу «разумной» человечности, а так же и тип самой фактической практики в соответствии с

13

Далеко не все согласны с нормативностью социальной философии: «Трактовка философского статуса социальной философии в качестве, по преимуществу, нормативной науки представляется в теоретическом плане ошибочной, в практическом – бесперспективной…». Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. – СПб., Издательство Санкт-Петербургского философского общества. 2000. – С.138.

13

такими нормами, к которым принадлежат разумные нормы самого руководства практикой»14. Каждое суждение о сущем имеет в социальной философии в качестве эквивалента суждение о должном. Налицо важная и исследуемая социальной философией связь между тем, как реально устроен мир, и тем, как он должен быть устроен. Скажем, нам известно логическое понятие суждения, обозначающее связь понятий. Но суждение (judging) происходит от слова «суд» и имеет не только логический, но и оценочный смысл. Все понятия, суждения и умозаключения социальной философии мерцают на грани этих двух смыслов, чисто логического, описывающего сущее, и нормативного, – выражающего должное. Можно противопоставлять должное и сущее, можно подчеркивать их единство, но так или иначе момент отрефлексированного должного присутствует в социальной философии. Социальная философия предстает в этом аспекте, в частности, как философия права и философия нравов (пограничная с этикой, но не тождественная ей). Что касается философии права, то здесь особенно существенна неокантианская традиция, развивающая правовое учение Канта. Нормативный момент в социальной философии сближает ее с идеологией. Социальная философия, так или иначе, опосредствованно или непосредственно выступает как рефлексия и обоснование идеологии. В этом отношении социальная философия естественным образом включает в себя учение об идеале, и учение об утопии. Нормативный момент в социальной философии сближает ее с риторикой. Это весьма существенно, потому, что в таком сближении просматривается тенденция и возможность социально-философского рассмотрения отдельного человека или общности людей, взятых как средства. Общество оказывается в таком случае самоцелью, а индивид или та или иная общность внутри общества – всего лишь средством. Отсюда один шаг к тезису о том, что цели оправдывают средства15. Так формируется отчужденная социальная философия, нацеленная на манипуляцию как отдельной личностью, так и обществом в целом в интересах властителей. Итак, в социальной философии имеется как «истинностный», так и неотъемлемый нормативный момент. Эти два момента обнаруживают тенденцию к институциональному обособлению в самых различных формах. 2. Антитетичность. Второй момент, определенно отличающий социальную философию от социологии связан с антитетичностью социальной философии. Социальная философия предполагает формулировку и развитие не только тезиса, но и антитезиса, причем антитезис не менее значителен, чем тезис. Поэтому социальная философия способна ставить предельные вопросы, но не может их окончательно решить. Этим она радикальным 14 15

Гуссерль Э. Обновление. Проблема и метод. // Вопросы философии. 1997. №4. С.114. См.:Трубников Н.Н. О категориях «цель», «средство», «результат». –М., –1968.

14

образом отличается от положительной науки социологии. Так, например, в 1988 г. в Нью-Йорке вышли две книги по социальной философии. Во-первых, переиздание книги С.Л. Франка «Духовные основы общества. Введение в социальную философию» на русском языке и, во-вторых, на английском языке книга Г. Грехема «Современная социальная философия»16. Л. Франк ставит проблему социальной философии как религиозно-философскую проблему в соотношении с предельными основаниями человеческого бытия. Г. Грехем видит значимость социальной философии в том, что она привлекает внимание общества к таким социальным проблемам как эвтаназия, разрешение или запрещение абортов, рациональная организация социальной помощи малоимущим и т.д. Итак, предмет социальной философии носит двоякий характер: 1) Сам социум изучается с точки зрения его смысла, т.е. социум включается в контекст мирового целого как некоторая органическая его часть; 2) Осмысляется само социоморфное видение всеобщего как один из фундаментальных типов видения мира в целом. Можно сказать, с этой точки зрения, что, во-первых, к постижению самого социума применяются общефилософские методологические процедуры, и, во-вторых, что социальное – это даже не предмет, а один из фундаментальных методов постижения смысла всеобщего, с помощью которого оно раскрывается17. 3. Роль социальной философии в обществе. Функции социальной философии Социальная философия всегда стремилась описать, объяснить, понять совместную жизнь людей, и это вполне естественно. Но как она это делала, каков был метод реализации этого стремления? Типичной была установка на выявление наиболее общих свойств бытия людей, на характеристику наиболее устойчивых зависимостей между ними, связей, норм, стандартов, которые можно было бы рассматривать как своего рода мерки для определения социальных качеств их жизни. «Социальное рассматривалось как особая структура, проявляющаяся в жизни людей, как особый порядок их взаимодействия, а иногда и как особая сила, воздействующая на людей и существующая как бы независимо от них. Философ, имея под руками такое социальное, мог погрузить любое индивидуальное явление человеческой жизни в какую-нибудь большую структуру и обобщить его, измерить и взвесить там, а потом еще и представить это обобщение в качестве объяснения, например, человеческой личности» (Кемеров). Какую роль играет социальная философия в обществе? Прежде, чем ответить на этот вопрос, напомним функции философии: ведь в значительной мере они являются общими и для социальной философии. 16

Graham G. Contemporary Social Philosophy. Oxford, –N.Y. Blackwell, 1988. P.7-184. См., напр.: Wade Hands D. Blurred Boundaries: Recent Changes in the Relationship between Economics and the Philosophy of Natural Science. // Studies in the History and Philosophy of Science. L, 1995, Vol. 25. №5. P. 751-772. 17

15

1. Мировоззренческая функция. Мировоззрение – система взглядов, определяющая понимание человеком существующего мира и своего места в нем, его отношение к окружающей действительности и самому себе. Как сложное духовное явление оно включает в себя убеждения, идеалы, цели, мотивы поведения, интересы, ценностные ориентации, принципы познания, нравственные нормы, эстетические воззрения и др. Все эти элементы мировоззрения в своей совокупности определяют духовный облик и жизненную позицию не только отдельных личностей, но и социальных групп, классов, наций, общества в целом. Мировоззрение – исходный пункт и активный духовный фактор освоения и изменения человеком окружающего мира. Собственно, они приобретают мировоззренческое значение только через философию, при этом принципиальное значение имеет уровень осознанности этого процесса. 2. Онтологическая функция – способность философии описывать мир с помощью таких категорий, как «бытие», «материя», «система», «детерминизм», «развитие», «необходимость и случайность», «возможность и действительность» и др. Философия широко использует достижения всех наук для описания мира, стремится сделать обобщения и на этой основе поднять на уровень всеобщности новые понятия. Онтологическая функция выражается, следовательно, в том, чтобы создавать философскую картину мира. Создавая картину мира, философия обобщает достижения современной науки. 3. Социальная философия и социокультурная функция философии. Социальная философия, как уже отмечалось, изучает общество, как целостный организм, взаимосвязь и роль всех его составляющих (экономику, политику, социальную структуру, культуру и др.), роль объективных и субъективных факторов в изменении и развитии общества, рассматривает проблему исторических этапов, стадий развития общества, возникновением глобальных проблем и перспектив человеческой цивилизации. Отсюда вытекает и социокультурная функция философии, которая заключается в том, чтобы помочь человеку осмыслить ход истории человечества, понять более глубоко современное состояние общества, многогранную взаимосвязь культуры и личности, осознать свое место в обществе и свои возможности в саморазвитии на ход современных событий. 4. Культурно-воспитательная функция философии заключается в формировании таких ценных качеств культурной личности, как самокритичность, критичность, сомнение. Философия предлагает человеку мощное методологическое и гносеологическое основание для последовательного превращения сомнения в научную уверенность, для гармоничного сочетания его с верой в преодоление ошибок, заблуждений, в получение более полных, глубоких, объективных истин. Культурно-воспитательная функция философия состоит также и в том, что она дает сообществу индивидов общий язык, вырабатывает у него и каждого индивида единые, общезначимые представления о главных ценностях жизни. Кроме того, дает человеку цветной, панорамный взгляд на социальный и 16

природный мир, позволяет ему проникнуть в глубины своего внутреннего мира, освоить свой безграничный психокосмос. 5. Аксиологическая функция проявляется в обосновании положения, что человек есть мера всех вещей, что необходимо все его действия, поступки, результаты открытий, изобретений, создание предметного мира и т.д. оценивать с точки зрения этических категорий «добра» и «зла». Аксиологическая функция выражается в выработке гуманистического подхода в познавательной, научно-технической, социальной, политической, экономической, культурной, экологической и любой другой деятельности. 6. Гносеологическая функция выражается в разработке общей теории познания, в раскрытии уровней познания (эмпирический» теоретический). Гносеологическая функция имеет эвристическую сторону. Учѐные-философы, опираясь на данные науки и применяя методы познания, свойственные философии, способны делать самостоятельные открытия, которые в свою очередь включаются в достижения науки. 7. Методологическая функция заключается в обосновании необходимости общих принципов и методов познания мира, в обосновании учета общих принципов самоорганизации и развития мира при изучении любых частных объектов познания. Речь идет не о навязывании философских догм. Речь идет лишь о том, чтобы исследователь не попадал в плен устаревших, отвергнутых временем принципов в понимании мира и общей картины познания. 8. Интегрирующая функция философии заключается в формировании культуры мышления, благодаря чему вырабатывается диалектический характер частнонаучного мышления, используются философские категории во всех научных дисциплинах, вносится в контекст исследования наиболее общее представление о единстве мира и т.п. Философия нацелена на интеграцию разобщенных различных сфер общественной жизни, уровней социальной организации и социальных структур, порожденных взаимной отчужденностью материального производства и духовной культуры, умственного и физического труда, идеологии и науки, искусства и науки. Значимость интегрирующей функции философии в глобальном плане заключается также и в том, что дальнейшее развитие мировой цивилизации, фрагментированной на ряд локальных цивилизаций, с необходимостью требует преодоления разобщенности человечества по экономическому, классовому, национальному, расовому и государственному основаниям. 9. Логико-гносеологическая функция философии состоит в разработке самого философского метода, его нормативных принципов, а также в логикогносеологическом обосновании тех или иных понятийных и теоретических структур научного знания. Эту функцию выполняет диалектика как логика, ибо только диалектическое мышление способно адекватно «схватить», отразить вечно изменяющийся мир. Диалектика задает общие ориентиры познавательной деятельности в различных областях теоретического естествознания и обществознания, а разработка диалектико-логических принципов познания, проводимая в тесном единстве с обобщением новейших 17

достижений методологии естественных и общественных наук, придает практическую значимость общеметодологической функции философии. 10. Критическая функция заключается в обосновании мысли о необходимости критического отношения к действительности. Философия сквозь свое «сито» просеивает накопленный духовный материал, отбрасывая в духе времени отжившие учения, взгляды. 11. Прогностическая функция выражается в выработке гипотез, «эскизов», в развитии тех или иных природных или общественных реалий. Философия делает своего рода «интеллектуальную разведку» в будущее, вовлекая в этот увлекательный и трудный процесс интеллектуальную элиту человечества. Говоря о специфике социальной философии, следует особое внимание уделить следующим ее функциям: 1) гносеологическая функция (исследование и объяснение наиболее общих закономерностей и тенденций развития общества в целом, а также общественных процессов на уровне больших социальных групп); 2) методологическая функция (социальная философия выступает как общее учение о методах познания социальных явлений, наиболее общих подходах к их изучению); 3) интеграция и синтез социального знания (установление всеобщих связей социального бытия); 4) прогностическая функция социальной философии (создание гипотез об общих тенденциях развития социальной жизни и человека); 5) мировоззренческая функция (в отличие от других исторических форм мировоззрения – мифологии и религии – социальная философия связана с понятийным, абстрактно-теоретическим объяснением социального мира); 6) аксиологическая или ценностная функция (любая социальнофилософская концепция содержит в себе оценку исследуемого объекта; 7) социальная функция (в наиболее широком смысле социальная философия призвана выполнять двуединую задачу – объяснять социальное бытие и способствовать его материальному и духовному изменению); 8) гуманитарная функция (социальная философия должна способствовать формированию гуманистических ценностей и идеалов, утверждению позитивной цели жизни). Функции социальной философии диалектически взаимосвязаны. Каждая из них предполагает остальные и так или иначе включает их в свое содержание. Таким образом, очевидно, что социально-философское исследование общественных процессов будет тем более успешным, чем с большей тщательностью будет обращено внимание на каждую из функций философии. Известный философ К.Х. Момджян справедливо отмечает, что, в отличие от конкретных наук, каждая из которых разрабатывает свою «делянку», у философии хватает дерзости попробовать осмыслить мир в его тотальности, универсальности, всеобщности. Эта тотальность раскрывается ею в двух взаимосвязанных аспектах, которые условно можно назвать 18

«субстанциальным» и «функциональным». В первом случае речь идет о поиске существенных и неслучайных сходств между подсистемами целостного мира (примером которого может служить их подчиненность универсальным принципам каузально-функциональной связи, на существовании которых настаивают концепции философского детерминизма). Во втором случае речь идет о попытках объяснения подобных сходств путем раскрытия существенных и неслучайных связей, реальных опосредований между соотносимыми «царства бытия»18 Таким образом, основная задача социальной философии состоит в том, чтобы раскрыть сущность общества, охарактеризовать его как часть мира, отличающуюся от иных его частей, но связанную с ними в единый мировой универсум. Рассмотрим существующие определения социальной философии. Одним из самых известных определений является следующее: «Социальная философия призвана ответить на вопрос о том, как вообще возможно сознательное упорядочение людьми своих отношений в обществе, какие открывались и открываются перед ними в различные исторические эпохи пути и средства строительства социальных отношений, какой характер носили и носят здесь объективные преграды, встающие перед людьми, как эти ограничения осознаются людьми и проявляются в практике, насколько адекватно эту проблему отражали философские системы и идеологические конструкции прошлого и настоящего»19. Не будем анализировать столь сложную дефиницию (толкование слова), видимо, она может быть достаточно полезной для ученого-теоретика, но мы попробуем найти более простое определение: «Социальная философия – это система научного знания о наиболее общих закономерностях и тенденциях взаимодействия социальных явлений, функционирования и развития общества, целостного процесса социальной жизни»20. Автором еще одного определения является известный отечественный ученый В.С. Барулин. Он считает, что «социальная философия изучает законы, согласно которым в обществе складываются устойчивые, большие группы людей, отношения между этими группами, их связи и роль в обществе»21. Вы можете взять на вооружение любое из приведенных определений. Вы можете также каким-то образом попытаться их синтезировать, или даже попробовать сконструировать свое собственное определение. Это очень увлекательный процесс и очень полезен для развития логического мышления и творческих способностей. Дерзайте!

18

Момджян К.Х. Социум. Общество. История. М.,1994. С.68. Очерки социальной философии. М.,1994. С.3. 20 Социальная философия. – М., 1995. – С.13-14. 21 Барулин В.С. Социальная философия. Ч.1. – М., 1993. – С.90. 19

19

Проблемное поле социальной философии не имеет четко очерченных границ, но можно выделить некоторые области, которые в настоящее время чаще всего становятся предметом внимания: 1. Общие принципы социально-философского подхода к обществу. 2. Сферы жизнедеятельности общества. Предмет социальной философии носит двоякий характер: 1) Сам социум изучается с точки зрения его смысла, т.е. социум включается в контекст мирового целого как некоторая органическая его часть; 2) Осмысляется само социоморфное видение всеобщего как один из фундаментальных типов видения мира в целом. Можно сказать, с этой точки зрения, что, во-первых, к постижению самого социума применяются общефилософские методологические процедуры, и, во-вторых, что социальное – это даже не предмет, а один из фундаментальных методов постижения смысла всеобщего, с помощью которого оно раскрывается Темы рефератов 1. Социально-философские воззрения античных, средневековых мыслителей и мыслителей эпохи Возрождения и Нового времени. 2. Особенности развития социальной философии в XX в. 3. Проблемы и предмет социальной философии. 4. Роль личности в истории общества. Тема 2. ПРИРОДА ОБЩЕСТВА КАК ОСОБОГО ВИДА БЫТИЯ 1. Философский анализ общества. 2. Общество и человек. 3. Культура как действительность общества. 4. Современная типология общества. Деятельность – специфически-человеческий способ отношения к миру, предметная деятельность; представляет собой процесс, в ходе которого человек творчески преобразует природу, делая тем самым себя деятельным субъектом, а осваиваемые им явления природы – объектом своей деятельности. Культура – система исторически развивающихся надбиологических программ человеческой деятельности, поведения и общения, выступающих условием воспроизводства и изменения социальной жизни. Общественное бытие – это материальные отношения людей к природе и друг другу, существующие независимо от общественного сознания, которое является отражением общественного бытия. Опредмечивание и распредмечивание – категории философии, характеризующие способ бытия человека в мире и мира в человеке; взаимодополняемые стороны человеческой жизни. Опредмечивание – это процесс реализации человеком своих способностей, своей временной конечности в устойчивых формах предметного бытия. Распредмечивание – это творческий процесс освоения человеком предметного содержания, его превращения в духовные и практические силы человека. 20

Социальная реальность – это вся совокупность условий общественной жизни, которые выступают перед членами общества как надындивидуальные, объективные данные обстоятельства их существования. 1. Философский анализ общества Общество – самое сложное по уровню организации образование реальной действительности. В обществе заложена способность изменять непосредственным образом, как собственное существование, так и состояния окружающей его действительности на базе накопления, хранения, переработки и передачи социальной информации посредством деятельности соответствующих социальных институтов и использования многообразных знаковых систем («языков» культуры). Философское осмысление сущности общества имеет два аспекта: исторический и логический. Общество же в собственном смысле слова появляется лишь в процессе становления первобытной общины на основе развития технологий изготовления все более сложных средств труда (из камня, кости, дерева) в направлении дифференциации их на более или менее стандартизированные орудия различного назначения с целью повышения производительности последних. Новая сложная и разветвленная орудийная деятельность первобытной общины обусловила приобретение ею огромных массивов наличного опыта и многообразных представлений о свойствах и причинноследственных зависимостях вещей реальной действительности, о внутренней связи целостного характера процесса изготовления орудий с его составными частями. В этих условиях прежнее стадное объединение животных предков человека стало постепенно и неуклонно превращаться в определенную производственную общность со сложной системой общественных отношений, с новыми формами организации совместной деятельности и общими социальными интересами. На этих основаниях стадные отношения постепенно начали преобразовываться в социальные отношения первобытных людей, а прежние паралингвистические средства коммуникации в ходе расширившегося производственного и жизненного общения переплавлялись в систему знаков человеческого языка. Итоговым результатом такого рода изменений стало превращение психики животных предков человека в сознание, в основе которого лежит вербальнопонятийное мышление и единственным способом существования которого является знание. Человек в этой связи превратился в творца, обладающего относительной самостоятельностью интеллектуально-духовного мира и непосредственно связанного с ним мира культуры. Тем самым было положено начало существованию социальной реальности, которая среди других типов объективной реальности – физической, химической, геологической, информационной, биологической – заняла с тех пор свое особое место. Последнее определяется тем, что способом существования социальной реальности выступает человеческая деятельность с ее специфическими закономерностями. Именно в ходе такого анализа появляется реальная 21

возможность сформулировать содержание понятия общества. А это удастся сделать лишь посредством раскрытия внутренних связей этого понятия с соответствующими категориями как философии в целом, так и социальной философии. В этой связи возникает необходимость раскрытия в первую очередь соотношения понятия общества с понятиями социальной реальности и человека. В концептуальном аппарате социальной философии понятие социальной реальности является исходным, ключевым и основополагающим в связи с тем, что в результате эффективного применения его в философских исследованиях общества обеспечивается функционирование и эвристическая реализация такого фундаментального принципа философского постижения мира и научного стиля мышления, как принцип объективности. Социальная реальность – это вся совокупность условий общественной жизни, которые выступают перед членами общества как надындивидуальные, объективные данные обстоятельства их существования. Как часть внешнего мира социальная реальность обладает характером объективной реальности, поэтому ее изучение должно ориентироваться на постижение не того, как она нам дается в наших чувственных представлениях и иллюзиях, а на познание характеристик, присущих ей самой по себе и существующих вне и независимо от человеческого сознания. Обычно социальная реальность отождествляется с обществом. Это общество, взятое в неразрывном единстве с человеком. В связи с тем, что, фундаментальным способом существования социальной реальности является человеческая деятельность, то подлинный философский анализ общества как социальной реальности должен базироваться на требованиях принципа органического единства общества и человека. Поэтому основополагающим в данном анализа общества становится движение философского разума по линии перехода от исследования общества как явления к раскрытию его сущности, а затем к выявлению внутреннего единства этих двух его объективных определений в форме действительности. На наш взгляд, в социально-философском анализе общества как целостной системы основополагающими являются понятия «общественные отношения – человеческая деятельность – культура». 2. Общество и человек Что такое «общество»? Думается, каждому приходилось слышать выражения такого типа: «Какое приятное общество собралось», «сливки общества», «общество защиты прав потребителей», «общество любителей пива», – да мало ли еще вариантов, когда термин «общество» кажется вполне уместным! Вместе с тем, философию вряд ли может интересовать общество любителей пива или общество охраны прав потребителей, ибо она изучает наиболее общие понятия. Философия изучает общество в целом. Разберемся с тем, что же интересует философов в обществе, на какие проблемы его развития они обращают внимание. 22

В обыденной жизни понятие «общество» используется чрезвычайно широко. Поэтому возможны различные его толкования: 1) группа людей, которые создают организацию, основанную на общих для них интересах, 2) группа людей, формально не организованная, но имеющая общие интересы и ценности (имеющая общий «стиль жизни», как выражаются западные социологи). Если суммировать все вышеперечисленное то, в повседневности под обществом понимается определенная группа людей, имеющих одинаковое положение, либо происхождение, либо цели и интересы, а под человеком – разумное живое существо. При этом первое противопоставляется второму как множество единице или как целое части. В отличие от обыденного сознания философия стремится в ходе использования системы своих категорий и принципов постичь сущность общества и человека путем осмысления их места в составе Универсума и их внутреннего нерасторжимого единства. В научной литературе существует немало дефиниций общества. Простейшее из них звучит так: общество – это совокупность людей и их взаимоотношений. В западной литературе обществом чаще всего называют географическое образование, связанное воедино правовой системой и имеющее определенное «национальное лицо»22. Возможно и еще одно определение: «Общество – это, прежде всего, такие особого рода отношения между людьми, которые дают им возможность возвыситься всем вместе над своей чисто животной, биологической природой и творить собственно человеческую надбиологическую реальность»23. Существует два подхода к анализу проблемы «человек и общество»: 1. Общество – целостная система, не сводимая к особенностям взаимодействующих индивидов. Человек – ансамбль социальных отношений. Общество производит тех людей, которые ему нужны. Для такого подхода характерен принцип коллективизма: человек и его интересы должны подчиняться интересам целого. (Платон, Дюркгейм, Маркс). 2. Общество – сумма индивидов-атомов, продукт их сознания и воли. Человек – автономный индивид-субъект, обладающий сознанием и волей, способный к осмысленным поступкам и сознательному выбору. Основой такого подхода является представление о человеке, наделѐнном «естественными правами», а также характерен принцип индивидуализма. (Гоббс, Руссо, Вебер). Основные философские подходы к анализу общества: 1. Натуралистический подход. Социология возникла и оформилась в первой половине XIX века в рамках позитивистского взгляда на мир. Предполагалось, что это наряду с науками о природе должна существовать подобная им и вооружѐнная естественнонаучными методами наука об обществе. Метафизические объяснения социальных процессов позитивизм полагал бесполезными. Для большинства позитивистских подходов характерны 22 23

Смелзер Н.Д. Социология // Социологические исследования. 1991. №2. С.115. Очерки социальной философии. – М., 1994. – С.48.

23

недвусмысленные претензии на безусловное объяснение социальных процессов и жизни человечества, и искренняя вера в то, что ученый в состоянии рационально объяснить почти все. В XVII–XVIII вв. широкое распространение получила натуралистическая концепция толкования общественной жизни. Так, например, Ш. Фурье, французский социалист-утопист, пытался создать социальные науки из закона всемирного тяготения Ньютона. Высшие формы бытия натурализм сводит к низшим. Человек сводится до уровня исключительно природного существа. Общество здесь характеризуется как всеобщность, связующая множество индивидов лишь природными узами. 2. Атомистический подход. Человек – некий социальный атом, а общество – механический агрегат таких атомов, замкнутых исключительно на своих интересах (Ж.Ж. Руссо, Т. Гоббс). 3. Идеалистический подход. Развитие общества полностью определяется действием мирового разума или волевой активностью человека. 4. Диалектико-материалистический (экономический) подход. Общественная жизнь – высшая форма движущей материи. Общество выступает и как объект и как субъект материальной действительности. Общество есть единство общественного бытия и общественного сознания. Общественное бытие – это совокупность материальных, объективных факторов, а общественное сознание – это совокупность духовных и идеальных факторов в жизнедеятельности людей. Они взаимообусловлены, но первые являются определяющими. Диалектико-материалистический подход нацеливает исследователей на обнаружение объективных законов в развитии общества. 5. Структурный функционализм – Т. Парсонс и Р. Мертон. Эта социологическая доктрина рассматривает общество как систему, социальный организм, существование частей или подсистем которого функционально оправдано в интересах структуры целого. В целом объяснение общества всегда вписывается в рамки определенного философского направления, каждое из которых имеет равное право на существование. Но не все из них согласуются с социально-научным познанием. Так с позиций субъективного идеализма фундаментальным фактором общественного развития является свободная воля людей, и никакой объективной закономерности в нем не обнаруживается. Объективный идеализм порождает телеологическую модель общества и допускает использования различных форм сверхестествееной силы. Натуралистические схемы в социологии не позволяют определить новое качество общества, специфику самой социальности, отличающей его от природы. Дальше всех в раскрытие сущности общества пошел К. Маркс. Он показал, как из особенностей материальной жизни проистекают особенности общественного устройства. Говоря «человек – существо социальное», мы, прежде всего, имеем в виду, что его нормальная жизнедеятельность связана с обществом себе подобных. Например, Робинзон Крузо, оставшись на необитаемом острове, в полном одиночестве воспроизвел весь объем трудовых функций, необходимых 24

для поддержания жизни, и тем самым общество в форме знаний и навыков все эти годы было с ним. Термин «общество» обычно используется в двух смыслах. Во-первых, общество понимается как исторически, географически, экономически и политически конкретное социальное образование. Согласно даже обычным представлениям, общество – нечто большее, чем просто общность или группа людей. Используя понятие «общество», мы обычно имеем в виду либо исторически конкретный тип общества (первобытное общество, феодальное, современное общество и т.п.), либо большую устойчивую общность людей, в своих границах совпадающую с тем или иным государством (современное российское общество), либо целую совокупность таких общностей, объединенных одинаковым уровнем развития технологий, общими ценностями и образом жизни (современное западное общество). Все эти варианты характеризуются тем, что под обществом понимается целостная система, локализованная в строгих пространственных и временных границах. Во-вторых, понятие «общество» применимо к любой исторической эпохе, к любому по численности объединению (группе) людей, если это объединение отвечает следующим признакам (по Э. Шилзу): объединение не является частью какой-либо более крупной системы (общества); браки заключаются между представителями данного объединения; оно исполняется преимущественно за счет детей тех людей, которые все являются его признанными представителями; объединение имеет территорию, которую считает своей собственной; у него есть собственное название и своя история; оно обладает собственной системой управления; объединение существует дольше средней продолжительности жизни отдельного индивида; его членов объединяет общая система ценностей (обычаев, традиций, норм, законов, правил, нравов), которую называют культурой. Из всего вышеперечисленного следует, что в постоянном поиске философской мысли от общества к человеку и обратно, на первое место необходимо ставить общество. Понятие «общества» и «человека» в рамках философии однопорядковы, потому что в них отражаются две абсолютно одинаковые по значимости фундаментальные особенности социальной реальности. Понятие «человек» заключает в себе в первую очередь предельно обобщенный образ всех людей, взятых независимо от времени и места их жизни, от половых, расовых, классовых, религиозных и других различий, в этом аспекте оно – синоним понятия «человечество». В свою очередь последнее, взятое в соотношении с понятием «природа», предстает синонимом понятия общества вообще. Отсюда нетрудно заключить, что понятия общества и человека в аспекте их отношения к природе могут быть тождественны. Между тем обобщенный образ всех людей, включающийся в понятие «человека», в ходе процесса мышления, прежде всего, на уровне обыденного сознания постоянно оказывается сопряженным с чувственным представлением о том или ином отдельно взятом конкретном индивиде или конкретной группе индивидов. Единичное и особенное в содержании понятия человека именно поэтому служат необходимым фоном в процессе его логического 25

функционирования, что является для противопоставления понятия «человек» как формы частного, преходящего и случайного бытия социальной реальности понятию «общество» как целостному образованию, заключающему в себе всеобщие, вечные и необходимые определения этой реальности. Из вышеперечисленного следует, что понятия общества и человека находятся в противоречивом соотношении, т.е. они противоположны и в то же время тождественны. И если первое легко обнаруживается, прежде всего, при рассмотрении общества и человека как двух явлений социальной реальности, то второе при постижении их сущности. Однако объективное различие общества и человека на уровне явления заключается в том факте, что первое не обладает, а второе, напротив, обладает биологическим качеством. Природа человека биосоциальна, общество же как совокупность экономических, политических, правовых, моральных, религиозных и других отношений людей не является по самой своей сути неким специфическим биологическим образованием. Тем не менее, на том основании, что человек как живое существо является частью общества, в выдвинутой в XIX в. Г. Спенсером концепции социального дарвинизма обществу, хотя, и косвенно, приписывался биологический характер, поскольку закономерности его исторического развития сводились Спенсером к закономерностям биологической эволюции с ее естественным отбором, борьбой за существование и выживанием наиболее приспособленных к внешней среде. Напротив, Ф. Ницше общество и его культуру резко противопоставил человеку как биологическому существу, природа которого, по его мнению, заключена в психофизиологическом инстинкте воли к власти. Поскольку в ценностях культуры выражаются интересы и цели общества, а не биологические влечения и нужды отдельно взятого индивида, постольку культура, согласно Ницше, препятствует проявлению сущности человека и угнетает ее, делает человека больным животным, ни на что не способным и безвольным рабом общества. В силу подчинения императивам культуры человек перестает быть самим собой. Абсолютизируя, таким образом, имеющееся в природе человека биологическое качество, Ницше на этом основании признает, что общество и человек – это взаимоисключающие антагонистические полярности, что в XX в. было подхвачено и на свой лад переосмыслено, в частности З. Фрейдом. Другим объективным основанием противоположности общества и человека на уровне явления выступает их статус в наличном бытии социальной реальности, а именно: первое относительно второго предстает в виде определенной системы, исходными элементами которой и являются человеческие индивиды. Жизнедеятельность общества, поэтому никогда не тождественна сумме жизнедеятельностей входящих в его состав индивидов. Своеобразие общества как системы не определяется и общими свойствами ее элементов. Система всегда больше суммы своих элементов, поскольку включает в себя не только структурные связи элементов, но также 26

характеристики, которые возникают в результате взаимодействия элементов и которые образуют целостность системы, не присущую самим ее элементам. Противостояние общества и человека как явлений социальной реальности на разных этапах исторического процесса выражалось поразному. Так, в первобытно-родовом строе, когда отдельно взятый человек только начал становиться личностью, общество как целое отождествлялось по сути дела с входящими в его состав индивидами, поскольку интересы родового коллектива выступали одновременно интересами каждого из его членов. Всякое же противопоставление человека обществу жестко пресекалось. В этих условиях противоположность общества и человека существовала в форме несущественного различия. С зарождением и развитием общественно-экономических формаций, частной собственности и утвердившегося вместе с последней отчуждения как социального феномена, выразившегося в стихийном характере совокупной деятельности людей, в превращении человека в объект эксплуатации и манипулирования со стороны господствующих классов, в отсутствии контроля над условиями, средствами и продуктом труда, противоположность между обществом и человеком стала принимать крайние формы проявления. Одним словом, могущество человечества предопределило его же бессилие. Собственная мощь противостоит ему как чуждая сила, в этом – существенный момент парадоксальности современной эпохи: потеря человеком собственных убеждений, традиции, коммуникабельности, его одиночество (Х. Ортега-иГассет); отсутствие личной ответственности, собственного мышления, его деятельность вне «Я» (К. Ясперс); трагедия самосознания превращенного в ничто человека (Ф. Кафка); скандал духа, кризис культуры, бытия и сознания (экзистенциализм); эстетика художественного выражения духовной бесформенности и внутренного разложения современного человека (П. Пикассо); бессилие человека перед собственным развитием (Э. Кассирер); трагически шокированное сознание (Т. Манн); конформностное сознание одномерного человека (Г. Маркузе); антипрактика – антицель – отчуждение (П. Сартр); сытое счастье находяшегося в опасности человека (Г. Гадамер); буйство науки и техники (Грин); превращение средства в цель (Э. Фромм); безнадежность ожидания (Бекет); сизифов труд бунтующего человека (А. Камю)… Видение страшного мира стало причиной эстетического отчуждения, театр абсурда, литература абсурда, атональная музыка, абстрактное изобразительное искусство как эстетика выражения «страшного мира» являются выражением кризиса технифицированного быта, культуры и сознания. Таким образом, в индивидуальном сознании это нашло выражение в виде восприятия нормативов, предписываемых социальной структурой, как чуждых и враждебных личности, а также в чувстве изоляции, одиночества, заброшенности и беспомощности. Мир социальных институтов и общественной культуры предстал в глазах личности зловещей стихийной силой, потенциально несущей угрозу самому существованию человека. Этот факт социальной реальности своеобразно был осмыслен, в частности, в философии 27

экзистенциализма, в которой признается наличие подлинной и неподлинной экзистенции человека. Под второй экзистенцией разумеется не что иное, как существование личности в обществе, когда она утрачивает свою свободу и превращается в объект манипулирования со стороны других людей. Подлинное же существование личности как свободного субъекта возможно лишь вне общества, в состоянии полного одиночества. В современном обществе не только процессы отчуждения, но и омассовления и нивелирования личности служат источником усиления противопоставленности общества человеку, поскольку направлены на то, чтобы лишить личность права на самобытность и уникальность собственного бытия. Это не может не вызывать у людей протест и стремление к противостоянию социальной системе, что нашло теоретическое отражение в ряде философскоэтических концепций индивидуализма, в которых утверждается приоритет личности перед любой формой социальной общности. Как бы ни представлялась нам на уровне явления достоверной и несомненной противоположность общества и человека, тем не менее при погружении философской мысли в сущность социальной реальности обнаруживается и выходит на первый план их нерасторжимое внутреннее единство, которое при этом выступает не в виде формального тождества, а в форме их взаимопроникновения как реальных противоположностей социальной действительности. Заметим, что противоположность общества и человека в форме противостояния системы и элемента может быть фиксирована лишь в рамках устойчивого статического состояния их соотношения. Но как только последнее начинает рассматриваться в динамике, так сразу же обнаруживается взаимопереход этих противоположностей, что хорошо проявляется при решении, в частности, проблемы возникновения общества и человека. В социальной философии в этой связи Марксом было установлено, что человек – это не просто исходный неотъемлемый элемент общества, без которого оно не может существовать, но вместе с тем полномочный и единственный творец последнего на базе деятельного использования соответствующих объективно-исторических предпосылок. С другой стороны, только в обществе человек может стать тем, что он есть, и вне общества в принципе не может появиться, жить и развиваться, так что последнее в свою очередь творит человеческих индивидов, обеспечивая тем самым свое будущее существование и прогресс. Источником возникновения общества, таким образом, является человек с его деятельностью, направленной на преобразование природы, а в свою очередь источником возникновения человека выступает общество. Получается так, что для появления общества в наличии уже должен быть человек. Для появления же человека нужно иметь в наличии общество. Для возникновения общества и человека таким процессом является человеческая деятельность, историческое развертывание которой смогло одновременно породить как общество, так и человека. Причем это произошло путем опредмечивания человеческой деятельности, с одной стороны, в объектах культуры общества, а с другой – в социальных качествах 28

отдельно взятых индивидов (сознание, трудовые навыки, способность к познанию и общению, интересы, ценностные ориентации и т.д.). Такое опредмечивание осуществлялось многие десятки тысяч лет, так что общество и человек как явления социальной реальности приобрели в полной мере свои специфические характеристики не сразу. Произошло это примерно 40 тысяч лет тому назад. Поскольку люди смертны, постольку каждое новое поколение формируется на базе прежде накопленной культуры общества, следовательно можно утверждать, что источником возникновения человека как субъекта деятельности и общественных отношений является общество. Получается, что общество, как уже было отмечено, есть творец человека. И оно осуществляет эту свою функцию с появлением каждого нового поколения людей. Сформировавшиеся же люди нового поколения не только осваивают наличную культуру общества, но и в дальнейшем развивают и преобразуют ее, так что общество возникает в своих новых формах на основе деятельности людей. В этом случае оказывается, что человек – творец общества. Обе стороны соотношения «общество – человек» предстают продуктом, следствием своего противоположного члена и одновременно творцом, причиной последнего. Если иметь в виду, что общество – это определенная система, а человек – ее элемент, то напрашивается вывод о том, что статусом субстанциального начала обладает не только система (общество), но и ее элемент (человек). Ни в одной другой системе реальной действительности такого рода паритет в соотношении системы и ее элементов не был обнаружен. В этом плане общество – уникальная система, в рамках которой каждый ее элемент совместно с другими обладает способностью к созиданию целого и тем самым может претендовать на одинаковое с системой онтологическое значение. В этой связи общество есть не что иное, как человек, взятый в системе его общественных отношений. Человеческую же личность правомерно рассматривать как общество, существование которого достигло предельно аккумулированного выражения. Если учесть все это, то можно утверждать, что с помощью категорий «система – элемент» невозможно выразить все аспекты соотношения общества и человека. Еще более недостаточными в этом плане предстают понятия рода и индивида. Если в животном мире род есть сохраняющаяся величина, жизнь которой обеспечивается возникновением и исчезновением индивидов, то в социальном мире общество (род) не остается одним и тем же, а постоянно изменяется вместе со сменой ряда поколений, т.е. на каждом данном историческом этапе оно как определенная формация возникает, развивается и гибнет. Из этого следует, что понятийный аппарат социальной философии нуждается в расширении за счет введения в оборот философского анализа социума терминов, с помощью которых можно было бы полнее и глубже выразить специфику, в частности, соотношения общества и человека. Ведь общество есть такой целостный организм, элементы которого (т.е. люди) не 29

безразличны к целому и друг к другу и к тому же имеют особое значение по отношению ко всем остальным. В этом организме совершенное единство целого достигается посредством обеспечения полной свободы его элементов. В этой связи если главной целью общества является создание необходимых материальных и духовных условий для оптимальной жизнедеятельности людей и их самореализации, то конечной целью последних выступает постоянное воспроизводство, сохранение и развитие фундаментальных устоев и институтов общества как непосредственной культурной среды их существования. Как общество невозможно без людей, так и наоборот. Поэтому общественные (коллективные) и индивидуальные (личные) интересы в своей основе должны находиться в гармоническом единстве. Всякого рода деформации и перекосы в соотношении тех и других интересов неизбежно наносят существенный (а порой непоправимый) ущерб как обществу, так и отдельно взятым индивидам. Поддержание динамического равновесия общественных и индивидуальных интересов – исходный залог благополучия и прогресса социума и его членов. Противоречие общественного и индивидуального лежит в основе общественно-исторического процесса, так что этапы развертывания последнего выражают в своем содержании не что иное, как фазы разрешения указанного противоречия. Целостность общества, базирующаяся на гармоническом единстве общественных и индивидуальных интересов, достигается не стихийно, но только посредством сознательной социальной организации, которая направлена на регулирование и поддержание упорядоченности общественной жизни и которой занимаются в настоящее время соответствующие группы специалистов, объединенных в разного рода управленческие учреждения. В том случае, когда социальная организация жизнедеятельности общества подвергается коренному преобразованию, возникает социальный хаос, который по своей сути есть не что иное, как отрицание существующих общественных целей и признанных ценностей, а также устойчивой упорядоченности налаженных устоев жизни людей, в ходе которого (отрицания) сразу или постепенно происходит выдвижение новых общественных целей и ценностей и связанная с этим перестройка прежнего уклада жизнедеятельности общества. Социальный хаос всегда протекает болезненно, ибо вызывает определенную деградацию общественной жизни и порождает массу глубоких и зловещих народных бедствий. Именно поэтому социальный хаос называют еще смутным временем. Примечательно, что социальный хаос каждый раз является результатом сознательной деятельности тех или иных групп людей, которые только в ходе его существования видят возможность реализации своих корыстных групповых интересов. Именно поэтому они нередко стремятся как можно дольше поддерживать такого рода хаос, который для них предстает даже в качестве новой социальной организации общества. Иначе говоря, социальный хаос есть особый вид социальной организации, промежуточный между ее старой и новой формой, а не просто отсутствие всякого присутствия такого рода организации. 30

Из всего вышеперечисленного следует подчеркнуть, что соотношение общества и человека представляет собой одно из исходных внутренних противоречий социальной реальности. Будучи двумя атрибутами последней, они исключают и вместе с тем дополняют друг друга. В основе такого рода связи общества и человека лежит человеческая деятельность, а формами конкретной реализации этой связи выступают прежде всего соотношения системы и элемента, общественного и индивидуального интересов, социальной организации и социального хаоса. Системная организация (как и социальный хаос) общества является результатом не стихийных сил и процессов, но всегда продуктом сознательной деятельности людей. В этом заключается принципиальное качественное отличие социальной системы от любых других систем реальной действительности. Как явление реального мира общество есть особый вид наличного бытия, поэтому отправной философской категорией при определении понятия общества выступает категория бытия. В рамках онтологии под бытием (Универсумом) разумеется единственной самодостаточное целое, не оставляющее ничего вне себя. Взятое само по себе, оно не несет в себе ничего, кроме себя самого. Категория бытия – самая абстрактная и потому самая бедная по содержанию, но по объему – самая богатая, так как под нее подпадает все, что существует во Вселенной, в том числе и сама Вселенная как отдельно взятое сущее. При рассмотрении общества как особого вида наличного бытия следует, прежде всего установить, в чем заключается определяющая форма его предметной реализации и каков способ его существования. На первый вопрос ответ следует сформулировать: почему определяющей формой предметной реализации общества являются многообразные отношения людей и их разного рода групп и общностей. Реализация такого рода отношений происходит в ходе совместного поведения людей, направленного на осознанное достижение совпадающих или несовпадающих их целей, что и определяет солидарный или конфликтный характер таких отношений. Что касается ответа на второй вопрос, то он будет таким: способом существования общества выступает так или иначе осознанная целенаправленная человеческая деятельность. Обратимся к пояснению вначале первого, а затем второго ответа. «Общество, – писал К. Маркс, – не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу». Иначе говоря, наличное бытие общества заключено в первую очередь не в бытии людей как природно-биологических существ и не в бытии вещей культуры («второй природы»), а в развертывании сложной и разветвленной совокупности как материальных, так и духовных общественных отношений людей. Хотя без человеческих индивидов и вещей культуры не может быть общества, тем не менее, исходную характеристику наличного бытия последнего составляют отношения живущих в нем людей. При рассмотрении категории качества в философии выделяется два его типа – природное и социальное. Последнее, в свою очередь, подразделяется на два вида – системное и функциональное. По своему онтологическому статусу 31

общество как определенное наличное бытие является системным социальным качеством. А это значит, что человеческие индивиды и вещи культуры приобретают свой полный смысл как отдельно взятые социальные образования только находясь в системе функционирующих общественных отношений. Вне последних подлинное наличное бытие чего-либо в обществе невозможно установить и осмыслить. Поэтому в социуме всякое отдельно взятое сущее имеет изначально статус опосредованного бытия. А это значит, что в нем любая реалия существует не в самой себе, а в другом. Изъятие из живой ткани общественных отношений равносильно утрате ею своей подлинной качественной определенности. Так, человеческий индивид перестает быть личностью (социально-историческим существом), если он выпадает из соответствующей системы общественных отношений и тем самым теряет свое социальное качество. В наличном бытии общества тон задают не его предметные элементы с их свойствами, а те человеческие отношения, которые определяют его как системную целостность. По своему онтологическому статусу общество качественно отличается от любого макрообъекта, обладающего вещной формой предметной реализации своего бытия. Теперь обратимся к рассмотрению специфического своеобразия способа существования общества, который, как уже было выше указано, заключается в так или иначе осознанной целенаправленной человеческой деятельности (в дальнейшем – просто «деятельности»). Маркс глубоко и точно сказал, что история есть не что иное, «как деятельность преследующего свои цели человека». Человеческая деятельность для общества значит то же самое, что для элементарных частиц их взаимные превращения и взаимодействия, посредством которых они реализуются и переходят из одних состояний в другие. И подобно тому, как в физической науке постижение законов бытия элементарных частиц осуществляется посредством осмысления процессов их взаимопревращения, точно так же сущность общества может быть раскрыта лишь в ходе познания механизма реализации человеческой деятельности. На основе обобщения развития фундаментальных наук в философской методологии давно установлена истина: единственным путем раскрытия сущности вещей реальной действительности является объективный анализ способа их существования, т.е. познание их форм движения и развития. Как способ существования общества человеческая деятельность представляет собой активное воздействие субъекта (людей) на объект (предметы реального мира). Она выступает посредствующим звеном между обществом и природой. Деятельность – это жизненная активность субъекта, а не объекта. Через нее субъект входит в контакт и вместе с тем противопоставляет себя объекту. Ее содержание составляют процессы преобразования и познания природной и социальной действительности с целью удовлетворения общественных и индивидуальных потребностей и самореализации сущностных сил человека. В этой связи деятельность – это не только активное, но и целенаправленное воздействие субъекта на объект посредством использования соответствующих средств (орудий, методов). Активное преобразование вещей реального мира без соответствующего замысла и проекта невозможно. 32

Деятельность всегда есть реализация той или иной цели, т.е. процесс объективирования существующего в сознании человека идеального образа будущего результата деятельности в предметные формы природных вещей. Целеполагание как и средства достижения целей – главные структурные элементы деятельности. Отсутствие целей с необходимостью ведет к утрате смысла существования человека. Предметы становятся средством деятельности лишь тогда, когда начинают служить достижению цели. Внутренняя логика протекания деятельности заключена в механизме взаимодействия цели, средства и результата. Если цель является внутренне побуждающим мотивом деятельности, то результат (продукт) представляет собой следствие использования орудий и средств деятельности. Лишь средство переводит цель в результат, который есть функция средств реализации деятельности. В целенаправленном действии выражается свобода и творчество субъекта деятельности. Деятельность как живой поток человеческой активности в своей основе и есть не что иное, как переход материального в идеальное и наоборот. Отличие практической деятельности от теоретической заключено в том, что первая является материальной, а вторая – духовной. Если на уровне практики человек входит в непосредственный физический контакт с вещами внешнего мира и активно преобразует их. То в познавательном процессе он непосредственно имеет дело не с материальными вещами, а с их чувственными образами, абстрактными представлениями и идеализированными объектами, которыми он мысленно оперирует и которые преобразует в ходе своего мышления. При этом практика является основой, движущей силой, критерием и целью познания. В отличие от животного способа существования, человеческий способ жизнедеятельности заключается в практическом преобразовании вещей окружающего мира согласно целям и программам общества, а также задачам самореализации и всестороннего развития отдельно взятого человека. При этом взаимодействие человека с материальным миром характеризуется системой созданных людьми орудий труда, целенаправленными и совместно осуществляемыми действиями, коллективным опытом и способами организации деятельности. Изменяя мир, человек изменяет и себя. Такого рода реформы могут быть осуществлены лишь в ходе использования познанных человеком объективных законов, существенных характеристик и отношений вещей. Так, например, свобода есть познанная необходимость, используемая в человеческой деятельности для достижения целей общества и отдельно взятых личностей. Уровень свободы определяется объемом знаний о законах и существенных характеристиках объектов реальной действительности, что и позволяет человеку принимать решения со знанием дела, осуществлять выбор согласно своим желаниям, достигать самореализации и предвидеть последствия своей деятельности. В социальной философии сопряженным с понятием деятельности выступает понятие труда. Если деятельность есть целеполагающая активность человека как биосоциального существа, направленная на преобразование реальной действительности для удовлетворения его потребностей и 33

являющаяся единственным способом его существования и самореализации, то труд, по определению Маркса, есть «целесообразная деятельность для созидания потребительских стоимостей, присвоение данного природой для человеческих потребностей, всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни». Подчеркнем, что, согласно Марксу, труд есть процесс, совершающийся между человеком и природой, а не между людьми. Опираясь на приведенные определения деятельности и труда, можно сказать, что эти понятия в чем-то совпадают по своему содержанию, но их на таком основании неправомерно было бы отождествлять. В узком же смысле понятие труда существенно отличается от понятия деятельности, поскольку выражает в себе лишь один вид или один из аспектов содержания последнего. Например, когда говорят фразу «труд и отдых», то под трудом разумеют определенный вид деятельности, с которым сопоставляется другой вид деятельности, т.е. отдых. В этом плане вполне правомерно словосочетание «трудовая деятельность», которой противопоставляют нетрудовую деятельность. Нередко словом «труд» обозначают лишь материальную предметнопрактическую деятельность, так что теоретическая деятельность в этом случае невольно оказывается за пределами трудового процесса. В философском же анализе общества и человека предпочтение следует отдавать понятию деятельности, а не понятию труда. 3. Культура как действительность общества Философское осмысление общества как явления (т.е. как совокупности общественных отношений) и как сущности (т.е. как взаимоперехода материального и идеального в человеческой деятельности) не может дать полное и целостное представление о социуме, поскольку в этом случае, последний характеризуется двумя, хотя и очень важными, но разрозненными определениями. В первом из них общество предстает с внешней стороны, а во втором – с внутренней, и при этом изолированных друг от друга. Полного и целостного постижения общества как особого вида наличного бытия можно достичь лишь посредством мысленного синтеза указанных определений. Логическим средством осуществления такого синтеза является философская категория действительности. Анализ общества как действительности позволяет понять в единстве его многообразных определений и вместе с тем в качестве самостоятельного субъекта, способного свободно действовать и производить свое собственное бытие на основе как внешней, так и внутренней детерминации. В социальной философии логическим аналогом категории «действительность» является понятие «культура». Последнее активно используется во всех общественных науках и имеет несколько сотен определений, что связано не только с чрезвычайной сложностью феномена культуры, но и субъективностью его интерпретаций. Первое, что в этой связи 34

следует отмстить: понятие культуры служит для отражения особого онтологического статуса общества. Общество занимает в составе внешнего мира свое специфическое место в силу того, что обладает собственным способом существования, т.е. социальной формой движения, качественно отличающейся от всех других форм движения природного мира как по своему носителю (человеку), так и по присущим ей законам и внутренним противоречиям. Кроме того, она является высшей формой движения, поскольку в ней синтезируются в снятом виде все другие формы движения. При этом под социальной формой движения подразумевается человеческая деятельность. Однако общество не только является своеобразным объективным процессом, но и вместе с тем представляет собой огромную совокупность созданных людьми предметных реальностей, которые в корне отличаются от вещей природы и которые не могут существовать в своей качественной определенности до и без человека. Все вещи культуры представляют собой опредмеченные способности человеческой деятельности и общественных отношений. Культура – это «вторая природа», творцом которой является человек, который создает ее в процессе преобразования имеющегося исходного природного материала посредством развертывания своей сознательной и целенаправленной деятельности. Культура как «вторая природа» – мир социальных качеств, как бы внедренных человеком в материальные вещи путем деятельного преобразования их телесных форм. В зависимости от того, результатом опредмечивания какой деятельности (материальной или духовной) являются объекты социума, культура подразделяется на два вида: материальную и духовную. К материальной культуре относятся орудия труда, машины, технические сооружения, оружие от лука до водородной бомбы, предметы повседневного обихода, жилые дома, одежда, продукты питания, средства транспорта и связи, дороги, каналы и т.д. К духовной культуре относятся книги, картины живописи, скульптуры, театральные постановки, нотная запись музыки, киноленты, ритуалы, обряды традиции, обычаи, нравы и т.д. Универсальным средством опредмечивания многообразных результатов духовной деятельности является язык, представляющий собой систему определенных материальных знаков. Созданные обществом многообразные и многочисленные знания и другие идеальные образования приобретают статус действительности только тогда, когда они опредмечиваются прежде всего в словарном составе языка и тем самым становятся на короткий или длительный срок элементами культуры. Вне такого опредмечивания они не могут оказывать какое-либо воздействие на ход реальной жизни людей, и поэтому их неправомерно было бы причислять к ценностям культуры. Культура – это раскрытая книга опредмеченных сущностных сил человека, его разума, способностей, чувств, потребностей, мотивов, ценностных ориентации, умений, производственных и профессиональных навыков, верований и мировосприятий. Будучи результатом предшествующей 35

человеческой деятельности и общественных отношений, она служит фундаментом дальнейшего функционирования и развития как первой, так и вторых. Иначе говоря, опредмеченные результаты прошлой деятельностной человеческой активности служат исходной базой и причиной для развертывания такого же рода активности в настоящее время, которая, опредметившись в соответствующих результатах, становится опорой в свою очередь для последующего этапа своего развития, и так до бесконечности. Следует подчеркнуть, что культура – это прежде всего система положительных ценностей. Именно эта система положительных ценностей формирует человека, поднимая его на более высокую ступень развития. Здесь мы переходим к процессу распредмечивания. Распредмечивание – это процесс освоения человеком того положительного опыта, который заложен в опредмеченной деятельности людей. Впитать в себя культуру, положительные ценности – это значит развить свои способности, это значит впитать опыт других людей, опыт прошлых поколений. Без этого процесса культура мертва. Главная функция культуры – это формирование личности во всех сферах деятельности. Через процесс распредмечивания происходит связь поколений. Распредмечивание сложный и многоуровневый процесс, начиная от семейного воспитания личности и заканчивая целой системой обучения и воспитания. Огромную роль в распредмечивании играет личная установка и самовоспитание. Тем самым объективно формируется внутренний стержень непрерывного исторического развития общества, который предстает в качестве материального носителя социальной наследственности, преемственности и памяти человечества. Без предметов культуры люди не смогли бы выжить и адаптироваться к внешней среде, а также наладить и реализовать между собой сложную сеть коммуникации и общения. Чем выше уровень развития культуры, тем разнообразней палитра реальных возможностей и шире рамки самодостаточности человеческой жизни. В этой связи именно в культуре заключен исток и средства реального осуществления свободы людей как субъектов исторического действия. Для постоянного самостоятельного воспроизводства общества как особого типа реальной действительности непосредственно и в первую очередь нужны не столько вещи природы, сколько предметы культуры, которые в своей совокупности образуют как бы органическое тело социума. Уровень культуры отдельных сфер деятельности людей и их отношений (культура труда, быта, поведения, языка, общения и т.п.) обычно отождествляется с уровнем развития субъекта культуры. Когда кого-либо называют некультурным человеком, то под этим разумеют отсутствие у него необходимого уровня образования и воспитания. Культура есть общество в его онтологической действительности, существующей в виде огромного актуально представленного множества созданных людьми и поэтому обладающих социальным качеством предметных реальностей, которые являются объективированными результатами человеческой деятельности и общественных отношений и которые служат 36

непосредственной основой и своеобразной программой для обеспечения полнокровной жизни и самостоятельного развития социума и человека. Культура, следовательно, определяется как система организации и развития человеческой жизнедеятельности, включающая способы производства, взаимодействия с природой, межличностного общения, познания и духовного творчества. Первоначально культура понималась как воспитанность и на этом основании древние греки отличали себя как цивилизованный народ от варваров. И позже в Средние века и эпоху Возрождения культура определялась как цивилизованное поведение, основанное на соблюдении законов, как наличие гуманитарных знаний и владение искусствами. Век Просвещения делает упор на рациональность, а воспитание сводит к познанию и управлению на основе разума страстями души. В это же время зарождается критика рационального образа культуры и возникает лозунг «назад к природе», естественно речь шла о природе как идеале культуры. Такая ориентация способствовала преодолению европоцентристского определения культуры и изучению обычаев так называемых нецивилизованных народов. В тоже время подвергалось критике сведение культуры к рационально-техническим достижениям и вводились более широкие критерии культурности. Культура стала пониматься как система способов обеспечения основных потребностей человека. Инстинкты, сформировавшиеся в ходе эволюции, подвергаются в человеческой истории разностороннему контролю и облагораживаются посредством сначала мифа и ритуала, затем социальных норм, обычаев и институтов семьи, права, собственности, государства. В современной культурной антропологии выделяются основные потребности человека: физиологические потребности в пище, воде, воздухе, движении, отдыхе и т.п. потребности в безопасности и защите от посягательств на собственность и семью; потребность в сопричастности, любви и солидарности, в благополучии и уверенности за свое существование; потребность в уважении к себе со стороны окружающих и в самоуважении, проявляющаяся в стремлении к независимости; потребность в самоактуализации, благодаря которой реализуются творческие потенции человека к этим основным потребностям добавляются еще чисто духовные стремления к знанию, красоте, добру. Во все времена в культурах люди, удовлетворяя свои потребности, стремились их цивилизовать и при этом открыли отчасти универсальные (одежда, жилище, питание, игра, труд, язык) отчасти локальные (мифы, верования, ритуалы, традиции и обычаи) способы организации жизни. Развитие человечества несомненно связано с фундаментальными движущими силами культуры, которые проявляются уже в мифе и культе, праве и порядке, общении и предпринимательстве, ремеслах и торговле, поэзии и философии. Известно, что далеко не все народы сумели реализовать себя в той форме, которая присуща европейцам. Однако и их культура, несмотря на высокую динамичность не лишена недостатков. Односторонняя ориентация на научнотехнический прогресс привела к опасности разрушения природной основы 37

культуры. Овладев природными силами, современный человек гораздо хуже владеет своими желаниями, чем прежде, он утратил духовное единство с окружающим миром и попал под власть им же самим созданных технических, экономических и политических систем. Намечающаяся опасность кризиса современной культуры, осознание узости ее границ, прежде казавшихся чрезвычайно широкими, предполагает критический пересмотр некоторых устоявшихся представлений и более чуткое отношение к иным культурам, прежде расцениваемым с точки зрения европоцентризма как несовершенные. Другим недостатком классического определения культуры является противопоставление чувственного и рационального. Оно иногда доходит до того, что сфера эмоционального размещается как бы вне культуры. Чувственность считается данной от природы и подлежащей исключительно подавлению на основе рациональности. Вместе с тем всякая культура предполагает культуру чувств, которые не остаются неизменными, а облагораживаются и цивилизуются, используются для достижения рациональных целей и идеалов. Человеческие эмоции и рациональные планы тесно переплетены друг с другом и поэтому можно говорить о «психологизации» разума и «рационализации» чувственности как о взаимосвязанных сторонах исторического процесса, который выражается в установлении единого порядка. Этот порядок не создается сверху усилиями философов, но и не возникает спонтанно. Дифференциация жизни, появление различных сословий, централизация власти – все это приводит к тому, что телесное насилие и личная зависимость постепенно уступают место праву, как форме организации жизни. И хотя право также первоначально связано с насилием, надзором и наказанием, постепенно все большее значение в обществе придается самодисциплине и ответственности. Так возникает важная задача самоорганизации внутренней душевной жизни, управления своими чувствами, желаниями и аффектами. То как решалась эта задача совершенно пропущено теми историками, которые опирались на узко рационалистическое определение культуры. Механически отделяя духовный и технический компоненты, они дали повод последующему противопоставлению «культуры» и «цивилизации». На самом деле цивилизация не сводится к научно-техническим или экономическим достижениям. История культуры обнаруживает медленную и кропотливую работу, направленную на самоконтроль поведения, сдерживание порывов чувства, следование правилам. Важную роль в этом цивилизационном процессе выполняют, прежде всего школьные воспитатели и педагоги. Нельзя не учитывать и роль повседневности. Если в средние века цивилизованное поведение охватывало незначительную часть населения, в основном придворное общество, то после перехода власти от военного (рыцарского) сословия к гражданскому (буржуазному) этос – манеры и стиль поведения благородного сословия – распространяется на более широкие слои населения. Вместе с тем буржуазное общество преобразует рыцарский и дворянский этос на основе более рационального планирования, расчета и тем самым увеличивает человеческую дальновидность. Такая сдержанность, 38

снявшая эксцессы, имевшие место прежде, стала источником новых проблем. Сегодня человек уже не может непосредственно разряжать напор страстей и поэтому возникает сильное напряжение между его внутренним Я и теми требованиями, которым он вынужден подчиняться. Общество пошло по пути изобретения разного рода компенсаторных способов разрядки: спортивные зрелища, дискотеки и т.п., но они не освобождают человека от беспокойства и заставляют его прибегать к разного рода наркотикам, стимулирующим искусственные желания. Поэтому создание эффективных моделей, цивилизация нашего психического аппарата остается одной из главных проблем современной культуры. Одной из эффективных форм моделирования человеческого поведения всегда было искусство и особенно художественная литература. Читатель художественного произведения не только получает наслаждение от текста, не только погружается в некий идеальный мир, свободный от давления повседневных забот, но и учится видеть, оценивать и переживать окружающий мир так, как это делают его любимые герои. Историки духовной культуры издавна обращали внимание на цивилизующее воздействие литературных героев, задающих высокие образцы для подражания. Воспитанные на книжности, они однако не смогли понять и принять тех новых форм массового искусства, которые получили распространение в XX столетии. В результате возникло широко распространенное противопоставление массовой и элитарной культуры. Классическое общество, опиралось на жесткие правила и нормы, законы и разного рода неписаные традиции, упорядочивающие человеческое поведение. Однако они вовсе не предоставляли простора развитию индивидуальности. Конечно и современные, кажущиеся разнообразными, удовлетворяющими любые вкусы и потребности мода, литература, пресса, на самом деле задают жесткие и к тому же идеологизированные стереотипы поведения. Однако распад единообразного порядка, признание различных стандартов рациональности, характерные для больших городов современности, создают более благоприятные условия для творчества и индивидуальных форм жизни. Новые формы коммуникации, релятивизация представлений о рациональности, эстетических и даже этических требований выдвигают перед деятелями культуры новые задачи. Они утрачивают право думать или творить за других, утрачивают свое право на единоличное владение культурным капиталом, вынуждены действовать в условиях конкуренции и учитывать потребности масс. Вместе с тем это не исключает создания эффективных культурных образцов для воспитания и образования масс. Действительно, массовый зритель желает смотреть именно «мыльные оперы», но что мешает художнику вводить в этот жанр классические или напротив авангардистские образы и идеи, как это научились делать выдающиеся представители детективной литературы. Основанием пессимизма в отношении современности выступают не только утрата некоторых достижений прошлого, но и слишком узкие представления о культуре как о высших произведениях духа. Ведь на самом 39

деле во всякое время была своя повседневность и история свидетельствует, что как раз за фасадом достижений в сфере художественного, научного, религиозного творчества нередко скрывались бедность, угнетение, бесправие и элементарная безграмотность населения. Для выработки верных ориентаций развития необычайно важным представляется усвоение современных представлений о культуре, которые существенно отличаются от классических, ибо они опираются не только на интеллектуальные и художественные достижения, но и учитывают повседневную жизнь. Этнокультурные исследования способствовали освоению образа жизни так называемых диких народов подвергнутых колонизации и выявлению основных универсалий культуры, в которые вошли не только знания и духовные достижения, но и казавшиеся экзотическими и загадочными традиции и стереотипы верования и ритуалы. Это способствовало пониманию значимости норм и образцов межличностного общения в цивилизованных обществах, в которых помимо писанных прав и законов также оказалось множество кажущихся естественными и общепринятыми ограничений и правил, составляющих основу рациональных предписаний. Европейская культура основывается на традициях повседневности, веками культивируемой народом, передаваемой от поколения к поколению помимо институтов образования. Эти традиции закрепляются в языке, в мимике и жестах, в моде, манерах, жилище. Они выступают основой этических, эстетических и вообще жизненных различий, на основе которых осуществляются познание и оценка окружающего мира. Эти различия определяют национальную идентичность (в форме дифференциации своего и чужого), половую принадлежность (на основе разделения мужского и женского), отношение к обществу и государству, к работе и развлечению, к жизни и смерти, к природе и человеку. Внимание к этим незаметным, но очень важным для существования общества формам повседневного порядка представляется особенно актуальным для сегодняшней России, где власть, опираясь на критику прежней идеологии и новые экономические модели, разрушила сложившиеся традиции и не приложила усилий для создания новых. Процесс создания новых культурных традиций также должен учитывать более емкий образ культуры, который сегодня сложился в науке на основе изучения широкого исторического, социологического и этнографического материала. Современный подход не ограничивается познавательными или оценочными критериями, а учитывает широкие культурные параметры, включающие идеологические, экономические, социальные и индивидуальные факторы поведения, а также речь, коллективную память, менталитет, чувство времени, символику пространства и т.п. Исследования социологов труда и досуга также расширяют рамки культурных ценностей и дополняют их изучением отношения к работе, формирования чувства хозяина или корпоративности, образа руководителя или стандартов управления. В развитых странах эти культурантропологические исследования стали интересовать не только узкий круг ученых, но и широкие деловые слои, ибо в них человек рассматривается не со стороны своих абстрактных (моральных и 40

рациональных) идеалов, а в единстве с биологическими, социальными и повседневными структурами жизнедеятельности. Нормы, верования, образцы поведения, речи, ритмы труда и отдыха образуют основу порядка как общественной, так и индивидуальной жизни человека. Эта повседневная система порядка не является неизменной, а эволюционирует в ходе общественного прогресса. В этой связи возникают противоречия между традиционными ценностями и новыми формами жизни молодых поколений, которые также по разному решаются в разных культурах. Современная ситуация характеризуется снижением репрессивности давления традиционной культуры и состоит в признании многообразия в рамках единой культуры различных субкультур и в частности молодежной. С большим уважением, чем раньше люди оценивает индивидуальный стиль жизни и поведения. Культура приобретает все большее разнообразие и не сводится больше к духовному творчеству, а охватывает разнообразные формы жизни, общения и поведения. Значимыми культурными критериями являются уже не столько идеи, сколько реальные цели, потребности, правила, роли, коммуникативные и семантические коды общения. 4.Современная типология общества Общество существует десятки тысяч лет. От своей колыбели до наших дней оно прошло извилистый путь. Общая тенденция истории общества – его развитие, совершенствование, усложнение. Каждое новое поколение людей, опираясь на могучие плечи предшествующих поколений, вносило свой вклад в историческую поступь человечества. Изучение исторического пути человечества связано с выяснение этапов его развития и определением исторического типа общества на каждом его этапе. На сегодняшний день самая общая классификация обществ в их развитии представлена цепочкой «доиндустриальное (традиционное) общество – индустриальное общество – постиндустриальное общество». Доиндустриальное (традиционное общество). В периодизации истории человечества традиционное общество занимает самый большой отрезок времени. В нем с определенностью различают три исторические эпохи: 1. первобытность (охотничье-собирательская, пастушеская и земледельческая стадии развития); 2. рабовладельческую античность; 3. средневековый феодализм. Эпохальная внутренняя дифференциация традиционного общества не подрывает в то же время общих, сквозных, интегративных его характеристик или параметров. Они-то как раз и объясняют масштабную историческую длительность или многовековую жизненную устойчивость этого типа общества. Типологическое единство традиционного общества собирает под своей крышей все не- или доиндустриальные реалии истории. «Традиционное» и «доиндустриальное» для исторической науки – синонимы. Можно, впрочем, первобытно-традиционное общество называть архаическим. Но при этом не забывать об исторической преемственности и модельных чертах 41

традиционного. Черт этих очень много, но мы остановимся только на некоторых – основных из них. Ключ к пониманию традиционного общества дает само его название – это традиция. Традиция представляет собой особый способ или механизм передачи исторического опыта, обеспечения преемственности и устойчивости в индивидуальном и социальном развитии людей. Доверие и подражательное (готовность повторять, воспроизводить) отношение к составляющим данный исторический опыт верованиям, взглядам, знаниям, а также практическим навыкам и умениям, основываются на самом факте их возникновения и существования в прошлом. В традиции прошлое господствует над настоящим. «Тогда», в прошлом, был создан этот мир; теперь, в настоящем, он просто продолжается, поддерживается, повторяется. Не только настоящее, но и будущее, которым в других условиях вдохновлялось бы настоящее, подгоняется так или иначе под прошлое, предстает как его реминисценция. Данное положение вещей закрепляется также доминированием нравственно-религиозных ценностей над инструментальными. Главное – не цель, пусть и сулящая немалый успех, а ценность, которая при этом реализуется. Строго говоря, традиция имеет дело не просто с умениями и знаниями, а с их образцами – образцовыми умениями и знаниями. Как образец традиция отсекает и пресекает всякие новшества и улучшения, всякую креативную или продуктивную деятельность, однозначно оценивая все эти инициативы как вредное отклонение от того, чему по определению нужно только следовать. Скажем мягче: все новое, если оно там, в традиционном обществе, вообще появляется, подается и воспринимается как переоткрытие старого, возвращение к истокам, «старому доброму времени». Традиция является очень своеобразным способом принятия решений. Здесь не нужно мучительно выбирать, взвешивать все «за» и «против». Достаточно просто согласиться, принять, положительно отнестись к тому, что предлагает исторический опыт, что достигнуто и открыто в его границах. Остается только наложить прошлое на настоящее и, возможно, уточнить что-то в деталях. Традиция, традиционность обеспечивает известную комфортность бытия. Правда, без «соли», без тех острых ощущений, которые может принести с собой только контраст изменений. Но зато прочную, надежную и, главное, долгую, хотя и не бесконечную. Расширение круга знаний, рост общей культуры, накопление, пусть и медленное, производственного опыта, рост населения, климатические изменения – словом, усложнение жизнедеятельности людей подтачивает со временем и традиционалистские бастионы бытия. Они устают отвечать на вызовы времени, становятся исторически неадекватными. Исчезновение многих древних народов, некогда цветущих государств и цивилизаций является тому убедительнейшим подтверждением. Традиционное общество – общество закрытого типа. «Закрытость» тут просматривается практически по всем направлениям. Укажем только на некоторые из них. Отсутствие или резкое ограничение социальной мобильности – пожалуй, самая яркая форма традиционной закрытости общества. Человек в таком обществе не имеет возможности активно 42

перемещаться в рамках сложившейся социальной структуры, подниматься по социальной лестнице, менять (повышать) свой социальный статус, расти в зависимости от личных успехов и достижений. Конкретные примеры – кастовая и сословная системы стратификации. Каста (как в традиционном индийском обществе, например) – это замкнутая группа людей, занимающая строго определенное место в обществе. Это место очерчивается многими факторами или признаками, главные из которых:  традиционно наследуемая профессия, род занятий;  эндогамия, т.е. обязанность заключать браки лишь внутри своей касты;  ритуальная чистота (после контакта с «низшими» необходимо проходить целую процедуру очищения). Сословие представляет собой общественную группу с наследственными правами и обязанностями, закрепленными обычаями или/и законами. Феодальное общество средневековой Европы, в частности, делилось на три основных сословия: духовенство (символ – книга), рыцарство (символ – меч) и крестьянство (символ – плуг). В России до революции 1917 г. было шесть сословий: духовенство, дворяне, купцы, мещане (мелкие домовладельцы, торговцы, ремесленники), крестьяне, казаки (особое военное сословие). Регламентирование сословного бытия было на редкость жестким, вплоть до мелких обстоятельств и незначительных деталей. Так, по «Жалованной грамоте городам» 1785 г. российские купцы первой гильдии могли ездить по городу в карете, запряженной парой лошадей, а купцы второй гильдии – только в коляске парою. Сословное деление общества, как, впрочем, и кастовое, освящалось и закреплялось религией: у каждого своя судьба, свой удел, свой угол на этой земле. Оставайся там, куда поместил тебя Бог, возвышение – проявление гордыни, одного из семи (по средневековой классификации) смертных грехов. «Закрытым» в традиционном обществе было и мировоззрение. Цикличность и эсхатологичность – две основные формы такой закрытости. Отношения и связи между людьми в традиционном обществе были насквозь пронизаны личной преданностью и зависимостью. Традиционное общество холистично. Оно выстроено или организовано как жесткое целое. И не просто как целое, а как явно превалирующее, доминирующее (по отношению к своим частям) целое. Человек в нем не просто часть – частичен. Он живет сочетанием, сложением, дополнением, а не дифференциацией, выделением, обособлением (автономизацией). Он значим постольку и настолько, поскольку и насколько функционален, т.е. вносит свой вклад в целое, обслуживает его интересы, реализует его цели. Значимым субъектом действий выступает здесь не отдельный человек, индивид, а их совокупность – тот или иной коллектив. В одном отношении эта коллективная совокупность механическая: выбывший индивид легко восполняется другими или замещается другим, во всяком случае, без ощутимых потерь для целого. А в другом – органическая самостоятельные, частичные индивиды сливаются (слипаются) в единое целое, 43

и только его существование считается по-настоящему значимым. Органической эту совокупность можно назвать еще и потому, что индивид в ней представляет собой хоть и частичное, но нечто, а вне ее он сущее ничто, или нечто бесхарактерное и безвольное. В Средние века в качестве общего и высшего блага выступает Бог. Он – источник всего благого, ценного и достойного в этом мире. По образу и подобию его создан сам человек. От Бога и вся власть на земле. Бог – конечная цель всех человеческих устремлений. Высшее благо, на которое способен по земному грешный человек, – любовь к Богу, служение Христу. Христианская любовь – любовь особая: богобоязненная, страдательная, аскетическисмиренная. В ее самозабвении много презрения к самому себе (личному «Я»), к мирским радостям и удобствам, достижениям и успехам. Сама по себе земная жизнь человека в религиозной ее интерпретации лишена всякой ценности и цели. Историческое бытие традиционного общества отличается неспешностью. Границы между историческими стадиями «традиционного» развития едва различимы, отсутствуют резкие сдвиги и радикальные толчки. Производительные силы традиционного общества развивались медленно, в ритме кумулятивного эволюционизма. Отсутствовало то, что экономисты называют отложенным спросом, т.е. способностью производить не ради насущных потребностей, а ради будущего. Традиционное общество брало от природы ровно столько, сколько нужно, и ничего сверх того. Его экономику можно было бы назвать природосберегающей. Данным обществом, впрочем, пройден немалый путь – от каменных орудий до средневековых цехов и мануфактур. Но в целом ему все же не хватало динамизма и того, что можно было бы назвать технологическим энтузиазмом. Ведущие детерминанты традиционного общества культуро-, а не техногенны. Это, впрочем, своеобразие, а не какой-то недостаток. Более того, есть здесь и определенное преимущество – некая гарантия гармонии, единства с природой. Натуральное хозяйство – столь характерное для традиционного общества, органически вписывалось в природные циклы и балансы. Таковы вкратце основные черты традиционного общества как социальной системы и жизненной среды человека. Они хорошо оттеняют особенности последующего – индустриального этапа в развитии человеческого общества. Индустриальное общество. Начало индустриальному обществу было положено промышленной революцией, стартовавшей, как известно, в Англии (конец ХVIII в.), затем перекинувшейся на Францию (начало ХIХ в.), далее – Германию (с 40-х гг. XIX в.) и другие страны. Это был переход от ручного труда к машинному производству, от мануфактуры к капиталистической фабрике. Символами промышленной революции стали паровая машина, поточная линия, сборочный конвейер. Характерными чертами индустриального общества являются массификация (массовость, омассовление всего и вся) и макрофилия – горячая любовь к циклопическим масштабам, числам, потокам, к большим величинам и мощностям. Эйфелева башня в Париже, английский пароход «Титаник», небоскребы типа Эмпайр стейт билдинг – все это 44

убедительнейшие примеры макрофилии или гигантомании индустриальной эпохи в развитии человечества. Массификация достаточно полно раскрывает себя через концентрацию, централизацию, синхронизацию, стандартизацию, специализацию и максимизацию – шесть основных параметров (тенденций) индустриального общества, удачно выделенных американским футурологом Э. Тоффлером, на работы которого мы и будем опираться. Индустриальное общество – общество экономическое. Экономика – его базовая структура или система. По образу и подобию того, что и как происходит в этой системе, распределяются богатство, власть, престиж, устанавливаются приоритеты и цели во всех других сферах или областях общественной жизни. Все общество предстает здесь как единая индустриальноэкономическая машина. Вот почему, раскрывая массификацию индустриального типа, мы будем говорить в основном об экономике, производстве, промышленном предприятии. Концентрация в индустриальной цивилизации – это прежде всего сосредоточение все большей части средств производства, рабочей силы и выпуска продукции на крупных и крупнейших предприятиях. Число работающих на таких предприятиях исчисляется тысячами и десятками тысяч. Концентрация позволяет наладить поточно-массовое производство, снизить издержки, шире внедрять новую технику, постоянно повышать производительность труда. Развитие «концентрационных» процессов ведет к образованию монополий: картелей, синдикатов, трестов, концернов и, в единстве с интернационализацией хозяйственной деятельности, транс- или мультинациональных корпораций. Концентрация имеет место также в социальной сфере (формирование и поляризация двух основных классов: рабочих и предпринимателейкапиталистов), в политике (образование больших, массовых партий и движений), в науке (крупные исследовательские центры и институты). Сюда же можно добавить скученность людей в больших городах с их бессмысленной уличной толчеей, известными всем часами «пик», машинными «пробками», шумом и гамом. Централизация – оборотная сторона концентрации. Она выражается в объединении нескольких предприятий в одно, в создании крупных финансовопромышленных групп, в слиянии нескольких капиталов или поглощении одного капитала другим и ростом на этой основе размеров капитала, чтобы на основе наиболее полного и одновременно экономного использования рабочей силы и материальных ресурсов добиться высоких конечных результатов, повысить эффективность производства.

