Война и революция

ТЕНДЕНЦИИ

В. ГАЛИН

Война и революция Москва АЛГОРИТМ 2004 ББК66 Г 15 Галин В.В. Г 15 Война и революция. (Серия: Тенденции) - М.: Алгоритм, 2004. - 592 с. ISBN 5-9265-0124-5

Это издание открывает серию книг автора под общим названием «Тенденции», посвященных политэкономической истории России в XX веке. Основываясь на оценке движущих сил развития человеческого общества, делается попытка выявить исторические закономерности и заглянуть в будущее. ББК66 ISBN 5-9265-0124-5 © Галин В.В., 2004 © ООО «Алгоритм-Книга», 2004

«Мне хотелось немного рассказать им о России. Но безрезультатно. Мне отвечали, что все это им уже давно известно или что это интересно, но зачем им все это знать. Не американцам же учиться у других, а другие должны поучиться у американцев. Приговор был единодушным. Русские — рабы, империалисты, антидемократы... Они считали, что русские — антисемиты. В годы холодной войны, когда русские были врагами, их вообще не считали полноценными людьми. Русские были жестокими, бесчеловечными, бесчувственными. Американцы уверены, что русские не знают, что такое свобода. Американский студент утверждал, что свобода — это врожденное свойство характера, и в менталитете русских этого врожденного свойства нет». М. Я. Клименко1. «...Полное незнание обстоятельств дела не допускало сомнений, ибо сомнение требует оснований. Можно верить без всякого основания, но нельзя сомневаться, не имея оснований. Не сомневались и потому, что повсюду об этом говорили и что в глазах большинства повторять — значит доказывать. Не сомневались потому, что желали, чтобы... был виновным, — а всегда верят в то, что желают». А. Франс. «Остров пингвинов» «...Многое в России восхищало меня... никто более меня не был потрясен величием их нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня... я сумел разглядеть под политической маской, вот уже несколько веков искажающей исконный характер русской нации, ее превосходные задатки». А. де Кюстин, 1839г.2

Настоящая серия книг посвящена истории русского народаa как неразрывной составной части общемировой истории, его отчаянной борьбе за выживание и за право внести собственный вклад в мировую цивилизацию. Мы коснемся предмета с весьма непривычной стороны, может быть, популярной, но малознакомой. Поэтому настоящая книга требует предисловия, без него читатель будет вынужден довольно долго блуждать вслед за мыслью автора, пока сформирует свое собственное мнение о цели и характере настоящего исследования. Чтобы быть по возможности правильно понятым, а также чтобы облегчить труд читателя, начнем со знакомства с «Тенденциями». Но прежде остановимся на том, как читать эту книгу. Отдельные ее места будут трудны для восприятия неподготовленного читателя, но это не должно

пугать, поскольку цель исследования в другом. Она сформулирована в выражении, приписываемом шефу ЦРУ А. Даллесу: «Человек не всегда может правильно оценить информацию, но может уловить тенденции и сделать правильные выводы». Мы будем искать тенденции, а читателю, чтобы их уловить, необходимо будет просто — пускай не всегда глубоко, но внимательно — читать книгу. a

В широком смысле этого слова.

Одна из причин легковесности нынешних умов — в изобилии книг, заполнивших мир; книг не столько скверно написанных, сколько скверно прочитанных. Мы оказали бы услугу грядущим поколениям, если бы научили их читать; ведь с тех пор, как все выучились писать, сей талант становится все большей редкостью... А. де Кюстин3

ПРЕДИСЛОВИЕ Когда я бродил по ухоженным улицам баварских городов, среди стриженных газонов и старинных особняков провинциальной Англии, я все время возвращался к мысли, почему в нашей стране, столь много трудившейся, столь много пролившей крови за свою и чужую свободу и независимость, внесшей свой достойный вклад в мировую цивилизацию, люди не живут, а постоянно борются за выживание. Ведь мы ничем не хуже их. Эта мысль не давала мне покоя и отравляла впечатление от благоустроенных картин Запада. Я стал искать ответ, наверное, с первых моих поездок за границу... Неужели самоотверженный труд предыдущих поколений, их жертвы и страдания были напрасны? А верен ли выбранный Россией в 90-х годах путь развития, не приведет ли он в очередной тупик, перечеркивающий все усилия и жертвы нынешнего поколения? С другой стороны, политика Запада в отношении России — условия вступления в ВТО, экономическое и политическое давление, требования по возврату долгов СССР, расширение НАТО и военных баз вокруг России, визовый режим — на деле превращают Россию в осаждаемое государство... Не напоминает ли это продолжение в другом виде тех войн которые на протяжении почти всего XX века была вынуждена отражать Россия, отчаянно борясь за выживание (Первая мировая, интервенция, Вторая мировая, холодная война)? Не окажется ли русская цивилизация загнанной в число вымерших наравне с древнеримской, древнегреческой, древнеегипетской?.. Или, может быть, свершится предсказа7

ние В. Шубарта: «Будущее — всемирная борьба между Западом и Востоком, примирение между ними и зарождение всемирной западно-восточной культуры новой эпохи»4. Есть ли у русских возможность и имеют ли они шанс стать равноправным членами мирового сообщества или они обречены?.. ИСТОРИЯ Будущее и прошлое неразрывно связаны, и именно поэтому ответы на вопросы о будущем необходимо искать в прошлом страны, в истории ее народа. Еще В. Ключевский писал: «Без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и к чему должны стремиться»5. Эту же жесткую зависимость будущего от прошлого впечатляюще образно изобразил Л. Гумилев: Утраченные дни сильнее поколений. Детей не упасут от пращуров отцы,

Истоки ваших чувств, восторгов и стремлений Хранят в глухих горбах седые старики.

О той же неизбежной зависимости говорит и Лебон: «Как человек не может выбрать себе возраста, так и народы не могут выбирать свои учреждения. Они подчиняются тем, к которым их обязывает их прошлое, их верования, экономические законы, среда, в которой они живут. Что народ в данную минуту может путем насильственной революции разрушить учреждения, переставшие ему нравиться, — это не раз наблюдалось в истории. Но чего история никогда еще не показывала — чтобы новые учреждения, искусственно навязанные силой, держались сколько-нибудь прочно и положительно. Спустя короткое время все прошлое вновь входит в силу, так как мы всецело созданы этим прошлым, и оно является нашим верховным властителем»6. Но 1990-е годы вместе с решительной переоценкой всех прежних нравственных и моральных устоев общества привели к полному отрицанию всех достижений русского народа, русской истории XX века. Так, например, были осмеяны гимн и флаг СССР — символы не столько государства, сколько 8

народа, победившего во Второй мировой войне, первым вышедшего в космос, построившего самое могущественное за все существование Руси государство... Вспомним, ведь под современный гимн Германии — «Немецкую песню» Гайдна — маршировала по Европе и России фашистская армия. Под звуки Марсельезы рубили головы на площадях Парижа, французский триколор развевался над взорванным Кремлем в 1812 г.a Под звуки американского гимна, под «Stars and Stripes» срезали скальпы индейцам и ломали кости рабам. Это под английский «Union Jack» -и «God save the King» колонизировалось население целых континентов... В конце XX века средства массовой информации, телевидение, газеты, радио... обрушили почти тотальное наступление на русскую историю. Политики, историки, литераторы... и даже авторы учебников, начисто отвергая, издевались над историей своих предков. В это время Л. Абалкин писал: «Надменно отрицать сделанное предшественниками, глумиться над их идеалами столь же несправедливо, сколь и безнравственно»7. Но только ли о безнравственности в данном случае идет речь? Не повторяется ли история вновь? Деникин в 1917 г. писал Керенскому: «Ведите русскую жизнь к правде и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых — не бойтесь! — стерто имя самодержца, как прочно стерто и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть Родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Но вы — вы втоптали наши знамена в грязь...»8 Не втаптывается ли в очередной раз в грязь русская история? Зачем? Ответ дал тот же В. Ключевский: «Народ без истории, как ребенок без родителей: и с тем и с другим можно сделать все что угодно». Действительно, именно история делает из толпы нацию. Француз Эрнест Ренан в 1882 г. писал: «Нация являет собой великое солидарное общество, созданное ощущением жертвы, которую она принесла и готова приносить в дальнейшем. Нация задана своим прошлым и придает себе окончательный вид в настоящем...»9 А. С. Пушкин в 1831 г. писал, что история народа формирует гражданина и нацию: a

Французы сами, почти сто лет «не могли понять», что такое Французская революция — величайшее преступление или величайшее достижение. Марсельеза вновь стала гимном лишь в конце XIX века. 9

Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу —

Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. (На них основано от века, По воле Бога самого, Самостоянье человека, Залог величия его.)

О том же афоризматично пишет С. Кара-Мурза: «Школа — главный государственный институт, который «создает» гражданина и воспроизводит общество. Это — консервативный «генетический аппарат» культуры». Он приводит пример романа-антиутопии английского писателя У. Голдина «Повелитель мух», где сотня обычных детей, попавших без взрослых на остров, решает воспроизвести политический строй «как у взрослых» — с выборами парламента, президента и т. д. И как этот строй неизбежно перерождается в жестокую фашистскую диктатуру10. У Ницше мы находим, что «всякое высшее воспитание должно быть историческим»...11 Уничтожение истории народа ведет к вырождению нации. П. Столыпин писал: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций...»12 «...Народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы...»13 Конечно можно искать к несомненно найти в воинственном пренебрежении историей злой умысел, но стоит оглянуться и на себя. «Мы явились в мир как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, которые нам предшествовали, не усвоили себе ни одного из поучительных уроков минувшего... Мы растем, но не зреем; идем вперед, но по какому-то косвенному направлению, не ведущему к цели... Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте, без прошедшего и будущего» (П. Чаадаев)14. «У нас иной потомок более дорожит звездой двоюродного брата, чем историей своего дома, т. е. историей отечества» (А. Пушкин)15. 10

Какой к отечеству их жар, к служенью рвенье И к праху праотцов в душе благоговенье? Я тщетно русского найти меж ними льщусь: Всяк англичанин в них, иль немец, иль француз; Презренье к своему, к чужому почитанье Им иностранное внушило воспитанье. Д. Горчаков16

«Когда я попросил в цветочном магазине убирать цветами могилку, то у меня спросили: «На лютеранском кладбище?» — «Нет, на православном». — «Ну так извините, мы убирать цветами ни в коем случае не можем. Через полчаса все выроют с корнем... И это так. Кроме сорных трав, на могилах ничего не растет. Если вы хотите садить цветы, то, кроме высокой решетки, должны устроить над могилой навес, а бока затянуть металлической сеткой. Получается нечто вроде клетки, чрезвычайно безобразной. Но по всему кладбищу стоят такие клетки, делая его похожим с опустелым зверинцем...» (В. Розанов)17. М. Палеолог писал в 1922 г. «Русские живут исключительно впечатлениями момента. То, что вчера чувствовали и думали, для них более не существует. Их настоящее настроение порой уничтожает в них самое воспоминание об их прежних взглядах... В России чаша весов не колеблется — она сразу получает решительное движение. Все разом разрешится, все образы, помыслы, страсти, идеи, верования, все здание. Для большинства русских верхом счастья является

постоянная смена декораций»18. По мнению историка А. Ахиезера, именно «инверсия» — шараханье из одной крайности в другую — является характерной чертой русской историиa. Каждый раз история пишется «с чистого листа», стирая предшествующую, разрушая общество, уничтожая накопленные ресурсы развития, и все начинается с начала. История каждого народа — это его Библия; именно она формирует из разрозненной толпы нацию, готовую идти на сознательные жертвы (самоограничения) ради a

А. Ахиезер пишет, что только медиация — поиск срединного пути — может вывести общество из «инверсионной ловушки». Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Всемирная история: Эпоха английской революции / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000. —560 с. [419]. 11

своего будущегоa. И при этом неважно где живет человек, относящий себя к той или иной нации, в России или США, Франции или Китае... Важно то, помнит ли он свои корни, историю своего народа, причисляет ли он себя к нему. Совокупность историй народов, населяющих Землю, и создает человеческую цивилизацию. ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ИСТОРИИ Но история в чистом виде есть только перечень видимых фактов, знание, которых мало, что дает для ее понимания. П. Столыпин утверждал, что «...видимая правда часто противоречит истине». «Ведь правда, неоспоримая правда для всякого непосредственного наблюдателя, — говорил Менделеев, — что Солнце вертится вокруг Земли, между тем истина, добытая пытливым умом человека, противоречит этой правде»'9. К. Маркс придавал этой аксиоме научную строгость: «Если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишней...»20 Но как найти сущность вещей? Исследователи истории осознают эту необходимость. В. Кожинов предложил, как метод исследования истории, «мышление в фактах», когда в идеале факт должен был быть «представлен таким образом, чтобы он как бы сам «высказал» воплощенный в нем исторический смысл»21. Такман приходит к выводу, что, «продираясь через различные интерпретации, историк бредет, пытаясь найти истину относительно дней минувших и выяснить, как это, собственно, происходило. Он обнаруживает, что истины субъективны и различны, они состоят из маленьких кусочков свидетельств различных очевидa

Есть, правда, прямо противоположная точка зрения, принадлежащяя В. Шубарту: «Если какой-нибудь народ хочет познать себя, для этого он имеет разные возможности; наиболее неподходящим я считаю самый распространенный метод — исторический. Народ не может познать себя, заглядывая в свою историю, поскольку он не будет выводить объяснения настоящего из прошлого, а наоборот: будет из близкой перспективы заглядывать вглубь с неосознанным желанием санкционировать прошлым настоящее. Тем самым прошлое затемняется, и настоящее остается непонятым». В. Шубарт, как метод исследования народов, предлагает сравнение «живого с живым» (Шубарт В. Европа и душа Востока. — М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2003. С. 41). Отбрасывая историю, В. Шубарт, видя ключевые «живые» факты, оказывается не способным связать их в единое целое. Его теория делает проекцию «мира» только на одной плоскости... 12

цев»22. А. Широкорад обосновал свой метод: «Кто-то написал: «История не терпит сослагательного наклонения». Если следовать этой фразе и не рассматривать альтернативные варианты хода исторических событий, то историк из ученого превращается просто в регистратора событий. Грамотная оценка событий возможна лишь при условии тщательного анализа альтернативных вариантов развития событий. Другой вопрос, что ими не стоит увлекаться и на основе альтернативного события не стоит строить цепь последующих событий.

Тут резко убывает вероятность, и историк становится писателем-фантастом»23. О том же писал и Ницше: «Повсюду широкий оптимизм в науке. Вопрос «что произошло бы, если б не наступило то или другое?» почти единогласно отклоняется, а между тем это как раз кардинальный вопрос, который превращает все в предмет иронии»24. О. Касимов предлагает свою версию теории «альтернатив», опираясь на «неумолимую логику развития» событий, и «требует от историка анализа вариантов — отражений реальности»25. С. Соловьев и Э. Людендорф делают существенное замечание: «Не делить, не дробить нужно историю, а следить... за связью явлений... Ничто не может быть без значительного ущерба вырвано из общей исторической связи»26. Но наибольшее распространение получили попытки, основанные на «творческом осмыслении истории», которые в лучшем случае служат популяризации истории, а в худшем — приводят к созданию популярных «мыльных опер» на историческую тему... Но многие историки вообще не задаются подобными вопросами. Почему? Принцип известен с давних времен: историю пишет победитель, а задача историков сводится к подгонке под эту «историю» соответствующих исторических фактов. Ницше обосновывал этот принцип: «Всякая история до сих пор писалась с точки зрения успеха, и притом при предположении разумности этого успеха»27. М. Лермонтов поэтически образно размышлял об этом еще в1830 г.: Поверь: великое земное Различно с мыслями людей. Сверши с успехом дело злое — Велик; не удалось — злодей..

Если в Средние века движущие силы истории однозначно определяла победившая религия, то в XX веке их стала столь же однозначно определять победившая идеология. Многие 13

авторы подходят к вопросу с поистине религиозным рвением, а ведь некоторые из них совсем еще недавно были ревностными проповедниками коммунизма; создается впечатление, что они лишь поменяли старых идолов на новых. Но, впрочем, догматизм свойственен не только им одним. Б. Шоу в свое время саркастически писал: «Бюрократия состоит из наемных служителей, аристократия — из идолов, а демократия — из идолопоклонников». Но вернемся к «сущности вещей» — ведь это не что иное, как внешнее проявление сил, действующих на общество. Именно о них писал Ницше: «Нужно указать на силы, которые стали на пути углубления понимания древности»28. И здесь по аналогии с определением Менделеева для химии, можно сформулировать основной постулат для исторического исследования: «Без понимания взаимодействия сил, приводящих ее в движение, история является лишь описательным источником знания»3. Определению сил, «крутящих колеса» человеческого развития, посвящено множество различных теорий и при этом сломано немало копий. «Выжившие» теории базируются на прочном научном основании. Одна из таких наук — «политэкономия», — понятие которой было предложено французом А. Монкретьеном еще в 1615 г. в книге «Трактат политической экономии» (дословно — «правила ведения общественного хозяйства», «законы о государственном хозяйствоведении»)29. А. Смит, У. Петти, Мальтус, Ж. Б. Сэй, Д. Рикардо и др. сделали из теории политэкономии самостоятельную науку, исследующую внутренние закономерности общественного развития. Выдающийся немецкий ученый Г. Гегель назвал политическую экономию наукой, которая «делает честь

мысли, потому что она, имея перед собой массу случайностей, отыскивает их законы. Интересно видеть, как все взаимозависимости оказывают здесь обратное действие, как особенные средства группируются, влияют на другие сферы и испытывают от них содействие себе или помеху. Эта взаимная связь, в существование которой сначала не верится... замечательна a

Перефразируя Менделеева: «Без понятия о массах, действующих друг на друга, химия была бы лишь описательным (источником) знания». 14

главным образом тем — и сходна в этом с планетарной системой, — что она всегда являет глазу лишь неправильные движения; и все же можно познать ее законы»30. В середине XIX века политэкономия получила развитие в работах Маркса и Энгельса. Их выводы настолько радикально отличались от устоев и характера современного им общества, что оппоненты в противовес политэкономии Маркса были вынуждены сначала сменить само трактование политэкономии на науку о рациональном поведении человека в рыночной экономике, а затем и название. Ее приверженцами стали первые представители маржинализма (К. Менгер, О. БёмБаверк, Ф. Визер, У. Джевонс, Л. Вальрас). Как и следовало ожидать, новая трактовка старой науки, поддержанная выдающимися учеными, привела к рождению новой науки. В 1902 г. английский экономист А. Маршалл впервые начал читать в Кембриджском университете курс «Экономикс». Определяя его, А. Маршалл писал: «Экономическая наука занимается изучением того, как люди существуют, развиваются и о чем они думают в своей повседневной жизни. Но предметом ее исследований являются главным образом те побудительные мотивы, которые наиболее сильно и наиболее устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни»31. Таким образом, в настоящее время в мире, казалось бы, существуют две основные теории исследования сил, двигающих общественное развитие: политэкономия и «экономике»a. Политэкономия Маркса, казалось бы, потерпела сокрушительное поражение с гибелью СССР. Новым «молитвенником» «новых русских экономистов» вместо «Капитала» К. Маркса безоговорочно стал «Экономикс». Но победа той или иной теории не отменяет описываемых ею сил природы. Какие силы и в какой степени отражает каждая из этих наук и какую из них a

Если не касаться, конечно, экзотических; например, С. Валянский и Д. Калюжный вводят понятие «хронотроники» как «междисциплинарной науки, изучающей эволюцию общества во времени и пространстве как систему взаимовлияния человека и природы с целью нахождения оптимальных путей развития в условиях ограниченных ресурсов на основе выявления объективных закономерностей в природе и обществе». Валянский С, Калюжный Д. Понять Россию умом. М.: Эксмо, 2002 544 с, [418]. Понятие хронотроники, судя по определению, в принципе подменяет понятие политэкономики. Некоторые возвращаются к понятию «хрематистика» как устаревшему синониму «политэкономии». 15

выбрать? Решить это вопрос нам поможет сравнение основополагающих принципов политэкономии и Экономикса, но прежде нам необходимо по возможности сразу же отрешиться от идеологии. Еще Маркс писал, что «необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче, от идеологических форм, в которых люди сознают этот конфликт и борются с ним. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями»32. Приняв

такую поправку — отойдя от конкретной идеологии — можно начинать сравнение двух социально-экономических наук. Основной постулат политэкономии, повторенный К. Марксом бесчисленное количество раз в различных трактовках, звучит так: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»33. Энгельс развивал мысль: «Экономическое производство и неизбежно вытекающее из него строение общества любой исторической эпохи образуют основу ее политической и умственной истории...»34 К. Маркс продолжал: «Подобно тому, как Дарвин открыл закон развития человеческой истории — тот до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями простой факт, что... производство непосредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которых они, поэтому, должны быть объяснены, — а не наоборот, как это делалось до сих пор»35. К. Маркс снова и снова возвращался к своему основополагающему утверждению: «Конечные причины всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи»36. К. Маркс 16

переходит на философский язык: «Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот — их общественное бытие определяет их сознание...»37 Именно в этом заключается материализм марксизма. В качестве предмета политической экономии К. Маркс рассматривал исторически определенный способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Ф. Энгельс отмечал, что «политическая экономия в самом широком смысле есть наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе», что она «не может быть поэтому одной и той же для всех стран и всех исторических эпох... политическая экономия, по своему существу, — историческая наука. Она имеет дело с историческим, т. е. постоянно изменяющимся материалом...»38 Экономикс, по определению Б. Селигмена, «представляет собой один из способов рассмотрения всего комплекса социального поведения. В этом смысле он является частью общей теории социальных систем и имеет своей задачей как изучение чисто экономических процессов, так и вытекающих из этих процессов форм поведения»39. Определение почти аналогичное определению политэкономии. Тем не менее принципиальные различия все же есть, и для их более четкого определения приведем другие трактовки понятия экономикс. Самуэльсон, подразумевая экономикс, писал: «Экономика есть наука о том, какие из редких производительных ресурсов люди и общество с течением времени, с помощью денег или без их участия избирают для производства различных товаров и распределения их в целях потребления в настоящем и будущем между различными людьми и группами общества»40. Но, пожалуй, ближе к классическому стало определение К. Макконнелла и С. Брю: «Экономикс — это исследование поведения людей в процессе производства, распределения и потребления материальных благ и услуг». Они уточняют: «Экономикс исследует проблемы эффективного использования ограниченных ресурсов или управления ими с целью достижения максимального удовлетворения материальных потребностей человека»41. Именно в этом определении наиболее ярко выступает отличие жесткого естественного материализма Экономикса в противовес

идеологическому материализму политэкономии. 17

К. Макконнелл и С. Брю вскользь указывают, что экономикс — это отдельный предмет, который не есть суррогат политэкономии. Однако для многих экономикс, как в России, так и на Западе, подменил собой понятие политэкономии — и далеко не случайно. Еще Ф. Ницше писал: «Они научились подменивать имена, и таким образом люди стали ошибаться относительно простых вещей. Вот все искусство самых мудрых». Однако перенесение понятия политэкономии на экономике приводит, к тому, что человеческое общество предстает неким стадом хищников, члены которого готовы перегрызть друг другу глотку за максимальное удовлетворение своих материальных потребностей... Об опасности такого одностороннего толкования сил, обеспечивающих развитие человеческого общества, предупреждал еще С. Витте: «Теперешняя революция и смута показали это с реальной, еще большей очевидностью. Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, когда они просты, высоки, если они способны охватить души людей, одним словом, если они божественны. Без живой церкви религия обращается в философию, а не входит в жизнь и ее не регулирует. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие...»42 А. де Кюстин почти за 70 лет до Витте отмечал: «Чем тщательнее изучаешь характер различных наций, тем тверже убеждаешься в том, что участь их зависит от исповедуемых ими религий; религия — залог долговечности общества, ибо, лишь веруя в сверхъестественное, люди могут проститься с так называемым естественным состоянием — состоянием, рождающим только насилие и несправедливость...»43 Идеологии XX века являются следующим шагом в развитии религии, делая их более земными. Они, как и религии, уставливают духовные и нравственные начала общества. Вырождение религии, как и идеологии, ведет к деградации общества. Примером может быть как коммунистическая идеология во второй половине XX, так и Никоновская православная религия, о состоянии которой в начале века Витте писал: «С ее (религии) тупым эгоистическим характером и узким мировоззрением в чаду всей роскоши русского двора доволь18

но естественно, что она впала всеми фибрами своего «я» в то, что я называю православным язычеством, т. е. поклонение формам без сознания духа — проповедь насилием, а не убеждением: или поклоняйся, или ты мой враг и против тебя будет мой самодержавный и неограниченный меч; я так думаю, значит, это так; я так хочу, значит, это правда и правда — мое право. При такой психологии, окруженной низкопоклонными лакеями и интриганами, легко впасть во всякие заблуждения»44. Религия и идеология вырождаются, когда становятся догмами без содержания, когда начинают отставать в своем развитии от развития общества. Без идеологии или религии человек начинает руководствоваться только инстинктами и превращается в животноеа. Для пояснения своей мысли приведем еще пару примеров. Согласно экономиксу, мотивом получения высшего образования является только материальная выгода, которую a

В этой связи интересна позиция В. Шубарта, предложившего учение об «зонах» как теорию познания сил, движущих развитием общества: «Расовая теория принуждает к зоологическому пониманию истории, когда на судьбы человеческой культуры смотрят с точки зрения биологического вида. Эта теория столь же материалистична, как и экономическая трактовка истории в марксизме. В противоположность той и другой эоническое учение — как иррациональное понимание истории — делает акцент на духовной стороне человеческого существования... Итог вышеизложенных соображений я могу резюмировать следующим образом. Есть два фактора, определяющие человеческую историю: постоянная власть земли и переменная

— эонических архетипов. Взаимодействие и противоборство этих двух противоположных принципов земного и духовного, борьба между архетипами, сменяющими друг друга, определяют... содержание судеб человеческой культуры...» Под расовой теорией В. Шубарта отчетливо проявляются основополагающие принципы Экономикса: «Расы и народы являются носителями судеб мира, влияние же окружающей среды, природы, климата, национальной истории не имеет большого значения. Силы зона в этой трактовке имеют мешающий характер «поперечных волн», действие которых, по возможности, надо попытаться исключить. Пестрота истории объединяется у них сменой наций, из которых каждая в свой черед берет свое лидерство» (Ш у б а р т В. Европа и душа Востока. М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2003. С. 23—24). В. Шубарт совершенно верно противопоставляет экономикс политэкономии, видя их ключевые родовые черты, но при этом сам впадает в другую крайность, проецируя человеческое общество только на одну плоскость — духовную сторону человеческого существования. В. Шубарт даже изобретает свой язык, чтобы как можно дальше уйти от материалистических терминов; так, например, капитализм он называет прометеевской эпохой. В. Шубарта можно понять, он писал свою книгу перед Второй мировой войной, когда Запад переживал агонию эпохи дикого капитализма. В. Шубарт справедливо видел спасение материалистического Запада в духовных началах, которые он находил в России. Можно сказать, что политэкономия призвана соединить материализм Экономикса с «духовной стороной человеческого существования» В. Шубарта 19

можно получить в дальнейшем. Согласно политэкономии, материальная выгода в данном случае должна сочетаться с духовной потребностью в развитии. Или другой, более общий, но более существенный пример: отделение экономики от социальных и духовных потребностей очень удобно; в частности, можно, с одной стороны, с праведным, полным благородства порывом бороться за права человека, а с другой, экономической стороны — со спокойной совестью грабить его, при этом порой прикрывая одним другое. Авторы «Экономикса» видят это противоречие и пытаются преодолеть его вопросом-утверждением: «Капитализм и демократия действительно образуют самое невероятное сочетание. Может быть, поэтому они нуждаются друг в друге, чтобы внести некое рационально зерно в понятие равенства и некую человечность в понятие эффективности»45. Но какова связь между правами человека и материальной выгодой? Где точка равновесия между «человечностью» и «эффективностью»? Где грань между социал-дарвинизмом и религиозной моралью? На эти вопросы экономикс ответа не дает. Статус-кво может быть восстановлен, если считать, что экономикс рассматривает только часть вопросов, определяющих силы развития общества, и в этом является одним из важнейших и ключевых разделов политэкономии. Между тем сама политэкономия в марксистской трактовке в XX веке фактически была сведена почти исключительно к борьбе классов; в этом она оказалась более материалистичной, чем сам экономикс. Застыв на радикальной борьбе, политэкономия значительно отстала от развития общества, что стало одной из причин краха СССР. Но значение политэкономии как науки, определяющей движущие силы общества, не потеряло своей актуальности. Наоборот, развитие общества и переход его на следующий, постиндустриальный уровень развития, возрастающие одновременно ресурсные ограничения обостряют эти вопросы, стоящие перед человечеством, до крайности, а для отдельных государств и народов — вплоть до дилемы «быть или не быть». В настоящее время, по аналогии с Экономиксом, можно сказать, что политэкономия исследует проблемы использования ограниченных ресурсов в целях достижения максимального удовлетворения материальных и духовных потребностей человека. 20

ЗАКОНОМЕРНОСТИ Но мало знать определение науки; пожалуй, более важным является знание ее законов. Нас в данном случае интересуют даже не столько законы, сколько сущность их фактического проявления. И здесь мы опять возвращаемся к К.

Марксу, который утверждал: «Закон действует только как тенденция, влияние которой явственно выступает только при определенных обстоятельствах и в течение продолжительных периодов времени». Ф. Энгельс переносит определение Маркса в экономику: «Все экономические законы являются лишь выражением прокладывающих себе путь и взаимно перекрещивающихся тенденций»46. Такой жесткий материализм вызывает у многих стойкий пессимизм — своего рода исторический фатализм. Мол, историей и так все предрешено, а происходит лишь то, что должно было случиться. Полной противоположностью является точка зрения радикально-либеральной части общества. Она утверждает, что двигающие историю законы сугубо субъективны и индивидуалистичны — человек сам творец своего счастья. На философском языке этот главенствующий принцип звучит как «сознание определяет бытие», на религиозном — как «верховенство духа над миром». Исходя из этого принципа, они оценивают и исторические события, сводя все движущие силы российской истории к «преступной» коммунистической идеологии и личностным особенностям «параноидальных» вождей. Наглядно и образно этот спор двух сторон подал один из кумиров нашего поколения А. Макаревич: ...А первый кричал: куда хотим, туда едем И можем, если надо, свернуть. Второй отвечал, что поезд проедет Лишь там, где проложен путь47.

Как ни странно, и те и другие правы и не правы одновременно; наивно было бы отвергать роль личности в истории, но она, как справедливо пишет В. Кожинов, проявляется только в виде реакции на внешний вызов. У человека и обще21

ства всегда есть возможность выбора, но этот выбор ограничен имеющимися у него возможностями. В принципе человек и общество могут выбирать только из двух фиксированных вариантов: либо подчиниться обстоятельствам, либо противостоять им. Но ни личность, ни общество не могут изменить направление тенденций. В человеческих силах лишь в определенных пределах ослабить негативные тенденции и усилить позитивные. Для того чтобы более или менее радикально изменить тенденции, необходима кропотливая, длительная, целенаправленная работа, может быть, на протяжении нескольких поколений. Она может быть значительно ускорена соответствующим воздействием извне системы или адаптивным изменением самой системы. Справедливо и обратное — негативное внешнее воздействие, впрочем, как и внутреннее, может перечеркнуть усилия целых поколений. Отдельные тенденции вообще не поддаются скольконибудь реальному изменению или корректированию, их можно только с большим или меньшим успехом компенсировать. Эти тенденции можно принять как условно постоянные; к ним относятся, например, климат и география. Здесь мы подошли к вопросу, какие факторы определяют тенденции. Коротко можно сформулировать следующим образом: «Политэкономические тенденции формируются под воздействием природно-географических факторов, исторической наследственности, окружающих условий и целенаправленной человеческой деятельности». Говорят, история повторяется. Это справедливое утверждение основано на том, что тенденциям присущ волновой характер. Примером социальноэкономических волн могут являться демографические волны, которые с упорным

постоянством повторяются каждые 20—25 лет на протяжении жизни нескольких поколений. К ним же можно отнести и бизнес-циклы, и циклы Кондратьева... Волны тенденций обладают свойствами, хорошо знакомыми нам из физики, — в зависимости от условий они могут носить затухающий или, наоборот, возбуждающийся характер. Встречаясь, они могут либо взаимно гасить друг друга либо, наоборот, резонировать. Именно встречаясь и накладываясь друг на друга, волны тенденций формируют политэкономические события и процессы. 22

Оценки тенденций, как и любого физического, исторического или политэкономического процесса, относительны. — С какой точки зрения рассматривать тот или иной исторический факт, личности, нации, народа, своего или чужого государства и т. д.? Принимая точку зрения одной из сторон, мы можем прийти к совершенно противоположным выводам и оценкам, и при этом мы автоматически присваиваем себе право на истину. — Каких критериев оценки мы должны придерживаться — христианской морали или дарвиновского естественного отбора? Без первой человек превращается в животное, без второй человеческое развитие останавливается. — Какую систему координат мы выбираем? Каждой эпохе соответствует своя. То, что еще вчера считалось нормой, сегодня считается варварством. Неравномерность развития разных стран приводит к тому, что даже в одной исторической эпохе могут существовать государства, находящиеся на разных стадиях развития, и что является далеким прошлым для одних может быть данностью для других. Т. е. любое политэкономическое событие или процесс можно познать лишь в сравнении, но для этого необходим соответствующий метод исследования, позволяющий осуществлять эти сравнения... МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ Как писал великий русский физиолог И. Павлов, «метод — самая первая, основная вещь. От метода, от способа действия зависит вся серьезность исследования. Все дело в хорошем методе. При хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать многое. А при плохом методе гениальный человек будет работать впустую и не получит ценных, точных данных»48. Предлагаемый метод базируется на том принципиальном положении, что ограниченные ресурсы любого общества распределяются между двумя основными направлениями общественного развития — экономической эффективностью и социальной справедливостью. На это совершенно точно указывает А. Окун: «Погоня за эффективностью обязательно приводит к 23

неравенству. А следовательно, общество стоит перед выбором: равенство или эффективность»49. Для лучшей демонстрации вводимого метода представим его графически, по аналогии с кривыми предельных склонностей в экономике, в виде предельно достижимых значений располагаемых ресурсов развития. Предельные соотношения социальной справедливости и экономической эффективности

Ее — Economic efficiency, экономическая эффективность (под экономической эффективностью понимается комплекс показателей характеризующий темпы экономического роста и накопленный потенциал экономического развития). Sj— Social justice, социальная справедливость (под социальной справедливостью понимается комплекс показателей, включающий в себя политические права и свободы человека, уровень потребления, распределение доходов между различными слоями обществаа, а также уровень социальной защиты, образование... вплоть до права на саму человеческую жизнь). a

В экономике существует несколько механизмов его определения, в частности кривая Лоренца, коэффициент Джини, доля ВВП, перераспределяемая государством (в том числе на социальные цели). Но в данном случае подразумевается более обобщающее понятие. 24

В данном случае допустимо использовать аналогию с физикой. Чем больше накопленная обществом «энергия», тем на более высокую орбиту развития оно поднимается. Т. е. определяющий параметр, на какой ступени развития находится общество, определяется величиной накопленной энергии. С точки зрения экономикса, Ее и Sj можно рассматривать как функции производства и потребления соответственно, однако в данном случае такое допущение было бы слишком утрированным. С точки зрения политэкономии, Ее и Sj можно рассматривать как соотношение производственных сил и производственных отношений; такой подход «теплее», но и он не будет в полной мере отражать значение этих величин. Понятия политэкономии и Экономикса в данном случае являются одними из основных составляющих Ее и Sj, но недостаточными для их определенияа. Главное, что хочет показать автор этим графиком, — это то, что именно уровень экономического развития государства определяет уровень прав и свобод в обществе. И опять приведем Ницше: «Вы будете всегда иметь только такую мораль, которая соответствует вашим силам»50. Это ответ на вопрос-утверждение Экономикса: «Равенство — это высшее благо; чем богаче мы становимся, тем больше равенства мы можем себе позволить»51. Распределение прав и свобод внутри общества крайне неравномерно и определяется установленным уровнем социальной справедливости и заданными темпами экономического роста. Несмотря на кажущуюся неопределенность предложенных выкладок, на самом деле они придают теории необходимую гибкость и устойчивость, которые не позволяют, с одной стороны, сделать из нее догму, а с другой — позволяют ее использовать для исследования сил, действующих в обществе. На графике указаны лишь три основных уровня, которые прошло человечество; на самом деле в каждом из них множество подуровней, и каждый при этом имеет свою вполне определенную «орбиту». а

Понятия экономической эффективности и социальной справедливости не раскрываются более широко умышленно, поскольку даже самый сложный график не сможет в полной мере отразить все их составляющие и взаимосвязи. 25

Приведенные рассуждения касаются как условий «капитализма»a, так и «социализма»b; отличие состоит именно в изменении комбинации составляющих и их взаимосвязей. Это не приводит к изменению самой сути теории, но при этом сопровождается изменением угла наклона «социалистической» кривой по отношению к «капиталистической». В качестве примера можно привести общественнную организацию, предложенную творцом немецкого послевоенного экономического чуда Л. Эрхардом, которую он назвал «социальное рыночное хозяйство»52, или «рыночный социализм». Кривые предельных соотношений для капитализма и социализма

a А. Смит не использовал термин «капитализм», он описывал то, что он называл «обшеством абсолютной свободы». Ни в «Коммунистическом манифесте», ни в «Капитале» Маркс не использовал термина «капитализм»; он употребил его только в своей переписке в 1877 г. Оксфордский словарь относит первое использование термина «капитализм» как условие владения капиталом — Теккереем в 1854 г. Для обозначения экономической системы термин был впервые использован в 1884 г. Дэу в книге «Лучшие времена». b Термин «социализм» ввел французский мыслитель Пьер Леру в 1834 году, а «коммунизм» — француз Этьен Кабе в 1840-м. Кожинов ВВ. Россия. Век XX (1901—1939). М: ЭКСМО-Пресс, 2002. 448 с. [226]

26

Однако данная система имеет естественные ограничения: в случае превалирующего развития одного из показателей происходит нарушение баланса, и время стабильного существования системы резко сокращается. Т. е. Ее и Sj зависят от времени (Т). Эту зависимость можно показать в виде той же кривой предельно достижимых значений. Чем ближе к средней линии (OD), тем стабильнее общественная система (государство), и наоборот, чем ближе к осям Ее и Sj, тем она менее устойчива. Предельные соотношения социальной справедливости и экономической эффективности по отношению к времени

Однако не только устойчивость системы является критерием выбора

оптимального соотношения между Ее и Sj, здесь в силу вступают политэкономические законы. И именно поиск баланса между социальной справедливостью и экономической эффективностью является основным вопросом политэкономии. Философию этого баланса определил еще Парацельс, сказав: «Все есть яд и все есть лекарство, тем или другим его делает лишь доза». 27

ТЕХНИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Нам осталось сделать лишь сделать несколько небольших отступлений, которые проясняют некоторые мысли автора. 1. Чем изучение фактов отличается от изучения тенденций? Тенденции отличаются от фактов, как кинофильм от фотографии. Для качественной фотографии требуется большое разрешение, для фильма достаточно в несколько раз меньшего. При выбранном подходе существует опасность, что факт будет проработан недостаточно четко, и вследствие этого автор может прийти к неправильным выводам. Это серьезный риск, но в данном случае он неизбежен. Но существует еще больший обратный риск — узкого подхода к изучению предмета, о котором писал Дж. Гэлбрейт: «Познавая все больше о все меньшем, специалист рискует стать круглым невеждой». 2. Исследование тенденций вызывает необходимость связного и последовательного описания различных исторических процессов. Это подразумевает использование огромного исторического материала, который не под силу поднять за человеческую жизнь. Между тем большая часть работы сделана предшественниками, автору остается лишь цитировать их. Повторение известных читателю материалов при этом неизбежно, но в этом случае сошлемся на А. В. Суворова: «Повторенье — мать ученья», да Люка де Клапье, справедливо говорившего: «Много есть вещей, которые мы плохо знаем и которые очень полезно повторять»53. Но возникает опасность другого рода — что книга будет напоминать сборник цитат либо будет граничить с нарушением авторских прав. С другой стороны, существует иной риск, что в случае недостаточного описания какого-либо процесса мысль автора не дойдет или дойдет неправильно. Полноценной альтернативы нет, и мы вынуждены идти по этому хрупкому мосту. 3. Книга получилась довольно резкой, и может показаться, что автор судит личности или страны, историю. На самом деле воевать с историей безнравственно и неразумно, камень, брошенный в прошлое, возвращается из будущего. Кроме этого, история народов создана кропотливым настойчивым трудом и огромными жертвами многих поколений, поэтому 28

история любой страны как минимум требует уважения. Автор не критикует — он ищет ошибки: болезни общества, государства и их причины. У него нет стремления обвинять, есть только постоянная боль... Испанский философ Мигуэль де Унамуно писан: «Облик правды — грозен, народ нуждается в мифах, в иллюзиях, в том, чтобы его обманывали. Правда — нечто страшное, невыносимое, смертельное». 4. Для лучшего понимания предмета исторической политэкономии можно использовать образное сравнение человеческого общества с живым организмом, которое использовал еще Г. Спенсер (1820—1903). Общественный организм, так же как и человеческий, подвержен болезням (кризисам, революциям, войнам). Историк от политэкономии в этом случае выступает в роли патологоанатома, разбираясь уже с последствиями болезни. Патологоанатом все знает, но ничего сделать не может. В отличие от хирурга (менеджера, политика), который ничего не знает, но вынужден делать.

Патологанатомия в истории не более привлекательный предмет, чем в медицине, зачастую это почти пытка. Ты видишь все, ты чувствуешь боль и страдания, вопли о помощи, гибель цивилизаций... Но без знаний патологоанатомии сама медицина теряет смысл, точно так же как и менеджмент, политика или государственное управление, поскольку бизнес и общество будут каждый раз умирать от одной и той же болезни, не зная ее причин и, соответственно, не выработав методов лечения. Между тем работа политэкономиста в истории труднее патологоанатома. Последний имеет дело уже с мертвым телом, а первый — с имеющим непосредственную связь с живым, мнение которого основано зачастую на личных, национальных, классовых, конъюнктурных, эмоциональных или прочих чувствах, которые вполне можно объяснить. «Исторический труп» может также оказаться жертвой тех, кто сейчас получает от этого выгоду, либо фрак официального исторического мифа может быть замаран... 5. Благодаря современным технологиям монолог писателя без особого труда превращается в диалог с читателем. Кроме этого, затронутые в книге вопросы часто являются спорными. Автор не претендует на право истины в последней инстанции — любое частное мнение в той или иной мере 29

субъективно. Мы ищем, и спор может помочь найти истину. Пишите по адресу — и ваши замечания будут учтены в последующих изданиях либо изданы в отдельной книге... Все же на вопрос «к чему ворошить прошлое?» можно ответить словами Ф. Ницше: «Мы должны дать себе отчет в нашем бытии; следовательно, мы хотим также стать подлинными кормчими этого бытия и не допустить, чтобы наше существование было равносильно бессмысленной случайности». Выдающегося философа дополняет выдающийся русский промышленник и экономист второй половины XIX века В. Кокорев, который писал: «А дабы губительное действие провалов было по возможности исправлено, надо прежде всего знать их корень и горечь последствий»54. 30

Наше исследование России XX века мы начнем с поворотного года русской истории (и в определенной мере мировой) — 1917-го, в котором как в зеркале отразились тенденции русского общества, которые накапливались и развивались на протяжении всей русской истории и которые в итоге привели к Октябрьской революции. Для их понимания нам необходимо отвлечься от «революционной символики» и, следовательно, обратиться к непосредственным свидетелям тех событий, которых невозможно заподозрить в приверженности к большевистским идеям, представляющим разные слои общества, обладавшим выдающимися способностями и необходимой полнотой информации — к таким, как С. Виттеа, П. Столыпинb, А. Деникинc, П. Милюковd, В. Шульгинe.,. В их устах мертвый исторический факт превращается в живой дух того времени. Не меньший интерес представляет взгляд на Россию иностранных исследователей — это единственная возможность взглянуть на себя со стороны, «увидеть свое отражение в зеркале мировой истории». Здесь мы будем использовать мемуары руководителей стран В. Вильсона, Д. Ллойд Джорджа, Р. Пуанкаре, У. Черчилля, а также американского, английского и французского послов в России Д. Фрэнсиса, Дж. Бьюкенена, М. Палеолога... Мы также будем опираться на обобщающие исторические исследования А. Грациози, В. Голдина, Д. Дэвиса и Ю. Трани, С. Кара-Мурзы, А. Уткина, В. Шацилло, К. Шацилло, А. Широкорада и др. a

С. Ю. Витте (1849—1915) — премьер-министр, в 1897 г. осуществил денежную реформу, переход к золотому обращению. В 1905 г. заключил Портсмутский мирный договор с Японией. Благодаря усилиям Витте Николай II принимает Манифест 17 октября, который фактически вводил первое в истории России конституционное правление (ограничивал власть монарха). Витте оставил свои «Воспоминания».

b

П. А. Столыпин (1862—1911)— премьер-министр, наследник реформ Витте. По мнению абсолютного большинства серьезных исследователей, наиболее выдающийся глава российского правительства за все время его существования. с А. И. Деникин (1872—1947) — царский генерал, один из лидеров Белого движения и организаторов Белой армии. С 1918 г. главнокомандующий Добровольческой армией, с 1919-го — главнокомандующий Вооруженными силами Юга России. Оставил свои пятитомные воспоминания — «Очерки русской смуты», весьма объективное свидетельство событий революции и гражданской войны. d П. H. Милюков (1859—1943) — основатель и лидер кадетской партии, глава парламентской оппозиции, министр иностранных дел Временного правительства, ученый-историк, публицист, редактор крупнейших газет. Радикально настроенный против большевиков, один из вдохновителей Белого движения и интервенции. e В. В. Шульгин (1878—1976) — один из лидеров монархистов, издатель, член «Прогрессивного блока», Временного правительства, автор получивших известность книг «Дни», «1920 г.» и др. Я не устаю повторять: чтобы вывести здешний народ из ничтожества, требуется все уничтожить и пересоздать заново... Если народ живет в оковах, значит, он достоин такой участи; тиранию создают сами нации. Или цивилизованный мир не позже чем через пять десятков лет опять покорится варварам, или в России совершится революция куда более страшная, чем та, последствия которой до сих пор ощущает европейский Запад55. А. де Кюстин, 1839 г. ...Какую бы судьбу ни уготовило будущее революции, каким бы коротким ни было пребывание у власти русского народа, первое правительство, непосредственно представляющее крестьян и рабочих, разбросает по всему миру семена, которые дадут всходы...a Ж. Садуль, ноябрь 1917г.56

ФЕВРАЛЬ 1917 г. Создание государства на обширных, труднодоступных, малонаселенных и многонациональных территориях с жесткими климатическими условиями требовало сильной централизованной власти, способной сохранить единство страны и обеспечить изъятие необходимых ресурсов для ее существования и развития. С. Витте в начале XX века писал: «Кто создал Российскую империю так, как она была еще десять лет тому назад? Конечно, неограниченное самодержавие. Не будь неограниченного самодержавия, не было бы Российской великой империи. Я знаю, что найдутся люди, которые скажут: «Может быть, но населению жилось бы лучше». Я на это отвечу: «Может быть, но только может быть». Но несомненно то, что Российская империя не создалась бы при конституции, a

Читая мнения иностранцев, современников происходивших событий, о России царских времен, неизбежно наталкивается на одну закономерную особенность, разные нации интересуют разные веши. Например, почти во всех воспоминаниях англичан основное внимание уделяется силе и мощи России, они изначально с XVI века рассматривали ее как потенциального конкурента. Французам же были свойственны оценки русского общества в первую очередь социальнополитического качества, они постоянно как бы пытаются сравнить свои достижения в этой области с достижениями других народов. Американцы исторически как бы оценивали, движется ли развитие России в нужном для них направлении или нет. Конечно, речь в данном случае идет только об общем фоне. 32

данной, например, Петром I или даже Александром I»57. Однако уже «в конце XIX и в начале XX века, — продолжал Витте, — нельзя вести политику Средних веков; когда народ делается, по крайней мере в части своей, сознательным, невозможно вести политику явно несправедливого поощрения привилегированного меньшинства на счет большинства. Политики и правители, которые этого не понимают, готовят революцию, которая взрывается при первом случае, когда правители эти теряют свой престиж и силу... Вся наша революция произошла от того, что правители не понимали и не понимают той истины, что

общество, народ двигается. Правительство обязано регулировать это движение и держать его в берегах, а если оно этого не делает, а прямо грубо загораживает путь, то происходит революционный потоп»58. «Если бы Государь... сам, по собственной инициативе сделал широкую крестьянскую реформу в духе Александра II, сам, по собственной инициативе дал известные вольности, давно уже назревшие, как, например, освободил от всяких стеснений старообрядцев, смело стал на принцип веротерпимости, устранил явно несправедливые стеснения инородцев и пр., то не потребовалось бы 17 октября. Общий закон таков, что народ требует экономических и социальных реформ. Когда правительство систематически в этом отказывает, то он приходит к убеждению, что его желания не могут быть удовлетворены данным режимом; тогда в народе экономические и социальные требования откладываются, и назревают политические требования как средство для получения экономических и социальных преобразований. Если затем правительство мудро не реагирует на это течение, а тем более если начинает творить безумие (японская война), то разражается революция. Если революцию тушат (что мной и моими сотрудниками было сделано — созыв Думы), но затем продолжают играть направо и налево, то водворяется анархия»59. Еще Александр II утвердил проект министра внутренних дел Лорис-Меликова создания прообраза Думы — созыва представителей земств для сотрудничества с Государственным Советом. Однако эволюционный путь развития был прерван убийством Александра II. Бурный экономический рост, вызванный его реформами, на время подавил политические требования. Но «уже в 1903 году наиболее активные действия 33

земской оппозиции... выявили свои цели — свержение самодержавия и созыв Учредительного собрания по четыреххвостке; поэтому, — пишет Воейков, — 6 ноября 1904 года можно считать штурмовым сигналом для активной работы общественных деятелей по захвату государственной власти, так как съехавшиеся в Москву представители земств в этот день приняли первую объединенную резолюцию с требованием политической свободы и народного представительства»60. Давно копившееся в обществе напряжение выплеснулось после поражения России в русско-японской войне 1905 г. в виде Первой русской революции. Все слои и классы общества выступили против абсолютной монархии, и в первую очередь элита общества. «Дворянство, несомненно, хотело ограничения государя, но хотело ограничить его для себя и управлять Россией вместе с ним. Многие из них проглядели образование буржуазии, третьего сословия, сознательного пролетариата. Кто, если преимущественно не дворянство, участвовал во всех съездах так называемых земских и городских представителей в 1904 и 1905 гг., требовавших конституцию, систематически подрывавших всякие действия царского правительства и самодержавного государя... К этому движению пристала буржуазия, и в особенности торговопромышленная. Морозовы и другие питали революцию своими миллионами»6'. В программе торгово-промышленного съезда, представлявшего богатейших промышленников России в июле 1905 г., говорилось: «Русские торговцы и промышленники, не видя в существующем государственном порядке должной гарантии для своего имущества, для своей нормальной деятельности и даже для своей жизни, не могут не объединиться на политической программе с целью содействовать установлению в России прочного правопорядка и спокойного течения гражданской и экономической жизни». Главным требованием было принятие конституционно-монархической системы правления62. Съезд бизнесэлиты общества был запрещен правительством, а у его руководителей проведены обыски.

Другая политическая группа — либеральных демократов из мелкой буржуазии и либеральной интеллигенции — в лице съезда Союза союзов в те дни приняла воззвание Милюкова: «Мы должны действовать, как кто умеет и может по своим политическим убеждениям... Все средства теперь законны против страшной угрозы (катастрофы), заключающейся в са34

мом факте дальнейшего существования настоящего правительства... мы говорим: всеми силами, всеми мерами добивайтесь немедленного устранения захватившей власть разбойничьей шайки и поставьте на ее место Учредительное собрание...»63 17 октября под давлением Витте Николай II подписал Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». В основу манифеста легли два положения: дарование законодательных прав Государственной Думе и дарование свободы слова, собраний, совести и неприкосновенности личности. Манифест обещал «принятие мер к скорейшему прекращению опасной смуты... действительное участие (Думы) в надзоре» за властями и даже привлечение к выборам в Думу классов населения, «совсем лишенных избирательных прав», а в перспективе — «дальнейшее развитие общего избирательного права вновь установленным законодательным порядком»!64 Одновременно был опубликован доклад Витте «О мерах к укреплению единства деятельности министров и главных управлений», которым, в сущности, создавался Кабинет министров. В этом докладе (с высочайшей надписью «Принять к руководству») в частности говорилось: «Волнение, охватившее разнообразные слои русского общества, не может быть рассматриваемо как следствие частичных несовершенств государственного и социального устроения или только как результат организованных крайних партий... Корни того волнения залегают глубже. Они в нарушенном равновесии между идейными стремлениями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни. Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы...»65 Вебер оценивал Манифест 17 октября 1905 г. следующим образом: «Дав урезанную, выхолощенную конституцию, самодержавие стало ее заложником и потеряло свою силу, не приобретя ничего взамен. Отныне оно могло только ухудшать ситуацию, но не имело возможности ее улучшить. Оно не в состоянии предпринять попытку разрешения какой угодно большой социальной проблемы, не нанося себе при этом смертельный удар»66. Вебер был слишком категоричен в своих выводах. На самом деле Манифест был пока лишь первым шагом, предложением хрупкого компромисса между монархией и обществом, и при целенаправленных усилиях по его совер35

шенствованию с обеих сторон он мог бы стать основой эволюционного либерально-демократического развития России. Но либералы восприняли Манифест как слабость царской власти и, вместо того чтобы принять приглашение к сотрудничеству, усилили свое давление на нее. Витте писал: «...Интеллигентная часть общества впала в своего рода революционное опьянение не от голода, холода, нищеты и всего того, что сопровождает жизнь 100-миллионного непривилегированного русского народа или, точнее говоря, голодных подданных русского царя и русской державы, а в значительной степени от умственной чесотки и либерального ожирения... в то опьянение, которое страшно испугало имущих и по непреложному закону вызвало страшную реакцию, когда явились все эти обстоятельства, которые вызвали в глубине души сожаление, для чего я подписал 17 октября, то явилась попытка если не аннулировать напрямик, то по крайней мере косвенными путями (не мытьем, так катаньем) стереть или протереть 17 октября»67. «Дворянство

увидело, что ему придется делить пирог с буржуазией — с этим оно мирилось, но ни дворянство, ни буржуазия не подумали о сознательном пролетариате. Между тем последний для этих близоруких деятелей вдруг только в сентябре 1905 г. появился во всей своей стихийной силе. Сила эта основана и на численности и на малокультурности, а в особенности на том, что ему терять нечего. Он как только подошел к пирогу, начал реветь, как зверь, который не остановится, чтобы проглотить все, что не его породы. Вот когда дворянство и буржуазия увидели сего зверя, то они начали пятиться, т. е. начал производиться процесс поправения... Одним словом, дворянство сто лет добивалось конституции, но только для себя, и вся та часть дворянства, которая носит в себе только проглоченную пищу, а не идеи, когда она увидела, что конституция не может быть дворянской, явно или стыдливо тайно начала исповедовать идеи таких каторжников, а просто сволочи, как Дубровин, Пуришкевич и др.»68 Особенно демагогически-радикальными революционными лозунгами отличалась пресса. «Витте решил, что пресса сошла с ума и «деморализована» и что «опереться на нее невозможно»69. «...Я также поразился необузданности прессы при существовании самого реакционного цензурного устава. Пресса начала разнуздываться еще со времени войны; по мере наших поражений на востоке пресса все смелела и смелела. 36

В последние же месяцы, еще до 17 октября, она совсем разнуздалась, и не только либеральная, но и консервативная. Вся пресса обратилась в революционную, в том или другом направлении, но с тождественным мотивом «долой подлое и бездарное правительство, или бюрократию, или существующий режим, доведший Россию до такого позора»70. «Можно без всякого преувеличения сказать, что вся Россия пришла в смуту и что общий лозунг заключался в крике души «так дальше жить нельзя!» — другими словами, с существующим режимом нужно покончить»71. Кадеты попытались даже объявить правительству Витте экономическую войну, изо всех сил стараясь сорвать получение Витте французского кредита, без которого Российская империя стала бы банкротом уже после русско-японской войны. С требованием не давать России займов кадеты обращались непосредственно к французскому правительству, о чем сообщали президент Франции Фальер и министр внутренних дел Клемансо72. Кадеты сами оставили множество свидетельств своих попыток не допустить получение Россией кредитов73. С. Витте писал: «Господа кадеты, узнав о старании моем совершить заем, действовали в Париже, дабы французское правительство не соглашалось на заем ранее созыва Государственной Думы...»74 О том, как представляли себе Думу торгово-промышленные круги, говорит показательный пример, приводимый Витте: «...В начале 1906 года, во время страшного государственного финансового кризиса вследствие войны... Крестовников просил меня его принять... от имени московского торговопромышленного мира. (Он) жаловался на то, что Государственный банк держит весьма высокие учетные проценты, и просил приказать их понизить... я ему объяснил, что ныне понизить проценты невозможно... После такого моего ответа Крестовников схватил себя за голову и, выходя из кабинета, кричал: «Дайте нам скорее Думу, скорее соберите Думу!» — и как шальной вышел из кабинета. Вот до какой степени представители общественного мнения не понимали тогда положения дел. Тогда уже новый выборный закон был известен, и вот представитель исключительного капитала воображал, что коль скоро явится первая Дума, то она сейчас же займется удовлетворением карманных интересов капиталистов. Все умеренные элементы, и в том числе колоссальный общественный флюгер — «Новое время», твердили: «Скорее давайте выборы,

давайте нам Думу». Когда же 37

Дума собралась и увидели, что Россия думает... то тогда эти умеренные элементы с умеренным пониманием вещей ахнули — и давай играть в попятную, чем занимаются и поныне»75. Монархия, в свою очередь столкнувшись со все нарастающим давлением оппозиции, с одной стороны, и со все углубляющимся политическим кризисом — с другой, повела курс на свертывание «дарованных свобод». Витте пытался заручиться поддержкой общественности для стабилизации ситуации, но... «Не помогла тут ни частная телеграмма Витте... с призывом к «патриотизму» общественных деятелей, ни поддержка князя Долгорукова, считавшего, что «надо подать руку помощи Витте». Это был голос... вчерашнего дня. Так далеко большинство съезда (кадетов) идти не могло, не теряя лица», — писал их лидер П. Милюков76. Витте, практически заставивший царя подписать Манифест, не найдя поддержки даже в своей собственной пробуржуазной среде, был обречен. И не только Витте... Первая русская революция стала неизбежностью. В отчаянии накануне 9 декабря 1905 г. (день начала первой русской революции) в интервью «Дейли ньюс» Витте завил, что «русскому обществу, недостаточно проникнутому инстинктом самосохранения, нужно дать хороший урок. Пусть обожжется; тогда оно само запросит помощи у правительства». По мнению Милюкова, «это уже отзывало сознательной провокацией...»77 Но Витте был здесь ни при чем, он только констатировал результат радикально-либеральной политики (произошедшей от «умственной чесотки и либерального ожирения»), как уже, по сути, свершившийся факт — начало первой русской революции, и верно прогнозировал неизбежный результат. Николай II не простил Витте его ошибок с чрезмерным заигрыванием в демократию, во многом приведшим к революции 1905 г. Невозможно успокоить разгулявшуюся стихию благими пожеланиями, и за неделю до созыва Думы он был отправлен в отставку. Отношение власти к Витте отчасти характеризуется случаем с Эренталем, «который с благоволения властей обвинял Витте, что тот настоял на конституции, что русский народ еще находится в полудиком состоянии, что Россия не может управляться посредством народовластия, а должна управляться абсолютным и неограниченным императором...»78 Однако несмотря на революцию, наступившую реакцию и обострявшийся радикализм обеих противоборствующих сторон, поле для компромисса между ними еще оставалось. 38

Этим полем стала Думаа. Выборы в I Государственную Думу 1906 г. были ограничены сословно-имущественным цензом — 1 голос помещикаb приравнивался к 3 голосам городской буржуазии, 15 голосам крестьян и 45 рабочихc. Выборы были еще к тому же и сословно-многоуровневыми; например, для 26 крупнейших городов двух-, а для крестьян — четырехуровневыми. Милюков писал: «Выборы двухстепенные или многостепенные теснее связывают представителя с его деревней; но это будет не представитель, а ходатай, доступный влиянию и подкупу». Ключевский предостерегал, что сословность выборов «может быть истолкована в смысле защиты интересов дворянства. Тогда восстанет в народном воображении мрачный призрак сословного царя. Да избавит нас Бог от таких последствий»79. Выборы бойкотировали большевики, эсеры и многие крестьянские и национальные партии. В итоге в 50 европейских губерниях землевладельцы представляли в губернских собраниях 32% всех выборщиков, крестьяне 42%, горожане 22% (без 26 крупных городов), рабочие — 3%d. Всего в I Думе «около 30% депутатов (из 450) были крестьянами и рабочими — намного больше, чем в парламентах других

европейских стран. Например, в английской палате общин в то время было 4 рабочих и крестьянина, в итальянском парламенте — 6, во французской палате депутатов — 5, в германском рейхстаге — 17»80. Такой уклон в сторону крестьянства был сделан сознательно, власть считала крестьян опорой монархии. Абсолютным победителем на выборах в I Думу стала кадетская партия. В январе 1906 г. партия Народной свободы (кадетов) была крупнейшей и насчитывала около 100 000 зарегистрированных членов81. Член ЦК партии кадетов С. Муромцев стал председателем Госдумы, все его заместители и председатели 22 комиссий также были кадетами. Т. е. неa

С опубликованием акта о Думе автоматически прекращалась единственная «свобода», допущенная указом 18 февраля, — свобода публичного обсуждения преобразований старого строя. b Ценз 100—500 десятин, в зависимости от региона, или владение недвижимостью на сумму свыше 15 тыс. руб. c От предприятий с 1000 человек работающих избирался один уполномоченный, свыше 1000 — один на каждую тысячу занятых. Права голоса не имели жен-шины, военные, полицейские, представители высшей губернской администрации, кочевники, учащиеся, осужденные или находящиеся под следствием, лишенные сана или исключенные из общины и дворянских собраний. d Для Польши, Кавказа, Сибири и Средней Азии устанавливался особый порядок выборов. 39

смотря на социальный ценз, I Дума получилась полностью либеральной. Вполне закономерно поэтому, что лидер кадетов П. Милюков настаивал на формировании чисто кадетского правительства. Однако такой резкий переход от абсолютной монархии к фактически буржуазной республике на практике был невозможен. Неоднократные переговоры С. Витте и П. Столыпина с кадетами для нахождения общего компромисса закончились безрезультатно. Кадеты стояли на своем. Радикализм кадетов отметал все шансы на формирование переходного правительства. По мнению В. Коковцеваa, основной причиной провала I Думы был отказ кадетов от сотрудничества с властью. Такого же мнения был В. Маклаков; им посвящена целая книга вопросу о кадетской и «милюковской» ответственности за пропущенный шанс мирной политической эволюции. С. Булгаков дает следующую характеристику политике, проводимой победителями кадетами: «Первая Государственная дума... обнаружила полное отсутствие государственного разума и особенно воли и достоинства перед революцией, и меньше всего этого достоинства было в руководящей и ответственной кадетской партии... Вечное равнение налево, трусливое оглядывание по сторонам было органически присуще партии и вождям... и это неудивительно, потому что духовно кадетизм был поражен тем же духом нигилизма и беспочвенности, что и революция. В этом, духовном смысле кадеты были и остаются в моих глазах революционерами в той же степени, как и большевики»82. Выводы Булгакова о радикальной революционности кадетов, не подозревая того, подтверждает сам их лидер Милюков: «Когда Родичев сравнивал этот редкий орган (Думу) с иконой, разбить которую у власти не поднимется рука, он жестоко ошибался; его разбила рука подлинных «дикарей» сверху. «Революционная волна» как будто отхлынула перед грубым насилием. Но это была только отсрочка, данная власти, и уже последняя. И тот же В. О. Ключевский — даже вопреки своим настроениям — сделал из случившегося пророческий вывод: «Династия прекратится; Алексей царствовать не будет»83. Столкнувшись с маргинализмом кадетской партии, страдавший не меньшими амбициями, но уже чувствующий неизa

В. Н. Коковцев (1853—1943) — премьер-министр, банкир, занимал пост с 01.1911 по 01.1914г. 40

бежность и необходимость буржуазных реформ, монархический режим зашел в

тупик. Лидер октябристов А. Гучков видел два выхода: смену правого правительства или роспуск Думы. «В первом случае получим анархию, которая приведет нас к диктатуре; во втором случае — диктатуру, которая приведет к анархии. Как видите, положение, на мой взгляд, совершенно безвыходное. В кружках, в которых приходится вращаться, такая преступная апатия, что иногда действительно думаешь: да уж не созрели ли мы для того, чтобы нас поглотил пролетариат?»84 Бенкендорф уже через месяц после созыва Думы, 14 июня 1906 г., заявил, что разгон Думы, как и правительства, в любом случае неизбежен; вопрос заключался лишь в форме. «Это министерство (Горемыкина) мне кажется осужденным: Дума в том виде, как она есть, рано или поздно — также... Но не теперешнее министерство может распустить Думу. Один факт, что это министерство возьмет на себя ответственность за эту меру, повлечет за собой, во-первых, материальную опасность, а затем выборы с еще худшими результатами... Мне кажется, что надо составить кабинет из либерального, но умеренного меньшинства этой Думы; он... имел бы бесконечно больше морального авторитета. Такой кабинет был бы при первом же голосовании оставлен в меньшинстве и мог бы приступить к роспуску с гораздо большими шансами на успех. Я не вижу другого способа избежать красной Думы или военной репрессии»85. Именно в то время на горизонте появляется Столыпин. Еще за день до открытия 1 Думы Столыпин, зарекомендовавший себя в подавлении крестьянских волнений в бытность саратовским губернатором, был назначен Николаем II министром внутренних дел. Милюков, очевидно не понимая происходивших событий, заявлял, что «роспуска Думы боялись как перед Европой, так и перед Россией». Однако монархия боялась не возмущения «либеральной общественности», а той самой «стихийной силы», «красной Думы», за которой на самом деле стояло крестьянство, представлявшее почти 85% населения России. Что Россия думает о Думе показала эта самая «стихийная сила», которую разбудила первая русская буржуазная революция. Описывая расстановку сил в I Государственной Думе, Витте пишет: «...Когда правительство уже Горемыкина явилось в Думу и сказало: «Земли ни в каком случае, частная собственность священна», — то тогда крестьянство пошло не 41

за царским правительством, а за теми, которые сказали: «Первым делом мы вам дадим землю, да в придаток и свободу», т. е. за кадетами (Милюков, Гессен) и трудовиками»86. Камнем преткновения стал именно аграрный вопрос. Кадеты, по сути, призывали к революции — конфискации казенных, монастырских и частично помещичьих земель! I Дума была обвинена в разжигании смуты и распущена на 72-й день своего существования, 8 июля 1906 г. В этот же день Столыпин был назначен председателем Совета министров. Первая Дума наглядно показала характер и позиции противостоящих сторон. Монархия стояла за постепенное эволюционное развитие; кадеты, в свою очередь, пытались провести давно запоздавшие пробуржуазные, прокапиталистические реформы революционным путем. А за всем этим стояла темная «стихийная сила», составлявшая основу царизма и сохраняемая им в глубоком феодализме, которая, не понимая ни тех ни других, требовала только одного своего — «земли и воли». В этих условиях, чтобы предотвратить новый социальный взрыв, Николай II пошел по пути полуреформ, полудиктатуры, полурепрессий. Это проявилось уже при выборах во II Государственную Думу, где для формирования нужного ему состава Думы Столыпин прибег к откровенному политическому террору против лидеров даже пробуржуазных партий. Так было отстранено от участия в выборах 120 из 169 возможных кандидатов в Думу от кадетов. Зато появились «союзы» Михаила Архангела, «русского народа» и т. д.

Гучков нашел и лозунг, объединивший представителей «130 000» помещиков с этой «черной сотней» — «пламенный патриотизм»87. Витте так характеризовал партию «черносотенцев»: «Она представляет собой дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью и обманом; она есть партия дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужественного и прозорливого созидания. Она состоит из темной, дикой массы, вожаков — политических негодяев, тайных соучастников из придворных и различных, преимущественно титулованных, дворян, все благополучие у которых связано с бесправием и лозунг которых «не мы для народа, а народ для нашего чрева». К чести дворян, эти тайные черносотенники составляют ничтожное меньшинство благородного русского дворянства. Это дегенераты дворянства, взлелеянные подачками (хотя и миллионными) от царских 42

столов. И бедный государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить величие России»88. Вторая Дума, несмотря на все усилия правительства, как и предсказывал шеф жандармов Бенкердорф, оказалась гораздо левее Первой. Правительство получило всего пятую часть состава Думы. Кадеты, чей представитель Головин был выбран председателем Думы, стали еще более радикальными. Характерен пример обращения Столыпина к Думе с требованием высказать «глубокое порицание и негодование всем революционным убийствам и насилиям...a Тогда вы снимете с Государственной Думы обвинение в том, что она покровительствует революционному террору, поощряет бомбометателей и старается им предоставить возможно большую безнаказанность». Столыпин упрашивал Мюликова: «Напишите статью, осуждающую убийства; я удовлетворюсь этим...» Милюков, лидер крупнейшей партии Думы, отказывался от осуждения революционных убийств, но в конце уступил на соломоновом условии: «Личная жертва, не противоречащая собственному убеждению, и взамен — прекращение преследований против партии, может быть, спасение Думы! Я поставил одно условие: чтобы статья была без моей подписи»89. Партия кадетов не приняла «жертвы своего лидера» и отказала в публикации статьи... Пройдет всего 10 лет, и сам Милюков окажется в аналогичной ситуации. Он как член Временного правительства будет упрашивать лидеров Совета «...написать воззвание, чтобы не делали насилий над офицерами...» «Сам Милюков, прославленный российской общественности вождь, сверхчеловек народного доверия!»90 С. Булгаков писал о II Государственной Думе: «Это уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает. Возьмиa

О размахе политического терроризма говорят следующие факты: в 1901 г были убиты министр народного просвещения и министр внутренних дел, в 1903 — уфимский губернатор. 2 апреля 1902 г. и 15 июля 1904 г. были убиты два министра внутренних дел. 4 февраля 1905 г. был убит московский генерал-губернатор, в 1906__ петербургский градоначальник. На Столыпина было совершено 10 покушений, при одном из них погибли 29 человек и 32 были ранены. С февраля 1905 по май 1906 г при террористических покушениях погибли и были ранены 1273 человека, в том числе 13 генерал-губернаторов, губернаторов, градоначальников и их замов, более 800 полицейских всех уровней, около 20 генералов и офицеров, более 80 фабрикантов банкиров и крупных торговцев и др., не считая жертв крестьянских восстаний и революции 1905—1907 гг. Статистические данные о лицах, пострадавших при террористических актах с февраля 1905 по май 1906. Р ы б а с С. Столыпин М : Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 382. 43

те с улицы первых попавшихся встречных... внушите им, что они спасители России... и вы получите II Государственную Думу. И какими знающими, государственными, дельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств — «бюрократы»...»91 Царь спрашивал: «Что же нужно делать, чтобы положить предел тому, что творится в Думе, и направить ее работу на мирный

путь?» Коковцев отвечал: «Готовиться к роспуску Думы и к неизбежному пересмотру избирательного закона»92. На этом закончилась Первая русская революция — государственным переворотом 3 июня 1907 года: разгоном II Думы и изданием нового избирательного «закона»93. Витте писал: «Переворот этот, по существу, заключался в том, что новый выборный закон исключил из Думы народный голос, т. е. голос масс и их представителей, а дал только голос сильным и послушным: дворянству, чиновничеству и частью послушному купечеству и промышленникам. Таким образом Государственная Дума перестала быть выразительницей народных желаний, а явилась выразительницей только желаний сильных и богатых, желаний, делаемых притом в такой форме, чтобы не навлечь на себя строгого взгляда сверху. По форме же переворот этот заключался в том, что он совершенно нарушил основные государственные законы, изданные... после 17 октября 1905 года...94 а следовательно, конституцию и изда(л) своеобразный избирательный закон 3 июня 1907 года посредством манифеста. Если бы этот закон был лучше прежнего выборного закона и надолго покончил с революционными эксцессами, я бы мог его оправдать, хотя, конечно, закон этот был актом государственного переворота, но мне представляется, что этот закон искусственный, что он не даст успокоения, как основанный не на каких-либо твердых принципах, а на крайне шатких подсчетах и построениях. В законе этом выразилась все та же тенденциозная мысль, которую Столыпин выражал в Государственной думе: что Россия существует для избранных 130 000, т. е. для дворян, что законы делаются, имея в виду сильных, а не слабых, а потому закон 3 июня не может претендовать на то, что он дает «выборных» членов Думы, он дает «подобранных» членов Думы — подобранных так, чтобы решения были преимущественно в пользу привилегированных и сильных. Теперешняя Государственная Дума есть Дума не «выборная», а «подобранная»95. В день роспуска II Думы были арестованы все депутаты социал44

демократы, их осудили на каторжные работы сроком на 5 лет с последующей пожизненной ссылкой (20 человек) или просто к пожизненной ссылке (11 человек). При выборах в III Государственную Думу 1 голос помещика приравнивался уже к 4 голосами крупной буржуазии, 68 — средней и мелкой буржуазии, 260 — крестьян и 543 — рабочихa. В 50 европейских губерниях на землевладельцев приходилось уже более 50% выборщиков, на горожан 1-го разряда — 13%, 2-го — 11%, на жителей волостей и казачьих станиц — 22%, на рабочих — 2%. Число крупных городов сокращено с 26 до 7. Это была чисто «аристократическая», элитарная Дума. Дворяне заняли 43% мест, крестьяне — 15%, промышленники и торговцы — 5%, религиозные деятели — 10%, представители либеральных профессий — 19,5%. На финансирование выборов правительство направило три с лишним млн. рублей, которые пошли в основном на субсидии правым партиям: «Курская быль», «Русское знамя», «Земщина», «Собрание националистов»... кадеты и октябристы и тем более социалисты не получили ничего. Коковцев пытался ограничить запросы правых, когда Марков 2-й и Пуришкевич обещали Коковцеву «затмить самые смелые ожидания» относительно будущего состава Думы, если он не поскупится дать им... миллион. Получив отказ, Марков 2-й пригрозил: «Вы получите не такую Думу, которую бы мы вам дали за такую незначительную сумму»96. В. Пуришкевич получал дополнительные пособия для правых организаций через дворцовую канцелярию и от департамента полиции97. О характере проведении выборов Милюков пишет: «Все сколько-нибудь подозрительные по политике лица бесцеремонно устранялись от участия в

выборах. Целые категории лишались избирательных прав или возможности фактически участвовать в выборах. При выборах присутствовали земские начальники. Нежелательные выборы отменялись. Предвыборные собрания не допускались, и сами названия нежелательных партий запрещалось произносить, писать и печатать. a

Каждые 230 земельных собственников посылали в это собрание одного выборщика, тогда как торгово-промышленный класс был представлен одним выборщиком на 1000, средняя буржуазия— одним на 15 000, крестьяне — одним на 60 000 и рабочие — одним на 125 000. 45

Съезды избирателей делились по любым группам для составления искусственного большинства. Весь первый период выбора уполномоченных первой стадии прошел втемную. Мелкие землевладельцы почти поголовно отсутствовали; зато по наряду от духовного начальства были мобилизованы священники, которые и явились господами положения. В 49 губерниях на 8764 уполномоченных было 7142 священника, и лишь для избежания скандала было запрещено послать в Думу более 150 духовных лиц; зато они должны были голосовать повсюду за правительственных кандидатов»98. С. Булгаков писал в 1907 г.: «Совершенно новым в этих выборах было принудительное участие в них духовенства, причем оно было заранее пристегнуто властью к «правому» блоку и все время находилось под надзором и под воздействием архиерея... Последствия этого сатанинского замысла — сделать духовенство орудием выборов правительственных кандидатов — будут неисчислимы, ибо духовенству предстоит еще отчитываться пред своей паствой за то, что по их спинам прошли в Государственную Думу «губернатор» и иные ставленники своеобразных правых... Это политический абсурд и наглый цинизм, которого нарочно не придумают и враги церкви... До сих пор мне приходилось много нападать на нигилизм интеллигентский, но я должен признать, что в данном случае ему далеко до нигилизма административного!»99 Витте сравнивал выборы в свою I и столыпинскую III Думы: «Священная воля его императорского величества, чтобы выборы были свободны, не помешала государю выразить мне как бы упрек, что я и правительство не воздействовали на выборы и что потому получилась Дума такая левая. Теперь действительно выборы в значительной степени фальсифицируются... Это не выборы, а издевательство над населением»100. На самом деле П. Столыпин исправлял грубейшие ошибки С. Витте, о которых и сам бывший премьер-министр уже сожалел. Новый премьер останавливал либерально-демократический психоз, охвативший общество. Один из фундаментальных законов политэкономии гласит, что свобода представительства должна соответствовать уровню развития общества, нарушение его ведет к анархии и революции. Если взглянуть в историю любой европейской демократии, мы найдем нерушимое подтверждение этого закона. В России либеральные первая и вторая Думы лишний раз подтвердили его, приведя страну к анархии и революции. Столыпин душил 46

революцию в зародыше «подобранными» депутатами в Думе и одновременными реформами в обществе. Кадеты же стали жертвой своего собственного либерального радикализма. Так, по мнению Милюкова, деятельность «эгалитарной» III Думы была ограничена «пробкой» Государственного Совета, превратившегося в «кладбище думского законодательства». На самом деле Государственный Совет формировался по гораздо более либеральному и демократическому принципу, чем палата лордов в Англии. С другой стороны, либеральные политические реформы в России запоздали почти на полвека, что во многом объясняет радикализм оппозиции.

Составы Государственных Думa Крайне правые Умеренно правые (октябристы, центристы). Беспартийные (большей частью скрытые реакционеры — по Милюкову) Оппозиция Прогресистыb Кадеты Национальные депутаты Трудовики и вообще «левее к.-д.» Социалисты

I 38 38 112

184 32 85 26

II 63 34 22

III 52 226 16

IV 65 208 7

123 39 97 83

39 53 26 14 14

48 59 21 9 15

П. Милюков писал: «В III Думе наступающей стороной была власть; общественность, слабо организованная, только оборонялась, едва удерживая занятые позиции и идя на компромисс с властью. Суть перемены, происшедшей в IV Думе, заключалась в том, что компромисс оказался невозможным и потерял всякое значение... Два противоположных лагеря стояли теперь открыто друг против друга...»101 И оба, каждый со своей стороны, стояли против Столыпина, который фактиa

Состав Государственных Дум разнится в различных источниках не только по отнесению к партийной принадлежности, но и по сессиям Думы. См., например, БСЭ, 1-е изд., т. 18, М., 1930, с. 295—296, 301, или Федоро в Б. Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». В 2 т. Т. 1. СПб.: ЛимбусПресс, 2002. С. 409. В данном случае приведены сокращенные данные непосредственного участника событий П. Милюкова. Милюков П. Н. Воспоминания. М.: Политиздат, 1991 С. 277. b Партия промышленников, основанная Рябушинским и Коноваловым. 47

чески получил полудиктаторские полномочия. Законотворческая деятельность III и IV Дум была сильно ограничена. Совет министров сам в отсутствие Думы благодаря статье 87 обладал законодательными функциями. В речи 1 апреля 1911 г. перед Государственным Советом Столыпин обосновывал законодательные претензии правительства: «Законодательные учреждения обсуждают, голосуют, а действует и несет ответственность правительство». Левый лагерь представлял Милюков. Он с возмущением писал, что «это было бы почти возвращением к «совещательной» Думе времен Лорис-Меликова и Булыгина»102. 26.02.1910 Милюков критиковал власть, говоря о «полном и непримиримом противоречии внутренней политики с основными началами преобразованного государственного строя» правительства Столыпина и оскорбительными для национального достоинства неудачами во внешней политике, признав подобную политику «антинациональной и антипатриотической»103. Характерным примером правых был Пуришкевич. В 1911 году Шульгин, защищая от правых Столыпина в Думе, говорил: «Вы сгоните его, повалите, но кем замените?» На это Пуришкевич отвечал: «...Гнать мы права не имеем, мы на царские права не посягаем, заменять мы также не имеем права, но мы полагаем, что жалка была бы та страна, жалок был бы тот народ, у которого только в одном лице зиждилась надежда на спасение и оздоровление России»104. Левый Милюков был полностью согласен с правым Пуришкевичем, который заявлял, что Дума «сгнила на корню»105. С. Витте, со стороны наблюдавший за развитием ситуацииa, был более объективен: «17 апреля 1905 г. законодательным учреждениям был дан достаточный контроль над действиями администрации. Тем не менее ныне, через семь лет, в России не только нет гражданской свободы, но даже эта свобода, которая существовала до 1905 г., умалена администраa

При чтении воспоминаний С. Витте необходимо делать существенную скидку на его

негативные оценки личностей той эпохи. Они часто гипертрофированы, в том числе и по отношению к П. Столыпину и Николаю II, порой выливаясь в совершенно неоправданные и непристойные оскорбления и обвинения. Тем не менее С. Витте оставался безусловно выдающимся государственным деятелем и свидетелем своей эпохи. Все реформы конца XIX — начала XX века можно назвать реформами Витте — Столыпина; они были неразрывно логично связаны, один не мог существовать без другого. Острота личной неприязни, по-видимому, была отражением остроты ситуации в стране, радикализовывавшей личности и партии. 48

тивным произволом, который в последнее пятидесятилетие никогда так беззастенчиво не проявлялся. Причиной такому положению вещей следующие обстоятельства: 1) полнейшая политическая бестактность и близорукость не только крайних революционных партий, но и почти всех либеральных партий того времени; они точно сорвались с цепи и, вместо того чтобы считаться с действительностью, обалдели; 2) так как новый строй, конечно, был не по шерсти верхам, то начала образовываться реакция, находившая себе покровительство наверху, — реакция, в своих правых флангах явившаяся столь же безумной и нахальной, как левые фланги революционно-либеральных партий; 3) правительство Столыпина, «для которого решительно все равно, будет ли конституция или неограниченный абсолютизм, лишь бы составить карьеру», которое на словах «мы за свободу», а на деле, благо это возможно и выгодно, «за полнейший полицейский произвол»106. Против Столыпина и его реформ выступали и крестьяне, и православная церковь, и бюрократия, и придворные царедворцы. Для реализации своих остро необходимых обществу реформ он был вынужден идти напролом, ломая вековые общественные устои и интересы справа и ограничивая радикальный либерализм слева; по сути, он должен был осуществить революцию сверху. В то же время переход от феодализма к капитализму на Западе продолжался веками и сопровождался многочисленными революциями и войнами. Столыпин должен был сделать революцию мирным путем в течение жизни одного-двух поколений, при этом он был вынужден сохранять лояльность к тому строю, чьи основы он подрывал. Выходом могли бы стать диктаторские полномочия, пускай хоть несколько и ограниченные Думой. Не зря в 1907 г. вышла книга известного экономиста С. Шарапова «Диктатор», отражавшая требования того времени. П. Столыпин в глазах либеральной общественности действительно стал диктатором. Именно так она воспринимала 87-ю статью, дающую правительству право законодательной инициативы. С другой стороны, журналист М. Меньшиков обвинял Столыпина в мягкотелости. В 1911 г. в статье «Нужен сильный» М. Меньшиков обрушился на Столыпина, который был якобы только мистификатором с маской богатыря107. Князь Андронников в конце 1910 г. в свою очередь возмущенно писал: «Государь еще царствует или отрекся от престола и своим заместителем сделал Столыпина?»108 49

Но у Столыпина не было ни партии, ни армии, которые могли удержать диктатуру; у него был только царь, который являлся его опорой и одновременно ограничителем. С царем Столыпин был вынужден согласовывать все свои действия, он даже не мог сам формировать свой собственный кабинет министров, царь утверждал все законы, контролировал армию и внешнюю политику... Но даже обладай Столыпин абсолютной властью и послушной бюрократией, результат его реформ был труднопредсказуем — слишком велики и трудноразрешимы были накопившиеся проблемы. Однако Столыпин последовательно шел к своей цели вопреки растущему раздражению и ненависти как справа, так и слева. «Одно появление Столыпина на трибуне (Думы) сразу вызывало кипение враждебных чувств, отметало всякую возможность соглашения. Его решительность, уверенность в правоте правительственной

политики бесили оппозицию, которая привыкла считать себя всегда правой, а правительство всегда виноватым. После этого я (Тыркова-Вильямс) сказала во фракции: «На этот раз правительство выдвинуло человека и сильного и даровитого. С ним придется считаться». Это замечание всех раздразнило, и Милюков заметил: «Совершенно дамские рассуждения. Конечно, вид у Столыпина эффектный. Но в его доводах нет государственного смысла. Их ничего не стоит разбить». В ответ на это у Тырковой мелькнула мысль: «А ведь Столыпин куда крупнее Милюкова». С годами эта мысль окрепла109. С приближением войны напряжение все более нарастало. Кадеты требовали установления, по сути, парламентской монархииa, на что Николай II заявлял: «Это — при отсутствии у нас конституции — есть полная бессмыслица. Представление на выбор и утверждение государя мнений и большинства и меньшинства будет хорошим возвращением к прежнему спокойному течению законодательной деятельности, и притом в русском духе»110. Страсти обострялись, чувствовалось приближение чего-то грозного и неизбежного. 18 октября 1913 года в письме министру внутренних дел Н. Маклакову Николай II потребовал подготовить «роспуск Думы и объявление Питера и Москвы на положении чрезвычайной охраны...»111 Кадет Гучков в 1913 г., в свою очередь, выступил на съезде октябристов с предложением «перейти в резкую оппозицию и борьбу» — и притом не с бессильным правительстa

Верховной законодательной и исполнительной власти парламента.

50

вом, а со стоящими за ним безответственными «темными» силами. Он грозил иначе «неизбежной тяжкой катастрофой», погружением России в «длительный хаос» и т. д. Когда началась война, он сразу заявил, что она «кончится неудачей»... Но это мрачное настроение не разделялось тогда ни его фракцией, ни нами»112. Мнение кадета Гучкова практически совпадало с позицией торговопромышленных кругов. В марте 1914 г. один из лидеров Московского биржевого комитета А. Коновалов провозглашал: «Правительство обнаглело до последней степени, потому что не видит отпора и уверено, что страна заснула мертвым сном. Но стоит только проявиться двум-трем эксцессам революционного характера, и правительство немедленно проявит свою обычную трусость и растерянность... На другой день после мира (по прогнозу в 1916 г.) у нас начнется кровопролитная внутренняя война. Это будет анархия, бунт, страшный взрыв исстрадавшихся масс... При первых революционных взрывах правительство окончательно растеряется и бросит все русское общество на произвол судьбы...»113 С другой стороны, война могла разрубить гордиев узел накопившихся политэкомических противоречий. Шульгин вспоминал: «Дело было в Третьей Думе... Выскакивает В. Маклаков и ко мне: «Кабак!» — сказал громко, а потом, понизив голос, добавил: «Вот что нам нужно: война с Германией и твердая власть»114. Шингарев, в свою очередь, писал: «Войны боится и центр, и крайне правые, — потому что боятся революции. Нет ни одной политической группы в Думе, которая подходила бы к войне с легким сердцем»115. Войны ждали — и ее боялись, ждали как шанс для свержения полуфеодального самодержавия — и боялись как неизбежного взрыва нового «русского бунта», который проявил себя уже в революции 1905 г. Война С началом Первой мировой войны произошла вспышка патриотических чувств, на время сплотивших нацию. В газете кадетов «Речь» было опубликовано воззвание ЦК партии: «Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг сохранить нашу страну единой и

неделимой и защищать ее положение мировой державы, оспариваемое врагом. Отложим наши внутренние споры, 51

не дадим противнику ни малейшего предлога рассчитывать на разделяющие нас разногласия и будем твердо помнить, что в данный момент первая и единственная наша задача — поддержать наших солдат, внушая им веру в наше правое дело, спокойное мужество и надежду на победу нашего оружия...» «Священное единение, — пишет Милюков, — продолжалось, однако же, недолго. И не по вине Думы оно было нарушено. Заседание 26 июля было единственным, и мы ничего против этого не имели, ввиду серьезности момента»a. «Но уже накануне мы узнали, что по проекту Н. Маклакова Дума не будет собрана до осени 1915 г., то есть больше года. Тут проявилось не только оскорбительное отношение к Думе, но и прямое нарушение основных законов»116. В результате, как пишет Милюков, «борьба с правительством, очевидно, была безнадежна и теряла интерес. На очередь выдвигалась апелляция Думы непосредственно к верховной власти. И сессия открылась рядом заявлений о том, что с данным правительством сговориться невозможно — и не стоит сговариваться»117. Между тем в первый период войны, несмотря на тяжелые потери, русская армия в 1914 г. одержала ряд крупных побед; кроме того, союзники демонстрировали полное единение в войне. Молниеносная война, на которой основывала свой успех Германия, потерпела поражение. Это означало, что еще один год — и война может закончиться победой Антанты над центральными державами. Но такая «победоносная война» означала для России победу царизма, победу реакции. Ничто так не укрепляет власть, как победоносные войны, а поражения ведут к реформам. Победа России в войне 1812 г. почти на полвека предупредила отмену крепостного права и индустриализацию страны, что привело к все нарастающему и обостряющемуся отставанию России от своих конкурентов. Именно поражения России в войнах приводили монархию к пониманию необходимости реформ. Именно поражение в Крымской войне в 1856 г. дало толчок к отмене крепостного права в 1861 г. Именно поражение в русскояпонской войне вызвали революционные беспорядки и вынудило монархию ввести гражданa

Речь идет о совместном заседании Государственной Думы и Государственного Совета 26 июля 1914 г. в Зимнем дворце, на котором выступал Николай II. В этот же день в Таврическом дворце состоялось заседание Государственной Думы, где был оглашен Манифест о войне. После принятия решения о полном доверии правительству Дума была распушена. Шульгин ВВС. 533, комментарий Ю. Мухачева. 52

ские права и парламентаризм в России, начать крестьянскую и прочие реформы в 1905 г. Окончательно буржуазная революция могла победить только в результате поражений на фронте, в противном случае буржуазная революция в России откладывалась бы на долгие десятилетия. Милюков позже напишет: «Конечно, мы должны признать, что ответственность за совершающееся лежит на нас, то есть на блоке Государственной Думы. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны; знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»118. Именно поэтому либеральная демократия и буржуазия избрали тактикой борьбы с царизмом лозунг русско-японской войны: «Чем хуже, тем лучше». Милюков заявлял: «Следует помнить, что по необходимости наша любовь к родине принимает иногда неожиданные формы и что ее кажущееся отсутствие на самом деле

является у нас наивысшим проявлением подлинно патриотического чувства». О формах, которое приобретало это чувство, писал кадет И. Гессен: русская печать вела «партизанскую войну» с властью «с возрастающим ожесточением до самой революции»119. Но пока это было только начало... Был и другой аспект проблемы. Открытая революция во время войны могла привести к непредсказуемым последствиям, в том числе и реальному поражению России в войне, что, очевидно, не входило в планы либералов. Кроме того, они помнили урок 1905 г., когда либеральные демократы и буржуазия потерпели поражение, поскольку не подумали о «стихийной силе». Именно о ней предупреждал в 1905 г. Витте, а в 1913 г. кадет Гучков и представитель промышленников Коновалов. Либералов предупреждал и французский посол Палеолог, который приводил слова «монархической оппозиции» во время революции 1848 г.: «Если бы мы знали, насколько тонки стены вулкана, мы бы не стремились вызвать извержение»120. Во время Первой мировой войны «стихийная сила» стала еще вооруженной и организованной и при определенных обстоятельствах могла развернуть штыки и в другую сторону. По словам Гучкова, «дело оказалось бы чрезвычайно легким», если бы вопрос шел о том, чтобы поднять военное 53

восстание... но мы не желали касаться солдатских масс»121. Милюков писал: «Мы не хотели этой революции. Мы особенно не хотели, чтобы она пришла во время войны. И мы отчаянно боролись, чтобы она не случилась»122. Либеральные круги понимали, что для реализации их планов им необходимо пройти по «лезвию бритвы», между возвращением царского феодализма и взрывом «русского бунта». Именно поэтому «речь шла о заговоре в стиле дворцового переворота XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и цареубийства»123. Н. Чхеидзе писал: «Переворот мыслился руководящими кругами в форме дворцового переворота; говорили о необходимости отречения Николая II и замены его...»124 Милюков подтверждал: «Рядом стояли люди — и число их быстро увеличивалось, — которые надеялись предупредить стихийную революцию дворцовым переворотом с низложением царской четы»125. Генерал Данилов писал: «Возможен был двоякий переворот: путь дворцовый и революционный. Первый выход казался менее болезненным и менее кровавым. К тому же, по мнению некоторых лиц, сочувствовавших дворцовому перевороту, обеспечивалась возможность сохранения монархического принципа»126. Действительно оптимальным вариантом эволюционного перехода от монархии к буржуазной республике было бы установление в России конституционно-монархического строя. В этом случае существовала вероятность, что социального и национально-сепаратистского взрыва не произойдет. Именно с таким предложением Львовa и Маниковскийb обращались в декабре 1916 г. к великому князю Николаю Николаевичу. Николая II с семьей планировалось отправить в ссылку. Бьюкенен также придет к выводу, что «монархическое правление является единственно возможным способом удержания этой огромной империи. Эта страна не готова для республиканской формы правления, и у меня есть большие сомнения, будет ли республика приемлема для большинства нации. Причина, по которой я в беседе с Милюковым выступил за сохранение за великим князем Николаем поста главнокомандующего, заключается в том, что если он добьется доверия к себе армии и a

Львов Г Е.(1861—1925) — князь, первый премьер-министр Временного правительства. Маниковский А А. (1865—1920) — генерал, начальник артиллерийского управления в 1915—1917 гг. Выдвигался руководителями февральского переворота на пост Всероссийского диктатора в феврале 1917 г. b

54

сможет удержать ее в руках, то возникнет реальный шанс для великого князя

стать в конечном счете императором»127. Но великий князь отказался, повидимому, не без давления армейской верхушки. Для ген. Алексеева и его соратников приход Николая Николаевича означал бы их смещение и возвращение команды генералов великого князя (Данилова, Янушкевича и др.)a. Альтернативой могла быть передача власти наследнику Алексею с регентством великого князя Михаила Александровича. После Февральской революции Бальфур будет инструктировать Бьюкенена: следует убедить Николая, что «национальным несчастьем» явился бы отказ от предоставления Алексею права наследования троном»128. Это понимал не только английский министр иностранных дел. Милюков пишет: «Блок исходил из предположения, что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство — до его совершеннолетия — великого князя Михаила Александровича. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю... Говорилось в частном порядке, что судьба императора и императрицы остается при этом нерешенной — вплоть до вмешательства лейб-гвардейцев, как это было в XVIII в.; что у Гучкова есть связи с офицерами гвардейских полков, расквартированных в столице, и т. д. Мы ушли в полной уверенности, что переворот состоится»129. По словам А. Гучкова, план был таков: «...Захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было бы рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят правительство»130. Для того чтобы принудить монархическую власть добровольно передать власть буржуазии, царский режим необходимо было ослабить, довести до критического состояния, которое a

После Февральской революции великий князь Николай Николаевич немедленно подпишет приказ о своем вступлении в должность Верховного Главнокомандующего. Но председатель Временного правительства князь Львов выступит резко против. Николай Николаевич будет вынужден оставить пост за Алексеевым. Воейков В.Н.С царем и без царя. М.: ТЕРРА, 1995. С. 234—235 55

оставляло бы только один выход. Война давала все необходимые предпосылки для этого. Все «инструменты» находились в руках буржуазии — деньги, заводы, фабрики, газеты, политики... И именно здесь начинались революция и гражданская война... Военные заказы, под которые брались деньги, не выполнялись; сырье, например металл, исчезало; в период поражений 1915 г. в войсках не оказалась снарядов, патронов, сапог, хотя они в избытках были на складах; в 1916 г. пропал уголь и хлеб, армия страдала от голода, а в холодильниках и вдоль дорог гнили тысячи тонн заготовленного мяса... Конечно, главной причиной тому была неспособность полуфеодальной монархии мобилизовать население и экономику. Так, заказы военного министерства попросту разворовывались, разборки начались уже после начала войны, но было уже поздно, а пока в России даже отсутствовала статья о наказании за коррупцию. Углублялся правительственный кризис: за 1915—1916 гг. сменились четыре председателя Совета министров, четыре военных министра, шесть министров внутренних дел, четыре — юстиции. Но... Рябушинский весьма примечательно заявлял в период отступления русской армии в 1915 г.: «Нам нечего бояться, нам пойдут навстречу в силу необходимости, ибо наши армии бегут перед неприятелем». На совещании промышленников в августе того же года он утверждал, что необходимо «вступить на путь полного захвата в свои руки исполнительной и законодательной

власти»131. В те же дни газета Рябушинского опубликовала список Комитета обороны, который предвосхищал практически полный состав Временного правительства февраля 1917г. Подготовка к перевороту началась с мобилизации политических сил. Летом 1915 г. по инициативе кадетов был создан антиправительственный Прогрессивный блок, фактическим руководителем которого стал Милюков. В блок вошли 236 из 422 депутатов Государственной Думы. Цели «блока» ни для кого не были секретом. Министр внутренних дел Н. Маклаковa сообщал царю в то время: «Дума прокладывает путь к свободе революции». «Я борюсь против неудержимо растущего у всех стремления, забыв царя, в одном общественном a

Маклаков Н. А. — министр внутренних дел царского правительства. Его брат, Маклаков В. А., адвокат, член ЦК партии кадетов, депутат II, III и IV Дум, участвовал в убийстве Распутина. 56

мнении видеть начало и конец всего». «Родзянко — только исполнитель, напыщенный и неумный, а за ним стоят его руководители, гг. Гучковы, кн. Львов и другие, систематически идущие к своей цели». А. Смирнов писал, что «в тревожной военной обстановке Прогрессивный блок и стоящие за ним силы были полны решимости перехватить в свои руки управление страной, потеснив или убрав императора. Они интересовались не реформами, а властью»132. Эффективность легальной деятельности Прогрессивного блока была снижена роспуском Думы 3 сентября 1915 г. Однако уже в августе 1914 г. либералами были использованы другие массовые политические инструменты, которые оправдали свою эффективность еще во время революции 1905 г. — «союзы». По аналогии с Союзом земств времен японской войны, был учрежден Всеросийский земский союз помощи больным и раненым воинам под предводительством кн. Львова. После поражений 1915 г. этот союз слился с Союзом городов Милюкова, образовав Земгор. В. Воейков вспоминал: «Так как городскому и земскому союзам не удалось привлечь сколько-нибудь крупных общественных и частных средств, они... вынуждали правительство увеличивать выдаваемые им суммы... Это вынужденное воспособление Земгору... выразилось к концу 1914 года в цифре 43 миллиона рублей и, возрастая ежегодно, достигло ассигнования на первое полугодие 1917 года одному только Всероссийскому союзу городов цифры 65 786 895 рублей. Большую часть работников в этих союзах составляли лица, уклонявшиеся от службы в действующей армии... Занимались работники земского и городского союза между прочим и антиправительственной пропагандой среди солдат и офицеров фронта... Пропагандисты раздували каждый промах военного управления, приписывая его высшему начальству с генералом Сухомлиновым во главе. Немало потрудились они и над расшатыванием престола, подчеркивая немецкое происхождение императрицы и распространяя небылицы об ее отношении к Распутину»133. На съезде Земгора в сентябре 1915 г. Гучков разъяснял цели организации. Она «нужна не только для борьбы с врагом внешним, но еще больше с врагом внутренним, той анархией, которая вызвана деятельностью настоящего правительства». «Надо всю Россию покрыть всероссийскими союзами», — 57

утверждал в 1915 г. Н. Некрасовa. В 1916 г. последний премьер царского правительства князь Н. Голицин утверждал, что «у союзов готов состав временного правительства, и отделы союзов соответствуют существующим министерствам»134. На информации департамента полиции о съездах Земгора в 1916 году ген. Алексеев наложил резолюцию: «В различных организациях мы имеем не только сотрудников в ведении войны, но получающие нашими трудами и казенными деньгами «внутреннюю спайку силы, преследующие весьма вредные

для жизни государства цели»135. Торгово-промышленные круги создали свою организацию. В мае 1915 г. на 9м съезде представителей промышленности и торговли Рябушинский выступил за мобилизацию промышленности, а в июне по его настоянию были созданы военнопромышленные комитеты, во главе которых встал А. Гучков. Но мобилизационная деятельность комитетов себя не оправдала «В середине ноября 1915 года Маниковский в письме в «Новое время» засвидетельствовал, что от военно-промышленных комитетов не получено ни одного снаряда. Эти комитеты «мобилизовали» около 1300 предприятий средней и мелкой промышленности, которые выполнили за войну примерно половину полученных заказов, что составило 2—3% от общей стоимости заказов военного ведомства»136. В. Воейков вспоминал: «Первою заботою созванных под руководством А.И. Гучкова военнопромышленных комитетов... было обеспечение себе 1% стоимости всех проходивших через комитеты поставок. Вследствие этого комитеты оказались, вопервых, коммерчески заинтересованы в возможно более высокой расценке поставок, а во-вторых, создалось такое ненормальное положение, при котором, например, состоялась уплата... военно-промышленному комитету процентного отчисления со стоимости переданного Главным артиллерийским управлением казенному Балтийскому заводу заказа... Печать, преклонявшаяся перед деятельностью военно-промышленных комитетов, почему-то не считала для себя возможным говорить правду: например, письмо начальника Главного артиллерийского управления, указывавшего осенью 1915 года на неполучение от военно-промышленных комитетов еще ни одного снаряда, a

По проекту Н. Некрасова осенью 1915 г. был учрежден Всероссийский кооперативный комитет. Комитет через несколько месяцев был закрыт московским градоначальником. Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. М.: Эксмо, 2003. С 206 58

не было пропущено в печати. Помимо денежной щепетильности, представители деловой России не обнаружили и большого патриотизма: забывая о своих собственных русских заводах, они стремились производить заготовления на заграничных рынках, чему, наконец, воспрепятствовал Совет министров. Прекрасной иллюстрацией деятельности военно-промышленных комитетов может служить бывшая у меня в руках ведомость состояния главнейших заказов центрального военно-промышленного комитета на 1 января 1916 года... Так, например, снарядов к бомбометам заказано 3 245 000, а сдано 96 135; мин заказано 663 400, а сдано 119 штук и т. д. А куда уходили деньги военнопромышленного комитета, осталось — и не для меня одного — тайной»137. Н. Яковлев приходит к выводу, что «военно-промышленные комитеты нужны были буржуазии не для налаживания военной экономики, а как форум для ведения политической деятельности». В. Воейков пишет: «Военнопромышленный комитет сразу выделил «рабочую секцию», занявшуюся рассмотрением рабочего законодательства, а также обсуждением вопросов внутренней политики, к делу снабжения армии ни малейшего отношения не имевших. Революционная деятельность рабочей секции, иногда приглашавшей на свои заседания и нечленов военно-промышленного комитета, не составляла секрета для министра внутренних дел, который принимал к ее обузданию лишь полумеры»'38. Министр внутренних дел Протопопов все время говорил «о том, что земский и городской союзы, а также военно-промышленные комитеты суть организации революционные...»139 В начале сентября 1915 года возник сверхзаконспирированный «Комитет народного спасения», издавший 8 сентября «Диспозицию №1», в которой формулировались цели новой организации: Для победы на внутреннем фронте необходимо оставить всякую мысль о «блоках и объединениях с элементами

зыбкими и сомнительными». Штаб верховного главнокомандования, для победы над внешним и в первую очередь внутренним врагом, составили Г. Львов, А. Гучков и А. Керенский140. Поворотным моментом в противостоянии сторон стали поражения 1915 г., когда из-за недостатка снарядов, винтовок, патронов, продовольствия началось великое отступление И. Шульгин вспоминал: «Я был на фронте и видел все... Неравную борьбу безоружных русских против ураганного огня нем59

цев... И когда снова была созвана Государственная Дума, я принес с собой, как и многие другие, горечь бесконечных дорог отступления и закипающее негодование армии против тыла... Я чувствовал себя представителем армии, которая умирала так безропотно, так задаром, и в ушах у меня звучало: пришлите нам снарядов!»141 «Из дальнейшего разговора выяснилось, что кадеты не собираются менять курс, что они по-прежнему будут стоять за войну «до победного конца», но... Но подъем произошел.. Неудачи сделали свое дело... В особенности повлияла причина отступления... И против власти... неумелой... не поднявшейся на высоту задачи... сильнейшее раздражение...»142 Одни искали виновных, другие впадали в панику. Ставка, как пишет Головин, «слишком поздно решилась на отвод наших армий в глубь страны. Это запоздание стоило много лишних жертв...»143 А. Поливанов: «Над всеми царит генерал Янушкевич... Печальнее всего, что правда не доходит до его величества... на фронте и в армейских тылах можно каждую минуту ожидать непоправимой катастрофы. Армия уже не отступает, а попросту бежит. Ставка окончательно потеряла голову»144. Управляющий делами Совета министров А. Яхонтов описывал состояние членов правительства: «Всех охватило какое-то возбуждение... Неужели все пропало?.. За все время войны не было такого тяжелого заседания. Настроение было больше чем подавленное»145. Далеко не «либеральный» кн. В. Шаховской говорил: «Нельзя не считаться с тем фактом, что поражения на фронте создали революционно повышенное настроение в стране»146. Обеспокоенный Янушкевич пишет из ставки царю: необходимо пообещать каждому солдату-крестьянину шестнадцать акров земли за верную службу147. Для консолидации общества, мобилизации военной и гражданской власти, тыла и фронта Николай II 20 июня 1915 г. согласился организовать Особое совещание по оборонеa, в состав которого вошли члены Думы, Госсовета, крупнейшие промышленники, финансисты, государственные деятели. Насущную необходимость Особого совещания подчеркивают a

Всего их было четыре: Особое совещание по государственной обороне (председатель — военный министр), Особое совещание по транспорту (председатель — министр путей сообщения), Особое совещание по топливу (председатель — министр торговли и промышленности), Особое совещание по продовольствию (председатель — министр земледелия). В Англии был создан Комитет войны под председательством премьер-министра Ллойд Джорджа — своеобразная «директория», состоявшая из первого министра, министров финансов, военного, морского, вооружения и т. д. 60

сведения министра продовольствия Наумова: «...С первых же шагов моей деятельности... я встретил прежде всего во всех областях и условиях создавшейся продовольственной обстановки именно ту разрозненность действий, учреждений и лиц, которая подрывала в корне текущую работу и ослабляла энергию для предстоящей»148. «Отсутствие связи тыла с фронтом сказывалось на каждом шагу продовольственной жизни в столь резкой форме, что всякое промедление с принятием мер в целях упорядочения этих взаимоотношений грозило катастрофой делу снабжения как армии, так и страны»149. Однако с Особым совещанием получилось то же, что и Советом государственной обороны. 27 мая

1908 г. Гучков с трибуны Думы обрушил шквал критики против великих князей, стоявших во главе СГО150. Конфликт между властью и оппозицией вынудил Николая II 6 июля 1908 года упразднить совет. «Когда я учреждал СГО, я думал объединить с военным и морским делом вопросы политические и финансовые, что не удалось»151. Особое совещание в военно-революционных условиях 1915 г. действительно больше запутывало обстановку, чем разрешало ее. Первая попытка Один из очевидцев «великого отступления» 1915 г. писал: «...Получилось полное впечатление краха. Армия... не отступала, а бежала, бросая по дороге материальную часть и огромные склады продовольствия и фуража, взрывая форты сильнейших крепостей и оставляя без одного выстрела прекрасно укрепленные позиции... Нужно было какое-то крупное решение. И вот в этот момент государь принял на себя всю ответственность за дальнейшую судьбу Отечества»152. Николай II хотел встать во главе армии еще в начале войны, «но решительно все министры высказались против этого желания, доказывая императору, что все возможные неудачи, которые могут быть всегда, свалятся на него как на главного виновника»153. Тем не менее 4 августа 1915 г., когда армия оказалась на грани поражения, а страна — революции, Николай встал во главе армии. «Решение Николая II, — писал Г. Катков, — взять на себя Верховное Главнокомандование было, по-видимому, его последней попыткой сохранить монархию и... предотвратить надвигающийся шторм...»154 Председатель Совета министров И. Горемыкин заявлял: «Когда на фронте почти 61

катастрофа, его величество считает священной обязанностью русского царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть...»155 Военно-морская комиссия Думы в то время подала Николаю II доклад, подписанный председателем кадетом Шингаревым и восемью другими членами Думы, в том числе Шульгиным. Доклад содержал обвинения правительства и Главнокомандующего и был пронизан мыслью, что «общественность должна взять в свои руки обеспечение войны». В конце доклада говорится, что «только непререкаемой царской властью можно установить согласие между ставкой великого князя, Верховного командования и правительством». Н. Головин пишет: «Николай II имел полное право сделать логический вывод о том, что русские общественные круги желают, чтобы монарх в своем лице совместил управление страной и Верховное Главнокомандование»156. Однако решение Николая II мотивировались, очевидно, не только ситуацией на фронте. А. Вырубова писала: «Государь рассказывал, что (Верховный главнокомандующий) великий князь Николай Николаевич постоянно без ведома государя вызывал министров в Ставку, давая те или иные приказания, что создавало двоевластие в России»157 Генерал-адъютант М. Скобелев еще в 1877 г. говорил про великого князя Николая Николаевича-младшего: «Если он долго проживет, для всех станет очевидным его стремление сесть на русский престол. Это будет самый опасный человек для царствующего императора»158. Адмирал Бубнов: «Когда стало очевидным, что верховное управление страной неспособно справиться со своей задачей и его деятельность может привести к поражению, великий князь во имя спасения родины отказался от чрезмерной осторожности и начал выступать с решительными требованиями различных мероприятий...»159 Великий князь Николай Михайлович писал Николаю II: «Относительно популярности Николаши (Николая Николаевича) скажу следующее: эта популярность была мастерски подготовлена из Киева Милицей... явление этой популярности меня тревожит, особенно при том возбужденном состоянии нашего общественного мнения, которое все яснее обрисовывается в провинции.