45

В синхронизации как принципе индустриального общества отражается процесс согласования «часов» или времени: с одной стороны – машины, фабрики, с другой – человека, семьи. Под фабрику, ее технологический режим «от» и «до» подстраиваются в своем функционировании все структуры, механизмы и силы жизненного мира человека. Во всем чувствуется некая механическая заведенность. Стандартизация – пожалуй, самая узнаваемая и «массовая» черта индустриального общества. Стандартизация убедительнейшим образом подтверждает «машинообразность» индустриального уклада жизни. Машина прогрессивно вытесняет ручной, ремесленный труд. Машина – это единый образец и огромные скорости его воспроизведения, повторения (тиражирования). В машинно-серийном производстве до неузнаваемости изменяются рукотворность и неповторимость исходных оригиналов или образцов. От рукотворности оригинала и неповторимости образца остаются лишь товарный вид, добротное, хотя и унифицированное качество, потребительски-полезный эффект. Специализация в рамках индустриального общества оборачивается «частичным работником», «одномерным человеком», «человеком-функцией», «ученым невеждой». Все эти не очень симпатичные образы выражают в сущности одно – ограничение человека узким кругом деятельности, пожизненное закрепление индивида за отдельной операцией или одной какойто функцией. Частичность и фрагментарность индустриального образа жизни отчуждает человека от целей и задач более широкого целого (предприятия, отрасли, общества в целом), порождает безразличие, апатию. Отчуждение переживается как зависимость от внешних, непонятных и явно превосходящих сил. Специализация, как правило, сопровождается рационализацией, научной организацией труда. Максимизация как тенденция индустриального общества – это стремление выжить из всего максимум возможного, выбрать все до конца, увеличить до предела. Массификация во всем многообразии ее аспектов-параметров по-своему сказывается на экологии индустриального общества. Об этом нельзя не говорить. Картина в целом удручающая. Индустриальное общество, пожалуй, самое грязное в истории человечества. Индустриальное освоение природы, достигнув невиданных ранее масштабов, превратилось в настоящую борьбу с ней. Борьбу не на жизнь, а на смерть. Не выдержав антропогенного натиска, природа стала умирать. На первое место в ряду базовых ценностей индустриального общества можно с полным основанием поставить свободу. Индустриальную общественную систему нередко называют пространством личной или индивидуальной свободы человека, свободным миром. Свободе поклоняются и присягают на верность, за нее борются, ее защищают, ради нее идут на ограничения и жертвы. Свободу считают неотчуждаемой (Руссо: «человек рождается свободным»), как и те права, права человека, на которые ее «распочковывают» в политико-правовом пространстве бытия. Она, по общему 46

убеждению, дает стимулы к развитию, индуцирует социальные изменения, лежит в основе личных инициатив, творческих прорывов, инновационных предприятий, дел, начинаний. Свобода наделяется моральной императивностью. Человек должен быть свободным, потому что он должен быть (стать) человеком. Несвобода оскорбляет личное достоинство человека, вызывает внутренний протест, воспринимается как моральная ущербность. «Объемом свободы», приходящимся на душу населения (одного человека), измеряют общественный прогресс. Различают при этом «свободу от» – от насилия, принуждения, зависимости, от вмешательства государства в личную жизнь человека, и «свободу для» – для самореализации и действий по собственному почину или внутреннему побуждению, для сохранения своей индивидуальности, возможности и способности быть самим собой. Есть свобода добра (творить добро) и свобода зла (творить зло). Корень один – свобода. Только в первом случае она положительная, конструктивная, а во втором – отрицательная, деструктивная. Зло в конечном счете выступает как злоупотребление свободой. Радикально, раз и навсегда избавиться от него можно только одним способом, – отменив, запретив свободу. Тогда действительно исчезнет зло, ибо нечем будет злоупотреблять. Но не станет вместе с тем и самой свободы. Лишить мир зла, значит, лишить его и свободы. Зло, сопровождающее свободу, полностью и окончательно устранить нельзя, но его можно и нужно сокращать – до каких-то терпимых пределов. Что и делается с помощью социально-нормативных, прежде всего моральных и правовых, ограничений, установления индивидуальных границ в виде свободы другого, совершенствования системы образования и воспитания, расширения возможностей и условий, или умножения ниш, для совершения позитивного выбора. Все это приучает человека к ответственному отношению к свободе как некоему общему достоянию. Прогресс, вера в прогресс тоже относится к базовым ценностям индустриального общества. Прогресс непосредственно связан со свободой и может рассматриваться как ее неуклонная историческая реализация. Прогресс можно определить как поступательное развитие, при котором все изменения, в особенности же качественные, идут по восходящей линии, раскрываемой как переход от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному. На культурно-ценностном горизонте человечества идея прогресса появилась сравнительно поздно. Античность ее не знала. Не знали ее и Средние века. Понастоящему вера в прогресс начала утверждаться в борьбе против религиозной веры за духовную эмансипацию человека. Триумф идеи прогресса, соответствующих настроений и ожиданий пришелся на XVIII в., век просвещения, разума, веры в великую освободительную миссию науки, объективно-истинного знания. Вера в прогресс становится чем-то само собой разумеющимся, а по глубине, внутренней убежденности, готовности служить, следовать и подчиняться – даже сродни вере в Бога. За прогрессом закрепляется атрибут исторической непреложности. У ХХ века отношения с прогрессом оказались очень неровными. Ощутимый удар по гарантированному прогрессу нанесла первая мировая 47

война. Она показала тщетность надежд на значительное совершенствование природы человека. Последующие события эту тенденцию разочарования в прогрессе только укрепили. Вера в прогресс по-прежнему движет многими людьми. Но вместе с тем пришло осознание того, что ни автоматизма, ни гарантированности в прогрессе самом по себе нет, что за него надо бороться. И что прогресс неоднозначен, что он несет с собой отрицательные социальные последствия. Применительно к отдельному человеку прогресс означает веру в успех, одобрение и поощрение достижительной деятельности. Успех, личные достижения определяют социальный статус человека, его собственный прогресс. Образ жизни, ориентированный на успех, на редкость креативен и динамичен. Он позволяет человеку быть оптимистом, не падать духом в случае неудачи, стремиться к новому и неустанно творить его, легко расставаться с прошлым и быть открытым будущему. Наряду с прогрессом и свободой в базовую нормативно-ценностную систему индустриального общества входит также рациональность. Индустриальная современность как раз и утверждается в истории как процесс общественной рационализации. Рациональность, рационализация (верований, ценностей, идеалов) оказалась важнейшим фактором становления индустриального общества. Технологическим ее (рациональности) закреплением стала промышленная революция. Через нее рациональность обрела материально зримые черты, окончательно вошла в жизнь человека и общества. Принцип рационалиста очень прост: меньше затраты – больше результаты. И без аналитической выверенности, тщательной взвешенности, расчета по схеме цель – средства ему явно не обойтись. Кстати, перечень релевантных рациональному поведению свойств можно продолжить: последовательность, связность, стройность, простота, структурность и т.д. Все названные свойства, что очевидно, являются атрибутами разумной деятельности, разума как такового. И это говорит о том, что рациональность выходит (должна выходить) в конечном счете на разум. При этом важно отдавать себе отчет в том, что речь идет о разуме особом – инструментальном. Только такой, инструментально-расчетливый, разум может гарантировать эффективность и оптимальность принимаемых решений. Рациональность – враг хаоса, стихии. В открываемой ею перспективе бесконечного совершенствования все можно и нужно постоянно переделывать, дополнять, менять. Суду разума – ядра рациональности, подвержены как внешний (природа, общество), так и внутренний мир человека. Все должно оправдываться перед лицом разума, иметь свое рациональное обоснование. Само по себе существование, в том числе и естественное, еще ни о чем не говорит. В отсутствие разумного основания оно не только не самодостаточно, но даже ущербно. Легитимность любого существования устанавливает только разум. Даже законы природы должны быть поняты как разумные законы, стать законами науки. Не вошедшее в систему разума, так или иначе выпавшее из нее с неизбежностью попадает в разряд второстепенного и маргинального. В самом широком – мировоззренческом плане разумная легитимация всего и вся 48

объясняется критикой религиозной (Бог) и утверждением гуманистической (Человек) ориентации всей ценностно-нормативной системы общества. Постиндустриальное общество. Приблизительно в последней четверти ХХ в. человечество в лице индустриально развитых стран Запада и Востока начало переход к постиндустриальному обществу. Его расцвет прочат к середине XXI столетия. Надо сказать, что у этого общества много других названий: супериндустриальное, антропное, культуроцентристское, технотронное, информационное и т.д. Чаще всего индустриальное общество идентифицируется как информационное. Информация, информационные технологии в постиндустриальном обществе проникают буквально во все поры человеческого бытия. Информатизацией охвачено все общество, вся его жизнедеятельность, включая повседневную жизнь людей. Пожалуй, единственное производство, производство информации, знаний имеет тенденцию оставаться здесь массовым. Иначе говоря, массовое индустриальное производство вещей (и услуг) уходит в прошлое, ему на смену приходит массовое производство знаний. Как и у других обществ, у постиндустриального общества есть свой символ – это компьютер, свое решающее средство, свой главный ресурс – информация, своя цель – всестороннее возвышение индивидуальности человека), свой закон или принцип жизни – демассификация. Постиндустриальное возвышение индивидуальности – оборотная сторона демассификации, которая приобретает различные формы и заявляет о себе во всех областях человеческой деятельности. Начнем со средств массовой коммуникации – рассадника и средоточия массовости. Демассификация проявляется здесь в росте числа теле- и радиопрограмм, в падении тиражей, а нередко и закрытии массовых газет и журналов, и одновременно в росте числа небольших (по объему и тиражу) газет и журналов, в получении права гражданства электронными книгами, журналами, конференциями, чатами и т.д. Тем самым растет многообразие, расширяется спектр предлагаемой СМИ продукции, она становится все более адресной, рассчитанной на потребности и интересы совершенно конкретных потребителей. Самим же потребителям есть теперь из чего выбирать по своему индивидуальному вкусу. Демассификация в сфере производства и услуг в корне подрывает макрофилийную (любовь к большому) идеологию индустриальной эпохи. Становится правилом выпускать продукцию мелкими сериями, как можно чаще ее обновлять. Чем дальше, тем больше и полнее будут учитываться пожелания заказчика. От частичной к полностью индивидуализированной продукции – такова перспектива. Ярким выражением демассификации является работа по скользящему графику, учитывающему индивидуальные склонности и биологические ритмы человека. Постиндустриальное общество работает 24 часа в сутки. И у каждого своя временная ниша. Сюда же следует отнести и увеличение числа работающих неполный рабочий день. В области политики демассификация проявляется в утрате влияния и распаде традиционных массовых партий, в росте числа мелких партий и движений, групп давления, представляющих интересы самых разных (как раз 49

малочисленных) категорий населения. Притом база их формирования отнюдь не классовая, в принципе любая: религиозная, этническая, экологическая, мировоззренчески-культурная, нетрадиционно-сексуальная и т.д. В социальной сфере демассификация представлена укреплением чувства community – соседской общности (соседства, общины), возникновением добровольных союзов людей (электронных сообществ) в рамках единого информационного пространства, диверсификацией общества в целом, т.е. увеличивающимся числом профессиональных, земляческих, суб- и контркультурных групп или человеческих общностей. Главной ценностью постиндустриального общества является человек. Но опять же не в прежнем, традиционно-гуманистическом смысле, а как саморазвивающееся существо. Саморазвитие, с одной стороны, самодостаточно (цель в самом себе, не только подготовка к труду, социализация, но и средство самоутверждения личности), а с другой – оказывается ответом на радикальный динамизм, беспрецедентную мобильность нового общества. Пожалуй, самый эффективный путь саморазвития – это самообразование (конечно, в единстве с институциональным, государственным или частным, образованием). Без него в постиндустриальной среде просто не выжить. Раньше полученного в университете образования хватало человеку на всю жизнь, теперь же (а тем более в будущем), если не повышать квалификацию, не заниматься самообразованием, его удастся «растянуть» максимум на 10 лет. Представьте себе, что вам придется менять профессию (не работу, а именно профессию) 3-5 раз в течение своей жизни. А ведь для постиндустриального общества это станет нормой. Образование и самообразование в информационном обществе – непрерывные, они не ассоциируются больше только с детством или юностью, но являются чем-то неотъемлемым и привычным для всех возрастных групп. Иначе говоря, теперь нам придется учиться всю жизнь; и очень важно при этом научиться учиться. Вместе с ростом образования будет (должен) повышаться и наш социальный статус, несущий с собой улучшение благосостояния, расширение влияния и престижа. Базово-ключевой ценностью постиндустриального общества является различие. Но не как несходство составных компонентов того или иного многообразия, а как активное взаимодействие претендующих (и оправданно) на значимость позиций, ценностей, идей. Такое различие можно назвать плюралистическим, а систему таких различий – плююрализмом. В отличие от плюральности, просто фиксирующей множественность, плюрализм всегда «озабочен» природой этой множественности и характером отношений между составляющими ее элементами. Плюрализм представляет и одновременно защищает уникальность каждой человеческой личности и социальной группы, своеобразие их возможностей, потребностей и интересов, надежд, верований и убеждений. Как сказано в принятой ЮНЕСКО «Декларации о расах и расовых предрассудках», «все индивиды и группы имеют право быть различными, считать себя различными и рассматриваться как таковые». Человек постиндустриального общества принимает различия, ценность другого (Другого) как средство расширения и содержательного обогащения 50

собственного опыта. Те же различия, которые он не готов впустить в свой жизненный мир, он тем не менее держит на уважительном расстоянии с помощью толерантности. Толерантность – прекрасный медиатор своих и чужих ценностей. Она оказывается эффективным средством их цивилизованного сосуществования. Плюралист понимает, что его индивидуальность (самобытность, неповторимость) может получить развитие лишь через сохранение индивидуальности Других, через диалог равного с равным (равными). Права человека занимают особое место в постиндустриальном обществе как мире плюрализма. Из всех его базовых ценностей они, пожалуй, самые универсальные. Права человека не знают сегодня ни географических границ, ни национальных суверенитетов, ни расово-этнических размежеваний, ни социально-классовых дифференциаций. У них есть все шансы стать первыми ценностями рождающегося на наших глазах глобального мира. К к. XX–н. XXI столетия в полную силу заработала и Всеобщая Декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Данный перелом обозначен одним очень важным обстоятельством – тем, что права человека перестали быть внутренним делом того или иного государства, охраняемым лишь его внутренним законодательством. Они теперь стали делом общим, предметом постоянной заботы всего мирового сообщества. Под давлением мирового общественного мнения, а если нужно, то и вполне материальных санкций со стороны государств-членов ООН с правами человека сегодня вынуждены считаться даже те органы и силы, которые с ними не очень-то и дружны. Все это говорит о том, что права человека (по меньшей мере их ядро: право на жизнь, на свободу, на собственность) набирают уже статус общечеловеческих ценностей. Через них человек осознает себя не только гражданином своей страны, но и гражданином мира. Права человека, конечно же, – человеческие установления, ставшие аксиомами человеческого общежития, совместного бытия людей. В них справедливо видеть ценностнонормативное осмысление данного бытия, прежде всего природы (в смысле сущности) самого человека. Они стоят на страже личного достоинства человека, персональной, но партнерски равной сути любого, каждого Другого. Права человека – хорошая основа для разрешения конфликтов, возникающих в различных сферах общественной жизни, как базовая ценность постиндустриального общества права человека есть лишь другое выражение его, человека, исторической самоцельности. Через них мы делаем высшей ценностью самого человека. И пусть здесь пока больше должного, чем сущего – перспектива обозначена правильно. Теперь на нее нужно только работать. Еще одна базовая ценность плюрализма – институционализм. Институционализация – цивилизованная форма решения важных социальных проблем, эффективное средство удовлетворения общественно значимых потребностей людей. Институционализация вообще-то является сквозным цивилизационным измерением человеческой истории. То есть она имела (имеет) место и в традиционном, и в индустриальном обществах. Но в постиндустриальном обществе институционализация приобретает особые 51

черты и, добавим, чрезвычайно важна – в связи с тем прежде всего, что центральной проблемой данного общества является «война частей против целого» (Дж. Гарднер). Институционализация упорядочивает, организует центробежную частно-индивидуалистическую стихию жизни, вводит ее в русло установленных норм и законов, подчиняет так или иначе принятым правилам игры. С ее помощью часть (частное) усваивает что-то и от целого (общего), а индивидуальное, личное подводится так или иначе под социальное, общественное. В этом смысле институционализацию можно считать способом легитимации человеческой деятельности во всем многообразии ее форм. Оправданно видеть в ней и материализацию ответственности человека как субъекта мысли и действия в социальном мире. В постиндустриальном обществе институционализация принимает форму всевозможных ассоциаций или заинтересованных групп, оказывающих самое серьезное влияние (в виде лоббирования, гражданского давления) на процесс выработки и принятия решений. В самой плюралистичной стране, в США их десятки тысяч. И наблюдается твердая тенденция к росту. Ассоциация связывает низы с верхами, народ с властью. Она поднимает на-гора общественной жизни реальные и уже тем законные интересы и устремления людей. Структура ассоциаций – это структура организованных групповых интересов. Ассоциации представляют собой своеобразные центры власти в обществе. Их фракционная, уравновешивающая активность препятствует установлению господства большинства. Традиционное, индустриальное и постиндустриальное общества – это не только прошлое, история, как может показаться по изложенному выше материалу, но и настоящее, современность. Нынешний мир далек от однородности или гомогенности – не только культурной, но и любой другой: экономической, политической, социальной. Средства массовой информации уже успели окрестить его глобальным. Но он в действительности или пока не глобальный, а только глобализирующийся, становящийся глобальным Важно различать календарно-астрономическое и социально-историческое время. Первое однообразно, линейно, необратимо – вперед и только вперед. Второе характеризуется многообразием, лучистостью, веерностью, в нем много самых разных ниш, позиций, траекторий, режимов и темпов продвижения вперед. Люди на самом деле живут в разных временах: кто-то в прошлом, кто-то в настоящем, а кто-то уже и в будущем. И не только люди, но и общества (народы, нации, цивилизации). Не будет преувеличением сказать, что любой этап в развитии того или иного общества темпорально многослоен или разномерен. Темпоральная структура общества вбирает в себя временнyю размерность бытия всех его индивидуальных представителей, носителей. Но его историческое лицо определяется преобладанием той или иной темпоральной массы. Иными словами, современность общества не есть автоматически и современность каждого отдельного человека, в нем живущего. Люди, или индивиды, живут в разных временах и в современном обществе. Просто в этом обществе есть некая критическая масса «современников», от которых и 52

зависит, какая вообще-то эпоха на дворе. Сегодняшняя история мира представляет собой развернутую в пространстве (на поверхности земного шара) чуть ли не всю историю человечества от первобытнообщинного строя, или архаически-традиционного общества (австралийские аборигены, например) до постиндустриальной цивилизации (развитые страны Запада и Востока) Можно ставить вопрос и о своеобразной социально-исторической стратификации человечества. Есть в ней, безусловно, историческое неравенство: свои верхи, середина, низы, свой авангард и арьергард. Иными словами, социальноисторическая стратификация открывает перед нами панораму пирамидальномногослойного человечества: высшие, средние и низшие, – но не классы, а общества. Глобализация с ее размыванием всех границ и линий делает такое обращение «внутренней» социологической терминологии во «внешнюю» вполне допустимым. Конечно, чистых в своей самостоятельности времен и обществ (жизненных укладов) уже давно нет. Тем более их нет в наше (впрочем, для кого оно – наше?) время, когда мир становится поистине глобальным, взаимозависимым, единым. В этот процесс так или иначе втянуты все страны и народы, а значит и все социально-исторические времена. Темы рефератов Общество как система. Взаимосвязь общества и природы. Сферы общественной жизни и их взаимодействие. Развитие знаний об обществе. Духовные ценности и их роль в жизни общества. Перспективы развития общества в различных сферах, его противоречия. 7. Роль средств массовой информации в жизни общества. 8. Общество как виртуальная реальность. 9. Информационное общество: проблемы и перспективы. 10.Культура как духовное измерение личности и общества. 11.Влияние культуры на политическую организацию и экономическую жизнь общества. 12.Роль культуры в социализации личности. 13.Соотношение понятий «культура» и «цивилизация»: противостояние или взаимопроникновение? 1. 2. 3. 4. 5. 6.

Тема 3. СФЕРА МАТЕРИАЛЬНОГО ПРОИЗВОДСТВА 1. Понятие «сфера жизнедеятельности общества». 2. Сфера материального производства. 3. Homo faber и будущее труда. Материальное производство – процесс создания ценностей материальной культуры на основе развертывания коллективной предметнопрактической деятельности и связанной с ней совокупности материально53

производственных отношений людей. Сфера жизнедеятельности общества – мысленно фиксированный своеобразный вид устойчивой, необходимой и никогда не прекращающейся жизненной активности общества, осуществляющейся в форме целостной системы разветвленных и качественно определенных общественных отношений и направленной на последовательную самореализацию сущностных сил социума в одном из универсальных аспектов его наличного бытия. Труд – целесообразная деятельность человека, направленная на созидание материальных и духовных благ, необходимых для существования индивида и общества, – всеобщее условие обмена веществ с природой; главная предпосылка человеческого существования, общая всем формам общественной жизни. 1. Понятие «сфера жизнедеятельности общества» Изложенное выше понимание сущности и качественной определенности общества как особого вида наличного бытия обладает эвристическим потенциалом для решения проблемы выделения и философского осмысления сфер жизнедеятельности общества. Понятием «сфера жизнедеятельности общества» в социальной философии обозначается мысленно фиксированный своеобразный вид устойчивой, необходимой и никогда не прекращающейся жизненной активности общества, осуществляющейся в форме целостной системы разветвленных и качественно определенных общественных отношений и направленной на последовательную самореализацию сущностных сил социума в одном из универсальных аспектов его наличного бытия. Поскольку сущностью общества является взаимопереход материального и идеального, то прежде всего следует выделить сферу материального производства и сферу духовного производства, а затем политико-правовую и социальную сферы, которые существуют на паритетных началах с двумя первыми, но в составе целостного социального организма вместе с тем выполняют функцию посредствующих звеньев в осуществлении взаимоперехода материального и идеального в ходе реализации человеческой деятельности. Общая характеристика указанных сфер общественной жизни будет дана ниже. Но прежде представляется целесообразным описать в общем плане выдвинутое гением русской философии Вл.С. Соловьевым учение о такого рода сферах. Это, с одной стороны, послужит как бы кратким историкофилософским введением к изложению содержания темы, а с другой стороны, поможет лучше осознать правомерность и необходимость используемого в данном учебном пособии подхода, поскольку своеобразное применение последнего четко обнаруживается в процессе анализа соответствующей концепции Соловьева. Хотя с рядом идей этой концепции трудно согласиться, тем не менее заложенные в ней исходные методологические принципы представляются весьма ценными исследовательскими установками. Изложение своего учения о сферах общественной жизни Соловьев начинает с указания на то, что источник их находится в началах, определяющих самую природу 54

человека, т.е. в чувстве, мышлении и деятельной воле, которые имеют две стороны – личную и общественную. Согласно Соловьеву, чувство имеет своим предметом объективную красоту, а мышление и воля соответственно – объективную истину и объективное благо. Первым непосредственным началом общественной жизни Соловьев считает волю, которая направлена на обеспечение существования людей в процессе их трудового воздействия на природу с целью удовлетворения своих потребностей. На этой базе образуется три основных формы практического общественного союза: экономическое общество (первичной элементарной формой которого является семья), политическое общество (государство) и духовное общество (церковь). Если задачей экономического общества является организация труда, то политического общества – организация трудящихся в их взаимодействии как членов социума. Задачей же церкви выступает достижение истинного верховного блага человека – абсолютного существования – полного и вечного. Примечательно то, что Соловьев первым непосредственным началом общественной жизни признает волю. А это значит, что он начинает свой анализ сфер общества с подчеркивания определяющего значения практической деятельности людей. Все другие сферы, связанные с мышлением и чувством, образуются, согласно Соловьеву, в ходе развертывания познавательной деятельности. Таким образом, им выделяются два уровня сфер общественной жизни – практический и познавательный, которые находятся во внутренней связи и элементы которых в своей последовательности соответствуют друг другу. При этом, исходя из мировоззренческих установок своей теософии, он отдает приоритет не материальной, а духовной сфере общественной жизни, а именно церкви, теологии и мистике. Рациональным представляется то, что Соловьев при выделении сфер общественной жизни опирался на принцип противоречивого единства материальной (практической) и духовной (познавательной) деятельности, а также на положение о том, что государство есть посредствующее звено между материальной и духовной сферами общественной жизни. Описанное учение Соловьева о сферах общественной жизни позволяет представить сложность рассматриваемой проблемы и вместе с тем служит своеобразным ориентиром для развертывания новых философских исследований ее содержания. Таким образом, понимание общества предполагает анализ его составляющих, которые получили в социальной философии название «сферы общественной жизни». Анализ структурообразующих общества был произведен в российской философской литературе 60 – 70-х годов XX века. Общественный человек осваивает окружающую действительность тремя возможными способами: посредством чувственно-практического освоения, теоретического освоения и, наконец, ценностного освоения. Все эти три способа обретают свой истинный смысл и свое назначение, когда общество функционирует, действует, преследуя вполне конкретные цели. Фундаментальной сферой жизнедеятельности общества как системы является сфера материального производства. Но как воплощение чувственно-практической деятельности людей она тесно связана со сферой 55

теоретической деятельности (вторая всеобщая сфера), которая поставляет обществу знания о том, как устроен мир, подвергаемый практическому преобразованию. Это знание может приобретать самую разную форму – существовать в виде науки, магии, традиций, астрологии. В любом случае общество постоянно собирает информацию о внешней по отношению к нему среде, делая это профессией для определенного круга лиц – жрецов, деятелей церкви, ученых. Третью всеобщую сферу жизни общества составляет деятельность людей по ценностному освоению действительности. Этим занимаются прежде всего философия, искусство, религия. Ценности связывают сферы материального производства и теоретической деятельности. Любая осознанная, целенаправленная человеческая деятельность может достичь положительного результата для жизни общества, индивидуальной жизни, если человек имеет представления о значимости, ценности тех процессов, явлений или предметов для жизни общества, его собственной жизни, которые будут вовлечены в его целенаправленную деятельность. Помимо трех выделенных всеобщих сфер жизнедеятельности людей в обществе, которые соответствуют трем способам освоения ими внешней действительности, необходимо указать на наличие еще одной всеобщей сферы – сферы управления общественными процессами, т.е. управления обществом как целостной саморазвивающейся системой. С момента появления государства как аппарата власти сфера управления принимает характер политического управления обществом, несет ответственность за эффективность функционирования всего общественного организма. И, наконец, последней (пятой) всеобщей сферой жизнедеятельности людей является собственно социальная сфера. В этой сфере происходит потребление человеком того, что создается людьми в производственной сфере – в материальном производстве, в науке, в ценностной сфере. Это потребление вместе с тем является и производством, воспроизводством человека как природного, социального и духовного существа. В реальной жизни положение людей в обществе по способам присвоения (или освоения) накопленных обществом богатств сильно разнится между собой. Существование богатых и бедных, стариков и детей, одаренных природой и обойденных ею, делает картину социального положения людей и социальных отношений чрезвычайно запутанной. Но в правильном и своевременном политическом решении социальных проблем – ключ к нормальному функционированию и развитию общества как системы. Таковы пять основных сфер жизнедеятельности людей в обществе: 1) материальное производство; 2) сфера производства теоретического знания (наука); 3) сфера оценивающей деятельности; 4) политическая сфера и 5) социальная сфера24. Дифференциация этих сфер играет важную роль в обосновании теории

24

Философия Учебник для вузов. – М., 2005. – С.709-711.

56

исторического процесса. При этом важно выяснить особенности каждой из сфер и проследить их взаимосвязь. Определяющей сферой общества является материальнопроизводственная, экономическая. Это ведущий фактор, условие и предпосылка исторического процесса. На основе экономической жизни формируется социальная сфера общества, предполагающая различные социальные группы, исторические общности людей и их отношения. Социальная сфера общества в свою очередь обусловливает политическую, которая включает в себя 1) политические институты, 2) политические действия, 3) политические отношения, 4) политическое сознание. Наконец, духовная сфера – интегративное свойство и компонент всех видов человеческой деятельности. Она представляет собой процесс целенаправленно организуемой обществом духовной жизни и вырастает буквально из всех остальных сфер общественной жизнедеятельности. Итак, определяющей сферой жизни общества является экономическая, прежде всего материальное производство, которое придает историческому процессу целостность, связь и непрерывность. 2. Сфера материального производства Люди не могут довольствоваться тем, что природа им дает в готовом виде. В этой связи существование общества невозможно без постоянного и изо дня в день происходящего создания необходимых средств для удовлетворения общественных и индивидуальных потребностей с целью поддержания, и развития реальной жизни людей. Поскольку общество (но не индивид) не может прекратить потребление материальных благ, постольку оно не может прекратить и создание последних в ходе преобразования вещей природы. Отсюда бытие общества как части объективного мира есть результат его производственно-трудовой активности. Именно поэтому исходной и вместе с тем главной сферой жизнедеятельности социума выступает материальное производство, представляющее собой процесс создания ценностей материальной культуры на основе развертывания коллективной предметно-практической деятельности и связанной с ней совокупности материально-производственных отношений людей. Под ценностями в данном случае понимаются все вещи материальной культуры, которые имеют значение блага для субъекта (человека и общества). Это необходимые условия возможности их существования. В зависимости от изменения обстоятельств жизни и уровня удовлетворения потребностей людей значение вещей для них может возрастать или уменьшаться. Но только полная утрата вещами своего значения лишает их статуса ценностей. Оценка же вещей в качестве ценностей есть результат выявления и осознания субъектом их значения. Противоположностью материального производства является духовное производство, о котором речь будет ниже. В том случае, когда в ходе философского анализа общества материальное производство сопоставляется с общественным сознанием, оно предстает в качестве общественного бытия, т.е. 57

реальной жизни людей, выступающей объективным источником возникающих в процессе познавательного отражения идеальных образований (представлений, иллюзий, идей, чувств, убеждений и т.п.) общественного сознания. Материальное производство является объектом исследования в первую очередь такой науки, как политическая экономия, а также массы связанных с ней прикладных экономических дисциплин, изучающих его отдельные отрасли и стороны (экономика промышленности, сельского хозяйства, строительства, основы маркетинга и т.д.). Число этих дисциплин постоянно растет, что позволяет не только познавать предмет исследования глубже и всесторонней, но и «заземлять» результаты научных поисков, придавать им все большую практическую значимость. Таково, например, назначение эргономики (от греч. «ергон» – работа), изучающей человека и его производственную деятельность с целью оптимизации орудий, условий и процесса труда. Материальное производство в его историческом развитии является объектом исследования и исторической науки. Однако по-настоящему интерес к этому объекту историки стали обнаруживать сравнительно поздно, что объясняется уже известным нам многовековым господством идеализма в социальной философии, от парадигм которой историки, разумеется, не могли быть свободны. Социальная философия, опираясь на данные частно-научных исследований материального производства, формулирует обобщающие выводы, связанные с его характеристикой как своеобразной сферы человеческой жизнедеятельности и ее места и роли в составе социума. Анализ материального производства для социальной философии имеет смысл лишь в той мере, в какой с помощью его удается полнее осмыслить внутреннюю природу общества как особого вида наличного бытия. Поскольку ее не интересует материальное производство само по себе во всем многообразии его проявлений, постольку она в принципе не может претендовать на то, чтобы подменить собой экономические науки. Основой существования людей является совместная трудовая деятельность. В процессе материального производства возникают и формируются две системы отношений – технико-технологическая и экономическая. Обе системы отношений не просто связаны, но и взаимопроникают друг в друга, и таким «проникающим» элементом наряду с человеком является техника, занимающая достойное место и в экономическом, и в технологическом способах производства. Техника является древнейшим социальным феноменом. Можно сказать, что вся история человечества сводится в конечном счете к истории изобретения все лучших орудий труда. В определенном смысле, с техники, пускай и примитивной, начался человек. Развивая технику он становится животным и общественным, и разумным. В техническом творчестве проявляется уникальная способность человека материализовывать свое мышление, опредмечивать его. В своем техническом творчестве человекизобретатель (Homo faber) не просто копирует природу, а именно изобретает, т.е. создает такие артефакты, которые не имеют аналогов в природе (начиная с колеса и кончая лазером). 58

В истории отношений общества и им же создаваемой техники, оценки ее места и роли прослеживаются различные эпохи. Эпоха зарождения техники и ее первых великих успехов была и эпохой оптимистического отношения к технике, У человека не было еще опаски и тревоги, а тем паче страха перед техникой. Более того – в ней он видит мощнейшее и к тому же единственное средство своего возвышения. Этот важный элемент мироощущения и социально-психологического настроя древних запечатлен и в мифе о Прометее, и в мифе о Дедале и его сыне Икаре, и в ветхозаветном сюжете, связанном со строительством Вавилонской башни. Отношение к технике принципиально меняется в условиях Средневековья с его засильем церкви и религиозного сознания. Технотворчество – дело богохульное, ибо все, что возвышает человека, уничижает Бога. Вот почему среди жертв инквизиции так много изобретателей, обвиняемых в союзе с «нечистой силой». Оптимистическая вера в технику вновь восстанавливается в своих правах с наступлением эпохи Просвещения. Технический прогресс представляется философам непрерывно действующим и главным фактором совершенствования общества, его коренного преобразования. Начиная уже с «Новой Атлантиды» Ф. Бэкона (1624) техника непременно присутствует во всех социальных утопиях в качестве материальной основы желаемого общества. Надлом в долгосрочном технологическом оптимизме даст о себе знать в книге О. Шпенглера «Закат Европы», где цивилизация с ее техническим прогрессом будет объявлена разрушающей стадией в развитии культуры. Правда, предупреждающие громы двух мировых войн вроде бы были забыты в первые десятилетия научно-технической революции (50-70 – е годы XX в.). Эйфория ее успехами, да и всеми предшествующими техническими инновациями, казалось, отодвинула на задний план опасения и тревоги. И это вполне объяснимо: ведь по сути дела при жизни одного поколения широко вошли в производство, быт, науку и образование радио, автомобиль, самолет, телевидение, автоматизация, компьютерная, атомная и космическая техника. Однако с 70-х годов XX в. эта эйфория все больше сменяется технологическим пессимизмом, техника громогласно объявляется тем «злым демоном», который неподвластен человеку и неизбежно погубит его. Создается такое впечатление, что в течение многих веков философское, а тем более обыденное, сознание не обнаруживало объективных противоречий между обществом и человеком, с одной стороны, и техникой и технологией, с другой. И вдруг – прорыв к пониманию, причем не просто противоречий, но самого настоящего антагонизма. В действительности же перед нами итог очень трудного процесса, познания ускоренного реалиями наших дней, т.е. экологическими и социальными последствиями научно-технической революции. Нетрудно заметить, что и технологический оптимизм и технологический пессимизм имеют одно философское основание – техницизм, при котором отношения между обществом и техникой предстают в превращенном виде, техника рассматривается как сила, неподвластная обществу, более того – как вершитель его судеб. В философской концепции техницизма преувеличивается 59

и возводится в абсолют относительная самостоятельность феномена техники и закономерностей его развития. Такая относительная самостоятельность действительно существует, ибо такова природа всех социальных феноменов: относительная самостоятельность становится их атрибутом, как только они появляются на свет. В чем же проявляется эта самостоятельность? Во-первых, она проявляется в том, что в современной литературе получило название «встречного» характера техники. Техника осмысливается как результат встречи человеческого духа с природой, поэтому сущность техники не может быть локализована ни в субъекте (человеческом духе), ни в объекте (природе), взятых в отдельности, она обнаруживает себя как отношение между ними. Практически это означает, что в артефактах наряду со свойствами, заданными человеком, сосуществуют свойства, не входившие в программу изобретателя. Своим происхождением эти свойства обязаны либо первозданной природе, либо тем повреждениям, которые человек ей причинил; по своим последствиям они могут либо приносить дополнительный положительный общественный эффект, либо оказаться «персоной нон грата» (ситуация индифферентности может не приниматься во внимание); с точки зрения познавательного процесса эти свойства могут либо выявиться неожиданно для автора в уже готовом изобретении, либо он предвидел их, но не был способен их избежать. Во-вторых, созданная и введенная в эксплуатацию техника оказывает активное обратное воздействие на общество по принципу умноженного эффекта. Ярчайшими примерами в этом отношении сегодня являются автомобиль и телевидение, выступающие в качестве важных конституирующих элементов сегодняшнего общества – первый прежде всего в сфере экономической и социальной, второй – в сферах духовной и политической. Возникнув как средство передвижения, т.е. для удовлетворения абсолютной, по Дж. Кейнсу, потребности (такой потребности, которую человек ощущает независимо от отношений с другими людьми), автомобиль в то же время стал средством реализации относительных потребностей, удовлетворение которых создает у человека ощущение превосходства над другими. В угоду этим нездоровым потребностям на автомобиль начинает работать значительная часть экономики, порой (в особенности в странах не очень развитых) даже в ущерб удовлетворению более важных потребностей; автомобиль становится одной из основных причин ухудшения экологической ситуации и одним из важных криминогенных факторов (преступления, связанные с угоном автомобилей, убийством их владельцев; дорожно-транспортные происшествия). По аналогичной схеме может быть оценен обратный социальный эффект, исходящий от телевидения. Будучи задуманным для удовлетворения коммуникационных (и прежде всего культурных) потребностей общества, телевидение сегодня наряду с этим служит средством манипулирования массовым сознанием в политических, нравственных и иных целях. Многочасовое времяпрепровождение у телеэкранов отвлекает людей от чтения и делает их малограмотными, наносит ущерб психофизическому здоровью (в 60

том числе является одной из причин охватившей современное общество гиподинамии, а также разнообразных неврозов). В-третьих, созданная многовековым творчеством техносфера может быть оптимизирована ее создателем (обществом) не на основе игнорирования техники и прекращения ее развития, а лишь благодаря осуществлению гигантских технических мероприятий. И все же самостоятельность техники и технического развития остается относительной в рамках определяющего воздействия на них экономической подсистемы общества и социума в целом. В конечном счете от общества, от того как складываются в нем общественные отношения, в том числе отношения людей по поводу их отношения к технике, зависит в каких экономических, политических, нравственных целях будут использоваться инновации, какой темп будет придан развитию той или иной отрасли технического творчества и внедрению в практику ее достижений. Собственно говоря, отношение между обществом и техникой в этом плане принципиально тождественно отношению между обществом и любым другим составляющим ее как систему компонентом. Техника есть базис и одновременно продукт цивилизации, а как мы ее (технику) используем, зависит от нашей культуры. Как и многие системы, составляющие техническое общество, техника знает и периоды изменений, и скачки, качественно меняющие ее уровень, а то и характер. Речь идет о технических революциях, которые не раз совершались в истории. Для понимания места и роли технических революций в истории очень важно выяснить соотношение понятий «экономическая революция» (переворот в экономическом способе производства) и «социальная революция» (переход всей социальной системы на более высокую историческую горизонталь) с понятием «техническая революция». Анализ исторического процесса показывает, что при всей теснейшей взаимосвязи технической революции с экономическим переворотом и всем комплексом социальных преобразований вряд ли можно рассматривать техническую революцию как компонент социальной. Во-первых, не всякая техническая революция приводит к смене одного экономического способа производства другим. Так, изобретение лука и стрелы, переход к шлифованию, пилению и сверлению камня (XIII–XIV тысячелетия до н.э.) означали лишь начало новой эпохи – неолита – внутри одного и того же первобытного общества, поскольку новые орудия труда не приводили к появлению прибавочного продукта и разложению на этой основе существующего общественного способа производства. Указанные явления связаны уже со следующей технической революцией (неолитической) – переходом к культурному земледелию и скотоводству и к металлическим орудиям труда. Во-вторых, не каждый переход от одного экономического способа производства к другому обусловлен технической революцией (это можно увидеть на примере перехода от рабовладения к феодализму). В-третьих, техническая революция в одних случаях может подготавливать революцию социальную (такую роль в развитых странах 61

выполняет научно-техническая революция, подготовившая происходящие сегодня там крупномасштабные процессы радикального изменения всех сторон общественной жизни, их социализацию), но может выступать и как следствие социальной, как техническая основа ее завершения, окончательной победы над прежним экономическим способом производства и формирования основных классов нового общества (промышленная революция конца XVIII – начала XIX в. в Англии). Подытоживая сказанное, мы обнаруживаем, что сама по себе техническая революция не входит в качестве компонента в социальную; связь ее с определенными типами социальных революций носит характер генетический, по принципу «причина – следствие» и «следствие – причина», а не системный – по принципу «часть – целое», «элемент – система». Этот вывод не ставит под сомнение тот непреложный и чрезвычайно важный факт, что именно качественные изменения в технике неоднократно приводили в истории к созданию новой материально-технической базы общества, что вызывало к жизни конфликты между производительными силами и устаревшими производственными (экономическими) отношениями. Но этим не ограничивается роль технических революций. Не менее важно, что каждая техническая революция приводит к смене господствующего технологического способа производства новым, более отвечающим возросшим потребностям общества. Если мы под этим углом зрения бросим ретроспективный взгляд на историю, то обнаружим цепочку из четырех сменявших друг друга технологических способов производства: присваивающего, аграрноремесленного, индустриального, информационно-компьютерного. Каждый из них представляет собой единство определенной материально-технической основы и соответствующих ей технологических отношений. 1. Каждый технологический способ производства характеризуется специфическими, ему одному присущими орудиями труда. При присваивающем технологическом способе производства таковыми являются ручные орудия индивидуального и коллективного пользования для охоты, рыбной ловли, собирания насекомых и растений; при аграрно-ремесленном – железный плуг, скот, ветряная и водяная мельницы, гончарный круг; при индустриальном – машины; при информационно-компьютерном – автоматизированная техника. Весьма примечательно, что сосуществование различных технологических способов производства (а каждый предшествующий не исчезает с победой нового, он лишь теряет свое господствующее значение) отнюдь не приводит к тотальному техникотехнологическому перевооружению древних отраслей. Так обстоит дело со сбором лекарственных растений, со многими видами ремесла, где главные орудия труда так и не изменились. 2. Специфические для данного технологического способа производства орудия труда предопределяют характер труда, предлагаемый данным способом производства человеку и обществу. 3. Каждый технологический способ производства характеризуется 62

также системой организации труда. Последние две черты будут рассмотрены в связи с анализом технологических отношений. Вступая в самостоятельную практическую деятельность, люди застают не только определенное состояние техносферы и ее конкретное преломление в избранной ими отрасли, но и соответствующим образом сложившиеся по этому поводу отношения. При этом данные отношения, как форма, должны отвечать технической основе производства. Они будут разными в зависимости от того, идет ли речь о простой кооперации работников, вооруженных однопорядковыми орудиями труда; о ручной ли мануфактуре с характерной для нее специализацией орудий труда и самих тружеников или о фабрике в условиях машинного производства. Во всех этих случаях перед нами технологические отношения, т.е. складывающиеся на определенной технической основе отношения производителя материальных благ к предмету и средствам своего труда, а также к людям, с которыми он взаимодействует в ходе технологического процесса. Технологическое отношение субъекта производства к предметам своего труда может быть прерывным или непрерывным во времени (в этом отношении разительно отличны друг от друга металлургический процесс и процесс производства зерновых и, соответственно, труд металлурга и труд хлебороба); может быть активным, совершенствующим и даже преобразующим предмет труда, а может быть пассивным, приводящим к истощению и даже исчезновению данного предмета. Отношение субъекта производства к средствам труда в превалирующей степени зависит от характера труда, обусловливающего разделение функций между работником и средствами его труда. Исторически это разделение функций прошло четыре стадии. На первой из них (эпоха присваивающего хозяйства) производственный процесс движется исключительно мускульной силой человека, на второй (домашинная стадия цивилизации) человек остается главной механической силой, но в какой-то степени уже делит эту функцию с тягловым скотом, энергией воды и ветра. На следующей стадии (индустриальное общество) человек продолжает оставаться агентом производства, но окончательно перестает выполнять энергетическую миссию, все больше переключаясь на управленческую. И, наконец, сегодня, в результате научно-технической революции и начавшегося перехода к стадии информационно-компьютерного общества человек выключается полностью из непосредственного производственного процесса, становится рядом с ним в качестве контролирующего элемента. Есть свои закономерности и в отношении человека к людям, которые вместе с ним участвуют в данном производственном процессе. Техника и технология производства предопределяют как должны сорганизоваться люди в масштабе первичной трудовой ячейки и на более высоких уровнях для получения конечного продукта, насколько зависимы они друг от друга по горизонтали в связи с конкретным технологическим разделением труда, как 63

должны строиться отношения по вертикали (между руководителями и подчиненными) и т.д. Рассмотрим более подробно экономический способ производства. Познакомимся непосредственно со структурой материального производства. Здесь традиционно выделяются производительные силы и производственные отношения. Ведущее значение материального производства связано с тем, что именно труд выделил общество из природы. Труд является вечной и естественной необходимостью человеческого общества, а материальное производство – основой его жизни и развития. Понятия «труд» и производство» следует все же различать. Непосредственным результатом трудового процесса является создание необходимых предметов потребления, культурных и духовных ценностей, так что каждый трудовой процесс является производством. Однако не весь производственный процесс требует постоянного участия человека. Так, в сельском хозяйстве на производственный цикл, во многом зависящий от природных условий, уходит гораздо больше времени, нежели на непосредственный процесс живого труда, который является частью этого цикла. Производство можно рассматривать и в более широком плане – как общественное производство, в котором материальное играет ведущую, определяющую роль. Понятием «общественное производство» фиксируется тот факт, что люди производят не только вещи и материальные блага, но и свою социальность: общественные отношения, социальные институты, духовные ценности. Какой бы ступени в своем развитии ни достигло общество, первым условием его существования являются обмен веществ с природой, удовлетворение материальных запросов и потребностей людей в пище, одежде, жилище. Человек не находит этих благ в природе в готовом виде и вынужден их производить. Именно это обстоятельство и отличает его от животного. Развитие животных определяется биологическими законами, развитие общества – закономерностями социальными. Способ производства – понятие, фиксирующее и раскрывающее, как и при помощи каких факторов осуществляется производство. В нем содержится характеристика производительных сил как определенного технологического способа соединения людей и средств труда, способа изготовления продуктов. Однако в этом понятии фиксируются и экономические отношения людей в процессе производства. Оно, таким образом, представляет собой единство двух сторон – производительных сил и производственных отношений, выражающих два ряда отношений людей: отношения к природе и друг к другу. Исторические этапы развития производства отражаются понятиями – первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и социалистический строй общества. Категория «способ производства» имеет важное значение для характеристики каждого исторически определенного общества, поскольку выделяет основную сферу общественной жизни – сферу материальнопроизводственной деятельности людей. Производительные силы характеризуют материально-техническую базу общества и уровень 64

квалификации трудящихся, а производственные отношения – экономический строй общества. В соответствии с этим история развития общества предстает прежде всего как процесс смены способов производства, определяющий изменение всех других структурных элементов общественной формации. Чтобы понять способ производства, необходимо проанализировать каждую из его сторон и раскрыть характер их взаимодействия. Производительные силы и их структура. Производительные силы выражают отношение людей к природе и характеризуют степень овладения ею. По своей структуре они представляют собой единство личностных (человека) и вещественных (средств производства) факторов, необходимых для преобразования вещества природы в нужные человеку продукты. Специфика производительных сил состоит в том, что это есть действующая социальная причина, направленная на то, чтобы придавать природным вещам и процессам форму, удовлетворяющую потребностям общества; это причинный фактор, преобразующий природное в социальное. То обстоятельство, что производительные силы представляют собой единство личностных и вещественных факторов, говорит о том, что их нельзя характеризовать как чисто техническое явление. Включение человека в производительные силы делает их общественными. В этом смысле «производительные силы» – категория социальная. Итак, социально-философское осмысление категории «производительные силы» обусловлено рядом обстоятельств. Во-первых, производительные силы как социально-философская категория являются необходимым звеном, или элементом, без которого понимание сути процесса социализации просто невозможно. Во-вторых, несмотря на то, что производительные силы и производственные отношения составляют диалектическое единство способа производства, любая категория как система может быть рассмотрена как относительно самостоятельное явление. В этом случае в центр исследования ставится изучение внутренней логики построения системы производительных сил, основания членения ее на те или иные элементы, принципы их взаимосвязи. Нас интересует не просто состав элементов системы производительных сил, а механизм их взаимосвязи, обеспечивающий их социализацию. Более того, следует понять суть системного качества производительных сил как целостного образования, чтобы определить закономерности их развития на том или ином этапе мировой истории. Кроме того, важно понять динамику системы производительных сил, ее цементирующее ядро, тенденции их функционирования в их соотношении с производственными отношениями и способом производства в целом. Общими и необходимыми компонентами процесса труда являются предмет труда, средства труда и сам труд, составляющие в своем единстве производительные силы. Предмет труда – это все то, к чему человек прилагает свои усилия. Предмет труда является пассивным элементом производства. Он подвергается различным изменениям и преобразуется в продукт, нужный для человека. 65

Следовательно, предмет труда – это не вся первозданная природа, а лишь задействованная в ходе производства часть, которую человек делает объектом своей деятельности. Нельзя в связи с этим недооценивать роль географической среды, природных условий жизни, геополитический фактор в целом. Вторым элементом производительных сил являются средства труда, т.е. вещь или комплекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда и которые служат в качестве проводника его воздействий на этот предмет. Предмет труда и средства труда, взятые вместе, составляют средства производства. В отличие от предмета труда средства труда играют активную роль в производстве. Наиболее существенную их часть составляют технические устройства, которые принято называть орудиями труда или орудиями производства (машины, механизмы, инструменты). В процессе труда предмет труда и средства труда, будучи вещественными элементами, могут превращаться друг в друга, являясь различными элементами производства. Существенное место среди средств труда, как видим, занимает техника. Основным производственным отношением является отношение собственности на средства производства. Последние могут принадлежать всем, группам лиц либо отдельно взятым индивидам. Если средства производства находятся в руках всего общества (так было в родовой общине), то производственные отношения приобретают характер сотрудничества и взаимопомощи людей. Напротив, если средства производства находятся в руках части общества, в руках частных собственников, то утверждаются отношения господства и подчинения (рабство, крепостничество, наемный труд) и общество в связи с этим делится на классы. Формы собственности могут быть различными. Главными из них являются общественная и частная собственность. Со времен Платона в философии идет спор о том, какая форма собственности лучше. Приведем два характерных мнения, отражающих позиции противоположных лагерей, на которые разделились мыслители по отношению к собственности. Аристотель отмечал: «В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и середина – наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше. При наличии его легче всего повиноваться доводам разума... Государство более всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы, а это свойственно преимущественно людям средним... Они не стремятся к чужому добру, как бедняки, а прочие не посягают на то, что этим принадлежит, подобно тому, как бедняки стремятся к имуществу богатых. И так как никто на них и они ни на кого не злоумышляют, то и жизнь их протекает в безопасности»25. Жан Мелье придерживается следующей позиции: «Почти повсюду

25

Мир философии: Книга для чтения. Ч.2. – М., 1991. – С.414-415.

66

распространено и узаконено заблуждение, заключающееся в том, что люди присваивают себе в частную собственность земные блага и богатства, вместо того чтобы, как следовало бы, всем владеть и пользоваться ими на началах равенства... Благодаря этому каждый старается всякими способами, хорошими или дурными, обладать как можно большим богатством, потому что жадность ненасытна, и она, как известно, является источником всех зол... Вследствие этого наиболее сильные, наиболее хитрые, наиболее ловкие, а часто даже и худшие и недостойнейшие оказываются наделенными наилучшими земными благами и житейскими удобствами»26. Процитированных философов разделяют не только два тысячелетия, но и противоположное отношение к собственности. Для Аристотеля собственность (но не чрезмерная, а умеренная, разумная) – атрибут того слоя, который мы сегодня называем «средним классом». Средний класс, ныне составляющий в развитых странах мира до 80% населения, является главной опорой государства, гарантом его благополучия. Аристотель признает, что не имеющий собственности, как и имеющий ее чрезмерно, склонны к противоправным действиям, потому оба они не могут способствовать сохранению стабильности государства. Мелье, напротив, полагает, что собственность в любом ее виде – зло. Большая часть философов были сторонниками частной собственности. Советская философия унаследовала традиции К. Маркса и Ф. Энгельса, вслед за представителями утопического коммунизма, бескомпромиссно отрицавших частную собственность. Для российской философии это сыграло роковую роль: проблема. В основе таких исторических типов производственных отношений, как первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный и капиталистический, лежит соответствующая форма собственности. При этом следует учитывать, что в реальном укладе хозяйства того или иного общества можно наблюдать сосуществование разных форм собственности. Так, при капитализме существует «не только капиталистическая собственность, которая является основной, но и собственность крупных землевладельцев, мелкая трудовая собственность, различные виды кооперативной собственности. Отношения собственности пронизывают все другие экономические отношения – производства, распределения, обмена и потребления. Так, в родовом обществе при существовании коллективной собственности распределение продуктов труда носило уравнительный характер, а в обществах частной собственности большая часть благ (в процентном соотношении) принадлежит господствующим классам. Какова собственность, таков и способ соединения вещественного и человеческого факторов производства, ибо ею определяется отношение собственников условий производства к непосредственным производителям. При капитализме таким отношением является отношение между капиталистом-промышленником и наемными рабочими. Последние могут соединиться со средствами производства, лишь

26

Там же. С.419-420.

67

продав свою рабочую силу капиталисту. Взятые в своей совокупности, производственные отношения находятся в органическом единстве с производительными силами. Поскольку первые являются экономической формой вторых, постольку ни те, ни другие не могут в своем бытии предшествовать друг другу. Они существуют всегда вместе и одновременно, представляя собой два противоположных и вместе с тем неразрывно связанных аспекта развития материального производства. В их соотношении выражается диалектическое противоречие его содержания и его формы. Устойчивое внутреннее взаимодействие производительных сил и производственных отношений есть способ производства. Сущность этого взаимодействия заключена в двух объективных законах: законе соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил и законе активного обратного воздействия производственных отношений на развитие производительных сил. Согласно первому закону материальная природа и содержание производственных отношений определяется состоянием наличных производительных сил. Так, общинная собственность первобытного строя была вызвана к жизни низкой производительностью тогдашних орудий труда и неразвитостью производителя материальных благ. Все это компенсировалось коллективной организацией труда. Однако переход к бронзовым и железным орудиям, к земледелию и скотоводству позволил в десятки раз поднять производительность труда и изменить тип хозяйствования. В связи с этим на место коллективного общинного труда пришел труд, осуществлявшийся силами семьи и даже отдельно взятого индивида. В этих условиях общинная собственность перестала отвечать требованиям времени и поэтому возникла необходимость ее замены частной собственностью. Так появилось рабовладельческое общество. Возникновение в дальнейшем феодального и затем капиталистического обществ также имело своей исходной причиной постоянный рост производительности труда, который приводил к последовательному утверждению новых форм частной собственности. Несомненно, что последующее укрепление информационно-компьютерного характера производительных сил современного капитализма приведет к существенным изменениям собственнических, распределительных, потребительских отношений, причем в направлении повышения уровня и качества жизни трудящихся и установления большей социальной справедливости. Согласно закону активного обратного воздействия производственных отношений последние могут в развитии производительных сил играть роль либо ускорителя, либо тормоза. Первая их роль реализуется тогда, когда они находятся в соответствии с потребностями развития производительных сил, а вторая выявляется тогда, когда они перестают отвечать новым запросам производства и тем самым обусловливают возникновение кризисных явлений в последнем. Так, экономический кризис капитализма в 20 – 30-е годы XX в. был вызван тем, что тогдашние производственные отношения вошли в стадию конфликта с общественным характером производительных сил капитализма. 68

Разрешение этого конфликта шло по линии введения в разумных пределах государственного регулирования экономики, придания рыночному хозяйству социальной ориентации и использования ряда других мероприятий. В результате капиталистическая экономика получила как бы «второе дыхание» и вышла из кризисного состояния, поскольку буржуазные производственные отношения были приведены в соответствие новому характеру и уровню развития производительных сил капиталистического общества. Подытоживая, следует подчеркнуть, что противоречивое взаимодействие производительных сил и производственных отношений выступает внутренним источником совершенствования и развития материального производства. Будучи содержанием последнего, производительные силы более динамичны, чем производственные отношения, выступающие в качестве устойчивой экономической формы производственного процесса. Обладая в связи с этим относительной самостоятельностью, те и другие находятся в отношениях противостояния и в то же время взаимополагания. Развитие материального производства в своей сущности предстает в виде процесса взаимодействия присущих ему противоположностей, а именно – производительных сил и производственных отношений. Если в структуре общества материальное производство является определяющей сферой его жизнедеятельности, потому что наличное бытие социума невозможно без создания материальных благ, то в структуре социально-философской теории общества учение о материальном производстве является основным концептуальным узлом такого рода теории, потому что в этом учении раскрывается исходное и самое фундаментальное противоречие общества, определяющее собой непосредственно или опосредованно внутренние противоречие общества, определяющее или опосредованно внутренние противоречия всех других сфер общественной жизни 4. Homo faber и будущее труда Сегодня в современном исследовании производительных сил пройдены определенные закономерные этапы и рубежи. В самих подходах к определению производительных сил нет единства в основаниях. Основания берутся самые разные: 1) способность производить продукты и предметы потребления (Г.А. Багатурия, В.А. Вазюлин). Так, Г.А. Багатурия определяет производительные силы как способность производить предметы потребления или как факторы, способствующие такому производству27; для В.А. Вазюлина производительные силы предстают в качестве понятия, «в котором фиксируются силы человека и природы с точки зрения их участия в создании продукта»28; 2) «разграничение двух типов труда – всеобщего и совместного» 27

Багатурия Г.А. Категория «производительные силы» в теоретическом наследии Маркса и Энгельса // Вопросы философии. 1981. №9. С.105. 28 Вазюлин В.А Логика истории. Вопросы теории и методологии. – М., 1988. – С.117.

69

(А.И. Агеев, B.C. Библер, В.П. Кузьмин). А.И. Агеев, например, пишет: «Принципиально важным для понимания логики обобществления производительных сил в ходе мировой истории является разграничение двух типов труда – всеобщего и совместного»29; 3) «факторы общественного и естественного происхождения» (В.Н. Князев). Он, в частности, указывает на объективно-предметный характер или способ, механизм коллективной производительной деятельности, отражаемый в производительных силах, органами которых «являются различные факторы общественного и естественного происхождения»30; 4) единство целесообразной деятельности и факторов повышения производительности труда (Г.Н. Волков): «производительные силы как исторически развивающаяся система, представляющая единство целесообразной деятельности общественного человека и всех факторов, способствующих усилению ее созидательных возможностей, повышению производительности труда»31; 5) многоуровневое образование, в основании которого лежат «вербальные и невербальные компоненты» (Л.А. Микешина), уровневая сущность человека (Е.В. Осичнюк). В своей расширительной трактовке производительных сил Л.А. Микешина, в частности, выделила многоуровневые границы «от знаковых форм (текста) и их интерпретации (контекста, комментариев и др.) объективированного знания до неосознаваемых, невербализованных и т.д. имплицитных компонентов, бытующих в индивидуальном сознании»32. Приведенные здесь точки зрения свидетельствуют о том многообразии подходов, которые имеют место в современной философской литературе. В.Н. Князевым была предпринята попытка обобщения существующих концепций производительных сил. Выше уже говорилось, что вывод, к которому он пришел, свелся к констатации двух моделей производительных сил: статической и динамической. Если первая, упрощенная, которую он называет господствующей в научной и учебной литературе, разработана с точки зрения результата труда, производства, то вторая, динамическая – с точки зрения процесса труда, производства. Основным недостатком статической модели является то, что она «не позволяет достаточно полно отразить историческую динамику производительных сил, в том числе смену «доминант» в их развитии». Вместе с тем обращено внимание на то, что статическая модель производительных сил составляет как бы «обратную сторону» динамической и, таким образом, «при рассмотрении производительных сил как сущностных сил человека в их действительности необходимо учитывать как процессуальный, так и результативный аспект». 29

Агеев А.И. Предпринимательство: проблемы собственности и культуры. – М., 1991. – С.17. 30 Князев В.Н. Человек и технология (социально-философский анализ). – Киев, 1990. – С.22. 31 Волков Г.Н. Истоки и горизонты прогресса. – М., 1976. – С.18 – 86. 32 Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного познания. М., 1990. С. 117

70

Можно согласиться с выводом о том, что вне учета статической и динамической моделей производительных сил невозможно всестороннее осмысление сущности и структуры производительных сил. Так или иначе, но в социально-философском анализе необходимо отталкиваться от известного письма П.В. Анненкову в Париж, в котором К. Маркс, указывая на специфичность становления и развития субъекта производства в процессе социализации производительных сил, заметил: «Благодаря тому простому факту, что каждое последующее поколение находит производительные силы, приобретенные предыдущим поколением, и эти производительные силы служат ему сырым материалом для нового производства, – благодаря этому факту образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества, которая тем больше становится историей человечества, чем больше выросли производительные силы людей, а следовательно, и их общественные отношения. Отсюда вывод: общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это или нет». В этом высказывании, если его анализировать, заложен глубокий социально-философский и диалектический смысл. Прежде всего четко обозначен механизм социализации через распредмечивание и опредмечивание производительных сил как результата и как процесса, в основе которого лежит субъективно-объективная деятельность людей. Эта деятельность всегда осуществляется в конкретно-историческом, социокультурном поле бытия социума или «способа производства» (К. Маркс), которое обеспечивает или не обеспечивает реализацию сущностной природы человека. Поэтому производительные силы представляют собой социально-философскую категорию, в которой отражается система субъективно-объективных связей и отношений к социокультурной деятельности людей, реализующих свою природу в процессе распредмечивания и опредмечивания своей сущности. В предложенном определении производительных сил как социальнофилософской категории отражается система как субъективных, так и объективных связей и отношений, раскрывается механизм социализации индивидов, социокультурная деятельность которых направлена на распредмечивание производительных сил, являющихся результатом деятельности предшествующих поколений. Этот процесс всегда носит не только субъективный, но и не свободный характер. Эта жесткая несвобода, в рамках которой происходит освоение производительных сил прошлого труда, т.е. объективированных производительных сил, всегда будет иметь место в истории. Фактически несвобода выступает в качестве важнейшей детерминанты или условия социализации индивида на всех его уровнях в процессе освоения объективированных производительных сил. В данном случае можно говорить как о плюсах, так и о минусах. Главный недостаток состоит в сужении поля субъективной деятельности людей в процессе познания и освоения объективированных производительных сил. Позитивный же момент такой жесткой социализации связан, в конечном счете, 71

с поступательностью и преемственностью самой природы объективированных производительных сил в ходе их развития. Таким образом, в объективированных производительных силах отражена объективная, закономерная связь в мировой истории между предшествующими и последующими поколениями людей. В ходе овладения этой объективной связью создаются реальные, конкретно-исторические предпосылки на индивидуальном, совместном и всеобщем уровнях социокультурной деятельности людей для опредмечивания своей природы и сущности. Все это в конечном счете способствует возникновению индивидуальных, совместных (коллективных) и всеобщих производительных сил, их конкретно-исторической социализации. Современное материальное производство невозможно без разделения труда, предполагающего существование относительно обособленных и самостоятельных трудовых занятий – профессий (специальностей, рабочих постов и т.д.). Сегодняшний мир профессий – это более 40 000 обособленных видов труда. Эта пестрая картина мира труда постоянно обновляется. Так, по подсчетам социологов, за десятилетие возникает более 5 000 новых видов труда и исчезает почти столько же старых видов. Подобная «микродинамика» в пределах налично существующего мира профессий не меняет его в целом статичной картины, но исподволь накапливает изменения, приводящие к действительным перестройкам мира профессий, всего материального производства (о них мы будем говорить далее). Материальное производство в статике – это та совокупность видов труда, которую застает каждое очередное поколение людей, это тот набор профессий, из которого человек может (в принципе) сделать выбор. Статичная картина мира профессий – это зеркальное отражение существующего в обществе разделения труда. В такой статичной форме мир профессий является предметом особой науки о профессиях – профессиоведения, представляющей собой одну из составных частей традиционной профессиональной ориентации. Как известно, профессиональная ориентация базируется на следующих положениях: 1) существует материальное производство, мир профессий, каждая из которых характеризуется своими особенностями и предъявляет свои требования к человеку, к его личности; 2) существует мир людей, обладающих различными моторными, интеллектуальными, личностными и другими особенностями. Задача профессиональной ориентации состоит в том, чтобы при помощи специальных средств (отбор, коррекция, консультация, рекомендация и т.п.) состыковать, интегрировать, привести в соответствие, в гармонию мир профессий и мир людей так, чтобы, во-первых, были удовлетворены потребности общества в представителях каждой профессии и, во-вторых, были удовлетворены потребности и интересы людей, выбирающих профессии. Иными словами, задача профессиональной ориентации сводится к адаптации процессов психического (личностного) развития людей к нуждам материального производства. Родоначальником современной профессиональной ориентации принято считать американского филантропа профессора Ф. Парсонса, который открыл в 72

Бостоне в 1908 г. первое «Бюро по бесплатной подаче советов по части выбора профессии». Ф. Парсонс, заинтересовавшись судьбами безработных подростков, скитавшихся по улицам американских городов, принялся подыскивать им работу с учетом их индивидуальных особенностей: знаний, вкусов, желаний, предпочтений и т.п. Чтобы выявить эти особенности, он разработал анкету, содержавшую более ста вопросов самого различного содержания: от вопросов о содержании прочитанных книг до вопросов об особенностях зрения, слуха, осязания и т.п. Впоследствии работа Бюро сконцентрировалась на определении экономических, гигиенических, технических и других условий работы в той или иной профессии. Задача Бюро состояла в том, чтобы посредством компетентных советов скорректировать выбор профессии подростком. В своей работе «Выбор карьеры» Ф. Парсонс писал: «...профессиональная ориентация позволяет с помощью разумного совета, руководства и соответствующей подготовки... предотвратить трату человеческой энергии, которая есть результат следующих явлений: во-первых, легкомысленного отношения к вопросу о карьере; во-вторых, недостаточной подготовки к жизни; в-третьих, полного незнания своего «я», своих собственных сил, наклонностей, стремлений, интересов, недостатков, а также их причин, и наконец, недостаточного ознакомления с экономическим положением страны в целом и отдельных районов в частности» Цели традиционной профессиональной ориентации с предельной ясностью сформулировал О. Липман: «...подбор профессий должен обслуживать интересы: 1) ...всего народного хозяйства, содействуя привлечению рабочей силы к тем областям труда, в которых имеется недостаток в рабочих руках, и, наоборот, содействуя отвлечению рабочей силы от тех областей, в которых предложение труда превышает спрос; 2) ...работодателей, содействуя привлечению необходимой для их предприятий рабочей силы в требуемом количестве и требуемого качества; 3) ...трудящихся, содействуя выбору для них таких занятий, при которых они могли бы достигнуть возможно большего успеха». В соответствии с такими целями смысл профориентационной работы сводится к манипуляции рабочей силой для воспроизводства существующего материального производства и стоящей за ним социальной системы. При этом задачи развития личности оказываются объективно соподчиненными по отношению к задачам воспроизводства мира профессий. «Поставить подходящего человека на подходящее место – вот основа профориентации», – писал Э. Клапаред. Манипулятивная функция профессиональной ориентации (стремление оптимально встроить людей в существующее материальное производство) подчинила себе филантропические устремления отдельных исследователей и стала доминировать уже в самых первых практических исследованиях в этой области. Так, в 1910 г. по прямому заказу предпринимателей Г. Мюнстерберг проводил исследования, направленные на обнаружение наиболее профпригодных среди кандидатов на профессии вагоновожатого и телефонистки. Динамика спроса и предложения на рынке труда и интересы предпринимателей, которые профориентация лишь 73

переводила на язык профессионально важных качеств, стали действительной движущей пружиной профориентации. Человек как таковой, личность человека не интересуют работодателей, поэтому они не интересуют и специалистов по профориентации. Главное внимание уделяется изучению таких частичных функций, как глазомер, внимание, кинестетические (тактильные и пр.) ощущения, утомляемость и т.д. и т.п. Для измерения каждой из этих элементарных психических функций разрабатываются разнообразные технические устройства. Ф. Баумгартен, завершая большой обзор различных методик, выявляющих профпригодность, писала в свое время: «...психотехника, изучая способности людей, до сих пор совершенно упускает из виду сложный вопрос о любви к делу, интерес к работе». Однако это упущение объясняется не столько сложностью данного вопроса, сколько отсутствием интереса к нему со стороны предпринимателей. Итак, статичная картина материального производства (мира профессий) – это элемент традиционной профориентационной теории, созданной в своих основных чертах в начале XX в. Статичной картине материального производства (мира деятельностей или мира профессий) можно противопоставить только процесс развития материального производства. Здесь важно, однако, определить, что мы будем подразумевать под таким развитием. Очевидно, что не всякое изменение в мире профессий следует понимать как развитие. Профессии могут возникать, изменяться, исчезать, но общий способ производства при этом может оставаться тем же самым, практически неизменным. Известно, что способ производства определяется в первую очередь особенностями технического и социального разделения труда. Иначе говоря, исторически сложившиеся отношения людей к продуктам и средствам труда, а также взаимоотношения людей в процессе труда обусловливают качественную специфику способа производства и, следовательно, облик соответствующего этому способу мира профессий. Таким образом, процесс развития материального производства представляет собой череду переходов от одного способа производства к другому и проявляется как смена относительно стабильных, статичных картин мира профессий. Материальное производство в статике – это лишь момент относительного покоя в движении, развитии мира профессий, важнейшим и неотъемлемым моментом которого является развитие «производственных отношений». Динамический (т.е. исторический) подход позволяет преодолеть «ограниченный буржуазный горизонт» статичной картины материального производства, выявить его исторические перспективы, показать его прошлое и будущее, понять основные тенденции в настоящем. Историческая заслуга выработки такого подхода к материальному производству принадлежит К. Марксу. Именно он, анализируя историю развития капиталистического промышленного производства на страницах первого тома «Капитала», дал в руки психологам «раскрытую книгу человеческих сущностных сил». Одна из центральных линий анализа в «Капитале» – рассмотрение сменяющих друг друга способов производства и, в частности, анализ содержания соответствующих этим способам профессиональных деятельностей. 74

Динамический подход к миру профессий дает возможность не только подругому посмотреть на этот мир, но и рассмотреть в исторической перспективе процесс развития личности (и профессиональное самоопределение как его важнейший аспект). Только исторический анализ показывает, «что на различных стадиях развития общества труд закреплялся за его членами отнюдь не одинаковым способом, что выбор профессии оказывается весьма прямолинейно зависящим от способа производства». Более того, динамический подход ориентирован на изменение основных целей традиционной профессиональной ориентации, так как его последовательная реализация отодвигает на второй план проблему воспроизводства наличного материального производства, формирования адекватного этому производству «человеческого фактора», выдвигая на первый план проблему расширенного воспроизводства наиболее прогрессивных элементов этой картины, т.е. тех «ростков нового», развитие которых обеспечивает со временем переход к новому способу производства и, следовательно, к новому способу развития личности. Постепенная смена способов материального производства приводит к преобразованию целостной трудовой профессиональной деятельности (ремесла) в труд, первоначально представляющий собой последовательность изолированных и закрепленных за отдельными индивидами специализированных операций, а затем – квазиинтеллектуалъные функции контроля. Мастер-ремесленник уступает место частичному рабочему, который в свою очередь заменяется рабочим-оператором. Таким образом, проведенный анализ позволяет выявить две взаимосвязанные тенденции в развитии мира профессий. Первая из них состоит в том, что человек все более и более вытесняется из сферы материального производства в силу объективной логики развития самого этого производства. Эту тенденцию отмечал еще К. Маркс, когда писал, что рабочий «становится рядом» с процессом производства. Вторая тенденция заключается в усиливающемся распаде, расщеплении и дегуманизации первоначально целостной профессиональной деятельности людей и в передаче все большего числа ее отдельных компонентов (операций, функций) различным энергетическим, рабочим и информационным машинам. Эти тенденции образуют определенное единство, выступая одновременно и как причины, и как следствия развития материального производства. Они объективно присущи его развитию и реализуются в любых социально-экономических условиях. Но те формы, в которых они реализуются в условиях капитализма и социализма, должны были быть диаметрально противоположны. Если в условиях капитализма указанные тенденции проявляются как отчуждение труда, то при социализме формой проявления тех же тенденций должно было бы стать преодоление или уничтожение труда. Отчуждению труда в материальном производстве при капитализме соответствует сокращение необходимого рабочего времени и увеличение избыточного рабочего времени. Уничтожению труда при социализме должно соответствовать сокращение рабочего времени в целом. 75

Конечно, речь идет не о каком-то исчезновении или тем более об уничтожении труда человека как такового, а лишь об исчезновении (уничтожении) определенных деятельностных конфигураций, определенных сочетаний действий человека с его мотивационными отношениями к миру. Здесь, как и в сфере психологии личности, более адекватными терминами являются «преобразование» или «трансформация»: подобно тому, как в процессе полноценного психического развития, диалога с сущностью, личность человека не уничтожается, не исчезает, но лишь преобразуется, так и труд, деяние не уничтожается, а особым образом трансформируется. В связи с этим следует выяснить, что представляет собой труд и что, следовательно, является уничтожением труда. Производительный труд, как и всякая вообще неполитическая, необразовательная и нетворческая хозяйственная деятельность, презирался греками, считался занятием недостойным, унижающим человека и приближающим его к скотине. Тем не менее, за этим занятием признавалась «полезность». Античное общество, как и любое другое, не могло существовать без материального производства, поэтому оно нуждалось в рабах (как современное общество – в наемных работниках и техническом аппарате, который они обслуживают). Однако, по замечанию Х. Арендт, «институт рабства в древности был не средством добыть дешевую рабочую силу или «эксплуатировать» людей ради прибыли, чем он стал позднее, но намеренной попыткой исключить труд из числа условий, на которых людям дана жизнь». Это желание вполне объяснимо, ведь труд ассоциировался у греков (так же как labor у римлян, Arbeit у немцев и travail у французов) с несчастьем, бедствием, болью и мукой. Даже Гесиод, которого обычно числят среди немногих защитников производительного труда в древности, говорит о «труде мучительном» – и называет его «первым среди человеческих зол» (Теогония, 226). В средние века отношение европейцев к труду кардинально не меняется. В необходимости изо дня в день трудиться – «в поте лица» добывать «хлеб насущный» – церковь видела следствие и проявление несовершенной природы человека. Библейская оценка труда как наказания вошла составной частью в этику христианского средневековья. Христос, утверждало духовенство, не трудился. Собирая вокруг себя учеников, он призывал их оставить мирские занятия и быть «ловцами человеков», а не тружениками. «Жизнь созерцательную» (vita contemplativa), приближающую человека к святости, теологи ставили выше «жизни деятельной» (vita activa). Уставами монастырей труд допускался, но исключительно в качестве гигиенического средства аскезы и в очень умеренных дозах. При этом экономическая составляющая труда не принималась в расчет: работали, чтобы «обуздать плоть» и усилие воли противопоставить «соблазнам лени», а не для того, чтобы создать продукт или извлечь прибыль. Чисто производительная (в современном понимании товарного производства) и коммерческая деятельность, преследующая целью обогащение, осуждалась и презиралась духовенством. Не пользовалась она уважением и в среде феодальной знати. Далекое от идеала vita contemplativa, средневековое дворянство, тем не менее, относилось критически ко всем 76

деятельностям vita activa, связанным с материальным производством, накоплением и приумножением богатств. Иначе и быть не могло, ведь богатство служило для феодала орудием поддержания общественного влияния и авторитета, средством обеспечения «тимократического» (в платоновской терминологии) превосходства, а вовсе не рассматривалось как цель жизнедеятельного процесса или источник инвестиций. Богатство растрачивалось – и этим оправдывало себя, являя свидетельство доблести, щедрости и широты натуры сеньора. Трудолюбию, расчетливости и бережливости, этим сомнительным «добродетелям» средневекового homo faber’а, противопоставлялась благородная и бескорыстная щедрость дворянина – величайшее достоинство человека, облеченного властью и привилегиями и «освобожденного от всяких полезных занятий». Таким образом, vita activa людей, привязанных к производительному труду, мыслилась в средние века как противоположность vita contemplativa «аристократической праздности» (Ф. Бэкон) и «героической лени» (К. Маркс) представителей привилегированных классов. Хозяйственнопредпринимательская деятельность, ограничивающая свободу человека (и физическую, и духовную), всячески маргинализировалась и умалялась европейскими философами, историками и поэтами (точно так же Платон и Аристотель в свое время оставляли вне рассмотрения малоинтересные для них вопросы организации труда ремесленников, торговцев и рабов). Даже авторы первых утопий, считающихся «коммунистическими», разделяли это аристократически пренебрежительное отношение к vita activa. Для Томаса Мора труд – всего лишь «телесное рабство», которому свободные граждане Утопии вынужденно отдают часть своего времени, переложивши наименее престижные и, с их точки зрения, унизительные работы на плечи людей несвободных – государственных рабов. Столь же далеки от идеализации труда Т. Кампанелла и Уинстэнли (последний даже предлагал ввести в уголовную практику особое «наказание трудом» – временное или пожизненное обращение в рабство). Подлинной реабилитации vita activa способствовала Реформация. В трудовой деятельности как таковой (включая физический труд, торговлю и ростовщичество – занятия, прежде считавшиеся непристойными) кальвинисты видели истинное и единственное земное предназначение человека, а профессиональный успех рассматривали как доказательство «богоизбранности» христианина. Протестантская этика провозгласила высшими добродетелями трудолюбие и предприимчивость, а все, что каким-либо образом отвлекало от хозяйственно-предпринимательской активности или препятствовало ей, безоговорочно осудила. Укоренение этой идеологии ознаменовало победу индустриального и коммерческого духа капитализма над созерцательнорефлексивным, поэтическим и теолого-метафизическим духом предшествующих – добуржуазных – эпох. Древнегреческое различение труда и досуга сохранило свою силу, однако получило иную трактовку, прямо санкционируется трудом, а не наоборот, как у Платона и Аристотеля. Отдых не 77

сам по себе хорош, но всего лишь полезен и необходим, так как служит восстановлению и накоплению сил для производительной и коммерческой деятельности. Тренировка жизненных функций не ради труда, а ради самой жизни (как мышления ради мышления в диалектике древних), а также любого рода витальная и духовная аскеза… утратили смысл… Все это – «развлечения»; «по-настоящему серьезны» лишь гешефт и работа. Ни в какой другой области наше Новое время не пошло так далеко, как в революционном преобразовании труда, а именно до той точки, когда само значение слова – исконно включавшее «беду и муку», усилие и боль, даже телесное увечье, все, на что человек мог решиться только под гнетом нищеты и несчастья, – для нас утратило свой [изначальный] смысл. Капитализм не только реабилитировал труд как способ существования homo faber’а (добуржуазного раба, ремесленника, торговца и земледельца), но попытался распространить логику vita activa на все прочие сферы человеческой жизнедеятельности, подчинить «прекрасное и невыгодное» (bonum) «полезному и необходимому» (utile). Конечным результатом промышленной революции явилась лейборизация всего западноевропейского общества – порабощение человека трудовой деятельностью. И если в средневековом мире труд и все, что с ним связано (техника, экономика, производство) служили лишь средством достижения цели, целью же являлась сама жизнь или – как это понималось церковью – спасение души человека, то при капитализме экономическая деятельность, профессиональный успех и материальная выгода приобрели самостоятельное значение, т.е. стали самоцелью. Бытие человека также утратило самоценность, так как свелось к его (homo faber’а) жизнеспособности как производительной единицы. Капитализм по-своему ограничил экзистенциальную свободу человека, сделав его целиком и полностью зависимым от труда и поставив перед выбором: работать – или умереть. Свободная, не детерминированная физическими потребностями и потому сознательная жизнедеятельность радикальным образом отличает человека как «мыслящее животное» от прочих живых существ, составляет, по определению Маркса, его «родовую сущность». В терминологии Аристотеля, помимо вещей «полезных и необходимых» человек – создает вещи «прекрасные и невыгодные», и эта способность возвыситься над непосредственными потребностями и материальными – экономическими, хозяйственными, прагматическими – интересами выделяет его из животного царства. Жизнедеятельность не может считаться сознательной и свободной, т.е. подлинно человеческой, если она носит исключительно целерациональный характер и сводится к удовлетворению неких первичных и «естественных» потребностей, вытекающих из необходимости приспосабливаться к среде и решать практические задачи (как на том настаивают прагматисты). «Человек производящий» (homo faber), для которого труд – несчастливая возможность, а тягостная необходимость, который не живет, чтобы «трудиться», а трудится – чтобы «жить», – такой человек, может быть, и воображает себя деятельным, свободным и независимым, однако в действительности он не свободен, не независим и определенно не деятелен. Труд, навязанный ему условиями 78

существования, изнуряет его физически и духовно, ограничивает его самодеятельность и отвлекает от жизни. Однако отказаться от труда человек не в состоянии: он работает, чтобы производить, а производит – чтобы оправдать свое присутствие в мире, доказать себе и другим, что имеет право на жизнь, – чтобы, наконец, заработать себе на жизнь. Таким образом человек утрачивает себя в труде, отчуждая свою «родовую сущность», которая превращается «только лишь в средство для поддержания [его] существования». Homo faber трудится, потому что не имеет возможности не трудиться, и совершенно не важно, доставляет ему удовольствие его труд или нет, творческий он или рутинный, физический или интеллектуальный. Ситуация такова, что «человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте… а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному». Казалось бы, развитие средств производства, рационализация и гуманизация процесса трудовой деятельности должны сопровождаться стиранием (или хотя бы смягчением) противоречия между «сущностью» (в терминологии Маркса) и «существованием», трудом – и досугом. Однако это противоречие сохраняется даже в самом благополучном и экономически развитом обществе, поскольку в таком обществе труд как «деятельность для заработка» продолжает оставаться чем-то вроде повинности, налагаемой на человека и обусловливающей его физическое и социальное бытие. Само по себе «дело» homo faber’а (его содержание) отступает при этом на второй план; деятельность как таковая, вне связи с ее результатом, не имеет для производящее потребляющего субъекта никакого значения; в расчет принимается только польза, которую приносит работа. Представления о пользе могут быть самыми разными, но все они так или иначе соотносятся с «естественной» заинтересованностью человека в «поддержании существования» – обеспечении наиболее выгодных и комфортных условий жизни. Т.е. в современном понимании «польза» выступает характеристикой прежде всего экономической, а не экзистенциальной. Этим современное «отношение к делу» отличается от добуржуазного: древний эллин или средневековый христианин, оценивая ту или иную деятельность, задавались вопросами: хорошо или плохо? истинно или ложно? прекрасно или безобразно? – а не: выгодно или невыгодно? полезно или бесполезно? прибыльно или убыточно? То, чем они занимались, не рассматривалось ими как источник заработка, а потому «прекрасное» могло быть для них одновременно и «бесполезным», а «выгодное» – «дурным». «Платон, – пишет в «Vita activa» Х. Арендт, – первым числивший зарабатывание денег как искусство среди других искусств, ввел его сюда именно потому, что иначе ему не удавалось объяснить денежное вознаграждение, вещь явно совершенно иного рода, чем подлинная цель того что мы сегодня назвали бы вольными профессиями». Это «добавочное» искусство, поясняет Х. Арендт, призвано было освободить человека от тягот существования, от обязанности работать, от необходимости задаваться 79

вопросом: «выгодно или бесполезно?» Оно не ограничивало свободу человека, а наоборот, обеспечивало ее возможность, не лишало досуга, а расширяло его экзистенциальные рамки. Цели других искусств, этим особым искусством лишь сопровождаемых, для Платона и древних греков не имели ничего общего с заботой о жизненных нуждах. В современном панлейбористском обществе, напротив, всякая трудовая деятельность, включая «вольные» творческие профессии, рассматривается прежде всего как источник заработка и «средство для поддержания существования» (Маркс). Эта гиперинтенция (в терминологии экзистенциального психоаналитика В. Франкла), т.е. концентрация внимания на побочных продуктах жизнедеятельности – материальных благах и удовольствиях, которые они приносят, а также социальном статусе, – лишает осмысленности саму деятельность человека. Принцип наслаждения, равно как стремление к власти – лишь производные от более фундаментальной интенциональной потребности человека в обретении смысла, утверждает Франкл. В норме наслаждение и власть не являются целью человеческой жизнедеятельности, но они могут быть (хотя и не обязательно) результатом, или «побочным эффектом достижения цели». Повсеместная и чрезмерная сосредоточенность на этих побочных факторах – невротический симптом нашего времени. Стремление к удовольствию, к материальной выгоде и привилегиям отвлекает современного человека от деятельности как таковой, которая в иных экзистенциальных условиях (при нелейбористском укладе) могла бы составить смысл его жизни. Капиталистический homo faber трудится, лишая себя досуга и удовольствия свободного деятельного времяпрепровождения, только чтобы иметь возможность жить; в этом смысле его положение не многим отличается от положения докапиталистического раба. Наемный труд является современной – более «технологичной», но не менее унизительной и бесчеловечной – формой рабства. Современным рабам предоставляется право менять «хозяев», они могут самостоятельно выбирать, где и сколько работать, но отказаться от работы вообще, т.е. избежать самого способа существования раба, они не в состоянии. Логика этого способа существования распространяется на всех членов общества, включая «хозяев», в действительности являющихся такими же рабами, только более привилегированными и высокооплачиваемыми. Сами «организаторы и администраторы», пишет Герберт Маркузе, оказываются всецело зависимыми от механизмов, которые они организуют и которыми управляют. «В этой взаимозависимости уже не осталось ничего от диалектического отношения между Господином и Слугой, которое было разрушено в борьбе за взаимное признание; это скорее порочный круг, в котором заперты и Господин, и Слуга». Порабощенный экономической деятельностью, «господин» не может уже в полной мере насладиться своим привилегированным положением, извлечь из него экзистенциальную выгоду. Его судьба состоит в том, чтобы способствовать росту и упрочению системы, умножению капитала – и не для целей собственного счастья, а ради самого капитала. «Господин» тоже «служит», растрачивает свои силы, здоровье, 80

витальные и творческие ресурсы, тоже ограничивает себя, насколько это возможно, в потребностях и запросах, – чтобы добиться наилучшего результата в своей деятельности, смысл которой заключается в абстрактном обогащении. Прибыль сама по себе не интересует предпринимателя, она не расходуется им, а вкладывается в производство в виде нового капитала; этот возросший капитал приносит новые прибыли, которые вновь вкладываются в производство, и так ad infinitum. Предприниматель не волен распоряжаться своим капиталом по собственному усмотрению, он вынужден подчиняться диктату системы, которая устроена таким образом, что не дает людям получать удовольствие от жизни. Именно в этом, как утверждает Макс Шелер, выражается специфический современный аскетизм, который был одинаково чужд как средневековью, так и античности, и философия которого явилась важной компонентой процессов, приведших к становлению западного капитализма. Новый панлейбористский аскетизм, пишет Шелер, обнаруживает себя в неспособности наслаждаться, в подчинении полезному и необходимому не только прекрасного и невыгодного, но также всего интересного и приятного. Движущей силой современного человека труда и пользы является ресентимент, направленный против более развитой способности наслаждаться и искусства наслаждения… В результате современный человек переоценивает приятное и наслаждение им из «хорошего» в «плохое» по отношению к полезному – а ведь оно есть не более чем «ордер» на получение приятного. Создается чрезвычайно сложный механизм производства приятных вещей, кипит, никогда не затихая, работа по его обслуживанию – и все это без перспективы на то, чтобы, в конце концов, насладиться этими вещами. А поскольку труд ради пользы как не знающее границ влечение уже психологически вырос из ослабленной способности наслаждаться и ее остатки постепенно им поглощаются, постольку те, кто больше всех занимается полезным трудом, завладевая внешними средствами наслаждения, как раз меньше всех и способны наслаждаться; между тем витально более одаренные группы, которым именно желание наслаждаться не позволяет конкурировать с трудом других, наоборот, постепенно лишаются средств, способных доставить им истинное наслаждение. Таким образом, современная цивилизация стремится к тому, чтобы бесконечно производимые и накапливаемые ею приятные вещи никому – в конечном счете – не пригодились». Более категорично эту же самую мысль (правда, применительно к иному историческому контексту) выразил в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркс. Он показал, что экономическое развитие, естественный рост потребностей и средств для их удовлетворения при капиталистическом способе производства совпадают с сокращением реальных возможностей этими средствами воспользоваться. Капиталистический homo faber – наемный раб – чувствует себя отчужденным как от трудовой деятельности, которую он ведет (процесса труда), так и от ее конечного результата (продукта деятельности). Он трудится лишь в силу необходимости, и при этом не может свободно распоряжаться плодами своего труда. Подлинным идеалом политической экономии, пишет Маркс, этой «науки о лишениях и бережливости», является 81

«аскетический, но производящий раб». «Ее основной тезис – самоотречение, отказ от жизни и от всех человеческих потребностей… Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности. Всю ту долю жизни и человечности, которую отнимает у тебя политикоэконом, он возмещает тебе в виде денег и богатства». Герой «аскетического» панлейбористского общества, современный наемный раб – это par excellence «профессионал», узкий специалист в той или иной области. Вследствие разделения труда (и по мере его развития) работник все в большей и большей степени впадает в зависимость от работы – как правило, весьма односторонней и инвариантной. «Каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти». Профессия определяет жизненное положение человека, а вместе с тем и его личную судьбу, его настоящее и будущее. Выбирая для себя род деятельности (зачастую не по собственной воле, а в силу обстоятельств), человек «программирует» свою жизнь, задает себе некий алгоритм поведения, который исключает возможность универсальной и не детерминированной внешними факторами самореализации индивида в альтернативных его профессии сферах. Человек идентифицирует себя со своей профессией, вся его жизнь как бы нанизывается на нить профессиональной деятельности. И чем прочнее эта «нить», чем она цельнее и протяженнее – тем лучше. Способность человека труда строго следовать избранному пути, его профессиональная «компетентность» и преданность делу более всего ценятся в панлейбористском обществе. Также всячески поощряются дисциплинированность, скромность запросов и нацеленность работника на достижение максимального результата в конкретной области приложения его профессиональных усилий. Наоборот, стремление к самореализации за пределами этой области, к накоплению новых знаний и освоению новых «предметов», напрямую не связанных с предметом основной деятельности, осуждается и дезавуируется как проявление «дилетантизма». Наниматель заинтересован в том, чтобы наемный работник в совершенстве владел некоторым ограниченным набором приемов и оперативных навыков, развивал их и эффективно использовал, будучи полностью абсорбирован этой деятельностью – до такой степени, чтобы не иметь ни возможности, ни даже желания отвлекаться от нее. И человеку ничего не остается, как принимать эти неизменные правила. В результате он привыкает к труду и оказывается зависимым от него уже не только экономически, но также и психологически, компульсивно. В панлейбористском обществе профессионализация утверждает себя («достигает всеобщего порядка», как сказал бы Маркс) путем отрицания индивида. «Индивид как личность» становится «профессиональным индивидом», наемным рабом, который беспрерывно трудится (чтобы жить) и которому отказано в свободном и универсальном развитии. Труд и профессия, пишет в «Обществе риска» Ульрих Бек, в ХХ веке сделались «осью образа жизни» западного человека. «Еще в детстве, целиком находясь внутри семьи, подрастающий человек на примере отца узнает, что 82

профессия есть ключ к миру. Впоследствии на всех этапах социальное образование остается соотнесено с не существующей в нем «потусторонностью» профессии. Зрелость уже полностью проходит под знаком наемного труда, и не только ввиду того, что определенное время человек отдает непосредственно труду, но и ввиду того, что он «перерабатывает» его или же планирует во внерабочее время – до и после. Даже «старость» определяется через неучастие в профессиональной деятельности». Наиболее ярко, делится своими наблюдениями Бек, то исключительное значение, которое приобретает наемный труд в жизни современного человека, проявляется в ситуации, когда двое незнакомых людей при встрече спрашивают друг друга: «Кто вы?» – и в ответ называют не хобби, не религиозную или национальную принадлежность, не философскую или политическую доктрину, приверженцами которой являются, а профессию или место работы. «Профессия служит обоюдным идентификационным шаблоном, посредством которого мы оцениваем людей, ею «обладающих», в их личных потребностях, способностях, экономическом и социальном статусе». Бек утверждает – довольно категорично и, кажется, безосновательно, – что обществу «стандартизированной занятости» скоро придет конец. Формальный и неформальный труд, работа по найму и безработица, по его мнению, в будущем «сплавятся» в совершенно новую систему более гибких, множественных и плюральных форм неполной занятости. Но в любом случае, отмечает он, было бы удивительно и абсурдно (а именно это и происходит сегодня) ставить знак равенства между конкретным индивидуализированным субъектом и профессией, которой он «обладает», ведь тогда индивид, скрывающийся за своей профессией и как бы растворяющийся в ней, из «обладателя» превращается в «обладаемого». Неслучайно это ключевое слово в цитированном выше фрагменте взято в кавычки: на самом деле, более правильно было бы сказать, что в панлейбористском обществе не человек обладает профессией, а профессия – человеком. Приобретая профессию (а вместе с ней определенный более или менее гарантированный доход и социальный статус), индивид утрачивает себя. Его сознание, его представления о мире, идеалы и ценности оказываются интериоризацией внешних требований и запросов. Таким образом, человек адаптируется к среде, к условиям бытия, от него никак не зависящим. В качестве «профессионала», он выходит на рынок труда, выставляет себя, словно товар, на продажу. И – как со всяким другим товаром – рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, умения и черты характера, и даже определяет само их существование. Если качества, которые может предложить человек, не пользуются спросом, то он оказывается совершенно лишним на рынке труда, и само его существование как индивидуализированного субъекта ставится под вопрос; точно так же товар, который нельзя продать, не представляет рыночной ценности, хотя и обладает потребительной стоимостью. Уверенность человека в себе, его самоуважение и «чувство идентичности» превращаются лишь в отражение того, что думают о нем и чего от него ждут другие люди. У самого человека нет никакой уверенности в собственной ценности, независящей от его профессиональной 83

востребованности и рыночного успеха. Если на него есть спрос, то он считает себя «кем-то»; если же он не востребован и обойден вниманием – он и в собственных глазах попросту никто. В наше время общераспространенным является негативнопренебрежительное отношение к людям «без дела» – социопатическим личностям, уклоняющимся от труда и культивирующим «свободный образ жизни», а также к тем, кто, в свою очередь, критически или же просто равнодушно относится к профессиональной деятельности, которой им приходится заниматься, и кто всеми возможными способами пытается оградить себя от нее. Таких людей называют лентяями, бездельниками и тунеядцами. Профессиональная деятельность идеализируется и отождествляется с «жизнедеятельностью вообще» – и ей противопоставляется «бездеятельность» как пассивная незанятость и пустое времяпрепровождение человека, не вовлеченного в трудовой процесс. Однако это представление в корне ошибочно. В действительности самым бездеятельным, бессмысленным и пустым – как правило и в подавляющем большинстве случаев – оказывается времяпрепровождение homo faber’а, которое на самом деле (что бы ни утверждали и как бы ни пытались завуалировать данное обстоятельство идеологи панлейборизма) только расстраивает и рутинизирует жизнь человека, парализует его активность и отвлекает от решения экзистенциальных задач. «И «активность», и «пассивность» могут иметь два совершенно различных значения, – пишет Эрих Фромм, – Отчужденная активность в смысле простой занятости фактически является «пассивностью» в смысле продуктивности, тогда как пассивность, понимаемая как незанятость, вполне может быть и неотчужденной активностью». Неучастие в организованной трудовой деятельности, навязываемой человеку условиями социального бытия и традицией, не только не исключает его экзистенциальной активности, но напротив – предполагает ее, а вернее сказать, обеспечивает возможность такой активности: человеку, избавленному от труда, ничто не мешает заполнить имеющийся у него досуг осмысленной и активной деятельностью, которая может быть и более «продуктивной» (в терминологии Фромма), и даже более «полезной и необходимой» (в терминологии Аристотеля), чем работа за материальное вознаграждение. В этом смысле дилетантизм, понимаемый как вид жизнедеятельной активности не привязанного к труду человека, следует считать разумной и желательной альтернативой репрессивной профессионализации. Освобождение человека требует отмены труда – не «усовершенствования» или «модернизации», не гуманизации условий труда или реформирования системы оплаты, а именно отмены. Разумеется, речь в данном случае идет не о трудовой деятельности человека вообще, а об определенной и, вне всякого сомнения, исторически преходящей форме ее организации – наемном рабстве. Свобода, утверждал Маркс, «начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью». Труд исключает свободу, если он служит лишь средством для поддержания существования, если он носит принудительный и 84

односторонний – профессиональный характер. В этом контексте, противопоставляя свободной жизнедеятельности человека обусловленный «нуждой и внешней целесообразностью» профессиональный труд и говоря о необходимости его отмены, Маркс употребляет гегелевский термин Aufhebung (ауфхебунг): упразднение означает одновременно восстановление содержания в его истинной форме. Человек – жизнедеятельное существо, и главным его занятием должна быть сама жизнь, а не производство средств жизни. Депрофессионализация трудовой деятельности является необходимой предпосылкой такого освобождения человека для жизни. Идея отмены труда кажется утопичной, но только на первый взгляд. В действительности никакие объективные факторы, кроме социальной апатии наемных рабов и коллективного суеверного страха перед реформами, не препятствуют трансформации нынешней системы организации производства в постлейбористскую экономику. Современное общество, пишет Х. Арендт, вполне созрело для такой трансформации, готово освободить себя от оков труда, однако западному человеку «едва уже только понаслышке известны те высшие и осмысленные деятельности, ради которых стоило бы освобождаться». Следовательно, Aufhebung – задача не экономическая (не в первую очередь, во всяком случае), а экзистенциальная. Социальной реформе должна предшествовать «революция духа» – перестройка сознания человека, его представлений о смысле и целях жизни. Это касается, прежде всего, отношения homo faber’а к труду. На смену господствующей экономической мотивации жизнедеятельности, естественной для человека труда, должна прийти постматериалистическая ориентация на продуктивное, но не целерациональное действие, предполагающая абстрагирование от экономического интереса. Логике профессионализма – теории и идеологии наемного рабства – следует противопоставить интуицию и здравый смысл просвещенного дилетантизма. Первым практическим шагом в указанном направлении могло бы быть решительное сокращение рабочего времени – до 3-4 часов в день. Такая реформа труда неизбежно привела бы к снижению производства и, как следствие, падению уровня жизни. Однако эта чисто материальная, количественная потеря была бы сполна компенсирована выигрышем «качества жизни», притом – «для всех без исключения членов общества» (Ж. Эллюль). «Качество» определялось бы продуктивностью времяпрепровождения освобожденного от трудовой повинности человека, осмысленностью и результативностью его жизнедеятельности. Ведь свобода – это привилегия, которой нужно уметь пользоваться. Как уже отмечалось выше, – не синоним безделья, скорее наоборот. Aufhebung не состоится, если весь обретенный человеком досуг будет тратиться им впустую – на развлечения и удовольствия. Такая метаморфоза явилась бы свидетельством не прогресса, а деградации общества. Однако угрозу постлейбористского «вырождения» человека критики проекта отмены труда явно преувеличивают. Склонность к активности, к свободной и сознательной жизнедеятельности – прирожденное свойство человека, а лень – патологический симптом. В 85

«техноколлективистском обществе» (Юнгер) человек стремится избежать отчужденного, принудительного труда, навязываемого ему государством, нормами «коллективной морали», семьей; этот его эскапизм – естественная реакция на ущемляющие его экзистенциальное право на жизнь социальные обстоятельства. Вполне понятно, что при таком положении дел любой трудовой деятельности homo faber предпочитает безделье, а все имеющееся у него свободное от исполнения профессиональных обязанностей время он посвящает «отдыху». С вызволением человека из пут наемного рабства изменится и его отношение к труду. Уже не чувства вины и ответственности, не забота и страх и не примитивная материальная заинтересованность, а экзистенциальная потребность в труде станет руководящим стимулом жизнедеятельной активности для большинства здоровых и работоспособных людей, и только меньшинство больных, физически или интеллектуально неполноценных и социопатических личностей будут по-прежнему предпочитать ничегонеделание. В интересах большинства общество может позволить себе роскошь терпимости в отношении этого меньшинства. Речь идет о признании безусловного права человека на жизнь вне зависимости от того, работает он или «уклоняется» от работы, выполняет свой «общественный долг» или нет. Реализации этого принципа можно добиться только в том случае, если каждому человеку в постлейбористском обществе будет гарантирован некоторый минимальный доход, достаточный для удовлетворения элементарных потребностей существования. Тогда никому не придется доказывать свое право на жизнь либо оспаривать его у кого-то другого на рынке труда; желание конкурировать и подавлять вытеснится стремлением индивида к осмысленной жизнедеятельности – к обретению смысла жизни в деятельности как таковой. Общество, вне сомнения, должно будет заплатить за это определенную цену. Какую именно цену, каковы механизмы практической реализации проекта Aufhebung, его предпосылки и прогнозируемые последствия – это вопросы, подлежащие специальному и самому углубленному изучению. Конечно, все зависит от конкретных условий экономического развития, от целого комплекса исторических, социокультурных и экзистенциальных факторов. Определенно можно лишь утверждать, что поставленная задача, как свидетельствует опыт «благополучных» западноевропейских государств в ХХ веке, вполне решаема. Критика идеи отмены труда базируется на ошибочном отождествлении бездеятельности и незанятости. Утверждается, будто альтернативой труда может быть только праздное и бездеятельное времяпрепровождение лишенного связи с реальностью человека. «Мир вне труда, – пишет Петер Козловски, – не имеет для человека удовлетворяющего его смысла»; такой мир «становится скучным, печальным, … лишенным перспектив будущего». «Окончательное освобождение от труда, т.е. от серьезного, планомерного, претворяющегося в жизнь и связанного с чувством ответственности столкновения с окружающими людьми, можно считать ужасным видением. Оно предъявляет чрезмерные требования к человеку, поскольку оставляет его на волю непоследовательного и ни к чему не обязывающего произвола. В основе его лежит ложное понятие свободы как чистой свободы выбора и произвола поведения». 86

Эти и подобные им критические рассуждения современных авторов – «антиутопистов» никак не затрагивают аргументации теоретиков отмены труда (от Аристотеля до Жака Эллюля), поскольку в понятия, которыми оперируют обе стороны, вкладываются совершенно различные смыслы. В одном случае под трудом понимают жизнедеятельность человека вообще, безотносительно к конкретно-историческим и экзистенциальным обстоятельствам; в другом случае имеют в виду специфическую форму труда, преобладающую в панлейбористском обществе, – труд наемных работников и профессиональных служащих. Aufhebung отменяет только наемный труд – ту разновидность активности человека, которая продиктована «нуждой и внешней целесообразностью» (Маркс) не в меньшей степени, чем добуржуазное (кажущееся теперь невозможным) рабство. Но лишить человека труда в первом из противопоставленных смыслов – трудовой деятельности как таковой, предполагающей, по Козловски, «серьезное, планомерное и связанное с чувством ответственности столкновение» с миром и с окружающими людьми, – значит лишить его самой жизни. В этом широком смысле созидательнотрудовая активность (действительно, не имеющая ничего общего с «чистой свободой выбора и произволом поведения») составляет сущность существования человека в мире. Задача заключается как раз в том, чтобы обеспечить возможность экзистенциальной активности человека, его неотчужденной осмысленной жизнедеятельности, – и отмена внешнего (принудительного) труда является непременным условием этого. За пределом репрессивного мира наемного рабства депрофессионализированный индивид, избавившись от экономической и психологической зависимости от конкретной профессиональной деятельности, сможет обрести в свободном труде подлинный смысл своего существования. Вместо того чтобы трудиться для жизни, он получит возможность жить для труда. Своеобразной антитезой концепции Х. Арендт является работа И. Рифкина «Конец труда и его будущее». В ней И. Рифкин, имея в виду западный мир, пишет, что наши политические институты, наши общественные обязанности и экономические отношения – все сориентировано на людей, которые продают на рынке свою рабочую силу, однако в условиях глобальной информационной экономики рабочая сила становится все более ненужной. «Нам нужны альтернативы наемному труду, чтобы не оставить без использования силы и таланты будущих поколений», – к такому выводу склоняется автор. Неиспользуемый труд перерастает в центральную проблему будущего. «Если не удастся направить в правильное русло способности и энергию тех сотен миллионов безработных женщин и мужчин и поставить перед ними разумные задачи, то обнищание и беззаконие охватят наши сообщества, они распадутся и ничто не сможет их спасти». Вместе с тем И. Рифкин прекрасно осознает, что «закат» труда в информационную эпоху означает «закат» неквалифицированного простого труда. В современном мире происходит превращение информации в основной инновационный ресурс общества. На наших глазах произошла цивилизационная бифуркация общечеловеческого масштаба. Мы живем в мире, 87

управляемом пространством информационных потоков. Потоки информации, протекающие через государственные границы, внутри производственнохозяйственных компонентов, между ними – через мировые рынки труда – определяют облик новой цивилизации. В условиях распространения информационных технологий главными становятся знания, неотделимые от человека, а условия их развития и применения оказываются все более доступными. По определению П. Друкера, «знания становятся подлинным капиталом и главным ресурсом для создания богатства». Автор приходит к любопытному выводу: «Переход к знаниям и образованию в качестве пропуска к хорошей работе и возможности сделать карьеру прежде всего означает переход от общества, в котором главной дорогой к успеху был бизнес, к обществу, в котором бизнес является лишь одной из возможностей, притом не самой лучшей». Аналогичны представления французского социолога А. Турена: по мере расширения информационно-насыщенных видов деятельности культурное производство будет оттеснять материальное на второй план. Культура приобретает роль критерия общественного развития. Принцип «прежде всего – человек, затем – вещи» становится реальностью. Производство нового типа имеет настоятельную потребность в гуманизации, одушевлении человека. Человек ставится в центр контроля над потоками информации. На ее основе он должен принимать решения и грамотно устранять незапрограммированные ситуации. Вследствие интеллектуализации труда разница между свободным и рабочим временем стирается, так как во многих случаях человек использует часть своего свободного времени для пополнения и совершенствования интеллектуальных способностей. Складываются новые социально-культурные приоритеты: акцент на индивидуальности и идентичности служит характеристикой поднимающихся социальных слоев и групп. Самоценность культурной составляющей труда обнаруживает себя в радикально новом социальном феномене: в росте так называемого третьего сектора экономики. Это сфера добровольного труда, где люди работают на общественных началах, а не за деньги. Именно добровольный труд манифестирует органическое сочетание труда с ценностями самовыражения и свободы творчества. Об исторической значимости добровольного приложения сил и талантов человека И. Рифкин говорит так: «В рыночном секторе производительность является единственным критерием, и поэтому машины в этом секторе должны занять место людей. В противоположность этому в Третьем секторе упор делается на развитие человеческих отношений, возможностей сопереживания, на солидарность и ответственность, то есть те свойства, которые чужды машинам». И. Рифкин специально подчеркивает, что повсюду в мире возрастает социальное значение некоммерческого сектора. Итак, культурно-созидательная функция труда набирает силу. Труд, с которого «сорвана» антагонистическая экономическая форма, – это уже не труд animal laborans, a продуктивная деятельность, целью которой становится всестороннее развитие человека – эмоционально-волевой и когнитивной сферы подлинного субъекта труда. Но открыть двери самосовершенствованию 88

человека в трудовом процессе можно лишь за счет радикального улучшения и совершенствования отношений между людьми, т.е. преобразования их социального бытия. С полным пониманием Э. Фромм писал, что свобода и экономические гарантии, а также организация общества, при которой труд является осмысленным, значимым проявлением способностей человека, – все это факторы, благоприятствующие осуществлению природного стремления человека к реализации своих возможностей.

1. 2. 3. 4. 5. 6.

Темы рефератов Зависимость уровня жизни от состояния экономики. Изменение положения человека в процессе производства. Воздействие НТР на различные сферы деятельности. Социальные последствия НТР. Производство как процесс взаимодействия материальных и духовных факторов. Философское объяснение соотношения «человек – труд».

ТЕМА 4. СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА 1. Социальная структура. 2. Этническая структура общества. 3. Демографическая структура общества. 4. Поселенческая структура общества. 5. Классовая структура. 6. Профессионально-образовательная структура. Социальная группа – совокупность людей, которые осознают свою принадлежность к данной группе и считаются членами этой группы с точки зрения других. Род – группа кровных родственников, ведущих свое происхождение по одной генетической линии. Племя – свойственная первобытному обществу форма социальной общности, которая представляет собой совокупность родов, связанных кровнородственными отношениями, общими чертами культуры, племенным самосознанием и самоназванием. Семья – основанная на браке или кровном родстве малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью. Брак – форма отношений между мужчиной и женщиной, которая соответствует принятым в обществе морально-правовым нормам, определяющим их супружеские и родительские права и обязанности. Народность – исторически сложившаяся общность людей, имеющая свой язык, территорию, известную общность культуры, зачатки экономических связей.

89

Нация – исторически сложившаяся, устойчивая форма объединения людей, имеющих, как правило, общность территории, экономики, языка, традиций, культуры и психологического склада. Классы – большие группы людей, различающиеся по их месту в системе общественного производства, их отношению к средствам производства, их роли в организации труда, способами получения и размерами достающейся им доли общественного богатства (определение В.И. Ленина). 1. Социальная структура При анализе социальной структуры, следует иметь в виду, что общество – это сложное, составное целое, состоящее из организованных элементов, между которыми постоянно существует связь. Термин «структура» (от лат. structura – строить) ввел в социологию Г. Спенсер. К этому времени он уже давно и широко использовался в естественных науках, особенно в биологии и анатомии, для обозначения постоянных отношений между отдельными частями организма и его целым. Органицистская направленность Г. Спенсера требовала соответствующей терминологии. К тому времени уже вполне сложилась парадигма общества как целого, состоящего из взаимосвязанных элементов, каждый которых приобретает значение и смысл исходя из целого. Такое понимание общества фигурирует везде, где идет речь о классах, нациях, социальных слоях, институтах и других составных частях общества, связанных между собой стабильными отношениями. Поэтому определение социальной структуры, отражающее это понимание общества, может быть таким: социальная структура – это принявшее повторяющиеся и устойчивые формы переплетение взаимоотношений и взаимосвязей между элементами общества. Социальная структура дает нам ощущение того, что жизнь организованна и стабильна. Социологи рассматривают социальную структуру как социальный факт из тех, которые описывал Э. Дюркгейм. Мы воспринимаем социальный факт как нечто существующее вне нас, как независимую реальность, которая является частью нашего окружения. Следовательно, социальные структуры ограничивают наше поведение и направляют наши действия в определенное русло. Так, поступив в университет, первое время вы чувствуете себя как-то неловко, потому что еще не вписались в новое окружение. Традиции и обычаи университета – это социальная структура, которую приняла данная организация за многие годы регулярного взаимодействия между студентами, преподавателями и руководством. Принято считать основными элементами социальной структуры: индивидов с их статусными и социальными ролями (функциями), объединения этих индивидов в социальные группы (например, классы), социальнотерриториальные, этнические и другие общности. Социальная структура выражает существенные и устойчивые функциональные связи между этими элементами, специфичными для различных общественно-исторических условий. Социальные общности различаются между собой по ряду черт, среди которых наиболее значимыми (для их выделения в самостоятельные общности) являются потребности и интересы, ценности и нормы, место в общественном 90

разделении труда и связанные с ними социальные роли; различие между ними усматривают также в степени их социальной однородности и устойчивости Неоднородность распределения ресурсов в обществе и их большое разнообразие ведет к чрезвычайно сложной картине возникающих в нем социальных структур. Каждая из них вовлекает в себя группу людей, которые маркируют (выделяют, определяют) свою принадлежность к ней некоторыми признаками, объединяющими их. К таким признакам относятся, например, кровнородственные отношения, язык, профессия, место проживания, гражданство и др. Подобные признаки, маркирующие принадлежность человек к той или иной социальной структуре, называют социально значимыми. Они, как правило, осознаются людьми в качестве существенных признаков. Следует различать реальные и абстрактные группы людей. Если реальные группы маркируются социально значимыми признаками, то абстрактные группы можно формировать, взяв за основание любой признак, не имеющий никакого социального значения: цвет глаз, рост, первую букву имени, длину мизинца и т.д. Современный социолог Р. Мертон дает им следующее определение: социальная группа – совокупность людей, которые осознают свою принадлежность к данной группе и считаются членами этой группы с точки зрения других. Социальную группу в научной литературе нередко называют также социальной общностью. Но этот термин чаще всего применяется для обозначения социальных групп, выделенных по территориальному или этническому признаку. У представителей одной и той же социальной группы или общности вырабатываются во многом одинаковые представления о жизни, а также нормы поведения, ценности и идеалы. Эти группы нередко оказываются в конфликтных отношениях с другими группами. Так, XX век захлестнули межнациональные распри. Для нашей страны до сих пор остается нерешенной проблема глубокого различия между образами жизни горожан и сельских жителей. В последние годы резко обострились противоречия между богатыми и бедными. В литературе обычно выделяют следующие основные типы социальных структур:  по кровнородственным связям – семья, род, племя;  по этнокультурным корням – этносы (народы, нации);  по социально-экономическому статусу – страты (касты, сословия, классы);  по половому признаку – мужчины и женщины;  по возрастному признаку – поколения (дети, юноши, взрослые, старики);  по степени упорядоченности, организованности – толпа, публика, социальная организация. Однако, если иметь в виду развитую ступень общественного развития, то социальную структуру общества схематично можно представить следующим образом (см. рисунок). Расположение человека в центральной точке схемы хотя и очень условно, но отражает крайне существенный момент: индивид «вписан» 91

в каждую из общностей, характеризующих компоненты социальной структуры. Он одновременно осуществляет свою жизнедеятельность и как член семьи, и как представитель класса и профессии, и как горожанин либо селянин, и как индивид, относящийся к определенной этнической общности. Демографическая структура Этническая структура

Поселенческая структура

ЧЕЛОВЕК

Классовая структура

Профессиональнообразовательная структура

Итак, в порядке рабочего определения можно сказать, что социальная структура общества есть целостная совокупность всех функционирующих в нем общностей, взятых в их взаимодействии. Все структуры, составляющие в своей совокупности и взаимодействии социальную структуру общества, имеют двоякое происхождение. Две из них – этническая и демографическая – по своим корням связаны с биологической природой человека и в самой значительной степени, хотя и под эгидой социального, представляют это биологическое в общественной жизни. Три других – поселенческая, классовая, профессионально-образовательная – социальны в полном смысле слова, и сложились в результате трех великих общественных разделений труда, перехода к частной собственности и классообразования. Поскольку нами избран исторический подход к последовательности рассмотрения каждой из пяти структур, постольку вполне естественно, что рассмотрение это должно начаться со структур биосоциальных, а еще конкретней – с анализа этнической структуры общества, поскольку именно этнические образования (род, племя) представляли собой первоначальные социальные общности, а демографическая структура, в силу этого, была ничем иным, как демографической структурой этноса. 2. Этническая структура общества Род и племя. Родоплеменная общность была исторически первой формой объединения людей. Она возникла на почве стадного образа жизни, свойственного обезьяноподобным предкам человека. Род – это группа кровных родственников, ведущих свое происхождение по одной генетической линии. Род пришел на смену первобытному 92

человеческому стаду в эпоху палеолита. Он существовал в двух формах; более ранняя – матриархальный род, который объединял родственников по женской линии, и возникшая, по-видимому, позже вторая форма – патриархальный род, объединявший родственников по мужской линии. Члены рода считают себя потомками одного предка – основателя рода (реального или мифического). Они живут совместно и относительно обособленно от других родов, передают от поколения к поколению родовые легенды о своем происхождении, сохраняют общее родовое имя (происходящее чаще всего от имени основателя рода), соблюдают общие родовые обычаи, имеют общие верования и культы. Как правило, в древних родах земля, жилища, лодки, огонь были коллективной собственностью. Общей собственностью считалась также пища и другая добыча, которая распределялась уравнительным (равнообеспечивающим) образом. Распределение по труду, по социальному статусу стало развиваться лишь с ростом производства избыточного (сверх необходимого для поддержания жизни) продукта. Племя – свойственная первобытному обществу форма социальной общности, которая представляет собой совокупность родов, связанных кровнородственными отношениями, общими чертами культуры, племенным самосознанием и самоназванием. В племени складывается система централизованного управления всеми общественными делами (совет старейшин, вожди). С развитием производства племя все больше приобретает черты единой хозяйственной структуры, основанной на общем владении землей. В рамках родоплеменной общности рождается первичная форма социально-экономической организации людей – община, которая в разных вариантах сохраняется во всех докапиталистических обществах. Развитие общинной экономики неизбежно ведет к усложнению межродовых отношений. С одной стороны, в условиях совместной жизни родов, более производительного крупного и разветвленного хозяйства, роста избыточного продукта постепенно разрушается система уравнительного распределения благ и коллективной собственности, что порождает споры, соперничество и враждебность между родами. А с другой стороны, брачные контакты, потребности в широкой трудовой кооперации, в обмене ресурсами, в защите от набегов и т.п. способствуют сплочению и интеграции родов. Возникают общие «мужские дома» для собрания всех мужчин племени, устраиваются совместные пиршества, появляются общеплеменные культы (чаще всего на основе древнейшего или крупнейшего рода). Эти противоположно направленные тенденции со временем все больше подрывают стабильность родоплеменных порядков. Появляются большие многородовые племена, развиваются не только межродовые, но и межплеменные связи (браки, военные союзы, обмен продуктами труда и пр.). Роды разделяются на внутриродовые группы («линиджи», «субкланы»). Происходит сегментация общины на домовые хозяйства линиджей и отдельных семей. Кровнородственные связи все больше начинают заменяться соседскими. Последние тоже обеспечивают объединение сил и взаимопомощь, когда в этом есть нужда, но не препятствуют накоплению богатства в домовом хозяйстве 93

(если с сородичами нужно было делиться, то соседу давали в долг). На смену родоплеменной общине приходит община соседская. Таким образом, происходит разложение родоплеменных общностей. С одной стороны, они дифференцируются и распадаются на социальные структуры меньшего масштаба – семьи. А с другой, идет процесс их интеграции. Вместо них все большее значение приобретают общности территориальные, которые дают начало новым социальным структурам, охватывающим и интегрирующим различные роды и племена, - этносам и государствам. Эти социальные структуры, выйдя из недр первобытного общества, продолжают существовать в дальнейшей истории человечества и доныне. Семью можно рассматривать как наименьшую кровнородственную общность людей. Вместе с тем она в зародыше содержит в себе основные элементы жизни общества в целом – хозяйственно-экономическую автономию, организационно-управленческую политику, систему культурных установок. Семья – это основанная на браке или кровном родстве малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью. Если отсутствует какой-либо из указанных в определении признаков – кровное родство (например, в семье с приемными детьми), или общность быта, или моральная ответственность и взаимопомощь – можно ли считать, что семья все же существует? Или в таком случае она перестает быть семьей, а сохраняет лишь видимость семьи? Нет ли исключений, не подпадающих под данное общее определение? Не следует смешивать понятия «семья» и «брак». Семья основана на браке между супругами, но брачными узами связаны только супруги, а входящие в семью их предки и потомки могут и не иметь супругов. К тому же под браком понимаются лишь такие отношения между супругами, которые санкционируются обществом. Например, в нашей стране запрещаются гомосексуальные или групповые браки, хотя в некоторых странах такие браки допускаются. Брак – это форма отношений между мужчиной и женщиной, которая соответствует принятым в обществе морально-правовым нормам, определяющим их супружеские и родительские права и обязанности Первоначальные формы семьи – групповая, парная – складывались, по мнению большинства ученых, как способы ограничения промискуитета (беспорядочных половых отношений), существовавшего в первобытном человеческом стаде, никогда не было и люди изначально жили парными семьями). Одним из важнейших условий возникновения семьи был появившийся еще в верхнем палеолите обычай экзогамии, который налагал табу на половые связи внутри рода. Для настоящего времени являются характерным следующие тенденции в семейно-брачных отношениях: 1. рост избирательности партнеров в браке; 2. уменьшение устойчивости и продолжительности брака; 3. распространение «нуклеарной семьи», состоящей только из одного94

двух поколений (родители+дети); 4. симметризация положения обоих супругов в семье; 5. увеличение числа холостяков и незамужних женщин. В современной литературе то и дело поднимается вопрос о «кризисе семьи». Действительно, подрыв прежних устоев моногамии и желание строить семью исключительно на взаимной любви неминуемо влекут за собою уменьшение прочности семейных уз: если взаимная любовь становится единственным их основанием, то колебания любовных чувств, их появление и исчезновение воспринимаются как достаточная причина для быстрого заключения брака и столь же быстрого его расторжения, для немедленного развода (в случае утраты любви одним из супругов) и немедленного вступления в новый брак (при появлении у него новой любви). Но от подобного отношения к браку страдают те, кто не способен легко и быстро менять свои чувства. А самое главное – страдают дети. Видимо, для выхода семьи из кризисной ситуации, необходима высокая культура семейно-брачных отношений, построенная не только на взаимной любви, но и на чувствах взаимного уважения, человеческой привязанности, долга. Рост этой культуры связан с общим ростом культуры человеческих отношений, развитием нравственности и гуманизма. Семья в современных условиях выполняет следующие важные функции: 1) воспитательную; 2) репродуктивную и сексуальную (рождение детей, удовлетворение полового инстинкта); 3) эмоциональную (удовлетворение потребностей в личном счастье, любви); 4) психологической защиты; 5) рекреативную (обеспечение досуга, отдыха, восстановление истраченных на работе сил); 6) хозяйственно-бытовую; 7) первичного социального контроля (санкции за ненадлежащее поведение). Одна из главных задач общества – предоставление семье возможностей наилучшим образом выполнять свои функции. В основу следующей, более высокой формы общности – народности – легли уже не кровнородственные, а территориальные, соседские связи между людьми. Народность – это исторически сложившаяся общность людей, имеющая свой язык, территорию, известную общность культуры, зачатки экономических связей. Далее мы проанализируем подробнее эту общность в ее взаимосвязях с нациями, проследим ее эволюцию в историческом процессе и т.д. Сейчас же укажем только на необходимость соблюдения принципа историзма при исследовании природы и сущностных черт народностей. Во-первых, народности претерпевают в ходе своего развития самую настоящую метаморфозу, в связи с чем было бы ошибочно отождествлять народности эпохи рабовладения с народностями эпохи феодализма. 95

Встречающееся в литературе предложение различать первичную народность, возникшую непосредственно в процессе разложения родоплеменных общностей, и вторичную, представляющую собой результат дальнейшего развития первичной, позволяет подойти к анализу народностей конкретноисторически. Во-вторых, народности принадлежит определенное историческое место между родоплеменными общностями и нациями под углом зрения такого критерия, как степень развития внутриобщностных экономических связей. В первобытных общностях господствовало натуральное хозяйство, для наций, как мы вскоре увидим, характерна экономическая целостность на базе развитой специализации и разделения труда между отдельными районами страны. Народность еще не может «похвастаться» такой целостностью экономической жизни, но она уже выгодно отличается от исторически предшествующих ей этносов серьезными подвижками в этом отношении. Эволюция сугубо натурального хозяйства в натурально-товарное как нельзя лучше выражает эти подвижки. Немало народностей образовалось не только из различных этнических групп (болгарская, венгерская), но и из различных рас (например, итальянцы). Ввиду своей большей численности и рассеянности по территории возникает потребность в новом уровне хозяйственных связей по сравнению с племенем, и вместе с тем здесь нет еще ой целостности экономической жизни, которая возникает у нации. Это относительно неустойчивая общность. В первобытных общностях (в том числе у народностей) господствовало натуральное хозяйство, для наций же характерна экономическая целостность на базе сравнительно развитой специализации и разделения труда между отдельными районами страны. Народность определяется через свой язык, территорию, известную общность культуры, зачатки экономических связей. Эти черты народности можно обнаружить при феодализме. В недрах феодализма по мере углубления и укрепления экономических связей происходит процесс становления нации. Нации характерны уже для периода развертывавшегося капитализма и для товарно-денежных рыночных отношений. Как отмечается в ряде работ по социальной философии, условием формирования наций стали общность экономической жизни, наличие единого рынка и единой территории, закрепленной в виде централизованного государства; для нации характерны общность культуры, наличие общего языка; культура выражается в особенностях образа жизни, искусства, национального характера, обычаев, традиций, психологии, возникает и упрочивается национальное самосознание как осознание человеком своей принадлежности к данной этнической группе, к ее культуре и традициям; оно сплачивает людей благодаря не только объективным, но и субъективным – психологическим, ментальным связям. Таким образом, нация – это исторически сложившаяся, устойчивая форма объединения людей, имеющих, как правило, общность территории, экономики, языка, традиций, культуры и психологического склада. Итак, нация характеризуется следующими признаками. Во-первых, это общность территории. Люди и даже сравнительно большие группы людей, 96

пространственно оторванные друг от друга в течение длительного времени, никак не могут принадлежать к одной и той же нации. В то же время и проживание на одной территории само по себе не консолидирует людей в единую нацию. Восточно-славянские племена, а затем народности, занимали территорию европейской части нашей страны издавна, тем не менее формирование здесь русской и украинской наций произошло лишь в последние века в связи с развитием капитализма, а формирование белорусской нации смогло завершиться только в послеоктябрьский период. Во-вторых, к общности территории, для того, чтобы речь могла идти о нации, должна прибавиться и общность языка. Национальный язык – это общенародный разговорный язык, понятный для всех членов нации и прочно закрепившийся в литературе. Только такая языковая общность обеспечивает совместную экономическую, политическую, духовную жизнь миллионов и десятков миллионов людей. Но этот, как и любой другой, признак нации нельзя абсолютизировать и рассматривать изолированно. Нередко случается, что один и тот же язык выступает в качестве национального языка нескольких наций (английский язык у англичан, североамериканцев, австралийцев, новозеландцев; немецкий – в ФРГ и в Австрии; испанский – у испанцев, мексиканцев, кубинцев). Общность языка должна обязательно рассматриваться в неразрывной связи с общностью территории, хотя и этих двух признаков самих по себе тоже недостаточно для вывода о рассматриваемой социальноэтнической общности как нации. Эти признаки обязательно должны дополняться еще одним. Таким третьим основным признаком нации является общность экономической жизни, заключающаяся отнюдь не в том, что вся нация производит один и тот же продукт. Мы уже говорили, что общность экономической жизни возникает на основе хозяйственной специализации различных районов страны и упрочения торгово-обменных связей между ними. Этот процесс специализации различных районов, их усиливающейся хозяйственной зависимости друг от друга и был одновременно процессом экономической консолидации наций. На базе исторически длительной общности территории, языка, экономической жизни формируется четвертый признак нации – общие черты психического склада, закрепленные в культуре данного народа. Психический склад нации не является чем-то врожденным, он является отражением в сознании нации особенностей ее экономического и политического развития, взаимоотношений с другими народами, конкретных географических условий. Психический склад нации проявляется в особенностях национального быта народа, в нравах, привычках, склонностях людей той или иной нации, в особенностях их песен, танцев, фольклора, живописи и т.п. Известна, например, такая особенность психического склада американцев, как непрерывная спешка, выработавшаяся как гипертрофированное следствие деловитости. Об этой черте мы встречаем у Ильи Эренбурга: «Несколько французов поспорили, почему американцы всегда куда-то спешат, решили проверить. 97

Один француз подкараулил обыкновенного американца, когда тот в часов девять утра выскочил из подъезда своего дома. Француз последовал за ним. Задыхаясь от волнения, американец купил, газету, не развернул ее, купил на лету сигару, ворвался в метро, расталкивая всех; пробовал заглянуть в газету, но не мог – явно волновался, что опаздывает; выйдя из метро, помчался к одному из небоскребов; увидев, что лифт собирается взвиться вверх, переменил рысь на галоп; доехал, наконец, до своего тридцать шестого этажа и поспешно открыл ключом дверь в свою контору. Дверь была стеклянной; француз припал к стеклу. Американец лихорадочно повесил пиджак на вешалку, сел в кресло, закурил сигару, развернул газету и тотчас уснул. Дел у него не было, и торопился он только потому, что не умел не торопиться». Особо следует остановиться на таком нациообразующем признаке, как национальное самосознание, или сознательное отнесение себя к той или иной национальной общности, идентификация с ней. Данный признак, в отличие от всех уже рассмотренных, является субъективным по своей природе, и именно эта субъективность служит зачастую аргументом против его существенности. В действительности же о нации как реально существующей и нормально функционирующей общности можно говорить только в том случае, когда признаки объективные дополняются четко выраженным национальным самосознанием. В противном случае можно говорить только об этническом происхождении людей, а не об их национальной принадлежности. Имеются индикаторы, позволяющие довольно точно определять уровень и степень национального самосознания. Среди них – знание истории своего народа (историческая память), отношение к национальным традициям, праздникам и обычаям, отношение к языку своего этноса, чувство национального достоинства и т.д. Но главными, интегрирующими, очевидно, являются самодистанцирование, отличение себя от лиц иных национальностей, с одной стороны, и осознание неразрывных связей своего «я» с жизнью и судьбами данного этноса. Для последнего столетия свойственна тенденция к обретению нациями своей государственности; в результате национально-освободительного движения и других исторических причин рухнули колониальные системы и ряд многонациональных государств. Однако идет и процесс интегративного порядка, процесс объединения ряда наций-государств в одно многонациональное целое (пример тому – постепенное создание единой Западной Европы). С тенденцией наций к своей государственности (и не только с этой причиной) связано такое явление, как, национализм. Национализм – это идеология и политика, заключающейся в проповеди национальной исключительности, в разжигании национальной вражды. Современное поколение могло воочию убедиться в разрушительной силе национализма на примере событий в Нагорном Карабахе, Грузии, Чечне, Западной Украине. Нередко национализм становится носителем колониального гнета, сближается с расизмом и фашизмом. К большим социальным общностям относятся (наряду с нациями) расы. Имеются расы негроидная (черная), европеоидная (белая) и 98

монголоидная (желтая). Существует также более двух десятков малых рас – австралоидная, индейская, полинезийская и др. Под расами понимают исторически сложившиеся группы людей, которым свойственны общность происхождении, наследственных морфологических и физиологических признаков, передаваемых потомству (цвет кожи, волос, разрез глаз, форма носа, очертания головы и т. п.); возникновение рас связано, прежде всего, с различием географических, климатических условий, с взаимодействием генного наследственного аппарата человека с этими условиями. В реальных исторических условиях происходит частичное смешение рас (увеличивается количество метисов). 3. Демографическая структура общества В качестве генеральной общности демографической структуры общества выступает народонаселение – непрерывно воспроизводящая себя совокупность людей. В этом смысле говорят о народонаселении всей Земли, отдельной страны, региона и т.д. Народонаселение наряду с географической средой является первейшим условием жизни и развития общества, предпосылкой и субъектом исторического процесса. Когда говорят «пустыня», независимо от того, ледяная она, песчаная или после-чернобыльская, выражают главное – отсутствие народонаселения. Но суть вопроса не только в том, есть народонаселение на данной территории или его нет. Ускоренные или замедленные темпы общественного развития, прозябание или расцвет общества в значительной степени зависят от таких демографических показателей, как общая численность населения, его плотность, темпы роста, половозрастная структура, состояние психофизического здоровья, миграционная подвижность. К рассмотрению этих факторов мы сейчас и переходим. Народонаселение непросто заполняет собой все социальное пространство, но и неразрывно связано со всеми другими компонентами единого социального организма, прежде всего с экономикой. Существуют две линии взаимодействия демографических и экономических процессов и состояний: население > экономика и экономика > население. Что касается последней, то она, во-первых, лучше отражена в литературе, а во-вторых, лежит ближе к поверхности вещей и потому легче улавливается обыденным сознанием. Например, никого из нас не затрудняет ответ на вопрос, касающийся показателей рождаемости: ясно, что на темпы здесь влияют прежде всего уровень материального благосостояния, обеспеченность жильем, степень вовлеченности женщин в общественное производство. Хотя и здесь не все просто, ибо в результате научного анализа выясняется, что темпы рождаемости чрезвычайно велики при низком экономическом и культурном развитии общества, резко снижаются в странах и регионах со средним уровнем благосостояния, а затем вновь обнаруживают тенденцию к некоторому повышению по мере перехода к обществу «массового потребления». И все же проблема «народонаселение > экономика» для читателя менее известна и более сложна, на ней мы и сосредоточим внимание. Ускорение или 99

замедление темпов экономического развития зависит уже от такого, казалось бы поверхностного, показателя, как общая численность населения. Так, оптимальное количество населения для хорошо интегрированного, единого производственно-рыночного пространства определяется сегодня специалистами примерно в 250 млн. человек: при гораздо меньшем народонаселении становится экономически невыгодной дальнейшая межгосударственная специализация и кооперирование производства, при гораздо большем – резко возрастают расходы на транспортировку продукции. Заметим, что указанному оптимуму народонаселения отвечает Европейское экономическое сообщество, так же как отвечал ему и Советский Союз. В свете этого становится понятным, что ностальгия по Союзу, желание восстановить его хотя бы в плане экономическом имеет под собой, наряду с прочими, и демографические основания. Заметное влияние на экономику оказывает и плотность народонаселения. В регионах с редким населением затруднено разделение труда, и доминирующей остается тенденция к сохранению натурального хозяйства, экономически невыгодным является наращивание информационно-транспортной инфраструктуры (строительство шоссейных и железных дорог, прокладывание кабельных коммуникаций и т.д.). К числу наиболее активно воздействующих на экономику демографических факторов относятся темпы роста народонаселения, тем более, что это – фактор сложный, определяемый не только показателями естественного прироста населения, но и его половозрастной структурой, а также темпами и направлением миграции. Для нормального развития общества и прежде всего его экономики одинаково вредны и стремящиеся к минимуму и стремящиеся к максимуму темпы роста народонаселения. При крайне низких темпах роста воспроизводство личностного элемента производительных сил происходит на суживающейся основе, что сказывается и на величине совокупного национального продукта, а значит и национального дохода. Мы не говорим уже о явлениях депопуляции, когда смертность начинает превышать рождаемость, и над нацией нависает угроза исчезновения. Вот почему нас не может не тревожить начавшаяся в десятках регионов России депопуляция. При чрезмерно высоких темпах роста народонаселения развитие экономики тоже замедляется, ибо все более значительная часть совокупного продукта и национального дохода отторгается просто на физическое сохранение вновь родившихся. Как уже отмечалось, темпы роста народонаселения во многом зависят от того, что представляет собой половозрастная структура населения. Любой перекос в этом отношении (нарушение пропорций между мужской и женской частями населения; постарение населения, т.е. увеличение доли неспособных к деторождению возрастных групп) самым прямым образом сказывается на темпах роста народонаселения, а через них – и на развитии экономики. Но есть и другие каналы воздействия. Так, постарение населения означает увеличение удельного веса возрастной группы пенсионеров, содержание которых уменьшает долю совокупного продукта, направляемого на производственное потребление. Нарушение пропорций между мужской и женской частями населения приводит 100

в одних случаях к «дефициту женихов» (так обстоит дело в наших текстильных центрах), в других – к «дефициту невест» (такова демографическая ситуация, которая еще совсем недавно была характерна для многих сельских местностей России). Результат в обоих случаях один – усиление миграции, наносящее ущерб экономике. Разумеется, ущерб экономике наносит не любая миграция. Миграционная подвижность населения в целом есть феномен положительный, поскольку такая подвижность делает возможным более равномерное распределение населения в социальном пространстве, его перераспределение между трудоизбыточными и трудонедостаточными районами, способствует выравниванию профессионально-производственного опыта людей. Какой эффект – положительный или отрицательный – оказывает миграция в каждом конкретном случае, зависит от ее темпов, направленности и структуры миграционных потоков. Можно вспомнить, почему беспокоила нас миграция сельского населения в 50-70 годы XX в.: темп миграции намного превышал темпы роста производительности труда в сельском хозяйстве; миграция опустошала и без того трудонедостаточные регионы, поскольку мигранты направлялись в более благодатные и в экономическом, и в природноклиматическом отношении края; в миграционном потоке преобладала молодежь – самая трудоспособная и образованная часть селян. И наконец, состояние психофизического здоровья населения как фактор экономического развития. Наконец, по порядку рассмотрения, а не по значимости, ибо этот фактор среди всех является наиболее интегрирующим и, пожалуй, наиболее важным, в особенности в условиях научно-технической революции, предъявляющей повышенные требования к здоровью работающих. Ухудшение психофизического здоровья населения ведет к снижению производительности труда в народном хозяйстве, требует отвлечения дополнительных средств на здравоохранение и содержание инвалидов. Но самое страшное – если психофизическое здоровье населения ухудшается из поколения в поколение, начинается деградация генофонда нации, и это – наряду с депопуляцией – нависает над ней дамокловым мечом. Сокращение продолжительности жизни, наблюдающееся у нас, служит грозным предостережением. Воздействие демографических факторов дает себя знать не только в экономике: трудно назвать такой компонент социума, в котором бы оно не обнаруживалось, но надстройке здесь принадлежит отнюдь не последняя роль. Самой чуткой в этом отношении из всех надстроечных сфер является, пожалуй, мораль. Любой сбой в демографических отношениях, а тем более в демографической структуре в целом, тут же откликается в практике нравственных отношений и – в рефлексированном виде – в нравственной психологии и этике. Достаточно вспомнить моральные последствия Отечественной войны, связанные с обвалом семейной структуры общества, распадом многих миллионов семей. В определенном смысле в этом же направлении воздействует и миграция, в особенности если она принимает гипертрофированный характер. Трудности профессиональной и социокультурной адаптации, бытовая неустроенность, выход из-под 101

морального контроля прежней социальной микросреды и возможность (в особенности на первых порах) анонимного поведения в новой служат почвой и фоном для сексуальной распущенности, пьянства и уголовных преступлений. Специфическое отражение демографических факторов мы наблюдаем в политике и праве. В отличие от сферы морали, где сначала под демографическим воздействием видоизменяется нравственная практика, а уже постфактум – моральное сознание общества вырабатывает осуждающие либо поощряющие нормативы, в политике и праве демографические деформации и изменение демографической ситуации в целом сначала должны быть осознаны и только после этого в политическую и правовую практику вносятся коррективы. Отслеживание демографических изменений и реагирование на них составляют важную часть политики (можно с достаточным основанием говорить о такой отрасли политики, как политика народонаселения) и права (что находит свое отражение в семейном праве, трудовом законодательстве и т.д.). В то же время демографические факторы врываются во все другие разделы политики как внутренней, так и внешней. На наших глазах, например, вносятся коррективы в законы о воинской службе, видоизменяются проекты военной реформы, поскольку нельзя не учитывать замедляющиеся темпы роста народонаселения и ухудшающееся состояние психофизического здоровья молодежи. Особенности демографического бытия данного общества находят свое концентрированное отражение в общественной психологии, в менталитете народонаселения. Имеются в виду и социально-психологические сдвиги, связанные с переходами к новому демографическому качеству, и социальнопсихологические традиции, тяготеющие над обществом и мешающие ему «вписываться» в новые условия. Так, переход от локальных социумов (род, племя) к государственным образованиям означал возникновение «большого общества», т.е. такой по численности населения общности, при которой уже невозможна интеграция всех людей на прежней основе – визуальной, вербальной, эмоциональной. На первый план в большом обществе выступают более абстрактные интегративные формы – идеи типа «национальной идеи», известной формулы «православие, самодержавие, народность» и т.д. С переходом к большому обществу в общественной психологии постепенно формируется и новая устойчивая модель мироздания. С другой стороны, социально-психологические традиции и ценности, сложившиеся в конкретных демографических условиях локального социума (например, общинное сознание, чувство единства с сородичами и соплеменниками и т.п.), тормозят формирование большого общества. Эти консервативные традиции не обошли стороной в свое время и такого великого мыслителя, как Аристотель, который считал, что число жителей каждого государства должно быть таким, чтобы все граждане могли знать друг друга. Даже в уже сформировавшемся большом обществе указанные психологические традиции выступают постоянно действующим дезинтегрирующим его фактором. Негативное действие этого фактора мы наблюдаем сегодня в Восточной Европе и на территории бывшего СССР. 102

И, наконец, демографические характеристики сказываются на облике общества в целом, облегчая его прогрессивное развитие, либо, напротив, вызывая его деградацию. Так, вслед за снижением численности населения до критического минимума общество становится неспособным воспроизводить социальные отношения во всей их полноте. Мы рассмотрели вкратце воздействие демографических характеристик на различные стороны жизни общества. А какова же природа самих законов народонаселения, которые стоят за этими характеристиками, детерминируя их движение и принципиальные изменения демографической ситуации в целом? Многие теории народонаселения основаны на утверждении о детерминированности всех демографических процессов исключительно биологическими факторами. Наибольшее распространение среди этих теоретических течений имеет мальтузианство по имени английского экономиста и священника Томаса Мальтуса, который в 1798 г. выступил с попыткой обосновать «вечный закон народонаселения». Суть этого закона, по Мальтусу, состоит в «постоянном стремлении, свойственном всем живым существам, размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи». Мальтус даже попытался придать своему закону математическое выражение, заключив, что численность населения из поколения в поколение растет в геометрической прогрессии (1,2,4,8...), а количество средств существования лишь в арифметической прогрессии (1,2,3,4…), в результате чего народонаселение удваивается раз в 25 лет, а дефицит средств существования постоянно возрастает. Кстати, вывод об удвоении был сделан Мальтусом на материалах северо-американской статистики, относившихся к региону, в котором удвоение населения действительно наблюдалось, но не за счет естественного прироста, а за счет большого притока мигрантов. Удвоение же народонаселения раз в 25 лет наблюдалось в истории довольно редко в виде недолгосрочных и экстремальных по своему характеру демографических ситуаций. По своему методологическому обличью теория Мальтуса представляет яркий образец вульгарной социологии, не признающей специфики социального организма по сравнению с другими формами бытия. В живой природе действительно обнаруживаются и геометрическая с арифметической прогрессии, о которых говорил Мальтус, и «ножницы» между ними. Но для общества такой закономерности не существует: в частности, в развитых странах объем производимого продовольствия рос и растет быстрее, чем население. Мальтус умер давно, и о нем можно было бы не вспоминать, если бы его идеи не продолжало бы развивать и распространять так называемое неомальтузианство. При этом надо иметь в виду, что рецепты Мальтуса по уменьшению роста народонаселения кажутся довольно невинными по сравнению с предлагаемыми его последователями. Исходя из того, что «жестокость во время войны прямо пропорциональна количеству избыточного населения», они видят магистральный выход из демографических трудностей, с которыми столкнулось человечество, в мировой термоядерной войне, а также в массовой стерилизации населения слаборазвитых стран. 103

Ненаучность и реакционность мальтузианского «вечного закона народонаселения» обнаруживается еще в одном чрезвычайно важном плане. Его «вечность» означает неизменность закономерностей воспроизводства вида не только при переходе от растительного и животного мира к обществу, но и при переходе самого общественного развития со ступени на ступень. Законы народонаселения с необходимостью имеют исторический характер, поскольку демографические процессы находятся под определяющим воздействием социально-экономических факторов. В этом нетрудно убедиться, анализируя так называемую «демографическую революцию» (или «демографический переход»). Этот переход включает четыре периода. Для первого из них характерен высокий, близкий к физиологически предельному, уровень рождаемости и высокий уровень смертности. Прирост населения в этот, период даже в годы отсутствия эпидемий и голода низок. Во втором периоде отмечается значительное снижение смертности, в то время как рождаемость остается на высоком уровне. В результате происходит быстрый рост населения. В третьем периоде смертность продолжает уменьшаться, однако темп снижения рождаемости опережает темп снижения смертности, в результате чего темпы роста населения замедляются. В четвертом периоде смертность стабилизируется на низком уровне (равно как и рождаемость), и темпы роста населения остаются невысокими. Вполне понятно, что хронологически переходы от одного периода к другому в различных регионах земного шара не совпадают: то, что в Западной Европе происходило в XVIII в., во многих странах Азии и Африке разворачивается только сегодня. И сравнивая эти процессы, нетрудно увидеть, что каждый раз переход к новому демографическому периоду был обусловлен развитием производительных сил, позволяющим обеспечить прогресс здравоохранения, и культурным возвышением общества (укажем на интересующие нас в данном аспекте возвышение социально-гигиенической культуры и сознательное регулирование количества людей). Более того, оказывается, что в пределах одного и того же региона эти переходы совершаются по-разному в зависимости от конкретных исторических условий. Итак, законы народонаселения представляют собой яркий пример того, как преобразуется биологическая форма движения материи, входя в состав социальной. В связи с этим законы народонаселения точней было бы называть биосоциальными. Раскрытие их сложного содержания остается важной задачей междисциплинарных исследований, включающих в себя и философское осмысление взаимодействия «социум – народонаселение», и реконструкцию конкретного развития демографической структуры общества силами историков. 4. Поселенческая структура общества Рассмотренные нами этническая и демографическая структуры общества биологичны по своему происхождению и первичным конкретно-историческим формам. В этом отношении поселенческая структура, будучи порождением причин сугубо социальных – общественных разделений труда – принципиально от них отличается. Поселенческая структура есть пространственная форма 104

организации общества. Это понятие выражает отношение людей к территории их обитания, а еще точнее – отношения людей между собой в связи с их принадлежностью к одному и тому же либо к разным типам поселения (внутрисельские, внутригородские и межпоселенческие отношения). Здесь мы обнаруживаем отличие, дифференцирующее поселенческую структуру от других структур: люди, принадлежащие к разным этносам, разным классам, разным возрастным и профессионально-образовательным группам, как правило, не оторваны друг от друга пространственно, напротив, именно сосуществование в едином пространстве делает возможным взаимодействие между ними и нормальное функционирование общества в целом. По поселенческому же принципу индивиды размежеваны в пространстве – они, в зависимости от типа поселения, являются либо горожанами либо селянами. Комплекс знаний о поселенческой структуре общества чрезвычайно важен для глубокого понимания прошлой истории, современных процессов, прогнозирования будущего. 1) профессиональная занятость населения преимущественно несельскохозяйственным трудом, причем значимость этого показателя близка к абсолюту в крупных городах и стремится к минимуму в малых; 2) преобладание такого рода занятий, которые позволяют иметь урегулированное рабочее время и, следовательно, определенный объем свободного времени; 3) качественно иной уровень доступа к получению образования, особенно высшего, к приобретению желательной профессии, к потреблению духовных благ в связи с концентрацией в городах вузов, разнообразных профессиональных училищ, театров, музеев и т.п.; 4) большая по сравнению с селянами миграционная подвижность, что обусловлено целым комплексом причин, в том числе и непривязанностью к земле; 5) большая свобода в выборе микросреды (приятельского окружения, трудового коллектива), а также большая возможность в случае желания или необходимости изолироваться от нее; 6) большая политическая активность, что объясняется большей организованностью и концентрацией горожан по месту их профессиональной деятельности, более высоким образовательным уровнем, а также теми чертами, которые уже отмечались – большей подвижностью и большим объемом свободного времени; 7) специфическая и качественно, и количественно городская семья – она отличается от сельской меньшей средней величиной и отпадением (либо сужением) ряда функций, прежде всего хозяйственнопроизводственной. Разумеется, демаркационная линия между городом и деревней в современных условиях оказывается довольно размытой. Разрыв между ними по всем указанным моментам в двадцатом веке значительно сократился, идет процесс идентификации образа жизни. Причем в нормальных общественных 105

условиях сокращение разрыва достигается прежде всего за счет подтягивания деревни до уровня города, в экстремальных же – за счет деградации города. Взаимоотношения между городом и деревней прошли большой исторический путь в своем развитии. Появление поселений с некоторыми признаками будущих городов способствовало заложению основы для развитого противоречия между ними, связанной с тем, что горожане и селяне оказываются включенными в различные технологические способы производства. Отделение города от деревни обусловило формирование специфических сельского и ремесленно-городского образов жизни. В городе зачастую вместе с разделением труда разделялся и сам человек. Развитию одной-единственной деятельности приносятся в жертву все прочие физические и духовные способности. Эта ломка человека возрастает с прогрессирующим разделением труда, со все большим дистанцированием труда умственного от труда физического. В мануфактуре, а затем в индустрии рабочий все больше низводится до роли простого придатка к машине. Однако однобокое освещение городской, ремесленной среды и крестьянской жизни только с негативной стороны было бы неверным. Развитие аграрной культуры и ремесла вело к общему развитию труженика села и города, к появлению шедевров технического и градостроительного мастерства и достижений в скотоводстве и сельскохозяйственном производстве. Соответственно и различие культур носит взаимодополнительный характер, как и сам облик товаров производства села и города. Впрочем противоположность между городом и деревней вырастает не только из причин технологического плана. На эту, можно сказать, технологическую канву накладывается воздействие, идущее от экономических способов производства, для которых характерно разделение общества на классы. При таком наложении неравномерность развития города и деревни превращается в противоположность, т.е. в межпоселенческие отношения подчинения и эксплуатации. Это, разумеется, не означает, что все горожане эксплуатируют всех селян или наоборот: эксплуататором выступает тот класс, который господствует в городе или деревне экономически и политически. Так, при феодализме город подчинен господствующему в деревне классу, который сдерживает развитие ремесленного производства, регламентирует торговлю, ущемляет политические права города и горожан. В дальнейшем гегемония в этом отношении переходит к буржуазии, и город и деревня как бы меняются местами. Именно тогда начинается массовое изгнание крестьян с земли, появляются пресловутые «ножницы» между ценами на сельскохозяйственную продукцию и ценами на промышленные изделия и т.д. Хотя дискриминация деревни с веками смягчалась, но она не исчезла и сегодня. Отсюда популярность (и не только в нашей стране) лозунга «Вернуть долги деревне!». Феномен противоположности между городом и деревней имеет и международный аспект, ибо продолжает существовать деление планетарного пространства на «мировой город» (условно: Север) и «мировую деревню» (условно: Юг). Пока эта противоположность сохраняется, международные отношения чреваты новыми катастрофами. Урбанизация или рурализация? 106

Вся история цивилизации в интересующем нас сейчас аспекте может быть представлена как история урбанизации (от лат. urbanus – городской), т.е. как процесс возрастания роли городов, поглощения ими все большей доли народонаселения, приобщения даже тех, кто остается жить в деревне к материальным и духовным приобретениям городской культуры. Если учесть то, о чем говорилось выше, объективная и субъективная подоплека процесса урбанизации становится легко объяснимой. С одной стороны, стремительный рост индустрии, который до самого последнего времени рассматривался как беспредельный по своим возможностям, с необходимостью поощрял миграцию в уже существующие города и в массовом масштабе превращал в крупные промышленные центры ранее безвестные села. С другой же стороны, действовал закон социального сравнения, причем селян привлекает в городе не какое-то одно из его реальных преимуществ, но превосходство города как среды обитания в целом. Бегством в город многие из них пытались приобщиться к городской культуре. К тому же рост производительности труда в сельском хозяйстве, повышение урожайности в результате «зеленой революции», индустриальная организация животноводства и т.д. – все это делало избыточной основную массу фермерства. Даже искусственно сдерживаемое правительствами индустриальных стран бегство из села не отменяет того факта, что в наши дни достаточно 2-4% населения в сельской местности, чтобы обеспечить все население страны сельскохозяйственной продукцией. В этом плане, урбанизация – объективный процесс перераспределения трудовых ресурсов33. Однако урбанизация постепенно высвечивала и негативные стороны городской жизни: превышающие всякие нормы загрязнения воздуха и воды, сведение к минимуму «зеленого пространства», превращение населения города по мере роста его численности и концентрированности в «толпу одиноких» в отличие от характерных для деревни тесных эмоционально-положительных связей между односельчанами; взлет нервно-психических и сердечно-сосудистых заболеваний в связи со сверхнапряженным городским темпом жизни, шумовыми помехами, отключенностью от физического труда и малоподвижностью. В связи с этим сегодня во многом справедливо говорят, что апогей городской цивилизации уже позади и наступил кризис города как традиционной формы поселения. Но что это означает? И прежде всего: означает ли это, что процесс урбанизации однозначно сменится противоположным ему по направленности процессом рурализации (от лат. rural – сельский, деревенский)? Конечно, речь не может идти о рурализации в полном смысле слова. Вопервых, подобная рурализация означала бы свертывание большинства индустриальных отраслей и возвращение массы трудоспособного населения к сельскохозяйственному труду, что вряд ли реально и прогрессивно. Во-вторых,

33

См.: Сен-Марк Ф. Социализация природы. – М., 1977. – С. 111-124.

107

подобная рурализация перечеркнула бы все то позитивное, что нес и несет в себе город. Данный вопрос не может решаться по принципу «или-или», или урбанизация или рурализация. Если в процессы, как это не раз было в прошлой истории человечества, не вмешается политический и экономический субъективизм, результатом их явится синтез всего позитивного, что заложено в каждом из типов поселения. Уже сейчас, хотя синтез этот осязается только в зародыше, можно обнаружить его основные направления и тенденции: а) использование реакреационных возможностей сельской местности для краткосрочного (ночного и в конце недели) и долгосрочного (во время отпуска) отдыха горожан и их лечения; б) подключение горожан к сельскохозяйственному труду на собственных земельных участках, дачах; в) перенос из города многих учебных заведений; г) дальнейшая урбанизация – в оптимальном варианте – хозяйственной деятельности и социальной инфраструктуры в сохраняющихся сельских поселениях 5. Классовая структура В обществе на протяжении тысячелетий сохраняется социальное неравенство. Оно выражается, прежде всего, в том, что различные социальные группы имеют неравный доступ к материальным и духовным ценностям общества. Слои населения, различающиеся по имущественному положению, в Древнем Риме с VI в. до н.э. стали называть классами (лат classis – разряд). Существование классовых различий в обществе – факт, издавна привлекавший внимание философов, которые пытались понять причины их возникновения, сформулировать принципы взаимодействия классов, обосновать неизбежную, возможность и необходимость устранения классового неравенства. Уже у Аристотеля закладываются основы учения о классах и классовой борьбе. «В каждом государстве, – отмечает он, – есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посередине между теми и другими... Между простым народом и состоятельными возникают распри и борьба ..., а на чьей стороне оказалась победа, те и получают перевес в государственном строе в качестве награды за победу, и одни устанавливают демократию, другие – олигархию». Социалисты-утописты Т. Мор и Т. Кампанелла в XVI в. рассматривали существование социального неравенства как торжество несправедливости. Усмотрев причину раскола общества на классы в праве частной собственности, они предполагали, что отмена этого права приведет к уничтожению социального неравенства. Вольтер, напротив, утверждал, что разделение общества на богатых и бедных неустранимо. Адам Смит обосновал необходимость деления общества на классы тем, что люди получают доход разными путями. В соответствии с тремя основными источниками доходов – рентой, прибылью на капитал и заработной платой существуют три основных класса – землевладельцы, капиталисты и рабочие. Французские историки начала XIX в. О. Тьерри, Ф. Гизо и др. показали, что различное отношение к собственности делает неизбежным столкновение классовых интересов. 108

Поэтому борьба между классами и революции, происходящие в моменты ее обострения, является исторической закономерностью. Создание теории классов и классовой борьбы считается одним из важнейших достижений марксизма. Согласно Марксу, возникновение классов есть закономерный исторический результат развития первобытного общества. Пока производительность труда в нем была настолько низкой, что люди не могли создавать прибавочный продукт (т.е. излишек сверх того минимума, который нужен для поддержания жизни), ни эксплуатация чужого труда, ни классовое неравенство были невозможны. Когда люди научились производить прибавочный продукт, тогда возникла и возможность отнять его у производителя. А отношения частно-семейной собственности позволяли этой возможностью пользоваться. Так возникли условия, которые привели к имущественному неравенству и возникновению классов. Марксизм утверждает, что классовая борьба между угнетенными и угнетателями (рабами и рабовладельцами, крестьянами и феодалами, пролетариями и буржуазией) есть движущая сила развития общества. Эта борьба, в конце концов, приведет к социалистической революции, в результате которой пролетариат, взяв власть, установит новый, социалистический общественный строй. В условиях этого строя будет достигнута высокая производительность труда, на основе которой сотрутся классовые различия, и произойдет переход к социально однородному бесклассовому коммунистическому обществу. Марксистская теория классов и классовой борьбы с конца XIX в. стала предметом острых дискуссий среди социологов, экономистов, философов. Критики указывали, в частности, на следующие ее недостатки. 1. Классы не получают в марксистской теории достаточно четкого определения, пригодного для анализа социальной структуры общества. По Ленину, чье определение считается в марксистской литературе наиболее точным, классы - это большие группы людей, различающиеся по их месту в системе общественного производства, их отношению к средствам производства, их роли в организации труда, способами получения и размерами достающейся им доли общественного богатства. В соответствии с этим определением можно различать в обществе такие классы, как пролетариат, крестьянство, буржуазию. Но как определить классовую принадлежность индивида? В какой класс, например, входят мелкие предприниматели (скажем, таксист, работающий на собственном автомобиле)? С одной стороны, они владеют средствами производства подобно капиталистам, а с другой – по размеру дохода и прочим признаком мало, чем отличаются от пролетария. 2. В обществе существуют социальные группы, которые, если следовать определению В.И. Ленина, не являются классами и не входят ни в какой класс (например, ремесленники, интеллигенция чиновничество, пенсионеры, студенты, военнослужащие). Следовательно, социальная структура общества не сводится к разделению его на классы. (Марксисты, признавая это, вынуждены говорит, что кроме классов, существуют еще и 109

«прослойки»). Но если учесть что эти «неклассы» охватывают значительную часть населения, то их роль в общественных событиях может оказаться подчас большей, чем у классов. 3. У представителей разных классов есть, кроме классовых, другие интересы, в том числе такие, которые могут сближать, объединять их (например, религиозные, национальные). А с другой стороны, национальные, религиозные и иные конфликты могут отодвинуть противоречия между классами на второстепенное место. 4. Оценка классовой борьбы как движущей силы общества является односторонней. Нельзя сбрасывать со счетов губительные последствия, сопровождающие ее (особенно когда она доходит до своих высших форм – восстаний, революций): насилие, массовый террор, разгул преступности, разрушение экономики. Даже победное завершение революций дается дорогой ценой, а их поражение (что в истории случается чаще) заливает страны морем. Таким образом, классовая борьба может рассматриваться и сила, тормозящая развитие общества. История XX в. свидетельствует, что положение трудящихся улучшается не столько в результате классовой борьбы, сколько вследствие роста экономики и утверждения демократических начал в политической жизни общества. Обобщая подход К. Маркса к анализу классовой структуры общества, социологи стали выделять различные социальные страты (от лат. stratum – слой). Страта – более общее понятие, чем класс, классами сейчас обычно называют социальные слои, различают по экономическим (как у Маркса и Ленина) или политическим признакам. Страты же могут различаться и по другим социально важным критериям. Страта – слой людей, имеющих сходные показатели по какому-либо критерию социального неравенства. Стратификация, т.е. разделение людей на страты, характеризует неоднородность общества. Понятие стратификации взято общественной наукой из геологии, где оно обозначает расположение пластов различных пород по вертикали: под слоем чернозема располагается слой глины, затем песка и т.д. Аналогично этому и страты представляют собою иерархически расположенные социальные слои. В социологии существуют разные варианты стратификации общества. Макс Вебер, положивший начало стратификационному подходу, рассматривал три «яруса» или аспекта разложения общества на страты: 1) в экономическом ярусе страты различаются по размерам дохода и собственности (классы в марксовом смысле), 2) в социальном – по статусу (зависящему от образования, профессии, репутации семьи и т.д.), 3) в юридическом – по политической позиции (степени обладания властью). Т. Парсонс в разработанной им «теории социального действия» выделяет три универсальных критерия стратификации: 1) «качество» – социально важное свойство индивида (общительность, ответственность и т.д.); 2) «исполнение» – оценка успешности деятельности индивида, 3) «обладание» – имеющаяся в распоряжении индивида собственность, талант, культурные ресурсы. Критериями стратификации могут 110

служить также авторитет (по Р. Дарендорфу), степень доступа к информации (по А. Турену) и др. В настоящее время к наиболее значимым основаниям социальной стратификации чаше всего относят: 1) богатство или доход: 2) степень власти: 3) род занятий и их социальный престиж: 4) уровень образования: 5) «стиль жизни» – условия быта, тип поведения, социальные контакты, круг интересов и т.д. Считается, что эти критерии определяют круг социальных благ, к которым стремятся люди (точнее, не самих благ, а каналов доступа к ним). Между указанными критериями имеется определенная связь. Богатый дом, отдых на лучших курортах мира, лечение \ лучших врачей – социальные блага, которые недоступны большинству и приобретаются благодаря доступу к деньгам и власти. А доступ к ним может быть получен благодаря высокому образованию и престижу, которые, в свою очередь, тоже могут быть достигнуты с помощью денег и власти. Если критерии социальной стратификации выразить количественно в виде шкал, то на них можно отмечать статус индивиде, или группы в сравнении с другими индивидами или группами. Положение индивида (и группы) в обществе можно изобразить точкой в многомерном пространстве, координаты которой определяются его положением на каждой из шкал. В области социальной стратификации в последние десятилетия XX века возник ряд новых парадигм. Длительное время после Второй мировой войны главной концептуальной моделью западной гуманитарной науки служили классовая теория Маркса и ее модификации. Это было обусловлено существованием ряда обществ, построивших свою организацию на основе марксистских идей. Провал социалистического эксперимента в мировом масштабе стал фактором, обусловившим утрату популярности неомарксизмом и массовый поворот исследователей к другим идеям, например к теориям М. Фуко и Н. Лумана. Так Луман само понятие социального неравенства рассматривает как результат устаревшей дискурсивной модели социологического мышления. Он подчеркивает, что социальные различия в современном западном обществе не сокращаются, а возрастают, и нет оснований рассчитывать на то, что когда-либо неравенство будет ликвидировано. Негативный смысл понятия неравенства проистекает из оценочно-дискурсивной природы концепции социальной стратификации. Согласно Луману, следует сменить парадигму и рассматривать общество не как стратифицированное, а как дифференцированное, т.е. поставить понятие функциональной дифференциации на место понятия стратификации. Дифференциация – ценностно-нейтральное понятие, означающее только, что в обществе присутствуют внутренние членения, границы, которые оно само продуцирует и поддерживает. 111

Кроме того, классовая концепция стратификации все больше стала подвергаться критике из-за выхода на первый план других аспектов неравенства – тендерных, расовых, этнических. Марксистская теория рассматривала все эти аспекты как производные от классового неравенства, утверждая, что с его ликвидацией они исчезнут сами собой. Однако, к примеру, феминисты показали, что тендерное неравенство существовало задолго до возникновения классов и сохранилось в советском обществе. Ученые, исследующие эти аспекты неравенства, утверждают, что их нельзя свести к классам: они существуют как автономные формы социальных отношений. Признавая тот факт, что разные виды социального неравенства нельзя объяснить единой монистической теорией, социологи тем самым приходят к пониманию особой сложности реального феномена неравенства и к утверждению новой парадигмы – парадигмы постмодерна. В отличие от прежних концепций основная идея философии постмодерна заключается в том, что социальная реальность сложна и плюралистична. В соответствии с этим рассматривается общество как множество отдельных социальных групп, имеющих собственные жизненные стили, свою культуру и модели поведения, а новые общественные движения – как реальное отражение происходящих в этих группах изменений. Она предполагает также, что любая единая теория социального неравенства скорее представляет собой разновидность современного мифа, нечто вроде «великого повествования», нежели реальное описание сложной и многоплановой социальной реальности, которая не подлежит причинно-следственному объяснению. Поэтому социальный анализ в контексте постмодерна воздерживается от слишком широких обобщений, ориентируясь на конкретные фрагменты социальной реальности. Концептуальные конструкции, построенные на применении таких общих категорий, как «классы» или «пол», уступают место понятиям типа «различие», «дивергенция» и «фрагментация». Например, представители постструктурализма Д. Харауэй и Д. Райли полагают, что использование категории «женщины» свидетельствует об упрощенном бинарном понимании тендерной стратификации и вуалирует ее реальную сложность. Отметим, что понятие фрагментации не является новым. Признание того факта, что классы имеют внутренние деления, восходит к К. Марксу и М. Веберу. Однако в настоящее время усилился интерес к изучению природы фрагментации, которая, как выяснилось, принимает очень разнообразные формы. Г. Бредли выделяет четыре типа фрагментации: 1) внутреннюю фрагментацию – внутриклассовые деления; 2) внешнюю фрагментацию, обусловленную взаимодействием различных динамик различения, например, когда тендерная практика различается в зависимости от возраста мужчин и женщин, их этнической и классовой принадлежности; 3) фрагментацию, вырастающую из процессов социальных изменений, например вызываемую феминизацией современных трудовых отношений, когда возникает поляризация между молодыми женщинами, имеющими образование и перспективы карьеры, и пожилыми, с менее высокой квалификацией, которые такой перспективы не имеют и занимаются по-прежнему низкооплачиваемым простым трудом; 112

4) фрагментацию, которую влечет за собой рост индивидуализма, вырывающего человека из привычной групповой и семейной среды, побуждающего его к большей мобильности и резкому изменению жизненного стиля по сравнению с характерными для его родителей. Фрагментация предполагает взаимодействие между различными измерениями неравенства. Многие индивиды существуют как бы на пересечении социальных динамик – классовой, тендерной, этнической, возрастной, региональной и др. Можно говорить о многопозиционности таких индивидов. Многопозиционность открывает возможность для множества способов социальной идеи. Именно поэтому, утверждает Бредли, невозможно разработать такую абстрактную всеобщую теорию неравенства, которая бы описывала многопозиционность в полном объеме. Задача современных социологов – исследовать конкретные социальные контексты (школы, рабочие места, здоровье, досуг индивидов) с тем, чтобы выяснить, какие специфические формы принимает там социальное неравенство. В частности, сама Бредли занимается изучением женского труда в аспекте переплетения разных измерений неравенства – тендерного, классового, этнического и возрастного. Очень значимый аспект фрагментации – культурный. Согласно статистическим данным, разница в образе жизни богатых и бедных постоянно увеличивалась на протяжении 1980-х – 1990-х гг. Например, согласно сообщению Фонда Карнеги, одна четвертая всех детей в возрасте до трех лет в США ко времени взросления будет проживать в бедности. Еще больший разрыв в благосостоянии и культуре существует между богатыми и бедными странами. Цифры доказывают, что вопреки расхожему мнению неравенство в образе жизни богатых и бедных не сглаживается, а нарастает. Бедность, тяжелый труд и различные виды социальной депривации остаются уделом множества людей. Поэтому нельзя забывать, что все социальные отношения имеют материальный и культурный аспекты. Культурные феномены существуют в специфических экономико-политических контекстах, а экономические факторы вписаны в культурный контекст, оказывая друг на друга взаимное влияние. В современных исследованиях феномена фрагментации есть и такая точка зрения, представленная постструктуралистами, в частности Дж. Батлером, согласно которой фрагментация – результат не реального пересечения различных сторон социального неравенства, а неустойчивости и зыбкости социальных категорий типа «гендер» или «этнос». Такие категории не являются стабильными, а творятся и пересоздаются ежеминутно в перформативном процессе. Еще одна интересная концепция, связанная с понятием фрагментации, построена на понятии гибридности – промежуточном состоянии между различными социальными локусами. Социальный гибрид, как его трактует Харауэй, – это своего рода киборг, лишенный тендерных различий в силу того, что представляет собой полумеханизм, полуорганизм. Понятие социальной гибридности может плодотворно применяться в исследовании классов. Оно как бы бросает вызов традиции ортодоксального классового анализа, состоящей в том, чтобы прочно закреплять индивидов в социальных структурах. 113

Действительно, мало кто в современном обществе точно идентифицирует себя с каким-то конкретным классом. Изменения в экономике, рост безработицы и, расширение системы массового образования привели к высокой степени социальной мобильности. Множество людей меняет свою классовую локализацию и заканчивают жизнь, принадлежа не тому классу, к которому относились от рождения. Все подобные ситуации могут рассматриваться как проявления социальной гибридности. В докапиталистических общественно-экономических системах классовое деление общества дополнялось и в силу этого в известной степени затушевывалось делением людей на сословия, а в ряде стран Востока – на касты. Во многих своих существенных чертах сословия и касты напоминают нам страты, однако отличаются от них своей строгой, однозначной оформленностью, как правило, либо юридической, либо религиозной. Сословия – это социальные группы, обладающие закрепленными в обычаях или законах и передаваемыми по наследству правами и обязанностями. Сословное деление, складываясь на базе классового, в то же время не соответствует ему полностью, поскольку привносит в него специфическую иерархию юридических привилегий. В дореволюционной России, например, со времен феодализма существовало, сословное деление на дворян, духовенство, купцов, мещан и крестьян, которое, как мы видим, не совсем совпадает с границами классов – буржуазии, феодалов, пролетариев, крестьян. Капиталистический способ производства, там, где он сложился в относительно чистом и классическом виде, упростил социальную структуру общества, упразднив (по крайней мере в принципе) сословное деление. Пережитки же сословной системы до сих пор встречаются в разных странах. Например, в Великобритании сохраняется практика присвоения наследственного титула пэра, дающего право быть членом палаты лордов, за выдающиеся успехи в бизнесе, управлении государством, в науке и культуре. Касты (от лат. castus – чистый) представляют собой замкнутые группы людей, выполняющие специфические, передающиеся по наследству, социальные функции. Уже в определении мы обнаруживаем весьма зримые различия между сословиями и кастами. Сословия не замкнуты в себе, ибо не запрещены межсословные браки, равно как существует индивидуальная мобильность их членов, что делает возможным переход из одного сословия в другое. Каста же эндогамна и начисто отрешена от какого-либо подобия вертикальной, межкастовой мобильности. Есть еще одно существенное различие: у каст по сравнению с сословиями гораздо резче выражена вертикальная иерархия. Это особенно рельефно обнаруживается в возрастающем «запрете на профессии» по мере исследовательского движения сверху вниз по социальной пирамиде кастового общества. Так, в Индии право на занятия воспитанием и преподаванием, исполнением богослужения и совершением жертвоприношений, благотворительностью, сбором урожая принадлежало только высшей касте – брахманам. Уже следующая за ними каста кшатриев, как менее чистая, лишалась права на преподавательскую и церковную деятельность; у касты 114

вайшья отнималось право на занятия в сфере управления и армии. Что же касается касты неприкасаемых (шудра), то они должны были служить трем чистым кастам и выполнять только самые непрестижные работы. Кастовое деление общества коррелировалось в разных странах (Древний Египет, Перу, Индия во все исторические времена и др.) различными факторами, в том числе принадлежностью к определенной этнической или религиозной общности. 6. Профессионально-образовательная структура В том, что профессионально-образовательная структура рассматривается последней среди подструктур общества, есть своя внутренняя логика. Во-первых, профессии и образование в строгом смысле слова появились позднее рода, племени, семьи, классов, в условиях уже послепервобытного общества. Разумеется, появились не из ничего, а из тех предпосылок, которые были уже наработаны нашими предками: профессии – из выделения ремесел (гончарного, кузнечного и т.д.), торговли, обособления труда по управлению общинными делами и по осуществлению культурных функций; образование – из тех зачатков трудового обучения, которые обязательно присутствовали в воспитании молодежи. Общество приобретает профессиональнообразовательную структуру лишь с окончательным утверждением трех великих общественных разделений труда – отделением скотоводства от земледелия, ремесла и торговли от сельского хозяйства, труда умственного от труда физического. Во-вторых, в философской и социологической литературе нет однозначного решения вопроса о статусе интеллигенции – чрезвычайно важном компоненте в профессионально-образовательной структуре общества. В одних работах интеллигенция определяется как класс, в других – как слой или прослойка. Было в истории российского революционного движения такое течение («махаевщина» – по имени его лидера В.К. Махайского), которое пыталось объявить интеллигенцию не просто классом, но даже классом паразитическим, живущим за счет труда рабочих и готовящим «грядущее мировое господство интеллигенции». (См. об этом: Сыркин Л.Н. Махаевщина. – M.-JL, 1931.) В связи с этим попытки уточнения понятия «интеллигенция» могут быть плодотворными только в том случае, если само это понятие соотносится с уже известными читателю понятиями «класс» и «слой». Образование выступает как необходимый компонент воспроизводства общественного человека, его социализации. В связи с этим целесообразно сделать три замечания. 1. Процесс воспроизводства общественного человека является комплексным и системным по характеру, включая в себя воспроизводство индивида как участника производства (собственника, производителя, потребителя), как гражданина, как семьянина, как природопользователя, как художника, т.е. личность, способную воспринимать мир и воздействовать на него по законам красоты. Следовательно, образование дабы эффективно реализовывать свою воспроизводственную функцию тоже должно необходимостью принимать комплексный и системный характер. И любой сбой в этом отношении, любой перекос в практике образования ведет к нарушению нормального процесса воспроизводства. Достаточно вспомнить многолетние 115

дискуссионные виражи вокруг проблемы «физики или лирики?», завершившиеся такой махровой технизацией нашего среднего и – в особенности – высшего образования, которые сегодня требуют почти чрезвычайных мер для восстановления его гуманитарного компонента. 2. Процесс воспроизводства общественного человека усложняется от эпохи к эпохе. Речь идет не только об увеличении количества воспроизводственных сфер, но и о принципиальных изменениях механизма воспроизводства, который становится все более опосредованным. В результате – исторически менялось соотношение между школой повседневной жизни и школой как учебным заведением. Пока образование было менее значимо по сравнению с непосредственным наблюдением за практикой родителей, сверстников, соседей и возможностью по сути дела без особой предварительной подготовки включаться в эту практику, оно – образование – оставалось на задворках общественной жизни. Но исподволь (а на некоторых этапах – и очень динамично) нарастал разрыв между поколениями не только в плане моральном и политическом, но и в плане производственнопрофессиональном: научно-технический прогресс в корне меняет многие традиционные технологические процессы да к тому же порождает новые профессии, которые еще вчера обществу были неизвестны. От вступающих в самостоятельную жизнь в связи с этим требуется не только специальная профессиональная подготовка, но и грамотность и необходимый общекультурный уровень. Образование выходит на авансцену, видоизменяются цели образования и идеал образованности. Двадцатый век в этом отношении оказался переломным: еще в XIX в. преобладала неграмотность (всеобщее начальное образование стало вводиться лишь в восьмидесятых годах XIX в. и только в развитых странах), сейчас же в мире грамотно более 80% населения. 3. По отношению к образованию в обществе, как правило, всегда существуют два «лагеря». С одной стороны, прогрессивная часть общества редко когда бывает удовлетворена существующей системой образования, с другой же стороны, не прекращают раздаваться голоса если не о ненужности образования («собрать все книги бы, да сжечь»), то, по крайней мере, о его избыточности. Между тем исторический опыт свидетельствует, что избыточного образования не бывает, ибо обществу каждый раз для очередного социально-экономического и научно-технического взлета требуется солидный «запас» образованности. После запуска Советским Союзом первого в мире искусственного спутника Земли (1957) президент США создал специальную комиссию, и она пришла к выводу, что основа советского приоритета в освоении космоса заложена в оптимальной системе образования, прежде всего в его всеобщности, позволяющей легче находить ньютонов и Ломоносовых. На основе этого была задумана и осуществлена самая крупная в истории США, реформа образования. Специалисты, изучавшие истоки послевоенного «японского чуда», также высоко оценили предваряющую роль образованности населения в его свершении. Темы рефератов 116

1. Роль семьи в становлении и развитии общества. 2. Семья в постиндустриальной цивилизации. 3. Род, племя, народность как исторические формы существования народа. 4. Социальная структура современного российского общества. Тема 5. ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ СФЕРА 1. Человек и политика. 2. Происхождение и природа государства. 3. Правовое и социальное государство. 4. Роль гражданского общества. 5. Политическая структура общества. Власть – политический и экономический феномен, описывающий систему господства-подчинения и предполагающий наличие субъекта власти, центр и источник власти, определенное оформление властных отношений (законы). Государство – общность людей, объединенных одной территорией, общими правовыми законами и публичной властью, а также налогами. Гражданское государство – сфера самопроявления свободных граждан и добровольно сформировавшихся ассоциаций и организаций, огражденных соответствующими законами от прямого вмешательства и произвольной регламентации деятельности этих граждан и организаций со стороны государственной власти. Правовое государство – правовая форма организации и деятельности публичной политической власти и ее взаимоотношений с индивидами как субъектами права. Политика – одна из форм деятельности по управлению общественными отношениями и связями, возникающими между людьми в процессе создания материальных и духовных ценностей. Политика включает в себя следующие элементы: власть, политические отношения, политические организации, политические интересы и идеи. 1. Человек и политика Современные представления о взаимоотношениях личности и политики, сформировались под влиянием двух методологических ориентиров политической науки. Первый – институциональный анализ, истоки которого находятся в классической политической мысли. Второй – поведенческий подход, разработанный во второй половине XX века. Для институционального анализа характерен интерес к философским, нравственным, ценностным, культурным и историческим элементам политики в их соотношении с природой человека. Данный анализ позволяет выделить две теоретические модели описания, понимания и объяснения взаимодействия человека и политики: «подчинения» и «интереса». Каждая из них характеризует различные механизмы включения человека во власть. В условиях функционирования 117

модели подчинения, действующей в обществе с достаточно высокой степенью регламентации, происходит взаимодействие механизма отбора, контроля и предписания. Необходимость такой модели мотивируется природой человека: неразумной, эгоистичной и, следовательно, нуждающейся в контроле. Основные элементы этой модели были замечены еще Аристотелем, полагавшим, что властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, так как заложены в самой природе людей, среди которых одни от рождения предназначены к подчинению, другие к властвованию. Фундаментальные же основы ее были разработаны Т. Гоббсом, полагавшим, что врожденный инстинкт человека – «вечное и бесконечное желание все большей и большей власти. Мало того, там, где нет власти, способной держать в подчинении всех, люди не испытывают никакого удовольствия (а, напротив, значит горечь) от жизни в обществе»34. Власть – источник всех этических норм. Эта идея Гоббса была поддержана и исследована как элитаристами, согласно которым нормальное функционирование социума возможно там, где имеет место наличие компетентной власти меньшинства над большинством, так и эгалитаристами – сторонниками демократических традиций, по утверждению которых отдельные индивиды во имя общей свободы обязаны отказаться от «жажды» власти и руководствоваться только в соответствии с «общей волей» социума. Новые мотивы, объясняющие необходимость подчиненного положения личности вводят современные политологи: во-первых, оправданием ее управленческих задач, так как современное общество является созревшей меритократией, где власть основана на признании заслуг (Д. Белл, С. Липсет, У. Мур); во-вторых, обеспечением константной и стабильной демократии, в основе которой требование «политики для политиков» (Р. Даль, У. Корнхаузер, Дж. Шумпетер); в-третьих, достижение большего равенства (Дж. Роулз, Г. Гэнс). Таким образом, личность в модели «подчинения» выступает в роли пассивного объекта управления, нуждающегося в механизмах, способных обуздать ее несовершенную природу. Иная модель «интереса» была разработана первоначально в произведениях А. Смита и Г. Спенсера, в которых взаимоотношения личности и власти рассматриваются опосредованно, сквозь призму личного интереса как источника социальной активности. В этой модели социальный и политический порядок возможен в результате сочетания интересов различных групп социума. Поэтому, важна не сила подавления, а рациональное осознание людьми личных выгод от объединения общих усилий. Существует два типа этой модели: 1. в основе «концепции благоразумных интересов» любая власть – источник угнетения человека; 2. в основе «концепции конкурирующих интересов» лежит порядок как непреднамеренное следствие взаимодействия между индивидами.

34

Гоббс Т. Избр. произв. в 2-х тт. – М., 1964. Т.2. – С.149-155.