Популярность эта вовсе не идет на пользу престолу или престижу императорской фамилии...»160 В. Воейков писал: «...Я вполне разделял мнение И. Л. Горемыкина, считавшего, что агитация вокруг имени великого князя Николая Николаевича являлась для ле62

вых партий одним из средств дискредитирования государя»161, — и продолжал: «Его величество... считает нежелательным откладывать свое вступление в командование, с одной стороны, из-за неудачных действий и распоряжений великого князя на фронте, а с другой — из-за участившихся случаев его вмешательства в дела внутреннего, управления. Никакими доводами не удалось ни графу Фредериксу, ни мне отговорить царя от этого решения, в правильность которого верила и государыня Александра Федоровна»162. 4 Николай II на посту Верховного Главнокомандующего первым делом сменил все руководство и структуру Ставки163. Генерал Носков писал: «Это была смена системы, так как все ближайшие помощники великого князя были удалены одновременно вместе с ним. Важные изменения были произведены также в командовании фронтами и в командовании армиями»164. Начальник генерального штаба Янушкевич был отправлен в отставку, на его место был назначен М. Алексеев. Причем сначала был сменен штаб, и только после этого великий князь165. Генерал Спиридович: «После отъезда великого князя стало как-то легче. Как будто разрядилась гроза. Кто знал истинный смысл свершившегося, крестились. Был предупрежден государственный переворот, предотвращена государственная катастрофа... »166 Современник тех событий писал: «...Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского монарха. Сделавши эту предпосылку, станет совсем понятно, почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании государя сослать вел. князя на Кавказ, и конечно, наивные доводы ген. Данилова о том, что эти министры боялись неопытности царя в роли главнокомандующего, не заслуживают внимания. Эти министры, по всей вероятности, боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль»167. Речь идет о коллективном письме восьми либеральных министров, в котором они, угрожая отставкой, требовали от Николая II, дабы предотвратить «тяжелые последствия», отказаться от своего намерения возглавить армию, ибо «в таких условиях они теряют веру в возможность с сознанием пользы служить царю и родине». Министр иностранных дел Сазонов восклицал: «Какой-то хаос в голове делается... в какую бездну толкается Россия!» Министр земледелия А. Кривошеин, еще 63

недавно говоривший, что «Ставка ведет Россию в бездну, к катастрофе, к революции... если Верховным был бы сам Император, тогда никаких недоразумений не возникало... вся исполнительная власть была бы в одних руках»168, теперь заявлял: «Ставятся ребром судьбы России и всего мира. Надо протестовать, умолять, настаивать, просить — словом, использовать все доступные нам способы, чтобы удержать его величество от бесповоротного шага. Мы должны объяснить, что ставится вопрос о судьбе династии, о самом троне, наносится удар монархической идее, в которой и сила, и вся будущность России»169. Председатель Государственной Думы Родзянко, после того как Николай II возглавил Ставку, так же, как и либеральные министры, стал увещевать: «Неужели, государь, вам не ясно, что вы добровольно отдадите вашу неприкосновенную особу на суд народа, а это и есть гибель России?» Против решения русского царя выступил даже английский посол: «Я сказал, что его величеству придется нести ответственность за новые неудачи, могущие

постигнуть русскую армию, и что вообще совмещать обязанности самодержца великой империи и верховного главнокомандующего — задача непосильная для одного человека. Царица тут же возразила, что царю надо было с самого начала взять командование, а теперь, когда армия терпит столько лишений, его место — среди своих войск. «Я не терплю, — продолжала она, — министров, которые пытаются отговорить его от исполнения своего долга. Положение требует твердости. Царь, к сожалению, слаб, но я сильна и буду такой и впредь»170. Между тем Аврех, рассуждая о тех доводах, которые приводили министры, замечает, что «совершенно очевидно, что. если бы дело заключалось только в этих причинах, реакция не была бы столь болезненной и острой»171. Г. Катков писал: «Трудно понять, что было подлинной причиной этой чрезвычайно эмоциональной — теперь можно бы даже сказать, иррациональной — реакции на решение, которое в конце концов было достаточно мотивированно и вполне соответствовало статусу монарха»172. Свет на причину ультиматума министров, очевидно, проливает состав революционного Ответственного министерства П. Рябушинского, в котором, кроме Милюкова, Гучкова, Коновалова, числились двое министров — военный Поливанов и земледелия Кривошеин... Поливанов еще до войны был тесно связан с Гучковым, о котором Хвостов говорил, что тот 64

«способен, когда представится возможность, взять командование батальоном и маршировать в Царское Село»173. Про министра земледелия великий князь Андрей Владимирович записал в дневнике: «Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом как желание умалить власть государя»174. Министр земледелия А. Наумов писал: «У генерала Поливанова установилась тесная дружба с А. Гучковым...»175 «Несомненно, — пишет Катков, — контакты Поливанова и Гучкова имели место»176. Яхонтов писал, что «за Поливановым всегда чувствовалась тень Гучкова...» «Не понимаю, чего добивается Поливанов. Он всех науськивает и против великого князя, и против принятия командования государем... Уж не своего ли друга любезного г. Гучкова он ладит в спасители Отечества?»177 Министр иностранных дел Сазонов активно поддерживал идею «правительства общественного доверия»: «Люди, болеющие душой за родину, ищут сплочения наиболее деятельных нереволюционных сил страны, а их объявляют незаконным сборищем и игнорируют... Правительство не может висеть в безвоздушном пространстве и опираться на одну только полицию». Горемыкин отвечал: «(Прогрессивный) Блок создан для захвата власти. Он все равно развалится, и все его участники между собой переругаются». Сазонов: «А я нахожу, что нужно во имя общегосударственных интересов этот блок, по существу умеренный, поддержать. Если он развалится, то получится гораздо более левый. Что тогда будет?» Александра Федоровна писала Николаю II 6 сентября 1915 года: «Сазонов больше всех кричит, волнует всех... не ходит на заседание Совета министров — это ведь неслыханная вещь! Я это называю забастовкой министров»178. Великий князь Николай Михайлович — Николаю II: «...Ввиду того, что многое после войны может измениться, лучше заранее учесть все признаки готовящихся явлений в русской жизни. Не знаю, по каким мотивам ты уволил С. Д. Сазонова, но вот что случилось. Почти вся пресса (кроме «Нового времени» и «Земщины») сделала из Сазончика великого человека и своего рода сверхпатриота; все земства, общественные учреждения, союзы городов, промышленные комитеты и т. д. послали ему соболезнования по случаю его ухода и создали для него особую популярность, которую вряд ли он мог ожидать, продолжая быть министром иностранных дел. Это я считаю

65

весьма опасным симптомом...»179 В защиту Сазонова перед Николаем II встал английский посол Бьюкенен... Великий князь Александр Михайлович писал Николаю И: «...Как это ни странно, но правительство есть сегодня тот орган, который подготовляет революцию, — народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных, и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу»180. Троцкий вспоминал о том же: «Само министерство находилось моментами в острой оппозиции к царю. Еще в 1915 году, за полтора года до переворота, на заседаниях правительства открыто велись речи, которые и сейчас кажутся невероятными. Военный министр Поливанов: «Спасти положение может только примирительная к обществу политика. Теперешние шаткие плотины не способны предупредить катастрофу». Морской министр Григорович: «Не секрет, что и армия нам не доверяет и ждет перемен». Министр иностранных дел Сазонов: «Популярность царя и его авторитет в глазах народных масс значительно поколеблены». Министр внутренних дел князь Щербатов: «Мы все вместе непригодны для управления Россией при слагающейся обстановке... Нужна либо диктатура, либо примирительная политика» (заседание 21 августа 1915 года.) Ни то ни другое уже не могло помочь; ни то ни другое уже не было осуществимо. Царь не решался на диктатуру, отклонял примирительную политику и не принимал отставки министров, считавших себя негодными. Ведший записи крупный чиновник делает к министерским речам краткий комментарий: придется, очевидно, висеть на фонаре. При таком самочувствии немудрено, если даже в бюрократических кругах говорили о необходимости дворцового переворота как единственного средства предупредить надвигающуюся революцию. «Если бы я закрыл глаза, — вспоминает о таких беседах один из участников, — то я мог бы подумать, что нахожусь в обществе заядлых революционеров»181. Настроение в общественно-политических кругах России того времени передают воспоминания монархиста Шульгина: «Интеллигенция кричит устами Думы: вы нас губите... Вы проигрываете войну... Ваши министры — или бездарности, или изменники... Страна вам не верит... Армия вам не верит... пустите нас... Мы попробуем... Допустим, что все это неправда, за исключением одного: немцы нас бьют — этого ведь 66

нельзя отрицать... А если так, то этого совершенно достаточно, чтобы дать России вразумительный ответ...»182 «Зачем это делается — одному Богу известно... Нельзя же, в самом деле, требовать от страны бесконечных жертв и в то же время ни на грош с ней не считаться... Можно не считаться, когда побеждаешь: победителей не судят... Но побеждаемых судят, и судят не только строго, а в высшей степени несправедливо, ибо сказано: «Vae victis!..» Надо признать неизбежность этой несправедливости и сообразно с этой неизбежностью поступать. Надо поступать так, чтобы откупиться не только от суда праведного, но и от несправедливого. Надо дать взятку тем, кто обличает... Ибо они имеют власть обличать, так как на каждого обличающего — миллионы жадно слушающих, миллионы думающих так же, нет, не так же, а гораздо хуже. Да, их миллионы, потому что военные неудачи принадлежат к тем фактам, которые не нуждаются в пропаганде... «Добрая слава за печкой лежит, а худая по миру бежит...» За поражения надо платить. Чем?.. Той валютой, которая принимается в уплату: надо расплачиваться уступкой власти... хотя бы кажущейся, хотя бы временной... Можно поступить разно: 1. Позвать Прогрессивный блок, т. е., другими словами, кадетов, и предоставить им составить кабинет: пробуйте, управляйте. Что из этого вышло бы

— бог его знает. Разумеется, кадеты чуда бы не сделали, но, вероятно, они все же выиграли бы время. Пока разобрались бы в том, что кадеты не чудотворцы, прошло бы несколько месяцев, — а там весна и наступление, которое все равно решит дело: при удаче выплывем, при неудаче все равно потонем. 2. Если же не уступать власти, то надо найти Столыпина-второго... Надо найти человека, который блеснул бы перед страной умом и волей... Надо сказать второе «не запугаете», эффектно разогнать Думу и править самим — не на словах, а на самом деле — самодержавно... 3. Если кадетов не призывать, Столыпина-второго не находить, остается одно: кончать войну. Вне этих трех комбинаций нет пути, т. е. разумного пути. Что же делают вместо этого? Кадетов не зовут, Думы не гонят, Столыпина не ищут. Мира не заключают, а делают — что?.. Назначают «заместо Столыпина» — Штюрмера, о котором Петербург выражается так: абсолютно беспринципный человек и полное ничтожество...»183 67

Очевидно, что демарш министров против решения Николая II встать во главе армии был мотивирован именно тем, что он отказался в этой ситуации от сотрудничества с Прогрессивным блоком — назначением «ответственного министерства». Надежды либералов на то, что Николай II в условиях кризиса добровольно откажется от власти, не оправдались. П. Мультатули пишет о событиях конца августа 1915 г. как о попытке «тихого» переворота, который был предотвращен царем, «когда он принял верховное командование»184. Отъезд Николая II в Ставку вызвал новую волну негодования; теперь она обрушилась на царицу. Целый ряд высших лиц государства обращались к Николаю II с предостережением об опасности, грозившей стране и династии из-за гибельного участия в управлении государством Александры Федоровны... в их числе нач. Генерального штаба Алексеев, генерал Гурко, протопресвитер Шавельский, Пуришкевич, Родзянко, великие князья Николай и Александр Михайловичи и сама вдовствующая императрица. Например, великий князь Николай Михайлович писал Николаю II: «Если бы тебе удалось устранить это постоянное вторгательство темных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобой доверие громадного большинства твоих подданных... Ты находишься накануне эры новых волнений; скажу больше — новых покушений. Поверь мне, если я так напираю на твое собственное освобождение от создавшихся оков, то... только ради надежды спасти тебя, твой престол и нашу дорогую родину от самых тяжких и непоправимых последствий». Но никакие представления не действовали»185. С другой стороны, В. Воейков пишет: «...Если судить по результатам, число лиц, кандидатуру которых поддерживала императрица, было прямо ничтожно... по сравнению с количеством лиц, получивших за этот период назначения... Что же касается вмешательства ее величества в управление государственными делами, я лично могу констатировать, что его не было. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог эту клевету подтвердить документальными данными»186. Но дело было не в этом... Очевидно, что поведение Николая II диктовалось не только объективно складывавшейся обстановкой, но и его личностными особенностями. Возглавив армию и уехав в Ставку, Николай II не столько стремился к командованию войсками, сколько бежал от управления государством, стал68

кивающегося со все возрастающими проблемами. Николай II писал: «Мой мозг отдыхает здесь — нет министров, нет беспокоящих вопросов, требующих осмысления. Я полагаю, что это хорошо для меня»187. Начальник Генерального штаба Алексеев, со своей стороны, фактически дезавуировал деятельность

Николая II как главы государства и армии, идя на поводу желаний последнего. Адмирал А. В. Колчак: «...Я смотрел на назначение государя... только как на известное знамя, в том смысле, что верховный глава становится вождем армии... но фактически всем управлял Алексеев. Я считал Алексеева в этом случае выше стоящим и более полезным, чем Николай Николаевич»188. Английский премьерминистр Ллойд Джордж после свержения императора писал: «Русский ковчег не годился для плавания. Этот ковчег был построен из гниющего дерева, и экипаж был никуда не годен. Капитан ковчега способен был управлять увеселительной яхтой в тихую погоду, а штурмана изображала жена капитана, находившаяся в капитанской рубке...»18' Между тем позицию Николая II по отношению к «демократизации» власти во время войны трудно назвать легкомысленной. Он, очевидно, помнил урок 1905 г., когда провозглашение Манифеста привело только к эскалации революции. Практика на примере Февральской революции показала, что Николай II, может и не вполне осознано, но все же был недалек от истины. Уже после отречения Николая II 5 марта 1917 г. В. Воейков «обратился к его величеству с вопросом, отчего он так упорно не соглашался на некоторые уступки, которые, быть может, несколько месяцев тому назад могли бы устранить события этих дней. Государь ответил, что, во-первых, всякая ломка существующего строя во время такой напряженной борьбы с врагом привела бы только к внутренним катастрофам, а во-вторых, уступки, которые он делал за время своего царствования по настоянию так называемых общественных кругов, приносили только вред отечеству, каждый раз устраняя часть препятствий работе зловредных элементов, сознательно ведущих Россию к гибели. Им же лично руководило желание сохранить престол... дабы в таком же виде передать его после смерти своему сыну»190. У. Черчилль писал о Николае II: «Он видел так же ясно, как и другие, возрастающую опасность. Он не знал способа ее избежать. По его убеждению, только самодержавие, создание веков, дало России силу продержаться так долго наперекор всем бедствиям. Ни одно государство, ни одна нация не вы69

держивали доселе подобных испытаний в таком масштабе, сохраняя при этом свое строение. Изменить строй, отворить ворота нападающим, отказаться хотя бы от доли своей самодержавной власти — в глазах царя это означало вызвать немедленный развал. Досужим критикам, не стоявшим перед такими вопросами, нетрудно пересчитывать упущенные возможности. Они говорят, как о чем-то легком и простом, о перемене основ русской государственности в разгар войны, о переходе самодержавной монархии к английскому или французскому парламентскому строю...» Шульгин ставит в заслугу оппозиции, что «раздражение России, вызванное страшным отступлением 1915 года... удалось направить в отдушину, именуемую Государственной Думой. Удалось перевести накипевшую революционную энергию в слова, в пламенные речи и в искусные, звонко звенящие «переходы к очередным делам». Удалось подменить «революцию» «резолюцией», то есть кровь и разрушение словесным выговором правительству»191. И тут же Шульгин пишет: «В минуту сомнений мне иногда начинает казаться, что из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно становимся ее поджигателями. Мы слишком красноречивы... мы слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верят, что правительство никуда не годно...»192 «Мы избрали этот путь... Путь, так сказать, «суда» — вместо «самосуда». Путь парламентской борьбы — вместо баррикад... «А вы не думаете, что так вы скорее дойдете до баррикад?» Вот в этом-то и вопрос. Что мы, сдерживаем или разжигаем?.. Мне всегда казалось, что сдерживаем. Мне казалось, что мы такал цепь, знаете, когда солдаты берутся за руки. Конечно, нас

толкают в спину и заставляют двигаться вперед. Но мы упираемся. Держим друг друга за руки и не позволяем толпе прорваться... Так мы идем, упираясь, а нас давят в спину уже полтора года... Бог его знает, если бы мы не сделали этой цепи, может быть, уже давно толпа прорвалась бы... Не забудьте, что цепь все время кричит: «Все для войны»... И этот наш вопль обращен одинаково к обеим сторонам: от армии мы требуем «всех жертв», а от правительства «хоть немного жертвы»... Успокаивает ли это или разжигает? Кто знает? Мне кажется, все-таки успокаивает»193. Но как в свое время писал Ницше, «ослабляя болезнь, вы ослабили больного — вы не врачи, а шарлатаны!»194 Этот же образ использовал П. Столыпин, еще 70

за несколько лет до войны предупреждая думских деятелей: «Вы хирурги, собравшиеся вокруг одурманенного больного. Больной этот... ошеломленный вашей критикой. Вы, господа, взяли ланцеты и режете его, потрошите его внутренности, но одна неловкость, одно неосторожное движение — и вы уже будете не оперировать больного, а анатомировать труп»195. Действительно, уже в середине 1916 г. Шингарев говорил Шульгину: «Зашло так далеко, пропущены все сроки, я боюсь, что если наша безумная власть даже пойдет на уступки, если даже будет составлено правительство из этих самых людей доверия, то это не удовлетворит... Настроение уже перемахнуло через нашу голову, оно уже левее Прогрессивного блока... Придется считаться с этим... Мы уже не удовлетворим... Уже не сможем удержать... Страна уже слушает тех, кто левее, а не нас... Поздно...»196 «Тяжелее и глупее всего было в этой истории положение наше — консервативного лагеря. Ненависть к революции мы всосали если не с молоком матери, то с японской войной. Мы боролись с революцией, сколько хватало наших сил, всю жизнь. В 1905-м мы ее задавили. Но вот в 1915-м, главным образом потому, что кадеты стали полупатриотами, нам, патриотам, пришлось стать полукадетами. С этого все и пошло. «Мы будем твердить: все для войны, — если вы будете бранить власть»... И вот мы стали ругаться, чтобы воевали. И в результате оказались в одном мешке с революционерами, в одной коллегии с Керенским и Чхеидзе...»197 Победы русской армии в 1916 г., только отягощали обстановку в стране. Великий князь Александр Михайлович писал о настроениях в Петербурге: «Политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск... город был полон слухов... «Правда ли, что царь запил?», «А вы слышали, что государя пользует какой-то бурят, и он прописал ему... лекарство, которое разрушает мозг?», «Известно ли вам, что Штюрмер, которого поставили во главе нашего правительства, регулярно общается с германскими агентами в Стокгольме?», «А вам рассказали о последней выходке Распутина?» И никогда ни одного вопроса об армии! И ни слова радости о победе Брусилова! Ничего, кроме лжи и сплетен, выдаваемых за истину только потому, что их распускают высшие придворные чины»198. «В целом ситуация создавала ощущение, — писал великий князь Кирилл Владимирович, — будто балансируешь на краю пропасти или 71

стоишь среди трясины. Страна напоминала тонущий корабль с мятежным экипажем. Государь отдавал приказы, а гражданские власти выполняли их несвоевременно или не давали им хода, а иногда и вовсе игнорировали их. Самое печальное, что пока наши солдаты воевали, не жалея себя, люди в чиновничьих креслах, казалось, не пытались прекратить растущий беспорядок и предотвратить крах; между тем агенты революции использовали все средства для разжигания недовольства»19'. Ю. Ломоносов писал: «Удивительно то, что, насколько я слышал, это недовольство было направлено почти исключительно против царя и

особенно царицы. В штабах и в Ставке царицу ругали нещадно, поговаривали не только о ее заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»200. В. Маклаков сравнивал в то время Россию с автомобилем, ведомым безумным шофером по узкой дороге над пропастью, когда всякая попытка овладеть этим рулем закончится общей гибелью. Поэтому сведение счетов с шофером (Николаем II) откладывается «до того вожделенного времени, когда минует опасность»201. Николай II, по-видимому, не понимал всей серьезности складывающеся ситуации. Мамонтов приводит свой разговор с царем в котором он высказал озабоченность внутриполитической обстановкой. «Государь внимательно, с недоверчивой улыбкой и возраставшим изумлением слушавший меня не прерывая, при заключительных словах моих воскликнул: «Да вы с ума сошли, вам все это приснилось, и приснилось когда же? Чуть не накануне нашей победы?! И чего вы боитесь? Сплетен гнилого Петербурга и крикунов в Думе, которым дорога не Россия, а их собственные интересы? Можете быть спокойны; если бы и могли произойти какие-нибудь неожиданности, то соответственные меры против них приняты и повторяю: победа теперь уже на за горами»202. Тем не менее Николай II уже не знал, на кого опереться. В. Воейков пишет: «Положение царя становилось все более и более тяжелым; верные слуги таяли, а число людей, оппозиционно настроенных, увеличивалось. Главную роль в обществе стали играть члены Государственной Думы, мнения которых принимались за непреложные истины...»203 Видимо, с этим связано назначение в январе 1916 г. председателем Совета министров консервативного 68-летнего гофмейстера баро72

на Б. Штюрмера. Монархист Шульгин писал: «Этот «дед» не только не принес порядка России, а унес последний престиж власти... Штюмер — жалкий, ничтожный человек, а Россия вела мировую войну. Дело в том, что все державы мобилизовали свои лучшие силы, а у нас — «святочный дед» премьером. Вот где ужас. Вот отчего страна в бешенстве. И кому охота, кому это нужно было доводить людей до исступления?! Что это, нарочно, что ли, делалось?!» Американский посол в России Фрэнсис характеризовал председателя Совета министров следующим образом: «Кажется, этот человек не питает уважения ни к одному выдающемуся русскому из тех, с кем я встречался. Решительно, его назначение — победа реакции». И добавлял, что Б. Штюмер — реакционер, оппортунист без всяких убеждений и интеллекта. Удаление Штюрмера произвело бы умиротворяющий эффект, восстановило бы доверие... Фрэнсис предупреждал: «Если император будет настаивать на сохранении Штюрмера и на время прервет работу Думы или распустит ее, может последовать революция»204. Французский посол Палеолог писал в Париж: «Штюрмеру 67 лет. Как личность он ниже среднего уровня. Ума небольшого; мелочен; души низкой; честности подозрительной; никакого государственного опыта и никакого делового размаха...»205 Бывший премьер В. Н. Коковцев назвал его «бесталанным и пустым человеком»206. Бьюкенена больше всего беспокоила прогерманская ориентация нового премьера. «Как реакционер с прогерманскими симпатиями, Штюрмер никогда не смотрел благожелательно на идею союза с демократическими правительствами Запада, боясь, что будет создан канал, по которому либеральные идеи проникнут в Россию»207. Беспокойство британского посла было настолько велико, что он обратился с «предупреждением» о смене русского премьер-министра и фактически государственного строя к русскому царю: «В первых числах февраля..

получил аудиенцию, на которой... впервые сделал серьезную попытку побудить императора вступить на более либеральный путь. Указав на растущее чувство недовольства, открыто выражаемого всеми классами населения, я сказал ему, что офицеры и даже генералы, возвращающиеся с фронта, заявляют, что пора убрать с дороги всех тех, кто виноват в страданиях армии. Принесенные народом жертвы, говорил я, заслуживают некоторой награды. И я советовал его величеству даровать в качестве акта милости за оказанные услуги то, что 73

было бы унизительно отдать под давлением революционного движения»208. В письме в министерство иностранных дел от 18 августа Бьюкенен говорил: «...Если император будет продолжать слушаться своих нынешних реакционных советчиков, то революция, боюсь, является неизбежной»209. 16 декабря 1916 г. биржевик А. Коновалов заявил в Государственной Думе: вся Россия уже осознала, что «с существующим режимом, существующим правительством победа невозможна, что основным условием победы над внешним врагом должна быть победа над внутренним врагом». Рябушинский писал: «Мы переживаем трагическое время, и декабрь 1916 г. в истории России навсегда оставит память противоположности интересов Родины и правительства»210. Крупнейшему фабриканту вторил армейский генерал А. Деникин: «Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты»2". Великие князья забрасывали Николая II своими тревожными письмами. Так, Александр Михайлович писал: «Я принципиально против так называемого ответственного министерства, т. е. ответственного перед Думой... надо помнить, что парламентская жизнь у нас в самом зародыше — при самых лучших намерениях тщеславие, желание власти к почета будут играть не последнюю роль. И главное, при непонимании парламентского строя, личной зависти и прочих человеческих недостатках министры будут меняться даже чаще, чем теперь, хотя это и трудно...» Но при этом великий князь пишет: «Состоявшиеся с тех пор назначения показывают, что ты окончательно решил вести внутреннюю политику, идущую в полный разрез с желаниями всех твоих верноподданных. Эта политика только на руку левым элементам, для которых положение «чем хуже, тем лучше» составляет главную задачу; так как недовольство растет, начинает пошатываться даже монархический принцип... факты развала и произвола налицо. Продолжаться долго такое положение не может; опять повторяю: нельзя править страной, не прислуши74

ваясь к голосу народному, не идя навстречу его нуждам, не считая его способным иметь собственное мнение, не желая признавать, что народ свои нужды сам понимает... Когда подумаешь, что ты несколькими словами и росчерком пера мог бы все успокоить, дать стране то, чего она жаждет, т. е. правительство доверия и широкую свободу общественным силам, при строгом контроле, конечно, что Дума, как один человек, пошла бы за таким правительством, что произошел бы громадный подъем всех сил народных... то становится невыносимо больно, что нет людей, которым бы ты доверял...»212 Спустя месяц Александр Михайлович снова писал: «...События показывают, что твои советники продолжают вести Россию и тебя к верной гибели... Недовольство растет с большой быстротой, и чем дальше, тем шире становится

пропасть между тобой и твоим народом (когда я говорю «народом», я понимаю в смысле тех, которые понимают нужды народные, а не тех, которые представляют из себя стадо, которое пойдет за человеком, сумеющим увлечь толпу)... Посмотри, что делается в союзных нам странах — править государствами призваны самые способные люди, без различия их убеждений...»213 Великий князь Георгий Михайлович: «Ненависть к Штюрмеру чрезвычайная... какие же меры могли бы излечить это состояние? На это могу ответить, что общий голос — удаление Штюрмера и установление ответственного министерства для ограждения тебя от обмана различных министров. Эта мера считается единственною, которая может предотвратить общую катастрофу. Если бы я это слышал от левых и разных либералов, то я не обратил бы на это никакого внимания. Но это мне говорили и здесь говорят люди, глубоко преданные тебе и желающие от всей души блага только тебе и России... Признаюсь, что я не ожидал, что я услышу здесь, в армии, то же, что я слышал всюду в тылу. Значит, это желание всеобщее — глас народа — глас Божий, и я уверен, что Господь тебе поможет пойти навстречу всеобщему желанию и предупредить надвигающуюся грозу из нутра России»214. Великий князь Павел Александрович уже составил манифест о введении конституции после войны215. Великий князь Николай Михайлович: «Ты неоднократно выражал твою волю «довести войну до победоносного конца». Уверен ли ты, что при настоящих тыловых условиях это исполнимо? Осведомлен ли 75

ты о внутреннем положении не только внутри империи, но и на окраинах (Сибирь, Туркестан, Кавказ)? Говорят ли тебе правду или многое скрывают? Где кроется корень зла?..»216 Если у великих князей были такие настроения, то что уж говорить о либералах. Накануне переворота 9.02.1917 г. Н. Маклаков писал: «Дума и союзы, несомненно, толкнут часть населения на временные осложнения... Власть должна... быть уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего». Председатель кадетской комиссии217 на это заметил: «Вы, в сущности, объявляете всю Россию внутренним врагом»218. И правительство, и либералы использовали один термин — «внутренний враг», — но каждый имел при этом в виду противоположную сторону. 5 января 1917 года «Русские ведомости», внешне скорбно, но внутренне торжествуя, сообщили: «Бюрократия теряет то единственное, чем она гордилась и чем старалась найти искупление своим грехам, — внешний порядок и формальную работоспособность»219. Развязка приближалась, и 14 декабря императрица пишет царю: «Я бы спокойно и с чистой совестью перед всей Россией отправила бы Львова... Милюкова, Гучкова и Поливанова также — в Сибирь. Идет война, и в такое время внутренняя война есть государственная измена. Почему ты так на это не смотришь, я, право, не могу понять. Я только женщина, но моя душа и мой ум говорят мне, что это было бы спасением России... Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом... Раздави их всех под собой!» Николай II на это отписывается: «Бедный старый муженек — без воли». Милюков пишет: «...Я так же хорошо мог бы озаглавить этот предреволюционный год словами «паралич власти». «Власти нет», — писал князь Львов. «Правительства нет», — подтверждал Протопопов220. «И оба признавали, — замечает Милюков, — с противоположных сторон: общественные организации хотят занять место власти». Победы русской армии в 1916 г. привели к тому, что «вожделенное время» снова отсрочивалось. Мало того, осенью 1916 г. был объявлен новый призыв почти двух миллионов человек. Как и в конце 1914 г., в либеральных кругах снова

возник страх, что война закончится скорой победой и, следовательно, укреплением монархии. Либералы были вынуждены резко усилить активность, и в первую очередь в армии. Деникин позже писал: «...Является совершенно бес76

спорным одно положение: исход революции во многом зависел от армии»221. Гучков еще до войны, во время своего пребывания во Франции, писал: «В 1905 году революция не удалась потому, что войско было за государя... В случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне; поэтому я исключительно занимаюсь военными вопросами и военными делами, желая, чтобы в случае нужды войско поддерживало более нас, чем царский дом»222. Обстановка в тылу способствовала этому. Начальник канцелярии премьера Мануйлов сообщал Палеологу: «В тылу полное разложение. Тыловые части ровно ничего не делают или, во всяком случае, недостаточно заняты. Вы знаете, что зима — самое неудобное время для военного обучения. Но в этом году это обучение проходило в особенно сокращенном и упрощенном виде из-за недостатка ружей, пулеметов, орудий, а главное — из-за недостатка в офицерах. Кроме того, солдаты очень скверно помещены в казармах. Их набивают как сельдей в бочку. В Преображенских казармах, рассчитанных на 1200 человек, помещены 4000 человек. Представьте себе их жизнь в душных и темных помещениях! Они проводят целые ночи в разговорах. Не забывайте, что среди них есть представители всех народностей империи, всех религий и сект, есть даже евреи. Это прекрасный бульон для культуры революционных бактерий. И наши анархисты, конечно, прекрасно это понимают». Слыша вместо обычной бравады этот вопль о грядущем несчастье, Палеолог сделал вывод, что «падение русского режима не за горами»223. Главной задачей либеральных сил стало углубление раскола между армией и правительством, что было также несложно, поскольку в армии с первых дней войны нарастало глухое недовольство тылом, не способным обеспечить потребности армии, что неоднократно приводило к прямым конфликтам между Ставкой и правительством. Беспорядки в тылу крайне болезненно отзывались на фронте, поскольку именно там они непосредственно вели к новым страданиям и жертвам. Армии необходима была консолидирующая тыл и фронт, мобилизующая общество власть, которую Николай II обеспечить был уже не в силах. Об этом же писал генерал Нокс, глава британской миссии в России: «Перспективы были более многообещающими, чем виды на кампанию 1916 года в марте того года... Русская пехота устала, но меньше чем год назад... почти всех видов вооружений, боеприпасов и снаряжения было больше, чем когда-либо — при мобилизации, 77

весной 1915-го или весной 1916 г. Качество командования улучшалась с каждым днем... Нет никакого сомнения в том, что если бы тыл не раздирался противоречиями... русская армия увенчала бы себя новыми лаврами... и, вне сомнений, нанесла бы такой удар, который сделал бы возможным победу союзников к исходу этого года»224. Именно на этой неспособности монархической власти мобилизовать тыл строили свою пропаганду в верхних эшелонах армейского командования либералы. Полковник царской армии Н. Балабин рассказывал: «Объезжая в 1916 г. войсковые части в качестве главноуполномоченного Красного Креста, Гучков в интимной беседе со мной в штабе дивизии высказывал мне серьезные опасения за исход войны. Мы единодушно приходили к выводу, что неумелое оперативное руководство армией, назначение на высшие командные должности бездарных царедворцев, наконец, двусмысленное поведение царицы Александры, направленное к сепаратному миру с Германией, может закончиться военной

катастрофой и новой революцией, которая, на наш взгляд, грозила гибелью государству. Мы считали, что выходом из положения мог бы быть дворцовый переворот: у Николая нужно силой вырвать отречение от престола». Учитывая дальнейшую судьбу Балабина — летом 1917 года при Временном правительстве он был начальником штаба Петроградского военного округа, — это признание существенно 225. 28 августа 1916 года тем же Гучковым было опубликовано его письмо начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву: «Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гибнет на корню. Ведь как ни хорошо теперь на фронте, но гниющий тыл грозит еще раз, как было год тому назад, затянуть и Ваш доблестный фронт, и Вашу талантливую стратегию, да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью... А если Вы подумаете, что вся власть возглавляется г. Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, — что в руках этого человека ход дипломатических отношений в настоящем и исход мирных переговоров в будущем — а следовательно, и вся наша будущность, — то Вы поймете, Михаил Васильевич, какая смертельная тревога за судьбу нашей Родины охватила и общественную мысль, и народные настроения»226. Усилия Гучкова не пропали даром... 78

Революция Либералы и их сторонники в своих воспоминаниях и исследованиях стараются показать, что Февральская революция произошла естественным стихийным путем. Даже Л. Троцкий, вернувшись из эмиграции, писал: «Февральское восстание именуют стихийным... в феврале никто заранее не намечал путей переворота; никто не голосовал по заводам и казармам вопроса о революции; никто сверху не призывал к восстанию. Накоплявшееся в течение годов возмущение прорвалось наружу, в значительной мере неожиданно для самой массы»227. А. Деникин также пишет: «Революция была неизбежна. Ее называют всенародной. Это определение правильно лишь в том, что революция явилась результатом недовольства старой властью решительно всех слоев населения. Но в вопросе о формах ее и достижениях между ними не было никакого единомыслия, и глубокие трещины должны были появиться с первого же дня после падения старой власти...»228 Н. Бердяев: «К 1917 г. в атмосфере неудачной войны все созрело для революции. Старый режим сгнил и не имел приличных защитников. Пала священная русская империя, которую отрицала и с которой боролась целое столетие русская интеллигенция»229. Однако если бомбу стихийного народного возмущения действительно подготовили война и царский режим, то взрыватель для него был создан и подожжен вполне сознательно и целенаправленно. Так, например, 3 ноября 1916 года Шульгин с трибуны Думы заявил: «Я не принадлежу к тем людям, для которых борьба с властью есть дело, если не сказать привычное, то, во всяком случае, давнишнее. Наоборот, в нашем мировоззрении та мысль, что даже дурная власть лучше безвластья, — эта мысль занимает почетное место... И тем не менее у нас есть только одно средство: бороться с властью до тех пор, пока она не уйдет!.. Мне кажется, что рабочие будут спокойнее и усерднее стоять у своих станков, зная, что Государственная Дума исполняет свой долг; и даже тогда, когда в их мастерские будут врываться банды и говорить им: «Забастуйте для борьбы с правительством», — я уверен, рабочие скажут: «Прочь, уходите, вы или шпионы, или провокаторы, потому что борется с правительством Государственная Дума, и она борется с правительством за Россию...» 79

Марков 2-й дал точное определение речи Шульгина: «Правда Шульгина такая: мы в Думе владеем словом, могучим словом, и словом будем бить по ненавистному правительству, и это патриотизм, это священный долг гражданина. А когда рабочие, фабричные рабочие, поверив вашему слову, забастуют, то это государственная измена. Вот шульгинская правда, и я боюсь, что эту правду рабочие назовут провокацией, и, пожалуй, что это будет действительно правда... Знайте, что народ и рабочие — люди дела, они не болтуны и словам вашим верят, и если вы говорите эти слова — будем бороться с государственной властью во время ужасной войны, — понимайте, что это значит... Понимайте, что это значит то, чтобы рабочие бастовали, чтобы рабочие поднимали знамя восстания, и не закрывайтесь, что вы только словами хотели ограничиться; нет, знайте, что ваши слова ведут к восстанию, к народному возмущению... Речи депутатов Милюкова, Керенского, Чхеидзе и ласковое изречение г. Шульгина разнятся только в тоне, в манере, в технике, но суть их одна, и все они ведут к одному — к революции»230. То, что кадеты упорно готовят революцию, в то время не было секретом. С. Булгаков писал о политике кадетов и октябристов в конце 1916 г.: «В это время в Москве происходили собрания, на которых открыто обсуждался дворцовый переворот и говорилось об этом как о событии завтрашнего дня. Приезжали в Москву А. Гучков, В. Маклаков, суетились и другие спасители отечества». И еще: «Особенное недоумение и негодование во мне вызвали в то время дела и речи кн. Г. Львова, будущего премьера... Его я знал... как верного слугу царя, разумного, ответственного, добросовестного русского человека, относившегося с непримиримым отвращением к революционной сивухе, и вдруг его речи на ответственном посту зовут прямо к революции... Это было для меня показательным, потому что о всей интеллигентской черни не приходилось и говорить...»231 Председатель Думы М. В. Родзянко успокаивал британского военного атташе: «Мой дорогой Нокс, вы должны успокоиться. Все идет правильно. Россия — большая страна, мы можем вести войну и совершать революцию одновременно»232. Бьюкенен пишет, что один его «русский друг, который был впоследствии членом Временного правительства, известил меня.. что перед Пасхой должна произойти революция, но что мне нечего беспокоиться, так как она продлится не больше двух недель»233. Николай II писал жене 5 ноября 80

1916 года: «Вчера я принял славного Маниковского, начальника артилл. управления. Он рассказал мне много относительно рабочих, об ужасной пропаганде среди них и огромных денежных суммах, раздаваемых для забастовок — и что, с другой стороны, этому не оказывается никакого сопротивления, полиция ничего не делает, никому дела нет до того, что может случиться! Министры, как всегда, очень слабы — вот и результат»234. Провокации, подкрепленные организационной подготовкой, привели к желательному результату. Февральская революция началась с организованных рабочих демонстраций требовавших хлеба, позже к нему добавился лозунг «Долой самодержавие». В феврале 1917 г. охранное отделение доносило: «С каждым днем продовольственный вопрос становится острее, заставляет обывателя ругать всех лиц, так или иначе имеющих касательство к продовольствию, самыми нецензурными выражениями». «Новый взрыв недовольства» новым повышением цен и исчезновением с рынка предметов первой необходимости охватил «даже консервативные слои чиновничества». «Никогда еще не было столько ругани, драм и скандалов, как в настоящее время... Если население еще не устраивает голодные бунты, то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем. Озлобление растет, и конца его росту не видать»235. Количество бастующих петроградских рабочих (чел.)

23 февраля 87 000 24 февраля 197 000 25 февраля 240 000 Между тем большинство серьезных исследователей сходятся во мнении, что хлебный кризис в столице был организован искусственно, и тому есть множество свидетельств. Уже на первом заседании Совета в феврале 1917 г. выяснилось, что продовольственное состояние Петрограда «отнюдь не было 236 катастрофическим» . 23—24 февраля Протопопов и Хабалов заявляли, что «хлеба хватит», «волнения вызваны провокацией», «недостатка хлеба в продаже не должно быть»237. В. Воейков пишет, что 25 февраля городское общественное управление утверждало, что в «Петрограде в данный 81

момент имеются достаточные запасы муки; на складах Калашинковской биржи было свыше 450 000 пудов муки, так что опасения о недостаче хлеба являлись совершенно неосновательными. При этом не упоминалось о двенадцати так называемых маршрутных поездах, шедших из Таврической губернии в Петроград, из которых первые шесть должны были подойти 25 февраля, а вторые шесть — второго марта; нагружены они были исключительно зерном, и с их прибытием столица должна была быть обеспечена мукою по май месяц»238. М. Пришвин, служивший в Министерстве земледелия в Отделе продовольствия рабочих заводов и фабрик, в своих дневниках неоднократно возвращается к этому вопросу: «Член Совета министров заставил нас высчитать, сколько всего рабочих занято в предприятиях, обслуживающих оборону. Цифра получается очень небольшая, и странно кажется, что этих рабочих Министерство земледелия не могло обеспечить продовольствием, что на фабриках, работающих на оборону, повсеместно реквизируются запасы продовольствия... А бумаги все поступают и поступают: там по недостатку хлеба остановился завод, там целый район заводов»239. Т. Китанина показала, что «излишек хлеба (за вычетом объема потребления и союзных поставок) в 1916 г. составил 197 млн. пуд.»240. А. Анфимов писал: «Европейская Россия вместе с армией до самого урожая 1917г. могла бы снабжаться собственным хлебом, не исчерпав всех остатков от урожаев прошлых лет»241. Видимо, причина была не в недостатке продовольствия. К началу 1917 г. очевидно характерным стало положение о котором Родзянко говорил еще в середине 1916 года: «Беспорядки в тылу приняли угрожающий характер. В Петрограде уже чувствовался недостаток мясных продуктов. Между тем, проезжая по городу, можно было встретить вереницы подвод, нагруженных испорченными мясными тушами, которые везли на мыловаренный завод. Подводы попадались прохожим среди белого дня и приводили жителей столицы в негодование: на рынке нет мяса, а на глазах у всех везут чуть ли не на свалку испорченные туши... По обыкновению, министерства не могли с собой сговориться: интендантство заказывало, железные дороги привозили, а сохранять было негде, на рынок же выпускать не разрешалось. Это было так же нелепо, как и многое другое; точно сговорились все делать во вред России». Яковлев указывает: «Тут, вероятно, Родзянко подошел к истине — одним головотяпством чиновников объ82

яснить происходившее было невозможно...»242 Несколько проясняют ситуацию показания А. Протопова на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. «Кто должен был этим продовольствием ведать? Должно было ведать правительство, а так как правительство само по себе уничтожалось, то, конечно, на его место стали общественные силы. Министерство оставалось ни при чем, и его можно было уничтожить, и это было бы, может быть, рационально, а то получилось то, что Риттиха назвал «бисерной

забастовкой», потому что для революционных действий, идущих против старого строя, нет более удобных путей, как экономическая борьба, т. е. путь, чтобы еще более расстроить кровообращение страны, вселяя недовольство и доводя его до сильнейшего состояния, пока не произойдет взрыв. Это ужас...»243 Революция напоминала взрыв разорвавшейся бомбы, сметавшей все на своем пути. Протопопов докладывает Николаю II о том, что «в верности царю общей массы войск не сомневается». На деле оказалось иное. Если 23 февраля с толпой еще справлялись полиция и жандармы, то уже 24 февраля пришлось пустить военные части. 25 февраля, после царского приказа, решено стрелять, и 26 февраля войска местами уже стреляли. Но одна рота запасного батальона Павловского полка уже требовала прекращения стрельбы и сама стреляла в конную полицию. 27 февраля отдельные части побратались с рабочими... Город был объявлен на осадном положении. К вечеру оставшиеся верными воинские части составляли уже ничтожное меньшинство...244 26 февраля 1917 г. М. Родзянкоb телеграфирует Николаю II: «Положение серьезное. В столице — анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти поa

Министр сельского хозяйства bРодзянко М. В. (1859—1924) — один из лидеров партии октябристов, монархист, крупный помещик, депутат III и IV Государственных Дум. С 1911 г. председатель Думы. В начале Февральской революции пытался уговорить царя дать стране конституцию. В годы Гражданской войны находился при армии генерала А. И. Деникина. В 1920 г. эмигрировал в Югославию, где и умер. 83

добно...»245 На следующий день, 27 февраля, царь сказал Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать»246. 27 февраля 1917 г. С. Хабаловa телеграфировал генералу М. Алексеевуb: «Прошу доложить его императорскому величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог. Большинство частей одни за другими изменили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных его величеству войск... К вечеру мятежники овладели большею частью столицы...»247 «Ваше величество, — телеграфировал генерал Эвертc, — на армию в настоящем ее составе при подавлении внутренних беспорядков рассчитывать нельзя... Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столице не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столице нет никаких»248. Еще 19 февраля председатель Думы М. В. Родзянко предупреждал Николая II, что в случае роспуска Думы вспыхнет революция, которая «сметет вас, и вы уже не будете царствовать». — «Ну, Бог даст», — ответил Николай II и 27 февраля приостановил деятельность Думы. Очевидно, ключевую роль здесь сыграла императрица. В письме от 24 февраля она писала мужу: «Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова, и против них вызвали казаков. Я надеюсь, что Керенского из Думы повесят за его ужасную речь — это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером. Все жаждут и умоляют проявить твердость». 25 февраля: «...Хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба... Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но это все пройдет и

успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя. Худших речей не пеa

Хабалов С. С. (1858—1924) — генерал-лейтенант, с февраля 1917 г. — командующий войсками Петроградского военного округа. 26 февраля был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. В ноябре 1917 г. эмигрировал. b Алексеев М. В. (1857—1918) — генерал от инфантерии с 1914 г., с августа 1915-го по март 1917 г. — начальник штаба Ставки, фактический руководитель армии. После консультаций с командующими фронтов убедил Николая II отречься от престола. В марте — мае 1917 т. — Верховный главнокомандующий. После Октябрьской революции участвовал в создании Добровольческой армии, весной 1918 г. стаз ее верховным руководителем. с Главнокомандующий армиями Западного фронта. 84

чатают, но я думаю, что за антидинастические речи необходимо немедленно и очень строго наказывать, тем более что теперь военное время». 26 февраля: «В городе дела вчера были плохи. Произведены аресты 120—130 человек... Министры и некоторые правые члены Думы совещались вчера вечером... Протопопов писал (в 4 часа утра) о принятии строгих мер, и все надеются, что завтра все будет спокойно. Те хотели строить баррикады и т. д.»249 Николай II в ответ сообщил, что с фронта посланы войска в революционный Петроград. Против роспуска депутаты не возражали. Милюков записал: «Самоубийство Думы совершилось без протеста»230. Между тем весь день 28 февраля к Таврическому дворцу шли уже в полном составе полки, перешедшие на сторону Государственной Думы231. 27 февраля Совет министров подал царю просьбу о коллективной отставке и разошелся. 28 февраля многие министры, включая председателя Совета министров, были арестованы. Милюков заключает: «Во время «революции» в столице России не было ни царя, ни Думы, ни Совета министров». Кроме этого, как вспоминает Шульгин, «...во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти...»252 Царя не было в столице, поскольку он был фактически блокирован еще с 23 февраля, когда по настойчивой просьбе Алексеева покинул Царское Село и отправился в Ставку. С. Шидловский писал: «Временною властью были приняты все меры, чтобы не допустить его в Петроград из опасения личного его появления». Между тем открытое противодействие означало прямой мятеж, который нельзя было бы прикрыть демагогической заботой «о судьбах династии»233. Д. Боткинa писал в 1925 году: «Революция началась задолго до того дня, когда А. И. Гучков и Шульгин добивались в Пскове отречения... Государь фактически был узником заговорщиков еще до подписания отречения...»254 А. Вырубова писала, что Николай II «высказывал сожаление, что в Петрограде и Царском Селе нет настоящих кадровых войск (в Петрограде стояли резервные полки), и выражал желание, чтобы полки гвардии поочередно приходили в Царское Село на отдых, думаю, чтобы в случае нужды предохранить от грозящих беспорядков». Попытки Николая II вызвать гвардию в Царское Село и Петa

Брат расстрелянного с царской семьей в Екатеринбурге лейб-медика царской семьи.

85

роград под разными предлогами отклонялись генералом Гурко255. «Каким-то странным и таинственным образом приказ об их отправке в Петербург был отменен»256. И. Солоневич писал: «Генералы не могли места найти для запасных батальонов на всем пространстве империи. Или места в столице империи для тысяч двадцати фронтовых гвардейцев. Это, конечно, можно объяснить и глупостью; это объяснение наталкивается, однако, на тот факт, что все в мире ограничено, даже человеческая глупость...» В том, что для изоляции Николая II и надежных воинских частей были специально приняты предупредительные меры, вполне откровенно признавался один из вожаков революции, лидер кадетов П. Милюков: «В Петербург для усмирения восстания царем были посланы войска. Генерал Иванов назначен диктатором с объявлением военного положения в

Петербурге, сам царь выехал 1 марта из Ставки в Царское. Но в то же время наши инженеры Некрасов и (прогрессист) Бубликов вместе с левыми вошли в связь с железнодорожным союзом и оказались хозяевами движения по всей железнодорожной сети»257. Буржуазные реформы в России действительно слишком запоздали, почти на полвека, что стало основной причиной критического отставания России от своих европейских конкурентов и радикализации политической жизни в стране. Причины этого отставания кроются как в объективных российских условиях, где реформы по западному образцу были просто невозможны, так и в субъективных — крайнем консерватизме монархического строя. В сложившихся условиях ключевым вопросом стал выбор между эволюционным и революционным путем развития. Эволюционный путь предлагал Витте или, например, в другой, более радикальной форме интенсивного развития — Столыпин; они в той или иной мере осознанно ставили себе задачу создания материальной базы для нового либерально-демократического строя. Шульгин писал: «Столыпин заплатил жизнью за то, что раздавил революцию, и главным образом за то, что указал путь для эволюции. Нашел выход, объяснил, что надо делать». Царская аристократия стремилась любой ценой сохранить свое привилегированное положение и цепко держала Россию в прошлом, в феодализме. Либералы и социалисты, в свою очередь, не считаясь с объективными экономическими возможностями Российского государства, требовали полити86

ческого, революционного разрешения вопроса, что находило широкий отклик у населения. Эгоистичному консерватизму русской аристократии противостоял нигилистический идеализм русской интеллигенции, и всему этому был противопоставлен суровый материализм русских премьеров. Основную проблему русской либеральной интеллигенции точно передал киевский генерал-губернатор Драгомиров, который задолго до революции говорил либерально настроенным интеллигентам: «Ваша ошибка в том, что вы не видите, что общественный процесс есть процесс органический, а не логический, и ребенок не может родиться раньше, чем на девятом месяце»258. Тем не менее Россия имела шансы найти свое направление эволюционного развития и догнать конкурентов, но для этого необходимо было время... Но Россия не успела закончить даже восходящую часть цикла своего эволюционного развития — этому помешала Первая мировая война; именно в этом кроется главная причина всех последующих пертурбаций в России. Война подорвала накопленный экономический потенциал либеральных реформ и престиж монархической власти, что резко обострило и без того радикализованное противостояние сторон, свело его к узкой точке борьбе за власть либералов и монархии, отбросив решение всех остальных вопросов «на потом». О причинах этого П. Столыпин писал в 1910 г.: «После горечи понесенных испытаний Россия, естественно, не может не быть недовольной; она недовольна не только правительством, но и Государственной Думой, и Государственным Советом, недовольна и правыми партиями, и левыми партиями. Недовольна потому, что Россия недовольна собой. Недовольство это пройдет, когда выйдет из смутных очертаний, когда образуется и укрепится русское государственное самосознание, когда Россия почувствует себя опять Россией. И достигнуть этого возможно, главным образом, при одном условии: при правильной совместной работе правительства и представительных учреждений». Но именно этой совместной работы Достигнуть не удалось. Наблюдавший за русской политической сценой англичанин Д. Уоллес не переставал удивляться различию в политической культуре России и Запада. Он обратился к одному из лидеров

партии кадетов: «Вместо того чтобы сохранять атмосферу систематической и бескомпромиссной враждебности к министерству, партия могла бы сотруд87

ничать с правительством и посредством этого постепенно создать нечто подобное английской парламентской системе, которой вы так восхищаетесь; этого результата можно было бы достичь в течение восьми-десяти лет». Услышав эти слова, мой друг внезапно прервал меня и воскликнул: «Восемь или десять лет? Да мы не можем ждать так долго!» — «Хорошо, — ответил я, — вы, должно быть, знаете ваши обстоятельства лучше, но в Англии мы должны были ждать в течение нескольких столетий»259. Уоллес был прав, что опыт той же Англии мог быть достаточно показательным, чтобы не повторять его — не доводить ситуацию до революции, что могло произойти только при обоюдном стремлении к сближению позиций двух сторон, царизма и буржуазии, но именно его-то и не было. Министр земледелия России Кривошеин определил опасность обозначившегося противостояния в простой формуле: «Будущее России останется непрочным, пока правительство и общество будут упорно смотреть друг на друга, как два противоположных лагеря, пока каждый из них будет обозначать другого словом «они» и пока они не будут употреблять слово «мы», указывая на всю совокупность русских»260. Бьюкенен говорил о том же: «Неспособность русских к дружной совместной работе даже тогда, когда на карте стоит судьба их родины, достигает степени почти национального дефекта»261. Баснописец И. Крылов задолго до революции писал: Нередко от того погибель всем бывает, Что, чем бы общую беду встречать дружней, Всяк споры затевает О выгоде своей.

Франция Было бы неправильно полагать, что война потрясла основы только отсталой монархической России. Для сравнения приведем пример передовой демократической Франции во время ее поражений на первом этапе войны 1914— 1915 гг. Президент Франции Пуанкаре писал: «Как только сердце Франции начинает биться несколько сильнее, моя корреспонденция страдает от нездорового вздутия. Впрочем, в каждом немобилизованном французе живет стратег, который дремлет 88

в дни победы и при малейшей неудаче просыпается и приходит в ажиотаж...»262 «В результате усталости, охватившей известные круги, увеличилось число получаемых мною писем с угрозами и оскорблениями. «Мы желаем мира, — пишут мои корреспонденты. — В противном случае берегитесь 14 июля. С вами расправятся как следует». Впрочем, я получаю также много трогательных свидетельств доверия и сочувственных адресов»263. «С каждым днем я получаю все больше ругательных писем, анонимных и подписанных. Одни обвиняют меня в том, что я «хотел войны», другие — в том, что я не подготовил ее. Многие требуют от меня заключить мир. Некоторые угрожают мне революцией»264. Генерал Лиоте горько жаловался: «Неистовая и полная неправильных утверждений кампания, которую ведет Клемансо... уже повела здесь к грубым нарушениям дисциплины и авторитета командования... Я надеялся, что он по крайней мере на время войны сложит оружие. Мне невозможно будет вести командование и продолжать исполнять свою столь тяжелую и неблагодарную задачу, если лицо, занимающее столь видное положение в государстве, будет продолжать пропагандировать здесь беспорядок и нарушение дисциплины...»265

«С первых же дней войны духовенство развило бешеную религиозную и противореспубликанскую пропаганду. Оно яростно протестовало против применения к духовенству военного закона и призыва служителей культа в армию. Так, например, епископ д'Ош по этому поводу сказал в проповеди: «Двадцать тысяч епархий лишены священников, это почти на двадцать тысяч меньше месс каждый день — это составляет национальное преступление...» В печати, с церковного амвона, на собраниях верующих... проповедовалась мысль, что часть Франции занята Германией в наказание за отделение церкви от государства, изгнание религиозных конгрегаций, разрыв с Ватиканом, введение светского обучения...»266 Пуанкаре писал: «...В отношениях между военным командованием и гражданской властью что-то не клеится... ставка главнокомандующего считает себя во время войны совершенно независимой от правительства, признает над собой только номинальную неответственную власть президента республики и не считает себя ответственной перед ним... мы не можем, не подвергаясь опасности, оставаться в нынешнем неопределенном положении... Регулярный контроль со стороны правительства является даже единственным средством 89

избежать того, что парламент присвоит себе роль правительства и станет злоупотреблять своим собственным вмешательством, которое может стать опасным на почве множества мнений и разброда в инициативе»267. Вивиани «предпочел бы никого не удалять, а просто включить в состав кабинета несколько министров без портфеля... К сожалению... малейшее преобразование в составе кабинета будит старые привычки из времен парламентских кризисов и приводит в движение рои трутней и шмелей в наполовину опустевших кулуарах палат...»268 «Тогда как на наших восточных и северных границах продолжают литься потоки крови, кровь лучших французов... я обречен искать вдали от фронта... пути, как применить мою формулу Священного союза на реконструкции министерства, причем я наталкиваюсь на личные интересы, на тенденциозность и даже на политические интриги и козни...»269 «Наши солдаты в большинстве случаев превосходны и полны энтузиазма. Но наши вожди!» И с сугубой серьезностью де Маньоде делает вывод: «Надо отправить к нашим армиям комиссаров, чтобы следить за тем, что там происходит, и поднять дух войск»270. «Все выборы — в сенат, в палату депутатов, окружные и коммунальные — были отсрочены до прекращения военных действий. Парламент снова соберется во вторник, 15 января 1915 г., как предписывает конституция»271. «...Говорят, что Думер не прекращает в сенате своих нападок на главнокомандующего, утверждают также... что в кулуарах палаты депутатов намечаются признаки кампании в пользу преждевременного мира и что крайне важно было бы не допустить продолжения парламентской сессии. Правительство не имеет права закрыть сессию, но парламент может отсрочить ее»272. Главнокомандующий Жоффр жалуется на участившиеся случаи вмешательства парламентских деятелей и требует от правительства защиты, требует от него также «эффективного руководства общественным мнением...»273 Депутат Марген: армия «глубоко возмущена неспособностью генералов... Эта неспособность генералов толкает армию на восстание»274. Сенатор Будано утверждал, что в сенате «с каждым днем растет враждебное настроение против Жоффра. Его обвиняют в нежелании подчиняться правительству. Правительство обвиняют в том, что оно не дает ему почувствовать свою власть»275. Вивиани говорит, что «для правительства становится невозможным оставаться в том положении, в котором оно 90

находится. Растущая враждебность парламентских комиссий, в особенности военной и финансовой комиссии сената, делает жизнь правительства

невыносимой»276. «В России, как и во Франции, после понесенных поражений и потерь происходят конфликты между армией и штатскими...»277 «Кажется, во всех воюющих странах, какова бы ни была форма их государственного строя, отношения между государственной властью и высшим командованием не установлены в точности. В Великобритании политическое руководство войной, минуя короля, почти целиком находится в руках кабинета в составе двадцати двух членов. Лорд Китченер, хотя сам военный, рассматривает себя только как министра по снабжению армии и по подготовительным военным мерам»278. Пуанкаре приходит к выводу: «Самодержавная монархия еще труднее приспосабливается к военному положению, чем наш режим свободы»279. Однако на деле это сравнение было далеко не так радужно, как рисовал его себе Пуанкаре...

1917 ГОД Буржуазная революция в России на первый взгляд прошла буднично и тихо, практически без видимых жертв, общее число убитых и раненых — 1443, в том числе воинских чинов — 869 (офицеров 60)280. Для европейских стран, где революции сопровождались потоками крови, она могла бы быть примером для подражания. Однако революция произошла в России на третий год изнурительной и практически тотальной войны, непосредственно затронувшей не менее 1/3 населения империи. В этих условиях революция выглядела не иначе как изощренный способ государственного самоубийства. Поэтому не случайно, что в России, в отличие от других стран Запада, революционная эпоха не закончилась буржуазной революцией... АРМИЯ Начнем с армии. По справедливому замечанию А. Деникина, именно она сыграла в 1917 года решающую роль в судьбах России. «Исследуя понятие «власть» по отношению ко всему дооктябрьскому периоду русской революции, мы, в сущности, говорим лишь о внешних формах ее. Ибо в исключительных условиях мировой войны небывалого в истории масштаба, когда 12% всего мужского населения было под ружьем, вся власть находилась в руках Армии»281. «Ее участие в ходе революции, ее жизнь, растление и гибель должны послужить большим и предостерегающим уроком для новых строителей русской жизни...»282 «Впервые в России была собрана армия такого размера и такого типа. В начале 1917 г. в армии и на флоте состояли 11 млн. человек — это были мужчины в расцвете сил. Классовый состав был примерно таков: 92

60—66% крестьяне, 16—20% пролетарии (из них 3,5—6% фабрично-заводских рабочих), около 15% — из средних городских слоев. Армия стала небывалым для России форумом социального общения, тем более не поддающегося политической цензуре (костяк армии составляли 5,8 млн. русских и 2,4 млн. украинцев)»283. Головин приводит данные, что армия почти на 90—92% состояла из выходцев из сельской местности и только на 8—10% — из городов284. Отречение Генерал Деникин, варившийся в гуще армейской жизни, вспоминал: «Русское кадровое офицерство в большинстве разделяло монархические убеждения и в массе своей было, во всяком случае, лояльно... как явление общее, в офицерском корпусе было стремление отделить особу государя от той придворной грязи,

которая его окружала, от политических ошибок и преступлений царского правительства, которое явно и неуклонно вело к разрушению страну и к поражению армию. Государю прощали, его старались оправдать... В солдатской толще., идея монархизма глубоких мистических корней не имела. Еще менее, конечно, эта малокультурная масса отдавала себе тогда отчет в других формах правления, проповедуемых социалистами разных оттенков. Известный консерватизм, привычка жить как «испокон века», внушение церкви — все это создавало определенное отношение к существующему строю, как к чему-то вполне естественному и неизбежному... Как бы то ни было, настроение армии являлось достаточно благоприятным и для идеи монархии, и для династии. Его легко было поддерживать»285. Солдаты шли в бой под лозунгом «За веру, Царя и Отечество». Параграф первый «Устава 1874 года о всеобщей воинской повинности», гласил: «Защита престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного...» Отречение царя от престола во время войны Для солдат было равносильно освобождению от присяги, потери смысла войны. Д. Пихноа заявлял еще в 1905 г., после опубликования Манифеста, вводившего конституцию: «За веру, царя и отечеa

Д. И. Пихно — профессор экономики Киевского университета, отчим В. В. Шульгина, был редактором «Киевлянина», придерживался крайних правых взглядов. 93

ство» — умирали, и этим казалась Россия. Но чтобы пошли умирать за Государственную Думу — вздор»286. С. Витте описывал состояние армии в то время: «Я вынес то глубокое впечатление, что армия после 17 октября находилась в весьма революционном настроении, что многие военачальники скисли и спасовали не менее, нежели некоторые военные и гражданские начальники в России, что армия была нравственно совершенно дезорганизована и что шел поразительный дебош во многих частях, возвращавшихся в Россию, до тех пор покуда ему не был положен, по моей инициативе, предел посредством карательных экспедиций... и смены главнокомандующего генерала»287. Что же можно было ожидать от армии после революции и отречения самодержца... Про февраль 1917 г. боевой генерал А. Деникин писал: «Родины не стало. Вождя распяли...»288 Деникин неоднократно возвращается к «отречению» как к ключевому моменту революции, развала армии и наступлению анархии: «Армии, сбитой с толку, развращенной ложными учениями, потерявшей сознание долга и страх перед силой принуждения. А главное — потерявшей «вождя». Ни правительство, ни Керенский, ни командный состав, ни Совет, ни войсковые комитеты, по причинам весьма разнообразным и взаимно исключающим друг друга, не могли претендовать на эту роль»289. Генерал П. Краснов: «Чем он был для тех, кто умирал за него? Для тех миллионов «неизвестных солдат», что умерли в боях, для тех простых русских, что и посейчас живут в гонимой, истерзанной Родине нашей. Пусть из страшной темени лжи, клеветы и лакейского хихиканья раздастся голос мертвых и скажет нам правду о том, что такое Россия, ее вера православная и ее Богом венчанный царь»290. П. Врангель: "С падением царя пала сама идея власти, в понятии русского народа исчезли все связывающее его обязательства. При этом власть и эти обязательства не могли быть ничем заменены»291. А как же — «Отечество. Увы, затуманенные громом и треском привычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли русской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского народа: недостаток патриотизма» — к такому выводу приходит А. Деникин292. Бьюкенен: «Русский солдат сегодняшнего дня не понимает, за что или за кого он воюет. Прежде он был готов положить свою жизнь за царя, который в его глазах олицетворяет Россию, но теперь, когда царя нет, Россия для него не означает ничего,

94

кроме его собственной деревни»2'3. Да что малограмотные крестьяне! Головин пишет о крайне низком патриотизме интеллигенции: «Малое сознание в интеллигентских кругах России того, что защита родины с оружием в руках является долгом каждого гражданина, приводило к тому, что интеллигент легко устраивался в тылу или на безопасных местах в армии»294. Николай II подписал отречение 2 марта. Ключевую роль в отречении сыграли великий князь Николай Николаевич, начальник штаба верховного главнокомандующего ген. Алексеев и все командующие фронтами: Брусилов, Эверт, Сахаров, Рузский, адмирал Колчак. Вопрос о степени участия и осведомленности генералов в перевороте и свержении царя до сих пор остается открытым. Гучков в эмиграции отрицал однозначную поддержку генералитетом его заговора. Он писал, что остается в неуверенности относительно того, «удалось ли бы нам получить участников заговора в лице представителей высшего командного состава, скорее была уверенность, что они бы нас арестовали, если бы мы их посвятили в наш план»293. С другой стороны, М. Лемке записывал в середине ноября 1915 года: «Очевидно, что-то зреет... Недаром есть такие приезжающие, о целях появления которых ничего не удается узнать... Имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли, что-то у него есть, связывающее с генералом Крымовым именно на почве политической, хотя и очень скрываемой деятельности». «По некоторым обмолвкам Пустовойтенко (генерал-квартирмейстер ставки) видно, что между Гучковым, Коноваловым, Крымовым и Алексеевым зреет какая-то конспирация, какой-то заговор...»296 Генерал Н. Иванов указывал: «Алексеев — человек с малой волей, и величайшее его преступление перед Россией — его участие в совершенном перевороте. Откажись Алексеев осуществлять планы Государственной Думы, Родзянко, Гучкова и других, я глубоко убежден, что побороть революцию было бы можно, тем более что войска на фронте стояли спокойно и никаких брожений не было. Да и главнокомандующие не могли бы и не решились бы согласиться с Думой без Алексеева»297. Между тем, как пишет Деникин, «Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны, на смертельную угрозу фронту, который, по его пессимистическому определению, «и так не слишком прочно держится», 95

и просил во имя сохранения армии не делать этого шага... те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение и стали продолжать подготовку переворота...»298 Но тот же Алексеев заявлял: «Это не люди — это сумасшедшие куклы, которые решительно ничего не понимают... Никогда не думал, чтобы такая страна, как Россия, могла бы иметь такое правительство, как министерство Горемыкина. А придворные сферы? — Генерал безнадежно махнул рукой»299. В любом случае решающее значение в отречении Николая II сыграла телеграмма от 1 марта его начальника штаба Алексеева: «Революция в России... будет означать позорное окончание войны... Армия очень тесно связана с жизнью в тылу. Можно с уверенностью утверждать, что беспорядки в тылу приведут к тому же результату среди вооруженных сил. Невозможно требовать от армии, чтобы она спокойно продолжала воевать, пока в тылу разрастается революция...»300 «Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находится фактически в руках Петроградского Временного правительства. Необходимо спасти

действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии... Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковою для существования России, и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и целей и спасти армии от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться с внешним врагом, а решение относительно внутренних дел должно избавить ее от искушения принять участие в перевороте, который более безболезненно совершится при решении сверху»301. Причины выступления высшего командного состава армии против своего монарха раскрывают сами участники событий. Адмирал Колчак позже говорил: «Для меня было ясно, что монархия не в состоянии довести эту войну до конца и должна быть какая-то другая форма правления, которая может закончить эту войну». Впрочем, продолжал Колчак, «я не могу сказать, чтобы я винил монархию и самый строй, создавший такой порядок; я откровенно не могу сказать, чтобы причиной была монархия, ибо я думаю, что и монархия могла 96

вести войну. При том же положении дела, какое существовало, я видел, что какаянибудь перемена должна быть, и переворот этот я главным образом приветствовал как средство довести войну до счастливого конца»302. Генерал М. Бонч-Бруевич: «Легковерные люди, мы полагали, что достаточно заменить последнего царя кем-либо из его многочисленных родственников, хотя бы тем же великим князем Михаилом Александровичем, командовавшим с началом войны Кавказской туземной дивизией, — и династия обретет былую силу. Мысль о том, что, пожертвовав царем, можно спасти династию, вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте. По многим намекам и высказываниям я мог догадаться, что к заговору против последнего царя или по крайней мере к людям, сочувствующим заговору, принадлежат даже такие видные генералы, как Алексеев, Брусилов и Рузский. В связи с этими заговорами называли и генерала Крымова, командовавшего конным корпусом. Поговаривали, что к заговорщикам примыкают члены Государственной Думы»303. Генерал Сахаров: «Горячая любовь моя к его величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного предложения, переданного вам председателем Государственной Думы. Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, именуемая Государственной Думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей. Я уверен, что армия фронта непоколебимо стала бы за своего державного вождя, если бы не была призвана к защите родины от врага внешнего и если бы не была в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии. Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я, непоколебимо верноподданный его величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению Дальнейших, еще гнуснейших притязаний»304. На самом деле генералы были лишь инструментом свершившейся драмы. Реально события направляла радикально настроенная либеральная интеллигенция. Милюков, на протяжении всей войны сознательно расшатывавший монархиче97

кую власть, загнав ее и страну на край пропасти, сыгравший одну из ключевых ролей в отречении Николая II и Февральской революции, почувствовав

приближение краха, будет увещевать великого князя Михаила: «Если вы откажетесь, ваше высочество, будет гибель. Потому что Россия, Россия теряет свою ось. Монарх — это ось. Единственная ось страны. Масса, русская масса, вокруг чего она соберется? Если вы откажетесь, будет анархия, хаос, кровавое месиво. Монарх — это единственный центр. Единственное, что все знают. Единственное общее. Единственное понятие о власти пока в России. Если вы откажетесь, будет ужас, полная неизвестность, ужасная неизвестность, потому что не будет присяги, а присяга — это ответ, единственный ответ, который может дать народ нам всем на то, что случилось. Это его санкция, его одобрение, его согласие, без которого нельзя ничего, без которого не будет государства, России, ничего не будет»305. Керенский со своей стороны убеждал: «Ваше высочество, мои убеждения — республиканские. Я против монархии... Милюков ошибается. Приняв престол, вы не спасете Россию. Наоборот. Я знаю настроение массы рабочих и солдат. Сейчас резкое недовольство направлено именно против монархии. Именно этот вопрос будет причиной кровавого развала. И это в то время, когда России нужно полное единство. Пред лицом внешнего врага начнется гражданская, внутренняя война. И поэтому я обращаюсь к вашему высочеству, как русский к русскому. Умоляю вас во имя России принести эту жертву! Если это жертва. Потому что, с другой стороны, я не вправе скрыть здесь, каким опасностям вы лично подвергаетесь в случае решения принять престол. Во всяком случае, я не ручаюсь за жизнь вашего высочества»306. Под давлением Родзянко, Львова, Керенского, а больше всего под давлением Февральской революции, которая зашла уже слишком далеко, последний Романов подписал отречение династии от престола. Планы по установлению конституционной монархии в России провалились. Революция в России привела к эффекту, прямо противоположному ожидаемому. После кратковременного патетического подъема солдат петроградского гарнизона, «войны до победного конца» российская армия стала разбегаться. Именно отречение стало одним из ключевых факторов обвального роста дезертирства их армии. Так, если среднемесячное коли98

чество учтенных дезертиров с начала войны до февраля 1917 г. составляло примерно 6346 человек, то с февраля по август — 31 000307, и к ним нужно еще добавить незарегистрированных дезертиров, количество которых в этот период насчитывалось почти 200 000 ежемесячно. К 1 ноября 1917 г. по стране бродило более 1,5 млн. дезертиров, т. е. на каждых трех чинов действующей армии приходился один дезертирa. «Уже в марте на солдатских митингах явственно чувствовались признаки разложения частей петроградского гарнизона...»308 Набоков в апреле пишет: «Революция нанесла страшнейший удар нашей военной силе, ее разложение идет колоссальными шагами, командование бессильно»309. В то время генерал Людендорф писал: «Если бы русские атаковали нас хотя бы с небольшим успехом в апреле и мае 1917 г., борьба была бы для нас необычайно трудной... Представляя себе, что русские успехи в июле имели бы место в апреле и мае, я не знаю, как справилось бы Верховное командование с положением... Только русская революция спасла нас в апреле и мае 1917 г. от тяжелого положения»310. Приказ №1 С чего же начали либерал- и социал-демократы, придя к власти во время войны? С демократизации армии! Уже 2 марта 1917 года — тиражом в 9 млн. экземпляров!311 — был издан Приказ №1 Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Петроградскогоb Совета. «...Приказ, имеющий такую широкую и печальную известность и давший первый и главный толчок к развалу армии...»312

Этим приказом Совет пытался развалить основу прежней власти, которой во время войны и революции являлась армия, и тем самым перехватить саму инициативу власти. Для этого он создавал свою опору в армии — комитеты. Приказ №1 требовал «немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов... a

Количество учтенных дезертиров с начала войны до Февральской революции 1917 г. составляет примерно 195 130 чел. Количество незарегистрированных дезертиров с февраля по ноябрь 1917 г. составило около 1518 тыс. человек. Головин Н. Н. Военные усилия России в мировой войне. М.: Кучково поле, 2001. С. 186. По дезертирам в литературе встречаются и другие данные: с февраля по октябрь около 3 млн. человек. b По существу, Всероссийского. 99

Всякого рода оружие... должно находиться в распоряжении... комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам...»313 Солдаты истолковали этот приказ как разрешение выбирать командиров. Причины появления «Приказа» были изложены на заседании правительства, главнокомандующих и ЦИК Совета 4 мая 1917 года, на котором Церетели заявлял: «Вам, может быть, был бы понятен приказ №1, если бы вы знали обстановку, в которой он был издан. Перед нами была неорганизованная толпа, и ее надо было организовать». Скобелев дополнял: «Я считаю необходимым разъяснить ту обстановку, при которой был издан приказ №1. В войсках, которые свергли старый режим, командный состав не присоединился к восставшим, и чтобы лишить его значения, мы были вынуждены издать приказ №1. У нас была скрытая тревога насчет того, как отнесется к революции фронт. Отдаваемые распоряжения внушали опасения. Сегодня мы убедились, что основания для этого были»314. И. Гольденберг, член Совета и редактор «Новой жизни», говорил французскому писателю Claude Anet еще более определенно: «Приказ №1 — не ошибка, а необходимость. Его редактировал не Соколов; он является единодушным выражением воли Совета. В день, когда мы «сделали революцию», мы поняли, что если не развалить старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией. Мы не колебались: мы приняли решение в пользу последней и употребили — я смело утверждаю это — надлежащее средство»313. «Произведенное военными властями расследование не выявило авторов приказа. Тем не менее через 3 дня, 5 марта, Совет отдал приказ №2, подтвержденный официальной властью — Временным правительством, который разъяснял, что приказ №1 относится только к Петроградскому военному округу. Однако приказ №2, как и воззвание о незаконности обоих приказов, не получил никакого распространения в войсках и ни в малейшей степени не повлиял на ход событий, вызванных к жизни приказом №1»3'6. Деникин позже напишет: «Нам трудно было понять, какими мотивами руководствовалось военное министерство, издавая свои приказы. Мы не знали тогда о безудержном оппортунизме лиц, окружавших военного министра, о том, что Временное правительство находится в плену у Совета рабочих и солдатских депутатов и вступило с ним на путь соглашательства, являясь всегда страдательной стороной»317. Здесь 100

Деникин вполне очевидно пытается выгородить Временное правительство, а вместе с ним и Гучкова. Временное правительство, которому принадлежала власть и которому подчинялась армия, могло находиться «в плену у Советов» только в одном случае — если реальной власти оно не имело. Именно поэтому Временное правительство, точно так же как и Советы, боролось за власть, и понятно, что во время войны пыталось захватить инициативу власти прежде всего в армии. Победителю доставалось все — реальная власть. Одновременно обе стороны боялись армии — автократичной, дисциплинированной, вооруженной,

радикализованной войной и сплоченной силы, неоднократно уже заявлявшей свои права на власть и способной в случае неудачи экспериментов с «демократией» смести как Временное правительство, так и Советы и восстановить монархию или установить военную диктатуру — либо привести к анархии, поэтому обе стороны пытались «демократизовать» этого потенциального противника в свою пользу. В июне, уже после отставки, военный министр Гучков будет объяснять Корнилову свою позицию по «демократизации» армии: «Удержать армию от полного развала под влиянием того напора, который шел от социалистов, и в частности из их цитадели — Совета рабочих и солдатских депутатов, выиграть время, дать рассосаться болезненному процессу, помочь окрепнуть здоровым элементам — такова была моя задача»318. Но ведь тот же Гучков, для того чтобы избавиться от «командного состава, не присоединившегося к восставшим», сразу же после революции начал массовые чистки в армии. Деникин писал: «Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов... В течение нескольких недель были уволены... до полутораста старших начальников», то есть около половины319. Для того чтобы снизить растущее напряжение в армии, уже «...5 апреля вышел приказ военного министра об увольнении из внутренних округов солдат старше 40 лет для направления их на сельскохозяйственные работы до 15 мая (фактически же почти никто не вернулся), а постановлением от 10 апреля вовсе увольнялись лица старше 43 лет. Первый приказ вызвал психологическую необходимость под напором солдатского давления распространить его и на армию, которая не примирилась бы со льготами, данными тылу; второй вносил чрезвычайно опасную тенденцию, являясь фактически началом демобилизации ар101

мии»320. И ведь это было только начало деятельности Временного правительства и военного министра Гучкова. Не столько напор социалистов, сколько конкурентная борьба за армию и одновременный страх перед армией двигали Временным правительством и Советами по ее «демократизации». Комиссия Поливанова Следующим шагом на пути разрушения армии стала печально знаменитая комиссия Поливанова, позже Савичева. «Для проведения «демократизации армии» и вообще реформ в военном ведомстве, «соответствующих новому строю», — пишет Деникин, — военным министром Гучковым была учреждена комиссия под председательством бывшего военного министра Поливанова. В состав ее вошли представители от военной комиссии Государственной Думы и от Совета рабочих и солдатских депутатов...» «Ни один будущий историк русской армии не сможет пройти мимо поливановской комиссии — этого рокового учреждения, печать которого лежит решительно на всех мероприятиях, погубивших армию. С невероятным цинизмом, граничившим с изменой Родине, это учреждение, в состав которого входило много генералов и офицеров, назначенных военным министром, шаг за шагом, день за днем проводило тлетворные идеи и разрушало разумные устои военного строя...»321 Поливановская комиссия следовала в русле, указанном самим военным министром Гучковым, первый приказ которого был направлен на изменения устава внутренней службы в пользу «демократизации армии». Этим приказом, на первый взгляд довольно безобидным, отменялись титулование офицеров, обращение к солдатам на «ты» и целый ряд мелких ограничений для солдат, установленных уставом: воспрещение курить на улицах и в других общественных местах, посещать клубы и собрания, играть в карты и т. д. Солдатская масса, не вдумавшись нисколько в смысл этих мелких изменений устава, приняла их просто как освобождение от стеснительного регламента службы, быта и чинопочитания.

— Свобода — и кончено!.. 102

Но если все эти мелкие изменения устава, толкуемые солдатами распространительно, отражались только в большей или меньшей степени на воинской дисциплине, то разрешение военным лицам во время войны и революции «участвовать в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью», представляло уже угрозу самому существованию армии. В то же время в Петрограде Военный совет, состоявший из старших генералов — якобы хранителей опыта и традиции армии, — на своем заседании 10 марта постановил доложить Временному правительству: «Военный совет считает своим долгом засвидетельствовать полную свою солидарность с теми энергичными мерами, которые Временное правительство принимает в отношении реформ наших вооруженных сил соответственно новому укладу жизни в государстве и армии, в убеждении, что эти реформы наилучшим образом будут способствовать скорейшей победе нашего оружия и освобождению Европы от гнета прусского милитаризма...»322 В итоге, как пишет Деникин, «дисциплинарная власть начальников упразднена была вовсе... вносилась полная анархия во внутреннюю жизнь войсковых частей и законом дискредитировался начальник. Последнее обстоятельство имеет первостепенное значение. И революционная демократия использовала этот прием во всех, даже самых мелких актах своего правотворчества.. Были упразднены военно-полевые суды... Отменили заочное разбирательство дел о побеге к неприятелю... и добровольной сдаче в плен... военно-окружной суд должен был иметь состав: одного председателя-юриста и шесть выборных членов (3 офицера и 3 солдата), причем эта коллегия не только решала вопрос о виновности подсудимого (без председателя), но и вопрос о наказании, идя, таким образом, по пути расширения прав присяжных значительно дальше гражданского судопроизводства»323. Комитеты Комитеты и советы возникали везде как формы революционной организации, выработанные до революции и санкционированные в начале ее приказом №1. В Петрограде выборы от войск в Совет рабочих депутатов назначены были на 27 февраля, а первые войсковые комитеты появились 1 марта... «В первый месяц революции правительство и военная власть 103

не принимали никаких мер ни к ликвидации, ни к введению в известные рамки этого опасного явления». Наоборот, например, «в Минске на торжественном открытии съезда военных и рабочих депутатов Западного фронта 7 апреля присутствовали и выступали с речами как председатель Государственной Думы Родзянко, так и председатель Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов Чхеидзе и главнокомандующий Западным фронтом генерал Гурко»324. 30 марта вышел приказ Верховного главнокомандующего №51 «О переходе к новым формам жизни», направленный, по мнению Деникина, на восстановление порядка и дисциплины; но его основные положения, как и произведенный им эффект, говорят прямо об обратном. Так, например, «...состав комитетовa определялся пропорцией выборных представителей — один офицер на двух солдат. Для характеристики падения дисциплины в верхах я должен упомянуть о распоряжении генерала Брусилова, отданном тотчас по получении «положения»... из ротных комитетов... офицеры исключались вовсе, а в высших комитетах пропорция офицеров уменьшалась до 1/3 и даже 1/6»325. «Но прошло всего две недели, и военное министерство, не считаясь со ставкой, опубликовало свое, новое положение, составленное в знаменитой

поливановской комиссии при участии представителей Совета... В число задач комитетов вошло «принятие законных мер против злоупотреблений и превышений власти должностных лиц своей части»... Наконец, на комитеты возлагалась обязанность входить в отношения с политическими партиями без всякого ограничения, посылать в части депутатов, ораторов и литературу для разъяснения программ перед выборами в Учредительное собраa

Деникин в качестве примера приводит перечень комитетов при штабе одной из армий Северного фронта: Армейский комитет (основной), Отдел офицерского союза, Исполнительные комитеты военных врачей, ветеринарных врачей, сестер милосердия, военно-медицинских фельдшеров, военно-ветеринарных фельдшеров, солдат-литовцев, солдат-поляков, украинцев, мусульман, эстонцев, грузин, военных чиновников, чинов интендантства, чинов автотехнической службы, зауряд-военных чиновников, чинов радиотелеграфа; нестроевых чинов армии, призванных 4-й категории, Общество офицеров Генерального штаба армии. Всего — 21 комитет. И это не считая множества местных — и в каждой отдельной части, управлении и команде. Кроме этого, во всех населенных пунктах, где только квартировали войска или военные учреждения, образовались местные солдатские советы или Советы солдатских и рабочих депутатов... Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Мн.: Харвест, 2002. С. 219, 222. 104

ние... Интересно сопоставить взгляд по вопросу о политической пропаганде в армии анархиста Махно, выраженный в приказе одного из его «командующих войсками» Володина от 10 ноября 1919 года: «Ввиду того что всякая партийная агитация в данный боевой момент вносит сильную разруху в чисто боевую работу Повстанческой армии, категорически объявляю всему населению, что всякая партийная агитация до окончательной победы над белыми мною совершенно воспрещена»326. «Понемногу установилось фактическое право (комитетов) смещения и выбора начальников, ибо положение начальника, которому «выразили недоверие», становилось нестерпимым. Таким путем, например, на Западном фронте, войсками которого я командовал, к июлю ушло до 60 старших начальников — от командира корпуса до полкового командира включительно... в результате и на Юго-Западном фронте, где комитеты пользовались исключительным вниманием главного командования (Брусилов, Гутор), и у меня, на Западном фронте, все они сознались в полном своем бессилии не только двинуть войска вперед, но и остановить их безумное, паническое бегство... Комитет Минского военного округа незадолго до наступления уволил на полевые работы всех солдат запасных батальонов в свои губернии... комитет одного из конских депо на моем фронте постановил поить лошадей только один раз в сутки, после чего большая часть лошадей пала»327. Целые полки, дивизии, даже корпуса на активных фронтах, и особенно на Северном и Западном, отказывались от производства подготовительных работ, от выдвижения на первую линию. Накануне наступления приходилось назначать крупные военные экспедиции для вооруженного усмирения частей, предательски забывших свой долг328. «Теоретически становилось все яснее, — говорит один из виднейших комиссаров, бывший член Исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов Станкевич, — что нужно или уничтожить армию, или уничтожить комитеты. Но практически нельзя было сделать ни того ни другого. Комитеты были ярким выражением неизлечимой социологической болезни армии, признаком ее верного умирания, ее паралича. Но было ли задачей военного министерства ускорить смерть решительной и безнадежной операцией?» 105

Комиссары «Следующая мера демократизации армии — введение института комиссаров. Заимствованная из истории французских революционных войн, эта идея поднималась в разное время в различных кругах, имея своим главным обоснованием недоверие к командному составу». Находясь в прямом и

исключительном подчинении органам Временного правительства, комиссары лишь согласовывали свои действия с соответствующими военными начальниками... Между тем напор, и довольно сильный, шел с другой стороны. Совещание делегатов фронта в середине апреля обратилось с категорическим требованием к Совету рабочих и солдатских депутатов о введении в армии комиссаров, мотивируя необходимость его тем, что нет далее возможности сохранить порядок и спокойствие... Совещание предложило совершенно нелепый проект одновременного существования в армиях трех комиссаров от: 1) Временного правительства; 2) Совета; 3) армейских комитетов... Позднее, однако, это решение было изменено, вероятно, из-за появления у власти коалиционного министерства (5 мая), и комиссар армии назначался один по соглашению правительства и Совета... Никаких законов, определяющих права и обязанности комиссара, издано не было. Начальники, по крайней мере, не знали их вовсе — это одно уже давало большую пищу для всех последующих недоразумений и столкновений»329. «Негласной обязанностью комиссаров явилось наблюдение за командным составом и штабами в смысле их политической благонадежности. В этом отношении демократический режим, пожалуй, превзошел самодержавный... Состав комиссаров, известных мне, определялся таким образом: офицеры военного времени, врачи, адвокаты, публицисты, ссыльные переселенцы, эмигранты, потерявшие связь с русской жизнью, члены боевых организаций и т. п. Ясно, что достаточного знания среды у этих лиц быть не могло... Что касается личных качеств комиссаров, то, за исключением нескольких — типа, близкого к Савинкову, — никто из них не выделялся ни силой, ни особенной энергией. Люди слова, а не дела»330. «Итак, в русской армии вместо одной появились три разнородные, взаимно исключающие друг друга власти: командира, комитета и комиссара. Три призрачные власти. А над 106

ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью власть толпы... Скажу больше: все эти исходящие явления носят печать логической последовательности и неизбежности в силу той роли, которую пожелала играть революционная демократия. В этом был весь трагизм положения»331. Генерал Марков писал Керенскому: «Никакая армия по своей сути не может управляться многоголовыми учреждениями, именуемыми комитетами, комиссариатами, съездами и т. п. Ответственный перед своей совестью и Вами как военным министром, начальник почти не может честно выполнять свой долг, отписываясь, уговаривая, ублажая полуграмотных в военном деле членов комитета, имея, как путы на ногах, быть может, и очень хороших душой, но тоже несведущих, фантазирующих и претендующих на особую роль комиссаров. Все это люди, чуждые военному делу, люди минуты, и главное, не несущие никакой ответственности юридически. Им все подай, все расскажи, все доложи, сделай так, как они хотят, а за результаты отвечай начальник. Больно за дело и оскорбительно для каждого из нас иметь около себя лицо, как бы следящее за каждым твоим шагом. Проще нас всех, кому до сих пор не могут поверить, уволить и на наше место посадить тех же комиссаров, а те же комитеты — вместо штабов и управлений»332. «Декларация прав военнослужащих» 14 марта появилась в печати «декларация прав солдата». Солдатская секция, составившая этот проект, выдала его за решение Совета. Гучков передал проект в комиссию генерала Поливанова, которая санкционировала его, и 9 мая Керенский издает свой знаменитый «Приказ по армии и флоту» №8, получивший

собственное имя — «Декларация прав солдата» очень близкий по смыслу к Приказу №1. Деникин: «Эта «декларация прав», давшая законное признание тем больным явлениям, которые распространились в армии — где частично, где в широких размерах — путем бунта и насилия или, как принято было выражаться, «в порядке революционном», окончательно подорвала все устои старой армии. Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную 107

массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу... «Пусть самые свободные армия и флот в мире, — сказано было в послесловии Керенского, — докажут, что в свободе сила, а не слабость; пусть выкуют новую железную дисциплину долга, поднимут боевую мощь страны»333. Даже Гучков, протестуя против «декларации», 1 мая сложил с себя должность военного министра, «не желая разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины». «Мы хотели, — объясняет он смысл проводимой им «демократизации» армии, — проснувшемуся духу самостоятельности, самодеятельности и свободы, который охватил всех, дать организованные формы и известные каналы, по которым он должен идти. Но есть какая-то линия, за которой начинается разрушение того живого, могучего организма, каким является армия»334. А. Гучков мотивировал свою отставку: «Ввиду условий, которые изменить я не в силах и которые грозят роковыми последствиями армии и флоту, свободе и самому бытию России...» Такое признание со столь высокого поста показалось нам чрезмерным, пишет глава партии кадетов Милюков335. Деникин: «Вся военная иерархия была потрясена до основания, наружно сохраняя атрибуты власти и привычный порядок сношений: директивы, которые не могли сдвинуть армии с места, приказы, которые не исполнялись, судебные приговоры, над которыми смеялись. Пресс принуждения всей своей тяжестью лег по линии наименьшого сопротивления — исключительно на лояльный командный состав, который безропотно подчинялся гонению и сверху и снизу. А правительство и военное министерство, отбросив репрессии, прибегли к новому способу воздействия на массы: воззваниям. Воззвания к народу, к армии, к казакам — ко всем, всем, всем — наводняли страну, приглашая к исполнению долга; к несчастью, успех имели только те воззвания, которые, потворствуя низким инстинктам толпы, приглашали ее к нарушению долга...»336 Картина кризиса в армии наглядно видна в выступлениях на объединенных заседаниях всех главнокомандующих, Временного правительства и ЦИК Совета 2—4 мая. Безысходной грустью и жутью повеяло от всех спокойных по форме и волнующих по содержанию речей, рисующих крушение русской армии. Генерал Брусилов..: «...Есть еще надежда спасти армию и даже двинуть ее в наступление, если только не будет издана декларация... Но если ее объявят — нет спасения. И я не считаю тогда возможным оставаться ни одного дня на сво108

ем посту»337. Генерал Алексеев: «...Реформы, которые армия еще не успела переварить, расшатали ее, ее порядок и дисциплину. Дисциплина же составляет основу существования армии... Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще. Все знают, что даны большие права, но не знают какие; не интересуются и обязанностями...» Генерал Драгомиров: «...Трудно заставить сделать что-либо во имя интересов России. От смены частей, находящихся на фронте, отказываются под самыми разнообразными предлогами: плохая погода, не все вымылись в бане. Был даже случай, что одна часть отказалась идти на фронт под тем предлогом, что два года назад уже стояла на позиции под Пасху. Приходится устраивать торговлю с комитетами заинтересованных частей...

Гордость от принадлежности к великому народу потеряна, особенно среди населения поволжских губерний. «Нам не надо немецкой земли, а до нас немец не дойдет; не дойдет и японец»338. Генерал Щербачев: «...Главнейшая причина этого явления — неграмотность массы. Конечно, не вина нашего народа, что он необразован. Это всецело грех старого правительства, смотревшего на вопросы просвещения глазами министерства внутренних дел... Я не буду приводить вам много примеров, я укажу только на одну из лучших дивизий русской армии, заслужившую в прежних войсках название Железной и блестяще поддержавшую свою былую славу в эту войну. Поставленная на активный участок, дивизия эта отказалась начать подготовительные для наступления инженерные работы, мотивируя нежеланием наступать... Причина — исчезла дисциплина, нет доверия к начальникам, слово «Родина» для многих стало пустым звуком... Я высоко держу власть, но если развал армии продолжится, то мы не только потеряем союзников, но и сделаем из них врагов. А это грозит нам тем, что мир будет заключен за наш счет... Если вы введете декларацию, то армия рассыплется в песок»339. Киган также видел слабость духа русского солдата именно в малой грамотности: «Смелость, преданность и послушание солдата-крестьянина обычно компенсировали ошибки и упущения его начальников. Однако, столкнувшись с армиями стран, в которых с неграмотностью было покончено, в то время как в России до этого было еще далеко, русские пехотинцы оказывались во все более невыгодном положении. Их быстро деморализовывали поражения, особенно нанесенные превосходящими силами артиллерии, и они сдавались легко и 109

без стыда, массово, особенно если чувствовали себя покинутыми или обманутыми»34". На роту приходилось десяток-полтора грамотных солдат, да и тех быстро забирали в школы прапорщиков341. Генерал Алексеев: «Главное сказано, и это правда. Армия на краю гибели. Еще шаг — и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собой Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние два с половиной месяца»342. Генерал Деникин: «Объявлена декларация прав военнослужащих. Все до одного военные начальники заявили, что в ней — гибель армии. Бывший Верховный главнокомандующий генерал Алексеев телеграфировал, что декларация — «последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для русской армии»343. 7 мая Всероссийский съезд офицерских депутатов, военных врачей и чиновников открылся речью Верховного главнокомандующего генерала Алексеева: «...Это, к сожалению, тяжелая правда. Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед — и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть...»344 Реакция представителей Советов и Временного правительства была прямо противоположной. Представитель Советов Церетели: «Тут нет никого, кто способствовал разложению армии, кто играл бы на руку Вильгельму. Я слышал упрек, что Совет способствовал разложению армии. Между тем все признают, что если у кого в настоящее время и есть авторитет, то только у Совета. Что стало бы, если бы его не было? К счастью, демократия помогла делу, и у нас есть вера в спасение»345. «Исполнительный комитет Совета 13 мая отозвался на декларацию восторженным воззванием, в котором убогая мысль остановилась исключительно на вопросе отдания чести: «...Солдат-гражданин освободился от рабского отдания чести и как равный, свободный будет приветствовать того, кого пожелает. Дисциплина в революционной армии будет существовать народным энтузиазмом, а не обязательным отданием чести». И люди с таким кругозором взялись перестраивать армию! Впрочем, большинство революционной демократии

Советов не удовлетворилось декларацией. Ее называли «новым закрепощением солдата»346. «...А армия... с удвоенной быстротой покатилась в пропасть. Сотрудник Керенского, впоследствии верховный комиссар В. Станкевич: «Чуть ли не каждую неделю в Петроград шли телеграммы 110

(мои) с провокационно-резкими нападками на новые порядки в армии — именно нападками, а не советами... Разве можно советовать отменить революцию?»347 В самой верхушке армии также не было единства. Генерал Клембовский предлагал «поставить во главе фронта триумвират из главнокомандующего, комиссара и выборного солдата; Квецинский — «снабдить армейские комитеты особыми полномочиями от военного министра и Центрального комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, дающими им право действовать от имени комитета»; генерал Вирановский — «...обратить командный состав в «технических советников, передав всю власть комиссарам и комитетам!»348 30 июня генерал Духонин писал Корнилову: «...Генерал Вирановский, будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой...»349 Пропаганда Деникин писал: «Наряду с аэропланами, танками, удушливыми газами и прочими чудесами военной техники в последней мировой войне появилось новое могучее средство борьбы — пропаганда. Собственно говоря, оно не совсем новое, ибо еще в 1826 году на заседании английской палаты депутатов министр Каннинг говорил: «Если нам придется участвовать когда-либо в войне, мы соберем под наши знамена всех мятежных, всех основательно или без причины недовольных в каждой стране, которая пойдет против нас... Широко поставленные технически, снабженные огромными средствами, органы пропаганды Англии, Франции и Америки (в особенности Англии) вели страшную борьбу словом, печатью, фильмами и... валютой, распространяя эту борьбу на территории вражеские, союзнические и нейтральные, внося ее в области военную, политическую, моральную и экономическую... Трудно перечислить даже в общих чертах тот огромный арсенал идей, которые шаг за шагом, капля по капле углубляли социальную рознь, подрывали государственную власть, подтачивали духовные силы противников и веру их в победу, разъединяли их союз, возбуждали против них нейтральные державы, наконец, поднимали падающее настроение своих собственных народов.. .»350 111

Пропаганда в зависимости от условий принимала различные формы: от прямой агитации до обвинений в шпионаже и измене, дезинформации и демагогии, оказании материальной и моральной поддержки соответствующим политическим силам... Вполне естественно во время войны главными целями пропаганды были вопросы войны и мира. С помощью пропаганды стороны стремились либо подорвать силы соперника, либо оказать моральное давление и заставить воевать своего союзника. Другим направлением пропагандистской войны, пересекавшимся с первым, стало политическое противоборство монархической, либеральной и социалистической идей. Как мы уже видели, в борьбе первых двух монархическая потерпела сокрушительное поражение от либеральной. Но в феврале 1917-го на политическую сцену вышли социалисты, а через три месяца на горизонте уже появилась их радикальная ветвь — большевики. Пропагандистская война вспыхнула с новой силой, благо Февральская революция не только подготовила для этого почву, но и создала идеальные условия. Если до Февральской революции, пишет Деникин, «общественная мысль и

печать были задушены. Широко раздвинувшая пределы своего ведения военная цензура внутренних округов (в том числе Московского и Петроградского) была неуязвимой, скрываясь за военным положением, в котором находились эти округа, и за статьи 93 и 441 Положения о полевом управлении войск, в силу которых от командующих и главнокомандующих «никакое правительственное место, учреждение или лицо в империи не могут требовать отчетов». Общая цензура не уступала в удушении...»351 Зато после революции все «условности», ограничивающие демократию, были сметены: параграф 6 «Декларации прав военнослужащих» установил, что все без исключения печатные произведения должны доходить до адресата. Только Московским военным бюро на фронт было поставлено: с 24 марта по 1 мая и с 1 мая по 11 июня: «Солдатской правды» — 2000 и 61 525 экз., «Правды» — 7972 и 6999 экз., «Социал-демократа» 30 375 и 32 711 экз.352. Главнокомандующий Северным фронтом генерал Черемисов субсидировал из казенных средств ярко-большевистскую газету «Наш путь», объясняя так свой поступок: «Если она (газета) и делает ошибки, повторяя большевистские лозунги, то ведь мы знаем, что матросы — самые ярые большевики, а сколько они обнаружили героизма в последних боях(?). Мы видим, что и большевики умеют драться. При 112

этом у нас свобода печати»353. Комитет Западного фронта издавал газету «Фронт» в количестве 20 тысяч экземпляров. На 29-м номере, нарушив приказ Керенского, Деникин запретил газету, однако после его ухода ее печать возобновил новый главнокомандующий... В Бердичеве местная газета «Свободная мысль» совершенно недвусмысленно угрожала варфоломеевской ночью офицерам354. Только 14 июля правительство сочло себя вынужденным напомнить существование закона о военной тайне, а перед этим, 12 июля, предоставило в виде временной меры министрам военному и внутренних дел право закрывать повременные издания, «призывающие к неповиновению распоряжениям военных властей, к неисполнению воинского долга и содержащие призывы к насилию и к гражданской войне» — с одновременным привлечением к суду редакторов. Керенский действительно закрыл несколько газет в столице и на фронте. Закон тем не менее имел лишь теоретический характер. Ибо в силу сложившихся взаимоотношений между правительством и органами революционной демократии суд и военная власть были парализованы, ответственность фактически отсутствовала, а крайние органы, меняя названия («Правда» — «Рабочий и солдат» — «Пролетарий» и т. д.), продолжали свое разрушительное дело...»355 Большевистская пропаганда. Палеолог еще до Февральской революции — 21 февраля 1917 г. писал, что «в России назрел революционный кризис. С каждым днем русский народ все больше утрачивает интерес к войне, а анархистский дух распространяется во всех классах, даже в армии; время больше не работает в России на нас — мы должны теперь предвидеть банкротство нашей союзницы и сделать из этого все необходимые выводы»356. Армия и народ были истощены войной, цели которой им были непонятны; они требовали мира — мира любой ценой. «К концу апреля то или иное отношение к войне стало основным признаком общественных группировок в России: за войну до конца означало против революции; против войны означало за революцию»357. Вопрос о мире раскалывал армию на две части: меньшую кадровую, профессией которой была война, и превосходящую ее в почти 20 раз крестьянскосолдатскую массу. Для того чтобы оценить значение вопроса о мире, необходимо пони113

мать, что представлял собой менталитет кадровой армии. Деникин пишет о том, как офицерство понимало свой долг: «Офицерский корпус, как и большинство

средней интеллигенции, не слишком интересовался сакраментальным вопросом о «целях войны». Война началась. Поражение принесло бы непомерные бедствия нашему Отечеству во всех областях его жизни... Необходима победа. Все прочие вопросы уходили на задний план, могли быть спорными, перерешаться и видоизменяться»358. Другую сторону менталитета профессионального военного давал Колчак: «Война прекрасна, хотя она связана со многими отрицательными явлениями, но она везде и всегда хороша. Не знаю, как отнесется Она к моему единственному и основному желанию служить Ей всеми силами, знаниями, всем сердцем и всем своим помышлением». «Война дает мне силу относиться ко всему «холодно и спокойно», я верю, что она выше всего происходящего, она выше личности и собственных интересов, в ней лежит долг и обязательство перед Родиной, в ней все надежды на будущее, наконец, в ней единственное моральное удовлетворение. Она дает право с презрением смотреть на всех политиканствующих хулиганов и хулиганствующих политиков, которые так ненавидят войну и все, что с ней связано в виде чести, долга, совести, потому что прежде всего и в основании всего они трусы»359. Профессионал видел в войне и обязан видеть прежде всего исполнение своего воинского долга перед Родиной, не слишком задаваясь вопросами ее внутренних проблем. Кроме этого, профессионал видел в войне шанс своей самореализации, к которой он готовился на протяжении всей своей предыдущей жизни. «После Февраля положение офицеров превратилось в сплошную муку, так как антиофицерскую пропаганду большевиков, стоявших на позициях поражения России в войне, ничто отныне не сдерживало, и она велась совершенно открыто и в идеальных условиях. Желание офицеров сохранить боеспособность армии (а что идея прекращения войны была для массового офицера синонимом гибели России, было психологически совершенно естественно) наталкивалось на враждебное отношение солдат, распропагандированнных большевистскими агитаторами, апеллировавших к шкурным инстинктам и вообще самым низменным сторонам человеческой натуры»360. 114

С другой стороны, для солдат, вчерашних крестьян, война представляла собой невыносимое, бессмысленное бремя, бойню. Бьюкенен писал 18 октября 1916 г.: «...Потери, понесенные Россией, столь колоссальны, что вся страна охвачена печалью. В недавних безуспешных атаках у Ковеля и в других местах принесено в жертву без всякой пользы столь много жизней, что это дало новую пищу тому взгляду, что продолжение борьбы бесполезно и что Россия, в противоположность Великобритании, ничего не выиграет от продолжения войны...»361 Февральская революция вдобавок резко обострила социальные противоречия, которые представители Советов использовали для реализации своих социалистических программ. Всего через месяц после революции, 9 апреля 1917 г., Бьюкенен сообщает в Лондон о том, что «социалистическая пропаганда в армии продолжается, и хотя я не упускаю случая указать министрам на гибельные последствия такого рода разрушения дисциплины, они, по-видимому, бессильны предотвратить его. Взаимоотношения офицеров и солдат в высшей степени неудовлетворительны, немалое число солдат самовольно уходит домой. Их побуждают к этому слухи о близком разделе земли и желание обеспечить свою долю в грабеже.. .»362 Главными требования социалистов были «мир — народам» и «земля — крестьянам»; правда, в отличие от большевиков их пропаганда не носила откровенно радикального характера. Тем не менее социалистическая пропаганда действительно била по самым острым и насущным, застарелым проблемам, касавшихся практически всех солдат (крестьян), — мира и земли. «Вот председатель Государственной думы все требует от вас, чтобы вы, товарищи, русскую землю спасли... Так ведь, товарищи, это понятно... У

господина Родзянко есть что спасать... немалый кусочек у него этой самой русской земли в Екатеринославской губернии, да какой земли!.. А может быть, и еще в какой-нибудь есть?.. Например, в Новогородской?.. Там, говорят, едешь лесом, что ни спросишь, чей лес, отвечают: родзянковский... Так вот, Родзянкам и другим помещикам Государственной Думы есть что спасать... Эти свои владения, княжеские, графские и баронские... они и называют русской землей... Ее и предлагают вам спасать, товарищи... А вот вы спросите председателя Государственной Думы, будет ли он так же заботиться о спасении русской земли, если эта русская земля... из помещичьей... станет вашей...»363 115

Но пропаганда может ложиться лишь на подготовленную почву, для ее успеха должны создаться объективные условия Здоровый общественный организм обладает определенным иммунитетом против пропаганды, ее влияние сильно только в больном, ослабленном «теле». Милюков приводил по этому поводу воспоминания Станкевича, в которых, по его словам «...можно найти правильное наблюдение, что ни одна из классических русских партий не может претендовать на честь инициативы в русской революции. Не русские социалистические партии посылали первых агентов взбунтовать Кронштадт резать по немецким спискам лучших офицеров флота в Гельсингфорсе, распространять среди солдат «Окопную правду» и т. д. Идеи разложения армии, прекращения войны, извращения целей союзной политики -- все это стало достоянием массы помимо интеллигентского социализма, и все это проникло беспрепятственно в первый состав Советов, на фронт и т д »364 Милюков потом будет еще неоднократно возвращаться к этой теме: «Так называемые запасные батальоны новобранцев, плохо обученные и недисциплинированные, разбегались по дороге на фронт, а те, которые доходили в неполном составе, по мнению регулярной армии, лучше бы не доходили вовсе. Раньше чем они прочли номер «Окопной правды» — листка, разбрасывавшегося в окопах на германские деньги с целью разложить армию, - и раньше чем появились в ее рядах в заметном количестве свои, русские агитаторы, процесс разложения уже зашел далеко в солдатских рядах»365 Деникин говоря о самом широком распространении большевистской печати в армии, вместе с тем утверждал: «Было бы, однако, неправильно говорить о непосредственном влиянии печати на солдатскую массу. Его не было... в их сознании преобладало прямолинейное отрицание: «Долой!» Долой... вообще все постылевшее, надоевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам и стесняющее «свободную волю» — все долой!»3" На ослабление общественного организма влияли и субъективные факторы, о которых писал Деникин: «Официальное лицемерие продолжало поддерживать легенду о жизнеспособности фронта. Еще 10 октября Верховский говорил «Совету республики»: «Люди, которые говорят, что русской армии не существует, не понимают того, что они говорят. Немцы держат на нашем фронте 130 дивизий. Русская армия существует, исполняет свою задачу и исполнит ее до конца» А через несколько дней в заседании комиссии «Совета республики» зая116

вил: у нас нет более армии, необходимо заключить немедленно сепаратный мир с немцами. Такое направление военной политики расчищало пути большевизму в армии367. Большевикам с их радикальными, революционными лозунгами мира и земли крестьянам, появившись три месяца спустя после Февральской революции, осталось только собирать плоды предыдущей разрушительной политики. Ортодоксальность их пропаганды на фоне проезда Ленина в «пломбированном» вагоне во время войны через территорию противника в кадровой армии и либеральных кругах приводила к тому, что их вполне естественно воспринимали

как немецких шпионов. Откровения Людендорфа вообще ставили точку в этом вопросе: «Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя огромную ответственность. С военной точки зрения, его приезд через Германию имел свое оправдание: Россия должна была пасть!» Деникин справедливо вопрошал «На какие деньги в апреле 1917 г. партия (большевиков) могла издавать, по официальным данным, 17 ежедневных газет тиражом в 320 тысяч экземпляров? Их еженедельный тираж составлял 1415 тысяч»368. А. Уткин приводит сведения, что Ленин в сентябре 1915 года при посредничестве эстонского финансиста Кескюла согласился заключить сепаратный мир с Германией в случае своего прихода к власти и возможности реализации своей программы, включавшей: организацию республики, конфискацию латифундий, восьмичасовой рабочий день, автономию национальностей369. В. Воейков писал: «...В начале марта 1917 года Германский имперский банк открыл счета Ленину, Суменсону, Козловскому, Троцкому и другим деятелям Совета народных комиссаров на пропаганду мира в войсках фронта. В январе 1918 года Совету народных комиссаров было переведено из Рейхсбанка 50 миллионов рублей на покрытие расходов по содержанию Красной гвардии и агитаторов...»370 Милюков писал, что министр юстиции Переверзев в июле 1917 г. огласил документы разведки, «которыми доказывался подкуп большевиков немцами при посредстве шведских банков... опубликованные документы много содействовали дискредитированию восставших большевиков»371. После чего начались их аресты. Реальное же отношение большевиков к войне в полном объеме, пожалуй, выражает фраза Ленина: «Германия сама воюет не за освобождение, а за угнетение наций. Не дело со117

циалистов помогать более молодому и сильному разбойнику (Германии) грабить более старых и обожравшихся разбойников. Социалисты должны воспользоваться борьбой между разбойниками, чтобы свергнуть всех их»372. Или фраза главнокомандующего немецкой армией генерала Людендорфа: «Я часто мечтал об этой революции, которая должна была облегчить тяготы нашей войны. Вечная химера! Но сегодня мечта вдруг исполнилась непредвиденно. Я почувствовал, что с меня спала очень большая тяжесть. Но я не мог предположить, что она станет могилой для нашего могущества»373. На вопрос, не является ли Ленин немецким провокатором, французский посол получил ответ: Ленин человек неподкупный. Это фанатик, но необыкновенно честный, внушающий к себе всеобщее уважение. «В этом случае, — пришел к выводу Палеолог, — он еще более опасен»374. Американский представитель Роббинс пришел к выводу, что «большевики не были германскими агентами; если немцы думали, будто купили большевиков, то их здорово надули»375. Либеральная пропаганда. Рассуждения Милюкова о большевиках как немецких агентах строились не на пустом месте, а на огромнейшем собственном опыте либералов. Ведь шпиономания была начата не с большевиков в июле 1917 г., а гораздо раньше... Уже в начале 1915 г. кадеты обвинили царя и императрицу в поисках сепаратного мира с Германией за спиной союзников. Милюков приводил свои подозрения на этот счет: «...Н. Маклаков и Щегловитов подали государю записку, в которой указывали на необходимость скорейшего окончания войны и примирения с Германией, родственной России по политическому строю. Напротив, сближение с нашими союзниками они считали опасным для России»376. Протопопов встречался с представителем германского посла по условиям сепаратного мира... «С этой беседы с Варбургом Протопопов быстро пошел в ход»377. Тема измены императорской фамилии интенсивно раскручивалась в либерально-демократических кругах и активно внедрялось в армии1. a

Родной брат Александры Федоровны — Эрнст служил в германском Генеральном штабе, но

она одновременно являлась внучкой английской королевы Виктории и прожила в Англии всю сознательную жизнь вплоть до замужества. По-английски она говорила лучше, чем по-немецки. 118

Деморализующее воздействие на армию оказало Великое отступление 1915 г. Яковлев пишет: «Поражения оскорбили и озлобили армию, виновников не надо было разыскивать — их имена была на устах: придворная камарилья, высший генералитет...» 11 июня 1915 г. записывает французский посол Палеолог: «В течение последних нескольких дней Москва волновалась, серьезные беспорядки возникли вчера и продолжаются сегодня. Движение приняло такие размеры, что пришлось прибегнуть к вооруженной силе. На знаменитой Красной площади, видевшей столько исторических сцен, толпа бранила царских особ, требуя пострижения императрицы в монахини, отречения императора, повешения Распутина и пр.»378. Поражение стало поводом для инициации Гучковым «шпионского фарса» против военного министра Сухомлинова, обвиненного либералами в измене. В. Воейков пишет: «Опубликование этого приказа (о следствии над Сухомлиновым) произвело как в России, так и за границей самое удручающее впечатление... Министр иностранных дел Великобритании лорд Грей по этому поводу высказался так: «Ну и храброе же у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра». Травля против В. А. Сухомлинова совпала с другой травлей — против носителей немецких фамилий, начатой на страницах «Нового времени» в июне 1915 года379. Причины шпиономании в конце февраля 1916 г. разъяснил министр двора Фредерикс, который заявил, что сторонники осуждения Сухомлинова «хотят взвинтить суд над ним во всесветский скандал, дискредитирующий правительство и могущий нанести сильный удар монархическому принципу... Суд над Сухомлиновым неминуемо разрастется в суд над правительством. Эхо происходившего на суде раздается преувеличенно в кулуарах Думы, оттуда в чудовищных размерах разольется на улицу и проникнет в совершенно искаженном виде в народ и армию, пятная все, что ненавистно народу»380. «На этом процессе впервые явился продукт революции — «прокурор-общественник», который должен был освещать процесс с точки зрения «революционного права». Сей муж высказал в своей речи мысль, что если бы генерал Сухомлинов и не был виновен, обвинительный приговор должен быть вынесен для удовлетворения возбужденного общественного мнения. По-видимому, только благодаря переходу на этот путь и удалось обвинить В.А. Сухомлинова, так как ни комиссия генерала Петрова, ни затем Чрезвы119

чайная следственная комиссия не нашли подтверждения ни одному из фактов, распространявшихся прессой, Государственной Думой и врагами В. А. Сухомлинова»381. «В сентябре — октябре 1915 года буржуазия переставляет акценты в своей пропаганде. Если раньше утверждалось, что верховная власть не может вести войну без помощи «общественности», то теперь на первое место выдвигается обвинение: самодержавие и не помышляет о победе, а готовит постыдное предательство дела Антанты — сепаратный мир с врагом»382. «Изо дня в день повторялись утверждения, что правые оказывают сильнейшее давление на царя пойти на «позорный мир» с Германией. Назывались «факты» — записка правых со 150 подписями в пользу мировой с Берлином. Говорили об этом официально в Думе, но не назвали ни одной фамилии. Муссировались слухи о тайных переговорах с Вильгельмом II... Обвинения постоянно сосредоточивались на «немке»-императрице... Жена Родзянко... сообщает убийственные сведения: «На фронте говорят, что она (царица) поддерживает всех шпионов-немцев...». Генерал Селивачев (генерал!) писал: «Вчера одна сестра милосердия сообщила, что есть

слух, будто из царскосельского дворца от государыни шел кабель для разговора с Берлином». «А. Хвостов, смещенный в начале 1916 года с поста министра внутренних дел, бросился в Москву и стал доказывать, что уволен за попытку отделаться от германских шпионов, кишевших вокруг «божьего человека». Родзянко... категорически заявлял, что Распутин действовал по директивам из Берлина»383. В поездке по Швейцарии, по словам Милюкова, он встретился «со старой русской эмиграцией. В этой среде все были уверены, что русское правительство сносится с Германией через своих специальных агентов. На меня посыпался целый букет фактов — достоверных, сомнительных и неправдоподобных — рассортировать их было нелегко... Часть материала из Швейцарии я все же использовал для своей речи 1 ноября»384. Окончательный удар был нанесен либералами царскому правительству именно этой речью на очередной сессии Думы. Накануне ее члены сеньорконвента собрались, чтобы выработать формулу «перехода к очередным делам» по случаю нового созыва Государственной Думы. Это вошло уже в обычай. В обычай вошло и то, что «переходы эти заключают три части: привет союзникам, призыв к армии (твердо продолжать войну) и резкую критику правительства...»385 Когда был 120

прочитан проект резолюции, Шульгин заявил: «Обращаю внимание на слово «измена». Это страшное оружие. Включением его в резолюцию Дума нанесет смертельный удар правительству...»386 Шульгин писал: «Измена... Это ужасное слово бродит в армии и в тылу... Началось это еще с Мясоедова в 1914 году, а теперь кого только не обвиняют? Вплоть до самых верхов бежит это слово, и рыщут даже вокруг двора добровольные ищейки. Как будто недостаточно зла причинено России бессознательно, чтобы обвинять еще кого-то в измене... И это положительно как зараза. Люди, которые, казалось, могли бы соображать, и те шалеют... Шпиономания — это отвратительная и неимоверно глупая зараза. Я лично не верю ни в какие «измены», а «борьбу с немецким засильем» считаю дурацки-опасным занятием. Я пробовал бороться с этим и даже в печати указал, что, «поджигая бикфордов шнур, надо помнить, что у тебя на другом конце»...»387 Тем не менее на открытии сессии Думы 1 ноября Милюков начал с критики правительства, закончив ее вопросом «Что это — глупость или измена?»a И тут же процитировал немецкую газету «Нойе фрайе цайтунг», где упоминались императрица и окружавшая ее камарилья — Распутин, Питирим, Штюрмер. Милюков сослался и на то, что «из уст британского посла сэра Джорджа Бьюкенена я выслушал тяжеловесное обвинение против известного круга лиц в желании подготовить путь к сепаратному миру». Милюков выразил твердую уверенность в том, что курс на сепаратный мир взят. «Когда мы обвиняли Сухомлинова, мы ведь тоже не имели тех данных, которые следствие открыло. Мы имели то, что имеем теперь: инстинктивный голос всей страны и ее субъективную уверенность»388. Милюков продолжал: «...Мы говорим правительству: мы будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете... Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать тыл — значит организовать революцию и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию, что это, глупость или измена? Мало того. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных a

Основание для этого демагогического афоризма дал Милюкову военный министр Д. С. Шуваев, который во время приступа шпиономании оправдывался: «Я, может быть, дурак, но не изменник». 121

вспышек... путем провокации, и притом знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, — что это делается, сознательно или бессознательно?»389 Цензура запретила публикацию этой речи, но кадеты издали ее миллионными тиражами и распространяли не только в тылу, но и в действующей армии. Либеральные круги считали эту речь «штурмовым сигналом», приведшим к падению царского режима. Слово «измена» с молниеносной быстротой разнеслось по стране... «Газеты, печатавшие думские речи, демонстративно выходили с целым рядом белых столбцов. Пресса и Государственная Дума сошлись в открытой борьбе против правительства»390. «Впечатление получилось, — писал впоследствии Милюков, — как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено напоказ коренное зло, известное всем, но ожидавшее публичного обличения». В предисловии к отдельному изданию речи при Временном правительстве (конечно, не без ведома оратора) объяснялось: «С высоты думской трибуны было названо впервые имя царицы и предъявлено царскому правительству тяжкое обвинение в национальной измене. Испытанный вождь оппозиции П. Н. Милюков тщательно подготовил материал для всенародного разоблачения закулисной работы партии царицы Александры и Штюрмера и перед лицом всего мира разорвал завесу, скрывавшую немецкую лабораторию сепаратного мира»391. Деникин пишет, что основной деморализующий эффект на армию оказало не отречение Николая II. «Наиболее потрясающее впечатление произвело роковое слово «измена». Оно относилось к императрице. В армии громко, не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настойчивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ее в отношении фельдмаршала Китченера, о поездке которого она якобы сообщила немцамa, и т. д. Переживая памятью минувшее, учитывая то впечатление, которое произвел в армии слух об измене императрицы, я считаю, что это обстоятельство сыграло огромную роль в настроении армии, в ее отношении и к династии, и к революции.. .»392 a

В. Воейков пишет: «Генерал Комиссаров, выдававший себя американцам за начальника царской полиции, а на самом деле бывший жандармский полковник, охранявший в период описываемых событий Распутина, сообщил в 1924 году на страницах американской прессы, что «Гемпшир», на котором погиб лорд Китченер, был взорван немцами, якобы узнавшими о поездке Китченера из моих сообщений по полученным от императрицы сведениям». Воейков В.Н. С царем и без царя М : ТЕРРА, 1995. С. 330. 122

«По ту сторону фронта истерическая кампания в России вызывала величайшее удовлетворение, на глазах подрывался моральный дух противника. Руководитель австрийской разведки М. Ронге много лет спустя после окончания войны писал: «Русское шпионоискательство принимало своеобразные формы. Лица, которые были ими арестованы и осуждены, как, например, жандармский полковник Мясоедов, Альтшуллер, Розенберг, председатель ревельской военной судостроительной верфи статс-секретарь Шпан, военный министр Сухомлинов и др., не имели связи ни с нашей, ни с германской разведывательной службой. Чем хуже было положение русских на фронте, тем чаще и громче раздавался в армии крик «предательство!». Руководитель германской разведки полковник В. Николаи называл в своей книге, вышедшей в 1925 году, дело Мясоедова и все сопряженное с ним «необъяснимым», ибо «Мясоедов никогда не оказывал никаких услуг Германии»393. Шульгин позже напишет, что приведенные Милюковым «факты измены» были «не очень убедительны»594. «Граф П. А. Игнатьев, работавший в нашей контрразведке за границей, приводит слышанные его сотрудником слова немецкого дипломата: «Нас нисколько не интересует знать, желает ли русский император заключить сепаратный мир, — нам важно, чтобы верили этому слуху, который ослабляет положение России и союзников»395. «После Февральской революции комиссия Временного правительства не

смогла найти связей «черного блока» с Германией. Блефом оказались и сведения о тайных переговорах с Германией. Документы внешнеполитического ведомства Германии, оказавшиеся доступными для исследования после Второй мировой войны, не содержат каких-либо данных о серьезных связях царского режима с Германией в годы той войны. Берлин действительно пытался зондировать почву в отношении заключения мира с Россией, но, как горестно комментировал БетманГольвег в письме Фердинанду Баварскому в октябре 1916 года, все поползновения в этом направлении встретили на берегах Невы «эхо насмешек»396. А. Редигер: «В моем распоряжении нет данных для того, чтобы винить Сухомлинова в том, что он не увеличил до войны норм запаса. Притом, кажется, и во Франции эта норма была не больше нашей, так что и там не предвидели чрезвычайного расхода сна123

рядов»397. С. Мельгунов пришел к выводу: «Можно считать неоспоримо доказанной не только невиновность самого Мясоедова, но и то, что он пал жертвой искупления вины других. На нем в значительной мере отыгрывались, и прежде всего отыгрывалась ставка»398. Между тем невиновность Сухомлинова в предательстве вовсе не отрицает его преступной халатности и недальновидности, которые, впрочем, были свойственны как большинству царедворцев, так и общественных деятелей... После революции подозрения в причастности к немецким деньгам коснулись и самих либералов. Набоков указывал, что «П. Милюков на заседании Временного правительства говорил, что «ни для кого не тайна, что германские деньги сыграли свою роль в числе факторов, содействовавших (Февральскому) перевороту»399. Эти слова находят косвенные подтверждения: Родзянко и Гучкова с достаточными основаниями обвиняли в покровительстве немецкой фирме «Проводник». За передачу сведений о русском военном флоте по обвинению в государственной измене было привлечено к ответственности правление страхового общества «Россия», в состав которого входил тот же Гучков400. Очевидно, что истинные причины обвинений Милюковым и либеральными кругами царского правительства в измене кроются не в предательстве царской семьи... В день речи Милюкова в Думе 1 ноября 1916 г. председатели губернских земских управ и уполномоченные Союза городов (Земгор) приняли обращение к Думе, в котором писали, что «пришли к единодушному убеждению, что стоящее у власти правительство, открыто подозреваемое в зависимости от темных и враждебных России влияний, не может управлять страной и ведет ее по пути гибели и позора...» Говорилось о «зловещих слухах о предательстве и измене», о «подготовке почвы для позорного мира», о необходимости «неуклонного продолжения войны до конечной победы»... Дума уведомлялась, что «наступил решительный час — промедление недопустимо, должны быть напряжены все усилия к созданию, наконец, такого правительства, которое в единении с народом поведет страну к победе»401. Тактика к которой прибегли либеральные организации, в том числе Земгор, в 1916 г. ничуть не изменилась с 1905 г., когда Витте писал про методы действия союзов, организованных Тучковыми, Львовыми, Милюковыми, род124

зянками: «Все эти союзы различных оттенков, различных стремлений были единодушны в поставленной задаче — свалить существующий режим во что бы то ни стало, и для этого многие из этих союзов признали в своей тактике, что цель оправдывает средства, а потому для достижения поставленной цели не брезговали никакими приемами, в особенности же заведомой ложью, распускаемой в прессе. Пресса совсем изолгалась, и левая так же, как правая; а когда вспыхнула революция и началась анархия, то правая пресса... в смысле небрезгания для преследуемых целей, начала распространять ложь, клевету, обман и, пожалуй,

превзошла левую прессу»402. Один из наиболее ярких примеров клеветы «в интересах партийной борьбы»403 дал кадет Родичев, который, выступая в Думе 16 ноября 1907 г., назвал политику Столыпина «столыпинским галстуком». Консервативная пропаганда. Позиция самого Витте базировалась на его твердом убеждении, что любая масштабная война неизбежно означает конец Российской империи. Слово «война», по его мнению, для России было синонимом поражения и распада при любом ее исходе. Именно поэтому Витте, несмотря на то, что именно по его настойчивой инициативе за девять лет до войны был разорван союзнический русско-германский договор, с начала войны активно выступал за достижение мирных компромиссов между воюющими сторонами. И он не только говорил, но и делал практические шаги, ведя через своих представителей переговоры с немцами. В марте 1914 года «Новое время» опубликовало целый ряд бесед о международном положении с русским государственным деятелем, в котором легко было узнать графа Витте. Эти беседы привлекали всеобщее внимание. Суть их сводилась к тому, что необходимым условием постоянного мира является перегруппировка держав. Граф Витте всегда считал, что главным рычагом русской иностранной политики является возможно более тесное соединение с Германией, и поэтому называл англо-русское согласие ошибкой, связавшей России руки404. Английский посол писал: «Вдобавок к чувству растерянности из-за военного положения мирная кампания, руководимая графом Витте и его сподвижникамигерманофилами, была далеко не успокаивающим моментом. Как я уже указывал... граф Витте всегда считал, что в интересах России — 125

более тесное сближение с Германией, а теперь он открыто утверждает, что Россия ничего не выиграет от продолжения войны и должна заключить мир... Нападки графа Витте были направлены главным образом против Англии...»405 В начале ноября 1914 г. Палеолог в беседе с Сазоновым указал, что царю следует принять меры против возглавляемой Витте кампании, принимавшей, по словам французского посла, «угрожающие размеры». «16 марта 1915 г. известный своим безупречным тактом император Николай поступил, в общем-то, нехарактерно для себя. С блеском иронической радости в глазах он спросил посла Палеолога, не слишком ли тот опечален смертью графа Витте. Посол заключил свое мнение в одной фразе: большой очаг интриг погиб вместе с ним. Формула Палеолога чрезвычайно понравилась Николаю, и он дважды повторил ее гостям406. Пуанкаре писал: «Узнали о смерти графа Витте. Эта смерть чуть ли не имеет для Антанты значение выигранного сражения...»407 Немецкая пропаганда. Победы русских армий в начале войны привели к поиску Германией путей разрушения единства союзников. Паункаре пишет, что в течение 1915 г. Германия через различных посредников неоднократно обращалась к России с предложениями сепаратного мира, обещая ей Константинополь и проливы, которые всегда лояльно отклонялись царем и царицей, но находили поддержку у многих русских германофилов408. «Сегодняшние известия из-за границы снова показывают нам непрестанную работу германской пропаганды в ее дьявольской изобретательности. В социалистических кругах Норвегии, которые благожелательны к нам, эта пропаганда заявляет, что Германия оставит побежденной Франции ее жизнь и достоинство и предложит всем европейским нациям, включая Англию, создать всеобщий мир и образовать федерацию против русского деспотизма. Через посредников-шведов она распространяет среди англичан инсинуацию, что английские войска, сбитые с толку нашим безобразным руководством, напрасно принесут себя в жертву...»404 «Действительно, надо думать, Германия будет отныне пытаться разъединить своих противников»410.