118

Самое главное в модели «интереса» рассмотрение личности как субъекта политической деятельности. Сторонники «поведенческой ориентации» в анализе взаимоотношений человека и власти полагают, что стремление к власти – это один из природных признаков человека, его эмоций и инстинктов, воспроизводящих отношения господства и подчинения (З. Фрейд, Адлер, Райх, Э. Эриксон, К. Юнг, М. Блок, Г. Лассуэлл, С. Московичи, Ф. Гринстайн и др.). Превращение индивида в социальное существо говорит о появление у него потребности в статусе, в том числе в такой ипостаси, как «инстинкт власти» или «потребность власти». Потребность власти имеет давнюю исследовательскую традицию в политической психологии. В настоящее время существует множество концепций потребности во власти: А. Адлер, Э. Фромм, Ю. Козелецкий, П. Кууси, Г. Лассуэлл, Д. Маклелланд, Дж. Аткинсон, Л.Я. Гозман, Е.Б. Шестопал и т.д. Так, Е.Б. Шестопал выводит три причины изза которых власть может быть желанна: чтобы доминировать над другими и ограничивать действия других, создавать для них определенную депривацию; чтобы другие люди над ним не доминировали и не вмешивались в его дела; чтобы осуществлять политическое достижение35. Но наибольший интерес представляет психологическая концепция С.Б. Каверина, который из построенной им классификации потребностей личности, названные им базовыми выводит потребность власти как квазипотребность, складывающуюся по крайней мере из пяти базовых: потребность в свободе, гедонистическую потребность, потребность в самоутверждении, потребность в самовыражении, потребность быть личностью. В результате анализа вышеперечисленных потребностей он утверждает, что при комбинировании тех или иных потребностей формируются типы личности, каждому из которых характерно свое видение власти, «определяемой доминирующей потребностью»36. Все данные им были сведены в таблицу. Из нее можно выделить пять условных типов личности, стремящихся по тем или иным критериям к власти: нонконформист, конформист, диктатор, авантюрист и демократ. Стремление к власти различно у людей. Иногда оно бывает снижено у представителей слабого типа нервной системы, с характерной им робостью и неуверенностью в себе. Данная потребность бывает неярко выражена у людей, которые полностью увлечены другой деятельностью, а также у индивидов недееспособных, невротиков, имеющих трудности в коммуникативном общении. Кратическая потребность – это комплекс устремлений человека к получению влияния на индивидов и сообществ, используя такие средства власти как принуждение и привилегии и т.д.37 Ю. Козелецкий полагает, что «в случае возникновения расхождения между притязаниями на руководство и реально наличными властными возможностями рождается мотивационное 35

Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. – Ростов-на-Дону, 1996. – С.108. Каверин С.Б. Потребность власти. – М.: Знание, 1991. – С.18. 37 Козелецкий Ю. Человек многомерный. – Киев: Лыбидь, 1991. – С.83. 36

119

напряжение и человек старается повысить имевшийся у него до сих пор уровень контроля над другими людьми, стремится умножить свое экономическое и политическое влияние»38. Отсюда кратическая потребность чаще всего формируется на основе эгоистических интересов. Так, МакКлелланд пришел к выводу, эта потребность проявляется в двух формах: 1) эгоцентрическая – человек стремится к власти по причине того, что обладание ею дает ему удовлетворение; 2) социоцентрическая – власть позволяет достичь определенных общественных целей. В жизни эти две формы взаимосвязаны, правда, часто к власти приходят личности с различными аномалиями39. Отношение к власти Власть как стремление к независимости и самостоятельности Власть как источник материального благополучия или других личных выгод Власть как преобладание, господство над другими, источник престижа, высокого статуса, славы Власть как игра

Преобладающая потребность Потребность в свободе

Условное обозначение типа личности Нонкомформист

Гедонистические потребности

Конформист

Потребность в самоутверждении

Диктатор

Потребность в самовыражении Власть как служение Потребность быть людям, обществу личностью

Авантюрист Демократ

Жизненная форма человека проявляется во всех ценностных сферах и поэтому ее можно описать, как способность внушить другим индивидам собственную ценностную установку, либо константный, либо как приходящий мотив деятельности. Таким образом, все проявления властных отношений, на взгляд Э. Шпрангера можно, в общем, определить как политические. Отсюда, властный человек – политический человек. Все жизненные помыслы властного человека направлены на службу своим устремлениям. Познание для него – средство осуществления власти. Для властителя обычно на первом месте стоят науки об обществе и человеке; из них он пытается извлечь пользу, которая поможет ему достичь власти и поэтому кратический человек ориентируется на

38

Там же. С.85. McClelland D.C., Burnham D.H. Power as the Great Motirator//Harvard Business Pewiew, 1976, P.54. 39

120

те области теоретического знания, которые помогают управлять людьми в соответствии с его жизненными планами. Экономика для политика, в смысле богатство (как материальное, так и чисто финансовое) всегда является мощным политическим средством. Эстетическое – для кратического человека всего лишь звено в цепи средств осуществления его целей. Но часто властное и эстетическое соприкасаются. Это имеет место лишь тогда, когда кратическим человеком начинает двигать не столько рациональный расчет и знание обстоятельств, сколько безграничная фантазия, выливающаяся в гигантские проекты оформления и переоформления мирового целого. Именно этими фантазиями обладали многие из великих завоевателей в истории мировой цивилизации. Шпрангер выделяет в социальном плане два типа личностей: чистый политик, занятый только реализацией своих целей, даже если это не соответствует воле всех остальных; тип социально фундированной власти, где властитель осчастливливает народ самим фактом своего правления. В основе кратического человека лежит стремление преобладать над другими. Но в тоже время это весьма абстрактное определение, так как властитель определяется вне зависимости от права и общности. В системе же политических взаимосвязей, по утверждению Шпрангера, верно следующее утверждение: «Только тот, кто послушно следует, требованием высших ценностей, живущих в собственной душе, обладает способностями вести других и подчинять их влиянию собственного ценностного направления»40. Б.А. Леви пишет, что любое учение о человеческом бытие наталкивается на феномен власти. Власть – это символическое воплощение бытия, создаваемое индивидом и социумом, для западного человека, а для восточного человека власть осознается как ценность, как выражение самой тайны бытия. В этом случае власть появляется независимо от человека, как отражение духа вселенной. Поэтому, человек обязан сознательно подчинится этой власти, даже не задумываясь, а ее смысле41. Таким образом, власть – это неотъемлемая часть обыденного мировосприятия. Формирование и функционирование современного обыденного миропонимания – сложный и противоречивый процесс, испытывающий влияние, как современной науки, так и различного рода форм сознания и деятельности. Осмысление природы обыденного мировосприятия должно опираться не только на психологические, но и социокультурные основания 2. Происхождение и природа государства Понятие «государство» введено в политико-правовой обиход сравнительно недавно. Вплоть до эпохи Возрождения для обозначения государства пользовались более конкретными понятиями: княжество, королевство, тирания, республика. Платон известной работой «Государство» не опровергает сказанного, ибо более точный перевод ее названия на русский язык 40

Spanger E. Lebensformen. Geisteswissenschaftliche Psychologie und Ethik der Personlichkeit. Tubingen: Max Niemeyer, 1914. S. 132-157-230. 41 Levy B.-H. Barbarie a visage humane. P., 1977. P.225.

121

соответствует понятию «Конституция» или «Город-государство». Специальный обобщающий термин «государство» (от итал. – stato), применимый к любой его конкретной форме, ввел Н. Макиавелли. Из итальянского это слово перешло во все европейские языки: (англ. stаtе, нем. к stааt, фр. etat, исп. estadо). Позже мыслители (Руссо и другие) в рамках общества стали различать «гражданское общество», а Гегель окончательно разграничил понятия общества, гражданского общества и государства. Гражданское общество и государство не всегда были правовыми, хотя последнее всегда принимало законы, системы правовых норм для регулирования отношений своих граждан. Римская империя ни в коей мере не была правовым государством, хотя в ней действовала знаменитая система «римского права», которую называли тогда «писаным разумом» и которая оказала огромное влияние на последующее развитие западной культуры в целом. Понадобились немалые усилия философов, политических мыслителей, юристов по упорядочению, гуманизации отношений государства и общества. Почему возникло государство. Как известно, первобытное общество людей обходилось без государства. Власти старейшины рода, сельской общины, племенного вождя было вполне достаточно, чтобы общество худо-бедно жило без государства. Так, согласно психологической теории возникновение государства связывается с гениальной идеей, озарившей вдруг разум какого-то одного человека. Близка к исходным позициям такого объяснения известная теория «общественного договора», смысл которой заключается в следующем: люди, принадлежавшие к разным общинам, постоянно враждовали между собой, совершали набеги, захватывали и убивали чужаков. И когда они, наконец, осознали опасность этого, то договорились учредить государство как некий надобщинный орган власти и управления, передав ему часть своих «естественных прав» в обмен на защиту общих и индивидуальных интересов. Немало сторонников было и есть у классовой теории возникновения государства, разработанной марксизмом: «Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку возникают классы с противоположными, непримиримыми интересами» (В.И. Ленин). И для того чтобы эти классы не «пожрали» друг друга и общество в бесплодной борьбе, возникает государство – как сила, стоящая над обществом, если не примиряющая классовые противоречия, то во всяком случае умеряющая их, т.е. ставящая их в границы определенного порядка (Ф. Энгельс). Следует сказать, что эта теория исходит в основном из опыта Древней Греции и ее можно объяснить возникновение греческих городов-государств. Однако в ряде случаев эта логическая связь не прослеживается: сначала возникает государство, в силу определенных неклассовых причин, а потом уже возникают классы с их противоположными интересами. Весьма распространен вариант «параллельного» формирования классов и государства. Так, например, тот факт, что «родиной государства» явился Древний Египет, во многом объясняется специфическими условиями географической 122

среды и, следовательно, жизнедеятельности, жизнеобеспечения местного населения. Одно дело, когда сельская община может брать у природы готовые продукты питания (плоды), когда достаточно бросить в благодатную почву зерно и без особого труда получить хороший урожай, – тогда с образованием государства можно подождать. В Египте же на сотни километров простираются безводные песчаные и каменистые пустыни. Чтобы земля плодоносила, требовались огромные трудовые усилия людей. Земли для посева в долине Нила приходилось отвоевывать у песков, болот и зарослей. Главным занятием египтян было земледелие, и они рыли каналы, строили дамбы и другие ирригационные сооружения. Для поддержания этих сооружений сил рода или даже сельской общины было недостаточно. Требовалась власть, могущая сказать и приказать всем земледельцам, что, как и когда делать. Со временем эта власть оформилась как государство, а люди, связанные с организаторскоуправленческой деятельностью, обособились в господствующую социальную группу. В качестве стимула образования государства могут выступать не только внутренние, но и внешние факторы, в особенности угроза нашествия. Со стороны других племен и народов, покорение одних другими. Так, в Китае возникновение государства в XVIII в. до н.э. связывается с покорением племени ся племенем шан. Формула «возникают классы – возникает государство» не вполне применима и к истории возникновения государства у «варваров», против которых столетиями боролся могучий Рим и которые, в свою очередь, боролись против него и, наконец, в 476 году н.э. покорили. У варваров государства не был, хотя рабы, в частности, у германцев в небольшом количестве, использовались. Были у германцев свои короли и военачальники, но они обладали догосударственной, родоплеменной властью. Королей германцы выбирали по знатности, а военачальников по доблести. При этом у королей не было неограниченной или произвольной власти, а вожди главенствовали скорее потому, что являлись примером. Казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволялось никому, кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, а как бы по велению богов. В последние столетия существования Римской империи многие варвары, особенно из числа германцев, находились на военной государственной службе у Рима, перенимая римские нравы, украшая себя различными римскими титулами. Как подчеркивает французский историк Жак Ле Гофф, эти варвары «выступали не в роли врагов, а в роли поклонников римского политического устройства. Их скорее можно было принять за узурпаторов римской власти». Другими словами, варвары, помимо богатых трофеев, заимствовали у римлян многие принципы организации государства. Не случайно позднее германские монархи именовали свое политическое устройство «Священной Римской империей германской нации». Как видно, причин возникновения государства было немало и у разных народов они были разными. Государство – чудовище или чудо? Государство – многоликая, многофункциональная структура и сущность его каким-либо одним образным 123

сравнением или определением выразить невозможно. С одной стороны, любое государство несет в себе принуждение, насилие. С другой, – оно как-то упорядочивает, стабилизирует жизнь людей. Отсюда его разные оценки: «Государство? Что это такое? ... Государством называется самое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжет оно; и эта ложь ползет из уст его: «Я, государство, составляю народ». Если где еще существует народ – не понимает он государства и ненавидит его, как дурной глаз и нарушение обычаев и прав» – так говорил древнеиранский пророк Заратустра, если следовать изложению Ф. Ницше. «Левиафаном», т.е. библейским чудовищем, принижающим человека, называл государство Т. Гоббс в Новое время. Для Платона и Аристотеля главным в государстве было не «чудовищное» начало, связанное с принуждением и насилием, а начало, делающее возможным совместную жизнь людей для достижения счастья. Гегель же вообще обожествлял государство, называя его «образом и действительностью разума», «нравственной идеей». Поэтому на вопрос: что такое государство – чудовище или чудо? – может быть только один ответ: государство есть и чудовище, и чудо. Эти два образа заслуживают не разделительного союза «или», а соединительного «и». Известный русский юрист П.И. Новгородцев (1866–1924) писал, что «государство не есть только классовое господство, это прежде всего публичноправовое регулирование частной и общественной жизни». Можно сказать и так: государство есть продукт возникновения и развития человеческой цивилизации. Вместе с государством появляются города, торговля, письменность, первые научные знания, философские, политические и правовые идеи и учения – при всем том, что оно предполагает господство одного класса или социальной группы над другими. Политическая характеристика государства. На языке политической науки государстве можно определить как особый тип социальных связей и явлении, который (тип) характеризуется следующими существенными чертами: а) отношением власти и подчинения; б) монопольным использованием насилия теми, кто владеет властью; в) наличием юридического порядка; г) относительным постоянством; д) институциональным измерением. В этом определении, данном латиноамериканским политологом Л.С. Санистебаном, «схвачен» принципиально важный момент: государство предполагает определенный тип социального поведения людей, юридически регулируемого теми, кто владеет властью, поддерживает нормативный порядок в обществе и имеет возможность при необходимости использовать для этого принуждение. Французский социолог П. Бурдье, корректируя известную формулу М. Вебера («Государство есть организация, обладающая монополией на легитимное использование физического насилия на определенной территории»), пишет: «Государство есть Икс (подлежащий определению), обладающий монополией на легитимное использование физического и символического насилия на определенной территории и в отношении соответствующего населения». Это значит, что государство существует и 124

объективно – как совокупность институтов и механизмов, – и субъективно – как комплекс структур и категорий мышления и восприятия. Образование государства сопровождается образованием поля власти, т.е. пространства, в котором различные политические силы борются между собой за власть в государстве. В обществе в качестве самостоятельной выделилась сфера политики, политических отношений. 3. Правовое и социальное государство Среди самых значительных политических идей, призванных преодолеть отчуждение большинства населения от власти и управления, перевести права и свободы личности из области деклараций в область жизненных реалий, первое место принадлежит идеям правового и социального государства и гражданского общества. Движение к правовому и социальному государству, к гражданскому обществу подобно движению познания к абсолютной истине, к которой люди, понимая, что вряд ли наступит время, когда они скажут «мы знаем все», тем не менее стремятся. Развитие западной цивилизации, приведшее к установлению либерально-демократического политического и социального порядка, во многом определяется стремлением к созданию правового и социального государства и гражданского общества. Предварим дальнейшее изложение несколькими замечаниями о праве вообще и его роли в жизни общества и государства. Право как регулятор поведения людей. «Право», согласно строго юридической характеристике, есть критерий «юридической правомерности», своего рода социальный знак того, что человек вправе или не вправе делать, как он вправе или не вправе поступать. Жизнь общества и государства была бы попросту невозможна, если бы люди не могли отличать дозволенное от недозволенного. Право при самом широком его понимании состоит в том, что оно дает признаваемую в данном обществе и государстве, их практической жизни обоснованность, оправданность определенного поведения людей свободы (возможности) такого поведения. Причем обоснованность, оправданность, которые так или иначе даны, должны быть признаны в обществе и государстве. Что и кто устанавливает определенные нормы, правила поведения людей, руководствуясь которыми они, люди, знают: это делать можно, а этого делать нельзя, не положено? Не положено чем и кем? Еще в древнегреческих мифах о деяниях и взаимоотношениях верховного бога Зевса, его жены Фемиды, богини права и законного порядка, их дочерей была вполне отчетливо сформулирована идея о том, что есть право по природе, т.е. естественное право, и право по человеческому установлению, т.е. «позитивное», или «положительное», право. Естественное право – это совокупность правил, принципов, прав и ценностей, обусловленных самой природой человека и в силу этого не зависящих от законодательного признания или непризнания их в конкретном государстве. То, что идет от природы человека, идет от природы вообще и потому приобретает такую же силу и обязательность, как, скажем, земное притяжение. 125

Позитивное право – это реальный, существующий в законах, иных документах, фактически осязаемый (и потому «позитивный») нормативный регулятор, на основе которого определяется юридически дозволенное и юридически недозволенное поведение и выносятся (судами, другими государственными учреждениями) юридически обязательные, императивновластные решения. Если естественное право является достоянием человечества с момента его рождения, то позитивное право складывается и развивается в условиях цивилизации, одним из главных признаков которой является государственнополитическое существование людей как народов и наций. Естественного право обеспечивается самой природой человека. Позитивное право, гарантированность действия его норм и установлений обеспечивается государственной властью, ее организующей по характеру и большей частью принудительной по методам силой. Если до второй половины XVIII в. в Европе господствовало традиционное, этатистское понимание права. Согласно этому пониманию, право определялось как совокупность установленных или санкционированных государством общеобязательных норм (правил поведения) людей. Причем нередко государство персонифицировалось с государем (вспомним напыщенногорделивую фразу Людовика XIV: «Государство – это я»), а право и закон, закон и государев указ фактически отождествлялись. То со второй половине XVIII в. под правом понимается уже не совокупность норм, установленных или санкционированных государством и выражающих волю господствующих классов, а нечто совершенно другое – нормативная система, которая выражает волю граждан государства и стоит на страже правопорядка и законности. Важную роль в этом сыграл И. Кант, который соотнес понятие права с понятием морали, регламентирующей правителя, и понятием свободы в ее реальном, жизненном выражении. Он отмечал, что «гражданское состояние, рассматриваемое только как состояние правовое, основано на следующих априорных принципах: свободе каждого члена общества как человека; равенстве его с каждым другим как подданного; самостоятельности каждого члена общности как гражданина». Исходя из понимания права, разработанного во второй половине XVIII в., можно сказать, что правовое государство – это государство, в котором осуществлено верховенство права над властью. Правовому государству должно соответствовать правовое общество и наоборот. В правовом государстве и правовом обществе государство служит своим гражданам. Но нет прав без обязанностей. Поэтому в правовом государстве и правовом обществе гражданин равнообязан с государством: как государство обязано охранять права и законные интересы своих граждан, обеспечивать из социальную защищенность, честь и здоровье, так и гражданин обязан соблюдать законы государства даже в тех случаях, когда он с ними почему-либо не согласен. Основные отличия правового государства от неправового: Неправовое государство Правовое государство Государственная власть не Государственная власть 126

ограничивается никакими законами

осуществляется на основе верховенства права Разделения властей нет или оно носит Разделение властей носит реальный формальный характер характер Права и свободы человека и гражданина не защищены Запрещено все, что не разрешено государственной властью

Реальная защищенность прав и свобод человека и гражданина Разрешено все, что не запрещено законом

Обвинительное понимание задач Законодательство предполагает правосудия, презумпция презумпцию невиновности и право невиновности в законодательстве обвиняемого давать показания только отсутствует либо не практике не в присутствии адвоката соблюдается Национальное законодательство не признает или отрицает приоритет международных правовых актов и норм

Приоритет международных правовых актов и норм над национальным законодательством, приведение второго в соответствие с первыми

В международных отношениях делается ставка на силу в соответствии с принципом «цель оправдывает средства»

В международных отношениях ставка на мирное политико-правовое урегулирование спорных вопросов, следование Принципу «праведные цели не достигаются неправедными средствами»

Небезынтересно отметить, что формула о правовом государстве в большинстве конституций западных стран отсутствует. На конституционном уровне эта формула впервые была зафиксирована в Основном законе ФРГ (1949) и в Конституции Испании (1978), т.е. стран, где ранее господствовали фашистские режимы. В отличие от современной Германии, где термин «правовое государство» (Rechtsstaat) пользуется широким признанием, во Франции соответствующий термин (L'Etat de droit) такого признания не имеет. Французские юристы вопрос о правовом государстве предпочитают решать в практическом плане применительно к отдельным государственным институтам, а не теоретически. Социальное государство. Одной из важнейших функций государства должно явиться обеспечение всем людям гарантированного минимального дохода. Так, в Швеции на социальные нужды расходуется более 30% валового национального продукта (минимальная пенсия составляет около 7 тыс. долл. в год, а полная пенсия, которую можно получить, проработав 30 лет, составляет приблизительно 60% зарплаты), в ФРГ – 24, в США – 14%. 127

Социальное государство можно определить как демократическое государство, опирающееся на широкую социальную основу и проводящее активную и сильную социальную политику, направленную на повышение или стабильное обеспечение жизненного уровня населения, защиту и реализацию прав и свобод граждан, на создание современных систем здравоохранения, образования и социального обеспечения, на поддержание неимущих и малоимущих слоев, на предотвращение и успешное разрешение социальных конфликтов. 4. Роль гражданского общества Известный западный политолог А. Арато вместо традиционного дуализма «государство – гражданское общество» предлагает пятистороннюю («пятичастную») конструкцию, включающую в себя: 1) экономическое общество, выделяемое на основе форм собственности; 2) чисто экономические ассоциации и союзы; 3) политическое общество, выделяемое на основе избирательного права и политических партий; 4) гражданское общество, выделяемое на основе прав в области коммуникации; и 5) гражданские ассоциации и движения. При любом подходе гражданское общество суть относительно самостоятельное общественное образование как по форме, так и по содержанию исполняемых функций. Главное в этом отношении заключается в том, что гражданское общество призвано контролировать государство, которое в свою очередь призвано служить обществу. Что такое гражданское общество? Можно сказать, что гражданское общество – это негосударственная часть общества, основанная на автономии индивидов. Это семья, школа, добровольные организации и союзы, духовным выразителем интересов которых является общественное мнение. До XVII–XVIII вв. гражданское общество в большинстве европейских государств находилось в загоне. Как бы отвечая на призыв Руссо «найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общей силой личность и имущество каждого», появляются различные политические и религиозные корпорации, купеческие гильдии, кооперативы и, наконец, профсоюзы. Гражданское общество в соответствии с общими интересами вступает с государством в особые отношения. Суть последних И. Фихте видел в том, что между государством и индивидом заключается своего рода договор, по которому индивид соглашается на определенное ограничение своей свободы и обязуется подчиняться общим установлениям государства, а государство в ответ на это гарантирует обеспечение безопасности индивида и его собственности. Кстати говоря, именно частная собственность, согласно классическим представлениям западных мыслителей, идущих от Ж.Ж. Руссо и Г. Гегеля, является экономическим фундаментом гражданского общества. Известная английская пословица «Мой дом – моя крепость» имеет не только буквальный, но и глубокий обобщающий смысл. Если у человека есть свой «дом», т.е. собственность и если эта собственность надежно защищена законом, то он обретает уверенность, держит себя с достоинством перед 128

властью любого уровня вплоть до государственной. Здесь гражданское общество выступает как образование, главным действующим лицом которого является «человек-собственник». Нет, это не элитарное общество Форсайтов, не закрытый аристократический клуб, а демократическое общество тех, кто чем-то владеет: средствами производства, денежным капиталом, акциями, информацией, необходимой людям, интеллектом, генерирующим идеи, наконец, просто рабочей силой. Каждый человек имеет право на собственное дело. Участники такого отделенного от государственной власти общества самостоятельны и независимы друг от друга (или зависимы в пределах достигнутой между собой договоренности). Они сами решают все свои дела, сами рискуют и пожинают плоды риска. В процессе развития гражданское общество охватывает все более широкие слои населения – не только имущие, но и малоимущие и неимущие. В рабовладельческом обществе раб был совершенно бесправен, его можно было продать, купить, убить. Феодальный крестьянин тоже не пользовался гражданскими правами. Но, оставаясь в ряде случаев объектом купли-продажи, он уже обрел право на жизнь. С возникновением и развитием капитализма рабочий, включаясь в структуры гражданского общества, стал гражданином государства с невиданным и невозможным ранее объемом прав и обязанностей. Государство в той своей части, которая характеризуется как «орудие», «машина» господствующих классовых элит, было вынуждено не только считаться с возникшими общественными ассоциациями, но и встать на путь правового упорядочения своих отношений со всем населением, существенно перестроить свои собственные властные структуры. Гражданское общество – система внегосударственных общественных отношений и институтов, гарантирующая человеку реализацию его естественных и социальных прав и выражающая разнообразные потребности, интересы и ценности свободных, относительно независимых членов общества. Идея гражданского общества представлена в общественном сознании и в науке в различных смыслах, из которых магистральными можно выделить три: 1) как нормативная концепция идеального общественного порядка; 2) как аналитическая схема интерпретации современной социальной реальности; 3) как идеологическая конструкция. Центральной идеей гражданского общества является проблема соотношения частной и публичной сфер общественной жизни. С точки зрения личных интересов, можно выделить в качестве системообразующих такие принципы гражданского общества, как личная свобода, неприкосновенность и безопасность граждан, право собственности, право свободного существования и функционирования независимых объединений. Причем реализация гражданских прав и свобод личности гарантируется не только с помощью права, но и всей совокупности норм, регулирующих взаимоотношения между личностью и обществом. Область личной автономии достаточно широка и вторжение со стороны государственных инстанций в сферу частных интересов является недопустимым. Можно говорить о том, что принцип самоценности 129

личности, ее автономности по отношению к государству, лежит в основании гражданского общества. Рассмотрение гражданского общества как совокупности самоорганизованных и самоуправляемых социальных связей и отношений, позволяющих выражать интересы различных социальных слоев и групп, предполагает активность в публичной сфере. Посредством гражданского общества осуществляются организованные, институционально представленные в политическом процессе экономические и политические интересы большинства, прежде всего различных внеэлитных слоев и групп. Институционализация интересов как система представительства интересов на разных уровнях осуществляется посредством различного рода ассоциаций и объединений, определяемых как «группы интересов». Таким образом, наряду с гражданским и территориальным представительством активизируется деятельность и различных организаций, объединенных общностью интересов, вне зависимости от их месторасположения и отношения к государственным структурам. Многоуровневая система представительства интересов предполагает наличие горизонтальных интеграционных связей, а также обеспечивает возможность существования широкого спектра политических и внеполитических акторов, обеспечивающих удовлетворение различных потребностей личности. При признании в качестве главной социальной основы гражданского общества среднего класса, состоящего из высокопроизводительных, высококвалифицированных, инициативных и предприимчивых работников с достаточно высоким уровнем доходов следует согласиться с тем, что для адекватного функционирования гражданского общества необходим определенный тип личности. В частности, гражданское общество на Западе базируется на принципе индивидуализма, посредством которого индивид выражает свои права и самовыражается как личность в деятельности многочисленных партий, ассоциаций, движений и других общественных организаций. Гражданское общество позволяет умерить притязания не только власти к гражданам, но сдерживать стремления человека к бунту – как к осознанному, так и неосознанному, стихийному, сугубо разрушительному. Речь идет не о социальных революциях. Говорят, на Западе время таких революций прошло. Речь идет именно о бунте как об одном из «существенных измерений человека», человека, который говорит: «Я бунтую, следовательно, мы существуем». Примером могут служить бунты футбольных фанатов против всех и вся – если их футбольная команда проиграла, они «с горя» опрокидывают и поджигают автомашины, вдребезги разбивают витрины магазинов, забрасывают полицейских камнями. Если их футбольная команда выиграла, они делают то же самое – но на этот раз «от счастья». Гражданское общество во многом способствует нормальному ходу политического процесса в государстве, что особенно важно для государств, где по разным причинам происходит частая смена правительств (как, например, в Италии). Будучи 130

негосударственной частью общества, гражданское общество тем не менее служит стабилизирующим фактором и государства, и общества в целом. В свою очередь, современное государство прямо заинтересовано в мобилизации потенциала гражданского общества, учитывая его массовый демократический характер. Больше того, оно в ряде случаев сознательно отказывается от части своих функций (или ограничивает их) в пользу организаций и объединений гражданского общества, созданных на добровольной основе. Через их сеть государство мобилизует и привлекает значительные материальные средства и трудовые ресурсы, позволяющие разгрузить государственные структуры, компенсировать недостатки их деятельности, решать конкретные задачи. Сложившиеся формы политико-правовой жизни в разных странах Запада не идентичны. В Англии, например, нет «писаной» конституции, а существует огромное количество конституционных актов. Английская судебная власть, в отличие от американской, правительство и парламент не контролирует. Правительства формируются на партийной основе. Возможно, это как-то выходит за идеальные рамки гражданского общества и правового государства, но тем не менее не ставит под сомнение демократические принципы власти и управления на Британских островах. Правовое государство, гражданское общество, права человека, в той мере и в тех формах, в каких все это существует, – великие достижения западной цивилизации. Однако причислять их к разряду общечеловеческих ценностей не следует. В условиях других цивилизаций – китайской, японской, исламской – иные мерки и иные ценности и для их народов не менее великие. Ныне Россия, Российская Федерация, согласно Конституции, есть демократическое правовое государство (ст. 1), социальное государство (ст. 7); человек, его права и свободы являются высшей ценностью; признание, соблюдение и защита драв и свобод человека и гражданина – обязанность государства (ст. 1). Насколько все это соответствует действительности? Эти определения, скорее, констатация будущего, нежели настоящего. В сегодняшней России не осуществлен основной принцип демократического правового государства – приоритет прав и свобод человека по отношению к любым властным структурам, государственным институтам и учреждениям. Общественное мнение сегодняшней России воспринимает идею правового государства в самой общей формулировке и не разбирается в его существе. Об этом свидетельствуют данные социологического опроса, проводимые российским независимым институтом социальных и национальных проблем в течение 1995–1997 гг. Что касается гражданского общества в современной России, то оно есть и внешне выглядит вполне убедительно. 5. Политическая структура общества Политическую структуру общества в действии, в динамике, то есть функционально, принято характеризовать как политический режим. Во-первых: 131

основу политического режима составляет функциональная подсистема политической системы, и деятельность его направлена на обеспечение функционирования, преобразования и защиту механизма осуществления власти в обществе. Во-вторых: на наш взгляд, категория «политический режим» показывает, как в реальности действуют политические институты, в совокупности составляющие политическую систему, с учетом подключения различных (экстернальных) внешних и (интернальных) внутренних возмущений в систему. Так, Аристотель на основе анализа режимов функционирования греческих полисов, создал свою классификацию трех правильных, основных режимов: монархии, при которой верховная власть принадлежит одному; аристократии, при которой власть принадлежит нескольким; политии, при которой власть принадлежит всем; и трех неправильных – тирании, олигархии и демократии, по мнению Монтескье, республика возможна лишь в небольших полисах, монархия, основанная на чести, – характерна для государств средних размеров, когда же государства становятся слишком большими, деспотия почти неизбежна. Можно обозначить основные подходы в осмыслении политических режимов: политико-правовой (институционный) подход, для которого характерно отождествление понятия «режим» с понятием «форма правления» или «форма государственного строя» (характерно для французской школы, где монархия и республика различались как формы правления); социологический подход, в соответствии с которым главное внимание уделяется рассмотрению связей между обществом и государством, связей, сложившихся в реальной жизни и расходящихся на данный момент с предписанными конституцией и законами нормами политического поведения. Режим при этом рассматривается в широком значении, как регулятор во взаимоотношениях социального и политического, а не только как структура власти с присущими ей методами реализации политической воли, или как форма правления или государственного устройства. Сторонники социологического подхода считают, что режимы не могут быть трансформированы путем изменения определяющих их существование правовых процедур. Каждый режим определяется соответствующей системой социальных оснований. Современная политическая наука выделяет пять основных политических режимов: демократический, авторитарный, тоталитарный, посттоталитарный, султанический (деспотический) В действительности, значение категории «политический режим» заключается прежде всего и главным образом в том, что она позволяет ответить на вопрос, как в данном обществе функционирует политическая система, как осуществляется политическая власть. Политический режим является содержательной характеристикой политической системы общества. Политический режим является характеристикой всей политической жизни общества, включая государственную. Политический режим – это конкретное воплощение в жизнь системы конституционных порядков через устойчивую совокупность приемов и методов осуществления политической власти. В более частном смысле различают 132

режимы государственного правления - либеральный, диктаторский, жесткий (фашистского толка) и др. И, наконец, с точки зрения форм правления выделяют режимы парламентского типа, президентского правления, монархические, республиканские, чрезвычайного правления. Наиболее принятой классификацией режимов является разделение их на демократические, авторитарные и тоталитарные. Следуя отчасти традиции, а отчасти учебным целям настоящей работы, мы также будем строить свое изложение, преимущественно исходя из этой классификации. В то же время считаем важным подчеркнуть, что типологизация во-первых, недостаточно развитое в общей теории режимов направление, а во-вторых, классификации режимов отнюдь не во всех случаях могут быть сведены к дихотомии «демократия-авторитаризм». В силу различных причин эта дихотомия нередко несет с собой, помимо научной, значительную идеологическую нагрузку и непременно нуждается в уточнении и адаптации к целям конкретно проводимого исследования. Возьмем, например, режим, возникший с падением коммунизма в России. Очевидно, что этот режим недостаточно рассматривать в терминах авторитаризма и демократии (хотя делать это совершенно необходимо), даже используя для уточнения термины «посттоталитарный», «поставторитарный» или «полудемократический». Реальная действительность оказывается богаче схем, тем более, что в данном случае мы имеем дело лишь с одной из таких схем. В целях большей наглядности попробуем приложить к российской реальности не одну, а несколько имеющихся в политической науке классификаций. Классификация первая: «охлократия – олигархия – тирания». Классификация вторая: «либеральный – умеренный – репрессивный режимы». Классификация третья: «демократический – авторитарный – тоталитарный режимы». Из этих классификаций применительно к советскому режиму чаще других использовалась третья. Однако, как мы уже сказали, в постсоветских условиях ее аналитический потенциал весьма ограничен. Кратко напомним, какие критерии были положены в основание данных классификаций, и рассмотрим советский режим в динамике и с трех различающихся точек зрения. Используя первую из перечисленных классификаций, древнегреческие мыслители пытались, главным образом, ответить на вопрос о том, кому принадлежит государственная (а точнее, полисная) власть и от чьего имени осуществляется управление. Вторая классификация, была предназначена для описания методов, используемых режимом в поддержании своего господства. Наконец, демократические и авторитарные режимы, строго говоря, различаются между собой тем, каков механизм осуществления власти. Авторитарные режимы предполагают наличие более или менее жестко централизованной системы власти и контроля, отличающуюся слабостью обратных связей между управляющими и управляемыми, в то время как демократия есть система, созданная «снизу», на 133

основе четкого взаимообмена и регулярной смены лиц, осуществляющих управление обществом. Демократический режим не способен контролировать любую из общественных сфер (экономическую, политическую, социальную) иначе, как на основе закона, это – правление закона, формальной процедуры. В последнем десятилетии XX в. мир вновь захвачен демократическими переменами. Вслед за странами Южной Европы и Латинской Америки влияние демократизации распространилось еще на два региона – Восточную Европу и бывший Советский Союз. Новая волна демократизации эхом отозвалась и в странах Восточной Азии, и Тропической Африки. Практически везде процессам освобождения от власти различного рода авторитарных режимов сопутствует укрепление влияния демократических лозунгов. Даже в тех странах, где процесс этот по разным причинам замедлился или еще не был начат, большинство политических сил выступает под лозунгами демократии. «Удивительно, – пишет по этому поводу Ф. Шмиттер, – как мало современных партий и движений открыто защищают недемократические способы правления». Современная демократия включает в себя не только выборность правителей, но и гарантии политической оппозиции на соучастие в управлении обществом или открытую критику правительственного курса. Либерализм современной демократии институциализирован и закреплен законодательно. Универсальные характеристики демократий Либерализм современной демократии может быть пояснен с помощью выявления универсальных характеристик демократического устройства, каждая из которых иллюстрирует свободу возникновения и волеизъявления оппозиции. А. Пшеворский выделил шесть таких характеристик: 1. Существование и организация конфликтующих интересов, означающие, в частности, что: а) для защиты своих интересов могут формироваться самые различные группы; б) эти группы имеют гарантированный доступ к политическим институтам; в) соблюдавшие правила, но потерпевшие поражение участники игры не лишаются права на ее продолжение. 2. Развитие и разрешение конфликтов осуществляется в согласии с правилами, которые определены заранее, являются ясными и доступными для всех участников. В этих правилах определяются: а) особенности допуска к процедуре политического участия; б) возможные направления деятельности, совокупность которых представляет собой признаваемые стратегии поведения; в) критерий, позволяющий ограничить сферу действия конфликта, В условиях демократии, подчеркивает Пшеворский вслед за Л. Козером, конфликты скорее ограничиваются, чем разрешаются. 3. Некоторые направления действий исключены в качестве возможных стратегий, как например, постоянное обращение к использованию физической силы. Использование силы регулируется правилами, специально предусматривающими те случаи, в которых это может допускаться. Тем не менее физическая сила все же может быть использована, поэтому демократии 134

могут испытывать чувство страха перед лицом возможности приобретения этой силой статуса независимости. 4. Как и любая иная система, демократия стремится к стабилизации отношений, возникающих между действиями различных групп и результатами этих действий. Итогом этого стремления оказывается переплетение защищаемых различными факторами стратегий. Но специфика демократии заключается в том, что здесь каждая группа обладает возможностью самостоятельного выбора стратегии, каждая из которых имеет индивидуальные и вполне осязаемые последствия. 5. Поскольку каждый индивидуальный и коллективный участник имеет право выбора стратегий, ведущих к различающимся последствиям, результаты конфликта в условиях демократии до известной степени разнонаправлены. Нельзя сказать заранее, какой будет позиция участников в различных типах социальных отношений, включая и производственные. В условиях демократии капиталисты далеко не всегда одерживают победу в конфликтах; им приходится вести постоянную борьбу для защиты собственных интересов. Одержать победу раз и навсегда оказывается невозможным. Даже занимаемое в политической системе положение не является гарантией преуспевания в будущем. Такое положение может обеспечить определенные преимущества в электоральной конкуренции, но не является достаточным, чтобы обеспечить перевыборы в будущем. 6. Результаты демократических конфликтов не просто разнонаправлены. Они непредсказуемы, поскольку демократия предоставляет возможность реализации интересов каждой политической группе. Исходя из распределения экономических, идеологических и иных ресурсов, демократическое устройство определяет, у каких из этих интересов существуют наибольшие шансы быть удовлетворенными, у каких – средние, а какие – удовлетворить будет почти невозможно. Назначение демократических институтов состоит в том, чтобы уберечь демократию от эволюции в диктатуру, гарантируя права меньшинств. Исходя из этого, наряду со всеобщим, равным и тайным избирательным правом принято выделять и целый ряд иных демократических институтов. Среди них традиционно принято обращать внимание на следующие: 1) наличие конституции, закрепляющей приоритет прав личности над государством и обеспечивающей одобренный гражданами механизм разрешения споров между личностью и государством; 2) реально существующее и функционально работоспособное разделение властей по вертикали (законодательная, исполнительная, судебная) и по горизонтали (власть центра и регионов); 3) свобода выражения политических суждений и согласующееся с этим наличие разнообразных источников информации; 4) свобода артикуляции политических интересов и согласующееся с этим наличие развитой многопартийной системы.

135

Таковы основные институты демократии, конституирование и консолидация этих институтов составляет существо перехода к стабильной демократической системе. Среди условий стабильности демократии правомерно выделить внутренние (экономические и социокультурные факторы, фактор лидерства) и внешние. К внешним условиям демократической стабильности вполне правомерно отнести наличие такого окружения, которое исключало бы или сводило к минимуму возможности вмешательства в целях разрушения существующей политической системы. Угрозы демократии и их источники Отсутствие благоприятного внешнего окружения, компетентного лидерства, слабость экономических и социокультурных предпосылок демократии вносит свой вклад в дестабилизацию ее институционального устройства и возможное последующее перерождение или взрыв. Например, внешнее вмешательство может способствовать существенному укреплению оппозиции. Демократия, понимаемая как свобода формулировать и отстаивать политические альтернативы, представляет собой верховенство закона, законодательно закрепленное равенство возможностей, предоставляемое всем имеющимся и обладающим политическими амбициями группам. В том случае, если стратегия совмещения свободы использовать имеющиеся для приобретения политического капитала ресурсы и равенства возможностей для участия в конкурентной борьбе оказывается неудовлетворительной, могут возникнуть следующие неблагоприятные для стабильной демократии результаты. Во-первых, демократия может прекратиться в защитницу интересов политического меньшинства, не уделяя достаточного внимания большинству. Фактически это означает возникновение гибрида авторитаризма и демократии, в результате которого либерализация не сопровождается процессами демократизации или существенно отстает от них, подключая к политическому процессу массовые социальные слои с ущербным для стабильности демократии запозданием. Во-вторых, режим может выступать защитником скорее массовых, чем элитных социальных групп и обращаться за прямой поддержкой своих действий к народу. Наконец, третий и весьма вероятный результат описанной дилеммы – поляризация и сегментация политических групп, Ресурсы могут быть распределены относительно равномерно среди основных участников политического процесса, однако именно это, наряду с неуважением к демократическим процедурам, может вести к возникновению иммобилизма системы. Иммобилизм, или сегментированное политическое устройство означает возникновение, по формулировке Р. Даля, системы взаимного вето, когда главные сегменты общества обладают де-юре или де-факто правом вето на правительственную политику. Такой иммобилизм может вести к постепенной, через поражения и откаты, консолидации демократической системы. Однако он также чреват, как показали события в Ливане, развязыванием длительной и кровопролитной гражданской войны. 136

Сегодня 118 из 193 стран мира являются демократическими, охватывая большинство населения Земли (54,8%, если быть точным), значительный рост по сравнению даже с прошлым десятилетием. В эту победную пору можно было ожидать, что западные политики и интеллектуалы пойдут дальше. Э.М. Форстера и прокричат демократии троекратное «ура!». Вместо этого растет обеспокоенность в связи со стремительным распространением много партийных выборов по всей Центральной и Юго-Восточной Европе, Азии, Африке и Латинской Америке, возможно, из-за того, что происходит после этих выборов. Популярные лидеры, аргентинского Карлоса Менема, не обращают внимания на собственные парламенты и правят при помощи президентских указов, разрушая сложившуюся конституционную практику. Иранский парламент – избираемый более свободно, чем в большинстве стран Ближнего Востока – устанавливает жесткие ограничения на свободу слова, собраний и даже одежды, сокращая и без того скромный объем свободы в стране. Избранное правительство Эфиопии направляет свои службы безопасности на журналистов и политических противников, постоянно нарушая права человека, в том числе право на жизнь. Разумеется, существует целый спектр нелиберальных демократий, начиная со стран с умеренными нарушениями, до почти что тираний. В большинстве этих стран выборы редко бывают столь же свободными и честными, как сегодня на Западе, но они отражают действительное участие народа в политике и поддержку, оказываемую избранным. И такие случаи не единичны и отнюдь не нетипичны. «Фридом Хаус» в своем отчете 1996–1997 годов – «Свобода в мире» – политическим и гражданским свободам, которые приблизительно соответствуют демократии и конституционному либерализму, отведены специальные разделы. В половине стран, занимающих промежуточное положение между очевидной диктатурой и консолидированной демократией, положение с политическими свободами лучше, чем со свободами гражданскими. Иными словами, сегодня в мире половина «демократизирующихся» стран – это нелиберальные демократии. Число нелиберальных демократий растет. Семь лет тому назад лишь 22% демократизированных стран можно было отнести к этой категории; пять лет тому назад этот показатель вырос до 35%. И к настоящему времени немногие нелиберальные демократии дозрели до состояния либеральных демократий; во всяком случае, они развиваются в направлении еще большего нелиберализма. Складывается впечатление, что многие страны, вовсе не пребывая на промежуточном или переходном этапе развития, со временем превратились в форму правления, сочетающую значительную степень демократии со значительной же степенью нелиберализма. Точно так же, как различные на роды во всем мире смогли приспособиться к различным формам капитализма, они смогли принять и поддерживать различные формы демократии. Западная либеральная демократия может оказаться не последним пунктом на пути демократии, а всего лишь одним из множества возможных выходов. Со времен Геродота демократия означала прежде всего правление народа. Такое представление о демократии как о процессе отбора правительств, озвученное 137

учеными от Алексиса де Токвиля до Йозефа Шумпетера и Роберта Даля, теперь широко используется социологами. В «Третьей волне» Сэмюель П. Хантингтон объясняет почему: «Выборы, открытые, свободные и честные, – суть демократии, ее неизбежное sinequa non. Правительства, создаваемые в результате выборов, могут быть и интересами и быть неспособными проводить политику, которой требует общественное благо. Подобные качества делают такие правительства нежелательными, но не делают их недемократическими. Демократия – одна из общественных ценностей, но не единственная, и понять отношение демократии к другим общественным ценностям и наоборот можно лишь в том случае, если демократия будет четко выделена из других характеристик политических систем». Такое определение также согласуется с общепринятым пониманием этого термина. Если в стране проводятся состязательные многопартийные выборы, мы называем ее демократической. Когда участие общества в политике возрастает, например, благодаря предоставлению избирательных прав женщинам, она считается более демократической. Конечно, выборы должны быть открытыми и честными, и для этого требуется обеспечение свободы слова и собраний. Но если выйти за рамки этого минималистского определения и называть страну демократической, только тогда, когда она обеспечивает соблюдение всего перечня социальных, политических, экономических и религиозных прав, то слово «демократия» перестает быть описательной категорией и превращается в знак отличия. В конце концов, экономическая система Швеции, как утверждают многие, урезает индивидуальные права собственности, Франция до недавнего времени обладала государственной монополией над телевидением, а в Англии имеется государственная религия. Но все они определенно и вне всяких сомнений являются демократиями. Тезис о том, что иметь демократию значит, субъективно, иметь «хорошее правительство», бесполезен в аналитическом отношении. С другой стороны, конституционный либерализм связан не с процедурами отбора правительства, а скорее с целями правительства. Он опирается на глубоко укоренившуюся в западной истории традицию, которая направлена на защиту независимости и достоинства личности от принуждения не зависимо от его источника – государства, церкви или общества. В этом термине объединяются две тесно связанные идеи: либеральная, потому что восходит по своему философскому происхождению к грекам и придает особое значение свободе личности, и конституционная, потому что она опирается на традицию правления закона, берущую начало у римлян. Очень часто авторитарные режимы определяют, как правление силой, поэтому в своем чистом виде авторитаризм почти всегда может быть отождествлен с использованием инструментов принуждения и насилия. В реальной действительности такие режимы сплошь и рядом стремятся использовать дополнительные средства стабилизации, опираясь, по возможности, на традицию и харизму лидера. Более того, исторический опыт убеждает в том, что ценности традиций, религиозных и культурнорегиональных оказываются в условиях авторитаризма достаточно сильны. 138

Испания при Франко, Португалия при Салазаре, Аргентина при Пероне могут служить убедительным тому подтверждением. По сравнению с тоталитарным правлением, авторитаризм не свободен в отправлении своей власти. В обществе сохраняются институты, которые представляют для режима реальную угрозу: семья, род, церковь, социальный класс, городская и деревенская культура, социальные движения и ассоциации. Иными словами, в обществе сохраняется довольно мощный потенциал для формирования и деятельности оппозиционных политических групп. Различия и сходства авторитарных, тоталитарных и демократических режимов: Механизмы АвториТоталитарный Демократия осуществления власти тарный 1. Ограничения деятельности Да – множество правящих структур 2. Ответственность правящих ---Слабая Значительная структур (политическая партия) 3. Организация структуры Да Да Государство и правления: государство Да Под контролем госорганы бюрократия / военные Да партии Подчинены индивидуальный лидер Да (коллективное Выборные руководство) 4. Проникновение Слабое Сильное Ограниченное политических органов в структуры общества 5. Мобилизация поддержки Слабая Сильная Различная 6. Официальная идеология Слабая Сильная Слабая 7. Партии Слабая/нет Одна партия Множество 8. Полиция, сила, запугивание Да Да ---9. Права индивида (защита) по ? Да Да, в основном форме по существу Все авторитарные режимы отличает:  стремление исключить политическую оппозицию (если таковая существует) из процесса артикуляции политических позиций и принятия решений;  стремление использовать силу в разрешении конфликтных ситуаций и отсутствие демократических механизмов контроля за осуществлением власти;  стремление поставить под свой контроль все потенциально оппозиционные общественные институты – семью, традиции, группы интересов, средства массовой информации и коммуникации и пр.;

139

 относительно слабая укорененность власти в обществе и вытекающие отсюда желание и, одновременно, неспособность режима подчинить общество всеобъемлющему контролю;  перманентные, но чаще всего не слишком результативные поиски режимом новых источников власти (традиции и харизма лидера) и новой, способной сплотить элиту и общество идеологии;  относительная закрытость правящей элиты, которая сочетается с наличием внутри нее разногласий и борющихся за власть группировок. Тоталитарные режимы. Понятие «тоталитарный режим» используется для характеристики режима политической жизни, при котором политическая власть стремится установить полный, тотальный контроль над жизнью общества. Термин «тоталитаризм» происходит от латинского слова «totalis» (весь, целый, полный). Он был введен в политический оборот идеологом итальянского фашизма Дж. Джентиле в начале XX века. Р. Арон выделяет пять основных признаков тоталитаризма, которые в обобщенном виде сводятся к следующим: 1) монополия одной партии на политическую деятельность; 2) монопольная партия имеет на вооружении идеологию, которой она придает статус единственного авторитета, официальной государственной истины; 3) монополия государства на силовое принуждение и на средства убеждения (средства массовой информации); 4) всеобщее огосударствление всех видов экономической и профессиональной деятельности; 5) любое прегрешение в хозяйственной или профессиональной сфере носит идеологический характер, вследствие чего – террор, одновременно политический и идеологический. Таким образом, первое, что следует отметить – тоталитаризм отличается от других форм политического устройства масштабом централизации, унификации и односторонней регламентации. Другим ключом к пониманию его природы может служить изучение происхождения тоталитаризма. В отличие от авторитаризма и демократии, тоталитаризм появляется на свет не в результате выборов (демократия) или политического кризиса и следующего за ним переворота (авторитаризм), а в результате всеохватывающего социального, экономического и политического кризиса. При всем разнообразии тоталитарных режимов для них, как правило, характерны следующие общие черты, неоднократно суммированные в различных работах. 1. Наличие развернутой идеологической доктрины, которая охватывает все жизненно важные стороны человеческого бытия, которая стремится ответить на все потенциально возникающие у членов общества вопросы и которой предположительно придерживаются все, живущие л данном обществе. Эта идеология ориентирует общество на некое конечное совершенное состояние («коммунизм», «расово чистое» общество, «исламское государство»). Иначе говоря, она содержит в себе хилиастический призыв, основанный на категорическом неприятии существующего общества и стремлении завоевать мир ради построения нового общества. «Образ врага» всегда выступает важнейшим компонентом тоталитарной идеологии, 140

позволяющим режиму сплотить общество перед угрозой как со стороны вредителей и диверсантов внутри общества, так и со стороны враждебного внешнего окружения. 2. Единственная массовая партия, как правило, возглавляемая одним человеком, лидером харизматического склада и вбирающая в себя относительно небольшую часть населения (до 10%); партия, чье ядро страстно и непоколебимо предано идеологии и готово всемерно способствовать ее широкому распространению; партия, которая организована по иерархическому, олигархическому принципу и, как правило, либо стоит над бюрократической государственной организацией, либо полностью слита с нею. 3. Система террористического полицейского контроля, поддерживающего партию, и одновременно осуществляющего надзор над ней самой в интересах ее вождей. Такая система может быть направлена не только против «врагов» режима, но и против произвольно выбираемых классов населения, причем террор тайной полиции систематически использует современную науку, в особенности, психологию. 4. Технологически обусловленный и почти всеобъемлющий контроль партии и се преданных кадров над всеми средствами массовой коммуникации и информации – прессой, радио, кино. 5. Аналогичный, технологически обусловленный и почти полный контроль над всеми вооруженными силами. 6. Централизованный контроль над всей экономикой и руководство ею посредством бюрократической координации се ранее независимых составных частей; этот контроль, как правило, распространяется также на большинство других общественных организаций и групп.

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

1. 2. 3. 4. 5. 6.

Темы рефератов Гражданское общество и государство: проблема соотношения. Правовое государство: история и современность. Основные концепции философии права в XX в. Основные типы современных правовых систем. Правовая культура населения. Социальная справедливость как правовая ценность. Политическая культура России. Сфера политики и политическая культура. Политические отношения в современной цивилизации и тенденция их развития. Тема 6. ДУХОВНАЯ СФЕРА Система ценностей человека. Этические ценности. Современные проблемы этики. Человек на пороге биологической революции. Эстетические ценности. Религиозные ценности 141

Религия – тип мировоззрения и мироощущения, одна из областей духовной жизни людей, а также основанное на вере в реальное существование Бога (высшей силы) и чувстве связанности с ним (зависимости от него, почтения и почитания его) жизненное поведение, включающее совершение определенных ритуальных действий (культ). Толерантность – нравственное качество, характеризующее отношение к человеку, принадлежащему к другой расе, национальности, культурной традиции, религиозной конфессии как к равно достойной личности. Ценности – специфически социальные определения объектов окружающего мира, выявляющие их положительное или отрицательное значение для человека и общества (благо, добро, зло, прекрасное и безобразное, заключенные в явлениях общественной жизни и природы). Эвтаназия – понятие биомедицинской этики, обозначающее, что в определенных ситуациях быстрая безболезненная смерть для пациента предпочтительнее, чем сохранение жизни. Этической проблемой является принятие решения об эвтаназии, возможность его морально аргументировать. Эстетика – область философского знания, теоретически исследующая такое ценностное мироотношение, которое прежде всего характеризуется категорией «прекрасное» и наиболее полно выражается в такой форме человеческого сознания и деятельности, как искусство. Этика – раздел философии, изучающий человеческое поведение и совместную жизнь людей в аспекте их обусловленности законами свободы; наука о морали. 1. Система ценностей человека Система ценностей человека является «фундаментом» его отношения к миру. Ценности – это относительно устойчивое, социально обусловленное избирательное отношение человека к совокупности материальных и духовных общественных благ. «Ценности, – писал В.П. Тугаринов, – это то, что нужно людям для удовлетворения потребностей и интересов, а также идеи и их побуждения в качестве нормы, цели и идеала». Ценностный мир каждого человека необъятен. Однако существуют некие «сквозные» ценности, которые являются практически стержневыми в любой сфере деятельности. К ним можно отнести трудолюбие, образованность, доброту, воспитанность, честность, порядочность, терпимость, человечность. Именно падение значимости этих ценностей в тот или иной период истории всегда вызывает в нормальном обществе серьезное беспокойство. В.П. Тугаринов писал, что в литературе, посвященной классификации ценностей, существует их деление «на ценности жизни и культуры. Различие между жизнью и культурой очевидно. Жизнь человеку дана природой, культура же создается людьми. Ценности культуры делятся на материальные и духовные. Именно разработка теории ценностей жизни позволит ответить на многие вопросы воспитательного характера: о смысле 142

жизни, ее подлинных и ложных ценностях, о жизненном оптимизме, в чем состоит действительное счастье человека и т.д. В обыденно-жизненной практике мы часто употребляем выражение «социальная ценность», «приоритет», «ценное в человеке», «ценное открытие», «моральные и эстетические ценности», «честь», которые фиксируют в разнородных предметах какое-то общее свойство – быть тем, что может вызвать у разных людей (групп, слоев, классов) совсем разные чувства. Однако определение обыденным сознанием положительной или отрицательной значимости материальных предметов, правовых или моральных требований, эстетических склонностей, интересов, потребностей оказывается явно недостаточным. Если стремиться познать природу, сущность этой значимости (значение чего-либо), то необходимо определить, что такое общечеловеческие и социально-групповые, классовые ценности. «Приписывание» предметам ценности как таковой через их полезность, предпочтительность или пагубность не позволяет понять ни механизма возникновения и функционирования ценностного измерения системы «человек – окружающий мир», ни того, почему погибают одни социальные установки, а на смену им приходят другие. Есть проблема и в том, что разные люди, общественные силы по-разному оценивают одни и те нее социальные процессы и события, факты и явления культуры, научные достижения. Разные высказывания о ценностях можно найти в произведениях Гераклита, Сократа, Платона, Эпикура, Лукреция, Спинозы, Канта. Французские материалисты XVIII в., Гегель также обращали внимание на проблему ценностей, нередко она становилась предметом обсуждения и у средневековых схоластов. Но в специальный философский лексикон понятие ценности введено только в 60-е годы XIX в. немецкими философами Германом Лотце (1817 – 1881) и Германом Когепом (1842 – 1918). Это свидетельствует о том, что такие вопросы, как смысл истории и самой человеческой жизни, его цели и идеалы, реальность и ценность человеческих желаний и стремлений, могут стать предметом специального научного анализа только на определенном историческом этапе. Оно подтверждает и то, что уже в первом десятилетии XX в. как самостоятельная теоретическая дисциплина возникает аксиология (от гр. axia – ценность), главной задачей которой становится исследование природы ценностных отношений. Сразу нее возникли разные аксиологические школы: натуралистического психологизма (А. Мейнонг, Дж. Дьюи, Р.-Б. Перри, и К.-И. Льюис), аксиологического трансцендентализма (В. Виндельбанд, Г. Риккерт), культурно-исторического релятивизма (В. Дильтей, М. Вебер, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин). Несмотря на то, что теоретические поиски представителей разных школ шли в рамках духовного, ими сделаны важные шаги в понимании того, что такое культурные ценности. Так было выяснено, что общей характеристикой ценностей является духовная сущность, а формой проявления – традиции, нормы, правила, заповеди, установки. Однако ценностное сознание имеет право выбирать, осмысливать значимость объектов. При исследовании ценностей культуры нельзя абстрагироваться от 143

культурно-исторического контекста и произвольного увековечивания какойнибудь одной системы ценностей. Специфичность социальной системы, социальных связей разных социальных институтов определяется именно наличием соответствующих ценностей, их нормативно-предписывающим характером и относительной независимостью субъекта от познавательных условий среды. Это значит, что основой всех социальных действий являются те или иные ценности, их значимость для субъекта. Безусловно, необходимо отметить существование общих ценностей, которые выступают как определенные регулятивные принципы человеческого поведения и деятельности. Однако это положение нельзя абсолютизировать. В противном случае мы так или иначе приходим к признанию, что история общества есть реализация системы «вечных ценностей». Тем самым невольно игнорируется социально-экономическая основа общественного строя. Представители названных выше школ трактуют общество как систему коллективных ценностей, господствующую над индивидами. Эта система определяет содержание индивидуальных установок и формирует тем самым личность. Действительно, общество есть живой организм, который функционирует и развивается. Каждая система имеет свои законы зарождения, функционирования и перехода, превращения в другой социальный организм со своими социально-культурными ценностями. Но не только они создают основное содержание развития общества. Механизм социализации человека значительно сложнее и противоречивее, чем это кажется на первый взгляд, ибо само функционирование ценностей и ценностно-ориентировочной деятельности человека связано не только с простым механизмом приспособления взглядов, представлений, мотиваций, установок к существующим нормам, стандартам поведения, но и к выполнению ролевых функций и социальным институтам. Конечно, каждый человек оценивает свое поведение с точки зрения социальных ценностей, которые осознаны им как необходимые, целенаправленные и полезные, прежде всего для себя. Это значит, что социальные нормы наиболее действенны и эффективны только тогда, когда они отражают или удовлетворяют интересы и потребности личности, становясь компонентами ее индивидуального сознания. Только в этом случае можно говорить о высших формах социализации – саморегулировании и самоконтроле за своим поведением. Фиксация только идеальных мотивов «выбора» ценностей совсем не отвечает на ряд так называемых «вечных» вопросов, в том числе и на вопрос, что является связующим звеном между культурными ценностями и человеком, личностью в конечном итоге. Однако только ли личный выбор тех или иных ценностей определяет действие личности? Конечно, нет. Сюда можно причислить и отношение человека к природе и самому себе, предметно-вещественному миру, истории и ее смыслу, к существующему обществу, его идеалам, традициям, общепринятым нормам поведения. Началом и связующим звеном всех этих 144

отношений является предметно-практическая деятельность людей, которая осуществляется в разнообразных организационно-коммуникативных формах. Материалистическая философия, опираясь на все положительное разных аксиологических школ, связывает ценности с реальной жизнью, с поступательным развитием исторической необходимости, с потребностями, интересами и целями людей. История общества есть сфера творчества людей, достижение поставленных ими идеалов, целей, решение возникающих практических задач и проблем. Общество всегда будет иметь потребность в деятельности своих членов, которая меняется, совершенствуется вместе с развитием всей совокупности социальных отношений. Только человек делает жизнедеятельность предметом воли и сознания. Последовательная смена и преемственность жизнедеятельности поколений определяет развитие истории. Каждое новое поколение опирается и использует достижения предков, но вместе с тем ему дано ставить и осуществлять и новые цели на основе новых возможностей. Благодаря этому субъективные замыслы выражают объективный ход истории. В идеалах, которые соответствуют социальным установкам, человек только осознает свои потребности и интересы, которые ему объективно даны предшествующими поколениями. И потому в самом феномене ценностей нет ничего непонятного, мистического, таинственного. Ценности выражают, прежде всего, общественно-исторические отношения к значимости всего того, что так или иначе включено в сферу действеннопрактических связей системы «человек – окружающий мир». Необходимо подчеркнуть, что общественные и личные потребности, цели, интересы есть не только отражение изменчивого общественного бытия людей, но и являются внутренним, эмоционально-психологическим мотивом этого изменения. Материальные, духовные и социальные потребности составляют тот естественно-исторический базис, на котором возникают ценностные отношения человека к объективной реальности, к своей деятельности и ее результатам. Но было бы ошибкой думать, что это базисное влияние всегда осуществляется прямо, непосредственно, автоматически, вне творческой деятельности личности. Можно сказать, что ценности есть отражение и реализация наиболее общих межсубъектных отношений, которые служат объединению людей на всех уровнях – от личности, индивида до общества в целом. Ценности при этом выступают в качестве нормативнорегулирующего императива. В отличие от потребностей, которые направлены непосредственно на предмет (объект), ценности принадлежат к сфере долженствования. Например, Добро, Справедливость, Красота, Истина существуют не предметно, а только как значимости, как ценности. Процесс освоения человеком всего предметного мира, культуры начинается не с теоретического отношения человека к культурным ценностям, а с практической жизнедеятельности. Для того чтобы жить, чтобы действовать в обществе, человек прежде всего должен усвоить те ценности, которые созданы предыдущими поколениями. Постепенно в процессе образования и воспитания формируются ценностные ориентации личности как личные ценности, в соответствии с которыми она оценивает свои поступки, строит 145

планы на будущее, характеризует свое социальное окружение. Любой элемент культуры – предмет, приспособление, инструмент, слово, знак, действие, отношение, а также сам человек и природа, вне которой он не может осуществлять свою деятельность, приобретают характер ценности. Необходимо заметить, что хотя общество «предоставляет» человеку сумму «оценочных» суждений, он владеет вместе с тем свободой выбора тех или иных ценностей. Еще Гегель говорил: «Влияние, которое оказывается на индивида действительностью... приобретает благодаря индивиду тот абсолютно противоположный смысл, что индивид или дает потоку действительности свободу влияния на себя, или прерывает и преобразовывает его». Ценностный мир как отдельного человека, так и общества в целом имеет определенный иерархический порядок: разные типы ценностей взаимосвязаны и взаимообусловлены друг с другом. Ценности можно разделить на предметные (материальные) и идеальные (духовные). К материальным ценностям относятся потребительные стоимости, отношения собственности, совокупность материальных благ и т.д. Социальные ценности составляют духовную жизнь человека, его общественную и моральную честь, его свободу, достижения науки, социальную справедливость и т.д. Политические ценности – это демократия, права человека. Духовные ценности бывают этические и эстетические. Этические – это традиции, обычаи, нормы, правила, идеалы и т.д.; эстетические – область чувств, природные качества предметов, образующие их внешнюю сторону. Второй пласт эстетических ценностей – предметы искусства, которые составляют итог преломления эстетических свойств мира через призму человеческого таланта. Мир ценностей разнообразен и неисчерпаем, как многогранны и неисчерпаемы общественные интересы и потребности личности. Но в отличие от потребностей, которые направлены непосредственно на какой-то предмет, ценности относятся к сфере необходимости. Например, добро, справедливость как ценности существуют не фактически, а как значимости. А значимость ценностей определяется в соотношении с потребностями общества и уровнем его экономического развития. Человечество не только создает ценности в процессе общественноисторической практики, но и оценивает их. Оценка есть единство оценочного суждения (оценки процесса) и оценочных отношений (оценки результата). Понятие оценки неразрывно связано с понятием ценности. Как один из сложных и специфических моментов познания действительности процесс оценки содержит в себе моменты субъективности, условности, релятивности, но не сводится к ним, если оценка истинная. Истинность же оценки заключается в том, что она адекватно отражает интерес познающего субъекта и что в ней выявляется 146

объективная истина. Непростая информация о фактах общественной жизни, глубокий их анализ и оценка с точки зрения общественного процесса базируются на научном познании, и в этом смысле оценка и научное познание совпадают, точнее оценка выступает как одна из сторон научного познания действительности. Критерием всяких знаний, в том числе и оценочных суждений, критерием истинности самих норм и нормативов выступает общественноисторическая практика. В бесконечном процессе научного познания наступают моменты, которые связаны как с суммированием итогов, определением их значимости и ценности для практики, так и с констатацией того, что еще не сделано и что необходимо сделать. Это и есть научная оценка – оценка достижений и неудач науки, деятельности ученых и научных учреждений. Научная ценность той или иной объективной истины определяется тем, насколько глубоко отражает эта истина сущность вещей и как она служит на практике человечеству в его прогрессивном историческом развитии. Политическая оценка – это осознание того, какую ценность представляют собой определенные явления общественной жизни для той или иной социальной группы, политической партии, с позиций которой делается оценка. Между научной и политической оценкой существует не только связь, но и различие, поэтому недопустимо оперировать чисто политическими оценками в научной отрасли, а научного анализа политических отношений явно недостаточно без политического мастерства, без умения связать с практикой и проводить в жизнь политическую программу. Моральная оценка представляет собой важнейший элемент морали как формы общественного сознания. Моральные правила и идеалы образуют то мерило, с помощью которого оцениваются конкретные человеческие поступки и общественные явления – как справедливые или несправедливые, хорошие или плохие и т.д. Эстетическая оценка как один из моментов художественного освоения действительности заключается в сопоставлении произведений искусства и жизненных явлений с эстетическими идеалами, которые сами в свою очередь рождаются жизнью и преломляются через призму социальных отношений. Оценки глубоко проникают в повседневную практическую жизнь человека. Они сопутствуют ему, составляют важную часть мировоззрения, индивидуальной и общественной психологии социальных групп, классов, общества. Ценности необходимо рассматривать как специфически социальные явления, как определенные проявления общественных отношений нормативнооценочной стороны общественного сознания. Иначе говоря, мировоззрение нельзя сводить к той или иной ценностной позиции. Ценности и истина – две формы обобщения социального опыта и осознания законов общественного бытия. Поскольку критерием ценности истины является ее соответствие объективной реальности, то критерием ценности добра будет его объективная социальная польза, критерием художественной ценности – духовное 147

наслаждение. Иначе говоря, к духовным ценностям относится все разнообразие общественного сознания. Их можно представить и как ценности-идеалы, ценности-цели, ценности-средства. Их особенностью является то, что они выступают всегда в виде готовых правил поведения, которые не требуют обоснования и потому ближе всего к нормативным убеждениям личности. Сами ценностные представления могут содействовать «возвышению», улучшению потребностей и, наоборот, содействовать их деформации. Именно они и составляют ту смысловую «рамку», которая включает в себя все мысли человека определенного уровня культуры. Ценности можно ставить в определенный иерархический порядок также в зависимости от того, на какие социальные группы распространяется их действие как регулятивов человеческой деятельности и поведения. Можно выделить общечеловеческие, социально-классовые, групповые и индивидуальные ценности. Общечеловеческие ценности являются регулятивом поведения всего человечества, как, например, «простые» нормы человеческой морали или ценности произведений искусства великих мастеров, которые являются богатством всего человечества. Социальные ценности регулируют взаимоотношения классов, больших социальных групп, а ценности личного порядка определяются склонностями, вкусами, привычками и другими индивидуальными особенностями людей. Безусловно, между ценностями существует тесная взаимосвязь. Однако примат принадлежит общественным ценностям. Это определяется прежде всего тем, что они отражают фундаментальные отношения людей, их жизненные потребности и интересы. К ним необходимо отнести жизнь, мир, человека (человечество), хлеб, дом, семью, здоровье, работу. Это такие ценности, которые содействуют (и должны содействовать) сохранению и развитию человечества как такового, его воспитанию и созданию благоприятных условий не только для его существования (бытия), но и для раскрытия всех, человеческих возможностей. Обобщенным критерием общечеловеческих ценностей является обеспечение личных свобод и прав каждого индивида, охрана физических и духовных сил, материальные и морально-правовые гарантии общества, которые содействуют реальному развитию человека. В истории человечества именно эти ценности наиболее остро чувствовали, ярко и образно выражали гуманисты-писатели, философы, поэты, художники, ученые. Необходимо подчеркнуть, что эти ценности, в какой бы национально-традиционной форме они ни выражались, выступают в качестве общепризнанных, хоть, может быть, не все люди сразу безоговорочно и автоматически их понимают как общечеловеческие. Здесь следует учитывать и конкретно-исторические условия бытия каждого народа, его участие в общем потоке мировой цивилизации. Развитие человечества – естественно-исторический процесс. Общечеловеческие ценности – результат этого процесса, их сущность исторически конкретна, отдельные ее составляющие меняются или актуализируются, становятся приоритетными в определенный период истории. Понимание этой диалектики 148

позволяет научно осмыслить иерархию ценностей, понять соотношение общечеловеческих, национальных, социально-классовых и индивидуальных интересов, потребностей. Глобальные угрозы (экология, негативные результаты НТР, оружие массового поражения и др.) самим основам жизни на Земле – это реалии сегодняшнего дня. Они общие для всего человеческого рода. При этом нельзя забывать, что содержание ценностей, к какой бы ступеньке иерархической лестницы они ни принадлежали, всегда замыкается на субъекте (человеке) и межсубъектных – (межличностных) связях. Их конкретно-историческая форма всегда производна от конкретно-исторического характера социальнокультурных связей между субъектами. Общечеловеческие и социальноклассовые ценности на уровне повседневной жизнедеятельности, в практике повседневного бытия людей выступают в форме представлений о социальной справедливости, общественном устройстве, свободе, правах и обязанностях, смысле жизни, здоровье. Приближаясь к индивидуально-личностному восприятию, все ценностные ориентации еще больше конкретизируются и, выражая важные потребности общественного человека, выступают уже в форме ценностей общения (дружба, любовь, доверие, родственные и этнические связи и т.д.), культурных ценностей (способы мировосприятия, стиль или образ жизни, моральные и эстетические представления, познавательные интересы и т.д.), ценностей самореализации (творчество в разных сферах деятельности, самоутверждение, выбор в спектре возможностей, представление о социальном статусе, желаемом образе личного «Я» и т.д.). Причем ценности такого порядка существуют в виде общезначимых чувств, переживаний, настроений, вербальных формул-схем действий (надо делать так, а не по-иному). Смысл ценностей «доводится» до субъекта (индивид, группа, коллектив, класс, общество) через переживания, чувства, эмоции и мышление. Без этого эмоционально-образного их восприятия многие ценности превращаются в лозунгово-плакатные нормативные требования, отрываются от индивидуально-ценностного. Может быть и обратное, что приводит к стереотипу, конформизму, нигилизму. Поэтому важную роль в существовании и обновлении ценностей играют традиции (общекультурные и национальные), обряды, ритуалы, искусство и литература. Через образносимволические формы они приобщают новое поколение к ценностям, которые исторически складываются, определяют общие контуры ценностных ориентации. Ценности в любом обществе являются внутренним стержнем культуры, характеризуют качество культурной среды, в которой человек живет, формируется как личность. Они – действенная сторона духовной жизни. В них проявляются отношения человека, общества к миру, который удовлетворяет или не удовлетворяет человека, и именно поэтому ценности помогают социализации человека, его самоопределению, включению в конкретно-исторические условия культурного бытия. 149

Задача воспитания заключается не столько в том, чтобы возвышать, «одевать» ценности в яркие наряды, сколько в том, чтобы помочь молодежи включить все эти ценности в практическую жизнь. Чем в большей степени личность, социальная группа будут превращать существующие ценности в практику своей жизнедеятельности, а личность будет овладевать ценностным миром человеческой культуры, тем в большей степени она сама и ее жизнь будут приближаться к идеалу всесторонней и гармонично развитой личности. 2. Этические ценности В начале XXI века перед человечеством, а особенно перед ученым миром встала проблема: «Насколько ученые вправе вторгаться в человеческую психику, какова ответственность за последствия эксперимента и что такое норма поведения». Этика же пытается разъяснить: откуда берутся моральные правила и законы, на какой фундамент они опираются? Что принуждает общество следовать этим законам? Можно ли человека оградить от варварства, зверства, насилия? И самое главное возможно ли создать такое мировое сообщество, в котором не будет больше ни войн, ни насилия, ни подавления человеческой свободы? Общеизвестно, что первыми законами, объединяющими общество людей, были законы морали. Можно согласиться, с позицией А.В. Разина, что «основы нравственного самосознания человека, по существу, совпадают с основами формирования его общественного сознания в целом, и возникновение нравственного отношения к другому оказывается неизбежным»42. Начнем с определения морали. Мораль есть исторически сложившаяся и признанная обществом совокупность правил и норм поведения людей, регулирующих их отношения друг к другу, к разным социальным группам, обществу в целом и поддерживаемых личным убеждением (совестью) и силой общественного мнения В определенных контекстах понятие морали нередко отождествляется с понятием нравственности. Однако, при рассмотрении поведения отдельно взятой личности, эти понятия следует различать. Так как для последней нравственностью являются лишь те нормативы общественной морали, которые стали внутренним элементом ее духовного мира и на которые она опирается (иногда неосознанно) в повседневном поведении. Если же брать общество в целом, то в категориальном плане мораль и нравственность в его жизнедеятельности предстают как одно и то же. Вызвано это в конечном итоге тем, что центральным и основополагающим пунктом морали является вопрос о соотношении общественных и индивидуальных личных интересов. Мораль – это один из сущностных аспектов взаимодействия личности и общества. Если бы те и другие интересы полностью совпадали, не понадобилось бы никакой морали. На уровне морального сознания отдельно взятого человека как биосоциального существа соотношение общественных и 42

Разин А.В. Основы нравственного самосознания. // Человек. №2. 2001. С.20.

150

индивидуальных интересов непосредственно представлено в форме взаимоисключения долга и чувственных влечений. При этом долг человеком осознается как совокупность его обязанностей перед обществом и другими людьми, а чувственные влечения как его стремления к достижению плотских удовольствий или наслаждений. На деле выполнение долга есть проявление разумной воли индивида и всеобщего духа социума, а стремление к удовольствию является выражением его специфических особенностей как единичного чувственного существа, находящегося в согласии с самим с собой только в рамках переживания приятных эмоций. Данная коллизия – внутреннее противоречие между единичным и случайным в нравственном сознании человека. В истории этической мысли это противоречие оказалось в центре внимания уже в рамках философских концепций стоицизма и эпикуреизма и продолжало осмысливаться в последующие эпохи развития философии (И. Кант, Ф. Ницше). Реальное же разрешения рассматриваемое противоречие находит в каждом данном случае лишь на уровне функционирования практического разума, т.е. совести. Чем выше степень развития совести, тем больше гарантий тому, что в нравственном поведении человека будет отдаваться общим моральным критериям, а не его пристрастным чувственным влечениям. Следует отметить, что когда люди начинают отдавать приоритет в своем поведении чувству удовольствия, признавать его благом даже критерием и высшей жизненной целью, тогда открывается путь всякому произволу в поступках, в результате чего, мораль неизбежно упраздняется и возникает состояние аморализма, вызывающее к деградацию и распад социума как жизнеспособной целостной системы, что в случае сознательного выполнения долга индивид получает не только общественное признание, но и высшее удовлетворение, которое приносит ему несравнимое чувство, источник которого заключен в его совести и разуме. Только посредством подчинения своего поведения нравственным императивам социума человек сумел в далеком прошлом подняться над своим прежним животным образом и получил все необходимое для бесконечного совершенствования своей внутренней духовной природы и постижения. Каждое новое поколение должно осваивать не только наработанные предыдущими поколениями нравственные ценности, но и как бы в свернутом виде заново проходить историю становления и развития морали человечества, нацеленной на возвышение людей над их животным состоянием. В этом находится исток того, что нравственность от поколения к поколению прогрессирует не по прямой, а по зигзагообразной линии. В морали выражается общественная сущность человека и его коренное родовое отличие от животных. Одна из основных черт, которой человек отличается от животного, состоит именно в том, что он знает, что есть добро и зло. Смысл возникновения и функционирования морали заключается как раз в том, чтобы создать необходимые духовные предпосылки для налаживания и постоянного поддержания совместной жизни людей и приучить их считаться не только с интересами друг друга, но и общества в целом. Не случайно в морали 151

приоритет всегда отдавался общественным интересам, которым в связи с этим должны были быть подчинены интересы индивидуальные. Так, А.В. Разин выделяет шесть моделей нравственного поведения, которые, дают представление о мотивах, обеспечивающих моральное поведение. 1. Жертвенную модель нравственного поведения, наиболее далекую от влияния позитивной эмоциональной мотивации. Поведение здесь формируется на основе желания избежать сильных отрицательных эмоций, в том числе таких, которые могут быть даже альтернативой самой жизни. Например, человека не предать, даже зная, что он идет на верную смерть из-за того, что идеально представляет себе жизнь с сознанием невыполненного долга как сплошное мучение совести. 2. Вторую модель: нравственная мотивация программного характера. Естественно человек практически всегда планирует свою жизнь. Бывает он представляет себя гением, бывает мечтает счастливой семейной жизни и материальном благополучие. Но в тоже время он опирается на ряд критериев, которые показывают, как необходимо жить в этом мире. Нравственные ценности составляют фундаментальную часть этих критериев. 3. Третья модель нравственного поведения может быть определена как сострадание. Сострадание как основа нравственного поведения было основополагающем в концепциях Д. Юма, П. Кропоткина, А. Шопенгауэра. Шопенгауэр видел в сострадании исходную клеточку, основу морали, из которой выводятся все другие нравственные отношения. Суть сострадания, таким образом, заключается в том, что, проявляя жалость к другому человек фактически косвенно жалеет самого себя, предполагая возможным, что он в такой же ситуации, как и человек, на которого реально распространяется отношение сострадания. 4. Четвертая модель может быть представлена как благотворительность. В эмоциональном плане механизм реализации данной модели нравственного поведения связан с тем, что человек старается избежать тех негативных эмоций, которые порождаются в результате способности сострадания. Отсюда он пытается улучшить возможности другого, что можно выражаться в отдельном акте помощи. 5. Пятая модель – справедливость. Основой такого нравственного поведения могут быть общие представления о справедливости, развиваемые уже не только на основе морального, но и других форм общественного сознания. В эмоциональном плане нравственное поведение, основанное на идеи справедливости, связано, прежде всего, с негативными эмоциями, возникающими тогда, когда справедливость нарушается (возмущение несправедливыми действиями или несправедливыми общественными порядками). Отношения людей друг к другу отражаются в понятии справедливости в связи с их принадлежностью к некоторому целому. Вне понимания значения сохранения этого целого в интересах всех, оценка отдельных нравственных действий как справедливых или не справедливых теряет смысл. По мере того как индивидуализация личности осознается в 152

качестве все большей и большей ценности, в идеях справедливости также отражаются условия личного бытия, необходимые для индивидуального самовыражения. В этой связи уже само общество подвергается оценке с точки зрения того, насколько оно защищает индивидуальные права личности и насколько оно дает возможность для самореализации каждого человека. Однако возможность самореализации каждого всегда соотносится в понятии справедливости и с интересами всех, с исходной идеей сохранения целостности и приумножения принадлежащего всем богатства. В силу этого категория справедливости показывает – до какой степени допустима индивидуализация. Превращение удовлетворения личного интереса в единственный критерий ориентации поведения всегда оценивается в нравственном сознании как несправедливое, как эгоизм. Такая оценка вызывает соответствующие отрицательные эмоции, которые составляют основу чувства справедливости. Что же касается положительных эмоций, то они, конечно, могут возникать по поводу восстановления нарушенной справедливости. 6. Модель нравственного поведения – благоговение и героизм. Отношение отдельного человека к целому, т.е. к обществу, в котором он живет, к культурной среде своего обитания может выражаться в особом возвышенном чувстве сопричастности высшему бытию. В религиозном сознании такое чувство обычно характеризуется как чувство благоговения. По своей природе оно представляет развитое до высшей степени сознание уважения и благодарности. Но это чувство не возникает само по себе. Оно, как и другие социальных чувства человека формируется специфическими средствами морального воздействия. С формированием чувства благоговения в традиционных системах морали была связана такая добродетель, как благочестие. Наличие добродетели говорит о том, что обладание чувством благоговения предписывается человеку как долг. Природа чувства благоговения с точки зрения эмоций человека представляет страх перед богами, превращенный в чувство успокоения, связанное тем, что все полагаемые обязанности (благодарности, послушания, жертвоприношения) выполняются нормально. Так или иначе, люди испытывают определенный трепет, наблюдая предметы, которыми пользовались великие ученые, писатели, композиторы, хотя они могут быть самыми обычными предметами, постоянно встречающимися в повседневной жизни. Надругательство над святынями вызывает у человека желание их защищать. Отсюда рождаются особого рода героические действия, в которых человек наиболее непосредственно отождествляет себя с целым43. В современном мире человек сталкивается с массой ситуаций, вызывающих противоречие между разными мотивами. Например, когда имеет место противоречие между желанием профессионального самоутверждения и обязанностями перед своей семьей, когда встает вопрос о выборе между более

43

Разин А.В. Этика. – М., 2003.

153

высоко оплачиваемой или более интересной работой, когда необходимость заботы о близких мешает реализации иных жизненных планов и т.д. Особенно остро ситуация выбора встает тогда, когда действия попадают под компетенцию разных норм, а иногда и разных систем морали. Для того, чтобы совершить правильный выбор, необходимо привлечь набор всех возможных средств, начиная от простого знакомства с историей жизни других людей, и заканчивая своеобразной психотерапевтической процедурой, в которой человек пытается представить себя в ситуации уже совершѐнного выбора, пережить эту ситуацию эмоционально. Этика прежде всего и нужна для того, чтобы прояснить основания морального выбора, продемонстрировать личности те способы рассуждения о жизни, которые уже были осуществлены в истории человечества. Предметом этики, следовательно, в самом общем плане является поле морального выбора человека, изучение арсенала тех средств, с помощью которого он совершается. Объект этического знания имеет двоякое значение. Во-первых, это та общественная реальность, которая подвергается наблюдению и изучению для формулирования положений самой теоретической этики. Например, объектом этического знания являются реально существующие нравы, поведение людей. Во-вторых, в качестве объекта воздействия этического знания выступает сам человек, его нравственное просвещение, развитие у него положительных нравственных качеств. Объектом воздействия этического знания становится также вся система существующих в обществе социальных норм, содержание которых может уточняться, получать более точную вербальную формулировку за счет работы этической мысли, если речь идет о собственно моральных нормах. Когда говорят об этике, у многих возникают самые разные представления: одни полагают, что этика это этикет, правила вежливого, уважительного отношения к другому, другие – что это наука об определенных желательных чертах характера, добродетелях (умеренность, мужество, мудрость, справедливость); а у третьих, возникает образ грызущей совести, воспоминания о сильных нравственных переживаниях; другие, возможно, задумываются о справедливости или несправедливости каких-то явлений общественной жизни, долге и обязанностях. Каждое из вышеперечисленных представлений действительно отражает определенные стороны морали и что еще более важно – раскрывает существующие способы построения системы этического знания. Любой способ построения нравственной системы, какая бы категория ни была взята в нем за основополагающую, и какие бы в нем ни были сделаны приоритеты, все равно предполагает использование различных категорий, описание с помощью них разных сторон человеческой жизни. Особенности морали могут быть раскрыта на основе понимания специфики средств воздействия на поведение личности. Нормы и требования морали, несомненно, имеют отличия от других общественных норм. Они выражаются в следующем: а) неинституциональной характер норм морали; 154

б) конфликт должного и сущего; в) свобода выбора; г) всеобщность выражения нравственного требования; д) должный характер44. Таким образом, содержание моральных норм, которые казалось бы наиболее четко, формально определяют фундаментальные нравственные требования, в действительности, также, оказывается, трудно раскрыть, потому что многие из них представлены в неявной, латентной форме. Они проявляют себя через устойчивые поведенческие реакции реальных носителей норм, окружающих каждого отдельного человека, то есть через нравственное сознание и поведение, которым обладают живущие в данном обществе люди, через образы, представленные в художественной литературе, примеры стойкости и героического поведения. Лишь незначительная часть наиболее простых и фундаментальных норм морали получает определенную вербальную кодификацию. Сложность вычленения предмета этики как науки о морали заключается также в том, что нравственные отношения включены в широкий круг всех иных общественных отношений. Явления общественной жизни в принципе можно классифицировать как моральные (относящиеся к морали и оцениваемые положительно), аморальные (относящиеся к морали и оцениваемые отрицательно) и внеморальные. С выявлением после их дело, однако, обстоит достаточно сложно. Конечно, в обществе имеют место, например, экономические связи, складываются производственные отношения. На первый взгляд они не имеют отношения к морали. Однако, как только мы опускаемся на уровень конкретных действий людей, в том числе, исследуем действия, которые влияют на характер производственных отношений, мы обнаруживаем, что и они несут определенную моральную нагрузку. Например, решение о закрытии нерентабельных шахт это решение производной и нормативной этики. Если в области описания нравов понятие истины как соответствия наших знаний реальности работает непосредственно в области теоретической этики, и особенно в области нормативной, дело обстоит гораздо сложнее. Логически нормы, несомненно, относятся к суждениям прескриптивного типа. Это означает, что они сходны с командами и, в таком случае, логическое понятие истины к ним действительно неприменимо. Однако, несмотря на то, что нормы морали представляют некоторую искусственную реальность, которая до их утверждения не имела место в природе, которая не является просто отражением какой-то другой реальности, они все же не являются произвольными. Исходные основания должного могут быть рассмотрены в широком социальном контексте. Таким образом, мораль может быть обоснована не только в смысле ее непротиворечивого изложения, но и в плане ее выведения из определенной внеморальной реальности. Тогда нормы определенной морали могут быть оценены с точки зрения истины, как соответствующие, или не соответствующие данной реальности. Например,– соответствующие или не

44

Там же.