Однако победы Германии в 1915 г. и тесное единение союзников привели к тому, что к ноябрю 1915 года Вильгельм II оставил попытки поиска сепаратного мира. «Теперь я 126

не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад, даже если есть возможность заключить мир с Россией»4". Министр иностранных дел Ягов начинает окончательно формировать цели Германии в войне: «В ходе столкновения германского и славянского миров панславянские тенденции в России будут укрепляться, и традиционные династические связи между нами и Петербургом будут окончательно похоронены, а Россия останется нашим врагом и в будущем. Следует решить вопрос: не диктует ли необходимость выдворения полуазиатской московитской империи за Буг рассматривать как императивно необходимую, поскольку нынешний поворот истории обязывает нас, как представителей западной культуры, отбросить славян за Эльбу, Одер и Вислу»412. Но Германия даже не надеялась достичь своих цели с помощью одной только военной силы: «Если она {Германия) не расколет фронт своих противников, то будет задушена. Единственный способ избежать этой смертельной опасности — дестабилизировать Россию. «Если мы вовремя сумеем революционизировать Россию и тем самым сокрушить коалицию, то призом победы будет главенство в мире»413. Гельфанд-Парвус, которому не откажешь в проницательности, утверждал: «Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется полного успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России. Русская опасность будет, однако, существовать даже после войны, до тех пор пока русская империя не будет расколота на свои компоненты. Интересы германского правительства совпадают с интересами русских революционеров»414. Свой меморандум Гельфанд завершил в марте 1915 года словами: «Объединенные армия и революционное движение в России сокрушат колоссальную русскую централизацию, представляемую царской империей, которая будет оставаться угрозой мира в мире До тех пор, пока существует. Так падет главная крепость политической реакции в Европе»415. При этом Людендорф справедливо отмечал: «Россия творила свое несчастье сама, и работа, которую мы вели там, не была слишком трудным делом...»416 Германия добилась своего в России — в феврале произошла либеральнодемократическая революция, последствия 127

которой предвидел Гельфанд. Людендорф писал: «На востоке наступила огромная перемена. В марте споспешествуемая Антантой революция свергла царя. Власть захватило правительство с сильной революционной окраской... Наше общее положение значительно улучшилось. Предстоящие на западе бои меня не страшили»417. После Февральской революции до появления на политической сцене большевиков одной из основных причин своих неудач в армии победившие либералы сделают немецкую пропаганду. «С момента переворота немецкий генштаб систематически проводил политику братания на русском фронте. Методичные немцы выработали соответствующие инструкции для своего командного состава, посылали в русские окопы надежных людей, знавших русский язык. Пропаганда мира шла по определенному трафарету — говорилось о бесцельности войны. Пораженческая литература, изготовленная в Германии, сотнями тысяч экземпляров распространялась в русских окопах. Немцы утверждали, что война выгодна лишь Временному правительству и генералам. А потому, чтобы ликвидировать войну, следовало ликвидировать и правительство, и

русский офицерский корпус. Одним словом, проповедовался мир на фронте и война в тылу»4'8. Э. Людендорф вспоминал: «Посредством пропаганды надо было развить в русской армии тяготение к миру в непосредственной и резкой форме... Нашей первой задачей являлось внимательно следить за процессом разложения России, содействовать ему и идти навстречу ее попыткам найти почву для заключения мира... Мы с уверенностью учитывали, что революция понизит боеспособность русской армии, наши предположения осуществились... На всем огромном протяжении фронта постепенно установились оживленные отношения между неприятельскими и нашими окопами. Мы продолжали укреплять в русской армии жажду мира». Союзническая пропаганда. Целью союзнической пропаганды было удержание России в войне за счет минимальных затрат. Вместо конкретной боевой или материальной союзнической помощи союзники оказывали содействие в «поддержании боевого духа» любыми средствами в русском народе и армии, что обходилось союзникам в сотни раз дешевле. 128

Английская пропаганда. Ленин в марте 1917 г. писал: «Если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского империализма с октябристско-кадетским капиталом России явилась фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова... Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К0 к захвату власти в интересах продолжения империалистической войны... Англо-французский империалистический капитал в интересах продолжения и усиления этой бойни ковал новые дворцовые интриги, устраивал заговор с гвардейскими офицерами, подстрекал и обнадеживал Гучковых с Милюковыми, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть...»419 Ленин был далеко не одинок в своих подозрениях. Княгиня Палей, вдова великого князя Павла Александровича, в книге «Мои воспоминания о России» писала: «Английское посольство по приказу Ллойд Джорджа сделалось очагом пропаганды. Либералы — князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и др. — постоянно его посещали. Именно в английском посольстве было решено отказаться от легальных путей и вступить на путь революции. Надо сказать, что при этом сэр Джордж Бьюкенен, английский посол в Петрограде, действовал из чувства личной злобы. Император его не любил и становился все более холодным к нему, особенно с тех пор, как английский посол связался с его личными врагами...»420 Генерал М. Бонч-Бруевич писал, что о февральском заговоре «были осведомлены Палеолог и Джордж Бьюкенен»42'. Бьюкенен сам подтверждает, что еще за две недели до революции он был извещен о ее сроках. Английский посол пишет в свое оправдание: «Совершенно верно, что я принимал в посольстве либеральных вождей... так как моею обязанностью посла было поддерживать связь с вождями всех партий. Кроме того, я симпатизировал их целям и, как я уже упоминал, советовался с Родзянко об этих целях перед своей последней аудиенцией у императора»422. Подозрения Палей поддерживали люди, составлявшие ближайшее окружение царской семьи. А. Вырубова вспоминала: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол сэр Бьюкенен принимает деятельное участие в интригах против их величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями по этому пово129

ду»423. Подозрения углублял и сам лидер кадетов, ведь именно на Бьюкенена, как на поставщика обвинений в измене царской семьи, ссылался Милюков в своей знаменитой речи «Измена» 1 ноября 1916 г.424. Именно на одного из

организаторов «министерской забастовки» Сазонова будет указывать позже в своих воспоминаниях английский посол Бьюкенен, как на основного проводника английский интересов в русском правительстве. Он будет даже защищать русского министра перед русским царем, который пошлет Сазонова в отставку. В. Воейков, приводя множество различных слухов об участии союзников в революции, констатирует: «...Гораздо менее понятна логика союзников, также не жалевших денег на поддержку наших революционных партий в борьбе с царским правительством...»425 «...Непонятно было, почему они (французы), будучи обязаны своим спасением от натиска немцев русским монархистам, ставили непременным условием своей помощи соглашение между буржуазными и социалистическими группами всех оттенков. Еще непонятнее были лозунги французов: с одной стороны, «ни капли французской крови», а с другой — «борьба до конца»426. В. Воейков пишет о своих подозрениях относительно союзников: «Первого декабря 1916 года... (Николаем II) были обнародованы... переговоры о присоединении по окончании войны к России Константинополя и проливов». Англия волей-неволей подписала это соглашение. Но так как вопрос о Константинополе и проливах составлял ее больное место, она усилила поддержку русских революционных деятелей через своего посла сэра Дж. Бьюкенена, который даже испросил у государя аудиенцию для того, чтобы доложить ему свои взгляды на внутреннее положение России и дать советы. По-видимому, этот день считался в либеральных кругах весьма знаменательным, так как до сих пор в календарях под 12 января стоит: «В 1917 году аудиенция английского посла Бьюкенена по поводу внутреннего положения России». В. Воейков продолжал: «Ответ государя на советы сэра Дж. Бьюкенена мне неизвестен; но сохранился в памяти ответ в подобном же случае кардинала Бернетти лорду Пальмерстону, дававшему папе советы по управлению Ватиканом: «Когда английское правительство будет применять у себя в течение 15 или 20 лет предлагаемые меры, святой отец одобрит нововведения, которые Великобритания всегда предлагает другим, но не допускает у себя». Французский посол Морис Палеолог, стараясь не отставать от своего англий130

ского коллеги, при каждом удобном случае тоже критиковал ненавистный Франции монархический строй в России427. В. Воейков: «Во время войны значительно увеличилось число официальных и неофициальных агентов стран Антанты. Все они при благосклонном содействии наших общественных деятелей проявляли большую любознательность к распоряжениям по снабжению армией, вели счет приготовленным на наших заводах снарядам. А прибывшая в половине января в Петроград комиссия союзников даже не постеснялась доложить его величеству следующие требования: введение в состав штаба Верховного Главнокомандующего с правом решающего голоса представителей союзных армий (английской, французской и итальянской), реформу правительства в смысле привлечения к власти членов Государственной Думы и общественных деятелей, а также целый ряд других требований приблизительно такого же характера...»428 В. Воейков приводит массу слухов и подозрений относительно союзников: «Еще с 1905 года Россию стали посещать члены образовавшейся в Англии Лиги друзей русской свободы»429. Председателем комитета по сбору пожертвований для лазарета Государственной Думы был М. В. Родзянко, а почетной председательницей состояла супруга английского посла леди Джиорджина Бьюкенен. «...Впоследствии невольно бросилось в глаза сходство имен членов Исполнительного комитета Государственной Думы с именами деятелей комитета по сбору пожертвований»430. «Если верить распространявшимся в то время слухам, глава великобританского правительства Ллойд Джордж пошел еще дальше; узнав о

революции в России и отречении государя императора, он сказал: «Одна из целей войны для Англии теперь достигнута». «Почему в конце февраля и начале марта происходили непрерывные овации перед балконом здания английского посольства, так что послу короля Великобритании при императоре всероссийском приходилось по нескольку раз в день выходить на балкон и благодарить толпу, признательную за содействие к освобождению России от гнета царизма?»431 Свою позицию Бьюкенен определил следующим образом: «...Сама императрица, которая в действительности правит Россией, держится здравых взглядов на этот вопрос. Она не является, как это часто утверждают, немкой, работающей в интересах Германии, но она — реакционерка, желающая сохранить 131

самодержавие в неприкосновенности для своего сына; именно поэтому она побуждает императора избирать себе в министры людей, на которых она может положиться в том отношении, что они будут проводить твердую политику, причем их способности совершенно не принимаются во внимание; но в этом она действует как бессознательное орудие других, которые действительно являются германскими агентами»432. 24 марта Бьюкенен приветствовал Временное правительство: «В этот торжественный час, когда перед Россией открывается новая эра прогресса и славы, более чем когда-либо необходимо не упускать из виду Германию, ибо победа Германии будет иметь последствием разрушение того прекрасного памятника свободе, который только что воздвиг русский народ... Россия не отступит ни перед какими жертвами и, солидарная со своими союзниками, не сложит оружия...»433 После Бьюкенен снова будет оправдываться: «...Если я с воодушевлением говорил о вновь добытой Россией свободе, то только допуская поэтическую вольность; это делалось ради того, чтобы подсластить мой дальнейший призыв к поддержанию дисциплины в армии и к борьбе, а не дружбе с германцами. Моей единственной мыслью было удержание России в войне»434. Спустя несколько месяцев Бьюкенен будет писать: «Положение англичан в России в настоящее время незавидно. Они подвергаются нападкам, и на них смотрят с подозрением. Наше бюро пропаганды, основанное с целью дать возможность обеим странам получше ознакомиться между собой обвиняется даже в союзе с контрреволюционерами. Для такого обвинения нет ни малейшего основания, если не считать таковым преступление, состоящее в защите своей родины против клеветы и извращений, распространяемых германскими агентами. Пока Россия принимала активное участие в войне, до тех пор наше бюро, что совершенно естественно, также вело пропаганду в пользу войны, но оно не делает этого более теперь»435. Действительно, вести пропагаду войны в революционной стране было равносильно откровенному самоубийству. Слухи и подозрения относительно союзнической революционной пропаганды, очевидно, имеют сходную почву с аналогичными обвинениями в шпионаже большевиков. С другой стороны, реакция союзников на Февральскую революцию полностью совпадала с реакцией их противника — Германии. И те и другие были рады этому событию, правда. 132

по-видимому, каждый ожидал от нее своего. История показала, что оправдались надежды именно Германии. Между тем в любом случае даже моральная поддержка союзников либеральных течений в России, способствуя формированию вполне определенных тенденций, играла далеко не ведущую роль в свершении Февральской революции. Ключевую, главную роль в обоих русских революциях сыграла именно пропанганда войны... Американская пропаганда США вступили в пропагандистскую кампанию, как и в войну, последними.

Американский представитель Рут, посланный в Россию после февраля 1917 г. для изыскания способов поднятия активности русской армии, сообщал: «Интриги германского правительства в России заставили президента Вильсона спешно, как можно скорее испробовать план»436. План, разработанный офицером британской разведки в Вашингтоне сэром У. Уайзменом, предполагал использовать в России агента с целью пропаганды против Германии, на что Вашингтон выделил 75 000 долл. Уайзмен просил британское правительство предоставить аналогичную сумму. «Я, — продолжал он, — позабочусь о передаче Хаузу сообщений относительно русского плана». И добавил в заключение: «Я, конечно, не стану докладывать Хаузу или еще кому-либо об использованных методах, только о результатах»437. «Рут для противодействия германской и социалистической пропаганде запросил для начала 100 тыс. долл. на выпуск необходимых 5 миллионов листовок, плакатов, газет, брошюр и фильмов для распространения на фронте. Если уж приходится спасать Россию, ее надо спасать подешевле. Для подъема морального духа за линией фронта Рут предложил использовать полевые кухни Ассоциации молодых христиан. Он отмечал незрелость российской демократии, когда для наведения порядка требуется атрибутика «детского сада»438. Франция и Британия распространили миллион экземпляров речи Рута перед Временным правительством и ответ Терещенко. Миссия истратила 30 тыс. долл. на распространение «Послания к России» Вильсона439. Глава Комитета общественной информации (COMPUB) в Вашингтоне писатель Дж. Крил считал, что запрошенная Рутом сумма должна быть увеличена и стремиться к сумме 810 тыс. долл., ибо «то, что мы делаем в России, должно быть 133

сделано хорошо и быстро». Он предлагал разделить пропаганду на новости и статьи (500 тыс. долл.), кино (300 тыс. долл.) и солдатскую газету (10 тыс. долл.)»440. Оскар Страус, возглавлявший борьбу за отмену торгового договора, написал Лэнсингу: «...Мы можем послать в Россию определенное число людей, обладающих опытом в международных делах, которые будут весьма благожелательно приняты и принесут максимальную пользу в деле просвещения российских масс, делясь с ними конкретным американским опытом управления в условиях демократии, его благами и возможностями»441. У. Томпсон, магнат с Уолл-стрит, возглавлявший миссию американского Красного Креста, ввиду бездействия Вильсона пожертвовал из своего кармана миллион долларов на совершенствование методов пропаганды в России. Вильсон заметил на это, что «тратить деньги на пропаганду в России все равно что лить воду в бездонную пропасть»442. «Единственным до конца сделанным для России той осенью делом была отправка Моттом пятисот сотрудников Ассоциации молодых христиан для укрепления морали в российской армии...»443 Конечно, можно было бы восхититься американским альтруизмом (имевшим, впрочем, иногда место), тратившим миллионы долларов на поднятие духа русской армии и пропаганду демократии в революционной России, если бы не до предела циничное требование, переданное миссией И. Рутаa, к России — «продолжение войны в обмен на кредиты». Скотт к этому писал: «Могла возникнуть благоприятная ситуация... мы окупили бы ссуду России... если бы таким путем удержали ее от заключения мира с Германией этой зимой»444. Э. Рут в отчете о поездке в Россию в мае — июне 1917 г. призвал направить значительные суммы на борьбу с пораженчеством в рядах русской армии. Даже если русская армия и не начнет свое долгожданное наступление, «положительные стороны такого финансирования для Соединенных Штатов и их союзников будут столь велики, что оправдают возможные траты»445.

Продолжение участия России в войне могло было быть обеспечено только за счет американских кредитов. В 1917 г., после трех лет войны, Россия была банкротом. Судя по полученным Временным правительством кредитам, один миллион долларов, вложенный в пропаганду войны в России, в средa

И. Рут, бывший государственный секретарь, адвокат Уолл-стрит и крупных монополий страны, возглавил миссию в возрасте 73 лет. 134

нем приносил США сто миллионов долларов экспортных военных заказов (в кредит). Кроме этого, США за счет продолжения участия России в войне экономили на посылке пропорционального количества своих войск в Европу, но поскольку снаряжение американского солдата обходилось дороже русского, то дополнительная экономия составляла еще не менее 100 млн. долл. Но и этого мало: поскольку русские войска участвовали в войне вместо американских, на русских ложились и людские потери — в среднем около 20 тыс человек (на каждые 100 млн. долл., потраченных на войну (для России). Но ведь продолжая войну, разоренная Россия была вынуждена вкладывать еще и свои оставшиеся ресурсы и тем самым еще больше снижать расходы США. Мало того после войны Россия должна была вернуть с процентами американский кредит. И все это за один миллион долларов, потраченных на пропаганду! Сверхвыгодный бизнес! Россия просто обязана была продолжать войну!... Но и это были мелочи, а главное состояло в том, что после победы ослабленная Россия попадала в зависимость от кредиторов, т. е. американцев; им же доставался русский рынок и сырье; ослабленные войной конкуренты и должники Англия, Франция, Германия не могли бы противостоять США. Кроме этого, США в виде России создавали противовес имперским устремлениям европейских стран, усиливая свои мировые позиции. По мнению американского посла, Россия как и в свое время США, избавится от диктата Лондона и пройдет курс ускоренного экономического развития. Фрэнсис писал Вильсону: «Финансовая помощь Америки России была бы мастерским ударом»446. Но американцы успели потратить на пропаганду только 5,5 млн. долл.447 и предоставить кредитов на 425 млн. долл. Заемщик оказался ненадежным, «недемократичным» в понимании американцев, русская армия и народ отказывались воевать, они не выбрали даже выделенных кредитов. Уошберн писал, что в России нет власти; комитеты меняются; трудовая ситуация плохая; в городах недостает топлива и продуктов; немецкие агитаторы пользуются свободой передвижения; положение способно изменить только чудо. Мотт эхом вторил пессимистическим заявлениям Уошберна448. Скотт также сообщал о приближении катастрофы непригодности железнодорожного подвижного состава, неэффективности управления железными дорогами. Он опять 135

вопрошал, поможет ли финансовая поддержка продолжению Россией войны449. Такая сугубо материалистическая оценка целей американской пропаганды, которую вполне можно отнести и к английской, выглядит, конечно, слишком цинично, но... для того чтобы иметь моральное право пропагандировать войну, ради достижения самых высоких идеалов и «демократических ценностей», необходимо самому пройти по крайней мере через сравнимые ужас и страдания, смерть и лишения, которые навязываешь другому. Нужно принести сопоставимую жертву на алтарь победы, прежде чем требовать жертвы от другого, тем более уже положившего на этот алтарь миллионы жизней и свое будущее. США же пропагандировали войну в России, еще даже толком не вступив в нее. Кроме того, пропаганда на территории союзника означает не что иное, как вмешательство во внутренне дела этой страны, даже во время войны. Нетрудно себе представить, как отнеслись бы английское или американское

правительство, если бы русские стали пропагандировать увеличение мобилизационной нагрузки в этих странах не через правительства, а обратившись напрямую к населению страны... Большевики позже попытаются обратиться к народам этих стран с призывом к миру, но их тотчас же обвинят во вмешательстве во внутренние дела союзников. Во многом именно пропаганда союзников бросила Россию за грань экономической пропасти. И именно этот экономический кризис стал первопричиной и ключевым фактором обеих революций в России... Агония Киган пишет: «Для русского главного командования было чрезвычайной удачей, что зима 1916/17 года выдалась исключительно суровой, что исключало какое-либо крупномасштабное наступление немцев. Учитывая настроения, господствовавшие в царской армии, оно вполне могло достичь результатов, имеющих решающее значение»450. Однако сразу после революции отношение либеральных сил к войне определялось в первую очередь острой необходимостью демонстрации преимуществ нового строя, по сравнению с «прогнившим» и «продавшемся» врагу царским режимом. Побе136

доносная война играла в этом деле решающую роль, одновременно способствуя укреплению новой либеральной власти. Победа была необходима любой ценой, и именно в этих целях происходила подготовка летнего наступления 1917 г. Кроме того, новая власть приняла на себя выполнение обязательств России перед союзниками, приветствовавшими Февральскую революцию*. П. Милюков, получив власть, был полон надежд; он писал позднее: «Мы ожидали взрыва патриотического энтузиазма со стороны освобожденного населения, который придает мужества в свете предстоящих жертв. Я должен признать, что память о Великой французской революции — мысли о Вальми; о Дантоне — воодушевляли нас в этой надежде»451. Деникин в январе 1917 г. утверждал, что «старая русская армия заключала в себе еще достаточно сил, чтобы продолжать войну и одержать победу»452. Количество дивизий (пехоты и спешенной кавалерии) стран Антанты453

a

«Посол Соединенных Штатов, милейший Фрэнсис, непременно хотел, чтобы Америка признала первой русский переворот. Это случилось 9 марта. 11 марта Временное правительство признали Франция, Англия и Италия; в третьей очереди были Бельгия, Сербия, Румыния, Япония и Португалия». Милюков П. Н. Воспоминания... С. 593. 137

Подготовка к наступлению началась сразу же после Февраля. Наиболее

наглядно ее отражает организационное реформирование армии — сокращение числа батальонов в дивизии с одновременным увеличением количества самих дивизий. Людендорф в конце 1916 года писал: «России удалось создать новые мощные формирования. Численность дивизий была сокращена до 12 батальонов... Новые дивизии формировались численностью меньшей на 4 батальона... В результате такой реорганизации значительно возросла мощь русской армии»454. Но всего десять дней спустя после создания правительства генерал Алексеев уже писал Гучкову, что он не в состоянии исполнить обязательство, принятое перед союзниками на совещаниях в Шантильи 15—18 ноября 1916 г. и в Петрограде в феврале 1917 г.: «Мы приняли обязательство не позже как через три недели после начала наступления союзников решительно атаковать противника... Теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их...»455 2 мая 1917 г. Алексеев приходит к выводу: «Казалось, что революция даст нам подъем духа, порыв и, следовательно, победу. Но, к сожалению, в этом мы пока ошиблись. Не только нет подъема, порыва, но выплыли самые низменные побуждения — любовь к своей жизни и ее сохранению. Об интересах Родины и ее будущем забывается. Причина этого явления та, что теоретические соображения были брошены в массу, истолковавшую их неправильно...»456 При этом «правительство... проявляло полнейшее игнорирование Верховного главнокомандующего даже в таких вопросах, которые непосредственно затрагивали его компетенцию, как управление областями театра войны»457. Не было единства и среди генералитета. Так, генерал Лукомский писал: «Боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время армия пойдет вперед, очень трудно. Таким образом, приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо... Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам...»458 Одновременно его коллеги командующие фронтами единогласно приходят к выводу, что: «1) армии желают и могут наступать; 2) наступление вполне возможно, это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром...»459 138

Действительно, армия в материальном плане была готова к наступлению. Деникин пишет: «Никогда еще мне не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у меня было 184 батальона против 29 вражеских, 900 орудий против 300 немецких; 138 моих батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких». Однако в моральнопсихологическом плане к началу июньской операции революция и «демократизация» привели армию к полному разложению. В результате после трех дней успешного наступления, 11-я армия «обратилась в паническое бегство... и при огромном превосходстве сил и техники уходила безостановочно»460. Головин пишет: «Летнее 1917 г. наступление русской армии, когда артиллерия буквально смела с лица земли укрепления противника, велось отборными частями. Остальная пехота следовала неохотно, причем были случаи, когда полки, подойдя к бывшим позициям противника, возвращались назад под предлогом, что наша артиллерия так разрушила неприятельские окопы, что ночевать негде. Отборные части были почти полностью выбиты. В результате небольшой нажим немцев привел удачное на первых порах русское наступление к повальному паническому отступлению»461. «Действительно, через два дня после успешного наступления (18 июня) солдаты посчитали, что исполнили свой долг, отказались продолжать наступление и повернули обратно»a.

Донесения с фронта гласили: «Дивизии 11-й и частью 7-й армии бежали под давлением в 5 раз слабейшего противника, отказываясь прикрывать свою артиллерию, сдаваясь в плен ротами и полками, оказывая полное неповиновение офицерам. Зарегистрированы случаи самосудов над офицерами и самоубийств офицеров, дошедших до полного отчаяния... Озверелые банды дезертиров грабят в тылу деревни и местечки, избивая жителей и насилуя женщин»462. «С фронта бежали тысячами, грабя и насилуя в тылу»463. «И все пошло прахом»464. "Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной a

Только артиллерия сохранила почти полную боеспособность до последних дней, да казачьи части не знали дезертирства. 139

ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования», — писал генерал Корнилов465. 9 июля комитеты и комиссары 11-й армии телеграфировали Временному правительству: «Начавшееся 6 июля немецкое наступление на фронте 11-й армии разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, быть может, гибелью революционной России. В настроении частей, двинутых недавно вперед героическими усилиями меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Наступательный порыв быстро исчерпался. Большинство частей находится в состоянии все возрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже и речи, уговоры и убеждения потеряли силу — на них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом... На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них — здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Положение требует самых серьезных мер... Сегодня Главнокомандующим, с согласия комиссаров и комитетов, отдан приказ о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает правду... содрогнется и найдет в себе решимость обрушиться на всех, кто малодушием губит и предает Россию и революцию»466. Один из немецких офицеров писал: «Летом 1917 г. русские вели наступление на наши позиции». Часть, которая атаковала участок этого офицера, наступала грамотно. После быстрой перебежки цепи залегали. Немецкие офицеры, наблюдавшие в бинокли, не могли понять одной вещи: перед следующей перебежкой солдаты поднимали свободную левую руку и кто-то из них пересчитывал, а потом что-то кричал. После чего цепь снова поднималась в атаку. Оказалось, что каждый раз солдаты решали голосованием — вставать в атаку или нет»467. Генерал Драгомиров, командующий 5-й армией, сообщал: «Находясь в резерве, полки декларируют готовность сражаться до полной победы, однако отказываются по приказу выходить из окопов»468. «Трусость и недисциплинированность некоторых частей дошла до того, что начальствующие лица вынуждены были просить нашу артиллерию не стрелять, так как стрельба своих орудий вызывала панику среди солдат»469. Деникин вспоминает: «В одном из корпусов приказал показать мне худшую часть... Мы подъехали к огромной толпе безоружных людей, стоявших, сидевших, бродивших на поляне за деревней. Одетые в рваное тряпье (одежда была продана и пропита), босые, обросшие, нечесаные, немытые, они, казалось, дошли до последней степени физического огрубе140

ния. Одержимые или бесноватые, с помутневшим разумом, с упрямой, лишенной всякой логики и здравого смысла речью, с истерическими криками, изрыгающие хулу и тяжелые, гнусные ругательства. Мы все говорили, нам отвечали — со злобой и тупым упорством. Помню, что во мне мало-помалу возмущенное

чувство старого солдата уходило куда-то на задний план, и становилось только бесконечно жаль этих грязных, темных русских людей, которым слишком мало было дано и мало поэтому с них взыщется. Хотелось, чтобы здесь, на этом поле, были, видели и слышали все происходящее верхи революционной демократии»470. То же самое творилось и в рядовых запасных полках. Один из унтер-офицеров 106-го запасного полка вспоминал: «Полк катился к полному разложению. То выявится пропажа оружия и патронов, то группа солдат растащит продукты в частном магазине, то рьяный часовой откроет беспричинныю стрельбу, то в столовой возникнет кем-то спровоцированная драка. Многие солдаты перестали бриться и подстригать бороды, ходили в распахнутых шинелях без ремней, курили где попало, являя собой пример распущенности, апатии, безразличия ко всему, что делается вокруг. Росло число дезертиров. Офицерский состав, практически отстраненный солдатской массой от командования, находил утешение в пьянстве и в спорах-разговорах о будущем России471. Деникин подвел следующий итог политики «демократии» в армии: «...В последней декларации правительства от 25 сентября механическое смешение всех трех идеологий: «...правительство будет неустанно развивать свою действенную внешнюю политику в духе демократических начал, провозглашенных русской революцией, сделавшей эти начала общенациональным достоянием (?), стремясь к достижению всеобщего мира и исключая насилие с чьей бы то ни было стороны». Какие начала: Ленина, Цедербаума (Мартова). Гурвича (Дана), Чернова или... Милюкова? «Временное правительство все свои силы положит на защиту общесоюзнического дела, на оборону страны, на решительный отпор всяким попыткам отторжения национальной территории и навязывания России чужой воли, на изгнание неприятельских войск из пределов родной страны». Только сокровенный смысл фразы «защита общесоюзнического дела», предназначенный для успокоения союзных стран, нарушал несколько 141

общий тон «декларации бессилия», как назвала этот акт печать... Национальные интересы России, ее будущая судьба и возможность мирного существования, понесенные ею великие жертвы, чудовищное расстройство народного хозяйства обеспечивались в этом акте только следующими положениями: «Непременным условием мира является вывод немецких войск... из занятых областей России. Россия предоставляет полное самоопределение Польше, Литве и Латвии». И дальше — общее требование: «Все воюющие отказываются от требования возмещения всяких издержек в прямом и скрытом виде». Нигде более в наказе имя России не упоминалось...»472 Немецкие войска тем временем вновь перешли в наступление. В августе немцы захватили Ригу. 2 октября тральщики Балтийского флота отказались подчиняться Временному правительству и минировать проходы, что позволило немцам 7 октября захватить Моонзундский архипелаг (350 км от Петрограда), взяв в плен до 20 тысяч человек, около 100 орудий... Немцы начали демонстративную подготовку наступления на Петроград, для чего, в частности, высадили десант на материк южнее Гапсаля, что вызвало всплеск эмоций у либеральной демократии. Деникин так описывает складывавшуюся ситуацию: «Буржуазные элементы и печать призывали к борьбе с немцами. Умирающие исполнительные комитеты также призывали демократию «стойко защищать родную землю». Петроградская дума откликнулась многоречивыми заседаниями, образованием «центрального комитета общественной безопасности» и новых пяти комиссий. Временное правительство постановило эвакуировать Петроград. Но наиболее безотрадную картину распада явил собою «Совет Российской республики». После долгого обсуждения вопроса об обороне государства 18 октября на голосование Совета было

поставлено... шесть формул, все шесть были отвергнуты и вопрос снят с обсуждения. «Совет Российской республики» в дни величайшей внешней опасности и накануне большевистского переворота не нашел ни общего языка, ни общего чувства скорби и боли за судьбу Родины. Поистине, и у людей непредубежденных могла явиться волнующая мысль: одно из двух, или «соборный разум» — великое историческое заблуждение, или в дни разгула народной стихии прямым и верным отображением его в демократическом фокусе может быть только «соборное безумие»...473 142

Либеральная интеллигенция, еще вчера призывавшая к войне до победного конца и обвинявшая царскую семью в измене, теперь сама ждала и призывала немецкое нашествие. Троцкий приводит пример выступления Родзянко в то время в газете «Утро России»: «Петроград находится в опасности... Я думаю, бог с ним, с Петроградом... Опасаются, что в Питере погибнут центральные учреждения (т. е. Советы и т. д.)... Очень рад, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли... Со взятием Петрограда флот все равно погибнет». Но жалеть об этом не приходится: «Там есть суда совершенно развращенные»... Родзянко совершенно точно объявляет, зачем именно это нужно. «После сдачи Риги, — говорит он, — там водворился такой порядок, какого никогда не видали. Расстреляли десять человек главарей, вернули городовых, город в полной безопасности...»474 Лидер кадетов Милюков спустя несколько месяцев вступит в непосредственный контакт с командованием немецких войск и будет убеждать его занять Москву и Петербургa. Большевики Отношение большевиков к войне, как и других социалистических партий, было однозначно определено в первые же дни революции — «мир без аннексий и контрибуций». Тем не менее до июня 1917 г. большевики были откровенными сторонниками оборонительной войны. Позиция меньшевиков эволюционировала по мере их приближения к власти. В марте орган меньшевиков «Рабочая газета» писал: «Революция победила царизм, но если она не победит войну — все ее успехи превратятся в ничто. Война свалила старый режим, но она свалит и новый режим, если народам не удастся ее прекратить». Меньшевики пытались организовать мирную конференцию западных социал-демократов в Стокгольме, но правительства Англии, Франции, Италии и США при неявной поддержке Временного правительства не дали паспорта своим делегатам. Как писал в 1935 г. видный английский историк социал-демократии, западные державы «бросили жаждавшие мира массы в объятия левых экстремистов, которые обещали a

Милюков П. Н. Воспоминания. М, Вагриус, 2001. Предисловие Н. Г. Думовой. С. 9.

143

немедленный конец кровопролития»475. Войдя в июне в коалицию с кадетами, меньшевики сдвинулись от оборончества к поддержке летнего наступления. Только у большевиков требование мира принимало все более радикальный характер. Позиция большевиков, обоснованная Лениным, — нежелание участвовать в империалистической бойне, заложником которой является пролетариат. Деникин пишет: «В стране не было ни одной общественной или социальной группы, ни одной политической партии, которая могла бы, подобно большевикам и к ним примыкающим, так безоговорочно, с такой обнаженной откровенностью призывать армию «воткнуть штыки в землю»476. С другой стороны, позиция как правых, так и левых революционеров формировалась на историческом опыте подавления армией Французской революции, решающем значении армии в подавлении Первой русской революции 1905 г., на участии русских войск вместе с европейскими союзниками в подавлении революций в

Персии, в Китае, в Венгрии. Последняя акция привела к тому, что Россия получила прозвище «жандарма Европы». Именно поэтому лозунг социалистов провозглашал, что «армия есть орудие угнетения трудового народа». Пункт 12 программы II съезда РСДРП требовал «уничтожения постоянной армии и замены ее всеобщим вооружением народа»477. Столкнувшись с реальной властью, да еще во время войны, умеренные социалисты были вынуждены отказаться от своих лозунгов и идти на компромиссы — комиссары, комитеты и т. д. Противники большевиков в один голос утверждают, что к гибели армии привела пораженческая пропаганда большевиков, требовавших мира. Между тем 16 июля 1917 года один из будущих вождей Белого движения, радикальный противник большевиков А. Деникин заявил: «У нас нет армии. И необходимо немедленно во что бы то ни стало создать ее... Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма»478. Черчилль также прибег к сравнению революционеров с червями «С победой в руках она (Россия) рухнула на землю, съеденная заживо... червями». Ллойд Джордж использовал ту же аналогию, но был гораздо объективнее: «Черви, которые пожирали внутренности старого режима и подрывали его силы, были 144

вызваны к жизни разложением самого режима. Царизм пал потому, что его мощь, его значение и авторитет оказались насквозь прогнившими. Поэтому при первом ударе революции царизм распался. Когда голодная петроградская толпа вышла на улицу, не считаясь больше с устрашающими указами царского правительства, последнее уже не обладало достаточной силой, даже чтобы спасти скипетр императора»479. То же можно сказать и относительно либерального социалдемократического режима февраля — октября 1917 г., который сгнил, даже не успев встать на ноги. Относительно армии сам Деникин говорил, что армейский организм к этому времени был уже практически мертв, и трупный яд, который он источал, грозил отравить все вокруг. Американский генеральный консул в Москве писал: «Солдаты грабят страну, устремившуюся к анархии и гражданской войне, а армия как боевая сила перестала существовать. Ситуация в глубине страны постоянно ухудшается. Идет разгром поместий, владельцев избивают и убивают»480. Деникин пишет про «буйную солдатскую чернь, наводнявшую области в качестве армейских запасных батальонов и тыловых армейских частей. Этот бич населения положительно терроризировал страну, создавая анархию в городах и станицах, производя разгромы, захват земель и предприятий, попирая всякое право, всякую власть и создавая невыносимые условия жизни»481. Кроме большевиков, в России не было силы, которая могла бы остановить это самоуничтожение армии и государства. По словам Троцкого, одним из побудительных мотивов к скорейшему захвату большевиками власти было опасение, что «события на фронте могут произвести в рядах революции чудовищный хаос и ввергнуть в отчаяние рабочие массы»482. Россия уже проиграла войну, на пути анархии и развала встали только большевики. Им прежде всего необходимо было «разложить» этот армейский труп (именно этим и занимаются «черви»), и только тогда на его «останках» можно было вырастить (создать) новую армию... И здесь большевики не брезговали никакими, даже самыми варварскими и циничными средствами и методами для разложения армии. Их политика приобретала силу, поскольку совпадала со стихийным движением масс; именно идя за инстинктами солдатской толпы, они откровенно натравливали солдат на офицеров. Из чего формировались эти инстинкты, дает представление донесение командующего 12-й армией: «Армия представ-

145

ляет из себя огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием. Такая характеристика без особой натяжки может быть применена ко всему фронту вообще»483. «Осенью на одном из заседаний Петроградского совета прибывший с фронта офицер Дубасов сказал: «Солдаты сейчас не хотят ни свободы, ни земли. Они хотят одного — конца войны. Что бы вы здесь ни говорили, солдаты больше воевать не будут»484. По выражению Ленина, солдаты «проголосовали за мир своими ногами» — к октябрю 1917 г. из армии бежали более 2 млн. дезертиров, более 2 млн. солдат сдались в плен (не считая 2 млн. захваченных в плен до 1917 г.) Уже в мае 1917 г. в плен сдавались дивизиями (например, 120-я дивизия). Повальное дезертирство ограничивалось только пропускными возможностями транспорта. Армии и государства практически не существовало, и здесь большевики стали последним барьером борьбы русского народа за свое существование — за ним была только анархия и самоуничтожение... Создание новой армии большевики начали с восстановления дисциплины. Деникин возмущенно пишет: «Постепенно отбрасывая все «завоевания революции» в области демократизации армии — как то: выборное начало, митинги, комитеты, упразднение единоличной дисциплинарной власти, — советская власть посягнула и на институт войсковых комиссаров. По докладу Троцкого еще на 7-м съезде Советов принципиально принят был вопрос об уничтожении этого института; меру эту предполагалось провести постепенно, причем комиссаров должны были заменить помощники командиров по политической части». ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ Но война и развал армии дали лишь внешний толчок революции, ее движущие силы еще даже не выходили открыто на политическую сцену, хотя их присутствие чувствовалось в каждом «вздохе» любой партии и любой власти. Речь идет о «стихийной силе» — русском крестьянстве. «К концу XIX века, — пишет В. Кондрашин, — масштабы неурожаев и голодных бедствий в России возросли. В 1872— 1873 и 1891—1892 гг. крестьяне безропотно переносили ужа146

сы голода, не поддерживали революционные партии»485. Однако в начале XX века ситуация резко изменилась. Вследствие непомерных государственных платежей, выкупных и арендных цен на землю, огромного отставания в уровне производительности труда от города и беспрецедентного демографического роста, приведшего к острой нехватке земель, нищета крестьян приобрела угрожающие размеры. С 1901 г. крестьянские волнения стали вспыхивать по всей стране. Правительство видело проблему и даже создало специальное сельскохозяйственное совещание, но на практике не делало ничего. В результате, как пишет Витте, «когда началась революция, то само правительство по крестьянскому вопросу уже хотело пойти дальше того, что проектировало сельскохозяйственное совещание. Но этого уже оказалось мало. Несытое существо можно успокоить, давая пищу вовремя, но озверевшего от голода одной порцией пищи уже не успокоишь. Он хочет отомстить тем, кого правильно или неправильно, но считает своими мучителями. Все революции происходят оттого, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности. Они происходят оттого, что правительства остаются глухими к народным нуждам. Правительства могут игнорировать средства, которые предлагают для удовлетворения этих потребностей, но не могут безнаказанно не обращать

внимания и издеваться над этими потребностями. Между тем мы десятки лет все высокопарно манифестовали: «Наша главная забота — это народные нужды, все наши помыслы стремятся, чтобы осчастливить крестьянство» — и проч. и проч. Все это были и до сего времени представляют одни слова»486. Земельная реформа отставала в России не менее чем на 50—80 лет. Бывший министр земледелия А. Кривошеин на встрече с журналистами в июне 1920 года говорил: «Трагедия России в том, что к землеустройству не приступили сразу после освобождения. Русская революция потому и приняла анархический характер, что крестьяне жили земельным укладом царя Берендея. Если Западная Европа, треща и разваливаясь, еще обошлась без большевизма (и обойдется), то потому, что земельный быт французского, немецкого, английского, итальянского фермера давно устроен»487. Столыпин отлично понимал это. «Настолько нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических усто147

ях, крепкий личный собственник, насколько он является преградой для развития революционного движения, видно из трудов последнего съезда социалистовреволюционеров, бывшего в Лондоне в сентябре настоящего (1908) года: «Правительство, подавив попытку открытого восстания и захвата земель в деревне, поставило себе целью распылить крестьянство усиленным насаждением личной частной собственности или хуторским хозяйством. Всякий успех правительства в этом направлении наносит серьезный ущерб делу революции... С этой точки зрения современное положение деревни прежде всего требует со стороны партии неуклонной критики частной собственности на землю, критики, чуждой компромиссов со всякими индивидуалистическими тяготениями»488. Столыпину и России не хватило времени и средств для осуществления катастрофически запоздавшей земельной реформы, одна война за другой подрывали экономику страны, консервативный эгоизм аристократической элиты в корыстных целях тормозил реформы, прожигая при этом весьма ограниченные ресурсы развития... Не случайно поэтому, что к русско-японской войне крестьяне подошли не с капиталистическими, а с феодальными лозунгами, тесно перекликавшимися с тезисами социал-демократов. «Самая серьезная часть русской революции 1905 г., — пишет Витте, — конечно, заключалась не в фабричных, железнодорожных и тому подобных забастовках, а в крестьянском лозунге «Дайте нам землю, она должна быть нашей, ибо мы ее работники» — лозунге, осуществления которого начали добиваться силою»489. «Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего нашего крестьянства, т. е., в сущности, России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особливо при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят в последние столыпинские годы дать, когда признается за аксиому, что Россия должна существовать для 130 тыс. бар и что государства существуют для сильных»490. Столыпин действительно заявлял, что правительство «делало ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных», «нельзя ставить преграды для обогащения сильного, для того чтобы слабые разделили с ним его нищету». Но здесь же он говорил: «Необходимо думать и о низах, нельзя 148

уходить от черной работы, нельзя забывать, что мы призваны освободить народ от нищеты, от невежества, от бесправия... нельзя только на верхах развешивать флаги какой-то мнимой свободы...»491 И опять мы возвращаемся к незавершенному эволюционному циклу столыпинских реформ. Он успел сделать только первый шаг, поднять только один пласт крестьянского общества,

остальное еще оставалось в темноте полуфеодального прошлого. И в данном случае С. Витте оказывался абсолютно прав. Все власти — Временное правительство, Советы солдатских и рабочих депутатов — отражали настроения не более 10—12% населения страны; крестьянство же, составлявшее 85%, практически не было прямо представлено нигде, но давило на них всей своей массой. Мало того, 90% российской армии набиралось из крестьян. Именно крестьяне были той не осознанной ими самими силой, двигавшей революцию 1917 г., как и революцию 1905 г., как в свое время и французскую и английскую революции. Именно для того, чтобы обуздать разбушевавшуюся крестьянскую массу, после революции 1905 г. были отменены выкупные платежи за землю и начата столыпинская земельная реформа... Главным лозунгом русских крестьян в 1917 г., как и прежде, в 1905 г., оставалось требование — «Земли и воли!». Очевидно, что большая часть крестьянства России восприняла Февральскую революцию как начало долгожданного решения земельного вопроса. И не только крестьяне. Деникин пишет: «Бесспорно, что аграрная реформа запоздала. Долгие годы крестьянского бесправия, нищеты, а главное — той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, не могли не вызвать исторического отмщения. В основной идее реформы не было разногласия. Вся либеральная демократия и буржуазия, революционная демократия, Временное правительство — все они совершенно определенно говорили о «переходе земли в руки трудящихся». Революционная демократия во всех партийных, классовых и профессиональных организациях отстаивала положение, проведенное Всероссийским крестьянским съездом (25 мая) при участии министра Чернова о «переходе всех земель в общее народное достояние для уравнительного пользования без всякого выкупа»492. На деле, как и практически все лозунги Временного правительства, провозглашавшие «переход земли в руки трудя149

щихея», это оказались чистой демагогией. Во-первых, пойти на национализацию земли Временное правительство не могло, поскольку уже в 1916 г. половина всех землевладений была заложена; кроме того, национализация земли разорила бы банки (которые к тому же почти все были иностранными). Во-вторых, Временное правительство, представлявшее буржуазию и помещиков, вполне естественно в первую очередь защищало их интересы, поэтому в программной декларации от 3 марта 1917 г. и в воззвании от 6 марта 1917 г. оно вообще обошло аграрный вопрос493. Но это было только началом. 11 апреля 1917 г. Временное правительство принимает закон «Об охране посевов», гарантировавший помещикам «законную охрану» их земель, получение арендной платы и даже возмещение убытков в случае «народных волнений». То есть Временное правительство, по сути, «консервировало» помещичье землевладение. И это в то время, когда «нестабильность, вызванная войной и революцией, привела к резкому росту спекуляций землей, продаж ее по низким ценам иностранцам, или землю делили малыми участками между родственниками и закладывали по бросовой цене в банках». На хищнический сруб продавали леса, так что крестьяне нередко снимали стражу помещиков и ставили свою. Всероссийский съезд крестьянских депутатов — сторонник Временного правительства — потребовал немедленно запретить куплю-продажу земли. Это требование было настолько разумно, что помещик и либерал Пришвин записал уже 26 марта: «Что в аграрном нашем вопросе можно сплеча решить, не копаясь в статистике и в аграрной науке всякой, — это чтобы земля, во-первых, не была подножием политической власти земельного класса и, во-вторых, чтобы земля не была предметом спекуляции... Невозможно землю отобрать у частных владельцев,

но возможно запретить ее продавать иначе как государству. Причем для мелкого землевладения и среднего можно сделать облегченные налоги, для крупного — такие большие, что продать ее государству будет необходимостью». Возникли беспорядки на селе, крестьяне пресекали сделки стихийно, и 12 июля Временное правительство передало вопрос о разрешении сделок земельным комитетам. Конфликт был перенесен вниз, так же как и вопрос об арендной плате. В результате помещики организовались для борьбы с земельными комитетами, начались массовые аресты их членов и предание их суду. «Если 150

так будет продолжаться, — заявил Чернов, — то придется посадить на скамью подсудимых три четверти России»4"4. У крестьян были все основания, чтобы подозревать правительство в том, что оно их обмануло уже на следующий день после отречения царя, тем более что весна торопила с решением земельного вопроса. В первый же месяц революции число крестьянских выступлений составило 20% по сравнению со всем 1916 г. За апрель их число выросло в 7,5 раза. Военные отказались участвовать в усмирении, а милиция даже способствовала выступлениям крестьян. К концу апреля крестьянские волнения охватили 42 из 49 губерний европейской части России495. В ответ правительство требовало от губернских комиссаров пресечь аграрные беспорядки любыми мерами, вплоть до применения против крестьян оружия496. Ответом на «реформистские» действия Временного правительства было создание на местах, по инициативе крестьян, земельных комитетов, действия которых под давлением «снизу» принимали все более решительный и радикальный характер497. Испуганное этим нажимом, коалиционное правительство 5 мая пообещало начать преобразование землепользования «в интересах народного хозяйства и трудящегося населения», не дожидаясь Учредительного собрания, но так и не издало ни одного законодательного акта во исполнение этой декларации498. Управлявший Министерством внутренних дел Церетели в одном из циркуляров губернским комиссарам констатировал явление полной деревенской анархии: «Захваты, запашки чужих полей, снятие рабочих и предъявление непосильных для сельских хозяев экономических требований; племенной скот уничтожается, инвентарь расхищается; культурные хозяйства погибают; чужие леса вырубаются, заготовленные для отправки лесные материалы и дрова задерживаются и расхищаются. Одновременно частные хозяйства оставляют поля незасеянными, а посевы и сенокосы неубранными». Министр обвинял местные комитеты и крестьянские съезды в организации самочинных захватов и приходил к выводу, что создавшиеся условия ведения сельского и лесного хозяйств «грозят неисчислимыми бедствиями армии, стране и существованию самого государства». Если к этой картине прибавить местами пожары, убийства, самосуды, разрушение усадеб, представлявших собой иногда хранилища предметов огром151

ной исторической ценности, то мы получим истинную картину тогдашнего деревенского быта499. Лидерами крестьянского движения были середняки и богатые крестьяне, батраки («пролетариат») были наиболее пассивны. Т. Шанин пишет: «Середняки, в соответствии с точным определением этого слова, были решающей силой в российском селе и большинством в его общинах. Что касается кулаков в сельской местности России, по крайней мере в крестьянском значении этого термина, они были не обязательно самыми богатыми хозяевами или работодателями, но «не совсем крестьянами», стоящими в стороне от общин или против них»500. Новое либерально-социалистическое коалиционное правительство в декларации от 8 июля пообещало «полную ликвидацию разрушительной и

дезорганизующей деревню прежней землеустроительной политики», опять предупредив против земельных захватов. Но министру земледелия эсеру В. Чернову удалось провести лишь постановление «о приостановлении землеустроительных работ», посредством которых проводилась столыпинская реформа. Это было вызвано тем, что крестьяне уже переключились с погрома помещичьих усадеб на погром «столыпинских раскольников» — хуторян. Т. Шанин пишет: «Главная внутрикрестьянская война, о которой сообщали в 1917 г., была выражением не конфронтации бедных с богатыми, а массовой атакой на «раскольников», т. е. на тех хозяев, которые бросили свои деревни, чтобы уйти на хутора в годы столыпинской реформы»501. Действительно, как только помещичья земля стала заканчиваться, крестьяне перешли к стихийному «раскулачиванию» хуторян и арендаторов. Особенно ярко оно выразилось в казачьих областях, где крестьяне приступили к «расказачиванию». Толчок этому дало само Временное правительство. На майском Всероссийском крестьянском съезде министр земледелия эсер Чернов заявил, что казаки имеют большие земельные наделы и теперь им придется поступиться частью своих земель. Это выступление было поддержано меньшевиками и эсерами из Советов в виде их массированной агитации за расказачивание502. Таким образом, раскулачивание и расказачивание, инициативу которых обычно приписывают большевикам, были начаты, задолго до их прихода к власти. 152

Крестьянский вопрос приобретал особую остроту по мере нарастания продовольственного кризиса. После Февральской революции «деревня, прекратившая внесение податей и арендной платы, насыщенная бумажными деньгами и не получавшая за них никакого товарного эквивалента, задерживала подвоз хлеба. Агитация и воззвания не действовали, приходилось местами применять силу». 29 марта Временное правительство вводит хлебную монополию. Весь излишек запаса хлеба после исключения норм на продовольствие, на обсеменение и на корм скота поступал государству. Вместе с тем правительство вновь увеличило твердые цены на хлеб и обещало установить их и на все предметы первой необходимости: железо, ткани, кожа, керосин и т. д. Россию покрыла огромная сеть продовольственной организации, стоимость которой определялась в 500 миллионов рублей в год, но которая оказалась бессильной справиться со своим делом504. Если кампания 1916 года (1 августа 1916-го — 1 июля 1917 года) дала 39,7%, то июль 1917 года дал 74%, а август — 60—90% невыполнения продовольственных заготовок505. Крестьяне отказывались отдавать хлеб, и на его сбор стали отправлять войска, которые получали самые жесткие инструкции. В результате противостояния Временного правительства и крестьянства «в

течение лета аграрные беспорядки делались все более и более ожесточенными, что объяснялось и сотнями 153

тысяч дезертиров, хлынувших с фронта в деревню». Пришвин пишет 15 июня: «И солдатки, обиженные и ничего не понимающие, пишут письма мужьям: «Тебя, Иван... мужики обделили. Бросайте войну, спешите сюда землю делить...» Начиная с последних дней августа крестьяне, уставшие ждать от правительства решения аграрных проблем, взялись за разграбление и поджоги помещичьих усадеб, безжалостно изгоняя их владельцев с насиженных мест. На Украине и в России — в Тамбовской, Пензенской, Воронежской, Саратовской, Орловской, Тульской, Рязанской губерниях — были сожжены тысячи усадеб, убиты сотни их владельцев506. Осенью 1917 г. восстания охватили более 20 губерний европейской части России. Здесь только в сентябре было разгромлено свыше 900 помещичьих имений507. Главную причину крестьянского взрыва точно сформулировал комиссар «горячего» Козловского уезда Тамбовской губернии: «Неопределенная земельная политика, породившая опасность, что землю крестьяне не получат»508. Мартынов писал: «Когда крестьяне разрушали и жгли помещичьи усадьбы, крестьяне усматривали в этом известную гарантию против реставрации. Когда я, побывав в Подолии в нескольких деревнях, видел там всюду развалины роскошных помещичьих усадеб, я спрашивал крестьян: «Почему вы жгли эти усадьбы? Почему вы, прогнав панов, не использовали их усадьбы для своих общественных нужд?» — «А мы для того сжигали их гнезда, — отвечали крестьяне, — чтобы эти птицы никогда к нам назад не прилетели»509. Это перекликалось с лозунгом эсеров времен революции 1905 г., призывавших крестьян: «Разоряйте гнезда — воронье разлетится». «Деревня замкнулась в узкий круг своего быта и, поглощенная «черным переделом», совершенно не интересовалась ни войной, ни политикой, ни социальными вопросами, выходящими за пределы ее интересов. Война отнимала и калечила ее работников, и деревня тяготилась войной. Власть препятствовала земельным захватам и стесняла монополией и твердыми ценами сбыт хлеба — и деревня невзлюбила власть. Город перестал давать произведения промышленности и товары — и деревня отгородилась от города, уменьшая и временами прекращая подвоз туда хлеба»510. «Выявилась полная беспомощность правительства в главном вопросе России. Вечером 24 октября предпарламент небольшим большинством принял резолюцию левых фракций о передаче земли в веде154

ние земельных комитетов — впредь до решения вопроса Учредительным собранием. Ночью, уже 25 октября, эту резолюцию отвезли в Зимний дворец, чтобы потребовать от правительства ее утвердить. Как пишет лидер меньшевиков Ф. Дан, вручавший резолюцию Керенскому, левые надеялись, что правительство даст согласие, сразу же будут отпечатаны и расклеены по городу афиши, а в провинции разосланы телеграммы о передаче крестьянам всех помещичьих земель и начале переговоров о мире. Но Керенский ответил, что правительство «в посторонних советах не нуждается, будет действовать само и само справится с восстанием». В тот же день, 25 октября, это правительство было без боя смещено»511. К октябрю 1917 г. в деревнях земля давно была взята и поделена. Теперь догорали помещичьи усадьбы и экономии, дорезывали племенной скот и доламывали инвентарь. Иронией поэтому звучали слова правительственной декларации, возлагавшей на земельные комитеты упорядочение земельных отношений и передавшей им земли «в порядке, имеющем быть установленным законом и без нарушения существующих норм землевладения»512. Большевистский

«Декрет о земле, провозгласивший, что «помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа», ограничился, по сути дела, узакониванием самовольного захвата земель помещиков и кулаков, который осуществлялся в деревнях уже с лета 1917 года513. Но раздел земли был только началом, гораздо большую опасность существованию государства представляло все более активно проявляющееся второе стихийное требование крестьян — «воли». Под волей крестьяне понимали полное отсутствие государственной власти, и именно это стремление отражал разгоравшийся крестьянский бунт. 29 сентября 1917 г. В. Ленин пишет статью «Кризис назрел»: «В крестьянской стране при революционном, республиканском правительстве, которое пользуется поддержкой партий эсеров и меньшевиков, имевших вчера еще господство среди мелкобуржуазной демократии, растет крестьянское восстание... Официальные эсеры... вынуждены признать, что через семь месяцев революции в крестьянской стране «почти ничего не сделано для уничтожения кабалы крестьян»... Ясно само собою, что если в крестьянской стране после семи месяцев демократической республики дело могло дойти до крестьянского восстания, то 155

оно неопровержимо доказывает общенациональный крах революции, кризис ее, достигший невиданной силы, подход контрреволюционных сил к последней черте... все симптомы указывают... именно на то, что общенациональный кризис назрел...»514 В марте 1920 г. В. Ленин в продолжавшемся споре с меньшевиками и эсерами говорил: «Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого не сделали? Потому, что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием». На пути всеразрушающего «бессмысленного и беспощадного» крестьянского бунта, за которым шло более 80% населения России, вооруженного, радикализованного лишениями и жертвами войны, правлением кадетов, меньшевиков и эсеров, встали только большевики. Они снова оказались последним рубежом борьбы русского народа за свое выживание, за которым прекращалось существование государства...

ВЛАСТЬ. ФЕВРАЛЬ — ОКТЯБРЬ 1917 г. Настало время поближе познакомиться с теми, кто подготовил Февральскую революцию, осуществлял «демократизацию армии» и «аграрную реформу»,.. Временное правительство В. Шульгин накануне Февральской революции 1917 г. попал на совещание, где «были все — видные деятели Думы, земцы. Мелькали лица Гучкова, Некрасова, князя Львова, но было множество других, собрание никак не носило узкого характера. Чувствовалось что-то необычайное, что-то таинственное и важное... Но можно было догадываться. Может быть, инициаторы хотели говорить о перевороте сверху, чтобы не было переворота снизу... У меня было смутное ощущение, что грозное близко. А эти попытки отбить это огромное были жалки. Бессилие людей, меня окружавших, и свое собственное в первый раз заглянуло мне в глаза. И был этот взгляд презрителен и страшен... Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских скамей в министерские кресла, при условии, чтобы императорский караул охранял нас... Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце»515. Керенский заявлял: «Важно одно:

чтобы власть перешла в другие руки». — «Чьи? — спросил Маклаков». — «Это безразлично. Только не бюрократические». — «Почему не бюрократические? — возразил Маклаков. Я именно думаю, что бюрократические... только в другие, толковее и чище... Словом, хороших бюрократов. А эти, «облеченные доверием», — ничего не сделают. Почему? Потому что мы 157

ничего не понимаем в этом деле. Техники не знаем. А учиться теперь некогда...» — «Пустяки, — заявляет Керенский. — Вам дадут аппарат. Для чего же существуют все эти bureaux esous-secretaires?!»516 Шульгин писал: «Мы все критиковали власть... Но совершенно неясно было, что мы будем отвечать, если нас спросят: «Ну хорошо, la critique est aisee — довольно критики, теперь пожалуйте сами! Итак, что надо делать?» Мы имели «великую хартию блока», в которой значилось, что необходимо произвести некоторые реформы, но все это совершенно не затрагивало центрального вопроса: «Что надо сделать, чтобы лучше вести войну?»5 '7. Я неоднократно с самого основания блока добивался ясной практической программы. Сам я ее придумать не мог, а потому пытал своих «друзей слева», но они отделывались от меня разными способами, а когда я бывал слишком настойчив, отвечали, что практическая программа состоит в том, чтобы добиться «власти, облеченной народным доверием». Ибо эти люди будут толковыми и знающими и поведут дело. Дать же какой-нибудь рецепт для практического управления невозможно; «залог хорошего управления — достойные министры» — это и на Западе так делается. Тогда я стал добиваться, кто эти достойные министры. Мне отвечали, что пока об этом неудобно говорить, что выйдут всякие интриги и сплетни и что это надо решать тогда, когда вопрос станет, так сказать, вплотную. Но сегодня мне казалось, что вопрос уже стал «вплотную». Явственно чувствовалась растерянность правительства. Нас еще не спрашивали: кто? Но чувствовалось, что каждую минуту могут спросить. Между тем были ли мы готовы? Знали ли мы, хотя бы между собой кто. Ни малейшим образом»518. «Мы вот уже полтора года твердим, что правительство никуда не годно. А что, если «станется по слову нашему»? Если с нами, наконец, согласятся и скажут: «Давайте ваших людей». Разве мы готовы? Разве мы можем назвать, не отделываясь общей формулой, «людей, доверием общества облеченных», конкретных, живых людей?..»519 А. Деникин говорил почти по-марксистски: «Революция, с точки зрения государственного строительства, есть разрыв непрерывности (переход «порядок — хаос»). В это время утрачивает силу старый способ легитимации власти». Власть царя как помазанника Бога, освященная Церковью, прекратилась. Вообще, Февральская революция нанесла сильнейший удар по всем основаниям государственности. Как признал 158

тогда А. Гучков, «мы ведь не только свергли носителей власти, мы свергли и упразднили саму идею власти, разрушили те необходимые устои, на которых строится всякая власть»520. «Нужен центр. Нужен во что бы то ни стало какойнибудь фокус... Не то все разбредется... Все разлетится... Будет небывалая анархия... И главное — армия, армия. Все пропало, если развал начнется в армии»521. «Кто-то должен был овладеть движением. И после горячих споров, после проявления некоторой растерянности и нерешительности эту роль приняла на себя Государственная Дума, выделив из своей среды Комитет Государственной Думыa, который в таких осторожных выражениях объявил 27 февраля о существе своего назначения: «Временный комитет членов 1 Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и

общественного порядка... Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться доверием»522. Между тем состав Временного правительства был сформирован еще 6 апреля 1916 года. «Именно этот тайный кабинет министров составлял «бюро Прогрессивного блока», который после революции с прибавлением Керенского и Чхеидзе образовал Временное правительство. «Это было расширение блока налево...»523 Но и он с изменениями (Родзянко заменен Львовым, и выведены трое «либеральных» царских министров) лишь воспроизводил список Комитета обороны Рябушинского, опубликованный в августе 1915 года. Уже тогда планировалось правительство, поголовно состоящее из кадетов и октябристов что поддержали меньшевики и эсеры. «С. р. и с. д намечали «буржуазное министерство»!» — изумлялся Милюков»524. Сразу же после организации Временного правительства разгорелась борьба за власть между правительством и Думой. Милюков восклицал: «Государственная Дума... явилась бы носительницей верховной власти и органом, перед которым временное правительство было бы ответственным. Таков был a

М. В. Родзянко, Н. В. Некрасов, А. И Коновалов, И. И. Дмитрюков, А. Ф. Керенский, В. В. Шульгин, С. И. Шидловский, П. Н. Милюков, М. А. Караулов, В Н. Львов, В. А. Ржевский, М. С. Чхеидзе, который отказался, предпочтя пост председателя в Совете рабочих депутатов. Потом вступил Б. Энгельгардт. 159

проект председателя Государственной Думы. Но этому проекту решительно воспротивились главным образом деятели кадетской партии. «Можно ли было признавать это учреждение фактором сложившегося положения? Дума была тенью своего прошлого. К тому же срок ее избрания наступал в том же году...»525 По мнению П. Милюкова, «временный комитет существовал независимо от санкции председателя (Думы), и также независимо он (комитет), а не председатель наметил состав Временного правительства. Не он, а князь Львов должен был это правительство возглавить, а не «назначить»... П. Милюков, несколько дней назад умолявший великого князя Михаила отказаться от отречения теперь, отрицая всякую юридическую преемственность с прежней властью, заявлял: «Нас выбрала русская революция!» «Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрыла рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти»526. В любом случае, как пишет А. Деникин, «когда царская власть пала, в стране до созыва Учредительного собрания не стало вовсе легальной, имевшей какоелибо юридическое обоснование власти. Это совершенно естественно и вытекает из самой природы революции... Оставим, следовательно, в стороне всенародное и демократическое происхождение временной власти. Пусть она будет самозванной, как это имело место в истории всех революций и всех народов. Но самый факт широкого признания Временного правительства давал ему огромное преимущество перед всеми другими силами, оспаривавшими его власть»527. Между тем... Палеолог уже 5(18) марта, через три дня после появления Временного правительства, телеграфировал своему премьеру: «Беспорядок в военной промышленности и на транспорте не прекратился и даже усилился. Способно ли новое правительство осуществить необходимые реформы? Я нисколько этому не верю. В военной и гражданской администрации царит уже не беспорядок, а дезорганизация и анархия. В любом случае следует предвидеть ослабление национальных усилий, которые и без того анемичны и беспорядочны. И восстановительный кризис рискует быть продолжительным у расы, в такой малой

степени обладающей духом методичности и предусмотрительности... Факторы, призванные играть решающую роль в конечном результате революции (например: крестьянс160

кие массы, священники, евреи, инородцы, бедность казны, экономическая разруха и пр.), еще даже не пришли в действие. Поэтому невозможно уже теперь установить логический и положительный прогноз о будущем России. До сих пор русский народ нападал исключительно на династию и на чиновничью касту. Вопросы экономические, социальные, религиозные не замедлят выйти на поверхность. Это — с точки зрения войны — вопросы страшные, потому что славянское воображение, далекое от конструктивности (как воображение латинское или англосаксонское), в высшей степени анархично и разбросанно. Их решение не пройдет без глубоких потрясений...»528 О том же самом пишет в Англию британский посол: «Военные перспективы в высшей степени неутешительны, и лично я потерял всякую надежду на успешное русское наступление весною. Равным образом я не держусь оптимистических взглядов на ближайшее будущее этой страны. Россия не созрела для чисто демократической формы правления, и в ближайшие несколько лет мы, вероятно, будем свидетелями ряда революций и контрреволюций, как это было около пятисот лет назад в Смутное время»529. Деникин, комментируя Палеолога, писал: «Этим соображениям нельзя отказать в глубине и проницательности. Ход процесса, его темп и его результаты были действительно таковы, и предвидеть их при знании России было возможно. Возможно ли было предупредить их, предвидя? К этому, в сущности, сводился основной вопрос русской внутренней политики»530. Деникин, как и Палеолог, прав — в этой правоте скрывается истинная причина русской революции... Но есть и другая сторона медали. Еще Екатерина II говорила «gouverner с'est pruvoir» («управлять — это предвидеть»). Русская либеральная интеллигенция, вместо того чтобы учиться «предвидеть», впала в свою привычную прострацию, принимая негативные личностные особенности царя, власти, т. е. внешние признаки по-настоящему глубоких и трагичных процессов, которые абсолютно верно отмечал Палеолог, за настоящую причину революции. Шульгин писал: «Они — революционеры — не были готовы, но она — революция — была готова. Ибо революция только наполовину создается из революционного напора революционеров. Другая ее половина, а может быть, три четверти состоит в ощущении властью своего собственного бессилия. У нас, у многих, это ощущение было вполне. Ибо все в России делалось 161

«по приказу его императорского величества». Это был электрический ток, приводящий в жизнь все провода. И именно этот ток обессиливался и замирал, уничтоженный безволием. На почве этого последнего выросли три грозных болезни: Распутин, Штюрмер и Милюков»531. Но что такое шульгинский «напор революционеров», как не тот самый запал в бочке с порохом накопившихся проблем? Шульгин совершенно верно указывает на того, кто его поджег; правда, сам он слишком поздно начал понимать происходящее: «Если подавлять бунт можно, то и слава богу. Это сделают не только без нас, но и против нас... Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет 50 000 февралистов, то это будет задешево купленное спасение России»532. Действительно, буржуазная революция в России разбудила, взорвала тот самый «бессмысленный и беспощадный русский бунт», о котором столь много говорили и которого так боялись. Во главе этого бунта стояли не малограмотные крестьяне, а цвет русской либеральной интеллигенции. Именно она на протяжении всей войны из самых благих побуждений раскачивала ветхий

корабль самодержавия, и когда он, начав разваливаться, пошел ко дну, на нем не оказалось ни надежной команды, ни достойного капитана, ни цели... Философ и экономист, тогда меньшевик, В. Базаров заметил: «Словосочетание «несознательный интеллигент» звучит как логическое противоречие, а между тем оно совершенно точно выражает горькую истину». Основу Временного правительства составила партия конституционных демократов (кадетов), представлявшая интересы либеральной буржуазии и либеральной интеллигенции; их поддержали либеральные ветви меньшевиков и эсеров, надеявшихся на консолидации общества на умеренно буржуазной платформе. Для усиления позиции кадетов «в марте при правительстве было учреждено Юридическое совещание, в которое были назначены семь видных юристов (все кадеты)... Через него проходили законопроекты, предлагаемые министерствами (особенно большую роль сыграло Юридическое совещание в блокировании актов о земле)»533. В это время «буржуазия вела себя как победитель и требовала от правительства соответствующих «лавров»: необложения налогом военных прибылей, свободы эмиссии, неограниченного права приобретения недвижимости, облегчения порядка получения иностранной валюты»534. Временное пра162

вительство сразу же объявило об охране банковской и коммерческой тайн; отказалось от мобилизационной национализации ключевых отраслей промышленности, проводимой до этого царским правительством, и пошло по пути укрепления фаворитизма — сотрудничества правительственных группировок с буржуазными организациями, наделив последние функциями учета и распределения продукции и сырья. На требование социал-демократов о подчинении промышленности интересам государства либерал-демократы ответили, что «новое правительство подобно старому принципиально «не приемлет» государственное регулирование промышленности как меру слишком социалистическую»535. Эмиссия кредитных билетов царским и Временным правительствами (в млн. руб.)536

Временное правительство последовательно снимало все «недемократические» ограничения рынка. Так, оно отменило политику царского правительства, направленную на ограничение спекуляции. Это привело к резкому росту инфляции, которая удовлетворяла уже не столько интересы государства ведущего войну, сколько спекулятивные требования буржуазии. Буржуазия резко выступила против попыток Временного правительства провести принудительный заем в своей среде, а сама, как и во время революции 1905 г., стала интенсивно

163

выводить деньги за границу. «Бегство капиталов» служило для банков предметом валютных спекуляций и игры на понижение курса рубля. «Темпы эмиссии за восемь месяцев работы Временного правительства оказались в 4 раза выше, чем при самодержавии»537. Покупательная способность рубля, составлявшая накануне Февральской революции на внутреннем рынке 27 коп., понизилась к октябрю до 6—7 коп.538. Количество бумажных денег по сравнению с началом войны увеличилось к 1 ноября 1917 г. в 12 раз539. Денежная система России практически рассыпалась, над страной нависла угроза финансового краха. Деньги обесценивались, и страна переходила к натуральному товарообмену. Обещание Временного правительства облегчить бремя налогов «более справедливым распределением их»540 не выполнялось. Повышение уровня налогообложения капиталистов всячески оттягивалось, а введение в действие принятых 12 июня 1917 г. под угрозой народного выступления трех знаменитых налоговых законов (о единовременном налоге на доходы, о повышении ставок обложения по подоходному налогу и налоге на сверхприбыль) под мощным давлением буржуазных кругов было приостановлено541. После этого население практически перестало платить налоги вообще. В результате даже военные расходы правительства стали покрываться почти на 80% за счет денежной эмиссии. Остальная часть военных расходов в основном покрывалась поступлениями от военных займов542. Государственный долг, в том числе и внешний, при Временном правительстве возрастал в 2,2 раза быстрее, чем при самодержавии, и к началу Октябрьской революции составил колоссальную сумму — 50 млрд. руб.543. Благодаря новым займам за рубежом финансовоэкономическая зависимость Временного правительства от союзников усиливалась. Но революция всколыхнула не только армию, крестьян и буржуазию — она подняла и рабочих, главными требованиями которых был 8-часовой рабочий день и повышение зарплаты. Против первого выступила не только буржуазия, но и солдаты, мотивировавшие тем, что они исполняют свой долг на фронте круглосуточно. Против второго выступили предприниматели — в ответ на требования рабочих они стали объявлять локауты. В то же время «...верное заявленному лозунгу «социального мира», вынужденное считаться с силой революционного пролетариата, правительство прибегло к уступкам, широковещательным обещаниям либеральных ре164

форм рабочего законодательства»544. Но реальных шагов в этом направлении правительство не делало. «В результате экономическая борьба рабочих начала приобретать политическую окраску, и они все более смещались в леворадикальный лагерь, утверждаясь в мысли, что переход всей полноты власти в руки Советов — единственный выход из кризиса, а единственная форма государственной власти, способной защитить интересы трудящихся, — Советы. Один из крупнейших российских промышленников Рябушинский писал: «... чрезвычайно важным, очень печальным, но заслуженным фактом входит вполне ясно определившаяся ненависть широких кругов населения к купцам и промышленникам. Причиной ее служит непомерная дороговизна, спекуляция и т. д.»545. В этом отношении представляет интерес точка зрения американских исследователей, пришедших к выводу, что борьба рабочих России вышла за рамки обычного конфликта, характерного для западных стран, и привела к отрицанию всей системы ценностей буржуазного общества»546. Действительно, экономические требования рабочих и крестьян в условиях стремительно углубляющегося политэкономического кризиса, полностью игнорируемые

либеральной властью, в итоге переросли в радикальные социальные требования, вылившиеся в бескомпромиссную борьбу классов. Что же представляла собой партия конституционных демократов (кадетов), составлявшая основу Временного правительства с марта по июль 1917 г.? Становление партии началось с издания в июле 1902 г. в Штутгарте нелегального журнала «Освобождение», редактором которого был известный философ, «легальный марксист» П. Струве. В 1903 г. возникли две организации — Союз освобождения и Союз земцев-конституционалистов. Партия кадетов родилась из Союза освобождения, который 20 октября 1904 г. решил «начать агитацию за образование союзов адвокатов, инженеров, профессоров, писателей и других лиц либеральных профессий, организацию их съездов, выборы ими постоянных бюро и соединение этих бюро — как между собой, так и с бюро земских и городских деятелей — в единый Союз союзов». За отсутствием деления общества на политические партии мысль организовать его по профессиям была очень удачна»547. Но эта организация отказалась идти в русле либерального движения. П. Милюков, которого уже в июле сместили с поста ее председателя, срав165

нивал кадетов с курицей, которая высидела утят. Он жаловался в воспоминаниях: «Я не предвидел, что очень скоро мне самому придется отойти от Союза союзов, когда он послушно пойдет за ленинской линией». В результате на волне первой русской революции в октябре 1905 г. в Москве либералы образовали свою партию. Кадеты считали себя партией «внеклассовой» и отвергали идею социальной революции, хотя и признавали возможность в крайнем случае революции политической. На втором съезде, в январе 1906 г., к названию партии было прибавлено: Партия народной свободыa. «К весне 1906 г. по всей России возникло более 360 комитетов разного уровня партии кадетов, в ней насчитывалось около 70 тыс. членов. Они создали обширную прессу — до 70 центральных и местных газет и журналов, много партийных клубов и кружков. По интенсивности пропаганды и качеству ораторов им не было равных — кадеты распространяли бесплатные брошюры, расклеивали плакаты, снимали для избирательных собраний хорошие помещения, куда стекались по нескольку тысяч человек»548. Главным лозунгом либеральной интеллигенции стал: «Борьба за политическое освобождение России на началах демократизма». Левые справедливо находили эту формулу слишком неопределенной. Но она (аргументирует Милюков. — В. Г.) развертывалась далее в конкретную предпосылку: «Необходимость немедленного созыва Учредительного собрания народных представителей, избираемых всеобщим, прямым и тайным голосованием»349-Идея конституционализма изложена уже в первых программных документах Союза освобождения. В декларации его конференции сказано: «Считая политическую свободу даже в самых ее минимальных пределах совершенно несовместимой с абсолютным характером русской монархии, Союз будет добиваться прежде всего уничтожения самодержавия и установления в России конституционного режима»b. a

12 июня 1906 г. была учреждена другая либеральная партия — Прогрессивная партия мирного обновления. В ее фракцию в Думе входили 25—29 депутатов и до 40 «сочувствующих». (См.: Шелохаев В. В. Прогрессисты — партия предпринимателей и интеллектуалов. ПОЛИС, 1993, № 4). b Кадеты разрабатывали два проекта конституции — «проект Струве» и «проект Муромцева», которые обсуждались с виднейшими западными правоведами, включая М. Вебера. Более умеренный, напоминающий германскую конституционную систему проект Муромцева был «в принципе» принят земским съездом в июле 1905 г. и опубликован в газете «Русские ведомости» вместе с проектом избирательного закона. С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 98. 166

С. Кара-Мурза пишет: «Прежде всего все они (кадеты) были до мозга костей

интеллигентами, даже интеллектуалами: полуполитическими деятелями, полупрофессорами. Настоящий кадет выглядел, да и в глубине своей был человеком хорошо образованным, человеком с хорошими теоретическими познаниями по части истории страны, Европы, мира... Они превосходно разбирались в политике Древнего Рима, в эпохе Кромвеля... Они были до предела «подкованными» во всем, что касалось прошлого — далекого и близкого. Но у них не было ни малейшего представления о реальных закономерностях современной жизни...» Они были приверженцами самой благородной демократии и рыночной экономики, не запятнали себя ни терроризмом, ни крутыми революционными мерами. Кадеты были интеллектуальной «партией мнения». Они имели в своих рядах многих видных философов и экономистов, ученых и публицистов»550. «Признавая, что кадеты являются истинными западниками (из чего и вытекают их ошибочные надежды), Вебер вскользь отмечает, что сам идеал свободы кадетов в глубине своей отличен от либерального западного идеала. У кадетов он вытекает из идеала справедливости, который имеет у них абсолютный приоритет и вдохновлен верой в этически-религиозную оригинальность политической миссии русского народа. Это, по словам Вебера, есть «этически ориентированная демократия», которая отрицает «этику успеха» и не признает ценность чего бы то ни было этически нейтрального. Иными словами, и кадеты в глубине своей исходили из идеала традиционного, а не западного общества»551. Эта предпосылка имела под собой некоторые объективные основания, которые уже в первом номере «Народной свободы» в 1905 г. совершенно верно отмечал Милюков: «...От настроения нейтральных элементов в значительной степени зависит судьба русской революции... Оттуда, из этих низов, выходят погромы и аграрные пожары... Туда надо идти, чтобы иметь право пророчествовать о будущем русской революции»552. Действительно, ведущая буржуазная партия (Народной свободы, кадеты) сначала была «антибуржуазной» и, как говорили в 1905 г. сами кадеты, «не имела противников слева» (а слева от нее были и эсеры, и большевики). В этой связи М. Вебер писал, что кадеты прокладывали дорогу как раз тем устремлениям, что устраняли их самих с политической арены. Так что кадетам, по словам Вебера, ничего не оставалось, 167

кроме как надеяться, что их враг — царское правительство — не допустит реформы, за которую они боролись. Несколько отрезвляюще на кадетов подействовало столкновение с «этими низами» во время революции 1905 г. Витте писал: «...Аристократический либерализм улетучился сейчас, как только встретился с либерализмом голодного желудка русского народа. Вообще после демократического освобождения в 60-х годах русского народа... между высшим сословием Российской империи появился в большой дозе западный либерализм. Этот либерализм выражался в мечтах о конституции, т. е. ограничении прав самодержавного государя императора, но в ограничении для кого? для нас, господ дворян. Когда же увидели, что в России, кроме монарха и дворян, есть еще народ, который также мечтает об ограничении, но не столько монарха, как правящего класса, то дворянский либерализм сразу испарился. Впрочем, в известной степени почти везде на Западе было то же: сначала высшее сословие ограничивало монарха, а потом народ ограничивал это сословие, включая сюда денежную буржуазию. В настоящее время последняя стадия этого процесса резко проявляется в Англии»553. «А г. Гучков... ведь он исповедовал те же идеи, был обуян теми же страстями... и проявлял их более демонстративно как до 17 октября, так и после; а как только он увидал народного «зверя», как только почуял, что, мол, игру, затеянную в «свободы», народ поймет по-своему, и

именно, прежде всего, пожелает свободы не умирать с голода, не быть битым плетьми и иметь равную для всех справедливость, то в нем, Гучкове, сейчас же заговорила «аршинная» душа, и он сейчас же начал проповедовать: государя ограничить надо не для народа, а для нас, ничтожной кучки русских дворян и буржуа-аршинников определенного колера»554. С. Кара-Мурза точно отмечает еще «одну сторону конституционализма кадетов, которая выяснилась сразу после обнародования их программы — его несовместимость со сложившимся в России типом сосуществования народов. Беря за идеал государственного и общественного устройства Запад, либералы заведомо принимали перспективу разрушения России как многонациональной евразийской державы. Таким образом, их программа обрекала Россию на катастрофу... Это предвидел П. А.Столыпин, который в 1908 г. предупреждал либералов: «Но не забывайте, господа, что русский народ всегда сознавал, что он осел и окреп на грани двух частей света... 168

Наш орел, наследие Византии, — орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью»555. С. Кара-Мурза пишет: «Сейчас кажется поразительным, как они (кадеты. — В. Г.) могли не видеть несовместимости главных целей движения (либерально-буржуазный порядок — и «единая и неделимая Россия»). Но они действительно ее не видели»556. В отличие от Запада, где роль локомотива в развитии общества принадлежала буржуазии, в России выполнение этих обязанностей из-за слабости и малочисленности русской буржуазии была вынуждена взять на себя интеллигенция, и в этом была ее трагедия. Разница заключается в том, что либеральная интеллигенция, с одной стороны, в отличие от буржуазии не соприкасается ежедневно с реальной жизнью общества, воспринимает ее абстрагирование и оценивает не столько с реалистических позиций, сколько с точки зрения своих желаний и представлений, принимая их за абсолютные законы развития, подтвержденные внешним примером Запада. С другой стороны, либеральная интеллигенция не знала и не хотела знать политэкономических законов, считая их выдумкой социалистов. Можно сказать, что интеллигенция видела факты, но не понимала их сущности — движущих сил истории. Таким образом, интеллигенция превратилась в изолированную прозападную прослойку русского общества, весьма далекую от его реальной жизни. Пришвин писал: «Господствующее миросозерцание широких масс рабочих, учителей и т. д. — материалистическое, марксистское. А мы — кто против этого? — высшая интеллигенция, напитались мистицизмом, прагматизмом, анархизмом, религиозным исканием... оккультисты, хлысты, декаденты, романтики. Марксизм — а как это назвать одним словом и что это?..»557 Уткин пишет: «Гордость России — ее интеллигенция — никогда не признавала себя тем, чем она фактически являлась — прозападной интеллектуальной элитой, самоотверженной и почти воспринявшей свое отчуждение от народа как естественное состояние. Космополитическая, в лучшем смысле этого слова, она дала миру глубоко национальных гениев от Пушкина до Чехова, каждый из которых шел вровень с 169

идейным миром Запада. Интеллектуально их родиной был Запад, хотя эмоционально, разумеется, горячо любимая Россия. Блеск этого русского «века Перикла» почти заслоняет тот факт, что основная масса народа жила в другом мире...»558 К. Победоносцев говорил министру внутренних дел Плеве: «Интеллигенция — часть русского общества, восторженно воспринимающая

всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию государственной власти; ко всему же остальному в жизни страны она равнодушна». «Смотря на вопросы воспитания и дисциплины как на лишний балласт, люди науки в то же время поощряли стремление зеленой молодежи принимать участие в политической жизни государства...»559 Шульгин приводит пример рассуждения немцев в Первой мировой войне: «Как?! Эти ничтожные русские получают 35 пудов зерна с десятины?.. Это просто стыдно. О, мы научим их, как обращаться с такой драгоценностью, как русский чернозем! К тому же, если мы объявим им войну, у них сейчас же будет революция. Ведь их культурный класс может только петь, танцевать, писать стихи... и бросать бомбы...»560 Гершензон в то время писал: «Мы не люди, а калеки, сонмище больных, изолированных в родной стране — вот что такое русская интеллигенция... Мы для него (народа) не грабители, как свой брат деревенский кулак, мы для него даже не просто чужие, как турок или француз; он видит наше человеческое и именно русское обличье, но не чувствует нашей человеческой души и поэтому ненавидит нас страстно... Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом — бояться мы его должны пуще всех козней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ограждает нас от ярости народной». П. Струве писал в «Вехах»: «Идейной формой русской интеллигенции является ее... отчуждение от государства и враждебность к нему.» Отец С. Булгаков в тех же «Вехах» указывал: «У нас при таком обилии героев так мало просто порядочных, дисциплинированных; трудоспособных людей... Для русской интеллигенции предстоит медленный трудный путь перевоспитания личности, на котором нет скачков, нет катаклизмов, и побеждает лишь упорная самодисциплина»561. Но интеллигенция, так много сделавшая для просвещения России, для прорыва ее из дремучего аристократического феодализма в новый капиталистический, индустриальный век, не понимая этого, шла своим традиционным путем: 170

Отставание России в политэкономическом развитии по сравнению с развитием самосознания населения радикализовывало интеллигенцию, и чем больше было отставание, тем более радикальной она становилась. Деникин с горечью писал: «Что народные массы, освобожденные от всяких сдерживающих влияний, опьяненные свободой, потеряли разум и принялись с жестоким садизмом разрушать свое собственное благополучие, — это еще понять можно. Что у власти не нашлось силы, воли, мужества, чтобы остановить внезапно прорвавшийся поток, — это тоже неудивительно. Но что делала соль земли, верхние слои народа, социалистическая, либеральная и консервативная интеллигенция; наконец, просто «излюбленные люди», более или менее законно, более или менее полно, но все же представлявшие подлинный народ, — это выходит за пределы человеческого понимания. Перечтите отчеты всех этих советов, демократических, государственных и прочих совещаний, комитетов, заседаний, предпарламентов, и вас оглушит неудержимый словесный поток, льющий вместо огнегасительной горючую жидкость в расплавленную народную массу. Поток слов умных, глупых или бредовых; высокопатриотических или предательских; искренних или провокаторских. Но только слов. В них отражены гипноз отвлеченных формул и такая страстная нетерпимость к программным, партийным, классовым отличиям, которые заставляют нас вспомнить страницы талмуда, средневековую инквизицию и споры протопопа Аввакума... Не только для истории, но и для медицины состояние умов, в особенности у верхнего слоя русского народа, в годы великой смуты представит высокоценный неисчерпаемый источник изучения»562. С Деникиным был солидарен последний

дворцовый комендант В. Воейков: «Главною виновницею разгрома России можно считать нашу одураченную интеллигенцию, которая разрушала собственными руками без какой либо внешней катастрофы захваченное ею наследие предков»563. По мнению В. Ленина, кадеты рассчитывали «на массы как на пьедестал своих успехов, своего господства». Вне союза с «красными» кадеты не только не имели бы связи с массами, но и не представляли бы никакого серьезного партнера для власти. Ленин писал: «Партия кадетов — эфемерная, безжизненная партия... Кадеты не партия, а симптом. Это не политическая сила, а пена, которая получается от столкновения более или менее уравновешивающих друг друга борю171

щихся сил. Они соединяют в себе поистине лебедя, рака и щуку — болтливую, чванную, самодовольную, ограниченную, трусливую буржуазную интеллигенцию, контрреволюционного помещика, желающего за сходную цену откупиться от революции, и, наконец, твердого, хозяйственного, экономного и прижимистого мелкого буржуа. Эта партия не хочет и не может сколько-нибудь прочно властвовать в буржуазном обществе вообще, не хочет и не может вести по какому-нибудь определенному пути буржуазно-демократическую революцию. Кадеты не хотят властвовать, предпочитая «состоять» при монархии и верхней палате... Кадеты — партия мечтаний о беленьком, чистеньком, упорядоченном, «идеальном» буржуазном обществе»564. Мыслитель XIX века К. Леонтьев пророчески писал: «..Они (либералы) заботятся только о том, как бы сделать еще несколько шагов на пути того равенства и той свободы, которые должны... довести их, шаг за шагом, до такой точки насыщения, за которой эмансипировать будет уже некого и нечего, и начнется опять постепенное подвинчивание и сколачивание в формах еще невиданных воочию...»565 Советы и Временное правительство «Если бы нашелся безумец, который в настоящее время одним взмахом пера осуществил бы политические свободы России, то завтра же в Петербурге заседал бы Совет рабочих депутатов, который через полгода своего существования вверг бы Россию в геенну огненную»566. Из речи П. Столыпина в Государственной Думе в 1910 г.

В первый день революции помимо Временного правительства неожиданно для всех возникла еще одна независимая власть. 27 февраля из стен Таврического дворца вышло воззвание: «Граждане! Заседающие в Государственной Думе представители рабочих, солдат и населения Петрограда объявляют, что первое заседание их представителей состоится сегодня в 7 часов вечера в помещении Государственной Думы. Всем перешедшим на сторону народа войскам немедленно избрать своих представителей по одному из каждой роты. Заводам избрать своих депутатов по одному на каждую тысячу. Заводы, имеющие менее тысячи рабочих, избирают по одному депутату...» Так возникли знаменитые Советы рабочих и солдатских депутатов. 172

Идея Совета рабочих депутатов была выдвинута Союзом освобождения после «кровавого воскресенья» 9 января 1905 г. Они воспользовались для этого правительственной комиссией, назначенной для разбора нужд и требований рабочих567. Однако вскоре по причине, что «депутатами овладели революционеры», комиссия была распущена. Часть уцелевших депутатов комиссии образовала Совет. В конце 1905 г. Витте под впечатлением восстания севастопольских матросов сначала арестовал их лидера Хрусталева-Носаря, а потом и весь Совет в составе 267 членов. Руководители Совета ответили вооруженным восстанием в Москве (9—20 декабря); но оно было быстро подавлено правительственными войсками568.

Схожие союзы были и в крестьянской среде. А. Чаянов отмечал: «Развитие государственных форм идет не логическим, а историческим путем. Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями». Т. Шанин резонно пишет, что рабочие в массе своей вряд ли знали о теоретических спорах среди социалдемократов и тем более о перипетиях истории Парижской коммуны в 1871 г. «Но каждый рабочий знал, что есть волостной сход — собрание деревенских представителей исключительно одного класса (государственные чиновники и другие «чужаки» обычно там не присутствовали), где выборные представители сел обсуждают вопросы, представляющие общий интерес. Причина того, почему общегородская организация представителей, избранных рабочими основных предприятий, была учреждена так легко и как бы сама собой, была напрямую связана с формами, уже известными и общепринятыми», — утверждает С. КараМурза569. «Русская деревня с незапамятных времен имела свое самоуправление, называвшееся волостным. Волостной сход составляли все хозяева данной волости. Хозяином почитался каждый, кто владел наделом, то есть участком земли, полученным в 1861 году при освобождении крестьян. Надел переходил по наследству. Волость как старинная форма самоуправления, хорошо знакомая крестьянам, и была положена в основу крестьянских выборов в Государственную Думу. Волостные сходы выбирали делегатов в уездное избирательное собрание. Это последнее выбирало делегатов в губернское, в данном случае в Житомир, где уже выбирались члены Государственной Думы от губернии»570. 173

Высшей формой самостоятельной крестьянской организации стал Всероссийский крестьянский союз, образованный в 1905 г. Именно большой опыт народного самоуправления привел к стихийному и практически мгновенному появлению новой, неведомой доселе формы государственной власти. Это, пожалуй, уникальный случай в истории человечества, по крайней мере аналогов не дает ни одна другая революция. Так, Хоскинг пишет: «Только природой российского общества можно объяснить тот факт, что после падения самодержавия образовался не один наследственный режим, а целых два»571. Активный деятель того времени художник А. Н. Бенуа в апреле 1917 г. замечает: «У нас образовалось само собой, в один день, без всяких предварительных комиссий и заседаний нечто весьма близкое к народному парламенту в образе Совета рабочих и солдатских депутатов»572. Ленин в тот период писал: «Советы рабочих, солдатских, крестьянских и пр. депутатов не поняты... еще и в том отношении, что они представляют из себя новую форму, вернее, новый тип государства». Ленин справедливо говорил, что «...стихийность движения есть признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимости, это несомненно. Почвенность пролетарской революции, беспочвенность буржуазной контрреволюции — вот что, с точки зрения стихийности движения, показывают факты»573. Ленин указывал: «Не зря говорят «голос народа — глас Божий»; что может быть более стихийным, как массовые выступления с экономическими требованиями?» Но в стихийном характере создания Советов были своя сила и бессилие. Поддержка масс давала эту силу, но в то же время Советы были вынуждены идти на поводу у этих масс и были почти бессильны проводить какую либо самостоятельную политику. Они лишь отражали настроение масс, но не могли управлять ими. Об этом говорил непосредственно сам член исполнительного комитета Петроградского Совета В. Б. Станкевич: «Совет — это собрание полуграмотных солдат — оказался руководителем потому, что он ничего не требовал, потому что он был только ширмой, услужливо прикрывавшей полное

безначалие». Две тысячи тыловых солдат и восемьсот рабочих Петрограда образовали учреждение, претендовавшее на руководство всей политической, военной, экономической и социальной жизнью огромной страны! Газетные отчеты о заседаниях Совета свидетельствовали об удивительном невежестве 174

и бестолочи, которые царили в них. Становилось невыразимо больно и грустно за такое «представительство» России»574. Стихийной характер образования Советов подчеркивает тот факт, что социалисты даже не подозревали о приближении революции. Член Думы, один из лидеров меньшевиков Н. Чхеидзе утверждал в начале января 1917 г.: «В настоящее время нет никаких надежд на удачную революцию. Я знаю, что полиция пытается инсценировать революционные вспышки и вызвать рабочих на улицу, чтобы с ними расправиться»575. Полностью оторванный от России, Ленин из Цюриха говорит в январе то же самое: «Мы, старое поколение, не увидим будущей революции»576. Представитель Ленина в Петрограде, руководитель Русского бюро ЦК А. Шляпников констатирует: «Все политические группы и организации подполья были против выступления в ближайшие месяцы 1917 года»577. Н. Бердяев: «Вспоминаю, как приблизительно за месяц до Февральской революции у нас в доме сидели один меньшевик и один большевик, старые знакомые, и мы беседовали о том, когда возможна в России революция и свержение самодержавной монархии. Меньшевик сказал, что это возможно, вероятно, не раньше чем через 25 лет, а большевик сказал, что не раньше чем через 50 лет...»578 М. Геллер и А. Некрич приходят к выводу: «Все в стране ждут неминуемых перемен, кроме революционеров»57'. Один из лидеров кадетов, Маклаков откровенно признавался послам; «Никто из нас не предвидел огромности движения; никто из нас не ждал подобной катастрофы. Конечно, мы знали, что императорский режим подгнил, но мы не подозревали, что до такой степени. Вот почему ничего не было готово. Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе: они до сих пор не пришли в себя от неожиданности»580. Сам Милюков подтвердит эти выводы: «...Социалистические партии держались в стороне от широкого рабочего движения последних дней перед революцией. Они были застигнуты врасплох, не успев организовать в стране своих единомышленников»58'. Стихийный характер движения, создавший Советы, обусловил их отставание в формализации своей власти от Временного правительства. Именно на условиях «первенства» захвата власти строил свои логические обоснования прав на власть Временного правительства Милюков: «..Родзянко, который смешивает всех левых в одну кучу, приписывает им заранее обдуманный план. Такого плана не существовало, и именно 175

поэтому правительство было сильно... ораторы на съезде Советов 30 марта откровенно признавали эту «психологическую» причину своего воздержания от власти. «Нам не было еще на кого опереться. Мы имели перед собой лишь неорганизованную массу», — говорил Стеклов. «Мы не чувствовали в первые дни революции почвы под ногами для захвата власти», — повторял Есиповский. Таким образом, «буржуазное» правительство получило отсрочку и не могло не быть признано именно как власть по праву»382. Войтинский также писал: «В исполнительном комитете царила поразительная растерянность.. Это было результатом того, что ни у правого, ни у левого крыла комитета, ни у его центров в то время не было ясной, продуманной до конца линии — были лишь осколки программ, разбитых катастрофической быстротой нагрянувших событий». «Отсутствие же ясной политики у руководителей Петроградского Совета зависело не от личных свойств, а от того, что революционная волна подняла их на свой

гребень в тот момент, когда сами народные массы еще не осознали своих стремлений, когда ни одна группа населения, и во всяком случае, ни одна группа демократии не могла точно формулировать свою волю»583. Что же представляли из себя лидеры двух новых властей? Николай II писал о них еще в июле 1906 г.: «Принял Львова и Гучкова. Говорил с каждым по часу. Вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, т. е. государственного управления, в особенности Львов... Надо искать ближе. Нечего падать духом»584. Бьюкенен в марте 1917 г. доносил: «...Положение очень далеко от нормального, и в надвигавшейся борьбе с Советом требовался человек действия, способный воспользоваться первой благоприятной возможностью для подавления этого соперничавшего и незаконно образовавшегося собрания. В правительстве не было ни одного такого человека»585. Американский профессор С. Харпер, вероятно, ведущий специалист в США по России в те годы, заметил про либералов: «Казалось, что они вели дело хорошо в противовес пресловутым неумелым бюрократам. Естественно, они вносили политический элемент в свою работу. Впоследствии многие были разочарованы в способности этого класса к практической работе, когда они стали полностью нести ответственность за управление Россией после Февральской революции 1917 г.». Палеолог, в свою очередь, был доволен, что наконец создалось новое правительство, но «раз176

очарован его составом. Хорошие люди эти Львовы, Гучковы, Милюковы: серьезные, честные, разумные, незаинтересованные». Но... «ни у кого из них нет политического кругозора, духа быстрой решительности, бесстрашия, дерзания, которых требует грозное положение». Палеолог сравнивает их с Моле, Одилоном Барро Июльской революции 1830 г., тогда как «нужен по меньшей мере Дантон». «Однако мне называют одного из них, навязанного Советом как человека действия, — Керенского». «Именно в Совете надо искать людей с инициативой, с энергией, со смелостью... заговорщиков, ссыльных, каторжников: Чхеидзе, Церетели, Зиновьева, Аксельрода. Вот истинные протагонисты начинающейся драмы». Все это записано 4(17) марта, два дня спустя после появления Временного правительства»586. «На первом приеме, устроенном Временным правительством, западные дипломаты имели возможность впервые воочию рассмотреть правительство, пришедшее на смену царским сановникам...» Даже благоволящий к ним Палеолог сбивается в рассказе об этой встрече на саркастический тон: «Какой у них бессильный вид! Задача, которую они взяли на себя, явно превосходит их силы. Как бы они не изнемогли слишком рано! Только один из них, кажется, человек действия: министр юстиции Керенский... Он, по-видимому, самая оригинальная фигура Временного правительства и должен скоро стать его главной пружиной»587. Британский посол приходит к аналогичному выводу: «Керенский был единственным министром, чья личность, пусть и не во всем симпатичная, останавливала на себе внимание. Как оратор он обладал магнетическим влиянием на аудиторию... Владея этим рычагом воздействия на массы, в отсутствии подлинного квалифицированного соперника, Керенский стал единственным человеком, способным, по нашему мнению, удержать Россию в войне»588. Один из унтер-офицеров вспоминал о приезде Керенского в их часть: «Мы слушали Керенского раскрыв рты и искренне верили, что действительно интересы революции требуют завершить войну победой. Глава Временного правительства казался нам в те дни каким-то новым революционным царем. Психологическое воздействие его короткой, но энергичной речи было огромно»589. Но «незаконно образованное», по мнению английского дипломата, собрание — Советы — показало свою реальную силу уже в первые дни революции. Так,

например, только «благода177

ря усилиям Исполнительного Комитета во вторник, 13 марта, положение в городе обнаружило признаки улучшения... Хотя стрельба продолжалась весь день, но в большинстве случаев это стреляли городовые из пулеметов, размещенных Протопоповым на крышах домов...»590 Кадеты с первых дней существования Временного правительства отчетливо ощущали эту политическую силу, как и свое бессилие бороться против нее. Они были вынуждены включить представителей Советов в состав Временного правительства, «как представителей левых фракций Думы и очень дорожили их участием», — пишет Милюков. Но Чхеидзе, председатель Совета рабочих депутатов, отказался из-за желания соблюсти «чистоту риз» социалистов в «буржуазной революции»591. Церетели592 подтверждал: «Не настал еще момент для осуществления конечных задач пролетариата, классовых задач... Мы поняли, что совершается буржуазная революция... И не имея возможности полностью осуществить светлые идеалы... не захотели взять на себя ответственность за крушение движения, если бы в отчаянной попытке решились навязать событиям свою волю в данный момент. (Нахамкес комментирует: они предпочитали путем постоянного организованного давления заставлять правительство исполнять их требования».593) На самом деле, вводя одного представителя Совета в состав Временного правительства, кадеты ничего не теряли, зато отодвигали Советы на политической сцене на второй план и одновременно могли использовать их влияние в массах в своих интересах. Вполне естественно, что представители Советов отказались от такого сомнительного предложения. В состав Временного правительства вошел только Керенский, который, «можно сказать, вынудил согласие Совета». Однако Совет не хотел отказаться от своей доли фактической власти и уже 1 марта обратился к Временному комитету с предложением обсудить условия поддержки правительства демократическими организациями. При этом Совет фактически заявил права на некий вид верховной партийной власти, с одной стороны, фактически признав «власть Временного правительства», а с другой — оставив за собой право, поскольку «новая власть создалась из общественно-умеренных слоев общества», присматривать за ней. «В той мере, в какой она будет осуществлять эти свои обязательства, демократия должна оказать ей свою поддержку»594. 4 апреля Совет уточнил свою 178

позицию: «Организуясь и сплачивая свои силы вокруг Советов рабочих и солдатских депутатов, быть готовым дать решительный отпор всякой попытке правительства уйти из-под контроля демократии или уклониться от выполнения принятых на себя обязательств»595. Таким образом, Совет попытался укрепить свое право самостоятельной и параллельной ветви власти, при этом присвоив себе, по существу, функции идеологического и контролирующего органа. Шульгин по этому поводу обвинял представителей Совета в том, что «они ведут подкоп против Комитета Государственной Думы, что этим путем они подрывают единственную власть, которая имеет авторитет в России и может сдержать анархию... Одно из двух: или арестуйте всех нас, посадите в Петропавловку и правьте сами, или уходите и дайте править нам. И помню ответ Стеклова: «Мы не собираемся вас арестовывать...»596 Деникин отчетливо передает влияние этой сложившейся ситуации двоевластия на российскую глубинку: «Местные Советы рабочих и солдатских депутатов усвоили себе навыки худшего абсолютизма — с той только разницей, что худшие представители прежней власти все же чувствовали над собой иногда карающую десницу, тогда как Советы были абсолютно безответственны. Эта коллегиальная безответственность прикрывала ошибки невежд и преступления

людей злой воли. При этом Советы распространяли свою компетенцию на все области управления и жизни, даже на церковную». С другой стороны, «правительство было бессильно справиться с анархией и, кроме воззваний, не делало к этому никаких попыток. Местный представитель его — губернский комиссар — был едва ли не наиболее трагикомической фигурой правительственного аппарата. Без какой-либо силы — среди вопиющего бесправия и торжествующего беззакония... Власть терпела и не могла порвать цепей, приковывавших ее к Советам, — даже теперь, когда Советы порвали с ней окончательно»597. При этом «петроградская власть больше всего боялась обвинения в недостаточной демократичности»598. Между тем в противоборстве Советов и Временного правительства Советы неизменно одерживали верх. Временное правительство продвигало радикальную либерально-буржуазную политику, в то время как Советы, несмотря на реверансы в сторону либералов, придерживались просоциалистической линии, отражавшей интересы большинства насе179

ления. Так, например, в ключевом вопросе о земле. Когда Временное правительство явно проводило реакционную политику, защищая интересы помещиков и спекулянтов, Петроградский совет уже 9 апреля признал «запашку всех пустующих земель делом государственной важности» и потребовал создания земельных комитетов. Один этот жест привлек большинство крестьян на сторону Советов. Когда же, например, министр сельского хозяйства эсер В. Чернов попытался реализовать свою партийную программу и призвал крестьянские комитеты взять под контроль «пустующие земли», министр внутренних дел меньшевик И. Церетели отменил этот указ, что, естественно, сметало для крестьян весь авторитет власти даже коалиционного Временного правительства. В результате крестьяне после неудачных попыток сотрудничества с правительством перешли в резкую оппозицию к нему. Временное правительство объявило амнистию и создало милицию из студентов-добровольцев, а Совет — милицию из рабочих, в которую фабрики и заводы обязаны были отрядить каждого десятого рабочего. Очевидно, что основную работу по наведению порядка выполнила рабочая милиция. Временное правительство пришло к власти к лозунгом «Война до победного конца». А первым словом Совета, с которым он обратился к «народам всего мира» 14 марта 1917 г., был «мир». Нетрудно предугадать, на чьей стороне после этого находилось общественное мнение в армии и в тылу. Однако на практике Советы не были готовы и не хотели, а Временное правительство, в свою очередь, не могло взять реальную власть. Обе стороны в той или иной мере владели только символами власти, а сама реальная власть принадлежала стихии. Тщательно подготовив сам февральский переворот, кадеты оказались совершенно не готовы взять власть и тем самым «сорвали лавину». Копившееся многие годы напряжение вырвалось наружу в виде неуправляемой стихии. Власть стихии была отчетливо видна и внутри самой власти. «Отсюда и лживый пафос бесконечных митинговых речей. Отсюда эти странные на вид противоречия: князь Львов, говоривший с трибуны, что «процесс великой революции еще не закончен, но каждый прожитый день укрепляет веру в неиссякаемые творческие силы русского народа, в его государственный разум, в величие его души»; и тот же Львов, горько жалующийся в беседе с Алексеевым на невозможные условия работы Вре180

менного правительства, создаваемые все более растущей в Совете и в стране демагогией. Или Керенский — идеолог солдатских комитетов с трибуны, и Керенский — в своем вагоне, нервно бросающий адъютанту: «Гоните вы эти

проклятые комитеты в шею!» Чхеидзе и Скобелев — на заседании с правительством и главнокомандующими горячо отстаивающие полную демократизацию армии, и они же — в перерыве заседания, признающие в частном разговоре за стаканом чая необходимость суровой военной дисциплины и свое бессилие провести эту идею через Совет...»599 Чхеидзе владели пессимистические настроения: «И вообще все пропало... Чтобы спасти... чтобы спасти — надо чудо... я вам говорю: все пропало...»600 В этих условиях стихии и борьбы за власть обе стороны использовали прием, в котором Милюков еще до войны стыдливо признавался: «Были, конечно, демагогические заскоки, исходившие и из нашей кадетской среды. Профессор Герье.. издал в те годы ученый памфлет, где собран был целый букет подобных кадетских выступлений. Я с раздражением прочел эту тенденциозную книжку. Неужели мы это говорили? Но цитаты были по-профессорски точны и аккуратно выужены из стенографических отчетов Думы. Пришлось признаться самому себе: да, действительно говорили. В самом деле — грешны...»601 Во время революции произошел бурный всплеск демагогии, и это было закономерно, поскольку основным орудием воздействия на массы в условиях стихии является демагогия. Стихия живет не умом, а эмоциями, поэтому главным в этой ситуации было завладеть эмоциями толпы. В эти моменты, в условиях революционного хаоса, старый лозунг «кто управляет эмоциями, тот правит миром» приобретает особую остроту. Именно поэтому между Советом и Временным правительством шла ожесточенная борьба, и на этом поле обе стороны соревновались в демагогии, пытаясь привлечь к себе массы и тем самым одновременно радикализовали их. Деникин совершенно справедливо указывает, что «обе стороны не отражали в надлежащей мере настроения народной массы, от имени которой говорили и которая, изображая первоначально зрительный зал, рукоплескала лицедеям, затрагивавшим ее наиболее жгучие, хотя и не совсем идеальные чувства. Только после такой психологической обработки инертный ранее народ, в частности армия, обратились «в стихию расплавленных революцией масс... со страшной 181

силой давления, которую испытывал весь государственный организм»... Эти массы, как говорит даже сторонний наблюдатель из марксистского лагеря Карл Каутский, «как только революция втянула их в свое движение, знали лишь о своих нуждах, о своих стремлениях и плевали на то, осуществимы ли и общественно полезны или нет их требования». И сколько-нибудь твердое и решительное противодействие их давлению грозило смести бытие Совета»602. Обвиняя Временное правительство и Совет в демагогичности, Деникин одновременно обвиняет и народ в том... что он не шел за откровенно демагогическими призывами, а именно: «В этом заключался весь трагизм положения правительства Керенского и Совета. Толпа не шла за отвлеченными лозунгами. Она оказалась одинаково равнодушной и к родине, и к революции, и к Интернационалу и не собиралась ни за одну из этих ценностей проливать свою кровь и жертвовать своей жизнью. Толпа шла за реальными обещаниями тех людей, которые потворствовали ее инстинктам»603. Реальные обещания давали только большевики, «потворствовавшие инстинктам толпы». Милюков понимал под этим «потворстованием» демагогию: «...На сложные рассуждения меньшевиков большевики по-прежнему отвечали демагогическими призывами к примитивным инстинктам масс»604. Эти кажущиеся странными противоречия вполне объяснимы. Очевидно, что понятия родины, революции и Интернационала у народа и либеральной интеллигенции кардинально различались. Для большинства народа демагогией звучали именно призывы идти и умирать за отвлеченные для них интересы буржуазии или союзников, проявляя тем самым свой «интернационализм и

любовь к родине»; «сохранять преданность революции», которая своей экономической политикой уже полностью продемонстрировала свои цели — построение системы дикого капитализма, а значит, ради дальнейшего обнищания большинства населения. Инстинкты масс к миру, к большей социальной справедливости — это естественные, здоровые инстинкты здорового общества. Эти инстинкты имеют вполне четкие политэкономические ограничения, и любое общество, несмотря на все свои желания, неизбежно в них упирается на каждом этапе своего развития. В революционных условиях борьбы за власть, естественно, все эти инстинкты гипертрофируются и приобретают черты демагогических требований — это неизбежно. Войтинский писал о 182

речи Ленина как о демагогической «с каким то презрением к здравому смыслу слушателей, уверенностью, что их можно убедить в чем угодно, лишь бы попасть в тон их тайных желаний»605. Но демагогия большевиков в этих конкретных условиях обретала черты прагматизма — в противовес все усиливавшейся деструктивной демагогии как кадетов, так и Советов. Между тем демагогия, усиленная стихией безвластия, действует разрушающе на общество, и соответственно власть, вместо того чтобы усиливаться, слабела с каждым днем. Всего через месяц после революции «полное бессилие Временного правительства стало настолько очевидным, что князь Львов в согласии с комитетом Государственной Думы и кадетской партией обратился к Совету, приглашая «к непосредственному участию в управлении государством... те активные творческие силы страны, которые доселе не принимали прямого и непосредственного в нем участия»606. «Правительство, по замечанию князя Львова, было «властью без силы», тогда как Совет рабочих депутатов был «силой без власти»607. Как определил ситуацию английский историк Лиддел Гарт, «умеренное Временное правительство взобралось в седло, но у него не было вожжей»608. Газета Горького говорила: «Бессильная в самостоятельной борьбе с контрреволюцией, неспособная к положительной творческой работе в деле обороны и борьбы с разрухой, живущая целиком за счет авторитета и поддержки Совета и его руками выводящая страну из-под смертельного удара корниловщины, наша власть чувствует себя достаточно «независимой» и «неограниченной»... в пределах Зимнего дворца»609. Наряду с ослаблением Временного правительства власть Советов усиливалась, что вело к обострению кризиса двоевластия, который резко обозначился уже в конце апреля — после того как Корнилов в ответ на стихийное вооруженное выступление в Петрограде попытался вызвать войска. Исполнительный комитет Советов ответил распоряжением «не выходить с оружием в руках без вызова Исполнительного комитета в эти тревожные дни». Правоту этого шага косвенно признал даже Милюков. Но Совет, «несомненно, вторгался в права правительства, когда в следующей же фразе прибавил: «Только Исполнительному комитету принадлежит право располагать вами...» Временное правительство, в свою очередь, «разъяснило» 26 апреля, что «власть главнокомандующего 183

остается в полной силе и право распоряжения войсками может быть осуществляемо только им»610. В мае забастовал Кронштадт. «Кронштадт не нюхал пороха. Но в течение многих лет для всех этих людей крепость, живую силу которой они составляли, была бездушной, мертвящей тюрьмой. Бесправие, свирепая муштровка, издевательства, жестокие наказания за малейшую провинность — все это оставляло отпечаток в их душах, родило в них обиду, злобу, жажду мести. И теперь пришел их час... В смысле марксистском это была масса, не только

лишенная пролетарского классового самосознания, но деградированная, деморализованная каторжными условиями существования при царизме, масса с психологией люмпенов, то есть слой, который скорее должен был представлять угрозу для революции, нежели опору ее»611. 21 мая Кронштадтский совет вынес резолюцию: «Мы признаем центральную власть Временного правительства и будем признавать ее до тех пор, пока вместо существующего правительства не возникнет новое, пока Всероссийский центральный совет не найдет возможным взять в свои руки центральную власть»612. В. Войтинский писал: «Не апрельские дни и не июньское наступление, а именно середина и вторая половина мая принесли нам в Петрограде наиболее тяжелые поражения»613. 29 мая собрание одного из гренадерских полков постановило: «Мы не хотим умирать, когда в душу закрадывается сомнение, что снова вовлечены в бойню капиталистами. Нет сил с легкой душой двинуться вперед... Мы умрем все за Совет... Нам не страшна смерть — страшно сгубить свою свободу. Нужна уверенность перед смертью, что умираем за дело народа, а для этого требуется, чтобы вся власть была у народа, вся власть у Совета... Итак, если нужно пожар тушить пожаром, если до скорого достижения мира нужна война, нужно наступление — то, чтобы пойти вперед, необходимо, чтобы Совет взял свою власть в свои руки...»614 21 июня 1-й пулеметный полк заявил: «Мы будем посылать команды на фронт только тогда, когда война будет носить революционный характер, который возможен только при устранении от власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Всероссийского совета...»6'5 Решение вопроса прекращения разрушительного противостояния властей напрашивалось само собой. Так, английский посол Бьюкенен доносил своему правительству: «Львов, Керенский и Терещенко пришли к 184

убеждению, что так как Совет — слишком могущественный фактор, чтобы его уничтожить или с ним не считаться, то единственное средство положить конец двоевластию — это образовать коалицию»616. Между тем Совет, как и в начале апреля, отказался от участия в коалиции. «Суханов, с.-д., повторял: «Мы сейчас совершаем не социальную, а буржуазную революцию, а потому во главе ее должны стоять и делать буржуазное дело ее люди из буржуазии»; иначе социалистам «пришлось бы делать своими социалистическими руками буржуазное дело, это было бы гибелью доверия демократии и социалистических партий к своим вождям». Гендельман, с.-р., высказывался в том же смысле: «Нельзя давать авторитета мерам, которые носят буржуазный характер; нельзя брать на себя власть ни целиком, ни частично»617. В этом случае Милюков оказался полностью солидарен с Советом, правда, по прямо противоположным причинам: «Я решительно протестовал... против введения социалистов в состав министерства. Я доказывал, что, признавая свои провалы, правительство дискредитирует само себя, а введение социалистов ослабит авторитет власти. Но и то и другое было совершенно бесполезно... «Коалиция»... с самого начала была основана не на полном соглашении, а на гнилом компромиссе, который вводил борьбу Совета с правительством в саму среду нового кабинета. Я по-прежнему продолжал возражать против самого принципа коалиции и на этом принципиальном вопросе — а не только на вопросе о дальнейшем ведении внешней политики — обосновал свой уход. Практические соображения оказались сильнее принципиальных, и мой вопрос о сохранении единства был решен отрицательно — даже раньше, чем мне удалось его поставить формально»618. Отказываясь от коалиции, Милюков, сам не отдавая себе отчета, раскрывал, насколько далек он был от реальной жизни. При этом Милюков требовал от Советов прежде всего формального признания нового правительства

единственным органом власти. Затем к.-д. требовали признания за правительством права применения силы и распоряжения армией. В социальных, национальных и конституционных вопросах партия к.-д. требовала, чтобы правительство не предвосхищало решений Учредительного собрания. Но эти требования отдавали чистым прожектерством, поскольку именно на стороне Советов была вся реальная политическая сила. Даже полу185

чив тем или иным путем власть, кадеты все равно не смогли бы ею воспользоваться. В июне прошел первый Всероссийский съезд советов, на котором, как констатирует Деникин, «подавляющие массы несоциалистической России не были представлены ни одним человеком... Чисто социалистическими были и все составы исполнительного комитета Совета... В сущности, этот узкопартийный блок, тяготевший над волей правительства, и несет на себе главную тяжесть ответственности за последующий ход русской революции...»619 Но, во первых, никаких «подавляющих несоциалистических масс» в то время не существовало, это в скором времени покажут выборы в Учредительное собрание. Во-вторых, это был съезд Советов, представлявших интересы именно социалистических партий, Деникин же, по сути, отождествляет съезд родственных партий с парламентом. И это очень знаменательная ошибка Деникина, принимая во внимание ту роль, которую он отводит Советам по сравнению с Временным правительством... Очевидно, что подсознательно Деникин фактически искал источник власти, на который бы можно было опереться... Съезд представлял делегатов от 358 Советов, избранных из 20,3 млн. человек, образовавших Советы, в т. ч. 5,1 млн. рабочих, 4,24 млн. крестьян и 8,15 млн. солдат. Большевики на съезде были в совершенно явном меньшинстве. I Всероссийский съезд представителей Советов рабочих и солдатских депутатов (июнь 1917 г.) Эсеры Меньшевики Большевики Прочиеa

делегаты 285 248 105 137

% 36,8 32 13,5 17,7

Произошедшие примерно в то же время отставки Корнилова и Гучкова привели к тому, что «уже 6 июня обе главные a

Интернационалистов — 32, внефракционных социалистов — 73, объединенных социалдемократов — 10, бундовцев — 10, группы «Единство» — 3, народных социалистов — 3, трудовиков — 5, анархо-коммунистов — 1. 186

партии большинством 543 против 126... одобрили решение Исполнительного комитета принять участие во власти в коалиции с буржуазией. А 8 июня резолюция съезда признала ответственными перед Советами одних «министровсоциалистов» — на том основании, что «переход всей власти к Советам в переживаемый период русской революции значительно ослабил бы ее силу, преждевременно оттолкнув от нее элементы, еще способные ей служить, и грозил бы крушением революции...»620 «Легко можно представить себе то впечатление, которое производили подобные резолюции на буржуазию и ее «заложников» в коалиционном министерстве. И хотя Совет выражал новому правительству свое полное доверие и призывал демократию «оказать ему деятельную поддержку,

обеспечивающую ему всю полноту власти», эта «власть» была уже окончательно и безнадежно дискредитирована и потеряна»621. Таким образом, несмотря на согласие принять участие в коалиции, Совет опять ускользал от участия во власти и пытался оставить за собой лишь роль ее идеологического контролера. Причиной откровенного нежелания брать власть было не столько нежелание поддерживать буржуазное правительство, сколько неуверенность Совета в своих силах. Об этом совершенно справедливо пишет А. Деникин: «Власть Совета была также весьма условна. Невзирая на ряд кризисов правительства, на возможность взять при этом власть в свои руки безраздельно и безотказно, революционная демократия, представленная Советом, категорически уклонилась от этой роли, прекрасно сознавая, что в ней недостаточно ни силы, ни знания, ни умения вести страну, ни надлежащей в ней опоры»622. Деникин абсолютно прав, заявляя, что отказом от власти «Совет в действительности не прямо разрушал русскую государственность. Он ее расшатывал и расшатал до крушения армии и приятия большевизма»623. Отсутствие реальной власти в 1917 г. вело к анархии, в июне опять готовились очередные демонстрации. В этой ситуации Съезд советов снова, как и в апреле, был вынужден проявить инициативу и постановил: «Ни одной роты, ни одного полка, ни одной группы рабочих не должно быть на улице». На три дня, 11—13 июня, всякие собрания и шествия запрещались, а нарушители объявлялись «врагами революции». Здесь, пожалуй, впервые открыто, но пока еще осторожно на политической сцене появляются большевики. Милюков пишет, что среди организаторов демонстрации «большевики, конечно, были... но только с 187

пропагандистскими целями. О выступлении для себя они еще не могли думать. И настроение (организаторов демонстраций) было не большевистское, а анархистское, направленное против съезда... Министры-социалисты стали такими же буржуями и идут против народа... Если даже большевики отменят демонстрацию, то все равно через несколько дней мы выйдем на улицу и разгромим буржуазию... Так формулировались лозунги подонков революции, пытавшихся организовать уличное выступление 10 июня. Утром же большевистская «Правда» формально его отменила»624. Но, как продолжал Милюков, «бессилие власти было настолько очевидно, что понятен был соблазн покуситься теперь на нечто большее... И две недели спустя после «общего» выступления, 18 июня, мы встречаемся с событием, которому при желании можно было дать название первого опыта большевистской революции. Большевистский штаб отрицает это значение выступления — и он, я думаю, прав... Зиновьев так объяснял эту вспышку в годовщину восстания: «В течение двух недель, начиная с демонстрации 18 июня, наша партия, влияние которой росло не по дням, а по часам, делала все возможное, чтобы сдержать преждевременное выступление петроградских рабочих. Мы, бывало, шутили, что превратились в пожарных. Мы чувствовали, что петроградский авангард еще недостаточно сросся со всей армией рабочих, что он забежал слишком вперед, что он слишком нетерпелив, что основные колонны не подоспели, особенно солдатские и крестьянские». Но если еще 22 апреля большевистский ЦК принял резолюцию: «Лозунг «Долой Временное правительство» потому и неверен сейчас, что без прочного... большинства народа на стороне революционного пролетариата такой лозунг есть фраза либо объективно сводится к попыткам авантюристического характера. Только тогда мы будем за переход власти в руки пролетариев, когда Советы... станут на сторону нашей политики и захотят взять эту власть»625. Но уже 17 июня Ленин впервые заявил о готовности большевиков в любую минуту взять всю государственную власть в свои руки, несмотря на откровенное нежелание Советов брать ее626.

Сотни тысяч солдат и рабочих шли с красными знаменами, с требованиями: «Долой царскую Думу!», «Долой Государственный совет!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!», «Долой анархию в промышленности и локаутчиков-капиталистов!», «Да здравствует контроль и ор188

ганизация промышленности!», «Пора кончать войну!», «Хлеба, мира, свободы!». «Манифестация 18 июня превратилась в манифестацию недоверия Временному правительству»627. Но для большевиков это была только «проба пера», они впервые реально возглавили стихийное движение масс и получили ценный опыт управления им. Новый кризис власти наступил менее чем через месяц — с полного провала июльского наступления. И так же, как либералы после поражений царской армии в 1905 и 1915 гг., большевики в июле 1917 г. требовали смены обанкротившейся власти. 3 июля Ленин с балкона в доме Кшесинской, в котором фактически размещался революционный штаб, приветствовал солдат. Между тем лозунг восставших и большевиков «Вся власть Советам!» совершенно не устраивал лидеров Советов, которые откровенно избегали ее. С другой стороны, у большевиков в Советах было явное меньшинство, и взятие всей власти Советами было для большевиков в тот момент невыгодно. Очевидно, что лозунг сохранился даже вопреки желанию большевиков как стихийное требование демонстрантов. «...Военные отряды и народные толпы днем и ночью в течение этих трех дней (3—5 июля) шли к Таврическому дворцу, где заседал Совет, и держали его в непрерывной осаде... Церетели хотели арестовать, но не нашли. Чернова застигли на крыльце, и какой-то рослый рабочий исступленно кричал ему, поднося кулак к лицу: «Принимай, сукин сын, власть, коли дают!» Кронштадтские матросы потащили его в автомобиль — в заложники, что Советы возьмут «всю власть», и выручил его только Троцкий»628. 4 июля рабочая секция Петроградского Совета приняла резолюцию: «Ввиду кризиса власти рабочая секция считает необходимым настаивать на том, что бы Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов взял в свои руки всю власть...»629 В этих условиях Временное правительство проявило свою фактическую независимость... просто уйдя из игры. Князь Львов, правда, добросовестно остался и перенес свою деятельность в военный штаб, когда на улицах послышались выстрелы. Он сочинял «воззвание». Но Керенский, показавшись на минуту в штабе, уехал на Западный фронт — как раз вовремя, чтобы избегнуть ловушки, которая готовилась ему на вокзале. Двое других приехали в штаб, но, когда увидели, что его защищают только несколько инвалидов и казаков, исчезли. Некрасов, чтобы не было сомнений, прислал на другой день при189

каз, которым правительство удовлетворяло его прошение об отставке. Когда вечером 5 июля пришли на помощь «верные» части войск, вызванные генералом Полковниковым, и восстание прекратилось само собой, об отставках не было больше речи. Все вернулись, и Керенский вечером 6 июля заявил толпе, что русская революционная демократия и он, уполномоченный ею военный министр, поставленный во главе армии, не позволят никаких посягательств на русскую революцию»630. Начались аресты большевиков, в том числе Троцкого, Каменева, Луначарского. Ленин и Зиновьев успели скрыться. Был запрещен ввоз в армию большевистских газет, разогнаны штабы большевиков... «Но это продолжалось недолго... Керенский, вернувшись в Петроград... освободил из-под ареста Троцкого и Стеклова, запретил штабу продолжать аресты большевиков, прекратил их обязательное разоружение, заменив его совершенно недействительным добровольным»631. Министр юстиции был отправлен в

отставку. Мало того, «правительство запретило помещать в печати сведения, порочащие доброе имя товарища Ленина, и прибегло к репрессиям... против чинов судебного ведомства. В свою очередь, ЦИК Советов... специальным воззванием 5 июля «предлагал воздержаться от распространения позорящих обвинений» против Ленина и «других политических деятелей» впредь до расследования дела особой комиссией»632. Позиция Керенского и Советов получила «...откровенное объяснение в резолюции ЦИК (8 июля), которая, осуждая попытку анархо-большевистских элементов свергнуть правительство, вместе с тем выражала опасение, что «неизбежные меры, к которым должны были прибегнуть правительство и военные власти, создают почву для демагогической агитации контрреволюционеров, выступающих пока под флагом установления революционного порядка, но могущих проложить дорогу к военной диктатуре»633. «Родзянко и другие слишком много говорили о контрреволюции и указывали на то, что военный переворот есть единственное средство, которое может спасти Россию. Хотя кадеты говорили более осторожным языком, однако и они решили попытаться свалить правительство и своей тактикой внушали мысль, что они также работают в пользу контрреволюции»634. Терещенко 8 октября говорил Бьюкенену: «В течение шести трагических месяцев, прожитых Россией, они ничему не научились и ничего не позабыли. Вместо того что190

бы стараться спасти Россию, демагоги думали только о своих собственных партийных интересах и о том, чтобы контролировать и чинить препятствия работе правительства... контрреволюция, хотя и не непременно монархическая, представляет единственную надежду на спасение родины»635. Очевидно, что Керенский почувствовал наступление той грани, за которой заканчивается революция и наступает реакция в виде военной диктатуры. На этом заканчивалась не только его власть, но и окончательно гибли все надежды и либеральные достижения революции. Церетели определил положение так: «Это не только кризис власти — это кризис революции. В ее истории началась новая эра». На своем боевом языке Ленин вторил: «4 июля еще возможен был мирный переход власти к Советам... Теперь мирное развитие революции в России уже невозможно, и вопрос историей поставлен так: либо полная победа контрреволюции, либо новая революция»636. Действительно, ситуация накалялась, и новая эра революции уже началась. Еще 2 июля кадеты, оставшись в меньшинстве при голосовании по автономии Украины, вышли из правительства. Центр власти во Временном правительстве, несмотря на протесты кадетской партии, естественным путем перешел в руки «министров-социалистов» и 2-я коалиция была создана уже на их условиях. Фактически к власти пришла партия меньшевиков. Программа, которую выдвигали меньшевики после Февраля, была совершенно социалистической: «все общественные богатства, все средства производства, все земли, фабрики, заводы, рудники стали бы общественной собственностью, при котором все члены общества, все граждане обязаны были бы трудиться, но зато все в равной степени пользовались бы благами природы и всем, что добыто человечеством. При социалистическом обществе прекратилась бы борьба классов, так как исчезли бы самые классы, прекратились бы войны, которые нужны только правящим классам. Человечество стало бы одной братской семьей»631. В конце июля Ленин опубликовал статью «Две тактики социал-демократии в демократической революции», где сравнил позиции большевиков и меньшевиков. Главное различие между ними он находил не столько в целях, сколько в способах и сроках их достижения. Вместо 50—100 лет, в течение которых западноевропейские социалдемократии планировали эволюционным путем прийти к своим целям, Ленин

призы191

вал: «От революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути»638. Тактика меньшевиков в буржуазной революции, в свою очередь, базировалась на теоретических разработках их вождей, таких как Аксельрод, Плеханов, которые «доказывали невозможность тактики захвата власти пролетариатом при помощи победоносной революции. Они продолжали утверждать, что только буржуазно-демократическая революция возможна в России и что с «либералами» и «капиталистами» не следует бороться, а надо их поддерживать...»639 Г. В. Плеханов писал: «Социалистическая политика, основанная на учении Маркса, имеет, конечно, свою логику. Если капитализм еще не достиг в данной стране той высшей своей ступени, на которой он делается препятствием для развития ее производительных сил, то нелепо звать рабочих... и беднейшую часть крестьянства к его низвержению»640. В результате после 2-й коалиции и выхода из правительства кадетов либерально-буржуазная революция в России продолжилась, но теперь правая политика осуществлялась и защищалась левыми руками — социалистами умеренных течений. Хронология власти в 1917 г. 25— Февральская 27 революция февраля 2 Образование марта Временного правительства 6 мая 1-я коалиция Временного правительства Июнь Кризис — июль коалиции

25 июля

Большинство портфелей принадлежит победителям — представителям партии кадетов. По предложению председателя правительства кн. Львова, с социалистами. 1-й

2-я коалиция Временного правительства

Временного

Антиправительственные демонстрации Расстрел антиправительственной демонстрации 3 июля. Выход из правительстве представителей кадетов. Угроза контрреволюции. Большинство министерских портфелей переходит к социал-демократам — меньшевикам.

192

27 авг.

Сентябрь

Октябрь

Кризис коалиции

2-й

3-я коалиция

Кризис коалиции

3-й

Контрреволюционный «мятеж» Корнилова. 31 августа в Петроградском Совете, а 5 сентября в Московском большинстве переходит к большевикам. Попытки либералов и социалистов организовать новую коалицию путем созывов «Государственного совещания» «Демократического совещания» «предпарламента». В середине октября за большевиков проголосовали Совет Петроградской губернии и Северный областной съезд Советов 21 октября за Советы отдали свои голоса собрание всех ротных и полковых комитетов Петрограда. 19 октября в Москве была провозглашена советская власть. По сути, социалистическая революция свершилась де-факто, оставалось просто ждать ее юридической формализации.

25 окт.

Октябрьская революция

25 нояб.

Учредительное собрание

Свержение Временного правительства, государственная власть переходит к Советам.

Вторая коалиция просуществовала недолго. В конце августа вспыхнул контрреволюционный «корниловский мятеж». «Тот факт, что защиту его в основном пришлось организовывать Петроградскому совету, в глазах граждан означал полное банкротство правительства»64'. 4 сентября Временным правительством отпущен на свободу Троцкий, и «в те же дни государственная власть широко открывала двери петроградских тюрем и выпускала на волю многих влиятельных большевиков...»642 С другой стороны, страх перед контрреволюцией привел к тому, что после корниловского выступления Временным правительством были арестованы все участники мятежа, составившие позже костяк Белой армии. Через несколько дней была ликвидирована ставка. Корниловский мятеж и последовавшие за ним события показали, что уже «в первой половине сентября правительства в стране не было, — констатирует Войтинский. — Кабинет, самоупразднившийся 26 августа, в начале конфликта со ставкой, с тех пор не был восстановлен... При отсутствии власти в центре на местах шел процесс распада государственной ткани, развивалась анархия»643. 193

После корниловского мятежа «революционная демократия в лице Петроградского совета огромным большинством голосов левых эсеров и большевиков требовала отстранения от власти не только партии народной свободы, но и всех цензовых элементов, и передачи ее в руки исключительно «революционного пролетариата и крестьянства». Если верить Штейнбергу, из 165 резолюций разных провинциальных организаций не менее 115 высказались за переход всей власти в руки Советов, причем солдатские комитеты оказывались часто левее рабочих. К этому времени (1—9 сентября) президиум Петроградского Совета незначительным большинством голосов проголосовал против «умеренных» социал-демократов — за большевиков и левых эсеров. 7 сентября в руки большевиков перешел Московский совет. Новый председатель Совета Бронштейн (Троцкий), сменивший Чхеидзе, считал, что народные массы уже вполне подготовлены к восприятию советской власти, но «после жестокого урока июльских дней стали только более благоразумными, отказались от собственной инициативы и ожидают призыва свыше»644. Перед демократией стояла дилемма «коалиция или советская власть»; попыткой ее разрешения стал созыв 14—19 сентября Демократического совещания. Оно должно было явиться противовесом как московскому Государственному совещанию справа, так и Советам слева. Бьюкенен сообщал: «Первоначальная мысль его инициаторов заключалась в том, чтобы дать демократии возможность выступить объединенным фронтом против несоциалистических партий, но единственным результатом его было расщепление демократии на бесчисленное множество мелких групп и подрыв авторитета ее признанных вождей. Одни только большевики, составляющие компактное меньшинство, имеют определенную политическую программу. Они более активны и лучше организованы, чем какая бы то ни было иная группа, и пока они и представляемые ими идеи не будут окончательно раздавлены, до тех пор страна будет оставаться добычей анархии и беспорядка... Если правительство не будет достаточно сильно, чтобы раздавить большевиков силой, рискуя раздавить вместе с ними и Совет, то единственной возможностью будет большевистское правительство»645. Здесь Бьюкенен противоречит сам себе, утверждая, что только

у большевиков есть программа и организованная партия, и одновременно, что именно они толкают страну к анархии. 194

В это время бывший политический аутсайдер Февральской революции В. Ленин заявляет: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки. Могут, ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет. Большинство народа за нас. Это доказал длинный и трудный путь от 6 мая до 31 августа и до 12 сентября: большинство в столичных Советах есть плод развития народа в нашу сторону. Колебания эсеров и меньшевиков, усиление интернационалистов среди них доказывают то же самое... Демократическое совещание обманывает крестьянство, не давая ему ни мира, ни земли... А отдаче Питера при армии с Керенским и К° во главе мы помешать не в силах... Ждать «формального» большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет... История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь. Нет аппарата? Аппарат есть: Советы и демократические организации...»646 С Лениным в данном случае опять согласен и его противник А. Деникин, указывавший, что у либеральных сил «программы все нет. Надеялись на Московское государственное совещание, но оно прошло и не внесло никаких перемен в государственную и военную политику»647. «...Пресса напутствовала безвременно угасшее Демократическое совещание однообразной эпитафией: «В потоке слов погибла еще одна русская иллюзия»648. Действительно, попытка Демократического совещания организовать новую коалицию провалилась: против было подано 813 голосов, за — всего 180. В этой обстановке всплыла идея предпарламента, принятая подавляющим большинством голосов. Но и она умерла своей смертью, не успев толком появиться на свет. В. Войтинский описывает свои ощущения в то время: «Я выехал снова... на фронт, унося с собою из Петрограда гнетущее, тяжелое чувство бессилия и безнадежности. Начиналась агония Февральской революции»649. «Функции предпарламента никогда не были ясно определены, но правительство дало понять совершенно ясно, что оно отнюдь не считает себя в какой-либо мере ответственным перед учреждением, которое было задумано как чисто совещательный орган»650. 7 октября большевики вышли из предпарламента. В Петрограде созда195

лось следующее положение: «на одной стороне Совет, на другой стороне — раздираемый спорами, сплетенный из взаимоисключающих друг друга элементов, бессильный и беспомощный предпарламент651; вокруг Смольного — наэлектризованная толпа и гарнизон, вокруг Мариинского дворца — пустота всеобщего равнодушия и недоверия»652. А. Деникин подводил следующую оценку деятельности Временного правительства и Совета в течение 8 месяцев 1917 г.: «Если Церетели имел право заявить, что «не было случая, чтобы в важных вопросах Временное правительство не шло на соглашение», то мы также имеем право отождествлять их работу и ответственность. Вся эта деятельность вольно или невольно имела характер разрушения, не созидания... Причинами такого строительства были: первое — отсутствие целостного и стройного плана у русских политических партий, вся энергия, напряжение мысли и воли которых были направлены главным образом к разрушению существовавшего ранее строя. Ибо нельзя назвать практическим планом отвлеченные эскизы партийных программ; они, скорее, законные или

фальшивые дипломы на право строительства. Второе — отсутствие у новых правящих классов самых элементарных технических знаний в деле управления... Четвертое — одиозность всего, на чем лежала печать старого режима, хотя бы оно имело в основе здоровую сущность. Пятое — самомнение политических партий, представлявших каждая порознь «волю всего народа» и отличавшихся крайней непримиримостью к противникам... Революцию ждали, ее готовили, но к ней не подготовился никто, ни одна из политических группировок»653. Тем временем Бьюкенен продолжал убеждать Керенского, что «большевизм является источником всех зол, от которых страдает Россия, и если бы он только вырвал его с корнем, то он вошел бы в историю не только в качестве вождя революции, но и в качестве спасителя своей страны»654. 23 октября Керенский действительно пишет ген. Черемисову: прислать надежные войска в Петроград на случай беспорядков. Черемисов смеялся: «Они там совершенно рехнулись.. Откуда возьму я им «надежные войска»?» Войтинский подтверждает: «Организация и отправка отряда под лозунгом защиты Временного правительства невозможна. За этим лозунгом никто не пойдет...» «В этот решительный момент правительство оказалось столь же бессильно, как и в июльские дни, — на его стороне в Пет196

рограде не было никого и ничего»655. Войтинский подает Октябрьскую революцию в стиле дворцового переворота, который совершила «новая гвардия» в лице Петроградского гарнизона, против которой выступила армия (с фронта), и лишь замешательство Керенского и Главкома Северного фронта ген. Черемисова с отправкой «надежных войск для освобождения Петрограда» позволило ей победить. Шульгин вспоминал о настроениях столичного гарнизона: «Вы не смотрите на то, что на каждой площади и улице они «печатают» на снегу... Вы знаете, что это за публика? Это маменькины сынки!.. Это — все те, кто бесконечно уклонялись под всякими предлогами и всякими средствами... Им все равно, лишь бы не идти на войну... Поэтому вести среди них революционную пропаганду — одно удовольствие... Они готовы к восприятию всякой идеи, если за ней стоит мир. А кроме того, и объективные причины есть для неудовольствия. Люди страшно скучены. Койки помещаются в три ряда, одна над другой, как в вагоне третьего класса. А ведь все они имеют удобные квартиры здесь. И вот беснуются. Пойдет к себе домой и приходит совершенно красный. Для чего их тут держат? Это самый опасный элемент. Чуть что — они взбунтуются. Вот помяните мое слово. Гнать их надо отсюда как можно скорей... И вспомнилось мне, как еще в 1915 году жаловались мне на одну дивизию, набранную в Петрограде. Ее иначе не называли, как «С.-Петербургское беговое общество». Куда ни пошлют ее в бой, она непременно убежит»656. В октябре 1917 г. ситуация в столице полностью повторяла события Февраля. Во время буржуазной революции самой большой неожиданностью была быстрая и практически полная измена армии своему монарху «...от генералитета до солдат, от фронтовых частей до самых привилегированных гвардейцев. Революционное знамя поднял даже гарнизон Царского Села — во главе колонны шли наиболее обласканные короной войска, шли казаки свиты... За ними следовали... привилегированные части императорской гвардии. Появился полк его величества, своего рода священный легион, куда попадали лучшие, отобранные из представителей гвардейских частей, — они специально предназначались для охраны царя и царицы... Шествие замыкала императорская дворцовая полиция — отборные телохранители... Вчера они охраняли царя, а сегодня заявляли о преданности новой власти, даже названия которой они не знали»657. «Это оглушительное «ура» — это мираж.

197

Ведь я знаю, чему они так рады... Потому что надеются не пойти на фронт. Почти все части без офицеров...»658 Действительно, особое положение Петроградского гарнизона, безусловно, сыграло свою роль в обеих, Февральской и Октябрьской, революциях, но так же очевидно, что оно было далеко не решающим. В Октябре, например, на защиту Временного правительства не встало даже офицерство. С. Волков пишет: «После всего того, что офицерство претерпело по вине Временного правительства, после августовских событий офицерство в массе своей не могло, да и не хотело защищать его». «Пресловутый «комитет спасения революции», — говорил генерал Черемисов, — принадлежит к партии, которая около восьми месяцев правила Россией и травила нас, командный состав, как контрреволюционеров, а теперь поджала хвосты, распустила слюни и требует от нас, чтобы мы спасли их. Картина безусловно возмутительная». Н. Головин добавлял: «Во-первых, офицерство само было обезглавлено. Вожди, за которыми оно пошло бы с самоотвержением, были или арестованы или удалены. Лица, подставленные им на замену, не только не пользовались уважением, но часто даже презирались. Вовторых, офицеры, распыленные в толще армии, были бессильны что-либо сделать после неудачи корниловского выступления: солдатская масса видела в офицерстве своего врага»659. В критический момент в Зимнем дворце будет находиться всего около 1000 человек из окрестных школ прапорщиков, 50—60 случайных офицеров и женский батальон660. Таким образом, еще до конца октября правящая власть сама де-факто лишилась власти. Октябрьская революция лишь констатировала свершившийся факт де-юре. Даже сама легализация новой власти прошла в два этапа. Л. Троцкий писал: «После «тихого» восстания столичного гарнизона к середине октября, с того момента как батальоны по приказу Военно-революционного комитета отказались выступить из городаa и не вышли, мы имели в столице победоносное восстание, чуть-чуть еще прикрытое сверху остатками буржуазнодемократической государственности. Восстание 25 октябa

20 октября Временное правительство приказало 150-тысячному гарнизону Петрограда выступить на фронт и закрыть брешь, образовавшуюся в результате массовых братаний на СевероЗападном фронте. Гарнизон по приказу Военно-революционного комитета отказался. Войска, вызванные Керенским для усмирения бунта Петроградского гарнизона, отказались выполнять приказ. 198

ря имело только дополнительный характер. Именно поэтому оно прошло так безболезненно»661. Действительно, Октябрьская революция в столице по сравнению с Февральской прошла тихо, без массовых забастовок, митингов и демонстраций, большинство обывателей столицы ее даже не заметили. Суета была только вокруг Зимнего и Мариинского дворцов662. С редким единодушием как сторонники, так и радикальные противники большевиков констатируют, что Временное правительство само де-факто потеряло власть еще до 25 октября. Уже 25 апреля «в послании к народу... Временное правительство весьма удачно определило положение страны, в которой «рост новых социальных связей, ее скрепляющих, отстает от процесса распада, вызванного крушением старого государственного строя». Это несоответствие проявлялось роковым образом во всех областях народной жизни»663. «По-видимому, большевистский бурун нагрянет неотвратимо»664, — приходит к выводу накануне революции В. Чернов. «Настроение власти в октябре 1917 г. с отчаянной откровенностью выразил министр иностранных дел Терещенко в беседе с американским послом Д. Фрэнсисом 24 октября. «Я ожидаю большевистское выступление сегодня ночью, — сообщил Терещенко. «Если вы сможете его подавить, — ответил посол, — то я надеюсь, что оно произойдет». —

«Я думаю, что мы сможем его подавить, — сказал — Терещенко, — но я надеюсь, что оно произойдет независимо от того, подавим мы его или нет. Я устал от неуверенности и напряжения»665. Фрэнсис объяснял причины крушения Временного правительства тем, что «огромная масса солдат русской армии была темными крестьянами, которые не имели представления о том, за что они сражаются. Они воевали уже давно; они несли огромные потери; их предали некоторые из их военачальников, а их семьи терпели лишения. Ленин и Троцкий вместе с многочисленными сторонниками обещали им мир и землю. Они стремились к миру! Получить землю, на которой они трудились, было мечтой многих поколений. В этих условиях заставить этих вышедших из крестьян солдат сражаться и в то же время создавать демократическое правление в стране, где на протяжении столетий царствовал деспотизм, было задачей для лидера, имеющего стальные нервы Кромвеля и глубинную мудрость Линкольна. Керенский не был таким челове199

ком. Он был преимущественно оратором. Он был русским патриотом, заботящимся о благосостояния своей страны. Но он был слаб и в течение короткого времени своего правления дважды фатально ошибся; первый раз — когда после попытки совершения переворота в июле не сумел уничтожить Ленина и Троцкого. Второй раз — когда во время борьбы с Корниловым он не сумел найти общий язык с генералом, а обратился за помощью к Совету рабочих и солдатских депутатов, раздав оружие и боеприпасы рабочим Петрограда»666. Фрэнсис, как и многие другие, ищет истоки поражения Временного правительства в чисто субъективных причинах. Но даже ЧККа вынуждена констатировать: «Три состава Временного правительства, сменявшие друг друга в период между 2 марта и 25 октября 1917 года, показали полную его неспособность решить проблемы, доставшиеся в наследство от старого режима: экономический кризис, продолжение войны, рабочий и земельный вопросы... Неудача корниловского переворота 25—30 августа 1917 года вызвала окончательный кризис Временного правительства, переставшего контролировать все традиционные рычаги власти»667. Питт Джордж писал: «Революция не начинается с атаки на государство некой новой мощной силы. Она начинается просто с внезапного понимания почти всеми пассивными и активными гражданами, что государства больше не существует»668. Бердяев: «Революции я считаю неизбежными, они фатальны при отсутствии или слабости творческих духовных сил, способных радикально реформировать и преобразовать общество»669. Питирим Сорокин: «Падение режима — обычно результат не столько усилий революционеров, сколько бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима». С. Шарапов задолго до революции писал: «Сытая и благоденствующая страна — плохой материал для революции. В разоренной и голодающей, наоборот, не удержим никакой порядок, никакой гражданский строй»670. А. Деникин: «Власть падала из слабых рук Временного правительства, во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы»671. a

«Черная книга коммунизма».

200

Большевики

Коковцев накануне Февральской революции говорил Палеологу: «Мы движемся к революции». Сидящий рядом Путилов не согласен: «Вовсе нет. Мы движемся к анархии. Между ними большое различие. Революционеры пытаются что-то перестроить — анархисты думают только о разрушении»672.

К началу Февральской революции в Петрограде почти не было сколько-

нибудь влиятельных большевиков. Они пребывали или в эмиграции в Европе и США, или в ссылке. Из 29 членов и кандидатов в члены большевистского ЦК, избранного на VI съезде (в августе 1917 года), ни один не находился в февральские дни в Петрограде! И сам Ленин не только ничего не знал о готовящемся перевороте, но и не предполагал, что он вообще возможен6". Большевистские лидеры откровенно опоздали к началу революции и появились в России только в апреле (Ленин) и в мае (Троцкий). В. Ленина, который изобразил председателя Петроградского совета меньшевика Н. Чхеидзе чуть ли не предателем, последний, от имени Совета приветствовал ночью 3 апреля на Финляндском вокзале под звуки «Марсельезы» с почетным караулом, большой толпой единомышленников и сочувствовавших674. Первая более или менее ярко выраженная активность большевиков проявилась во время июньских демонстраций, которых они хотя и не организовывали, но в которых приняли активное участие. Их лозунгами были «Мир!» и «Вся власть Советам!». Свое отношение к власти большевики совершенно четко определили уже 3 июня 1917 г. на Первом Всероссийском съезде Советов, когда лидер меньшевиков И. Церетели, оправдывая нежелание его партии брать власть в свои руки, заявил: «В настоящее время в России нет политической партии, которая бы говорила: «Дайте нам в руки власть, уйдите, мы займем ваше место». Такой партии в России нет!» Именно тогда прозвучал знаменитый ответ Ленина: «Есть такая партия!» Большевики оказались единственной партией, политической силой в России, которая была готова не только реально взять власть, но и нести ответственность за нее. С момента своего организационного оформления в 1903 году большевистская партия резко отличалась от всех других социал-демократических течений прежде всего нацеленностью на революционное изменение существующего строя и 201

концепцией организации партии — «жестко структурированной, дисциплинированной, состоящей из отборных революционеров-профессионалов, партии — антипода расплывчатым массовым партиям, широко открытой для сочувствующих, для борьбы мнений и дискуссий, т. е. такой, какой были российские меньшевики и почти все европейские социал-демократы». Это была одна сторона, предопределившая успех большевиков. На другую указывал сам В. Ленин 29 сентября 1917 г. в статье «Кризис назрел»: «Нет сомнения, конец сентября принес нам величайший перелом в истории русской... революции... Мы стоим в преддверии всемирной пролетарской революции. И так как мы, русские большевики, одни только из всех пролетарских интернационалистов всех стран, пользуемся сравнительно громадной свободой, имеем открытую партию, десятка два газет, имеем на своей стороне столичные Советы рабочих солдатских депутатов, имеем на своей стороне большинство народных масс в революционное время, то к нам поистине можно и должно применить слова: кому много дано, с того много и спросится. В России переломный момент революции несомненен»675. Численность уволенных рабочих676 и партии большевиков677 (по отношению к марту), доля большевиков в выборных органах власти в 1917 г.678

Но помимо субъективных были и объективные условия наступления переломного момента. Их в определенной степе202

ни наглядно демонстрирует сравнение одного из индикаторов социальноэкономического кризиса — безработицы с ростом влияния радикальных социалистических партий. Уже в 1915 г. журнал «Вопросы страхования» подчеркивал, что «война усилила безработицу, число безработных достигло необычайных размеров». По подсчетам Л. Клейнборта, масштабы безработицы к концу 1917 г. достигли 573 тыс.679. Однако эти данные не представляли полной картины. На самом деле резервная армия труда была значительно больше. Безработица приняла угрожающие размеры680. И только большевики всего через месяц после прихода к власти, 11 декабря, в тяжелейших условиях военной и революционной разрухи приняли решение о «страховании на случай безработицы»681. Франция, например, приняла подобный закон уже в первые дни войны: «...Правительству пришлось наскоро создать организацию... по страхованию от безработицы. Оказание быстрой помощи диктовалось необходимостью сохранения социального мира. 20 августа 1914 г. правительство создало национальный фонд для безработных...»a Что же происходило с другими партиями в тот момент, когда партия большевиков стремительно набирала очки, увеличив с января по октябрь 1917 г. количество свои членов в 20—30 раз и достигнув к началу социалистической революции численности в 350 тыс. человек? Кадетская партия, которая в лучшие свои годы состояла из 100 тыс. членов, как реальная политическая сила к октябрю 1917 г. уже практически перестала существовать. Милюков характеризует состояние своей партии: «Куда-то, вдаль от нас, отодвигались и наши партийные группы в провинции. Их общее настроение, и прежде более левое, не поспевало эволюционировать за нами. Партийные съезды собирались все реже... Наша связь с провинцией поддерживалась регулярно издаваемыми отчетами фракции о ее деятельности в Думе; но откликов на эти отчеты было очень мало; до меня они не доходили»682. К осени 1917 г. в стране, по мнению П. Милюкова, «создалось «парадоксальное положение»: буржуазная республика защищалась «одними социалистами умеренных теa

В Париже, в августе 1914 г. было занято 497 346 человек (34% довоенного числа рабочих), в январе 1915 г. — 848 055 (58%), в январе 1916 г. — 1 185 176 (80%), в январе 1917 г. — 1 432 846 (97%) и в январе 1918 г. — 1 481 986 человек (100%). Пуанкаре Р. На службе Франции. 1914— 1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. С. 736. примечания. 203

чений», утратив в то же время «последнюю поддержку буржуазии», которая окончательно отказалась от буржуазной демократии и реформистских идей. Тот же П. Н. Милюков в августе 1917 г. в письме членам ЦК партии кадетов заявлял,

что «спасение России в возвращении к монархии... народ не способен воспринять свободу»683. Для меньшевиков, численность которых еще в августе 1917 г. достигала 200 тыс. членов (вторая после эсеров), роковым моментом стала их идея коалиции с буржуазией. Видный меньшевик А. Иоффе еще в мае 1917 г. пророчески писал: «Как бы громки ни были революционные фразы, но до тех пор, пока меньшевизм остается правительственной партией буржуазного правительства, до тех пор меньшевизм не только обречен на бездействие, но и совершает над собою своеобразное политическое харакири, ибо губит самую внутреннюю сущность социал-демократии»684. Коалиция с буржуазией в дни корниловского мятежа окончательно дискредитировала меньшевиков, хотя они принимали активное участие в организации отпора Корнилову. Партия меньшевиков стала распадаться. 28 сентября газета «Новая жизнь» писала: «Кто знаком с положением дел петроградской, крупнейшей организации меньшевиков, еще недавно насчитывавшей около 10 тысяч членов, тот знает, что она перестала фактически существовать. Районные собрания происходят при ничтожном количестве, 20—25 человек, членские взносы не поступают. Тираж «Рабочей газеты» катастрофически падает. Последняя общегородская партийная конференция не могла собраться из-за отсутствия кворума». В октябре — ноябре в России состоялось множество съездов разного уровня, и меньшевики на них везде терпели поражение. Видный меньшевик Д. Далин писал: «Нужно иметь мужество признать, что рабочие массы в огромном большинстве идут сейчас за большевиками. Это неоспоримый факт». Газета эсеров «Дело народа» писала о Московском областном съезде Советов 4 октября: «Съезд лишний раз обнаружил исчезновение с политической арены партии социал-демократов меньшевиков». После ухода меньшевиков со II Всероссийского съезда советов меньшевистская партия фактически перестала существовать. И. Сухановa писал об этом уходе: a

Суханов Н. (Гиммер Н. Н.; 1882—1940) — с 1903 г. эсер, с 1917 по 1920 г. — меньшевик, один из редакторов газеты «Новая жизнь», член Исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. 204

«...Мы ушли неизвестно куда и зачем, разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискредитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав все будущее своей организации и своих принципов. Этого мало: мы шли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами сего положения, уступив им целиком всю арену революции. Борьба на съезде за единый демократический фронт могла иметь успех. Уходя со съезда, оставляя большевиков с одними левыми эсеровскими ребятами и слабой группкой «новожизненцев», мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей «линии» Ленина...»685 Социал-революционеры — наиболее радикальная, революционная партия, проповедовавшая откровенный террор до февраля 1917 г. Партия эсеров была образована в 1902 г. из ряда подпольных групп, которые были остатками разгромленной в 1881 г. «Народной воли»a. Они считали себя наследниками революционных народников и тяготели к философии боевого действия. Н. Михайловский говорил, что «Дюринг, обосновавший теорию справедливости на чувстве мести, здорового возмездия, гораздо больше подходит к современной русской действительности, чем Маркс, который изучает явления только объективно и не обладает достаточно боевым темпераментом, чтобы понимать условия русской политической борьбы»686. Во время революции 1905—1907 гг. и перед ней эсеры совершили 263

крупных террористических акта, в результате которых погибли 2 министра, 33 губернатора, 7 генералов и т. д. В то время партия насчитывала 63 тыс. членов (всех социал-демократов было тогда около 150 тыс.). М. Пришвин в марте 1917 г., в своем дневнике давал сравнительную оценку эсерам и социал-демократам: «Эсеры малосознательны, в своем поведении подчиняются чувству, и это их приближает к стихии, где нет добра и зла. Социал-демократы происходят от немцев, от них они научились действовать с умом, с расчетом. Жестоки 2

Организация партии происходила под контролем охранки с 1899 г. Руководил этим контролем С. В. Зубатов. Через провокатора Е. Ф. Азефа Зубатов организовал и подпольную типографию эсеров, благодаря Азефу были проведены и аресты эсеров по всей России в 1903 г., а потом в Петербурге. Однако полиция не справилась с растущей партией, она возродилась и завязала связи с другими революционными левыми организациями 205

в мыслях, на практике они мало убивают. Эсеры, мягкие и чувствительные, пользуются террором и обдуманным убийством. Эсерство направлено больше на царизм, чем на отечество»687. Численность эсеровской партии к середине 1917 г. была сравнима с численностью всех остальных политических партий России, вместе взятых (700 тыс. членов). Партия, получившая большинстве в Совете, с самого начала демонстрировала откровенное нежелание брать на себя ответственность власти. Эсеры добровольно уступили место правящей партии меньшевикам и кадетам. «Позже, в сентябре 1917-го, один из эсеровский вождей, В. Чернов, резко обвинил своих соратников во «властебоязни», в «уступках кадетам», в привычке «топтаться вокруг власти» и на возражения, что взятие власти до Учредительного собрания является ее узурпацией, отвечал: «...Что же касается вопроса об «узурпаторстве», то кто же может оспаривать очевидный факт, что сейчас массы тянутся именно к социалистическим лозунгам и партиям, а следовательно, пришел их исторический черед...» Чернов сетовал, что власть не была захвачена эсерами ранее. «Надо было, — упрекал он свою партию, — не упускать, когда все шло прямо к нам в руки, а «не удержался за гриву — за хвост и подавно не удержишься»688. Эсеры так и не смогли справиться со своей болезнью «властебоязни». Хронический характер «болезни», по всей видимости, объясняется объективными предпосылками ее возникновения. Партия социалреволюционеров была до конца революционной партией, нацеленной только на разрушение... Тем не менее эсеры еще сохраняли свои позиции благодаря поддержке крестьян, которые шли за радикальным эсеровским лозунгом «Земля — крестьянам!». Временное правительство, как и царское, стало банкротом своей собственной разрушающей государственные основы политики. Пришедшие им на смену большевики не были созидателями, но уже и не были разрушителями. Они не имели вполне определенных идей нового государственного строительства, но, несмотря на лозунги «мировой революции», по логике отрицавшие наличие государственной системы, именно они обладали волей и организацией для остановки стремительно разваливающегося и разлагающегося государственного организма. По сути, большевики проводили операцию банкротства уже давно обанкротившейся царской и «временной» 206

власти России. Что такое банкротство? Это прежде всего форма ликвидации неэффективного управления и одновременное создание условий для выхода из кризиса. Большевики оказались единственной силой, которая встала на пути развала и самоуничтожения русского государства, последним рубежом отчаянной борьбы русского народа за свое существование... Один из наиболее выдающихся руководителей и идеологов «черносотенства» Б. Никольский через два месяца после Октябрьского переворота писал о

большевиках: «Делать то, что они делают, я по совести не могу и не стану; сотрудником их я не был и не буду», но «я не иду и не пойду против них», поскольку большевики — «неудержимые и верные исполнители исторической неизбежности... и правят Россией... Божиим гневом и попущением... Они власть, которая нами заслужена и которая исполняет волю Промысла, хотя сама того не хочет и не думает». Ранее он писал: «Чем большевики хуже кадетов, эсеров, октябристов?.. Россиею правят сейчас карающий Бог и беспощадная история, какие бы черви ни заводились в ее зияющих ранах». В октябре 1918 года Б. Никольский пишет, что большевики «в активной политике... с нескудеющею энергией занимаются самоубийственным для них разрушением России, одновременно с тем выполняя всю закладку объединительной политики по нашей, русской патриотической программе, созидая вопреки своей воле и мысли новый фундамент для того, что сами разрушают...» Вместе с тем, продолжал Никольский, «разрушение исторически неизбежно, необходимо: не оживет, аще не умрет... Ни лицемерия, ни коварства в этом смысле в них нет: они поистине орудия исторической неизбежности... лучшие в их среде сами это чувствуют как кошмар, как мурашки по спине, боясь в этом сознаться себе самим; с другой стороны, в этом их Немезида: несите тяготы власти, захватив власть! Знайте шапку Мономаха!..»689 Можно привести один образный пример из старой русской сказки, где мертвого богатыря по очереди окропляют сначала «мертвой», а затем «живой» водой. Ликвидация обанкротившейся временной власти, которую осуществляли большевики, была не чем иным, как окроплением той самой «мертвой» водой умирающего государства; «живая» будет еще впереди... Между тем операция банкротства сама по себе подразумевает хирургическое вмешательство в разъедаемый 207

гангреной организм; болезнь к тому же была запущена, а большевики были вынуждены были делать операцию срочно, в полевых условиях военного времени, интервенции, поэтому операцию пришлось делать без наркоза. Резать приходилось по живому — мучительно, больно, но тем самым спасался сам организм. Эта операция была своеобразной расплатой за вековую отсталость, хранимую русской аристократией, за демагогию либеральной демократии последних лет, за откровенный социальный расизм элиты к своему собственному народу... плата за преступления и грехи высших слоев русского общества, копившиеся столетиями, за их неисполненный долг — это был ее Судный день. Объективные политэкономические причины такого поведения элиты были, они неизбежны в России, и о них мы уже совсем скоро будем говорить, но были и глубоко субъективные... Об этой плате говорит и Н. Бердяев: «Мне глубоко антипатична точка зрения слишком многих эмигрантов, согласно которой большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников; сами же они неизменно пребывают в правде и свете. Ответственны за революцию все, и более всего ответственны реакционные силы старого режима... Революция есть тяжелая болезнь, мучительная операция больного, и она свидетельствует о недостатке положительных творческих сил, о неисполненном долге. Я сочувствовал «падению священного русского царства»... я видел в этом падении неотвратимый процесс развоплощения изолгавшейся символики исторической плоти»690. ТЕНДЕНЦИИ ВЛАСТИ Почему же в большинстве стран Европы к власти пришел фашизм, а в России

коммунизм? Мог ли в России победить фашизм? Для начала, наверно, следовало бы дать его определение. Существует множество различных толкований фашизма, но для нашего случая — сравнения России и Европы первой половины XX века — понятие фашизма дает пример евро-фашизма 1930-х годов. Впрочем, этот пример можно считать классическим случаем фашизма — радикального правого (буржуазного) течения как полного антипода коммунизма — радикальной левой социалистической идеологии. 208

Для наглядности изобразим фашизм и коммунизм на нашем графике. Оба занимают его крайние радикальные сектора. Но при этом фашизм обеспечивает привилегированные интересы меньшинства за счет большинства, а коммунизм, наоборот, означает всеобщее социальное и национальное равенство. Японский советолог Тэратака писал: «Нередко можно встретить утверждение, что большевизм и нацизм — одного поля ягоды. Я с этим решительно не согласен. Нацизм и большевизм — генетические враги». И он был прав.

Внимательный читатель заметит, что такое определение, как и положение фашизма на графике, соответствует понятию радикального либерализма. И здесь опять приведем вопрос-утверждение из Экономикса: «В конечном счете некоторые свободы могут быть более важны, чем свобода каждого человека от нужды»691. Ответ в этом случае простой и сложный одновременно — все дело снова в дозе. В крайнем случае данное утверждение становится моральным обоснованием фашизма. Как ни странно это будет звучать, но действительно фашизм по своей сути есть не что иное, как радикальный либерализм, поскольку последний в условиях ограниченности ресурсов развития может быть реализован только для очень ограниченного числа элиты, аристократии, оставляя подавляющее большинство в нужде. 209

Находящиеся в критических зонах графика фашизм и коммунизм могут использовать различные тоталитарные, силовые, идеологические, национальные, социальные и прочие методы обеспечения стабильности. По ходу книги мы рассмотрим механизмы их действия. Если общество не находит или не имеет в резерве этих внеэкономических методов, то радикальный либерализм, как и радикальный социализм, неизбежно приводят общество к анархии и самоуничтожению. Но любой радикализм не может существовать бесконечно — он в итоге всегда приводит к вырождению общества. Была ли в России возможность существования фашизма как националистической идеологии? Консолидируя германское общество в начале Первой мировой войны, кайзер заявил 4 августа 1914 г.: «Я больше не различаю партий, я вижу только немцев»692.

В России националистические, правые, черносотенные партии стали открыто появляться в период созыва I Государственной Думы. По новому закону о выборах в III Думу русские, в широком общественном смысле, получили дополнительные преимущества. В свою очередь, азиатские окраины были лишены представительства, в Польше, на Кавказе, в западных губерниях были введены национальные курии, что сократило число национальных депутатов. Русские, украинцы, белорусы насчитывали 85,2% депутатов III Государственной Думы, поляки — 4,3%, немцы — 2,3% (при том, что русские, в широком смысле, составляли 65% всего населения России). Витте жестко критиковал и даже обвинял: «Столыпин, выдвинув на первый план своеобразный принцип русского национализма, в силу которого, чтобы быть верным сыном своей родины, Великой Российской империи и верноподданным государя, нужно иметь фамилию, оканчивающуюся на «ов», быть православным и родиться в центре России...»693 «Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша революция права, так называемые черные сотни или «истинно русские люди». На знамени их высокие слова «самодержавие, православие и народность», а приемы и способы их действий архилживы, архибессовестны, архикровожадны. Ложь, коварство и убийство — это их стихия. Во главе явно стоит всякая с...ь, как Дубровин, Грингмут, Юзефович, Пуришкевич, а по углам, спрятавшись, — дворцовая камарилья. 210

Держится же эта революционная партия потому, что она мила психологии царя и царицы, которые думают, что они тут обрели спасение»694. Витте чересчур сгущал краски; например, в приводимом им перечне черносотенцев всего одна русская фамилия, и та заканчивается на «ин». Тем не менее П. Столыпин действительно с девальвацией традиционных консолидирующих общество ценностей «православие, самодержавие, народность» стал искал новую объединяющую общество базу. Православие было наиболее распространенной религией и выполняло основные консолидирующие функции. Но уже к началу XX века церковь утратила свой авторитет. «Среди огромного персонала высшей церковной иерархии и академической богословской профессуры, при всем изобилии ученых специалистов и приличных администраторов, меньше всего можно было встретить людей истинно церковного духа. Двухсотлетняя жизнь русской церкви, обращенной в бюрократическое ведомство, принесла свой горький плод»695. Либеральные реформы П. Столыпина вели к отделению церкви от государства. И хотя в полном объеме этого сделано не было, тем не менее была введена свобода совести (свобода вероисповедания), Дума провела ограничение влияния церкви в школах. И это при том, что официального деления населения на нации в России не было, разделение общества происходило по вероисповеданию. Влияние церкви разрушалось и с ростом образования, самосознания, самоидентификации личности. В результате к началу XX века православие перестало быть той консолидирующей силой, которой была всего век назад. Самодержавие после революции 1905 г., поражения в японской войне, Манифеста, введения парламента — Думы также во многом девальвировало свою объединительную ценность. «Народность» с ростом самосознания наций в XIX веке стала превращаться в периферийный национализм. В итоге Бердяев констатировал: «Из официальной фразеологии «православие, самодержавие и народность» исчезло реальное содержание, фразеология эта стала неискренней и лживой»696. П. Столыпину ничего не оставалось, как попытаться выдвинуть новую объединительную идею — консолидировать русское общество на национальной

основе, — и здесь он ничем не отличался от западноевропейских правителей, как, впрочем, и от восточных. Струве писал: «Национальная идея современной России есть примирение между властью и про211

снувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органично срастись»697. Именно в этот период начались весьма робкие попытки русификации Прибалтики и Финляндии, Западной Украиныa. В западных губерниях из Царства Польского Столыпин выделил Холмскую Русь — исконные русские земли, захваченные некогда Польшей и колонизированные (полонизированные) еюb. Правящим классом и помещиками там были главным образом поляки, а русские — в основном крестьянами; при этом они говорили по-русски и сохранили русское самосознание. В этих девяти западных губерниях поляки составляли 4% всего населения, и 1—6% в шести юго-западных. Но благодаря тому, что почти все крупные землевладельцы и дворяне в этих губерниях были поляками, по имущественному и сословному цензу в Думу и Госсовет проходили только они. «Сословно-имущественный признак входил в противоречие с национальными реалиями»698. П. Столыпин по этому поводу писал: «Для демократической России поляки не страшны ни в малейшей степени, но Россия, в которой властвует земельное дворянство и бюрократия, должна защищаться от поляков искусственными мероприятиями, загородками «национальных курий». Официальный национализм вынужден прибегать к этим методам в стране, где существует несомненное русское большинство, потому что дворянская и бюрократическая Россия не может прикоснуться к земле и черпать силы из русской крестьянской демократии»699. Ситуация осложнялась напряженными отношениями между Россией и Польшей. Попытки Александра I, Александра II, Николая II нормализовать отношения с Польшей немедленно приводили в 1831 и 1863 годах к восстаниям, в 1905 г. — к резкому росту антирусских настроений, вытеснению русских a

Острота проблемы определялась и нарастанием колонизации Украины иностранцами. В октябре 1910 г. П. Столыпин внес в Думу предложение запретить покупку земли иностранцами в западных губерниях (Волынской, Подольской, Киевской, Бессарабской). С 1860 по 1890 г. число иностранцев в этих регионах выросло с 2,4 тыс. до 200 тыс. Немецкие колонисты в Волыни составляли свыше 5% населения и владели свыше 12% всех частных земель. Принят в 1912 г. Немецкие колонисты, принявшие российское подданство после 1888 г., также ограничивались в праве приобретения земельной собственности. Федоров Б. Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». В 2 т. Т. 1. СПб.: Лимбус-Пресс, 2002. С. 509. b В результате там укрепилось влияние католической (униатской) церкви (по Брестской унии 1596 г. католицизм вводился с сохранением большей части внешних православных обрядов, что получило название униатской церкви). 212

и ополячиванию западных областей Украины, Белоруссии, Литвы700. П. Столыпин приводил следующие факты: «В Минском городском самоуправлении не пропускают совсем русских... не прошел ни один гласный по русскому списку... в Житомире... все важнейшие должности по найму — и бухгалтеры, и секретари, и юрисконсульты, и врачи, и заведующие водопроводом — все отдано полякам»701. Перед выборами во II Думу на съезде в Варшаве поляки договорились от Западной России, Литвы и Царства Польского не пропускать в Думу русских. Свое решение они опубликовали в газетах702. Столыпин пришел к выводу, что «...поляки были не в силах изменить свое политическое направление; они не могли этого сделать и при выборах в Государственную Думу и Совет; везде, где русские им предлагали соглашение, почти везде они это отвергали»703. Предлагая свой проект закона, П. Столыпин говорил: «Цель правительственного законопроекта не в угнетении прав польских уроженцев Западного края, а в защите уроженцев русских... Законопроект дает законное представительство всем

слоям местного населения, всем интересам; он только ставит предел дальнейшей многовековой племенной политической борьбе...»704 Решительные меры П. Столыпина, направленные на защиту русского населенияa, дали повод в 1928 г. Ф. Горячкину в Харбине издать книгу под названием «Первый русский фашист Петр Аркадьевич Столыпин». Между тем именно крайне правые черносотенные партии попытались воспользоваться голосованием по вопросу национальных курий, для того чтобы свалить Столыпина703. И хотя полностью замысел не удался, но именно с этого момента начался закат Столыпина, приведший к его гибели. Между тем П. Столыпин указывал, что понятие «русский» он берет в широком смысле слова — т. е. к русским он относил всех, кто желает консолидироваться под русской идеей вне зависимости от национальности. Русская идея включала в себя a

Вместо сословно-имущественных курий были введены национально-имущественные польская и русская избирательные курии. Опыт выборов по национальным куриям был и раньше. Но даже при такой системе поляки получали преимущества, поскольку они были основными землевладельцами в этих губерниях. Для достижения паритета имущественный ценз в западных районах России был снижен. Продвижение этого закона в Думе встретило сопротивление как справа, так и слева: одни упрекали Столыпина в национализме, другие — в излишней «демократизации» из-за снижения имущественного ценза, разрушении русской государственности. 213

прежде всего желание сохранить единое российское государство, что влекло за собой необходимость введения как официального русского языка, распространения соответствующего образования и т. д., при этом не слишком ущемляя национально-культурные, исторические и даже экономические особенности и интересы народов, населявших Россию. В 1930-х годах подобно планам Столыпина будет введено консолидирующее понятие «единая общность советский народ», обеспечившее консолидацию общества во время Второй мировой войны, а в 1990-х, уже после развала СССР, либеральнодемократической властью будет введено понятие «россияне»... П. Столыпин брался за очень тяжелое, почти безнадежное дело. Витте, снова был прав: «Всякий же, знающий историю, знает, как трудно спаивать разнородные населения в одно целое, в особенности при сильном развитии в XX столетии национальных начал и чувств»706. Ситуация до крайности обострялась тем, что западные окраины начали развиваться раньше и развивались гораздо более высокими темпами чем коренное русское население. И причины этого не только в географической близости к морям и просвещенной Западной Европе. Развитие русского населения искусственно сдерживалось царской властью для сохранения основ монархии и тех самых консолидирующих принципов: «православия, самодержавия, народности». Эти принципы держались на неграмотности и забитости русского мужика, загнанного в стада общин, на его послушании и выносливости. Западные губернии, наоборот, получали целый ряд льгот, способствовавших развитию и расширяющих их права. Именно по этим причинам экономическое и национальное развитие русских регионов отставало от развития западных губерний. И именно поэтому и невозможно было использовать в качестве консолидирующего рычага экономические принципы, которые объединяют, например, сегодня Евросоюз. Но эта проблема была неразрешима в то время не только для России, но и для более развитых стран, например, той же Австро-Венгерской империи. В своей националистической политике Столыпин вначале попытался опереться на черносотенцев. Связь между черносотенцами и фашизмом находит В. Сироткин, который пишет о речах Н. Маркова («черносотенный» депутат Государственной Думы): «Все это очень напоминало будущие речи Муссолини и Гитлера... И не случайно в своей мракобесной книжке «Война темных сил»

Марков позднее восторгался Муссоли214

ни»707. Н. А. Бердяев в одно время с Марковым писал в «Новом Средневековье»: «Фашизм — единственное творческое явление в политической жизни современной Европы... Значение будут иметь лишь люди типа Муссолини, единственного, быть может, творческого государственного деятеля Европы»708. Количество официальных членов черных сотен в России109 1906— 91 450 1907— 253 407 1908—404 500 С другой стороны, среди депутатов Думы даже в лучшие годы количество черносотенцев не превышало 15%. В то время как, по подсчетам историков, в 1917г. количество членов всех политических партий по всей России составляло около 1,2% населения страны. Уже в 1994 году в Москве при поддержке Фонда Сороса была издана книга У. Лакера «Черная сотня. Происхождение русского фашизма». В. Кожинов пишет: «Лакер пытается углядеть фашизм в совсем иных явлениях; к тому же он определяет его уже в самом заглавии книги как «русский». Основы этого фашизма заложил, как утверждает Лакер, Союз русского народа, который, оказывается, исповедовал расизм, как и впоследствии германские фашисты»710. Случайно ли, что после поражения СССР «русский фашизм» стал одной из излюбленных тем западных авторов? Для того чтобы привязать фашизм к России, они идут на откровенный подлог. Главное — ярлык, брэнд, остальное — дело рекламы. В 2001 г. выходит книга С. Шенфилда «Русский фашизм», который, сославшись на черносотенцев, тем не менее так и не смог идентифицировать фашизм в России до 1917 года. Тогда он нашел потенцию фашизма в России XXI века, фактически определив фашизм как желание русских быть русскими. По этому критерию к организациям, имеющим фашистские тенденции, он отнес ЛДПР (во главе с В. Жириновским и губернатором Пскова Е. Михайловым), естественно, коммунистическую партию, во главе с Зюгановым и даже Российскую православную церковь, почти сравняв их с РНЕ711. Откровенная русофобия автора при этом даже не скрывается. 215

Между тем в черносотенных организациях начала XX века — Русское собрание, Союз русских людей, Русская монархическая партия, Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела — состояли выдающиеся академики филолог К. Я. Грот, историк Н. П. Лихачев и ботаник В. Л. Комаров (впоследствии президент Академии наук), создатель первого в России оркестра народных инструментов B. В. Андреев, один из крупнейших медиков профессор С. С. Боткин, великая актриса М. Г. Савина, известный всему миру византинист академик Н. П. Кондаков, живописцы К. Маковский и Н. Рерих, выдающийся книгоиздатель И. Д. Сытин и др. C. Н. Булгаков один раз заметил: «Из Госдумы я вышел таким черным, каким никогда не бывал». По рисунку В. М. Васнецова была изготовлена торжественная хоругвь Русской монархической партии. Вдова Достоевского, стремившаяся так или иначе продолжать его деятельность, сочла своим долгом стать действительным членом «черносотенного» Русского собрания. Будущий патриарх Тихон, занимая в 1907— 1913 годах пост архиепископа Ярославского и Ростовского, одновременно возглавлял губернский отдел Союза русского народа. С ним был протоиерей Иоанн Кронштадтский. В. И. Ленин был совершенно

точен, когда называл патриарха Тихона и его сподвижников «черносотенным духовенством»712. Трудно заподозрить столь выдающихся личностей в примитивном национализме. Как ни странно, эти сомнения подтвердждает сам Лакер, доходя в своей книге до абсурда. Желая показать национальную «несостоятельность» русских «черносотенцев», Лакер сообщает, что немало видных «черносотенных» деятелей «были нерусского происхождения: Пуришкевич, Грингмут, Бутми де Кацман, Крушеван, генералы Каульбарс и Ранд, Левендаль, Энгельгардт, Плеве, Пеликан, Рихтер, Шванебах и другие». Очевидно, что дело не в национализме; для многих из них правый радикализм был объединяющей базой, данью консервативным началам — монархизму, протестом на откровенный демагогизм либеральной интеллигенции и органическим непринятием прогрессивных социальных идей левых партий. Но прежде всего они были «русскими» по Столыпину — т. е. они были сторонниками сохранения единого Русского государства. Черносотенство, по идее его создателей, не должно было носить и по большому счету не носило националистического характера. 216

Лакер в итоге своих рассуждений сам приходит к аналогичному выводу: «Чистокровный, примитивный расизм нельзя было внедрять в стране, где половина населения была нерусского происхождения... Можно было еще взять курс на изгнание или уничтожение всех нерусских, однако такое решение было бы чересчур радикальным для партии, которая хотя и шла к фашизму, но была еще далека от этих неясных целей»713. За сто лет до Лакера о том же писал Витте: «Когда около 35% населения инородцев, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белороссов, то невозможно в XIX и XX веках вести политику, игнорируя этот исторический капитальной важности факт, игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, — их религию, их язык и пр. Девиз такой империи не может быть «обращу всех в истинно русских». Этот идеал не может создать общего идеала всех подданных русского императора, не может сплотить все население, создать одну политическую душу»714. Русский национализм, который существовал издревле и который лежал в основе столыпинского национализма, коренным образом отличался от европейского. Русского национализма, в европейском понимании, в России просто не существовало. У него были совершенно другие цели. Русские исторически выступали как объединительная сила, не порабощая или уничтожая, как порой англосаксы, завоеванные народы, а объединяя их, зачастую искусственно создавая условия для их саморазвития. Причем русские несли цивилизацию как на восток, так и в свои западные губернии; ведь тех же прибалтийских стран и Финляндии до появления России просто не существовало. Они самоидентифицировались именно в русской среде. Западная Европа не дает почти ни одного подобного примера. «Россия больше чем народ, — писал В. Соловьев, — она есть народ, собравший вокруг себя другие народы...» Н. Бердяев: «Дух России — вселенский дух. Национален в России именно ее сверхнационализм... в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира». Другого и быть не могло. Если европейские страны представляют собой в той или иной мере мононации, а их колониальные территории и народы находились за морями, то русские жили бок о бок с теми, с кем еще вчера воевали. Но война не может продолжаться вечно, мир требует компромиссов. Это выработало соответсвующий менталитет русского народа, развило 217

его ассимиляционные свойства, что позволило существовать России как единственному в Европе многонациональному государству. По этим же причинам

национальное самосознание русского народа, развитие которого пытался стимулировать Столыпин, отставало от соседних народов и осталось слабо развитым до сих пор — до XXI века... Идеализм русского национализма в полной мере выразил Тютчев в ответ на жесткий прагматизм Бисмарка, заявлявшего: «Национальные вопросы решаются железом и кровью»: «Единство, — возвестил оракул наших дней, — Быть может спаяно железом лишь и кровью....» Но мы попробуем спаять его любовью, — А там увидим, что прочней715.

Этот русские идеализм, описываемый Тютчевым, отражал в своих размышлениях Солоневич: «Еще сто лет тому назад на юге и западе США правительство платило за скальп взрослого индейца пять долларов, а за скальп женщины и ребенка — по три и два доллара. Приблизительно в то же время завоеванные кавказцы — Лианозовы, Манташевы, Гукасовы — делали свои миллионы на «русской нефти», из русских — не сделал никто. Завоеванный князь Лорис-Меликов был премьер-министром, а Гончаров во «Фрегате «Паллада» повествует о том, как в борьбе против «спаивания туземцев» русское правительство совершенно запретило продажу всяких спиртных напитков к востоку от Иркутска — и для русских в том числе. Все это никак не похоже на политику «национальных меньшинств» в США и Канаде, в Конго или на Борнео. Все это никак не похоже и на политику Англии в Ирландии или Швеции в Финляндии. Англия, завоевав Ирландию, ограбила ирландцев до нитки, превратив все население страны в полубатраков. Швеция, завоевав Финляндию, захватила там для своей аристократии огромные земельные богатства, и против этой аристократии финское правительство вело свои знаменитые «дубинные войны». Россия отвоевала от Швеции Прибалтику и Финляндию, не ограбила решительно никого, оставила и в Прибалтике, и в Финляндии их старое законодательство, администрацию и даже аристократию — прибалтийские немцы стояли у русского престола и генерал Маннергейм был генерал-адъютантом его величества»716. А что же Европа? Приведем здесь свидетельства Бердяева: «Наблюдая разные национальности Европы, я встречал симпатичных людей во всех странах. Но меня поражал, отталки218

вал и возмущал царивший повсюду в Европе национализм, склонность всех национальностей к самовозвеличению и придаванию себе центрального значения. Я слышал от венгерцев и эстонцев о великой и исключительной миссии Венгрии и Эстонии. Обратной стороной национального самовозвеличения и бахвальства была ненависть к другим национальностям, особенно к соседям. Состояние Европы было очень нездоровым. Версальский мир готовил новую катастрофу. Но причины оргии национализма лежат глубже. Национальность подменила Бога. У меня есть настоящее отвращение к национализму, который не только аморален, но всегда глуп и смешон, так же как и индивидуальный эгоцентризм»717. «Совсем особое явление представляет собой провинциализм французский. Французы убеждены в том, что они являются носителями универсальных начал грекоримской цивилизации, гуманизма, разума, свободы, равенства и братства. Так случилось, что Франция оказалась носительницей и хранительницей этих начал, но эти начала — для всего человечества, все народы могут ими проникнуться, если выйдут из состояния варварства. Поэтому французскому национализму свойственно крайнее самомнение и самозамкнутость, слабая способность проникать в чужие культурные миры, но он не агрессивный и не насильнический.

Немецкий национализм совсем иного типа. Немцам гораздо менее свойственна уверенность в себе, у них нет ксенофобии, они не считают свои национальные начала универсальными и годными для всех, но национализм их агрессивный и завоевательный, проникнутый волей к господству»718. Была ли в России возможность существования фашизма как крайней правой буржуазной идеологии? Немецкие правые буржуазные партии в 1933 г. вполне легальным и демократическим путем передали власть Гитлеру (бритоголовые были только инструментом в их руках). При этом имущий класс в 1930 годах в Германии составлял не менее 25%. В России же в 1917 году более 80% населения составляло в основном нищее крестьянство, еще 7—10% — такой же нищий пролетариат, и только 5—6% населения можно было отнести к имущему или среднему классу, которому было что терять. Численность господствующей верхушки (помещики, крупная буржуазия и высшее чиновничество) в 1897 г., по подсчетам 219

В. И. Ленина, составляла только 3 млн. человек, т. е. 2,4% всего населения России. Основную массу населения (63,7 млн. человек, т. е. 50,4%) представляли пролетарии и полупролетарии. Беднейших мелких хозяев в городе и деревне было 35,8 млн. (36,6%, населения)a. Причины, почему доля высших и средних классов в России была меньше, чем в Европе, мы рассмотрим позже, а пока лишь констатируем объективность этой тенденции, прошедшей через многие столетия. Даже в феодальные времена удельная численность единственного тогда высшего класса, дворянства, в России была в 5-6 раз меньше, чем в европейских странах. В ноябре 1917 г. на выборах в Учредительное собрание по Московскому городскому округу торгово-промышленная группа получила всего 0,35% голосов — по сравнению с 48% у большевиков и 34% у кадетов. П. Рябушинский так изложил причины исторического поражения своего класса: «Русская буржуазия, численно слабая, не в состоянии была выступить той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути... Вся обстановка прошлого не способствовала нашему объединению, и в наступивший роковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила»719. Знание фундаментальных различий в строении русского и западного обществ показал Мильх, который в 1933 г. пытался сконструировать теорию, из которой выходило, что «германская буржуазия не подлежит ликвидации по той простой причине, что она играет в Германии ту же самую роль, которую крестьяне играют в СССР. Подобно тому как мы (т. е. СССР) не уничтожаем крестьянство, а пытаемся его переделать мирными средствами, так точно и немецкие наци будут пытаться мирными средствами вовлечь буржуазию в национальный социализм...»720 Для большей наглядности механизма воздействия структуры общества на революцию обратимся к нашему графику. Политэкономический строй, на котором базировалось самодержавие, был полуфеодальным. Положение на ней российского абсолютизма определяется наличием ресурсов для его дальнейшего политэкономического развития. К началу XX века в России эти ресурсы были уже практически полностью исчерпаны — это положение соответствует точке «А», нахоa

В России из 150 миллионов населения (ценз 1912 года) в городах жило 16 миллионов человек (2,5 млн. промышленных рабочих). Во Франции городское население составляло — 50%, в Англии — 70 %. 220

дящейся в критически нестабильной, крайней левой зоне. За сохранение

существующего положения боролись различные привилегированные проправительственные, националистические партии и непосредственно сам царский режим; реальными силами, позволявшими сохранять относительную стабильность, были прежде всего царская бюрократия, инерция власти и репрессивный аппарат. В то же время реальное развитие страны уже вплотную приблизилось к следующему уровню общественного развития — капиталистическому. Отдельные слои и классы общества уже практически перешли на него. Однако между ними существовали принципиальные различия. Либеральная интеллигенция и буржуазия стремились занять на кривой «капитализма» положение, максимально приближенное к уровню политических свобод и материальным возможностям Запада. Однако такое перемещение было ограничено экономическими возможностями русского общества того времени. Поэтому предельно достижимым равновесным положением для либералов была только точка «К»a. Это означает, что уровень западных свобод и потребления при существующем уровне экономического развития мог быть обеспечен только очень небольшой элитарной группе за счет усиления эксплуатации всего остального общества. Реализация всеобщего равного избирательного права, согласно конституционнодемократической программе кадетов, в этом случае была невозможна ни при каких условиях. Не вдаваясь в теорию, мыслители того времени пришли к аналогичным выводам. Вглядываясь в грядущее, Леонтьев утверждал в 1880 году, что «тот слишком подвижный строй», к которому привел «эгалитарный и эмансипационный прогресс XIX века... должен привести или к всеобщей катастрофе», или же к обществу, основанному «на совершенно новых и вовсе уже не либеральных, а напротив того, крайне стеснительных и принудительных началах. Быть может, явится рабство своего рода, рабство в новой форме, вероятно, в виде жесточайшего подчинения лиц мелким и крупным общинам, а общин — государству»721. «Анализ сознания и практических устремлений всех общественно-политических сил, так или иначе вовлеченных в революционные события 1905—1906 гг. — интеллигенции, инициировавшей революцию и игравшей в ней наиболее a

График несколько упрошен для облегчения восприятия, на самом деле речь идет об относительных величинах. 221

активную роль, крестьянства, тонкого слоя собственно «буржуазии», малочисленного рабочего класса и аморфной городской «мелкой буржуазии» — привел Вебера к заключению, что «массы», которым всеобщее избирательное право «всучило» бы власть, не будут действовать в духе либеральной буржуазнодемократической программы...»722 Предельные политэкономические кривые в начале XX века в России

Говоря о рабочих, М. Вебер отмечал, что критерием господства «духа капитализма» является состояние умов рабочих, а не буржуа. Между тем для России, как справедливо писал Пришвин, «рабочие — посланники земли»: «Характерно для нашего движения, что рабочие в массе сохраняют деревенскую мужицкую душу». Тем не менее рабочие уже находились на капиталистической стадии развития, но в отличие 222

от либералов и буржуазии они стремились к большей социальной справедливости (основные требования: повышение зарплаты и сокращение продолжительности рабочего дня), которую в данном случае отражает точка «С». Еще около 10% населения, в зависимости от достатка и развития, были распылены на капиталистическом уровне. Но все вышеперечисленные раздираемые противоречиями группы, вместе взятые, как мы уже говорили, составляли всего менее 20% русского общества. И их влияние на исторический процесс было ограниченно устремлениями оставшейся 80% слитной крестьянской массы. А крестьянство стремилось остаться — отчасти само, в силу инерции, отчасти из-за специфических климатических условий, но по большей части из-за сознательной ее консервации долгое время царской аристократией — на том же самом постфеодальном уровне, который отражал их главный лозунг — «Земля и воля!». Мало того, оставаясь на постфеодальном уровне, крестьяне склонялись к еще большей социальной справедливости — «черному переделу», что отражает точка «Кр». Для того чтобы закончить определение сил, действовавших на общество в 1917 г., необходимо указать еще одну силу определившую его развитие, — снижение экономического потенциала общества вследствие войны. Т. е. вектор развития общества в данный момент был направлен не вверх, а наоборот, вниз. Именно он вывел общество из равновесия и определил направление революции. Величину этой силы рассчитать довольно сложно, но тем не менее вполне объективную сравнительную оценку ей дать можно, и мы это сделаем чуть позже на основании сопоставления мобилизационной нагрузки в Первой мировой войне России с другими странами. Сочетание всех этих сил обусловило направление результирующего вектора дальнейшего развития".

Понимание данной ситуации в той или иной степени демонстрировали практически все выдающиеся современники той эпохи, начиная с Витте и Столыпина. Они осознавали расстановку сил в русском обществе и указывали на то, что любая революция в России неизбежно закончится «крестьянa

При этом необходимо помнить, что величина каждой силы определяется не только долей, которую ее представители занимают в обществе, но и степенью активности, подготовленности членов, ее составляющих, а также общими окружающими и стартовыми условиями. 223

ским бунтом» и анархией. И Витте и Столыпин яростно выступали против любой войны, их целью было создание крепкого среднего класса в России, только он мог спасти страну от социальной революции. В феврале 1914 года уже была очевидна надвигавшаяся угроза войны с Германией, и П. Н. Дурново, убеждая Николая II любой ценой предотвратить эту войну, буквально пророчествовал: «...Начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдадут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, — сначала «черный передел», а затем и общий раздел всех ценностей и имуществ... Армия, лишившаяся за время войны наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционноинтеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению». Далее П. Н. Дурново пояснял еще: «За нашей оппозицией (имелись в виду думские либералы. — В. К.) нет никого, у нее нет поддержки в народе... наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет»723. О том же самом писал Бердяев: «Либеральное движение было связано с Государственной Думой и кадетской партией. Но оно не имело опоры в народных массах и лишено было вдохновляющих идей»724. Е. Трубецкой писал: «В других странах наиболее утопическими справедливо признаются наиболее крайние проекты преобразований общественных и политических. У нас наоборот: чем проект умереннее, тем он утопичнее, неосуществимее. При данных исторических условиях, например, у нас легче, возможнее осуществить «неограниченное народное самодержавие», чем манифест 17 октября. Уродливый по существу проект «передачи всей земли народу» без всякого вознаграждения землевладельцев менее утопичен, т. е. легче осуществим, нежели умеренно-радикальный проект «принудительного отчуждения за справедливое вознаграждение». Ибо первый 224

имеет за себя реальную силу крестьянских масс, тогда как второй представляет собой беспочвенную мечту отдельных интеллигентских групп, людей свободных профессий да тонкого слоя городской буржуазии»725. Путилов 2 июня 1915 г. указал представителям Антанты на неизбежность революционного взрыва. Поводом послужит военная неудача, голод или стачка в Петрограде, мятеж в Москве или дворцовый скандал. Революция будет исключительно разрушительной, ввиду того что образованный класс в России являет собой незначительное меньшинство населения. Он лишен организации и политического опыта, а главное, не сумел создать надежных связей с народом. Величайшим преступлением царизма, утверждала устами Путилова русская буржуазия, является то, что он не создал иного очага политической жизни, кроме

бюрократии. Режим настолько зависит от бюрократии, что в тот день, когда ослабнет власть чиновников, распадется русское государство. Парадокс заключается в том, что сигнал к революции дадут буржуазные слои, интеллигенты, кадеты, думая, что спасают Россию. Но от буржуазной революции Россия тотчас же перейдет к революции рабочей, а немного позже — к революции крестьянской. Начнется ужасающая анархия длительностью в десятки лет726. Вполне естественно, что все, кто понимал законы развития общества и искал выход из создавшегося положения, неизбежно уходили от либеральнобуржуазной идеи к социалистической. В начале XX века С. Булгаков писал в «Философии хозяйства»: «Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм»727. Так, например, известный в то время экономист западник Янжула «склонялся к так называемому государственному социализму»; он был приверженцем широкого вмешательства государства в экономическую жизнь и возлагал надежды на его социальную политику. При этом ученый, по его собственному признанию, «был равнодушен к вопросам политики, придавая гораздо большее значение экономическому моменту в жизни a

И. И. Янжул заслужил репутацию «лучшего и даже единственного у нас знатока народнохозяйственной жизни, истории и литературы Англии», занимающего «выдающиеся и совершенно самостоятельное место в нашей экономической литературе». Критико-библиографический словарь русских писателей и ученых. Т. VI. СПб. 1897—1904. С. 60. Савченко М. Английская торговля Ивана Янжула. №5-6, 2003, Родина. 225

человека и общества»728. Философ Бердяев, не вникая в политэкономические тонкости, тем не менее пришел к аналогичному выводу: «В России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям. В России революция могла быть только социалистической.. .»729 Была ли в этом случае альтернатива большевизму? Фон Эртцен в 1963 году в книге «Производственные Советы в Ноябрьской революции» писал: «Единственный действительной альтернативой буржуазной демократии был не «большевизм», а опирающаяся на Советы социальная демократия». Этот вывод напрашивался сам собой. В. Никольский после Февральской революции находил выход в том, что, «сглаживая трения, все три партии могут идти по одному пути, если кадеты решительно сдвинутся влево и пойдут навстречу зову жизни». Проф. Лосский на 7-м кадетском съезде (март 1917 года. — Н. Я.) открыто заявил, что кадеты тоже социалисты, только не революционные, а эволюционные...» «Если мы воспроизведем в своей памяти основные пункты программ трех наших партий, то не найдем непримиримых противоречий»730. Но тот же идеалистический радикализм либеральных и социалистических партий, который разрывал I Государственную Думу, разрывал и их коалицию после Февраля. Из Германии Э. Деймиг 19 ноября 1918 г. говорил: «Товарищи, не давайте лишить себя власти, испугавшись призрака большевизма. Тот, кто хорошо понимает дело, знает, что под именем большевизма надо подразумевать то, что называется социализмом»731. «Логичен в революции, верен ее существу был только большевизм», — к такому выводу пришел бывший марксист, а затем монархист П. Струве732. «В статье, написанной в 1907 г. и вошедшей в книгу «Духовный кризис интеллигенции», — пишет Бердяев, — я довольно точно предсказал, что когда в России настанет час настоящей революции, то победят большевики»733. Русское общество имело и другое коренное, глубинное отличие от западного общества — общинный характер. «Фашизм» в переводе с итальянского означает

«пучок», «связку», в переводе на политэкономический язык «фашистский социализм» — «связка индивидуумов». В понимании марксистов 226

«коммунизм» — «община» (Gemeinwesen)a, прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову «коммуна»734. В России община объединяла до 80% населения страны. Община, с одной стороны, подавляла индивидуальность, а с другой — обеспечивала выживание русского крестьянина и русского государства в крайне суровых климатических условиях. Между тем общинный строй в той или иной степени был свойствен всем странам Европы в дофеодальный и даже феодальный период развития, когда на Западе община была уничтожена. В России община дожила до XX века. Индивидуализм стал чертой западного мира с началом индустриальной революции. На Западе во времена буржуазных революций переход от феодального к буржуазному строю неожиданно столкнулся с чисто психологической проблемой: принципы функционирования нового общества (торгового капитализма) в его первой фазе развития — дикого капитализма, главным критерием которого была беспощадная конкуренция и нажива, вступили в ожесточенное противоречие с традиционной системой ценностей феодальных общинных и патриархальных отношений. Одним из первых систему моральных ценностей нового общества обосновал наиболее яркий философ того времени Томас Гоббс (1588— 1679). «Наблюдая за жизнью современного ему общества, Гоббс приходит к выводу, что человек ищет не общения, а господства, и что к другим людям его влечет не любовь, а жажда славы и удобства. Повсюду человек добивается только своей выгоды... люди в естественном состоянии пребывают в постоянной вражде друг с другом. Они проникнуты жаждой приносить вред друг другу. Один человек боится другого человека как своего врага. Он ненавидит его и старается ему навредить. Эгоистическое стремления и страх характеризуют человека в естественном состоянии. Кредо Гоббса — «человек человеку — волк». По его словам, естественное состояние есть состояние войны — войны всех против всех»735. Другой философ гражданского общества, Джон Локк, утверждал индивидуализм тезисом, что «никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому». a

«По-немецки есть два слова «община», из которых Энгельс выбрал такое, которое не означает отдельной общины, а совокупность их, систему общин. По-русски такого слова нет, и, может быть, придется выбрать французское слово «коммуна», хотя это тоже имеет свои неудобства» (В. Ленин). 227

Индивидуализм, тем более в крайних формах раннего капитализма, для того чтобы получить право на существование, стать моральной нормой для подавляющего большинства общества, должен был приобрести статус массовой религии. Эту роль на Западе взяла на себя кальвинистская ветвь протестантизма. Протестантская реформация предложила в XVI веке систему моральных взглядов, которая соответствовала нуждам торгового капитализма736. Вебер обнаружил, что протестантизм был одной из ярких черт, присущих исключительно Западу737. Для Кальвина было очень важным представление об «избранных», спасение которым предопределено. В понимании Вебера протестантизм взрастил сильное чувство преданности в своей работе или «призванию», и успешность в делах была знаком того, что человек избран для спасения738. «Во всех странах одинаково — в Голландии, в Америке, в Шотландии и в самой Женеве — социальная теория кальвинизма прошла тот же процесс развития. Она началась как опора авторитарной регламентации. И она стала главным двигателем почти утилитарного индивидуализма. Если социальные реформаторы XVI века могли славить Кальвина за жестокость устанавливаемого им экономического режима, то в период реставрации в Англии их наследники либо порицали его как отца

вседозволенности в экономической жизни, либо превозносили кальвинистские общины за дух предпринимательства и свободу от древних предрассудков в области экономической нравственности. Насколько мало знают те, кто берется направлять стрелы духа, где они запылают»739. Детерминизм неизбежно ставил любого верующего перед сакральным вопросом о его собственной избранности и способах удостовериться в ней. Вебер пишет: «Повсюду, где господствовало учение о предопределении, обязательно вставал вопрос о существовании верных признаков, указывающих на принадлежность к кругу «electi»740. Протестантизм выработал идею, что «Бог, создавая мир, и в социальном устройстве желал объективной целесообразности как одного из путей приумножения славы своей». Отсюда проистекает, что «the good of the money» следует ставить выше «личного» или «частного» блага отдельных людей»741. Благодаря взаимосвязи труда и спасения постепенно устанавливалась параллель между немногими богатыми и немногими избранными, при которой богатство само по себе становилось критерием избранности, независимо от способа распоряжения этим богатством. Аске228

тизм сходил на нет. «Полная интенсивной религиозной жизни эпоха XVII века... завещала... безупречную чистую совесть... сопутствующую наживе»742. Фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.) гласило: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных». С. КараМурза пишет: «Это отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии «законы о бедных» поражают своей жестокостью»743. Тем не менее протестантский кальвинизм был крайне прогрессивен для своего времени, он стал базой для разрушения феодального строя и перехода к капитализму. Но плата человеческими жизнями и страданиями за это была невероятно высока. Как показывает Вебер, возникновение духа капитализма сопровождалось сдвигом от евангельских, христианских установок к законам Моисея как «естественному праву» — нужна была «вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных еще в этой жизни». Для капитализма нужно было религиозное оправдание наживы, которого не давало Евангелие. Но этот скрытый антихристианизм постепенно и незаметно привел к утрате всякого религиозного чувства. Вебер поясняет, почему так случилось: «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. Мировоззрение теперь определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лестнице. Капитализм, одержав победу, отбрасывает не нужную ему больше опору»744. Между тем человек отличается от животного, и ему для уничтожения или варварской эксплуатации себе подобных все равно требуется какая-то моральная база. Поэтому вместо человеческой быстро создавались другие типы морали, соответствовавшие целям заказчика и духу времени. Они базировались на расовой или социальной, религиозной, идеологиче229

ской и пр. неполноценности жертвы. Как только очередная жертва признавалась неполноценной, она вычеркивалась из рядов человечества, и против нее можно

было использовать любые средства. Зачастую это устанавливалось на законодательном уровне, и тогда любая попытка жертвы бороться за свои права была нарушением закона со всеми вытекающими последствиями. Остроту борьбы в данном случае определяет величина ставок: чем выше ставки, тем радикальней меры, тем большее преступление будет оправдано. Все отбрасывается в сторону, и в силу вступают первобытные инстинкты борьбы за выживание, сильный поедает слабого... Именно общественная потребность в соответствующей моральной базе подтолкнула кальвинизм в условиях просвещенного XIX века к эволюционированию и проявлению в различных научных течениях. Так, Г. Спенсер распространил на общество дарвинистскую теорию «естественного отбора», биологически обосновывая социальное неравенство, трудности существования и гибель нижних слоев населения. Он считал, как и Дж. Ст. Милль (1806—1873), что преобразование капитализма возможно лишь в результате компромисса между различными социальными группами в отдаленном будущем. Идеи Г. Спенсера, как и других родоначальников позитивизма, оказали значительное влияние на современников. Дальнейшая эволюция этих идей привела к появлению прагматизма. Понятие прагматизма ввел американец Ч. Пирсa (1839—1914), который связал его с предложенным И. Кантом понятием «прагматическая вера». Критерием ее правильности является практический успех. В 1903 г. в «Лекциях о прагматизме» Ч. Пирс определил прагматизм как «учение о том, что каждое понятие есть понятие о мыслимых практических последствиях». Радикальный подход Ч. Пирса к определению своего термина привел к тому, что под давлением критики он был вынужден в 1905 году отказаться от него. Но брошенное зерно упало в благодатную почву. Другое теоретическое направление кальвинизма, дававшее новое развитие его идей применительно для современного общества, эволюционировало в работах выдающихся экономистов Л. Вальрасса, А. Маршалла О. Бём-Баверка и др., ставших основателями «Экономикса» — науки о рациональa

Философ, математик, астроном, химик.

230

ном поведении человека в рыночной экономике. Об этой стороне западной «психологии», да и не экономики, а в первую очередь «психологии», мы уже говорили в Предисловии. Дальнейшее развитие кальвинистского протестантизма эволюционировало и выродилось в откровенный расизм. При этом он приобретает новое содержание: если раньше речь шла только о национальном расизме, то с XIX века расизм становится еще и социальным, основатели политэкономии говорят о «расе рабочих», а премьер-министр Англии Дизраэли — о «расе богатых» и «расе бедных»745. Национальный и социальный расизм применялся и применяется не только в отношении индивидуумов или отдельных народов, но и против целых стран и народов, которые по своему экономическому развитию стоят ниже. Крупнейший историк Запада А. Тойнби в этой связи пишет о замещении христианства культом Левиафана (так назвал буржуазное государство философ Гоббс): «В западном мире в конце концов последовало появление тоталитарного типа государства, сочетающего в себе западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, которой могли позавидовать тираны всех времен и народов... В секуляризованном западном мире XX века симптомы духовного отставания очевидны. Возрождение поклонения Левиафану стало религией, и каждый житель Запада внес в этот процесс свою лепту»746. Именно этот культ Левиафана стал идеологической основой еврофашизма... В Германии политэкономическая школа формировалась позже и в других условиях, чем англосаксонская, и во многом отличалась от нее. Хотя с начала она

шла именно по прозападному пути. Кант пытался обосновать смысл жизни, построив его на рационалистическом морализме. Но уже в конце XIX века Ницше приходит к выводу, что рационалистический морализм без метафизической или религиозной основы — прямой путь в пустоту. Именно с этим связано нарастание разочарования немецких философов: пессимистичекое осуждение жизни у Шопенгауэра, нигилизм Ницше и Гейне. Их смутные искания по-научному четко определяет немецкий экономист В. Зомбарт, который в книге «Торговцы и герои» писал, что «германская мысль и германское чувство проявляют себя в единодушном протесте против всего, что может 231

хотя бы отдаленно называться английской или западноевропейской мыслью и чувством. С величайшим отвращением, с отчаянием и возмущением германский дух восстает против идей восемнадцатого века — английских по происхождению. Каждый германский философ и даже каждый немец, думающий по-немецки, всегда решительно отвергают весь этот утилитаризм и эвдемонизм. Все, что в западных идеях связано с коммерциализмом, недостойно нас»747. Немецкая философия привела к формированию нового типа общественных отношений, прямо противоположному англосаксонскому, — немецкому просоциализму, народу-государству. Основная причина этих различий заключалась в том, что Германия с первых дней своего существования столкнулась с необходимостью вести конкурентную борьбу за свое выживание, за уже поделенные мировые рынки. Борьба диктовала Германии необходимость высокого уровня мобилизации власти в лице сильного государства. Это было возвращение к древнеримской республике, к принципам Н. Макиавелли с его «Государем», согласно которому именно государство является источником морали и средством обуздания эгоистичной природы человека. И именно государство стало платформой, на которую уже наслаивались прокальвинистское и прогобсковское понимания жизни. При этом стремительное «физическое» развитие Германии значительно обгоняло «духовное»; именно на это справедливо указывал Б. Шубарт. В условиях все ожесточающейся конкурентной борьбы эпохи заката империализма это привело к отрицанию всех существовавших норм морали. Так, М. Штирнер отрицал понятия «человек», «право», «мораль» как признаки, не имеющие реального обоснования, утверждая, что источник права — в силе личности. Б. Шубарт видел в этом прямую линию развития от Вольтера к Штирнеру748. Нигилизм Ницше привел к появлению сверхчеловека, нового пророка Заратустры. Трактат Клаузевица, считавшего себя учеником Канта, «О войне» был развитием этих идей и звучал уже как инструкция по применению, говоря о неизбежности тотальной войны: «введение... в философию войны принципа ограничения и умеренности представляет полнейший абсурд»749. Конечно, философия не диктовала, а лишь отражала жизнь, обосновывала сформировавшиеся тенденции развития немецкого общества. Англосаксонский и немецкий типы реформации отличались по форме, но тем не менее были едины в своей сущно232

сти, во главе которой стоял принцип индивидуализма, неважно, личности или народа. Различия лишь сдвигали акценты... В философии экономики и политики принцип индивидуализма нашел отражение в принципе «lassez faire» «оставьте (экономическую систему) в покое». Он призывает к политике невмешательства со стороны правительства. История его начинается в XVIII веке в Западной Европе, где большое значение придавалось т. н. естественному праву. Оно предполагало, что естественный порядок вещей устроен таким образом, чтобы приносить наибольшую пользу человечеству, покуда оно в него не вмешивается. Это дало толчок развитию

естественных наук в поисках непреложных законов природы. Физиократы (сами себя они называли «les economistes») перенесли посылки естественного права на социальную почву. Французскому купцу Лежандру приписываются слова (1680 г.), обращенные к тогдашнему французскому правительству, которое сдерживало промышленность и торговлю чрезмерным регулированием, гласившие: если хотите развивать коммерцию и промышленность, «оставьте их в покое» («lassez faire»). В политику этот принцип внес маркиз д'Аргесо, который сказал в 1753 году: «Чтобы управлять лучше, надо управлять меньше». Эта точка зрения пришла в американскую политическую философию с высказыванием Джефферсона: «Управляемое меньше есть управляемое лучше» («the least governed are the best governed»). Адам Смит в «Богатстве народов» (1776) дал научное обоснование этой экономической политике — доктрину «невидимой руки»: при отсутствии государственного регулирования люди, удовлетворяя свои потребности, ведут экономическую деятельность, будто направляемы невидимой рукой, с максимальной пользой как для своего собственного, так и для общественного благополучия. На практике политика «laissez faire» означала крайний индивидуализм в экономике и политике. Понятия «свободная торговля», «свободное предпринимательство», «жесткий индивидуализм» и «свободная конкуренция» отражают принцип «laissez faire» в действии в англоязычном мире XIX века. Свобода, на которую так часто ссылаются, — это свобода от всего, за исключением минимального государственного вмешательства750. Политика «laissez faire» сыграла ключевую прогрессивную роль в разрушении феодальных, вассальных отношений и переходе к капиталистическому строю. Когда 233

даже и эти государственные рамки стали тесны для бизнеса, во всех активно развивающихся странах произошли буржуазные революции, в результате которых их правительства фактически встали под контроль крупного капитала. До тех пор, пока мировой рынок был относительно свободен и конкуренция на нем не препятствовала политике «laissez faire», существовал «золотой век капитализма». Однако после того, как все рынки оказались захвачены, свой индивидуализм можно было реализовать уже только за счет серьезной войны, добычей которой могли стать рынки побежденного. Примерно в это же время «в тылу», внутри собственных стран, индивидуализм вдруг столкнулся с тем, что, кроме его естественных прав, у него появляются не менее естественные социальные обязанности. Привыкший к неограниченной свободе индивидуализм «не выдержал перегрузки»... Капитализм вырождается в империализм. ИМПЕРИАЛИЗМ (фр. imperialisme) — в широком смысле государственная политика, направленная на завоевание территорий, колоний, установление политического или экономического контроля над другими государствами. Термин получил распространение со 2-й пол. XIX в., особенно после выхода работы английского экономиста Дж. Гобсона «Империализм» (1902). В марксизме — обозначение высшей стадии развития капитализма, монополистического капитализма751. Империализм на первой своей стадии играл прогрессивную роль, поскольку вольно или невольно передавал передовые достижения более развитого государства менее развитому; зачастую это происходило насильственным путем. Но это была неизбежная плата за прогресс. Однако довольно скоро империализм достиг такого уровня развития, что стал подавлять естественные или разбуженные им механизмы развития не только колонизированного, но и своего собственного народа; из двигателя прогресса он превращается в оплот регресса. Кризис дикого капитализма, выразившийся, в частности, в Первой мировой войне и Великой депрессии в США, победа социализма в СССР привели к

нарастанию разочарования в индивидуализме; усиливались требования ввести экономическое планирование и значительно расширить правительственное вмешательство в экономику752. В соответствии с этими требованиями в 1920— 1930-е годы в Англии, США, Скандинавских странах появляется теория «регулируемого индивидуализма». В США ее апологетом стал президент Гувер. Утверждалось, что в Соединенных Штатах происходит реши234

тельный переход «от крайнего индивидуализма к ассоциативным действиям». Путем выработки «кодексов этики и практики бизнеса», посредством создания ассоциаций промышленников, организаций банкиров, торговых палат, фермерских кооперативов, разнообразных профессиональных организаций рабочих должно было под эгидой государства как некоего верховного арбитра осуществляться саморегулирование бизнеса и насаждаться дух его «коллективной ответственности»a. Экономическая теория выдвинула идеи Дж. Кейнса, материал для создания которых он собирал в коммунистической России в 1920-х годах. Эти идеи были воплощены применительно к капитализму президентом Ф. Рузвельтом. Другая ситуация складывалась в Европе и в той же Англии, пострадавших от Первой мировой войны. Чем больше пострадала страна, тем более радикальные меры необходимо было предпринять, для того чтобы вывести ее из кризиса и вернуть на тот мировой уровень, который она занимала до войны. Разоренной послевоенной Европе, столкнувшейся лицом к лицу с реальным кризисом дикого капитализма, было не до экспериментов с «регулируемым индивидуализмом». Все это привело к радикализации философии индивидуализма, выразившейся в фашизме. Фашизм можно считать патологией индивидуализма... Фашизм был в той или иной мере общим явлением для всех стран Европы, он строился на общих для всего Запада социальных, политических, экономических, моральных и т. д. принципах, нормах, поэтому речь в данном случае может идти не о немецком, итальянском или испанском фашизме, а о еврофашизме — психологии, свойственной в то время подавляющему большинству стран Европы. С другой стороны, фашизм, как и радикальный коммунизм, являлся последним предохранительным рубежом общества, переход за который вел к его самоуничтожению, самоa

Наиболее ярким примером такого рода стало создание в 1928 г. в Англии комитета для содействия реорганизации промышленности и для регулирования отношений предпринимателей и рабочих между руководством Британского конгресса тред-юнионов и группой представителей крупного корпоративного капитала во главе с одним из руководителей химического концерна А. Мондом. Так возник мондизм как одна из форм саморегулирования корпоративного капитала в сотрудничестве с лидерами профсоюзного движения, как одно из конкретных проявлений идеологии и практики «индустриальной демократии». Методы «индустриальной демократии» получили в 20-е гг. широкое распространение также в Скандинавских странах. Я з ь к о в Е.Ф. История стран Европы и Америки в новейшее время (1918—1945) М.: МГУ; ИНФРА-МБ 2001 235

разрушению, потере национальной самоидентификации. Любое здоровое общество борется за свое выживание, используя для этого все доступные для него способы. Здоровая нация лучше пожертвует частью своего организма, но выживет и восстановится снова. Но поскольку радикальные фашизм и коммунизм — это защитная реакция общества, т. е., по сути, самозащита, самооборона общества; значит, в жертвах в первую очередь виновны или по крайней мере несут равную ответственность те, кто радикализовал это общество, кто довел его до такого состояния при котором общество вынуждено защищаться такой ценой. Сам по себе фашизм еще не означает внешнюю агрессию; агрессивным он становится, лишь объединяясь с империализмом. Фашистские и империалистические тенденции в этом случае совпадают и начинают резонировать, т. е. усиливать друг друга. Именно это отличало, например,

испанский фашизм от германского и объединяло английский или французский империализм с немецким. Конечно же, многие страны или какой-нибудь мирный бюргер или фермер, который всю свою жизнь пахал землю, возмутятся: как так — мы не эксплуатировали! мы не воевали! Да, конечно, и перед ними можно было бы извиниться, если бы только они не зарабатывали свою прибыль на том, что завоевывают и эксплуатируют другие, пускай даже косвенно, тем самым поощряя и финансируя их. Зачастую это происходило таким окольным путем, что и установить прямое отношение к этому практически невозможно, но если повнимательней приглядеться, деньги сами покажут дорогу... Карлейль пишет о причинах Французской революции: «Друзья мои! Виноват во всем каждый негодяй, будь то вельможа или чистильщик сапог, который, мошеннически притворясь деятельным и энергичным, совершенно никакой деятельности не обнаружил — нельзя же считать деятельностью регулярный прием пищи. Бездеятельность и ложь (знайте же, что ложь не исчезает бесследно, но, подобно брошенному в землю зерну, всегда приносит плод), накапливаясь со времен Карла Великого, т. е. вот уже тысячу лет, давно ждут, когда наступит день расплаты...»a a

Фашизм и империализм способны к эволюционированию, это не застывшие субстанции, и они могут выбирать для себя различные формы и различные базы: национальные, социальные, демократические... Но сущность его от этого не меняется. 236

Но вернемся в начало XX века в Россию. Психология и мораль подавляющего большинства русского общества базировались на докапиталистических общинных постулатах, и оно развило их до русской модели социального общества. Общественные интересы для 80% русского общества имели приоритет перед личными. С. Кара-Мурза очень точно подметил коренные различия между социальной психологией российского и западного общества. «Взгляды на общество в западной социальной философии от Гоббса и до наших дней следуют принципам методологического индивидуализма: «действия индивидуумов создают общество». В России социальная философия (как православная, так и либеральная, а тем более марксистская) вообще считала саму постановку вопроса некорректной, поскольку личности вне общества просто не существует. Общество и личность связаны нераздельно и создают друг друга». «Ницше развил идею деления людей на подвиды до предела — до идеи сверхчеловека, который освобождается от «человеческого, слишком человеческого». Достаточно прочесть сравнительно мягкую книгу Ницше «Антихристианин», чтобы понять, насколько несовместимы идейные истоки фашизма и коммунизма»753. Это вовсе не значит, что в России не было попыток внедрения в психологию русского крестьянина индивидуалистической идеологии. Еще Витте готовил реформу, по которой надельная земля должна была перейти в личную собственность крестьян. Витте писал: «Одна и может быть главная причина нашей революции — это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а следовательно, и сознания собственности и потребности в гражданственности, а в том числе и гражданской свободы. Всему этому не давали развиваться естественно, а так как жизнь шла своим чередом, то народу пришлось или давиться, или силою растопыривать оболочку; так пар взрывает дурно устроенный котел — или не увеличивай пара, значит, отставай, или совершенствуй машину по мере развития движения. Чувство «я» — чувство эгоизма в хорошем и дурном смысле — одно из чувств, наиболее сильных в человеке...»754 Планы Витте развил и осуществил Столыпин, который в 1902 г. утверждал, что сохранение общины грозит «в конце 237

концов крахом и полным разорением страны»a. Ленин писал, что Столыпин смело встал «на революционный путь» ради сохранения своего класса755. И продолжал: «Знаменитое аграрное законодательство Столыпина по 87-й статье насквозь проникнуто чисто буржуазным духом. Оно, вне всякого сомнения, идет по линии капиталистической эволюции, облегчает, толкает вперед эту эволюцию, ускоряет экспроприацию крестьянства, распадение общины, создание крестьянской буржуазии. Это законодательство, несомненно, прогрессивно в научноэкономическом смысле»756. Большевики во времена нэпа также пытались развить мелкобуржуазную индивидуалистическую психологию русских крестьян, но так же, как и Столыпин, потерпели неудачу. И дело здесь не в каком то особом менталитете русских, а в объективных экономических законах. Для становления индивидуалистической психологии необходимы материальные и финансовые ресурсы, рынки сбыта, которые бы обеспечивали переход от феодального к индустриальному строю. Маркс объективно писал: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»757. Новые материальные условия в условиях России должны перевесить ее неблагоприятные климатические и географические условия, последствия экономической разрухи, приносимой войнами и революциями, инерцию подавления личности предыдущих столетий. У России таких ресурсов, рынков и времени для завершения эволюционного цикла развития не было. Именно поэтому реформы Столыпина были ограничены не только субъективным желанием царского режима, но и объективными экономическими законами. Правда, эти ресурсы можно a

Первая записка Николаю II С. Витте о крестьянском бесправии 1898 г. После крестьянских восстаний 1902 г. во главе с Витте было создано Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности (Витте С. Записки по крестьянскому вопросу) В Особом совещании ключевую роль играл А. Риттих, позже сотрудник П. Столыпина, а еще позже министр земледелия. Двоюродный брат отца Д. А. Столыпин возглавлял комиссию Императорского московского общества сельского хозяйства по исследованию вопроса об устройстве крестьянских хуторов на владельческих землях. 1874—1889 гг. 238

было накопить, а власть и общество должны были эволюционировать вместе с изменением экономических отношений. Но для этого необходимо было время... 10 мая 1907 года Столыпина говорил: «В деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать! В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия!» Столыпин призывал: «Пока крестьянин беден, пока он не обладает личной земельной собственностью, пока он находится насильно в тисках общины — он останется рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы». «Итак, на очереди главная задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для всех нас, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!»758 Но России столько лет мира в XX веке никто не дал... Без западного индивидуализма не было бы промышленной революции, да и

вообще без него человеческий прогресс был бы под вопросом. Скорее всего, без индивидуализма темпы человеческого развития были бы таковы, что мы бы с вами жили еще при феодализме. Между тем индивидуализм может быть направлен как на благо всего общества, так и уничтожить его. Как уже мы говорили, все дело в дозе и поставленных приоритетах. Дозу в данном случае регулирует общество, выступающее естественным ограничителем дикого индивидуализма. Задача сводится к тому фундаментальному закону, который мы определили в предисловии: находить наиболее оптимальное сочетание интересов общества и индивидуума, борьбы за выживание и общечеловеческой морали. Без первого развитие общества остановится, без второго люди превращаются в зверей... 239

УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ Разгон Учредительного собрания — представителя единственной легитимной власти, — по мнению многих, стал переломной точкой революции, началом гражданской войны. А. Деникин пишет: «После 3 марта (отречение царя) и до Учредительного собрания всякая верховная власть носила признаки самозванства...»759 Идея созыва Учредительного собрания довлела над либеральными партиями и рассматривалась ими как конечная цель революции. Тем не менее Временное правительство, назначив Учредительное собрание на 17 сентября, всячески оттягивало выборы под предлогами недостаточного количества конвертов для избирательных бюллетеней, необходимости капитального ремонта Таврического дворца, отсутствия результатов выборов в органы земского самоуправления или просто потому, что некому поручить составление списков для общегосударственных выборов. И только спустя полгода, после декларации немедленного созыва Учредительного собрания, под нарастающим давлением демократов 22 августа 1917 года Временное правительство назначило новую дату выборов — 25 ноября. Захватив власть 7 ноября, большевики провели выборы точно в назначенный срок — через семнадцать дней после переворота. Известный английский историк Советской России Э. Карр, внимательно изучив ход дела, заключил, что «выборы... были проведены без какого-либо вмешательства»760. Действительно, за 17 дней при существовавшем уровне коммуникаций и организации какую-либо серьезную подтасовку выборов сделать было практически невозможно. На выборах победили эсеры. Победа была обеспечена голосами крестьян, всецело разделявших основной программный тезис эсеров выдвинутый ими с момента создания партии в 1901 г., — превращения земли во «всенародное достояние». 83,6% голосов получили социалдемократические партии, выступавшие против частной собственности. «Учредительное собрание начало свою работу 5 января 1918 г. в Петрограде в Таврическом дворце. Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов зачитал «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и предложил собранию принять ее, т. е. признать Советскую власть и ее важнейшие декреты: о мире, земле и т. д. Левые эсеры также призвали собрание при240

нять Декларацию и передать власть Советам. Учредительное собрание Декларацию отвергло (237 голосов против 138)»761. В ответ большевики распустили Учредительное собрание. «Этот незаконный акт не вызвал скольконибудь значительного отклика в стране. Малочисленная демонстрация протеста в Петрограде была встречена залпами матросских отрядов. Двадцать тел, оставшихся лежать на мостовых Петрограда, — такова была тяжкая расплата за

несколько часов эксперимента с парламентской демократией в России»762. Итоги выборов 12 (25) ноября 1917 г.763 в % от общего количества голосов (количество избирателей 44,4 млн. чел. по другим данным 36 млн.) по В 68 России губ. д городах Левые социалистические партии Прав. эсеры 40, 10,5 4 Лев. эсеры Большевики 24 36,5 Меньшевик 2,6

Петрогра

Петроградский военный гарнизон а

Москв

0,5

0,3

8,5

6,2 45,3

11,2 79,2

50,1

Моск . гарниз.

70,5

и Правые буржуазные партии Кадеты 4,7 Остальные 11, 7

34764

Отвечая на этот пафос ЧКК, можно напомнить, что в первые дни буржуазной Февральской революции было убито и ранено 1443 человека. Позже, 3 июля, Временное правительство расстреляло многочисленные демонстрации рабочих в Петербурге, жертвами стали несколько десятков человек. Царское правительство также расстреливало мирные демонстрации рабочих, вспомнить хотя бы «кровавое воскресенье» 1905 г., когда погибли, по официальным данным, 120 человек, а по оценкам газет того времени — более 4 тысяч человек. Россия не была исключением: демонстрации рабочих расстреливали и в «парламентских демократиях» Англии, Франции, Германии, США...a a

Например, даже во второй половине XX века 8.02.1962 в демократическом Париже была расстреляна мирная уличная демонстрация. 241

В любом случае все серьезные исследователи констатируют, что реального сопротивления разгону Учредительного собрания не было. Так, например, видный эсер-депутат Б. Соколов в эмиграции опубликовал свои воспоминания где, проклиная насильников-большевиков и левых эсеров, вместе с тем признал, что после разгона «нигде не было видно оппозиции... Никто не защищал Учредительное собрание»765. А. Деникин также констатирует, что при роспуске Учредительного собрания «ни одна рука не поднялась на защиту его»766. Кадеты, предвидя свое поражение, еще до выборов в Учредительное собрание начали подготовку к развязыванию гражданской войны. Терять им было нечего. Они стали полными политическими банкротами уже летом 1917 года, после того как сделали ставку на установление в стране военной диктатуры, поддержав мятеж генерала Корнилова. Сам Милюков пишет, что название «кадет» стало в народе бранным словом767. В ноябре 1917г. кадеты поддержали формирование белогвардейских воинских частей генералов Каледина, Дутова... Датой начала Белого движения — фактического объявления гражданской войны — его сторонники считают 2 ноября — день прибытия генерала Алексеева на Дон. Генерал Краснов в это время уже шел на Петроград и захватил Гатчину... В конце ноября на Дон прибыл генерал Деникин, к этому времени там уже был лидер кадетов Милюков. Милюков вошел в состав Донского гражданского совета, помогавшего в организации Добровольческой армии Алексеева. Лидер партии кадетов Милюков стал автором документа, формирующего цели и принципы Белого движения. Фактически это было официальным объявлением гражданской войны. У большевиков не было другого выхода, и 10 декабря Совнарком объявил партию кадетов партией врагов народа и аннулировал их мандаты. Ленинский

декрет недвусмысленно заявлял: «В полном сознании огромной ответственности, которая ложится сейчас на Советскую власть, за судьбу народа и революции, Совет народных комиссаров объявляет кадетскую партию... партией врагов народа»768, что полностью соответствовало истине. Как другим термином назвать партию, представляющую интересы менее 3% населения страны и развязывающую гражданскую войну? Между тем большевики откровенно пытались предотвратить гражданскую войну, и поэтому даже после разгона Учредительного собрания, несмотря на свое подавляющее боль242

шинство в столичных Советах, они были готовы идти на серьезные компромиссы. В частности, на договоренности с крупнейшей партией эсеров и привлечение ее членов в высшие органы власти. В. Ленин 10 октября 1917 года дал директиву: «Сразу осуществлять тот блок с левыми эсерами, который один может нам дать прочную власть в России»769. Более 20 левых эсеров, входя в Военнореволюционный комитет, получают 40% мест во Всероссийском исполнительном комитете и столько же портфелей наркомов в советском правительстве. В ВЧК два из трех заместителей Дзержинского были эсерами. Во всех органах власти доля эсеров составляла 35—40%. Ленин имел все основания заявить, что «за большевиками, при поддержке их левыми эсерами, поддержке, давно уже осуществляемой на деле, несомненное большинство»770. Однако этот блок с эсерами просуществовал недолго. Немаловажную роль здесь сыграли «послы» западных держав, спровоцировавшие и профинансировавшие восстание эсеров летом 1918 г. Позже при поддержке интервентов эсеры, победившие на выборах в Учредительное собрание, получили шанс организовать собственные правительства. «23 сентября 1918 года эсеры в Сибири, где во время ноябрьских выборов 1917 года они получили от 54,4 до 87% голосов, образовали в Уфе Всероссийское правительство, которое 9 октября переместилось в Омск. Правда, как это ни неожиданно, уже в октябре начались крестьянские бунты против вроде бы столь желанного крестьянству эсеровского правительства. И это Всероссийское правительство просуществовало всего лишь 56 дней...»771 Другое эсеровское правительство, Чайковского, было создано во время интервенции в Архангельске. Оно также просуществовало всего несколько месяцев, на этот раз его поспешили разогнать сами интервенты. Ленин справедливо писал: «Только иноземная помощь, только помощь иностранных штыков, только продажа России штыкам японским, немецким, турецким, только она давала до сих пор хоть тень успеха соглашателям капитализма и помещикам. Но мы знаем, что когда восстание подобного рода, на почве голода и отчаяния масс, подымалось, когда охватывало местность, где иностранные штыки нельзя было вызвать на помощь, как это было в Саратове, в Козлове, Тамбове, власть помещиков, капиталистов и их друзей, прикрывающихся прекрасными лозунгами Учредительного собрания, эта власть измеряла продолжительность своего существования днями, если не часами»772. 243

Тем не менее даже уход эсеров из большевистского правительства не принес кардинальных изменений в расстановку политических сил. Колчак утверждал, что большинство членов Учредительного собрания 1917 г. «находятся в рядах большевиков»773. Министр иностранных дел Франции Пишон годом позже говорил, что большевистская власть признана двумя третями российского народа и является властью де-факто 774. Уже в середине 1919 г. эсеры добровольно признают силу большевиков, снова примут их сторону и даже будут создавать партизанские отряды и поднимать восстания в тылу белогвардейцев для скорейшего окончания гражданской войны.