155

соответствующие условиям достижения человеческого счастья, в этом смысле – истинные или ложные. Наличие нормативного уровня этической теории требует поставить вопросы о трансляции принятых норм поведения от сознания одних общественных субъектов к сознанию других. Например,– от старшего поколения к младшему, от коллективного мнения к индивидуальному сознанию. Это связано с вопросом о пропаганде нравственных истин, о так называемом морализаторстве. Нравственная проповедь, вообще говоря, представляет собой неотъемлемый элемент любой системы морали. Через нее этическая теория находит выход в практику. Позитивная функция нравственной проповеди заключается в ее влиянии на нравственные установки отдельных людей, в том числе на подсознательном, эмоциональном уровне, что важно для обеспечения практической действенности морали. Но тогда, когда в обществе происходит сильное рассогласование между официальной идеологией и реальными мотивами деятельности людей, нравственная проповедь превращается в морализаторство, т.е. в процесс формального провозглашения некоторых нравственных истин, в действительности не доходящих до реальных мотивов поведения. Такая проповедь способна породить лишь озлобление и даже вызвать желание поступать противоположным от провозглашаемых требований образом. Этика зародилось в недрах философии. Причины столь позднего «созревания» этики обусловлены не только сложностью ее предмета, но и тем, что в реальной жизни мораль не существует изолированно, ее принципы пронизывают все виды деятельности человека. Так, например, В. Момовым, в свое время был прямо сформулирован тезис о том, что этика лишь по традиции рассматривается как философская наука. Из области философского знания была изъята та ее часть, которая фактически, если взять историю философии, завершала большинство известных философских систем, или даже целиком лежала в их основаниях. Между тем, все формы мировоззрения, включая мифологию, религию, саму философию, пытаются дать человеку именно представление о мире в целом, пытаются выявить какие-то основания бытия, позволяющие обрести смысл собственного индивидуального существования. Иначе говоря, всякое мировоззрение пытается преодолеть пропасть между человеком, его сознанием, способным к анализу и целеполаганию, к оценке вероятных перспектив собственного бытия в мире (в объективной реальности), и самим миром, который всегда остается до конца неизвестным, который (если исключить искусственную среду обитания) не создан самим человеком. Ч. Пирс обращает внимание на то, что знание творится людьми, а они сами являются субъектами нравственных отношений. Без предшествующего познанию нравственного отношения наука, с его точки зрения, не может развиваться даже в том элементарном смысле, что не будут со вниманием выслушаны все относящиеся к предмету точки зрения. А беспристрастное сравнение разных позиций, согласно Ч. Пирсу, как раз и составляет основное условие поиска научной истины, отбора верных гипотез. Здесь мораль ставится 156

впереди всех иных областей философии и даже впереди всего человеческого познания. В структуре этического знания наибольшую ценность представляют составляющие, в которых интегрировано общечеловеческое: «моральное сознание», «моральная практика», законы моральной деятельности и категории этики. Как мы уже говорили, возникновение морали сопровождало становление самого общества и означало переход первобытного человека от инстинктивных форм поведения к целесообразной и сознательной деятельности. Многие элементарные требования морали, которые появились в эпоху родового строя, сохраняют свое значение и в настоящее время. Мораль изначально была в первую очередь обращена к каждому индивиду и регулировала отношения «человек – человек», «человек – коллектив», «человек – общество». Появление морали связано с потребностью урегулирования отношений между людьми и управления общественными процессами на основе сочетания индивидуальных и общественных отношений. Проблема происхождения морали в различных этических системах различна. Существуют эволюционистские, антропологические, креационистские, социальноисторические подходы по проблеме возникновения морали. Мораль – это не только знания и умения воплотить их в жизнь, но процесс их реализации. Система морали представляет собой теоретический и обыденный уровни. Все структурные элементы морали содержат ценностные ориентации, цель моральной деятельности, средства (нравственные нормы) ее достижения, мотивацию деятельности, оценку предполагаемых или полученных результатов. Основными свойствами морали являются: императивность, нормативность и оценочность. Основополагающая задача этики быть «практической философией» – реализуется, прежде всего, нормативной этикой, которая «помогает» морали в выработке наиболее общих понятий (долга, смысла жизни и др.), в обосновании оценке моральных ценностей в установлении их субординации. Нормативная этика выступает своеобразной формой связи теоретической этики и практической морали. Воплощаясь в нормативных формах знания, образующих систему норм практической морали, она по каналам этического образования и нравственного воспитания непосредственно участвует в преобразовании нравственной жизни общества и формировании личности. Таким образом, нормативная этика служит «передаточным механизмом» от теоретической к прикладной этике, занимающейся моральными коллизиями в конкретных ситуациях и сферах общественной практики. Но для этого необходимо предварительное решение проблем моральных приоритетов и ценностей. Эти проблемы как раз ставятся и решаются нормативной этикой на основе учения о моральных ценностях, вырабатываемых человечеством в процессе исторического развития нравственности. Моральные ценности – общественные установки, императивы, цели и проекты, выраженные в форме нормативных представлений – выполняют в системе моральной регуляции ряд функций. Во-первых, они позволяют 157

обосновать нормативные моральные требования к человеку. Во-вторых, они служат активной формой моральной ориентации человека в мире, предлагая ему конкретные и зачастую «готовые» регуляторы действий. В-третьих, в наших представлениях о ценностях одновременно содержится оценка явлений действительности, людей и поступков с точки зрения их моральной значимости. При этом нравственная оценка моральных и внеморальных ценностей создает иерархию ценностей, обосновывает их неравенство и подчинение. Моральные ценности могут быть расположены:  по степени их значимости (для человечества в целом; различных групп людей; для отдельного человека) – общечеловеческие, групповые и индивидуальные;  по способу их взаимосвязи друг с другом – альтернативные (обладают ярко выраженной тенденцией взаимоисключения борьбы) и комплиментарные (взаимодополняют друг друга);  по месту в иерархии ценностей – здесь особо выделяются высшие моральные ценности. Хотя деление это весьма условно и носит субъективный характер, так как каждый человек (а тем более группа людей) на основе собственных предпочтений и интересов может объявлять одни ценности высшими и общезначимыми, а другие – принижать или даже отрицать. Но в результате этого выбора и образуется иерархическая система ценностных ориентаций. На этой основе у каждого человека складывается личностная «стратегия и практика правильной жизни», определяющая генеральную линию его бытия и отношений с миром и другими людьми. Современная этика в условиях глобального кризиса человечества и необходимости решения проблемы его выживания рассматривает мораль в качестве важнейшего средства самой возможности дальнейшего существования человека как социального существа. Известно, что общение людей является способом их жизнедеятельности, моральное общение – специфическая форма этой связи. В этом общении проявляются моральные качества личности. Являясь элементом материальной практики, его можно разделить на два вида: собственно сфера моральных отношений и сфера социально-экономических, политических, национальных, трудовых, семейных и других отношений. При втором виде нравственного общения важны результаты определенных действий субъекта в различных сферах деятельности, удовлетворенность или неудовлетворенность их результатами. Данное общение – есть единство нравственного сознания и поведения. Ее еще можно представить как внутреннюю и внешнюю. Внутренняя культура – нравственные идеалы и установки, нормы и принципы поведения, как основополагающие духовного облика личности. Очень много можно привести примеров из повседневности, когда для людей внешняя сторона общения становится самоцелью, хотя на самом деле это прикрытие для достижения своих эгоистических целей. Категории добра и зла являются наряду с долгом основополагающими для этики. В философии известны следующие концепции добра и зла. 158

1. Этический интеллектуализм или просветительская концепция, утверждающая, что зло связано с незнанием. Так считал Сократ, так думали Просветители – достаточно усовершенствовать систему образования, как исчезнет и зло. Необходимо развивать интеллект, просвещение, совершенствовать науку. 2. Этический оптимизм, утверждающий, что зло – это маленький фрагмент мира, в котором все стремится к добру (стоики). Зло даже необходимо для утверждения добра. Все, что нам кажется как зло, в действительности служит порядку и красоте мира как целого. Мир как целое добр. В рамках этого подхода принято рассматривать зло как временное испытание, служащее, в конечном счете, целям торжества справедливости и правды (Плотин, Г. Лейбниц). 3. Социальный детерминизм видит источник зла в социальных несовершенствах и несправедливости (марксизм). Причина зла – не в слабости интеллекта, а в плохих социальных условиях: нищета, плохое воспитание, тяжелые условия жизни – все это создает почву для совершения порочных поступков. 4. Теории психоанализа видят источник зла в природе человека, а именно, в сфере бессознательного (А. Шопенгауэр, З. Фрейд, Ф. Ницше, Э. Фромм). 5. Антропологические теории (М. Бубер, М. Шелер, Э. Фромм) продолжают линию психоанализа, рассматривая зло как более фундаментальную и первичную характеристику человека, определяющую его наиболее глубокую, но тщательно скрываемую сущность. Добро и зло в их антропологической действительности являются не двумя однородными структурами, как их обычно считают, а совершенно разнородными. Они не воспринимаются человеком одновременно. Понятие о добре является вторичным, тогда как зло изначально и первично. 6. Русская нравственная философия отождествляет добро и личное нравственное совершенствование человека, повышение духовности и гуманизацию всего общества. Добро и Зло – наиболее общие понятия морального сознания, разграничивающие нравственное и безнравственное. Они являются универсальной этической характеристикой всякой человеческой деятельности и отношений. Добро есть все, что направлено на созидание, сохранение и укрепление блага. Зло есть уничтожение, разрушение блага. Исходя из того, что гуманистическая этика в центре ставит человека, его уникальность и неповторимость, его счастье, потребности и интересы, первый критерий добра – все то, что, способствует самореализации сущности человека, его самораскрытию, самовыявлению. Второй критерий добра и одновременно условие, обеспечивающее самореализацию человека, – гуманизм и все, что связано с гуманизацией человеческих отношений. Таким образом, Добро и Зло противоположны по своему содержанию: в категории добра воплощаются представления людей о наиболее положительном в сфере морали, о том, что соответствует нравственному идеалу; а в понятии зла – представления том, что 159

противостоит нравственному идеалу, препятствует достижению счастья и гуманности в отношениях между людьми. Взаимная непобедимость добра и зла не означает, что их борьба бессмысленна и не нужна. Смысл этой борьбы в том, чтобы всеми возможными средствами уменьшать «количество» зла и увеличивать «количество» добра в мире, а главный вопрос – какими способами и путями добиться этого. Основной спор ведется между сторонниками борьбы со злом с позиции силы и сторонниками этики ненасилия, базирующейся на идее непротивления злу насилием. Здесь ненасилие рассматривается как наиболее действенное и адекватное средство противостояния злу, как единственно возможный реальный путь к справедливости, ибо все другие пути оказались не эффективными. Насилие и ненасилие, являются диалектической парой наподобие левого и правого или представляют собой различные стадии в развитии одного и того же процесса. Речь идет о том, выражают ли эти понятия альтернативные или последовательно меняющие друг друга способы действия. В понимании насилия существуют два подхода, один из которых можно назвать абсолютистским, другой – прагматическим. Согласно первому, понятие насилия несет четко выраженную негативную оценочную нагрузку и употребляется в очень широком значении, включающем все формы физического, психологического, экономического подавления и соответствующих им душевных качеств, как ложь, ненависть, лицемерие и т. д. Оно прямо отождествляется (во всех его многообразных проявлениях) со злом вообще. Прагматический подход ориентируется на ценностно-нейтральное и объективное определение насилия и отождествляет его с физическим и экономическим ущербом, который люди наносят друг другу. Такая интерпретация позволяет ставить вопрос об оправданности насилия, возможности его использования в определенных ситуациях, но при этом отсутствует критерий для его решения. Ненасилие в отличие от насилия является не особым случаем иерархической связанности человеческих воль, а перспективой их солидарного слияния. Ненасилие исходит из убеждения в самоценности каждого человека как свободного существа и одновременно взаимной связанности всех людей в добре и зле. Обратите внимание на то, что одно из часто повторяемых возражений против ненасилия как исторической программы состоит в том, что оно исходит из слишком благостного и потому реалистического представления о человеке. В действительности это не так. Считать человека радикально злым – значит незаслуженно клеветать на него. Считать человека бесконечно добрым – значит откровенно льстить ему. Должное же ему воздается тогда, когда признается моральная амбивалентность человека. Таким образом, понятия насилие и ненасилие нельзя понять вне соотнесения друг с другом. Чтобы раскрыть конкретный характер этой соотнесенности, их надо рассматривать не сами по себе, а в более широком контексте борьбы добра против зла, борьбы за социальную справедливость и человеческую солидарность. 160

Насилие и ненасилие представляют собой разные перспективы в борьбе за справедливые отношения между людьми в обществе. Нависшая над человечеством глобальная опасность – ядерная, экологическая, демографическая, антропологическая и другие – поставила его перед роковым вопросом: или оно откажется от насилия, «этики вражды» или оно вообще погибнет. Философия и этика ненасилия сегодня уже не являются просто актом индивидуальной святости, они приобрели в высшей степени актуальный исторический смысл. Основные принципы этики ненасилия. Во-первых, отвечая на зло насилием, мы не побеждаем зло, так как не утверждаем добро, а, напротив, увеличиваем количество зла в мире. Во-вторых, ненасилие разрывает «обратную логику» насилия, порождающего эффект «бумеранга зла» (Л. Толстой), согласно которому содеянное тобой зло обязательно вернется к тебе. В-третьих, требование ненасилия ведет к торжеству добра, поскольку способствует совершенствованию человека. В-четвертых, не отвечая на зло насилием, мы противопоставляем злу не бессилие, а силу, ибо «подставить щеку» трудней, чем просто «дать сдачи». Таким образом, ненасилие – не поощрение зла и не трусость, но способность достойно противостоять злу и бороться с ним, не роняя себя и не опускаясь до уровня зла. Сторонники насильственной формы борьбы со злом, не считая насилие позитивным явлением, приводят, тем не менее свои аргументы. Во-первых, насилие они расценивают скорее, как вынужденную необходимость, чем как желаемое состояние. Главный их аргумент в защиту насилия – безнаказанность зла в условиях ненасилия. Во-вторых, недостаток этики ненасилия ее противники видят в ее слишком идеализированном, на их взгляд, представлении о человеке. На самом деле в основе концепции ненасильственной борьбы лежит признание моральной двойственности природы человека – единства в нем и доброго, и злого начал. Это предполагает определенную стратегию и тактику борьбы со злом, цель которой – усиление и приумножение добра. Если насилие направлено на подавление или уничтожение противника и лишь временно заглушает конфликт, то стратегия и тактика ненасильственной борьбы направлены на устранение самой основы конфликта. Таким образом, сторонники ненасилия берут на себя ответственность за зло, против которого борются, и приобщают «врагов» к тому добру, во имя которого ведется борьба. Понятие долга ввел в античную философию Сократ, причем не теоретически, а своим послушанием тому приговору, который ему вынес суд Афин. Хотя Сократ был не согласен с приговором суда, но он не мог его нарушить, будучи законопослушным гражданином; тем самым, он продемонстрировал своей смертью пример выполнения гражданского долга. Понятие долга в теоретическом плане появляется только у римских стоиков. Идея долга, как основополагающего понятия нравственности, имеет свои особенности на Востоке. Восточное осмысление долга связано с его максимальной конкретизацией. Например, в индуизме долг каждого человека состоит из трех обозримых и достижимых вещей: в соблюдении своей 161

«дхармы» (наследственных обязанностей), в выполнении «артхи» (обязанности домохозяина и гражданина), а также в исполнении «камы» (обязанностей любви). Все эти обязанности достаточно конкретны и прозрачны, для их выполнения не надо прилагать каких-либо интеллектуальных усилий. Западное понимание долга, наоборот, максимально абстрактно носит философский характер. Это связано с тем, что к моменту появления этой идеи на Западе, уже сложилась интеллектуальная философская традиция. Западная этика провозглашает лишь саму идею долга, которую сам человек должен наполнить конкретным содержанием. Только сам индивид, исходя из конкретной жизненной ситуации, может и должен решить, в чем конкретно заключается его долг. Так, римские стоики (Эпиктет, Сенека, Марк Аврелий) проповедовали идеал невозмутимости и покоя (атараксии). Это состояние достигалось путем разделения всех благ на внешние (которые не находятся во власти человека и по отношению к которым следует быть совершенно спокойным). А также внутренние (состояние души, которое находится целиком во власти человека и зависит от него). Все внешнее относится к безразличной с моральной точки зрения сфере адиафоры (adiafora). Адиафора – сфера, нравственно безразличная, которая не находится во власти человека (к этой сфере стоики относят все явления внешнего мира – дом, богатство, друзья, родственники, даже само физическое тело человека). Стоики считали, что только внутренний мир человека имеет нравственное значение и определяет его состояние души (счастье). «Единственное благо – в нас самих, говорит Эпиктет, также как зло – в наших неразумных понятиях и преступных желания». Следует подчиняться тому, что от тебя не зависит (внешний мир) и улучшать в себе то, что зависит от тебя (внутренний мир). В чем заключается «долг»« человека в понимании стоиков? Во-первых, в познании необходимости и подчинении ей. Во-вторых, в развитии своей воли и формировании внутреннего мира. В-третьих, в достижении особого душевного состояния – внутренней свободы, невозмутимости и спокойствия. Наконец, долг состоит в том, чтобы «быть человеком» в любых ситуациях. Многие идеи стоицизма, прежде всего, учение о нравственном долге, были развиты в Новое время И. Кантом. Главное открытие И. Канта – что в морали человек выступает собственным (и одновременно всеобщим) законодателем. Представление о долге, по мнению И. Канта, не выводится из опыта, который фиксирует испорченность человеческой природы. «Не нужно быть врагом добродетели, чтобы сомневаться есть ли в мире добродетель». Моральные законы берут свое начало в чистом разуме, на этом основывается их всеобщность и необходимость. Чистый разум – это очищенное от всего эмпирического мышление, исходящее из логических идей. Чистый разум дает людям моральный закон, который имеет форму императива, то есть чистый разум принуждает человека к поступкам. Автономия чистого разума и есть свобода. Нравственный закон, выведенный из чистого разума, является безусловным, автономным, всеобщим и священным. Важнейшее понятие этики И. Канта – идея человеческого достоинства. «Не поддерживает ли честного человека в огромном несчастье, которого он мог 162

бы избежать, если бы мог пренебречь своим долгом, сознание того, что в своем лице он сохранил достоинство человечества и оказал ему честь и что у него нет основания стыдиться себя и бояться внутреннего взора самоиспытания?... Человек живет и не хочет в собственных глазах стать недостойным жизни. Это внутреннее успокоение удерживает человека от опасности потерять собственное достоинство»... «Оно – результат уважения не к жизни, а к чему-то совершенно другому, в сравнении, с чем жизнь со всеми ее удовольствиями не имеет никакого значения». Исходными началами кантовской этики являются постулаты о свободе воли, бессмертии души и бытии бога, то есть как раз те идеи, которые не смог разрешить чистый, теоретический разум. Чистый разум не в состоянии решить эти вопросы, поскольку он впадает в неразрешимые противоречия – антиномии, связанные с тем, что разум способен доказать оба противоречащих друг другу суждения (Бог есть – Бога нет; человек свободен – человек подчиняется, подобно всему природному миру, законам естественной необходимости, т.е. не свободен; мир имеет начало во времени и пространстве – мир бесконечен). Выход из сложившегося тупика был найден Кантом в наличии у человека практического разума, или морали. Для того чтобы спасти мораль (и человека как моральное существо), необходимо признать свободу воли. Главное открытие Канта, что человек в морали выступает сам себе законодателем, при этом его решение будет моральным, если он выступает от имени всего человечества. Собственно моральным является такое поведение, которое не обусловлено никакими причинами, способными на него повлиять. Свобода воли понимается Кантом как независимость от условий или безусловность. Если человек выполняет чужую волю, он не свободен. Если он действует из какого-то интереса (корыстного, честолюбивого) либо из побуждений чувственности, он не свободен. Если он действует вследствие какой-либо побуждающей причины (внутренней или внешней), он не свободен. Такие действия подходят под формулу гипотетического императива, имеющего вид: «если хочешь достичь такой-то цели, сделай то-то». Гипотетический императив относится к действиям, когда известна цель и известны средства. Часто это просто технический императив: если хочешь повесить картину, вбей гвоздь. Если хочешь стать богатым, иди в сферу торговли. Если хочешь стать счастливым, следуй правилам житейского благоразумия. Совсем иной характер имеет категорический императив, в котором отражается сущность морали. Категорический императив ничего не говорит ни о цели, ни о средствах, но только о форме поступка, по которой можно судить о его моральности. Это чистое долженствование, основанное на идее свободы воли каждого человека как разумной и ответственной личности. Поступок является моральным, если он сам является целью и может стать образцом для всеобщего законодательства. Высший моральный закон И. Канта имеет несколько формулировок: 1. «Поступай согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Так как нравственный закон не содержит в себе ничего, кроме всеобщей 163

целесообразности поступков, категорический императив не может быть ничем иным, как требованием к человеческой воле руководствоваться данным законом. 2. «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству», или чтобы человечество в нашем лице всегда было свято и выступало самоцелью. Этот императив является высшим принципом учения о добродетели. Категорическим он является по той причине, что его следует выполнять не ради каких-то иных целей, а ради него самого, и потому, что он не нуждается в каких-либо доказательствах. Основанием его служит то, что «разумное естество существует как цель сама по себе». Моральность вообще состоит в подчинении своих действий принципу разума. 3. «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». Моральный закон, по мнению Канта, находится в душе и в совести каждого человека. Таким образом, Кант считает, что свобода и необходимость существуют в разных отношениях, в разных мирах, они нигде не пересекаются. Кант конкретизирует понятие долга, выделяя следующие его виды: 1. Долг человека по отношению к высшим существам (если они есть). 2. Долг человека перед человеком. 3. Долг человека перед низшими существами (например, животными). Более подробно он останавливается на втором виде долга (собственно нравственном), разделяя его на две части – долг человека перед собой и долг перед другими людьми. Долг человека перед самим собой распадается на две части – забота о сохранении своего физического тела (забота о собственном здоровье) и забота о себе как духовном существе (обязанность совершенствоваться в культурном и нравственном смысле). Долг человека перед другими заключается в обязанности уважения, благожелательности и любви. Способствовать счастью ближнего – нравственный долг человека, гораздо более благородный и достойный, чем цель стремиться к собственному счастью. Долг – это принятая личностью необходимость подчинять общественной воле. Нравственный долг – это превращение требований общественной морали в личный императив конкретного лица и добровольное его выполнение. Источником долга является общественный интерес. В долге он обретает повелительный характер, формируя нравственную обязанность индивида по отношению к другим людям и самому себе. Таким образом, долг не тождествен обязанности: простое исполнение обязанностей еще не есть долг в этическом смысле слова. Понятие долга обогащает сухое понятие обязанностей глубокой личной заинтересованностью в их исполнении, добровольным принятием и осознанием их необходимости. Справедливость – категория не только морального сознания, но также правового, экономического и политического. Не случайно великие античные философы (Платон и Аристотель) выделяли эту категорию в качестве основной для оценки состояния всего общества. Понятие справедливости отражает не 164

только отношения людей между собой, но и по отношению к некоторому целому. Справедливость – системное качество, содействующее общему благу. Вне понимания значения сохранения этого целого в интересах всех оценка отдельных действий как справедливых или несправедливых, теряет смысл. Справедливость – одно из основных понятий нравственного сознания и важнейшая категория теоретической этики. Справедливость одновременно определяет отношения между людьми по поводу их взаимных обязанностей и по поводу распределения совместно произведенных материальных и духовных благ. В зависимости от понимания того, какой должна быть справедливость, полагаются одинаковые обязанности (одинаковое отношение к некоторым правилам поведения) для всех лиц и уравнительное распределение или разные обязанности для разных лиц (например, дифференцированный уровень ответственности при выполнении разных работ) и дифференцированное распределение. Так в древнеиндийской философии существовало учение о «рите» – порядке вещей и незыблемом мировом законе справедливости, который определяет место всему существующему. В древнекитайской философии роль мирового закона и справедливости играет «дао» – естественный текучий порядок вещей. Первая фундаментальная концепция справедливости как социального явления была высказана Платоном. Правовые аспекты понятия справедливости были разработаны уже в Древнем Риме. Христианство учит верующих тому, что Бог не только всемогущ и всеблаг, но и справедлив. Его справедливость – высшая сила, он всем воздает по заслугам. Эта категория была основополагающей для таких мыслителей, как Дж. Локк, Д. Юм, Г. Спенсер, П. Кропоткин. Так у Платона в «Государстве» справедливость дороже всякого золота, а несправедливость – это величайшее зло, какое только может в себе содержать душа, а справедливость – это величайшее благо. «Только те любезны богам, которым ненавистна несправедливость», – говорит Демокрит. Уже в античности считалось, что справедливым может быть как отдельный человек, так и государство (и соответственно, несправедливым) Аристотель верно обратил внимание на то, что справедливость выражает не какую ту одну добродетель, а охватывает их все. Он говорил, что «... правосудность (справедливость) есть полная добродетель, (взятая), однако, не безотносительно, но в отношении к другому (лицу). Поэтому правосудность часто кажется величайшей из добродетелей, и ей дивятся больше, чем «свету вечерней и утренней звезды»45. П. Кропоткин справедливость связывает со стремлением к восстановлению нарушенной из-за неправильных действий гармонии целого. Первобытные дикари и более цивилизованные народы по сию пору понимают под словами «правда», «справедливость» восстановление нарушенного равновесия46. Аристотель стал тем мыслителем, который заговорил о справедливости как соразмерности. В его концепции различается «распределительная» и 45 46

Аристотель. Сочинение: В 4 т. Т.4. С.147. Кропоткин П.А. Этика. – М., 1991. – С.75.

165

«уравнительная» справедливость. «...Распределительное право, с чем все согласны, должно учитывать известное достоинство»47. Уравнительное право фактически означает, что соблюдается эквивалентный обмен моральными качествами, что правила, одинаковые для всех, должны всеми обязательно выполняться. Совершенно другая концепция справедливости (тяготеющая к морали, а не к праву) – в марксизме, социально-политическом учении, возникшем на почве социального утопизма, критического анализа политической экономии капитализма, а также моралистических идей о всеобщем равенстве и счастье. Идея равенства – моральная идея, присущая многим религиозным и эсхатологическим концепциям. К. Маркс полагал, что можно создать такое общество, где не будет насилия, преступлений, войны. Он считал, что для этого надо создать «гуманные» условия для творческого труда как способа самореализации личности. Эта теория во многом связана с концепцией «трудового воспитания» как метода борьбы с преступностью. Социальная справедливость заключается, по Марксу, в том, чтобы создать для всех людей равный доступ к средствам производства, распределения и потребления (как материальным, так и духовным). Среди современных теорий справедливости наиболее известна концепция Дж. Ролза: Справедливость – мера равенства и мера неравенства. Люди должны быть равны при распределении социальных ценностей. Однако справедливым будет и неравенство, когда это такое неравное распределение, которое дает преимущество каждому. Определение справедливости, которое дает Ролз, распадается на два принципа: 1. Каждый человек должен обладать равным правом в отношении наиболее обширной системы равных оснований свобод, совместимой с подобными свободами других людей. 2. Социальное и экономическое неравенства должны быть организованы таким образом, чтобы: а) от них можно было бы ожидать преимуществ для всех и б) доступ к положениям и должностям был открыт всем. Очевидно, что равенство не всегда и не для всех является предпочтительным. Так равенство в социальноэкономической сфере, если оно достигается ценой ограничения экономической активности и принудительно низким уровнем жизни большинства граждан, не может считаться благом. Наоборот, неравенство в богатстве может быть основой компенсирующих преимуществ для каждого человека (например, благодаря высокому прогрессивному налогу, которым облагается богатство), и тогда оно, конечно, справедливо. Этот принцип является основой всей системы социальной справедливости большинства стран Запада (Швеция, Канада, Нидерланды). Итак, справедливым сегодня признается равенство в распределении прав и обязанностей, доступность справедливости всем людям, но также справедливым считается конструктивное неравенство – в распределении благ. Идея справедливости как нравственный принцип имеет цель установить предел

47

Аристотель. Там же. С.151.

166

индивидуальному произволу. Нравственное содержание справедливости носит отрицательный характер – это противодействие эгоистическим мотивам и недопущение причинения вреда и страдания другому человеку. Справедливость требует уважать права другого человека и не посягать на чужую личность и собственность. Таким образом, мы можем выделить следующие критерии, в соответствии с которыми вырабатываются представления о справедливости:  уравнивание, направленное на сохранение целого (одинаковый обмен моральными качествами);  оценка индивидуального вклада каждого в увеличение общественного богатства (в укрепление могущества целого) – общественно санкционированное поощрение;  защита индивидуальности – гарантии основных прав человека;  условия для утверждения индивидуальности – возможности для самореализации, предоставляемые обществом, включая право на образование, обеспечение стартовых условий для удовлетворения собственного интереса;  допустимая степень выражения собственного интереса;  интеграция в мировое сообщество (связано с гарантией права на свободу передвижения, выбора места жительства, условиями для развития культурной жизни). Если запросы идеала намного обгоняют действительность, возникает желание построить общество, изолирующее себя от других обществ. Так возникает утопическая и несправедливая по отношению к человеку практика самоизоляции, связанная с ограничением доступа к информации, созданием препятствий для контактов с гражданами других государств, запрещением поездок за рубеж и т.д. Смысл – это объективная наполненность, содержательный критерий жизни; осмысленность – это субъективное отношение к жизни, осознание ее смысла. Жизнь индивида может иметь смысл, независимо от ее осмысления. Смысл жизни – это личностная характеристика отношения к жизни, включающая в себя как непосредственное бытие индивида, так и его деятельное включение в социальную жизнь, соотнесенное с системой ценностей и детерминированное внутренней личностной мотивацией поступка. Смысл жизни может пониматься: с рациональных позиций; с иррациональных религиозных традиций; как сугубо нравственная проблема (И. Кант); проблема реализации содержания некоего мирового духа, абсолютной идеи (Гегель); как психологическое состояние индивида и как деятельное осуществление себя личностью; миром жизненных смыслов могут быть глубины человеческого Я, в том числе и бессознательного (К. Юнг); смысл жизни могут искать в монологах с самим собой (С. Кьеркегор). Смысл жизни неотделим от понимания жизни как ее личностной характеристики. Один из коренных вопросов, с которыми сталкивается личность в стремлении осознать свое Я – это вопрос о смысле жизни «зачем я живу» Можно видеть смысл жизни в том, чтобы просто жить – есть, спать, работать, 167

растить детей, радоваться всему, что приносит удовольствие и стремиться избегать неприятности. В рассмотрении смысла бытия мы столкнемся с разнообразными подходами. Тогда получается, что смысл жизни сводится к решению текущих жизненных задач. Но бесконечная погоня за удовольствиями и благами угнетает личность, лишают его свободы. Так, подлинное Я подавляется и заменяется «маской», поэтому тот, кто поглощен в суету жизни, утрачивает индивидуальное своеобразие личности. Жизнь перерастает быть для него самоценностью – человек хочет подчинить ее движению к намеченной цели. Ради своей цели человек может даже пожертвовать жизнью, если он готов скорее не жить, чем жить без смысла. Смысл жизни оказывается для человека стержнем, на котором держится Я и без которого он не может существовать. Всю трудность смысла жизни человек начинает осознавать тогда, когда задумывается о смерти. Чтобы найти смысл жизни, человек должен быть личностью, способной найти смысл жизни. Личность, умеющая наполнить свою жизнь смыслом – это личность, несущая любовь к людям в своем сердце. Такая личность находит смысл жизни в деятельности, которая доставляет радость и ей самой, и другим. Смысл жизни не преподносится нам готовым, ему нельзя научиться. Этическая теория дает нам лишь ориентацию. Человеку, предстоит не узнать смысл жизни, а обрести его в опыте своего бытия, выстрадать в процессе самоутверждения и сложных нравственных исканий. Обретение подлинного, а не ложного смысла – чрезвычайно сложный процесс, предполагающий заблуждения и ошибки, искаженное или неполное воплощение замыслов, несовпадение смысла жизни в общечеловеческом аспекте с индивидуальной его интерпретацией. Cложность проблемы состоит в том, что знать что-то о смысле жизни, определить его для себя и прожить свою жизнь со смыслом – далеко не одно и то же. В рассмотрении смысла бытия мы столкнемся с разнообразными подходами. Всю трудность смысла жизни человек начинает осознавать тогда, когда задумывается о смерти (смысл жизни убивается смертью). Религия о жизни и смерти. Она является одной из главных в любой из существующих религий. Именно религия помогает преодолеть страх смерти, обеспечивая бессмертие на том свете. Но надо прожить жизнь так, как того требует воля Божья, чтобы заслужить блаженство. Таким образом, жизнь приобретает смысл, предопределенный Богом. Безбожие это источник безнравственности. А вера в бога – нравственная опора для постижения смысла жизни. Удерживая верующих от греха и наставляя их на «праведный путь», связывая смысл жизни со стремлением к добру и борьбой против зла. Высший смысл жизни выносится за рамки: жизнь оказывается лишь средством для достижения потусторонней по отношению к ней цели, лишь временным этапом на пути к загробному миру. Материалистическое понимание смысла жизни. Не страшится признать трагизм смерти, он не утешает нас никакими надеждами на спасение души в потустороннем мире. Уход человека из жизни невосполнимая утрата. Нельзя устранить трагизм смерти, смириться с нею. Переживания, связанные со смертью – столь же необходимый элемент нашей жизни, как и многое другое. 168

Но мы не должны доводить себя до отрицания ценностей жизни. Каждый должен самостоятельно искать смысл своей жизни и никому другому его поручить нельзя. Смысл нельзя дать – его нужно найти. Таким образом, к определению смысла жизни существуют различные подходы: Гедонизм: жить – значит наслаждаться; эвдемонизм: жизнь – стремление к счастью как подлинному назначению человека; аскетизм: жизнь – это отречение от мира, умерщвление плоти ради искупления грехов; этика долга: жизнь – это самопожертвование, альтруизм во имя служения идеалу; утилитаризм: жить значит извлекать пользу; прагматизм: цель жизни оправдывает любые средства ее достижения. Смысл жизни:  Индивидуален; субъективен. Он создается человеком благодаря его собственным усилиям. Жизнь должна иметь смысл в себе, а не за своими пределами. Индивидуальная жизнь получает смысл как частица совместной общей жизни людей.  Человек, живущий только для себя, теряет смысл жизни потому, что отрывает свою индивидуальную жизнь от общей жизни. Для него смерть представляется жестоким и бессмысленным концом всего. Если же человек живет не только ради себя, но и для других, т.е. служит не только собственному благополучию, но и благополучию других людей, то смерть не способна уничтожить смысл его жизни. Этот смысл воплощается в том, что он сделал для сохранения и улучшения общей жизни людей.  Чтобы найти смысл жизни человек должен быть личностью, способной найти смысл жизни. Личность умеющая наполнить свою жизнь смыслом – это личность, несущая любовь к людям в своем сердце. Такая личность находит смысл жизни в деятельности, которая доставляет радость и ей самой, и другим. Иными словами, смысл жизни человека – в самореализации личности, в потребности человека творить, отдавать, делиться с другими, жертвовать собой ради других. Конечность человеческого бытия – естественный закон природы. Боязнь смерти приближает смерть. Эпикур призывал не бояться смерти: если человек живет, то смерти нет, если смерть наступила, то его уже нет. А Спиноза советовал лучше думать о жизни, чем о смерти. С категорией «смысл жизни» тесно связано понятие «счастье». Если смысл жизни – это как бы объективная оценка значимости существования человека, то счастье – это сопровождающееся чувством глубокой моральной удовлетворенности личностное переживание полноты своего бытия, результатов своей жизнедеятельности. Вопрос об этической категории «счастье» принадлежит к коренным вопросам человеческого существования. Ибо каждый стремится стать счастливым и, естественно, данная проблема начала исследоваться давно. Она составляет одну из самых постоянных и, в то же время, динамичных установок морального сознания. И попытки решить данный вопрос сопровождают всю историю человечества. В этической науке проблема счастья всегда занимала очень большое место. Исследованию этой проблемы уделяли много внимания мыслители прошлого и современности 169

Трактатов о счастье, действительно, много. В истории философии можно выделить пять основных концепций понимания счастья: 1) счастье как наслаждение, сильная положительная эмоция (гедонизм); 2) счастье как преобладание положительных эмоциональных состояний над отрицательными, как разумные наслаждения (эвдемонизм); 3) счастье как спокойное состояние духа, граничащее с безразличием (атараксия); 4) счастье как обладание благом; 5) счастье как общая позитивная оценка жизнедеятельности. К этому можно добавить еще шестое, обыденное представление – счастье как удача, счастливый случай. Это обыденное понимание, однако, также получает определенное философское осмысление. Например, Аристотель полагал, что для счастья нужна и добродетель и удача, ведь мы живем в несовершенном, становящемся мире, где не все зависит только от добродетели. Концепции, связанные с пониманием счастья как напряжения эмоций, В. Татаркевич называет психологическими, а концепции, в которых счастье понимается в смысле обладания благом – онтологическими48. Но большинство из них посвящено не проблеме счастья, а способам его достижения. В практическом отношении это самый важный аспект, но в теоретическом плане он является только одним из многих аспектов проблемы счастья. Такой интерес понятен и объясним: ведь этика – это практическая философия, она не может абстрагироваться от реальных стремлений, тревог и нужд человека. Несмотря на то, что проблема счастья исследуется давно, каждый раз находятся новые ракурсы ее познания. С исследуемой проблемой счастья тесно связан вопрос о смысле жизни. Меняется ли он в течение жизни или остается неизменным? Может ли счастье быть смыслом жизни или только средством для осуществления последнего? Поэтому счастье всегда связано с ощущением необыкновенного подъема духовных и физических сил, стремлением к переживанию всей многомерности бытия, а состояние счастья прямо противоположно состоянию пассивности, равнодушия, инертности. Правда, если понимать счастье лишь как чувство удовлетворения, то придется признать равноценность любых переживаний удовлетворенности, а значит, и счастья: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла. Поэтому существует множество «моделей» счастья – общепризнанных и личных, в рамках которых счастье соотносится с благом – с обладанием им или созиданием его. Однако и здесь «возможны варианты». В гуманистической этике существует мнение: для того чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм) – быть нравственно автономной, самодостаточной личностью, отличающейся определенными моральными качествами. Поэтому счастье – это осуществление внутренней свободы, процесс реализации глубочайшего личного «хотения». Некоторые особенности и «законы» счастья

48

Татаркевич В. О счастье и совершенстве человека. – М., 1981.

170

 Счастье можно обрести только в процессе самоосуществления, самореализации личности. Оно невозможно при пассивном образе жизни.  Счастье не есть непрерывное состояние радости. В нем нельзя пребывать, как в некоей «зоне непрекращающихся удовольствий». Это миг, «звездный час» человека, наиболее яркие моменты его жизни.  Предчувствие, предвкушение счастья, его ожидание часто значительнее, острее и ярче, чем его осуществление.  Счастье существует только во взаимном общении, во взаимодействии людей. Им нельзя владеть, обособившись ото всех. Для счастья всегда нужны другие: только тогда, когда другие приобщены к «моему» счастью, а я к счастью других – только тогда счастье сохраняет свою полноценность, наполненность.  Счастье не может быть абсолютным. Оно – не полное отсутствие несчастий, но способность преодолевать невзгоды и неудачи.  Счастье временно, преходяще. Когда мы счастливы, мы всегда испытываем неосознанный страх: страх потерять счастье, страх, что оно пройдет, кончится. Это, с одной стороны, омрачает счастье, придает ему привкус горечи, а с другой – ориентирует нас на бережное отношение к счастью.  Счастье не есть безмятежность и спокойствие, оно всегда сопряжено с борьбой – преодолением тех или иных обстоятельств. Переживание полноты бытия, достижение глубокого внутреннего удовлетворения невозможно без преодоления собственной, наконец, без преодоления «самого себя».  Счастье может базироваться не только на высоких моральных ценностях, в его основе могут лежать и антиценности, ради которых человек иногда сознательно идет на саморазрушение личности, будучи не в состоянии отказаться от мгновения, пусть призрачного, но счастья.  Мера счастья зависит от степени нравственности индивида: удовольствие в жизни может испытать каждый, счастье – только понастоящему нравственный человек. Таким образом, счастье не в богатстве, почете, не в других людях, а в каждом из нас. Обращаясь к себе, человек осознает это. Счастье зависит от нас. Единственное благо – это жизнь в любви. А осуществить это – под силу каждому. Таким образом, счастье – самое нужное для человека, оказывается легче всего достижимым, так как оно – в сердце, в котором царит любовь. Счастье не дается отдельной стране, времени и т.д. Оно дано всем, кто ведет добрую жизнь, а это во власти каждого. Отнять счастье никто не может. Человек сам может потерять его, если будет желать то, что вне его власти. То есть несчастным человек делает себя сам, также как и счастливым – когда желает того, что может иметь. Несчастный человек может изменить свое положение. Есть два способа:  улучшить условия своей жизни (что не всегда помогает);

171

улучшить душевное состояние (это всегда в нашей власти, достигается через воцарение любви в наших сердцах). Нельзя быть недовольным жизнью – это есть благо, данное нам. А все живое хочет и может быть счастливым, ведь это зависит только от нас самих. Любить (а это, значит исполнять закон Бога) «возможно во всяком положении», в богатстве или бедности, в высоком или низком ранге и т.д. Причем счастье – это исполнение не своей воли, но воли Бога, только когда человек забывает про свою волю и подчиняет ее высшей – только тогда находит благо. А воля Бога свершится в любом случае. Как бы плохо ни было человеку, стоит ему только понять и принять жизнь и ее благо в соединении с душами других людей и Бога, сразу исчезнет зло (которое является лишь кажущимся); как только мы начнем осознавать свою жизнь как соединение любовью со всем живым и с Богом, так станем счастливыми. 

3. Современные проблемы этики Уже в начале ХХ века был поставлен вопрос о необходимости переосмысления задач этики, нахождения новых путей и методов, по сравнению с предыдущей традиционной этикой. Дж. Э. Мур49 был первым, кто выступил с критикой всех традиционных направлений этики. Он подробно проанализировал недостатки и ошибки метафизической, наиболее ярко представленной еще И. Кантом, натуралистической этики, в самых различных ее разновидностях, утилитаристской, эмотивистской, и показал, что ни одно из существовавших в ней направлений не в состоянии решить ни один из ее основополагающих вопросов – что такое добро, идеал, правильное поведение, счастье. С этого – критического настроя – началось развитие западной этики в нашем столетии. И этот негативно-критический настрой оказался весьма конструктивным. Дж. Мур положил начало целому особому периоду в существовании этики, получившему общее название метаэтики. В русле метаэтики были подвергнуты строгому логическому анализу все важнейшие этические понятия: добро, идеал, долг, правильное и неправильное и др. Результаты анализа в целом ряде случаев были весьма неутешительными для этики. В последующем критика метаэтики завершилась почти единодушной решимостью обратиться от сухой логики к жизненным фактам моральной, социальной и психологической эмпирики. Следующий после метаэтики – второй период в развитии западной этики – ознаменовался именно таким поиском прорыва к реальной жизни – к социологии и психологии морали. Этот второй – назовем его дескриптивным (эмпирическим) – период продолжается не слишком долго, всего два-три десятилетия. Исследования эмпирических фактов из области социологии и психологии морали убедительно показало, что и здесь этика еще не обретает

49

Мур Дж. Принципы этики. – М., 1984.

172

своего главного предмета: конкретного человека, на протяжение всей своей жизни сталкивающегося с реальными моральными проблемами. Ведь и социология, и психология морали все-таки имеют дело все с тем же усредненным, а значит, абстрактным индивидом, объектом моральных норм и их транслятором. Именно здесь человек уже становится главным предметом изучения, а науку начинают интересовать все детали, все конкретные подробности его поведения с моральной точки зрения, т.е. конкретные ситуации, где на карту ставятся не только деньги и благополучие людей, но часто и сама жизнь. Третий период – новейший, текущий – в развитии западной этики, как мы полагаем, представляет собой период прикладной этики. «На наших глазах этика в течение текущего столетия прошла путь от сугубо теоретического, абстрактно-логического, методологического анализа в виде метаэтики – до, может быть, высшего своего достижения – до решения самых насущных, острых, больных, прямо и непосредственно касающихся живого человека проблем – до биоэтики и прикладной этики в целом. Такова одна из весьма правдоподобных гипотез относительно причин возникновения прикладной этики: тупик метаэтики был благополучно преодолен за счет возникновения сначала дескриптивной, а затем и прикладной этики». Как пишет Л.В. Коновалова50, «сам термин «прикладная» наука возник внутри естествознания, внутри фундаментальной науки. Из нее он был вскоре перенесен в гуманитарные науки, в том числе в философию и этику. Важно подчеркнуть лишь, что для такого разграничения теоретической и прикладной разновидностей одной и той же науки необходимо только одно условие: чтобы теоретическая ее часть достаточно хорошо развилась и как бы достаточно далеко ушла от практики. В этике такую роль сыграла метаэтика, которая провозгласила себя принципиально отличной от нормативной этики, а значит, от этики, обращенной к практике, к жизни». Самое интересное то, что именно Кант, говоря современным языком, может считаться и первым «прикладником». Даже виды прикладной этики Кант наметил именно те, которые, через 200 лет стали основным видами современной прикладной этики: антропологические, педагогические, политические и др. проблемы. И. Кант интересовался и теми проблемами, которые, казалось бы, уже полностью зависят от ситуации конца XX века – проблемами биоэтики – высказываясь, например, об эвтаназии, о моральном статусе эмбриона и др. Появление и стремительное развитие прикладной этики в последней четверти ХХ столетия явилось почти для всех полной неожиданностью. Согласимся с утверждением Л. Коноваловой, что «прикладная этика – это особый вид этики не потому, что она накладывается на новый проблемный материал, а потому, что она дает новое понимание проблем морали, представляет собой новый вид этики, новый подход к проблемам самой этики. Она

50

Коновалова Л.В. Прикладная этика. – М., 1998.

173

предъявила новые требования к развитию этики, по-новому формулирует ее предмет, ставит перед этикой новые задачи. Она представляет собой новый вид этики потому, что дает новое понимание этики. Наше понимание сущности прикладной этики, это важно подчеркнуть, исходит еще и из того, что в современной западной этике прикладная этика буквально на наших глазах превращается из отдельной части внутри структуры этики в почти самостоятельную этическую науку. Она развивается во многом параллельно этике, но как бы постепенно и замещает ее, все более преобладая в объеме и уровне». Главной причиной возникновения прикладной этики послужила логика общецивилизационного процесса – гуманизация всей жизни человека и общества, понимание ценностей индивидуально-личностного характера, а каждая из трех версий в отдельности и совокупность всех их вместе взятых выразили лишь те конкретные условия и формы, в которые вылился этот процесс в области этики в конце двадцатого столетия ее существования. Так, Э. Фромм в работе «Человек для самого себя» полагает, что именно гуманистическая этика помогает человеку преодолеть крайности: с одной стороны религию с ее догмами веры, а с другой стороны, релятивизм, который не видит ничего устойчивого в нравственных представлениях человека. Гуманистическая этика считает, что ценностные суждения могут быть выработаны на основе разума. Разумно познавая себя, человек может быть «самим собой» и «для самого себя» В данной этике добро – раскрытие человеческих сущностных сил, а добродетель – ответственность по отношению к собственному существованию. Злом же является всякая помеха развитию человеческих способностей, а пороком – безответственность по отношению к себе. Эта этика рассматривается им как «прикладная наука искусства жить». Рассмотрим современные проблемы этики. Прикладная этика возникла (и отдельные ее области и разновидности будут возникать) там и тогда, где возникала или будет возникать угроза жизни и существованию человека и человечества, опасность ущемления его неотъемлемых прав и интересов – будь то сфера биологического эксперимента, медицинского обслуживания или экологического выживания, там, где предпринимались попытки в очередной раз «обойтись без этики», поставить на первое место какие-то соображения минутной выгоды, экономической необходимости или чьих-то интересов, отодвинуть этические соображения на второй план, там, где возникала новая опасность для жизни и страх смерти. Предметом прикладной нормативной этики должны быть особые разновидности моральных проблем – те, которые носят исторически сложившееся название «моральных дилемм». Дилеммами называются такие проблемы, которые не имеют простого и однозначного решения, в которых содержатся противоречия, не поддающиеся формальному анализу. Моральные дилеммы подразделяются на два вида. Первый, когда человек обязан делать два противоположных поступка, поскольку оба они – правильные. Второй, когда человек одновременно и должен, и не должен 174

совершать один и тот же поступок (например, намеренное прекращение жизнеобеспечивающего лечения в случае постоянной и необратимой комы). Внутренние проблемы существуют именно в самой морали, точнее, в том, как она применяется к жизни, к практике, дают возможность ее изучать как сферу дилемм. Именно поэтому мораль – сфера дилемм, и решать их повседневно, на протяжении всей жизни – удел и призвание человека. Из решения моральных дилемм, из размышлений над ними, из рассуждения в процессе их анализа, собственно, и выросла этика. А современная прикладная этика выросла из необходимости решать моральные дилеммы современности, источники происхождения которых весьма разнообразны – от ситуации смертельной болезни до загрязнения окружающей среды. Следовательно, прикладная этика представляет собой решение современных моральных дилемм. Они не ею порождены, но ею осознаются и решаются, и благодаря ей становятся темами широких общественных дебатов (например, дебаты об аборте в американском обществе), темами политических движений. Современная действительность породила множество моральных дилемм, они реально существуют, и прикладная этика показывает, каковы возможности их решения. Однако в современном мире существуют тысячи моральных дилемм, поэтому все перечислить и назвать, а тем более проанализировать – невозможно. 4. Человек на пороге биологической революции Генная терапия, регенерация клеток, клонирование... За надеждой, которую рождают в нас новые биотехнологии, лежит также опасность возрождения евгеники, коммерциализации живых организмов, инструментализации человека и т.д. Основной вопрос, возникающий сегодня: как установить границы воздействия на человека? В опросе общественного мнения, опубликованном еженедельником «Экспресс» 3 октября 2002 г, «Французы и биотехнологии», 74% опрошенных считают, что введение генов51 в человеческий организм или клетку для производства лекарств или вакцин опасно; 44% полагают, что подобные действия неправомочны с этической точки зрения. Каков же контраст по сравнению с эйфорией, которая за несколько недель до этого встретила сообщение о расшифровке генома52 человека! Этот гигантский труд, в котором приняла участие Россия, открывает новые пути в развитии медицины. Локализация гена позволит определить целый ряд генетических болезней. Уже вскоре можно надеяться, что

Ген: сегмент молекулы ДНК хромосомы, кодирующий протеин. Геном: гены организма, присутствующие в каждой из его клеток. Расшифровка генома человека: открытие идентификации генов, в частности, вызывающих различные наследственные заболевания, а также их функций. 51 52

175

диагностика эмбриона53 перед его имплантацией в матку матери, позволит отличить здоровый эмбрион от носителя генетического заболевания in vitro. Какое количество нежелательных генов будет при этом принято во внимание? 10, 20, 100, 1000? И где лежит граница невозможного поиска «идеального ребенка»? Отбор эмбрионов и в самом деле возрождает призрак евгеники54. Казалось, что эта доктрина, разрабатывавшая попытки улучшения человеческого вида путем отсекания слабых организмов, была достаточно дискредитирована гитлеровским режимом. Но в книге «Принцип человечества», опубликованной в 2001 г., Ж-К. Гийебо цитирует устрашающие слова американского лауреата Нобелевской премии Фр. Крика: «Ни один новорожденный не должен быть признан человеком прежде чем он пройдет серию генетических тестов. Если он не соответствует критериям, он теряет свое право на жизнь». И тем не менее, именно недостаток, или, иными словами, вариация по отношению к норме, остается в генетическом смысле лучшей гарантией выживания вида. В евгеническом обществе «здоровые» носители вируса СПИДа, зараженные им, но не болеющие, были бы уничтожены, тогда как именно их отличие от других людей («отклонение») позволит когда-нибудь вылечить эту болезнь. Чтобы избежать подобной опасности, ряд государств (например Франция и Германия) стали внимательно с 1994 г. следить за прогрессом науки. В связи с этим во Франции был принят закон о «биоэтике». С 2002 г. закон находится в стадии пересмотра в связи с такими вопросами, как право больных на лечение, свободу ученых вести исследования и уважение человеческой личности. За два года до рождения в Великобритании в 1997 г. овечки Долли, первого клонированного млекопитающего в истории, этот закон уже запрещал человеческое клонирование и коммерциализацию органов и тканей человеческого тела. Несмотря на еще очень робкие результаты, генная терапия рождает множество надежд. В 2001 г. профессор Ален Фишер и его сотрудники из больницы им. Неккера в Париже первыми – и пока единственными – достигли результатов генной терапии55: посредством замены Преимплантационная диагностика: генетическая диагностика одного или нескольких эмбрионов, позволяющая определить, являются ли они носителями наследственных заболеваний, до того, как эмбрион будет введен в матку матери. 54 Евгеника: наука, родившаяся в связи с прогрессом генетики, изучающая средства улучшения человеческого вида, способствующая появлению определенных признаков и позволяющая избежать проявления наследственных заболеваний. «Научная евгеника», появившаяся в 1870 г., была основана двоюродным братом Дарвина Фрэнсисом Галтоном, который определял ее цель как «избежание увеличения количества инвалидов» и «улучшение расы путем воспроизводства лучших представителей расы» (по словам французского биолога и писателя Жана Ростана). Эти тезисы были использованы нацистами, уничтожавшими инвалидов, а также отдельные «категории» и расы, считавшиеся «низшими, деградировавшими или опасными» (гомосексуалисты, цыгане, евреи). 55 Генетическая терапия: форма терапии или предупреждения заболеваний, использующая в качестве лекарств гены. Первичные клетки: клетки, в особенно большом количестве представленные в эмбрионе, способные сохранить свою особенность в любой специализированной клетке, необходимой для функционирования органов (печень, мозг и 53

176

больного гена здоровым им удалось излечить несколько детей, которые не могли покинуть специальную капсулу, давая аллергическую реакцию на окружающий мир. Эти дети, больные тяжелым наследственным поражением иммунной системы, должны были существовать каждый в отдельной стерильной капсуле, защищающей их от любой инфекции. В начале октября 2002 г. у одного из детей, подвергшихся лечению, началась лейкемия, в результате чего дальнейшие операции были временно остановлены до тех пор, пока медицинские анализы не установят, каковы механизмы, спровоцировавшие это заболевание. Большинство групп по развитию биотехнологий, как, например, «Французские биотехнологии», объединяющей 82 предприятия, заботясь о финансовой рентабельности, занимается в первую очередь исследованиями в области лечения самых распространенных патологий, таких как шизофрения, астма, рак и др. В зависимости от генетических реакций каждого пациента, эти методы лечения дадут более эффективные результаты с меньшим количеством побочных эффектов. Каждое открытие будет запатентовано, поскольку за ними лежит огромная финансовая выгода. И еще одно «эльдорадо»: клетки, которые позволили бы регенерацию органов и тканей человеческого тела, в том числе и мозга. Это открывает терапевтические пути лечения нейродегенерации, в том числе болезни Альцгеймера или Паркинсона. Новые горизонты также прорисовываются в области борьбы со стерильностью, старением и раком. И все же исследования в области клеточной терапии находятся только в самом начале. «Опыты на животных еще не закончены», говорит французский биолог Жак Тестар, жалуясь, что недавние изменения в законе о биоэтике допускают исследования на эмбрионах еще до того, как закончатся опыты на животных. Например, французские парламентарии запретили проводить исследования по «терапевтическому клонированию», уже проводимому американскими предприятиями. Эта техника состоит в создании эмбрионов из клеток кожного покрова взрослого пациента. Вопрос заключается в определениях: является ли эмбрион в первые две недели своего существования «потенциальным человеческим существом» или он – простая клетка, выведенная в соответствующей среде, которую можно использовать без каких-либо укоров совести для научных исследований? Ясно одно: если бы они были разрешены, исследования в области терапевтического клонирования несомненно привели бы к коммерциализации яйцеклеток. Законодательные органы также боятся

др.) или тканей (мускулы, костная ткань и др.). Клеточная терапия: форма терапии или предупреждения заболеваний, использующая в качестве лекарств клетки. Терапевтическое клонирование: создание первичных клеток из эмбрионов в терапевтических целях. Эмбрион создается из яйцеклетки, в которой ядро (и генетическое наследие) заменено ядром из клетки пациента. Через несколько дней полученные первичные клетки вводятся в организм больного для лечения пораженного органа без опасности отторжения. Репродуктивное клонирование: клонирование, проводимое для получения генетически идентичной копии существующего организма.

177

«репродуктивного» клонирования: клонированный эмбрион трансплантируется в матку матери-носительницы вплоть до истечения срока беременности. Несмотря на практически единогласное осуждение общественным мнением, многие частные исследовательские лаборатории, одна из которых управляется сектой, продолжают проводить исследования в этой области. Страшно задуматься, что будет, если они придут к конкретным результатам. Среди множества других вопросов ученый университета Париж Х Лоран Флидер задумывается над будущим клонированных детей: «Каковы будут последствия в сознании человеческого существа после того, как ребенок узнает, что он – копия своего отца или матери, и что он был зачат именно с этой целью? Или когда он поймет, что он происходит только от одного родителя, а не от обоих? Ребенок-клон, глядя на отца или мать, сможет увидеть, каким он будет в старости и от чего он умрет»56. Эти примеры показывают, что развитие биотехнологий создает радикально новую ситуацию. Техника позволяет человеку изменять не только растения и виды животных, но и свои собственные генетические характеристики. С другой стороны, человек превращается в простой банк органов, в машину и воспроизводимый предмет, который может подвергнуться купле-продаже. Возможно, что в самом скором времени, если не принять соответствующие меры предосторожности, мы будем мочь все, но мы не будем никем. В 1948 году после поражения нацизма и ужасов геноцида, трибунал в Нюрнберге официально установил, что такое человек, чем он отличается от животного, машины, вещи, суммы органов и т.п. Всегда считалось, что жизнь в любых ее проявлениях невозможно приобрести. Ситуация изменилась, когда в 1930-х годах в США под давлением влиятельного лобби производителей семян серия законов разрешила запатентовать гибрид кукурузы, дававший наибольший доход с гектара. После Второй мировой войны другие организмы, чуть более совершенные, также в конце концов были запатентованы. Сначала бактерия, затем полученные в результате мутации генов устрицы, и наконец мышь. В 1998 году в рамках исследований генома человека американец К. Кентер получил патент на части генома человека, которые его предприятие, «Селера Геномикс», обнаружило и определило. В том же году Европа приняла директиву, которая в статье 5 открывала дорогу получению патентов на геном человека. То есть на человека! Нарушение было столь вопиющим, что вызвало протесты по всей Европе. И большинство правительств стран-участниц, в том числе и правительство Франции, отказалось под угрозой финансовых санкций включить эту директиву в национальное право. Но это происшествие показывает, что граница между человеком и вещью оказалась нарушена. Главная опасность проистекает из того факта, что мы переживаем не одну, а сразу три взаимно влияющих революции. Первая – экономическая: это См.: Ключи генетики. Париж. 2002; Шевене С., Буа Д. Дебаты о биотехнологиях. Париж. 2002; Человеческое тело – поле для экспериментов? Париж. 2000. Ваки Ж. Владение живым. Париж. 1999. 56

178

мондиализация, которая может лишить нас политического волюнтаризма в пользу инфрагуманных механизмов, таких как рынок. Вторая – генетическая. Третья – информационная. На наших глазах возникает новый континент – киберпространство, который еще надо осваивать. Эти три революции образуют систему. Трафик человеческих органов все чаще и чаще осуществляется через Интернет. Генетика становится опасной, так как выходит из-под контроля человеческой и политической воли. Поэтому все три революции следует рассматривать вместе. Не для того, чтобы сопротивляться им: ни у кого нет к тому ни желания, ни возможности, но для того, чтобы размышлять и управлять ими, чтобы не оказаться в отрыве от их логики. Искусственное оплодотворение, клонирование. Широкое распространение медицинских технологий, способствующих зачатию, в сочетании с развитием генетики уже в самом скором времени открывает возможности производства детей по запросу взрослых. То, что в свое время считалось последним словом техники, в наши дни пользуется самым широким распространением. Чтобы позволить стерильным парам иметь ребенка, во Франции ежегодно рождается десять тысяч детей, зачатых in vitro57. По всему миру их количество достигает миллиона. Вплоть до 1992 г. технология in vitro состояла в том, чтобы позволить яйцеклетке вступить в контакт со сперматозоидом, а затем ввести зачатый эмбрион в матку матери. С тех пор ISCI (интрацитоплазмическая инъекция сперматозоидов) позволяет вводить сперму прямо в яичник. Преимущество этой техники состоит в том, что она позволяет стерильным мужчинам иметь детей. Как каждая новая технология, in vitro и, в более широком смысле, медицинская помощь зачатию (АМР) привела к некоторым случаям ее сомнительного применения: коммерциализации яйцеклеток, «сдаче в наем» матки58 и др. Наиболее ярким примером стали роды в мае 2001 г. шестидесятидвухлетней француженки. За девять месяцев до того она сделала операцию по имплантированию яйцеклетки от американской женщины-донора. Потом француженка подверглась зачатию in vitro спермой своего родного брата. Этот «социальный инцест» глубоко потряс профессора Акселя Кана, члена Государственного консультативного комитета по этике (CCNE)59: «Самое страшное, – сказал он, – что нашлись врачи, которые согласились провести операцию, и только потому, что им хорошо заплатили». Недавнее сближение АМР и генетики, а также все возрастающая конкуренция между предприятиями в области биотехнологий могут стать причиной других серьезных этических отклонений, но уже в ином масштабе. Так ISСI уже позволяет, по крайней мере, в Великобритании и США, выбирать

In vitro – этот метод позволяет подарить радость материнства женщинам, до его появления обреченным на бесплодие. Он появился в 1978 г. в Англии. Медику Р. Эдвардсу и эмбриологу П. Степто удалось в пробирке соединить яйцеклетку со сперматозоидом. Возник эмбрион, который был перенесен в полость матки женщины, страдающей абсолютным бесплодием. 58 С 1994 г. французский закон запрещает «матерей-носительниц». 59 Во Франции с 1983 г. 57

179

пол ребенка (80% успеха). Если такое положение вещей установится, то оно может привести к нарушению равновесия между полами в тех странах, где по причине социальной дискриминации женщин считают «худшим» полом и рождение девочки становится настоящей трагедией. Диагностика путем пункции внутриматочной жидкости позволяет избежать передачи ребенку особо тяжелых заболеваний, поскольку в случае его обнаружения мать может прибегнуть к аборту. «Тем не менее, – замечает профессор Жак Миллиез, глава гинекологического отделения парижской больницы Сент-Антуан, – распространение на всех беременных женщин анализа на трисомию могло бы стать первым шагом к погоне за больным геном, а значит, к организованной политике искоренения целой человеческой группы, а именно группы больных болезнью Дауна». Но и этот этап уже пройден благодаря технологии предимплантационной диагностики (DPI). Этот метод состоит в устранении эмбрионов с генетическими заболеваниями и трансплантировании «лучшего» эмбриона в матку матери. Во Франции применение этого метода ограничено поиском только одного больного гена, но в ноябре 2000 г. благодаря этой технологии на свет появился ребенок, лишенный генетического заболевания, которым страдали три старших ребенка этой семьи. некоторые центры искусственного оплодотворения, в частности, в Северной Америке, предлагают уже расширенный анализ DPI, в котором будет исследовано около 50 генетических аномалий, в том числе предрасположенность к диабету, высокому давлению или раку груди. «Это уже не просто основанная на сострадании альтернатива болезни, – говорит профессор Жак Милльиз, – но первый шаг к поиску «идеального ребенка». Другая возможность, исследуемая в терапевтических целях, состоит в соединении DPI и клеточной терапии и в создании «лекарственных» младенцев. В матку матери имплантируется эмбрион, не страдающий заболеванием, которым болен старший ребенок той же пары. После рождения ребенка из пуповины берутся клетки, которые затем передаются больному в целях его излечения. Именно таким образом в Соединенных Штатах удалось излечить ребенка, страдавшего анемией Франкони, очень тяжелым и быстро развивающимся заболеванием. Остается вопрос, как относиться к новорожденному в случае, если излечения не произойдет? Как к бракованной продукции? Пришел ли конец сексуальному зачатию? Что будет, если мужчины будут больше не нужны для зачатия? Австралийским ученым удалось произвести зачатие in vitro мышей, для которого были использованы не сперматозоиды, а клетки из других, непродуктивных органов. Такой эмбрион достаточно имплантировать в матку матери, чтобы на свет появились дети. Если такая техника докажет свою действенность, то она позволит полностью стерильным мужчинам иметь детей, не прибегая при этом к донорам спермы. Гомосексуальная женская пара сможет также иметь биологического ребенка, что приведет к разного рода непредвиденным последствиям. Сперма оказывается ненужной и при репродуктивном клонировании, которое состоит в трансплантировании ядра обычной клетки из нерепродуктивных органов в яйцеклетку, лишенную ядра. 6 апреля 2002 г. итальянский гинеколог Антинори 180

объявил о зачатии первого клонированного ребенка. По слухам, в клиентах недостатка нет: это стерильные пары, страдающие отсутствием гамет, гомосексуальные пары, желающие иметь ребенка, разделяющего генетическое наследие одного из них, одинокие люди и те, кто не может смириться со смертью биологического ребенка. Научный мир при этом напоминает, что до того, как на свет появилась Долли, эксперимент пришлось повторить 277 раз, и что клонированная овечка страдает ожирением и признаками преждевременного старения, а в 2003 году она умерла. У нее было обнаружено прогрессирующее заболевание легких. 14 февраля 2003 животное пришлось усыпить. Рождение клона, теоретически возможно. Оно перевернуло бы наше представление о человеке и человечестве, а также о личности и семье. Ребенок, появившийся на свет благодаря этой технологии, не был бы сыном или дочерью своих родителей, но близнецом того из родителей, кто стал донором клеточного ядра. Биолог Жак Тестар, сотрудник Государственного института здравоохранения и медицинских исследований и президент «Французской комиссии длительного развития» полагает, что существует множество чрезвычайно медиатизированных точек зрения по поводу ложной опасности, как, например, репродуктивное клонирование. Даже если завтра на свет появится ребенок-клон, техника их производства еще долгое время будет находиться на ремесленном уровне, настолько она противоречит нашим этическим, философским и культурным принципам. С другой стороны, некоторые политики, ученые и промышленники пугают нас репродуктивным клонированием, чтобы скрыть другие проблемы, требующие гораздо более срочного решения, как, например, селекция эмбрионов. Эта технология может в самом скором времени достичь промышленного уровня, отвечая древней, существующей с самой зари человечества мечте избавления общества от болезней. Генетические зонды, так называемые генетические чипы, уже позволяют установить геном эмбриона и установить наследственные аномалии, которые он несет в себе. Одна английская лаборатория уже предлагает провести такой анализ за один день за тысячу долларов. Завтра это будет стоить уже десять долларов и делаться в течение часа. Проблему составляют не сперматозоиды, поскольку мужчина производит их в количестве 200 млн. в день, а для зачатия нужен только один. Проблему составляют яйцеклетки. Женщина производит только одну яйцеклетку в месяц, и гормональное стимулирование позволяет довести это количество только до десяти. А этого недостаточно, чтобы производить отбор эмбрионов. Появляются новые технологии. Самый маленький кусочек яйцеклетки содержит тысячи клеток-ооцитов, которые in vitro могут дать около ста или даже двухсот яйцеклеток. Можно было бы даже воздействовать на пятимесячный плод, который содержит около пяти миллионов этих клеток. В результате хирургической операции можно взять у маленькой девочки крошечный кусочек яйцеклетки и заморозить его. Когда она повзрослеет и захочет ребенка, вместе с партнером они смогут прийти в лабораторию, где их попросят выбрать подходящий генетический профиль среди десятков или сотен 181

эмбрионов, специально созданных для них. Они смогут даже выбрать пол ребенка. Идеального ребенка не получится никогда, но всегда найдется один, который будет биологически лучше оснащен, чем другие. Через десять, двадцать, тридцать лет рождение «случайного» ребенка от родителей, которые не заручились подобающими гарантиями, в современном обществе станет настоящим скандалом. Возможно даже, что страховые компании перестанут возмещать расходы по беременности тех женщин, которые не сделали нужные анализы. Возникнет безумная ситуация, когда виртуальная элита, ограниченная богатыми странами, станет представительницей «качественного» человека. Самое страшное в этом, это легкость, с которой идея, что человек является простым продуктом собственных генов, завоевывает умы. Яркий пример вышеперечисленного это демонстрация инвалидов и их семей во Франции во время рассмотрения в суде дела Перрюш в 2000 г. Демонстранты протестовали против идеи выплаты репараций детям, медицинские проблемы которых не были выявлены врачами во время беременности матери и рождения которых можно было бы избежать. Моральные проблемы трансплантации. Как известно, трансплантация (пересадка) органов и (или) тканей человека является средством спасения жизни и восстановления здоровья людей. Для того чтобы подробно рассмотреть этот вопрос, надо внести одно пояснение. Трансплантация органов и (или) тканей человека делится на две категории: первая – от живого донора и вторая – от умершего. Историки медицины не случайно выделяют в истории трансплантации начало собственно научной, датируя его XIX в. Первые исследования по этой проблеме были проведены итальянским доктором Баронио, немецким врачом Райзиндером. В России подобные исследования проводятся Н.И. Пироговым в костнопластической хирургии. Нельзя не упомянуть и о первой диссертации Пауля Берта (1865 г.) на тему «О трансплантации тканей у животных». Исследователи Е.К. Азаренко и С.А. Позднякова разделяют развитие трансплантологии на два этапа: 1. Трансплантация предполагала удаление хирургическим путем патологических изменений тканей и аутопластику. 2. Второй этап связан с собственно «гомотрансплантацией», т.е. заменой утратившего функциональность органа новым (будь то почка, сердце, легкие). Например, первая ксенотрансплантация почки (от свиньи) Ульманом (1902 г.); первая в мире пересадка кадаверной почки (от трупа, так называемая аллотрансплантация) Ю. Вороным (1931 г.); первая имплантация искусственного сердца В.П. Демиховым (1937 г.); первые успешные пересадки почки от живых доноров в клинике Д. Хьюма (1952 г.); разработка действующей модели искусственного сердца для клинических целей У. Колффом и Т. Акуцу (1957 г.); первая в России успешная пересадка почки в клинике Б. Петровским (1965 г.); первая в мире пересадка сердца от человека к человеку К. Бернардом (1967 г.); публикация «гарвардских» критериев «смерти мозга» (1967 г.); организация Евротрансплантанта; создание НИИ трансплантации органов и тканей АМН СССР Г. Соловьевым (1967 г.); первая в 182

России успешная пересадка сердца в клинике В. Шумаковым (1986 г.); принятие Верховным Советом РФ Закона «О трансплантации органов и (или) тканей человека» (1992 г.). Выделение истории научной трансплантации означает признание существования трансплантации «ненаучной», или точнее, донаучной. Ведущей идеей донаучной трансплантации, которая остается значимой и для современной медицины, является идея «переноса жизни». В древних языческих культурах за субстанцию жизни принималась кровь. Возникновение болезни связывали с ослаблением жизненных сил в крови, и поддержание этих сил осуществлялось с помощью вливания «здоровой крови». История врачевания и знахарства полна историями переливания крови от животных, младенцев людям пожилого возраста с целью достижения омоложения. Гиппократ полагал, что употребление, например, злым человеком крови овцы может изменить душевные свойства человека. Мифоидеологическое явление вампиризма с его ритуально-сакральными манипуляциями с кровью послужили основанием для практически 100-летнего запрещения Ватиканом любых форм переливания крови. Переливание крови как научный метод возникает из магии крови. Весьма характерно в этой связи суждение доктора И.Т. Спасского, который в 1834 году, принимая участие в обсуждении метода переливания крови во время родов, писал: «Вводимая в сих случаях (потеря крови при родах) в вену кровь, вероятно, действует не столько своим количеством, сколько живительными свойствами, возбуждая деятельность сердца и кровеносных сосудов». Переливание крови как обеспечение «переноса жизни» является логическим началом теории и практики пересадки органов и тканей. Но можно говорить не только о логической связи между трансплантацией и переливанием крови, но и о связи конкретно-исторической. Исследователи В. Прозоровский, Л. Велишева, Е. Бурштейн, Ч. Гусейнов, И. Воронова, А. Сокольский, А. Ульянов полагают, что «развитию современной проблемы трансплантации органов послужило оригинальное открытие русских хирургов – переливание трупной крови. Это явилось толчком к созданию первого советского законодательства о праве изъятия у трупов крови, костей, суставов, кровеносных сосудов и роговиц». Первое в мире отделение по заготовке трупной крови в НИИ им. Н.В. Склифосовского стало прообразом «банка органов», созданного впоследствии в США. Опыт решения проблемы донорства в Советской России нельзя не учитывать при характеристике современного положения в области клинической трансплантации. Первые эксперименты по пересадке человеческих органов начались в 1950 году. Сейчас мы являемся свидетелями нового выдающегося события в медицине – трансплантации мозговой субстанции. Этот метод позволит излечить множество неизлечимых болезней нервной системы – Паркинсона, Альцгеймера и др. Новый метод лечения более удивителен, чем какие-либо другие, применяемые ранее, техники трансплантации тканей и органов человека. Особенность его заключается в том, что «поставщиком» мозговой субстанции является человеческий эмбрион. При этом необходимым 183

условием спасения одной жизни и здоровья становится неизбежная смерть едва начавшего жить человеческого организма. Этой болезнью только в США страдает около миллиона человек. Основной причиной заболевания является дегенерация нервных клеток в той части мозга, которую неврологи определяют как черную субстанцию. Проводимые в течение последних десяти лет эксперименты на обезьянах и крысах показали, что успешное лечение искусственно вызванной болезни Паркинсона достигается методом пересадки клеток, взятых из надпочечников (которые тоже вырабатывают дофамин), а также и методом пересадки черной субстанции, взятой от зародышей исследуемых животных. Успехи экспериментов на животных склоняли исследователей к испытанию новой лечебной техники на людях. Перечислим страны, где проводятся эти эксперименты: Мексика, Швеция, Англия, Куба, Китай, Польша. Первые исследования трансплантационных особенностей черной субстанции, взятой от человеческих эмбрионов, состояли в пересадке ее в мозг крысы, у которых предварительно была искусственно вызвана болезнь Паркинсона. В качестве трансплантационного материала используются нервные клетки, взятые от эмбрионов, полученных в результате случайного выкидыша либо сознательного аборта. Как биологический организм плод является полностью мертвым, но отдельные его клетки, ткани, а быть может, и отдельные органы, сохраняют способность развиваться. Как пишет Збигнев Шаварский, «исследования шведских неврологов убеждают, что наибольшие шансы успешной пересадки дают ткани, полученные от 11-12недельного плода. В это время нейроны находятся в такой фазе, когда уже перестают делиться, и в них еще не вполне сформировались длинные волокнистые аксоны. Использование для трансплантации клеток, способных делиться, приводит, как показали эксперименты на животных в 1988 г., к возникновению тумора мозга. Использование более зрелых клеток приводит к повреждению многочисленных, уже развитых отростков аксонов, что может иметь негативное влияние на дальнейшую способность самих клеток к развитию». Эта особая ценность еще не вполне дозрелых эмбриональных нервных клеток вытекает из двух биологических особенностей: 1. на поверхности нервных клеток раннего плода еще не появились те молекулы, которые отвечают за индивидуальное своеобразие данного организма. Использованные для пересадки клетки не вызывают поэтому иммунологической реакции, если будут пересажены представителю того же самого биологического рода. 2. На поверхности этих клеток уже, однако, присутствуют те молекулы, которые отвечают за своеобразие родового организма. Короче говоря, единственной нервной субстанцией, которую можно успешно пересадить человеку, является она же но, взятая от несколько недельных человеческих эмбрионов. Ученые полагают, что по мере все более изучения разнообразных функций мозга на молекулярном уровне будет возможно лечить значительно 184

больше болезней нервной системы, пересаживая биологически активную человеческую мозговую субстанцию в соответствующим образом локализованные отделы мозга. Быть может, именно таким образом будет излечиваться рассеянный склероз, эпилепсия, повреждения, причиняемые инсультом или кровоизлиянием в мозг. Однако как сами исследования, так и лечебное использование человеческих эмбрионов возбуждают принципиальные сомнения морального характера. Первый и основной вопрос – это проблема моральной допустимости экспериментов, проводимых на человеческом плоде. По меньшей мере с XV в., когда Леонардо до Винчи начал исследовать отдельные стадии развития плода, человеческий эмбрион стал предметом особого интереса врачей и биологов. Проводимые исследования были сосредоточены, однако, на наблюдении за анатомическим развитием плода, а также на описании фаз развития его отдельных органов. По мере совершенствования медицинской техники началось использование отдельных органов и тканей для определенных исследований. Вирусология, онкология, генетика, эндокринология, гематология, молекулярная биология, биология развития, иммунология – все эти дисциплины начали использовать ткани плода как важный исследовательский материал. Проводимые в течение последних 20 лет исследования на животных однозначно доказали, что возможна пересадка человеческой эмбриональной ткани в лечебных целях. С 1960 г. используется пересадка этой ткани в целях лечения редких болезней иммунной системы. В течение нескольких лет австралийские ученые пытаются лечить диабет методом пересадки взятых у эмбрионов клеток, вырабатывающих инсулин. Например, Роберт Гало пытался даже спасать пострадавших в Чернобыле пересадкой взятых от человеческих плодов желудочных клеток, вырабатывающих гемоглобин. Но пока эти эксперименты проводились на тканях фактически мертвых плодов, это можно было понять и морально оправдать необходимостью исследований и лечения. Однако, когда предметом исследований являются живые, находящиеся в материнском лоне эмбрионы, вопрос становится необычайно сложным и деликатным в моральном отношении. Так или иначе – это одна из наиболее противоречивых моральных проблем современной медицины. Так, например, если врачи берут на себя риск пересадки пациенту с болезнью Паркинсона сомнительных с точки зрения биологического качества тканей, то они создают тем самым угрозу для здоровья и жизни пациента. Как, однако, оценить поступок врачей, которые берут ткань от полученного путем искусственного аборта плода, информируя при этом широкую общественность, что ткань происходила от стихийного выкидыша? Второй принцип накладывает на врачей обязанность информирования женщин о запланированном использовании ткани уже мертвого плода в исследовательских или лечебных целях. Однако сам способ получения такого согласия не является четко определенным, что оставляет возможность разного рода манипуляций. Ведь одно дело – вопрос «Согласны ли Вы на использование полученной из остатков плода мозговой субстанции с целью пересадки ее человеку, страдающему болезнью Паркинсона?», и совсем другое – загадочное: «Согласны ли Вы на 185

использование остатков плода в исследовательских или лечебных целях?» Не все женщины знают, что такое исследовательские или лечебные цели. Но есть и такие пациентки, которые полагают, что они не имеют права отказать докторам, когда им предлагают участие в медицинском эксперименте. Так или иначе, если признано, что необходимым условием использования тканей плода в целях трансплантации является согласие женщины, то в документации следовало бы сказать, на что именно она соглашается. Существует, кроме того, важная проблема, касающаяся взаимоотношений между гинекологами и трансплантологами, что четко определяет третий принцип. Трансплантологи не могут «делать заказы» на определенные запасные части, а гинекологи не должны приспосабливать свои действия к заказам распорядителя. Следует однако честно сказать, что сформулированные Британской Медицинской Ассоциацией принципы, касающиеся использования ткани плода, являются обязательными только для врачей, состоящих в этом союзе. И весьма правдоподобно, и вполне понятно, что врачи кубинские, мексиканские или польские будут руководствоваться совсем другими принципами. Провозглашенная в 1987 г. Ватиканом «Инструкция об уважении рождающейся человеческой жизни» четко говорит, что «останки эмбрионов или человеческих плодов, полученные в результате добровольного либо недобровольного прерывания беременности, должны быть уважаемы так же, как останки других человеческих существ». Поэтому проблема является морально однозначной. Следует осудить любые попытки использования остатков плода в исследовательских или лечебных целях. Однако в целом это не очевидно. Ведь если мы признаем, что не существует никаких преград морального характера, чтобы пересадить орган, взятый от уже мертвого человека кому-то, кому это может спасти жизнь, – а как представляется, церковь не возражает против такого рода действий, – то точно так же можно было бы использовать мозговую субстанцию, взятую от произошедшего выкидыша, если, конечно, родители выразили на это согласие. Дело в том, что хотя мексиканские исследователи использовали для проводимых экспериментов ткани, взятые от стихийных выкидышей, существуют важные противопоказания тому, чтобы использовать именно такой трансплантационный материал. Факт, что дошло до выкидыша, может указывать на существование серьезных генетических расстройств в организме плода; кажется также весьма правдоподобным, что происходящая из такого организма нервная ткань может иметь трудные для обнаружения хромосомные изменения на молекулярном уровне. Также и практические соображения говорят против использования для трансплантации тканей плодов выкидышей. Самопроизвольные выкидыши, как правило, не удается предвидеть. Поэтому трудно запланировать операцию. Более того, никогда нельзя быть уверенным, находится ли нервная ткань в оптимальном для трансплантации возрасте (11– 12 недель). Так или иначе, новая техника лечения представляет серьезную проблему для католической этики. Можно было бы, конечно, сказать, что если уж творится зло, если множество женщин добровольно прерывают беременность, 186

то не будет ничего плохого, если использовать полученную таким образом ткань для спасения другой жизни. Не имеет большого значения, взрослый ли человек, ставший донором органов для трансплантации, умер в результате дорожного происшествия или был преднамеренно убит каким-то неизвестным преступником. Важно, что его органы могут спасти чужую жизнь. (Кстати говоря, одним из источников получения трансплантационного материала в Китае является исполнение там смертных приговоров). Однако если кто-то стоит на позиции, что зло никогда не может служить добру – а это одно из фундаментальных утверждений католической этики – то он должен был бы решительно отказаться от всяких попыток применения пересадки нервной ткани в лечебных целях. Зло, каким является прерывание беременности, никогда не удастся морально оправдать, даже если оно могло бы означать спасение жизней или уменьшение страданий тысяч жертв болезни Паркинсона, Альцгеймера, Хантингтона и других серьезных нарушений нервной системы, не говоря уже об уменьшении страданий ближайших родственников и друзей этих пациентов. Вопрос тонкий, но положение сторонников либерального истолкования прерывания беременности не является в такой ситуации преимущественным. Согласие на прерывание беременности не может автоматически означать согласия на свободное распоряжение эмбриональным материалом для трансплантации. Моральное одобрение использования ткани плода может ведь привести к непредвиденным и весьма драматическим моральным последствиям. Если бы оказалось, что благодаря взятой от человеческого плода мозговой субстанции действительно можно успешно лечить, например, болезнь Паркинсона, то это привело бы к существенному повышению спроса на этот трансплантационный материал. Нельзя поэтому исключить, что некоторые женщины, руководствуясь альтруистическими убеждениями, либо, наоборот, жаждой наживы, начали бы просто «производить активный биологический материал». В сентябре 1987 г. американская пресса придала широкий резонанс истории женщины, которая, имея отца, страдающего болезнью Альцгеймера, попросила врачей произвести искусственное оплодотворение in vitro от отца, для того только, чтобы использовать соответствующий материал для трансплантации, который можно было бы затем пересадить отцу без лишнего риска отторжения. Нельзя также исключить, что, имея в своем распоряжении такие технические средства для прерывания беременности, как, например, простагландин или использование гистеротомии, некоторые врачи будут стремиться использовать ненарушенный плод. Принимая во внимание, что может появиться возможность лечения других болезней методом пересадки органов и других эмбриональных тканей, следует считаться с возможностью того, что некоторые женщины будут откладывать момент операции аборта до времени, которое врачи признают оптимальным с точки зрения получателя. Как бы ни судить о моральных аспектах этой практики, фактом является то, что женщины по тем или иным причинам решаются на аборт, и этим решением нужно считаться. В одних только Соединенных Штатах производится ежегодно 1,3 миллиона абортов. Как сообщают достоверные источники, в 1981 г. 78% всех произведенных 187

абортов было выполнено в сроки между 6 и 11 неделями жизни плода. 94% абортов было произведено с помощью техники вакуумного отсасывания, которая повсеместно признается самым безопасным методом прерывания беременности. Использование этой техники делает беспредметным вопрос о критерии смерти плода поскольку он находится в состоянии полного и необратимого прекращения всех биологических функций. Если затем признать, что ежегодно болезнью Паркинсона в США заболевает около 60 000 человек, то станет ясно, что предложение черной субстанции значительно превышает спрос, даже если мы примем совсем неправдоподобное предположение, что все эти пациенты захотят воспользоваться новым методом лечения. Приведенные выше директивы Британского Союза врачей четко устанавливают, что «женщина, от которой взят материал плода, должна выразить согласие на его использование в исследовательских или лечебных целях». Подобные требования формулируют также соответствующие этические комитеты в Голландии и Швеции. Практические соображения, по которым нужно согласие женщины, очевидны. Во-первых, потому, что до сих пор не существует никакого юридического документа по этому вопросу. Законом не установлено, кто является владельцем этой плодовой ткани. В этой ситуации, естественно, применяются предписания, какие действуют при заборе органов от трупов. В большинстве западных стран необходимым условием забора органов от трупов является согласие ближайших родственников. В случае с тканью плода такое согласие должна дать сама женщина. Во-вторых, многие женщины ощущают в результате прерывания беременности чувство вины. Сознание, что, выразив согласие на использование ткани, она может спасти чью-то жизнь или здоровье, несколько помогает сгладить эту боль. В-третьих, сознательное согласие женщины также существенно с точки зрения блага получателя. Врачи, осуществляющие пересадку, должны быть уверены, что женщина не больна СПИДом, желтухой или другими инфекционными болезнями, которые вместе с мозговой субстанцией можно пересадить пациенту. Так известный американский этик Альберт Р. Йонсен думает, что никакой значимой в моральном отношении разницы между трупом взрослого человека и остатками плода. Во многих странах, в том числе и в Польше, не требуется официального согласия семьи на забор от трупа какого-то органа для трансплантации. Более того, – считает Йонсен, – нет никаких серьезных моральных оснований, чтобы такое согласие следовало получать, хотя – ясно – такое согласие требуется в США обязательно. Можно, конечно, понять и обосновать глубоко укорененное в нашей культуре и религиозных традициях уважение к трупам и останкам людей, но, в сущности, согласие или несогласие семьи на использование органов умершего человека имеет исключительно символический характер. Также и потому, что если в игру входит такая существенная вещь, как спасение жизни человека или уменьшение страдания, мы не должны принимать во внимание благо мертвых, ибо такое благо вообще не существует; а благо ближайших родственников должно уступить первенство благу другого умирающего или страдающего пациента. Следовательно, нет моральной обязанности получать согласие 188

женщины на использование ткани плода там, где существует абсолютная уверенность, что плод является мертвым. И коль скоро мы соглашаемся на пересадку тканей и органов от мертвых тел взрослых людей, не спрашивая согласия семьи, то тем самым мы должны соглашаться на пересадку тканей и органов, полученных от мертвых плодов, не спрашивая согласия женщины. Но если посмотреть как решается эта проблема в Германии, то ярким примером являются изменения в законе федеральной земли Бремен о похоронах. Об этом пишет Ю. Хабермас в своей книге «Будущее человеческой природы». «Принимая во внимание случаи мертворождения, преждевременных родов, а также клинического прерывания беременности, новая редакция закона требует, чтобы погибшим человеческим зародышам также оказывалось уважение, подобающее скончавшимся людям. Мертвые зародыши не выкидываются как «этические отбросы» (так это формулируется на казенном немецком языке), но анонимно захораниваются на кладбище в специальной общей могиле. Все это показывает, что с моральной точки зрения «в нас еще глубоко сидит боязнь за ценность становящейся человеческой жизни, которая не может не беспокоить все цивилизованные общества». 5. Эстетические ценности Термин «эстетика» (от греческого слова «aisthetikos» – относящийся к чувственному восприятию) был введен немецким философом А. Баумгартеном в XVIII в. Им же было определено место этой науки в системе философии. Он полагает, что эстетика – низшая ступень гносеологии, наука о чувственном познании, совершенной формой которого является красота. Его современник И. Кант видит в эстетике пропедевтику всякой философии. Это значит, что систематическое изучение философии следует начинать с теории красоты, тогда полнее раскроется добро и истина. Если для Баумгартена второй фундаментальной категорией является искусство, то Кант обратился к эстетике, отталкиваясь не от проблем искусства, а от потребностей философии. Заслуга Канта как раз в том, что он внес в эстетику дух диалектики. Дефиниция «эстетика» прочно закрепляется в философской терминологии и уже с XVIII в. ее начинают понимать как науку, занимающуюся проблемами «философии прекрасного», либо «философии искусства». Именно в этом плане ее воспринимали Гегель, позже Ф. Шиллер и Ф. Шеллинг. История эстетики насчитывает тысячелетия. Она сформировалась гораздо раньше, чем появился сам термин эстетика. Эстетический опыт как совокупность неутилитарных отношений к действительности с глубокой древности присущ человеку и получил свое первоначальное выражение в протоэстетической практике архаического человека. Первобытный протоэстетический опыт был слит с проторелигиозным сакральным опытом. Первые упоминания появления эстетических практик и умений уходят вглубь человеческой истории. Это и наскальные рисунки в пещерах первобытных людей, и содержание мифов у разных народов мира. Можно выделить два основных способа исторического бытия эстетики: эксплицитный и имплицитный. К первому относится собственно философская 189