Есть и другой аспект проблемы: имел ли под собой разгон Учредительного собрания юридические основания? Советы, как и Временное правительство, объединяли в себе черты как законодательной, так и исполнительной власти. Вся полнота власти, как де-факто, так и де-юре, к концу 1917 г. перешла к Советам. Советы были особой, но тем не менее вполне определенной, выборной ветвью власти. Как более авторитетная и подготовленная к практическим действиям на то время власть они имели все основания распустить еще только предшественника законодательной — Учредительное собрание — во время уже начавшейся гражданской войны и еще не закончившейся мировой. «Заглянем в глубину наших душ, спросим нашу совесть: разве вот это наше собрание обладает необходимой мудростью, верой и нравственной силой, чтобы спасти и переустроить Россию?»775 И диктатор Иванов, так же как и Николай II и Столыпин, распускает Государственную Думу. Для России разгон парламента, предшественником которого, по сути, и должно было стать Учредительное собрание, был далеко не новостью. Николай II распустил I Государственную Думуа. Столыпин распустил II Государственную Думу, что все без исключения прогрессивные деятели, от Витте до Милюкова, считали откровенным государственным переворотом. Выборы в новую, III Думу он ограничил таким социальным цензом, что 30 тыс. помещиков получили в два раза a

Трудовики и кадеты считали роспуск Думы неконституционным и незаконным. Основываясь на примере Венгрии, юридический эксперт кадетов Ф Кокошин, находил вполне конституционным построить протест на принципе пассивного сопротивления — отказе платить налоги и давать рекрутов правительству. Милюков П.Н. Воспоминания М, Вагриус, 2001. С. 307, 328. 244

больше депутатских мест, чем 20 млн. крестьянских дворов. По тому же принципу избиралась и IV Государственная Дума. С начала войны в 1914 г. Дума практически бездействовала. 3 сентября 1915 г. под аплодисменты думцев Родзянко зачитал указ о роспуске Думы. Правда, потом под давлением оппозиции она еще созывалась всего один-два раза в год для утверждения бюджета. С февраля 1917 г., утонув в демагогии, Дума фактически сама отказалась от власти и бросила на произвол судьбы рычаги управления страной в критический момент ее истории. Заброшенная и забытая всеми, она спокойно «умерла776 своей смертью». Самоназначившееся Временное правительство на правах, «данных революцией»777, сначала отодвинуло от власти парламент — Государственную Думу и Государственный совет, арестовало царских министров, а затем, не справившись с доставшейся властью, фактически самороспускалось три раза за 8 месяцев. Коммунист Ленин в 1918 г. распустил страдавшее той же «импотенцией власти», как и предыдущая Дума и Временное правительство, Учредительное собраниеa. С молчаливого согласия «союзников» А. Колчак расстрелял депутатов Учредительного собрания, которые съехались в Омск в 1919 г. Почти 80 лет спустя «демократ» Ельцин в 1993 г. расстрелял из танков всенародно избранный Верховный Совет. При этом тяжесть окружающих условий, в которых оказались большевики, не идет ни в какое сравнение с теми, в которых действовали царский режим или демократы 1990-х. Роспуск парламента — это не национальная «русская игра», свои парламенты время от времени разгоняли и разгоняют большинство «демократических» стран мира. Эти рассуждения могут быть подвергнуты критике, что, мол, в отличие от других случаев разгона парламента большевики не имели на это законных прав. Действительно, не имели, но при этом не было и самого закона и конституции, т. е. нечего было и нарушать, а поэтому, по существу, большевики имели все права

на разгон парламента, поскольку a

Коммунисты в Первой Российской Конституции (июль 1918 года) сохранили сословный ценз, естественно, поменяв его приоритеты по сравнению с царским периодом. «Лица, живущие на нетрудовые доходы, частные торговцы, служители церкви, бывшие сотрудники полиции, члены царской фамилии, а также лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли», были отнесены к категории «лишенцев», которая не имела избирательных прав. Кроме того, по Конституции на выборах 1 голос рабочего приравнивался к 5 голосам сельских жителей. 245

только они одни согласились нести на себе всю ответственность исполнительной власти. Если закона нет, жизнь не останавливается, она продолжается и развивается в соответствии со своими внутренними тенденциями и сама диктует решения, обеспечивающие ее существование, тем более во время войны. И в этом смысле, по существу, большевики были абсолютно правы. Меньшевик А. Мартынов, резко выступавший против большевиков, тем не менее писал: «...Сто раз был прав Маркс, писавший в 1848 году про франкфуртский парламент: «Франкфуртское собрание занимается школьными упражнениями в парламентаризме и предоставляет правительству действовать. Допустим, что этому ученому собору удалось бы после зрелого обсуждения выработать наилучший порядок дня и наилучшую конституцию. Какой толк будет... от наилучшей конституции, если немецкое правительство в это время поставило уже штык в порядок дня?»778 Тем более это касается России, не знавшей парламентаризма и в мирное-то время; попытка установить его во время войны и революции выглядела откровенным самоубийственным безумием. Побудительные мотивы большевиков к разгону Учредительного собрания их противники объясняют стремлением к монопольной власти и особенностями коммунистической тоталитарной идеологии, т. е. причинами целиком субъективными. Как же объяснял свои действия сам лидер большевиков? Почти за месяц до начала работы Учредительного собрания, 13 декабря 1917 г., В. Ленин опубликовал свои «Тезисы об Учредительном собрании». В них говорилось, что возможность сосуществования двух типов государственности исчерпана, поскольку крестьянство и армия определенно перешли на сторону Советской власти, а буржуазные силы начали с ней вооруженную борьбу (восстание Каледина, действия буржуазных режимов на Украине, в Белоруссии, в Финляндии и на Кавказе). Поэтому вопрос об отношении к Учредительному собранию не является юридический. Оно может быть включено в государственное строительство лишь при условии признания им Советской власти. Являясь вершиной демократии в ходе буржуазной революции, Учредительное собрание «опоздало»779. Эти тезисы Ленина некоторые могут воспринять как оправдание, но с Лениным в данном вопросе оказывается полностью солидарен его противник, ведший с ним бескомпромиссную борьбу на уничтожение. 246

А. Деникин пишет: «Ни одна из правивших инстанций (Временное правительство, Совет) не имела за собой надлежащей опоры большинства. Ибо это большинство (80%) устами своего представителя в Учредительном собрании 1918 года сказало: «У нас, крестьян, нет разницы между партиями; партии борются за власть, а наше мужицкое дело — одна земля». Но если бы даже, предрешая волю Учредительного собрания, Временное правительство удовлетворило полностью эти желания большинства, оно не могло рассчитывать на немедленное подчинение его общегосударственным интересам и на активную поддержку: занятое черным переделом, сильно отсекавшим и элементы фронта, крестьянство вряд ли дало бы государству добровольно силы и средства к его устроению, то есть много хлеба и много солдат — храбрых, верных и законопослушных. Перед правительством оставались бы и тогда неразрешимые для него вопросы: невоюющая армия, непроизводительная промышленность,

разрушаемый транспорт и... партийные междоусобицы»780. А. Деникин констатировал: «После 3 марта (отречение царя)... никакая власть не могла бы удовлетворить все классы населения из-за непримиримости их интересов и неумеренности их вожделений»781. То есть Деникин неосознанно и против своей воли, но вполне четко, так же как и Ленин, констатирует, что форма власти — это лишь инструмент, а не движущая сила власти. Даже самое лучшее Учредительное собрание было бессильно решить насущные задачи в тех условиях. Об этом же пишет и Войтинский: «По мере приближения выборов надежды на Учредительное собрание не только не возрастали, но, наоборот, тускнели. Постепенно создалось настроение безнадежности: и Учредительное собрание ничему не поможет, ничего не изменит...»782 Не народ обтесывается и подгоняется под выдуманную форму власти, а форма власти подгоняется под требования и возможности общества. Учредительное собрание — такая же форма власти, как и другие, о которых говорил X. Роблес во время испанской революции: «Давайте не будем обманывать себя. Страна может жить при монархии или республике, с парламентским или президентским строем, при коммунизме или фашизме! Но она не может жить в анархии»783. Именно это отчетливо понимали большевики и абсолютно не понимали кадеты и их либерально-демократические последователи. И это было полностью закономерным следствием того, что просвещенная либеральная интеллигенция изу247

чала в основном формы власти «от Ромула до наших дней», в то время как большевики изучали силы, движущие развитием общества. Кадеты пытались подогнать общество в заданные ими формы, а большевики следовали за движущими силами общества... В. Румянцев пишет: «Герберт Уэллс в своей книге «Россия во мгле» ошибочно принимает большевистский переворот за регресс глобального масштаба, за наступление Азии на Европу. На самом деле Россия отторгла чуждые ей по своей природе Временное правительство и Учредительное собрание, потому что они перестали быть русскими с первого дня своего существования. Разогнав 7 ноября 1917 года Временное правительство, гарнизон Петрограда сделал только полдела. Необходимо было поставить юридическую точку в том политическом режиме, который выстраивался усилиями русской интеллигенции по «лучшим образцам». И 19 января 1918 года точка была поставлена. Это было не разрушением России, «которую мы потеряли», а сохранением ее»784. Цели общества в ноябре 1917 г. определило его активное большинство — крестьянский социализм, а для армии и населения страны — мир. Формы власти, как мы говорили, идут за движущими силами общества и отражают его потребности. Поэтому ни Временное правительство, ни Учредительное собрание даже теоретически не могли реализовать ни одну из тех либерально-буржуазных программ, поскольку для этого неизбежно пришлось бы вести войну с 90% населения собственной страны. В то же время объективная неизбежность делала безразличным, кто победит, большевики или эсеры: и те и другие должны были бы проводить ту политику, которой ждало и требовало большинство населения страны. Однако эсеры на протяжении последних 10 месяцев, начиная с Февральской революции, зарекомендовали себя как партия, патологически боящаяся ответственности власти. При численности эсеров, сравнимой с численностью всех остальных партий, вместе взятых, эсеры ни в Советах, ни во Временном правительстве ни разу даже не выказали желания взять власть в свои руки. Коалиционное правительство с участием эсеров по итогам Учредительного собрания делало власть аморфной и не способной на кардинальные решения. А. Деникин так обрисовывал ситуацию в стране: «Народ интересовался

реальными ценностями, проявлял глубокое безразличие к вопросам государственного устройства и, видя ежечасное ухудшение своего правового и хозяйственного по248

ложения, роптал и глухо волновался. Народ хотел хлеба и мира. И не мог поверить, что хлеб и мир немедленно не может дать ему никто — ни Корнилов, ни Керенский, ни Церетели, ни Ленин. Между тем распад всей государственной жизни с каждым днем становился все более угрожающим... Окончательно самоопределялись окраины. Туркестан пребывал в состоянии постоянной дикой анархии. В Гельсингфорсе открывался явочным порядком финляндский сейм, и местные революционные силы и русский гарнизон предупреждали Временное правительство, что не позволят никому воспрепятствовать этому событию. Украинская Центральная рада приступила к организации суверенного учредительного собрания, требовала отдельного представительства на международной конференции, отменяла распоряжения главнокомандующего Юго-Западным фронтом, формировала «вольное казачество» (не то опричнину, не то просто разбойные банды), угрожавшее окончательно затопить Юго-Западный край. В стране творилось нечто невообразимое. Газеты того времени переполнены ежедневными сообщениями с мест под многоговорящими заголовками: «Анархия», «Беспорядки», «Погромы», «Самосуды» и т. д. Министр Прокопович поведал Совету российской республики, что не только в городах, но и над армией висит зловещий призрак голода, ибо между местами закупок хлеба и фронтом все пространство объято анархией и нет сил преодолеть его. На всех железных дорогах, на всех водных путях идут разбои и грабежи. Так, в караванах с хлебом, шедших по Мариинской системе в Петроград, по пути разграблено крестьянами при сочувствии или непротивлении военной стражи сто тысяч пудов из двухсот. Статистика военного министерства: за одну неделю только в тыловых войсках и только как исключительные события: 24 погрома, 24 «самочинных выступления» и 16 «усмирений вооруженной силой». В особенности страшно страдала прифронтовая полоса. Начальник Кавказской туземной дивизии в таких, например, черных красках рисовал положение Подольской губернии, где стояли на охране его части: «Теперь нет сил дольше бороться с народом, у которого нет ни совести, ни стыда. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичьи, но и крестьянские имения. В каждом селе развито винокурение, с ко249

торым нет возможности бороться из-за массы дезертиров. Самая плодородная страна — Подолия — погибает. Скоро останется голая земля»785. «Фактически с этого момента западные державы начинают списывать со счетов Россию как великую державу. Ей предрекались уже лишь голод и распад. Тонкий слой цементирующего Россию класса стал жертвой социальной ненависти. Через год, 5 июня 1918 г., в газете «Л'Ор» Марсель Кашен вспоминал о мнении своего посла: «Вы создаете себе иллюзию, полагая, что этот славянский народ оправится. Нет! Он с этого момента осужден на разложение. В военном отношении от него нечего ждать. Никакие усилия не могут его спасти. Он идет к гибели: он следует своему историческому предназначению, его ждет анархия. И это на долгие годы»786. А. Деникин видел выход только в диктатуре: «Потребность сильной власти далеко не исчерпывается периодом до Учредительного собрания. Ведь бывшее собрание 1918 года напрасно взывало к стране уже не о подчинении, а просто об избавлении его от физического насилия буйной матросской вольницы...» А. Тойнби в 1971 году писал: «Я предполагаю, что человечество согласится на

жесткую диктатуру ленинского типа как на зло меньшее, чем самоуничтожение или постоянная анархия, которая может закончиться только самоуничтожением»787. А. Грамши в 1918 г. также писал: «Создается впечатление, что в данный момент максималисты (большевики) были стихийным выражением (действия), биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенес жестокие стимулы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга»788. Бердяев писал: «России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться»789. «Рабоче-крестьянская революция в октябре 1917 г. реализовала, таким образом, потребность российского общества в сильной государственной власти, способной радикальными действиями спасти страну от экономической и военной катастрофы. Власть перешла к Советам, воплотившим народные представления о демократии. Они соединили в себе законодательную и исполнительную функции власти... Это позволило 250

сконцентрировать власть для усиления ее эффективности...»790 В. Ипатьев писал: «Продолжение войны угрожало полным развалом государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения». Либеральные и почти все левые партии требовали продолжения войны. «Наоборот, большевики, руководимые Лениным, — продолжает Ипатьев, — своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии... Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить... Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии, и сохранил в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны»791. Деникин и Колчак не только не возражали против разгона Учредительного собрания, но более того — считали его вообще «недемократически» избранным: «Пусть то собрание, рожденное в стихии бунта и насилия, не выражало воли русского народа, а будущее отразит ее более совершенно...»792 Лозунг созыва нового Учредительного собрания «отражающего действительную волю народа», стал флагом Белого движения... ПОЛИТЭКОНОМИЯ БОЛЬШЕВИКОВ Свергнув Временное правительство, большевики практически без сопротивления получили власть. Разогнав Учредительное собрание, они укрепили не только свою власть, но и тем самым взяли на себя всю ответственность власти. Но взять власть было лишь малой частью дела. Гораздо труднее было удержать ее, а еще труднее — погасить разбушевавшуюся народную стихию и направить ее энергию в созидательное русло. Для этого необходимо было предпринять экстренные меры для обеспечения эффективной работы хозяйственных механизмов и государственного управления. А у большевиков, как, впрочем, и у всех революционеров, кроме критики существующих методов управления, никакой альтернативной рабочей теории

251

или опыта не существовало, как не существует их в принципе ни у одной политической партии в революционный период, поскольку все их силы направлены прежде всего на свержение старой, ставшей не только неэффективной но и уже реакционной системы хозяйствования. Новая система не может быть просто скопирована с аналогичных систем других передовых государств, каждая страна имеет свои исторические, географические и прочие особенности, и поэтому чужая система должна быть по крайней мере адаптирована к реалиям конкретной страны. Но социал-демократы шли еще дальше: они хотели и были вынуждены построить новое общество на новых принципах, которых еще не существовало в человеческой истории. Копировать, по большему счету, было некого и нечего. Ленин был слишком оптимистичен, когда писал, что «Россия находится в таком положении, когда целый ряд из первоначальных предпосылок подобного перехода (к социализму. — Я. С.) имеются налицо. С другой стороны, целый ряд подобных предпосылок отсутствует в нашей стране, но может быть заимствован ею сравнительно легко из практического опыта соседних, гораздо более передовых стран, давно уже поставленных историей и международным общением в тесную связь с Россией»793. О неподготовленности большевиков к реальному осуществлению власти говорил военный министр Временного правительства А. Верховский. 3 ноября 1917 г. он записывает: «Сегодня говорил с несколькими делегатами, прибывшими только что из переизбранного армейского комитета. Все большевики. Говоря о происшедшем, я указал им на главную опасность, по моему мнению, от захвата власти большевиками — это переход управления в руки людей, совершенно незнакомых с делом. От незнания могут быть сделаны ошибки непоправимые. Не зная меня, не зная, с кем говорят, они ответили фразой, отражающей, как мне кажется, настроение широких масс: «Нас восемь месяцев водили за нос знающие, но так ничего и не сделали. Теперь попробуем сами своими рабочими руками свое дело сделать; плохо ли, хорошо, а как-нибудь выйдет». В этом сказалась вся темнота народная, с одной стороны, неумение понять происходящее, всю объективную невозможность что-либо сделать в обстановке разрухи, оставленной нам в наследство, а с другой — весь ужас потери веры народом в кого бы то ни было, если люди решаются взяться за дело, в котором, они сами чувствуют, ничего 252

не понимают»794. В. Ленин по этому поводу писал: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами, и с Брешковской, и с Церетели... Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники»795. Но большевики шли еще дальше — они декларировали отказ от традиционных экономических методов хозяйствования. Однако, кроме общих фраз, никакой серьезной теории и опыта на этот счет в то время просто не существовало. Например, программа российской социал-демократической рабочей партии 1903 г. гласила: «...Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран. Эта конечная цель определяется характером современного буржуазного общества и ходом его развития (замена частной собственности на средства производства и обращения общественною и вводом планомерной организации общественнопроизводительного процесса... Необходимое условие этой социальной революции

составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров... Самым значительным из всех этих пережитков и самым могучим оплотом всего этого варварства является царское самодержавие... Поэтому РСДРП ставит своей ближайшей политической задачей низвержение царского самодержавия и замену его демократической республикой... »a Энгельс: «При посредстве этой теории (Мальтуса о народонаселении) мы стали понимать глубочайшее унижение человечества, его зависимость от условий конкуренции. Она показала нам, как в конце концов частная собственность превратила человека в товар, производство и уничтожение которого тоже зависит лишь от спроса; как вследствие этого система конкуренции убивала и ежедневно убивает миллионы a

Программа была выработана редакцией газеты «Искра», принята на П съезде РСДРП в 1903 г. и почти не изменялась вплоть до 1919 г., когда VIII съезд РКП(б) утвердил новую Программу. Второй съезд РСДРП Протоколы. М., 1959. С. 418-424. Хрестоматия по истории России. М.: Проспект., 2000. С. 345-347. 253

людей; все это мы увидели, и все это побуждает нас покончить с этим унижением человечества путем уничтожения частной собственности, конкуренции и противоположности интересов»796. «...Новый общественный строй уничтожит конкуренцию и поставит на ее место ассоциацию... на ее место заступит общее пользование всеми продуктами производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества»7". То есть основой хозяйственной идеологии социал-демократов в весьма абстрактном выражении декларировались тезисы отмены «частной собственности», «общности имущества», «планомерной организации общественно-производительного процесса». Из программы также видно, что диктатура пролетариата рассматривалась социал-демократами не в смысле инструмента государственного механизма управления или экономического хозяйствования, а как инструмент политической борьбы, носящий временный характер. Сам тезис «диктатуры пролетариата» ничего не давал ни для государственного управления, ни для построения теории и практики новых механизмов хозяйствования. По этому поводу Витте совершенно четко писал: «Единственный серьезный теоретический обоснователь экономического социализма, Маркс, более заслуживает внимания своею теоретической логичностью и последовательностью, нежели убедительностью и жизненной явностью. Математически можно строить всякие фигуры и движения, но не так легко устраивать на нашей планете при данном физическом и моральном состоянии людей. Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно указал на все слабые стороны и даже язвы общественного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумного жизненного иного устройства не предложил. Он силен отрицанием, но ужасно слаб созиданием»798. Говоря об уничтожении феодальных привилегий в ходе Французской революции, Чаадаев писал о том же и приходил к провидческим выводам: «Странное дело! В конце концов признали справедливым возмущение против привилегий рождения; между тем происхождение — в конце концов — закон природы... между тем все еще находят несправедливым возмущение против наглых притязаний капитала, в тысячу раз более стеснительных и грубых, нежели когда-либо были притязания происхождения... Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники»799. 254

Витте был абсолютно прав: именно главная, ключевая, основополагающая проблема большевиков, отказывавшихся от частной собственности, от личной материальной заинтересованности, от личного интереса, заключалась в том, что

они ничего не предлагали взамен, они не давали никакой новой мотивации хозяйственной деятельности. Именно этот вопрос марксистами был рассмотрен меньше всего. А ведь он является основополагающим. Р. Нейлброн совершенно справедливо пишет: «При всех новых свойствах индустриального общества XX века великие принципы личного интереса и конкуренции, как бы они ни были ослаблены и ограничены, все еще определяют основные правила поведения, которые ни одна экономическая организация не может позволить себе полностью игнорировать...»800 «Максимум, что было у большевиков, — оставшаяся в наследство от Маркса «Критика Готской программы», где сказано, что научный социализм отличается от утопического тем, что отказывается от уравнительного распределения и выдвигает в качестве базы принцип распределения по труду: «От каждого по способностям, каждому по труду». Маркс объясняет, что это вынужденная мера, поскольку социалисты должны считаться с тем, что на первом этапе переходного процесса социализм еще будет нести на себе родимые пятна капитализма»801. Чем объяснить такую неподготовленность большевиков к основополагающему вопросу организации любой общественной «системы»? Ответ на это вопрос базируется как минимум на трех основных причинах. Во-первых, в полном соответствии с эволюционным развитием общества по Марксу, большевики на первом этапе «мировой революции», который должен был продлиться неизвестно сколько долго, планировали переход именно к буржуазно-демократическому строю, сохраняющему все его хозяйственные механизмы, в том числе и мотивацию поведения. Так, на III (майском) съезде в Лондоне (первом чисто большевистском) вместе с полной победой «демократической рабоче-крестьянской диктатуры», установленной в результате успешного вооруженного восстания, которое «низвергнет самодержавие с его дворянством и чиновничеством», целью революции выдвигалось установление буржуазно-демократической республики с объединенным социалдемократическим Временным правительством во главе. В 1917 г. Милюков писал: «Теперь, как и в 1905 г., общее мнение левых было, что в 255

России переворот должен начаться с буржуазной революции. Социалисты принципиально не хотели брать власти с самого начала, оставляя это для следующей «стадии»802. Во-вторых, в России царский режим принудительным образом сохранил в деревне по сути феодальные, доэкономические отношения. Экономическая деятельность крестьян составляла не более 10—25% всей их хозяйственной деятельности, направленной в основном на обеспечение своего выживания в рамках натурального хозяйства. Кроме того, крестьяне существовали не сами по себе, а были объединены в общины, выполнявшие также не столько экономические, сколько социальные функции — обеспечение выживания и социальной защиты своих членов, что можно было осуществить только за счет относительного социального выравнивания внутри общины. Но и это не все. Право частной собственности внутри общины имело резко ограниченный характер. Собственность на основной, жизненно необходимый производственный ресурс крестьянина — землю принадлежала общине, крестьянин только арендовал ее у общины, вернее, община бесплатно кредитовала ею крестьянина. Крестьянин не мог ни продать, ни заложить землю. То есть личный, частнохозяйственный, капиталистический интерес в мотивации труда крестьянина был сильно ограничен и не выходил за строго определенные узкие рамки. И это положение касалось почти 80% населения Российской империи. Общинная мотивация труда во многом перекликалась с довольно абстрактным идеями левых, по крайней мере она могла быть использована на переходном этапе

развития, на что, в частности, указывал Маркс803. В-третьих, для большевиков и социал-демократов вообще революция и новый общественный строй были не чем-то осязаемым, а в больше степени новой религией. Революция совершалась не столько ради новых механизмов хозяйствования, сколько ради новых идеологических целей: «для обеспечения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества, социальная революция пролетариата уничтожит деление общества на классы и тем освободит все угнетенное человечество, так как положит конец всем видам эксплуатации одной части общества другою»804. Деятельность революционеров действительно была больше похожа на деятельность религиозных сподвижников, чем на целенаправленную хозяйственную, экономическую политику. О религиозном характере 256

русской революции, что касается, по-видимому, любой революции, говорит и Н. Бердяев: «Для русской левой интеллигенции революция всегда была и религией, и философией, революционная идея была целостной. Этого не понимали более умеренные направления»805. «Я понял коммунизм как напоминание о неисполненном христианском долге. Именно христиане должны были осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы ложь коммунизма»806. «Коммунистическая революция, которая и была настоящей революцией, была мессианизмом универсальным, она хотела принести всему миру благо и освобождение от угнетения.. .»807 Ф. Мельников808 еще в начале 20-х годов одним из первых сформулировал тезис о том, что официальный атеизм большевиков — не что иное, как попытка создать новую государственную религию»809. П. Прибылев, народник, вспоминал: «Мы воспринимали социализм тогда не как науку, а как нечто от веры, от религии». С. Кара-Мурза пишет: «Академик Шаталин издевался: мол, большевизм — это хилиазм XX века. Хилиазм — ересь ранних христиан, веривших в возможность построения Царства Божия на земле. Шаталин был в этом прав, а вот достойно ли это издевательства — вопрос совести. Это было страстное столкновение двух религиозных представлений о правде. Такие разломы пережили в молодости все нации, в Европе раньше, чем у нас (и несравненно тяжелее — в Германии при этом было уничтожено 2/3 населения)»810. М. Пришвин в период максимальных успехов белых во время гражданской войны, сам в то время убежденный антикоммунист, «несмотря на все глупости и злодейства «местных» большевиков», писал: «Сейчас все кричат против коммунистов, но, по существу, против монахов, а сам монастырь-коммуна в святости своей признается и почти всеми буржуями». Де Токвиль писал: «Французская революция является политическою революцией, употребившею приемы и, в известном отношении, принявшею вид революции религиозной... Она проникает на далекие расстояния, она распространяется посредством проповеди и горячей пропаганды, она воспламеняет страсти, каких до того времени никогда не могли вызвать самые сильные политические революции... Она сама стала чем-то вроде новой религии, не имевшей ни Бога, ни культа, ни загробной жизни, но тем не менее наводнившей землю своими солдатами, своими апостолами и мучениками»811. «Моральный кодекс строителя коммунизма» 257

практически повторяет основополагающие постулаты религиозных заповедей. Почему же коммунистическая религия так легко вытеснила в России православную и потеснила все остальные? Тому есть несколько причин, и две из них кроются в самой православной церкви. Первая причина состоит в особом отношении между церковью, государством и народом в России. Вот что писали иностранцы, впервые

сталкиваясь с православной церковью еще за 100—300 лет до революции: А. де Кюстин: «Я увидел в России христианскую церковь, которая не подвергается ничьим нападкам, которую все, по крайней мере внешне, чтят; все способствует этой церкви в отправлении ее духовной власти, и, однако ж, она не имеет никакой силы в сердцах людей, порождая одно лишь ханжество да суеверие. Церковь эта мертва, и вместе с тем русской церкви недостает того же, чего недостает этой стране повсеместно, — свободы, без которой меркнет свет и отлетает дух жизни»8'2. «...Абсолютно достоверный факт: публичного религиозного воспитания в России не существует. Нашим (русским) священникам запрещено писать что бы то ни было, даже летописи. Именно религиозные распри погубят русскую империю; вы завидуете силе нашей веры оттого, что судите о нас понаслышке!!!»813 «Я не устаю повторять: революция в России будет тем ужаснее, что она свершится во имя религии: русская политика в конце концов растворила Церковь в Государстве, смешала небо и землю: человек, который смотрит на своего повелителя как на Бога, надеется попасть в рай единственно милостью императора»814. Р. Чанселлор: «Они соблюдают законы греческой церкви и с таким рвением, подобного которому и не слыхивали. В их церквях нет идолов, только нарисованные иконы, чтобы не нарушать Десять заповедей, но к своим нарисованным идолам они относятся с таким поклонением, подобного которому никогда не знали в Англии»815. Дж. Флетчер: «Кроме своей Думы, царю не с кем советоваться... за исключением немногих епископов, архимандритов и монахов, и то для того только, чтобы воспользоваться суеверием народа (притом всегда к его вреду), который считает святым и справедливым все что ни сделано с согласия их епископов и духовенства. Вот почему цари, пользуясь для своих выгод теперешним упадком церкви, потворствуют ему 258

чрезвычайными милостями и привилегиями, дарованными епископиям и монастырям, ибо они знают, что суеверие и лжеверие лучше всего согласуются с тираническим образом правления и особенно необходимы для поддержания и охранения его»816. О русских священниках: «Будучи сами невеждами во всем, они стараются всеми средствами воспрепятствовать распространению просвещения, как бы опасаясь, чтобы не обнаружилось их собственное невежество и нечестие. По этой причине они уверили царей, что всякий успех в образовании может произвести переворот в государстве и, следовательно, должен быть опасным для их власти. В этом случае они правы, потому что человеку разумному и мыслящему, еще более возвышенному познаниями и свободным воспитанием, в высшей степени трудно переносить принудительный образ правления»817. Лидер кадетов Милюков писал: «В вопросах церкви и веры, независимо от своего общего мировоззрения, я разделял как политик формулу Кавура: Chiesa libera nel stato libera — свободная церковь в свободном государстве... Факты окостенения веры и злоупотреблений церковного управления были настолько очевидны для всех, что в более умеренной форме эти взгляды проникали и в среду самих служителей церкви, а через них и в консервативные круги общества... блюстителем этой традиции был учитель и советник обоих царей, сухой, упрямый фанатик, получивший недаром прозвище Торквемады, К. Победоносцев, принципиальный враг всего, что напоминало свободу и демократию. Он — один из тех, кто несет главную ответственность за крушение династии»818. Витте в данном случае полностью солидарен с кадетами, он говорит, что К. П. Победоносцев установил в России режим полицейско-православной церкви, которую он, Победоносцев, двадцать пять лет культивировал в качестве оберпрокурора Святейшего Синода819. Пришедший на смену К. Победоносцеву в 1905

г. А. Оболенский предложил провести реформы, направленные на демократизацию и расширение самоуправления церкви, выводу ее из-под монархической власти. Однако Николай II при полной поддержке Столыпина отказал в проведении радикальной реформы, поскольку свобода церкви подрывала основы монархии и самого полуфеодального государства. Столыпин предложил эволюционный путь реформирования церкви, начав с принятия законов о веротерпимости, свободы совести, постепенного отделения церкви от государ259

стваа. Свою позицию Столыпин определил следующим образом: «Вступая в область верования, в область совести, правительство, скажу даже — государство, должно действовать крайне бережно, крайне осторожно»820. Но был и другой, не зависящий от светских властей аспект деятельности церкви. Его отражает вторая причина слабости православной церкви... Вторая причина состоит в том, что уже к XIX веку европейская церковь прошла период протестантской реформации, которая, по сути, заключалась в отделении церкви от государства. Реформация церкви осуществлялась вполне революционными мерами. В Англии, например, тех, кто сопротивлялся смене католицизма на кальвинистский протестантизм, просто сжигали на кострах как еретиков. Для того чтобы установить новую религию, старая вместе со своими служителями должна быть фактически уничтожена. Было резко сокращено количество церквей, земли и ценное имущество большинства церквей и монастырей были национализированы, а затем приватизированы новыми частными собственниками. Многие из церквей были разграблены и разрушены, их камни использовали для строительства дворцов новой знати. Ценности из священников и монахов в период европейской реформации выбивали средневековыми методами с жестокостью, которая и не снилась большевикам. В результате реформации церкви один из чиновников английской короны подсчитал, что расходы на содержание церквей и монастырей в общенациональных расходах Англии снизились в несколько раз821. В Евa

К попыткам реформировать церковь в определенной мере можно отнести деятельность священника Г. Гапона, который при поддержке своей епархии проповедовал патриотические лозунги, призывал рабочих воздерживаться от пьянства, заниматься самообразованием, организовывал соответствующие кружки и клубы, тем самым приближал церковь к народу и его нуждам... Гапон получил известность благодаря тому, что возглавил шествие 9 января 1905 г. с петицией к Николаю II. Петиция содержала либеральные и социальные требования: Учредительного собрания, гражданских свобод, ответственного правительства, восьмичасового рабочего дня, отмены выкупных платежей... Шествие было расстреляно. Сам Г. Гапон был позже объявлен провокатором охранки. Спустя несколько месяцев после «кровавого воскресенья» Николай II в той или иной мере утвердит основные требования петиции. Начало религиозной свободы были положены указами Николая II от 12.12.1904 , 17.04.1905., 17.10.1905. Эти законы были во многом более прогрессивными и демократичными, чем аналогичные законодательства Швейцарии, Пруссии и Австрии. См. подробнее: Столыпин П.А. Речь о вероисповедальных законопроектах и о взгляде правительства на свободу вероисповедания, произнесенная в Государственной Думе 22 мая 1909 г. Р ы б а с С. Столыпин. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 344. 260

ропе, растянувшись на несколько столетий, происходило становление из полутеократических цивилизованных светских государств. «Само понятие цивилизации, введенное французскими просветителями XVIII в., означало секуляризованную и рационализованную форму общежития — то есть внерелигиозную и основанную на разумном расчете. Нецивилизованной формой признавались средневековый образ жизни и образ жизни неевропейских народов. Подчеркнем эти два признака Запада в эпоху капитализма: секулярность (т. е. освобождение от церкви) и рациональность (расчет и логика)»822. Реформа православной церкви произошла под руководством патриарха

Никона в 1650—1660 годах. Никон хотел вывести церковь из прямого подчинения царю и создать свою независимую церковную власть под главенством патриарха. При этом положение церкви в российском государстве давало патриарху огромное влияние. Так, например, во время польско-литовских походов к Никону на утверждение поступали важнейшие государственные дела, имя Никона ставилось на месте царского: «Святейший патриарх указал и бояре приговорили»823. Между тем светская власть была заинтересована в реформе церкви, поскольку, как и во времена введения христианства на Руси, в середине XVII века с присоединением Востока и Малороссии потребность в консолидирующей силе церкви вспыхнула вновь. В качестве инструмента сближения русской и украинской церквей была использована унификация русской и греческой церкви. Но был и еще один более важный момент — в эти годы происходило окончательное формирование абсолютизма и крепостного права, закончившиеся в 1649 г. принятием Соборного уложения. Но уже в 1650 г. вспыхнул бунт, в подавлении которого «проклятиями и увещеваниями» принял активное участие будущий патриарх Никон. Именно в этот год царь Алексей Михайлович обратил на него свое внимание. Причина заключалась в том, что введенное указами крепостное право, противоречившее существовавшим традиционным моральным нормам, оказалось неустойчивым и требовало соответствующего нравственного обоснования. Реформа Никона решала в первую очередь как раз эту задачу, хотя, на первый взгляд, затрагивала в основном обрядовую сторону вопроса. Но именно обряд в те времена имел ключевое значение, поскольку наполнялся неким сокровенным смыслом. Это особенно проявилось в замене двоеперстия троеперстием. Смысл двоеперстия толковался, как «я и Бог», 261

троеперстие исключало человека и толковалось как триединство Бога824. Исключение человека из веры полностью подчиняло его воле Бога и «помазанника», превращая его в послушного крепостногоa. А. де Кюстин спустя два века напишет: «Нация, которой управляют по-христиански, возмутилась бы против такой общественной дисциплины, уничтожающей всякую личную свободу. Но здесь все влияние священника сводится к тому, чтобы добиваться и от простого народа, и от знати крестного знамения и преклонения колен»825. Введение новой религии осуществлялось жестокими репрессивными мерами против старообрядцев. До начала XX века православная церковь оставалась одним из наиболее реакционных и консервативных институтов самодержавия, в условиях роста самосознания и индустриализации XX века проповедуя покорность и смирение времен крепостного права. Церковь действовала не только духовными, но и вполне мирскими средствами — именно церковь была использована царским режимом как инструмент создания крайне правой III Государственной Думы. В то же время права сохранившихся старообрядцев до первой русской революции 1905 г. были резко ограниченыb. Но не случайно именно старообрядчество оказалось основным религиозным течением отдававшего духом протестантизма, «купеческой веры» по С. Морозову, из которой вышли почти все известные русские промышленники. «Из старообрядческой среды происходили Морозовы, Рябушинские, Гучковы, Рахмановы, Солдатенковы, Носовы, Рогожины, Бугровы и немало иных фамилий, представлявших цвет «Москвы купеческой»826. Неслучайно первые две старообрядческие секты, Преображенское и Рогожское кладбища, появились в Москве на заре индустриальной революции в России — в конце XVIII века. Н. Бердяев писал: «Воинствующее безбожие коммунистической революции объясняется не только состоянием сознания коммунистов, очень суженного и зависящего от разного рода ressentiments, но и историческими

грехами православия, которое не выполняло своей миссии преобa

Проводившаяся в то же время «реформация» церкви в Европе преследовала прямо противоположные принципы. Европейская церковь способствовала развитию индивидуализма и самоутверждению человека как личности. Человек зависел только сам от себя, а не от Бога или его «помазанника». b Старообрядцы в начале века составляли до 10% населения России. До 1883 г. дети староверов считались незаконнорожденными... В 1905 г. указом от 17 апреля старообрядцам дали те же права, что католикам и лютеранам. 262

ражения жизни, поддерживая строй, основанный на неправде и гнете. Христиане должны сознать свою вину, а не только обвинять противников христианства и посылать их в ад»827. Вполне естественно, что к началу пропитанного духом капитализма индустриального XX века феодальная православная церковь в России фактически утратила свою главенствующую духовную роль. О деградации церкви говорили все ведущие мыслители того времени. С. Шарапов 1907 г.: «Прекрасно оборудованная церковь стала одною из отраслей государства и потеряла всякую связь с душою народа, стала для него внешней силой. Народ привязан к ней только обрядностью, в огромной части обязательной. Звонят колокола, идут чинные службы, но дух церковности отлетел, но живого Христа церковь постепенно забывает. Верующие ходят слушать певчих, говеть, даже молиться, но жизнь стала языческою, в жизни церковь потеряла всякое значение. Отсюда глубокая народная тоска, сознание пустоты, лжи и обмана и поразительная легкость всяких соблазнов и совращений»828. М. Пришвин, 7 января 1919 г.: «Социализм революционный есть момент жизни религиозной народной души: он есть прежде всего бунт масс против обмана церкви, действует на словах во имя земного, материального изнутри, бессознательно во имя нового Бога, которого не смеет назвать и не хочет, чтобы не смешать его имя с именем старого Бога». Н. Бердяев: «Официальная церковь заняла консервативную позицию в отношении к государству и социальной жизни и была рабски подчинена старому режиму. Некоторое время после революции 1917 г. значительная часть духовенства и мирян, почитавших, себя особенно православными, была настроена контрреволюционно, и только после появились священники нового типа. Церковной реформы и обновления церковной жизни творческими идеями XIX в. и начала XX в. не произошло. Официальная церковь жила в замкнутом мире, сила инерции была в ней огромна. Это тоже было одно из проявлений разрыва и раскола, проходившего через всю русскую жизнь»829. «Летом 17-го года в стихии революции в Москве происходили церковные собрания, подготовлявшие епархиальный съезд и собор. Я никогда не любил церковных собраний, меня отталкивала их малая духовность. Но я пытался ходить на эти собрания, хотя никакой активной роли на этих 263

собраниях не собирался играть. Впечатление у меня осталось очень тяжелое и отталкивающее. Я решил никогда больше церковных собраний не посещать, Я бы характеризовал эти собрания как собрания чайных Союза русского народа. Всякий, бывший на этих собраниях, должен был вынести впечатление о глубокой связи православной церкви с реакцией и контрреволюцией, с самодержавной монархией, с «черносотенными» настроениями. Ныне православная церковь от этого совершенно освободилась. Вместе с тем отталкивал мещанский, малодуховный характер средней церковной массы. Ведь и уровень проблем, которыми был занят собор, был невысокий и совсем не соответствовал катастрофическому характеру эпохи. На соборе не было поднято ни одной

проблемы, поставленной русской религиозной мыслью»830. Особенно проницателен и справедливо резок был С. Витте: «Теперешняя революция и смута показали это с реальной, еще большей очевидностью. Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, когда они просты, высоки, если они способны охватить души людей, одним словом, если они божественны. Без живой церкви религия обращается в философию, а не входит в жизнь и ее не регулирует. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие. У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения — в службы не Богу, а земным богам, всякое православие — в православное язычество. Вот в чем заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий. Мы делаемся постепенно менее всех верующими. Япония нас побила потому, что она верит в своего бога несравненно более, чем мы в нашего. Это не афоризм или же настолько же афоризм, насколько верно то, «что Германия победила Францию в 1870 г. своей школой...»831 Вышеприведенные рассуждения вовсе не перечеркивают огромное значение православной церкви в истории развития России. Столыпин абсолютно справедливо указывал, что именно вековая связь между церковью и государством «дала жизнь нашему государству и принесла ему неоценимые услуги»832. Не отрицают эти рассуждения и существенного потенциала православной церкви в XXI веке, но что не меняется, то гибнет, а что меняется слишком быстро — ищет своей смерти. 264

Третья причина кроется в самом коммунизме. Это была уже религия нового времени — она совмещала в себе как религиозные, идеологические, так и материалистические начала новой социальной системы. Дж. Кейнс, работавший в 20-е годы в России, писал: «Ленинизм — странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, — религии и бизнеса». Это новое качество было очень важно особенно в России, где еще А. де Кюстин заметил: «Политическая вера здесь крепче веры в Бога»833. Это была религия новой общественной реформации, и она отвечала насущным требованиям как мирового сообщества, так и в первую очередь русского общества. Но как любая религия, особенно в пору своего созревания, коммунизм обладал своими достоинствами и недостатками. На это верно указывал Н. Бердяев: «Враждебна христианству и всякой религии не социальная система коммунизма, которая более соответствует христианству, чем капитализм, а лжерелигия коммунизма, которой хотят заменить христианство. Но лжерелигия коммунизма образовалась потому, что христианство не исполняло своего долга и было искажено»834. «Коммунизм, каким вы его себе представляете, есть, в сущности, новая религия, религия коллектива со свойственной всякой религии фанатизмом и ложью»835. Действительно, коммунизм обладает своей правдой и своей ложью, но не в большей степени, чем ими обладает любая другая религия и идеология. Коммунизм обладал к тому же проблемами роста, с которыми сталкивалась в свое время все религии. Вико, неаполитанский ученый XVIII века, развивая представления Платона об обществе, установил фазы развития человеческого общества: сначала Хаос, затем Теократия, потом Аристократия и, наконец, Демократия... Коммунистическая Россия и была тем самым теократическим государством. Коммунизм не есть готовая практическая программа действий, это идеология — форма религии. Любая религия в крайних своих проявлениях тоталитарна, ибо требует безусловного поклонения верующих своим догматам. Религиозное,

теократическое государство — это тоталитарное государство, подавляющее светские свободы религиозными догмами. Другая крайность — полное отсутствие религии или идеологии — также неизбежно приводит к тоталитаризму, об этом пишет В. Шубарт: «Чем меньше религии, тем сильнее потребность в государстве. Там, где государство стало всем, религия угасает. Тотальное госу265

дарство — это социальная форма безбожия». «Дефицит религиозности даже в религиозных системах — признак современной Европы. Религиозность в материалистической системе — признак Советской России»836. О дефиците религиозности в конце XIX века пишет Ф. Ницше: «Нигилизм стоит за дверями, этот самый жуткий из всех гостей»837. В начале XX о вырождении религии в западном обществе говорит М. Вебер, спустя полвека ему вторит А. Тойнби. Моральная база мирового кризиса капитализма и мировой войны была готова... И именно здесь на сцене истории появляется коммунизм, который, по Бердяеву, «сам хочет быть религией, идущей на смену христианству; он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни. Коммунизм целостен, он охватывает всю жизнь, он не относится какойлибо социальной области»838. Требование к членам ВКП(б) порвать связи с церковью было своего рода требованием единобожия. Задаче строительства подчинены и самые абстрактные науки — при коммунизме «философия должна не познавать только мир, но и переделать мир, создавать новый мир... Философская работа должна быть соединена с трудом, с социальным строительством, должна его обслуживать»839. Что же пропагандировала коммунистическая религия, кроме всеобщего равенства? Бердяев писал: «Ленин хотел победить русскую лень... Произошла метаморфоза: американизация русских людей...»840 «Появилось новое поколение молодежи, которое оказалось способно с энтузиазмом отдаться осуществлению пятилетнего плана, которое понимает задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение»841. Вебер приводит в пример символ веры мормонов, который завершается словами: «Однако ленивый или нерадивый не может быть христианином и спастись. Его удел — гибель, и он будет выброшен из улья». Таким образом, верующий поставлен здесь перед выбором между трудом и гибелью842. Бакстер пишет: «Именно те люди, которые ленивы в выполнении своих профессиональных обязанностей, не находят времени и для служения Богу»843. «Отдавайте все ваше время деятельности в рамках вашей законной профессии, за исключением тех часов, когда вы заняты непосредственным служением Богу. Стремитесь иметь призвание, которое заполнит все ваше время, помимо того, которое вы отдаете служению Богу»844. Как видим, труд все больше приобретает харак266

тер самоцели845. Бакстер писал: «Богатство... позволяет вам отказаться от низкой работы в том случае, если вы можете быть более полезными на другом поприще, однако от работы как таковой вы освобождаетесь не более чем последний бедняк... Хотя их (богачей) не подстрекает к этому крайняя нужда, они в такой же степени, как другие, должны повиноваться воле Божьей... Бог всем велел трудиться»846. В этих изречениях потустороннее, посмертное воздаяние за труд уступает место простой констатации необходимости и обязательности труда, т. е., по сути, коммунистическому лозунгу «кто не работает, то не ест». Таким образом, коммунистическая идеология, с одной стороны, делала в России то, что сделал протестантский кальвинизм в эпоху феодализма в Европе, т. е. ставила достижения человека в зависимость от результатов его труда. С другой, в отличие от кальвинизма коммунизм рассматривал человека не как индивидуума, а как неразрывного члена общества.

Бердяев пишет: «В коммунизме есть своя правда и своя ложь. Правда — социальная, раскрытие возможности братства людей и народов, преодоление классов; ложь же — в духовных основах, которые приводят к процессу дегуманизации, к отрицанию ценности всякого человека, к сужению человеческого сознания, которое было уже в русском нигилизме. Коммунизм есть русское явление, несмотря на марксистскую идеологию. Коммунизм есть русская судьба, момент внутренней судьбы русского народа. И изжит он должен быть внутренними силами русского народа. Коммунизм должен быть преодолен, а не уничтожен. В высшую стадию, которая наступит после коммунизма, должна войти и правда коммунизма, но освобожденная от лжи. Русская революция пробудила и расковала огромные силы русского народа. В этом ее главный смысл»847. Но ни религия, ни идеология не дают конкретных теорий и механизмов хозяйствования и управления, они могут дать только определенные моральные и духовные установки. Ситуация в России между тем, с началом Первой мировой войны, а особенно после Февральской революции продолжала осложняться. Экономическая база построения буржуазно-демократического строя оказалась разрушенной, в том же самом положении после Первой мировой войны оказалось большинство стран Западной Европы. Это была абсо267

лютно объективная предпосылка, не зависящая от желания большевиков. Вариантами дальнейшего развития общества были либо фашистская, либо военная диктатура, буржуазная демократия на этом этапе развития стала разрушительной утопией самоуничтожения общества. Был и еще один крайний выход, наиболее соответствовавший социально-экономическим условиям России, — перескочить через стадию буржуазно-демократического общества и сразу перейти к социализму. Из предыдущего нашего графика мы уже знаем, что результирующая политэкономическая сила (результирующий вектор) была направлена вниз и в сторону социальной справедливости Sf. Мы также помним из теории, обоснование которой мы привели во Вступлении, что капитализм отличается от социализма только углом наклона предельной кривой, что обеспечивает социализму при критических условиях более высокий уровень стабильности. В данном случае результирующий вектор России в 1917 г. сталкивается с новым предельным политэкономическим уровнем и изменяет свое направление вдоль него. «Точка равновесия» в результате смещается вправо, но остается на предельной кривой. Тем самым социальный уровень предохранял государство от саморазрушения и самоуничтожения. Мало того, он обеспечивал переход государства на новый, следующий за буржуазной демократией уровень развития — кривая «с», т. е. был прогрессивным даже по отношению к современным ему развитым странам Запада. Так, Э. Карр, один из наиболее глубоких исследователей российской революции 1917 г., считал, что «буржуазная демократия и буржуазный капитализм по западному образцу, к которым стремились и на которые надеялись меньшевики, не могли укорениться на российской почве, так что ленинская политика была единственно приемлемой, с точки зрения текущей политики в России. Отрицать ее как преждевременную значило повторять, как сказал однажды Ленин, «довод крепостников, говоривших о неподготовленности крестьян к свободе»... Но задача, поставленная этой политикой перед теми, кто ее проводил, была не чем иным, как задачей непосредственного перехода от самых отсталых к самым передовым формам политической и экономической организации...» В политическом отношении, пояснял Э. Карр, это означало «попытку преодолеть пропасть между самодержавием и социалистической демократией без долгого опыта и воспитания

гражданственности, которые буржуазная демократия, при всех ее недостатках, 268

обеспечила Западу». С экономической точки зрения «такая программа означала создание социалистической экономики в стране, где никогда еще не было того накопления основных орудий производства и подготовленных рабочих, какое имелось при капиталистическом строе»848. Предельные политэкономические кривые в 1917 г. в России

Однако этот скачок был вызван не столько эволюционным развитием общества, сколько стал защитной реакцией на политэкономическую катастрофу. Поэтому если в политической области это был шаг вперед, то в экономической — шаг назад. Но для тех конкретных условий он выполнял жизненно необходимую защитную функцию. Если бы не было большевиков, буржуазная революция неизбежно привела бы Россию к нулевому («О») уровню, переход на который сопровождается резким сокращением «энергии» общества, что приводит к дальнейшему сокращению экономического потенциала, численности населения и распаду государства... Единственные ссылки на программу построения нового социалистического государства Ленин дал в работе «Апрельские тезисы», написанные в апреле 1917 г. по дороге 269

из эмиграции в Петроград. «Всего один рабочий день попался мне в поезде... Мои рассуждения будут несколько теоретичными, но, полагаю, в общем и целом правильными, соответствующими всей политической обстановке страны»849 — это пишет Ленин, который, за исключением нескольких дней в 1905 г., семнадцать лет с 1900 г. не было в России»850. «Апрельские тезисы» фактически отвергали переходный буржуазнодемократический этап развития революции и выдвигали лозунг непосредственного перехода к социализму: 5. Не парламентарная республика, — возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, — а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов... Устранение полиции, армии, чиновничества. Плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего. 6. В аграрной программе... Национализация всех земель в стране, распоряжение землею местными Советами батрацких и крестьянских депутатов. Выделение Советов депутатов от беднейших крестьян... 7. Слияние немедленное всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним со стороны С.Р.Д.

8. Пока — не введение социализма, а только переход к контролю со стороны Совета рабочих депутатов за общественным производством и распределением продуктов. 9. Требование государства-коммуны и перемена названия партии социалдемократов большевиков на коммунистическую партию. 1) свержение правительства и разложение армии; 2) возбуждение классовой борьбы в стране и даже внутриклассовой в деревне; 3) отрицание демократических форм государственного строя и переход власти к меньшинству (к партии социал-демократов большевиков) — меньшинству хорошо организованному, вооруженному и централизованному»851. Г. Плеханов назвал тезисы В.И. Ленина «бредом», представляющим собой «безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на русской земле»852. На другой день после опубликования тезисов, 8 апреля, на заседании Петроградского комитета большевиков Ленин оказался в полной изоляции. Богданов заявил: «Ведь это бред, это бред сумасшедшего!» Примерно так же выступил большевик Голь270

денберг и редактор «Известий» Стеклов (Нахамкес). Н. Суханов назвал эту программу «разудалой левизной, бесшабашным радикализмом, примитивной демагогией, не сдерживаемой ни наукой, ни здравым смыслом»853. Отпор был такой, что Ленин покинул зал, даже не использовав свое право на ответ854. Против тезисов было подано 13 голосов, за — 2, воздержался — 1. Однако состоявшаяся 18 апреля Петроградская городская и VII Всероссийская конференция большевиков приняли резолюции, в основе которых лежали положения «Апрельских тезисов». При этом «на вопрос своих сторонников в 1917 г., что мы будем делать после захвата власти, Ленин отвечает: захват власти — цель восстания. Политические задачи мы выясним, когда власть будет в наших руках»855. Полгода спустя Ленин напишет про свои «Апрельские тезисы»: «Заметьте, что это писано при Керенском, что речь идет здесь не о диктатуре пролетариата, не о социалистическом государстве, а о «революционно-демократическом»... Неужели не ясно, что в материальном, экономическом, производственном смысле мы еще в преддверии социализма не находимся? И что иначе, как через это не достигнутое еще нами «преддверие», в дверь социализма не войдешь?»856 Тогда же, в сентябре 1917 г., Ленин напишет новую работу «Государство и революция», где попытается еще раз обобщить представления классиков марксизма о пролетарском государстве. Стоит ненадолго остановиться, для знакомства, на основных тезисах коммунистической доктрины. Основной постулат Маркса базировался на неизбежном отмирании государства в два этапа: Коммунистическое общество, которое только что вышло на свет божий из недр капитализма, которое носит во всех отношениях отпечаток старого общества, Маркс называет «первой», или «низшей фазой коммунистического общества», или социализмом, основной принцип которого гласит: «за равное количество труда равное количество продукта». Однако это еще не устраняет «буржуазного права», которое неравным людям за (фактически неравное) количество труда дает равное количество продукта... На высшей фазе коммунистического общества., общество сможет написать на своем знамени: «Каждый — по способностям, каждому — по потребностям». При этом Маркс совершенно четко указывает: «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества...»857 271

Представления Маркса о пролетарском, социалистическом государстве базировались на опыте Парижской коммуны. «Полная выборность, сменяемость в

любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной «заработной плате рабочего» — эти простые и «само собою понятные» демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму. Эти мероприятия касаются государственного, чисто политического переустройства общества, но они получают, разумеется, весь свой смысл и значение лишь в связи с осуществляемой или подготовляемой «экспроприацией экспроприаторов», т. е. переходом капиталистической частной собственности на средства производства в общественную собственность. «Коммуна, — писал Маркс, — сделала правдой лозунг всех буржуазных революций, дешевое правительство, уничтожив две самые крупные статьи расходов: армию и чиновничество»858. «Коммуна, — писал Маркс, — должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы...» «Вместо того чтобы один раз в три или в шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому другому работодателю... Коммуна должна была... стать политической формой даже самой маленькой деревни... Немногие, но очень важные функции, которые остались бы тогда еще за центральным правительством, не должны были быть отменены — такое утверждение было сознательным подлогом, — а должны были быть переданы коммунальным, т. е. строго ответственным чиновникам...»859 Энгельс указывает на неизбежный переход к плановой системе ведения хозяйства: «Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности». Позже Энгельс развивает тему о самоуправлении коммун: «Как следует организовать самоуправление и как можно обойтись без бюрократии, это показала и доказала нам 272

Америка и Первая французская республика, а теперь еще показывают Канада, Австралия и другие английские колонии...» Энгельс предлагает соответственно этому формулировать пункт программы о самоуправлении следующим образом: «Полное самоуправление в провинции (губернии или области), уезде и общине через чиновников, избранных всеобщим избирательным правом; отмена всех местных и провинциальных властей, назначаемых государством»860. Вот, в общем-то, и все, что оставили классики в своем учении о пролетарском государстве. Остальное должны были найти эмпирическим путем потомки. Ленин пишет: «У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется... Не вдаваясь в утопии, Маркс от опыта массового движения ждал ответа на вопрос о том, в какие конкретные формы эта организация пролетариата, как господствующего класса, станет выливаться, каким именно образом эта организация будет совмещена с наиболее полным и последовательным «завоеванием демократии»861. Именно в этом заключалась огромная приспособляемость, гибкость марксистской теории и ее сила, двигающая развитие общества, и одновременно слабость; жизнь безжалостно разрушала «воздушные замки» марксистов.

На практике формирование ленинской идеологии происходило как под влиянием марксизма, так и под влиянием окружающих условий. А окружающая реальность на четвертом году мировой войны насущно требовала проведения мобилизационной политики, образцом которой для Ленина, впрочем, как и для его противника ген. Алексеева, была Германия. При этом большевики, не имея опыта государственного управления, воспринимали мобилизационные меры военного периода, доказавшие свою эффективность в сочетании с марксистскими постулатами, как рекомендации к построению пролетарского государства. «Победа над беспорядком, разрухой, расхлябанностью важнее всего, ибо продолжение мелкособственнической анархии есть самая большая, самая грозная опасность, которая погубит нас (если мы не победим ее) безусловно, тогда как уплата большей дани государственному капитализму не только не погубит нас, а выведет вернейшим 273

путем к социализму»862. Историк и мыслитель Л. Карсавин, высланный за границу в ноябре 1922 года, писал: «Тысячи наивных коммунистов... искренне верили в то, что, закрывая рынки и «уничтожая капитал», они вводят социализм... Но разве нет непрерывной связи этой политики с экономическими мерами последних царских министров, с программой того же Риттиха? Возможно ли было в стране с бегущей по всем дорогам армией, с разрушающимся транспортом... спасти города от абсолютного голода иначе как реквизируя и распределяя, грабя банки, магазины, рынки, прекращая свободную торговлю? Даже этими героическими средствами достигалось спасение от голодной смерти только части городского населения и вместе с ним правительственного аппарата — другая часть вымирала. И можно ли было заставить работать необходимый для всей этой политики аппарат — матросов, красноармейцев, юнцов-революционеров — иначе как с помощью понятных и давно знакомых им по социалистической пропаганде лозунгов?.. Коммунистическая идеология оказалась полезной этикеткой для жестокой необходимости... И немудрено, что, плывя по течению, большевики воображали, будто вводят коммунизм»863. В этих условиях Ленин, базируясь на примере германского государственного монополизма — «военного социализма», перекликавшегося с определением государственного капитализма по Марксу, — обосновывал насущные меры «военного коммунизма» как организационной основы нового социалистического строя. «Чтобы еще более разъяснить вопрос, приведем прежде всего конкретнейший пример государственного капитализма. Всем известно, каков этот пример: Германия. Здесь мы имеем последнее слово современной крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерско-буржуазному империализму. Откиньте подчеркнутые слова, поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистского — тоже государство, но государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т. е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которую дает социализм»864. Ленин утверждал, что: «социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капита274

листической монополией»865. Эта политика Ленина неоднократно критиковалась другими социалистами именно за ее несоответствие идеологии. Левые коммунисты уже в 1918 году резко отрицательно воспринимали ленинскую концепцию государственного капитализма, протестовали против механического применения опыта кайзеровской Германии или дореволюционной России,

утверждая, что это является отказом от типа управляющего с низов «государствакоммуны»866. При этом часть близких к большевикам социалистов — В. Базаров, А. Богданов и другие — заявляли о полной противоположности идеологии «военного коммунизма» задачам построения планомерного социалистического общества867. Но Ленин был непреклонен: «Германия и Россия воплотили в себе в 1918 году всего нагляднее материальное осуществление экономических производственных, общественно-хозяйственных, с одной стороны, и политических условий социализма — с другой стороны. Если в Германии революция еще медлит «разродиться», наша задача — учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства. Социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов... Государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего положения дел в нашей Советской республике. Если бы примерно через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм»868. Спустя четыре года Ленин напишет: «В приведенных рассуждениях 1918 года есть ряд ошибок насчет сроков. Сроки оказались дольше, чем предполагалось тогда. Это неудивительно. Но основные элементы нашей экономики остались те же»869. Уткин пишет, что «Ллойд Джордж достаточно твердо заявил окружению, что, прежде чем помогать различным врагам большевизма, необходимо оценить сам большевизм, его способности, вероятность эволюции и определить, стоит ли 275

борьба возможных дивидендов»870. Если отбросить «демократические принципы» ввиду «возможных дивидендов», то Ллойд Джордж был прав — способность любой системы к эволюционированию является первейшим вопросом ее способности к выживанию и развитию... Н. Бердяев тонко чувствовавший эпоху, отмечал высокие адаптивные способности большевиков, ведь в противном случае при строгом следовании принципам марксизма социальной революции в России пришлось бы ждать очень долго. «И наиболее революционно настроенные марксисты должны были иначе истолковывать марксизм и построить другие теории русской революции, выработать иную тактику. В этом крыле русского марксизма революционная воля преобладала над интеллектуальными теориями, над книжно-кабинетным истолкованием марксизма. Произошло незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями старой русской революционности... Марксисты-большевики оказались гораздо более в русской традиции, чем марксисты-меньшевики». Н. Бердяев продолжал: «Не революционному народничеству, а именно ортодоксальному, тоталитарному марксизму удалось совершить революцию, в которой Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которая представлялась неизбежной первым русским марксистам. И это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа»871. М. Горький писал о Ленине: «Я знаю, что он любил людей, а не идеи, вы знаете, как ломал и гнул он идеи, когда этого требовали интересы народа». Коммунистические лозунги, например, той же мировой революции или полного отрицания частной собственности, построения государства-коммуны, не

должны вводить в заблуждение. А. Деникин справедливо пишет, что «идеология партии была недоступна пониманию не только темных масс русского народа, но и второстепенных работников большевизма, которые были рассеяны по стране. Массам нужны были лозунги простые, ясные, немедленно проводимые в жизнь и отвечающие их желаниям и требованиям, чрезмерно возросшим в бурной атмосфере революции. Этот упрощенный большевизм — с типичными чертами русского бунта — проводить было тем легче, что он отрешился от всяких сдерживающих моральных начал...»872 Однако риторика «упрощенного большевизма» своими простыми лозунгами играла огромную роль, консолидирующую общество. И именно «упрощенный 276

большевизм» и отказ от «моральных начал» позволил погасить тот самый русский бунт. Эта риторика была обманом общества, но этот обман был не больше лжи царского или Временного правительств. Н. Бердяев замечает: «Очень легко доказать, что марксизм есть совершенно неподходящая идеология для революции в земледельческой стране с подавляющим преобладанием крестьянства, с отсталой промышленностью и с очень немногочисленным пролетариатом. Но символика революции условна, ее не нужно понимать слишком буквально. Марксизм был приспособлен к русским условиям и русифицирован... »873 Лидеры коммунистов, очевидно, не воспринимали коммунистическую веру как догму. В 1922 г. Дж. Кейнс говорил о Ленине, что «он слишком умен, чтобы верить в коммунизм». В своей деятельности В. Ленин откровенно склонялся к светскому, а не теократическому, религиозному типу государства. Конечно, идеология играла существенную роль, но не больше, чем религия, церковь в период европейской Реформацииa. Большевики никогда бы не только не удержались у власти, но и не завоевали бы ее, если бы неукоснительно следовали за своими идеологическими лозунгами. Именно поэтому большевики шли по пути, о котором М. Либер с возмущением писал: «Ложь, что массы идут за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы, они принимают все, что массы выдвигают». Один из классиков социализма, К. Каутский, обосновывал наблюдения М. Либера: «Социализм не есть механизм, который строится по заранее намеченному плану... У нас нет готовых утопий, которые можно воплотить всенародным решением»b. Действительно, большевики не имели и не могли иметь собственной программы построения социалистического (коммунистического) общества, они даже не совсем ясно представляли себе, что это такое; нельзя же идеалистические, по сути, религиозные мечты принимать за реальные цели. И большевики осуществляли a

Были и другие особенности, присущие не столько коммунистам, сколько самой России и истории человечества, которые отразились на их деятельности, но о них мы поговорим позже. b Тот Каутский, который во всей своей предшествующей политической и научной деятельности утверждал как раз обратное. Б р у ц к у с Б. Д. Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта. СПб.: «Экономист», 1922 г. Новый мир. №8. 1990. 277

свою политику эмпирическим путем на основе неизбежных объективных экономических законов, которым без разницы, капитализм на дворе или коммунизм. И которые откровенно не стыковалась с марксистскими «тезисами»874. В то же время эмпирический характер деятельности большевиков неизбежно выводил их на традиционный мелкобуржуазный, присущий России того времени, эволюционный путь развития, правда, в новых формах. О гибкости большевиков при их выходе на эволюционный путь развития пишет и лидер кадетов П. Милюков: «Коммунистическая» революция 25 октября 1917 г. не есть что-то новое и законченное. Она есть лишь одна из ступеней

длительного и сложного процесса русской революции. Мы увидим, что никакого «коммунизма» не было введено в России и что сами коммунисты в процессе революции должны были приспособляться к условиям русской действительности, чтобы существовать...»875 Известный английский историк Э. Карр в исследовании «История Советской России» обратил внимание на то, что в документах раннего этапа Октябрьской революции редко, не привлекая особого внимания, появляются слова «социализм» и «социалистический»... Важнейшие первые шаги новой власти, — отмечал он, — были сделаны... не под знаменем социализма, а под знаменем демократии»876. Из этих разрозненных фактов складывается характер политэкономического строя, который формировали большевики с конца 1917-го до середины 1918 г. и он укладывается в рамки современных европейских социал-демократий. Большевики ради сохранения своей власти в любом случае были вынуждены адаптировать свои идеи к существующим реалиям. В противном случае им пришлось бы воевать со всем народом. При всем их радикализме эта война была бы повторением безумной политики Временного правительства, но большевики, несмотря на свою ортодоксальную идеологию, больше всех других партий были реалистами. Они шли вслед за движущими силами истории — в отличие от кадетов, которые шли за своими корпоративными целями и пытались подогнать под них общество. Рыков в 1924 г. справедливо заявлял: «Только при условии быстрого повышения производительности труда мыслимо будет перейти к разрешению всех остальных кардинальных задач. От этого же в значительной степени будет за278

висеть и вопрос о диктатуре рабочего класса, потому что, если диктатура рабочего класса не принесет народу, крестьянству, всему 130-миллионному населению Советского Союза наглядных уроков того, что при рабочей диктатуре улучшается работа фабрик, продукты удешевляются, что при советском строе жить с каждым годом легче, без этого, конечно, диктатуры не удержать»877. Сквозь риторику фраз, повторяемых как молитва, постепенно начинают проступать сущность ленинских идей. Уже 12 марта 1918 года Ленин опубликовал программную статью «Главная задача наших дней», где, не раз упоминая о «международной социалистической революции» как о высшей цели, вместе с тем, по сути дела вступая в противоречие с этой постановкой вопроса, так определял «главную задачу»: «Добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь... стала в полном смысле слова могучей и обильной... У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил... чтобы создать действительно могучую и обильную Русь». Рассуждая далее о тогдашней германской угрозе, Ленин употребил слова, которые, вне всякого сомнения, удивили многих его соратников: «Россия идет теперь... к национальному подъему, к великой отечественной войне... Мы — оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за «защиту отечества»...» Правда, словно убоявшись собственных высказываний, столь противоречивших предшествующей большевистской фразеологии, Ленин тут же оговорился: «Та отечественная война, к которой мы идем, является войной... за Советскую республику как отряд всемирной армии социализма»878. В. Кожинов справедливо замечает, что «противоречие между «национальным подъемом», «отечеством», «Русью» и, с другой стороны, неким безличным «отрядом всемирной армии» достаточно острое, и оно во многом определило грядущую борьбу внутри большевистской власти»879. М. Пришвин писал: «В большевиках этот инстинкт государственности проснулся удивительно быстро, контраст с нынешними демократами просто разительный. Многозначительно явление, о котором официальная советская идеология умалчивала (а зря!) — «красный бандитизм». В конце гражданской войны советская власть вела борьбу,

иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы, с красными, которые самочинно затягивали конфликт. В некоторых местностях эта опасность 279

для советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые парторганизации — они для власти уже не были «родственниками»a. Конечно, идеология играла здесь свою негативную роль. В. Ленин сам признавал это: «Мы рассчитывали, поднятые волной энтузиазма, разбудившие народный энтузиазм сначала общеполитический, потом военный, мы рассчитывали осуществить непосредственно на этом энтузиазме столь же великие (как и общеполитические, так и военные) экономические задачи. Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать, мы предполагали, без достаточного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкобуржуазной стране. Жизнь показала нашу ошибку»880. «Мы меры не соблюли... и... слишком далеко зашли по пути национализации торговли и промышленности, по пути закрытия местного оборота»881. Тем не менее при благоприятном стечении обстоятельств негативное влияние идеологии могло бы быть преодолено, возможность такого варианта развития подтверждает хотя бы введение нэпа в 1921 г. О своих народно-хозяйственных идеях первой половины 1918 г. В. И. Ленин писал: «Свою строительную, хозяйственную работу, которую тогда выдвинули на первый план, мы рассматривали под одним углом. Тогда предполагалось осуществление непосредственного перехода к социализму без предварительного периода, приспосабливающего старую экономику к экономике социалистической. Мы предполагали, что, создав государственное производство и государственное распределение, мы этим самым непосредственно вступили в a

«Красный бандитизм» особенно широкий размах получил в Сибири, где главную роль в борьбе с белыми играла не регулярная Красная Армия, а партизаны. Когда сегодня читаешь отчеты о судебных процессах над красными, просто поражаешься. Вот в городке раскрыт заговор, и чекисты арестовывают его руководителей. Ночью для их освобождения на городок делает налет отряд белых, ушедших в леса. Чекисты и члены партийной ячейки, всего семь человек, всю ночь ведут бой, а потом, не имея больше возможности обороняться, расстреливают заговорщиков и уходят. Их судят — при большом стечении народа, который, настрадавшись от белых, возмущен не «бандитами», а именно властью, трибуналом. Пришвин с неприязнью пишет, что такой способности подняться над схваткой, «презирая страдания своих», не имела ни одна из существовавших в России политических сил — только большевики. Но это и есть «инстинкт государственности». Кара-Мурза С. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до Великой Победы. М.: Алгоритм, 2002 С. 276. 280

другую по сравнению с предыдущей экономическую систему производства и распределения. Мы предполагали, что обе системы — система государственного производства и распределения и система частноторгового производства и распределения — вступят между собой в борьбу в таких условиях, что мы будем строить государственное производство и распределение, шаг за шагом отвоевывая его у враждебной системы. Мы говорили, что задача наша теперь уже не столько экспроприация экспроприаторов, сколько учет, контроль, повышение производительности труда, повышение дисциплины. Это мы говорили в марте и апреле 1918 г., но мы совершенно не ставили вопроса о том, в каком соотношении окажется наша экономика к рынку, к торговле»882. К. Каутский пишет (в русском издании 1926 г.): «Русская революция и наша задача в ней рассматривается не как буржуазная революция в обычном смысле, не как социалистическая революция, но как совершенно особый процесс, происходящий на границах буржуазного и социалистического обществ, служа ликвидации первого, обеспечивая условия для второго и предлагая мощный

толчок для общего развития центров капиталистической цивилизации»883. В 1917 г. Булгаков критиковал социализм за «буржуазность»: «Он сам с головы до ног пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот»884. «Самый яркий, хрестоматийный пример гибкости большевиков — отказ от радикализма времен гражданской войны и переход к новой экономической политике весной 1921 года. Ленин связывал идеологические источники нэпа с некоторым комплексом идей, содержавшихся в его работах конца 1917-го — начала 1918 года»885. Действительно, сам В. Ленин четко определял, что с Октября до середины 1918 г. революция «была в значительной мере буржуазной»886. И опять здесь, пускай и не вполне отчетливо, выступает попытка большевиков в той или иной мере, но встать на цикл эволюционного развития России, прерванный в 1914 г. Первой мировой войной, который большевики попытались возобновить в 1918 г. Но и он был прерван интервенцией. Свои попытки возобновить эволюционный цикл построения рыночного социализма большевики начнут только после окончания интервенции и гражданской войны в 1921 г. с введения нэпа. Но интервенция, как и Первая мировая война, не только прервали эволюционный 281

путь развития России, но и уничтожили сами ресурсы развития, что в корне подорвало возможности Росси завершить начатый эволюционный цикл. Любую религию, как и идею, даже самую благородную, догматизм неизбежно доводит до абсурда, до вырождения. Среди лидеров большевиков были и творцы, и догматики революции, были борцы и были откровенные отбросы общества. Любая революция прежде всего поднимает «грязь со дна». Между тем наличие огромного положительного созидательного, творческого потенциала у большевиков отмечали даже их радикальные противники. Так, Милюков считал, что успех большевиков предопределили их качества, которых не хватало умеренным социалистам, — реализм и последовательность887. Хотя в «Истории» (Милюкова) громко звучит тема о предательстве и «немецких деньгах», благодаря которым большевики смогли достичь своих целей, в общем, и в этой книге, и в изданной в 1926 году новой, двухтомной «России на переломе» (истории гражданской войны) Ленин и его последователи изображены людьми сильными, волевыми и умными888. П. Милюков пишет о Ленине, что он — «централист и государственник»889. Уткин пишет про Ленина: «Этот человек удивительным образом сочетал фанатическую веру в учение с беспримерным реализмом в конкретной политике»890. Критические окружающие условия приводят к превалирующему влиянию крайних ортодоксальных течений — это естественная защитная реакция здорового организма на вызов окружающей среды. Коммунизм, развиваясь постепенно, выходя на эволюционный путь развития, должен был отбросить марксистские догмы, как в свое время капитализм — религиозные. «По мере угасания идейных фобий (одержимости идеей, ввергающей в состояние ненависти, страха и агрессии) идеологемы из мобилизующих заклинаний превращаются в иллюзии и фикции. Последние становятся элементами условного этикета, церемониала...»891 Почему коммунизм, в отличие от протестантизма, не смог избавиться от своих догм и лжи? Ведь он имел для этого все необходимые предпосылки: гибкость, реализм, последовательность, волю, идею, государственность... Ответу на этот вопрос во многом и посвящены «Тенденции»... 282

Несмотря на все издержки утопической идеологии и ортодоксальность взглядов, жизнь толкала большевиков в направлении построения социального, демократически ориентированного, сильного экономически и независимого

государства с развитой системой самоуправления. Баланс сил в обществе и объективные экономические и исторические тенденции, их социальная направленность направляли коммунистов именно по этому пути, и кто знает, может, через десяток-другой лет Россия могла стать процветающей страной социальной демократии подобно современным европейским или Скандинавским странам. Конечно, ложь коммунизма создавала бы на этом пути свои препятствия, но, как справедливо пишет Бердяев, она должна была быть преодолена и при благоприятных условиях могла быть преодолена, как преодолялась ложь любой новой религии, неизбежно страдающей ортодоксальностью, догматизмом на первом этапе своего развития; но для этого необходимо было время, которого России не дали. Первой в истории человечества попытке не дано было реализоваться или развиться, непрерывная внешняя агрессия или угроза ее перечеркнули все шансы какого-либо эволюционного пути развития России, на смену неизбежно пришла жесткая политика мобилизационного типа, направленная на концентрацию ресурсов и сил для отражения внешней агрессии, ликвидации ее последствий и возрождения государства.

БРЕСТСКИЙ МИР Уже через несколько дней после Февральской революции, 14 марта, Петроградский совет выразил свое отношение к войне, которое строилось на принципах «революционного оборончества» — «защита фронта есть защита революции»; одновременно провозглашался отказ от империалистических, т. е. наступательных целей войны — за всеобщий мир без аннексий и контрибуцийa. В ответ на возмущенную этим заявлением ноту союзников 28 марта Временное правительство выпустило свою декларацию, согласно которой вопрос мира должно будет решить Учредительное собрание в «тесном единении с союзниками», а до этого «воля народная» будет проводиться Временным правительством «при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников». В конце еще раз подчеркивая «непоколебимую верность общему союзному делу» (!), правительство предлагало созвать конференцию союзных держав, «когда создадутся для этого благоприятные условия»... Между тем напряжение нарастало. 14—15 апреля начались стихийные братания на фронте, грозившие перейти в сепаратное перемирие России и Германии. Встревоженный Палеолог снова обращается к Милюкову: «У вас более десяти миллионов человек под ружьем; вы пользуетесь поддержкой восьми союзников, из которых большинство пострадало гораздо больше вас, но при этом полны решимости бороться до полной победы. К вам прибывает девятый союзник, и какой?! Америка! Эта ужасная война была начата за славянское дело. a

В соответствии с Манифестом Циммервальдской международной социалистической конференции 5—8 сентября 1915 г. в швейцарской деревушке Циммервальде, в которой участвовало 38 делегатов от Франции, Германии, Италии, России, Польши и т. д., об «империалистическом характере» войны выпустила манифест с призывом начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов. Ленин выступил с призывом превратить империалистическую войну в гражданскую. 284

Франция поспешила вам на помощь, ни на миг не торгуясь из-за своей поддержки. Неужели вы осмелитесь первыми оставить борьбу?»892 В ответ 20 апреля появилась знаменитая нота Милюкова, в которой союзники в очередной раз уверялись в том, что Россия не желает сепаратного мира, а жаждет всеобщего мира и пересмотра целей войны, но при этом Временное правительство «будет вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении

союзников»; нота в очередной раз выражала уверенность в «победоносном окончании настоящей войны, в полном согласии с союзниками». Нота, успокоив союзников, привела к прямо противоположному эффекту внутри страны, вызвав массовые стачки и демонстрации против продолжения войны. Именно в тот период впервые был широко развернут лозунг «Долой Временное правительство!». Милюков посчитал эти демонстрации незначительными и отнес их к проискам немецкой пропаганды893. Но настораживало, например, уже то, что во главе Финляндского полка, первым пришедшего к Мариинскому дворцу с требованием отставки правительства, был Линде — ученый, математик, меньшевик, настроенный явно патриотически, позже погибший на фронте894. Действительно, «апрельский кризис», вызванный нотой Милюкова, показал полное бессилие Временного правительства. «Апрельские дни доказали, что правительства в России вообще не существует, внутри кабинет оказался настолько бессилен, что только вмешательство Совета спасло его от ареста, а его заявления, обращенные к внешнему миру, были с такой решительностью опровергнуты народными массами, что торжественная «нота» превратилась в пустую бутаду»895. 27 апреля Гучков говорил: «Вся страна когда-то признала: отечество в опасности. Мы сделали еще шаг вперед: отечество на краю гибели»896. 30 апреля меньшевистско-эсеровский Петроградский совет принял воззвание к социалистам Западной Европы: «Русская революция (Февральская) — это восстание не только против царизма, но и против ужасов мировой войны. Это первый крик возмущения одного из отрядов международной армии труда против преступлений международного империализма. Это не только революция национальная, это первый этап революции международной, которая вернет человечеству мир»897. Тем не менее в апреле все политические партии еще выступали против сепаратного мира. Даже большевики отка285

зывались от этой идеи. В резолюции Всероссийской конференции большевистской партии, принятой 27 апреля, говорилось: «Конференция протестует еще и еще раз против низкой клеветы... будто мы сочувствуем сепаратному миру с Германией»898. В апреле 1917 г. датчанин Боргбьерг899 предложил социалистическим партиям России принять участие в конференции по вопросу о заключении мира. 6 мая на заседании Исполкома Петроградского совета Боргбьерг заявил: «Германское правительство согласится на те условия мира, которые германская социал-демократия предложит на социалистической конференции...» За поездку на конференцию высказались меньшевики. Ленин выступил против сепаратных мирных переговоров с Германией. 8 мая он заявил: «За всей этой комедией якобы социалистического съезда кроется самый реальный политический шаг германского империализма...» Однако уже в «Апрельских тезисах» Ленин призвал к братанию на фронте. Плеханов отметил его как один из признаков бредового характера тезисов, и никто не придавал этому лозунгу серьезного значения. Между тем братания не были ни выдумкой Ленина, ни изобретением немецкого Генерального штаба, ни специфическим «невиданным в истории порождением русской революции»... Следы таких сношений можно найти в истории любой войны. Например, Л. Толстой описывал братания при Севастопольской обороне. Не новость и идея заключения мира путем братания. Достаточно вспомнить классический рассказ об окончании римско-сабинской войны. Верхарн незадолго до войны писал, что вопрос о войне разрешается восстанием в осажденном городе и братанием восставших с осаждавшими город войсками. Братания начались сразу, что было неожиданностью и для оборонцев и для большевиков — «фронт замер»900. Папа римский в начале войны призвал к приостановлению боевых действий

на рождественские дни, что, по сути, вылилось в то же братание. Один из французских солдат писал в декабре 1914 г.: «В самый разгар войны люди, которые накануне убивали друг друга, устроили перемирие на 48 часов и братались. Когда эти факты стали известны в штабе, был отдан приказ об отводе нашего полка... сержанты... прочитали нам приказ: «Солдаты, не следует забывать, что вы находитесь на войне, что немцы — ваши враги и что, если ктолибо из вас будет застигнут при братании с неприятелем, он будет подлежать смертной казни»901. Немецкий солдат также писал: 286

«Я вспоминаю, как вели себя товарищи в окопах в рождественскую ночь. Они не сделали ни одного выстрела отнюдь не из религиозных побуждений, а исключительно из отвращения к этому истреблению народов. И если бы не последовали драконовские репрессии со стороны военных властей, то мы ведь все хорошо знаем, что наши товарищи, сражающиеся в настоящее время, как враждующие друг с другом братья, уже давно заключили бы между собой мир»902. Вопрос войны и мира обострялся с каждым днем. Художник А. Бенуа 26 марта 1917 г. убеждал Палеолога: «Война не может дальше продолжаться. Надо возможно скорее заключить мир. Конечно, я знаю, честь России связана ее союзами, и вы достаточно знаете меня, чтобы поверить, что я понимаю значение этого соображения. Но необходимость — закон истории. Никто не обязан исполнять невозможное»903. Постепенно вопрос сводился к формуле: ««энергичная» внешняя политика приводила к разрыву с союзниками и упиралась в сепаратный мир; «энергичная» внутренняя политика взрывала коалицию и прямым путем вела к диктатуре Советов. «Мы, — пишет Войтинский, — хотели избежать и того и другого, но не видели путей к решению этой двойной задачи — и отсюда то убийственное топтание на месте.. .»904 В июне В. Войтинский отмечал, что «армия, не желавшая воевать, не может сопротивляться. А это значило, что уже в июле 1917 года продолжать войну было невозможно»905. Августовская сводка военно-политического отдела штаба верховного главнокомандующего гласила: «Общее настроение армии продолжает быть напряженным, нервно-выжидательным. Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, по-прежнему являются неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-нибудь развязке. Кроме того, недостаток обмундирования и продовольствия, отсутствие какихлибо занятий ввиду ненужности и бесполезности их, по мнению солдат, накануне мира угнетающе действуют на настроение солдат и приводят их к разочарованию»906. «Теперь на фронте не проходило дня без кровавых эксцессов. В чудовищной мере усилилось дезертирство — солдаты толпами покидали позиции... силой захватывали вагоны и целые поезда... Командование было бессильно бороться с этим явлением. Да оно и не боролось... На Эзеле два полка сдались без выстрела... на Даго немцы не приняли наших солдат, при287

шедших к ним для сдачи в плен, и отослали их обратно, даже не потрудившись их обезоружить... Целые дивизии выносили резолюции... что они остаются на фронте лишь до 1 ноября, а после этого срока, если не будет заключен мир, уходят по домам»907. «Предпарламент пытался выработать «формулу» своего отношения к войне, но безуспешно, ни одна резолюция не набрала большинства голосов»908. К концу августа 1917 г. русской армии практически не существовало, как и экономики, способной обеспечить и прокормить эту армию. Американский представитель Н. Уиншин писал в Госдеп: «Массы желают не сепаратного мира, а окончания войны. Враждебность на фронте сейчас прекращается, и такое положение будет продолжаться. Не следует надеяться на сопротивление русских»909. Генерала Скотт: «Направил мрачное послание военному министру

Бейкеру: «Мы нашли дела в весьма дурном состоянии; несколько миллионов солдат бегут с фронта, среди оставшихся на фронте нет никакой дисциплины; сообщается, что армию захлестнули митинговые страсти, на офицеров не обращают почти никакого внимания». Он побеседовал с социалистом А. Керенским... и сообщил, что Керенский не горит желанием вести войну»910. 1 октября Керенский предложил Ллойд Джорджу заключить мир с немцами «без аннексий и контрибуций... Если этого не будет сделано, тогда с наступлением холодной погоды я не смогу удержать армию в траншеях. Я не вижу, как мы могли бы продолжить войну. Разумеется, я не говорю этого людям. Я всегда говорю, что мы должны продолжать борьбу при любых условиях — но это продолжение невозможно, если у меня не будет что сказать моей армии»9". За несколько дней до Октябрьской революции последний военный министр Временного правительства А. Верховский912 докладывал комиссии предпарламента: «1. Армия в девять с половиной миллионов человек стране не по средствам. Мы ее не можем прокормить... Мы не можем эту армию ни одеть, ни обуть... Между тем, отпустив 600— 700 тыс. человек, Ставка категорически заявила, что дальше ни один солдат отпущен быть не может... Не будучи хозяином этого дела, я не могу изменить решения Ставки; здесь, значит, непримиримый тупик, если люди, руководящие обороной страны не будут заменены другими, способными найти выход из создавшегося противоречия. Если же оставить все это в его теперешнем положении, то иного выхода, как заключение мира, нет. 288

2. Наши расходы достигли в день 65 млн. рублей, из которых только 8 идет на общегосударственные нужды, все остальное — на войну... Между тем, по сообщению министра финансов, мы живем без доходов, единственно на печатном станке, так как налоги перестали поступать. Станок же дает 30 млн. бумажек в день. Таким образом, 1 января 1918 года образуется дефицит в 8 млрд. рублей. Изменить это положение можно только решительным сокращением расходов на войну, но так как Ставка не считает возможным уменьшить армию, то и здесь тупик. 3. Армию разрушает агитация большевиков... но средства борьбы с большевизмом нет, так как он обещает мир и масса на его стороне, поэтому разрушение армии прогрессирует, и его остановить нечем. 4. Армию можно строить, лишь опираясь на командный состав. В теперешних условиях это невозможно. Офицеры требуют исполнения своего долга перед Родиной — идти на смерть, видя в этом спасение страны, солдаты, сбитые с толку пропагандой, не понимают, за что они должны умирать. На этом создается разрыв между офицером и солдатом, делающий командование армией невозможным. Мер к разъяснению этого народу мы не принимаем. Поэтому взгляд солдата на офицера как на своего врага, заставляющего его «бессмысленно» умирать, не меняется, и исправить дела нельзя, если не пойти на крупные решения, на которых я настаивал»913. После своего выступления военный министр (Верховский) был уволен. В. Войтинский пишет, что это увольнение было объявлено «в такой форме, что и у населения, и у армии должно было получиться впечатление, что Временное правительство считает преступной саму мысль о мире. Это было повторение апрельской ноты Милюкова... Если в апреле Милюков поднес зажженную спичку к стогу соломы, то теперь правительство бросило факел в пороховой погреб»9'4. Джадсон продолжал телеграфировать в Госдеп: «Постепенный развал власти правительства во всех направлениях. Анархия близится с каждым днем; повсюду забастовки и угрозы забастовок... Политическая ситуация все затмевает, но стремительно надвигается экономическая и финансовая катастрофа»915. Военный

атташе сделал еще одно предсказание: «Возможно, правительство обладает политической силой, но у него нет штыков, на которые можно было бы опереться. Оппозиция большевиков, поддерживаемых 30 тыс. вооруженных 289

рабочих, которым Кронштадт и Балтийский флот обещают содействие, открыто не признающих правительство становится поистине угрожающей. Вскоре может произойти восстание»916. Заголовок в «Вашингтон пост» от 2 ноября 1917 г гласил: «Россия выходит из войны»917. Именно стихийное стремление армии и народа к миру обеспечило большевикам, его обещавшим, поддержку армии и как следствие — их победу. Не случайно уже через несколько часов после свершения Октябрьской революции и своего образования, 26 октября, Советское правительство издает «Декрет о мире» и одновременно обращается к Германии с предложением трехмесячного перемирия и начала переговоров. 15 ноября предложение было повторено, и немцы согласились 19 ноября британский посол пишет: «...Если мир, который они обещали будет отложен надолго, и если подвоз хлеба, с каждым днем уменьшающийся, прекратится, то массы могут восстать и свергнуть их. За исключением военного министерства, большая часть государственных служащих еще продолжает забастовку Подвоз угля к железнодорожным линиям сократился до опасных размеров; армия и большие города находятся под угрозой голода, и рано или поздно вся правительственная машина должна распасться. Что тогда случится — сказать невозможно»918. 20 ноября главнокомандующему Духонину приказано было начать мирные переговоры с немцами. 21 ноября Совнарком обратился к союзникам с «официальным предложением по заключению незамедлительного перемирия на всех фронтах и незамедлительного начала переговоров о мире»919. «Троцкий сообщил союзным военным атташе ноту с уверением в том, что его правительство желает отнюдь не сепаратного, а всеобщего мира, но что оно решило заключить мир. «Это будет ошибка со стороны союзных правительств, — говорит в заключение нота, — если в России в конце концов придется заключить сепаратный мир»920 Лорд Роберт Сесиль заявил представителю агентства Ассошиэйтед Пресс, что «если эта акция будет одобрена и ратифицирована русской нацией, то поставит ее вне границ цивилизованной Европы»921. Представитель американской военной миссии на русском фронте подполковник Керт послал протест новому главнокомандующему русской армии Каменеву: «Поскольку республика Соединенных Штатов ведет в союзе с Россией войну, причиной которой является противостояние демократии и автократии, мое правительство категорически протесту290

ет против любого сепаратного перемирия, которое могло бы быть заключено Россией»922. Не получив ответа от союзников, Троцкий напрямую телеграфировал германскому военному командованию предложение заключить перемирие для последующего «заключения демократического мира без аннексий и контрибуций». Одновременно Троцкий отдал приказ военным прекратить боевые действия ввиду мирных переговоров. А еще раньше, в начале ноября, «от края до края русских линий началось стихийное, ничем уже не предотвратимое «сепаратное заключение мира» — армиями, полками и даже ротами»923. Но официально большевики отдали приказ об организации братания солдат на фронте — прибегли к тактике переговоров «через головы правительств», — только отчаявшись получить их поддержку 23 ноября. Фрэнсис сообщал, что главнокомандующие союзников не обратили внимания на директивы Троцкого. Они потребовали от своих правительств не отвечать «лицемерной власти, утвердившейся силой и не признанной российским

народом»924. Союзники выразили свой протест намерениям большевиков, при этом американский представитель в русской Ставке Керт925 призвал русского генерала Духонина «вести политику, прямо противоположную проводимой Советом народных комиссаров». На это Троцкий ответил: «Советское правительство, ответственное за судьбу страны, не позволит дипломатическим и военным агентам союзников под каким-либо предлогом вмешиваться во внутреннюю жизнь нашей страны и пытаться раздуть гражданскую войну»926. С Троцким был фактически согласен даже английский посол. По замечанию Бьюкенена, протест союзников ничем не отличался от «завуалированной угрозы», и она будет интерпретирована в том смысле, что «мы почти готовы призвать Японию напасть на Россию». Британский посол продолжал: «Этот шаг рекомендовали плохие советчики, он способен причинить нам огромный вред»927. Духонин отказался от ведения мирных переговоров и был убит большевикамиa. Эта акция произвела сильнейшее впеa

Духонин говорил: «Я имел и имею тысячи возможностей скрыться. Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, меня даже расстреляют». На другой день толпа матросов — диких, озлобленных — растерзала генерала Духонина, и над трупом его жестоко надругалась. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест,. Т. 2. М., 2002. С. 172. 291

чатление на представителей союзников. 27 ноября Бьюкенен, всего несколько месяцев назад призывавший Керенского и Корнилова уничтожить большевиков, писал: «Я разделяю взгляд, уже высказанный генералом Ноксом, что положение стало здесь настолько безнадежным, что мы должны пересмотреть свою позицию. По моему мнению, единственный правильный путь, оставшийся для нас, состоит в том, чтобы возвратить России ее слово и сказать народу, что мы понимаем, как истощен он войной и дезорганизацией, неразрывно связанной с великой революцией...»928 Другой англичанин писал: «После 27 ноября мне стало ясно, что большевики удержат власть и, что бы мы ни думали о них, они способны решить многие вопросы, в жизненно важной степени влияющие на исход войны... Нужно делать возможное из имеющегося... Почему мы должны играть на руку немцам и следовать политике сознательного невмешательства, отстраненности и враждебности?»929 Американский представитель Джадсон 27 ноября также пришел к выводу, что «среди всех разнообразных соперничающих политических элементов в России только большевики начинают наглядно демонстрировать, что у них кишка не тонка. Очевидно, только они могут хоть как-то повлиять на настроения солдат; возможно, если последние должны остаться на позициях и хоть как-то воевать (по крайней мере обороняться), им и надо подчиняться большевикам. Пока большевики остаются у власти, поступают свидетельства о том, что они становятся более консервативными»930. Наряду с Джадсоном, Робинс раньше очень многих понял значение большевизма. «Троцкий и Ленин... Любопытное тевтонское влияние. Ничего похожего на всех прежних лидеров». Робинс усматривал в усилиях Троцкого свидетельство готовности к избирательному сотрудничеству с союзными державами. Большевикам был необходим рычаг в переговорах с Германией для предотвращения раздела России, и таким рычагом, позволяющим Ленину не допустить покорения России, могли стать союзники. Если уж Россия не имела возможности продолжать войну и была вынуждена пойти на сепаратный мир, по условиям мира Германия, по крайней мере, могла бы не получить права неограниченного пользования российскими ресурсами. Если бы Россия получила признание и помощь, триумф Германии обернулся бы пирровой победой. У США еще был шанс; во всяком случае, по убеждениям Робинса931. 292

Англичане также стали менять свое мнение. «Постоянные глупые атаки на

большевиков в британской прессе — что Ленин является германским агентом и т. п. — сбили с толку население в Англии и привели в бешенство большевиков. Французы ведут себя тонко. В любом случае у нас (пишет англичанин из Петрограда. — А. У.) сложилось впечатление капитуляции в пользу Германии, что ощутимо бьет по нашему престижу... Нашим интересам соответствует избегать настолько долго, насколько это возможно, открытого разрыва с этой сумасшедшей системой»932. Заведомая враждебность может дорого стоить. Ллойд Джордж писал: «Да, большевики фактически сломали старую русскую армию. Да, они не готовят ни наступательных, ни оборонительных мероприятий в отношении немцев. При желании их можно назвать предателями. Но вот жесткий факт: большевики вовсе не призывают германские войска. Их при всем желании трудно определить как германских агентов, так как они по меньшей мере не находят с немцами общего языка в Брест-Литовске. Более того, они начали жесточайшую пропагандистскую войну против прусского милитаризма — а это именно то, что нужно. Большевики сломали фронт, противостоящий германской армии, но они стараются взять эту армию идейным измором»933. С такими настроениями подходили «союзники» в ноябре 1917 г. к Парижской конференции, которая приняла позицию английского посла Бьюкенена: вернуть России данное ею слово не заключать сепаратного мираа и предоставить самой решать вопрос о заключении мира на условиях Германии934. «Лорд Лэнсдаун, бывший британский министр иностранных дел, огласил., благородные цели войны: арбитражное разрешение спорных вопросов, обеспечение коллективной безопасности...»935 «Союзные державы и Соединенные Штаты объявили, что ведут войну не из агрессивных побуждений, не ради контрибуций, но идут на жертвы, чтобы не позволить милитаризму захлестнуть мир». «Таким образом, большевистская инициатива вынудила всех союзников... на шаги к примирению...»936 Однако произошло то, о чем писал В. Вильa

Союзнический договор от 4 сентября 1914 г. запрещал союзникам заключать сепаратный мир. США, не являясь участником Лондонского соглашения, выразили протест против сепаратного перемирия на «основании фактических союзнических отношений между США и Россией». Д ж а д с о н. Доклад о ситуации в России», 16 марта 1918 г., Judson Papers, box 8, NL (цит. по: Д э в и с Д., Т р а н и Ю. Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советскоамериканских отношениях. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 142). 293

сон своему госсекретарю Лансингу: «Я опасаюсь любого политического жеста, исходящего от руководства объединенных союзнических сил в Париже. Ни одно из них не кажется мне имеющим черты мудрости»937. Действительно союзники отказались вести переговоры с большевиками, изъявив готовность пересмотреть военные цели только со стабильным российским правительством938. В определенной мере тому способствовала позиция самих большевиков, одно отрицание частной собственности которыми уже ставило союзников в тупик. Но мало того, с одной стороны, приглашая союзников к переговорам, большевики, с другой, клеймили их как империалистов, угрожая самоопределением Эльзаса и Лотарингии, Ирландии, Египта и Индии и одновременно обещая мировую революцию в случае своего успеха. Между тем в ЦК большевиков как по поводу отношения с союзниками, так и по мирному договору с Германией не было абсолютного единства; мало того, Ленин, со своим требованием мира оказался в явном меньшинстве: — Ленин был согласен на сепаратный, аннексионный мир; — Троцкий предлагал объявить войну прекращенной, но мира не подписывать; — Бухарин и левые коммунисты призывали к «революционной войне». Левые были полны ожиданий революции в Германии. Большинство в ЦК партии выступало за объявление священной войны Германии. «...Схватка первого

в мире государства рабочих и крестьян... должна побудить европейский пролетариат немедленно выступить на его защиту». Они были готовы пожертвовать ради этого даже победой своей революции, Россию они воспринимали лишь как плацдарм для развертывания мировой революции, ею тоже можно было пожертвовать для «великих целей». «В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Советской власти»939. Бухарин полностью разделял эти настроения: «Пусть немцы нас побьют, пусть продвинутся еще на 100 верст, мы заинтересованы в том, как это отразится на международном движении... Сохраняя свою социалистическую республику, мы проигрываем шансы международного движения»940. Даже новый, уже большевистский главковерх Крыленко вместе со своим «военным советом» признал невозможным заключение мира и призвал к продолжению войны всеми сред294

ствами. «Какое нам дело — говорил Крыленко, — будет или не будет урезана Россия? И какое, наконец, нам дело, будет или не будет существовать сама Россия в том виде, как это доступно пониманию буржуев? Наплевать нам на территорию! Это плоскость мышления буржуазии, которая раз навсегда и безвозвратно должна погибнуть...»941 Троцкий позже объяснял свою центристскую, а по сути, анархистскую позицию откровенной симпатией идеям левых: «...Мы все без исключения представляли себе, что темп европейской революции должен приближаться к размаху нашей революции. Несомненно, что все мы полагали... что самый факт нашей Октябрьской революции... послужит прямым и непосредственным толчком для развития брожения в Западной Европе»942. «Я требовал, чтобы не спешить с заключением мира и хотя бы ценою потери территории дать немецкому пролетариату время понять обстановку и сказать свое слово»943. Ленин же требовал немедленно: «Мир — любой ценой, иначе Советской республике — конец... Крестьянская армия, невыносимо истрепанная войной, после первых же поражений, вероятно даже не через месяц, а через неделю, свергнет социалистическое рабочее правительство»944. Но ЦК, опьяненный победой, не слушал доводов Ленина. Для того чтобы провести свою точку зрения, Ленин был вынужден войти в коалицию с Троцким. «Ленин согласился не выступать открыто перед партией против моей формулы, — пишет Троцкий, — только потому, что я обещал ему не поддерживать сторонников революционной войны»945. Троцкий, получивший поддержку Ленина, тем не менее не стал его союзником в вопросе о мире. Возглавив с российской стороны брестские переговоры, Троцкий продолжал придерживаться своей пролевой позиции, ориентированной на скорое свершение мировой революции. Киган пишет: «Эти иллюзии (о мировой революции) во многом питались известиями о волне забастовок, которая прокатилась по Германии с 28 января 1918 года. В ней участвовали миллион промышленных рабочих, чьи лидеры призывали к «миру без аннексий» — что было основным лозунгом большевиков. В некоторых германских городах были организованы Советы рабочих. Забастовки тем не менее быстро были разогнаны. К тому же, как и во время подобных забастовок во Франции в 1917 году, основной импульс исходил не от революционного энтузиазма, а от усталости и военных тягот — как психологических, так и материальных»946. 295

Но кроме внутренней борьбы, были еще и внешние обстоятельства, влиявшие на принятие большевиками решения о заключении Брестского мира. 1 декабря, за день до начала переговоров о перемирии в Брест-Литовске, военный атташе США в России Джадсон встретился с Троцким. «Он нашел комиссара иностранных дел

настроенным дружелюбно. Генерал объявил, что его интересует способ взаимной поддержки России и США. Троцкий признал обязательства России перед союзниками, например, удержание вражеских войск на Восточном фронте и отказ от обмена пленными, заявив, что обдумывает эти вопросы. После предварительных переговоров в Брест-Литовске будет взят, по его утверждению, недельный перерыв, и союзники получат возможность присоединиться к переговорам. Если они не смогут или не пожелают участвовать, будет оглашен призыв непосредственно к народам их стран»947. «Джадсон назвал целью своего визита получение определенных гарантий того, что в протокол перемирия войдет условие, которое обеспечит удержание вражеских войск на русском фронте, и даже если это условие будет время от времени нарушаться, какие-то войска все же останутся и не будут переброшены для военных действий на Запад»948. Русская, уже большевистская армия все еще держала фронт. Так, 17 декабря Совет народных комиссаров, признавая Украинскую народную республику, указал в то же время на недопустимость дезорганизации фронта, разоружения русских войск и поддержки частей А. М. Каледина... В противном случае СНК считал бы Центральную раду в состоянии «войны с Советской властью в России и на Украине»949. Гофман пишет о лояльности большевиков западным союзникам: «Русские придавали большое значение привязке к Восточному фронту германских войск, размещенных здесь, и предотвращению их транспортировки на запад... Еще перед началом брестлитовских переговоров нами был получен приказ о переводе на запад основной части нашей восточной армии. Поэтому мне не составило труда согласиться с условием русских»950. Это положение было включено в соглашение о перемирии от 25 декабря 1917 г.: «Договаривающиеся стороны обещают не предпринимать переводы войск до 14 января 1918 г. на фронте между Черным морем и Балтийским морем, если такие переводы не были уже начаты к моменту подписания перемирия»951. У союзников были еще шансы договориться о совместных действиях. 30 декабря 1917 г. Троцкий снова обращается к союзни296

кам с предложением начать переговоры и запрашивает британского дипломата Ф. Линдли, смогут ли Британия и Франция оказать военную помощь, если немцы не ответят и война продолжится. Продолжение разговор Троцкого и Джадсона получил в январе 1918 г., когда В. Вильсон, исходя из своих «Четырнадцати пунктов», которые покоились на четырех фундаментальных принципах (мир без победы, триумф демократии, право на самоопределение при соблюдении принципа территориальной целостности и создание международной организации по поддержанию мира), сделал заявление: «Российские представители были искренними и серьезными в своих намерениях. Они не способны принять подобные предложения захвата и владычества...» Вильсон не находил слов для похвал в адрес «российских представителей», как он именовал большевиков, чтобы не споткнуться на первой же букве «б». «Российские представители настаивали, весьма справедливо, очень разумно, в истинном духе современной демократии, что проводившиеся совещания с тевтонскими и турецкими государственными деятелями должны были вестись при открытых, а не при закрытых дверях, и желательно, чтобы весь мир мог следить за ними». Необходима была определенность, и в этот момент прозвучал российский голос, «более звонкий и более требовательный», хотя Россия оставалась обессиленной и беспомощной»952. Ленин указал, что заявление Вильсона — «это огромный шаг к миру во всем мире». Ленин «радовался как мальчишка гуманным и понимающим словам президента о России, признанию им честности целей большевиков»953. Но Ленин нашел и изъян: «Все это очень хорошо, но почему не официальное признание и

когда?» Речь Вильсона, с подачи Ленина, получила широкое распространение. «Публикация в одних «Известиях», — писал Сиссон, — гарантирует знакомство с обращением каждого русского солдата». «Нынешним утром речь президента расклеена на плакатах на стенах Петрограда. В течение трех дней будет вывешено сто тысяч экземпляров. За пять дней будет роздано здесь триста тысяч листовок. В Москве пропорциональное распространение к концу недели... Официальная правительственная газета «Известия» с почти миллионным тиражом по России утром в субботу полностью напечатала речь с комментариями, приветствуя ее искренность и пользу»954. 297

Генерал Джон Дж. Першинг, глава американского экспедиционного корпуса во Франции, сообщал, что «максималистская пресса в России опубликовала полный текст речи президента, назвав его условия великой победой в борьбе за демократический мир»955. Ректор Гарвардского университета Ч. Элиот писал Вильсону: «Самым поразительным в Вашем обращении к конгрессу 8 января было сказанное вами в двух абзацах о России. Насколько я могу судить из услышанного и прочитанного за последние два месяца, Ваши рассуждения на эту тему являются исключительно мудрыми»956. Известный журналист У. Уайт писал Вильсону: «Лучшее в Ваших условиях мира — соображения о России, о русских взглядах и правах в этом смысле»957. Однако торжествовали не только сторонники мира и примирения с большевиками, но и их гораздо более информированные противники. Для начала Лэнсинг почему-то потребовал, чтобы «Четырнадцать пунктов» были лишь неофициально переданы Троцкому958. Затем Фрэнсис, видя произведенный пунктами эффект, стал торжествовать: «Полагаю, огромный эффект, далеко идущий»959. Навряд ли это было случайностью. Что стояло за этими пунктами В. Вильсона, несмотря на то, что сам президент был вполне очевидно искренен? Попытка сорвать переговоры в Бресте? Выиграть время? Развитие событий покажет, что в определенной мере это «пункты» Вильсона, не подкрепленные практическими мерами, действительно повлияли как на решение Троцкого, так и дали союзникам время для подготовки интервенции. Между тем 24 января 1918 года Центральная рада провозгласила самостийность Украины, негласно согласившись на оккупацию своей страны немецкими и австрийскими войсками. Однако 8 февраля Киев был взят Красной Армией, в Харькове образовано советское правительство960. Суверенитет Центральной рады, по образному выражению Троцкого, ограничивался комнатой, занимаемой в Бресте961. Тем не менее 9 февраля Центральная рада от имени Украины заключила сепаратный Брестский мир с Германией962. Вот как оценивал Брестский договор с Украиной известный немецкий историк Ф. Фишер: «Особенностью этого мира было то, что он был совершенно сознательно заключен с правительством, которое на момент подписания не обладало никакой властью в собственной стране. В результате все многочисленные преимуще298

ства, которыми немцы владели лишь на бумаге, могли быть реализованы лишь в случае завоевания страны и восстановления в Киеве правительства, с которым они подписали договор»963. «В день подписания мира с Радой генерал Людендорф послал телеграмму Кюльману, в которой напомнил об обязательстве через сутки после подписания мира с Украиной прервать переговоры с российской делегацией»964. И 10 февраля германский представитель заявил, что, если их условия не будут приняты, они разорвут перемирие и захватят в России столько, сколько захотят. Троцкий ответил на немецкий ультиматум своей формулой «ни мира, ни войны». Декларируя нежелание русского народа участвовать в «чисто

империалистической бойне», Троцкий заявил: «Мы более не согласны проливать кровь наших солдат в защиту интересов одного лагеря империалистов против другого... Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий... и отказываемся санкционировать условия мира, написанные... мечом на теле живых народов... мы не можем освящать насилие»965. По этому поводу главный представитель Германии на переговорах в Брест-Литовске, генерал Гофман, справедливо писал, что «большевики при всем своем ультрареализме выглядят несколько наивно в политике и верят в неапробированные догмы»966. Через 7 дней, 17 февраля, началось наступление; за неделю немцы беспрепятственно продвинулись на 250 км, и только у Нарвы встретили настоящее сопротивление. Ленин отдал приказ взорвать при подходе немцев мосты и дороги, ведущие в Петроград, все боеприпасы увозить в глубь страны967. Немецкое наступление произвело шокирующее впечатление на левых. Зиновьев писал: «Напрасно мы приняли те забастовки, которые были в Австрии и Германии, за девятый вал революции, когда это был только первый. Теперь нам наступили коленом на грудь»968. Ленин, используя даже угрозу выхода из правительства, добился того, что в ночь с 23 на 24 февраля 1918 года большинство в Центральном исполнительном комитете (116 против 85) проголосовало за подписание Брестского мира (в большевистском ЦК соотношение сил было еще более хрупким: 7 — за и 6 — против). В результате VII съезд партии 6 марта 1918 г. 30 голосами против 12 принял резолюцию Ленина относительно Брестского мира, при том что немцы выдвинули новые, гораздо более худшие условия. По Брестскому миру Россия должна была признать независимость Финляндии и Ук299

раины, теряла Бессарабию, Белоруссию, Польшу, Прибалтику, Грузию, часть Армении, всего территорию в 2 млн. км, на которой до войны проживала треть населения страны. На уступаемой территории было сосредоточено (по данным Бьюкенена) 26% населения, 26% железных дорог, 33% обрабатывающей промышленности, 9 тысяч заводов, 75% угольных и железно-рудных месторождений страны, 27% пахотной земли, дававшей почти половину всего товарного хлеба России того времени, 80% площадей сахарной свеклы. В марте 1918 г. в статье «Несчастный мир» Ленин писал: «Невыносимо тяжелы условия мира...»969 «Что новые условия хуже, тяжелее, унизительнее худых, тяжелых и унизительных брестских условий, в этом виноваты по отношению к великой российской Советской республике наши горе-левые...» — подчеркивал Ленин. В другом выступлении он прямо указывал на Троцкого, отмечал, что «вместо Брестского мира мы получили мир гораздо унизительней по вине тех, кто не брал его»970. Решение съезда партии 14 марта было передано для ратификации IV Всероссийскому съезду советов. Стремясь не допустить ратификации заключения большевиками мира с Германией, Р. Робинс 5 марта встретился с Троцким, который заявил: «Ленин знает, что угроза германского наступления чрезвычайно велика, и поэтому, если он сможет получить от союзников экономическое содействие и военную поддержку, то откажется от Брестского мира, отступит при необходимости из Петрограда и Москвы в Екатеринбург, восстановит фронт на Урале и будет воевать с немцами с союзнической помощью»971. Фактом является, что В. И. Ленин 5 марта 1918 г. запросил американское руководство, готово ли оно оказать помощь Советской России в случае возобновления войны с Германией, а также в случае, если Япония, сама или по договоренности с Германией, попытается захватить Владивосток и Военно-Сибирскую железную дорогу. При этом В. И. Ленин оговаривал: «Все эти вопросы обусловлены само собой разумеющимся предложением, что внутренняя и внешняя политика Советского правительства

будет, как и раньше, направляться в соответствии с принципами интернационального социализма и что Советское правительство сохранит свою полную независимость от всех несоциалистических правительств»972. Ленин запросил у американского правительства содействия в расширении сети железных дорог и водных путей — как часть процесса взаимного улучшения отношений, развития экономического сотрудничества и сближения. На Вильсона 300

послание Ленина произвело сильное впечатление973. Госсекретарю Лансингу Вильсон охарактеризовал это впечатление так: «Предложения затрагивают чувствительные струны более сильным образом, чем я ожидал от автора. Различия наши лишь в конкретных деталях»974. 5 марта 1918 г. американское правительство уведомило Японию, что не может одобрить ведения ею военных действий в России. Выступая как единственный друг покинутой Богом страны, президент Вильсон изъявлял симпатию к этой стране и ее революции, «несмотря на все несчастья и превратности фортуны, которые в текущее время обрушились на нее»975. Ленин 5 марта также интересовался, какую помощь предоставит Великобритания через Мурманск и Архангельск976. Ленин согласился с Р. Робинсом отсрочить съезд Советов, чтобы дождаться ответа из США на союзническое предложение Троцкого. Но это предложение не было передано как В. Вильсону, так и американскому правительству977. При этом все сношения с Россией шли через госсекретаря Лэссинга. Когда позже его спросили, знало ли американское правительство, что: 1) советское правительство было настроено против заключения Брестского договора и подписало его только потому, что не имело возможности сопротивляться немецким настояниям без помощи кого-либо из союзников; 2) Ленин и Троцкий вручили ноту полковнику Робинсу, адресованную президенту США, в которой указывалось, что договор не был бы подписан, если бы США оказали России помощь продовольствием и оружием. Лэнсинг ответил, что сообщение по этим вопросам противоречило бы государственным интересам978. Как бы там ни было, в послании к IV Съезду Советов от 11 марта 1919 г. В. Вильсон ограничился лишь общим заявлением: «Хотя правительство Соединенных Штатов не имеет в настоящее время возможности оказать непосредственную и эффективную помощь России, я обращаюсь к русскому народу в лице Съезда Советов и прошу верить, что правительство СШ использует всякий случай, чтобы помочь России сохранить полную независимость в решении вопросов внутренней жизни, равно как и восстановить ее роль в жизни Европы и всего мира»979. Съезд восторженно встретил послание Вильсона и ответил собственным. В нем выражалась признательность американскому народу и надежда, что трудящиеся массы скоро сбросят капиталистическое ярмо980. 301

Робинс утверждал, что так была упущена возможность неизмеримых исторических пропорций981. Американский историк Л. Гарднер писал: «В любом случае, если бы последовало предложение помощи, Ленин не смог бы его утаить. И если даже прибытие американского предложения ничего не изменило бы в этот вечер — или в следующее десятилетие, — изменились бы советские отношения с Западом»982. Кеннан пишет, что «если бы Робинс сумел в тот момент объявить Ленину о положительном ответе властей его страны на вопрос Троцкого, договор мог остаться нератифицированным»983. Д. Дэвис и Ю. Трани также приходят к выводу: «Восточный фронт можно было спасти... Если бы Робинс добился в Вашингтоне успеха, возможно, успешной была бы и формула Троцкого «ни войны, ни мира». Брестский мир мог остаться неподписанным984. Но заявление В. Вильсона и «молчание» английского и французского правительств означало

фактический отказ союзников от выполнения своих союзнические обязательства по оказанию помощи России и русской армии в противостоянии наступающим немецким войскам, какие бы политические мотивы за этим ни стояли. Именно потому, что союзники в очередной раз бросили Россию на произвол судьбы, Брестский договор был ратифицирован. Фрэнсис позже писал, что Г. Зиновьев, вернувшись в Петроград, заявил: «Мы дали пощечину президенту Соединенных Штатов»985. С другой стороны, заключение Брестского мира привело к тому, что даже в международной революционной среде «внутренний и международный авторитет большевиков был... серьезно подорван заключением сепаратного мира с Германией, который расценивался как предательство интересов мировой революции»986. Для союзников последствия Брестского мира на первый взгляд выглядели еще более трагичными, чем для России. Оставив сорок второсортных пехотных дивизий и три кавалерийских дивизии на востоке в качестве гарнизона на огромных территориях, отданных большевиками по условиям Брест-Литовского договора, Людендорф мог развернуть на Западе 192 дивизии против 178 дивизий союзников. Однако положение в самой Германии также было критическим. Уже весной 1917 г. сокращение хлебного рациона привело к забастовкам. В январе 1918 г. в Германии и Австро-Венгрии прошли многотысячные забастовки рабочих, главным требованием которых был мир. К 28 января только в 302

Германии бастовали более одного миллиона рабочих, а кроме этого, бастовали Вена, Прага, Будапешт... Были образованы первые рабочие советы. В то время Ллойд Джордж писал: «Большевики представляют собой страшную угрозу для Австрии и Германии... наши сведения о внутреннем положении в Австрии позволяли нам надеяться, что распространение большевизма серьезно угрожает двуединой монархии...»987 Австрийские моряки подняли 1 февраля в заливе Каттаро восстание под красным флагом, к которому присоединились моряки германских подводных лодок. Ленин писал: «А три месяца назад над нами смеялись, когда мы предсказывали революцию в Германии». Забастовки и восстания были подавлены, но только на время. Они снова вспыхнут осенью 1918 года. Доля дивизий (пехоты и спешенной кавалерии) центральных держав, находящихся на Восточном фронте (в % от общего количества дивизий, действовавших на Западном и Восточном фронтах)988

В марте на Западный фронт начинают прибывать свежие американские войска и невероятные материальные ресурсы. Участь Германии была предрешена. Людендорф приписывал 303

«возрастающее недомогание в его армии и состояние предчувствия поражения, тревоге при виде одного только количества американцев, ежедневно прибывающих на фронт. На самом деле было несущественно, хорошо сражались «пончики» или нет... Решающее значение имел эффект самого их появления. Противник находился в глубокой депрессии. После четырех лет войны, в которой немцы уничтожили царскую армию, разбили итальянцев и румын, деморализовали французов и как минимум сделали невозможной явную победу британцев, теперь они оказались лицом к лицу с армией, чьи солдаты появлялись в несчетных количествах, словно земля была засеяна драконьими зубами. Прошлые надежды на победу были основаны на соотношении сил, которое поддавалось подсчету. Вмешательство армии Соединенных Штатов свело все вычисления на нет989. Понимая это, в августе 1918г. Вильгельм II начинает искать пути к переговорам, но было уже поздно, Антанта, уверенная в полной победе, не пошла ему навстречу. Кроме того, Антанта вела интервенцию в России, официальным поводом для которой была война против Германии. 26 октября Людендорф подал в отставку. «Прогноз Людендорфа (о крушении империи) исполнился с точностью до дня»990. Но еще 13 июля подал в отставку министр иностранных дел, предупредивший, что теперь война не может закончиться одним военным решением991. 18 марта 1918 г. в заявлении союзников говорилось, что «Брестский мир — политическое преступление, которое под именем германского мира было совершено против русского народа. Россия была безоружна... русское правительство в порыве странной доверчивости ожидало достигнуть путем убеждения «демократического мира», которого оно не могло достигнуть путем войны. Результатом было то, что последовавшее тем временем перемирие не успело еще истечь, как германское командование, хотя и обязанное не изменять расположения своих войск, перебросило их массами на Западный фронт, а Россия была так слаба, что она даже не посмела поднять протест против этого вопиющего нарушения данного Германией слова... Таких мирных договоров, как эти, мы не будем и не можем признавать. Наши собственные цели совершенно иные...»992 Но на бумаге констатируется лишь сам факт уже свершившегося мира или капитуляции, сами они достигаются не

304

за столом переговоров, а на поле боя. Брестский мир был подписан задолго до появления большевиков кровью, голодом и разорением во время войны. Для нас важно знать не столько, кто зафиксировал этот факт, сколько кто его совершил. Для этого нам нужно вернуться назад: ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА В нас говорило чувство долга защитить память той армии, которая, в полном смысле слова пожертвовав собой, дала победу своим союзникам. Н. Головин992

1914 г. Фактически война для России началась не с 1 августа — дня объявления Германией войны России, а с неоднократных панических просьб французского правительства ускорить вторжение русской армии в Германию. Из мемуаров французского посла в Петрограде г. Палеолога можно убедиться, как настойчивы были просьбы Франции о помощи и с каким же горячим сочувствием принимались эти просьбы Россией. Уже 23 июля (5 августа), т. е. на следующий день после объявления войны Германией Франции, ее посол г. Палеолог сделал императору Николаю II следующее заявление: «Французская армия вынуждена будет выдержать могущественный натиск 25 германских корпусов. Я умоляю Ваше Величество приказать Вашим войскам немедленное наступление. Иначе французская армия рискует быть раздавленной»994. 8 (21) августа Палеолог записывает: «На бельгийском фронте наши операции принимают дурной оборот. Я получил приказание воздействовать на императорское правительство, дабы ускорить, насколько возможно, наступление русских армий». Это требование нарушало уже сформированные стратегические планы, и, по мнению Головина, «подобная просьба была в полном смысле слова равносильна требованию от России самоубийства»995. 13(26) августа Палеолог снова получает телеграмму из Парижа: «...Нужно настаивать на необходимости самого решительного наступления русских армий на Берлин. Срочно предупредите российское правительство и настаивайте». С. Сазонов заявил Палеологу, что поспешное наступление на Восточную Пруссию осуждено на неизбежную неуда305

чу, так как «наши войска слишком разбросаны... но мы не имеем права дать погибнуть нашему союзнику...»996 Бьюкенен писал: «Следуя плану кампании, Россия должна была сразу начать наступление на Австрию на юге и обороняться на севере до тех пор, пока все не будет готово для более серьезного наступления на Германию. Если бы Россия считалась только со своими интересами, это был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками. Наступление германской армии на западе вызвало необходимость отвлечь ее на восток. Поэтому первоначальный план был соответствующим образом изменен, и 17 августа, на следующий день после окончания мобилизации, генерал Ренненкампф начал наступление на Восточную Пруссию... По мнению лучших русских генералов, такое наступление было преждевременно и обречено на неудачу... Но Россия не могла оставаться глухой к голосу союзника, столица которого оказалась под угрозой, и армии Самсонова был отдан приказ наступать»997. Французский военный историк Ecole de Guerre писал, что это был «жест, несомненно, рыцарский, но... чреватый большими опасностями»998. Между тем французы имели основания требовать русского наступления, поскольку начальник Генерального штаба генерал Жилинский в 1912 г. обязался выставить только против Германии на тринадцатый день войны 800 тысяч солдат — половину русской армии мирного времени. Н. Головин писал по этому поводу:

«Обязательство начать решительные действия против Германии на 15-й день мобилизации является, в полном смысле слова, роковым решением... Это в полном смысле слова государственное преступление»999. Успех наступления русской армии во многом объясняется тем, что немцы его просто не ожидали; по их расчетам, русские физически могли начать наступление не раньше чем на 40-й день с начала мобилизации,1000. Но президент Франции был недоволен: «Мы вынуждены констатировать, что медленность русской мобилизации и концентрации русских войск делает нашего русского союзника неспособным действовать с желательной быстротой»1001. Для сравнения — английский экспедиционный корпус только к 20 числу он был перевезен в район сосредоточения. Б. Такман по этому поводу пишет: «Можно согласиться с Ланзераком, что англичане не очень спешили»1002. 306

Тем временем русская армия, не закончив мобилизацию и развертывание войск, без подготовки с марша перешла в наступление. По численности северные русские армии превосходили немецкую группировку почти в 2 раза — с примерным равенством по легким орудиям и отставанием по тяжелым в 6 раз1003. «Однако на фронт две армии прибыли с разницей в пять дней, их разделяло 80 км пересеченных озерами земель, то есть три дня марша, которые не позволяли быстро прийти на помощь друг другу»1004. При этом в армии еще «фактически отсутствовали тыловые службы, и войска по нескольку дней не получали питания»1005, не была налажена связь между войсками. Финал был предсказуем. Два русских корпуса были разгромлены. Это было первое в истории крупное поражение русской армии в битве с немцами. Командующий армией генерал Самсонов застрелился1006. Безвозвратные потери русской армии составили 120 тыс. чел. А. Гучков, находившийся в армии Самсонова, позже заявит, что в тот момент он «пришел к полному убеждению, что война проиграна». Участник боев генерал Клюев констатировал: «Причины катастрофы: неготовность армии к наступлению, неустройство тыла и коммуникаций, несистемность и чрезмерная форсированность марша, неосведомленность о противнике, растянутость фронта... переутомление от беспрерывного марша с боями, от бессонных ночей и недостатка продовольствия». Бьюкенен считал, что «русские руководящие круги в своем стремлении облегчить напряжение на западе зашли слишком далеко для сложного механизма своей армии. России приходилось очень тяжело. Ей нужно было перебрасывать войска на огромные расстояния по скверным дорогам, а в Польше, которую немцы заняли в начале войны, ей приходилось сражаться, имея с обоих флангов враждебную территорию». Помимо объективных причин как союзники, так и противники России в войне отмечали крайне низкий профессиональный уровень русских генералов: Б. Такман пишет о безынициативности и недостатке способных генералов1007. Нокс восхищался оптимизмом и выносливостью русского солдата и одновременно отмечал «слабую, бесконечно слабую организацию войск — особенно в сравнении с безупречной машиной, управляемой прусскими офицерами». Зайончковский выражается более резко: «Русские войска в конечном резуль307

тате потерпели поражение не столько от германских войск, сколько от своих бездарных высших начальников»1008. Г. Иссерсон делает из поражения Самсонова еще более обширные выводы: «История говорит: было бы неправильно считать генерала Самсонова и его действия единичными в русской армии; нет, и он и его действия являются, пожалуй, проявлением того самого благородного, что можно было найти в русской царской армии... Полная неподготовленность к управлению большими вооруженными массами, непонимание самой техники управления, притупленность оперативной восприимчивости и косность оперативной мысли —

все эти черты, так наглядно выявившиеся в действиях ген. Самсонова, были характерны для всей старой русской военной школы»1009. Черчилль со свойственным ему красноречием пишет: как мог Самсонов не ощутить 27 августа нависшую над ним смертельную опасность? «Естественным, — пишет он, — был бы приказ отступить. Но темный дух фатализма — характерно русского, — казалось, лишил сил обреченного командующего... лучше погибнуть, чем отступить. Завтра, может быть, поступят хорошие новости. Ужасающая психическая летаргия опустилась на генерала, и он приказал продолжать наступление. По выражению Гинденбурга, «эти войска жаждали уже не победы, а самоуничтожения»1010. Между тем о Самсонове современники отзывались как о «блестящем уме, укрепленном хорошим военным образованием», с безупречными моральными качествами1011. Очевидно, что армию Самсонова вперед гнал не «фатализм» и не «летаргия», а приказ царя во исполнение просьбы французского союзника. Янушкевич и Жилинский заявили: «Поспешное наступление в Восточную Пруссию осуждено на неудачу, так как войска еще слишком разбросаны и перевозка встречает массу препятствий»1012. Позже Жилинский скажет французскому военному атташе Лагишу: «История проклянет меня, но я отдал приказ двигаться вперед»1013. Русская армия Самсонова фактически пожертвовала собой ради исполнения союзнического долга. Несогласованность действий двух русских армий объясняется прежде всего отсутствием надлежащей подготовки к наступлению — без разведки, без планов, без тылов, без резервов русская армия, повинуясь долгу, наступала в неизвестность на чужой территории; ее гибель была 308

предрешенаa. Самсонов докладывал Жилинскому: «Армия наступает со времени Вашего приказания безостановочно, делая переходы свыше двадцати верст по пескам, посему ускорить не могу». Самсонов сообщал, «что солдаты находятся на марше по двенадцать часов в день без привалов. Они измотаны, и поэтому большей скорости движения достичь невозможно. Территория опустошена, лошади давно не получали овса, нет продовольствия»1014. «Люди были ужасно измучены... три дня они не видели хлеба.. .»10'5 Ренненкампф действительно медлил, но эта медлительность в итоге спасла его армию от уничтожения. После разгрома армии Самсонова «Людендорф... на чистом русском языке потешался над побежденными и хвалился, что теперь русская граница открыта для вторжения...»1016 Но именно армия Ренненкампфа закрыла немцам дорогу в глубь России. «Победа на поле боя не имеет большого значения, — говорил Шлиффен, — если она не приводит к прорыву или окружению. Отброшенный назад противник вновь появляется на других участках, чтобы возобновить сопротивление, от которого он временно отказался. Кампания будет продолжатьa

Некоторые исследователи относят поражения русских армий на счет того, что все свои переговоры в первые месяцы войны русские вели по радио открытым текстом. Гинденбург и Гофман пишут: «Благодаря радиосообщениям противника мы знали все не только о диспозиции противника, но и о его намерениях... Мы знали силу русских войск и точное назначение каждой из задействованных русских частей». В дальнейшем выявилась полностью несогласованность действий двух русских армий. Гинденбург изумлялся: неужели Ренненкампф «не видел, что правый фланг Самсонова находится под угрозой полного поражения, что угроза его левому флангу усиливается с каждым часом?» Hindenburg P. Out of my Life. Lnd., 1922, p. 123; Hoffman M. War Diaries and other papers. Lnd., vol. 1, 1929, p. 62, 95 (цит. по: Уткин А. И. С. 48-50, 68). На французском театре германцы были также вынуждены в начале войны перейти к незашифрованному радио после почти общих случаев путаницы шифра. Зайончковский А. М. Первая мировая война. СПб: Полигон, 2000. С. 177. Киган пишет, что и на русском фронте немцы часто передавали некодированные сообщения. «Проблемы русских были вызваны не обломовской ленью, а трудностями при распределении кодовых книг; кроме этого, сказывалась нехватка переводчиков» (для перехвата немецких сообщений)». Киган Д. Первая мировая война. М: ACT,

2002. С. 182. Почему у немцев были, переводчики, а у русских нет? Одним из ответов может стать заметка М. Салтыкова-Щедрина в его книге «За рубежом» в 1880 году. Он пишет про встреченного в Германии немецкого белобрысого юношу, заявившего: «Я сольдат; мы уф Берлин немного учим по-русску... на всяк слючай!» М. Салтыков-Щедрин писал: «Мы, русские, с самого Петра I усердно «учим по-немецку» и все никакого случая поймать не можем, а в Берлине уж и теперь «случай» предвидят и учат солдат «по-русску». Кстати, немецкие генералы Людендорф и Гинденбург свободно говорили по-русски. 309

ся...»1017 Э. Людендорф вспоминал, что Ренненкампф «очень своевременно начал отступление... Русские сумели организовать отступление и продвигали массы по местности без дорог... Я все время не оставлял мысли, покончив с Ренненкампфом, начать наступление на Нарев... Соответственные распоряжения уже отдавались, но им не суждено было осуществиться...»1018 Киган пишет, что Ренненкампф «блестяще организовал маневр своих войск» и своими девятью дивизиями выдержал напор восемнадцати дивизий Гиндебурга, проводя грамотное планомерное отступление, закончившееся контрнаступлением с восстановлением рубежей, «достигнутых в течение августовского 1019 вторжения...» «Было продемонстрировано превосходство русских в маневренной войне и даже в том, что касалось стратегической хитрости. Несмотря на предполагаемое преимущество, которое обеспечивал немцам радиоперехват, Людендорф был удивлен тем, с какой быстротой и секретностью русские осуществили развертывание вдоль Вислы...»1020 Вероятность того, что Самсонов с Ренненкампфом, даже при идеальном взаимодействии смогли бы разгромить немецкую армию, была крайне ничтожна. Истощенные наступлением и непрерывными боями, оторванные от обозов, они столкнулись бы с двумя свежими корпусами немецкой армии, которые уже подходили с Западного фронта. Дорога в глубь страны для немцев в этом случае была бы открыта. Между тем кризис командования был «характерен не только для всей старой русской военной школы», но вообще для всех армий союзников на первом этапе войны. В стремительно отступающей французской армии ее главнокомандующий генерал Жоффр в течение первого месяца войны отрешил от должности по служебному несоответствию 30% всего высшего командного персонала3. К январю 1915 г. из 48 довоенных командиров французских пехотных дивизий 36 были смещены со своих постов. Жоффр писал: «Я без сожаления расстаюсь с некомпетентными генералами и заменяю их теми, кто моложе, энергичнее и способнее»1021. Б. Такман, в свою очередь, пишет, что «Жоффр и его второстепенные боa

2 командующих армиями, 7 командиров корпусов, 24 начальника дивизии. Зайончковский А. М. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2000. С. 329. По данным Кигана: 1 командующего армией, 21 командира корпуса и 31 начальника дивизии. К январю 1915 г. был смещен 61 командир дивизии. Киган Д. Первая мировая война. М.: ACT, 2002. С. 109. 310

жества намеревались свалить все неудачи на некомпетентность командиров, солдат...»1022 Историк Б. Лиддел Гарт был крайне невысокого мнения о военных талантах самого начальника Генерального штаба Франции Жоффра1023. «Неудачи французов были вполне объяснимы. — пишет Киган, — Прежде всего сказались недостатки в управлении войсками. Армии получали задачи для действий в расходящихся направлениях, а наступление осуществлялось без достаточной разведки и устойчивой связи с соседями. В результате этого происходили неожиданные столкновения с неприятелем, что приводило к самовольному отходу некоторых частей, за которыми следовало отступление целой армии»1024. После поражения французской армии, которое повлекло за собой ее отступление по всему фронту до стен Парижа и далеко за Марну, генерал Жоффр 24 августа писал: «Наши армейские корпуса, несмотря на обеспеченное за ними численное превосходство, не проявили в открытом поле тех качеств при наступлении, на

которые нам позволяли надеяться частичные успехи вначале...» Пуанкаре, еще недавно обвинявший русскую армию в недостаточной боеспособности, на этот раз замечает: «Не знаю, не является ли эта оценка несколько строгой для наших войск»1025. Всего через несколько дней президент Франции пишет: «Министр сообщает мне убийственные детали. Все остававшиеся у нас надежды погибли. Мы отступаем по всей линии»1026. Спустя еще несколько дней Пуанкаре записал в своем дневнике: «Мы должны согласиться на отступление и оккупацию. Так закончились иллюзии последних двух недель.. .»1027 В то время как армия Самсонова жертвовала собой, а французы пытались остановить рвущихся к Парижу немцев, английский фельдмаршал Френч, преуспевавший в колониальных войнах, просил Жоффра незамедлительно отпустить его армию, поскольку она устала, на отдых в Англию или по крайней мере за Сену1028. 30 августа Френч писал военному министру Китченеру: «Моя вера в то, что французское командование сумеет выиграть кампанию, с каждым днем уменьшается»1029. «После десяти дней кампании он (Дж. Френч) принял решение бросить разбитых французов и отправить экспедиционный корпус обратно в Англию»1030. «Немцы отмечали инертность и нерешительность английской армии; порой она оставляла позиции без видимой необходимости; «попытки Жоффра побудить англичан хотя бы к кратковременной стабилизации фронта не всегда достигали це311

ли»1031. «Джон Френч и Вильсон так торопились отступить, что даже приказали «выбросить из транспортных фургонов все боеприпасы и другие предметы, не являющиеся абсолютно необходимыми», чтобы освободить место для перевозки людей... В результате «боевой дух войск резко упал», солдаты считали, что над армией нависла смертельная опасность; к тому же им пришлось выбросить всю лишнюю одежду и обувь1032. Ланрезак обвинил англичан в предательстве и добавил «ужасные, непростительные оскорбления в адрес Джона Френча и английской армии»1033. Корреспондент «Таймс» А. Мор в это время писал об английской армии как о принявшей на себя «главный удар немецких войск» и бросил тем самым зерно, из которого вырос миф. Отсюда следовало, будто французская армия была каким-то несущественным придатком английской армии. В действительности же экспедиционный корпус в первый месяц войны вел бои всего лишь с тремя германскими корпусами из тридцати, однако убежденность в том, что он «вынес на себе всю тяжесть удара», постоянно звучала во всех отчетах о сражении под Монсом и в «славном отступлении». Таким образом, в английских умах укрепилась вера, будто бы в период мужества и ужасов первого месяца войны английские войска спасли Францию, Европу и западную цивилизацию. Один английский писатель даже сказал, не краснея от стеснения: «Монс. Смысл этого слова — освобождение мира»1034. И в тот же период поражения союзников в первые месяцы войны вызвали среди англичан забавные, но многозначительные слухи: «Мрачное настроение, вызванное поражением под Амьеном и разговорами о «морских волнах» и бесчисленных массах германских солдат, крики с требованиями «людей, людей и еще раз людей!» заставляли невольно обращать взоры к России и ее неограниченным людским ресурсам, поэтому призраки, замеченные в Шотландии, обретали плоть, обрастая все новыми подробностями... Морская битва у Гельголанда, объясняли мудрецы, имела целью отвлечь внимание от переброски русских в Бельгию... Профессор из Оксфорда знал коллегу, которого пригласили к русским в качестве переводчика. Один армейский офицер из Шотландии видел их в Эдинбурге, они были одеты в «длинные ярко расшитые шинели и большие меховые шапки», с луками и стрелами вместо винтовок... Это

описание точно соответствовало напечатанным в начале

рисункам

казаков

столетней

давности,

312

викторианской эпохи. Житель Абердина, некий Стюарт Коутс, написал своему зятю в Америку, что мимо его поместья в Пертимре проехали сто двадцать пять тысяч казаков. Как уверял своих друзей другой английский офицер, семьдесят тысяч русских «в полнейшей секретности» прошли через Англию, направляясь на Западный фронт. Сначала их было пятьсот тысяч, затем двести пятьдесят тысяч, потом сто двадцать пять тысяч... Нейтральные страны подхватили новость. Судя по сообщениям из Амстердама, крупные силы русских срочно перебрасываются для помощи защитникам Парижа. В Париже люди осаждали вокзалы, надеясь увидеть прибытие казаков. Перебравшись на континент, призраки превратились в военный фактор, даже до немцев также дошли эти слухи...»1035 Б. Такман характеризуя высший английский генералитет, отмечает, что Д. Френч подобно Жоффру «был назначен начальником штаба, не имея ни опыта штабной работы, ни соответствующего образования»1036. Не привыкший к научным занятиям и отвыкший от чтения, по крайней мере после своих боевых успехов, Френч был известен более своим плохим характером, чем умственными способностями. «Я не думаю, чтобы он был умен, — поделился как-то король Георг V со своим дядей, — и в добавление ко всему у него еще и ужасный характер». Как и его французский коллега, Френч был необразован и отличался от Жоффра в основном тем, что тот был крайне тверд в своих решениях, а Френч как-то особенно поддавался влиянию настроений людей и предрассудкам1037. Английский военный министр фельдмаршал Китченер писал: «Особой задачей войск... помогать французам и в конечном результате восстановить нейтралитет Бельгии», — что было равносильно, пишет Такман, предложению о возвращении утраченной девственности. Поскольку «численный состав английских войск и возможности пополнения крайне ограничены», то, имея эти соображения постоянно в виду, необходимо проявлять «максимум осмотрительности в отношении потерь»1038. Б. Такман пишет о «привычной чувствительности, присущей английским офицерам, к социальному происхождению. Борьба за «республиканизацию» французской армии привела к увеличению, с английской точки зрения, «неджентльменов». Несколько месяцев спустя Френч писал Китченеру, что «они низкого происхождения, и всегда приходится помнить, из какого класса вышло большинство их генера313

лов». Французский главнокомандующий не составлял исключения — он был сыном торговца1039. «Генералитет Первой мировой войны, — пишет Киган, — один из наиболее спорных вопросов ее историографии. Хорошие генералы и плохие генералы изобилуют в описаниях войны, которые превращают этих людей в объекты критики или восхваления. В свое время почти все ведущие военные командиры представлялись великими людьми... В период между войнами их репутации разрушались в основном руками авторов мемуаров и романов — Сассуна, Ремарка, Барбюса, — чье реалистическое изображение «войны снизу» неумолимо подрывало положение тех, кто возвышался над ним. После Второй мировой войны нападки на репутации продолжились. Началась эра историков, популярных и академических, особенно в Великобритании, которые продолжали изображать британских генералов «ослами, ведущими львов», бездушными извергами, обрекавшими молодое поколение на смерть в полях Фландрии, или как психологически несостоятельных людей. Было осуществлено несколько контратак, особенно в попытке спасти репутацию Хэйга, который стал мишенью для драматургов, продюсеров фильмов и авторов телевизионных документальных

фильмов, убежденных, что Первая мировая война стала демонстрацией гнетущей атмосферы британской классовой структуры»1040. Рассуждения Кигана подтверждают старую поговорку: «Генералы всегда готовятся к старой войне». «Все ошибки генералов 1914 года были в основном сделаны до войны. Их ум позволял им приспособить для своих нужд технологии, уже имевшиеся в распоряжении, например, разветвленную сеть европейских железных дорог. Но им недоставало широты мышления, чтобы оценить значение или возможности новых технологий, среди которых двигатель внутреннего сгорания и радио были наиболее значимыми. Они не были способны воспринять и проблемы, для которых эти новые технологии могли стать решением»1041. Между тем самопожертвование армий Самсонова привело к тому, что Франция была спасена от разгрома, немецкое наступление на Париж, который военный министр А. Мильеран был уже готов сдать, одновременно взорвав все форты и крепости Вердена, было остановлено. 27 августа французский генерал Жоффр докладывал Мильерану: «Слава богу, мы имеем благоприятные известия от русских в Восточной Прус314

сии. Можно надеяться, что благодаря этому немцы будут вынуждены отправить отсюда войска на восток. Тогда мы сможем вздохнуть». 31 августа лорд Китченер телеграфировал Д. Френчу: «32 эшелона германских войск вчера были переброшены с Западного фронта на восток, чтобы встретить русских»1042. Б. Такман пишет: «Причина этого критического решения крылась в панике, охватившей Генеральный штаб, когда русские начали свое наступление через две недели после мобилизации вместо шести, как рассчитывали немцы»1043. «Председатель восточно-прусского бундесрата прибыл в Генеральный штаб просить о защите родины. Управляющий Круппа писал в своем дневнике 25 августа: «Люди повсюду говорили: «Ба, да русские никогда не закончат своей мобилизации... Мы можем еще долго обороняться». Но сегодня все думают подругому, и уже слышны разговоры об оставлении Восточной Пруссии». Кайзер был глубоко озабочен. Мольтке сам всегда волновался по поводу слабой обороны на востоке, поскольку, как он писал перед войной, «все успехи на западном фронте ничего не будут стоить, если русские придут в Берлин»1044. В результате в ударную группировку на север Франции было послано на 20% меньше войск, чем того требовал план Шлиффена, они были переброшены на восток. По выражению немецких стратегов, «старый Мольтке должен был перевернуться в гробу от такой ошибки» Мольтке-младшего1045. Генерал Людендорф писал: «Наше наступление на западе потерпело крушение, так как генерал Мольтке взял войска из победоносного положения, и благодаря этому 9 сентября 1914 г. свершилась драма на Марне». Пуанкаре был, как всегда, недоволен Россией: «Это не тот «каток, давящий все на своем пути», о котором мечтали некоторые наши газеты. Но, во всяком случае, это ценная помощь для Франции в решительную минуту»1046. И тут же констатирует: «Очевидно, Германия понимает теперь, что ее план большого внезапного наступления не удался»1047. Черчилль в этот раз написал: «Нужно отдать должное русской нации за ее благородное мужество и лояльность к союзникам, с которой она бросилась в войну. Если бы русские руководствовались лишь собственными интересами, то они должны были бы отводить русские армии от границы до тех пор, пока не закончится мобилизация огромной страны. Вместо этого они одновременно с мобилизацией начали быстрое продвижение не только против Австрии, но и против Германии. Цвет русской армии вскоре был положен в ходе 315

сражений на территории Восточной Пруссии, но вторжение в Восточную Пруссию пришлось как раз на решающую фазу битвы за Францию»1048. «История

должна признать интенсивные лояльные усилия, предпринятые царем и его генералами с целью осуществить наступление с величайшей возможной силой»1049. Б. Такман пишет: «Чего бы она ни стоила России, эта жертва дала французам то, что они хотели: уменьшение германских сил на Западном фронте... Россия, верная союзническому долгу, начала наступление без соответствующей подготовки и оттянула на себя эти части»1050. Французский генерал Ниссель писал: «Всем нам отлично известно, насколько критическим было во время битвы на Марне наше положение. Несомненно, что уменьшение германской армии на два корпуса и две кавалерийские дивизии, к чему немцы были принуждены, явилось той тяжестью, которая по воле судьбы склонила чашу на нашу сторону»1051. Французский маршал Фош, весьма далекий от симпатий к России, тем не менее писал: «Большие войны, особенно те, которые затрагивают несколько союзных государств, и большие сражения, разыгрывающиеся во время таких войн, нельзя рассматривать только с точки зрения каждой из участвующих в них групп сил... Мы не можем забывать о наших союзниках на Восточном фронте, о русской армии, которая своим активным вмешательством отвлекла на себя значительную часть сил противника и тем позволила нам одержать победу на Марне»a. Победа была настолько маловероятна, что французы окрестили ее «чудом на Марне»... О том, кто сделал это чудо, напомнил в апреле 1939 г. Ллойд Джордж: «Идеалом Германии является и всегда была война, быстро доводимая до конца... В 1914 году планы были составлены точно с такой же целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия... Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы в Бельгии и Франции». «Мудрые слова», — сказал Черчилль об этой речи Ллойд Джорджа в 1948 г.1052. У. Черчилль в статье, опубликованной в мае 1930 года в газете «Дейли телеграф», отметил: «Очень немногие слышали a

Маршал Ф. Фош командовал 9-й французской армией, решившей исход битвы на Марне. Позже Фош станет одним из инициаторов интервенции в Россию... 316

о Гумбинене и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака 3-го корпуса, тяжелые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику, она покинула поле сражения, оставив на нем своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России». Собрав многие другие суждения в этом же ключе о победе под Гумбиненом, автор заключил: «Надо признать справедливым промелькнувшее одно время в иностранной военной литературе выражение, что сражение на Марне, или, как его называют, «чудо на Марне», было выиграно русскими казаками». Последнее, конечно, надо отнести на счет пристрастия иностранцев к употреблению слова «русский казак», но сущность всей фразы верна. Да, «чудо на Марне» было предрешено двадцатого августа на поле встречи 17-го немецкого и 3-го русского корпусов1053. Но это было только началом. После разгрома армии Самсонова Россия... продолжала наступать. Армии Юго-Западного фронта под командованием Н. Иванова, Алексеева, Рузского и Брусилова громили австро-венгерскую армию. «В течение марта русские при каждой возможности контратаковали противника, измотанного жестокими погодными условиями и бесплодностью собственных усилий. Генерал фон Краловиц, начальник штаба 10-го австрийского корпуса, сообщал о том, что «люди уже разбиты наголову и беззащитны... Каждый день сотни человек замерзают насмерть; раненые, не способные самостоятельно передвигаться, остаются умирать... нет никаких способов бороться с апатией и безразличием, которая охватывает всех»1054. «Австрийцы, чьи потери за первые

три месяца 1915 года составили 800 тысяч, в добавление к 1 миллиону 200 тысячам за 1914 год, находились на последнем издыхании. Без огромной помощи Германии, какая бы цена ни должна была быть уплачена за нее политической зависимостью и национальным престижем, империя Габсбургов не могла бы выжить»1055. Киган писал об Австрии конца 1914 г.: «Этнический баланс был нарушен, людские и материальные резервы были почти исчерпаны. Если бы русские возобновили свои усилия, это могло бы не просто поставить ее на грань краха, но и вытолкнуть ее за эту грань. «По сути дела, результатом событий 1914 г. было не расстройство «планов Шлиффена», но угроза краха позиций центральных держав в Восточной Европе»1056. 317

В результате Россия оттянула на себя почти 50% всех дивизий центральных держав. Начальник германского генерального штаба Фалькенгайн считал, что «такое решение (центральных держав) знаменовало собою отказ, и притом уже на долгое время, от всяких активных действий на западе». Действительно, в результате русского наступления Германия была вынуждена в корне поменять свою тщательно разработанную поколениями своих знаменитых генштабистов стратегию. «Германия планировала вести войну на один фронт в два этапа: сначала против Франции, поскольку для удержания Восточного фронта достаточно будет символических усилий, а затем — победоносная кампания против России»1057. Но после наступления русских армий главный удар Германии был переориентирован с Франции на Россию, что обернулось для последней трагедией «великого отступления» 1915 г. Главнокомандующий английским экспедиционным корпусом на континенте Дж. Френч 15 ноября 1914 г. писал по этому поводу личному секретарю короля Георга: «Фактом является, что все зависит от России — мы можем держаться, но мы недостаточно сильны, чтобы начать энергичное наступление» (выделено в оригинале. —А. У.). В западных столицах начинают опасаться того, что их русский союзник, не выдержав давления суровых обстоятельств, начнет в своих действиях исходить из собственных интересов, а не из союзнической лояльности»1058. Россия в 1914-м и в 1915 гг. спасла союзников. Но какой ценой!! Из-за незаконченного мобилизационного развертывания случалось, что кадровая основа армии — младшие унтер-офицеры — в августе-сентябре 1914 г. шли в бой рядовыми, а старшие — командирами отделений; практически все они погибли. Британский генерал пишет о последствиях для русских армий их союзнической помощи Франции: «В 1914 году армия начала боевые действия, недостаток офицеров составлял пять тысяч человек. Через три недели армии Самсонова и Ренненкампфа потерпели поражение в Восточной Пруссии, потеряв четверть миллиона солдат. Кроме того, они потеряли лучших офицеров и не было резерва, чтобы заменить их»'059. Всего за первые полгода войны русская армия потеряла убитыми и пленными более 1 млн. человек, кадрового состава армии. На смену уничтоженной профессиональной кадровой армии пришла крестьянская, одетая в солдатские шинели, в офице318

ры производили всего после нескольких месяцев обучения. Эта «замена» приведет к самым трагическим последствиям...a После катастрофы генерал маркиз де Лагиш, французский военный атташе, прибыл, чтобы выразить сочувствие главнокомандующему. «Мы счастливы принести такие жертвы ради наших союзников», — галантно ответил великий князь. Чего бы она ни стоила России, эта жертва дала французам то, что они хотели: уменьшение германских сил на Западном фронте. Два корпуса, опоздавшие к Танненбергу, отсутствовали на Марне1060. В 1915 году русская армия не вела крупных наступательных операций.

Почему?.. Великий князь Николай Николаевич в феврале 1915 г. указывал: «К сожалению, мы в настоящее время ни по средствам, ни по состоянию наших армий не можем предпринять решительного общего контрманевра, которым мы могли бы перехватить инициативу из рук противника... Единственным способом действия, подсказываемого обстановкой, является... (частые) контрманевры... по выбору главнокомандующих фронтами, остановить противника в развитии им наступательных действий и нанести ему хотя бы частичное поражение»1061. Великий князь был прав. Деникин вспоминал: «Весна 1915 года останется у меня в памяти навсегда. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть. Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии. Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой —штыками a

Стоит ответить и еще на один пропагандистский пассаж, касавшийся наступления русских армий,— на бешеные нападки немецких газет на русскую армию за ее «грабежи» в Восточной Пруссии. Пастор Нейденбурга в газете «Берлинер тагеблатт» поместил статью под заглавием «Пребывание русских в Нейденбурге», в которой подчеркнул порядок и дисциплину в русских войсках и заявил, что никому из жителей не было причинено никаких обид или имущественного ущерба». Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года на русском фронте. Прага, 1925. С. 63-64 (цит. по: Т а к м а н Б. Первый блицкриг, август 1914 / Предисл. и пер. О. Касимова. М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2002. С. 334, примечание редактора). 319

или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы. Два полка почти уничтожены — одним огнем... 21 марта генерал Янушкевич сообщил военному министру: «Свершился факт очищения Перемышля. Брусилов ссылается на недостаток патронов... Из всех армий вопль — дайте патронов»1062. 1 мая началось наступление Макензена «Доблесть русских, — пишет Б. Линкольн, — значила мало на протяжении последующих двух недель, когда молот армии Макензена крушил третью армию с неумолимой брутальностью»1063. Британский представитель при 3-й русской армии сообщил в Лондон: «Эта армия ныне представляет собой безвредную толпу»1064. 6 августа на заседании Совета министров Поливанов заявил: «Непоправимой катастрофы можно ожидать в любую минуту. Армия больше не отступает, она просто бежит, и вера в ее силу разрушена»1065. «Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась русская армия в кампании 1915 года, — писал Н. Головин. — Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы какнибудь выкрутиться из катастрофы. Так, например, в бытность мою генералквартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки... Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась русская армия в кампанию 1915 года»1066. Ген. Алексеев утверждал, что из десяти солдат на линии фронта лишь семеро имели ружья, пулеметы вообще были редкостью. Осенью 1915 года Янушкевич сообщал Сухомлинову: «Армии 3-я и 8-я растаяли... Кадры тают, а пополнения, получающие винтовки в день боя, наперебой сдаются... Нет винтовок, и 150 тысяч человек стоят без ружей». Английский генерал Нокс писал в то время о психологическом состоянии

русской армии: «Нельзя не поражаться тому, что многие из выдающихся начальников настолько подавлены убеждением в техническом превосходстве немцев, что считают, что немец «все может»... Среди солдатской массы было много случаев сдачи в плен и дезертирства в тыл. Предпринимаемые строгие меры наказания, по-видимому, 320

мало действительны... Число заболевших громадно. Отыскиваются всякие предлоги, чтобы уйти в тыл. Среди солдат распространяется убеждение, что не стоит драться, раз везде бьют»1067. «Русские, — как пишет английский историк Чемберс, — начали чувствовать, что они воюют не человек против человека, а умение против умения, и в глубине своего сердца они не могли забыть, что русские в своих знаниях и в своем вооружении не могут сравниться с западной армией. Успехи в Галиции против менее сильной державы не могли компенсировать губительную для морали беззащитность, которую русские стали ощущать после каждого крупного столкновения с немцами»1068. Но полностью аналогичная ситуация складывалась в превосходно оснащенной и обеспеченной, «просвещенной» английской армии, когда она всерьез столкнулась с немецкой военной машиной. «Артиллерия была великим уравнителем сил, — писал Т. Якобc, рядовой 1-го Йоркширского Западного полка. — Никто не смог бы выстоять после более трех часов непрерывного обстрела, не начав чувствовать себя сонным и окоченевшим. После этих трех часов вы буквально измочалены, и им остается только разделаться с вами. Это все равно что получать удары под анестезией; вы не можете оказать никакого сопротивления... Когда «джерри» (немцы) как-то проявляли себя, наша артиллерия тоже проявляла себя и заставляла их успокоиться. Но на этот раз не было никакого ответа. Они были свободны делать с нами все что угодно»1069. «21 марта 1918 г. BEF потерпели свое первое настоящее поражение за три с половиной года окопной войны. На фронте в девятнадцать миль все передовые позиции англичан были потеряны... Было потеряно множество орудий, целые батальоны сдавались или бежали с поля боя. Те же, кто оставался и продолжал сражаться, понесли тяжелые потери. В общей сложности свыше 7 тысяч британских пехотинцев было убито, 21 тысяча попала в плен...»1070 Да что англичане, точно такая же паника овладела немецкой армией, когда она редкий раз столкнулась с полностью экипированной и обеспеченной снарядами русской армией. Б. Такман пишет: «Результат обстрела от тяжелых орудий бывает самым ужасающим для тех, кто оказывается под огнем. В данном, хотя и редком в 1914 году, случае под огнем оказались германские войска. Пехота была прижата к земле и лежала, не смея поднять голову, рвались патронные и снаряд321

ные ящики, носились обезумевшие лошади. Во второй половине дня 35-я дивизия дрогнула под огнем. Одна рота бросила оружие и побежала, за ней вторая, паника охватила целый полк, потом его соседей. Вскоре по полям и дорогам в тыл бежали батальоны. Офицеры дивизии, штаба и сам Макензен бросились к ним наперерез в автомобилях, пытаясь остановить бегущих. Тщетно. Они остановились только через двадцать километров»1071. «В официальном немецком описании войны о 17-м корпусе сказано: «Великолепно обученные войска, позднее всюду достойно проявившие себя, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку. Корпус тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах восьми тысяч человек — треть всех наличных сил, причем двести офицеров было убито и ранено»1072. «Когда Притвицу и его штабу доложили о результатах сражения, он принял решение очистить Восточную Пруссию, уйти за Вислу и умолял прислать подкрепление.

Естественно, никто в германских штабах не предполагал, что 1-я русская армия не разовьет успех»1073. «8-я германская армия в бою под Гумбиненом, — справедливо заметил И. И. Вацетис, — потерпела крупную неудачу, которая при продолжении боя могла бы обратиться в катастрофу»1074. Но вернемся в Россию. Там была одна загадка, о которой пишет Н. Яковлев — в секретном официальном отчете межсоюзнической конференции, собравшейся два с половиной года спустя в Петрограде, расход снарядов 76-мм орудий «за первые пять месяцев до 1 января 1915 г. указывался в 464 тыс. выстрелов в месяц, а расход за пять летних месяцев 1915 г., т. е. в период «великого отступления», — по 811 тыс. выстрелов ежемесячно». «За пять месяцев «великого отступления» 76-мм «мотовки» снарядов израсходовали немногим более 4 миллионов выстрелов. В 1915 году армия получила свыше 10 миллионов таких снарядов отечественного производства, 1,2 миллиона поступило из-за рубежа и перешел запас снарядов 1914 года — 4,5 миллиона. К этому нужно добавить 1,3 миллиона снарядов к средним калибрам, поставленных в 1915 году русской промышленностью, и еще несколько сот тысяч таких снарядов, оставшихся от 1914 года. Грубо говоря, 18 миллионов снарядов! «Всякий непредубежденный, хотя бы и очень строгий критик согласится, что кричать при таких условиях о катастрофе из-за недостатка выстрелов, когда их израсходовано бы322

ло всего 37% или немного более одной трети всего запаса, как будто не резон»1075. Данные Яковлева подтверждаются сведениями, приводимыми Головиным1076. Н. Яковлев приходит к выводу: «Сопоставление цифр поступления снарядов за год и расхода их — интригующая загадка... Помимо психологических причин, образно описанных Маниковским, в деле артиллерийского снабжения хозяйничали чьи-то незримые руки. Кто-то был заинтересован в том, чтобы императорская армия терпела поражения из-за нехватки снарядов, в то время как тыловые склады забивались ими до предела. Не в ожидании ли того времени, когда в бой пойдет армия буржуазной России? Едва ли смелое допущение...»1077 С другой стороны, с началом войны Россия была разделена на две зоны: военную и тыловую, что привело к нарастанию противоречий между верховным главнокомандующим Николаем Николаевичем и военным министром Сухомлиновым. Великий князь заявлял Палеологу, что «артиллерийские снаряды выпущены все до одного». Палеолог был поражен, так как в течение всех последних месяцев военный министр Сухомлинов множество раз доказывал, что нет оснований для серьезного беспокойства относительно положения с вооружениями в русской армии»1078. Янушкевич просил военного министра об одном: «Дайте нам патронов», — а Сухомлинов говорил о недостаче талантливых людей в военном производстве1079. «Военный министр Сухомлинов еще давал полные оптимизма интервью, генеральный штаб в Петрограде убеждал, что «расходы боеприпасов не дают никаких оснований для беспокойства», но русские батареи уже молчали...»1080 Бьюкенен пишет, что для союзников «это был удар грома среди ясного неба1081. Здесь, очевидно, сказывалась полная неспособность царского правительства организовать надлежащую консолидацию тыла и фронта. «Патронами армия была обеспечена в размерах, покрывавших разумные потребности. Россия вступила в войну, имея запас почти в 3 миллиарда патронов, свыше миллиарда заводы дали в 1915 году. Тем не менее в ходе боевых действий нередко возникали перебои в снабжении патронами. Часть из них можно отнести за счет таких же таинственных причин, как и нехватка снарядов на фронте. Сказалось и то, что пошатнулась дисциплина в войсках»1082. Яковлев снова возвращается к своим выводам о «невидимой руке», хозяйничавшей на фронте: «То, что в результате всего этого армия

323

несла неоправданные потери, не волновало толстосумов. Сотни тысяч жизней русских людей приносились в жертву корыстным интересам буржуазии. Это была национальная измена, выдача страны врагу»1083. Аналогичная ситуация складывалась десять лет назад во время русско-японской войны 1905 г. Генерал Драгомиров тогда сказал злую шутку: «Вот мы японцев все хотим бить образами наших святых, а они нас лупят ядрами и бомбами, мы их образами, а они нас пулями»1084. Уже тогда монархист В. Шульгин искал ответ: почему в русской армии не хватает снарядов и патронов? О своих выводах он писал: «Робким провинциалом я пробирался сквозь злобные кулуары II Государственной Думы, «Думы народного гнева». Пробирался для того, чтобы с всероссийской кафедры, украшенной двуглавым орлом, высказать слова истинно киевского презрения к их «гневу» и их «народу»... Народу, который во время войны предал свою родину, который шептал гнусные змеиные слова «чем хуже, тем лучше», который ради «свободы» жаждал разгрома своей армии, ради «равноправия» — гибели своих эскадр, ради «земли и воли» — унижения и поражения своего отечества... Мы ненавидели такой народ и смеялись над его презренным гневом... Не свободы «они» были достойны, а залпов и казней...»1085 Этим «народом» во II Думе была как раз либеральная интеллигенция. Наконец, о босоногом воине, «сапожном» кризисе в войсках. За войну армия получила более 65 миллионов пар сапог. Износить такую прорву обуви было физически невозможно. Тогда где причина? В своих мемуарах Брусилов дает ответ: это случилось не потому, что сапог было слишком мало, а вследствие непорядков в тылу: чуть ли не все население России ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывавших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям... а на фронте получала новые... «Против таких безобразий никаких мер не принималось или же были меры недостаточные и не дававшие никаких благих результатов». Брусилов в мемуарах не уточнил, что это за «недостаточные» меры. Его приказы красноречивы — все чины маршевых рот, прибывшие в части с недостачей в выданном им вещевом довольствии, получают по 50 розог. В отличие от мемуаров в приказах утверждалось, что порка давала отличные результаты, воин приобретал уставной вид»1086. Тем не менее только во время Первой мировой войны многие миллионы русских крестьян впервые в жизни сменили лапти на сапоги. 324

«Великое отступление» обошлось русской армии в 1 миллион 410 тысяч убитых и раненых. Россия потеряла 15% территории и 30% промышленности. 20% населения империи либо бежали, либо попали под германскую оккупацию. То ли с сожалением, то ли просто констатируя факт, английский историк по этому поводу пишет: «Второго Танненберга не получилось, однако Восточная Пруссия была навсегда освобождена от опасности русского вторжения — по крайней мере в этой войне»1087. Генерал Гурко, в свою очередь, писал о другом: «Люди, воевавшие в нескольких войнах и участвовавшие во многих кровавых битвах, говорили мне, что никакой ужас битвы не может сравниться с ужасным зрелищем бесконечного исхода населения, не знающего ни цели своего движения, ни места, где они могут отдохнуть, найти еду и жилище. Находясь сами в ужасном положении, они увеличивали проблемы войск, особенно транспорта, который должен был двигаться по дорогам, заполняя все дезорганизованной человеческой волной... Только Бог знает, какие страдания претерпели они, сколько слез пролили, сколько человеческих жизней было принесено ненасытному молоху войны»1088. Толпы эвакуированного населения создали новую опасность — ее среди постигших Россию несчастий выделил министр сельского хозяйства Кривошеин: «Из всех суровых испытаний войны исход беженцев является

наиболее неожиданным, самым серьезным и трудноизлечимым... Мудрые стратеги немцев создали этот поток, чтобы запугать противника... Болезни, печаль и нищета движутся вместе с беженцами на Россию. Они создают панику и уничтожают все, что осталось от порыва первых дней войны... Это тучи насекомых. Дороги разрушаются, и вскоре уже невозможно будет подвезти пищу... Будучи членом Совета министров, я утверждаю, что следующая миграция населения приведет Россию во мрак революции». Число беженцев достигло в 1915 г. десяти миллионов человек. Выступая на заседании Совета министров, генерал Поливанов сказал в начале августа, что верит «в необозримые пространства, непролазную грязь и милость святого Николая Чудотворца, покровителя Святой Руси»1089. Тем не менее русская армия сражалась отчаянно. О характере сражений лучше всего говорит противник. Весной 1915 г. немцы писали об одной из попавших в окружение русских частей: «Честь XX корпуса была спасена, и цена этого спасения — 7000 убитых, которые пали в атаке в один день 325

битвы на пространстве 2 км, найдя здесь геройскую смерть! Попытка прорваться была полнейшим безумием — геройство, которое показало русского воина в полном его свете, которого мы знаем со времен Скобелева, времен штурма Плевны, битв на Кавказе и штурма Варшавы! Русский солдат умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, даже если неминуема при этом и верная смерть!»1090 Гиндербург писал о русском героизме, который «спасал честь армии, но не мог решить исхода битвы»1091. После поражения началось избиение отступавшей русской армии. Генерал Брусилов писал: «За год войны обученная регулярная армия исчезла». «Со времени войны, — телеграфирует Палеолог, — мы уже в пятый или шестой раз наблюдаем ту же картину. Русский Генеральный штаб готовит большое наступление, германский Генеральный штаб разбивает последнее своими быстрыми движениями и мощной атакой. Русская армия не умеет ни уберечь себя, ни маневрировать, и когда происходит столкновение, она в результате всегда отступает, потому что у ее артиллерии не хватает снарядов». Правда, Палеолог продолжает: «Хотя русские армии вынуждены перейти к обороне, они тем не менее оказывают нам весьма ценную помощь... Борьба эта ведется с энергией, которой надо отдать полную справедливость. Каждое сражение является для русских ужасной гекатомбой... Русский народ безропотно несет налагаемые на него страшные жертвы. Конечно, поражения нашего союзника затягивают окончание войны, но они не изменят ее результата»'092. В результате этих боев, отмечает А. Зайончковский, «больше всех оказались выигрыше французы и англичане, так как отвлечение на Восточный фронт 4 германских корпусов явилось крайне благоприятным фактором для Англии. Подготовлявшийся против нее удар был отведен на русскую сторону»1093. Паника в Париже к концу 1915 г. улеглась, а ведь всего год назад, 5 декабря 1914 г., президент Франции писал: «Обеспокоенный известиями из России, он (Вивиани) впал сегодня в крайне пессимистичное настроение. Он не видит больше никакого средства спасти Францию, кроме следующего: призвать японцев в Европу, чего бы это ни стоило, и уплатить за их помощь любую цену, которую они потребуют, в случае надобности — Индокитай»1094. 326

А где же были сами союзники в 1915 г.? Решительность немцев на Восточном фронте Н. Головин объясняет спокойствием, воцарившимся на Западном, что «наводило немцев на мысль, что французское и британское командование окажется более эгоистичным, чем русское, что армии наших союзников не проявят такого же жертвенного порыва,

для того чтобы оттянуть на себя германские силы, как это сделала русская армия в кампанию 1914 г., что помощь союзников ограничится формулой «постольку поскольку», а при таких условиях немцы смогут спокойно навалиться всеми силами на Россию». Целью немецкой кампании 1915 г. был вывод России из войны. «В мае — июне русское верховное главнокомандование обратилось с официальными просьбами открыть наступление на западе, чтобы снять невыносимое бремя на Восточном фронте. 7 июля 1915 года в Шантильи собрался первый за войну межсоюзнический военный совет... Русский военный агент во Франции Игнатьев просил нанести «решительный удар» на западе, пока Германия скована на востоке. Услышав слово «решительный», Жоффр нахмурился и объяснил, что при обозначившемся размахе войны самые блестящие успехи не приводят к решительным результатам, размеры военных усилий зависят от итогов работы промышленности. На совете постановили, что на западе будут предприниматься «локализованные действия», большое наступление откроется по накоплении запасов снарядов и пополнении артиллерии... Обещанное большое наступление началось в самом конце сентября в Артуа и Шампани, где немцы были ближе всего к Парижу. В бой пошли 53 французские и 14 английских дивизий при поддержке 5 тысяч орудий. Только французы израсходовали на артиллерийскую подготовку 3 миллиона снарядов. Итог — продвижение за две недели на 10—15 километров; атакующие, понеся большие потери, уткнулись во вторую полосу германской обороны и остановились»1095. Французский президент объяснял причины пассивности союзников пристрастием английского военного министра Китченера «к операциям оборонительного характера, что ставит нас в затруднительное положение перед Италией, требующей немедленного наступления, и перед Россией, обвиняющей нас в нашей неподвижности. Жоффр и все без исключения считают тезис Китченера ересью»1096. Между тем «русский главнокомандующий заявляет, что если на его фронт будет 327

продолжаться отправка неприятельских подкреплений, он будет «вынужден отказаться от своей нынешней тактики и перейти к системе окопной войны, практикуемой на франко-бельгийском фронте». Великий князь желает знать, намерен ли генерал Жоффр вскоре продолжать продвижение вперед»1097. Жоффр свою тактику объяснял так: «Мы их скоблим понемногу и тем препятствуем переброскам германских сил на ваш фронт. Поверьте, я чувствую, сколь дорого обходится русскому народу эта война, но я опасаюсь, что вы не в состоянии оценить значение тех потерь, которые мы сами несем. Мы теряем в эти боях цвет нации, и я вижу, как после войны мы очутимся в отношении национальной культуры перед огромной пропастью. И не знаю, чем эта пропасть будет заполнена. Что будут представлять собой новые поколения?»1098 Палеолог выдвигал свои причины «задумчивости» французской армии: «По культурному развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия — одна из самых отсталых стран на свете. Сравните с этой невежественной бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утонченные — это сливки человечества... С этой точки зрения, наши потери будут чувствительнее русских потерь»1099. Очевидно, Палеолог отражал общее мнение «просвещенной» Франции и всего Запада о Россииa. Петроградский корреспондент «Тан» приписывал предшественнику Палеолога на посту посла Франции в России, Делькассэ, такую фразу: «Россия для меня — только дипломатическая и военная величина, а участь 180 миллионов мужиков меня совершенно не интересует»1100.

Для сохранения своего «цвета нации», «сливок человечества» Франция затребовала у России направить во Францию 300 тысяч солдатb. Их предполагалось использовать на правах колониальных войск под командованием французских офицеров. В конце 1915 г. в Россию прибыл председатель военной комиссии французского сената П. Думер, который требовал уже 400 тысяч русских солдат. Русское правительство отказаa

Очевидно, что отношение Франции к России сильно изменилось со времен де Кюстина и де Сегюра. Изменились русские, изменились и французы... b Идею подала Англия в 1914 г. «У Англии была идея, несколько фантастическая, потребовать от России, чтобы она послала нам через Архангельск три армейских корпуса. Она предлагала перевезти эти войска на британских кораблях». Пуанкаре Р. На службе Франции 1914—1915. М: ACT, Мн: Харвест, 2002. С. 180. 328

лось, но в апреле 1916 г. в Россию прибыли деятели II Интернационала, французский министр А. Тома и социал-шовинист Р. Вивиани, которые снова требовали 400 тысяч солдат. На этот раз царское правительство согласилось — в обмен на 105-мм орудия. К концу 1916 г. во Францию было отправлено 42 тысячи русских солдат1101. «Восторги и симпатии французского народа сопровождали русских солдат с первого же часа вступления их на французскую территорию»"02. В то же время в Париже президент Франции Пуанкаре принял делегацию русских фронтовых офицеров, приехавших знакомиться с новейшими техническими достижениями. «Все ожидали, — вспоминал Игнатьев, — что глава государства станет расспрашивать о положении на фронте русской армии, но Пуанкаре, забыв про офицеров, начал излагать мне мотивы поездки Думера в Россию. С логикой, граничившей с цинизмом, скандируя слова, этот бездушный адвокат объяснял, насколько справедливо компенсировать французскую материальную помощь России присылкой во Францию не только солдат, но даже рабочих. «Какая мерзость, какая низость! — набросились на меня наши офицеры, выходя из дворца президента. — Что же, мы станем платить за снаряды кровью наших солдат?»1103 Французские представители действительно были более чем откровенно циничны, но одновременно были отчасти правы. Плата за отсталость бывает порой чересчур высока... На Западе скоро начали ощущать трагизм происходящего. 15 июля 1915 г. Э. Грей поведал канадскому премьер-министру Р. Бордену: «Продолжение войны приведет к низвержению всех существующих форм правления». 18 августа 1915 г. лорд Китченер посетил штаб-квартиру британского экспедиционного корпуса во Франции, чтобы сказать генералу Хейгу: с русскими на Восточном фронте «обошлись жестоко», русским грозит серьезное общее поражение, им следует помочь1104. Ллойд Джордж писал: «Когда летом 1915 г. русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским превосходством Германии и были не в состоянии оказывать какое-нибудь сопротивление вследствие недостатка винтовок и патронов, французы копили свои снаряды, как будто это были золотые франки, и с гордостью указывали на огромные запасы в резервных складах за линией фронта... Когда Англия начала по-настоящему производить вооружения и стала давать сотни пушек большого и малого калибров и сотни тысяч снарядов, 329

британские генералы относились к этой продукции так, как если бы мы готовились к конкурсу или соревнованию, в котором все дело заключалось в том, чтобы британское оборудование было не хуже, а лучше оборудования любого из ее соперников, принимающих в этом конкурсе участие... На каждое предложение относительно вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914—1915 и в 1916 гг., что им нечего дать и что если они дают что-либо России, то лишь за счет своих собственных насущных нужд...»1105 Вместо материальной и военной помощи в марте 1915 г. союзники оказали

России «моральную» поддержку, пообещав ей, по ее давней просьбе, черноморские проливы в случае победоносного окончания войны. При этом союзники не забыли и себя, поделив остатки Турецкой империи. Британия получила зону влияния в Персии, в Греции и Малой Азии, а Франция утвердила за собой Киликию, Сирию и Палестину. Союзники были готовы предложить России и больше, но русский царь отказался. «Британский посол попытался укрепить решимость России как союзника Запада новыми территориальными приращениями, он без обиняков пытался стимулировать своего союзника возможностью «выпрямления русских границ за счет Германии». Такие аргументы действовали уже все более слабо. Николай ответил, что как ни плохи нынешние русские границы, ему придется довольствоваться ими»1106. Черчилль писал о лете — осени 1915 г.: «Уже ослабленные в отношении качества и структуры нанесенными ударами, находясь в худшей фазе недостачи оружия и боеприпасов, армии царя на 1200-километровом фронте удерживали позиции от последовательных германских ударов то здесь, то там, осуществляя глубокий и быстрый отход. Следующие на всех направлениях удары поставили под вопрос само существование русской армии. Это было зрелище германского воинства, действующего с удивительной энергией и близкого к тому, чтобы обескровить русского гиганта... Это была сага одной из ужасающих трагедий, неизмеримого и никем не описанного страдания. Учитывая состояние их армий и их организации, русское сопротивление и твердость достойны высшего уважения... Весь обороняемый фронт рухнул под ударами молота. Все железные дороги перешли в распоряжение врага. Почти целиком население бежало в ужасе от надвигающейся грозы. Когда наконец осенние дожди превратили дороги в грязь и зима раскрыла свой щит над измученной на330

цией, русские армии, избегнув опасности, стояли во все той же непрерванной линии от Риги на Балтике до румынской границы — перед ними лежало будущее, не лишенное надежд на конечную победу»1107. Линкольн: «Недостаток офицеров, снарядов, винтовок, даже обуви и униформ на протяжении уже первых недель Великой войны показал, как тяжело было России поддерживать современные военные усилия... Как только наступила первая зима, критическим вопросом стал: останутся ли граждане России твердыми в своей лояльности царю и стране? Ни одна из мыслей не была излишне авантюристичной и героической теперь, когда террор битвы унес миллион молодых жизней России». Вывод американского историка: «Впервые в русской истории ее солдаты-крестьяне лишились желания сражаться за царя и страну, которые не давали им ничего взамен. Жизнь на фронте больше не приносила славы — она означала лишь смерть»1108. В Петрограде военный министр Поливанов 30 июля предупредил своих коллег по Совету министров: «Деморализация, уход в плен и дезертирство принимают огромные размеры»1109. Генерал Алексеев писал: «Отныне армия превратилась в ополчение — ненадежное и озлобленное, которое все оставшееся время до развала только ждало знаменитого «Приказа №1». 1916 г. К началу 1916 г. русская армия возродилась после поражений 1915 г. «К сентябрю (1915 г.) русские, ликвидировав Польский выступ, сократили протяженность фронта почти наполовину, с 1600 до 900 километров, сэкономив на пространстве, чтобы выиграть в силе»1110. «Русская армия осталась непобежденной. Производство снарядов было увеличено до 220 тысяч в месяц к сентябрю, резервы по-прежнему были очень велики — десятки миллионов человек. Четыре миллиона человек должны были быть призваны в 1916—1917 гг.»1111. У. Черчилль писал: «Мало эпизодов Великой войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие

России в 1916 году». «Благодаря тому что русская промышленность была теперь мобилизована для нужд войны и новому призыву, русские армии теперь численно превосходили всех своих противников и имели 300 тысяч человек против 180 тысяч на севере и 700 тысяч против 360 тысяч в центре; только в южном секторе, которым командовал Брусилов, соотношение численности 331

войск оставалось равным — по полумиллиону человек с каждой Стороны»1112. При этом «общая численность армий стран Антанты к началу 1916 года достигла 18 млн. человек против 9 млн., находившихся в распоряжении у стран Четверного союза»1113. Между тем Родзянко еще в начале года заявлял: «В армии проявляется вялое настроение, отсутствие инициативы, паралич храбрости и доблести. Если сейчас как можно скорее будут приняты меры... к улучшению высшего командного состава, к принятию какого-либо определенного плана, к изменению взглядов командного состава на солдата и к подъему духа армии справедливым возмездием тем, которые неумелым командованием губят плоды лучших подвигов, то время, пожалуй, не упущено. Если же обстановка сохранится до весны, когда все ожидают либо нашего наступления, либо наступления германцев, то успеха летом 1917 года, как и летом 1916 года, ожидать не приходится...»1114 Яковлев приходит к выводу, что Родзянко откровенно шельмовал русскую армию, намекая на то, что только другое — либеральное — знамя может привести армию к победе... Но ситуация складывалась прямо противоположным образом... Германии продолжение развития наступления 1915 года в России виделось нецелесообразным. Дальнейшее продвижение лишило бы немцев и австрийцев их преимущества — развитой сети железных дорог. Фалькенгайн рассудил: «Удар на миллионный город Петроград, который при более счастливом ходе операций мы должны были бы осуществить из наших слабых ресурсов, не сулит решительного результата. Движение на Москву ведет нас в область безбрежного. Ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами...» Однако Германия, по мнению ее верховного командования, располагала силами, достаточными для того, чтобы вывести из войны Францию и рассыпать тем самым вражескую коалицию. Было решено оставить Восточный фронт как есть и атаковать французов у Вердена, имея в виду заставить Францию «истечь кровью». 21 февраля 1916 года завертелись крылья верденской мельницы — началась одна из самых жестоких битв Первой мировой войны. Через эту мясорубку до конца 1916 года прошли 65 французских и 50 немецких дивизий. За девять месяцев боев потери сторон под Верденом составили около миллиона человек (350 тысяч французов и 600 тысяч немцев). В конце сражения стороны оказались практически на исходных позициях1115. 332

С началом боев за Верден французское командование потребовало от русской ставки немедленно открыть наступление... Несмотря на условия погоды, начинающуюся распутицу, которые исключали возможность широкого маневра в этом лесисто-болотистом районе, 18 марта русские войска перешли в наступление... Завязались очень тяжелые бои. Русским не удалось прорвать оборону врага. Но главное, ради чего была затеяна эта операция, было достигнуто. С 22 марта по 30 марта немцы совершенно прекратили атаки на Верден, выжидая исхода сражения на востоке... «Всеми овладело напряженное беспокойство о дальнейшем... — писал Людендорф. — Русские одержали в озерной теснине успех, который для нас был очень болезненным». Однако продвижение не превышало 2—3 километров, и наступавшие, потеряв до 80 тысяч человек, выдохлись»1116. Но 15 апреля пришла срочная телеграмма от Жоффра: «Я просил бы наших

русских союзников, согласно принятым на совещании в Шантильи решениям, перейти в наступление всеми свободными силами, как только климатические условия это позволят, пользуясь отвлечением сил, вызываемым Верденским сражением. Необходимо, следовательно, чтобы подготовка русского наступления продолжалась с крайним напряжением и чтобы она насколько возможно полно была закончена ко времени окончания таяния, дабы наступление могло начаться в этот момент». Как будто мало жертв понесла Россия для ослабления натиска на Верден в марте! Только-только рассмотрели в ставке обращение Жоффра, как посыпались просьбы из Италии — 15 мая австрийцы обрушились на итальянскую армию. Представители Италии в России соразмерно со скоростью бегства своих солдат умоляли о немедленном переходе в наступление. В панике они говорили о том, что Италию могут вообще вывести из войны»1117. Генерал Алексеев докладывал Николаю II: 9 мая итальянское командование просит французов повлиять на русских, для немедленного перехода русской армии в наступление1118. 10 мая пол. Энкель считал, что положение весьма серьезно вследствие обнаруженной (итальянскими) войсками малой стойкости, при которой катастрофа может стать вопросом нескольких дней1119. В тот же день Ромеи пишет: «Единственным средством для предотвращения ... опасности является производство сейчас же сильного давления на австрийский фронт южных русских армий. Подобные действия России вполне соответствовали бы условиям, заключенным 333

между союзниками, согласно которым каждый союзник, в частности Россия, обязан произвести сильнейшее давление, как только другой союзник будет атаковать»1120. 11 мая Ромеи снова пишет: «Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает весьма серьезную опасность для союзников»1121. Алексеев сообщал, что он попросил командующих фронтами ускорить операцию. Брусилов согласился начать ее 4 июня. Алексеев добавил, что он одобрил намерение Брусилова, но «выполнение немедленной атаки, согласно настоянию итальянской главной квартиры, неподготовленное и при неустранимой нашей бедности в снарядах тяжелой артиллерии производимое только во имя отвлечения внимания и сил австрийцев от итальянской армии, не обещает успеха. Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме»1122. Тем не менее Николай II 31 мая телеграфирует итальянскому королю, что 4 июня Юго-Западный фронт ранее установленного срока двинется на австрийцев. «Я решил предпринять это изолированное наступление с целью оказать помощь храбрым итальянским войскам и во внимание к твоей просьбе»1123. Германские атаки на Верден ускоряют начало наступательных операций на русском фронте. В мае начинается знаменитый Брусиловский прорыв, в результате которого к осени 1916 года было занято 25 тыс. кв. км. «За пятимесячное сражение Юго-Западным фронтом, — подводил итоги Брусилов, — было взято в плен свыше 450 000 офицеров и солдат, то есть столько, сколько, по всем имеющимся довольно точным у нас сведениям, находилось передо мной неприятельских войск. За это же время противник потерял свыше 1,5 млн. убитыми и раненымиa. Тем не менее к ноябрю перед моим фронтом стояло свыше миллиона австро-германцев и турок. Следовательно, помимо 450 000 человек, бывших вначале передо мной, против меня было перекинуто с других фронтов свыше 2 500 000 бойцов». Действительно, в результате Бруa

Киган приводит сравнимые данные: «.. Было взято в плен 400 тысяч австрийцев, и 600 тысяч было убито или ранено. Немецкие войска, потеряли 350 тысяч человек. Полоса русской

территории глубиной в сто километров была отбита у захватчиков» Киган Д. Первая мировая война / Пер. с англ. Т. Горошковой, А. Николаева. М.: «ACT», 2002. С. 386. 334

силовского прорыва австро-венгерская армия прекратила наступление против итальянской армии и перебросила на русский фронт 15 дивизий, с французского театра было переброшено 18 немецких дивизийa и 4 дивизии, сформированные внутри страны, с салоникского фронта — еще 3,5 германские дивизии и 2 лучшие турецкие. Всего русская армия оттянула на себя 42,5 дивизии противника. В результате наступления планы германского командования на Западном фронте на 1916 г. были сорваны. Начальник германского Генштаба Э. Фалькенхайн лишился своего поста. 1 июля 1916 года началось наконец наступление на Западном фронте — на небольшой речке Сомме. Затяжка с началом операции на Сомме дорого обошлась русским. Как заметил Фалькенхайн, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме», — пережит, ибо немцы успели бросить подкрепление на восток. Брусиловское наступление ограничило возможности Германии как под Верденом, так и на Сомме. Оценивая последнее сражение, Фалькенгайн настаивал: «Если оказалось невозможным положить конец натиску и превратить его при помощи контрудара в дело, выгодное немцам, то это приходится приписать исключительно ослаблению резервов на западе, а оно явилось неизбежным из-за неожиданного разгрома австро-венгерского фронта в Галиции». На Сомме франко-английские войска превосходили немцев в начале боев по живой силе в 4 раза, по тяжелой артиллерии — более чем в 5 раз. В последовавшей пятимесячной битве, где впервые в истории появились танки, дрались 153 дивизии, из них 67 немецких. Общие потери в сражении — 1,3 миллиона человек с обеих сторон. Итог — отвоевано у немцев 200 квадратных километров территории. Отражая наступление русского Юго-Западного фронта в 1916 году, противник потерял примерно в два раза больше людей, чем в совокупности во время происходивших в том году сражений у Вердена и на Сомме. При этом сохранялась значительная разница в уровне вооружения и оснащения между войсками западных союзников и русской армии. «Последствия Брусиловского прорыва были громадными. a

Снимая 18 дивизий с французского фронта, немцы немедленно формируют там новые 18 дивизий, но формирование производят за счет уничтожения егерских батальонов во всех дивизиях; таким образом, общая сила немцев во Франции уменьшилась на число отправленных против России дивизий. 335

Расчеты Германии и ее союзников на то, что Россия не сможет оправиться от поражения 1915 года, рухнули. В 1916 году на полях сражений вновь появилась победоносная русская армия, достигшая таких успехов, которых не знали державы Антанты ни в 1915-м, ни в 1916-м, ни в 1917 годах. Действия Брусилова, их внутреннее содержание — одновременное наступление на широком фронте, дававшее возможность запретить противнику свободный маневр резервами, были скопированы Фошем в 1918 году и принесли победу Антанте»1124. Однако сам Брусилов был недоволен: «Никаких стратегических результатов эта операция (наступление 1916 г.) не дала, да и дать не могла, ибо решение военного совета 1 апреля ни в какой мере выполнено не было. Западный фронт главного удара так и не нанес, а Северный фронт имел своим девизом знакомое нам с японской войны «терпение, терпение и терпение». Ставка, по моему убеждению, ни в какой мере не выполнила своего назначения — управлять всей русской вооруженной силой — и не только не управляла событиями, а события ею управляли, как ветер управляет колеблющимся тростником1125. «При таком способе управления Россия, очевидно, выиграть войну не могла, что мы

неопровержимо и доказали на деле, а между тем счастье было так близко и так возможно!»1126 Тем не менее Брусиловский прорыв спас, как и в 1914 г. армия Самсонова, пожертвовав собой, итальянскую и французскую армии. Но какой ценой это было достигнуто! «Кампания 1916 года обошлась русской армии в два миллиона человек — притом пленные в этой цифре составляли уже не 40%, как при «великом отступлении», а всего 10%. С западного фронта доходили вести о таких же тяжелых потерях, о таком же «топтании на месте». Казалось, что войне не будет конца. Никакая пропаганда не могла преодолеть этой усталости от войны, побороть ее — на известный срок — могла только железная дисциплина, только строгая цензура. Только царская власть, только твердая власть могла сдержать, затормозить это явление распада. Россия была больна войной. Все воюющие страны в разной степени переживали эту болезнь. Но русское общество, вместо того чтобы осознать причины неудачи, прониклось убеждением, будто все дело — в недостатках власти»1127. 1917 г. начался с требования союзников начать новое наступление. И это несмотря на то, что февральская 1917 года 336

Петербургская конференция союзников «еще раз доказала, — пишет Ллойд Джордж, — гибельные последствия российской неспособности и западного эгоизма. Бессистемные и неспособные что-либо дать методы русского самодержавия были хорошо известны на Западе. Но союзные делегации только теперь впервые вполне уяснили себе, насколько эгоизм и глупость военного руководства Франции и Англии, настаивавшего на сосредоточении всех усилий на Западном фронте, и вытекающее отсюда пренебрежение к затруднениям и лишениям восточного союзника способствовали тому хаосу и разрухе, которые вскоре вызвали окончательный крах России. Союзные делегации застали Россию в состоянии полной дезорганизации, хаоса и беспорядка, раздираемой партийной борьбой, пронизанной германской пропагандой и шпионажем, разъедаемой взяточничеством»1128. Именно для подготовки нового наступления проводилась та самая реорганизация русской армии, закончившаяся июньским наступлением 1917 г., ставшим прологом Октябрьской революции. Неизбежный результат был предсказуем задолго до разворачивавшихся событий... В отчете военному кабинету лорд Милнер писал: «В России господствует заметное разочарование в войне. Как бы пренебрежительно ни относились в России к человеческой жизни, огромные потери России (6 миллионов русских убито, взято в плен или искалечено) начинают сказываться на народном сознании. Русские с горечью видят, что исключительные потери России не были неизбежны; они знают, что русские солдаты, храбрость которых несомненна, никогда не имели в этой войне и до сих пор не имеют подлинных шансов на успех вследствие вопиющего недостатка в военном снаряжении. На передовой позиции русские солдаты спрашивали англичан, приходилось ли английским солдатам на Западном фронте разрывать колючую проволоку голыми руками». Милнер продолжает: «Русские — весьма чувствительные, впечатлительные и неустойчивые люди... В воздухе чувствуется общее недовольство и смутная неудовлетворенность, которые легко могут перейти в отвращение к войне... С русскими нужно обращаться крайне бережно, особенно англичанам». Еще в ноябре 1916 г. британский офицер сообщал своему правительству: «Только с помощью самой усердной и терпеливой работы можно протащить Россию в лице ее правительства и народа еще через один-два года войны и лишений; чтобы достичь этого, не следует жалеть никаких усилий или сравни337

тельно ничтожных расходов». Когда сэра Уолтера Лейтона по возвращении

спросили, охотно ли русские воюют, он ответил: «Нет, они думают лишь о предстоящей революции». Уткин совершенно точно и справедливо указывает: «Тем, кто, как Черчилль, считает, что царский режим был свергнут в тот самый час, когда стоял накануне победы, рекомендуется прочитать конфиденциальный отчет лорда Милнера»1129. Деникин писал: «Перед новой властью (Временное правительство) встал капитальнейший вопрос — о войне. От решения его зависела участь страны. Решение в пользу сохранения союза и продолжения войны основывалось на побуждениях этических, в то время не вызывавших сомнений, и практических — до некоторой степени спорных. Ныне даже первые поколебались, после того как и союзники, и противники отнеслись с жестоким, циничным эгоизмом к судьбам России...» Позже Деникин — уже по другому поводу, но тем не менее касавшемуся той же темы, союзнических отношений — пишет: «А между тем обоюдная государственная польза требовала от союзников не самопожертвования (этот банальный, с точки зрения Европы, альтруизм был похоронен давно на полях Восточной Пруссии и Галиции в русских братских могилах); она требовала некоторой жертвы. Конъюнктура безнадежная. До такой моральной высоты психология европейских государственных деятелей и практика союзной дипломатии подняться не могли»1130. «В толще армии и в глубинах народа широко всходила мысль, — вспоминал Головин, — что будто бы война нам была ловко навязана союзниками, желавшими руками России ослабить Германию. Автору часто приходилось слышать начиная с зимы 1915/16 года циркулировавшую среди солдатской массы фразу: «Союзники решили вести войну до последней капли крови русского солдата». Мысль о том, что русский народ втравлен в войну вопреки его интересам, особенно легко прививалась к темным народным массам, в которых доверие к правительству было в корне подорвано»1311. Да что там «темный русский народ»! Кадровый офицер Э. Гиацинтов в своих воспоминаниях писал: «Главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич, который, как я считаю, был более французом, чем русским, — потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам»1132. Бьюкенен докладывал: «Негативные чувства против 338

нас и французов распространились столь широко, что мы не можем терять времени — мы должны представить доказательства того, что мы не бездействуем в ситуации, когда немцы переводят свои войска с Западного на Восточный фронт». Начальник британского генерального штаба ген. Робертсон предупреждал, что если англичане и французы не выступят на западе, русские придут к идее сепаратного мира; эти опасения стал разделять и король Георг V1133. Прежняя жертвенная готовность по отношению к своим союзникам сменяется в русской армии чувством горькой обиды и разочарования. Генерал Нокс в своих воспоминаниях записывает разговор 1 октября 1915 г. с генералквартирмейстером штаба армий Западного фронта: «Разговор коснулся доли тягот, выпавших на долю каждого из союзников, и маленький ген. Лебедев, горячий патриот, увлекся вовсю. Он сказал, что история осудит Англию и Францию за то, что они месяцами притаились, как зайцы в своих норах, свалив всю тяжесть на Россию. Я, конечно, спорил с ним и указывал ему, что если бы не Англия, то Архангельск и Владивосток были бы заблокированы и Россия вынуждена была бы заключить мир весной 1915 г. Я напомнил ему, что, хотя в мирное время мы имели лишь ничтожную армию, сейчас мы развернули ее до численной силы, почти равной русской, и это несмотря на то, что численность нашего населения всего 45 000 000, а России — 180 000 000. Относительно

Франции я повторил слова Делькассе, что для того, чтобы усилия России достигли уровня напряжения Франции, первая должна была бы мобилизовать 17 000 000. Лебедев ответил, что не желает сравнивать, что сейчас делает каждая из армий, но он сожалеет, что в Англии не понимают, что текущая война непосредственно грозит ее существованию. Несомненно, что Англия делает много, но она не делает всего, что она могла бы делать. Россия же ничего не бережет и все отдает. Что может быть ей дороже, чем жизнь ее сынов? Но она широко ими жертвует. Англия же широко дает деньги, а людей своих бережет. Число людей, которыми Россия готова жертвовать, ограничивается лишь возможностями их вооружения. Эти возможности, как я знаю, ограничены. Англия ведет эту войну, как будто это обыкновенная война; но это не так. Из всех союзников России легче всего заключить сепаратный мир. Правда, она при этом может потерять Польшу, но Поль339

ша России совсем не нужна. России придется заплатить контрибуцию; но через 20 лет после этого Россия восстановит все свои силы. Не таково положение Англии. Если Германия выиграет войну, то через 20 лет Германия будет иметь флот в три раза сильнее английского. Затем он сказал: «Мы же продолжаем войну. Мы отдаем все. Думаете ли вы, что нам легко видеть длинные колонны населения, убегающего перед вторгающимися немцами? Мы прекрасно сознаем, что дети на этих повозках не доживут до весны». Что мог я ответить на это? Ибо я знал, что многое из того, что говорил Лебедев, была правда. Я говорил, что мог. Я надеюсь только, что говорил не глупее того, что высказывали некоторые из наших государственных деятелей, на беседах которых я присутствовал». На самом деле вопрос глубже, но до его рассмотрения приведем один известный пассаж. Черчилль пишет: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже видна. Она пережила бурю, когда все обрушилось на нее. Все жертвы были принесены, вся работа была завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие годы отступления закончились, снарядный голод побежден, вооружение шло широким потоком. Более сильная, более многочисленная, гораздо лучше снабжаемая армия держала огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми... Фактически это означало, что Российская империя к 1917 г. располагала значительно большей и лучше экипированной армией, чем та, с которой Россия начинала войну... Фронт был обеспечен, и победа казалась бесспорной... Самоотверженные порыв русских войск которые спасли Париж в 1914 г., преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; победы Брусилова, вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо... Несмотря на все ошибки, большие и страшные, режим... к этому моменту выиграл войну для России... Держа победу в руках, она пала на землю заживо, как древний Ирод, пожираемая червями»1134. Американский представитель генерал-майор Ф. Пул утверждал, что «80% русского народа жаждет немедленного мира, а за г-ном Керенским лишь немногочисленное меньшинство, расположенное в пользу поддержки союзников, и это меньшинство в очень большой степени зависит от всяческой помощи и содействия, которые сейчас способны оказы340

вать ему союзники, особенно Великобритания и Франция, не только морально, но и материально. Российское правительство видит наиважнейший символ дальнейшего содействия в продолжении поставок оружия... Прекращение

дальнейших поставок оружия может стать важным фактором влияния на склонность России к сепаратному миру»1135. Тем не менее 2 ноября Полк телеграфировал Фрэнсису просьбу «тактично» сообщить Керенскому, что Россия не сможет получить помощь, «пока не преисполнится намерения сыграть свою роль в военных действиях»1136. Военный кабинет Британии утверждал, что «помощь правительству, которое откладывает необходимые для восстановления порядка шаги», оказывается под вопросом1137. Военный кабинет пессимистически оценивал перспективы выживания Временного правительства1138. Как же на самом деле обстояло дело? Может, правы Черчилль, Палеолог, Бьюкенен и прочие, обвинявшие во всех смертных грехах большевиков? Или были правы Мильнер и Ллойд Джордж, прямо обвинившие союзников в пренебрежении интересами России, что стало причиной хаоса и разрухи, русских революций 1917 г., Брестского мира? Если на время отвлечься от целей войны, то здесь мы опять сталкиваемся с тем же самым вопросом — доли участия каждого из союзников войне, а более конкретно — мобилизационной нагрузкиa. Кроме того, пришла пора определить сравнительную величину силы воздействия войны на приведенном нами графике «Предельных политэкономических кривых в начале XX века в России», определившего развитие русской революции. МОБИЛИЗАЦИОННАЯ НАГРУЗКА Если деятельность всех революционных партий России, вместе взятых, явилась только поводом к революции, ее взрывателем, то ее причина — бомбой. Главная причина русских революций 1917 г. скрывалась в тяжести мобилизационной нагрузки, которую несла на себе страна во время войны. Мобилизационная нагрузка в те годы определялась долей мобилизованных мужчин в возрасте 15—49 лет. Во время a

Понятие термина вводится автором впервые

341

Первой мировой войны Германия и Франция мобилизовали почти 80% мужчин данной возрастной группы, Англия — 50%, а Россия — всего 39%1139. Однако еще Менделеев в 1906 г. писал, что из 128 млн. населения России в 1897 г. кормильцы составляли 26,5% всего населения: «Каждый работник должен был в среднем прокормить (вместе с ним самим) 4 человека»1140. В США доля кормильцев составляет 38%, во Франции и Германии — 38—40%. Менделеев объяснял эти различия в большем количестве детей в России и тем, «что у нас трудятся в среднем еще немного». Таким образом, доля мобилизованных в русскую армию должна была быть как минимум на 30% меньше, чем в западной. С другой стороны, если Россия оставалась империей, под которой «стонали покоренные народы», то те же Англия или Франция также были мировыми империями, но вели мобилизационный расчет только от населения метрополии. Численность непосредственно русских составляла всего около 50% населения Россииa. С учетом имперского характера обеих держав численность русской армии должна была практически равняться английской. Все эти факторы на самом деле имели место, но ключевым для России была производительность труда в сельском хозяйстве. В предвоенные годы русский крестьянин мог прокормить свою семью да еще максимум 0,4 человека в армии и городах. Для России основу рабочей силы в деревне составляли как раз мужчины призывных возрастов. Косвенно мобилизационную нагрузку по производительности труда можно сравнить по численности сельскохозяйственного населения в начале XX века, которое в России составляло 85%, в Англии — 25%. То есть каждый английский крестьянин мог как минимум прокормить, кроме своей семьи, еще 3 человек, или почти в десять раз больше,

чем в России. Мало того, Англия, впрочем, как и Франция, в продовольственном отношении имела практически неиссякаемые ресурсы в колониях и могла рассчитывать еще на помощь США. Для России же мобилизация свыше 1 /3 мужского населения деревни была смертельной, она в корне подрывала ее экономический и продовольственный потенциал...b a

В России от воинской службы были освобождено инородческое население Астраханской губернии, Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской областей Сибири, самоеды Архангельской губернии, население Финляндии, некоторые горные племена Северного Кавказа и т. д. b В то же время, по данным Н. Яковлева, по степени мобилизации промышленности (из 3,3 млн. рабочих в 1916 году) 1,9 млн. рабочих, или 58% заняты в военном 342

Об этой же проблеме писал член Государственного совета Гурко Николаю II. Кого Россия могла противопоставить наступающим германским армиям? В период Первой мировой войны «Россия мобилизовала 15,5 млн. человек, что составляло 47,4% всех трудящихся мужчин, участвующих в трудовом процессе. К концу 1916 г. в России стал остро ощущаться недостаток людских резервов. Действующая армия требовала для ежемесячного пополнения 300 тыс. человек. Из общего людского запаса 26 млн. военнообязанных в возрасте от 18 до 43 лет осталось 11,5 млн. Из которых 2 млн. остались на занятой врагом территории, 5 млн. совершенно негодных к строевой службе из-за физического состояния и 3 млн. — специалисты, обеспечивающие работоспособность промышленности. Таким образом, с некоторыми поправками общая численность людского резерва составляла всего 1,5 млн. человек. 20 млн. годных к воинской службе инородцев России в армию не призывались. Промышленность и сельское хозяйство совершенно обезлюдели, и это при том, что в одной Европейской России, исключив область, занятую врагом, посевная площадь составляет 72 млн. десятин, а сенокос — 20 млн. десятин, что примерно равно площади Франции и Германии, вместе взятых. Обрабатывать и убрать эту исполинскую земельную площадь одной лишь мускульной человеческой силой, без содействия специальных орудий оставшееся на местах население не в состоянии»1141. Военный министр Временного правительства констатировал, что к 25 августа 1917 г. некомплект действующей армии составил 674 000 человек. Все людские резервы, включая учебные команды, школы прапорщиков, учителей, запасных полков, составляли 700—800 тыс. человек. «Такое положение повелительно указывает, что без решительных мер мы придем к окончательному экономическому краху, анархии и гибели государства. Необходимо смело смотреть правде в глаза»1142. Выводы военного министра подтверждает статистика: величина совокупных военных потерь за 3,3 года участия России в войне была выше, чем у Англии, Франции и Германии за 4,3 года войны. производстве, Россия находилась на уровне Германии и Франции, оставив позади Англию, где на войну работало 46% занятых. 343 a

Совокупные военные потери в Первой мировой войне в % от количества мобилизованных*

* Население в России в XX веке. В 3-х тт. / Т. 1. М., РОССПЭН, 2000. С. 79.

Но это лишь сравнительно ничтожная часть вопроса, на самом деле он был еще значительно глубже и трагичнее. Если бы Россия мобилизовала такой же процент населения, как Франция или Германия, то численность ее армии должна была бы составить примерно 40 млн. человек (вместо 15 млн.), но эту армию необходимо не только накормить, но и одеть, вооружить, перевезти; необходимо кормить и обогреть семьи мобилизованных кормильцев, поддерживать работоспособность экономики и т. д. Таким образом, в индустриальную эпоху ключевым вопросом для определения мобилизационной нагрузки является уровень экономического развития государства, т. е. экономический потенциалом общества. Именно он обеспечивает содержание армии, определяет уровень ее a

Безвозвратные потери, пленные, демобилизованные по ранению, инвалидности, дезертиры.

344

технической оснащенности, ресурсы и резервы для ведения войны. Шлиффен, понимая это, еще в начале войны доказывал, что она не может быть длительной по экономическим соображениям. «Стратегия измора, — писал он, — немыслима, когда содержание миллионов вооруженных людей требует миллиардных расходов»1143. Именно в этом видел причину поражения начальник ГАУ царской армии А. Маниковский. Он открыл свою книгу словами: «Россия проиграла эту войну из-за недостатка боевого снабжения» — вот мнение, сложившееся в широких слоях общества на основании голосов, шедших из наших военных кругов, из самой армии. Что боевого снабжения действительно не хватало нашей армии — это факт неоспоримый; но в то же время было бы грубой ошибкой ограничиться только засвидетельствованием этого факта и всю вину за понесенные неудачи свалить на одно только «снабжение»; это было бы, что называется, из-за деревьев не видеть леса, так как истинные причины наших поражений кроются глубоко в общих условиях всей нашей жизни за последний перед войной период. И сам недостаток боевого снабжения нашей армии является лишь частичным проявлением этих условий как неизбежное их следствие. И только принадлежа к числу внешних признаков, всегда наиболее бьющих в глаза, он без особых рассуждений был принят за главную причину нашего поражения»1144. Казалось бы, вопрос достаточно прост. Россия по численности населения в разы превосходила любого из своих союзников, а по ВВП она занимало второе

после США место в мире. Но для определения ключевого параметра — мобилизационной нагрузки — основное значение имеют не абсолютные, а относительные показатели, которые при прочих равных условиях характеризуют эффективность экономики. Мобилизационная нагрузка — соотношение предельной налоговой нагрузки к реальным расходам на ведение войны. Однако в настоящее время для расчета этого показателя не хватает данных. Поэтому приблизительно, но с достаточной для сравнения точностью сравнительную мобилизационную нагрузку можно определить из соотношения доли мобилизованных и ВВП на душу населения в сравниваемых странах. При этом, опять же из-за ограниченности данных по годам войны, придется использовать лишь величину ВВП за 1913 г. и общее количество мобилизованных, которые в принципе не меняют общей картины. 345

ВВП на душу населения в 1913 г. (в тыс. долл. США 1990 г.)1145 и среднегодовая доля мобилизованных в общей численности населения (в %)1146

Из графика видно, что ВВП на душу населения в России в 1913 г. был в 2,5— 3 раза ниже, чем во Франции и Англии. Но в то же время количество мобилизованных в русской армии было почти в два раза меньше, чем во французской армии и английской. Сравнительная мобилизационная нагрузка позволяет соотнести эти цифрыa: a

Такой путь рассуждений выбран для наглядности. В итоге в данном случае среднегодовая мобилизационная нагрузка сводится к отношению количества мобилизованных к ВВП. (США — за 4,3 года войны). 346

Сравнительная среднегодовая мобилизационная нагрузка1147

Из графика видно, что среднегодовая мобилизационная нагрузка на Россию была более чем в 1,5—2 раза выше, чем на Францию и на Англию. График мобилизационной нагрузки дает нам сравнительную величину силы (вектора) «Война», которую мы указывали, на нашем графике «Предельных политэкономических кривых в 1917 г. в России». Относительная величина этой всеразрушающей силы в 1917 г. для России превышала ее значение для Англии и Франции (в том же году), вместе взятых. Можно заметить также, что сравнительная мобилизационная нагрузка Германии была еще выше, чем у России, а Германия провоевала на год дольше России. Такие показатели выносливости были достигнуты Германией за счет четко организованной и жесткой мобилизационной политики. В Рос347

сии «внутренняя война» между развернувшими ее либералами и монархией не позволила осуществить полноценную мобилизационную программу. Россия продержалась три года войны только за счет выносливости и неприхотливости ее населения. М. Флоринский совершенно верно определяет эти отличия между странами: «Различие в процессе, приведшем к крушению Центральных держав, и процессе, сокрушившем Россию, поразительно. Россия испытывала муки не в виду истощения ее ресурсов, а из-за неспособности полностью использовать их. Но если объем ее продовольственных запасов не был полностью истощен, как это имело место в Германии и Австро-Венгрии, остается все же справедливым утверждение, что ее промышленность была безнадежно неадекватна поставленной задаче и что нехватка промышленных товаров вместе с недостаточной эффективностью железных дорог привела к страданиям городского населения во второй половине войны»1148. Мобилизационное преимущество Германии обеспечивалось в первую очередь за счет того, что она на протяжении последних 40 лет перед мировой войной готовилась к тотальной наступательной войне; вся ее экономика была подчинена этой цели. Для этого была выработана даже особая форма мобилизационной

общественной организации — «военный социализм». Мобилизация во время войны была для Германии естественным процессом. «Не стройте больше крепостей, стройте железные дороги!» — приказывал Мольтке-старший, строивший свои стратегические планы на основе железнодорожных карт. Одна из завещанных им догм гласила, что железные дороги — ключ войны. В Германии система железных дорог находилась под контролем военных. К каждой железнодорожной линии был прикреплен офицер Генерального штаба, ни один путь не мог быть проложен или изменен без согласия этого учреждения. Ежегодные мобилизационные военные игры оттачивали опыт чиновников железнодорожного ведомства. Телеграммы с сообщениями о перерезанных дорогах и взорванных мостах давали возможность развить способности железнодорожников к импровизации и отправке поездов по окружным линиям. Говорили, что лучшие умы Военной академии направлялись в железнодорожные отделы, что они часто оканчивали свой путь в психиатрических больницах1149. Российская экономика была ориентированна изначально на мирное развитие, а военная доктрина в большей мере опиралась на оборонительные планы, именно поэтому в России большее внимание уделялось именно крепостям. 348

Но ключевую роль в более низкой мобилизационной нагрузке России по сравнению с Германией играли географические и климатические условия России, которые поднимали стоимость содержания армии и мобилизации экономики по сравнению с союзниками и противниками в разы. Так, например, расстояние на которое приходилось перебрасывать солдат и продовольствие в России в 3—4 раза превосходили германские1150. Следовательно, и затраты на эти статьи в России были в среднем в 3—4 раза выше. Зима в России также холоднее и длиннее, значит, и угля надо больше, а все это упирается в большее количество паровозов, железнодорожных путей. Другой пример: огромные просторы России требовали широкого использования наиболее мобильного в то время рода войск — кавалерии, что, в свою очередь, снова требовало в два раза большего количества поездов для ее доставки к фронту, по сравнению с пехотой и, естественно, в два раза большего расхода продовольствия и т. д. Это только ничтожная часть примеров, характеризующих главное отличие России от союзников и противников — она по сравнению с ними несла страшное, неизбежное, и становившееся невыносимым бремя «климатическигеографического налога». Величина этого налога составляла 20—40% ВВП. Пропорционально увеличивалась и мобилизационная нагрузка. Таким образом, к концу октября 1917 г. кумулятивная мобилизационная нагрузка России была почти на 30% выше, чем в Германии. Кумулятивное действие мобилизационной нагрузки определяет время участия в войне. В Первой мировой войне Россия провоевала 3,3 года, Франция, Германия по — 4,3; Англия — 4а; США — около полугодаb. Из графика видно, что за 3,3 года войны мобилизационная нагрузка монархической России была выше, чем у демократий Франции и Англии за все время войны почти в 2 и 4 раза соответственно. Это говорит о мобилизационной выносливости монархий по сравнению с демократиями. К уровню мобилизационной нагрузки России приблизилась лишь Германия в ноябре 1918 г., после чего там также произошла революция. a

Англия в начале войны перебросила на континент 4 дивизии, к январю 1915 г. имела 10 дивизий — 5% всех сил союзников, к июню 1915 г. —9%. b США объявили войну Германии 23 марта 1917 г., но до июня 1918 г. лишь обозначили свое участие в войне, поставив на фронт всего 1—5 дивизий, что в декабре 1917-го составило 0,8% от общего количества дивизий Антанты, к июню 1918-го — 6% и к концу войны в ноябре 1918 г.— 12%). 349

Сравнительная мобилизационная нагрузка за время участия в войне (Россия —с учетом 20%-ного климатически-географического налога)

Уровень мобилизации экономики предъявляет аналогичные требования к уровню мобилизации власти. И здесь автократичные режимы во время войны способны вынести в разы более высокую мобилизационную нагрузку по сравнению с демократиями. Монархии по своей сути представляют собой мобилизационные режимы. Англия и Франция были вынуждены также в той или иной мере мобилизовать власть во время войны — пропорционально своим возможностям. В России демократическая, буржуазная Февральская революция, наоборот, резко снижала уровень мобилизации власти, относительно существовавшего при монархии уровня мобилизации экономики, что означало только одно — развал всей системы государственной власти, поражение в войне и анархию... Таким образом, все возраставшее политэкономическое напря350

жение в России было обусловлено в первую очередь не «реакционностью» монархического режима, который либеральные революционеры обвиняли в неспособности управлять страной, а критической перегрузкой экономики государства. Россия была недовольна не царской властью, а, как говорил Столыпин, «Россия была недовольна собой», т. е. была недовольна любой властью, требовавшей продолжения войны. Именно этим объяснялись все революции 1917 года... Оборот внешней торговли на душу населения в 1913 г. (долл.)1151

Но этим не исчерпывается сравнение России с союзниками. Франция и Англия имели огромные резервы, в том числе накопленные в виде инвестиций в колониях, которые обеспечивали им дополнительные экономические ресурсы и соответственно снижали мобилизационную нагрузку. Так, например, «при полном доминировании на морях английского фло351

та в Западную Европу шли бесконечные караваны судов с аргентинской пшеницей и бразильским мясом»1152. Относительную величину этих резервов в определенной мере отражают размеры внешней торговли. Критик скажет, что Англия несла затраты на содержание огромного флота, вместе с Францией строила танки, самолеты и т. д. То есть ее солдат был вообще лучше вооружен, снабжен и обустроен, чем русский, что увеличивало уровень мобилизационной нагрузки этих стран по сравнению с Россией. Это на самом деле так. Однако здесь объемный показатель величины мобилизационной нагрузки тесно связан с качественным критерием ее оценки. Их совокупность в определенной мере характеризует объем промышленного производства на душу населения. То есть качественное отставание России было еще более значительным, чем по величине общей мобилизационной нагрузки. Высокие темпы развития России в конце XIX — начале XX века позволили ей обогнать в совокупном промышленном производстве Францию и в два раза сократить разрыв с Англией. Однако в удельных показателях на душу населения промышленное производство в России в 1913 г. было почти в 3 раза ниже, чем во Франции, и в 7 раз ниже, чем в СШАа. Английский генерал Э. Айронсайд абсолютно справедливо писал, что «российская армия не отвечала духу времени. Она испытывала недостаток во всем, кроме живой силы. Хотя после Маньчжурской войны было проведено немало реформ, в ходе которых в отставку ушли триста сорок один генерал и четыреста полковников, военная промышленность не развивалась. У России имелся лишь один военный завод (в Британии — сто пятьдесят)»1153. Бьюкенен пишет, что промышленность России «была еще в отсталом состоянии; у нее не было достаточного количества фабрик и заводов, а на тех, которые существовали, не хватало машин и нужного числа квалифицированных рабочих»1154.

По мнению британского исследователя, «ни одна из участвовавших в войне стран не была хуже подготовлена к войне, чем Россия. После поражения в войне с Японией... интервал для восстановления сил был слишком кратким. Впрочем, даже если бы передышка была продолжительнее, русская система управления исключала возможность надежной подготовa

В 1900 г. промышленное производство на душу населения в России было в 5 с лишним раз меньше, чем во Франции, и почти в 9 раз — чем в США. 352

ки к войне, учитывая, что предполагаемым противником была в высшей степени технически передовая Германия... Превосходство в людской силе не могло компенсировать отставания в производстве вооружений и недостатков военного руководства»1155. Б. Линкольн писал: «Многие русские пришли к заключению, что жизнями своих соотечественников они платят за индустриальную отсталость, в то время как их союзники развили индустриальную мощь и этим прикрыли свое население»1156. Доля промышленного производстваa, приходящаяся на миллион населения в 1913 г.1157

«Немцы вспахивают поля сражений градом металла и ровняют с землей. Они тратят металл, мы — человеческую жизнь», — сообщал военному министру в 1915 г. командир 29-го корпуса Зуев1158. В. Шульгин писал в то время: a

В совокупном промышленном производстве пяти стран-лидеров.

353

«Ужасный счет, по которому каждый выведенный из строя противник обходился нам за счет гибели двух солдат, показывает, как щедро расходовалось русское пушечное мясо. Один этот счет — приговор правительству и его военному министру. Приговор всем нам, всему правящему и неправящему классу, всей интеллигенции, которая жила беспечно, не обращая внимания на то, как безнадежно в смысле материальной культуры Россия отстала от соседей. То, что мы умели только петь, танцевать, писать стихи в нашей стране, теперь окупалось миллионами русских жизней. Мы не хотели и не могли быть «Эдисонами», мы презирали материальную культуру. Гораздо веселее было создавать мировую литературу, трансцендентальный балет и анархические теории. Но за то пришла расплата. «Ты все пела... Так поди же попляши». И вот мы плясали «последнее танго» на гребне окопов, забитых трупами»1159. Шульгин, несмотря на явный

перегиб (так, в английской армии на одного убитого немца приходилось в среднем — 2, а в 1915 — 2,4 английских солдата), был полностью прав. Громадный недостаток людских резервов объяснялся на самом деле довольно просто. Еще в 1916 г. Особое совещание докладывало Николаю II: «В армии прочно привился взгляд, что при слабости наших технических сил мы должны пробивать себе путь к победе преимущественно ценой человеческой крови. В результате, в то время как у наших союзников потери... постепенно и неуклонно сокращаются, уменьшившись во Франции по сравнению с начальными месяцами войны почти вдвое, у нас они остаются неизменными и даже обнаруживают склонность к увеличению»1160. По валовым потерям русская армия, за три года войны заняла абсолютное первое место, или в 3 раза больше, чем потери английской армии за четыре года, или почти столько же, как вместе взятые потери Англии и Франции. Доля убитых на 1000 мобилизованных в России за 3 года войны составило — 12 человек, в Англии за 4 года — 9, во Франции — 51161. Между тем по своему научному потенциалу Россия нисколько не отставала от своих союзников, а зачастую и опережала их. Так, первый танк («Вездеход») появился в августе 1914 г.a. «Танк Пороховщикова» был отдан на доработку в a

Трехметровую канаву преодолел с ходу, по глубокому песку шел со скоростью 26 верст в час. Акт об испытаниях 20 июня 1915 г. (максимальная скорость танков, появившихся позже за границей, была всего 3,5—6 км/ч). 354

Англию1162. 15 сентября 1916 г. на Сомме появился первый западный (английский) танка. Первый многомоторный бомбардировщик «Илья Муромец» не имел аналогов на Западе и был создан Сикорским в России. В области авиационных исследований Россия занимала ведущее место в мире. Бездымный порох (патент принадлежал Менделееву) был передан Дюпону вместе с деньгами на строительство завода, технологиями, русскими специалистами и огромным многомиллиардным заказом. Первый ранцевый парашют изобрел Г. Котельников, но великий князь Александр Михайлович заявил, что летчики будут злоупотреблять парашютом и перестанут беречь авиационную технику, а спустя несколько лет Россия стала закупать парашюты во Франции. Первый военный угольный противогаз изобрел Н. Зелинский в 1915 г., но Химический комитет заблокировал его производство, и только после того как противогазы стали производиться в Англии и Германии, Генеральный штаб в марте 1916 г. продавил их производство в Россииb. В области изобретения радио Россия также занимал одно из первых мест, но организовать массовое производство не смогла. Из 80 судов, имевших до войны дизельные двигатели, 70 плавали под российским флагом1163. В области артиллерии с середины 60-х гг. проектирование отечественных орудий велось русскими офицерами, но доводка и производство передавались Круппу. Русские орудия по всем параметрам, в том числе и качеству, превосходили британские и французские. Франция в отличие от России даже не имела тяжелой артиллерии. То же можно сказать и о вооружении самого массового рода войск — пехоты. Россия, Германия и Англия пришли к Первой мировой войне с пехотным оружием (винтовкой) образцов 1903 (Англия), 1898 (Германия) и 1891 (Россия) годов. Винтовки были «обкатаны», получили необходимые модификации и не были морально устаревшими, в отличие от винтовки Лебеля образца 1886 г., (Франция)"64. В России к началу войны были разработаны и a

Первый прототип танка «Малыш Вилли» был создан в декабре 1915 г. В сентябре сорок девять аналогичных машин «Марк-1» впервые пошли в бой. К и г а н Д. Первая мировая война/ Пер. с англ. Т. Горошковой, А. Николаева. М.: «ACT», 2002. С. 377. b Первенство в изобретении спасательного противогаза для пожарных принадлежит американцу Г. Моргану в 1912. Патент на «устройство защиты легких» в 1849 г. получил Л. Хаслет. Немец А. Драгер запатентовал противогаз в Америке в 1912 г. Но к первому применению

немцами отравляющего газа, (впервые использован 31 мая 1915 г. на русском фронте) средств защиты против него не было ни у одного из союзников. 355

производились небольшими сериями конкурентоспособные образцы автоматического оружия, но они не получили распространения, поскольку, по мнению военного ведомства, автоматическое оружие вело к нерационально большому расходованию патронов. В результате с началом войны пулеметы стали закупаться за границей. В конце XIX века в России ежегодно строилось 2740 км железных дорог. Темпы экономического и промышленного роста на протяжении последних двух предвоенных десятилетий в России были самыми высокими в мире. В области демократических реформ Россия по отдельным направлениям шла наравне с развитыми странами Запада. Так, суд присяжных был введен в России в 1864 г., в Германии — в 1848, в Италии — в 1865, в Австрии — в 1866, в Испании — в 1888. Полную и даже чрезмерную независимость русского суда явил миру в 1878 г. оправдательный приговор по делу террористки Веры Засулич, ранившей петербургского губернатора1165. Отношение царского правительства к революционерам и даже террористам было вполне либеральным, за исключением периода подавления первой русской революции 1905—1907 гг. Но почему тогда Россия отставала? На это абсолютно точно указывал Ленин: «Без ломки старых земельных порядков не может быть выхода из того противоречия, которое глубже всего объясняет русскую революцию: самое отсталое земледелие, самая дикая деревня — самый передовой промышленный и финансовый капитализм!»1166 Весь промышленный прогресс касался только тонкого городского слоя России, а более 85% населения — крестьянство и рабочие первого поколения — оставались еще в феодальной эпохе. Но в феодальной эпохе жили не только низы, она довлела и в сознании правящей элиты русского общества. Но и это не главное, главным была отсталость России, которая сказывалась прежде всего на ограниченности ее финансовых ресурсов, которые не позволяли реализовать достижения отечественной науки. Россия с ее бешеными темпами экономического роста в отличие от своих союзников находилась еще только в начале индустриального цикла развития. Можно было бы заявить, что отсталость России — внутренняя проблема самой России, однако союзники принимали участие в одном деле — в одной войне. Но и это не все. Российская военная промышленность еще до войны на треть зависела от западных поставок, а если 356

взять всю металлообрабатывающую промышленность, в том числе транспорт, то почти наполовину. При этом основным партнером России в промышленном импорте была Германияa. Фрэнсис отмечал жизненную важность для России связей с Германией и то, что их обрыв дорого стоил Россииb. Деникин тоже указывает на кабальную зависимость российской промышленности от импорта: «Еще до войны, в силу разнообразных политических и экономических условий, в том числе и недостаточного внимания власти к развитию производительных сил страны, промышленность наша находилась в состоянии неустойчивом и в большой зависимости от иностранных рынков даже в отношении таких материалов, которые, казалось бы, можно добывать дома. Так, в 1912 году в русской промышленности ощущался сильный недостаток чугуна, а в 1913-м — серьезный топливный кризис; заграничный ввоз металла возрастал с 1908-го по 1913 год с 29% до 34%; хлопка до войны мы получали извне 48%; при общем производстве 5 миллионов пудов пряжи требовалось 2,75 миллиона пудов иностранной шерсти и т. д.»1167. С началом войны зависимость российской промышленности и армии от

экспорта резко возросла. В январе 1915 года член русского кабинета М. Харитонов пришел к следующему выводу: «Изоляция нашей страны является одним из наиболее болезненных и опасных аспектов текущей войны»1168. Министр иностранных дел Сазонов: «Изолированное положение наблюдалось с растущей тревогой правительством и общественным мнением по мере того, как становилось все ощутительнее наше одиночество. На почве тревоги за исход войны легко развивается и растет чувство всеобщего недовольства и падает то обаяние властью, без которого не может держаться никакая государственная организация, достойная этого имеa

Стоимость производства оборудования для транспорта составляла в 1912 г. 97 млн. руб., сельскохозяйственных машин — 67 млн. руб. при дополнительном заграничном ввозе изделий на сумму 65 млн. руб., стоимость производства прочих металлических изделий (кроме военных) — 90 млн. руб. при ввозе на сумму 107 млн. руб. и, наконец, стоимость производства предметов военной промышленности — 249 млн. руб. при заграничном ввозе на сумму в 110 млн. руб. Егоров А. И. Разгром Деникина— 1919; В сб.: Гражданская война в России: Разгром Деникина. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica. 2003. С. 33. При этом в 1913 году 47,4% всего русского импорта поступало из Германии, 12,5% — из Британии, 5,8% — из США, 4,1% — из Франции. b При этом Фрэнсис считал, что этот обрыв сыграет положительную роль для России, которая сможет диверсифицировать свои связи с Западом и стимулирует в ней развитие собственной промышленности. 357

ни... Россия была лишена главного элемента успеха, давшего ее союзникам победу: тесного слияние и сплочения между собой и общности материальных средств»1169. Действительно, с началом войны, а особенно с вступлением в войну Турции, Россия оказывается фактически отрезанной от своих союзников. Архангельский порт доступен только 6 месяцев в году, остальное время скован льдом; мало того, из-за низкой пропускной способности архангельской узкоколейной железной дороги порт был завален грузами, которые не могли вывезти в Центральную Россию. «Несмотря на то, что Архангельск был единственный военный порт... на него почти не обращали внимания. К концу лета 1915 г. количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю»1170. Железная дорога к Архангельскому порту была переведена на широкую колею только к концу 1916 г.a. Но, как с горечью отмечает Ллойд Джордж, было уже слишком поздно. «Архангельский порт был уже затерт льдами. Прежде чем он растаял, весной в России разразился революционный крах, и все надежды укрепить ее как союзную державу исчезли»1171. Мурманского порта еще не существовало. Только в 1916 году по приказу Николая II был основан Романов-на-Мурмане. За 20 месяцев к нему через вечную мерзлоту была проложена железная дорога длиной в 1050 кмb. Владивосток удален от фронта на 5000 верст, и для одной пары поездов требовалось до 120 паровозов. «Сибирская железная дорога... не справлялась с перевозками, и в 1917 г. Владивосток был забит грузами». Балтийский и Черноморский порты были отрезаны. Головин образно описал состояние, в котором оказалась Россия в то время: «В результате после выступления Турции Россия уподобилась заколоченному дому, в который можно проникнуть только через дымовую трубу». После вступления Турции в войну с осени 1914 г. вывоз из России сразу падает на 98%, а ввоз — на 95%. Таким образом, Россия оказалась блокированной даже в большей степени, чем Германия. «К сожалению, союзники не оплачивали полноценной монетой за помощь, оказанную им Россией, — пишет Головин. — Нужды последней не учитывались с той же полнотой. a

Дорога была построена за 1,5 года. Основная причина задержки строительства — нехватка людей: дорогу строили 30 тыс. крестьян из волжских губерний, 5 тысяч финнов, 15 тыс. пленных

немцев и 15 тыс. китайцев. b Кабель связи с Англией был проложен через Мурман только к 1 января 1915 г. 358

Первое проявление такого отношения можно увидеть в том, как в Средиземном море союзные флоты пропускают два германских крейсера, «Гебен» и «Бреслау», в Мраморное море. Этот пропуск имеет своим прямым следствием вступление Турции в войну, которое закрыло доступ России в Черное море, что было равносильно блокаде; здесь была ахиллесова пята русского колосса»1172. Британский посол отмечал: «Закрытие проливов было для России парализующим ударом»1173. 10 августа 1914 г. «Гебен» вошел в Дарданеллы, принеся с собой, как позднее признал Черчилль, «больше бедствий, крови, руин и неконтролируемых последствий, чем все другие военные корабли, вместе взятые, со времен изобретения корабельного компаса»1174. Ллойд Джордж имел все основания заявить: «союзники бросили русских на произвол судьбы». Но Черчилль, лично проводивший потерпевшую провал операцию по разблокированию тех самых черноморских проливов, был другого мнения. 11 апреля 1919 г. он с привычным пафосом заявлял, что гибель каждого английского и французского солдата, убитого в прошлом году, — дело рук Ленина, результат не имеющего параллелей в мировой истории предательства по отношению к союзнику»1175. Между тем начальник Генерального штаба фон Фалькенгайн пишет: «Если бы проливы между Средиземным и Черным морями не были закрыты для прохода кораблей Антанты, надежды на успешное ведение войны уменьшились бы значительно. Россия освободилась бы от изоляции, которая давала более надежную, чем военные успехи, гарантию того, что рано или поздно колеблющиеся силы почти автоматически покинут этого титана. Если такой строго дисциплинированный организм, как Германия, привыкший на протяжении столетий к сознательной работе и имеющий в своем распоряжении неистощимую мощь умелых, организованных сил своего народа, едва был способен решить огромную заданную войной задачу, то было ясно, что русское государство, значительно менее сильное внутренне, не выдержит испытания»1176. Германия. Для Германии перенапряжение экономики во время войны закончилось тем же, чем и для России, — революцией в ноябре 1918 г. и немедленной капитуляцией — Компьенским миром. Уже к середине 1917 г. «на грани аго359

нии находилась Австро-Венгрия, ее новый кайзер Карл одолевал своего «старшего брата» мольбами о заключении скорейшего мира. Страну сотрясали не только забастовки рабочих и выступления национальных меньшинств, стала бунтовать даже армия. Не намного лучше обстояли дела и в самой Германии — в стране свирепствовал голод, и паек горожанина был рассчитан исходя из 1400 калорий в день, а солдата — из 2500 (американские солдаты получали по 4200 калорий, а британские — 3800). Все попытки центральных держав облегчить свое продовольственное положение за счет ограбления Украины были сведены на нет царившим там хаосом и гражданской войной»1177. В Вене уже весной 1917 года началось интенсивное зондирование поисков мира. После смерти в конце 1916 года старого Франца-Иосифа новый император Карл и его министр иностранных дел граф Чернин поняли окончательно, что единственный способ избежать в стране революции — это заключить мир. Летом 1917 года, действуя в интересах Габсбургов, устами папы мирное посредничество воюющим странам предложил Ватикан1178. Но это были лишь внешние признаки стремительно ухудшавшейся экономической ситуации. При таком полном напряжении состязаться с противником в отношении производства военных материалов Германия уже не

могла. «Положение было невероятно трудным и почти безвыходным. Нечего было больше думать о наступлении. Надо было сохранить резервы для обороны, — говорил Людендорф. — Не только в стране, но и в армии приходилось прибегать к суррогатам из соломы и древесины для питания лошадей, а иногда и людей. Масса населения, особенно среднего класса, положительно умирала с голода. Голодная блокада, организованная нашими врагами, бросила нас не только в физические страдания, но и в моральное отчаяние... Вечное недоедание создало упадок сил физических и нравственных и породило трусливое и истерическое настроение в немецком обществе»1179. Видный австрийский генерал фон Арц — далеко не пессимист — в начале апреля 1917 года уверял, что «благодаря недостатку сырья и усталости войск австрийская армия не может драться долее чем до зимы»1180. К середине июня Гинденбург в телеграмме к императору пессимистически определял положение страны: «Огромное беспокойство возбуждает в нас упадок 360

народного духа. Надо поднять его, иначе война будет проиграна. Наши союзники также нуждаются в поддержке, если мы не хотим, чтобы они нас оставили. Нужно разрешить экономические проблемы, страшно важные для нашего будущего. Является вопрос: способен ли канцлер их разрешить? А разрешить нужно — иначе мы погибли»1181. «В то время как Франция хорошо кормила себя продуктами, выращенными внутри страны, а Британия поддерживала ввоз продовольствия на уровне мирного времени до середины 1917 года, когда кампания, организованная германскими подводными лодками, начала вызывать серьезные проблемы, Германия, а вместе с ней и Австрия уже начиная с 1916 года ощутили лишения, вызванные блокадой. В течение 1917 года потребление рыбы и яиц сократилось вдвое, то же самое касалось и сахара. Запасы картофеля, масла и овощей стремительно таяли. Зима 1916/17 года стала «зимой репы», когда этот безвкусный и малопитательный корнеплод заменил всю пищу или в лучшем случае добавлялся к любому блюду. Такая роскошь, как кофе, прежде считавшийся необходимостью в любом доме, исчезла со столов у всех, кроме богачей, а реально необходимые вещи, такие как мыло и топливо, строго нормировались. «К концу 1916 года жизнь... для большинства граждан... свелась к постоянному недоеданию, проживанию в нетопленых домах, ношению одежды, которую нужно, но невозможно сменить, и протекающей обуви. Это означает, что день с начала до конца заполнен суррогатами почти всего, чего только возможно». В Вене, самом большом городе империи Габсбургов, нужда была еще более жестокой. Реальная заработная плата уменьшилась вдвое в 1916 году и затем снова в 1917 году, когда наиболее бедные слои населения начали голодать. Что было еще хуже, у 60% мужчин призывного возраста, находившихся на фронте, семьи зависели от государственного пособия, которое никоим образом не заменяло дохода их отцов; к концу войны на эту сумму можно было купить меньше двух буханок хлеба в день»1182. В октябре 1918 г. «германские войска, оккупировавшие Дон и Малороссию, разложились в одну неделю, повторив до известной степени пройденную нами историю митингов, советов, комитетов, свержения офицерского состава, а в некоторых частях — распродажи военного имущества, лошадей и 361

оружия... Только тогда немцы поняли трагедию русского офицерства. И нашим добровольцам приходилось видеть не раз унижение и горькие слезы немецких офицеров — некогда надменных и бесстрастных»1183. «Первой очевидной катастрофой в ноябре 1918 года было учреждение солдатских Советов расквартированных в Киеве немецких частей»1184. Армия же продолжала разваливаться, и 26 октября Людендорф подал в отставку. В. Воейков вспоминал:

«...Мне пришлось слышать за шесть недель до краха немецкой армии от одного немецкого дипломата слова: «Bei uns unmoglich» («У нас невозможно»), но в действительности их солдаты разложились совершенно так же, как наши, и нашим офицерам пришлось спасать немецких от ярости их нижних чинов, как это было в одном из самых блестящих полков гвардии императора Вильгельма «Garde du Corps»1185. Первыми восстали моряки немецкого флота, не имевшие прямых контактов с русскими большевиками. Они отказались исполнять приказ адмирала Шеера дать последний бой британскому флоту. 4 ноября к восставшим матросам присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля. Через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсхафен. Социалисты призвали трудящихся к всеобщей стачке. В Баварии была провозглашена Советская республика. Кёльн был захвачен революционными матросами, и над городом взвился красный флаг, как и над десятью другими крупными немецкими городами. Когда кайзер спросил генерала Тренера, согласится ли армия подавить выступление революционных сил, тот ответил отрицательно. 9 ноября пост канцлера занял лидер социалистов Ф. Эберт. Социалисты провозгласили в Германии социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил Германскую советскую республику. 9 ноября рабочие Берлина объявили всеобщую забастовку по призыву «Союза Спартака». 10 ноября Вильгельм навсегда бежал в Голландию. Клемансо 9 ноября встретился с Фошем, который рассказал ему, как идет дело. «Немцы, — говорил он, — очень упирали на тот факт, что Германия находится на грани большевизма и что, если мы не поможем им восстановить порядок, мы сами впоследствии испытаем на себе это бедствие... что им нужно создать армию для борьбы с большевизмом и для восстановления порядка... Они, далее, указывали, что мы за362

бираем у них слишком много пулеметов и им не из чего будет стрелять в своих соотечественников... Они, наконец, просили дать им продовольствие и сообщили, что они уже почти голодают. Фош ответил, что в таком случае было бы вполне достаточно, если бы они передали нам в «общий котел» свой флот, и тогда они смогут получить продовольствие»1186. Франция. Во Франции мобилизационная нагрузка к середине 1917 г. была почти в три раза ниже, чем в России. Что это означало на практике? В России к 1917 г. «климатически-географический налог» делал ситуацию еще хуже, чем в умиравшей от голода, разоренной войной и революционизированной Германии 1918 г. Русская армия к 1917 г. представляла собой плохо одетую, голодную, измученную трехлетней войной, почти безвылазно находившуюся в окопах толпу. А в тылу лежала забитая беженцами, разоренная страна с голодающими и замерзающими городами и деревнями. А союзники требовали от русской армии одного — наступать. Во Франции в это же время, в 1917 г., «переход от этой неповрежденной зоны к месту смерти был внезапным, особенно из-за благополучия, господствующего в тылу. Вместе с армией пришли деньги, и магазины, кафе и рестораны процветали, по крайней мере на стороне союзников. В зоне немецкой оккупации военная администрация установила строгий экономический режим...»1187 «...На полях, обрабатываемых фермерами в двух шагах от тех мест, где падали снаряды, вырастали настоящие города из палаток и бараков, готовые вместить миллионы тех, кто приходил и уходил в окопы, почти как фабричная смена. Четыре дня на передовой, четыре дня в резерве, четыре — для отдыха. В такие дни молодые офицеры... могли взять лошадь и отправиться, «как прежде, в давно откладываемую поездку (путешествие)...»1188

«Тем не менее почти немедленно после неудачного наступления 16 апреля началось то, что командование признало как «случаи коллективной недисциплинированности», а историки назвали «мятежами 1917 года»...1189 30 тысяч военнослужащих покинули окопы и отправились в тыл. 1 июня 1917 г. взбунтовавшийся полк объявил о создании антивоенного правительства. Военный трибунал под председательством Петэна осудил 23 тысячи военнослужащих. 5 февраля восстали жи363

тели городка Роанн на французской Луаре. Боевой дух значительно упал в сельской местности, где первоначальные стойкость и решимость уже не были столь явными. Это падение стойкости и решимости к июню 1917 года, когда появилось это сообщение, уже широко распространилось во французской армии1190. «К июню французы не могли больше скрывать от своих британских союзников, что... атаки не могут быть осуществлены. 7 июня Хэйг встретился с Петэном... чтобы услышать, что «две французские дивизии отказались прийти на смену двум дивизиям, находящимся на передовых позициях». На самом деле их число превышало пятьдесятa, и заверения Петэна в том, что «ситуация во французской армии в тот момент была серьезной, но теперь стала более удовлетворительной», были чисто показными... К июню, когда истина о мятежах во французской армии больше не была секретом, стало ясно, что британским войскам придется сражаться в одиночку. Задача была в том, чтобы найти этому оправдание1191. Французский кризис 1917 года был общенациональным. Именно по этой причине правительство... выдвинуло своего кандидата на замену Нивеля — Ф. Петэна... Он предпринял серию мер, чтобы удержать и восстановить в армии моральное благополучие. Он пообещал более длительные и более регулярные увольнительные периоды. Он также косвенно пообещал прекратить, по крайней мере на время, наступление, не столь прямолинейно, поскольку это означало положить конец статусу Франции как державы, ведущей войну, но подчеркивая, что войска должны отдыхать и проходить переподготовку. .. Он также ввел новую доктрину, подобную той, которая уже была принята и действовала в немецкой армии — «обороны в глубине»... Эта инструкция преследовала строго оборонительные цели... «Никаких строгих мер не должно быть принято, — писал офицер пехоты 5-й дивизии. — Мы должны сделать все возможное, чтобы ослабить забастовочное движение убеждением, спокойствием и авторитетом известных людям офицеров, обращаясь к наилучшим чувствам забастовщиков». Его дивизионный командир соглашался: «Мы не можем добиваться уменьшения забастовочного движения строгостью, так как это, несомненно, приведет к непоправиa

54 дивизии, почти половина армии.