дисциплина эстетика, самоопределившаяся только к середине XVIII века в качестве самостоятельной науки. Имплицитная эстетика уходит корнями в глубокую древность и представляет собой свободное несистематическое осмысление эстетического опыта внутри других дисциплин (в философии, риторике, филологии, теологии и др.) Имплицитная эстетика существовала (и существует ныне) на протяжении всей истории эстетики, но выявляется она только с позднего новоевропейского периода, в процессе диалога с ней эксплицитной эстетики. Условно в ней выделяют три этапа (протонаучный (до сер. XVIII в.), классический (сер XVIII – нач. XX вв) и неклассический (провозглашенный Ф. Ницше, но начавший свой путь только со второй пол. XX в.). В европейском ареале протонаучная эстетика дала наиболее значимые результаты в Античности, Средние века, Возрождения, внутри таких художественно-эстетических направлений, как классицизм и барокко. В классический период она особенно плодотворно развивалась в направлениях романтизма, реализма и символизма. Неклассическая эстетика, фундаментом которой стала переоценка всех ценностей традиционной культуры, отодвинула на второй план теоретическую (эксплицитную) эстетику. Эстетическое знание в ХХ веке наиболее активно развивалась внутри других наук (философии, филологии, лингвистики, психологии, социологии, искусствознания, семиотики и т.д.). Выявление имплицитной эстетики сопряжено с определенными методологическими трудностями, в связи с тем, что, опираясь на древние первоисточники, пытаемся отыскать в них представления о предмете эстетики, которая в тот момент еще не существовала. По мнению, В.В. Бычкова «трудность эта существует, однако она связана не только с тем, что древность не знала на уровне «рацио» науки эстетики, ибо уже тогда существовала эстетическая реальность, впоследствии вызвавшая в бытие для своего изучения и специальную науку. В ХХ в. эту проблему разрешил Г. Гадамер, убедительно показав, что в процессе интерпретации традиционного текста современным исследователем осуществляется равноправный диалог между текстом и исследователем, процессе которого оба участника диалога в одинаковой мере влияют друг на друга в плане достижения современного понимания обсуждаемой проблемы». Эстетика изучает чувственное познание окружающей действительности и имеет дело с ее разными сторонами: с природой, обществом, человеком и его деятельностью в жизненных различных сферах. С точки зрения эстетической ценности в обыденной жизни мы оцениваем красивые цветы, величественные здания, высокие моральные поступки людей, прекрасные произведения художественной культуры. Разнообразные эстетические отношения, возникающие у человека к повседневности, можно отнести к общей дефиниции «эстетическое». По мнению В. Бычкова, эстетика – это наука философского склада, имеющая дело с какими-то достаточно тонкими и трудноуловимыми на рациональном уровне материями, и одновременно – нечто большее, чем наука в обычном новоевропейском смысле слова. Точнее было бы сказать, что это некий особый, специфический опыт бытия – знания, в котором человек, 190

имеющий конкретную установку именно на него, может пре – бывать, иметь некое не постоянное, но временно прерывающее – время бытие, как бы погружаться в него на время, а затем опять выходить на уровень обыденного бывания – обычной утилитарной жизни. Как показывает история эстетики, определить этот предмет вербально оказалось делом проблематичным. Тем не менее, практически все крупные философы не обходят без внимания эстетическую сферу. Эстетика в их трудах являлась завершающим звеном философской системы. Гегель по этому поводу пишет: «Я убежден, что высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический и что истина и благо соединяются родственными узами лишь в красоте. Философ, подобно поэту, должен обладать эстетическим даром. Философия духа – это эстетическая философия». В силу принципиальной ограниченности уровня формализации предмета эстетики и его многогранности, требующей от исследователя фундаментальных знаний в областях истории искусства, религии, философии и практически всех гуманитарных наук, как минимум, а также обостренного художественного чувства и высоко развитого вкуса, эстетика до сих пор остается во всех отношениях наиболее сложной трудоемкой, дискуссионной и наименее упорядоченной из всех дисциплин. Сегодня, как и в момент возникновения, в центре внимания эстетики стоят два главных феномена: совокупность всех явлений, процессов и отношений, обозначаемых как эстетические, т.е. само эстетическое как таковое и искусство в его сущностных основаниях. В классической эстетике в качестве наиболее значимых считались такие термины и категории как, эстетическое сознание, эстетический опыт, эстетическая культура, игра, прекрасное, безобразное, возвышенное, трагическое, комическое, идеал, катарсис, наслаждение, мимесис, образ, символ, знак, выражение, творчество, метод, стиль форма и содержание, гений, художественное творчество и др. Неклассическая эстетика, развивающаяся в русле фрейдизма, структурализма, постмодернизма, обратила внимание на маргинальные проблемы и категории (например, абсурдного, шока, насилия, садизма, энтропии, хаоса, телесности и т.д.). Все вышеперечисленное свидетельствует о многоликости предмета эстетики. Особенность эстетики как науки заключается в том, что она не имеет своей эмпирической базы, а использует материал других наук. Дело в том, что эстетика это наука особого рода, причем не только наука: в чем-то она совпадает с наукой. А в чем-то выходит за ее пределы. Говоря об эстетике как о науке, нельзя забывать о ее своеобразии. «Эстетика – наука об исторически обусловленной сущности общечеловеческих ценностей, их порождении, восприятии, оценке и освоении». (Ю. Борев). В процессе развития этой науки менялись взгляды на проблемы эстетики. Так в период Античности она была: частью философии и помогала формировать картину мира (натурфилософы); рассматривала проблемы поэтики (Аристотель), близко соприкасалась с этикой (Сократ). Во времена Средневековья она была одним из разделов теологии. В эпоху Возрождения рассматривала соотношение природы и художественной 191

деятельности. Таким образом, на протяжении многих столетий эстетические проблемы ставились в рамках той или иной философской системы. Фактически невозможно назвать такой период эстетики, когда эстетическая проблематика не была связана с философией. Современный исследователь Бычков В.В. пишет, что «эстетика – наука о неутилитарных субъект - объектных отношениях, в результате которых субъект через посредство объекта достигает абсолютной личной свободы и полноты бытия и совсем коротко: эстетика – это наука о гармонии человека с Универсумом». Все вышеперечисленное подтверждает, что эстетика – это философская наука, так как она появилась в недрах философии, а именно таких ее разделов как гносеология и аксиология. Если философия изучает наиболее общие законы природы, общественного развития и мышления, то эстетика изучает наиболее общие законы развития искусства, а также эстетического отношения человека к миру. Даже став самостоятельной наукой, эстетика продолжает черпать основные методологические положения из философии. Она также взаимодействует: с этикой, так как мораль входит в само существо эстетического отношения человека к действительности; тесно связана с психологией, потому что эстетическое восприятие действительности носит чувственно-эмоциональный характер; с педагогикой, социологией, историей, логикой и др. Наиболее тесно эстетика взаимосвязана с искусством и выступает методологий для искусствоведческих дисциплин. Искусство как плод художественного творчества становится предметом исследования эстетической науки. Эстетика изучает отношение искусства к действительности, отражение действительности в искусстве, художественное творчество, раскрывает законы, управляющие всеми видами искусства. На методологическую базу эстетики опираются и новые направления, такие как: техническая эстетика, эстетика быта, эстетика поведения. Таким образом, эстетика – это наука об эстетическом, о сущности и законах эстетического познания и эстетической деятельности человека, наука об общих законах развития искусства. Структура эстетического знания. Е.Г. Яковлев пишет, что «современное определение предмета теоретической эстетики включает в себя изучение: объективно-эстетического, понимаемого как природно-социальное и предметное основание эстетического сознания и эстетической потребности; творчески-преобразующей практики эстетического субъекта, выраженной через эстетическую деятельность и сознание, а также через теорию и систему категорий; наиболее общих закономерностей художественного творчества и искусства». Таким образом, эстетика представляет собой целостную систему научного знания и включает в себя три основных раздела: 1. о природе объекта эстетической оценки и видах эстетической ценности; 2. о природе эстетического сознания и его формах; 3. о природе эстетической деятельности и ее видах. 192

Структура эстетического знания предполагает и наличие системы эстетических категорий и дефиниций. Рассмотрим существующие в современной российской научной литературе различные принципы организации системы эстетических категорий. Так, например, М.С. Каган полагает, что во главе системы необходимо поставить категорию эстетического идеала (в его аксиологическом аспекте). Н.И. Крюковский утверждает, что «в эстетике в центре системы категорий должна находиться... категория прекрасного...». В.М. Жариков в основе этой системы ставит соотношение «исходных категорий: совершенства и несовершенства» А.Я. Зись выделяет три группы эстетических категорий: специфические (героические, величественные и т.д.), структурные (мера, гармония и т.д.) и негативные (безобразное, низменное). Э.Г. Красностанов и Д.Д. Средний также предлагают три группы эстетических категорий: категории эстетической деятельности, категории общественной жизни, категории искусства Т.А. Савилова утверждает, что «основой эстетического оказывается игровое сопоставление меры всестороннего развития человека... и явления». И.Л. Маца считает основными эстетическими категориями гармонию и красоту, которые в процессе эволюции модифицировались и изменялись. В своих исходных моментах принципы систематизации должны носить философско-эстетический характер. Тогда при определении структуры системы необходимы: онтологическифеноменологические и социально-гносеологические аспекты; нужно определить принципы субординации и координации эстетических категорий; выделить основную универсальную эстетическую категорию вокруг, которой организуется вся система. В эстетики есть категория, которая выступает как метакатегория эстетики – это категория эстетического. Эстетическое есть совершенное в своем роде. Совершенство – есть жизненная необходимость природы. Оно спонтанно, из него рождается идея всеобщего совершенства. Свойством эстетического обладает не только гармоническое (прекрасное, эстетический идеал, искусство), но и дисгармоническое (возвышенное, ужасное, уродливое, низменное, трагическое), так как и в том и другом наиболее полно выражается сущность данного рода бытия. Такой подход к эстетическому расширяет границы предмета эстетики, так как включает в себя изучение всех явлений действительности, обладающих совершенством. Однако в традиционной эстетики основополагающей категорий является прекрасное. Трудно согласиться с этой позицией, потому что категория прекрасное всегда имела строго историческое содержание, и это показал наглядно В. Татаркевич в работе «История эстетики». Следовательно, онтологическое значение эстетического заключается в том, что оно является бытием совершенного, феноменологическое – в многообразии явлений, обладающих этим свойством как полнотой существования, социологическое – в том, что предмет эстетики в этом случае приобретает большую широту и глубину, становясь фигурально выражаясь, более демократичным. Исследуем теперь гносеологический аспект категории эстетического. Эстетическое как совершенное появляется в результате материально-духовной практики человечества. Оно не является 193

только проекцией идеала на «потухшую» природу, оно есть совершенно новое, реальное специфическое образование, своеобразная «вторая природа», возникшая как органический сплав объективного и субъективного. Эстетическое, обнаруживается, осваивается и функционирует не только в процессе художественной деятельности, которая является основанием искусства, но во всей духовно-практической и материальной деятельности человека. В нем обнаружены свойства объекта и реализованы, объективированы возможности субъекта в материально-духовной практике человечества через наиболее полное раскрытие их свойств и возможностей. Это и есть реальное бытие совершенного. Диалектика взаимосвязи объективно-эстетического с эстетическим познанием заключается также в том, что общественная практика – это единственный процесс воздействия на человека объективных эстетических сторон действительности и их раскрытия и преобразования по законам красоты. «Вторая природа», появляющаяся в процессе этой практики, существует также независимо от человека и становится объектом эстетического познания и преобразования. Человек, творя по законам красоты, вместе с тем объективирует и превращает все созданное в предмет эстетического познания и совершенствования. Эстетическое в действительности не есть нечто застывшее и неизменное, оно меняется и совершенствуется в процессе исторического развития природы, и главным образом человеческого общества. Объективность эстетического доказывается не только практикой общественного развития, но и великими достижениями общественного развития современной науки. Специфической особенностью эстетической деятельности является то, что, она обращена ко всей личности человека. В структуре деятельности: цель – действие – операция эстетическая деятельность развертывается универсально, так как она идет от индивидуальности к обществу. Изучение предмета и структуры эстетики позволяет раскрыть ее функции, основополагающими из которых являются мировоззренческая, познавательная, формирующая, методологическая. В первую очередь эстетика необходима художнику. Она является мировоззренческой основой его деятельности. Но, художник может и без знаний эстетики, применять ее законы, опираясь на свою интуицию и опыт. Однако такое постижение, не подкрепленное теоретическим обобщением художественной практики, не позволит глубоко и безошибочно разрешить творческие проблемы. Мировоззрение не только руководит талантом и мастерством, оно само формируется под их воздействием в процессе творчество Своеобразие видения мира, отбор художественного материала определяются и регулируются мировоззрением. При этом наиболее непосредственно влияет на творчество та сторона мировоззрения, которая выражается в эстетической системе, сознательно или стихийно реализуется в образах. Эстетические принципы, на которые опирается художник, нам интересны, так как свои произведения художники в первую очередь создают для людей. Применение в творчестве законов эстетики способствует 194

сознательному отношению к художественному творчеству, в котором сочетается дар и навык. Эстетика нужна не только художнику, но и воспринимающей публике – читателям, зрителям, слушателям. Искусство доставляет одно из наивысших духовных переживаний – наслаждение. Именно эта наука позволяет людям сформировать эстетические взгляды, идеалы, представления. Значит, эстетика занимается процессом воспитания. Она выполняет и методологическую функцию. Обобщая результаты исследований области, например искусствоведения, она оказывает обратное влияние на его развитие. Она дает возможность изучить доминирующие принципы гносеологии эстетических объектов, определяет путь их исследования. Из многообразия наук о человеке эстетика занимает особое место. «Чувственно-ценностная природа эстетического знания, его критериальный характер в отношении ведущихся культурных и художественных поисков дают основание относиться к эстетике как специфической аксиологии культуры, как к ее самосознанию, имеющему самое прямое отношение к формированию культурно-ценностных эталонов и приоритетов». Находясь в мире культуры, человечество существует в многообразии эстетических ценностей и антиценностей. Эстетические нормы и ценности культуры являются очень важным ориентиром развития человеческого общества, оберегающим ее от культурных экспансий. В XX веке способность культуры выходить из-под контроля человека, превращаться в стихию нового типа стало очевидной. Появилось многочисленное количество угроз для самой экзистенции человека, это и экологическая катастрофа, и истощение природных ресурсов, и распространение «масскульта», сопровождаемое общим снижением культурного уровня людей, стандартизацией их жизни, деперсонализацией личности. «В феномене «массового человека», равнодушного к красоте, истине и добру, кроются опасности новых войн, массовой деструкции, техногенных катастроф. Наш выдающийся ученый-энциклопедист В.И. Вернадский60 считал, что познание человеком окружающего мира идет по трем взаимообогащающим направлениям: через науку, искусство и религию. Единую реальность бытия, к познанию которой стремится человек, образно говоря, можно представить в виде многогранного кристалла, одни из граней которого познаются наукой, другие – искусством, третьи – религиозным опытом человечества. Чтобы приблизиться к пониманию этой реальности, недостаточно рассмотреть ее грани в отдельности, нужно еще суметь увидеть как бы их взаимное расположение. Познание окружающего мира и расширение сознания человека идут как бы по спирали. Вначале идет накопление знаний и опыта, затем синтез этих разрозненных знаний в единое представление об окружающем мире,

Вернадский В.И. Труды по всеобщей истории науки. – М., 1988. Лекции 1 – 3. О научном мировоззрении). 60

195

затем, опираясь на это качественно новое представление, накопление более глубоких знаний и опыта и т.д. Сегодня как раз наступило время синтеза. Именно сейчас нужно суметь соединить в единое целое все знание и весь опыт человечества и получить, таким образом, качественно новое, расширенное представление о Мире и законах его Бытия. При этом ни один опыт познания человеком Единой Реальности не может быть игнорирован без нанесения ущерба целостному представлению о Мире – ни научный, ни философский, ни эстетический, ни религиозный. Таким образом, можно сказать, что проблема предмета специфики эстетики постоянно находится в поле зрения ученых. Например, в ХХ в. среди дискуссий вокруг предмета эстетики имела место точка зрения, согласно которой «эстетика не должна изучать искусство, поскольку это – предмет теории искусства, эстетика же наука о прекрасном, об эстетическом как действительности, так и в искусстве»61. Эта точка зрения не является общепризнанной, но в последнее время она получила дополнительный смысл и аргументы в силу широкого применения различных видов прикладной и информационно-коммуникативной художественно-эстетической деятельности, не являющейся искусством в традиционном смысле слова. Следовательно, если иметь в виду не абстрактные структуры и не безнадежно закодированные семиотические системы, а здоровое реалистическое искусство в условиях глобального развития СМИ, дизайна, эстетизации среды, а также учесть успехи в области компьютерного и виртуального искусства, то можно ли предполагать перспективу развития без искусства в собственном смысле слова. Эстетическое сознание. Эстетическое сознание – это форма ценностного сознания, отражение действительности и ее оценка с позиций эстетического идеала. Объектом отражения эстетического сознания, как и всех других форм общественного сознания, является природная и социальная действительность, уже освоенная социально-культурным опытом человечества. Субъектом отражения выступает общество в целом, через конкретных индивидов, социальных групп. По гносеологической природе эстетическое аналогично истине, но отличается по своей сущности. Если истина есть рациональное знание, то эстетическое не столько знание, сколько эмоциональное переживание при восприятии объекта. Поэтому с полным основанием можно утверждать, что психическим эквивалентом эстетического являются переживания. Переживания всегда эмоциональны, но они не сводятся к эмоциям. Переживания всегда выступают продуктом, результатом субъективнообъективных отношений. По органической структуре и содержанию переживания – «это образование сложное по своему составу; оно всегда в той или иной мере включено в единство двух противоположных компонентов – знания и отношения, интеллектуального и аффективного»62. 61 62

Поспелова Г.Н. Эстетическое и художественное. – М., 1965. Рубинштейн С.Л. Бытие и познание. – М, 1957. С.264.

196

Эстетическое как переживание не обязательно базируется на интеллектуальном знании. Причиной аффективного в нем может быть и интуитивное, и бессознательное, но всегда по поводу чего-то. Специфический характер эстетических переживаний объясняется двумя причинами: особенностями объекта эстетического отношения и соотнесением объекта с эстетическим вкусами, взглядами, идеалами человека, обозначаемыми «эстетическое сознание». Например, цвет сам по себе как источник эстетических переживаний, еще не определяет смысла этих переживаний. Специфика эстетического сознания в сравнении с другими формами духовной жизни человечества заключается в том, что представляет собой целый комплекс чувств, представлений, взглядов, идей; это особого рода духовное образование, характеризующее эстетическое отношение человека или общества к действительности: на уровне существа эстетическое сознание существует в форме общественного сознания, которое отображает уровень эстетического, на уровне индивидуальности – в форме личностной характеристики одного человека; формируется только на основе практики (чем богаче эстетическая практика личности или общества, тем богаче и сложнее их эстетическое сознание). Структура эстетического сознания. Как и всякая форма общественного сознания, эстетическое сознание многообразно структурировано. Исследователи выделяют следующие уровни:  обыденное эстетическое сознание;  специализированное эстетическое сознание. Обыденный эстетический уровень, опирается на обобщенный эмпирический опыт: эстетические переживания, чувства и т.п. Наши повседневные переживания изменчивы и порой противоречивы. Теоретический уровень опирается на общефилософские представления о мире, человеке и его месте в этом мире: эстетическую оценку, суждения, взгляды, теории, идеалы и т.д. Надо помнить, что границы между этими уровнями условны, так как специфика эстетического сознания проявляется на каждом уровне – везде мы находим и чувственный и рациональный элементы. Наиболее ярко эта особенность проявляется в качестве эстетической потребности и эстетического вкуса, где в одинаковой мере важны, и эмоциональное, и рациональное, ибо осознаются в соответствии с эстетическим идеалом. Для того чтобы более точно понять структуру эстетического сознания, рассмотрим взаимодействие его элементов в наиболее развитой форме, а именно специализированном созерцании художника. В основе сознания лежит эстетическая потребность, заинтересованность человека в эстетических ценностях, его жажда красоты и гармонии, которая исторически сложилась как общественная потребность выживания человека в мире. Отсюда выстраиваются соответствующие идеалы. Феномен идеала отчетливо прослеживается на всех этапах развития культуры. Начиная с «блага» Платона, Плотина и Августина, идеал изучается в качестве «духовного климата эпохи» или «моральной температуры» (И. Тэн); или «общей формы созерцания известной эпохи» 197

(Вельфлин); или просто «духа эпохи» (М. Дворжак), «правды жизни» (В. Соловьев), «подвижнической истины» (П. Флоренский); или более глобально в форме «культурного образца» или стандарта ценностей» (Манро), «прасимвола культуры» (О. Шпенглер) и т.п. В некоторых случаях для обозначения идеала используются более сложные дефиниции, такие как, «супер-эго» (З. Фрейд), «архетип» (К. Юнг), «мем» (Моно), «жизненный горизонт» (Гуссерль, Гадамер идр.) т.д. По мнению современного российского исследователя В.Е. Давидовича, ценность связана с понятием идеала; более того, она является результатом реализации некоторого идеала63. Система нормативов идеала представляет собой набор общих требований («канонов»), которым должны удовлетворять любые преобразования реальности при переходе от действительного к желаемому. Особенности эстетического идеала: в отличие от любого социального идеала он существует не в абстрактной, а в чувственной форме, потому что тесно связан с эмоциями, чувственным отношением человека к миру; определяется разными способами соотнесения эстетического идеала с действительностью; связан с характером отражения действительности в идеале; заключается в соотнесении объективных качеств действительности и особенностей внутреннего мира человека; определяет перспективу развития общества, его интересы и потребности, а также интересы и потребности отдельного человека; способствует образованию мифов в сознании человека или общества, этим как бы заменяя саму действительность. В обществе эстетический идеал выполняет следующие функции: мобилизует человеческую энергию чувств и волю, показывая направление деятельности; создает возможность опережать действительность, указывает тенденцию будущего; выступает как норма, образец и как должное; служит объективным критерием оценки всего, с чем встречается человек в окружающем его мире. Таким образом, эстетический идеал как эталон для возбуждения и кодирования художественных эмоций представляет собой практически не что иное, как представление о том, каким должно быть художественное произведение, чтобы оно соответствовало определенному эстетическому идеалу человека. В эстетическом идеале проявляется эстетический вкус, в основе которого лежит эстетическая установка, которая накладывает отпечаток на весь строй образов и чувств художника и составляет основу художественного стиля того или иного автора. В эстетическом смысле термин «вкус» впервые использовал испанский мыслитель Бальтасар Грасиан («Карманный оракул», 1646), обозначив так одну из способностей человеческого познания, специально ориентированную на постижение прекрасного и произведений искусства. У него потом его заимствовали мыслители Франции, Италии, Германии, Англии.

63

Более подробно см.: Давидович В.Е. Теория идеала. – Ростов-на-Дону, 1983.

198

«Вкус, – писал Вольтер, – то есть чутье, дар различать свойства пищи, породил во всех известных нам языках метафору, где словом «Вкус» обозначается чувственность к прекрасному и уродливому в искусствах: художественный вкус столь же скор на разбор, предваряющий размышление, как язык и небо, столь же чувственен и падок на хорошее, столь же нетерпим к дурному…»64. По аналогии с пищевым вкусом он выделяет художественный вкус, дурной вкус и извращенный вкус. Смотря, либо слушая, художественное произведение, мы очень часто в конце произносим: «нравится – не нравится», «прекрасно – безобразно». Эмоциональная реакция на произведение выражается в языке в форме эстетической оценки. Под ней подразумевается высказывание, описывающее эстетическое чувство зрителя при восприятии произведения. Такое высказывание в эстетике появляется впервые в трудах И. Канта («Критика способности суждения») и получило название «суждения вкуса». Существует четыре разновидности эстетической оценки: положительная, отрицательная, противоречивая, неопределенная. Рассмотрим эволюцию суждений вкуса, как в положительном, так и в отрицательном варианте, а потом проанализируем действие вкуса. История изобразительного искусства показывает, что имеют место семь основных ступеней в развитии отрицательной оценки: «холодно и безжизненно» («не трогает»); «трескуче и высокопарно»; «непрофессионально и неправдоподобно»; «безвкусица и пошлость», «бессмыслица», «патология», «идеологическая диверсия». Выделяют также положительное и отрицательное действие вкуса. Примером положительного действия вкуса могут быть экстремальные случаи: подделки, хищения, «художественные теракты» (1985 год, Эрмитаж, СССР, облили кислотой картину Рембрандта «Даная»). Отрицательное действие вкуса может проявляться в отказе от допуска картины на выставку. Наивысшей формой отрицательного действия вкуса является «художественное» аутодафе, т.е. сжигание картин на костре, изобретателем этого явления является религиозный деятель Савонарола (Италия, XV в.) Категория «прекрасное». Человечество долго искало ответ на вопрос, что такое прекрасное? В такой форме его впервые поставил Платон. Что такое прекрасное вообще? Мы знаем прекрасную корзину, прекрасную кобылу, прекрасную женщину, а что такое прекрасное вообще? И в этом заслуга Платона. Он перевел этот вопрос из области явлений в область закономерности. Есть ли какая-либо закономерность в бытии прекрасного? Сама постановка вопроса говорит о том, что древние греки воспринимали мир как нечто закономерное. Правда, у Платона прекрасна идея вещи. Вещь же как таковая никогда не достигает совершенства и полноты бытия, присущих миру идей». Потому истинное бытие – это бытие мира идей. Еще до Платона Гераклит усматривал прекрасное в гармонии. Гармония же есть борьба противоположных начал. Соразмерность противоположностей в этой вечной

64

Вольтер. Эстетика. Статьи. Письма. Предисловия и рассуждения. – М., 1974. С. 67- 268.

199

борьбе и рождает гармонию. Гераклит представлял мир как некое гармоничное целое, т.е. мир в целом есть некое единство противоположных и вечно борющихся между собой начал. Человек живет в этой гармоничности мира. Текучего, мерами возгорающегося и мерами потухающего мира. Пифагорейцы представляли мир как некую числовую гармонию. Числа – душа этого мира. Именно числовые взаимоотношения определяют этот мир. Пифагор создал даже инструмент для изучения музыкальных интервалов. И обнаружил звуковую гармонию. Мир в целом создан по тем же принципам музыкальной гармонии и семь сфер как бы создают гармоничное звучание мира. Правда, мы не слышим ухом это звучание. Но музыкант это звучание доносит до нас, и тем самым человек как бы приобщается к гармонии целостного мира. Аристотель определяет прекрасное как порядок, величину, соответствие. Ни слишком большое, ни слишком маленькое не могут быть прекрасным. Соразмерность миру вещей должна быть. Но почему мы ощущаем эту соразмерность, эту гармонию как прекрасное? В Средних веках, когда господствовала религиозная идеология, противоположность между духом и плотью абсолютизировали. Умерщвление плоти во имя возвышения духа, во имя восхождения к божественной духовности считалось в то время высшим проявлением человеческого духа. И все же точка зрения истинности духовной красоты, пусть и мучительной имела под собой некую основу. Те представления, которые формирует человек, оказывают воздействие на него самого. Потому мир представлений о том, какой должна быть душа человека и как она должна проявлять себя в миру, имел существенное значение. Религиозные представления об идеале прекрасного человека имели недостаток в том, что они не соответствуют действительности, а тем, что они имели мистическую форму. Впрочем, это даже способствовало тому, что религия оказала воздействие на музыку, на живопись, архитектуру. Во всех этих областях восхождение к возвышенности духа сказалось на серьезности этих искусств, на нахождении соответствующих выразительных средств. В эпоху Возрождения существующий образ представлений о прекрасном, был сохранен. Об этом говорит само искусство того периода. Но вместе с тем человек эпохи Ренессанса ищет красоту в естественности, в самом по себе бытии человека. У мыслителей и художников этого времени бог не отрицается, но он как бы растворяется в этом мире, становится человечным, становится человеком. А представления о человеке как бы начинают приближаться к представлениям о боге, о его возможностях. Пико делла Мирандола так и говорит, что «Бог не определил человеку, каким ему быть, какое место занять в этом мире. Он предоставил все это решать самому человеку». В эпоху классицизма представления о красоте вновь уходят в область духа. Прекрасным может быть только то, в чем проявляется разумность, в чем проявляет себя дух. А дух в эту эпоху понимается больше рационалистически. Как нечто уложенное, упорядоченное. В эпоху же классицизма, когда капитализм делает первые шаги, появляется рынок на обширной территории, складываются сильные централизованные государства, когда дворянство еще не перестало 200

играть роль руководителя общества, но уже буржуазные отношения начинают складываться, в эту эпоху формируются представления о чести, патриотизме, служении королю и нации. Очень сильно рыцарское и рациональное начало. В эпоху Просвещения снова формируются представления о естественности человека. Ибо буржуазия уже набрала силу, и она теперь не нуждается в покровительстве королей, не нуждается в регламентированной жизни феодального общества. И Просвещение в этом плане служит переходным мостиком между всем тем, что было прежде и немецкой классической философией. И. Кант полагает, что человек получает удовольствие при созерцании предмета, от согласованной работы рассудка и воображения. Он связывает прекрасное с понятием «вкуса». Философия прекрасного у него строится на субъективной способности суждения вкуса. «Прекрасно то, что познается без понятия как предмет необходимого удовольствия». В тоже время Кант выделяет два вида красоты: свободную красоту и привходящую красоту. Свободная красота характеризуется только на основе формы и чистого суждения вкуса. Привходящая красота основана на определенном назначении предмета и цели. В этическом плане, у него прекрасное – «символ нравственно доброго». Отсюда, он ставит красоту природы выше красоты искусства. Красота для Шиллера, Гердера, Гегеля и др. до Хайдеггера и Гадамера, являлась чувственным образом истины. Так, Гегель, который впервые ввел в философию термины опредмечивание и распредмечивание, не признавал прекрасное вне искусства. Потому не признавал, что по его взглядам прекрасное есть чувственно представшая идея. А идея природе самой по себе не присуща. Правда, здесь Гегель несколько изменяет своим взглядам, согласно которых у него весь предметный материальный мир есть инобытие Абсолютной Идеи. По Гегелю в художественном образе человек делает чувственно воспринимаемым свой внутренний мир. И потому чувственно представшая в художественном образе идея или идеал есть, собственно, действующий, борющийся за свои субстанциальные интересы человеческий характер, человеческий исторический тип. Но человек себя удваивает в искусстве потому, что он вообще себя чувственно удваивает в обыкновенной обыденной действительности. Потому деятельность человека как таковая подходит под то представление о прекрасном, которое Гегель разрабатывает применительно к искусству. Если бы этого не было в действительности, в каждодневном общении людей, то откуда бы оно взялось в искусстве? Н. Чернышевский полемизируя с гегелевской эстетикой выдвинул тезис: «прекрасное – есть жизнь». Хайдеггер усматривал в красоте одну из форм «бытия истины как несокрытости», считая истину «истоком художественного творчества». К. Маркс пишет что: «Животное строит только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда, как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету присущую мерку; в силу этого человек строит также и по законам красоты». В.В. Бычков разграничивает категории «прекрасного» и «красоты» Он полагает, что «если прекрасное – одна из сущностных модификаций 201

эстетического (характеристика субъект-объектных отношений), то красота – категория входящая в смысловое поле прекрасного и являющаяся характеристикой только эстетического объекта. Красота эстетического объекта есть принципиально невербализуемое адекватное выражение или отображение глубинных сущностных закономерностей Универсума, бытия, жизни, некой духовной или материальной реальности, явленное реципиенту в соответствующих визуальной, аудио или процессуальной организации, структуре, конструкции, форме эстетического объекта, которые способны вызвать в эстетическом субъекте ощущение, переживание прекрасного, реализовать событие прекрасного». Красота объекта эстетического отношения является, как правило необходимым условием актуализации эстетического в модусе прекрасного. Нет красоты – нет и прекрасного. Категория «возвышенное». Впервые теоретически эту категорию пытался осмыслить в эпоху Римской Империи автор, вошедший в науку под вымышленным именем Псевдо-Лонгин в трактате «О возвышенном». Он пишет: «Ведь природа не определяла нам, людям, быть ничтожными существами – нет, она вводит нас в жизнь и во вселенную как на какое-то торжество, а чтобы мы были зрителями всей ее целостности и почтительными ее ревнителями, она сразу и навсегда вселила нам в душу неистребимую любовь ко всему великому, потому что оно более божественно, чем мы». Из вышеперечисленного видно, что автору удается четко уловить момент взаимоотношения человека и мира в возвышенном. Он гениальный наблюдатель над природой человека. В душу человека действительно вселилась неистребимая любовь ко всему великому. Теперь остается объяснить, почему так должно быть. В эпоху Средневековья проблема возвышенного проявилась и естественно его понимание было связано с Богом и теми чувствами и творениями, которые создавались под влиянием мыслей о Боге. В эпоху Возрождения происходит возвышение человека. У Альберти человек «стоит во весь рост и поднимает лицо к небу… он один сотворен для познания и восхищения красой и богатством небес» И следующий шаг в попытке осмысления ее мы встречаем только в XVIII веке. Сделал это Эдмунд Бѐрк. По Бѐрку, возвышенное есть нечто огромное, бесконечное, превосходящее наше обычное представление. Это огромное вызывает в нас чувство ужаса, приводит в трепет, заставляет содрогаться от собственного бессилия. Он связывает в нашем восприятии внешний мир и нашу человеческую реакцию на него на какие-то проявления этого внешнего мира. Чуть позже Бѐрка в том же столетии И. Кант в работе «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» (1764) также стремится определить природу этого чувства у человека. Завершает он работу по осмыслению природы этого чувства у человека в работе «Критика способности суждения». По Канту основание для прекрасного в природе, мы должны искать вне нас. А для возвышенного же только в нас и в образе мыслей, который вносит возвышенное в представления о природе. Кант различает два вида возвышенного в нашем взаимоотношении с миром: математическое и 202

динамическое. В первом способность познания встречается с необъятностью мироздания, а во втором наша способность желания встречается с необъятностью моральных сил человека, воли его. И он пишет: «...две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования». В философии Гегеля возвышенное – это также преодоление непосредственности индивидуального существования, выход в мир свободы в деятельности духа. Для человека возвышенное, естественно, как хлеб и вода. И об этом говорит культовая архитектура и культовое искусство вообще. Религия была суровой реальностью долгие тысячелетия. И образ Бога в ней – это возвышенное. Это то состояние духа, когда человек отрешается от мелочного, незначительного, несущественного, когда он воспринимает мир в его субстанциальности, в его субстанциальном пафосе, т.е. во вселенских страстях. Через поклонение Богу в религии человек восходит к себе подлинному, пусть даже в мистифицированном виде. Во всяком случае, человек ощущает через Бога сопричастность себя к делам Вселенной. В советском искусстве, как бы его сегодня ни пытались унизить и принизить, к возвышенному восходил человек труда. И подлинный пафос искусства той поры в этом и состоит. Можно вспомнить и Н. Островского с его «Как закалялась сталь», вспомнить «Броненосец Потемкин» С. Эйзенштейна и многое, многое другое. Категория «трагическое». В работах по эстетике указывается, что трагическое выражает, прежде всего, диалектику свободы и необходимости. И действительно, природа человека определяется законом свободы. Но реализуется эта природа по законам свободы в конкретных исторических условиях, объективные рамки которого не позволяют раскрыть природу человека, осуществить ее во всей полноте. Очевидно, то что, то или иное состояние общества это и есть то или иное состояние субъекта, человека. Очевидно и то, что противоречие свободы и необходимости разрешается в деятельности человека. В этой противоречивости протекает деятельность субъекта, человека. И потому каждый субъект живет в этом противоречии, каждый живет разрешением этого противоречия. Следовательно, трагическое объективно присуще человеческому обществу. И. Кант считает, что разрыв между должным и сущим никогда не будет преодолен. Он абсолютизирует разрыв между свободой и необходимостью. Конечно, преодоление этой противоположности есть процесс, которому конца не видно. Но абсолютизировать это противоречие было бы ошибкой. Потому ошибкой, что в деятельности человека идет процесс становления его свободы. Он как бы восходит с одной ступени на другую. Трагически конфликт объективен. Это верно. Ибо силы старого миропорядка прилагают все силы к тому, чтобы сохранить его, сохранить свое привилегированное положение в этом мире. А 203

эта форма должна быть уничтожена, она тормозит и экономическое, и социальное, и нравственное, и духовное развитие людей. И очень часто те, кто борется за новое, за прогресс, терпят поражение. Это и есть трагедия. Трагическая личность вживается в общее состояние мира, активно живет в узловых противоречиях эпохи. Она ставит перед собой такие задачи, которые затрагивают судьбы народов. Гегель подчеркивает, что личность, втянутая в трагический конфликт, несет в себе субстанциальный пафос эпохи, основные, определяющие ее страсти. Эта личность своими действиями нарушает существующее состояние мира. И в этом смысле она виновата. Гегель пишет, что для великого человека быть виноватым – это честь. Он виноват перед тем, что еще живо, но что уже должно умереть. Своими действиями он способствует приходу будущего. Единство эстетического и истории человечества можно видеть и в том, что люди борются за конкретные интересы, не только материальные, но и социальные, человеческие. Но в действительности каждый шаг человеческой истории, как определяет это К. Маркс, это процесс очеловечивания человечества. В эстетике существует несколько концепций трагического. Трагедия судьбы. Древнегреческую трагедию некоторые исследователи определяют как трагедию рока или трагедию судьбы, характеризуя ее, как трагедию рока они подчеркивают, что все те события, а вместе с ними и переживания героев, как бы заранее предписаны, определены, что герой не в силах изменить ход событий. Этот ход событий известен и зрителям, читателям трагедий. Подчиненность воли людей предписанному ходу событий в то же время не означает, что воля, энергия людей здесь перестает играть роль. Люди именно своими действиями как бы натыкаются на заранее предопределенный ход событий. Они могут даже заранее знать все последствия своих действий, как Прометей знал, что он будет наказан богами за то, что дал людям огонь, научил их ремеслам, но все равно будет совершать то, что соответствует их представлениям о долге и чести. Трагедия рока не снимает ответственности личности, не отрицает даже выбора. Можно сказать, что здесь сознательный выбор своей судьбы. Трагедия вины. Гегель определяет трагическое как совпадение судьбы и вины. Человек виновен, так как он живет в обществе, отвечает за свои поступки, несет за них всю полноту ответственности, и именно его ответственность есть свидетельство его свободы и ее мера. Только великий характер способен взять на себя всю полноту ответственности. Он сосредоточивает в себе реальные противоречия века, это личность, которая несет в своей страсти тенденцию эпохи. Пафос которой субстанциален. Эта личность вмешивается в ход событий, нарушает некоторое равновесие мира, хотя и руководствуется благими и благородными побуждениями. Философия экзистенциализма трактует проблему трагической вины иначе. Для нее человек виновен уже тем, что он родился. Происходит растворение судьбы во всеобщей виновности. Человек обречен на свободу, она есть его природа. Но эта свобода оторвана от необходимости и противопоставлена ей. И эта оторванность абсолютизируется. Потому человек 204

субъективно свободен, а объективно он беспомощен перед слепыми и могущественными природными и социальными силами. Герой заранее обречен перед фатальной неизбежностью мира. Противоречие действительно есть, но фатальности в борьбе человека нет. Своей борьбой человек, люди, классы, сословия достигают свободы, уничтожают старое состояние и устанавливают новый миропорядок. Человек достигает свободы посредством своей практической деятельности. В этом смысле трагический характер отражает в себе действительные противоречия эпохи, ответственен за нее, живет в единстве с эпохой. Человечество в эстетическом сознании осознает себя. Мы воспринимаем трагическое содержание жизни. Эстетическое чувство включает в себя чувственное осознание трагического. Но постижение природы трагического чувственно не дано. Христианское сознание также толкует трагическое как вину человека, греховного от рождения. Смерть и возрождение Христа, миф, который берет свое начало в более древних мифах, связанных с постоянным возрождением жизни в растениях, оптимистическая трагедия. Надежда на преодоление несправедливости существующего миропорядка. Пройдя через страдание, смерть приносит Христос в мир надежду и духовное исцеление. Восприятие трагического противоречиво. Скорбь о гибели и уверенность в победе, страх перед подлостью и надежда на ее уничтожение. На противоречивость эстетического восприятия трагического обратил внимание еще Аристотель. Переживание трагического, по Аристотелю, – это очищение души, которое достигается в противоборстве чувств сострадания и страха. Путем сострадания тем страшным, тяжелым переживаниям, которое приходится на долю героев трагедии, мы очищаемся от мелочного, незначительного, второстепенного, эгоистического и поднимаемся до существенного, значимого, выдающегося. Аристотель создает теорию катартического воздействия искусства, т.е. переживания, в котором воспроизводится противоречивость бытия. В результате душа человека входит в новое состояние. Она как бы очищается от мелочного и входит в состояние слитности с судьбой героев. Герои эти – судьба народа. И душа входит в состояние преодоления. Очеловечивается. Возвышается. Категория «комическое». Категория комическое, также схватывает противоборство сторон. Здесь тоже конфликт. Но конфликт этот противоположен трагическому. Это радостный конфликт. В нем победа субъекта над объектом, его превосходство над тем, что происходит вне него. Здесь субъект победил еще до того, как он обратился к объекту. Он ощущает свое превосходство над тем, что он видит, с чем имеет дело. Его внутренний мир более жизненен, более правилен, более истинен, в отличие того, что происходит на его глазах. Он интуитивно ощущает нежизненность, недостоверность, неправильность этого и интуитивно ощущает свое превосходство, интуитивно радуется своей человеческой истинности. В эстетической литературе этот конфликт описывается как противоречие между ничтожным и ложным содержанием и формой, кажущейся полной значимости. Как видим, эта эстетическая категория также схватывает процесс соизмеренная 205

субъектом, человеком себя, своей внутренне субъективной человеческой логики, логики целостной субъективности, и движения человеческой действительности. Движения, в котором пребывает субъект всеми фибрами своей души. Можно, наверное, определить комическое в структуре сознания человека как один из моментов логики самоопределения, как один из механизмов чувственного самоопределения в этом безбрежном мире человека. Ощущение субъектом того, что неверно, неистинно как субъект, и одновременно механизм интуитивного преодоления неистовости, неподвижности бытия, механизм чувственного выправления своей субъективности. Поэтому механизм смеха – это сложнейший психологический механизм, который формируется у общественного человека. Что же является ключевым в катартическом механизме? Чем принципиально различаются смех и плач? На это ясно указал еще Аристотель. «Смешное – это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда», – говорит он, давая определение комедии. Процитируем также важный и редко вспоминаемый вывод А.Ф. Лосева, сопоставляющий аристотелевское понимание комедии и трагедии: «если понимать под структурой единораздельную цельность, в отвлечении от содержания, то эта структура у Аристотеля совершенно одинакова и для комедии и для трагедии. А именно, там и здесь какая-нибудь отвлеченная и сама по себе не тронутая идея воплощается в человеческой действительности несовершенно, неудачно и ущербно. Но только в одном случае этот ущерб – окончательный и ведет к гибели, а в другом случае он далеко не окончательный и только вызывает веселое настроение». Другими словами, главным в возникновении смеха или плача является признание обратимости, либо необратимости случившегося. Именно участие в катартическом механизме смеха смысловой идентификации (установления обратимости разрыва) делает смех специфически человеческим явлением. Восстановление смысловой целостности – необходимое условие катартической разрядки. Этим можно объяснить ситуацию «непонятого анекдота». Человек воспринимает анекдот как разрыв, но устранить, «обратить» его не может; вместо смеха возникает недоумение. Таким образом, переживание смешного имеет четырехчастную структуру: в смысловом плане реакция на разрыв идентификация обратимости; радость, разрядка, во внешнем выражении замирание мышц лица; торможение замирания, улыбка, смех и в плане локализации переживание представляет собой сужение значимости источника переживания. Длительность и интенсивность смеха определяются семантикой, синтактикой и прагматикой смешного. Они могут варьироваться в зависимости от значимости, которая возникшему смысловому разрыву придается в бессознательном человека. В большом числе случаев ее не удается рационально объяснить. Падение человека со стула часто вызывает более мощную реакцию, чем утонченная игра слов. На существование архетипических источников порождения смешного указывает само существование эстетической категории комического и его 206

жанров. К. Юнг отмечал, что архетипическое распознается по необычно сильной эмоциональной реакции, которая его сопровождает. Эффект смешного может быть увеличен за счет структурного распределения напряжения внутри одного смешного события, либо включения его в цепочку смешных событий, либо за счет контрастного контекстного окружения. Наконец, огромное значение имеет сам акт восприятия смешного. Например, в группе людей появляется эффект зараженности смехом, когда расширяется или переключается объект смеха, потому что смеющийся человек сам по себе смешон, ибо он тоже разрыв смысловой целостности. Наиболее непросты для анализа комплексные, исторические, социокультурные явления, где проявляются «системные эффекты», искажающие причинно-следственные связи и делающие невозможным однозначное объяснение, почему смеются люди. Системные эффекты требуют специальных приемов описания и анализа. Самым знаменитым примером «системного смеха» является «народная смеховая культура», исследованная в классической работе М.М. Бахтина о Рабле. Смешное в жизни не является художественным, но уже в немалой степени потенциально художественным. Самый бесхитростный пересказ в быту смешного события является актуализацией таланта и мастерства рассказчика. И, если оставить в стороне случаи, когда произведение смешно помимо воли автора, всякое произведение, вызывающее смех, уже можно считать более или менее удачным. Во всем арсенале художественных средств, созданных мировой до-авторской и авторской культурой, у смеха нет конкурентов по способности привлекать и удерживать аудиторию. Комическое – средство борьбы, путь к победе над тем, что мешает жизни, средство осознания уже отжившего, или еще полного жизни, но не имеющего права на жизнь. Даже можно сказать, средство превращения этого отжившего, не имеющего права на жизнь, в ощущаемое, воспринимаемое и одновременно средство утверждения подлинно человеческого, соответствующего самым высоким идеалам. Вспомним, Н.В. Гоголь определил жанр «Мертвых душ» как поэма. Осмеянный враг уже побежден. Он побежден духовно, преодолен как нечто низкое, недостойное, не имеющее права на жизнь. Вспомним «Василия Теркина» А.Т. Твардовского. Его подлинное значение именно в том, что в нем духовная победа над врагом. Радостное осознание своей подлинности, своей истинности в этой суровой борьбе. В схватке, которой не было равных в истории человечества. «Теркин» – одно из слагаемых Великой Победы. Для комического характерна национальная окрашенность. Можно говорить о смехе французском, английском, грузинском, татарском, русском... Ибо духовный склад каждой нации своеобразен и неповторим. Эстетическая природа искусства. Многообразие мира и общественных потребностей человека вызывает к жизни многообразие форм общественного сознания. Искусство появилось для решения специфических задач по освоению и преобразованию мира. Ключ к пониманию специфики художественного мышления и особенностей искусства нужно искать в структуре общественной практики, в структуре социально-исторического опыта людей. Искусство является непременным компонентом цивилизации на всем протяжении ее 207

существования и развития. Запечатлев в своей «памяти» историю человечества, его прошлый опыт, искусство являет образ его судьбы, поражающий своей достоверностью. Существует множество определений искусства. Перечислим основные подходы к пониманию этой дефиниции. Во-первых, искусство – это специфический вид духовного отражения и освоения действительности, «имеющий целью формирование и развитие способности человека творчески преобразовывать окружающий мир и самого себя по законам красоты». Факт существования цели у искусства является спорным, а понятие красоты относительным, так как эталон красоты может сильно различаться в разных культурных традициях, утверждаться через торжество безобразного и даже совсем отрицаться. Во-вторых, искусство – это один из элементов культуры, в котором аккумулируются художественно-эстетические ценности. В-третьих, искусство – это форма чувственного познания мира. Можно выделить три способа человеческого познания: рациональный, чувственный и иррациональный. В основных проявлениях духовной культурной деятельности человека, в блоке социально значимого знания присутствуют все три, но каждая из сфер имеет свои доминанты: наука – рациональную, искусство – чувственную, религия – интуитивную. В-четвертых, в искусстве проявляются творческие способности человека. В-пятых, искусство может рассматриваться как процесс освоения человеком художественных ценностей, доставляющий ему удовольствие, наслаждение. Если попытаться лаконично определить, что такое искусство, то можно сказать, что это «образ» - образ мира и человека, переработанный в сознании художника и выраженный им в звуках, красках и формах. Часто можно слышать от людей, не умеющих рисовать, играть, петь, что у них нет способности к искусству. И в тоже время эти люди жадно тянутся к музыке, театру, живописи, прочитывают огромное количество литературных произведений. Вспомним свое детство: почти каждый пробует рисовать, петь, танцевать, писать стихи. И все это – начало искусства. В детстве все пробуют свои силы в разных видах искусства. Все-таки недаром говорят, что в каждом человеке живет художник. С чего начинается искусство? Ответ на этот вопрос таится, как это ни парадоксально звучит, не в самом искусстве, а в жизни каждого человека, в его отношении к другим людям и к себе самому. Обычно судят об искусстве по готовым произведениям. Но давайте зададимся таким вопросом: что заставляет человека создавать произведения искусства? Какая сила движет им, создателем, и теми любителями искусства, которые так жадно тянутся к его творениям? Жажда познания, потребность в общении с другими людьми. Но стремление открыть таинства жизни, как и стремление, познать себя и других – это одна сторона дела. Другая сторона заключена еще в умении художника по-особому, переживать жизнь, по-своему неповторимо относиться к ней – страстно, заинтересованно, эмоционально. Только таким образом он может, по мнению Л.Н. Толстого, заразить чувством других людей, 208

воспринимая его искусство, смотря на жизнь глазами художника. Жизнь – это своеобразный мост, соединяющий художника и зрителя, искусство и публику. И начало искусства заключено уже в том, как мы относимся к ней, как познаем свое окружение, как оцениваем поступки и дела других людей. Основные социальные функции искусства. Искусство полифункционально. Перечислим и дадим краткую характеристику функций искусства, которые взаимосвязаны, в связи с тем, что произведения искусства существуют как целостный феномен: общественно-преобразующая и компенсаторная функции (искусство как деятельность и как утешение); познавательно-эвристическая функция (искусство как знание и просвещение); художественно-концептуальная функция (искусство как анализ состояния мира); функция предвосхищения («кассандровское начало», или искусство как предсказание); информационная и коммуникативная функции (искусство как сообщение и общение); воспитательная функция (искусство как катарсис; формирование целостной личности); внушающая функция (искусство как суггестия, воздействие на подсознание); эстетическая функция (искусство как формирование творческого духа и ценностных ориентаций); гедонистическая функция (искусство как наслаждение). Предмет искусства не сводится ни к объекту отражения, ни к априорному вымыслу художника, – он есть результат, продукт взаимодействия объективного и субъективного в сознании, переживаниях самого художника. Понятый таким образом предмет искусства обладает эстетической сущностью. По утверждению М.С. Кагана, опорой в объяснении искусства в его отношении к действительности служит ленинская теория отражения, в свете которой оно может быть понята как «особая социальная форма отражения и оценки действительности». Но мы этим не ограничимся. Эта теория нам необходима, чтобы раскрыть особенности искусства как социальной формы отражения действительности, специфику ее функций как практически духовного освоения мира по отношению к цивилизации в сравнении с другими видами такого освоения. Для этого воспользуемся концепцией М.М. Бахтина. Фундаментальный анализ искусства эпохи средневековья и классического наследия XIX в., глубокая историческая ретроспектива позволили ученому с научно-философской основательностью проследить преемственную связь в их развитии, выявить инвариантное ядро искусства, сохраняющееся при всей его «привязанности» к своему времени. М.М. Бахтин определяет его как «событие бытия» (со-бытие бытия). Его концепция складывается из анализа искусства с позиций: теории отражения, социальной значимости искусства, его единства и исторической обусловленности. Попытаемся проверить лапидную формулу М.М. Бахтина на всеобщность и применимость как к наиболее репрезентативным теориям искусства, прошлым и современным, так и по отношению к неевропейским концепциям. Событийный мир искусства, согласно Бахтину, – это отраженный мир повседневной данности, но упорядоченный и завершенный вокруг человека как его ценностное окружение. «Эстетическая деятельность собирает рассеянный в смысле мир и сгущает его в законченный и самодовлеющий образ, находит для 209

преходящего в мире (для его настоящего, прошлого, наличности его) эмоциональный эквивалент, оживляющий и оберегающий его, находит ценностную позицию, с которой преходящее обретает ценностный событийный вес, получает значимость и устойчивую определенность. Эстетический акт рождает бытие в новом ценностном плане мира, родится новый человек и новый ценностный контекст – план мышления о человеческом мире» (М.М.Бахтин). Такого рода уплотнение мира вокруг человека и его ценностная ориентация на человека определяют эстетическую реальность мира искусства, отличную от реальности познавательной, но, конечно, не индифферентную им». Эстетическая позиция художника не ограничивается его участием в делах и свершениях бытийного мира, но предполагает внепрактическую активность по отношению к нему. Эта активность и выражается в «ценностном завершении мира», т.е. в преобразовании мира в соответствии с идеалом. Основой такого ценностного преобразования бытия является отношение «к другому» обогащенное избытком видения этого «другого» с позиций «вненаходимости» художника. Художник причастен обоим мирам – миру бытия и миру события своих героев в мире бытия он сам выступает как «другой», бытие которого остается ему до конца неведомым. Но именно в этом мире он постигает всю жизненную полноту и незавершенность бытия, неудовлетворенность которым порождает в нем стремление к упорядочиванию его образа и завершению. «Мир не удовлетворяет человека, и человек своими действиями решает изменить его» (В.И. Ленин). При этом практическому изменению мира предшествует сознание его несовершенства, ясное представление о том, каковым он мог быть по необходимости или вероятности и. наконец, решимость, готовность к практическому действию. Но лишь вырвавшись на время из мира, незавершенного бытия и заняв позицию «вненаходимости», художник может, исходя из собственного опыта и знаний «о другом», преодолеть эту незавершенность бытия, завершить его в целостной картине мира, которая, обособившись от художника, приобретает объективное значение. Завершенность событийного мира искусства придает ему объективную значимость, более универсальную и доступную непосредственному созерцанию, чем значимость текучего бытия незавершенной жизни, в которую погружен индивид. Примером вышесказанному может служить анализ «Божественной комедии» Данте, проведенный Гегелем в «Эстетике». Участниками порождения этого нового мира искусства, событийного бытию, всегда выступают двое: художник (зритель) и герой, т.е. «другой человек», вокруг которого и концентрируется событийный мир искусства. Но их позиции принципиально отличны. Художник знает о своем герое и его судьбе больше, чем тот о самом себе, потому что художнику известен «конец» события, тогда как бытие человека всегда незавершенно. Причем художник видит и знает о своем герое больше не только в том направлении, в каком видит сам герой, практический субъект, но и в иной проекции, принципиально недоступной. Художник видит поступки и судьбу героя не только в реальном 210

бытии, но и прошлом, которое существует неведомо (ситуация Эдипа), и в будущем, которого еще не было. Позиция «вненаходимости» художника по отношению к бытию мира позволяет ему очистить событие от несущественных моментов единичного, случайного (бытийного) опыта и возвысить его до идеала, которому в древности приписывали магический смысл. Художник может, таким образом охватить и представить в виде целостной картины мира, положение человека в мире, отражение мира в сознании человека (героя), его авто рефлексию по поводу своего собственного положения в мире, реакцию на это положение «других» и реакцию этих «других» на его самооценку. Однако связывать эти столь различные проекции мира в целостную единую картину, общезначимую для всех, и одновременно сфокусировать созерцание на одном из пластов, не теряя из виду других, что придает многомерность этой картине и объективную значимость, позволяет художнику выразить свой собственный взгляд на мир. При этом художник отнюдь не ограничивается подражанием природе (бытию), особенно в том испорченном смысле этого слова, какое придают ему противники реализма или его вульгаризаторы. Он выступает в активной и продуктивной роли со-творения событийного мира искусства. Эта особая позиция художника по отношению к миру искусства может быть невидимой для зрителя, когда событие развивается, казалось бы, само собой, или открыта, когда художник откровенно тенденциозен в своем отношении к событию и выносит ему приговор с позиций идеала, или декларативно заявлено, когда художник сознательно демонстрирует свою власть над материалом вплоть до абсурдизации события, что характерно для современного модернистского искусства. Избыточность видения ставит художника в положение творца, демиурга своих героев и их мира. Однако правдивым он оказывается лишь в том случае, если не настаивает на «чистоте» и превосходстве своего ценностного видения по отношению к миру, а избыток его знания о мире не превращается в произвол. Таким образом, «вненаходимость» художника, согласно Бахтину, есть особая позиция, позволяющая ему совершать переходы из бытийного мира в событийный мир искусства, посредством чего осуществляя «особый вид причастности событию бытия». Художественный образ. Искусство – прежде всего плод напряженного труда, результат творческого мышления, творческой фантазии, основанной только на опыте. Часто говорят, что художник мыслит образами. Образ – это отпечатанная в сознании реальная вещь или предмет. Художественный образ рождается в воображении художника. Художник нам раскрывает все жизненное содержание своего собственного видения. Образы рождаются только в голове, а произведения искусства есть уже воплощенные в материал художественные образы. Но для того чтобы они зародились, нужно мыслить художественно образно, т.е. уметь оперировать впечатлениями жизни, которые ложились бы в ткань будущего произведения. Воображение как психологический процесс позволяет представить результат труда до его начала, при этом не только конечный продукт, но и все промежуточные стадии, ориентируя человека в процессе его деятельности. В 211

отличие от мышления, которое оперирует понятиями, воображение использует образы, и его основное назначение – преобразование образов, чтобы обеспечить создание новой ранее не существовавшей ситуации или объекта, в нашем случае художественного произведения. Воображение включается в том случае, когда отсутствует необходимая полнота знаний и опередить сознанием результаты деятельности с помощью организованной системы понятий невозможно. Оперирование образами позволяет «перепрыгнуть» через какие-то не до конца ясные этапы мышления и все-таки представить себе конечный результат. Значит, произведение – это воплощенная мечта. Воплощенное чувство, переживание, в нем слилось воедино жизненные наблюдения и творческая фантазия, образы действительности и образы искусства. Действительность, искренность – главная черта искусства, а искусство – свойство души человека. В искусстве, чтобы сказать что-то новое, нужно выстрадать это новое, пережить его умом, чувством, обладая. Конечно, мастерством исполнения. В каждом виде искусства художественный образ имеет свою структуру, обусловленную с одной стороны, особенностями выражаемого в нем духовного содержания, а с другой – характером материала, в котором содержание это воплощается. Так, художественный образ в архитектуре статичен, а в литературе динамичен, в живописи изобразителен, а в музыке – интонационен. В одних их жанрах образ предстает в образе человека, в других – выступает как образ природы, в третьих – вещи, в четвертых – соединяет представление человеческого действия и среды, в которой оно развертывается. Этапы художественного творчества. Перечислим основные этапы художественного творчества: первый этап – формирование художественного замысла, который, в конечном счете, возникает как следствие образного отражения реальной действительности; второй этап непосредственная работа над произведением, его «делание». Искусство, которое возникает как средство бытия духовного мира человека, несет в себе ту же самую закономерность. Наше сознание в своем взаимодействии с миром есть некая целостность и в то же самое время есть каждый раз некое законченное духовное действие, воспроизводящее объективное действие субъекта в объективном мире. Потому, скажем, в стихотворении мы прочитываем четко вычлененное настроение, именно это, определенное и в то же самое время, законченное во времени. В.Г. Белинский, определяет, что в художественном произведении все есть форма и все есть содержание. И что, только достигая совершенства формы, художественное произведение может выразить то или иное глубокое содержание. И. Кант пишет, что нам эстетическое удовольствие доставляет, прежде всего, форма. Его обвиняют в том, что это его высказывание послужило основанием для всяких формалистических течений. Но Кант здесь не виноват. Да, форма. Но какая и почему? Если иметь ввиду, что одним из существенных моментов человеческой объективной деятельности является формообразование, то как субъективное проявление этого момента человеческой объективной деятельности человеку должно доставлять известное удовольствие любая форма. Как проявление его субъективной способности относительно 212

объективного процесса. Но здесь Кант говорит не об искусстве, а только об эстетическом как таковом. Стихия нашего бытия, тот стихийный, природный для нас процесс, в котором находится человечество и вместе с ним и я, есть процесс формообразования. А вот каково содержание? – это очень непростой вопрос. Если взять весь предметный мир человека, то мы можем и должны здесь выявлять содержание формообразования посредством самого абстрактного представления. Содержанием будет жизнь человечества. Относительно каждого конкретного предмета, который мы создаем. Стул, стол, кровать, столб, паркет, интерьер... Но в художественном произведении это безбрежное море формообразования конкретизируется: содержанием будет процесс переживания субъектом объективного человеческого мира. Иными словами, смысловая непосредственность субъекта, как процесс. Л.С. Выготский в своей «Психологии искусства» пишет, что в искусстве происходит преодоление формой содержания. Как в создании художественного образа, так и в восприятии произведений искусства. Это заключение действительно и для бытия духовного мира человека. Мы на каждом шагу во взаимодействии с миром людей создаем образы и вынуждены создавать нечто законченное, чтобы уловить смысл происходящего. Естественно, мы формируем в сознании образы действительности, мы осуществляем действие формирования, преодолеваем формой содержание. Может быть, что мы при этом что-то оставляем за пределами того субъективного образа, который возникает в нашей голове. Но это уже зависит от глубины смысловой содержательности нашего сознания. Или, если выражаться компьютерным языком, та программа, на основе которой формируются в нас образы, еще далеко несовершенна. Весь творческий процесс характеризуется диалектическим взаимодействием содержания и формы. Художественная форма является материализацией содержания. Истинный художник, раскрывая содержание произведения, всегда исходит из возможностей материала искусства. Каждый вид искусства имеет свой материал. Так, в музыке – это звуки, например, тон, длительность, высота, сила звука, а в литературе – это слово. Невыразительность, «избитые» слова и выражения снижают художественность литературного произведения. Правильный подбор художником материала обеспечивает правдивое, соответствующее эстетическому восприятию действительности человеком изображение жизни. В целом любое произведение искусства предстает как гармоничное единство художественного образа и материала. Таким образом, художественная форма – это не механическое соединение элементов целого, а сложное образование, которое включает два «слоя» – «внутреннюю» и «внешнюю» форму. «Элементы» формы, находящиеся на «нижнем» уровне, образуют внутреннюю форму искусства, а элементы, лежащие на «верхнем» уровне, – внешнюю его форму. К внутренней форме относятся: сюжет и характеры, их взаимосвязь – есть образная структура художественного содержания, способ его развития. К внешней форме относятся 213

все выразительно-изобразительные средства искусства, и она выступает способом материального воплощения содержания. Элементы формы: композиция, ритм – это скелет, костяк художественнообразной ткани произведения искусства, они соединяют все элементы внешней формы. Процесс материализации художественного содержания в форме идет из глубины на поверхность, содержание пропитывает все уровни формы. Восприятие произведения искусства идет обратным путем: вначале мы схватываем внешнюю форму, а затем, проникая в глубь произведения, улавливаем смысл и внутренней формы. В итоге вся полнота художественного содержания оказывается нами освоенной. Следовательно, анализ элементов формы позволяет нам дать более четкое определение формы художественного произведения. Форма – это внутренняя организация, структура художественного произведения, созданная с помощью выразительноизобразительных средств данного вида искусства для выражения художественного содержания. Каждая эпоха рождает свое искусство, свои художественные произведения. Они имеют ярко выраженные отличительные черты. Это и тематика, и принципы восприятия действительности, и ее идейно-эстетическая интерпретация, и система художественно-выразительных средств, с помощью которых окружающий человека мир воссоздается в произведениях искусства. Такие явления в развитии искусства принято называть художественным методом. Художественный метод – это определенный способ познания действительности, своеобразный способ ее оценки, способ обратного моделирования жизни. Исходным и определяющим в появлении и распространении художественного метода является конкретно-историческая действительность, она образует как бы его объективную основу, на которой возникает тот или иной метод. Еще Гегель утверждал, что «художник принадлежит своему собственному времени, живет его нравами и привычками». Но материалистическая эстетика придерживается другого мнения: богатство творчества находится в зависимости от цельности мировоззрения. Поэтому в рамках одной общественно-экономической формации могут сосуществовать различные методы художественного творчества. Временные границы художественных методов не следует понимать буквально. Ростки новых методов обычно появляются в произведениях, созданных на основе старых методов. Вместе с тем очевидно и другое: группы художников в пределах одного и того же художественного метода сближаются между собой по ряду основных признаков творчества и его практическим результатам. Такое явление в искусстве получило название стиль. Художественный стиль – это эстетическая категория, отражающая относительно устойчивую общность основных идейно-художественных признаков творчества, обусловленная эстетическими принципами художественного метода и свойственная определенному кругу творцов искусства. Ю. Борев отмечает ряд факторов свойственных стилю: фактор творческого процесса; фактор социального бытия произведения; фактор 214

художественного процесса; фактор культуры фактор художественного воздействия искусства Понятие «художественная школа» употребляется чаще всего для обозначения национальных и провинциальных разветвлений художественного направления. Важной эстетической категорией, отражающей художественную практику, является художественной направление. Эта категория практически не разработана в литературе и часто отождествляется с методом творчества, стилем. Тем не менее, творческий метод – это способ познания действительности и ее художественное моделирование, но сам по себе он еще не является эстетической реальностью. Реальностью обладают лишь плоды художественного творчества, произведения искусства, создаваемые тем или иными творческим методом. Следовательно, основной единицей динамики развития истории искусства выступает не творческий метод, а художественное направление, т.е. совокупность произведений, сближающихся друг с другом по ряду существенных идейно-эстетических признаков. Другими словами, художественный метод материализуется в художественном направлении. Развитие, становление и противоборство художественных методов преломляется в художественном направлении. Но оно тесно связано со стилем. Художественное направление – это крупнейшая и наиболее емкая единица художественного процесса, охватывающая эпохи и системы искусства. Оно позволяет судить о целом историческом периоде в художественной культуре и целой группе художников. В нем преломляются художественноидеологические, мировоззреническо-эстетические особенности художественного развития. Художественным течением называют такие художественные движения, которые образуются в определенных национальных, исторических условиях и объединяют группы художников, стоящих на разных эстетических принципах в рамках одного художественного метода и одного вида искусства, с целью решения конкретных творческих задач. Разграничения внутри художественного направления носят относительный характер. К основным художественным направлениям относятся: мифологический реализм античности, средневековый символизм, реализм эпохи Возрождения, барокко, классицизм, просветительский реализм, сентиментализм, романтизм, критический реализм XIX века, реализм XX века, социалистический реализм, экспрессионизм, сюрреализм, экзистенционализм, абстракционизм, поп-арт, гиперреализм и др. Таким образом, историческое развитие искусства предстает собственно как исторический процесс возникновения и смены художественных методов, стилей и направлений. Морфология искусства. Проблема выделения видов искусства и выяснения их особенностей волновала человечество с давних пор. Множество философов, деятелей культуры, художников пытались окончательно разрешить этот вопрос. Однако и современное состояние этой проблемы недостаточно однозначно. Первая классификация видов искусства, которую проводили Платон и Аристотель, не выходила за рамки изучения специфики отдельных видов искусства. Первую целостную классификацию предложил И. Кант, но не 215

в практической, а в теоретической плоскости. Первую систему изложения взаимосвязи конкретных видов искусства дал Гегель в лекции «Система отдельных искусств», в фундамент которой он положил соотношение идеи и формы, создав классификацию видов искусств от скульптуры до поэзии. В ХХ столетии Фехнер классифицировал виды искусства с психологической точки зрения: с позиций практической пользы вида искусства. Так он отнес к искусству и кулинарию, и парфюмерию, т.е. виды эстетической деятельности, которые кроме эстетических ценностей, выполняют и иные практические функции. Приблизительно таких же взглядов придерживался и Т. Манро и всего насчитал около 400 видов искусств. В эпоху средневековья сходных взглядов придерживался Аль Фараби. Многовидность искусства складывалась исторически как отображение многосторонности реальной действительности и индивидуальных особенностей восприятия ее человеком. Следовательно, выделяя какой-либо вид искусства, мы имеем в виду форму искусства, которая сложилась исторически, ее основные функции и классификационные единицы. Виды искусства – литература, изобразительное искусство, музыка, хореография, архитектура, театр и т.п. имеют отношение к искусству как особенное к общему. Видовые особенности, представляя собой, специфическое проявление общего, сохраняются на протяжении всей истории искусства и в каждую эпоху в разных художественных культурах проявляются по-разному. В современной системе искусства существуют две тенденции: тяга к синтезу и сохранение суверенности отдельных видов искусства. Обе тенденции плодотворны и способствуют развитию системы искусства. На развитие этой системы имеют решительное влияние достижения современного научнотехнического прогресса, без которого было бы невозможным появление кино, голографии, рок-оперы и т.д. Качественные характеристики видов искусств и их взаимодействие Архитектура – это вид искусства, целью которого является создание сооружений и зданий, необходимых для жизни и деятельности людей. Она выполняет в жизни людей не только эстетическую функцию, но и практическую. Архитектура как вид искусства статична, пространственна. Художественный образ здесь создается неизобразительным способом. Он отображает определенные идеи, настроения и желания при помощи соотношения масштабов, масс, форм, цвета, связи с окружающим пейзажем, то есть при помощи специфически выразительных средств. Как сфера деятельности архитектура зародилась в глубокой древности. Как область искусства архитектура оформляется в культурах Двуречья и Египта, она достигает расцвета и получает авторство в Древней Греции и Риме. В эпоху Ренессанса Л.Б. Альберти пишет свой знаменитый трактат «О зодчестве», в котором определяет развитие архитектуры Возрождения. С конца XVI по XIX вв. В европейской архитектуре, сменяя друг друга, главенствуют такие архитектурные стили как: барокко, рококо, ампир, классицизм и др. Именно с этого времени теория архитектуры становится ведущей дисциплиной в академии художеств Европы. В новом качестве выступает архитектура в 216

ХХ веке. Появляются направления и течения, связанные с появлением новых типов зданий: административных, промышленных, спортивных и т.д. Все это потребовало от архитекторов новых решений: создания удобного для эксплуатации здания, включающего экономичную конструкцию и содержащую в себе эстетически завершенную художественно-выразительную форму. Появляются и новые виды: «архитектура малых форм», «архитектура монументальных форм», «садово-парковая культура или зеленая архитектура. Изобразительные искусства. Изобразительными искусствами называется группа видов художественного творчества (живопись, графика, скульптура, художественная фотография), воспроизводящих конкретные явления жизни в их видимом предметном облике. Произведения изобразительного искусства способны передать динамику жизни, воссоздать духовный облик человека. Основными видами его являются живопись, графика, скульптура. Живопись – это произведения, которые создаются на плоскости с помощью красок и цветных материалов. Основными изобразительными средствами является система цветовых сочетаний. Живопись разделяют на монументальную и станковую. Основными жанрами являются: пейзаж, натюрморт, сюжетно-тематические картины, портрет, миниатюра и т.д. Графика. Она основана на однотонном рисунке и использует в качестве основного изобразительного средства контурную линию. Точку, штрих, пятно. В зависимости от назначения она делится на станковую и прикладнуюпечатную: гравюра, литография, офорт, карикатура и т.д. Скульптура. Она воспроизводит действительность в объемнопространственных формах. Основными материалами являются: камень, бронза, мрамор, дерево. По своему содержанию делится на: монументальную, станковую, скульптуру малых форм. По форме изображения различают: объемную трехмерную скульптуру, рельефно-выпуклые изображения на плоскости. Рельеф в свою очередь подразделяется на: барельеф, горельеф, контррельеф. В основном все жанры скульптуры сложились в период античности. Фотография. Сегодня фотографический снимок – это не просто копия внешнего облика явления на пленке. Художник – фотограф, путем выбора объекта фотографирования, освещения, специального наклона аппарата может воссоздать художественный подлинный облик. В конце ХХ века фотография по праву заняла свое особое место в ряду изобразительных видов искусства. Декоративно-прикладное искусство. Это один из древнейших видов творческой деятельности человека по созданию предметов быта. В этом виде искусства используются самые разные материалы: глина, дерево, камень, металл, стекло, ткани, натуральные и синтетические волокна и т.д. В зависимости от избранного критерия его разделяют на специализированные сферы: керамика, текстиль, мебель, посуда, роспись и т.д. вершиной этого вида искусства является ювелирное дело. Особый вклад в развитие этого искусства вносят народные промыслы. 217

Литература. Литература – письменная форма искусства слова. Она при помощи слова создает реальное живое бытие. Литературные произведения делятся на три рода: эпос, лирика, драма. К эпической литературе относят жанры романа. Повести, рассказа, очерка. К лирическим произведениям относят стихотворные жанры: элегия, сонет, ода, мадригал, стихотворение. Драма предназначена для сценического воплощения. К драматическим жанрам относятся: драма, трагедия, комедия, фарс, трагикомедия и др. В этих произведениях раскрытие сюжета идет через диалоги и монологи. Основным выразительным и изобразительным средством литературы является слово. В литературе именно слово порождает образ, для этого используются тропы. Слово раскрывает сюжет, показывает литературные образы в действии, а также непосредственно формулирует авторскую позицию. Музыка. Музыка – вид искусства, который, выражая различные эмоциональные состояния, влияет на человека при помощи особенным образом устроенных звуковых комплексов. Интонационная природа является главным выразительным средством музыки. Другими компонентами музыкальной выразительности являются: мелодия, лад, гармония, ритм, метр, темп, динамические оттенки, инструментовка. Музыка содержит в себе и жанровую структуру. Основные жанры: камерная, оперная, симфоническая, инструментальная, вокально-инструментальная и др. Д. Кабалевский называл также музыкальными жанрами песню, танец и марш. Однако музыкальная практика имеет много жанровых разновидностей: хорал, месса, оратория, кантата, сюита, фуга, соната, симфония, опера и т.д. Современная музыка активно включена в систему синтетических видов искусства: театр и кино. Театр. Основополагающим элементом театрального зрелища является сценическое действие. В. Гюго писал: «Театр – страна истинного: на сцене – человеческие сердца, за кулисами – людские сердца, в зале – человеческие сердца». По мнению, А.И. Герцена театр – это «высшая инстанция для разрешения жизненных вопросов» Такое социальное значение театр имел со времен появления В Древней Греции, граждане в театральных спектаклях разрешали проблемы общественного звучания. Театр – это вид искусства помогающий раскрыть противоречия времени, внутреннего времени мира человека, утверждаются идеи с помощью драматического действия – спектакля. В процессе театрального действия события разворачиваются во времени и пространстве, однако театральное время условно и не равняется астрономическому. Спектакль в своем развитии подразделяется на акты, действия, а те в свою очередь, – на мизансцены, картины и т.д. Театр объединяет самые различные жанры сценического искусства – будь то драма или балет, опера или пантомима. Долгое время главной фигурой в театре был актер, а режиссеру была уготована второстепенная роль. Но шло время, театр развивался, и требования к нему росли. Необходим был специальный человек в театре ответственный за все. Этим человеком стал режиссер. Первый зрелый режиссерский театр появился в России. Его основателями стали К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко, потом 218

В. Мейерхольд и Е. Вахтангов. В ХХ в. театральная практика пополнилась множеством экспериментальных форм: появился театр абсурда, театр камерный, театр политический, театр улицы и т.д. Кинематограф. Кино считают наиболее действенным видом искусства, ибо та реальность, которую создает кино, по своему виду не отличается от реального бытия. Кино сходно во многом с театром: синтетическое, зрелищное и коллективное. Но, найдя монтаж, кинохудожники получили возможность создавать свое киновремя, кинопространство, в театре эти возможности ограничены сценой и реальным временем. Различают жанры кино: художественное, документальное, научно-популярное, анималистическое. Телевидение – самое молодое из искусств. Его социальная ценность аудио и видеоинформативность. Телеэкран дает изображение на просвет, поэтому имеет несколько иную фактуру и иные законы композиции, чем кино. Свет наиболее сильное средство выражения в телевидении. Телевидение со своей фактографичностью, близостью к натуре обладает большими возможностями отбора и интерпретации действительности. Вместе с тем оно содержит в себе угрозу стандартизации мышления людей. Важная эстетическая особенность телевидения – передача синхронности событий, непосредственный репортаж с места событий, включение зрителя в современный поток истории. Телевидение таит в себе, с одной стороны богатые социальные возможности, а другой, угрозы и благие перспективы. Оно может оказаться как Троянским конем, так и великим учителем человечества. 6. Религиозные ценности Большинство вопросов, на которые пытается ответить философия – вопросы об истоках мира, положении человека в космосе, основаниях человеческих действий, возможностях и границах познания, – одновременно стали темами религиозного миропонимания. Поэтому в течение всей своей истории философия нуждалась в критическом разграничении с религией. Само название «философия религии» появилось довольно поздно – в XVIII веке, но уже в античной философии можно обнаружить определенные представление о божестве, об отношении божественного и конечной действительности. История философии религии самым тесным образом сближается с историей европейской философии. Философия религии – это философское мышление, имеющее религию в качестве своего предмета. Философствовать о религии может не только верующий, но и атеист, и агностик. Философия религии принадлежит философии, а не теологии. Это такое философское мышление, которое проясняет сущность и способ бытия религии, отвечает на вопрос: «Что есть религия как таковая?» Философия религии как культурное явление возникло в рамках иудео-христианской традиции. Мы рассмотрим не универсальное определение религии, а то понимание, которое сложилось в процессе сложных взаимоотношений европейской философии и христианского вероучения. Религия старше философии и очевидно имеет свои собственные корни. Она скорее нечто «иное» по отношению к философии, поскольку здесь мы 219

имеем дело с реальностью, превосходящей границы и возможности человеческого разума. Эта ситуация особенно ярко ощущалась в эпоху раннего христианства, не видевшего ни малейшей нужды в философском обосновании. И дальнейшая история христианства дает немало примеров того, что религия относится к философии как к своей противоположности. Но при этом в своих истоках религия осуществляется как человеческое событие, как форма человеческого существования. Всегда есть человек, который верит, молится, участвует в культе. Поэтому философия религии рассматривает теологические понятия прежде всего как феномены религиозного опыта. Религиозный опыт осуществляется в тесной связи с человеческим самопониманием и пониманием бытия. Люди пытаются понять самих себя и свою веру в Бога, задавая себе вопрос: «Что означает мое верование?» Кроме того, религия исполняется в человеческом языке, формах и категориях человеческой мысли. Это объясняет тот факт, что религия изменяется вместе с историческими переменами в понимании человека и бытия. Религия имеет человеческую историю, хотя Бог, как источник религиозного понимания, неизменен и пребывает над историей. Значит, возможен философский вопрос о религии, даже если то, о чем спрашивается, оказывается совершенно иным по отношению к философии. Итак, возникнув на заре человечества и складываясь веками на основе неадекватного отражения в мышлении людей реальных объективных процессов в природе и обществе, религиозные представления и верования, а также закреплявшие их догмы, культы, ритуалы и обряды опутывали сознание человека паутиной несбыточных иллюзий, искажали его восприятие мира кривым зеркалом фантастических мифов и магических превращений, волшебства и чудес, заставляли создавать все более вычурные и сложные метафизические конструкции мироздания, загробного существования и т.п. Укрепляясь в сознании людей, фиксируясь в памяти поколений, становясь частью культурного потенциала народа, страны или даже многих стран, система религиозных верований – религия – приобретала тем самым определенные социально-политические и культурно-этические функции. Основные функции религии 1) Компенсирующая функция. Выступая в роли все объясняющего покровителя и утешителя, посредника между слабостью человека и всесилием природных стихий, религиозная концепция уже в ее самой ранней и примитивной модификации была призвана предохранить от злого воздействия непознанных внешних сил и в то же время научить, как избежать такого воздействия, защититься от него, задобрить злые силы. В специфической для нее иллюзорно-мистической форме она компенсировала бессилие человека, ограниченность его знаний, несовершенство социального устройства и т.д. Веря в богов и духов, принося им жертвы, молясь им и надеясь на их помощь, человек добровольно отдавал себя под покровительство незримых сверхъестественных сил, в чье всемогущество он искренне верил. С усложнением общества изменялись формы компенсации: обращаясь к религии и твердо веря в ее догматы, человек стремился найти в ней утешение, 220

избавиться с ее помощью от несправедливостей и обид, социального неустройства и политических преследований. Но суть функции оставалась неизменной: в религии люди, и особенно религиозно активные слои населения (отшельники, аскеты, монахи, суфии и т.п.), искали путь к спасению от несовершенства земного существования, к избавлению от страданий, к бессмертию, слиянию с Абсолютом, к вечной жизни на небесах и т.п. 2) Интегрирующая функция. Социальная значимость ее особенно важна. Объединяя людей в рамках санкционированного ею мировоззрения, сложившихся под ее влиянием социальных, этических и духовных ценностей, любая религиозная концепция освящает сложившиеся нормы и существующие порядки и тем содействует социальной, идейной и политической интеграции. На ранних этапах развития общества это наиболее наглядно проявляло себя в феномене этноцентризма: любая этническая общность, объединенная системой единых верований, ритуалов, обрядов и мифов, считала именно свою систему норм эталоном, отклонение от которого в рамках данной общности считалось недопустимым, а в других общностях – достойным осуждения. С развитием общества формы и значимость этой функции становились более разнообразными. Религиозные нормы переставали быть этническими, а подчас перерастали чуть ли не в мировые, как это произошло с такими религиями, как христианство, ислам или буддизм. Однако суть функции от этого не менялась: преданность той или иной системе религиозных норм и поныне имеет огромное интегрирующее значение, считаться с которым необходимо и в политической практике наших дней. Интегрирующая функция религии особенно важна, даже жизненно необходима в тех нередких случаях, когда этническое либо религиозное меньшинство длительно существует в этически и религиозно чуждой, а то и враждебной ему среде. В таких случаях обычно складываются устойчивые этноконфессиональные общности (общины), в рамках которых именно религия оказывается структурообразующим стержнем коллектива (сикхи, друзы, мусульмане во внутристенном Китае, христиане в Ливане, индуисты тамилы в Шри-Ланке, евреи диаспоры и др.). 3) Регулирующе-контролирующая функция. Раз возникнув и сформировавшись, приобретя устойчивые структурные очертания, создав идейные догматы и практические методы воздействия на мышление и поведение людей, религия приспосабливает к своим потребностям (либо создает заново) соответствующие ее нормам системы духовных и этических ценностей, ритуалы и церемониал, праздники и обряды, стереотипы поведения и т. д. В этой функции религия вплотную смыкается с культурной традицией, осуществляя над ней верховный идеологический контроль, регулируя ее принципы и практику. Строгость и общеобязательность этого контроля бывают различны и, в принципе, со временем, по мере развития общества, имеют тенденцию к уменьшению. Однако уменьшение такого рода действует далеко не автоматически, как это видно на примере ислама в наши дни. Словом, жизнеспособность регулирующе-контролирующей функции религии исключительна. Даже тогда, когда другие функции ослабевают и отступают под давлением современной науки, высокого образовательного 221

ценза, выхода на передний план социальных либо национальных движений, эта функция позволяет той или иной религиозной доктрине цепко держать, используя инерцию традиций, многие стороны жизни людей, особенно на Востоке. Следует подчеркнуть, что именно в рамках этой функции религии обычно закладывались и веками тщательно соблюдались основы религиозной морали, в свою очередь восходящие к общечеловеческим принципам этики, к понятиям о добре и зле, хорошем и плохом, справедливости и несправедливости. Религия всегда выступала хранительницей этих норм морали, а кризис религии вел к девальвации нравственных ценностей. Пожалуй, лучше других эту закономерность выразил Ф.М. Достоевский в «Братьях Карамазовых»: «Ежели Бога нет, то все дозволено...». Наряду с перечисленными религия имеет и ряд других функций, важных для понимания ее роли в обществе. 4) Экзистенциальная функция – касается философского аспекта религиозной концепции, т.е. стремления религиозных теоретиков объяснить место человека в этом мире, его существование в мире ином, а также связанные с этим проблемы жизни и смерти, бытия и небытия. Вырастая на основе мифологии, религиозная философия разрабатывает генеральные мировоззренческие постулаты, создает систему более или менее непротиворечивых идей и представлений, совокупность которых призвана обеспечить верующим духовный комфорт, а также придать их существованию, их жизни определенный смысл и цель. 5) Политическая функция служит делу освящения власти, обожествления правителя и его верховных прерогатив («кесарю – кесарево»). Обе эти функции, равно как и некоторые другие, отличаются от первых трех тем, что появляются и начинают играть существенно значимую роль лишь на определенном, уже достаточно развитом этапе становления религии как феномена. Точнее, эти функции религии характерны для обществ, уже вышедших из недр первобытности, знакомых с цивилизацией и политической администрацией. Теперь можно попытаться дать определение религии, чтобы прояснить, с чем же философской мысли приходиться иметь дело. С давних пор под религией понималось отношение человека к Богу или области божественного. Это определение могло по-разному интерпретироваться, но основные термины – Бог, человек, отношение, оставались неизменными. Мы приходим к вопросам о Боге как принципе религии, о человеке как носителе религии, и об отношении человека и Бога, составляющем основу целостности, называемой религией. Философская разработка этих вопросов отличается от догматических построений традиционных религий. Философия исходит из естественных условий человеческого существования без привлечения откровения. Уже в эпоху раннего христианства апологеты II века спрашивают, существует ли Бог. Этот вопрос предполагает понимание того, что есть Бог, и такое понимание реальности, которое обосновывает возможность разума давать ответы на эти вопросы. В средневековой схоластике философское богопознание называется естественной теологией и противопоставляется теологии 222

откровения. Обоснование возможности естественной теологии в средневековой мысли базировалось на фрагменте Послания ап. Павла к Римлянам (1:18), в соответствии с которым человек оказывался способным достичь религиозной истины, применяя естественные силы дискурсивной мысли. Если происхождение и назначение человека определяется в его отношении к абсолюту, человек должен иметь знание об этом абсолюте. Возможность такого знания проистекает из зависимости творения от Бога. Объектом философского богопознания становится Бог, поскольку Он познаваем через свои творения, человеческую душу в ее свободе и бессмертии и через естественный закон. 1. Философские концепции бога. Существуют различные типы человеческих представлений о богах:  политеизм – представление о множестве богов, персонифицирующих какую-либо из сторон человеческой жизни;  пантеизм – вера в Бога, тождественного природе и миру в целом;  деизм – идея Бога-Творца универсума, не вмешивающегося в человеческую историю;  монотеизм или теизм (эти понятия часто используют как синонимы) – вера в единого Бога – высшее Бытие, личное и моральное, Творца, ответственного за свое творение. Монотеистическое представление о Боге явилось основой иудеохристианской традиции. В определении Бога выделяется прежде всего его бесконечность и неограниченность. Это ставит под вопрос большинство положительных высказываний о Боге. Как писал крупнейший протестантский богослов ХХ века Пауль Тиллих, мы можем только сказать, что Бог существует, любые определения Бога ограничивают, ставят его на одну ступень с прочими существами. «Бытие Бога – это бытие-как-таковое, а не некое бытие». Бытие Бога бесконечно превышает всякое конечное бытие, между ними нет никакой пропорции. Но при этом Бог есть основание бытия, структура бытия укоренена в нем. Отдельные элементы конечной реальности могут тем самым стать основой суждения о бесконечном. Такие суждения Тиллих называет символическими, т.е. суждениями, указывающими на то, что находится вне их, на божественное. Описать свойства или атрибуты Бога можно только символически. Первым среди атрибутов христианские мыслители называли существование, бытие само по себе. Бог в своем собственном существовании не зависит ни от каких моментов реальности, кроме самого себя. Он не сотворен каким-либо высшим бытием. В этом проявляется отличие Бога от мира, где каждая вещь существует не в собственном смысле, сущность и существование отчетливо различаются. В Боге сущность едина с существованием. Бесконечная полнота и совершенство его бытия безусловны. Можно сказать, что Бог абсолютно онтологически независим. Бог вечен, не имеет начала и конца, иначе должна была бы существовать некая первичная реальность, давшая ему бытие. Понятие вечности в приложении к бытию Бога не тождественно «бесконечной длительности». Между временем и вечностью существует качественное различие. Время – 223

феномен, характеризующий изменчивость нашего мира, вечность Бога ставит его вне потока перемен. В Нем нет смены состояний, нет прошлого и будущего, Он вечно пребывает в настоящем. Бог – Творец всего существующего. В традиционном теизме считается, что Бог сотворил мир из ничего. Это очень важный момент, поскольку тем самым исключается возможность предсуществования материи как внешнего материала, из которого можно создавать объекты. Все возникает из небытия благодаря творческому акту Бога, акту его воли и любви. Средневековый мыслитель Фома Аквинский подчеркивал, что творение не было необходимым. Творческие действия Бога – это действия абсолютно свободные. Мир вообще мог бы не существовать, мог быть совершенно иным, и это нисколько не уменьшило бы величия и полноты Бога. Творение не происходит во времени. Наивно было бы утверждать, что творение мира было неким фактом, произошедшим миллионы лет тому назад и тогда же завершившимся. Повествование о творении, изложенное в первой книге Библии, не рассматривается сейчас как буквальное основание для научных концепций, но скорее как классическое мифологическое выражение веры в то, что весь естественный порядок это божественное творение. Бог – это личность, не нечто, а Некто. В Ветхом Завете Бог описывается в личных терминах. «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» (Исход 3.6). В христианстве личностные характеристики усиливаются. Самый распространенный образ Бога, который использует в Евангелиях Иисус Христос, это образ отцовства. Бог является основанием всего личного, божественная жизнь участвует в каждой жизни, как ее основа и поддержка. Мыслитель ХХ века Мартин Бубер писал о том, что существует два типа отношений: «Я-Оно» и «Я-Ты». Мир вещей, объектов составляет опыт Оно, целиком пронизанный причинностью. Отношение к Ты ничем не опосредованно, здесь происходит встреча, свободная и целостная. Встреча с Богом происходит, когда Бог открывается как вечное Ты. «Каждое взятое в отдельности Ты есть прозрение к Вечному Ты. Через каждое взятое в отдельности Ты основное слово обращается к нему… К своему вечному Ты люди обращались, называя его многими именами. Когда они воспевали его, наделенное именем, они всегда подразумевали Ты: первые мифы были гимнами и хвалебными песнями. Потом имена вошли в язык Оно; людьми овладевало неодолимое побуждение размышлять об их вечном Ты как о некоем Оно. Но все имена Бога оставались священными; ибо они были не только речью о Боге, но и речью, обращенной к нему». Сходным образом русский философ С.Л. Франк отмечает, что «говорить о Боге в третьем лице, называть его «он» есть – с чисто религиозной точки зрения – собственно кощунство; ибо это предполагает, что Бог отсутствует, не слышит меня, не обращен на меня, а есть нечто предметно сущее». «Бог всегда при мне и со мной, он всегда меня видит и всегда меня слышит; поскольку я это теряю из виду, я уже потерял самого Бога».