364

мым последствиям»1192. «...В целом миллион погибших — среди мужского населения численностью двадцать миллионов — заглушил у французов желание сражаться. Солдаты Франции хотели защищать родину; но они не хотели идти в атаку. Такие настроения сохранялись почти год»1193. Британия. «...Британские тылы были обеспечены гораздо лучше немецких. Это могла позволить себе армия страны, избежавшей несколько лет блокады, которая в Германии сделала самые простые и жизненно необходимые вещи редкими и дорогими товарами. Эта роскошь неоднократно вводила в искушение продвигающихся вперед немецких солдат, вызывая у них желание остановиться и пограбить. Полковник Альбрехт фон Таер писал, что «целые дивизии, пресытившись добытыми пищей и ликером, оказывались не в состоянии энергично продолжать атаку»1194. Разорение и искушение грабежом, возможно,

было более страшным врагом немцев, нежели непосредственно сопротивление неприятеля...»1195 Кроме того, Британия в отличие от России стала страдать от больших потерь только в 1916 году»1196. «Тем не менее многие (английские) части, измученные борьбой на истощение, длившейся на протяжении 1917 года, не были в состоянии защищать свои передовые позиции... Вопрос должен стоять в том, относился ли этот крах — поскольку это был именно крах — к психологическим явлениям того же порядка, как крах французской армии весной 1917 года, крах русской армии после наступления Керенского и краха итальянской армии в битве при Капоретто. Все четыре армии, если считать британскую, к тому времени потеряли до ста процентов своего первоначального состава, с которым они вступили в войну, и могли запросто перейти грань, за которой уже невозможно действовать плотью и кровью»1197. При этом Киган пишет: «Петэн сказал, что 5-я армия разбита и нетактично сравнил войска Гофа с итальянской армией под Капоретто»1198. За год до этого в апреле 1916 г. У. Черчилль откровенно паниковал, он писал жене: «Я очень сомневаюсь в конечном результате. Больше, чем прежде, я осознаю громадность стоящей перед нами задачи, и неумность способа ведения наших дел приводит меня в отчаяние. То же самое руководство, которое зависело от общественного мнения и поддержки, гаснет, будет готово заключить скоропалительный мир... Можем ли мы преуспеть там, где немцы, со всем их 365

умением и искусством не могут ничего сделать под Верденом? Нашу армию нельзя сравнить с их армией, и, конечно же, их штаб прошел подготовку посредством успешных экспериментов. Мы — дети в этой игре по сравнению с ними»1199. В 1917 г. Ллойд Джордж начнет искать подходы к заключению мира с немцами. Киган справедливо пишет, что «все армии, однако, имеют точку разрушения. Оно может наступить, когда в сражающихся частях подсчеты, точные или не очень, показывают, что шансы выжить перешли линию, разделяющую возможность и вероятность, линию между произвольным шансом быть убитым и очевидной статистической определенностью»1200. Но ключевую роль играет даже не столько стойкость армии, сколько стойкость народа в целом. Эта стойкость определяется в первую очередь величиной экономических и психологических тягот войны, которые в полной мере характеризует мобилизационная нагрузка. По этому показателю Россию было невозможно сравнить с даже с Францией, не говоря уже об Англии или Италии. Окажись французские или английские армия и народ в тех условиях, в которых оказались русские к 1917 г., речь шла бы уже не о русской, а об английской или французской социалистической революции. Совокупная реальная мобилизационная нагрузка на экономику России за время участия в войне была минимум в 3— 4 раза выше, чем у Франции, и в 4—5 раз, чем у Великобритании. Следовательно, число мобилизованных (при условии равной мобилизационной нагрузки на экономику стран союзников) должна было быть у России не 15,8 млн. человек, а примерно в 4 раза ниже, т. е. всего около 4 млн. Как следствие доля оттягиваемых русской армией немецкий дивизий в этом случае не должна была превышать 15%, вместо 40%. Можно сделать и другой вариант вывода, что за 3,5 года войны, к октябрю 1917 г., Россия по сравнению с Францией и Англией при равной мобилизационной нагрузке провоевала почти на 3—4 года больше, т. е. 7—9 лет. Был ли для России в этой ситуации выход? Если к началу 1915 г. Россия оттягивала на себя более 50% дивизий центральных держав, то к лету 1916 г. уже около 40%. В итоге летнего наступления 1916 г. русская армия ценой огромных жертв оттянула на себя 50% дивизий противника, но это был предел, за которым снова началось падение1201. Силы ар-

366

мии и государства были на исходе. Между тем А. Деникин, очевидно, был прав, когда писал: «Можно делать различные предположения по поводу возможностей сепаратного мира — был ли бы он Брест-Литовским или менее тяжелым для государства и нашего национального самолюбия. Но надо думать, что этот мир весною 1917 года привел бы к расчленению России и экономическому ее разгрому...»1202 Однако у революционной России оставался выбор: оборона или наступление. Мы уже видели, что во Франции в сравнимой ситуации, как только возникла опасность мятежей, Петэн сразу же прибегнул к тактике «обороны в глубине». А что же Россия? Весной 1917 г. «союзники настаивали на начале активных действий на нашем фронте, — пишет ген. Лукомский, — с другой стороны, теплилась надежда, что, может быть, начало успешных боев изменит психологию массы и возможно будет начальникам вновь подобрать вырванные из рук вожжи»1203. «Война переставала быть средством и путем к победе. Война сама по себе начинала казаться благом как противоположное революции начало»1204. Милюков говорил Набокову, что только «благодаря войне все у нас еще кое-как держится, а без войны скорее бы все рассыпалось»1205. Демократы от «революционного оборончества» пришли к той же точки зрения, только в своих интересах: «Бездеятельная армия явно разлагалась.. Надо было дать армии дело... Конечно, быть может, лучшим исходом было бы в смысле внутренней политики, если бы наступление начал сам противник. Но он не наступал. Значит, надо было двинуться на него и ценою войны на фронте купить порядок в тылу и армии»1206. «Положение виделось нам (демократам) в виде дилеммы: сепаратное перемирие или наступление»1207. Надежды либералов и социал-демократов, возлагаемые ими на наступление, привели к прямо противоположным последствиям. Количество немецких дивизий, оттянутых на себя Россией в результате июльского наступления 1917 г., выросло примерно с 30 до 35%, пропорционально выросла и мобилизационная нагрузка на Россию, чего оказалось достаточно для истощенных войной армии и народа. Тактика Ленина мало чем отличалась от позиции либеральных партий; он также считал войну единственно удобным случаем для свершения революции. Еще в ноябре 1914 г. в манифесте «Война и российская социал-демократия» он писал: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный проле367

тарский лозунг»1208. Однако стратегические цели Ленина были совершенно другими. Ленин в это время писал: «Если бы соглашатели, вместо того что бы помогать Керенскому гнать армию в огонь, пришли с предложением демократического мира, тогда армия не была бы так разрушена. Они должны были сказать ей: стой спокойно. Пусть в одной руке у нее будет разорванный тайный договор с империалистами и предложение всем народам демократического мира, и пусть в другой руке будет ружье и пушка, и пусть будет полная сохранность фронта»1209. В теории с такой позицией трудно поспорить, она сохраняла России миллионы жизней, армию и ее экономический потенциал. На практике, конечно, Россия в политическом плане не была изолирована от остального мира, ее реальная политика должна была бы стать более гибкой, не меняя при этом ленинской сути. Ведь именно по пути снижения военной нагрузки — отказу от наступательной войны, увеличению отпусков и т. д. — пошла Франция в том же 1917 г., находясь по сравнению с Россией в «тепличных условиях». Но даже в случае реализации ленинского плана уровень «мобилизационной нагрузки» на Россию уже почти в 2—3 раза превышал бы показатели Франции и Англии.

Из вышеприведенных рассуждений можно сделать и еще один вывод, а именно: дать определение, кто является союзником. При этом никто ни на минуту не ставит под сомнение мужество и героизм, напряжение воли англичан и французов во время Первой мировой войны. Жертвы которые понесли Англия и Франция, говорят сами за себя. Но есть и другая сторона вопроса: союзников связывает общность цели, ради которой объединяют свои ресурсы, что, следовательно, определяет их относительно равную мобилизационную нагрузку. Вполне естественно, что для стран, находящихся в непосредственном контакте с противником, она будет больше, чем для союзника, расположенного вне прямой досягаемости для него. Но здесь существует вполне отчетливая грань, за которой неравномерность распределения нагрузки превращает союзника в... Все дело в дозе. В этом случае один из союзников получает выгоду, снижая свою мобилизационную нагрузку, злоупотребляя своим положением — за счет перегрузки экономики другого союзника. В этом случае он превращается в известный персонаж китайской мифологии, который со стороны наблюдает, как двое уничтожают друг друга, и которому достаются плоды их борьбы. Мало того, этот союзник, 368

бланкируя своим положением, давя «дружественной, союзнической пропагандой», дает ложные ориентиры «партнеру», заставляя его вырабатывать свою стратегию применительно не к реальному положению в котором он находится, а к завышенным союзническим обязательствам. Это ведет к радикальному, самоубийственному перенапряжению сил «союзника». Асквит был прав, когда позднее уже по поводу интервенции писал: «Либо оказывать России помощь в полной мере, либо предоставить ее собственным силам»1210. Но, может сказать критик, персонаж персонажем, а без союзника поражение неминуемо — и будет, в общем-то, прав. Но, с одной стороны, сражающийся союзник может заключить мир с противником даже на не совсем выгодных на себя условиях и тем самым избежать полного уничтожения. В исторической перспективе иной раз даже поражение бывает менее трагично по последствиям, чем такая «союзническая помощь». С другой стороны, положение союзникаперсонажа в корне противоречит тем демократическим принципам, которые считают для себя обязательными «цивилизованные» страны. Союзники несут ответственность друг за друга. Очевидно, что именно перебор союзниками России этой парацельсовской дозы имел в виду Ллойд Джордж, когда писал в своих мемуарах: «Военные руководители в обеих странах (Англии и Франции), повидимому, так и не восприняли того, что должно было быть их руководящей идеей: они участвуют в этом предприятии вместе с Россией и для успеха этого предприятия нужно объединить все ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприятные условия для содействия достижению общей цели...»1211 Раз мы коснулись темы персонажей китайской мифологии, то здесь имеет смысл остановиться на теории ее европейского аналога, получившей название «дешевой империалистической политики». Она сводилась к натравливанию одной страны на другую, а плоды побед, естественно, достались организатору. Эта политика, как правило, осуществлялась в два этапа. На первом этапе необходимо было вывести потенциальную жертву из состояния равновесия, для этого используются различные методы: — возбуждение жертвы лестью, обманом... на почве национальных или территориальных претензий, идеологических или религиозных споров; 369

— подкуп оппозиционных или недовольных государственных деятелей и покупка соответствующего «общественного мнения»;

— подрыв теми или иными способами экономики страны, что неизбежно ведет к радикализации общества; задача облегчается, если жертва ослаблена войной или дурным правлением, хотя история знает, как от этой тактики погибали и вполне здоровые народы. В последнем случае война становится средством необходимой самообороны загнанного в угол государства. В зависимости от обстоятельств и интересов организаторов эта война может выразиться как во внешней агрессии, так и в гражданской войне внутри государства-жертвы. Нередко все три метода использовались одновременно. Когда жертва была выведена из равновесия, оставалось лишь придать ей нужное направление движения, что достигалось за счет соответствующей целевой материальной поддержки, например, в виде поставок вооружений, военных кредитов и инвестиций, пропаганде, обещаниях, попустительстве и т. д. Именно благодаря проведению «дешевой империалистической политики» произошло подавляющее количество серьезных войн в период империализма — во второй половине XIX и первой половине XX века. Впрочем, обычно сами жертвы провоцировали, проведение в отношении себя подобной политики или даже были ее активными сторонниками в собственных агрессивных целях. Поэтому чаще всего ответственность за войну несли обе стороны (организатор и жертва) в равной мере, но только организатор при этом извлекал из войны дивиденды. Последний случай (подрыв экономики) в чистом виде является исключением, жертва в данном случае является действительной жертвой, а организатор — истинным преступником. Все жертвы войны, голод, нищета, разруха есть прямое следствие преступлений организатора. Но мы отвлеклись. Вернемся в Россию 1917 года. Россия в Первой мировой войне выполнила свой долг до конца. Генерал Г. Гудериан, звезда и надежда вермахта в 1939—1945 годах, писал по завершении Второй мировой войны: «Даже в Первую мировую войну победоносные немецкие армии и союзные с ними австрийцы и венгры вели войну в России с предельной осторожностью, в результате чего они и избежали катастрофы». Другой немецкий генерал, Г. Блюментрит, припоминал после 1945 года: «Во время Пер370

вой мировой войны наши потери на Восточном фронте были значительно больше потерь, понесенных нами на Западном фронте с 1914 по 1918 год... Русская армия отличалась замечательной стойкостью...»1212 При этом военная (мобилизационная) нагрузка на экономику России, на морально-психологическое состояние ее армии в несколько раз превосходили нагрузку на экономику и армий стран союзников. Это отмечали и сами союзники. Генерал Нокса констатировал: «Дух русской армии проходит через многие тяжелые испытания, только одного из которых было бы достаточно, чтобы подорвать дух многих других армий»1213. Причем все это чудовищное перенапряжение сил Россией осуществлялось в обеспечение интересов союзников. Отношение союзников к России весьма откровенно характеризует Ллойд Джодж, которого трудно заподозрить в необъективном подходе к роли союзников в русской революции: «Если бы мы послали в Россию половину снарядов, израсходованных впоследствии в битвах на Западном фронте, и пятую часть орудий, то не только не было бы русского поражения, но немцы были бы отброшены на расстояние, по сравнению с которым захват нескольких окровавленных километров во Франции казался бы насмешкой»1214. Официальный английский историк Аспиналь-Огландер писал о том же: «Операция на Западном фронте были рискованной игрой со ставкой на фунты стерлингов ради выигрыша пенсов, а на востоке ставить надо было пенсы ради нисколько не преувеличенных надежд выиграть фунты»1215. Далеко не дружелюбно и даже цинично высокомерно настроенный не только к

большевикам, но и к русским вообще, приверженец самой жесткой интервенции в Россию, французский дипломат Л. Робиен, откровенно примитивизируя характер русской революции, сводя ее только к «солдатской революции», доводил эту линию до логического конца и в ее рамках был последователен и объективен: «Боюсь, что мы слишком настойчивы в нашем бездействии! Истинная причина этому — старый запас иллюзий насчет русской революции, еще непонятой у нас. Русская революция — это не революция интеллектуалов, провозглашающих свободу мысли, крестьян, желающих получить землю, рабочих, поднимающихся против а

Нокс А.В. — в 1911—1918 гг. британский военный атташе в России; в 1918— 1920 гг.— глава британской военной миссии в России; автор книги «С русской армией. 1914—1917» (1927). 371

хозяина, или нации, измученной правонарушениями режима... Это революция солдата, который больше не хочет драться. И с самого начала революционное ядро было сформировано из Совета солдатских депутатов, что явилось причиной беспорядка и элементом разложения. Правда о революции и ее тенденции была сказана солдатом, который во время наступательных действий в прошлом году ответил на призывы Керенского «Вперед за землю и свободу!!!»: «Зачем мне земля и свобода, если я буду убит?.. Сперва мир». Все это, по сути, очень человечно, и я не понимаю тех, кто бранит русских, называя их предателями. Когда Россия не пошла на заключение сепаратного мира, она вынуждена была вступить в войну. И теперь катастрофа, в которой увязла Европа, не имеет ничего общего с той войной, которая была задумана в момент подписания Россией этого соглашения. Однако в чрезвычайной ситуации всякое обязательство теряет силу, нельзя требовать от страны того, что может привести к ее гибели. И если русский народ понял это лучше, чем другие, и не позволил себе спрятать истину за словами, можем ли мы его в этом упрекать? Кроме того, мы давно знали о том, что произойдет; и если мы поддались хвастливым заявлениям Керенского, вместо того чтобы прислушаться к голосу русского народа, который желал мира и умолял заключить его с ним, то это наша вина. Весь народ хотел мира, а не только одни большевики, как это пытаются представить во Франции. И большевики преуспели только потому, что смогли осуществить надежды всей нации»1216. Несмотря на сохранявшуюся еще боеспособность армии, экономика России уже к 1917 г. была истощена до предела. Мобилизационная нагрузка на экономику России находилась уже за пределами выживания государства. Россия фактически уже проиграла войну, даже победа вместе с союзниками для России была равносильна поражению. У России не было экономических ресурсов для восстановления своей экономики после войны, не было средств на сохранение государственного единства и проведение крестьянской реформы, а ведь надо было еще платить проценты и возвращать военные долги своим союзникам. Развал страны и крестьянский бунт, бесконечные сепаратистские войны по национальному и социальному признаку — вот что ожидало Россию в случае победы. В России невозможно даже было установить военную диктатуру, так как не было преданной армии, которая могла бы ее обеспечить. 372

Истощение государственного организма, как и человеческого, сверх определенных пределов ведет к необратимым последствиям и смерти. Россия к 1917 г. была истощена именно до таких пределов. Победа же вела не к снижению мобилизационной нагрузки, а как минимум к ее сохранению для восстановления экономики. Традиционные для того времени хозяйственные методы не давали инструментов для решения таких задач... Социалистическая революция в России и Брестский мир стали прямыми результатами чрезмерного по сравнению с

союзниками перенапряжения экономики России в Первой мировой войне. Для истощенной войной России выбор стоял между самоуничтожением и миром любой ценой. Россия выбрала мир. И именно Брестский мир стал для стран Антанты официальным поводом для начала открытой интервенции против своего павшего союзника. В день принятия партийным съездом резолюции Ленина по Брестскому миру, 6 марта, союзные войска высадились в Мурманске. Шульгин напишет в то время, правда, по другому поводу, но тем не менее весьма точно: «Французы и другие не доросли еще до того, чтобы щадить «больную нацию». В международных отношениях царит Средневековье — век звериный»1217. Из воспоминаний У. Черчилля о роли России в ходе Первой мировой войны: «В начале войны Франция и Великобритания во многом рассчитывали на Россию. Да и на самом деле Россия сделала чрезвычайно много. Потерь не боялись, и все было поставлено на карту. Быстрая мобилизация русских армий и их стремительный натиск на Германию и Австрию были существенно необходимы для того, чтобы спасти Францию от уничтожения в первые же два месяца войны. Да и после этого, несмотря на страшные поражения и невероятное количество убитых, Россия оставалась верным и могущественным союзником. В течение почти трех лет она задерживала на своих фронтах больше половины всех неприятельских дивизий и в этой борьбе потеряла убитыми больше, чем ее прочие союзники, взятые вместе. Победа Брусилова в 1916 г. оказала важную услугу Франции и особенно Италии; даже летом 1917 г., уже после падения царя, правительство Керенского3 все еще пыталось организовать наступление, чтобы a

Керенский Александр Федорович (1881—1970) — российский политический деятель, адвокат, депутат IV Государственной Думы, член фракции трудовиков; с 373

помочь общему делу. Эта выдержка России была важнейшим фактором наших успехов вплоть до вступления в войну Соединенных Штатов, уступавшим по значению разве только неудаче германской подводной войне, явившейся поворотным пунктом всей кампании»1218. Черчилль верно оценивал участие России в войне, но все его сочувствие, как и во время Второй мировой войны, оставалось лишь словами, демонстрируя эволюционное развитие старого принципа английской политики, озвученного Дизраэли, когда «лесть подавалась лопатами». На практике, как отмечал Шацилло, «в 1916 году наша армия бросилась в знаменитый Брусиловский прорыв после слезной просьбы итальянцев, терпевших в Альпах одно поражение за другим. Когда же наступил час союзников России по Антанте платить по векселям, они умыли руки, и русские так и не получили ни военной, ни экономической помощи»1219. Ллойд Джордж писал: «История предъявит счет военному командованию Франции и Англии, которое в своем эгоистическом упрямстве обрекло своих русских товарищей на гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего и себе»1220. Этот счет благодаря знанию размеров мобилизационной нагрузки можно сосчитать. При условии равенства среднегодовой мобилизационной нагрузки союзников (на уровне 1,25, без США, без климатического налога) и при условии сохранения Россией 15-миллионной армии, помощь союзников за 3,5 года войны (до октября 1917 г.) должна была бы составить 2—2,3 млрд. ф. ст.a Таким образом, минимальная сумма долга союзников России за время войны составила примерно 1,5 млрд. ф. ст., что в наше время пропорционально по ВВП примерно 1 трлн. долл. Допускала ли экономика союзников такое увеличение мобилизационной нагрузки? Для Франции она должна была бы увеличиться всего на 10—15%, для Англии — в 2 раза, но в этом случае их мобилизационная

нагрузка все равно марта 1917 г. эсер; в 1917 г. — заместитель председателя Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, член Временного комитета Государственной Думы, министр юстиции в первом составе Временного правительства (март — май), военный и морской министр (май — сентябрь), министр-председатель (премьер с 8 июля), верховный главнокомандующий (с 30 августа); в 1918 г. эмигрировал во Францию, с 1940 г. жил в США. a Минимальная оценка только по мобилизационной нагрузке относительно ВВП. Россия получила союзническую помощь в виде кредитов на сумму около 0,8 млрд. ф. ст., из них 0,57 млрд. — от Англии. 374

была бы более чем в два раза ниже существовавшего уровня мобилизации России или Германии. На практике такой помощи России от союзников не потребовалось бы, поскольку в случае ее нормального поступления с начала войны она продолжалась бы менее трех летa. Именно отсутствие этой помощи в итоге привело к революции в России и интервенции союзников; после этого размер ущерба (долга союзников), для России стал измеряться уже другим порядком. По счетам в цивилизованном обществе принято платить, но, может сослаться критик, прошло столько лет и не вполне однозначных событий, да и у союзников не было юридических обязательств поддерживать друг друга, что, в общем, верно. Тем не менее, как предсказывал Ллойд Джордж, счет предъявлен, а дальше благородные демократические принципы, которые декларировали союзники во время Первой мировой и интервенции в Россию, в отличие от проклинаемого ими «коммунистического варварства», требуют соблюдения принципа noblesse oblidge... Но вернемся в начало XX века. Большевики, подписывая Брестский мир, только констатировали уже по сути свершившийся факт поражения России в Первой мировой войне. Он, по сути, носил характер капитуляции, но спасал русское государство от самоуничтожения; для России большую опасность представляли уже не немецкие армии, а внутренний развал и анархия, которые грозили полностью уничтожить государство. Большевики в данном случае снова стали последним рубежом отчаянной борьбы русского народа за свое существование... Брестский мир еще до большевиков де-юре подписали царское правительство, либерал-демократы и их союзники из Англии, Франции, Италии, США и т. д. Именно они несут или по крайней мере разделяют всю ответственность за этот мир, за поражение, за революцию и гражданскую войну в России и все ее последующие несчастья. Мы не говорим о Германии, поскольку ответ в данном случае уже вполне справедливо вынесен историей, хотя вопрос о счетах и долгах здесь также остается открытым... a

При условии, что совокупная мобилизационная нагрузка союзников за 4,5 года войны составила— 15,3, а Германии — 9. В этом случае война бы продолжалась примерно 2,8 года.

ЗА КУЛИСАМИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ... Новые министры-социалисты, конечно, узнают содержание тайных соглашений, заключенных Россией, и если русским солдатам скажут, что они должны воевать до тех пор, пока не будут достигнуты цели, указанные в этих соглашениях, то они потребуют сепаратного мира1221.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ Английский посол Бьюкенен писал: что можно сказать «о России, ежедневно в печати клеймящей империалистические цели Великобритании, возлагая на нее ответственность за бойню? Если бы не вступление Великобритании в Первую мировую войну, Россия потерпела бы поражение от Германии, в результате чего не было бы ни русской революции, ни русской демократии. «Об этом позаботилась бы германская армия, и без нашего военного взаимодействия Россия

никогда не обрела бы свободу». Поэтому, подчеркивал Бьюкенен, Великобритания должна считаться другом России»1222. Киган объясняет вступление Англии в войну тем, что, «возможно, на карту был поставлен принцип. Но соблюдение принципа святости международного договора, который привел Британию к участию в (Первой мировой) войне, едва ли оправдывает цену, которая в конечном счете была уплачена за его соблюдение»1223. Но, во-первых, у Англии не было никаких обязательств перед будущими союзниками к началу войны; мало того, не было и четко определенной позиции, что, по мнению многих, сыграло свою роль в развязывании Первой мировой войны. Во-вторых, сам Бьюкенен пишет об истинных причинах вступления Британии в войну — ведь именно Англии «германские поэты посвящали... свои гимны ненависти, а германские профессора изливали на Англию потоки своей ярости, и делали это потому, что знали, что только Британская империя преграждает им путь к владычеству над всем миром»1224. Немецкий историк Ф. Майнеке писал осенью 1914 г.: «Наши оппоненты приписывают нам военные планы создания новой Римской империи — но деревья не растут до небес так быстро... Мы должны прежде всего сокрушить Британию до такой степени, чтобы она признала нас равной себе мировой державой, и я верю, что наша 376

мощь для достижения этой цели достаточна»1225. Германофил Холдейн, возглавлявший в то время британскую миссию в Германию, пришел к выводу: «Познакомившись с германским Генеральным штабом, я понял, что как только немецкая военная партия прочно сядет в седло, война будет вестись не просто за захват Франции или России, а за достижение мирового господства»1226. Фалькенгайн предупреждал Гинденбурга: «Наш самый опасный враг находится не на востоке, этот враг — Англия, организатор всего заговора против Германии»1227. В первые же месяцы войны английский фельдмаршал Китченер откровенно паниковал: «Наиболее важным является получение достоверной информации относительно состояния боевых действий на восточной границе Германии». Тупик на востоке приведет «к попытке... германских войск осуществить высадку в Англии, что создаст для нас ситуацию не только критическую, но фатальную». Весь октябрь и ноябрь 1914 г. Китченер просит русских не ослаблять давления на германском направлении1228. Фельдмаршал Френч предупреждал, что в случае развития немцами их успехов на Восточном фронте можно ожидать их победоносного обращения к Западу и даже высадки на Британских островах1229. На самом деле вопрос был глубже; ведь действительно для Великобритании в первые дни войны не было непосредственной угрозы военного вторжения, как для Франции или России. Именно поэтому, вступая в войну, Англия не столько защищалась, сколько реализовывала свою мировую политику, которая строилась не на принципе святости или демократизма, альтруизма или дружбы, а на твердом прагматичном расчете основанном на фундаментальном тезисе Дизраэли: «у Англии нет постоянных союзников, у Англии есть постоянные интересы». Дизраэли мог так заявлять, поскольку только у Англии был один самый преданный и надежный союзник — Ла-Манш. Какие же интересы были у Англии? Их наглядно демонстрируют взаимоотношения Англии и России на протяжении предшествующих ста лет. — В 1808—1809 гг., во время наполеоновских войн, Англия, опасаясь русскофранцузского соглашения, утверждавшего французское превосходство в Европе, с моря блокировала Россию, разоряя ее поморские города и захватывая суда. — В 1814 г. в результате победы над Наполеоном Англия получила Мальту и часть французских колоний, Австрия — 377

огромные территории в Италии и Германии. России доставался маленький кусочек Польши — Герцогство Варшавское. Однако Англия, Австрия и Людовик XVIII, привезенный в Париж в русском обозе, посчитали эти запросы чрезмерными и заключили против России военный союз. Однако побег Наполеона с Эльбы спутал карты новой коалиции... — 1854—1856 гг. — Крымская война. Турции, Англии и Франции против России. После заключения Парижского мира в 1856 г. Александр II писал: «Англия — наш действительный, упорный враг — оставалась недовольной и злобной по заключению мира, а потому начальные причины, вызвавшие против нас коалицию, продолжают существовать...»1230 Позже канцлер К. Нессельроде напишет графу Орлову: «Вы успели при добром расположении к вам императора Наполеона расстроить намерения Англии и уничтожить коалицию, принимавшую все более и более страшные размеры, способную ввергнуть Россию в продолжительную войну, исход которой нельзя было предвидеть»1231. Основные цели, ради которых Британия сколачивала коалицию, были сформулированы в письме Пальмерстона Дж. Эбердину 7 (19) марта 1854 г.: «Мой идеал результатов войны заключается в следующем. Аланды и Финляндия возвращены Швеции; ряд германских провинций России на Балтийском море передан Пруссии; независимая Польша вновь становится барьером между Германией и Россией; Молдавия, Валахия и устье Дуная переданы Австрии... Крым и Грузия присоединены к Турции, Черкесия — либо независима, либо находится под суверенитетом Турции»'232. Фактически это означало полную морскую блокаду России и создание «санитарного кордона» между ней и Европой. Цели Великобритании были достигнуты лишь частично. По Парижскому миру, Англия и Франция лишили Россию возможности иметь черноморский военный флот. Однако в 1871 г. Россия за счет поддержки Пруссии в войне с Францией получила в лице Бисмарка нового союзника и денонсировала Парижский трактат 1856 г. Лорд Гренвиль назвал русскую ноту «бомбой, брошенной в тот момент, когда Англия ее менее всего ожидала»1233. — В 1863 г. началось польское восстание. Англия активно поддержала польскую «демократическую революцию, направленную против тирании русского царя», вплоть до угрозы объявления войны России. В России в это время как раз проводились демократические реформы — отмена крепост378

ного права, отмена телесных наказаний, шла подготовка к созданию земств, судебной реформе и т. д. Но главным лозунгом польских повстанцев были не демократические реформы, а полная независимость Польши в границах 1772 г., включая немецкие и русские территории. Причину восстания Д. Широкорад видит в том, что к 1860-м годам в Польше был самый большой процент дворян: из 6 млн. поляков, живших в пределах Российской империи, 0,5 млн. приходилось на потомственных дворян. «Диссиденты, т. е. православные и протестанты, должны были кормить оголодавшую шляхту»...a Д. Волков-Муромцев вспоминал, что в России многие культурные люди, и особенно студенты, сочувствовали польской революции. Однако упорное стремление поляков сохранить за собой Волынскую, Подольскую, Киевскую, Полтавскую, Харьковскую губернии, где все население русское, а только дворяне являются поляками, отталкивало прогрессивных русских1234. В это время в роли революционера выступил Александр И, резко ускорив крестьянскую реформу в губерниях, охваченных восстанием. Великобритания, в свою очередь, с одной стороны, поддерживавшая «борьбу поляков за свободу», с другой — в то же время выступала на стороне южных рабовладельческих штатов против северных, воевавших за отмену рабства1235. — С середины XIX века началось активное проникновение России в Среднюю Азию, где ее интересы столкнулись с британскими. Причины роста

активности России в Средней Азии обосновал 21 ноября 1864 г. князь Горчаков: «Положение России в Средней Азии одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными. Оно начинает прежде всего с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вынуждено привести соседние народцы к более или менее близкому подчинению... при этом следует избегать опасных и a

Для сравнения: на 50 млн. остального населения европейской части империи приходилось всего лишь 0, 25 млн. потомственных дворян. Широкорад А.Б. Россия — Англия: неизвестная война, 1857—1907. М.: ACT, 2003.C. 56—58. 379

почти неизбежных увлечений, которые могли бы от возмездия к возмездию привести к безграничному расширению»1236. Генерал-губернатор Туркестана Кауфман отмечал еще один аспект роста активности России: «Несомненно, что Англия — враг России и нигде не уязвима, кроме как в Азии... Это узда, которой мы всегда можем сдерживать Англию, готовую нам всюду вредить»1237. Но главную причину давал все-таки «Вестник Европы», который в мае 1869 г. писал: «Нам предоставляется новое обширное поле для деятельности... громадный рынок для сбыта изделий..., несмотря на английскую конкуренцию». Журнал сетовал на недостаточную поддержку правительством русской торговли, которая «должна прокладывать себе путь сама», в то время как британское правительство активно поддерживает свою торговлю. В статье указывалось: не увлекаться только административными мерами, а придать русской политике в крае «характер экономический, промышленный, торговый»1238. Весной 1872 г. агент министерства финансов Н. Петровский писал: «В настоящее время можно с уверенностью сказать, что торговля русским товаром имеет здесь первостепенное место и тяготение Бухары к Макарию чувствуется на каждом шагу...» Генералгубернатор Кауфман констатировал: «В настоящее время русские товары на бухарских рынках преобладают и смело могут конкурировать с немногочисленными английскими произведениями, встречающимися на рынках Бухары»1239. Россию облетела крылатая фраза Кауфмана о Туркестане: «Здесь русская земля, в которой не стыдно лежать русским костям»1240. — Появление русских в Средней Азии обострило индийский вопрос. Любое продвижение русских войск вызывало истерику в Лондоне — «русские идут в Индию!». В 80-х гг. XIX в. известный востоковед И. Минаев не без иронии писал: «Англичане так много и давно толковали о возможности русского нашествия, что индийцы поверили им»1241. В итоге, в Ташкент потянулись «просители». В начале 1860-х гг. прибыло посольство магараджи Кашмира, затем посланец от союза княжеств Индур, Хайдарабад, Биканер, Джодхнур и Джайпур — со словами: «Когда начнутся у вас с англичанами военные действия, то я им буду сильно вредить и в течение одного месяца всех их выгоню из Индии» и т. д. В 1879 г. в Россию прибыл гуру Ч. Сингх, привезший призыв о помощи «верховного жреца и главного начальника племени сикхов в Индии». 380

В 1887 г. магараджа Пенджаба, лишенный англичанами престола, писал в Петербург, что он «уполномочен от большей части государей Индии прибыть в Россию и просить императорское правительство взять их дело в свои руки. Эти государи в совокупности располагают войском в триста тысяч человек и готовы к восстанию, как только императорское правительство приняло бы решение двинуться на Британскую империю в Индостане»1242. Правитель провинции

Бехтар, отказавшись от предложения англичан, просил русского консула взять в русский кадетский корпус его сына1243. Англичане вполне отчетливо понимали эту угрозу. «Нет благоразумного человека, который бы сомневался, что русские дойдут до Гиндукуша. Неужели непонятно, что в Азии все держится скорее обаянием, чем силою, и что прикосновение к Индии будет равносильно гибели Англии»1244. Понимали свои возможности и русские. «По приближении к Герату можно быть уверенным, что вся Индия будет в огне»1245. «Компетентные люди в Англии сознаются, что неудача у границ Индии может повлечь за собою даже социалистическую революцию в самой метрополии, так как в последние 20 лет громадность затраченных в Индии английских капиталов и колоссальное увеличение торговых оборотов теснее, чем когда-либо, связали современную Англию с ее индийскими владениями. Одним словом, падение британского могущества в Индии будет началом падения Англии»1246. Между тем мнение Александра II по индийскому вопросу было высказано им самим: «России приписывают намерение покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предложений? Первое из них — совершенно неосуществимо, а что касается второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения»1247. Тем не менее в 1878 г. в Туркестане действительно был сформирован отряд общей численностью 20 тыс. человек для похода в Индию на случай обострения русско-британского противостояния в Афганистане и Турции. — В 1869 г. началось противоборство Англии и России в Афганистане. Сначала англичане предложили сделать Афганистан нейтральной зоной. Александр II согласился. 24 февраля 1869 г. Горчаков писал: «Оставим эти призраки прошлого... Со своей стороны, мы не питаем никакого страха к честолюбивым видам Англии в центре Азии, и мы вправе 381

ожидать такого же доверия к нашему здравому смыслу. Но что может смутить рассудок, так это взаимное недоверие!»1248 Однако, получив согласие на свое предложение, лорд Кларендон вдруг отказался от него, сославшись на то, что Афганистан не удовлетворяет требуемым условиям. Афганский вопрос получил развитие в 1874 г., когда правительство Гладстона сменило консервативное правительство Дизраэли, придерживавшееся агрессивной внешней политики, согласно которой Афганистан должен был стать британской колонией. Министр иностранных дел Дерби 13 мая заявил русскому послу П. А. Шувалову: «Ничто не может помешать России и Англии договориться друг с другом в Азии... Там хватит места для обеих»1249. В то же самое время Дизраэли посылает турецкого султана уговорить эмира Афганистана Шер Али подчиниться Англии и объединиться «для общих действий против русских». Султан, готовившийся к войне с Россией, с подачи Англии предложил эмиру союз для борьбы за ислам против христианской России и шиитской Персии. Шер Али, понимая возможные последствия, отказался. Ощущая возрастающее английское давление, эмир 9 августа 1878 г. заключил с Россией оборонительный союз1250. В ответ 29 октября 1878 г. вице-король Индии объявил Афганистану войну. Политика России в Афганистане в это время не отличалась активностью, и к 1885 г. война при поддержке англичан докатилась до российской границы. После столкновения 18 марта на Кушке Россия и Англия оказались на грани войны. За работу взялись дипломаты и в 1885 и 1887 гг. были подписаны англо-русские договоры, по которым Англия устанавливала свой протекторат над Афганистаномa. — В 1873—1878 гг. Россия и Англия противоборствовали в Кашгарии (Восточном Туркестане). Англия и Турция вооружали и финансировали местное

правительство, навязав ему кабальный договор и настраивая его против России и Китая1251. Одновременно в 1875 г. Англия выступила совместно с Россией в Европе, когда Пруссия стала угрожать новой войной Франции — «военная тревога 1875 года». «Дизраэли, — заявил Бисмарк, — это поистине «новый Бонапарт, он должен быть обуздан... Возможен союз между Россией и нами для данной конкретной цели»1252. a

Соглашение 1895 г. окончательно установило южную границу России (СССР), просуществовавшую до 1991 г. 382

— В 1875г. в Сербии, а затем в Болгарии вспыхнули антитурецкие восстания, вызвавшие в России новый всплеск мессианских идеи панславизма, «Москвы как третьего Рима»1253, Ф. Достоевский видел в панславизме установление «вечного мира» в Европе на славянской основе — благодаря развитым ассимиляционным свойствам русского народа1254. В этом был весьма отдаленный прагматический смысл, поскольку панславизм предполагал создание таможенного союза славянских государств и снижение их расходов на войны вследствие «вечного мира»1255. С практической точки зрения, с возникновением в 1871 г. Германии панславизм становится идеологической базой сдерживания роста немецкого влияния в Восточной Европе. В геополитическом плане это была попытка России сближения с Европой. Был и еще один нюанс: победоносная идеологическая война могла сплотить нацию и на время ослабить революционные волнения в стране. В любом случае Россия начала готовиться к войне именно под освободительными лозунгами; в этих планах главным экономическим интересам России в Турции — проливам — уделялось третьестепенное местоа. 28 октября Дизраэли в пику России заявил, что мир в Европе составляет сущность политики Англии, твердым основанием этого мира должно служить уважение к договорам и соблюдение независимости и территориальной целостности Турции, отметив при этом: «Если Англия хочет мира, то ни одна держава лучше ее не приготовлена к войне»'256. Гладстон выступил против Дизраэли и издал брошюру «Болгарские зверства», указывая, что для цивилизованного государства позорно оказывать поддержку столь варварскому правительству, как турецкое. В апреле 1877 г. началась русско-турецкая война. Англичане тотчас же заявили протест и одновременно обозначили «во избежание недоразумений» сферу своих интересов: Суэцкий канал, Египет, Константинополь, Босфор, Дарданеллы и a

Дж. Хоскинг из университетского колледжа в Лондоне, ссылаясь на русско-австрийский договор, считает, что «Россия вступила в войну с Турцией в соответствии с европейскими соглашениями, а не из солидарности с балканскими славянами». Хоскинг Дж. Россия и русские: в 2 кн., кн. 1. М.: ACT, Транзиткнига., 2003. С. 400. Между тем, как он сам указывает, договор предусматривал только исключение образования «крупного объединенного славянского государства». Договор, обеспечивавший нейтралитет Австрии в русско-турецкой войне, не является поводом или причиной для войны с Турцией. 383

Персидский залив. «В это время королева Виктория писала премьеру, что, будь она мужчиной, она «немедленно отправилась бы бить русских»1257. В 1879 г. В. Стасов писал о «необыкновенной ненависти к России и ко всему русскому, царствующей в целых слоях английского общества и в их выразительнице — английской печати»1258. Английское правительство попыталось вовлечь в войну против России Австро-Венгрию и Афганистан, но попытка закончилась безуспешно. В свою очередь, Россия, под угрозой вмешательства Австро-Венгрии в случае захвата русскими Константинополя заключила с Турцией перемирие. Тем не менее 11 января 1878 г. британский кабинет принимает решение об отправке флота в

проливы. В знак протеста министр иностранных дел Дерби и статс-секретарь по делам колоний Карнарвон подали в отставку. Д. Милютин писал, что посылка британской эскадры в черноморские проливы сразу же после заключения перемирия между Россией и Турцией была наглым и вопиющим нарушением Англией не только целого ряда европейских договоров, но и обязательств, принятых Англией перед Россией во время войны, которыми были обусловлены все уступки России. Турецкий султан А. Гамид потребовал, чтобы Британия отозвала эскадру либо заявила, что эскадра послана против воли султана. Англия была вынуждена вернуть свои корабли125'. Для урегулирования турецкого вопроса Бисмарк предложил собрать общеевропейский конгресс. Британский кабинет 25 февраля 1878 г. потребовал, чтобы на суд конгресса был вынесен русско-турецкий договор, т. е. Россия оказывалась в роли подсудимой. Горчаков отказался от британского предложения. Тогда Британия прибегла к политике шантажа. 20 марта начался призыв резервистов, а в мае Англия стала собирать «особую эскадру» для атаки Кронштадта... А. Широкорад здесь полностью прав: демонстрация английского правительства носила явно провокационный характер. Шансов на победу у Англии в войне с Россией один на один практически не было, но тем не менее Россия уступила. На Берлинском конгрессе 1878 г. великие страны Европы под предводительством Великобритании единодушно проголосовали против России. Бисмарк, на чье содействие рассчитывала Россия, выступил только посредником — «честным маклером»... Единодушие европейских стран, в том числе и де-факто Германии, против России на Берлинском конгрессе диктова384

лось стремлением сохранить баланс сил и сдержать усиление русского влияния в Европе. Одним из ключевых факторов негативной реакции европейских стран была отсталость России, где две трети населения не знали еще кожаной обуви и были неграмотны и которая вторгалась в окраины просвещенной и относительно развитой Европы. Для нее это было «варварским нашествием» — подобным тем, которые русские подавляли в Средней Азии. Эти различия в уровне развития цивилизации Европы и России очень верно подметил Салтыков-Щедрин в своей книге «За рубежом» и отразил его в диалоге «мальчиков в штанах и без штанов». Кони в то время писал: «Мрачной иронией дышало пролитие крови русского солдата, оторванного от далекой курной избы, лаптей и мякины для обеспечения благосостояния «братушки», ходящего в сапогах, раздобревшего на мясе и кукурузе и тщательно запрятывающего от взоров своего «спасителя» плотно набитую кубышку в подполье своего прочного дома с печами и хозяйственными приспособлениями». Благородный жест России, внесшей решающий вклад в национальное самоопределение балканских стран, отмечал Бьюкенен: «Радушный прием, оказанный русским гостям всеми классами населения, был симптоматичен. Он показал, что... основным фактом остается то, что только России Болгария обязана своим освобождением»1260. Но благородство обошлось России слишком дорогой ценой. За «освобождения славян» Россия только солдат похоронила более 200 тыс., положила на алтарь войны огромное количество собственных экономических и материальных ресурсов, столь необходимых для развития своего народа, подорвала столь трудно создававшийся политический капитал России в Европе... Мнение всей просвещенной Европы на этот раз было единодушно. Вильгельм говорил, что Россией двигали не прагматические цели, а инстинкты... Тарле справедливо указывал: «Крымская война, русско-турецкая война 1877—1878 годов и балканская политика России 1908—1914 годов — единая цепь актов, ни

малейшего смысла не имевших с точки зрения экономических или иных повелительных интересов русского народа». Скобелев говорил, что Россия — единственная страна в мире, позволяющая себе роскошь воевать из чувства сострадания1261. В результате Берлинского конгресса, несмотря на то, что Франция уже забрала у Турции Алжир, Тунис, Сирию, Авст385

ро-Венгрия — Трансильванию, Англия — Египет, Месопотамию, Палестину, Италия — Ливию, острова в Эгейском море, Россия была лишена почти всех плодов своих побед. Ей достались только три города: Ардаган, Карс и Батум. Болгария, Румыния, Черногория, Сербия получили независимость; АвстроВенгрия получила Боснию и Герцеговину; Англия подписала с Турцией оборонительный договор, получив в обмен Кипр и согласие Турции на проведение британских реформ. В то же время географические границы, были проведены Берлинским договором вопреки национальным стремлениям, пробужденным не только Сан-Стефанским договором, но и решениями конференции в Константинополе накануне русско-турецкой войны1262. Это привело к двум восстаниям сразу после опубликования Берлинского договора, а в дальнейшем к обострению проболгарских настроений в Македонии. По Берлинскому договору, Болгария сохранила свою вассальную зависимость от Турции. Фердинанд считался только князем, однако влияние России в Болгарии было очень сильно. Англия не могла «бросить» Болгарию на «произвол русских». Очевидно, именно вследствие ее «активности» в 1885 г. последовали восстание в Восточной Румелии с присоединением ее к Болгарии и война с Сербией, склонившие чашу влияния в пользу англичан. Англичане проводили свою политику через всемогущего министра Стамбулова. Князь Фердинанд «царствовал, а Стамбулов управлял»1263. Британский посол противопоставлял «Австрию и Россию — два наиболее реакционных и эгоистических члена европейского концерта держав» — Болгарии, «молодой мужественной и демократической нации, борющейся за сохранение своей самостоятельности...»1264 Бюкенен не скрывал, что действовал в духе английской дипломатии по правилам, установленным Дизраэли, — «лесть подавалась лопатами». Но где же была Англия во время болгарской революции против турецкого ига? В это время Англия угрожала войной России, когда «реакционная Россия», жертвуя сотнями тысяч своих солдат, поддержала болгарскую революцию. Та же самая Англия настойчиво натравливала проводившую в то время геноцид армянского населения Турцию и «реакционную» Австрию на войну с Россией. О политике «демократической» Англии свидетельствовали официальные данные английского военного министерства: за шесть «мирных» лет (с 1898 по 1903 г.) оно провело не менее 73 военных «предприятий», в которых анг386

лийская армия потеряла только убитыми 770 офицеров и 7813 солдат. Число раненых: 1929 офицеров и 21 431 солдат»1265. В англо-бурской войне Англия впервые использовала концлагеря для военного и гражданского населения, разрывные пули и пулеметы для превращения бурских республик в свои колонии. Про истинные мотивы английского «демократизма» на Балканах писал сам Бюкенен: «Я всегда считал Болгарию наиболее важным фактором на Балканах, а вследствие новой ситуации, созданной русско-японской войной, я более чем когда либо стремился оторвать ее от слишком большой зависимости от России»1266. «Британское правительство было серьезно озабочено продвижением России к Константинополю, и сэр А. Пэджет постоянно получал инструкции, с тем чтобы вызвать австрийское правительство на шаги, которые устранили бы опасность

окончательного подчинения Болгарии русскому влиянию...»1267 Однако стратегия проведения «дешевой империалистической политики», предпринятая Англией, на этот раз провалилась. Такого мнения о политике Англии, в частности, был Бисмарк, который являлся сторонником раздела сфер влияния на Балканах: России в Болгарии и Австро-Венгрии в Сербии, не без основания считая, что это может обеспечить мир в регионе. — В 1894 г. в Турции на религиозной почве, с поощрения султана, начался геноцид против армян. И Англия в очередной раз прибегла к стратегии «дешевой империалистической политики». Так, в конце 1894 г. Британия предложила России оккупировать Турецкую Армению, за что Россия должна была признать права Англии на Египет. Российский МИД отказался, так занятие Турецкой Армении всерьез и надолго поссорило бы царя с султаном. «Да и что царю пришлось бы делать с «собранными армянами»? — пишет Широкорад. — Давать им независимость и создавать буферное государство между Россией и Турцией, в котором будет сильно... английское влияние?»1268 Для России это было бы не чем иным, как повтором кровавого и разорительного балканского урока 1878 г. — Персия. Англичане заходили в Персию с юга, получая выгодные концессии на организацию судоходства, постройку шоссе, на основание Шахиншахского банка... В середине XIX в. англичане построили большую военно-морскую базу и береговую крепость на юге Аравийского полуострова. Отношения между Россией и Персией были вполне дружественные. Персия даже помогала России в ходе войны 1877—1878 гг.; в 387

свою очередь, регулярная армия в Персии создавалась под командованием русских офицеровa. Россия получила в Персии выгодные концессии на строительство железных и шоссейных дорог, освоение рыбных промыслов, русская торговля вытесняла из английскую, становясь важным рынком для русской промышленностиb. В противовес Шахиншахскому банку купец Поляков в 1890 г. основал Учетно-ссудный банк Персии, чеканивший персидскую монету. Конкуренция между Англией и Россией все больше обострялась, начиналась борьба за право вести нефтяные трубопроводы в Персии. В 1892 г. вышла книга Керзона «Персия и персидский вопрос», в которой он выдвинул идею раздела Персии с Россией1269. В 1907 г. Россия и Англия заключили договор о разделе Персии. В декабре 1911 г. совместными англорусскими усилиями была подавлена персидская буржуазная революция 1906 года, новый регент разогнал меджлис и все демократические организации, а 20 марта 1912 г. персидское правительство подтвердило русско-английское соглашение о разделе страны1270. — В 1903 г. обострилось русско-английское противостояние на Тибете. Англия в июне 1903 г. отправила на Тибет дипмиссию и одновременно войска, около трех тысяч человек. В результате 25 июля 1903 г. британцы подписали с Тибетом кабальный мирный договор1271. Против него выступила Россия, что привело к заключению нового русско-английского соглашения по Тибету от 18 августа 1907 г., которое в принципе фиксировало все достижения англичан в регионе, но препятствовало развитию английской экспансии — Тибет был признан частью Китая1272. — Русско-японская война 1905 года. На Тихом океане с 1880-х годов евроамериканская экспансия стала приобретать массированный характер. Франция оккупировала Камбоджу, Лаос и Вьетнам, ряд архипелагов в Тихом океане (Новая Каледония, острова Лоялти, острова Общества, Маркизские острова и др.). Германия захватила западную часть Новой Гвинеи, Марианские острова, Маршалловы острова, Каролинские острова, архипелаг Бисмарка, острова Западные Самоа и т. д.

a

1879 г. создание персидской казачьей бригады. В 1883 г. русское правительство отменило беспошлинный транзит иностранных товаров через Закавказье, что сразу ослабило конкуренцию иностранных товаров на рынках Северной и Средней Персии. Широкорад А. Б. Россия — Англия: неизвестная война, 1857—1907. М: ACT, 2003. С. 398. b

388

Соединенные Штаты в 1893 г. окончательно присоединили к себе Гавайские острова, захватили Филиппинские острова, острова Гуам, Уэйк, Мидуэй, архипелаг Восточные Самоа и т. д. Япония нацеливалась на Корею и Маньчжурию. Англия захватила Гонконг, Сингапур, Малайю и часть острова Борнео, а также ряд архипелагов в Тихом океане, в том числе острова Гилберта (1892), Эллис (1892), Санта-Крус (1898), Соломоновы (1885) и т. д. Активное внедрение европейцев в Тихоокеанский регион способствовало его интенсивному развитию. Для того чтобы участвовать в этом процессе, Россия на Дальнем Востоке имела всего один порт Владивосток, недоступный в течение 6 зимних месяцев (надлежащих ледоколов в то время еще не было). Русские корабли проводили зиму либо на приколе, либо в портах Японии и Китая. Вопрос о занятии незамерзающего порта на Дальнем Востоке постоянно обсуждался в России с 1870-х годовa. В ] 895 г., в период переговоров с Японией, командующий соединенными эскадрами на Тихом океане указывал на Циндао как на удобнейшую зимнюю стоянку русских судов1273. 20 октября 1897 г. в Шаньдуне, недалеко от Циндао, были убиты два немецких католических миссионера. Германская пресса представила это как угрозу всей германской нации. Под предлогом защиты католической веры, немецкой нации и наказания «китайских разбойников» и потому, что Циндао наиболее подходящая стоянка, Вильгельм обратился к Николаю II за согласием на захват Циндао. Николай II ответил, что строгие меры наказания только вызовут волнения, произведут тяжелое впечатление на Дальнем Востоке и расширят или углубят пропасть, уже и без того существующую между христианами и китайцами. Тем не менее немецкий десант был высажен, и в конце декабря 1897 г. Германия получила бухту Циндао в аренду на 99 летb. Инициатива Германии вызвала цепную реакцию. Посол Павлов сообщил в Петербург 25 ноября, что британская эскадa

В октябре 2003 г. правительство России снова подняло вопрос об аренде северокорейского порта Раджин с прокладкой к нему железнодорожного пути с широкой колеей и экспорта через него нефти. b За несколько лет Циндао превратился из маленькой рыбацкой деревушки в 60-тысячный город с многочисленными промышленными предприятиями и мощной крепостью. Широкорад А. Б. Россия — Англия: неизвестная война, 1857—1907. М.: ACT, 2003. С. 422, 423. 389

ра идет в Порт-Артур, дабы предупредить Россию. 27 ноября из самого Чифу донес об этом русский консул Островерхов. Наконец, о подобных планах Англии намекнул русскому представителю в Пекине и германский посол Розен. Русский посланник в Токио писал: «Нам очевидно опасно оставление этой важнейшей для нас позиции в бессильных руках Китая». Управляющий МИДом граф Муравьев находил, что с согласия китайского правительства вполне возможно занять ПортАртур, «дабы предупредить занятие этой гавани другой нацией»1274. Витте выступал резко против захвата Порт-Артура и даже в знак протеста подал прошение об отставке. Он писал, что оккупация Квантунской области осуществляется, несмотря на то, что Россия совсем недавно «провозгласила принцип неприкосновенности Китая, в силу этого принципа заставили Японию покинуть Ляодунский полуостров, а в том числе Порт-Артур... после того как мы вошли с Китаем в секретный союзный оборонительный договор против Японии... после всего этого подобного рода захват явился бы мерой возмутительной и в высокой степени коварной...» Кроме того, Россия уже начала строить железную

дорогу через Монголию и Китай, и обострение отношений с Китаем ставило ее под угрозу1275. Тем не менее во избежание военных действий он сам был вынужден содействовать высадке русских в Китае. Первоначальные отношения русских и китайцев были самые дружественные. Русский посол Павлов писал: «Китайские власти в Порт-Артуре оказывают нашим судам самое широкое внимание». Объяснялось такое отношение тем, что, во-первых, «официальный Петербург заявил, что мы пришли туда для того, чтобы помочь Китаю избавиться от немцев... и как только немцы уйдут — и мы уйдем»1276. Во-вторых, за день до прихода русской эскадры в Порт-Артур китайцы попросили у России новый заем в сто миллионов лан — просьба была удовлетворена. В-третьих, Витте дал огромные «подарки» двум высокопоставленным китайским сановникамa. В результате русско-китайское соглашение, по которому Китай должен был передать России в арендное содержание на 36 лет всю Квантунскую область вместе с Порт-Артуром, было подписано 5 марта 1898 г., причем «вопрос об уплате за аренду a

Первому — 0,5 млн. р., второму — 0,25 млн. р. О величине суммы можно судить по тому, что средняя годовая зарплата рабочего в России в то время составляла около 200 руб. 390

не подымался»1277. «Таким образом, — писал Витте, — совершился тот роковой шаг, который повлек за собой все дальнейшие последствия, кончившиеся несчастной для нас японской войной, а затем и смутами. Этот захват нарушил все наши традиционные отношения к Китаю, и нарушил их навсегда... Этот захват Квантунской области представляет собой акт небывалого коварства»1278. При захвате Порт-Артура министр иностранных дел заявил, что берет на свою ответственность, что «ни Япония, ни Англия никаких репрессий по этому предмету не предпримут»1279. Витте писал: «Чтобы успокоить Японию, последовало 13 апреля 1898 г. соглашение с Японией, в котором мы явно отдали Корею под доминирующее влияние Японии. Япония это так и понимала и до поры до времени успокоилась. Если бы мы это соглашение сдержали в точности, не только по букве, но и по духу его, т. е. предоставили бы Корею прямо полному влиянию Японии, то несомненно, что на долгое время установились бы миролюбивые отношения между Японией и Россией»1280. Англия не заставила себя ждать, и 18 декабря 1897 г. британская эскадра появилась на рейде Чемульпо. 10 января 1898 г. газета «Standart» напечатала самую воинственную статью, в которой лорд Уолсней заявил, что если война с Россией начнется, то она застанет британскую армию в блестящем состоянии1281. Однако эти действия англичан явно были лишь очередной провокаций. Воевать Англии было крайне невыгодно. Тем более что Германия поддержала Россию. 5 декабря 1897 г. император Вильгельм II заявил: «Ваши враги — будь то англичане или японцы — становятся и моими врагами, и какими бы агрессивными они ни были, как бы ни противостояли вашим интересам, будьте уверены в том, что германская эскадра станет бок о бок с вашими военными судами»1282. Англию интересовал совсем другой реванш — в марте она потребовала от китайского правительства уступки порта Вэйхайвэя и полуострова Цзюлун (Коулун) рядом с Гонконгом, а кроме того, расширения прав английского судоходства по рекам Китая — и получила фактическое признание бассейна реки Янцзы, богатейшей части Китая, в качестве сферы влияния Англии1283. Захват Китая возбудил тамошнее население, и в 1898 г. в Китае вспыхнуло боксерское восстание, которому китайское правительство начало тайно содействовать, что, в свою очередь, вызвало вооруженное вмешательство иностранных дер391

жава. Сначала английские, японские и русские суда бомбардировали Чифу, затем

англичане пошли экспедицией сначала к Пекину, их сил не хватало; пока они подтягивали свои силы из метрополии. Россия приняла на себя инициативу экспедиции в Пекин. «Мы вместе с японцами взяли Пекин, и взятие это ознаменовалось главным образом тем, что войска занялись грабежами, — дворец богдыханши был разграблен... Наши войска распоряжались в Китае совершенно произвольно, т. е. так, как поступает неприятель в захваченной стране, да и то в стране азиатской. Таким образом, была создана та почва, на которой неизбежно должна была разразиться катастрофа»1284. «Одновременно русские войска, введенные в Маньчжурию якобы для поддержания акции против боксерского восстания, остались там и фактически оккупировали ее. Мало того, царский режим попытался обмануть и японцев и вернуть скрытым путем, посредством установления контролируемых русским правительством различных концессий... себе влияние на Корею. Эта эпопея вошла в русскую историю под фамилией ее главного действующего лица — «безобразовщина»1285. Кроме того, «управляющий Морским министерством Тыртов для предотвращения возможной японской экспансии в Корее и контроля над Цусимским проливом предпочитал иметь базу на корейской территории»1286. «Такое положение дела, естественно; крайне настроило японцев против нас, и уже не столько китайцы, сколько японцы, поддерживаемые, между прочим, Англией и Америкой, настаивали на удалении нас из Маньчжурии». Настойчивые призывы Витте, министров финансов и иностранных дел к царю вывести войска из Китая и Маньчжурии, прекратить царские провокации в Корее не привели к успеху. Действия России в Корее и Маньчжурии привели к ускорению англояпонского сближения. В марте 1901 г. в Лондоне начались соответствующие переговоры. Они строились не на пустом месте. Уже в конце XIX в. англичане закончили строительство Трансканадской железной дороги до порта a

В подавлении боксерского восстания приняли участие войска Германии, Японии, Италии, Англии, США, Франции, России и Австро-Венгрии. Киган подает подавление боксерского восстания как подавление угрозы иностранным посольствам, в итоге в Пекине был создан посольский квартал, пользующийся правами экстерриториальности. Киган Д. Первая мировая война. Пер. с англ. Г. Горошковой, А. Николаева. М.: ACT, 2002. с. 25. 392

Ванкувер на Тихоокеанском побережье. В обращении к парламенту по поводу строительства дороги лорд Д. Макдональд заявил: «Я рекомендую это великое предприятие не с коммерческой точки зрения, но с точки зрения высших интересов Великобритании. Этот путь... обеспечит Англии экономическое общение с Японией и Китаем. Он явится безопасным путем для британских войск, если их понадобится перевозить к берегам Тихого океана»1287. Рядом с портом Ванкувер англичане построили военно-морскую базу. Зачем нужны были английские войска на Тихом океане, объяснил Керзон в палате общин 7 июля 1897 г., определяя интересы Англии: во-первых, «чтобы независимость Кореи была обеспечена» и «чтобы она не была поглощена территориально или административно Российской империей»; во-вторых, «чтобы корейская территория и корейские порты не сделались базисом для планов территориальных расширений, могущих нарушить равновесие сил на Дальнем Востоке и дать одной державе военно-морское преобладание в восточных водах». «Какие бы то ни было попытки одной державы, вроде тех, которые я описывал, найдут нас готовыми к охране там наших интересов»1288. В тех условиях позиция Керзона фактически означала морскую блокаду России на Тихом океане. Однако английских сил на удаленном тихоокеанском фронте было явно недостаточно. Отмечая это, еще 12 апреля 1897 г. русский посол в Токио барон Розен писал: «Англия нуждается на Дальнем Востоке в союзнике, который поддерживал бы сухопутными войсками действия английского флота. Такого

союзника она могла бы найти в лице Японии с ее превосходно организованной и сравнительно сильной армией. Вследствие этого Англия и стремится всеми силами втянуть Японию в союз с собой, который обеспечил бы за ней преобладание, которого она, несомненно, ищет как здесь, так и повсюду»1289. Япония, со своей стороны, не оставляла надежды попытаться договориться о разграничении сфер влияния в Азии и с Россией. «В ноябре 1901 г. японский представитель прибыл в Петербург, для того чтобы попытаться наконец установить соотношение между Японией и Россией, которое предотвратило бы ту несчастную войну, которая затем случилась...» «Курино, японский посланник, человек умный, и его point d'honneur как посланника был, чтобы войны не было. Он любил Россию, насколько японец мог ее любить. Он мне передал, что переговоры ведутся так, что Россия, видимо, хочет войны... 393

Если бы в это время Россия не делала приготовлений к войне, то Япония могла бы не беспокоиться. Между тем со всех сторон говорят о приготовлениях... В конце года государь переехал в Петербург, и в начале января начались придворные балы — как ни в чем не бывало... Одновременно японский посланник в Англии вел с Англией переговоры. Несмотря на это, царское правительство медлило и в конце концов практически ответило отказом Японии на ее предложения»1290. «Вовремя мы ответа не дали», и в январе 1902 г. был заключен союзнический англо-японский договор. По-видимому, «невозмутимая» позиция России объяснялась не только недооценкой Японии как противника, но и тем, о чем министр внутренних дел Плеве сказал военному министру Куропаткину: «Вы внутреннее положение России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война»1291. Первая судостроительная программа была принята в Японии в 1895 г. До войны Англия, Франция, США и Германия поставили Японии 80 броненосцев, крейсеров и др. крупных военных кораблей водоизмещением более 800 тыс. т. Сама Япония построила только 3 минных крейсера. Англия и США в апреле и ноябре 1904 г. предоставили Японии займы на сумму 50 млн. и 60 млн. долл. под 6% годовых под залог доходов с таможен. В марте и июле 1905 г. с участием германских банков Япония получила два займа по 150 млн. под 4,5% под залог доходов от табачной монополии. Кредиты Японии дала даже союзная России Францияa. Всего иностранные займы покрыли свыше 40% всех военных расходов Японии. В годы войны почти все тяжелые орудия, огромное количество военноморского вооружения, включая пушки, торпеды и даже подводные лодки, были получено Японией из-за рубежа1292. Вновь, как и в 1878 г., против России выступили все страны Европы и даже ее союзники. Случайно ли? Витте писал, что «у нас в России в высших сферах существует страсть к завоеваниям или, вернее, к захватам того, что, по мнению правительства, плохо лежит»1293. С одной стороны Витте не прав — Россия в этом плане была гораздо миролюбивее по сравнению, например, с Англией или Франциa

Французский банкир барон Жак Гинзбург, по воспоминаниям графа Игнатьева, во время войны организовал заем для Японии. 394

ей, но с другой стороны, к концу XIX века внешняя активность России в отличие от этих стран стала значительно превосходить уровень, допускаемый ее внутренним развитием. Для России на стадии становления империи экономический эффект от захвата новых территорий, а особенно выходов к морям, был жизненно необходим и многократно превосходил понесенные военные затраты. А войны доиндустриальной эпохи при существовавшем относительном равенстве вооружений предъявляли не столь жесткие требования к внутреннему уровню развития государства — мастерство военачальников,

стойкость и количество солдат были определяющими факторами победы. Но с наступлением индустриальной эпохи, а особенно с конца XIX века, главную роль стал играть фактор внутреннего развития государства, а здесь Россия все больше отставала от развитых стран мира. Вместо того чтобы вкладывать средства в развитие собственной промышленности и населения, Россия вкладывала их в новые войны, которые разоряли страну. Тем не менее отсталая Россия, как, впрочем, и передовые Англия, Франция, Германия, продолжала свою традиционную агрессивную внешнюю политику. И здесь Витте был абсолютно прав: война как инструмент внешней политики выродилась в «высших сферах» России в «страсть к завоеваниям» — для полуфеодальной России война с развитыми индустриальными странами уже не могла быть ни экономически, ни политически эффективной. Войны, особенно «идеологические», типа русскотурецкой 1877— 1878 гг. или авантюры в Китае и Корее, превратились для России в форму самоубийства. — С началом Первой мировой войны Ллойд Джордж предупреждал, что в случае излишнего ослабления Германии в Европе исчезнет противовес растущему русскому преобладанию. Во время войны напряжение возрастало. Так, поражения русской армии в 1915 г. вынудили союзников на уступку России черноморских проливов. С другой стороны, успехи русской армии на Кавказском фронте, привели к тому, что в марте 1916 г. Англия согласилась на расширение русской сферы влияния в Персии по сравнению с договором 1907 г. Между тем Англия, со своей стороны, пыталась поставить под свой контроль российские финансы, став крупнейшим кредитором России под залог золотого обеспечения. Финансовая зависимость от союзников во время войны стала носить для России, 395

по сути, кабальный характерa. В июне 1915 г. Черчилль писал, что поражение французских и русских армий дает Англии новые возможности: Британия «владеет морями, в ее руках находится кошелек коалиции, она становится важнейшим арсеналом производства вооружений»1294. Был и другой аспект: войну Японии против России Англия финансировала под залог будущих японских доходов; Россию, своего союзника в Первой мировой, — под залог золотых активов. То есть перспективы России как заемщика и соответственно как союзника оценивались в Англии крайне невысоко... Опять случайность? Острота противоборства России и Великобритании была только частным случаем мировой политики Великобритании, о целях которой Керзон еще в 1892 г. писал: «Афганистан, Закаспийский район, Персия — это для меня клетки шахматной доски, на которой разыгрывается партия; ставка в ней — мировое господство». Но уже в начале XX века мировое господство Англии оказалось под угрозой. Англия имела самые низкие темпы промышленного развития среди всех великих стран Европы, в 2—4 раза ниже, чем у Германии или России, конкуренты уже наступали ей на пятки. Но для английской империи была и еще гораздо более опасная угроза, поскольку основу ее могущества к этому времени составляло не промышленное производство, а колонии. Это означало, что положение мирового лидера Британия могла сохранять только при условии абсолютного превосходства на море, которое обеспечивали ее крупнейшие в мире торговый и военный флоты. Но именно здесь мощь Британии была поколеблена. Начальник Генерального штаба Германии Мольтке заявлял: «Нам нужны рынки, без них и свободных путей к ним мы жить не можем... Если нам запрут пути для торговли, мы должны будем взяться за оружие. Главные пути, конечно, теперь для a

Пуанкаре пишет, что это делалось англичанами совершенно сознательно: «Канцлер казначейства не желает и слышать о коллективном займе в пользу трех союзных наций. Зато он

желает, чтобы металлическая наличность Французского банка могла быть предоставляема к услугам Англии... комбинации, которая могла обесценить нашу валюту... Министерство заключает слишком много сделок в Америке. Курс падает. Придется вывозить золото. Это окажет вредное действие на наши кредитные деньги Необходимо непременно сократить наши расходы в Соединенных Штатах». Пуанкаре Р. На службе Франции 1914—1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. С. 461,568. 396

нас морские, поэтому развитие флота совершенно необходимо и должно идти быстрыми темпами». «Без мощного военного флота, — заявил Вильгельм, — Германии и колонии не нужны»1295. «Мы можем видеть, — писал он канцлеру Гогенлоэ в конце 1896 г., — какую ошибку мы сделали бы, начав колониальную политику 10 лет назад без флота»1296. «Под давлением необходимости, — отмечал кайзер в своих мемуарах, —- мы должны были расширить наши колониальные приобретения», но поскольку первоначально у Германии не было достаточно сильного военного флота, «все это делалось лишь с разрешения Англии, что было тяжело и позорно для нас»1297. «Вопрос шел о том, — откровенно вспоминал позже А. Тирпиц, — не опоздали ли мы принять участие в почти уже закончившемся разделе мира». Поскольку, по его мнению, еще не поздно было переделить мир, «попытку морского могущества необходимо было предпринять без всяких проволочек. При разработке второй программы, — писал Тирпиц, — мы долго думали над тем, следует ли включить в ее обоснование возможность столкновения с Англией... Но, выставляя столь необычное требование, как удвоение морских сил, невозможно было совершенно обойти его действительную подоплеку. Нашу общественность все равно невозможно было приучить к молчанию в отношении Англии». А. Тирпиц заявлял: «У нас не было иного пути к мировому могуществу, кроме постройки флота... Морское могущество было естественной и необходимой функцией нашего хозяйства, которое в области мирового влияния оспаривало первенство у Англии и Америки, опередив все другие народы»1298. «Первенство Германии на море не может быть совместимо с существованием Британской империи», — подтверждал Эйр Кроу, один из руководящих деятелей английского Министерства иностранных дел1299. Асквит, казначей Британского правительства, заявил, что английское правительство может гарантировать твердо только одно: оно никогда не допустит потери Англией господства на море, ибо если для других флот — только предмет национальной гордости, то для Англии — это вопрос жизни или смерти. Гардинг (постоянный заместитель английского МИДа) во время встречи кайзера и короля Эдуарда VII в августе 1908 г. заявил Вильгельму, что сохранение «морского превосходства Великобритании сделалось кардинальным принципом Британской политики, принципом, который не может игнориро397

вать ни одно правительство любой партии»1300. «Для Англии, — с сожалением признавал ее военный министр Холден, — прошли дни, когда была возможна позиция блестящей изоляции. Наша морская мощь, так же как инструмент самообороны, была под угрозой стать не отвечающей своим требованиям при отсутствии дружбы, которая гарантировала бы, что другие флоты останутся если не активными союзниками нашего, то хотя бы нейтральными». По его мнению, именно морская гонка «сделала необходимым появление Антанты»1301. Но не только Германия рвалась в открытое море. «Чили, Аргентина, Бразилия, — доносил русский морской атташе в Лондоне в МГШ, — все строят сверхдредноуты... Норвегия строит корабль... Голландия приступает к такой же постройке. Испанцы кончают на стапеле третий дредноут и желают построить еще три. Португальцы заказывают суда, греки строят... Короче, мания дредноутизации обуяла правительства всех стран»1302. «Мощный флот сделался

решающим атрибутом и аргументом империалистической дипломатии. Целый период ее стал именоваться одним из типов военных судов: «эпоха канонерок» и по сей день служит синонимом беззастенчивого грабежа и наглого насилия»1303. Россия также стремительно восстанавливала свой военный флот, утраченный в результате русско-японской войны. Расходы на флот в фунтах стерлингов Страны Россия Англия Германия Франция США АвстроВенгрия Япония Италия Всего:

1907—1908 8 850 240 31 251 156 14 225 000 12 486 798 21260 732 2 713 540 7 371 772 5 661 822 103 821 060

1913—1914 24 249 454 46 809 000 23 039 194 20 847 763 29 498 867 6 600 551 9 860 912 10 157 846 170 563 867

Абсолютное увеличение 15 399 214 15 058 144 8 824 194 8 360 970 8 238 135 3 887 011 2 489 135 4 496 024 66 742 827

Рост в% 173,9 48,2 61,9 67,0 38,8 143,0 33,7 79,0 64,5

398

Англия не могла противостоять такому натиску со всех сторон, даже победа в войне с Германией для нее была под вопросом. Одно дело — подавлять восстания в колониях, и совершенно другое — сражаться с равным по силе противником. Кроме того, с развитием немецкого флота ее самый верный и надежный союзник Ла-Манш был готов изменить ей. Британии срочно нужны были союзники, и она заключает в 1904 г. договор с Францией, а в 1907 г. — с Россией. Но эти договоры, носившие откровенный антигерманский характер, не связывали Англию ровно никакими обязательствами в отношении антигерманского союза, в то время как Франция и Россия благодаря данным договорам становились врагами Германии... Страсти накалялись, и уже 4.02.1905 г. гражданский лорд адмиралтейства Ли заявил, что «если война, к несчастью, будет объявлена, при существующих условиях британский флот готов первым нанести удар, прежде чем другая сторона получит время прочесть в газетах об объявлении войны»1305. В ответ Вильгельм объявил Тирпицу, «что этот драчливый пират должен быть официально завтра же одернут своим правительством. Иначе поднимется такая буря в нашей прессе, которая может быть сдержана только немедленным введением колоссальной судостроительной программы, вырванной у нас общественным мнением»1306. В июне 1909 г. в Берлине состоялось специальное совещание под председательством рейхсканцлера. На нем Бюлов заявил, что «вполне серьезные люди в Англии видят приближение войны с нами; встает вопрос, каковы будут наши шансы в подобной войне». Тирпиц заявил, что флот не готов к войне и что в течение «опасного периода» — «5—6 лет, примерно к 1915 г. — нам придется ладить с нею»1307. Тирпиц соглашался несколько уменьшить темпы строительства флота и установить определенное соотношение в силах английского и немецкого флотов. Бюлов принял позицию своего адмирала: «Для того чтобы пройти опасную зону, отделяющую нас от момента окончания сооружения нашего флота, рекомендуется соглашение с Англией»1308. Англичане за взаимное ослабление темпов строительства флота предложили немцам уступки в вопросе о Багдадской железной дороге и железнодорожных концессиях в Персии1309. Но это была лишь временная отсрочка. «Мировое положение, — считали еще в 1907 г. офицеры русского Морского

Генерального штаба, — определяется со399

перничеством Соединенного королевства и Германской империи. Соперничество их не может быть разрешено иначе как с оружием в руках»'310. По мнению А.С. Ерусалимского, уже «на рубеже XX в. англо-германское соперничество стало основным империалистическим соперничеством, ведущим к мировой войне»1311. Германский посол Меттерних1312 и сменивший его Лихновский, рейхсканцлер Б. Бюлов и пришедший ему на смену Бетман-Гольвег были того же мнения, что и Ллойд Джордж: «Строительство германского флота в значительной степени вызвало мировую войну»1313. Но угроза могуществу Англии надвигалась не только с моря. Несмотря на то, что Англия по удельным (на душу населения) показателям объемов производства и экспорта превосходила Россию и Германию, вместе взятых, бурный рост конкурентов грозил в течение ближайших 20 лет оттеснить Англию на третьи роли в мировой политике и экономике, что делало скорый крах всей великой английской империи неизбежным. Германия уже давила «на пятки» Англии по всему миру. Э. Грей писал: «Если Германия начнет господствовать на континенте, это будет неприемлемым как для нас, так и для других, потому что мы окажемся в изоляции»1314. Темпы роста промышленного производства и экспорта в 1870—1913 гг. в %.1315 Прирост численности населения европейских стран в 1880—1910 гг., в %.1316 Темпы роста промышленного производства Россия 6,77* Герма 4,5

Темпы роста экспорта 3,5 4,1

Прирост населения

2,8

26

56 44

ния Англи

2,1

я * Расчеты автора на базе данных Кафенгауза1317

Но появлялся и не менее грозный соперник. Вся Европа с ужасом наблюдала за стремительным ростом русского гиганта. Еще три-четыре десятилетия таких темпов развития — и Россия по численности населения и промышленному потен400

циалу должна была превзойти все великие европейские страны, вместе взятыеа. В мае 1913 года француз Эдмон Тэри опубликовал свое исследование «Россия в 1914 году». Придя к аналогичным выводам, он указал, что через десять лет Россию не догнать. Правительственная комиссия из Германии под руководством профессора Аугагена пришла к выводу, что по завершении земельной реформы война с Россией будет не под силу никакой державе. «Русский посол в Берлине узнал, что этот отчет сильно обеспокоил Вильгельма»1318. Английский писатель Морис Беринг весной 1914 г., отмечая бурное и всестороннее развитие России, восклицал в книге «Основы России»: «Да чего же большего может желать русский народ!» И указывал, что недовольных, по сути, нет, кроме как главным образом в высших кругах1319. Очевидно, что стремительный экономический рост России не мог не остаться незамеченным и не оказать влияние на формирование вполне определенных тенденций как британской, так и всей европейской внешней политики...

ГЕРМАНИЯ Отношения Германии с Россией по своим официальным проявлениям носили характер традиционной дружбы. И несмотря на роль Германии в боснийском кризисе, император Николай, как он сам мне говорил, не питал к ней недоверия1320. Само образование Германии как единого государства было успешным не в последнюю очередь благодаря формальному, а по сути дружескому, нейтралитету России во время австро-прусской (1866 г.) и франко-прусской (1870—1871) войн. «Добрососедские отношения между Россией и Германией поддерживались... в значительной степени благодаря ежегодным посещениям императором Александром II... германских курортов, на которые к нему приезжал император Вильгельм I. Они жили в одном доме и проводили две недели в постоянном общении друг с другом. Благодаря свиданиям a

Это, конечно, идеалистическая оценка, но именно она не давала покоя Европе того времени. В XXI веке подобные настроения имеются в России, когда она смотрит на стремительно растущий Китай. 401

императоров устранялись дипломатические трения... Сохранение дружеских отношений с Россией поддерживалось Бисмарком, который был сторонником существовавшего между этими двумя странами тайного мирного договора...»1321 Однако уже в 1875 г. Россия поддержала Францию, когда Германия стала угрожать ей новой войной, и Бисмарк был вынужден уступить. В 1878 г. на Берлинской конференции «Бисмарк явился честным маклером», что, как пишет Витте, «оскорбило национальное чувство России»1322. В 1887 г. между Россией и Германией был заключен «договор перестраховки», по которому стороны обязывались не нападать друг на друга и сохранять нейтралитет, кроме случаев нападения России на Австро-Венгрию, а Германии — на Францию. Серьезные осложнения между странами начались в конце XIX века. «Александр III в 1892 г. ввел систематический и серьезный покровительственный тариф. Бисмарк провел также через рейхстаг покровительственный тариф, но не только покровительственный, но и боевой, т. е. одновременно общий тариф для стран, с которыми Германия имеет торговые договоры, и просто воспретительный для стран, с которыми не имеется торговых договоров. Россия не имела торгового договора с Германией, и по традиционной дружбе они всегда трактовали друг друга по принципу наибольшего благоприятствования... Вывоз России был обложен значительно более высокими пошлинами, чем однородные продукты других стран и нашего главного конкурента по вывозу сырых продуктов — Америки, хотя Америка также не имела торгового договора с Германией. Подобный образ действия побудил меня (Витте) не на уступчивость, а на торговую войну»1323. «При таком положении вещей традиционные дружеские отношения постепенно охлаждались и в конце концов привели Бисмарка к созданию Тройственного союза, а Россию — к постепенному сближению с Французской Республикой, кончившемуся реализацией Двойственного союза (Россия и Франция)»1324. Витте продолжал: «В 1904 г. истекал срок торгового договора между Россией и Германией. В преддверии этого рейхстаг принимает новый таможенный тариф, значительно повышающий таможенные пошлины, в особенности на сырье, по сравнению с и без того весьма высоким тарифом 1894 г. Предлагая этот тариф России, Вильгельм прозрачно намекал на обеспечение сохранности западных границ России во вре402

мя войны России с Японией»a. «Новый тариф был крайне невыгоден для России,

но Вильгельм правильно рассчитал удар, кроме того, России, обескровленной войной, нужны были новые займы, которые она рассчитывала найти в том числе в Германии. Открытие германского денежного рынка стало основным требованием России в обмен на подписание договора, так как германский император в то время проповедовал принцип «немецкие деньги для немцев». Жесткая позиция Витте привела к официальному открытию Германией своего денежного рынка для российских займов1325. Но даже напряженные отношения с Германией не могли преодолеть англороссийского соперничества, во время русско-японской войны обострившегося до открытой конфронтации двух стран. 16 октября 1904 г., несмотря на сопротивление министра иностранных дел Ламздорфа, Николай II телеграфировал Вильгельму: «Германия, Россия и Франция должны объединиться против «наглости Англии». Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем, Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову». Ответ Вильгельма гласил: «Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным... Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе»1326. Русско-германский оборонительный союз был подписан в Бьёрке 10 июля 1905 г.1327. Витте писал по поводу договора: «Таким образом, со дня ратификации Портсмутского договора Россия обязывалась защищать Германию в случае войны с Францией, между тем мы имеем договор с Францией... в силу которого мы обязаны защищать Францию в случае войны с Германией. Германия также обязалась защищать европейскую Россию в случае войны с европейскими державами, но до тех пор, пока у нас действует договор с Францией, мы с ней воевать не можем, с Италией и Австрией тоже. Война невозможна при соглашении с Германией ввиду Тройственного союза Германии, Австрии и Италии; значит, договор мог реa

Витте писал: «В 1904 году, когда мы втюрились в несчастную ребяческую войну, западная наша граница оказалась в довольно печальном положении в смысле обороны. Ловкий Вильгельм II уверил Николая II, что последний может быть спокоен относительно западной границы, а затем частным письмом просил нашего государя оказать ему одолжение и сделать весьма большие уступки в торговом договоре». Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. Мн: Харвест, М: ACT. 2001. с. 459-460. 403

ально иметь в виду только войну России с Англией, но Англия не может вести сухопутной войны с Россией, что же касается Дальнего Востока, где пока не установятся отношения с Японией, война наиболее вероятна, то мы там можем воевать сколько угодно — Германия никакого участия принимать не обязана»1328. Витте утверждал, что «император Вильгельм много способствовал втащить нас в несчастную японскую войну, а когда мы искалеченные выбрались из этого несчастья в Портсмуте, он хотел совсем нам навязать петлю на шею»1329. На самом деле перед Россией стоял выбор союзника между Англией и Германией в неотвратимо надвигавшейся мировой войне. Связующим с Англией звеном стала Франция. Российские обязательства относительно Франции, помимо политических причин, базировались на основании французских кредитов. Государственные займы России во Франции в два раза превышали займы от всех остальных государств, вместе взятых. Франция начала активно кредитовать Россию с 1888 г. после заключения русско-германского договора перестраховки 1887 г., когда французы увидели в России своего единственного союзника против германской агрессии. В 1890 г. произошло первое совещание русского и французского генеральных штабов. В 1891 г. Франция предоставила России новый кредит в обмен на подписание франко-русского оборонительного договора. Для Франции

— против Германии, для России — против Англии. 1 июня 1895 года Ламздорф записал в дневнике: «Мы испортили наши отношения с соседней Германией и на более или менее длительное время устранили всякую возможность общих с ней действий в условиях доверия; все это ради того, чтобы понравиться французам, которые стараются скомпрометировать нас до конца, приковать только к союзу с собой и держать в зависимости от своей воли»1330. После русско-японской войны французские кредиты спасли экономику России от финансового краха. «Кредитный рейтинг России упал так низко, что никто не хотел давать ей кредитов... Франция была готова даже заплатить контрибуцию которую могла потребовать Япония с России в обмен на мир»1331. Предоставление кредитов было материальной почвой постепенного укрепления русско-французского согласия. Франция совершенно сознательно кредитовала Россию и смотрела сквозь пальцы на различные финансовые махинации, сопровождавшие получение Россией частных француз404

ских займов. Кредитами Франция «покупала себе союзника» в войне с Германией, которую не без основания считала неизбежной. Вильгельм справедливо писал про Николая II: «...Он по отношению к галлам — из-за займов — слишком бесхребетен»1332. Кредиты 1905 г. привели к превышению той дозы, о которой писал В. Ламздорф, — дружба России с Францией «подобна мышьяку: в умеренной дозе она полезна, а при малейшем преувеличении становится ядом». Доказательства тому не заставили себя ждать: в январе 1906 г. Россия была вынуждена была поддерживать Англию и Францию в Марокканском кризисе, чем серьезно испортила отношения с Германией. Отношения между будущими союзниками укрепила серия секретных русскоанглийских договоров 1907 г., которые, несмотря на то, что они касались раздела сфер влияния в Средней Азии, были расценены современниками как начало общего англо-русского сближения, направленного против усиления Германии. Этот факт подтверждает английский историк: «Исходя из вероятности англогерманского конфликта, английская дипломатия пошла на урегулирование колониальных споров с Россией в Азии»1333. По мнению же русского министра иностранных дел С. Сазонова, от этого договора в первую очередь выиграла Россия: «...Для меня представляется несомненным, что соглашение 1907 года устранило многие препятствия к участию Англии в борьбе против Германии на стороне России... я уверен, что английское общественное мнение не стало бы так единодушно на нашу сторону, как оно это сделало, если бы сблизившее нас соглашение 1907 года не было подписано»1334. Б. Такман пишет: «В 1908 году Эдуард, к неудовольствию своих подданных, нанес официальный визит русскому царю на императорской яхте в Ревеле. Англичане рассматривали Россию как старого врага времен Крыма, а что касается последних лет — то как угрозу, нависшую над Индией. Либералы и лейбористы считали Россию страной кнута, погромов и казненных революционеров 1905 года, а царя, как заявил Рамсей Макдональд, — «обыкновенным убийцей»1335. Дружеская встреча в Ревеле в июле 1908 года русского и английского государей дала повод Вильгельму заявить, что если «они» захотят «нас» окружить, то Германия будет обороняться до конца1336. Еще во время русско-японской войны Вильгельм в целях дезинтеграция балканских государств попытался перехватить инициативу влияния на Балканах, с одной стороны, у Англии, 405

а с другой — у России. Именно благодаря влиянию Германии и Австро-Венгрии не был ратифицирован сербско-болгарский союзнический договор 1905 г. При этом ставка пангерманского союза была сделана на Болгарию. «Германский император сделался более чем вежливым с князем, а германское правительство

выставляло себя наиболее бескорыстным другом Болгарии. В Софии был учрежден германский банк, армия была снабжена горными орудиями и артиллерийскими припасами, и германский капитал был приглашен помочь экономическому развитию страны. Князь Фердинанд, со своей стороны, надеялся привлечь на свою сторону услуги германской дипломатии и использовать влияние друга султана для поддержки болгарских требований в Македонии. Его стремление к связи с Германией было усилено еще тем, что Россия в этот момент была бессильна помочь ему1337. 5 октября 1908 года Австро-Венгрия объявила об аннексии Боснии и Герцеговиныa. Россия дала согласие на аннексию с условием, что окончательное утверждение может быть достигнуто на международной конференции с учетом территориальных компенсаций для других государств b. В ответ в феврале 1909 г. Австро-Венгрия заявила об аннексии Сербии. В подтверждение серьезности своих намерений 29 марта 1909 г. в Австро-Венгрии объявила о частичной мобилизации. Германия при этом впервые официально поддержала претензии Австро-Венгрии. По сути, это звучало как ультиматум. Россия запросила мнение партнеров по «сердечному согласию». 13 февраля 1909 г. Франция, а затем и Англия заявили, что не поддержат Россию, если та объявит войну АвстроВенгрии из-за Сербии. Николай II под давлением Столыпина объявил о нейтралитете России. a

Ссылаясь на то, что в 1876 г. и в 1881 г. Россия уже давала на это согласие. В 1878 г. по Берлинскому договору Босния и Герцеговина были переданы во временное управление Австрии. b Извольский намеревался в обмен на согласие России, потребовать у Австро-Венгрии поддержки России в пересмотре конвенции о черноморских проливах 1871 г. Столыпин и Коковцев подвергли Извольского резкой критике «Россия хотя и не может воспротивиться присоединению, но должна явиться на конференцию защитницей интересов своих, Турции и балканских государств, а отнюдь не пособницей или укрывательницей Австрии». Министры рекомендовали ответить на ноту Австро-Венгрии протестом против аннексии и требованием предварительного пересмотра Берлинского трактата (а не требованием компенсаций). История внешней политики России (конец ХIХ — начало XX века), М., Международные отношения, 1997, с. 236— 237 (цит. по: Федоров Б. Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». В 2 т. Т. 1. СПб.: Лимбус-Пресс, 2002. С. 566—567). 406

5 октября 1911 года началась итало-турецкая война, послужившая стимулом для объединения балканских государств против Стамбула. В 1912 г. при поддержке России была образована Балканская конфедерация, в которую входили Болгария, Сербия, Греция и Черногория. «Россия предполагала, что эта конфедерация будет послушным орудием в ее руках и послужит двум целям: сохранению мира на Балканах и преградой движения Австрии к Эгейскому морю»1338. Восстание в Турции вызвало в Болгарии опасное движение в пользу вооруженного вмешательства. Россия предупредила, что если конфедерация начнет войну против Турции, Россия «будет считать свою историческую миссию законченной и предоставит Болгарию своей судьбе»'339. В случае «занятия болгарскими войсками Константинополя Болгария была намерена предложить его России как дар признательности за освобождение от турецкого ига. Он (Николая II) дал ей ясно понять, что Россия не может принять такого подарка, и рекомендовал ей отказаться от попытки занять его»1340. Англия, до этого момента столь активно выступавшая за «мир» на Балканах, в критический момент, по сути дела, самоустранилась1341. 9 октября 1912 г. Балканская конфедерация развязала первую Балканскую войну, где Турция потерпела быстрое и сокрушительное поражение. Милюков писал: «Помню как сейчас глупую физиономию думского шута, Павла Крупенского, вскочившего на кафедру, размахивавшего руками и оравшего во все горло «ура!» болгарам. «Славянские» манифестации правых вышли на улицу... 25 марта Бетман-Гольвег откликнулся на эти проявления славянской

самостоятельности речью, в которой послышался первый отклик нового настроения Вильгельма. Имперский канцлер заговорил о «возрождении и обострении расовых инстинктов», о необходимости борьбы «германства» против «славянства», о нарушенном в пользу славянства равновесии в Европе; этим он мотивировал необходимость дальнейших вооружений и заявил — уже более определенно, — что помощь, которую Германия обязана оказывать Австрии, «не ограничивается пределами дипломатического посредничества». В том же марте 1913 г. в рейхстаг была внесена новая Wehrvorlagea, требовавшая миллиард марок на новые вооружения. a

Законопроект об армии.

407

Для взрыва Балкан осталось только дестабилизировать там ситуацию. «Сделать это было не так трудно — между балканскими странами постоянно вспыхивали споры по поводу проблем, связанных с разделом «наследства» Османской империи. Вене и Берлину удалось привлечь на свою сторону русофобский режим болгарского царя Фердинанда из немецкой династии Кобургов. Несмотря на все попытки российской дипломатии уладить конфликт на Балканах, ее усилия сохранить единство славянских государств успехом не увенчались. Польстившись на обещания Австро-Венгрии предоставить Софии кредиты и обширные территории на счет ее соседей, болгары 29 июня 1913 года вероломно напали на Сербию и Грецию. Так началась Вторая балканская война. Однако на помощь сербам и грекам пришли румыны, к которым присоединилась Турция. Австро-Венгрия отказалась предоставить какую-либо помощь еще недавно столь активно подстрекаемым ею болгарам, разгром которых стал неизбежен»1342. Если причины войны можно назвать «бомбой», то повод — «взрывателем». Если причины Первой мировой войны покоились на фундаментальных политэкономических изменениях и противоборстве двух сильнейших европейских держав, Англии и Германии, за передел мира, то повод был подготовлен именно русско-турецкой войной и Берлинским конгрессом 1878 г. С того времени крупнейшие государства Европы, и в первую очередь Россия, Австро-Венгрия, Англия, Германия, Италия, с отчаянностью обреченных долбили по этому «взрывателю» молотками своей политики. «Какая-нибудь проклятая глупость на Балканах, — предсказывал Бисмарк, — явится искрой новой войны»'343. В 1913 г. события на Балканах — уже пятый раз после событий 1908, 1909 и 1911, 1912 гг. — ставили вопрос о всеевропейской войне, и чем дальше, тем больше возрастало общее напряжение. В России часть министров (Рухлов, Кривошеин, Щегловитов, Н. Маклаков) призывали к войне — «больше верить в русский народ», которого не знает Коковцев, и верить в «исконную любовь народа к родине». Коковцев мог противопоставить им — сколько угодно! — факты плохого снабжения армии и неподготовленности ее вождей, но безуспешно. «9 ноября 1912 г. Сухомлинов решил воспользоваться carte blanche и произвести мобилизацию. Напомню, что по смыслу этой carte blanche мобилизация равнялась объявлению войны Россией Австрии и Германии. Председатель Совета минист408

ров Коковцев, постоянный противник Сухомлинова, забил тревогу. Николай принялся было его успокаивать: «Дело идет не о войне, а о простой мере предосторожности...» Обнаружилось при этом, что Сухомлинов собирался, объявив ее, уехать в отпуск за границу к больной жене, а военные заказы были сданы заводам в пределах той же Австрии... Но Сухомлинов не смутился и ответил, что в мобилизации «не было бы никакой беды», так как «все равно войны нам не миновать, и нам выгоднее начать ее раньше... Это ваше (Сазонова)

и председателя Совета (Коковцева) убеждение в нашей неготовности, а государь и я — мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас»1344. Тем не менее в марте 1913 г. царь отнял у Сухомлинова право начать войну с Австрией. В своих воспоминаниях Сухомлинов упоминает об этом: «Приказ был отменен вследствие боязни царя предоставить решающее слово военачальнику, тогда как в последний момент дипломатия могла бы еще найти исход и предупредить катастрофу. С технической точки зрения, мы сделали дипломатии уступку, введя понятие подготовительного периода к войне»1345. Английский посол писал: «Прежде всего Россия... не желала войны, и во все время затянувшегося балканского кризиса в 1912—1913 гг. основным тоном всей ее политики было стремление к сохранению мира. При всех случайных ошибках со стороны правительства царь никогда не колебался оказать свое влияние в пользу мира, как только положение становилось сомнительным. Своей миролюбивой политикой и готовностью на всякие уступки для избежания ужасов войны он в 1913 г. дал повод думать, что Россия никогда не будет воевать, что, к несчастью, побудило Германию использовать положение. Во-вторых, утверждение, что британское правительство толкало Россию на авантюрную политику, опровергается фактами. На деле происходило обратное. Никто более сэра Эдуарда Грея не работал в пользу сохранения европейского мира в течение этих двух критических лет; и тогда война была предотвращена только благодаря его неутомимым усилиям, его сдерживающему влиянию и рекомендуемой им в Петербурге и Вене умеренности»1346. С одной стороны, Англия «в пользу сохранения европейского мира» категорически отказывалась поддерживать Россию в ее попытках ограничить пангерманскую экспансию в регионе, чем и объяснялась в основном уступчивая позиция 409

русских. Но с другой — Англия всячески препятствовала урегулированию спорных вопросов между Германией и Россией. Вопрос русско-германского соглашения был одним из первых, заданных английским послом Бьюкененом, когда он впервые появился на приеме у Николая II. «В своем ответе его величество уверил меня, что его правительство не заключит никакого соглашения с Германией без согласия британского правительства и что последнее в случае необходимости всегда может рассчитывать на его помощь»1347. Британский посол пишет: «Переговоры между русским и германским правительствами «требовали постоянного вмешательства с моей стороны, ибо если прежнее правительство не спохватилось вовремя, что есть пункт, дальше которого оно не имеет права пойти, следующее правительство чуть-чуть не привело к серьезному разрыву между державами Согласия»1348. В октябре 1910 г. Вильгельм и Николай встречались в Потсдаме и снова подтвердили, что у них нет прямых разногласий. Они обязались не поддерживать английские действия против Германии. Эта встреча вызвала взрыв возмущения либеральной общественности. Милюков заявил: «Это значит, что наши союзные соглашения перестали быть наступательными и остались только на оборонительной функции». В ответ депутат Березовский воскликнул: «Ему хочется войны?!» Либеральная печать обрушилась на Потсдам, Сазонов был вынужден даже заявить: «Должен сказать откровенно, что вы иной раз бываете слишком желчны... В интересах обоих народов был бы полезен более мягкий тон»1349. Всех наблюдателей при этом поражала синхронность появления и схожесть статей в английской и российской либеральной печати. Препятствуя русско-германскому сближению, Англия при этом категорически отказывалась брать на себе какие-либо обязательства перед своим партнером по Согласию (Британия отказывалась подписывать с Россией даже

оборонительный союз), чем лишала действенной силы любые шаги России, направленные на ограничение немецкой агрессивной политики. Такая двойственная политика не могла не провоцировать Германию. Балканский вопрос все обострялся, но оставался неразрешенным на дипломатическом фронте, и война становилась неизбежной — Вильгельм, отчаявшись заключить русскогерманский договор, 6 мая 1913 г. надписывает на докладе Пурталеса: «Борьбы между славянами и 410

германцами более не избежать. Она, несомненно, придет. Когда? Время покажет»1350. Миролюбивая политика имеет грань, за которой она становится попустительством. Мирные усилия Англии перед Первой мировой войной не вызывают сомнений, но со временем они превратилась именно в ту самую политику «умиротворения агрессора», которая стала одним из шагов на пути к Первой мировой войне. 25 лет спустя перед лицом наступающего немецкого фашизма эту политику будет почти в точности повторять Н. Чемберлен. Точно так же Англия будет молча соглашаться на развитие немецкой агрессии в Европе и фактически, как и в начале века, перед войной откажется от сотрудничества с Россией (СССР). Трудно при этом ссылаться на неосведомленность англичан, сам Бьюкенен пишет: «Не надо забывать, что Германия в 1913 году сделала заем в 50 000 000 ф. ст. на военные цели, и Россия в целях самозащиты должна была принять соответствующие меры. Я вспоминаю, как г. Делькассе, тогдашний посланник в Петербурге, говорил мне, что Германия никогда не решилась бы на такую сильную меру, если бы не имела в виду войну в близком будущем»1351. Россия металась между молотом Германии и наковальней Англии, оторванная союзниками от первой, ища и не находя реальной поддержки у последней. Тем временем немецкий кайзер начинал терять терпение. «По надписям Вильгельма на докладах послов в 1914 г. мы продолжаем следить за характером этой перемены. Пурталес 12—25 февраля 1914 г. сообщает Вильгельму о примирительном настроении Сазонова. Вильгельм среди восклицательных и вопросительных знаков пишет: «Довольно! Он (царь), во всяком случае, не хочет и не может ничего сделать, чтобы изменить (это положение). Русско-прусские отношения раз и навсегда мертвы. Мы стали врагами». В докладе 11 марта Пурталес уверяет императора, что миролюбивые настроения Николая «не вызывают ни малейшего сомнения». Вильгельм иронически надписывает: «Так же, как его абсолютное непостоянство и слабость по отношению к любому влиянию». Пурталес замечает, что во всякой армии есть воинственные генералы, но нельзя предсказывать, что будет через два года, если не обладаешь даром пророчества. Вильгельм совсем уже сердито отвечает: «Этот дар существует — часто у государей, редко у государственных людей, почти никогда у дипломатов... Мы здесь в области по411

граничной между военной и политической, области трудной и неясной, где дипломаты обыкновенно теряются. Как военный, по всем моим сведениям, я ни малейшим образом не сомневаюсь, что Россия систематически готовится к войне с нами, и сообразно с этим я веду свою политику». Дважды в той же надписи он повторяет: это «вопрос расы»a. Идея борьбы «германства» против «славянства», конечно, далеко не была новой. Она составляла неотъемлемую часть кодекса официального пангерманизма. Но победы славян на Балканах сообщили этому тезису новое реальное содержание. И император Вильгельм просто ввел борьбу против «славизма» в общую программу своей мировой политики. Мы даже узнаем от него, кто был посредником при усвоении этой не новой, но обновленной идеи. «В

особенности приобрел мое доверие, — признает он, — балтийский профессор Шиман, автор работ по русской истории и издатель ежегодных сборников по большой политике». В глазах императора — это «проницательный политик, блестящий историк и литератор, борец за германизм против славянского нахальства», с которым он «постоянно совещался в политических вопросах» и которому «обязан многими разъяснениями, особенно относительно Востока»1352. К середине 1914 г. все попытки дипломатического решения вопроса были исчерпаны, оставался только «последний довод королей». В качестве повода было выбрано сараевское убийство. При этом Австро-Венгрии Германией была отведена откровенно провокационная роль, на которую она с готовностью согласилась. Причины этого звучат в откровениях начальника канцелярии Берхтольда графа Гойоса, который говорил: «Поверьте мне, мы не могли поступить иначе. В Сербии, в России, во всех славянских странах и в некоторых других установилось убеждение, что Австро-Венгрия разлагается и что полный ее развал — только вопрос трех-четырех лет. Лучше ускорить катастрофу, чем терпеть, чтобы нас счиа

Милюков ПН. Воспоминания. М., Вагриус, 2001. С. 472—473 Интересно замечание английского историка Кигана по этому поводу: «Германские пропагандисты все более охотно предпочитали изображать противников этакими «варварами». Это было несправедливо хотя бы потому, что в числе русских командиров было немало балтийских немцев, причем имеющих родственные связи в Восточной Пруссии. Кроме того, русские офицеры поддерживали среди своих солдат весьма высокий уровень дисциплины и соблюдения моральных норм». Киган Д. Первая мировая война / Пер. с англ. Т. Горошковой, А Николаева М : ACT, 2002. С. 184 412

тали обреченными. Нас поставили перед необходимостью доказать, что мы еще способны на мощное проявление энергии. Но видит Бог, что мы желали бы избавить Европу и нас самих от кризиса, в котором мы теперь оказались». Другими словами, монархия Габсбургов считала себя погибшей вследствие хрупкости своего же внутреннего строя и поэтому ускорила события и сыграла ва-банк1353. В. Воейков своими рассуждениями намекает, что убийство Г. Принципом, австрийским подданным, австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда было сознательной провокацией Австрии. Так, покушение Г. Принципа было вторым за день после неудавшегося первого, когда Габринович бросил бомбу в автомобиль эрцгерцога. Когда белградская полиция еще весной 1914 г. пыталась выселить Габриновича из пределов Сербии, на его защиту официально встал австровенгерский консул1354. Во вторых, сразу после убийства «наш посланник при сербском короле гофмейстер Н. Г. Гартвиг скоропостижно скончался у своего австро-венгерского коллеги после нескольких глотков предложенного ему кофе...»1355 Позже В. Воейков напишет о смерти императора Франца-Иосифа: «Отошел в вечность император, удививший мир неблагодарностью, выявившеюся в его балканской политике, направленной против России, несмотря на то, что ей именно он был обязан спасением своего трона: при его вступлении на престол император Николай I послал русские войска для усмирения волновавшейся Венгрии, за что император Франц-Иосиф при первом же свидании с императором Николаем I поцеловал ему руку»1356. 5 июля Вильгельм II заявил, что «Австро-Венгрия может рассчитывать на полную поддержку со стороны немцев». При этом рейхсканцлер Бетман-Гольвег заявил, что по имеющейся у него информации ни Россия, ни Англия не вмешаются в конфликт на Балканах1357. «Кайзер Вильгельм, как и господин фон Бетман-Гольвег, со всей твердостью заверил нас (Австрию), что в случае военного осложнения с Сербией мы будем иметь безусловную поддержку Германии... Поэтому ясно, что вооруженный конфликт с Сербией может иметь следствием войну с Россией... И если из международных соображений будет предпринята

дипломатическая акция против Сербии, то это должно быть сделано с твердым намерением, что эта акция может закончиться только войной»1358. 413

27 июня (10 июля) Берхтольд, подготавливая ультиматум Сербии, говорил германскому послу: «Было бы очень неприятно, если бы Сербия согласилась. Я обдумываю такие условия, которые сделают принятие их Сербией совершенно невероятным!» Именно так он был и написан. В конце июля 1914 г. австрийская социал-демократическая партия отреагировала на ультиматум собственной страны следующим образом: «Мы не можем взять на себя ответственность за эту войну и возлагаем эту ответственность, а также все возможные ужасные последствия этой войны на тех, кто придумал, поддерживал и осуществил тот роковой демарш, который ставит нас перед лицом войны (ультиматум Сербии)...» Германская социал-демократическая партия выступила с заявлением: «Если мы осуждаем происки сербских националистов, то еще более энергичный протест с нашей стороны вызывает то легкомыслие, с которым австро-венгерское правительство провоцировало войну. Это правительство обратилось к Сербии со столь наглыми требованиями, которые еще никогда во всемирной истории не предъявлялись к самостоятельной нации, они могли быть рассчитаны только на то, чтобы привести к войне...»1359 «Таков был документ, — пишет Милюков, — предъявленный Сербии 10 (23) июля с таким расчетом, чтобы выждать отъезд Пуанкаре из Петербурга. Как реагировала на это Россия? Я должен сказать, что первые заявления Сазонова не противоречили возможности локализации войны. Сазонов немедленно телеграфировал в Белград: «Положение безнадежно для сербов; лучше всего для них — не пытаться сопротивляться и апеллировать к державам». И французскому послу он говорил: «Я думаю, что даже если австро-венгерское правительство перейдет к действиям, Сербия должна без борьбы допустить нападение и показать всему свету австрийское бесстыдство». Как ни неприемлем был австрийский ультиматум, Сазонов посоветовал сербам принять его требования; оговорен был лишь сербский суверенитет. Но Австрия, даже не войдя в разбор по существу и не дав державам возможности обсудить австрийские требования, признала ответ неудовлетворительным и разорвала дипломатические отношения с Сербией... 25 июля Германия понукала: «Всякая отсрочка военных операций вызовет риск вмешательства со стороны держав». И 28 июля Австрия объявила войну Сербии. 29-го началась бомбардировка Белграда. После целого месяца промедления со времени сараевского убийства (28 июня — 414

28 июля) только четыре дня (29 июля — 1 августа) были оставлены на дипломатические переговоры...1360 В то же время Вильгельм писал Николаю II: «Я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему правительству противостоять силе общественного мнения. Поэтому, принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, издавна связывающую нас крепкими узами, я употребляю все свое влияние, чтобы побудить австрийцев действовать со всей прямотой для достижения удовлетворительного соглашения с тобой. Я твердо надеюсь, что ты придешь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые могут еще возникнуть. Твой искренний и преданный друг и кузен Вилли»1361. Николай II отвечал: «Было бы правильно передать Гаагской конференции австро-сербский вопрос, чтобы предотвратить кровопролитие. Полагаюсь на твою мудрость и дружбу. Ники»1362. Вильгельм призвал Николая приостановить объявленную мобилизацию армии, одновременно выразив готовность выступить посредником между Россией и Австро-Венгрией. Николай II согласился и отменил всеобщую мобилизацию. В. Воейков пишет: «Венский кабинет отказал продлить срок ультиматума Сербии и

вступить с Петербургом в переговоры для улаживания конфликта. У всех начало складываться убеждение, что для России война неизбежна; но тем не менее государь повелел отвести в глубь страны на 10 или 15 верст все пограничные с Германией посты. Был также отдан приказ войскам соблюдать полную сдержанность, не допуская столкновений с германскими войсками даже в случае перехода ими нашей границы»1363. «О частичной мобилизации армии русские, в соответствии с французскорусской военной конвенцией 1913 года, уведомили французов. Ответ поступил от военного министра Франции Мессими и начальника Генерального штаба Жоффра. И тот и другой высказались за полную мобилизацию русской армии»1364. Киган пишет, что России «для обеспечения собственной безопасности вполне могла ограничиться частичной мобилизацией армии. Общая мобилизация вела к полной мобилизации и других европейских армий, а значит, и к европейской войне. Рейхсканцлер Германии Бетман-Гольвег, опасавшийся военных приготовлений России, уполномочил немецкого посла в Петербурге предупредить Сазонова, что «русские мобилизационные мероприятия могут вынудить не415

мецкие власти ответить аналогичными мерами, и в таком случае войну в Европе вряд ли можно будет предотвратить»1365. Настаивая на полной мобилизации русской армии, Франция 24 июля начинает скрытные военные приготовления, а 30 июля отводит свои войска от границы на 10 км, чтобы случайно не спровоцировать немцев. Б. Такман комментирует это решение премьера социалиста Рене Вивиани как желание Франции выглядеть жертвой агрессии, «для того чтобы добиться сотрудничества наших английских соседей»1366. По той же причине мобилизация французской армии была объявлена лишь на следующий день после немецкой, 2 августа1367. Д. Киган, очевидно, подозревает другие мотивы таких «странных» маневров Франции, откровенно провоцировавших немцев на Восточном фронте (требование полной мобилизации русской армии) и одновременно предусмотрительно избегавших любой провокации на своем. Д. Киган пишет: «Правящим кругам Франции было необходимо, чтобы Россия в первые же дни войны с Германией начала наступательные действия по всему фронту. Такие действия обескровили бы и Россию, и Германию, в результате чего из войны победительницей вышла бы Франция»1368. При этом неважно, кто первым будет наступать, главное, чтобы направление главного удара немецкой армии пришлось на восток. Только в этом случае Франция могла реализовать свой откровенно авантюрный «план XVII» войны против Германии, утвержденный в феврале 1914 г.1369. Основным принципом этой доктрины был девиз: «Наступление во что бы то ни стало»../ Цели Франции в войне обозначил сам Пуанкаре в своей возмущенной реакции на мирную программу социалистов на Лондонском конгрессе: «Право Франции на аннексированные провинции ставится в зависимость от плебисцита... Большая часть французского общественного мнения была глубоко возмущена этой неуместной демонстрацией... Эльзас и Лотарингия были оторваны у нас силой... для такого преступления не может быть никакой давности»1370. «За своими a

Сущность плана XVII, согласно известному авторитетному английскому военному историку Лиддел Гарту, состояла в следующем. «План этот был основан на отрицании исторического опыта и здравого смысла. Построен он был на двойном просчете — сил и места, причем второй просчет оказался опаснее первого». П у а н к а р е Р. На службе Франции 1914—1915— М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. С 710, примечания. 416

стенами, — как сказал Виктор Гюго в одном из своих наиболее страстных призывов, — Франция будет стремиться только к одному — восстановить свои силы, запастись энергией, лелеять свой священный гнев, воспитать молодое

поколение так, чтобы создать армию всего народа, работать непрерывно, изучать методы и приемы наших врагов, чтобы стать снова великой Францией 1792 года, Францией «идеи с мечом». Тогда в один день она станет непобедимой. Тогда она вернет Эльзас-Лотарингию»1371. «Новый Полевой устав, введенный правительством в октябре 1913 года в качестве основного руководства к обучению и действию французской армии, начинался громогласным и высокопарным заявлением: «Французская армия, возвращаясь к своей традиции, не признает никакого другого закона, кроме закона наступления». За этим следовали восемь заповедей, составленных из таких звонких фраз, как «решающая битва», «наступление без колебаний», «неистовость и упорство», «сломить волю противника», «безжалостное и неустанное преследование» со всем жаром верующего, уничтожающего ересь1372. В самомнении французам никогда нельзя было отказать, и «в 1912 году французские солдаты все еще продолжали носить те же голубые шинели, красные кепи и красные рейтузы, как и в 1830 году, когда дальность ружейного огня не превышала двухсот шагов и когда армии, сходившиеся на близкие дистанции, не испытывали необходимости в маскировке... Армия с таким же гордым упрямством не хотела отказаться от красных рейтуз, как и принять на вооружение тяжелые орудия... Во время слушания дела в парламенте бывший военный министр Этьен говорил от имени Франции. «Отменить красные рейтузы? — восклицал он. — Никогда! Ле панталон руж се ля Франс!» («Красные рейтузы — это Франция»!) «Эта глупая и слепая привязанность к самому заметному из всех цветов, — писал впоследствии Мессими, — будет иметь жестокие последствия»1373. Между тем (немцы) считали, что «невозможно, чтобы страна, в которой сменилось сорок два военных министра за сорок три года, сражалась эффективно»1374. Но кроме территориальных приобретений, в случае победы Франция еще и усмиряла своего воинственного соседа, напряженное противостояние с которым длилось уже почти 40 лет. Б. Такман пишет и еще об одном нюансе — французском миссионерском духе: «Бергсон считал, что хотя полная 417