224

2. Доказательства и опровержения бытия бога Существует ли Бог? Есть два ответа на этот вопрос. Да, существует с позиций верующего. Нет, не существует с позиций атеиста. Философское обоснование существования Бога представляет собой ряд аргументов, демонстрирующих реальное бытие Бога, проясняющих основания, на которых верующий заявляет, что Бог существует. Можно выделить два типа доказательств: доказательство существования Бога, исходящее из самого понятия Бога как самого совершенного существа (онтологическое доказательство), и доказательства, базирующиеся на различных аспектах опыта мира и человека (космологическое, телеологическое и антропологическое). Онтологический аргумент. Онтологический аргумент был впервые сформулирован Ансельмом Кентерберийским в трактате «Прослогион». Это доказательство не призвано убедить неверующего в существовании Бога, оно показывает внутреннюю логическую необходимость божественного бытия. Ансельм занимает позицию христианина, который уже верит в Бога и размышляет о разумных основаниях своей веры. В это время уже существовали космологические доказательства бытия Бога, но Ансельму важно было найти чисто логическое доказательство, которое было бы априорным, выведенным только из концепции Бога, без обращения к эмпирическому знанию. Основой доказательства стало понимание Бога как «того, больше чего нельзя ничего помыслить». Ансельм рассматривает крайнюю ситуацию, обращаясь к словам Псалма «сказал безумец в сердце своем: нет Бога». Этот отрицающий Бога безумец понимает, тем не менее о чем он говорит. То есть в своем разуме он имеет идею Бога как абсолютно совершенного существа, даже если он не предполагает, что такая вещь существует. «И, конечно, то, больше чего нельзя себе представить, не может быть только в уме. Ибо, если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть. Итак, без, сомнения, нечто, больше чего нельзя себе представить, существует и в уме, и в действительности». Ансельм показывает, что представление о том, что величайшее из того, что можно помыслить, не существует, является внутренне противоречивым. Ведь то, что существует само по себе, вне нашего ума, очевидно больше, чем существующее только в разуме или в возможности. Когда мы произносим определение «Бог», имея в виду самое совершенное существо, само это определение включает в себя такую характеристику как существование. Онтологический аргумент вызвал споры уже при жизни Ансельма и продолжает обсуждаться до сих пор. Первое опровержение представил современник Ансельма бенедиктинский монах Гаунило. Он предлагает рассмотреть идею совершенного острова, прекраснее которого невозможно себе представить. Мы можем помыслить такой остров, но из этого никоим образом не следует его существование. Из одного только понятия нельзя делать 225

вывод о реальном бытии этого существа. В своем ответе Ансельм утверждал, что нельзя сравнивать понятие совершенного острова и понятие Бога. Понятие Бога уникально, только оно является понятием о том, больше чего ничего невозможно помыслить. В дальнейшем многие средневековые богословы, и прежде всего Фома Аквинский, не принимали онтологическое доказательство. Великие философы Нового времени Декарт, Спиноза, Лейбниц считали онтологический аргумент обоснованным и разрабатывали собственные варианты. Самое яркое опровержение этого аргумента было И. Кантом в работе «Критика чистого разума». Для того, чтобы разобраться в аргументах Канта, надо иметь в виду, что он делил суждения на аналитические и синтетические. В аналитических суждениях субъект и предикат тождественны. Они не расширяют наше знание, а только анализируют то, что уже содержится в понятии. Синтетические суждения добавляют к понятию субъекта предикат, который в нем вовсе не мыслился, тем самым получается новое знание о предмете. Для Канта, определения аналитичны, а суждения о существовании синтетичны. Наше понятие предмета не становится богаче, если мы прибавляем существование. Например, понятие треугольника не изменится от того, что я его только представляю, или он еще и существует вне меня. Также обстоит дело и с понятием Бога. Существование не относится к содержанию понятия, это содержание остается тождественным, существует вещь или нет. «Ясно, что бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чем-то таком, что могло быть прибавлено к понятию вещи. Оно есть только полагание вещи или некоторых определений само по себе. В логическом применении оно есть лишь связка в суждении». Существование или несуществование меняет только отношение к нашему познанию. В первом случае оно только предмет нашего мышления, во втором предмет нашего опыта. Таким образом, понятие ста талеров остается неизменным во всех своих признаках, имею я эти сто талеров или нет. Момент существования в данном случае не меняет понятия вещи, а лишь состояние моего имущества. Отсюда Кант делает вывод, что «понятие высшей сущности есть в некоторых отношениях чрезвычайно полезная идея; но эта идея именно потому, что она есть только идея, совершенно не годится для того, чтобы только с ее помощью расширять наше знание в отношении того, что существует». Следовательно, «все старания и труды, затраченные на столь знаменитое онтологическое доказательство бытия высшей сущности из понятий, потеряны даром, и человек столь же мало может обогатиться знаниями с помощью одних лишь идей, как мало обогатился бы купец, который, желая улучшить свое собственное имущественное положение, приписал бы несколько нулей к своей кассовой наличности». Долгое время казалось, что Кант окончательно похоронил онтологическое доказательство. Но в ХХ веке интерес к нему возник вновь. В трудах английского философа Нормана Малколма предпринята попытка возродить онтологическое доказательство, основанная на различении логической и фактической необходимости. Если суждение «Бог существует» 226

обладает логической необходимостью (относится к аналитическим суждениям), тогда утверждение «Бог не существует» внутренне противоречиво. Если суждение «Бог существует» является фактической необходимостью, оно означает, что без существования Бога вещи не могли быть такими, каковы они есть, следовательно, Бог фактически не может не существовать. Другие версии онтологического доказательства опираются на логическое различение возможности и необходимости. Существование Бога как абсолютно совершенного существа было бы невозможным только в том случае, если бы была показана внутренняя противоречивость такого понятия. В противном случае, существование Бога логически необходимо следует из его понятия. Каковы онтологические опровержения существования Бога? Космологическое доказательство. Космологическое доказательство имеет очень давнюю историю. В первоначальном виде оно восходит еще к Аристотелю. Точнее было бы говорить не об одном космологическом доказательстве, а о нескольких. Во всех этих доказательствах выбирается определенный аспект мира: наличие движения, причинности, степеней совершенства, порядка и гармонии и через эти элементы мира показывается реальное присутствие Бога в мире. Наиболее известны космологические доказательства, принадлежащие Фоме Аквинскому. Св. Фома не рассматривал их как научные доказательства, хотя они и имеют логическую структуру. Его рассуждения, по выражению Маритена, представляют собой скорее «дороги», ведущие к Богу. Общая схема всех аргументов похожа, мы рассматриваем различные аспекты той действительности, которая нас окружает, и обнаруживаем, что Бог является центром небезусловного существования всех образующих мир вещей. Каждый из аспектов чувственного бытия нуждается в первопричине, поэтому и ведущие к Богу пути различны. При этом Фома Аквинский не полагает, что на основе его доказательств можно дать определение Бога. Конечно, Перводвигатель есть Бог, Первопричина есть Бог, но нельзя сказать, что бог есть Перводвигатель или Первопричина. «Центральное звено таких доказательств – не то, чем именно является причина (потому что мы не можем даже поставить вопрос о том, чем является вещь, пока не узнаем, что она существует), а то значение, которое обычно имеет слово, эту причину обозначающее». Для св. Фомы следствия, которые проистекают из бога, достаточны для доказательства его существования, но недостаточны для того, чтобы постичь, чем Он является. Всякое доказательство бытия Бога, основанное на данных чувственного опыта, предполагает бытие мира, но Бог мог и не создавать мир, и все равно не перестал бы быть Богом. Просто «дороги» Фомы Аквинского, каждая своим особым образом, показывают, что должно существовать существо, сущностью которого является существование, которое является бытийным основанием всего космоса. Телеологическое доказательство. Телеологическое доказательство основано на идее порядка и целесообразного устройства универсума. Предполагается, что целесообразная организация мира свидетельствует о том, что у этого мира есть разумный и всемогущий создатель. Особенно 227

популярным телеологическое доказательство было в XVIII в. Самый известный вариант этого доказательства был предложен английским философом Уильямом Пейли (1743 – 1805) в работе «Естественная теология». Пейли замечает, что многие вещи, изготовленные человеком, имеют целесообразное устройство, благодаря которому все части соответствуют общему замыслу. Так, например, если бы мы нашли на земле часы, то, рассмотрев их механизм, взаимодействие пружин, винтиков, стрелок, мы пришли бы к выводу, что это устройство создано с определенной целью – измерения времени. Более того, логично предположить, что часы сделаны часовым мастером. Мы вполне можем не знать конкретно этого конструктора, но сам факт существования целесообразного часового механизма говорит нам о его сознательной деятельности. Наш мир можно сравнить с комплексом механизмов, устроенным столь же точно как и эти часы. К тому же, по мнению Пейли, природа еще более тонко организована, чем любое творение человеческих рук. Движение планет в солнечной системе, регулярная смена сезонов на земле, структура живых организмов – все разумно согласовано. Поэтому можно сделать вывод о существовании разумного Творца этого мира, своеобразного «Мастера», который в своей бесконечной мудрости создает удивительно гармоничный механизм нашего мира. Пейли использует здесь метод аналогии между сконструированным человеком предметом и его конструктором, с одной стороны, и универсумом и его божественным создателем, с другой. Подобная аналогия очень спорна, и не случайно телеологический аргумент вызвал большое число опровержений. Классическая критика телеологического доказательства представлена в «Диалогах о естественной религии» Дэвида Юма. Юм утверждает, что даже если мы обнаружили, что в мире есть целесообразность и порядок, это не дает оснований проводить далеко идущие аналогии и перепрыгивать к концепции Бога. «Когда мы видим дом, мы с величайшей достоверностью заключаем, что он был создан архитектором или строителем, потому что знаем из опыта, что именно такого рода действие следует за такого рода причиной. Но, конечно, ты не станешь утверждать, будто вселенная настолько похожа на дом, что мы можем с такой же достоверностью переходить от нее к аналогичной причине». Но и само видение порядка кажется Юму достаточно проблематичным. «Если бы человек открыл глаза и стал созерцать мир в том виде, как тот существует в действительности, он совершенно не смог бы указать причину какого бы то ни было явления, а тем более причину совокупности всех вещей или всей вселенной…» Мир скорее кажется нам целесообразным и осмысленным, идеи цели и разумного замысла представляют собой не подкрепленную никакими эмпирическими фактами проекцию человеческой деятельности на внешний мир. Антропологическое доказательство. Антропологическое доказательство существования Бога исходит прежде всего из личного опыта человека. Этот тип доказательства появляется в ХХ в. после «антропологического поворота» и в философской, и в богословской мысли. К 228

вопросу о Боге ведет ситуация человеческого существования. Это путь от человека к абсолютному «Ты». Человеку, существу ограниченному и конечному, свойственно стремление к безусловному и безграничному. Акты человеческого познания, морального действия выражают отношение человека к абсолютной божественной Личности. Бог в этом контексте существует как основа человеческой личности. Французский философ Жак Маритен предлагает доказательство бытия Бога, основанное на экзистенциальном опыте человеческого мышления. Внимательное рассмотрение такого опыта приводит нас к выводу о том, что наша мысль бессмертна и «предсуществует» в божественном разуме. Но не только человеческий разум свидетельствует о божественном. Маритен говорит и о «путях практического интеллекта» к Богу. В художественном творчестве божественная Красота постигается через поэтическую интуицию. Божественное Благо явлено в акте морального. Философия религии в России, развивавшаяся в рамках мирового религиоведения, достигла значительных результатов, к сожалению, почти не известных на Западе и поэтому не повлиявших на западную науку. А между тем, знакомство с достижениями русских ученых обогатило бы западных исследователей. В России метафизический подход к религии развивался первоначально в рамках так называемой русской религиозной философии, самым крупным представителем которой является Владимир Соловьев (1853 – 1900), пытавшийся построить синтез теологии и философии. Его анализ метафизических предпосылок различных религиозных систем не утратил своего значения. То же самое следует сказать о трудах его последователей Сергея Трубецкого (1862 – 1905) и Павла Флоренского (1882 – 1937). Актуальность сохраняет и анализ экзистенциальных предпосылок религиозности в работах Василия Розанова (1856 – 1919) и Льва Шестова (1866 – 1938). Продуманная философия религии, исходящая из экзистенциальных предпосылок, имплицитно содержится в этических и литературоведческих работах Михаила Бахтина (1895 – 1973) и в философских заметках известного физиолога, к сожалению гораздо меньше известного как философ, Алексея Ухтомского (1875 – 1942). Религия является культурообразующим фактором, фактором, способствующим поддержанию стабильности общества и вместе с тем стимулирующим его изменения. С другой стороны конкретные исторические формы религии в большой степени зависят от культурного и социального контекста. Религия и общество. В том, что религия (как и идеология – тот же марксизм, да и такие учения, как конфуцианство), овладев умами, являет собой гигантскую и вполне реальную материальную силу, нет оснований сомневаться. Бесспорно ее огромное воздействие на человека и общество, историю, культуру, быт и нравы. Каков же механизм этого воздействия? Как существует и действует религия как система? Религия как совокупность верований, обрядов, культов, храмов, жречества и т.п. возникает в определенных условиях социального бытия, на определенном уровне развития производства и всей экономической структуры. 229

Изменяющиеся условия бытия (речь идет об изменениях принципиального характера) оказывают корректирующее влияние на формы и методы религиозной активности, на сущность верований и культов, характер религиозных организаций. Это нормально и естественно: без сдвигов в образе жизни сфера идей как бы застывает на примитивном уровне, как то демонстрируют религиозные представления, скажем, аборигенов Австралии. Однако воздействие кардинальных перемен в сфере производства на религию происходит отнюдь не прямолинейно и автоматически. Напротив, оно во многом зависит от тех организационных форм и той догматической структуры, которые та или иная религия уже выработала в процессе своего раннего развития. Практически это значит, что, раз возникнув и начав формироваться в данных условиях по определенным, присущим именно ей структурным принципам, та или иная религия становится весьма автономной системой, развивающейся по своим, внутренне детерминированным законам. Внешние воздействия способны лишь стимулировать изменение и развитие религии в том или ином направлении, побудить ее приспособиться к меняющимся обстоятельствам. При этом религия может сильно видоизмениться. На базе старых представлений, верований и религиозных форм могут возникнуть новые, одна система может быть заменена другой, более развитой и приспособленной к изменившимся обстоятельствам, более удачно соответствующей потребностям общества. Но даже в этом случае новая религия (или видоизменившаяся, кардинальным образом реформированная старая) подчиняется не столько прямым воздействиям на нее извне, сколько своим собственным внутренне детерминированным законам развития. Религия как автономная система тесно связана с этнокультурной традицией, причем эта связь, по меньшей мере на первых порах, определяет незыблемость ее авторитета. Религия опирается на традицию, т.е. на опыт сотен поколений, придает ее нормам сакральный характер и тем превращает их в жесткий стандарт поведения, в обязательный стереотип. А национальнокультурная традиция с ее мощной консервативной инерцией создает ту силу внутренней устойчивости и сопротивляемости внешним воздействиям, которая отличает религию как систему и обеспечивает ее автономию, ее внутреннюю детерминированность. Будучи включенной вместе с собственно религиозными идеями и институтами в единую комплексную систему (религию в широком смысле слова), традиция создает своего рода непробиваемый защитный панцирь, предохраняющий структуру от ее разрушения под воздействием внешних сил. Именно в этом - обратное воздействие религии на жизнь общества, на характер культуры, на ход истории. Видимо, как раз это отчетливо фиксируемое обстоятельство (т.е. обратное воздействие религии на национально-культурную традицию) сыграло свою роль в том, что такие выдающиеся обществоведы, как немецкий социолог М. Вебер и английский историк А. Тойнби, придавали в своих сочинениях столь большое, порой самодовлеющее и определяющее значение религии. Вебер писал в одном из своих сочинений о том, что интересы (материальные и 230

идеальные), а не идеи определяют поведение людей, но что представления о мире, созданные идеями, являются как бы стрелками на путях, по которым динамика интересов направляет человеческую деятельность. Эта искажающая роль идей наиболее заметна при анализе тех ключевых моментов развития общества, в которые закостеневшая система становится реальным тормозом дальнейшего развития, ведет к застою и деградации. Сам Вебер для доказательства своей концепции обстоятельно исследовал феномен протестантизма и всей реформации христианской церкви, обратив внимание на решающую, по его мнению, роль этого явления в создании должных условий для капиталистического развития Европы. Однако, признавая важную роль религиозной реформы в деле расчищения пути для капитализма (католицизм действительно едва ли был способен проделать эту работу), нельзя забывать, что сама реформация церкви была вызвана к жизни потребностями общества, уже чреватого серьезными процессами экономической и социальной трансформации, проявившими себя со времен Ренессанса. Иными словами, определяющим моментом в конечном счете всегда бывали изменения в самой жизни. Но это отнюдь не означает, что обусловленные кардинальными переменами сдвиги в сознании, идеях и институтах следует считать «вторичными», как это характерно для марксистов. Напротив, они при определенных обстоятельствах могли и даже должны были сыграть свою исключительно важную и во многих отношениях решающую роль. Еще большее значение религии как системе, определявшей собой основные принципы той или иной цивилизации, придает А. Тойнби в своей капитальной 12-томной публикации «Изучение истории». Всю историю человечества он подразделил на историю отдельных цивилизаций – древних и современных, западных и восточных, – положив в основу этого деления религию. Так, например, он считал, что христианство было той «куколкой», из которой вылупилась вся западная цивилизация. Применение в изучении истории «религиозного» принципа нельзя признать правомочным хотя бы только потому, что сама по себе ни одна из религиозных систем – при всей ее автономности, самодетерминированности и обратном влиянии на общество – не может считаться первоосновой в социально-историческом и историкокультурном развитии. Констатировав эту справедливую истину, мы тем не менее должны учесть, что средневековая западная цивилизация многое взяла из христианства (от символа веры и библейских легенд до организации семейных, бытовых, социальных институтов) и поэтому имеет право считаться христианской (с той оговоркой, что речь идет о ее культурной традиции, а не о процессах или явлениях социально-экономического или социальнополитического характера) в той же мере, как ближневосточная арабо-тюркоиранская цивилизация может именоваться мусульманской, а цивилизация Индии и ряда прилегающих к ней районов – индуистско-буддийской. Иными словами, религиозно-культурная традиция со всеми ее аксессуарами и институтами действительно определяет особенности той или иной цивилизации. 231

Русское православие: традиции и современность. Следующий вопрос – это российские культурно-религиозные традиции и их влияние на русскую историю и современную ситуацию в России, поскольку попытка осмысления русской истории и роли в ней национальных религиозных и культурных традиций – важнейшая тема русской философской и историософской мысли. Естественно, мы можем предложить вашему вниманию лишь фрагментарное изложение нашего взгляда на эту сложную проблему. Поэтому, упомянем некоторых из исследователей и мыслителей, чьи работы на эту тему нам представляются наиболее важными, хотя далеко не со всеми их взглядами мы согласны. Георгий Федотов (1886 – 1951) – историк и философ, автор многочисленных исторических работ и культурологических эссе, в которых дан тонкий анализ русской культуры и русской религиозности, и фундаментального исследования русского религиозного сознания, доведенного до XVI века (The Russian Religious Mind в 2-х томах); Георгий Флоровский (1893 – 1979) – богослов, автор классического труда «Пути русского богословия»; наши современники – лингвист, литературовед, историк и искусствовед Борис Успенский, филолог и историк Виктор Живов, лингвист, литературовед, культуролог Владимир Топоров (все трое связаны с Тартусско-Московской семиотической школой, в рамках которой широко разрабатывались семиотические, структуралистские и лингвистические методы гуманитарных наук), Сергей Аверинцев, философ-востоковед Григорий Померанц, специалист по средневековой русской культуре и литературе Александр Панченко. Г. Федотов65 отстаивал идею свободы, понимаемую как «возможность выбора между разными вариантами исторического пути народов», однако он признавал, что «власть прошлого, тяжелый или благодетельный груз традиций эту свободу выбора чрезвычайно ограничивает». Вряд ли может вызвать возражение утверждение, что религия, исповедуемая народом или его большинством, относится к важнейшей части традиции. Поэтому к описанию некоторых существенных элементов религиозной традиции мы и перейдем. Русь приняла христианство в конце X в. – на сто с лишним лет позже болгар и чехов, на несколько десятилетий позже венгров, поляков и датчан, на 10-15 лет раньше норвежцев, на 100 лет раньше шведов и на 350 лет раньше литовцев. До этого восточные славяне придерживались традиционного многобожия, которое типологически мало отличалось от германоскандинавского или балтийского «язычества». Но встреча византийского христианства и русского «язычества» привела к достаточно специфическим последствиям, сказавшимся впрочем, далеко не сразу. В исторической, да и не только исторической, литературе есть устойчивая тенденция придать выбору греческого православия «судьбоносный» характер, оценивают ли этот выбор положительно или, наоборот, считают его роковым. По-видимому, к этому событию надо относиться более трезво, не забывая, в частности, о том, что Русь приняла христианство до разделения единой Церкви 65

Федотов Г.П. Судьба и грехи России, - СПб., 1991, Т.1, С.73-74.

232

(хотя взаимоотчуждение и соперничество между Римом и Константинополем давно имели место), и в XI – XII веках не наблюдалось какого-либо отчуждения между Киевской Русью и странами Западной Европы. Влияние византийского православия на Русь было многопланово. Кроме того, на русскую культурнорелигиозную традицию повлияли события и процессы, происходившие позднее X века – в XV, XVI, XVII и XVIII веках. Остановимся лишь на нескольких, по нашему мнению, очень важных моментах. 1. Когда в начале IV в. римский император Константин легализовал христианство, последнее быстро начало превращаться в государственную религию. К VI веку (эпоха Юстиниана) формируется доктрина, которую можно назвать «идеологией священной христианской державы». Согласно этой доктрине вселенской церкви соответствует священная христианская держава во главе с христианским монархом. При этом христианская держава понималась как сакральный институт. Сакральной мыслилась и фигура монарха. Доктрина «священной христианской державы» стала официальной идеологией сначала в Восточной Римской (Византийской) империи, а затем и на Руси. Именно из Византии пришло на Русь представление о том, что Церковь не может существовать без Царства; между Царством и Церковью должно существовать полное единство – «симфония». Характерно, что когда появился царь – и не православный христианин, а иноверец – монгольский хан, церковь поспешила признать его и вскоре после установления монголотатарского ига стала возносить молитвы за хана. Монголо-татары, для которых было характерно покровительство всем религиям, в свою очередь предоставили церкви многочисленные привилегии. Церковь, таким образом, продемонстрировала свою солидарность с властью – пусть иноверной, а не с народом. Государство, с которым отождествлялась «священная христианская держава» – Византия – пала в середине XV в., однако идея священного христианского царства умереть не могла – ибо была уже сущностно связана с православным учением, поэтому она была перенесена на Русь, в Москву, рассматривавшуюся теперь как «Третий Рим». Возникает своеобразный симбиоз православия, монархической идеи и идеи национальной. В несколько трансформированном виде этот симбиоз сохранился до настоящего времени. В то же самое время на Западе в средневековье в силу ряда исторических событий (из которых важнейшее – падение империи на Западе) церковь добилась независимости от государственной власти. Здесь нет необходимости останавливаться на особенностях католической средневековой концепции церковно-государственных отношений – важно лишь, что она обеспечивала автономию церковных структур. 2. Греческая православная церковь в отличие от католической церкви, навязывавшей крещенным народам латинский язык как язык богослужения, язык Церкви, и, следовательно, язык культуры, дозволяла богослужение на родном языке и не навязывала греческого. Это стимулировало развитие русской словесности – уже в середине XI века появляется такой зрелый, художественно совершенный и оригинальный по развиваемым в нем идеям текст как «Слово о 233

законе и благодати» митрополита Илариона, в то время как словесность на языках славянских народов, принявших христианство из Рима – поляков, чехов, хорватов появляется несколько столетий спустя. Однако Г. Федотов указал на иное следствие греческой языковой политики – крайне поверхностное знакомство с античной культурой: «...за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция Греции отсутствует. ... Даже богословская мысль древней Церкви осталась почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе, в самые темные века его (VI – VIII), монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку Церкви, читал римских историков ... Стоило лишь овладеть этим чудесным ключом – латынью, чтобы им отворить все двери. В брожении языческих и христианских элементов складывалась могучая средневековая культура – задолго до Возрождения. ... В грязном и бедном Париже XII века гремели битвы схоластиков, рождался университет – в «золотом» Киеве, сиявшем мозаиками своих храмов, – ничего, кроме подвига печерских иноков, слагавших летописи и патерики»66. В самом деле, не только античные «языческие» авторы в целом остались неизвестны книжникам средневековой Руси, но Русь не была приобщена и к глубинам христианского богословия. Западное средневековье через латинские переводы приобщилось к наследию Аристотеля, которое было великой школой логики, школой рационализма и даже школой социальной этики. Русь этого урока не проходила67. Следует также указать на слабое знание Библии на Руси. Хотя первые библейские переводы на старославянский язык связаны с именами славянских просветителей Кирилла и Мефодия и восходят к IX веку, полный перевод Библии в России появляется лишь в конце XV в. 3. Падение Византии, осознание Русью себя ее преемницей, священной христианской державой и святым православным царством, возникновение концепции «Москва – Третий Рим», исход богословских дискуссий XIV – XVI вв., когда клерикальный этатизм иосифлян оттеснил более «духовные» и философски содержательные тенденции нестяжателей, привели к тому, что русское православие приобретает характер мессианской исключительности, который оно сохраняет и впоследствии (христианство почти отождествляется с Русской державой, а правоверие даже греков, не говоря уже о католических и протестантских народах, оказывается под подозрением). Блестящую характеристику духовного, культурного и нравственного состояния русского общества этой эпохи дал русский историк Василий Ключевский (1841 – 1911) в своей заметке, опубликованной сравнительно недавно. Позволим себе достаточно длинную цитату: «Византия, духовная наставница Руси, надела на себя азиатское ярмо незадолго до того, как ученица сбросила его с себя. Сметливый ум русского книжника нашел внутреннюю

66 67

Там же. Там же.

234

связь между этими событиями: значит, в Византии пало истинное благочестие, а Русь засияла им паче Солнца во всей поднебесной, и ей суждено стать вселенской преемницей Византии. Оставшись без учителя, русский книжник сам почувствовал себя в роли учителя, самодовольно осмотрелся кругом, и мир преобразился в его глазах: все ему представилось теперь не так, как представлялось прежде. Русская земля, еще недавняя идолослужительница, темное захолустье вселенной, явилась последним и единственным в мире убежищем правой веры и истинного просвещения; Москва, до которой не дошел ни один апостол, как-то оказалась третьим Римом, московский царь остался единственным христианским царем во всей Вселенной, а сам он, этот московский книжник, еще недавний «новоук» благочестия, вдруг очутился единственным блюстителем и истолкователем истинного христианства, весь же остальной мир погрузился в непроницаемый мрак неверия и суемудрия. ... Не находя истинного православия нигде за пределами Русской земли, он неправославных христиан не хотел удостоить даже звания христиан. ... в XVI в. на Руси были учители, которые строго настрого заповедали любознательным юношам не читать много книг. Смотрите, говорили они, стращая последствиями этого опасного занятия: вот один от книг ума исступил, другой в книгах «зашелся», третий в ересь впал. ... Построив христианский храм, русский образованный человек продолжал жить в прежней языческой избе и по языческому завету, только развесил по стенам христианские картины ... Он считал себя единственным в мире хранителем и носителем правой веры и разума Христова; но эту веру, этот разум он превратил в мертвый капитал; не пустил в житейский оборот, не хотел сотворить дел веры и разума. ... Когда начали править испорченный невеждами текст богослужебных книг, поднялось много вопросов, касавшихся не только грамматики, риторики, но и философии, и богословия, а русский интеллигент не знал этих наук и стоя перед новыми задачами, или оставался нем, связан безгласием пленен неразумением, или злился и кричал без толку о гибели древнего благочестия, о вторжении латинских ересей в церковь Христову. ... Он знал возвышенную легенду о нравственном падении мира и о преображении Москвы в третий Рим, а нужны были знания артиллерийские, фортификационные, горнозаводские, медицинские, чтобы спасти третий Рим от падшего мира. Он мог по пальцам пересчитать все ереси римские, люторские и армянские, а вопиющих домашних пороков не знал или притворялся не замечающим».68 В цитированном фрагменте Ключевскому удалось запечатлеть инвариант традиционного русского православного сознания, поэтому этот текст до сих пор не утратил актуальности. 4. В XVI в. в Западной Европе происходит религиозная Реформация, приведшая к появлению протестантизма. Реформация показала, что христианство жестко не связано со средневековым мировоззрением и Ключевский В.О. Об интеллигенции. – В кн.: Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. – М., 1983, С.298-308. (См. с. 302-303, 305, 306, 307). 68

235

средневековым миропорядком. Более того, Реформация в той или иной мере повлияла на формирование новых экономических отношений, правового государства, новоевропейской культуры. Но и направленное против Реформации движение Контрреформации явилось по сути католической реформой. Не смотря на то, что в конкретной исторической ситуации XVI – XVII вв. протестантская Реформация и католическая реформа были непримиримыми антагонистами, мы теперь понимаем, что и та, и другая способствовали возникновению религиозного индивидуализма и современного человека. Православие в целом и русское православие в частности не знали Реформации. Поэтому православие в России способствовало (и способствует до настоящего времени) консервации общинного или коллективистского типа личности, того, который доминировал в добуржуазную эпоху, а состояние самого русского православия в течение последних трех веков можно охарактеризовать словами В. Соловьева как ситуацию перманентного «кризиса средневекового миросозерцания». Что же касается так называемой «соборности» (очень модное ныне словечко), то ее концепция была создана А.С. Хомяковым под определяющим влиянием романтического мировоззрения и особенно идей немецкого католического богослова И.А. Мѐллера, и в целом является достаточно искусственной. 5. В России упомянутый кризис средневекового миросозерцания начался во второй половине XVII в. одновременно с процессом модернизации – переходом к новому времени. Этот кризис породил раскол русской церкви. Отколовшиеся – старообрядцы – протестуя против унификации русских церковных обрядов по образцу греческих, выступали ревнителями национальной традиции и независимости церкви от посягательств государства на то, что представлялось им истинной православной верой. Роль старообрядчества в русской культуре и русской духовной жизни огромна, но это особая тема. Укажем лишь два момента: 1) Старообрядцы при всем своем консерватизме и даже «интегризме» всегда были противниками симфонии церкви и государства. 2) Старообрядцы – купцы и предприниматели сыграли значительную роль в формировании капитализма в России, что, по-видимому, связано с созданием ими некоего аналога «протестантской этики». К сожалению, старообрядчество пока не дождалось своего Макса Вебера, который бы исследовал эту проблему. Когда инициатор реформы церковных обрядов Никон попытался отстоять независимость церкви, он потерпел полное поражение и был низложен с патриаршего престола царем Алексеем Михайловичем – отцом Петра Первого, осуществившего полномасштабную реформу не только государственного, но и церковного управления. Церковная реформа Петра, заключавшаяся, в частности, в ликвидации патриаршества и создании Священного Синода – неканонического коллегиального органа во главе со светским чиновником (обер-прокурором), означала превращение церкви в часть бюрократического аппарата самодержавного полицейского государства. Следствием реформ явилось растущее падение авторитета церкви как в образованной части общества, в которой получили распространение разного 236

рода светские учения, главным образом заимствованные с Запада, так и среди низших классов (прежде всего среди крестьянства), в которых популярностью пользовались старообрядчество и ряд более радикальных сектантских движений (духоборы, молокане, хлысты, скопцы и др.). Православие оказалось в значительной степени вытесненным из поля русской культуры, а духовенство превратилось в замкнутое маргинальное сословие. Все это во многом предопределило успех в России во второй половине XIX – начале XX в. радикальных социалистических идей (кстати, многие из лидеров радикальной оппозиции были либо выходцами из семей духовенства, либо учились в духовных семинариях). Церкви, зависимой от государства, нечего было противопоставить этим идеям. И когда в 1917 году пала монархия, неизбежно было и падение церкви – не только из-за антирелигиозных установок большевиков, но и из-за того, что церковь была полностью интегрирована в самодержавное государство, и в глазах значительной части населения несла ответственность за действия власти. Но можно обнаружить парадоксальную связь между своеобразием русского понимания христианства, осознанного в концепции «Москва – Третий Рим» как специфическая русская православная миссия, и большевизмом с его мессианством, социальным утопизмом и скрытым эсхатологизмом. Политика коммунистов по отношению к Церкви определялась убеждением в невозможности существования религии в коммунистическом обществе и вытекающем отсюда стремлении уничтожить церковь. На церковь обрушились жесточайшие репрессии, особенно в 1921 – 1922, 1929 – 1933, 1937 – 1938 гг. Жертвами этих репрессий были многие тысячи священнослужителей и сотни тысяч (если не миллионы) верующих. Какова же была позиция церкви по отношению к большевистской власти и как она существовала в условиях репрессий? В этой ситуации церковь оказалась расколотой. Часть церковных деятелей сразу после прихода к власти большевиков пошла на сотрудничество с ними, отчасти из-за искреннего убеждения в близости социалистических идеалов истинному христианству и понимания необходимости реформирования церкви. Другая часть церкви ушла в подполье, отказавшись от всякого контакта с безбожной властью. Однако это течение («Катакомбная церковь» или «Истинно-православная церковь») в конце концов превратилось в малочисленную секту: этому способствовала сама ситуация подполья. В эмиграции образовалась независимая Российская зарубежная церковь, которая отказалась подчиняться Московской патриархии, потому что последняя, по ее мнению, попала в рабство безбожникам. Российская зарубежная церковь занимала (и занимает до настоящего времени) крайне консервативные позиции, отстаивая неразрывную связь между православием и самодержавной монархией. Что же касается основной части Церкви, то Тихон – первый патриарх, избранный в 1918 г. после более чем 200 перерыва, незадолго до своей смерти в 1925 г. заявил о лояльности церкви правительству, видя в этом единственную возможность спасти церковь от уничтожения. Его преемник Сергий в 1927 г. выпустил декларацию, в которой говорилось уже не только о 237

лояльности, но о солидарности с советской властью. Так было положено начало политике, получившей название «сергианства» – беспринципной политике безоговорочной поддержки церковными властями всех действий правительства при замалчивании и даже отрицании наличия каких-либо преследований церкви. Новый этап в отношениях между церковью и советским государством начался во время второй мировой войны. В 1943 г. Сталин объявил о прекращении гонений и даже о покровительстве по отношению к Русской православной церкви. Было решено созвать собор, избрать патриарха, открыть духовные семинарии и Академии, открыть довольно много церквей. Улучшение отношения к церкви вписывается в общий поворот идеологической политики Сталина, наметившийся уже в конце 30-х годов: переход от марксистского интернационализма, нигилизма по отношению к традициям русской культуры к великодержавности и русскому национализму. За свою тысячелетнюю историю у православной церкви имелся опыт либо церкви господствующей (в Византии и дореволюционной России), либо находящейся под властью иноверцев (мусульман – арабов и турок у греческой церкви, язычников-монголов у русской церкви) или безбожников (русская церковь в советскую эпоху). Отсутствовал один очень важный опыт – опыт сосуществования в открытом демократическом обществе, для которого характерен религиозный и – шире – мировоззренческий плюрализм. Между тем, у протестантских и католической церквей подобный опыт имелся. Религия и власть, церковь и государство в современной России. Светское государство, нейтральное по отношению к религиозной практике своих граждан – одна из фундаментальных ценностей демократического общественного проекта. Исповедание при этом рассматривается как личное дело каждого гражданина. Церковь – традиционно важнейший институт гражданского общества. Многие проблемы современной России заключены в неразвитости институтов гражданского общества и его основы – негосударственных общественных организаций. Религиозные объединения являются важным и традиционным институтом негосударственных форм самоорганизации общества. Практика общинного самоуправления исторически связана в России с приходской жизнью верующих. Подтверждая отделение церкви от государства как норму, определенную Конституцией Российской Федерации, мы должны подчеркнуть, тем не менее, что конкретная реализация этой нормы зависит от местных условий в каждом регионе. Следует учитывать, что после тысячелетней традиции государственной церкви и почти века государственного атеизма сложившаяся система ожиданий и привычек далека от формулы «церковь отделена от государства». Поэтому существует несколько направлений, по которым развивается система правовых отношений церкви и государства.

238

1) Наблюдается стремление привести действующее законодательство в соответствие с существующими международными стандартами с учетом местной специфики. 2) Имеющаяся практика создания региональных правовых норм и прецедентов отношений церкви и местной власти не всегда соответствует Федеральному законодательству. Поэтому существует стремление разрешить противоречие между местным и федеральным уровнем законотворчества в разделах, касающихся отношений церкви и светской власти. 3) Существует устойчивая тенденция создать правовую базу для формирования негосударственных источников поддержки институтов общинного самоуправления на уровне местных инициатив религиозных объединений. Следует признать, что в современной России в сфере формирования отношений церкви и государства присутствуют обе тенденции: к последовательному отделению церкви от государства и, напротив – к восстановлению института государственной церкви. Причем сторонники обеих стратегий находятся в институтах и светской и духовной власти. Хотя о доминировании какой-либо стратегии говорить рано, несомненно, что вторая стратегия постепенно развивается и увеличивает число своих сторонников. В частности, надо указать, что высшие должностные лица государства, включая Президента, постоянно демонстрируют свою особую расположенность к Русской православной церкви. Это проявляется и в участии Патриарха в церемонии инаугурации Президента, и в участии руководителей государства в рождественских и пасхальных богослужениях в Патриаршем соборе, и в многочисленных заявлениях. Россия – многорелигиозное и многонациональное государство. В течение столетий на его территории совместно проживают большие и малые группы верующих, принадлежащие к различным вероисповеданиям. Какой же основной урок дает нам многовековое сосуществование в российском пространстве различных религий и конфессий? Каковы перспективы сохранения межрелигиозного мира? Первая опасность межрелигиозному миру и диалогу появляется в тот момент, когда государство, отдельные политические группы или лидеры пытаются разыграть «религиозную карту», использовать религию для увеличения политического влияния, для решения личных политических задач, для создания идеологии государства на религиозной основе. Указанная опасность как тенденция, которая реализуется отдельными акциями или нескоординированнымии проектами, постоянно присутствует в качестве неизменного фона церковной и политической жизни. Несмотря на постоянное присутствие этой тенденции влияние ее в целом незначительно, что не в последнюю очередь связано с невысоким профессиональным уровнем и поспешностью осуществившихся акций и проектов. Вторая опасность, как показывает исторический путь России (да и не только России), связана с ситуацией, когда одна из религий или церквей 239

стремится обрести доминирующее положение в духовной сфере, прибегая к помощи политических институтов светской власти. В русской церкви все больше растет убеждение в том, что государство должно юридически подтвердить ее привилегированный статус и решительно ограничить деятельность иностранных миссионеров.

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

Темы рефератов Развитие духовной культуры в условиях обновления общества. Бездуховность: причины и последствия, пути преодоления. Проблемы профессиональной этики. Нравственные ценности дружбы, любви, семьи. Природа человека: проблемы и перспективы. Мировые религии и их роль в современном мире. Веротерпимость как одна из общечеловеческих ценностей. Мировоззренческие ориентиры в выборе духовных ценностей. Роль искусства в нравственном и эстетическом развитии личности.

Тема 7. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ 1. Философия истории: методологические проблемы. 2. Смысл и направленность истории. 3. Философские проблемы периодизации истории. Философия истории – синтезирует человеческую историю, выделяя в ней общие законы, черты и свойства, присущие всем социальным организмам, но проявляющиеся по-разному в зависимости от исторических обстоятельств, конкретной ситуации и природных условий. Смысл истории – понятие, предполагающее выяснение направленности исторического процесса. Исторический процесс – это совокупность всех общественных отношений, в которых человек живет, работает, создает материальные и духовные ценности. Поэтому смысл истории предполагает анализ этих отношений под углом зрения их изменения и развития. Общественно-экономическая формация – понятие, используемое Марксом для обозначения определенных ступеней в развитии общества. Это исторический тип общества, его социальной организации, основу которого составляет характерный для него способ производства материальных средств, необходимых для жизни людей, удовлетворения их потребностей. 1. Философия истории: методологические проблемы Исходным пунктом философии истории как специфического раздела философского знания считаются гегелевские «Лекции по философии истории». Г.В.Ф. Гегель прославился не только наукой диалектикой, но и лекционным курсом по философии истории, в котором в начале XIX века впервые в западноевропейской мысли соединил философию и историю. Им была разработана концепция разумности всемирно-исторического процесса – исторически первая оценка хода истории. Гегель утверждал: «Но единственною 240

мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирноисторический процесс совершался разумно. Это убеждение и понимание являются предпосылкой по отношению к истории как к таковой вообще; в самой философии это не является предпосылкой. Путем умозрительного познания в ней доказывается, что разум ... является как субстанцией, так и бесконечною мощью; он является для самого себя бесконечным содержанием всей природной и духовной жизни, равно как и бесконечной формой, проявлением этого ее содержания»69. Интерес к философии истории в Европе появился в эпоху Французского Просвещения. Термин «философия истории» был введен Вольтером и охватывал совокупность философских рассуждений о всемирной истории без специального философско-теоретического обоснования их необходимости и правомерности. Развернутую аргументацию различий между описательной историей как знанием фактов и теоретической реконструкцией исторического процесса осуществил Ж.-Ж. Руссо. Но еще до него Д. Вико отделял «вечную идеальную историю», постигаемую «новой наукой», от эмпирической истории разных народов. На материалистической основе философия истории разрабатывалась К. Марксом. В ХХ веке большой вклад в развитие данной отрасли знания был внесен Н.А. Бердяевым, К. Ясперсом, Р. Ароном. Одними из наиболее известных трактовок философии истории являются концепции А. Тойнби и У. Ростоу. Современная философия истории это относительно самостоятельная область философского знания, которая посвящена осмыслению качественного своеобразия развития общества в его отличии от природы. Философия истории рассматривает несколько важнейших проблем:  направленность и смысл истории;  методологические подходы к типологизации общества;  критерии периодизации истории;  критерии прогресса исторического процесса. Приступая к рассмотрению этих проблем, обратим внимание на то, что в философии истории нет единства мнений ни по одному из названных выше вопросов. Точки зрения различны настолько, что скорее, они противоположны, а не дополняют друг друга. Так, некоторые философы признают исторические законы, другие – их отрицают. Ряд философов считает, что у истории есть смысл, другие же считают, что смысла у истории нет и быть не может. Благодаря каким движущим силам совершается исторический процесс? И на этот вопрос разные философы дают самые различные ответы. Объяснить эти противоречия можно достаточно просто. История протекает в разное социальное время, в различных культурах и цивилизациях, на фоне различной географической среды, при различном уровне развития техники и

69

Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. – СПб., 1993. С.64.

241

производительных сил каждого общества. Наконец, в разных обществах господствующими являются разные иерархии ценностей, разные религии, идеологии и т.п. Но следует отметить: историческое развитие в целом носит объективный характер, так как жизнь людей, где бы и когда бы она не проходила, основана на необходимости удовлетворения материальных потребностей, то есть в любом случае, общество, на какой бы ступени развития оно не находилось, должно уделять значительное внимание материальному производству. Это производство осуществляется на определенном уровне развития производительных сил, который достался «в наследство» от предшествующих поколений, иначе говоря, объективно. Объективность исторического процесса связана, таким образом, с наличием определенных материальных основ жизнедеятельности людей, с интересами, которые они преследуют, и потребностями, которые они должны удовлетворить. Все люди выступают одновременно и как субъекты, и как объекты истории. Отсюда следует, что история не завершена, она не имеет конца. Кроме того, она имеет не линейный, а вариативный характер. 2. Смысл и направленность истории Cмысл истории можно понимать как цель истории. А есть ли цель, то есть смысл у истории? Этот вопрос интересовал людей многие столетия. В социально-философской мысли имеются разные подходы, дающие свои интерпретации проблеме смысла и назначения истории. В античной философии распространенной была точка зрения, гласящая, что общество с развитием цивилизации деградирует. Оно идет от «золотого века» к «серебряному веку» и от него – к «железному». В библейской традиции эта точка зрения проявилась в трактовке Всемирного потопа, как Божьего наказания. Интересно, что в обыденно-практическом сознании подобная позиция, когда прошлое вспоминается в радужных тонах, имеет весьма широкое хождение. В античности появилась и другая трактовка исторического процесса, основы которой заложил Гераклит. Его идея «пульсации» истории как вечного огня, то угасающего, то разгорающегося с новой силой, фактически стала исторически первой из так называемых «теорий круговорота». Авторами теорий круговорота были Аристотель, Д. Вико, Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, П.А. Сорокин, Х. Ортега-и-Гассет, А. Тойнби. Третью группу представляют теории, рассматривающие историю как поступательное развитие, переход общества от низших к более совершенным формам жизни (Кондорсе, Тюрго, И. Кант, Гегель, К. Маркс). Многие философы начинают философию истории с Аврелия Августина. Нам кажется, правильнее философию истории начать с Гегеля, но заслуги Аврелия Августина в западноевропейской христианской философии велики. Он стремился показать единство всемирно-исторического процесса, определив в качестве начала истории явление Христа. Таким образом, история человечества – это «сотворенное» бытие, концом которого является Страшный суд. На 242

протяжении многих веков, включая и век ХХ, у Августина было немало последователей. Отделить человеческую историю от истории божественной, земную от небесной, попытался итальянский мыслитель Д. Вико. Он связывал смысл истории с естественной необходимостью, то есть с постоянно повторяющимся порядком причин и следствий. Все народы проходят единый путь, включающий три эпохи: божественную, героическую, человеческую, которые со ответствуют детству, юности и зрелости человечества. (Д. Вико считал, что такие этапы в своем развитии проходят культура, язык и все, что связано с жизнедеятельностью человека и человечества). Пройдя положенный круг, страны и народы начинают круг новый – те же три названные выше эпохи. При этом Д. Вико не отрицал роли Божественного провидения, которое обуздывает человеческие страсти. XVIII век уже упоминался нами как время, когда благодаря Вольтеру появилось понятие «философия истории». Подчеркнем, что в это время к смыслу и назначению истории начал складываться подход, характерный для эпохи Просвещения. Смысл истории при этом связывался с прогрессом человеческого разума, а история человечества, таким образом, становилась движением по ступеням этого прогресса. Так, французский философ Кондоре обосновал точку зрения, гласящую, что прогресс общества состоит в движении к истине и счастью. Определенный вклад в развитие этой идеи внесли великие немецкие философы И.Г. Гердер и И. Кант. Фундаментальное обоснование принципа историцизма, появившегося еще у Гердера, принадлежит Гегелю. Историцизм Гегеля включает в себя два основополагающих принципа: 1) признание субстанциальности истории, наличие в ней в качестве основополагающей субстанции разума, который обладает бесконечной мощью; 2) утверждение целостности исторического процесса и его целесообразности. При этом конечной целью всемирной истории выступает сознание духом его свободы. Принцип историцизма был воспринят марксистской философией, однако его понимание претерпело значительные изменения, которые коснулись, прежде всего, переориентации на материалистическое понимание истории и общества. В марксизме термин «историцизм» также был изменен и получил название «историзма». Историзм основывался на подходе к действительности как изменяющейся во времени, развивающийся. Очень четко этот принцип был сформулирован В.И. Лениным: «...Не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь»70.

70

Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.39. С.67.

243

Представители многих философских школ частично или полностью отрицают принцип историзма. К ним можно отнести П. Риккерта и В. Виндельбанда (неокантианство), К. Ясперса (экзистенциализм), представителей прагматизма и неопозитивизма. Познакомимся с одним из вариантов доказательства несостоятельности принципа историзма, который принадлежит перу К. Поппера. Марксистский подход к истолкованию исторического процесса К. Поппером категорически не принят. Всю социальную философию К. Маркса К. Поппер назвал «историцизмом», объясняющим весь исторический процесс в зависимости от классовой борьбы за экономическое превосходство. Поппер отрицал объективные законы исторического процесса, а поэтому – и возможность социального прогнозирования. «Вера в историческую необходимость является явным предрассудком и невозможно предсказать ход человеческой истории ... научными методами». Итак, «Историцизм – это бедный метод, который не приносит результатов»71. В этой связи К. Поппер приводит следующие агрументы: 1. Ход человеческой истории в значительной степени зависит от роста человеческого знания. 2. Мы не можем предсказать, каким будет рост научного знания. 3. Следовательно, мы не можем предсказать ход человеческой истории. 4. Это значит, что мы должны отвергнуть возможность теоретической истории. Антиисторицизм Поппера отрицает исторический прогресс. Прогресс – это движение к какой-то определенной цели, цели же существуют только для человека, для истории они просто не возможны. Поэтому Поппер считает, что прогрессировать может только человек, защищая, например, демократические институты, от которых зависит свобода. Таким образом, принятая в советской философской литературе точка зрения о поступательном, восходящем развитии истории, переходе общества от низших к более высшим, совершенным формам жизни в истории философской мысли является не единственной. Она представляет собой позицию И. Канта, Гегеля, К. Маркса и относится к ХVIII – XIX вв.. Кстати, долгое время считающийся в отечественной литературе основной критерий прогресса – уровень развития производительных сил общества – тоже идея XIX в., когда вера в прогресс приобрела характер религиозного убеждения. Сам же прогресс в XIX в. связывался с промышленным развитием. У К. Маркса прогресс – это рост производительных сил общества и смена общественно-экономических формаций. То есть, в конечном счете, теория общественно-экономических формаций, разработанная К. Марксом, – это осмысление становления техногенной цивилизации в условиях XIX в.

71

Поппер К.Р. Нищета историцизма // Вопросы философии. 1992. №4. C.49.

244

Во второй половине ХХ в. обнаружилось, что неконтролируемое развитие производительных сил неизбежно вызовет глобальную экологическую катастрофу, поэтому сейчас многие ученые испытывают разочарование в прогрессе. Уже упоминавшийся нами М. Хайдеггер первым в ХХ в. поставивший вопрос о зловещем феномене техники. О том же говорили и писали ученик З. Фрейда, психолог и философ Э. Фромм, представители Римского клуба Дж. Форрестер и Д. Медоуз и другие. Но тогда, во имя чего совершается исторический процесс? Обратимся к первой половине ХХ в. Это время появления многих идей экзистенциализма, субъективно-идеалистического направления в философии, самый значительный вклад в который внесли такие известные писатели, театральные деятели, художники, как Ж.П. Сартр, А. Камю, Ф. Кафка, С. Бовуар, а сторонниками в массе своей были представители интеллигенции. Этот подход стремится тесно увязать смысл истории с целью и смыслом существования человека. Так, немецкий экзистенциалист К. Ясперс, которому принадлежит серьезная разработка смысла и назначения истории, человеческую сущность усматривает в свободе, которая проявляется в свободной реализации духовных сил человека. Большая часть современных философов считает, что у исторического процесса, нет и не может быть цели. Цель ставит перед собой и обществом человек. В соответствии с этой целью он определяет и смысл истории. 3. Философские проблемы периодизации истории Не правда ли, нет ничего проще, чем назвать периоды всемирной истории: древний мир, средние века, новое время, новейшее время – вот те периоды, которые многие назовут безошибочно. Отбросим новейшее время и получим классическую триаду – периодизацию, принятую уже ни один век. «Мистическая троица эпох в высшей степени привлекательна для метафизического вкуса Гердера, Канта и Гегеля... Мы видим, что не только для них: она приемлема для историко-материалистического вкуса Маркса, она приемлема и для практически-аксиологического вкуса Макса Вебера, т.е. для авторов любой философии истории, которая представляется им некоей заключительной стадией духовного развития человечества. Даже великий Хайдеггер, задаваясь вопросом, в чем сущность Нового времени, опирался на ту же триаду», – констатирует во введении к знаменитой книге немецкого философа Освальда Шпенглера наш современник А.П. Дубов72. О. Шпенглер был одним из первых, кто усомнился в «наглядно-популярном членении» всемирной истории на три эпохи. ХХ век стал временем, когда многие философы, социологи и историки, обращаясь к опыту прошлого и исследуя тенденции настоящего, пытались создать свои периодизации истории. Понятно, что единообразия в подходах к проблеме периодизации истории нет: ведь выделение периодов в истории зависит от того критерия, которые Дубов А.П. Падение Запада и глобальные проблемы человечества (общедоступное введение) // Шпенглер О. Закат Европы. – Новосибирск, 1993. С.6. 72

245

положены в основу периодизации. За основу периодизации истории брались, к примеру, орудия труда (У. Ростоу, Д. Белл, О. Тоффлер), рост народонаселения (Т.Р. Мальтус), географическая среда (Ш.Л. Монтескье) и т.д. Оригинальный подход к периодизации исторического процесса предложил И.Г. Фихте. Он считал, что «цель земной жизни человеческого рода – свободное и сообразное с разумом устроение всех своих отношений. ... Свобода должна быть ... наукой в разумных законах, сообразно которым род должен устраивать через свободное искусство свои отношения»73. Итак, главный критерий выделения эпох у Фихте – свобода, степень отдаленности ее от инстинктов. Далее немецкий философ выделял пять эпох: «1) эпоха, в которую человеческие отношения устанавливаются без принуждения, благодаря одному разумному инстинкту; 2) эпоха, в которую этот инстинкт, ставший слабее и проявляющийся лишь в немногих избранных, превращается последними в принудительный для всех внешний авторитет; 3) эпоха, в которую отвергается этот авторитет и вместе с ним разум в единственной форме, в какой он проявлялся до этого времени; 4) эпоха всеобщего распространения в человеческом роде разума в форме науки; 5) эпоха, в которую к науке присоединяется искусство, чтобы твердой и верной рукой преобразовать жизнь сообразно с наукой... Затем наш род вступает в высшие сферы другого мира». Позиция Фихте, старшего современника Гегеля, – это немецкий классический идеализм, многие идеи которого были навеяны Просвещением и Великой Французской буржуазной революцией. Отметим, что использование термина «эпоха» в философии достаточно распространено до настоящего времени, но, пожалуй, это не заслуга Фихте, а вклад в современную философию представителей экзистенциализма. Уже упоминаемый нами К. Ясперс сделал вывод о том, что история – это переход от одной эпохи к другой. «Историческую субстанцию человеческого бытия» составляет традиция. По мнению Ясперса, человечество едино. Для объяснения человеческого единства Ясперс вводит широко известное сейчас понятие «осевой эпохи» (середина I тыс. до н.э.), когда человеческая история обретает свою собственную структуру. Каждая историческая эпоха отличается от другой своей специфической исторической ситуацией. Возможно возникновение сходных исторических ситуаций. Так, примерно в одно и то же время возникают одинаковые исторические ситуации в Китае, Индии, Персии, Палестине и Древней Греции, когда формируется тип современного человека. Вот это и есть «осевая эпоха» мировой цивилизации. Наиболее известными сейчас являются формационный и цивилизационный подходы к пониманию исторического процесса. Формационный подход к пониманию исторического процесса Авторство теории общественно-экономических формаций принадлежит К. Марксу. Термин «формация» был воспринят из геологии, где им обозначается напластование геологических отложений определенного периода. Фихте И.Г. Основные черты современной эпохи // Мир философии: Книга для чтения. Ч.2. – М.,1991. С.445. 73

246

Начало философского учения о формациях заложено в самом значительном произведении периода формирования марксизма «Немецкой идеологии», написанном в 1845 – 1846 гг. совместно с Ф. Энгельсом. Авторы «Немецкой идеологии» выделили структуру общества, включающую в себя производительные силы – производственные отношения – политическую надстройку – формы общественного сознания. В этой работе была также дана периодизация исторического процесса. Основные стадии исторического развития человеческого общества – это последовательно сменяющие друг друга господствующие формы собственности: 1) племенная, 2) античная, 3) феодальная, 4) буржуазная, 5) будущая коммунистическая форма всеобщей собственности. Уже здесь видны основы будущей формационной периодизации истории общества, а в развернутом виде учение о социально-экономических формациях было разработано к концу 50-х годов XIX в. и сформулировано в работе «Критика политической экономии». Отметим, что полный термин «общественная экономическая формация» вместе с определением этого понятия впервые встречается в предисловии к работе К. Маркса «К критике политической экономии» (1859). Марксизм, принявший за основу существования и развития общества способ добывания средств к жизни, поставил в связь с ним те отношения между людьми, что складываются в процессе производства. Маркс в системе производственных отношений увидел ту основу (базис), которая облекается надстройкой. Каждая такая система производственных отношений является особым социальным организмом, который имеет свои законы зарождения, функционирования и перехода в высшую форму, превращения в иной социальный организм. Анализ материальных отношений дал возможность подметить повторяемость и обобщить ступени развития разных стран в одно основное понятие общественно-экономической формации. Только такое обобщение и дало возможность перейти от описания (и оценки с точки зрения идеала) общественных явлений к строго научному их анализу. Понятие общественно-экономической формации отражает системный характер общественного устройства и выражает единство сложного исторического процесса, проявляющегося во всем его многообразии. Анализ конкретных типов общественно-экономических формаций, выявление того общего, повторяющегося, что присуще всем им, позволили раскрыть не только специфические, но и общие законы общественного развития. Различают неодинаковый уровень общности законов, действующих в истории. С этой точки зрения можно выделить две группы законов. 1. Законы, действующие на протяжении всей человеческой истории, во всех общественно-исторических формациях. Это так называемые общесоциологические законы, к которым принадлежат законы определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию, определяющей роли способа производства в развитии общества, определяющей 247

роли производительных сил по отношению к производственным отношениям, определяющей роли экономического базиса к надстройке и др. 2. Законы, действующие на протяжении большого периода истории. Это, например, закон деления общества на классы, характерный для определѐнных способов производства; закон классовой борьбы как движущей силы истории присущий общественно-экономическим формациям, основанным на антагонизме классов. Если первая группа законов раскрывает специфику общественной жизни по сравнению с биологическими сообществами, то законы второй группы выражают особенности развития конкретных общественно-экономических формаций. Эти законы позволяют выявить общие закономерности развития разных стран, которые находятся на одинаковой ступени развития материального производства, позволяя тем самым Использовать для характеристики их общественных отношений тот общенаучный критерий повторяемости, применимость которого в социологии отрицали субъективисты. С категорией «формация» тесно связано понятие исторической эпохи, под которой следует понимать определенную стадию развития в рамках данной формации. Понятия «общественно-экономическая формация» и «историческая эпоха» не совпадают не только по объему, но и по содержанию. Если категория «общественно-экономическая формация», характеризующая общество на конкретной ступени развития, определяется уровнем производительных сил, то понятие «историческая эпоха», отражая задачи, которые человечество решает в данный период, раскрывает динамику общественного развития и позволяет выявить его направление. «Эпоха» и «общественно-экономическая формация» принадлежат к таким категориям, без которых невозможно диалектикоматериалистическое понимание развития общества. Отсюда можно сделать следующий вывод: общественно-экономическая формация – это исторический тип общества, находящегося на определенной ступени своего развития, со свойственным ему способом производства, базисом и надстройкой, а также всей совокупностью таких общественных явлений и отношений как социальные общности людей, быт, семья, культура и т.д. Базис и надстройка в структуре общественно-экономической формации. Каждое общество характеризуется, как сказано выше, определенным типом общественных отношений. Чтобы разобраться в этом разнообразии, установить закономерную взаимосвязь общественных отношений, К. Маркс разделил все общественные отношения на материальные и идеологические (базис и надстройку). Понятия «базис» и «надстройка» являются соотносительными, они неразрывно связаны с категорией общественно-экономической формации. Базис определяет качественную особенность каждой формации и тем самым отделяет одну от другой. Надстройка же характеризует особенности социальной и духовной жизни каждой данной формации. Поэтому понятия «базис» и «надстройка» вне связи с понятием «формация» утрачивают всякий смысл. 248

Экономическую структуру или базис общественно-экономической формации составляет совокупность производственных отношений, т.е. отношений в сфере производства и распределения. К. Маркс подчеркивал, что производственные отношения в своей совокупности образуют то, что называют общественными отношениями, обществом, и притом образуют общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество со своеобразным характером. Объясняя построение и развитие данной общественной формации исключительно производственными отношениями, К. Маркс тем не менее всюду и постоянно прослеживал соответствующие этим производственным отношениям надстройки. В структуру общественно-экономической формации входят и надстроечные явления – идеи, отражающие базис, созданные в соответствии с этими идеями учреждения и идеологические отношения, которые возникают на основе определенного экономического базиса. Наконец, сюда входят и такие явления, которые не принадлежат ни к базису, ни к надстройке, – быт, семья, а также конкретно-исторические формы общности людей (род, племя, народность, нация), но именно базис и надстройка определяют специфику формации как целостного социального организма. Категории базиса и надстройки используются с целью обоснования прежде всего того положения, что главным фактором в жизни общества является общественная практика, а в ее структуре главной формой – материально-производственная деятельность людей и экономические отношения между ними. Каков экономический базис данного общества, таковы и господствующие в нем системы политических, правовых, философских взглядов, а также соответствующие отношения и учреждения этого общества. В то же время надстройка не пассивна по отношению к экономическому базису, она активно воздействует на него. Итак, новая страница в истории решения рассматриваемой проблемы связана с теорией общественно-экономических формация К. Маркса и Ф. Энгельса, сумевших выделить из всего кажущегося хаоса социальных отношений отношения материальные, а внутри них прежде всего экономические, производственные в качестве первичных. В связи с этим выяснились два чрезвычайно важных обстоятельства. Во-первых, оказалось, что в каждом конкретном обществе производственные отношения не только образуют само по себе более или менее целостную систему, но и в свою очередь являются базисом, фундаментом всех остальных общественных отношений и социального организма в целом. Во-вторых, обнаружилось, что производственные отношения в истории человечества существовали в нескольких основных типах – первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, причем каждый последующий развивался из предыдущего. Поэтому все конкретные общества, несмотря на очевидные различия между собой (например, афинское, римское, вавилонское, египетское) относятся к одной и той же ступени исторического развития (рабовладельческой), если они в качестве своей экономической основы имеют 249

один и тот же тип производственных отношений. В результате все наблюдавшееся в истории множество социальных систем было сведено к нескольким основным типам, получившим название общественноэкономической формации. Существуют попытки доказать, что К. Маркс, создавая теорию формаций, следовал методологии Сен-Симона и Конта, что он просто переименовал в азиатский, античный и феодальный способы производства то, что представлялось Гегелю и Сен-Симону стадиями цивилизации с точки зрения эталонно-правового подхода к процессу ее развития. Титанический же труд К. Маркса и Ф. Энгельса по «перелопачиванию» всемирно-исторического опыта, их критический подход к анализу предшествующей историографии и социологии совершенно сбрасывается со счетов. А между тем именно результатом такого труда явилось принципиально новое и для историографии, и для социальной философии понятие общественно-экономической формации. Формационный подход к познанию истории и общества не может сегодня претендовать на глобальную эвристическую функцию в историческом познании вообще, поскольку он оставляет вне поля зрения множество элементов и связей общества как системы, которые тем самым не находят в монистическом взгляде на историю своего адекватного объяснения. Но, с другой стороны, формационный подход к истории единственно способен обеспечить адекватное познание ее объективного аспекта, обоснования идеи закономерности поступательного развития человечества, рассмотрения диалектики производительных сил и производственных отношений как главного источника развития «мотора» прогресса, т.е. процессов, которые складываются из «суммирования» результатов индивидуальных действий общественных индивидов. Итак, теория К. Маркса помогла взглянуть на структуру общества как на систему, и на его этапы, которые, с одной стороны будут для любого народа обязательными, а с другой стороны - каждое общество на каждом данном этапе будет иметь сходную структуру. Цивилизационный подход В конце XIX – начале ХХ века возник новый культурологический подход к пониманию хода истории. Он был разработан в трудах Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, позднее А. Тойнби. Они выдвинули идею о цивилизационной структуре общественной жизни. По их представлениям, основу общественной жизни составляют более или менее изолированные друг от друга «культурноисторические типы» (Данилевский) или «цивилизации» (Шпенглер, Тойнби), проходящие в своем развитии ряд последовательных стадий: зарождение, расцвет, старение, упадок. Для всех этих концепций характерны такие особенности, как: отказ от европоцентристской, однолинейной схемы прогресса общества; вывод о существовании множества культур и цивилизаций, для которых характерны локальность и разнокачественность; утверждение об одинаковом значении всех культур в историческом процессе. Сейчас его часто используют, причем, не только в качестве существительного, но и как прилагательное, поэтому понятно, что значений 250

этого термина множество. Философский энциклопедический словарь74 дает три трактовки: 1) цивилизация – это синоним культуры, в марксистской философии употребляется также для обозначения материальной культуры; 2) уровень, ступень общественного развития, материальной и духовной культуры; 3) ступень общественного развития, следующая за варварством (Л. Морган, Ф. Энгельс). К указанным трем трактовка можно добавить и понятия, разработанные философами ХХ века: 1) цивилизация – определенная ступень в развитии культуры народов и регионов (А. Тойнби, П.А. Сорокин); 2) ценность всех культур, носящая общий характер для всех народов (К. Ясперс); 3) конечный момент в развитии культуры того или иного народа или региона – его «закат» (О. Шпенглер); 4) высокий уровень материальной деятельности человека, орудий труда, технологии, экономических и политических отношений и учреждений (Н. Бердяев, С. Булгаков). Однако в современной социальной философии под цивилизацией чаще понимают крупномасштабную социокультурную общность людей и народов. Теория цивилизаций имеет множество достоинств, помогая раскрыть механизмы исторического развития, выявить его пути и особенности. Ее сторонники особое внимание уделяют непрерывности, эволюционности общественного процесса. Отсюда, кстати, следует вывод о том, что революции – это вынужденный, нежелательный акт. Н.Я. Данилевский: Россия и Европа Теория культурно-исторических типов подчеркивает существование множества различных культур, своеобразие каждой из них и вместе с тем отрицает единство всемирно-исторического развития человечества и взаимодействие различных культур и цивилизаций. Отечественный мыслитель Н.Я. Данилевский (1822 – 1885) в работе «Россия и Европа» (1869) задолго до О. Шпенглера и А. Тойнби обосновал идею о существовании культурноисторических типов, которые подобно живым организмам, находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с окружающей средой; также как и биологические виды, они проходят стадии возмужания, зрелости, дряхления и неизбежной гибели. Н.Я. Данилевский выделяет следующие этапы: 1. подготовительный – смешение племен в единый народ, формирование его языка и других особенностей, составляющих его самобытность;

74

Философский энциклопедический словарь. – М.,1989. С.733.

251

складывание государства, обеспечивающего политическое и культурное единство, создающего условия для развития творческой силы; 3. период расцвета – реализация накопленного потенциала в произведениях искусства, науки, философии, в развитии гражданских и политических учреждений, техники и экономики; 4. застой жизни – «апатия» культуры. Тем не менее Н.Я. Данилевский не отвергает идею исторического прогресса. При этом исторический прогресс возможен только благодаря тому, что каждый культурно-исторический тип развивается в каком-то направлении до предела, после чего необходимо, чтобы развитие началось с новой исходной точки и шло по другому направлению, т.е. чтобы стали действовать иные особенности, которыми не обладают народы другого культурно-исторического типа. Данилевский отмечает: «Прогресс состоит не в том, чтобы все идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества исходить в разных направлениях». В том случае, когда во всем мире установилось бы господство какого-то одного культурно-исторического типа, то с завершением его жизненного цикла прогресс остановился бы и человечество постигли бы деградация и вырождение. Способы взаимодействия культур по Данилевскому:  «прополка» – насаждение чужой цивилизации и уничтожение существовавшей ранее культуры;  «прививка» – пересадка в культуру элементов чужой цивилизации;  «почвенное удобрение» – усвоение результатов более зрелой цивилизации (достижений науки, техники, искусства, промышленности и др.). О. Шпенглер: «Закат Европы» Культурные миры замкнуты и взаимонепроницаемы; каждая культура живет своей особой жизнью, она рождается, достигает зрелости, стареет и умирает. «Великие культуры»: 1) египетская, 2) античная, 3) индийская, 4) вавилонская, 5) китайская, 6) арабская, 7) западная и 8) мексиканская. Душа культуры – особая идея, которая стремится выразиться в культурной деятельности народа. Выражается в прасимволе культуры, характеризующем ее разнообразные проявления. Прасимвол античной культуры – ограниченное материальное тело; душа культуры – аполлоническая. Прасимвол арабской культуры – мир-пещера; душа культуры – магическая. Прасимвол западной культуры – бесконечность, «чистое» безграничное пространство. Душа европейской культуры, неудовлетворенная пребыванием в границах достигнутого, нацеленная на бесконечное движение к неизведанному, – фаустова душа. Истощив свои творческие силы, душа умирает, и с ней умирает культура и вступает в последний этап своего бытия – цивилизацию. 2.

252

Цивилизация – умирающая культура. Современное состояние западного мира предрекает его близкую и неизбежную гибель. А. Тойнби: «Постижение истории» Всемирная история – история различных цивилизаций, сосуществующих рядом друг с другом. Существующие ныне цивилизации: 1) западная, 2) православная, 3) индуистская, 4) китайская, 5) дальневосточная (в Корее и Японии), 6) иранская, 7) арабская. Основные элементы цивилизации: политика, культура и экономика. Вызов-и-Ответ – механизм эволюции цивилизаций. Вызов – стимул к развитию общества: резкое ухудшение условий жизни. Ответ – изменение общества, которое обеспечит его существование в новых условиях. История любой цивилизации – последовательность актов Вызова-иОтвета. Ответ на вызов – это творческий акт, к которому способно творческое меньшинство; для изменений необходимо, чтобы инертное большинство за последовало за активным меньшинством. Стадии развития цивилизаций: генезис, рост, надлом и разложение. Цивилизации и религии: 1. Возникшие из примитивных обществ первичные цивилизации – несовершенные, языческие формы религии. 2. Вторичные цивилизации: формирование высших религий – буддизма, иудаизма, христианства, ислама. 3. Третичные цивилизации – современные цивилизации, в которых зарождаются элементы новых высших религий; в перспективе они должны слиться в единую «религию будущего». Создавая религии, люди ищут ответ на главный вызов истории – вызов Бога: «быть человеком». Подлинная история есть диалог человечества с Богом, в ходе которого люди постигают волю Божию. П. Сорокин: Социальная и культурная динамика Типология культуры: в основе ее – различие представлений о природе реальности, о природе человеческих потребностей и способе их удовлетворения. Идеационная культура: реальность имеет сверхчувственную природу, т.е. в основе окружающего мира лежит сверхъестественное, божественное начало; подлинная реальность – сверхъестественное бытие; главные потребности – духовные; способ удовлетворения потребностей – не столько изменение внешней среды, сколько трансформация личности, минимизация физических нужд, аскетизм. Сенсетивная культура: реальность обладает чувственной природой, т.е. никакой сверхъестественной реальности не существует; то, что представлено в наших органах чувств, и принимается за подлинную реальность; потребности и 253

стремления главным образом материальные; способ их удовлетворения – приспособление и эксплуатация внешней среды. Идеалистическая культура: реальность частично является чувственной, материальной и частично – сверхчувственной, духовной; важны и духовные, и материальные потребности, но духовные ценности выше; способ удовлетворения потребностей – и трансформация внешней среды, и совершенствование духовного мира личности. В этих типах культур различны: мировоззрение; система истины; формы искусства и эстетические ценности; этические ценности и принципы; правовая система. Циклическая смена доминирующих культурных суперсистем: идеационная идеалистическая сенсетивная Общая картина культурно-исторического процесса в европейском регионе на протяжении трех тысячелетий: цивилизационный подход помогает увидеть в истории поливариативность, не отбрасывая некие варианты, как не отвечающие критериям какой-то одной культуры. С его помощью можно выделить ряд социально-культурных различий современных восточной и западной цивилизаций. Приведем лишь три примера: 1. по характеру связи личности и общества (восточная цивилизация ориентирована на общество, с полным подчинением ему человека; западная на личность, ее индивидуализм, приоритеты интересов отдельного человека перед интересами общества); 2. по социально-психологическим установкам человека (человек Запада чаще всего не удовлетворен настоящим, ему характерно стремление улучшать его; в восточной культуре новое и старое должны уравновешиваться, нужно следовать традициям дедов и прадедов, великих учителей прошлого); 3. по характеру развития социокультурной жизни (изменения западного образа жизни скорее и чаще скачкообразны, чем плавны; восточные культуры развиваются более эволюционным путем, они стабильны, устойчивы, опираются на духовные ценности прошлого). Последователи К. Маркса почти полностью отрицали роль личности в истории. «Незаменимых людей нет!» – так это отразилось на уровне массового сознания советского периода истории России. В теории цивилизаций анализ роли личностного фактора приобретает особое значение. При этом делается вывод, с которым трудно не согласиться: в истории бывают такие периоды когда роль одного человека в решении каких-то исторических проблем может быть более значимой, чем роль других факторов, даже взятых вместе. Но и цивилизационный подход к пониманию исторического процесса не лишен некоторых недостатков. В частности, в нем не учитывается связь между различными цивилизациями, не объясняется феномен повторяемости. Какие этапы в развитии общества и соответственно типы обществ выделяет современная социально-философская мысль? Прежде, чем ответить на этот вопрос, вспомним, как мы без труда выделили периоды: древний мир, средние века, новое и новейшее время, для каждого из которых характерен свой способ производства, тип культуры и т.д. С этой периодизацией, исходя из 254

современных данных, полученных историческими науками, не согласны прежде всего многие историки. И хотя это тема отдельного и увлекательного исследования, отметим позицию известного французского историка Жака Ле Гоффа, который в 1991 году в предисловии к русскому изданию книги, посвященной исследованию средневековой западной цивилизации писал: «...Сегодня я настаивал бы на расширении временных рамок, на «долгом» Средневековье, охватывающем эпоху, начинающуюся со II – III столетия поздней Античности и не завершающуюся Ренессансом (XV – XVI вв.), связь которого с Новым временем, на мой взгляд, преувеличена. Средневековье длилось, по существу, до XVIII в., постепенно изживая себя перед лицом Французской революции, промышленного переворота XIX в. и великих перемен века двадцатого. Мы живем среди последних материальных и интеллектуальных остатков Средневековья»75. При всей неожиданности выводов Ле Гоффа, он не одинок и имеет много сторонников, желающих уточнить принятую периодизацию истории общества. Современная философская мысль пошла в сторону укрупнения выделяемых этапов. Так, наиболее используемым в западных учебниках является подход, когда выделяют: 1) традиционное общество (докапиталистическое), 2) капиталистическое общество (включает раннюю, переходную форму индустриального общества, зародившуюся в XVII – XVIII вв. в Западной Европе, а также индустриальное общество, начиная с середины XIX в.), 3) постиндустриальное общество (с 60-х годов ХХ в.). Таким образом, человечество проходит как бы три «волны» цивилизации. В традиционном обществе преобладало сельское хозяйство, в индустриальном промышленность, в постиндустриальном – сфера услуг, в которой определяющую роль играет информация. Информация в современном обществе стала фактором, влияющим на все его развитие. Термин «индустриальное общество» появился в философской литературе благодаря основоположникам социологии – О. Конту и Г. Спенсеру. Понятие «постиндустриальное общество» ввел в научный оборот современный американский ученый Д. Белл. Отличие индустриального и постиндустриального обществ, как полагает Д. Белл, состоит в том, что «осевым институтом» индустриального общества является частная собственность, а постиндустриального общества - творческое знание. Вот уже более трети века ХХ широко известна и нашла многих сторонников концепция ученого из Кембриджского университета У. Ростоу, названная им «теорией стадий экономического роста». У. Ростоу выделяет пять «стадий» в развитии общества: 1) традиционное общество; 2) стадия создания предпосылок для подъема; 3) стадия сдвига; 4) стадия роста;

75

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. – М.,1992. С.5-6.

255

5) период высокого уровня массового потребления. У. Ростоу поясняет, что в конечном итоге, различие между традиционным и современным обществом, по его мнению, состоит в том, является ли уровень капиталовложений низким по отношению к приросту населения. Исходя из предыдущей периодизации истории общества, можно понять, что такое традиционное общество, но другие стадии, выделенные У. Ростоу, требуют уточнения. «Общество в процессе перехода» – это период, когда создаются условия для «сдвига», то есть накапливаются условия, необходимые для перехода к индустриальной цивилизации. Период (стадия) сдвига – это период промышленной революции, которая была связана с изменением методов производства. Стадия роста – «это стадия, когда экономика демонстрирует, что у нее есть технические и предпринимательские возможности производить, если не все, то почти все, что она предпочитает производить»76. «Теория стадий экономического роста» очень близка подразделению всемирной истории на традиционное, индустриальное и постиндустриальное общество. Одна из причин этого состоит в том, что в основу периодизации положено развитие орудий труда. Мы не раз имели возможность убедиться в том, что ныне социальная философия развивается стремительными темпами. Вот еще один яркий тому пример. Недавно известный российский философ А.М. Ковалев выступил со своим подходом к осмыслению всемирной истории, в котором он попытался объединить имеющиеся точки зрения, выдвинув «способ производства общественной жизни» как совокупность человеческого потенциала, социальных условий и природной среды. Эта единая концепция исторического процесса, утверждает Ковалев, включает цивилизационную концепцию Тойнби, формационную теорию Маркса, исследования Мальтуса и сторонников географического направления. Ковалев отмечает, что все концепции западных авторов кладут в основу общественных процессов нечто внешнее по отношению к человеку, как бы определяя возраст не по состоянию человека, а по той одежде, которую он носит, то есть общество рассматривалось всегда не как качественно определенный целостный природно-социальный организм, а как сумма индивидов, которые складываются в общности и строят общественные отношения в зависимости от внешних факторов77.

1. 2. 3. 4. 5.

Темы рефератов Историческая типология культур и локальных цивилизаций. Философские концепции исторического процесса. Сравнительный анализ формационного и цивилизационного подходов к историческому процессу. Перспективы развития современных цивилизаций. Место России в цивилизационном процессе.

Человек и общество. Основы современной цивилизации: Хрестоматия. – М.,1992. С.51-52. Ковалев А. Еще раз о формационном и цивилизационном подходе // Общественные науки и современность. 1996.С.97-104. 76 77

256

Тема 8. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ 1. Будущее человечества. 2. Глобализация и глобальные проблемы. 3. Взаимодействие цивилизаций и сценарий будущего. Глобальные проблемы – совокупность насущных проблем человечества, отрешения которых зависит социальный прогресс и сохранение цивилизации. Глобализация – процесс обострения всего комплекса глобальных проблем и нарастания планетарной взаимозависимости различных стран и регионов мира. 1. Будущее человечества Жить в эпоху «поздней современности» (late modernity) значит жить в мире случайности и риска – неизменных спутников системы, стремящейся к установлению господства над природой и рефлексивному творению истории. Весь мир будущих событий открыт для преобразования людьми – в тех пределах, которые, насколько это возможно, устанавливаются в результате оценки риска. В литературе существуют два крупных направления интерпретации риска как социального феномена. Согласно реалистическому подходу, риск интерпретируется в научных и технических терминах. Это направление восходит к когнитивным наукам, базирующимся на психологии, и практикуется инженерными дисциплинами, экономикой, статистикой, психологией и эпидемиологией. Исходным моментом такого подхода является понятие опасности (вреда), а также утверждение о возможности вычисления его наступления и калькуляции последствий. В этом случае риск определяется как «продукт вероятности возникновения опасности и серьезности (масштаба) ее последствий». Иными словами, риск трактуется как объективный и познаваемый факт (потенциальная опасность или уже причиненный вред), который может быть измерен независимо от социальных процессов и культурной среды. Характерной чертой постсовременного общества, по Луману, является не столько потребность создания условий стабильного существования, сколько интерес к крайним, даже невероятным альтернативам, которые разрушают условия для общественного консенсуса и подрывают основы коммуникации. Поведение, ориентированное на такие случайности, и принятие таких альтернатив являются противоречивыми. Принимаемые решения всегда связаны с рисковыми последствиями, по поводу которых принимаются дальнейшие решения, также порождающие риски. Возникает серия разветвленных решений, или «дерево решений», накапливающее риски. В процессах накопления эффектов принятия решений, в долговременных последствиях решений, не поддающихся вычислению, в сверхсложных и посему не просматриваемых причинных связях существуют условия, которые 257

могут содержать значительные потери или опасности и без привязки к конкретным решениям. Таким образом, потенциальная опасность таится в трансформации цепи безличных решений в некоторый безличный, безответственный и опасный продукт. Современное риск-ориентированное общество – это продукт не только осознания последствий научных и технологических достижений. Его семена содержатся в расширении исследовательских возможностей и самого знания. Современное общество рискогенно, хотим мы этого или нет; даже бездействие чревато риском. Анализируя собственно механику производства рисков, Гидденс подчеркивал, что современный мир структурируется главным образом рисками, созданными человеком. Эти риски имеют ряд отличительных признаков. Во-первых, современные риски обусловлены глобализацией в смысле их «дальнодействия» (ядерная война). Во-вторых, глобализация рисков, в свою очередь, является функцией возрастающего числа взаимозависимых событий (например, международного разделения труда). В-третьих, современный мир – это мир «институционализированных сред рисков», например, рынка инвестиций, от состояния которого зависит благополучие миллионов людей. Производство рисков динамично: осведомленность о риске есть риск, поскольку «разрывы» в познавательных процессах не могут быть, как прежде, конвертированы в «надежность» религиозного или магического знания. В-четвертых, современное общество перенасыщено знаниями о рисках, что уже само по себе является проблемой. В-пятых, Гидденс (так же, как Бек и Луман) указывал на ограниченность экспертного знания как инструмент элиминирования рисков в социетальных системах. Наконец, Гидденс ввел чрезвычайно важное для наших последующих рассуждений понятие «среда риска» в современном обществе, выделив три ее компоненты: угрозы и опасности, порождаемые рефлективностью модернити; угроза насилия над человеком, исходящая от индустриализации войн, и угроза возникновения чувства бесцельности, бессмысленности человеческого существования, порождаемая попытками человека соотнести свое личное бытие с рефлективной модернизацией. Наиболее завершенная концепция общества риска принадлежит У. Беку. Согласно Беку, риск – это не исключительный случай, не «последствие» и не «побочный продукт» общественной жизни. Риски постоянно производятся обществом, причем это производство легитимное, осуществляемое во всех сферах жизнедеятельности общества – экономической, политической, социальной. Риски – неизбежные продукты той машины, которая называется принятием решений. Риск, полагает Бек, может быть определен как систематическое взаимодействие общества с угрозами и опасностями, индуцируемыми и производимыми модернизацией как таковой. Риски в отличие от опасностей прошлых эпох – следствия угрожающей мощи модернизации и порождаемых ею неуверенности и страха. «Общество риска» – это фактически новая парадигма общественного развития. Ее суть состоит в том, что господствовавшая в индустриальном обществе «позитивная» логика 258

общественного производства, заключавшаяся в накоплении и распределении богатства, все более перекрывается (вытесняется) «негативной» логикой производства и распространения рисков. В конечном счете, расширяющееся производство рисков подрывает сам принцип рыночного хозяйства и частной собственности, поскольку систематически обесценивается и экспроприируется (превращается в отходы, загрязняется, омертвляется и т.д.) произведенное общественное богатство. Расширяющееся производство рисков угрожает также фундаментальным основам рационального поведения общества и индивида – науке и демократии. Не менее важно, что одни страны, общности или социальные группы, согласно данной теории, только извлекают прибыль из производства рисков и пользуются производимыми благами, другие же подвергаются воздействию рисков. Однако, замечает Бек, производство рисков весьма «демократично»: оно порождает эффект бумеранга, в конечном счете настигая и поражая тех, кто наживался на производстве рисков или же считал себя застрахованным от них. Отсюда другой вывод: производство рисков – мощный фактор изменения социальной структуры общества, перестройки его по критерию степени подверженности рискам. Это, в свою очередь, означает, что в обществе складывается новая расстановка политических сил, в основе которой лежит борьба за определение, что рискогенно (опасно) а что нет. Теория «общества риска» утверждает, что с расширением производства рисков, особенно мегарисков, роль науки в общественной жизни и политике существенно изменяется. Ведь большинство рисков, порождаемых успехами научно-технической модернизации, причем наиболее опасных (радиоактивное и химическое загрязнение, неконтролируемые последствия генной инженерии), не воспринимаются непосредственно органами чувств человека. Эти риски существуют лишь в форме знания о них. Отсюда специалисты, ответственные за определение степени рискогенности новых технологий и технических систем, а также средства массовой информации, распространяющие знания о них, «приобретают ключевые социальные и политические позиции». Некоторые исследователи, чтобы избежать негативного отношения в определении общества риска (катастрофы, опасности, беды), говорят, что риск – это просто вероятность наступления некоторого события, затрагивающего жизненные интересы человека и общества. Как утверждает, один из ведущих теоретиков-рискологов США Ю. Роза, что риск может быть определен, как «событие или ситуация, в которых нечто ценное для человека, включая его собственную жизнь, поставлено на карту, и последствия этого события (ситуации) являются неопределенными». Основной смысл понятия риска в самом общем виде заключен, таким образом, в терминах «ценность» и «вероятность» («неопределенность») последствий. Важнейшим свойством современной эпохи становится неопределенность. Общество риска можно назвать обществом неопределенности и двойственности (З. Бауман). Это означает, что риск – это всегда событие или явление с неопределенными последствиями. Двойственность любого решения, 259

сопряженность любого блага с возможно еще большим ущербом, выходит в «обществе риска» на первый план. Риски модернизации вносят неопределенность в каждую клетку общества, в каждую ситуацию и событие. Кроме того, неопределенность и двойственность «общества риска» обусловлены рефлективностью этого общества, т.е. разрушением традиционных оснований (индустриального общества) и перестройкой общества на новых основах. Это подразумевает постоянное определение и переопределение основных социальных институтов и категорий, смену осей социальной системы координат. Индивиды освобождаются от определенностей и привычного образа жизни, характерных для индустриальной эпохи. Система координат, в которой протекали жизнь и мышление в эпоху индустриальной модернизации – оси пола, семьи и профессии, вера в науку и прогресс – начинает расшатываться. Неопределенность порождается растущей проницаемостью современных обществ. Эпоха территориальных границ и иных размежеваний сменилась эпохой сетей и потоков (ресурсных, информационных и иных). Социальные, ресурсные и иные сети обладают выраженным ядром и чрезвычайно размытой периферией. Социальные события, особенно катастрофы, имеют фиксированную дату начала, но цепь их последствий теряется во времени. То же можно сказать и о затратах на борьбу с ними и с другими опасностями. Не только о сроках, но и о самой возможности восстановления разрушенных экосистем ученые никогда не говорят определенно. Как только исследователь задается целью определить риск для индивида или группы (и тем более социально приемлемый риск для всего общества), выясняется гигантская трудность задачи, поскольку любая система исчисления риска опосредуется личностными предпочтениями, культурой и политическим контекстом. Современный анализ риска имеет три особенности. Первая состоит в том, что разногласия насчет этой проблемы глубоки и широко распространены в западном мире. Вторая в том, что разные люди беспокоятся о разных рисках – войне, загрязнении, занятости или инфляции. Третья заключается в том, что знание и действие не синхронны: какие бы программы для снижения риска ни принимались, им не удается очевидно следовать принципу максимума возможного, чтобы предотвратить наибольший ущерб. Риск неустраним из социальной жизни. Пределы безопасности, как ни парадоксально, создаются самим обществом. Как мы уже отмечали, риск выгоден. Существование опасностей есть резон для создания могущественных защитных структур, постоянного расширения их сети, увеличения ассигнований на оборону, системы слежения и оповещения, купирование чрезвычайных ситуаций. Могущественные современные социальные системы далеко не рациональны в своем поведении: многое в них делается наудачу или зависит от воли случая. Принимаемые ими решения часто амбициозны, а предпочтения и, значит, избираемые стратегии, непоследовательны и непостоянны. Конкуренция и амбиции лидеров конфликтующих институций и организаций 260

сдвигают безопасность вниз по шкале национальных приоритетов. Демократические общества не склонны создавать высоко рискогенные организации как особые институции, т.е. как полностью изолированные от социального контекста (дилемма «открытость-закрытость»). Следовательно, эти организации могут быть указанным контекстом инфицированы. На атомных станциях всего мира персонал практически следует не только ведомственным инструкциям, но и нормам обыденной жизни, текущей за забором режимного предприятия. Однако, как давно показал И. Гоффман, полностью изолированные от общества организации не гарантия выполнения их членами всех требований безопасности: они тоже ориентированы на удовлетворение своих собственных интересов. В современном открытом обществе риск всегда распространяется быстрее, чем «лечение» от него. Особенно это касается мутантов, т.е. еще неизвестных рисков, как биологических, так и социальных. Пока наука найдет, а общество опробует противоядие, мутант будет продолжать свою разрушительную работу. Это в равной мере справедливо для эпидемий и террора. Что касается замкнутых систем, то там проблема времени стоит еще острее: риск может распространяться лавинообразно (замыкание в кофеварке пассажирского авиалайнера способно поставить под угрозу все системы его жизнеобеспечения). Наконец, пределы безопасности заложены в средовом постулате: среда как природная система (биосфера) или как социальная сеть, пронизывающая общество, не застрахована от природных мутаций и социогенных опасностей. Поскольку социальная жизнь обременена нарастающей чередой больших и малых рисков, опасность, рискозависимость становятся нормами повседневной жизни. Обществом овладевает апатия (астенический синдром) – привыкание к жизни в экстремальных условиях и чрезвычайно высокий уровень социально-приемлемого риска суть две стороны одной медали. Ответом на этот вызов является всемерное расширение силовых структур, призванных обеспечить безопасность общества и государства. Не развитие, а безопасность становится главным ориентиром деятельности социальных факторов и социальных институтов. Бремя рисков прошлого и новые глобальные вызовы настолько масштабны, неотложны и структурно новы (сетевая организация криминальных и террористических организаций), что общество, не имея средств для поддержания систем своего жизнеобеспечения в безопасном состоянии, постепенно теряет контроль над их функционированием. Управление рисками превращается в «тушение пожаров», в деятельность по ликвидации череды катастроф и чрезвычайных ситуаций. Обратной стороной этого процесса является сокращение материальных и интеллектуальных ресурсов, прежде всего на научные исследования и разработки, необходимые для адекватной рефлексии по поводу собственной динамики. 2. Глобализация и глобальные проблемы 261

Глобализация как явление, употребляется в научной литературе уже несколько десятилетий. Как правило, этим понятием обозначался процесс обострения всего комплекса глобальных проблем и нарастания планетарной взаимозависимости различных стран и регионов мира. Однако политическая актуализация этого понятия связана с периодом 90-х годов, когда США и его союзники стали претендовать на безусловное доминирование в мировых делах, подтверждая это не только в экономической сфере, но и путем осуществления «гуманитарных операций», военно-полицейских акций и т.п. Стратегия «силового глобализма» в экономической, политической, информационной сферах все чаще стала обозначаться термином «глобализация». В понятии «глобализация» обычно фиксируется усиливающаяся «взаимозависимость» мира. Глобальный характер природной зависимости человечества связан с внутренней имманентной активностью природы и существовал всегда. Возрастание социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости различных обществ (оно включает в себя нивелирование некоторых, необязательно преобладающих структурных компонент мира) образует существенную (но не единственную) характеристику процесса глобализации. Это свойство глобализации явление не новое. В различных формах и отношениях оно существовало и развивалось на разных этапах истории. Но длительное время изолированными от процесса взаимозависимости практически оставались значительные территории. Изменилась ситуация в результате географических открытий и колониальной экспансии. Основные параметры современной социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости приводят к становлению нового качества глобализации. Эти параметры характеризуют и определяют экономическую, информационную, планетарную взаимозависимость, взаимозависимость глобальной безопасности (имеется в виду весь спектр глобальных проблем – интерсоциальных, природно-социальных, антропосоциальных) и т.д. В результате меняется облик мира во многих его параметрах. В течение последних десятилетий выявился ряд источников глобализации. Технологический прогресс, приведший к резкому сокращению транспортных и коммуникационных издержек, значительному снижению затрат на обработку, хранение и использование информации. Информационное обслуживание непосредственно связано с успехами в электронике – созданием электронной почты, Интернета, мировой «паутинки». Либерализация торговли и другие формы экономической либерализации, вызвавшие ограничение политики протекционизма и сделавшие мировую торговлю более свободной. В результате были существенно снижены тарифы, устранены многие иные барьеры в торговле товарами и услугами. Значительное расширение сферы деятельности организаций, ставшее возможным как в результате технологического прогресса, так и более широких горизонтов управления на основе новых средств коммуникации. Например, ряд компаний, ориентировавшихся раньше только на местные рынки, расширили свои производственные и сбытовые возможности, выйдя на национальный, 262

многонациональный, международный и даже глобальный уровень. Подобные структурные изменения укрепляют позиции таких компаний, увеличивают их прибыль, повышают производительность, что позволяет им выбирать источники сырья, открывать производство и осваивать рынки в других странах, быстро приспосабливаясь к меняющимся условиям. Практически все крупные предприятия располагают сетью филиалов или стратегическими союзами, которые обеспечивают им необходимое влияние и гибкость на рынке. В рамках подобных многонациональных корпораций в настоящее время осуществляется почти треть мировой торговли. С появлением глобальных предприятий международные конфликты в значительной мере переместились со странового на фирменный уровень, и борьба завязывается не между странами за территориальные владения, а между фирмами за долю на мировом рынке. Более широкие перспективы открылись и перед неправительственными организациями, вышедшими, как и в случае с глобальными фирмами, на многонациональный или мировой уровень. Новую глобальную роль стали играть даже такие международные организации, как ООН, МВФ, Всемирный банк, ВТО. Таким образом, многонациональные предприятия и другие организации, как частные, так и государственные, превратились в основных действующих лиц глобальной экономики. Достижение глобального единомыслия в оценке рыночной экономики и системы свободной торговли. Начало этому было положено объявленной в 1978 г. реформой в Китае, за которой последовали политические и экономические преобразования в государствах Центральной и Восточной Европы и распад СССР. Этот процесс привел к идеологической конвергенции – на смену недавних противоречий между рыночной экономикой Запада и социалистической экономикой Востока пришло практически полное единство взглядов на рыночную систему хозяйства. Особенности культурного развития. Речь идет о тенденции формирования глобализованных «однородных» средств массовой информации, искусства, поп-культуры, повсеместного использования английского языка в качестве всеобщего средства общения. Например, по этой причине ряд стран, особенно Франция и другие страны Европы, понимают глобализацию как попытку США добиться культурной, экономической и политической гегемонии. По их мнению, глобализация – это новая форма империализма. Другие видят в глобализации новую форму колониализма, при которой роль новой метрополии играют США, а ее колоний – большинство остальных стран, поставляющих туда не только сырье, как это было раньше, но и оборудование, рабочую силу, капитал и другие необходимые для производственного процесса компоненты, будучи одновременно частью глобального рынка сбыта. Как бы ни относились к глобализации ее противники и сторонники, нужно признать, что она уже явно изменила мировую систему, порождая новые проблемы, но и открывая новые возможности. Очевидно, что отмеченные выше тенденции технологического, политического, институционального, идеологического и культурного развития активизируют глобализационный процесс, который в будущем, видимо, ускорится. Важным аспектом этого 263

процесса станет рост международной торговли услугами. Ее объем уже значительно возрос, а в будущем увеличится еще больше, особенно в области телекоммуникационных и финансовых услуг. Мир станет более открытым, интегрированным, взаимозависимым. Несомненно, глобализация содержит как позитивные, так и негативные аспекты. Еѐ позитивное влияние связано с эффектом конкуренции, к которой она неизбежно ведет, а негативное – с потенциальными конфликтами, которыми она чревата, хотя их можно избежать путем развития глобального сотрудничества на основе политических соглашений или создания новых международных институтов. Становится бесполезным анализировать процессы общественного и политического развития многообразных государственных образований так, как если бы они были в преобладающей степени внутренне развивающимися структурами, в то время как они являются все в большей мере структурами, созданными всемирными процессами и обретающими свою форму в качестве реакции на эти процессы. Процесс интеграции человечества в сложно структурную взаимосвязанную планетарную цивилизацию происходит в условиях взаимодействия нередко противоположных и взаимодополняющих тенденций, например, тенденции к глобальной интеграции и тенденции к дифференциации существующих культурных и политических реальностей. Нарастает число негативных взаимозависимостей различных регионов. Объективное содержание процесса глобализации носит гетерогенный характер. Его структурные составляющие представляют собой разнородные по происхождению и сферам явления, механизмы и процессы, образующие весьма противоречивую системную целостность. К ним относят в том числе:  непрерывно нарастающие долговременные отрицательные антропогенные воздействия на биосферу планеты, которые ведут к еѐ все более масштабной необратимой деградации и подрывают необходимые условия дальнейшего существования человеческого общества;  масштабное развитие средств коммуникаций и связи, глобальной информационной среды и различных инфраструктур, взаимодействий и отношений между странами и народами, к новому качеству взаимосвязанности и взаимозависимости социума, в котором сосуществуют и весьма сложно взаимодействуют весьма неоднородные, и даже противоположные тенденции, угрожающие безопасности цивилизации;  появляются и упрочивают свое влияние такие субъекты глобальной политики и экономики, как транснациональные корпорации, государства и объединения государств, межправительственные и неправительственные организации, которые действуют на планетарном уровне непрерывно в одной или нескольких сферах. Глобализация стала определяющей чертой последней четверти XX в. Таким образом, это понятие вряд ли можно считать достаточно четким. Само количество глобальных проблем в разных исследованиях колеблется от десяти до сорока. Но если иметь в виду главные проблемы, то их не более десятка: мира и разоружения, экологическая, демографическая, энергетическая, сырьевая, продовольственная, использования Мирового океана, мирного 264

освоения космоса. Но если в пределах экологической проблемы можно отдельно вычленить, например, обезлесения, опустынивания, загрязнения атмосферы и гидросферы, в пределах демографической проблемы – акспекты демографического взрыва и демографического кризиса, неконтролируемой урбанизации, переселения беженцев, да еще добавить к этому в качестве самостоятельных проблем, проблемы борьбы с наркоманией и наркобизнесом, с организованной преступностью и терроризмом, ликвидация неграмотности, кризиса культуры и нравственности и многие другие, то общее число таких проблем возрастет в 3-4 раза. Таким образом, к группе социально-экономических глобальных проблем относятся такие проблемы, как формирование глобальных (мировых) производительных сил; обеспечение надлежащих мировых условий для нормального общественного производства и воспроизводства; преодоление мировых и региональных финансово-экономических кризисов; решение вопросов, связанных с тенденциями к дезинтеграции, неравномерности и к интеграции, интернационализации производства, нивелировка в развитии крупных регионов; экономическое и правовое регулирование деятельности международных трансконтинентальных корпораций и банков, преодоление экономических различий между сложившимися факторами мировой экономики в глубине разделения труда и их включенности в мировой рынок товаров, капиталов, услуг, рабочей силы и информации и др. В группе социально-политических и военных проблем наиболее крупными являются: предотвращение новой мировой войны с применением оружия массового уничтожения (атомного, водородного, химического, бактериологического); создание соответствующей реалиям XXI в. всеобщей системы международной безопасности, включающей в качестве неотъемлемых составных частей безопасность политическую, военную, экологическую, экономическую, гуманитарную, в том числе информационную; осуществление международных целевых программ в области разоружения; предотвращение угрожающих всеобщему миру локальных войн и вооруженных конфликтов, их урегулирование мирными средствами, на основе Устава ООН, принципов и норм международного права; укрепление доверия, взаимопонимания, сотрудничества между народами и государствами; создание нового типа мирополитических отношений, субъектами которых должны быть независимые, суверенные, свободные страны; демократизация, гуманизация и демилитаризация международных отношений. На передний план, начиная с 70-х гг. XX в., выдвинулась группа социально-экологических проблем. В глобалистике она получила широкое признание, поисковую и нормативную разработку в связи с деятельностью известного Римского клуба, которым руководил итальянский экономист и общественный деятель А. Печчеи (1908-1984). Д. Медоуз, Э. Пестель, Дж. Боткин и др. ученые клуба в своих докладах и книгах, последовавших за концептуальной работой «Пределы роста» (1972), предупредили человечество о грозящей ему экологической катастрофе. 265

Особую важность приобрели такие социально-экологические проблемы, как: предотвращение дальнейшего загрязнения и отравления окружающей человека среды обитания: земли, воды и воздуха; спасение от разрушения озонового слоя атмосферы, предохраняющего все живое на Земле от губительных космических излучений; деградация живой (фауна флора) и неживой (неорганической) природы; прогрессирующее исчерпание естественного потенциала планеты (водных, земельных и др. ресурсов); утилизация огромных и непрерывно увеличивающихся производственных и бытовых отходов, в том числе радиоактивных. В 80-х годах XX в. Ю.Н. Гладков классифицировал и выделил, довольно интересным способом, основные положения глобалистики: А) Наиболее «универсальные» проблемы политического и социальноэкономического характера – предотвращение ядерной войны и сохранение мира, обеспечение устойчивого развития мирового сообщества и повышение уровня организованности и управляемости им; В) Проблемы преимущественно природно-экономического характера – экологическая, энергетическая, сырьевая, продовольственная, Мирового океана; С) Проблемы преимущественно социального характера: демографическая, межнациональных отношений, кризиса культуры, нравственности, дефицита демократии и охраны здоровья; Д) Проблемы смешанного характера, нерешенность которых, нередко приводит к массовой гибели людей – региональные конфликты, преступность, технологические аварии, стихийные бедствия и др.; Е) Проблемы чисто научного характера – освоение космоса, исследование внутреннего строения Земли, долгосрочное прогнозирование климата и др.; F) «Малые проблемы», опять-таки «синтетического характера», сопровождающие все развитие человеческой цивилизации – бюрократия, эгоцентризм и т.п. В соответствии с такой классификацией была составлена и схема взаимосвязей глобальных проблем человечества: Глобалистика (франц. global – всеобщий, от лат. globus – Земной шар; букв, наука о всеобщем) – наука, которая изучает наиболее общие закономерности развития человечества и модели управляемого, научно и духовно организованного мира в единстве и взаимодействии трех основных глобальных сфер человеческой деятельности – экологической, социальной и экономической – в реальных условиях Земли с ее конечными физическими размерами и ограниченными природными ресурсами, в наступившую эпоху антропогенно перегруженной Земли. Под «миром» («мировой системой») понимается человечество, его социально-экономические системы, технологии и окружающая среда. Если учение Маркса изучает, в основном, социальную и экономическую сферы человеческой деятельности в предположении неограниченных возможностей Земли, а учение Вернадского – преимущественно сферу глобальной экологии – сферу взаимодействия человечества с биосферой 266

примерно в том же предположении, то глобалистика изучает все три указанные основные сферы человеческой деятельности в их единстве и взаимодействии в нынешнюю эпоху антропогенно перегруженной Земли. Глобальная экология как наука входит составной частью в глобалистику как интегральную науку.

Глобалистике можно дать следующее определение. Глобалистика охватывает единый мир единым взглядом и описывает этот мир, его динамику развития, его внутренние взаимосвязи единой системой обобщенных параметров. Как глобалистика соотносится с философией? Глобалистика, в отличие от философии, изучает наиболее общие закономерности развития человечества в количественном виде, и, чем вообще не занимается философия, конструирует количественные модели управляемого жизнеспособного мироустройства в условиях антропогенно перегруженной Земли. Глобалистика гармонично сочетает фундаментальные и прикладные исследования и разработки. Важнейшую роль в возникновении феномена глобализации играют достижения науки и техники, прежде всего в области информатики и телекоммуникаций. Выделим основные направления их влияния на мирохозяйственное развитие. Благодаря научно-техническим достижениям существенно расширяется представление о ресурсной базе общества и возможностях эффективного использования тех ресурсов, которые доступны в данный исторический период. Так, если в начале XX в. основными ресурсами индустриализации считались сталь и уголь, то в середине века к ним добавились легкие металлы и сплавы, прежде всего алюминий. На первое же место вышла нефть как исходное сырье для производства большинства видов пластмасс и важнейший энергоноситель. К концу века, когда человечество вплотную подошло к лимитам исчерпаемости нефтегазовых запасов, наука

267

предложила, в частности, технологии, позволяющие производить бензин из угля, а пластмассы – из растительного сырья. Сегодня богатство общества определяется не объемом запасов разнообразных природных ресурсов, а умением максимально эффективно использовать имеющиеся. Это блестяще подтверждает опыт стран Западной Европы и Японии. Последняя первой осознала роль и значение знаний для трансформации ресурсной базы и развития и начиная с конца 60-х годов строила свою национальную экономическую политику исходя из этого. Научно-технические достижения позволяют существенно расширить использование уже ставших транснациональными товаров и услуг и создавать новые. Иногда принципиально меняется первоначальное предназначение продукта. Так, диапазон применения компьютеров, разработанных для осуществления сложнейших расчетов, сегодня практически безграничен, а телевизионная камера, помимо использования по своему прямому назначению, – ныне привычный элемент систем контроля, безопасности и т.п. Благодаря технологическому прогрессу наметились тенденции, значительного уменьшения расходов на производство традиционных товаров длительного пользования, создания принципиально новых продуктов, удовлетворяющих уже сложившиеся потребности. Скажем, применительно к производству товаров длительного пользования снижаются объемы механической обработки при изготовлении, сокращается количество узлов, уменьшается вес, упрощаются процедуры использования и технического обслуживания. Забота о сохранности окружающей среды выдвигает принципиально новые требования к производителям: необходимо не только разработать конструкцию нового товара и правила его безопасной эксплуатации, но и предложить схемы утилизации отслуживших свой срок изделий. Принципиально новые технологические процессы радикально меняют не только производство, но и формы организации и управления. Благодаря использованию цифровых технологий происходит уменьшение материало- и энергоемкости отдельной единицы производимой продукции, уменьшаются трудозатраты, упрощается процесс производства: конечный продукт комплектуется из отдельных блоков. Современный производственный процесс максимально диверсифицирован, а сборка – приближена к конечным рынкам. Наглядная иллюстрация – производство компьютеров: отдельные блоки различных по своим выходным параметрам типоразмеров производятся в основном в странах Юго-Восточной Азии, а финальная сборка – на рынках стран-потребителей. Производство лесоперерабатывающей и лесозаготовительной техники, главными разработчиками которой являются Финляндия и Канада, сегодня организовано следующим образом: основные узлы и комплектующие производятся в различных странах Европы, а сборочные заводы находятся в Канаде, Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, являющихся сегодня основными поставщиками древесины на мировой рынок. Современная информационная технология позволяет организовать такое сборочное производство, которое, во-первых, по своим мощностям будет соответствовать размерам локального рынка, во-вторых, позволит собирать 268

различные типоразмеры продукции, максимально удовлетворяя разнообразные запросы клиента. Это стало возможным в первую очередь благодаря внедрению информационных технологий в управление материальными потоками и складскими запасами (область, где традиционно доминировал ручной труд, а эффективность была весьма низкой). Компьютеризация и введение единой системы идентификации грузов позволили резко повысить скорость прохождения товаров по всему производственно-сбытовому циклу, увеличить их оборачиваемость, в конечном счете повысив качество предлагаемых обществу услуг. Это, прежде всего коснулось распределительной сети и торговли. Например, в Японии в магазинах американской франшизной сети «7 – одиннадцать» товары оборачиваются три раза в день, что позволяет значительно сократить площадь торговых залов, обслуживая при этом большее количество клиентов. В производстве скоропортящихся продуктов питания использование новых технологий позволило повысить требования к их качеству. Таким образом, связь между спросом и предложением становится более четкой, исключаются ошибки при планировании. В результате технического прогресса создаются глобальные системы, подчиняющиеся собственным законам и влияющие на поведение потребителей. Технические системы, в которые воплощаются масштабные разработки, имеют свой жизненный цикл и обладают существенной инерционностью. Прежде всего имеются в виду нововведения, затрагивающие инфраструктурные системы – транспорт, энергетику, связь и т.п. Автомобиль, который является одним из символов XX в., претерпел в последние годы существенные изменения. Однако подавляющее число новых моделей в принципе мало чем отличается от автомобиля 70 – 80-х годов. По железным дорогам мира катятся миллионы вагонов, построенных до 1970 г. До сих пор активно используются «Боинги707» – производство которых началось после войны. «Боинг-747» – воплощение прогресса мировой гражданской авиации конца XX в., впервые взлетел в 1969 г. и производится до сих пор. Инфраструктурные отрасли являются локомотивами экономического развития. Индивидуальные потребители связаны с ними товарами длительного пользования: через автомобили, катера, яхты и т.д. – с транспортными системами; через электробытовые приборы – с системами электрообеспечения; через телевизоры, аудио- и видеоаппаратуру – с системами теле- и радиовещания и т.п. Товары длительного пользования становятся более комфортными, способными выполнять большее количество функций и максимально удовлетворять желания потребителей, но по сути остаются прежними. Исключение составляет компьютер, который как товар длительного пользования не существовал до середины 70-х годов. В эту категорию он перешел с появлением персональных машин. Дальнейшее развитие этой техники связано с новым типом инфраструктуры – компьютерными сетями и прежде всего Интернетом. И хотя компьютеры быстро совершенствуются, сети как часть инфраструктуры приобретают свою собственную инерцию. Основные решения, обеспечившие жизнеспособность Интернета, были разработаны в 269

конце 60-х годов; сегодня услугами «всемирной паутины» пользуются сотни миллионов потребителей. С увеличением их числа возникают две проблемы: с одной стороны, все острее становится необходимость перемен, включая переход на новые информационные технологии; с другой – возрастает инерция накопленной массы потребителей, и уже не технические решения начинают определять направление модификации, а возможности изменений в потребительском поведении. В конце XX в. в США начались работы по созданию «Нового Интернета» с большими техническими возможностями, который планируется запустить параллельно с уже действующей сетью. По логике развития подобных систем «Новый Интернет» должен включать старый в качестве одной из подсистем. Научно-технический прогресс в широком смысле не сводится к линейному движению идей из сферы науки и техники в практику. Его неотъемлемая часть – динамика общественных потребностей. Основываясь на опыте предыдущего века, можно предположить, что основные открытия и разработки, которые окажут решающее влияние на жизнь человечества в первые десятилетия нового тысячелетия, в основном уже сделаны. Логика развития технических систем такова, что они создаются для решения одних общественных задач, а затем для них находятся другие, более обширные области применения, где воздействие технических систем на развитие оказывается существенно большим. Технологии и системы, разработанные на рубеже XX –XXI в., не составят исключения и обязательно будут трансформированы для решения новых задач. Сегодня вопрос не в том, кто разработал ту или иную технологию, а в том, как быстро была найдена новая ниша, где использование этой новой технологии революционизирует жизнь современного общества. Мировая практика свидетельствует: преимущество за теми странами, в которых существует ценностная установка на использование новых технологий, и отсутствуют барьеры их активному внедрению независимо от того, где они разработаны. Примером такого общества, ориентированного на нововведения, является Япония. Большинство европейских государств в этом смысле более консервативны. Что же касается России, то у нас все еще сохраняются многочисленные экономические, политические и организационные препятствия технологическому обновлению. Наиболее очевидным и зримым результатом этого процесса является единство капитализма в его наивысшей современной стадии и техносферы как наиболее законченного материального результата всей предшествующей эволюции капитализма и начавшихся процессов функциональной стратификации государств в зависимости от того, какое место они занимают в системе обеспечения потребностей техносферы. К началу ХХI века капитализм завершил формирование целостного мирового хозяйства, втянув в сферу своего действия всю планету и интересы его дальнейшей экспансии требуют необходимости политического оформления этих новых реалий. Колоссальных масштабов достигли концентрация и централизация капитала, повлекшие возникновение весьма сложных 270

организационных структур, нужных для обеспечения жизнедеятельности капитала в современных условиях, для контроля государства и общества за ним – и с его стороны за обществом и государством в десятках стран мира. Важнейшие особенности техносферы к началу XXI века состоят в следующем:  в развитых странах население не имеет реальной возможности вернуться в случае социальной катастрофы к доиндустриальному образу жизни из-за риска физического вымирания значительного числа людей;  центры техносферы, наиболее экономически развитые страны, способны сохранить свое могущество и обеспечить существование при условии освоения и использования планетарного пространственно-ресурсного потенциала, подчиняя целям, задачам, процессу этого освоения свои связи с экономиками других стран и регионов, во многом и сами эти системы хозяйства;  техносфера (некоторые говорят о техногенозе) радикально изменила природные условия существования человека и устранила возможность возврата к доиндустриалъной глобальной экологии; техносфера служит материальной основой ускорения процессов глобализации. В начале XXI века стремительно и непредсказуемо меняющийся мир вызывает противоречивые суждения исследователей. Одни видят в нем торжество либерально-демократической модели, веря в перспективу глобального мирового порядка, другие – знак надвигающейся угрозы этому порядку, предугадывают планетарные экологические, социоэкономические катастрофы и потенциальную вероятность «схватки цивилизаций». Увеличение численности населения и миграционные процессы, проблемы ограниченности ресурсов и охраны окружающей среды – эти, и другие глобальные проблемы и факторы предопределяют острые коллизии на международной арене. Участие более 160 стран в Конференции ООН по окружающей среде и развитию (UNCED) в начале 90-х годов и в последующих мероприятиях показывает более или менее общее понимание того, что местные и региональные трудности в области охраны окружающей среды имеют глобальное значение. Продолжается дальнейшая политизация этой проблемы. В последнее десятилетие в мире широко признано: решение глобальных экологических проблем может быть найдено только на основе принципиально нового подхода к проблемам развития. В развитых странах информационные технологии, включая компьютер и новейшие средства коммуникаций, программное обеспечение и другие услуги, были главными источниками экономического роста в течение 90-х годов. Создавая миллионы новых рабочих мест и поднимая производительность труда, они во многом обеспечили экономический рост. Это даже вызвало некоторую экономическую эйфорию, которая отразилась на показателях экономической активности. В этих условиях нередко забывалось, что этот рост идет таким образом, что подрываются природные основы такого развития, усиливаются неблагоприятные климатические изменения и происходит деградация природных ресурсов. Контраст между оптимистическими надеждами на 271

блестящее будущее информационной экономики и быстрым процессом разрушения экосистем оставляет весьма гнетущее впечатление, поскольку это происходит в условиях нарастания зависимости современной цивилизации от состояния естественных систем и ресурсов. Глобализация экономики пока идет в такой форме и такими темпами, при которых ускоряется подрыв локальных экосистем, исчезают все новые виды растений и животных, фиксируется тенденция климатических изменений, усиливается таяние ледников, эрозия почв, исчезновение лесов и т.д. Все более чувствуются проблемы, связанные с нехваткой питьевой воды, недостатком продовольствия, с распространением эпидемий, возникновение внутренних этнических конфликтов или внешнеполитической напряженностью. Кризисный регион, где хронические заболевания опережают прогресс – Африка, район Сахары. В этой области сотни миллионов людей находятся в крайне тяжелом состоянии, нарастает эпидемия СПИДа. В нескольких странах больше чем 20 процентов от совершеннолетних инфицированы. 23 миллиона африканцев начинают новое столетие со смертельного приговора, вынесенного вирусом. К сожалению, и многие другие тенденции ведут к сокращению продолжительности жизни и переводят тем самым стрелки социального и экономического прогресса назад. Между 1950 и 2000 гг. мировое население увеличилось с 2,5 миллиардов до 6,1 миллиарда. Так, если оправдаются надежды на некоторое снижение коэффициента рождаемости, то предполагается, что к 2050 г. мировое население вырастет до 8,9 миллиардов, увеличившись на 2,8 миллиардов человек в основном за счет населения развивающихся стран. Важная тенденция, которая воздействует на планетарное развитие – повышение температуры, следующее за увеличением атмосферных концентраций двуокиси углерода. С тех пор, когда промышленная революция более чем два столетия назад началась, его концентрация увеличилась к 1959 г. на 13%, а за последующие 39 лет возросла на 17%, при этом глобальная средняя температура также повысилась, особенно в течение последних трех десятилетий. При повышении средней температуры примерно на 10 С, уровень моря поднимается минимум на 17 сантиметров. Это изменит в конечном счете каждую экосистему на Земле. Среди экологических и ресурсных факторов, играющих важную роль в политике отдельных стран и регионов, растет значение тех природных ресурсов, которые в наибольшей степени могут способствовать развитию или зарождению в перспективе международных споров и конфликтов: нефть, природный газ, другие виды минерального сырья и полезных ископаемых, а также источники пресной воды, биологические ресурсы морей и океанов, урожайность сельскохозяйственной продукции. После многих лет безразличия по отношению к проблемам нашей планеты, международное сообщество проснулось на заре XXI века. Воля наиболее промышленно развитых стран следовать иной модели экономического развития, чем-то, которому мир следовал на протяжении последних пятидесяти лет, была отмечена тремя важными встречами. Цель – уменьшить риск, которому подвергает жителей планеты человеческая деятельность: потепление климата, загрязнение окружающей среды, истощение 272

природных ресурсов. Еще одна задача – не оставить беднейшие страны на обочине прогресса. В рамках ООН в сентябре 2000 г. прошел саммит в НьюЙорке, где были намечены важные цели в области уменьшения бедности. Затем, в марте 2002 г. на конференции в Монтерре (Мексика) развитые страны взяли на себя обязательства увеличить государственную помощь развитию. И наконец, в сентябре 2002 г. в Йоханнесбурге прошел Всемирный саммит по долгосрочному развитию, который через десять лет после встречи в Рио-деЖанейро поставил вопрос о необходимости движения в сторону экологически ответственного экономического развития. В Монтерре и в Йоханнесбурге международное сообщество признало, что одной щедростью и государственной помощью не решить всех проблем планеты. Требуется участие предприятий. Таков смысл инициатив «типа II», принятых в Йоханнесбурге. Повышение экономической эффективности использования природных ресурсов на принципах экологической безопасности – это, по нашему мнению, определяющий критерий устойчивого развития России в условиях рыночной экономики. В новой экологической доктрине Российской Федерации к числу важнейших принципов отнесены:  устойчивое развитие Российской Федерации, высокое качество жизни и здоровья ее населения, а также национальная безопасность могут быть обеспечены только при условии сохранения природных систем и поддержания соответствующего качества окружающей среды. Раскрывается этот принцип формулой: в поверженной окружающей среде человек не может быть здоровым;  приоритетность жизнеобеспечивающих функций биосферы по отношению к прямому использованию ее ресурсов;  признание невозможности развития человеческого общества при деградации природы;  открытость экологической информации. Усиливается значение фактора роста народонаселения в усложнении экологических проблем, потенциально ведущих к международным конфликтам. «Минеральная» причина войн и конфликтов хорошо прослеживается на истории неоднократной «передачи» угля Лотарингии – то Франции, то Германии. Япония вступила во вторую мировую войну в значительной степени в надежде на захват природных богатств континентальной Азии и Тихого океана. «Минеральные» войны продолжают и сегодня оставаться причиной международных конфликтов, особенно из-за таких стратегических минералов, как хром, марганец, титан и др. Видимо, развивающиеся и некоторые другие страны, особенно те, у которых имеются значительные запасы таких видов сырья, как уран, нефть или газ, могут стать ареной новых вооруженных конфликтов и в XXI в. Мировой океан дает примерно 9% всего объема протеина, потребляемого человечеством ежегодно – это около 67 млн. т рыбных продуктов. Основной лов биоресурсов моря примерно на 90% осуществляется в пределах континентального шельфа. Две основные 273

рыболовные державы мира – Япония и СССР – к началу 90-х годов вылавливали около 30% продукции Мирового океана. Многие страны в целях ограничения доступа к прибрежным ресурсам установили в одностороннем порядке национальную юрисдикцию в этих водах (от 11 до 370 км). Более половины прибрежных государств за последние 10 лет определили территориальный предел национальных рыбных вод (или исключительной экономической зоны) в пределах 370 км. США сделали это в 1976 г. (с незначительными поправками 1983 г.), закрепив за собой около 7,6 млн. км океанской территории; СССР – в 1984 г., закрепленная территория которого составляла 4,5 млн. км. Сегодня очевидно, что экологические проблемы превращаются во все более серьезную и трудноразрешимую задачу. Причем многие из вариантов решений таких экологических проблем на национальном уровне неминуемо затрагивают природно-экологический потенциал в других странах. Путь решения экологических проблем, который ведет к снижению военной опасности, – это реализация концепции сохранения всего разнообразия природных ресурсов всемирного (общего) наследия человечества, в соответствии с которой земляне должны рационально и рачительно использовать эти ресурсы в интересах всех жителей планеты. Однако в глобальной экополитике по-прежнему ключевым вопросом остается классическая дилемма совместных действий. Взаимодействие различных участников экопроцесса должно быть каким-то образом целенаправленно оптимизировано. Конечно, следует иметь в виду эволюционное значение конфликта, в том числе конфликта глобального и экологического. В основном оно выражается в его энергетическом аспекте: конфликт дает потенциально конструктивную энергию (в случае благоприятного его разрешения) для следующей стадии. В этом смысле конфликт несет энергию, которую можно направить не на разрушение, а на созидание. Однако человечество пока не осознало, что в случае неправильного использования накопленная энергия конфликта «взорвется» и это становится все более вероятно в виде глобальной, уничтожающей планету катастрофы. В современных условиях уже не существует относительного системного равновесия мира. С позиций мир-системного подхода Уоллерстейна суть дела состоит не в том, что прежняя модель развития работала плохо, а в том, что работала она, скорее, «слишком хорошо». Капиталистическое мировое хозяйство в течение более чем 400 лет показывало эффективность в разрешении своих краткосрочных и среднесрочных проблем. Более того, оно и сейчас демонстрирует способность сделать в настоящем и ближайшем будущем еще больше. Но сами эти решения проблем создали такие изменения в глубинной структуре, которые со временем устранят эту способность делать постоянные и необходимые приспособления. Система устраняет свои степени свободы. Именно поэтому среди примеров эффективности капиталистической цивилизации, как считают сторонники мир-системного подхода, повсюду видны признаки нездоровья и культурного пессимизма. Это отражает и 274

бесчисленное множество антисистемных движений, которые набирают силу и нередко выходят из-под контроля. Одни из самых важных измерений в этих глобальных изменениях – социально-антропологические. Общая их характеристика – это индивидуализация. Причем наряду с индивидуализацией, отделением индивида от социальных групп, происходит дезинтеграция макросоциальных групп, слоев и классов, формирование их не только благодаря заданности социальным, экономическим и культурным статусом, происхождением, но и все больше по принципу добровольности, ассоциативности. Подобные процессы имеют место, прежде всего в индустриально развитых странах, но в силу универсального возрастания неустойчивости, динамизма социально-групповых связей приобретают в той или иной мере глобальный характер. Для последствий глобализации характерно нарастание противоречивости всех процессов. Каждая реально действующая тенденция наталкивается на контртенденцию, и вся глобально-социальная целостность приобретает все больше вид хаоса, нагромождения самых разных тенденций, принципов, начал и т.д. Подобная противоречивость, взаимосвязанная с дифференциацией социальных субъектов, становится все большей внутри каждого общества, а социальное поведение людей все менее опосредованно макроэкономическими факторами и социетальными культурными эталонами. Это приводит, в том числе, и к изменениям антропосоциальных характеристик военных и политических конфликтов. Одной из особенностей, например, современного насилия является его демонстративность и все меньшее стремление соблюсти видимость легитимности, пристойности. Все чаще опасности подвергается уже не четко определенный круг лиц. Лидеры чеченских сепаратистов берут ответственность за взрыв домов мирных жителей в разных городах России, агрессия НАТО против Югославии под предлогом «гуманитарной акции» без санкции ООН показывает весьма «избирательный» характер «гуманизма» западных стран. Конечно, конфликты, напряженность, противоречия и ненависть на межгосударственном и внутригосударственном уровнях существовали давно, но здесь просматривается определенная тенденция. Статистика свидетельствует о том, что в первую мировую войну 80% убитых были военнослужащими, во вторую – 50%, а к началу 90-х годов почти из 30 млн. жертв послевоенных конфликтов 80% – гражданские лица, преимущественно дети и женщины. Во всех нестабильных регионах и странах столкновения военных и гражданских лиц становятся преобладающим способом не только захвата, но и осуществления власти. Сейчас вооруженные люди, как правило, побеждают безоружных и очень редко – других вооруженных. Феномен нового боевика и подъем агрессивности в мире иногда объясняют рядом причин. Во-первых, технической и материальной независимостью боевика благодаря распространению, миниатюризации все более разрушительных видов вооружений, свободному передвижению военной техники и экспертов на современном рынке людей и оружия. Во-вторых, социокультурной эмансипацией боевика, поскольку традиционно воин содержался определенным 275

сообществом, следовал его мифам и ритуалам, религиозным установкам и воспитанию, но разложение сообществ, их нравов и обычаев, иерархий и дисциплины приводит к тому, что воин ускользает из-под любого внутреннего и внешнего контроля. Для него винтовка обеспечивает власть, и он редко удерживается от соблазна ее захвата и использования. Отсюда вера в милитаризацию (арабский социализм) и милитаризация веры. В-третьих, тоталитарным индивидуализмом. Уже давно существует образ потерянного солдата, обойденного добытой в бою славой. Но сейчас в распоряжении не признающего законов и разуверившегося боевика имеются новые средства: он может не только подчинить и уничтожить большое число людей в любой части планеты, но и обеспечить себе материальное благополучие (например, участвуя в спецоперациях и наркобизнесе). Весьма противоречиво в этой связи реальное значение западной парадигмы прав человека. Становится очевидным, что она обусловлена определенной стадией общественного и антропологического развития. Их отторжение – следствие процессов «гниения» традиционного и переходного обществ и вызываемых ими конфликтов, возникающих на основе непреодолимых глобальных ограничений для прежней модели модернизации. В России такого рода конфликты представлены в наиболее полном виде. Думается, в период перестройки до начала 90-х годов у тогдашней политической элиты еще имелся некоторый шанс проводить нечто вроде реформ дэнсяопиновского типа, в результате которых Россия постепенно успешнее вписалась бы в мирохозяйственный контекст. Но в последнее десятилетие все радикально изменилось. Недоучет неразрывной связи трансформации российского общества и преобразования глобального сообщества оказались на практике весьма губительными. Непонимание, недооценка новой социально-политической топологии мира представляют собой важный источник грубейших просчетов и ошибок. Кроме того, происходит унификация определенных правил игры (несовпадающих с понятием справедливости, гуманности и т.п.), повсеместная информатизация, обеспечение «прозрачности» экономического пространства, глобализация финансовой сферы, установление мировой коммуникационной сети и т.п. Интернационализация же производственных и торговых трансакций в значительной мере связана с внутрирегиональными процессами, а также с феноменом ТНК. Очевидно, что выиграет тот, кто лучше подготовлен к этим изменениям. Все отчетливее проявляется еще одна особенность. Вместе с признанной системой выборных органов власти параллельно ей все активнее действует многоярусная сеть полулегитимной и «теневой» власти, подотчетной гораздо более узкому кругу лиц и организаций. Серьезно разнясь по своим возможностям и уровню влияния, они в совокупности формируют все более ощутимую систему контроля над обществом. Усиление процесса глобализации происходит в условиях, когда в мире весьма остро стоит проблема борьбы с бедностью, которая может «взорвать» не только Юг, но и повлиять на благополучие Севера. Экономическая мафия, терроризм, возрастание и объединение международных криминальных организаций принимают планетарный охват. 276

К концу XX в. международная организованная преступность приобрела новые черты: преступная деятельность стала носить более широкий и глобальный характер; усилились международные связи как между самим преступными организациями, так и между преступными организациями и другими группами; возможности и мощь международных криминальных организаций выросли настолько, что они могут угрожать стабильности государств, подрывать демократические и экономические институты. По оценкам Всемирного банка, в последние годы среднегодовые темпы прироста численности бедных в мире равнялись 2%. К началу века бедные составляли треть человечества, причем в городах они часто образуют большинство населения, что создает серьезную угрозу для политических режимов многих стран. В возрастном отношении бедность становится все более молодой, часто превращается в резервную армию мафии и терроризма. Весьма острые политические противоречия и напряженность в развивающихся странах порождаются растущей нехваткой некоторых редких ресурсов, особенно питьевой воды и нефти. В различных регионах мира растет число этнических, религиозных и националистических конфликтов. Резко обостряются глобальные проблемы, связанные с деградацией окружающей среды, что также может стать фактором разделения стран и народов. Геополитическая ситуация в этом контексте характеризуется рядом противоречий, обострение которых угрожает будущему планеты: между бедными и богатыми обществами; между мирами, в которых доминируют различные религиозные конфессии (например, мусульманский мир и Запад); между традиционными и нетрадиционными (конформистскими и неконформистскими) обществами; между эгалитарными обществами и обществами, в которых царит неравенство; между светскими и религиозными государствами, между ведущими развитыми странами и всеми остальными и т.д. Увеличение потенциала противоречивости и конфликтности приводит к растущей политической и социальной нестабильности в мире. Для поглощения бедности необходимо, чтобы ускорение экономического роста сопровождалось более равномерным распределением его результатов. Между тем все происходит таким образом, что результатами все более «открытого роста» пользуются богатые слои населения и преуспевающие предприятия, все дальше удаляющиеся от основной массы населения. Беднеющее население все более не имеет другого выбора, кроме развития «теневого сектора», которое сочетается с расширением организованной преступности и усилением господства мафии. Проявления индивидуального насилия или терроризма нередко выражают акты отчаяния весьма многочисленных групп населения. Менее развитые страны втягиваются в мирохозяйственные связи по весьма жестким правилам игры. Им отводится роль поставщиков сырья и производителей экотехнологичных товаров. Такая кооперация осложняет возможности их самостоятельного и эффективного развития, загоняет в состояние постоянно воспроизводящейся слаборазвитости, усиливает социальное расслоение. Все это испытывала в 90-е годы и Россия: падение производства, деиндустриализацию страны, бегство 277

капиталов за рубеж, резко усилившиеся социальные контрасты. Это весьма высокая цена выбранного варианта «открытия» России внешнему миру. На нынешний результат сказалось, конечно, наличие многих накопившихся проблем: кризис государственности, технологическое отставание, проблема конверсии ВПК, разрушение научного потенциала, тяжелая ситуация в сельском хозяйстве. Стадиально-исторически Россия переживает незавершенную индустриальную фазу. Необходимо не только завершить ее, но и перейти в фазу постиндустриальную. В рамках модели реформ 90-х годов данная задача не решаема. Виной тому не только внутренние трудности, но и внешние факторы, которые препятствуют этому. Задача России в новый период, не впадая в автаркию, обеспечить независимое развитие и национальную безопасность. В связи с вышеизложенным можно согласиться с Дж.К. Гэлбрейтом в том, что неолиберальный эксперимент в мировой экономике потерпел провал, что длительные периоды успешного развития характерны для стран с сильным правительством, смешанной экономикой и слаборазвитым рынком капитала, что необходимо сменить принцип «доверия инвестору» на политику, нацеленную на экономический рост. Пример России, по его справедливому замечанию, особенно печален и драматичен. В 1992 г. приверженцы «шоковой терапии» пренебрегли разумными основами, существовавшими в большей части российского политического порядка. «Приватизация и дерегулирование в России, – писал Дж.К. Гэлбрейт, – не способствовали формированию эффективно действующих конкурентных рынков, а вместо этого создали крупных частных монополистов, олигархов и мафиози, контролирующих конкурирующие между собой промышленные «империи» и средства массовой информации. Между тем, государство придерживалось жесткой политики сокращения расходов, в результате чего не выплачивались даже начисленная должным образом заработная плата и пенсии. Это то же самое, если бы ввиду бюджетного дефицита правительство США отказалось оплатить чеки, циркулирующие в системе социального обеспечения! Частный сектор буквально лишился денег. Перестала действовать система платежей; невозможно было собирать налоги, потому что нечего было собирать. Государство финансировало само себя через пирамидальную схему накопления краткосрочных долгов (рынок ГКО), которая 17 августа 1998 г. рухнула, как должна обвалиться всякая пирамида. Это стало концом радикализма в духе свободного рынка». Между тем, любая успешно функционирующая рыночная экономика имеет ядро в виде государственных, региональных и муниципальных предприятий и распределительных каналов для удовлетворения базовых потребностей и потребностей населения с низким уровнем дохода в продуктах питания. Подобные системы стабилизируют рыночные институты, которые лучше действуют, ориентируясь на людей с более высокими доходами. Составляя ответственную по своему характеру альтернативу, они помогают предотвращать криминальную монополизацию важнейших распределительных сетей. В предстоящий период Россия в лице ее политической элиты должна 278

будет выбрать путь, учитывающий как эти очевидные истины, так и другие последствия глобализации. России предстоит сложная борьба за выживание и преодоление глубочайшего системного кризиса в условиях нарастающих тенденций глобализации. Их недооценка в XX в. привела нашу страну к национальной и геополитической катастрофе, из которой выбраться будет очень сложно. Возможно ли сегодня, в эпоху биотехнологической революции, влиять на поведение человека? Данная проблема широко обсуждается в ходе политических, идеологических, методологических и правовых дискуссий, проходящих в контексте возрождения евгеники. Родоначальником этой науки о контроле над наследственностью человека принято считать Ф. Гальтона, двоюродного брата Ч. Дарвина. Концептуальные основы евгеники заложил, впрочем, еще Платон, утверждавший, что правитель должен позволять браки лишь между наиболее достойными, породистыми гражданами и всячески препятствовать созданию семей, в которых может появиться нежелательное потомство. Извращенное понимание евгеники как науки о неравенстве рас и «чистоте крови» лежало в основе человеконенавистнических теорий Гитлера. По образному выражению английского биолога-иммунолога, лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине П. Медавара, при упоминании о евгенике всегда будет чудиться «нестерпимый запах газовой камеры». Ф. Фукуяма, занимающийся в последнее время проблемами биотехнологий, предлагает вместо «нагруженного ассоциациями» термина «евгеника» употреблять слово «выведение». А Ю. Хабермас говорит о необходимости создания «либеральной евгеники», которая может получить развитие только в случае «отказа от несомненного предельного зла». И Хабермас, и Фукуяма исходят из того, что плодами биотехнологической революции будут пользоваться только общества либеральной демократии. Это общество представляет собой «странный мир» – ведь в нем сочетается, казалось бы, несочетаемое: демократия и авторитаризм, консерватизм и либерализм, социализм и капитализм, модернизация и традиционализм, прогресс и регресс. Встраивание в этот мир биотехнологий, «новой евгеники» и «геноломброзианства» (имеются в виду различные биосоциальные теории преступности, родоначальником которых явился итальянский психиатр и криминалист Ч. Ломброзо, полагавший, что некоторые люди уж от рождения предрасположены к совершению преступлений) позволяет, по существу, говорить об уничтожении основ цивилизации и собственно человечества. В этой связи примечательна идеология нетократии (NETok-ратии) – нового общества, где «Сеть (Интернет) заменит человека в качестве великого общественного проекта». Нетократическая идеология строится на предвосхищении установления новой формы правления – генократии, суть которой состоит в том, что власть и работодатели получают доступ к инструментам безупречного генетического тестирования работников. Принцип «человек на своем месте» возводится в ранг основополагающих. «Что может быть более естественно, чем сравнение и ранжирование, ведь в этом заключен 279

естественный отбор, а какой принцип селекции может быть более естественным, чем генетический?» – вопрошают шведские ученые Александр Бард и Ян Зодерквист, авторы «манифеста» нетократической философии78. В обществе, где новой правящей элитой являются нетократы, нет ни государства, ни законов, ни этики. Легко представить себе, что ж произойдет, если в таком обществе станет возможным «наделять его [потомство] качествами, которые мы раньше едва ли расценивали как человеческие». В эпоху биотехнологической революции евгеника привлекает и сторонников «биокоммунизма». Например, российский философ, профессор Виктор Гончаров полагает, что «расшифровка генома человека... позволяет создать самые разнообразные формы (внешний вид) будущего человека. В зависимости от конкретных условий и выполнения тех или иных функций он может быть и шаром, и ящиком, и рыбой, и птицей... Увеличить сроки жизни будущего человека до тысячи и более лет... Значительно сократить численность народонаселения Земли. Одновременно резко поднять его качественный состав...»79. Новые возможности, открывшиеся перед человечеством в результате бурного развития биотехнологий, породили массу правовых и этических вопросов. Скажем, проблемы, связанные с биологическим орудием, являются предметом международного права, военных наук и политологии, но они лишь легальные проявления биотехнологической революции, в то время как существует, и уж довольно давно, ее нелегальная (и практически всегда криминальная) составляющая. Это обусловлено тем, что все новые технологии и биотехнологии, по сути, имеют «двойное назначение» и могут быть применены для создания оружия, прежде всего биологического. Как известно, Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении была принята Генеральной Ассамблеей ООН еще в 1971 году. Тем не менее теневое использование биотехнологий самыми различными режимами и структурами продолжает набирать темпы. Попытки создать с помощью генной инженерии генетическое или даже этническое оружие предпринимаются уж с 60-х годов прошлого века, в первую очередь в СССР и США. В начале 2004 г. на семинаре, организованном ЦРУ США в рамках проекта «Новый американский век» (Project for New American Century, PNAC), американские ученые утверждали, что к 2014 году такое оружие будет создано. Согласно докладу PNAC, генетическое оружие способно навсегда изменить политический облик мира: «Передовые формы биологической войны, направленной на определенный генотип, могут превратить царство террора в политически полезный инструмент». Из секретного доклада Пентагона, составленного в 1998-м и попавшего в поле зрения западных журналистов лишь в 2002 году, следовало, что в целях Бард А., Зодерквист Я. НЕТократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма / Пер. с англ. – СПб., Стокгольмская школа экономики, 2004. 79 Гончаров В.П. Геном и клонирование человека (философский аспект). – М., 2002. 78

280

разработки нового смертоносного оружия биологический агент может быть генетически трансформирован. Уильям Коэн, бывший министр обороны США, сообщил, что он получал информацию из некоторых стран (ЮАР, Израиль), работающих над созданием «определенных типов патогенов, которые могли бы быть этнически специфичными». Так ЮАР лишь недавно прекращены эксперименты над бактериями, способными вызывать бесплодие у людей с черной кожи. Академик РАН А. Спирин пишет, что существует несколько классов смертоносных генов. Подобные гены запускают в клетках процесс синтеза веществ белковой природы – или разрушающих защитную и регуляторную системы, или просто крайне токсичных. Инфицированный организм сам синтезирует смертельный для себя яд. В настоящее время возможно создание однонаправленного биологического оружия (безопасного для агрессора), например, на основе «медленных» и «спящих» вирусов с большими латентными периодами. На смену программе «Геном» приходит «Протеом». Этот проект по изучению назначения и взаимодействия белков открывает путь к изобретению абсолютного оружия, которое позволит за любой срок – от нескольких часов до десятков лет – уничтожить любые человеческие популяции, заданные по ключевым генетическим параметрам, не опасаясь при этом возможного ответного удара. На сегодняшний день уж произведены микробы-мутанты, которые избирательно уничтожают неживую материю: нефть, пластик, металлы, композитные материалы и пр. В прошлом производство биологического орудия проходило под контролем военных и спецслужб соответствующих стран. Но есть ли гарантии того, что в настоящее время такие работы не направляются ни расистскими организациями, ни террористическими или мафиозными структурами, а то и просто учеными-маньяками? Тем более что, по оценкам экспертов, в современных условиях биологическое орудие может быть создано в лаборатории стоимостью (со всем оборудованием) всего лишь до 10 тыс. долларов США и на основе патогенов, которые разрешается применять в исследовательских целях, а также для получения диагностических систем, вакцин и других медицинских препаратов. Не исключено, что те ж структуры заинтересованы и в разработке нейрофармакологических средств для контроля за поведением человека. По существу, речь идет о видах психотропного орудия. Еще в конце 50-х годов прошлого века помощник государственного секретаря США Адольф Бѐрл, участвовавший в реализации программ ЦРУ по управлению поведением человека с помощью нейрофармацевтики, записал в своем дневнике: «Я опасаюсь одного. Если ученые сделают то, что запланировали, то люди превратятся в манипулируемых муравьев». С большой долей вероятности можно предположить, что, несмотря на любые возможные ограничения и запреты, и впредь будут проводиться работы по нелегальному клонированию человека и даже созданию человекоподобных монстров. Тем более что технологии для этого уж созданы. Например, по 281

сообщению The Washington Post, группа ученых из Второго Шанхайского медуниверситета (Китай) соединила в 2003-м клетки человеческой кожи с яйцеклетками кроликов и получила более ста гибридных эмбрионов. Биолог из Гарварда Д. Мелтон отметил, что такие «фантастические» эмбрионы могут кому-то напомнить персонаж древнегреческой мифологии: трехголовую химеру – чудовище в виде полульва-полукозы с хвостом дракона. Но это далеко не первый случай, когда ученые смешивают в лаборатории клетки человека и животных. Так, британская биотехнологическая компания Imutran с начала 1990-х годов разводит свиней для трансплантации их органов человеку, фирма Pharmino (Нидерланды) производит в коровах человеческий лактоферин, необходимый для активизации нашей иммунной системы, а корпорации Genzyme Transgenics и Advanced Cell Technology сотрудничают в целях «сотворения» коров – носителей человеческих протеинов, в частности альбуминовой сыворотки, используемой в очаговых центрах. Эксперименты уж дают значительные результаты. Сегодня свиная печень и почки применяются в аппаратах временного диализа, к которым могут быть подключены больные диабетом. Доктор Р. Ениш, немецкий генетик, работающий в Массачусетском технологическом институте (США), считает, что рост числа сообщений о клонированных младенцах вызывает негативное отношение к клонированию, как таковому. Ни одно из заявлений об успешном клонировании не было подтверждено анализами ДНК, да и сами авторы таких заявлений не соглашаются на тестирование, так что есть все основания предположить: на свет появились не клоны, а обычные дети. Информация о псевдоклонировании опасна еще и тем, что может способствовать криминальному обороту человеческих органов и тканей под видом продуктов клонирования. Ученые обоснованно указывают на фундаментальные различия в подходах к регулированию применения биотехнологий в европейских и азиатских странах, что связано с расхождениями норм этики по отношению к человеку, как таковому. Эти различия, по мнению Фукуямы, могут в будущем превратить проблему использования биотехнологий в предмет серьезных разногласий на международной арене. Важно и то, что уровень развития научной инфраструктуры в странах Азии способен обеспечить им конкурентоспособность в области биомедицины. Известно, что такие азиатские государства, как Китай, Япония, Южная Корея, Сингапур, приняли жесткие законы, запрещающие под угрозой уголовного наказания клонирование человека в репродуктивных целях и ограничивающие использование биотехнологий на некоторых других направлениях. Но формальный запрет, тем не менее, еще не решает всех проблем. Например, сегодня в Китае применяются такие недопустимые на Западе меры, как забор органов у подвергнувшихся смертной казни преступников. А в феврале 2004 г. СМИ сообщили, что южнокорейским ученым удалось вырастить в лаборатории клонированный эмбрион человека и получить от него стволовые клетки. В этих условиях «государства должны политически регулировать разработку и 282

применение таких технологий, организовав институты, которые будут различать технологический прогресс, способствующий процветанию человека, и прогресс, угрожающий человеческому достоинству и благополучию» (Фукуяма). Регулирование в сфере биотехнологий и биомедицины – важнейший фактор криминологического контроля над использованием достижений биотехнологической революции. Основные принципы такого контроля содержатся в Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении, а также во Всеобщей декларации ООН о геноме человека и о правах человека, разработанной Международным комитетом ЮНЕСКО по биоэтике и принятой Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1997 году. В декабре 2001 года Генеральная Ассамблея ООН поддержала инициативу Германии и Франции – стран, возглавивших «крестовый поход» против клонирования человека, и приняла решение о разработке Международной конвенции против клонирования человека в целях воспроизводства. С тем, что репродуктивное клонирование в целях воспроизводства ребенка должно быть запрещено, согласны все государства – члены ООН. Спорным, однако, остается вопрос о допустимости получения клонированных эмбрионов для медицинских и научных целей. 3. Взаимодействие цивилизаций и сценарий будущего Предыдущий анализ позволяет сделать вывод, что современное человечество представляет собой совокупность множества цивилизаций. Сколько их? Каждый исследователь предлагает свое количество, не забывая свое государство выделить в отдельную цивилизацию. Если подходить с такой точки зрения, то цивилизаций столько, сколько государств на современном этапе. Мозаика взаимоотношений между государствами, цивилизациями, народами, континентами, всевозможными объединениями и организациями, отдельными индивидами через деятельность, через поездки, через Интернет и т.д. бесконечно многообразна. Во второй половине XX века радикально изменились как сама система международных отношений, так и традиционные представления о базовых принципах ее организации. Итогом Второй мировой войны, самого масштабного вооруженного конфликта в истории человечества, стало противостояние коммунизма и капиталистического мира, основанное на принципе баланса сил. Сложившаяся биполярная система породила и своеобразный баланс слабости: стремясь заручиться как можно большей поддержкой, каждая из сторон закрывала глаза на недостатки и даже пороки своих союзников. Соперничая не только друг с другом, но и с традиционными колониальными державами, США и СССР содействовали деколонизации и способствовали распространению принципа суверенитета на мировую периферию. Принцип суверенитета, использовавшийся в качестве оружия в 283

противоборстве сверхдержав, не был отброшен и после победы одной из них. За время распада биполярной системы (1989 – 1998) мировое сообщество пополнилось еще несколькими десятками «суверенных» субъектов, степень жизнеспособности многих из которых еще предстоит определить. При этом выигравшие холодную войну США, как адепт свободы, демократии и прав человека, привнесли в мировую политику новые «политкорректные» постулаты, провозглашавшие демократию панацеей при решении всех социальных и экономических проблем и ставившие во главу угла «демократизацию мирового порядка». Однако на рубеже XX и XXI столетий становится очевидным: суверенитет отдельных государств несовместим с международной демократией, предполагающей подчинение в той или иной форме меньшинства большинству. Доктрина соблюдения прав человека отказывает попирающим их правительствам во внутренней и внешней легитимности. Отсутствие демократических порядков внутри отдельных стран, их неспособность к социальному и экономическому развитию заставляют усомниться в способности таких наций реализовывать свои суверенные права. Сложные исторические перипетии послевоенной эпохи обусловили высокую степень неструктурированности современной системы международных отношений. В наибольшей мере эта неструктурированность была порождена тремя обстоятельствами:  продолжительной подчиненностью всех политических процессов задачам холодной войны;  резким ростом влияния экономических факторов в глобальной политике;  сокращением возможности использования традиционной военной силы в конфликтных ситуациях. Все эти обстоятельства не были адекватно оценены и не получили отражение в сложившейся ныне системе международных институтов. Существенная сторона процессов, связанных с первым обстоятельством, нашла наиболее полное выражение в эволюции роли и значения Организации Объединенных Наций, созданной вскоре после окончания Второй мировой войны и насчитывавшей 50 государств-членов. Структура ООН изначально не предусматривала широкого демократического участия множества новых стран, обретших независимость в последующие десятилетия. За прошедшие годы она обросла массой организаций и агентств. В ее нынешнем виде Организация Объединенных Наций сохраняет свое значение как уникальный и универсальный инструмент диалога, однако на практике она не только лишена возможности вмешиваться в международные конфликты, но и зачастую препятствует формированию институтов, способных эффективно решать возникающие проблемы. ООН подошла к рубежу, на котором необходим «ремонт» ее структуры, причем отнюдь не косметический. Попытки реформировать организацию пока не очень успешны. Второе обстоятельство, обусловившее высокую степень неструктурированности современной системы международных отношений, 284

связано с нарастающей глобализацией мировой экономики, которая придает политическое измерение, казалось бы, сугубо хозяйственным проблемам. В новых условиях выявилась неспособность к эффективному функционированию политических институтов, сформированных еще в то время, когда никто не мог даже помыслить ни о диктате цен на сырье со стороны международных картелей, ни о возможности банкротства суверенных заемщиков, ни об образовании регионов свободной торговли, ни тем более о единых валютных зонах, охватывающих несколько национальных экономик. Преодоление экономических кризисов и финансовых катаклизмов напрямую связано с теми или иными формами краткосрочного (а возможно, и продолжительного) ограничения столь важного фактора в системе международных институтов, как национальный суверенитет. Однако правомерность подобного ограничения нынешней теорией международных отношений практически не признается. Наиболее очевидным примером того, как экономическая глобализация трансформируется в политическую интеграцию, выступает Европейский союз. В условиях нарастания глобальной нестабильности, весьма заметной после завершения холодной войны, дезориентирован и наиболее мощный международный военно-политический альянс – НАТО. Выполняя на протяжении сорока лет задачи стратегического сдерживания в Европе, НАТО продемонстрировала свою неспособность наказать агрессоров, нанесших 11 сентября 2001 года удар по США, а два с половиной года спустя – по Европе. В условиях все большей непредсказуемости глобальных процессов, усугубления уж стоящих перед человечеством и появления новых проблем ни одно из национальных государств не способно в одиночку гарантировать собственную безопасность. Если тот или иной регион окажется втянутым в серию разрушительных конфликтов, их негативное влияние неизбежно распространится и на остальные, в том числе и более благополучные, страны и регионы. Именно поэтому сегодня важно оценить возможные варианты развития мировой политической архитектуры и определить наиболее приемлемые (или, по меньшей мере, наименее катастрофичные) из них. Все ныне имеющиеся концепции относительно того, как в дальнейшем будет или должен эволюционировать мировой порядок, можно разделить на три большие группы. Первую группу составляют сценарии, в основе которых – осмысление мира в сравнительно привычных категориях центров силы, или «полюсов», хотя содержания этих концепций весьма (а порой и радикально) отличаются друг от друга. Так, после окончания холодной войны широкое распространение (особенно в США) получила идея о том, что на планете надолго установился однополярный мир, de facto управляемый Америкой. Сторонники данной идеи исходят из того, что Соединенные Штаты, находящиеся в расцвете своего могущества, во все большей степени реализуют стратегию односторонних действий, а немалая часть американских политиков и экспертов уж во всю воспевают мощь и величие новой Империи. Их оппоненты, правда, указывают на то, что перенапряжение сил единственной сверхдержавы неизбежно. Кроме того, с подобным развитием событий никогда не согласятся большинство 285

членов мирового сообщества, которые непременно начнут стремиться к совместному противостоянию глобальному гегемону. Более существенным, однако, нам представляется не то, к каким последствиям может привести воплощение в жизнь такого сценария, а то, что сам он основан на сомнительных предпосылках и самообмане. Да, сегодня Америка – мощнейшая экономическая держава. Но ее относительная мощь серьезно уступает уровню конца 1940-х – начала 1950-х или начала 1920-х годов. Беспрецедентный на первый взгляд военный потенциал США на поверку оказывается крайне ограниченным, о чем свидетельствуют попытки стабилизировать ситуацию в ряде регионов планеты. Политического влияния Вашингтона также недостаточно для того, чтобы эффективно купировать самые опасные процессы в современном мире. Чего, например, стоит неспособность США не только предотвратить обретение ядерного оружия Индией и Пакистаном, но и воспрепятствовать развернутой Исламабадом активной торговле компонентами ОМУ и технологиями его производства! При всем своем могуществе Америка бессильна и в том, что касается разрешения одного из ключевых конфликтов современности – арабо-израильского. Противники американской гегемонии стремятся к созданию альтернативной модели и выступают за многополярный мир. Но такая точка зрения нереалистична и старомодна, так как современный мир невозможно свести к совокупности уравновешивающих друг друга центров силы. Как и концепция восстановления противовеса США, эта идея не направлена на решение новых глобальных проблем, и даже семантика самого термина «многополярность» подразумевает нацеленность не на сотрудничество, а на соперничество в международных делах. Наиболее последовательными приверженцами этой концепции являются ныне Китай и Франция. Россия подвержена их влиянию и колеблется в определении собственного курса, что иногда сказывается в ее раздражении высокомерием Вашингтона. Однако в последнее время российские руководители предпочитают использовать термин «многовекторность». Такой подход отражает приверженность прагматической политике перманентного лавирования. Оно неизбежно в быстро меняющемся мире, где постоянные союзы и ориентации невозможны да и нежелательны. Это особенно существенно для такой страны, как Россия, позиции которой временно ослаблены и которая к тому ж оказалась на линиях разлома между богатыми и бедными странами. Сколь различными ни казались бы идеи однополярного и многополярного мира, обе они базируются на общей предпосылке: каждая страна или группа стран проводит ту или иную политику, исходя из своего отношения к другим странам. Подобная идеология кажется нам отжившей и малоперспективной. Сторонники концепций, которые условно можно объединить во вторую группу, призывают отказаться от стремления к балансу сил в пользу создания некой парадигмы управляемости мира. Наиболее последовательные из них отстаивают идею мирового правительства. Однако эта идея теряет свою популярность по мере того, как увеличивается число падающих государств, снижается роль ООН, усугубляется неспособность сторонников «вашингтонского консенсуса» построить систему эффективного 286

наднационального управления хотя бы в сфере международных экономических процессов, а также повсеместно нарастают националистические и сепаратистские тенденции. Единственным, но крайне важным исключением на этом фоне выступает Европейский союз. При всех очевидных проблемах (неповоротливость европейской бюрократии, несопоставимость внешнего влияния ЕС и его экономического и социального потенциала и пр.) объединенная Европа – успешный «пилотный проект» мирового правительства. Хочется верить, что этот проект выживет, не утонув в историческом водовороте. Третья – парадигма глобального управления. Суть ее состоит в следующем: передовые и наиболее мощные нации должны навязать неблагополучным государствам элементарный порядок. Такое управление может иметь два уровня – спорадический и коллективный. Спорадическое управление. Неспособность какого-либо из государств или квазигосударств обеспечить на своей территории соблюдение минимальных прав граждан дает основание навязать ему «внешнее управление». Оно осуществляется посредством «гуманитарной интервенции» с последующим отторжением части территории или полной оккупацией миротворческими силами (в качестве примера могут служить опыт НАТО в бывшей Югославии, действия России в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии, а также силовое вмешательство ряда европейских стран в дела их бывших колоний в Африке). События последних десятилетий свидетельствуют о том, что странам «центра» придется все чаще использовать этот крайне неоднозначно воспринимаемый инструмент управления. Препятствием на пути его применения является отсутствие механизма его легитимации, что порой превращает такое управление в очередной источник хаоса, соперничества и взаимных подозрений. Вот почему подобная политика, на наш взгляд, должна проводиться от имени международного сообщества – возможно, через воссоздание института подопечных Организации Объединенных Наций территорий, управляемых по мандату великими державами или их группами. (Правда, доклад Группы высокого уровня ООН предлагает окончательно похоронить идею ооновского Комитета по опеке; при этом не совсем ясно, чем руководствуются авторы доклада.) Неизвестно также, хватит ли у ведущих и наиболее продвинутых демократических государств воли для воплощения в жизнь такой политики. Весьма вероятно, что нет, особенно в уставшей от войн и колониальных коллизий Европе. Коллективный вариант предполагает создание нового «концерта наций», преследующего вышеописанные цели, но действующего более масштабно – путем открытого доминирования в мировом сообществе группы ведущих, наиболее мощных государств. Совместно они способны диктовать мировому сообществу свою волю и противодействовать нарастанию хаоса как напрямую, так и через международные организации. Эта концепция представляется нам наиболее адекватной и последовательной, хотя и труднореализуемой. Ее главное преимущество заключается в том, что она подразумевает сотрудничество ведущих государств, которые контролируют большую часть мирового валового продукта, 287

производят основные новые технологии и располагают рычагами, несоизмеримыми с потенциалом любой из возможных коалиций. Выработка этими странами стратегии коллективных действий стала бы впечатляющим прорывом в сфере международных отношений. Однако институциональная основа подобной парадигмы (контуры которой неявно просматриваются в идее «большой восьмерки» и которая угадывается в отдельных действиях Совета Безопасности ООН) выглядит пока крайне неопределенной. Наконец, существует третья группа концепций, которые мы охарактеризовали бы как маргинальные по причине обреченного пессимизма одной их части и ни на чем не основанного оптимизма другой. Пессимисты констатируют: мир сползает к пропасти глобального хаоса, противостоять которому невозможно. Хаотизация пугает многих, опасения особенно возросли после того, как лидер современного мира – Соединенные Штаты – серьезно подорвал свою мощь вторжением в Ирак. В результате неразумного применения военной силы Вашингтон вместо продвижения к однополярному миру поставил под вопрос свое влияние, сделав огромный шаг в сторону мира «бесполярного» – хаотичного и неуправляемого. Примером противоположной, преувеличенно оптимистической, точки зрения на развитие ситуации в будущем является сценарий, который весьма популярен среди американских экспертов. По их мнению, залогом мира и стабильности станет демократизация все новых и новых стран, поскольку демократии, мол, не проводят агрессивной, воинственной политики. Однако данный постулат применим лишь, к либеральным демократиям и не имеет никакого отношения к демократиям нелиберальным, а только они и могут возникнуть в результате искусственной (насильственной) демократизации. Принцип народовластия не приживается в бедных традиционалистских обществах. Ускоренное навязывание формально демократического способа правления, скажем, в Китае, Саудовской Аравии, да и в том же Ираке может серьезно подорвать международную стабильность. И уж совсем безответственной глупостью выглядит идея дальнейшей «демократизации» международных отношений, способной лишь усилить влияние несостоявшихся государств. Из вышеперечисленных концепций будущего миропорядка самой перспективной нам представляется та, что основана на идее коллективного управления, осуществляемого группой ведущих демократических государств. Подобная концепция должна быть направлена на достижение ряда важных целей. Это – повышение степени управляемости международной системы, предотвращение распространения ОМУ и снижение риска его применения, борьба с терроризмом, создание условий для экономической и социальной модернизации, а на ее основе и демократизации развивающихся стран, а также расширение пространства стабильности и развития, ограниченного ныне странами «центра». Формирование на этой основе более стабильной и управляемой международной системы откроет перспективы и перед отстающими государствами, создаст хотя бы теоретические предпосылки для их поступательного движения. Если ж продолжится нынешнее сползание к хаосу, таких шансов у них просто не будет. Реформирование системы 288

глобальных институтов должно, на наш взгляд, начаться с создания новых международных структур, координирующих взаимодействие между странами «центра». Следующий этап – это их сосуществование и конкуренция с уж имеющимися институтами, в процессе которой круг участников новых структур постепенно расширяется. Наконец, формируются институты, оптимально отвечающие стоящим в повестке дня задачам. Формирование стабильного союза развитых стран способно сыграть определяющую роль и в разрешении целого ряда застарелых конфликтов, в первую очередь арабо-израильского противостояния. Насколько все эти прогнозы окажутся реальными, зависит от способности развитых стран координировать свою политику, подчинять свои текущие конъюнктурные цели задачам построения предсказуемого и безопасного мира. В истории человечества происходит смена поколений. Каждое поколение, опираясь на опыт предыдущих поколений, вносит изменения в систему отношений. Каков будет мир через 50-60 лет будет зависеть от современного молодого поколения. А каков мир будет через 100-200 лет, будет зависеть от ваших детей и внуков. Таков ход истории.

289

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА Основная литература 1. Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации: Учеб. пособие. – М., 1996. 2. Алексеев П.В. Социальная философия. – М/, 2003. 3. Барулин B.C. Социальная философия: Учебник. – М., 1999. 4. Бляхер Л.Е. Виртуальные состояния социума, или шансы и риски открытого общества в России. – М., 1997. 5. Голубинцев В.О., Данцев А.А., Любченко B.C. Философия для технических вузов. – Ростов-на-Дону, 2001. 6. Дьюи Дж. Общество и его проблемы. – М., 2002. 7. Ивлиев В.А. Практикум по философии. – Таганрог, 2003. 8. Ильин В.В. Философия: Учеб. для студ. вузов. – М., 1999. 9. Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. Учебное пособие для гуманитарных вузов. – М., 1994. 10.Кохановский В.П. Философия: конспект лекций. – Ростов-на-Дону, 2002. 11.Кучевский В.Б. Социальная философия: общество и сферы его жизнедеятельности. – М., 2003. 12.Момджян К.Х. Социум. Общество. История. – М., 1994. 13.Основы современной философии: Учебник для вузов. 4-е изд., доп. – СПб., 2002. 14.Очерки социальной философии. Учебное пособие для вузов/В.Д. Зотов, В.Н. Шевченко, К.Х. Делокаров и др. – М., 1994. 15.Очерки социальной философии: Учеб. пособие для вузов/Зотов В.Д. и др. – М., 1994. 16.Поликарпов B.C. Введению в философию. Ростов-на-Дону – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2003. 17.Поликарпов B.C. Философия безопасности (эссе). – Таганрог; Ростов-наДону, 2001. 18.Поликарпов B.C. Философия информационной эпохи. – Ростов-на-Дону – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2005. 19.Поликарпов B.C. Философия управления. – Ростов-на-Дону, Таганрог, 2001. 20.Социальная философия. Учеб. пособ. Для студ. вузов /Под ред. Лавриненко В.В. – М., 2000. 21.Социальная философия: Хрестоматия в 2-х ч. Ч. 1,2./Сост. Арефьева Г.С. и др. – М.,1994. 22.Спиркин А.Г. Философия: Учеб. пособие для студ. вузов. – М., 2002. 23.Философия в современной культуре: новые перспективы (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 2004. №4. 24.Философский словарь / Под ред. Фролова И.Т. – М., 1991. 25.Человек. Культура. Общество /Резванов С.В., Драч Г.В. и др. – Ростов-наДону, 1993. 290

Дополнительная литература 1. Бельков В.В. Куда идет эволюция человечества? // Человек. 2003. №2. 2. Бестужев-Лада И.В.. Диалог между религиями: Возможен ли? Нужен ли? // Вопросы философии. 2002. №4. 3. Волков Ю.Г., Поликарпов B.C. Человек. Энциклопедический словарь. – М., 1999, 2000. 4. Глобальное сообщество: картография постсовременного миpa=Global society: Cartography of the Post-Modern World/Рук. Проекта, сост. и отв. ред. А.И. Неклесса. – М.,2002. 5. Дедюлина М.А. Эстетика. Учебно-методический комплекс. – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2004. 6. Дедюлина М.А. Этика. Учебно-методическое пособие. – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2005. 7. Информационное общество. – СПб. - М., 2004. 8. Как мы думали в 2004: Россия на перепутье. – М., 2005. 9. Кармин А.С. Культура социальных отношений. – СПб., 2000. 10.Киселев Г.С. Шанс на свободу (о перспективах открытого общества) // Вопросы философии. 2004. №9. 11.Ленк X. Размышления о современной технике / Пер. с нем под ред. B.C. Степина. – М., 1996. 12.Мамут Л.С. Гражданское общество и государство: проблема соотношения // Общественные науки и современность. 2004. №5. 13.Минюшев Ф.И. Социальная антропология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. – М., 2004. 14.Модернизация и глобализация: образы России в XXI веке – М., 2002. 15.Моисеев Н. Информационное общество как этап новейшей истории // Свободная мысль. 1996. №1. 16.Назаретян А.П. Антропогенные кризисы: гипотеза техно-гуманитарного баланса // Вестник РАН, 2004, том 74, №4. 17.Нерсесянц B.C. Философия права. – М., 2001. 18.Носов Н.А. Виртуальная реальность // Вопросы философии. 1999. №10. 19.Оленьев В.В., Федотов А.П. Глобалистика на пороге XXI века // Вопросы философии. 2003. №4. 20.Ороев Н.А., Папченко Е.В. Методическое пособие для подготовки к семинарским занятиям по курсу «Культурология». – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2004. 21.Основы этических знаний / отв. ред. М.И. Росенко – СПб., 2002. 22.Поликарпов B.C. Горизонты третьего передела мира. – СПб., 1997. 23.Поликарпов B.C. История науки и техники. – М., 1998. 24.Поликарпов B.C. Контуры будущего цивилизаций. – СПб. - Ростов-наДону - Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2000. 25.Поликарпов B.C. Лекции по культурологии. – М., 1997. 26.Поликарпов B.C., Волков Ю.Г., Поликарпова В.А. Современная культура и генная инженерия. – Ростов-на-Дону, 1991 27.Поликарпов B.C., Поликарпова В.А. Феномен человека на пороге XXI в. – 291

Ростов-на-Дону, 1996. 28.Поликарпов B.C., Поликарпова В.А. Этика и технология в начале ХХI века (философские эссе). – Ростов-на-Дону – Таганрог, 2003. 29.Поляков А.Н. К проблеме общественных формаций // Вопросы философии. 2003. №6. 30.Поппер К.Р. Предположения и опровержения: Рост научного знания. – М., 2004. 31.Рогожина Н. В поисках ответов на экологический вызов // Мировая экономика и международные отношения. 1999. №9. 32.Розин В.М. Философия техники. – М., 2001. 33.Роузфилд С. Сравнительная экономика стран мира: Культура, богатство и власть в XXI веке. – М., 2004. 34.Степанов О.А. Право, государство и безопасность личности в условиях развития информационно-электронной среды // Государство и право, 2004. №11. 35.Титаренко И.Н. Эстетика. Учебное пособие. – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2006. 36.Традиция и русская цивилизация/Д. Володихин, С. Алексеев, К. Бенедиктов, Н. Иртенина – М., 2006. 37.Урсул А.Д. Информатизация общества и безопасность развития цивилизации // Социально-политические науки. 1990, №10. 38.Фомин Б., Житницкий Е. Глобальное изменение климата и экономика: современное состояние проблемы // Мировая экономика и международные отношения. 1999. №6. 39.Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. – М., 2004. 40.Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции. – М., 2004. 41.Хвостова К.В. Развитие правовых понятий в эпоху Средних веков (методологический и конкретно-исторический аспекты проблемы) // Вопросы философии. 2004. №1. 42.Шипелик О.В. Методические указания к выполнению контрольных и самостоятельных работ по курсу «Философия». – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2004. 43.Шипелик О.В., Богданов В.В., Дедюлина М.А., Папченко Е.В., Тимошенко Т.В. Методические указания к семинарским занятиям по курсу «Философия». – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2004. 44.Электронная библиотека по философии, созданная на кафедре истории и философии Богдановым ВВ. (HTTP: //FILOSOF.HISTORIC.RU). 45.Этнос и политика: Хрестоматия / Авт.-сост. А.А. Празаускас. – М., 2000. 46.Юдин Б.Г. О человеке, природе и его будущем // Вопросы философии. 2004. №2.

292

СОДЕРЖАНИЕ Тема 1. ПРЕДМЕТ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ…………………3 Специфика философского познания социальной действительности. Социальная философия как отдельная отрасль знания. Роль социальной философии в обществе. Функции социальной философии. Тема 2. ПРИРОДА ОБЩЕСТВА КАК ОСОБОГО ВИДА БЫТИЯ…20 Философский анализ общества. Общество и человек. Культура как действительность общества. Современная типология общества. Тема 3. СФЕРА МАТЕРИАЛЬНОГО ПРОИЗВОДСТВА…………….53 Понятие «сфера жизнедеятельности общества». Сфера материального производства. Homo faber и будущее труда. ТЕМА 4. СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА……………………………………….89 Социальная структура. Этническая структура общества. Демографическая структура общества. Поселенческая структура общества. Классовая структура. Профессионально-образовательная структура. Тема 5. ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ СФЕРА…………………………...118 Человек и политика. Происхождение и природа государства. Правовое и социальное государство. Роль гражданского общества. Политическая структура общества. Тема 6. ДУХОВНАЯ СФЕРА……………………………………………143 Система ценностей человека. Этические ценности. Современные проблемы этики. Человек на пороге биологической революции. Эстетические ценности. Религиозные ценности Тема 7. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ……………………………………241 Философия истории: методологические проблемы. Смысл и направленность истории. Философские проблемы периодизации истории. Тема 8. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ………………………………………………………….258 Будущее человечества. Глобализация и глобальные проблемы. Взаимодействие цивилизаций и сценарий будущего. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА…………………………………..291

293

ДЕДЮЛИНА Марина Анатольевна ИВЛИЕВ Василий Александрович ПАПЧЕНКО Елена Викторовна

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ для подготовки к семинарским занятиям Для студентов всех специальностей

Ответственные за выпуск

Дедюлина М.А., Ивлиев В.А., Папченко Е.В.

ЛР№020565 от 23 июня 1997г. Подписано к печати 4.09.06 г. Формат 60 х 84 1/16. Бумага офсетная. Офсетная печать. Усл.п.л. 18,5 Уч.-изд.л. 18,43 Заказ №229. Тираж 100 экз. “С” Издательство Таганрогского государственного радиотехнического университета ГСП 17А, Таганрог, 28, Некрасовский, 44 Типография Таганрогского государственного радиотехнического университета ГСП 17А, Таганрог, 28, Энгельса, 1

294