победа союзников потребует «огромных жертв», их результатом вместе с «обновлением и расширением Франции будет моральная регенерация Европы. Тогда со стремлением к подлинному миру Франция и человечество смогут начать марш вперед, и только вперед, вперед к миру и справедливости». Но это не были точки зрения государственных деятелей или целых масс, а частные мнения отдельных лиц»1375. Франция отлично понимала, что общая мобилизация была равносильна объявлению европейской войны, но тем не менее настаивала на ней, увидев свой шанс вернуть себе утраченное влияние в Европе. К полной мобилизации «подталкивал Сазонова и Палеолог, французский посол в Петербурге, считавший, что война Франции и Германии неизбежна...»a Б. Такман пишет: «Русский колосс оказывал волшебное действие на Европу. На шахматной доске военного планирования огромные размеры и людские резервы этой страны имели самый большой вес. Несмотря на ее неудачи в японской войне, мысль о «русском паровом катке» утешала и ободряла Францию и Англию. Кавалерийская лавина казаков производила такое сильное впечатление на европейские умы, что многие газетные художники рисовали ее с подробнейшими деталями, находясь за тысячу километров от русского фронта. Казаки и неутомимые миллионы упорных, терпеливых русских мужиков, готовых умереть, создавали стереотип русской армии. Ее численность вызывала ужас: 1 423 000 человек в мирное время и еще 3 115 000 при мобилизации составляли вместе с 2 000 000 территориальных войск и рекрутов 6 500 000 человек1376. «Каждый французский политик находился под

огромным впечатлением от растущей силы России, ее огромных ресурсов, потенциальной мощи и богатства», — писал сэр Эдуард Грей в апреле 1914 года в a

К и г а н Д. Первая мировая война / Пер. с англ. Т. Горошковой, А. Николаева. М: ACT: 2002 С. 79—80. Германия именно Францию рассматривала в качестве первоочередной цели как в военном, так и в политическом отношении. Согласно плану Шлиффена, немецкая армия должна была атаковать сначала «одного врага, самого сильного, самого мощного, самого опасного» — Францию — и лишь потом Россию Франция была выбрана первой потому, что Россия могла сорвать быструю победу, отведя войска в глубь своей территории и втянув тем самым Германию в затяжную войну. См.: Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914. М., СПб., 1999. С. 59; «Франция является историческим врагом Германии, и мы должны были с этим веками считаться. Францию можно найти в любой враждебной нам комбинации». Меморандум «О целях войны» прусского министра внутренних дел фон Лебеля от 29 октября 1914 г. (цит. по: Заговор против мира. Факты и документы. М., 1934. С. 151—155; Международные отношения 1870—1918 гг. Сборник документов. М., 1940. С. 346-349; Ш а ц и л л о В. К. С. 95,257). 418

Париже, где он вел переговоры по вопросу заключения морского соглашения с русскими. Он и сам придерживался тех же взглядов. «Русские ресурсы настолько велики, — сказал он как-то президенту Пуанкаре, — что в конечном итоге Германия будет истощена даже без нашей помощи России». Б. Такман пишет: «Для французов успех «плана XVII» был испытанием сил всей нации и одним из величайших моментов в истории Европы. Чтобы обеспечить прорыв в центре, Франция нуждалась в помощи России, которая оттянула бы на себя часть германских сил. Проблема состояла в том, чтобы заставить русских начать наступление на Германию с тыла одновременно с началом военных действий французами и англичанами на Западном фронте, то есть как можно ближе к пятнадцатому дню мобилизации. В 1911 году генерал Дюбай, начальник штаба Военного министерства, был отправлен в командировку в Россию, чтобы внушить русскому Генеральному штабу идею о необходимости захвата инициативы1377. С началом войны немецкая армия, обладая несоизмеримым превосходством в численности, быстро подавила бельгийскую. В Бельгии немцы развернули настоящий террор против гражданского населения. «Процедура везде была почти одинаковой. Жителей собирали на главной площади, мужчин в одной стороне, женщин — в другой. Затем отбирался каждый десятый, второй или все, в зависимости от каприза офицера, командовавшего экзекуцией. Их отводили на ближайшее поле или на пустырь за железнодорожной станцией и расстреливали...»1378 Как только немцы входили в город, его стены начинали белеть заранее отпечатанными объявлениями: «Любой, подошедший ближе двухсот метров к аэроплану или воздушному шару, будет застрелен на месте. Владельцы домов, в которых найдут спрятанное оружие, будут расстреляны. Все, кто укрывает у себя бельгийских солдат, будут отправлены на постоянные каторжные работы в Германию. Деревни, в которых будут совершены враждебные акты, будут сожжены. Если же подобные акты произойдут на дороге между двумя деревнями, к жителям обеих деревень будут применены те же меры»1379. Но Франция, поглощенная реализацией своего наступательного «плана XVII», не пришла на помощь Бельгии, а Англия еще пребывала в размышлениях относительно своей роли в войне. 419

У России и Франции был еще один партнер по «сердечному согласию», позиция которого, по мнению многих современников событий, могла перевесить войну и привести к мирному разрешению конфликта. Разработка совместных военных планов Франции и Англии получила толчок в 1905 г. после поражения России в русско-японской войне, что нарушило баланс сил в Европе. Франция оказалась беззащитной перед Германией. Перед началом союзнических консультаций Холдейн предупредил французов, что эти переговоры ни к чему не обязывают Англию1380. Такая позиция Англии привела к известному ответу Фоша

на вопрос английского генерала Вильсона: «Какое наименьшее количество английских войск могло бы потребоваться для оказания вам практической помощи?» — «Один английский солдат, а мы позаботимся, чтобы он сразу погиб»1381. Своим условием вступления в войну Англия поставила нарушение агрессором нейтралитета Бельгии. Это давало Англии дополнительную свободу выбора своей политики в случае начала войны. По мере приближения войны вопрос об участии в ней Англии все более обострялся. Министр иностранных дел Германии Ягов писал своему послу в Лондон: «Дело идет сейчас о высокополитическом вопросе, может быть, о последней возможности нанести великосербскому движению смертельный удар при сравнительно благоприятных условиях. Если Австрия упустит этот случай, она потеряет всякий престиж... Мы жизненно заинтересованы в том, чтобы австрийский союзник сохранил свою мировую позицию. Вашей светлости известно, какое значение будет иметь для нас при возможных дальнейших результатах конфликта позиция Англии»1382. Еще 9 июля Э. Грэй заявлял немецкому послу: «..Англия хочет сохранить полную свободу действий, для того чтобы иметь возможность действовать по собственному усмотрению в случае осложнений на континенте...»1383 12 июля австро-венгерский посол доносит: «Германское правительство считает, что имеются верные признаки того, что Англия не приняла бы сейчас участия в войне, возникшей ради какой-либо балканской страны, даже если бы дошло до войны с Россией и даже, может быть, с Францией. Таким образом, в общем политическая конъюнктура является для нас в настоящее время максимально благоприятной»1384. 24 июля на новой встрече с немецким послом Э. Грей говорит: «Если Австрия 420

вступит на сербскую территорию, то возникнет опасность европейской войны... Невозможно даже представить себе следствия подобной войны четырех» (он подчеркнул слово «четыре», имея в виду Россию, Австро-Венгрию, Германию и Францию)1385. Б. Такман пишет: «Находясь в течение восьми лет на посту министра иностранных дел в тот период, когда, по выражению Бюлова, «боснийские» кризисы следовали один за другим, Грей достиг совершенства в манере речи, которая не содержала почти никакого смысла. Он избегал прямых и ясных высказываний, возведя это в принцип, как утверждал один из его коллег»1386. Мольтке приходил к выводу, что «германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он пойдет в наступление и, возможно, будет разбит. Пусть Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит свое господство на морях, которое перейдет к Соединенным Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это знает, — сказал генерал, сделав неожиданный логический поворот, — и, вероятно, останется нейтральной»1387. Сазонов писал: «При нынешнем обороте дел первостепенное значение приобретает то положение, которое займет Англия. Пока есть еще возможность предотвратить европейскую войну... К сожалению, по имеющимся у нас сведениям, Австрия накануне своего выступления в Белграде считала себя вправе надеяться, что ее требования не встретят со стороны Англии возражений, и этим расчетом до известной степени было обусловлено ее решение»1388. С русским министром был полностью солидарен французский президент. Английский посол во Франции 30 июля доносил: «Президент... убежден, что мир между державами находится в руках Великобритании... Если бы разразилась всеобщая война на континенте, Англия неминуемо была бы в нее вовлечена ради сохранения своих же жизненных интересов. Заявление о ее намерении поддержать Францию, которая искренне желает сохранения мира, несомненно, удержит Германию от стремления к войне»1389. 31 июля 1914 г. Пуанкаре лично обратился с письмом к

английскому королю Георгу V: «Если бы Германия имела уверенность, что английское правительство не вмешается в конфликт, в который вовлечена Франция, война была бы неизбежна, и наоборот, если бы Германия была уверена, что entente Cordiale было бы подтверждено в худшем случае совместным выступлением Англии и Франции на поле 421

сражения, это явилось бы большой гарантией того, что мир не будет нарушен»1390. Между тем Германия не очень рассчитывала в своих планах на нейтралитет Англии, война должна была начаться при любом решении английского парламента. Б. Такман пишет: «Мольтке полагал, что в случае войны между Германией и Францией Англия вмешается независимо от того, нарушит или нет германская армия нейтралитет Бельгии, так как англичане боятся гегемонии Германии и, придерживаясь принципов поддержания равновесия сил, сделают все, чтобы не допустить усиления Германии как державы». «В годы, непосредственно предшествовавшие войне, у нас не было никаких сомнений в отношении незамедлительной высадки Британского экспедиционного корпуса на континенте», — свидетельствовал генерал фон Кюль, представитель высших кругов германского Генерального штаба. По мысли германских генералов, британский экспедиционный корпус будет мобилизован на одиннадцатый день войны, направлен в порты погрузки на двенадцатый и полностью переброшен во Францию на четырнадцатый. Эти расчеты оказались практически точными. Штаб германских военно-морских сил также не испытывал никаких иллюзий. «Англия займет враждебную позицию в случае войны», — гласила телеграмма из Адмиралтейства, переданная одиннадцатого июля на борт «Шарнхорста» в Тихом океане, на котором находился адмирал фон Шпее»1391. С началом войны в Англии начались бурные дискуссии по поводу участия ее в войне. Э. Грей выступил со следующим заявлением: «Я прошу палату общин подумать, чем, с точки зрения британских интересов, мы рискуем. Если Франция будет поставлена на колени... если Бельгия падет... а затем Голландия и Дания... если в этот критический час мы откажемся от обязательств чести и интересов, вытекающих из договора о бельгийском нейтралитете... Я не могу поверить ни на минуту, что в конце этой войны, даже если бы мы и не приняли в ней участия, нам удалось бы исправить случившееся и предотвратить падение всей Западной Европы под давлением единственной господствующей державы... мы и тогда потеряем, как мне кажется, наше доброе имя, уважение и репутацию в глазах всего мира, кроме того, мы окажемся перед лицом серьезнейших и тяжелейших экономических затруднений»1392. 422

А что же Россия? Все три российских премьера, Витте, Столыпин и Коковцев, были единодушны в своем отношении к участию России в войне. Их твердые убеждения в полной мере передает П. Столыпин, который писал министру иностранных дел А. Извольскому незадолго до своей гибели: «Вы знаете мой взгляд — нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет гибельна для России и династии. Напротив того, каждый год мира укрепляет Россию не только с военной и морской точки зрения, но и с финансовой и экономической. Но кроме того и главное, это то, что Россия с каждым годом зреет: у нас складывается и самосознание, и общественное мнение. Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно. Россия выдержит и выйдет победительницей только из народной войны»1393. Дочь П. Столыпина вспоминала убеждения своего отца по этому поводу: «Пока я у власти, я сделаю все, что в силах человеческих, чтобы не

допустить Россию до войны, пока не осуществлена целиком программа, дающая ей внутреннее оздоровление»1394. Милюков позже писал: «Если Коковцев считает войну «величайшим несчастием для России», то Сухомлинов и Янушкевич «заявляют категорически, что Россия вполне готова к борьбе один на один с Германией, не говоря уже о столкновении с Австрией...» Всего лишь несколько недель отделяют заседание 31 декабря 1913 г. от отставки Коковцева 29 января 1914 г. — удалением из правительства главного фактора мира»1395. И это была правда... Прежде всего милитаристская политика Вильгельма находила отклик в России в военных кругах, где все слышнее звучали воинственные антигерманские настроения. Бряцание оружием» шло из министерских коридоров, военного министерства, Генерального штаба, кабинетов великих князей. «В органе военного министерства «Разведчик» появилась на новый, 1914 год одна из сухомлиновских провокационных статей: «Мы все знаем, что готовимся к войне на западной границе, преимущественно против Германии... Не только армия, но и весь русский народ должен быть готов к мысли, что мы должны вооружиться для истребительной войны против нем423

цев и что германские империи должны быть разрушены, хотя бы пришлось пожертвовать сотнями тысяч человеческих жизней»1396. Б. Такман объясняет причины воинственных настроений в русской армии тем, что «после Маньчжурии им также нужно было чем-то компенсировать унизительные военные поражения и позорные недостатки своей армии...»1397 Однако военное сотрудничество между Россией и Францией началось еще в 1892 г., а антигерманские настроения получили широкое распространения в военных кругах в период балканского кризиса (русско-японская война играла в этих настроениях ничтожную роль). Сторонником войны с немцами был великий князь Николай Николаевич1398, бывший председателем Комитета государственной обороны, про которого Столыпин еще в 1907 г. писал: «Удивительно он резок, упрям и бездарен. Все его стремления направлены только к войне, что при его безграничной ненависти к Германии очень опасно. Понять, что нам нужен сейчас только мир и спокойное дружное строительство, он не желает и на все мои доводы резко отвечает грубостями. Не будь миролюбия государя, он многое мог бы погубить»1399. Немецкий историк В. Бемельбург писал: «Осенью 1912 года великий князь Николай Николаевич, который присутствовал на больших французских маневрах, воскликнул под восторженные аплодисменты французских офицеров: «Я пью за нашу общую будущую победу! До встречи в Берлине, господа!»1400 С. Витте пишет, что еще во время русско-японской войны великий князь Николай Николаевич носился с мыслью начать войну против Германии и Австро-Венгрии. Мысль эта была тем более бессмысленной и вредной, что в конфликте с Японией германский кайзер Вильгельм был на стороне России, исходя, конечно, из германских интересов1401. Адмирал И. Григорович писал в своих воспоминаниях о 1912 годе, когда кризис на Балканах чуть не вовлек Россию в войну: «Я мечтал отдохнуть, даже заказал себе билеты... но меня не пустил государь... Его величество просит обождать, так как военная партия требует вмешательства, это именно великий князь Николай Николаевич, которому все равно, готов флот или нет, лишь бы начать войну с готовой армией (без артиллерии и проч.)»1402. Записи адмирала Григоровича в 1914 году еще более тревожные. Он пишет, что военные «действительно втянут нас в вой424

ну, и очень скоро. Недаром Николай Николаевич все хлопочет о морской демонстрации у Бургоса, хорошо, что государь не соглашается»1403. Историк Д. Чавчавадзе также подтверждает «воинственность» великого князя, который

«всегда ненавидел немцев, и его радовала перспектива войны с ними...»1404 Странную трансформацию претерпела позиция Сазонова, занимавшего вначале вполне здравую позицию, который вдруг после встречи с французским послом и начальником русского Генерального штаба выступил за всеобщую мобилизацию. Киган справедливо пишет: «Это решение не было вызвано острой необходимостью. Возможно, на министра иностранных дел России Сазонова, поддержавшего инициативу русского Генерального штаба объявить полную мобилизацию армии, повлияла военная акция Австро-Венгрии, чьи канонерские лодки в ночь на 29 июля обстреляли Белград. Но бомбардировка не причинила городу существенного вреда...»1405 Слишком легко министр иностранных дел России поддался на дешевую провокацию, за которую Россия должна была заплатить миллионами жизней и разорением страны. Очевидно, что не последнюю роль здесь сыграл психологический факторa. Другим фактором, повлиявшим на решение Сазонова, по-видимому, стали донесения о спешной подготовке Германии к войне: «Из коммерческих кругов в течение первой половины года поступали сведения о весьма интенсивной работе по приобретению Германией сырья и требовании ею возможно скорой уплаты по кредитам за различные поставки в Россию»1406. «16 июля в Германии было объявлено состояние военной опасности «Kriegsgefahrzustand», которое давало ей a

По подсчетам О. Холсти, в критический период, примерно месяц, предшествовавший развязыванию войны, Министерства иностранных дел 5 ведущих стран получили от своих посольств 5620 документов, состоявших почти из 1,5 миллиона слов. Причем объем переписки резко возрастал по мере приближения необходимости принимать важнейшие решения. В расчеты политиков властно вторгся фактор времени. Н. и Д. Макворс показали, что при сокращении времени для принятия решений в пять раз количество ошибок возрастает в пятнадцать раз! Это частично объясняется тем, что во внимание принимаются не фактические данные, отражающие объективную реальность, а стереотипы (в свою очередь, стереотипы формируются под воздействием объективных тенденций. Т. е. процесс начинает управлять человеком, а не человек процессом. — В.Г.) Предисловие О. Касимова. Mackworth N. Н. and Mackworth J. F. Visual Search for Successive Decisions. «British Journal of Psychology», IL, 1958, p. 210-211, в книге Такман Б. Первый блицкриг, август 1914 / Предисл. и пер. О. Касимова. — М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica. 2002. С. 10—11. 425

возможность в любой день начать военные действия... не произнося слова «мобилизация». К сожалению, у нас распоряжения по приведению армии в боеспособное состояние начинались со слова «мобилизация», которым они в германской армии заканчивались. Одним из доказательств правдивости сказанного может служить занятие Люксембурга стотысячным германским корпусом через сутки после объявления мобилизации; произвести в 24 часа пополнение кадров корпуса мирного времени до полного боевого развертывания вряд ли представляется возможным для какой бы то ни было армии. Другое подтверждение сказанного можно было получить в нашем департаменте полиции, где хранился циркуляр германского Генерального штаба №421 от 9 июня 1914 года о немедленной мобилизации всех промышленных предприятий в Германии...»1407 С. Сазонов докладывал Николаю II, что «имеет храбрость взять на себя предложение не отменять частичной мобилизации, считая, по всем имеющимся в его распоряжении данным, войну неизбежной»1408. По словам В. Воейкова, был и еще один фактор, который озвучил сам министр иностранных дел. «С. Д. Сазонов держался того мнения, что только война может предупредить революцию, которая непременно вспыхнет, если войны не будет»1409. Это напоминало тезис Победоносцева накануне русскояпонской войны 1905 г., что России, для того чтобы предупредить революцию, нужна маленькая победоносная война. Этот же повод был одной из причин начала войны России на Балканах в 1870 г. Сами немцы были прямо противоположного мнения. В 1914 г. пишет В. Воейков: «Накануне объявления нам войны

германский посол граф Пурталес при посещении в Петергофе министра двора графа Фредерикса выставлял одним из мотивов необходимости для России подчиниться указаниям Берлина то обстоятельство, что в момент выступления мобилизованных войск в России может вспыхнуть революция, признаками которой, по словам посла, служили забастовки, в те дни происходившие на многих крупных фабриках и заводах Петербурга. Упорно циркулировали слухи, будто бы деньги на забастовочное движение широко лились из «Дойче банк»1410. Б. Такман также пишет: «Немецкий посол граф Пурталес, который провел семь лет в России, пришел к выводу и постоянно заверял свое правительство в том, что эта страна не вступит в войну из-за страха революции»14". 426

Мотивы поведения С. Сазонова, по-видимому, крылись и в личности самого министра иностранных дел. Милюков вспоминал: «Сазонов переходит в сентиментально-патриотический тон. Россия не простит царю капитуляции, которая «покрыла бы срамом доброе имя русского народа»; «исторически сложившееся влияние на естественных союзников России на Балканах будет уничтожено» (а оно уже потеряно); Россия «будет обречена на жалкое существование, зависимое от произвола центральных империй... Совесть царя перед Богом и будущими поколениями может быть спокойна»1412. Еще во время балканского кризиса 1908 г. П. Столыпин заявил предшественнику Сазонова министру иностранных дел А. Извольскому, который попытался поднять вопрос о возможности «сойти с почвы строго охранительной политики» и вести дело с твердостью, подобающей великой державе, что «в настоящее время министр иностранных дел ни на какую поддержку для решительной политики рассчитывать не может. Новая мобилизация в России придала бы силы революции, из которой мы только начинаем выходить»... «В случае серьезных осложнений на Балканах придется надеяться лишь на дипломатическое искусство министра иностранных дел. В руках его теперь рычаг без точки опоры, но России необходима передышка, после которой она укрепится и снова займет принадлежащий ей ранг великой державы...»1413 С. Сазонова поддерживал другой министр А. Кривошеин, который заявлял: «Члены парламента и общественные деятели не поймут, почему в самый критический момент, когда речь идет о жизненных интересах России, правительство империи отказывается действовать решительно и твердо... Все факторы дают основание полагать, что наиболее справедливая политика, которую может проводить Россия в сложившихся обстоятельствах, заключается в возврате к более твердому и более энергичному противодействию неразумным притязаниям центральноевропейских держав»1414. Это те самые Сазонов и Кривошеин, которые в 1916 г. выступят во главе «забастовки министров», которую современники расценят как первую попытку государственного переворота, предшествовавшую Февралю 1917 г. Трудно объяснить столь непоследовательную и изменчивую политику двух ключевых царских министров. Кривошеин А. — министр земледелия, ближайший соратник Витте и Столыпина в проведении аг427

рарной реформы. После министерского ультиматума 1916 г., в организации которого он принимал ключевое участие, Кривошеий будет раскаиваться: «Как я мог так поступить, зная характер государя!»1415 Вышеприведенные рассуждения можно истолковать как обвинение европейских стран в сознательном разжигании мировой войны. Однако этот вывод был бы по крайней мере не совсем точен. Ни одна из стран не стремилась к столь крупномасштабному конфликту. В 1910 году была опубликована новая книга Нормана Анжелла «Великая иллюзия», в которой доказывалось, что война

невозможна. С помощью внушительных примеров и неоспоримых аргументов Анжелл утверждал, что при существующей взаимозависимости наций победитель будет страдать в одинаковой степени с жертвой — поэтому война невыгодна и ни одна страна не проявит такой глупости, чтобы начать ее1416. «По свидетельству Ллойд Джорджа, банкиры и бизнесмены приходили в ужас при мысли о войне, которая разрушила бы «всю кредитную систему с центром в Лондоне». Управляющий Английского банка посетил в субботу Ллойд Джорджа и информировал его о том, что Сити «решительно выступает против нашего вступления» в войну»1417. Асквит 31 июля в своем дневнике писал: «Главный вопрос заключался в том, следовало ли нам вступать в войну или остаться в стороне? Разумеется, всем хотелось остаться в стороне»1418. Даже Германия, несмотря на всю ее агрессивность, амбиции и откровенный милитаризм, также до поры не стояла однозначно за мировую войну. Об этом говорит тот факт, что окончательно цели войны стали формироваться в Германии только после ее начала. Ключевые участники конфликта рассчитывали либо на воздействие силовых угроз, либо на локальную, либо на скоротечную войну, либо ориентировались на старую добрую «дешевую империалистическую политику». Но все это не подразумевало глобального военного конфликта. «Когда графу Фредериксу приходилось беседовать с императором Вильгельмом, почти ежегодно приезжавшим на свидания к нашему государю, император Вильгельм высказывал несколько раз графу свой взгляд, что Германия не должна иметь войны с Россией, ибо такая война только бы помогла международным социалистам довести или Россию, или Германию, или обе эти страны до революции»1419. Б. Так428

ман пишет: «Внимательно посмотрев на довоенную политическую карту Европы, мы увидим, что объяснить характер и происхождение мирового кризиса 1914 года, отталкиваясь от геополитических интересов стран — участниц конфликта, невозможно. Германия играет в мировой войне роль нападающей стороны, не имея вообще никаких осмысленных территориальных притязаний. (Идеологи пангерманизма говорили, разумеется, об аннексии Бельгии, русской Польши и Прибалтики, но как серьезная политическая цель эти завоевания никогда не рассматривались, поскольку теории «жизненного пространства» еще не существовало, а с геополитической точки зрения пространство империи и без того было избыточным. Что же касается требования о переделе колоний, то сомнительно, чтобы оно вообще когда-либо выдвигалось.) Франция, выступающая под знаменем реванша и возврата потерянных территорий, напротив, обороняется. Россия, которой исторической судьбой уготовано южное направление экспансии (зона проливов и Ближний Восток), планирует операции против Берлина и Вены»1420. Европейские страны стали жертвой процесса естественного развития, начавшегося в эпоху становления капитализма, собственных амбиций и сформированных ими тенденций. Вместо того чтобы осознанно управлять этим процессом, они, наоборот, разжигали его. Каждая страна в той или иной мере оказалась заинтересована в войне для достижения своих собственных целей. Это объясняется сформированными той эпохой взглядами и международными традициями, хотя мир уже изменился по сравнению с временами «золотой эпохи капитализма». На эти тенденции абсолютно верно указывал Маркс, говоря о нарастании кризиса империалистических противоречий и предсказывая на основании этого неизбежность мировой войны. Ф. Энгельс писал в 1887 г.: «Для Пруссии-Германии невозможна теперь уже никакая другая война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг

друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой 429

нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите — все это кончается общим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, — крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, кто бы поднял эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как все это кончится и кто выйдет победителем из борьбы. Только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса. Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет наконец свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу»1421. О. Касимов в связи с этим справедливо пишет: «Книга Такман — новое доказательство исторической правоты марксизма, хоть автор менее всего думала об этом. Интеллектуальная слепота поразила, казалось бы, неглупых людей — государственных деятелей и военачальников»1422. Можно ли было избежать войны? Может быть, по крайней мере тот же Маркс обосновал социальные принципы мирного развития, основанные на вполне капиталистических началах. Витте, незнакомый достаточно близко с работами Маркса, пришел к аналогичным выводам, обеспечивавшим не только социальные, но и межнациональные принципы мира. Новые принципы мировой политики попытаются заложить европейские, и в том числе русские, социал-демократы, утвердит Ленин, а позже американский президент В. Вильсон. Они во многом потерпят поражение из-за своей ортодоксальности и идеологизированности, но в конечном итоге именно они в той или иной мере станут основой развития мирового сообщества во второй половине XX и в начале XXI века... Но вернемся к целям войны. Война, по мнению Томаса Манна, должна была стать «очищением, освобождением, великой надеждой. Победа Германии будет победой души. Германская душа противоположна пацифистскому идеалу цивилизации, поскольку не является ли мир элементом, разрушающим общество?» Эта концепция — зеркальное отражение основной германской милитаристской теории о том, что война облагораживает, — была очень недалека от сентенций Рупперта Брука, и в то время ее придержи430

валось немало уважаемых людей, в числе которых был и Теодор Рузвельт. К 1914 году, не считая окраинных войн на Балканах, Европейский континент не переживал подобных потрясений в течение целого поколения, и, по мнению одного наблюдателя, приветственное отношение к войне зависело в какой-то степени от «неосознанной скучности мира»1423. Т. Манн придавал войне миссионерский дух: «Поскольку немцы являются самыми образованными, дисциплинированными и миролюбивыми из всех народов, они заслуживают того, чтобы быть и самыми сильными, чтобы господствовать, создать германский мир из того, что со всякими возможными оправданиями называется германской войной». Б. Такман продолжает: в августе один немецкий ученый сказал американскому журналисту Ирвину Коббу: «Мы, немцы, являемся наиболее трудолюбивой, честной и лучше всех образованной нацией в Европе. Россия отстаивает реакцию, Англия — эгоизм и вероломство, Франция — декадентство, Германия — прогресс. Германская Kultur просветит мир, и после этой войны

другой не будет»1424. «Немецкий делец, сидевший с ними, имел более конкретные цели. Россия должна быть подчинена настолько, чтобы никогда больше славянская угроза не нависала над Европой. Великобритания должна быть совершенно повержена и лишена флота, Индии и Египта; Франция — заплатить такую контрибуцию, от которой бы она никогда не оправилась; Бельгия должна отдать свое побережье, поскольку Германии нужны порты в проливе; Япония будет наказана в свое время. Союз «всех тевтонских и скандинавских народов в Европе, включая Болгарию, будет пользоваться абсолютным господством от Северного до Черного моря. У Европы будет новая карта, в центре которой — Германия». Подобные разговоры еще за несколько лет до войны не способствовали развитию дружественных чувств по отношению к Германии. «Мы часто действовали миру на нервы, — признается Бетман-Хольвег, — часто объявляли о праве Германии вести за собой мир. Это, — поясняет он, — истолковывалось как стремление к мировому господству, но на самом деле являюсь «неуравновешенной запальчивостью мальчишества»1425. Генерал фон Бернарди в 1911 году написал книгу «Германия и следующая война». Названия трех ее глав — «Право вести войну», «Долг вести войну», «Мировая держава 431

или падение» — выражают ее основные тезисы. Кавалерийский офицер Бернарди в 1870-м, в двадцать один год, стал первым немцем, проехавшим через Триумфальную арку, когда немцы взяли Париж. В «Исторической миссии Германии» (так называлась одна из глав его книги) он писал: «Война является биологической необходимостью, это выполнение в человеческой среде естественного закона, на котором покоятся все остальные законы природы, а именно, законы борьбы за существование». Нации, говорил он, должны прогрессировать или загнивать, «не может быть стояния на одном месте», и поэтому Германия должна выбрать «между мировым господством или падением». Среди других наций Германия «в социально-политических аспектах стоит во главе всего культурного прогресса», но «зажата в узких, неестественных границах». Она не сможет достичь «своих великих моральных целей» без увеличения политической силы, расширенных сфер влияния и новой территории. Это увеличение мощи, «соответствующее нашему значению» и «которое мы вправе требовать», является политической необходимостью и «первой, самой главной обязанностью государства... Мы должны сражаться за то, чего мы сейчас хотим достигнуть... Завоевание, таким образом, становится законом необходимости... Немыслимо, — писал он, — чтобы Германия и Франция смогли когда-либо договориться в отношении своих проблем. Францию необходимо сокрушить совершенно, с тем чтобы она не смогла больше перейти нам дорогу... она должна быть уничтожена раз и навсегда как великая держава»1426. Немцы после 1870 года усвоили урок, сводившийся к тому, что оружие и война были единственным источником германского величия. В своей книге «Нация с оружием» фельдмаршал фон дер Гольц поучал: «Мы завоевали наше положение благодаря остроте наших мечей, а не умов... Греки верили: характер — это судьба. Принятие рокового решения было обусловлено многими столетиями немецкой философии: в ней были заложены семена самоуничтожения, ожидавшие своего часа. Она говорила устами Шлиффена, но ее создали Фихте, веривший, что германский народ избран Провидением, дабы занять высшее место в истории Вселенной; Гегель, считавший, что немцы ведут остальной мир к славным вершинам принудительной культуры; Ницше, утверждавший, что сверхчеловек стоит выше обычного контроля; Трейчке, по которому усиление

432

мощи является высшим моральным долгом государства, всего германского народа, называвшего своего временного правителя «всевышним»1427. Окончательно цели войны в Германии стали формироваться только после ее начала. Их было предложено сразу несколько. Общегерманский союз в сентябре 1914 г. определял цели войны как создание «Миттельойропы»1428. Понятие этого термина наиболее полно дал либерал Ф. Науманн, опубликовавший в октябре 1915 года книгу «Миттельойропа». По его представлению, основой концепции «Срединной (Объединенной) Европы» должен был стать экономический и таможенный союз, который включал бы в себя Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Эта ассоциация не будет иметь какойлибо единой конституционально оформленной высшей власти, и все ее члены будут формально равны, но на практике будут находиться под германским руководством и должны стабилизировать германское экономическое доминирование над Миттельойропой. «Франция должна быть ослаблена, чтобы сделать ее возрождение в качестве великой державы невозможным на все времена. Россия должна быть отброшена назад настолько далеко, насколько это возможно, от германской восточной границы, а ее доминирование над нерусскими вассальными народами должно быть сокрушено»1429. Общегерманский союз предполагал в сентябре 1914 г. дополнительно включить в «Миттельойропу» Швейцарию, Финляндию, Болгарию, Румынию и обширные завоеванные территории России. При этом «лицо России должно быть силой повернуто на восток снова, она должна быть загнана в границы, существовавшие до Петра Великого»1430. Крупнейшие промышленники Германии дополняли список территорий, включаемых в «Миттельойропу»: балканские страны, балтийские провинции России, часть Польши, Украину, Северный Кавказ. Цель Германии на Востоке — обеспечение сырьем немецкой промышленности и приобретение стратегических районов. «Только тогда Германия могла бы говорить на равных с Америкой и Британской империей»1431. Партии центра расходились с правыми в акцентах. «Кровавая борьба делает настоятельным, чтобы победа была использована для 433

достижения Германией военного превосходства на континенте на все времена и обеспечила германскому народу мирное развитие по меньшей мере на сто лет вперед... Вторая цель — ликвидация британского опекунства при решении вопросов мировой политики, нетерпимого для Германии: третья цель — сокрушение русского колосса»1432. План создания Объединенной Европы — не немецкое изобретение, идею ее создания вынашивали еще во времена Французской революции; она напрашивалась сама собой, но, естественно, на других принципах, чем диктовал немецкий национализм. В 1896 г. Витте в разговоре с Вильгельном II говорил: «Европа в среде других стран представляет собой дряхлейшую старуху, и если так будет продолжаться, то через несколько столетий Европа будет совершенно ослаблена и потеряет первенствующее значение в мировом концерте, а заморские страны будут приобретать все большую и большую силу, и через несколько столетий жители нашей земной планеты будут рассуждать о величии Европы так, как мы теперь рассуждаем о величии Римской империи, о величии Греции... Его величество этот взгляд очень удивил, и он мне поставил вопрос: «Что же, по вашему мнению, нужно делать, для того чтобы этого избегнуть?» Я ему на это ответил: «Вообразите себе, ваше величество, что вся Европа представляет собой одну империю, что Европа не тратит массу денег, средств, крови и труда на соперничество различных стран между собой, не содержит миллионы войск для

войн этих стран между собой и что Европа не представляет собой того военного лагеря, каким она ныне в действительности является, так как каждая страна боится своего соседа; конечно, тогда Европа была бы и гораздо сильнее, и гораздо культурнее; она действительно явилась бы хозяином всего мира, а не дряхлела бы под тяжестью взаимной вражды, соревнований и междоусобных войн. Для того чтобы этого достигнуть, нужно прежде всего стремиться установить прочные союзные отношения между Россией, Германией и Францией. Раз эти страны будут находиться между собой в твердом, непоколебимом союзе, то, несомненно, все остальные страны континента Европы к этому центральному союзу примкнут, и таким образом возникнет общий континентальный союз, который освободит Европу от тех тягостей, которые она сама на себя наложила для взаимного соперничества. Тогда Европа сделается вели434

кой, снова расцветет, и ее доминирующее положение над всем миром будет сильным и установится на долгие времена. Иначе Европа и вообще отдельные страны, ее составляющие, находятся под риском больших невзгод»1433. Что это? Не что иное, как план создания Евросоюза с участием России, предложенный русским премьером за сто лет до его создания и уже без России. Министр внутренних дел Германии фон Лебель 29 октября 1914 г. в меморандуме «О целях войны» изложил свое видение вопроса: «Нам могут пригодиться лучшие порты и более широкое побережье с более свободным выходом в Мировой океан, более сильная континентальная позиция по отношению к английскому сопернику; мы нуждаемся в безусловной свободе морей, в колониях с удобными гаванями, которые можно защитить, в колониях, снабжающих нас сырьем и способных стать рынками для сбыта, в колониях, способных жить своей собственной экономикой и отличающихся по сравнению с английской колониальной империей сплоченностью и свободой передвижения. Нам не нужны потерянные в мире позиции, которые нельзя удержать. Мы можем это все завоевать... Нам нужна на западе граница, которая дала бы нам по возможности ключ к Франции. Нам могут пригодиться районы угля и руды, прилегающие непосредственно к нашей границе... Наконец, нам нужна военная контрибуция, которая связала бы на долгое время Францию в экономическом отношении, лишила бы ее возможности развить в других частях света финансовую деятельность во вред нам. Это значит, что удовлетворение наших потребностей должно пойти в первую очередь за счет Франции, что необходимо фундаментальное изменение бельгийских условий, для чего необходимо добиться по меньшей мере сильных частичных успехов в борьбе с Англией, и что от России мы можем взять мало или даже вовсе ничего не взять... Теперешняя война России с Германией основана на временных, а вовсе не на принципиальных противоречиях. Однако в первую очередь Россия хочет нас поразить как союзника Австро-Венгрии, поскольку она вообще сохранила контроль над своей политической волей в результате неопределенной политики последнего десятилетия, руководившейся не столько интересами страны, сколько инстинктом... Не так уже ошибаются люди, утверждающие, что война России с нами 435

рождена не столько русско-французским союзом, сколько германскоавстрийским. Дело в том, что Россия отнюдь не была для нас невыносимым соседом, напротив, она была максимально удобным соседом в самые трудные наши времена... Мы боремся за свое мировое политическое будущее. Для его обеспечения необходимо в первую очередь обладать достаточной территориальной и союзнополитической гарантией на континенте против нападений на метрополию —

гарантией, которая по своей ценности была бы равна той, которую Англия имеет на морях. Эта гарантия нашей безопасности должна основываться на длительном ослаблении Франции и усилении нашей западной границы. Эта гарантия требует ликвидации бельгийских условий, оказавшихся невыносимыми. Она должна предотвратить слишком далеко идущую славянизацию и колонизацию АвстроВенгрии. Она, наконец, не должна допустить, чтобы вновь поднялся сосед, мечтающий о реванше... Она, наконец, заставляет желать, чтобы Англия и Япония находились под постоянным давлением, исходящим от покоренной нами России, ибо так как Россия является мощной политической реальностью, от которой нельзя отмахнуться и мы не ощущаем потребности обогатиться за ее счет, то мы должны заботиться о том, чтобы использовать ее в наших всемирно-политических интересах»1434. Наступление русских армий, спасавших Францию от разгрома в начале войны, произвело коренной переворот в умах немецких стратегов. В конце 1914 — начале 1915 года германские идеологи начинают выдвигать идеи союза Западной и Центральной Европы против России. М. Шелер в книге «Гении войн» объявляет, что единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России1435. Австрийский канцлер Берхтольд говорит 17 октября 1914 г.: «Наша главная цель в этой воине — ослабление России на долгие времена, и с этой целью мы должны приветствовать создание независимого украинского государства». М. Эрцебергер еще в сентябре 1914 г ставил цель: «Освобождение нерусских народов от московского ига и реализация самоуправления каждого народа. Все это под германским верховенством». При этом ставилась цель «отрезать Россию от Балтийского и Черного мо436

рей»1436. Канцлер Бетман-Гольвег 16 сентября 1914 г. писал, что «германское лидерство не может быть достигнуто на основе соглашения об общих интересах — оно создается только вследствие политического превосходства». По мнению Бетман-Гольвега, «Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией — никогда». Канцлер мечтал о «культурном союзе» Германии и побежденных Франции и Британии против «варварской России». Россия должна была быть вычеркнута из европейского контекста»1437. 19 апреля 1917 г. штаб генерала Людендорфа выпустил брошюру «Будущее Германии», в которой помещалась красочная карта России с обозначениями мест проживания «нерусского населения», объяснялись возможности колонизации России. Уголь, железная руда и нефть России сделают Германию самодостаточной экономической величиной1438. Уткин пишет: «Мы нигде не находим планов инкорпорации России в Европе... роль бастиона «Миттельойропы» против «Московии» предназначалась находящейся под германским протекторатом Польше. Поляков из Силезии и Пруссии предполагалось переселить на восточные земли Польши... Мы видим, как старый прусско-германский национализм превращается в германский расизм, крушащий все восточноевропейские границы ради германской гегемонии в Европе»1439. Кайзер повторял: «Я ненавижу славян. Я знаю, что это грешно, но я не могу не ненавидеть их»144". Гинденбург объяснял возможность возникновения в будущем новых войн с Россией: «Расовая ненависть является причиной антагонизма между Россией и нами»1441. Б. Такман описывает объявление войны в Германии: «Люди в угаре шовинизма бросались избивать мнимых русских шпионов, некоторых до смерти, давая выход своим патриотическим чувствам»1442. О сообщениях о жестокости казаков: это была пропагандистская кампания, имевшая в виду, помимо всего прочего, отвлечь внимание от

разнузданной расправы с русскими, находившимися в те дни в Германии. В момент объявления войны только в Берлине скопилось до 50 тысяч русских путешественников, торопившихся вернуться па родину. Все они подверглись диким издевательствам со стороны немецких властей. Пытавшихся протестовать против избиений и насилий расстреливали на месте...1443 437

Не только политические лидеры и общественность Германии были охвачены психозом расовой ненависти. Интеллектуальный цвет германского общества незамедлил выступить с обоснованием своих расовых притязаний. Уже 11 августа 1914 г. в Берлине директор Императорской библиотеки фон Гарнак заявил: «Московская цивилизация, впитавшая татаро-монгольские навыки и порядки, не сумела как следует воспринять ни плоды европейского Просвещения семнадцатого и восемнадцатого веков, ни достижений культуры девятнадцатого столетия. И вот теперь, в двадцатом веке, поднявшие головы московиты пытаются угрожать не только независимости нашего государства, но и нашим великим культурным ценностям»1444. 3 октября 1914 г. последовал манифест 93-х представителей германской интеллигенции: ученых, писателей, художников и др., который гласил: «На востоке земля наполняется кровью женщин и детей, убиваемых русскими ордами, а на западе пули «дум-дум» разрывают грудь наших воинов. Выступать защитниками европейской цивилизации меньше всего имеют право те, которые объединились с русскими и сербами и дают всему миру позорное зрелище натравливания монголов и негров на белую расу. Неправда, что война против нашего так называемого милитаризма не есть также война против нашей культуры, как лицемерно утверждают наши враги. Без немецкого милитаризма немецкая культура была бы давным-давно уничтожена в самом зачатке. Германский милитаризм является производным германской культуры, и он родился в стране, которая, как ни одна другая страна в мире, подвергалась в течение столетий разбойничьим набегам. Немецкое войско и немецкий народ едины. Это сознание связывает сегодня 70 миллионов немцев без различия образования, положения и партийности»1445. Но война против России для Германии должна была стать лишь первым этапом борьбы за мировое господство. 21 декабря 1914 г. генерал фон Сект (который в будущем возглавит рейхсвер) писал: «Решающим является вопрос, какая нация может быть нашим лучшим союзником в борьбе против Англии? Ответ, по моему мнению, будет иметь решающее значение в проведении нашей политики в будущем... Францию следовало бы приветствовать в качестве союзника, и с географической точки зрения такой выбор сделать легко. Но 438

Франция в любом случае будет слабым союзником, даже если она и в стойле. Итак, в качестве потенциального союзника можно рассматривать лишь Россию. У нее есть то, чего нет у нас»1446. Аналогичной позиции придерживались адмирал Тирпиц и посол в России В. Ратенау1447. «Союз немецких производителей стали и железа» потребовал, чтобы немцам была гарантирована свобода экономической деятельности в России. Их особенно интересовала железная руда и марганец, для того чтобы в будущей войне с англосаксами получить независимую базу производства оружия. «Россия должна быть превращена в поставщика сырьевых материалов, зависимого от Германии». Было выдвинуто требование разорвать соглашения России с Америкой, Англией и Францией, осуществить «свободную миграцию рабочей силы из русских индустриальных районов»1448. Цель — коренной передел мира. Европа объединяется под немецкий контролем, как и все английские, французские и бельгийские колонии1449. Германия цеплялась за свои цели до конца. Даже «несмотря на почти отчаянную ситуацию на фронте, 3 июля (1917 г.) кайзер, государственное

руководство и командование армии пришли к согласию, что, помимо дополнительного приобретения территорий на востоке, аннексия Люксембурга и французских железорудных и каменноугольных бассейнов в Лотарингии являются необходимыми и минимальными условиями для завершения войны на западе. 13 июля рейхстаг, выражая свое доверие этому направлению и развитию стратегии, в двадцатый раз проголосовал за военный кредит. Министр иностранных дел, предупредивший, что теперь война не может закончиться одним лишь военным решением, 8 июля был вынужден подать в отставку»1450. РОССИЯ Великий князь Николай Михайлович писал Николаю II в середине 1916 г. «Во Франции и Англии такие подготовительные комиссии {по будущим мирным переговорам) давно уже действуют. И особенно удачно идет работа у французов...»'451 «На будущей конференции предстоит задача нелегкая: держать все время высоко знамя своей родины, не уступая ни врагам, ни союзникам по тем вопросам, которые могут 439

затронуть величие царя и интересы России. Аппетиты будут большие. Надо будет считаться не только с европейскими союзниками, но и с японцами, а может быть, и с американцами, о которых часто забывают в стенах у Певческого моста. Позволяю себе сделать краткий обзор предыдущих конгрессов... В 1815 году... интересы России были представлены весьма оригинально, но, конечно, личное влияние императора Александра I сыграло главную роль, особенно по делам Польского королевства, возбудившим радужные надежды поляков и закончившимся революцией 1831 года. После Крымской кампании собралась конференция в 1856 г. в Париже... Результаты совещаний были более чем плачевны для наших интересов. Наконец, в 1878 г. Берлинский конгресс, закончившийся полным дипломатическим поражением России. Таковы были наши представители на конгрессах XIX столетия, и какие получились плачевные результаты!»1452 Какие же интересы собиралась отстаивать Россия на будущем послевоенном мирном конгрессе, какие цели войны ставила для себя Россия? «Только на международной торговле, на великой торговле, которая ведется через моря и нуждается для своего существования и развития в помощи внушительного военного флота, может держаться в настоящее время мировая держава» — таково было общее мнение всех без исключения государственных деятелей любой империалистической страны1453. «Государство, которое имеет океанские или в равной мере мировые интересы, — писало в специальном меморандуме в 1894 г. верховное командование германского флота, — должно быть в состоянии защищать их и дать почувствовать свою силу за пределами территориальных вод. Мировая торговля, мировая промышленность и развитое рыболовство в открытом море, мировые связи и колонии невозможны без флота, способного к активным действиям»1454. Дарданеллы, отделяющие Европу от Азии, — морской пролив длиной около 50 километров, в своей наиболее узкой части имеющий в ширину немногим более километра, ведет из Средиземного в Мраморное море. На его северо-восточном берегу Стамбул (Константинополь) охраняет вход в Босфор, водный путь, еще более узкий, чем Дарданеллы, который ведет в Черное море. 440

Черноморские порты были единственными незамерзающими портами России. Через них осуществлялась подавляющая часть российского экспорта (пшеницы, например, более 87%). Из Батума и Новороссийска за год было вывезено через

проливы более 700 тыс. тонн нефтепродуктов. В 1912 г. только один «Продуголь» вывез из Мариуполя 164 тыс. тонн угля. Приводя эти данные, М. Хошилер справедливо заключает: «По своему капризу, одним росчерком пера обладатель Константинополя мог, таким образом, одновременно вызвать пертурбацию как в земледельческой жизни России, так и в продовольственном снабжении многих европейских народов»1455. Морской министр Диков в октябре 1907 г., разрабатывая «План развития наших морских сил на южных морях» и указывая на удобное географическое расположение черноморских портов, писал: «Непрерывно усиливающееся разделение труда приведет к тому, что на мировом рынке будут появляться лишь товары тех стран, которые смогут их дешевле производить и дешевле доставлять к месту потребления. Нет причин сомневаться в том, — считал Диков, — что в этом периоде экономической жизни народов Россия не займет первенствующего положения на европейском хлебном рынке и не будет в силах конкурировать с некоторыми промышленными центрами хотя бы в отношении железного производства, в котором мы занимаем теперь уже 4-е место». В этом случае, по мнению Дикова, все преимущества конкуренции на мировом рынке будут на стороне России: «Юг наш имеет не только огромные количества руды самого высокого качества, но и обширные залежи каменного угля в одном районе с рудой; при таких данных наше железо легко завоюет первенство на ближайших рынках Азии и Африки, тем более что и дешевизна доставки будет на стороне России»1456. Ливен в докладе морскому министру 25.11.1912 обосновывал первостепенную важность для России проливов: во-первых, тем, что через них проходит значительная часть русского экспорта, и, во-вторых, возможностью при владении проливами сосредоточить оборону всего побережья юга России в одной точке. Окончательное разрешение задач России Ливену представлялось в виде присоединения к ней не только Малой Азии и Балканского полуострова, но и всех островов Греческого архипелага, включая и о. Крит «при непременном условии господства на Черном и Эгейском морях посредст441

вом первоклассного флота»1457. Милюков писал, что захват проливов является для России «ее главнейшей национальной задачей». Он приводил признание французского писателя Гошиллера, что его мнение «опирается не на старую славянофильскую мистическую идеологию, а на громадный факт быстрого экономического развития русского юга, уже не могущего более оставаться без свободного выхода к морю»1458. До 1453 года для Византии, а после для Османской империи, в виду их полного господства, Черное море фактически было внутренним. В 1696 году Петр I, взяв Азов, обеспечил России выход к Черному морю. Уже во время русскотурецкой войны 1768—1774 годов, служившей укреплению положения России на Черном море, возник вопрос проходов через черноморские проливы, который был урегулирован Кучук-Кайнарджийским договором. Получение Россией свободы выхода в открытое море вызвало взрыв негодования в Англии и Франции, которые считали Мировой океан своей монопольной вотчиной. Один французский дипломат написал в 1776 году: «Захват Россией Константинополя, ее выход в Средиземное море, ее обладание проливами представляют в настоящее время наибольшую опасность для Европы». Россия и Турция были заинтересованы в сохранении за Черным морем статуса их совместного внутреннего моря при сохранении за Россией права свободного прохода через проливы. Этот принцип был закреплен договорами 1799 и 1805 годов. Между тем Великобритания и Франция имели прямо противоположные цели: иметь право неограниченного доступа в Черное море для

своих торговых и военных судов с одновременным блокированием прохода русского военного флота через проливы. Но поскольку открыто обосновать такое требование было невозможно, они добивались формального «равенства» с Россией, то есть либо полного открытия, либо полного закрытия черноморских проливов для военных кораблей всех стран. Под влиянием наполеоновской дипломатии Турция в 1806 году отменила в нарушение союзного договора 1805 года с Россией свободный пропуск русских кораблей через проливы. В 1808 г. Англия воспользовалась русско-турецкой войной и навязала Турции договор, который воспрещал пропуск через черноморские проливы военных кораблей любой иностранной державы. 442

В 1829 был подписан Адрианопольский мир, который завершил очередную русско-турецкую войну 1828—1829 годов. По договору Россия фиксировала свои территориальные и экономические завоевания, кроме того, Турция признавала автономию Греции и открывала черноморские проливы для торговых судов России. Ункяр-Искелесийский договор 1833 года, фактически восстановив русско-турецкий союз, обязал Турцию закрывать по требованию России Дарданеллы для прохода военных кораблей других государств. Усиление позиций России послужило причиной разрыва в 1841 Францией дипломатических отношения с Россией и резкому обострению отношений с Англией. Под их давлением была подписана Лондонская конвенция 1841 г., по которой черноморские проливы закрывались для военных судов всех стран, а Турция оказалась под коллективной защитой великих держав. Черноморский военный флот России оказался заперт в Черном море. Результатом стала Крымская война 1854—1856 гг. Поражение России закрепило блокаду ее флота в Черном море. В 1871 году русское правительство разорвало статьи Парижского договора о «нейтрализации» Черного моря. Однако режим черноморских проливов был определен в этой конвенции почти на той же основе, что и в 1841 году. В 1885 г. Александр III указывал начальнику Генштаба Н. Обручеву, что главная цель России — занятие Константинополя и проливов: «...Надо быть готовыми к этому и приготовить все средства»1455. В 1891 и 1894 годах турецкий султан выдавал фирманы на проход русских военных кораблей через Босфор и Дарданеллы (без вооружения и без вооруженной охраны), но нечерноморские державы затрудняли получение таких разрешений. С 1878 по 1914 г. Турция, находившаяся под неослабным влиянием Англии, пришла к полнейшему упадку и именовалась не иначе как «больной ребенок Европы». Все европейские страны ждали, когда же этот ребенок наконец начнет агонизировать, для того чтобы поделить его части между собой. У. Черчилль назвал ее «скандальной, разлагающейся, дряхлой, кровавой и нищей деспотией»1460. В 1895 г. премьер-министр Солсбери предложил план раздела Оттоманской империи, по которому Англия получала Месопотамию, всю Аравию, остров Крит и брала под контроль черноморские проливы. Италии в качестве отступного были предложены Триполитания (Ливия) 443

и Албания... В 1895—1896 гг. Солсбери предлагал ввести британскую эскадру в Мраморное море под предлогом защиты греков и армян. Бывший премьерминистр Гладстон заявлял, что империя «непредсказуемого турка» заслуживала того, чтобы «быть стертой с карты мира» как «позор цивилизации» и «проклятие человечества»1461. В английской прессе развернулась широкая антитурецкая компания. 1 ноября 1895 г. министр иностранных дел Австро-Венгрии поддержал Англию и предложил европейским державам ввести в проливы эскадры, «невзирая на протест и сопротивление оттоманского правительства»1462. Николай II в этих условиях принимает решение занять Босфор, а по

возможности и Дарданеллы. Эти планы были обоснованы еще в сентябре 1879 г. на совещании у Александра II. Согласно им в случае распада Османской империи Россия не могла допустить двух вещей: расширения Австро-Венгрии на Балканах и «постоянной оккупации проливов Англией». Была намечена задача: «овладение проливами, в случае если обстоятельства приведут к уничтожению турецкого господства в Европе»1463. Союзниками России в то время стали Австро-Венгрия и в обмен на гарантии Эльзаса и Лотарингии Германия, секретный договор был подписан 6(17) июня 1881 г. 6 июля 1895 г. в постановлении «Особого совещания» говорилось о «полной военной готовности захвата Константинополя»... «Взяв Босфор, Россия выполнит одну из своих исторических задач, станет хозяином Балканского полуострова, будет держать под постоянным ударом Англию, и ей нечего будет бояться со стороны Черного моря. Затем все свои военные силы она сможет тогда сосредоточить на западной границе и на Дальнем Востоке, чтобы утвердить свое господство над Тихим океаном»1464. Широкорад указывает, что для военного успеха были все предпосылки. К концу XIX века боевые корабли турецкого флота за сто лет почти ни разу не выходили в Черное море, «Босфорский пролив защищали только шесть береговых батарей, причем большинство их орудий были установлены открыто за земляными брустверами. Батареи находились на самом берегу пролива, почти у уреза воды. Расстрел их русскими броненосцами не составил бы особого труда. Но это, скорее всего, стало бы излишним. Моральный дух турок был слаб, и в случае внезапного нападения они просто не оказали бы сопротивления. Наконец, рядом с Бос444

фором на обоих берегах Черного моря не было ни войск, ни противодесантных укреплений...»1465 На пути военной операции встало дипломатическое урегулирование вопроса. В памяти был еще свеж Берлинский конгресс 1878 г. Но попытки России заручиться согласием великих держав на аннексию проливов потерпели провал. В сентябре 1896 г. на переговорах с премьер-министром Николай 11 зондировал позицию Британии по этому вопросу, но получил вполне предсказуемый отказ. 5 декабря 1896 г. на совещании министров под председательством Николая II было рассмотрено решение о высадке на Босфоре, где послом был Нелидов, горячо отстаивавший план вторжения1466. В случае вмешательства Англии и расширения конфликта русский Генштаб прорабатывал удар русских войск из Средней Азии в направлении Индии1467. Единственным, кто возражал, и возражал весьма настоятельно, резко и решительно, был Витте. Он указывал, что «эта затея приведет, в конце концов, к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в которое поставил Российскую империю император Александр III...»1468 Очевидно, что не без влияния Витте Николай II отложил, но не отменил планы захвата проливов1469. В период русско-японской войны 1904—1905 гг. Великобритания устроила военно-морскую демонстрацию вблизи Дарданелл, чтобы воспрепятствовать пропуску русской эскадры из Черного моря на Дальний Восток. Однако скоро ситуация изменилась: в 1908—1909 гг. в Турции произошла революция «младотурок»a, были введены конституция и парламент. «Оживление ее (Турции) под властью младотурок возродило старинные страхи Южной Европы, которые не смогло вытеснить даже поражение Турции в балканских войнах, и союз Турции с Германией и Австрией и ее вступление в войну их только усилил. Кроме того, за турками стойко закрепилась репутация воинственного народа»1470. В этих условиях Англия прибегла к своей «традиционной политике» с 1908 г. Она стала намекать России на возможность пересмотра режима о проливах, а с другой стороны, устами посла в Константинополе Д. Лаутера заявляла Ка-

a

Младотурки — молодые турецкие офицеры поднявшие восстание в начале 1908 г. в Македонии. В 1909 г привели на престол брата султана, Мехмеда V. 445

миль-паше, что «английское правительство убеждено в том что Россия воспользуется первым удобным случаем чтобы добиться открытия проливов» — и поэтому советовала Турции быть особо бдительной в этом вопросе1471. Россия обратилась к Турции напрямую с предложением открыть проливы для черноморских государств. Турция, балансируя между двумя мощными противниками, сообщала Петербургу о согласии и одновременно заявляла англичанам, что никогда не примет русские предложения. В этой ситуации Россия вновь вернулась к рассмотрению силового метода. Особое совещание 21 июля 1908 года установило, что «политическая обстановка может вынудить нас занять Верхний Босфор. Владение проливами имеет для Рос сии тройное значение: Россия получает возможность упростить оборону своего черноморского побережья Россия получает базу в Средиземном море как точку опоры дающую ей возможность проявлять свою мощь, а в некоторых случаях и владычествовать на этом море»1472. Но, как говорил в Думе помощник военного министра А. Поливанов: «Армия была тогда лишена многого для нее необходимого... в 1908 г не хватало почти половины комплекта обмундирования и снаряжения... не хватало винтовок, патронов, снарядов обозов шанцевого инструмента, госпитальных запасов; совсем почти не было... гаубиц, пулеметов, горной артиллерии, полевой тяжелой артиллерии, искровых телеграфов, автомобилей т. е. в 1908 г. наша армия была небоеспособна»1473. Между тем аннексия Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины в 1908 г. привела к сближению Турции и России В этих условиях султан стал противиться укреплению Босфора «Принимая в соображение дружественные чувства обнаруженные Россией во время переживаемого ею кризиса и заслуживающие благодарности со стороны турецкого правительства, он (султан. — К.Ш.) признает несвоевременным приступать к мерам, которые могут показаться обидными для русского правительства, и потому полагал бы необходимым отсрочить осуществление проекта Босфорских укреплении»'474. Однако начало итало-турецкой войны показало что сохранение статус-кво Турции в этом районе зависит отнюдь не только от ее желаний. Вместе с тем эта же война очень яс но показала, какое значение для России имеют проливы она поставила, по словам Г. Хальгартена, перед ней дилемму «быть или не быть»1475. И это было понятно не только России 446

К весне 1911 г. под давлением и с помощью Англии и Германии почти все батареи Босфора были перевооружены новыми пушками, пополнен артиллерийский боезапас, перезаряжены старые мины заграждения, начата организация обороны пролива при помощи торпед1476. Уже после турецкой революции во главе турецкого флота была поставлена группа английских офицеров, возглавляемая адмиралом Гемблом, «все требования которого исполняются турецким правительством быстро и беспрекословно»1477. Задача Гемблу была поставлена вполне определенная: «Для поправки дел английской промышленности... подбить турок на размещение военных заказов, которые, разумеется, должны были быть переданы Англии»1478. Турецкие моряки обучались в британских военных училищах. Тем не менее в 1911 г., чтобы не связывать себя обязательствами, Англия отклонила предложения Турции заключить союзный договор. Взамен Черчилль предложил Турцию дружбу, которую ей не рекомендовалось нарушать, пока Британия «будет сохранять свое господство на море». 1 февраля турецкий парламент отпустил на усиление флота в течение 10 лет

чрезвычайный кредит в 5 млн. турецких лир1479. «Невзирая на все финансовые затруднения, — отмечалось в докладе бюджетной комиссии парламента, — мы тем не менее полагаем необходимым иметь флот, способный защищать наши берега, и особенно настаиваем на такой его силе, которая обеспечила бы за нами господство на Черном море»1480. На это С. Сазонов заявил турецкому послу в Петербурге, что Россия никогда не сможет допустить господства на Черном море чьего бы то ни было флота. Попытки к этому Турции приведут лишь к одному — к взаимной гонке морских вооружений1481. Французы пытались не отстать от англичан, они укрепляли свое положение, финансируя Турцию. Одновременно во главе турецкой жандармерии был поставлен француз. Франция снабжала Турцию самолетами, во главе турецкой авиационной школы стояли французские инструкторы. Но главную роль в Турции все больше играла Германия. Бисмарк в свое время заявлял: «Весь балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера». Однако после завершения процесса объединения страны приоритеты внешней политики Германии изменились. «Или на укреплениях 447

Босфора будет скоро развеваться германский флаг, или же меня постигнет печальная судьба великого изгнанника на острове Св. Елены», — заявлял Вильгельм. На совещании Высшего военного совета в Вене, где были приведены эти слова, эрцгерцог Фердинанд зачитал также «выдержки из личных писем императора Вильгельма к нему, заключающие твердое намерение императора довести намеченную программу утверждения германского влияния на Босфоре до конца, не считаясь для достижения цели ни с какими препятствиями»1482. 24 января 1914 г. на совещании австрийского военного ведомства был оглашен текст меморандума германской военной канцелярии, гласивший: «Стремление германского правительства к разрешению в свою пользу вопроса о проливах должно неизбежно сопровождаться, вследствие общеизвестных политических причин, одновременным столкновением на восточной и западной границах». «Схема немецкого внедрения, — сообщал военный агент в Константинополе, — простая и ясная: военные училища, офицерские школы и академия в чисто учебном отношении и образцовые полки и высшие тактические единицы — в командно-строевом отношении. Если к этому прибавить известный процент германских офицеров в центральных управлениях, то окажется, что в недалеком будущем германская миссия раскинет свою паутину на всю турецкую армию»1483. «Все это означает, — считал Щеглов, — что в случае десантных операций в районе Босфора в будущем мы встретим здесь германский корпус»1484. В ноябре 1913 года султан назначил немецкого генерала Л. Сандерса командующим турецкими войсками в Стамбуле. Россия выразила свой протест. В частности С. Сазонов заявил германскому послу Пурталесу, что он «не может себе представить, чтобы в Берлине не отдавали себе отчета в том, что русское правительство не может относиться безразлично к такому факту, как переход в руки германских офицеров командования Константинопольским 1485 гарнизоном...» Николай II говорил Бьюкенену: «Одни нации могут быть теснее связаны друг с другом, чем другие, но это не мешает им поддерживать хорошие отношения и с теми». Затем его величество заметил, что у него нет оснований не доверять Германии, исключая турецкий вопрос. Турецкая армия может выступить только либо против России, либо против одного из 448

балканских государств; поэтому Германия поступает не по-дружески, снабжая эту армию своими военными инструкторами. Благодаря этим инструкторам турецкая армия достигла высокой степени совершенства. Царь не раз запрашивал

императора Вильгельма по этому поводу, но тот ни разу не дал ему удовлетворительного ответа1486. «3 апреля царь... высмеял мысль о перегруппировке держав. Как бы ни хотелось ему сохранить хорошие отношения с Германией, союз с ней был, по его словам, невозможен, помимо прочих причин, еще и потому, что Германия старалась занять такое положение в Константинополе, которое позволило бы ей запереть Россию в Черном море»1487. Россия в 1913 г. призывала Англию и Францию выступить против усиления немецкого влияния в Турции, но «союзники», в очередной раз отказалиа. «Сазонов выразил сильнейшее разочарование. По его мнению, Россия в первый раз просила поддержки Англии в вопросе, серьезно задевающем ее интересы... Согласие, как он говорил, представляет более сильную комбинацию держав, чем Тройственный союз, и если бы только Англия, Франция и Россия показали Турции серьезность своих намерений, последняя уступила бы, и Германия ничего бы не могла поделать. Но вместо того чтобы уверенно действовать вместе, они постоянно охвачены паническим страхом войны, которую они, в конце концов, и навлекут на себя своими поступками»1488. Сазонов выглядел пророком, английская политика «умиротворения агрессора» действительно вела к войне. Когда она началась, президент Франции пришел к выводу, что «опасения, которые Россия высказала нам несколько месяцев назад по поводу миссии Лимана фон Сандерса, оказываются, таким образом, совершенно основательными. С этого времени все тщательно подготавливалось, и партия разыгрывается так, как это предвидеa

Правда, англичане не скупились на саморекламу своих титанических «косметических операций», которые только маскировали приближение войны. «Сэр Э. Грей вновь выступил посредником, прибавив к множеству оказанных им России и Европе услуг по поддержанию мира еще одну — он добился соглашения, согласно которому генерал Лиман фон Сандерс, получив звание турецкого фельдмаршала и оставаясь во главе германской военной миссии, отказался от командования армейским корпусом...» Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. — М.: ACT, Мн.: Харвест, 200). С. 113—114. Такой профессиональный дипломат, как Бьюкенен, отлично понимал, что смена погон (декораций) не меняла сути. Всего несколько месяцев спустя немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» сменят немецкие флаги на турецкие и укажут на «действенность» английской «мирной» политики. 449

ли и желали обе центральные империи»1489. В начале Первой мировой войны французский агент будет доносить: «Немцы теперь в Турции на каждом шагу и распоряжаются здесь как у себя дома»1490. А что же сама Россия? С. Сазонов писал Николаю II: «Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству»1491. Тем не менее Сазонов подчеркивал, что десантную операцию на Босфоре в настоящее время «почти невозможно осуществить». Для укрепления своих позиций на Балканах в 1912 году Россия поддержала во время войны Болгарию против Турции в вопросе об Адрианополе. Дело дошло до того, что на кавказской границе стали сосредотачиваться войска, а в феврале 1913 года Черноморский флот получил приказ быть готовым захватить Босфор (по примеру англичан, захвативших Суэцкий канал). Под нажимом Франции и Англии, опасавшихся удачи русских, Турция уступила. Поддержка Болгарии позволила России в противовес усилению влияния Англии, Франции и Германии в Турции в феврале 1912 г. организовать Балканский союз. Зыбкость этого раздираемого противоречиями союза была очевидна всем. Но у России не было другого выхода. 23 ноября 1913 г. Сазонов писал Николаю II о невозможности для России не только вести серьезные активные выступления против Турции, но о недостаточности «наших оборонительных средств против морской программы, которая может быть осуществлена в ближайшее время

Турцией»1492. При этом указывая, что возможная война с Турцией вряд ли сможет быть локализована1493. В «Плане операций Черноморского флота на 1914 г.» признавалось слабость России, в силу чего она «сама войны не начнет. Таким образом, на Черном море в 1914 г. война может быть наступательная только со стороны Турции, при обороне со стороны России»1494. 21 февраля 1914 года Сазонов записывает: «Под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого совещания! Я вынес из него убеждение, что если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна»1495. Ситуация отягощалась тем, что правительство Столыпина, с подачи монарха, предпочитало 450

финансировать развитие представительского Балтийского флота, а не жизненно необходимого для обороны России Черноморского. Против этого, за Черноморский флот, в Думе активно выступали кадеты. И только в начале 1914 г. ситуация изменилась кардинальным образом. Главный штаб ВМФ принял «за основу наших планов войны идею сосредоточения всего нашего флота в Средиземном и Черном морях»1496. Но было уже слишком поздно, началась война. За несколько дней до начала войны, в июле 1914 г., немцы предложили Турции заключить союзный договор. Турция колебалась и выдвигала все более трудновыполнимые требования, на что Вильгельм II отвечал: «Ни при каких обстоятельствах мы не можем позволить себе отвергать их предложения». На следующий день после объявления войны, 2 августа 1914 г., Германия подписала с Турцией секретный фактически союзный договорa. Тем не менее антигерманская оппозиция в Турции была достаточно сильна, что привело к сохранению Турцией своего нейтралитета. 5 августа Турция (в лице Энвер-паши) объявляет свою мобилизацию «дружественной по отношении к России» и предлагает ей заключить военный союз1497. Тогда для блокирования черноморских проливов были посланы два германских крейсера, «Гебен» и «Бреслау». Они должны были пройти через все Средиземное море, где союзники имели абсолютное, подавляющее превосходство над немцами. Военно-морские силы сторон в Средиземном море в начале августа 1914 г.1498 Линкоры Броненосцы

Крейсе ра

Франц

16

Англи

3

Герма

1

Эсмин цы

6

24

4

14

ия 4

я 1

ния Все это не считая подводных лодок, которые были у союзников и не было у немцев. a

Поводом якобы послужило то, что 28 июля 1914 г. Великобритания «реквизировала» два новейших линкора, построенных на английских верфях для Турции, «для собственных нужд в обстановке кризиса». О финансовых и моральных компенсациях речи не было, они являлись предметом «искреннего сожаления правительства его величества», которые будут рассмотрены в свое время. 451

«Задача союзного флота... была значительно облегчена объявлением итальянского нейтралитета. Достаточно было незначительными силами заградить вход в Дарданеллы и в Адриатическое море для воспрепятствования германским судам прорваться в австрийскую гавань Пола, как «Гебен» и «Бреслау» были бы

обречены, не имея угольной базы...»1499 Черчилль 31 июля указывал командующему Средиземноморским флотом адмиралу Б. Милну, что скорость его эскадр «является достаточной, что бы вы могли оптимально распределить силы и выбрать момент для удара по противнику» — и тут же указывал «беречь свои силы» и «избегать вступления в бой с превосходящими силами противника». Совместные английский и французский флоты 6—7 августа 1914 г. заперли «Гебен» в Мессине. Но затем, после того как немецкие крейсера заправились с греческого угольщика... благополучно пропустили их в проливы. Союзники отлично понимали ситуацию. Пуанкаре записывал: «Морис Бомпар тоже торопит нас выйти из нашей выжидательной позиции... в высшей степени важно, чтобы соединенные эскадры Франции и Англии без промедления свели на нет силу австро-германского флота в Средиземном море. Военный министр Мессими и морской министр Оганьер тоже находят опасным всякое промедление»1500. Мало того, русско-французская морская конвенция 1912 г. обязывала Францию оказать помощь России в случае войны отвлечением австрогермано-итальянских морских сил от Черного моря. Французскому главнокомандующему средиземноморской эскадры было хорошо известно это обязательство французского флота, и он тем не менее его не выполнил1501. Не потревоженные союзным флотом, немецкие суда вошли в проливы. Тем не менее Турция продолжала сохранять нейтралитет. Сазонов активно пытался договориться с Турцией, требовавшей территориальных компенсаций, чтобы согласовать ее претензии с интересами союзников. Президент Франции воспринимал усилия Сазонова как надоедливую и пустую суету. В итоге, как пишет Пуанкаре: «Сегодня послы держав Тройственного согласия вручат Порте предложение, которое, несомненно, страдает двумя недостатками: оно слишком запоздало и остается слишком неопределенным...»1502 Между тем Турция продолжала сохранять нейтралитет. Для обострения обстановки командующий турецкими ВМФ 452

немецкий контр-адмирал Сушон 29 октября приказал обстрелять Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. К. Шацилло абсолютно прав: обстрел черноморских городов был чистейшей провокацией, которая достигла своей цели. «Вечером 30 октября состоялось под председательством великого визиря заседание верховного совета турецкого правительства и комитета «Единение и прогресс». Оно единогласно высказалось за сохранение мира с державами Тройственного согласия и постановило вручить русскому послу ноту с предложением уладить инциденты на Черном море полюбовно или с помощью третейского суда»1503. Тем не менее через три дня, 2 ноября, вышел высочайший манифест Николая II: «Нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет для России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря»1504. Пуанкаре отмечает: «Русское правительство с большим хладнокровием относится к тем осложнениям, которые должны последовать в результате этого»1505. Хладнокровие русских объяснялось тем, что в мировой войне, имея Турцию противником, царское правительство видело шанс реализовать свою давнишнюю мечту — захватить проливы и Константинопольa. 5 и 6 ноября, по примеру России, войну Турции объявили Англия и Франция. Проливы были блокированы. Китченер скептически относился к возможностям Англии предпринять чтолибо в этой связи. Он писал, что, вероятно, придется ограничиться лишь демонстрацией в районе Дарданелл. Черчилль предложил, чтобы флот с боем прорвался через Дарданеллы и заставил Турцию выйти из войны. В адмиралтействе возникли большие сомнения, сможет ли один флот решить эту

задачу. Адмиралы полагали, что штурмовать проливы следует комбинированными силами — кораблями флота и сухопутными войсками...1506 Пуанкаре замечал: «Английское адмиралтейство готово посвятить несколько старых броненосцев или, вернее, пожертвовать ими для нее. Оно надеется без труда разрушить форты, охраняющие вход в Дарданеллы... Экспедиция весьма ненадежная...»1507 a

Эти выводы могут быть оспорены, ведь Сазонов вел активные переговоры с Турцией по привлечению ее в войну в качестве союзника. Но очевидно, что в какой-то момент желание получить проливы перевесило здравый смысл... 453

Одновременно Пуанкаре пишет: «Английское морское министерство намерено предпринять без нашего ведома экспедицию на Дарданеллы. Между тем, в силу франко-британской морской конвенции, право командования союзными эскадрами на Средиземном море принадлежит Франции. Следовательно, ничего не может быть предпринято без предварительного соглашения с нами...»1508 Непоследовательность Пуанкаре объясняет Ллойд Джодж: «Французы очень хотели завладеть этим городом (Константинополем. — В. Г.) собственными силами. Они, кажется, в тайниках души побаивались, что если мы, англичане, наложим руку на Константинополь, то мы, возможно, начнем независимо от союзников строить свои собственные планы насчет дальнейшей судьбы этого города...»1509 Впрочем, беспокоился не один Пункаре. Подготовка к операции велась в тайне и от России, официально заявившей уже в ноябре 1914 г. свои притязания на проливы. Операция союзников без привлечения русских вызвала в Петербурге сильные подозрения относительно их действительных намерений. П. Мультатули в этой связи утверждает: «Можно не сомневаться, что главной целью англофранцузского командования в Дарданелльской операции было не допустить Россию к господству в этой части земного шара»1510. Николай П, обеспокоенный таким поворотом событий, распорядился начать немедленно подготовку к собственной Босфорской операции1511. Между тем операция Черчилля в проливах провалилась и стала предметом специального рассмотрения в палате общин. Пуанкаре записал: «Наши генералы сурово критикуют метод организации этой экспедиции Уинстоном Черчиллем»1512. Английский адмирал Валис признает позже, что «во всей мировой истории нет ни одной операции, которая была бы предпринята на столь скорую руку и которая была бы столь плохо организована»1513. А Германия не теряла времени даром, готовясь к новым попыткам союзников штурмовать проливы. «Немецкие офицеры все солиднее и основательнее организуют защиту Дарданелл. За последние недели в Константинополь пришло много вагонов с военными материалами, посланных из Германии и Австрии...»1514 Новая попытка союзников началась несколько месяцев спустя, когда проливы были уже значительно укреплены. Сухопутная Галлиполийская операция союзников 454

по разблокированию проливов проводилась под предлогом проведения отвлекающего маневра, проводимого по просьбе русского командования. В составе эскадры было шестнадцать линкоров1515. Разведка полагала, что в распоряжении турок имелось 170 тысяч человек. На самом деле турки имели всего шесть слабых дивизий общей численностью 84 тысячи человек для охраны 250 км побережья. Турецкие оборонительные сооружения были устаревшими — все они были построены еще в Средние века или даже раньше1516. Но введение в бой многочисленных войск не отвечало задачам кампании, которые заключались в достижении значительных результатов без переброски сил

с Западного фронта. Гамильтон мог надеяться на успех своей, по сути, диверсионной акции только в том случае, если турки неправильно среагируют на высадку десанта1517. Характер операции определялся тем, что Англия не имела в ней прямого интереса: «Посол его королевского величества получил инструкции заявить.., что, только исходя из соображений пользы общего дела, правительство е. в. предприняло операции в Дарданеллах. Великобритания не извлечет из них для себя никакой прямой выгоды...»1518 Спустя шесть дней британцы еще раз повторили: «Этот документ свидетельствует о полном перевороте традиционной политики правительства его величества и находится в прямом противоречии с взглядами и чувствами, в свое время всецело господствовавшими в Англии и пока еще отнюдь не исчезнувшими... Операции в Дарданеллах, как бы успешны они ни были, не могут принести какую бы то ни было выгоду правительству его величества при заключении мира. Россия одна, если война будет успешна, получит непосредственные плоды этих операций»1519. Такая позиция Англии объясняла недоумение Пуанкаре по поводу Галлиполийской операции: «Китченер... требует, чтобы генерал д'Амаде оставил в Лемносе только небольшую часть своих войск и отправил остальные в Египет. Странная судьба экспедиции в проливы!»1520 Судьба, действительно, странная. Ведь турецкая армия, даже возглавляемая немецкими офицерами, в те времена не могла сравниться в боеспособности с немецкой. Русская армия на протяжении почти всей истории неизменно одерживала победы над нею. Первая мировая война не была исключением — показательна операция, в которой турецкая армия превосходила по численности русскую в полтора раза. В ре455

зультате боев один корпус турок сдался в полном составе, а через полмесяца из 95 тысяч турок, принимавших участие в кампании, в живых осталось не более 18 тысяч1521. Русские армии зимой 1916 года продвинулись в Турции на 250 км1322. Была и еще одна особенность: союзники крайне беспокоились, чтобы русские не сняли свои армии с европейского фронта и не отправили их на завоевание предмета «своей вековой мечты». «Ни один солдат, — увещевал Сазонов Палеолога, — не будет снят с европейского фронта. Прежде всего необходимо победить Германию, ее поражение повлечет за собой гибель Турции. Поэтому Россия сведет к минимуму свою оборону против турецкой армии»1523. «Палеолог повторяет, что Англия напрасно тревожится. Россия не оставляет ни одного солдата на случай возможных военных действий против Турции»1524. Вместо русских планировалось привлечь к операции греков, против чего, опасаясь притязания греков на проливы, выступила Россия. 5 марта 1915 г. Черчилль писал Э. Грею: «Скажите русским, что они встретят с нашей стороны великодушное и сочувственное отношение в вопросе о Константинополе. Но никакие препятствия не должны воздвигаться на пути сотрудничества с Грецией. Мы должны заполучить Грецию и Болгарию, если они согласятся перейти на нашу сторону. Я очень опасаюсь, что вы теряете Грецию и все будущее отдаете в руки русским. Если Россия помешает получению помощи от Греции, я сделаю все для того, чтобы воспрепятствовать получению ею Константинополя»'525. Английское посольство извещало русский МИД: «Правительство его величества никогда не рассматривало вопроса об аннексии в пользу Греции какой-либо части проливов... Правительство его величества охотно допускает, что Греция не должна иметь точки опоры на проливах, что противоречило бы русским интересам...»1526 Чуть позже в Греции, в целях привлечения ее к участию в войне, при активном содействии союзников в июне 1917 г. был совершен государственный переворот. «Установление сильного националистского и антитурецкого правительства в Афинах привело к мобилизации Греции под

флагом «великой идеи» — восстановления греческой империи на востоке»...1527 Дух «традиционной английской политики» витал в воздухе проливов. 456

Союзнические попытки завладеть проливами во время войны на этом прекратились. Несмотря на то, что «все члены правительства признают теперь, что успех ее (дарданельской экспедиции) имел бы первостепенное значение, гораздо более важное, чем успех мелких наступлений на нашем фронте, признают, что от успеха этой экспедиции зависят все наши дипломатические выступления и что он представляет также первостепенный интерес с военной точки зрения»1528. Но Россия не отказалась от мысли захватить Босфор. Правда, эта операция требовала подготовки. В частности, адмирал Бубнов записал свой разговор с Николаем II осенью 1915 года: «Болгарский порт этот имел значение огромной важности для Босфорской операции... Дело в том, что Бургас был единственным портом вблизи Босфора, где можно было высадить крупный десант... Болгария требовала за выступление на нашей стороне Македонию, на что Сербия своего согласия ни за что давать не хотела, закрывая глаза на то, что мы именно во имя ее спасения вступили в эту тяжелую для нас войну. Эта черная неблагодарность, угрожающая лишить нас не только возможности решить нашу национальную проблему, но даже выиграть войну, глубоко опечалила и поразила государя, заступничеству коего Сербия была обязана всем.. .»1529 Адмирал Григорович скептически относился к возможности десантной операции на Босфоре: «Транспортная операция возможна только тогда, когда наш Черноморский флот окончательно овладеет морем и заблокирует наглухо Босфор и когда вместе с тем война на Западном фронте будет приведена к желательному концу, то есть возможно будет снять с этого фронта необходимые для этой операции войска»1530. О большом риске Босфорской операции говорил и начальник Генерального штаба Алексеев; он предлагал даже заключить с Турцией сепаратный мир, для того чтобы перебросить войска с Кавказского фронта на европейский. Курляндия, говорил Алексеев, важнее проливов. Однако адмирал А. Бубнов считал, что «по своей решающей стратегической и политической важности Босфорская операция принадлежала к категории тех операций, при коих даже самый крайний риск не только допустим, но и обязательно необходим. В данном случае мы рисковали бы лишь одной бригадой, а если даже при этом погиб бы весь Черноморский флот, состоявший из устарелых судов, то это не было бы бедой, ибо как раз весной 1915 года 457

должны были вступить в строй мощные современные корабли... »1531 Возглавив осенью 1915 года вооруженные силы, Николай II потребовал ускорить подготовку Босфорской операции1532. Генерал М. Свечин вспоминал: «К середине 1916 года было решено предпринять под прикрытием Черноморского флота высадку частей у входа в Босфор...»1533 Реализовать операцию не удалось из-за вступления в войну Румынии. Николай II говорил тогда: «Я совершенно не сочувствую при настоящем положении выступлению Румынии, я боюсь, что это будет невыгодное предприятие, которое только удлинит наш фронт, но на этом настаивает французское союзное командование: они требуют, чтобы Румыния во что бы то ни стало выступила, они послали в Румынию специальную миссию, боевые припасы, и приходится уступать давлению союзного командования»1534. «Просчитав все последствия вступления Румынии в войну на стороне Антанты, российский МИД и Генеральный штаб пришли к выводу, что лучше иметь Румынию нейтральной, чем союзной...»1535 Тем не менее под давлением Франции и Англии 21 июля 1915 года Сазонов дал согласие на привлечение в союзники Румынии1536. Ее вступление в войну обернулось катастрофическими

последствиями. Румынская армия была разгромлена. Румынский главнокомандующий бежал, бросив свою армию. 20 ноября 1916 года фон Макензен взял Бухарест. От полнейшего разгрома румын спасли русские корпуса, которые прикрыли отход румын и стабилизировали фронт. На спасение новых союзников Россия вынуждена была послать 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, при этом ее линия фронта моментально увеличилась на 500 км. А. Керсновский писал по этому поводу: «Величайший грех был совершен весною 1915 года, когда Ставка отказалась от овладения Константинополем, предпочитая ему Дрыщув и погубив без всякой пользы десантные войска на Сане и Днестре. Вывод из строя Турции предотвратил бы удушение России... Ключ к выигрышу войны находился на Босфоре»1537. Действительно, об операции на Босфоре в 1916 г. можно было забыть. Она была перенесена на весну 1917 года. Военная обстановка на Черном море, по мнению Бубнова и Колчака, ей благоприятствовала. «Турция, несмотря на все усилия немцев, почти совсем утратила свою боеспособность»1538. 7 октября 458

1916 года на борту новейшего (вступил в строй в 1915 году) линкора «Императрица Мария», призванного сыграть ключевую роль в Босфорской операции, водоизмещением 22 600 т, с 12 305-мм орудиями... вспыхнул страшный пожар, линкор был затоплен. Тем не менее 1 декабря 1916 г. Николай II подтвердил свои намерения относительно проливов. Однако Февральская революция положила конец этим планам. Советы провозгласили мир без аннексий, а во Временном правительстве не было единодушия. Терещенко возражал против шагов, несовместимых с «жизненными интересами России», а Церетели от имени «всей демократии» тянул правительство на мирную конференцию в надежде, что Англия там откажется от Месопотамии, а Франция — от Сирии... Но Россия стремилась решить вопрос проливов не столько военным, сколько дипломатическим путем. Военный должен был носить вспомогательный характер, подтверждающий де-факто вопрос, уже решенный де-юре. «Русская политика в конце 1914 г. и в начале 1915 г. лишь с великим трудом могла определить свои намерения в вопросе о Константинополе и проливах»1539. Однако уже 14 ноября 1914 г. по настойчивой просьбе Николая II Э. Грей обещал российскому правительству учесть интересы России по окончании войны в Константинополе. Для русской армии это было время «великого отступления» 1915 г., когда для союзников самым большим кошмаром было заключение сепаратного мира России с Германией. Именно прозрачные намеки Сазонова на такой поворот событий привели к уступчивости Англии и Франции в вопросе о проливах. Николай II 3 марта 1915 года указывал союзникам на необходимость придать смысл жертвам, величина которых начала превосходить все мыслимое. «Я не признаю за собой права навлекать на мой народ ужасные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществление его вековой мечты...»1540 12 марта 1915 года Лондон гарантировал передачу России проливов с Константинополем, прилегающими территориями и островами в случае победы союзников в войне. Э. Грей заявил: «Абсурдно, что такая гигантская империя, как Россия, обречена иметь порты, перекрываемые льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны...» В свою очередь, премьер Асквит заявил: «Мы и Франция взамен 459

должны получить значительную часть всего каркаса Турецкой империи». Ллойд Джордж изменил первоначальному скептицизму и довольно уверенно поддержал Россию: «Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут

щедры в отношении уступок во всех прочих местах»1541. Пуанкаре по этому поводу возмущенно писал: «Министры и я не понимаем, как это Великобритания, не расспросив нас, дала такую полную свободу действий России в вопросе, который интересует всех союзников, к которому Россия никогда не подходила без задней мысли и в котором Франция всегда отказывалась связывать себя»1542. «Английское министерство иностранных дел... отнюдь не считает нужным щадить Высокую Порту. Последняя обречена в глазах Англии, она не может более быть стражем проливов»'543. «Если Константинополь падет, Россия... не может также не знать, что Румыния никак не согласится с перспективой быть закупоренной и что греки предпочитают видеть в Константинополе турок, а не русских. Итак, Россия вызовет раздражение двух наций, симпатии которых для нас ценны и, пожалуй, даже необходимы. Наконец, когда России обеспечат обладание Константинополем, она, несомненно, потеряет всякий интерес к войне с Германией»1544. Пуанкаре писал Палеологу: «Мы знаем устремления России и желаем, чтобы они могли осуществиться, но мы не можем принести при этом в жертву свои устремления. Отдача России Константинополя, Фракии, проливов и берегов Мраморного моря означает раздел Оттоманской империи. Мы не имеем никаких разумных оснований желать этого раздела. Если он неизбежен, мы не желаем, чтобы он произошел за наш счет. Поэтому надо будет, с одной стороны, найти такую комбинацию, которая позволит нам успокоить наших мусульманских подданных в Алжире и Тунисе, а с другой — для соблюдения наших экономических интересов в Малой Азии добиться признания наших прав на Сирию, Александретту и вилайет Адан. Но обладание Константинополем и его окрестностями... введет Россию через Средиземное море в концерт западноевропейских держав и даст ей возможность благодаря выходу в незакрытое море стать великой морской державой. Таким образом, в европейском равновесии наступит полная перемена. Такой прирост сил мог бы быть приемлем для нас лишь в том случае, если бы мы сами извлекли из войны рав460

ноценные выгоды. Итак, все тесно связано между собой. Мы будем в состоянии поддерживать желания России только в соответствии с теми удовлетворениями, которые мы сами получим... Это интимное письмо, в котором я высказываюсь со всей свободой, достаточно показывает, что, что бы ни говорили и писали об этом, ни правительство, ни я ни разу не принимали ни малейшего обязательства перед Россией...»1545 В качестве основной компенсации за уступку проливов России Британия потребовала включения в английскую сферу влияния нейтральной зоны Персии с обширными нефтяными месторождения. Кроме того, Великобритания официально вступив в войну с Турцией, провозгласила свой протекторат над Египтом и низложила хедива. Франция пыталась не отстать. «За наше согласие мы требуем от Англии, — пишет Пуанкаре, — в свою очередь, признать наш протекторат в Марокко. Несмотря на наше соглашение от 8 апреля 1904 г., Англия еще с 1912 г. не признала этот протекторат...» Получив признание, Пуанкаре был удовлетворен: «Если бы Англия и мы не находились теперь в войне с Турцией, нам, несомненно, пришлось бы еще дожидаться этого признания, и эта задержка не говорила бы об особой любезности к нам»1546. Тем временем Эдуард Грей официально известил Францию об аннексии (у Турции) Кипра Великобританией. Фактически англичане занимали этот остров с 1878 г. и неоднократно выражали намерение возвратить его Греции1547. При этом Пуанкаре искренне сожалел, что «Италии, которая совершенно не знала первых тяжелых времен войны, достанутся лучшие плоды победы»1548. Между тем при любом стечении обстоятельств у России практически не было

ни одного шанса получить проливы. Как ни русофобски звучат слова британского посла в Париже Берти, кое в чем он был все-таки прав, когда в декабре 1914 г. писал: «Правильное решение заключалось бы в следующем: Константинополь превращается в вольный город, все форты на Дарданеллах и Босфоре разрушаются, к Дарданеллам и Босфору применяется под европейской гарантией режим Суэцкого канала... Я надеюсь, что общественное мнение в Англии и за границей заставит державы отвергнуть в принципе русскую точку зрения о правах москвичей в отношении Константинополя и проливов между Черным и Средиземным морями... Наше новейшее и крупнейшее судно «Королева Ели461

завета» в Дарданеллах; у нас там очень крупные силы... Здесь все больше возрастает подозрительность касательно намерений России в отношении Константинополя. Считают целесообразным, чтобы Англия и Франция (в этом вопросе Англия ставится вне Франции) заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решить вопрос о будущем этого города и проливов»1549. Киган подтверждает эти подозрения относительно реальных намерений Англии и Франции об уступке проливов России: «Франция, а тем более Великобритания не были склонны допустить такое драматическое усиление влияния России в южной Европе»1550. С другой стороны, Россия, даже получив проливы, не смогла бы ни при каких, даже самых благоприятных условиях удержать их за собой после войны. Примером может быть русско-турецкая война 1875 г., когда Россия не смогла сохранить свое влияние даже на славянских Балканах. Война 1905 г. также является подтверждением тому, как Россия не смогла удержать отдаленную территорию, а ведь тогда еще монархическая Россия была в полном расцвете. Англо-греческая интервенция в Турции после Первой мировой войны лишний раз подтверждает эти доводы, потерпев полный провал. Что же могла сделать разоренная войной, раздираемая национальными и социальными противоречиями, отсталая по сравнению с конкурентами Россия в отдаленной и слаборазвитой турецкой провинции вкупе с одним из центров мусульманства, Стамбулом? Шацилло совершенно справедливо ставит вопрос: «Сможет ли Россия «переварить» такой щедрый подарок?»1551 Ответ более чем однозначен. Англия совершенно спокойно могла пойти на уступки России во время войны, обещая ей любые территории и прекрасно понимая, что та никогда не сможет ими воспользоваться. «Кошелек коалиции» уже в 1915 г. находился в Лондоне, и от него зависела дальнейшая судьба Россииа. a

Россия чувствовала, что попадает в одностороннюю зависимость от кредиторов, и решила подстраховаться на Дальнем Востоке. 3 июля 1916 г. она заключила секретный союзный договор с Японией, носящий очевидный антианглийский характер. Договор вызвал также недовольство американцев, напуганных возможностью возникновения «желтой опасности». Francis G. Russia from the American Embassy. N. Y., 1921, p. 31,32. 462

Правота Берти заключается, в том, что оптимальным выходом для России была нейтрализация проливов. Правда, за выгодные условия для России и Турции стоило побороться против Англии и Франции, но только после войны, и здесь многое зависело от того, в каком состоянии страны пришли бы к концу войны. Если бы Россия сразу и однозначно заявила о нейтрализации проливов, то появлялась возможность повернуть Турцию лицом к союзникам, у которых, в свою очередь, возникал стимул для интенсификации своих усилий в освобождении проливов. Пуанкаре писал: «Турки не ставят никаких предварительных условий для этих переговоров. Этот план кажется мне вполне приемлемым»1552. «В январе 1915 г. оппозиционная часть правящей партии «Единение и прогресс» пыталась установить контакт с Россией на предмет сепаратного мира... Предварительное условие — сохранение Константинополя и

проливов за Турцией... Либеральная партия, опиравшаяся на командира 1-го корпуса в Константинополе Мехмед-Али пашу, пыталась завязать сношения... с Англией. Мехмед-Али паша предлагал устроить переворот в Константинополе, изгнать немцев... Опасаясь, однако, что перспективы заключения мира с Турцией могут побудить Англию отказаться от своего обещания, Сазонов добился заключения формального соглашения, которое должно было похоронить всякие попытки переговоров о сепаратном мире с Турцией»1553. У России были шансы перевести Турцию в разряд союзников, только в этом случае у нее появлялся единственный шанс выйти из войны победителем. Адмирал фон Тирпиц был более категоричен: «Если Дарданеллы падут, то война для нас проиграна...» Французский капитан К. Фарер писал то же самое: «Если бы проливы были бы открыты, Гинденбург был бы побежден в Польше и пал бы немецкий фронт во Франции... Русская армия была бы обильно снабжена военным снаряжением... Турция была бы принуждена капитулировать, и война была бы закончена»1554. После подписании Мудросского перемирия в 1918 году корабли «союзников» вошли в черноморские проливы, а в 1920 г. Стамбул был оккупирован войсками Антанты. В том же году был подписан Севрский мирный договор, отражавший интересы «союзников». Он не вступил в силу, так как англо-греческая интервенция в Турции потерпела поражение. 463

Принципы разрешения вопроса о проливах, отвечавшие интересам России и Турции, были разработаны В. Лениным и зафиксированы в Московском договоре от 16 марта 1921 года между РСФСР и Турциейa. Несмотря на упорную борьбу советской делегации на Лозаннской конференции, 24 июля 1923 года была подписана конвенция о проливах, по которой зона черноморских проливов демилитаризовывалась и объявлялась открытой для прохода любых военных кораблей. Советский Союз ее не ратифицировал. 20 июня 1936 года в Монтрё была подписана конвенция о черноморских проливах. Странам черноморского региона разрешалось проводить через черноморские проливы любые свои корабли, допуск военных кораблей нечерноморских держав ограничивался тоннажем, классом и сроком пребывания в Черном море; проход военных кораблей воюющих держав воспрещался; Турция, в случае своего вступления в войну или находясь под угрозой войны, имела право разрешать или запрещать проход через проливы любых военных судов. Во время Второй мировой войны Турция, объявив о своем нейтралитете, свободно пропускала фашистские военные корабли через проливы. В свете этого Потсдамская конференция 1945 года признала, что Конвенция Монтрё должна быть пересмотрена. СССР приступил к переговорам с Турцией, но уже началась холодная война, и турецкое правительство, в который раз опираясь на мощную поддержку «союзников», отвергло советские предложенияb. a

«В марте 1920 года, когда был возбужден вопрос о проливах, американский президент твердо заявил, что никакое окончательное решение не может быть принято до тех пор, пока у России не будет правительства, признанного цивилизованным миром. В том же приблизительно духе выразился и один великий государственный деятель Америки, прибавив, что считает необходимым охрану интересов России, к которой питает чувства глубочайшей признательности за проявленную ею дружбу к американскому народу в эпоху выпавших на долю Соединенных Штатов испытаний. Признав, что Россия своим героическим самопожертвованием способствовала успешному окончанию войны, американец считал «недопустимым ее ослабление, пока она находится во власти людей, отрицающих принципы чести и верности договорам, которые они, по их собственным словам, подписывают без намерения исполнять» Воейков В.НС царем и без царя. М.: TEPPA, 1995. С. 325—326 b В начале XXI века через черноморские проливы осуществляется 25% российской внешней торговли. В 1982 г. Турция ввела регламент порта Стамбул и в нарушение Конвенции Монтрё ввела ряд ограничений свободы судоходства в проливах. Разрешила проход через проливы

кораблей ВМФ США для участия в маневрах «Си Бриз — 97». В 1990-х годах в Турции усилились пантюркистские и панисламистские течения, возникли разногласия с Россией по вопросу транспортировки нефти из Азербайджана, Чечни и Казахстана. В 1994 году Турция в одностороннем порядке 464

США Столыпин писал: «Германия со своим большим населением, вне всякого сомнения, задыхается на своей сравнительно небольшой территории. Ее стремление расширить свою территорию на восток легко может послужить поводом к войне против России. Один лишь Бисмарк, сравнительно хорошо знавший Россию, не раз предупреждал германского императора, что всякая война против России очень легко поведет к крушению германской монархии. Англия же, считая себя первой державой мира и стремясь к тому, чтобы всегда играть первую скрипку в международном концерте, вне всякого сомнения, боится того, чтобы Россия, постоянно улучшая свое экономическое и военное положение, не помешала бы ей в ее колониальной политике. Больше всего Англия боится того, чтобы Россия не проникла в Индию, хотя Россия абсолютно не имеет никаких желаний захватить Индию... Англия не может не чувствовать, что ее эксплуатация таких стран, как Индия и других, рано или поздно может закончиться, и тогда она не только не будет играть роль первой скрипки в международном концерте мира, но и перестанет быть той великой империей, каковой является в данное время. Поэтому Англия больше всех ненавидит Россию и будет искренне радоваться, если когда-нибудь в России падет монархия, а сама Россия не будет больше великим государством и распадется на целый ряд самостоятельных республик... Ни любви, ни уважения во Франции к России нет, но вместе с тем Франция, ненавидя и боясь Германию, совершенно естественно стреввела новые правила прохода через проливы — на основании обеспечения «экологической безопасности», запрещающие проход даже из-за проведения спортивных мероприятий (ст. 24). В одностороннем порядке сменила название проливов на Стамбул и Чанаккале вместо принятых Босфор и Дарданеллы (что привязывает проливы к портам, приравнивая их к внутренним водам). В 2001 г. официальная Анкара выступила против транспортировки казахстанской нефти через проливы из-за их перегруженности. В декабре 2002 г. Турция без предварительных переговоров ужесточила правила прохода танкеров. Премьер-министр М. Касьянов заявил, что Россия намерена защищать свои права. Суть заключается в том, чтобы «не решать вопросы изменения правил прохода судов в одностороннем порядке». Интерфакс 30.4.2003. В октябре 2003 г. обострились отношения уже между двумя бывшими союзными республиками, Россией и Украиной, из-за Керченского пролива между Черным и Азовским морями. Россия предложила считать Азовское море совместным внутренним морем Украины и России... 465

мится к тому, чтобы быть связанной с Россией военными союзами и договорами»1555. Об Америке Столыпин отзывался иначе. Он видел в США не соперника, а союзника и предполагал в ближайшее время поехать в Вашингтон и «в разговоре с президентом и государственным секретарем найти общие пути к более тесному и дружескому сближению России с Соединенными Штатами...» Столыпин надеялся «повлиять на прессу и общественные круги, чтобы путем личного посещения России большой группы представителей законодательных палат, корреспондентов и общественных деятелей Соединенные Штаты могли бы иметь возможность убедиться в том, что в России существует свобода и нет того угнетения национальностей, населяющих Россию, о котором распространяют слухи враги России». Он надеялся привлечь США к идее Международного парламента. «Считаю вполне возможным, что в будущем в России, как и в каждом государстве, могут меняться формы управления государственного режима, но русский народ по своему характеру, по своим взглядам, в своем

отношении к людям не будет меняться и лишь об одном не будет забывать: кто его враги и кто его друзья. Народы Западной Европы, безусловно, значительно культурнее русского народа, но его искренними друзьями никогда не будут, и, может быть, только за океаном русский народ скорее в состоянии будет рассчитывать на то, что его поймут и пойдут ему навстречу. Равным образом народы Северной Америки всегда могут рассчитывать на то, что русский народ со своим русским радушием, со своей отзывчивостью и доброй душой, с искренним сердцем отзовется и во всем пойдет навстречу Америке, которой Россия и раньше помогала»1556. С обострением ситуации на Балканах в июле 1914 г. США выступили с предложением мирного посредничества в Берлине, Вене, Санкт-Петербурге и Лондоне. Никто не нашел возможным его принять. Одни не желают утратить преимущество своего внезапного наступления, другие опасаются, что, согласившись на вмешательство посредника, разожгут дерзость и надежды нападающих. Австро-Венгрия даже ответила на добрые услуги президента Вильсона тем, что решилась объявить войну России1557. На протяжении войны США неоднократно возвращались к предложениям мирного по466

средничества. В 1916 г. президент полагал, что «наступило время получить от всех воюющих ныне держав соображения как об условиях, на которых война могла бы быть закончена, так и о формах, которые, по их мнению, могли бы быть признаны в качестве действительной гарантии против ее возобновления...»1558 Но Германия выставила такие «мирные условия», которые были могли быть достигнуты только при условии ее полной победы в войне. «Союзники», в свою очередь, игнорировали предложения американского президента. Пуанкаре с насмешкой писал, когда Россия еще в начале войны пыталась установить цели войны, «условия, на которых война могла бы быть закончена»: «В Петрограде продолжают делить шкуру неубитого медведя в надежде на то, что условия мира должны быть установлены между союзниками и будут затем продиктованы Германии и Австрии и что мирный конгресс или мирная конференция состоятся лишь для урегулирования второстепенных вопросов»1559. Вступая в войну, в апреле 1917 г. американский президент заявил: «Миру должна быть обеспечена демократия. Мир должен быть установлен на прочной основе политической свободы. Мы не преследуем эгоистических целей. Мы не хотим ни побед, ни власти, нам не нужны военные контрибуции и никакие материальные компенсации за жертвы, которые мы добровольно принесем. Мы только боремся за права человечества. Мы будем удовлетворены тогда, когда эти права будут обеспечены так, как могут обеспечить их только доверие и свобода наций»1560. США фактически вступили в войну уже после того, как Россия провоевав три с половиной года, была разорена и потеряла только погибшими более 1,5 млн. человек. В мае 1917 г. И. Рут, глава миссии США, не потерявших в этой войне еще ни одного человека, писал: «Осознавая примитивный характер российской демократии, можно сделать вывод, что Россия не желает приносить величайшие жертвы ради того, чего русские неспособны постичь»1561. Президент США В. Вильсон в своем послании Конгрессу выразил надежду: «Великий и щедрый русский народ во всем своем наивном величии и могуществе присоединится к силам, сражающимся за свободу, за справедливость и мир во всем мире». Когда «передовая демократия» 467

только грузила первую дивизию для отправки в Европу, совокупная мобилизационная нагрузка России уже более чем в 100 раз (!) превосходила мобилизационную нагрузку США. Россия была разорена... Для США, наоборот, Первая мировая война стала «золотым дождем». Штаты

из должника Европы (3 млрд. долл.) превратились в ее кредитора. Союзники по окончании войны были должны США 10,4 млрд. долл., что пропорционально в 2002 г. примерно 1,5 трлн. доллл.a. Но это была лишь сравнительно ничтожная часть полученной выгоды... Естественно, что США не требовали ни контрибуции, ни материальные компенсации; они их уже получили и будут получать в виде процентов и возврата долгов как с союзников, так и с противников на протяжении почти 15 лет после окончания войны. Сальдо долгов «союзников» друг другу по окончанию Первой мировой войны, млрд. фунтов стерлингов1562, и количество погибших в Первой мировой войне, млн. чел.b США Великобритания Франция Россия

Актив 1,9 1,7 0,35 0

Пассив 0 0.84 1,06 0,76

Баланс 1,9 0,86 -0,71 -0,76

Количество погибших 0,037 0,485 0,898 1,2

Но, казалось бы, какое США дело до России и ее союзников, воюющих на другой стороне океана? Сапог немецкого солдата все равно никогда не ступит на американскую землю. Следовательно, и помощь России и союзникам для американцев были проявлением чистого демократического альтруизма? Но вот что писал Троцкий о причинах, побудивших США к вступлению в войну: «Соединенные Штаты вступили в войну спустя три года после ее начала под влиянием трезвых расчетов американской фондовой биржи. «Америка не может смириться с победой одной коалиции над другой. Америка заинтересована в ослаблении обеих коалиций и консолидации гегемонии американского капитала. Американская военная a

Сравнение по ВВП. ВВП США в 1918 г. — 77 млрд. долл., в 2002 — 10,4 трлн. долл. Только боевые потери, без учета умерших от ран, потерь среди военнопленных и гражданского населения. В России было около 4 млн. раненых и более 200 тыс. умерших от ран. История военных потерь. СП6.Л994.С.160,165 Хрестоматия по истории России. М.: Проспект., 2000. С. 383—384 b

468

промышленность заинтересована в войне»1563. Можно было бы отнести это заявление на счет коммунистической пропаганды, однако ближайший советник президента США Э. Хауз писал своему патрону В. Вильсону: «Самое печальное во всем этом положении для меня то, что ничего хорошего от него нельзя ожидать. Если победят союзники, то это главным образом будет означать господство России на Европейском континенте. Если же победит Германия, это означало бы пришествие на целые поколения несказанной тирании милитаризма... Успех Германии в конечном счете означал бы большие заботы для нас. Нам пришлось бы сойти с того пути, который Вы осветили для будущих поколений, с постоянным миром как конечная цель и новым международным кодексом морали как путеводной звездой, и вместо этого создавать военную машину грандиозных размеров»1564. Хаузу вторил американский посол в России: «...Я думаю, что если Германия выиграет эту войну, не только нашей свободе в Америке будет угрожать опасность, а нашим принципам — разрушение, но и сам этот мир перестанет быть подходящим местом для свободомыслящего человека»1565. И отсталая, нищая, реакционная монархическая Россия внесла в победу «свободомыслящего человека», в защиту «свободы Америки» вклад в десятки и сотни раз превосходящий вклад самой богатой и передовой демократии — США! Но на самом деле вопрос гораздо глубже. На мировой арене действуют те же самые законы, что действовали и внутри России — победоносные войны

укрепляют существовавшие до них принципы, поражение ведет к реорганизации и построению новой государственной модели на новых более передовых принципах. Здесь Хауз был прав: победа союзников вела к укреплению империализма в Европе, Германии — к упрочению милитаризма. Гибель миллионов людей, разорение европейских стран и миллиарды, заработанные США, должны были стать платой за эгоистичную империалистическую политику лидеров «великих европейских держав». В этом плане целью США в войне стало уничтожение европейского империализма. Но был и другой аспект проблемы: ратуя за уничтожение противников, США получали абсолютное мировое экономическое и политическое лидерство — господство. Именно поэтому на данном этапе политика В. Вильсона имела всемогущую поддержку биржей, и США... сами превращались в империалистическую державу нового типа. 469

Черчилль в своем привычном тоне четко указывает на момент вступления США в войну: «Но не напрасны были ее героические поступки. Гигант, сраженный насмерть, умирая, успел передать эстафету с востока через океан новому титану... Российская империя пала 16 марта, 6 апреля в войну вступили Соединенные Штаты Америки»1566. Синхронизация почти по дням — опять случайность или точный расчет? Вступая в войну, «армия США в апреле 1917 года насчитывала лишь 108 тысяч человек... национальная гвардия, состоящая из 130 тысяч солдат запаса, лишь незначительно повысила ее эффективность. Лучшие американские формирования входили в состав корпуса морской пехоты, но они насчитывали только 15 тысяч человек»1567. Черчилль в этой связи даст понять, как он понимает «американские демократические принципы». 10 мая 1917 г. в обращении к палате общин он заявил: «Мы не должны растрачивать остающиеся армии Франции и Британии, прежде чем американская мощь станет ощутимой на полях сражений»1568. В это же самое время английские и американские представители вели в России усиленную пропаганду войны и требовали от русских армий нового летнего наступления. Тем временем И. Рут, вернувшись из России, стал горячим сторонником оказания ей помощи, указывая на то, что «мы пришли в виноградник в одиннадцатом часу»a. В августе 1917 г. он рекомендовал «оказывать в полной мере помощь России... Чтобы Россия продолжала войну, требуется материальное, существенное, практическое содействие. Мы должны его обеспечить, если верны своим обещаниям, если верны своим принципам»1569. Хауз в принципе поддерживал Рута, но был более прагматичен: «Важнее превратить Россию в жизнеспособную республику, чем поставить Германию на колени. Если внутренний раздор достигнет в России точки, когда Германия сможет вмешаться, тогда Германия окажется в состоянии доминировать в России и политически и экономически. Это привело бы к выходу монолитного блока Евразии, возглавляемого Германией, за пределы зоны влияния США, превратило бы его в непобедимую мировую силу. Если же Россия выйдет из своего кризиса окрепшей республикой, a

Христос рассказывает ученикам притчу о работниках, последними пришедших на виноградник. Евангелие от Матфея, 20:1 — 16. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-американских отношениях. М: ОЛМА-ПРЕСС. 2002. С. 93. 470

Германии не миновать своей скорбной участи, сколько бы ни длилась война»1570. Позиции Рута и Хауза, несмотря на все издержки, при благоприятном стечении обстоятельств могли в итоге привести к возрождению России уже как демократического государства и сделать ее надежным партнером США. Но В. Вильсон и госсекретарь Лэнсинг слабо реагировали на эти призывы. Выводы миссии Рута приводили Лэнсинга в недоумение: «Я поражаюсь их

оптимизму»1571. Уоллинг заявил: «Послали комиссию Рута, которая заблудилась в России, как дети в лесу»1572. Рут жаловался, что «миссия была показным представлением», с помощью которого президент хотел продемонстрировать свое сочувствие русской революции. Когда мы доставили послание и произнесли речи, он удовлетворился: это все, что было ему нужно»1573. Победа большевиков внесла новые коррективы в американскую политику. «Отвечая на брошенный Октябрьской революцией вызов, Вильсон в начале 1918 г. готовил заглавную речь своей мировой дипломатии — об условиях предстоящего мира. По словам одного из наиболее известных исследователей «вильсонизма» Ч. Сеймура, «главной причиной выдвижения мирной программы США являлось положение в России»1574. «Мирной программе в России... и БрестЛитовскому миру он (Вильсон) посвятил почти половину программной речи. Президент отталкивался от постулата, что этот мир непрочен. В Брест-Литовске напротив советской делегации сидят «военные лидеры, у которых нет иной мысли, кроме как удержать захваченное». В первом пункте содержалось осуждение тайной дипломатии. Вильсон заметил, что желание России вести открытые переговоры отражает «подлинный дух современной демократии». Американская демократия постарается соответствовать моральным принципам, исповедуемым Россией.... «Секретность обсуждений, отсутствие бесстрашной прямоты, неспособность определенно объявить о целях войны присуща Германии и ее союзникам, но слышен голос, призывающий к определению принципов и целей, и этот голос, как мне кажется, является самым волнующим и убедительным среди голосов, которыми наполнен охваченный беспокойством мир. Это голос русского народа. Этот народ находится в прострации и почти беззащитен перед мрачной мощью Германии, от которой до сих пор никто не видел сочувствия или жалости. Мощь русского народа, по-видимому, сокрушена. Но дух его не по471

корен. Русские не подчиняются ни в принципах, ни в реальных действиях. Их понимание того, что справедливо, того, что гуманно, и того, что затрагивает их честь, выражено откровенно, с широким взглядом на мир, щедростью души и всемирной человеческой симпатией, которая вызывает восхищение всех друзей человечества». Второй пункт был направлен против морской гегемонии Британии — он требовал свободы морей. Для США, строивших военный флот, равный британскому, это (прежде немыслимое) требование равенства покоилось на уже реализованных предпосылках. В океанские просторы уже вышли сверхдредноуты под звездно-полосатым флагом — материальная опора этого пункта программы Вильсона. Предвоенный мир в этом отношении ушел в прошлое. В третьем пункте Вильсон призывал к «снятию экономических барьеров и установлению свободы торговых отношений между всеми нациями». Четвертый пункт провозглашал необходимость разоружения. Окруженным океанами Штатам нечего было бояться Канады и Мексики. Кроме того, привлекательно звучавший лозунг требовал разоружения прежде всего тех, кто мог соперничать если не в экономике, то в военной силе с США — главных европейских государств, начиная с Германии, Франции и Англии. Пятый пункт призывал к «свободному, открытому и абсолютно беспристрастному урегулированию всех колониальных притязаний». В шестом пункте речь шла о России. Президент так определил свою позицию: «Эвакуация иностранных войск со всей русской территории — таково решение всех вопросов, касающихся России, которое обеспечит получение ею возможности независимого определения своего собственного политического развития, проведения национальной политики; обеспечение приглашения ее в

сообщество свободных наций на условиях гарантии независимого выбора своих политических институтов». ...Четырнадцатый пункт, который, в определенном смысле, стал самым главным, — предложение о создании всемирной организации государств: «Должна быть создана ассоциация наций с целью обеспечения гарантий политической независимости и территориальной целостности как для великих, так и малых стран»1575. 472

Демократические принципы нового сосуществования народов В. Вильсона носили революционный характер и фактически утверждали в международной политике принципы, предложенные европейскими социалистами и русскими большевиками. В этом необходимо отдать В. Вильсону должное — американский профессор, ставший президентом, поднимал свою страну на новый уровень развития. Благодаря этому США становились не только экономическим, но и политическим мировым лидером. Но кроме субъективных факторов, демократическое развитие США имело и вполне объективные предпосылки. За время Первой мировой войны США поднялись на новый уровень экономического развития, и именно он вызвал к жизни потребность в новых принципах международной «социальной справедливости», которые отражал В. Вильсон. Между тем внутри США действовали еще дикие законы раннего капитализма, которые позже приведут к Великой депрессии. Они главенствовали и в международной деятельности американского капитала. Тем самым пункты Вильсона, открывая новую эпоху в истории человечества, одновременно утверждали мировое господство США. Различие между провозглашаемыми лозунгами и реальной практикой демонстрирует хотя бы то, что США не захотели потратить даже малую часть заработанной на войне прибыли для поддержания разоренных стран Европы, для утверждения своих демократических принципов в Старом свете. Наоборот, разоренные войной страны были вынуждены платить проценты заокеанскому «союзнику», что вело к новой радикализации Европы... Принципы В. Вильсона намного опережали свое время и нравы, царящие в американском обществе; тем временем молодой американский неоимпериализм вступал в очередную фазу с борьбы с еще не до конца побежденным старым махровым европейским империализмом... РОССИЯ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ Цели России в войне после Февральской революции были провозглашены уже 28(15) марта Петроградским Советом в воззвании «К народам всего мира», в котором он призвал к «миру без аннексий и контрибуций на основе права наций на 473

самоопределение». Под давлением Советов Временное правительство было вынуждено принять этот лозунг. Правда, до Октября он носил чисто декларативный характер. Либеральный лозунг призывал оказать помощь союзникам в войне до «победного конца», о цене вопрос не стоял. Но уже 25 сентября 1917 г. Керенский выдвинул список условий мира для межсоюзнической мирной конференции: «Французы узнали, что будущее Эльзаса и Лотарингии должно решаться посредством плебисцита. Бельгия получит компенсацию за счет международного фонда. Англичане узнали, что Германии предлагается сохранить за собой все колонии. Американцам предложили нейтрализацию Панамского канала, а англичанам — нейтрализацию Суэцкого канала, равно как и черноморских проливов. Все нации после окончания войны получат равные экономические возможности. Тайная дипломатия отменялась.

Мирные переговоры будут вестись делегатами, избранными парламентами своих стран...» Не стоит говорить, что это в принципе противоречило тем целям, ради которых велась война1576. Уткин пишет: «В этих условиях Запад прибег к простому способу: он усомнился в прерогативах правительства, которое само себя назвало Временным. Имеют ли делегаты этого правительства легитимное право представлять свою нацию?» Министр иностранных дел Англии Бальфур сказал послу Набокову: «Не следует создавать прецедент для ведения переговоров, когда исключительные прерогативы получают фактически частные лица. Такой способ ведения дел мог бы иметь нежелательные последствия»1577. Таким образом, Временное правительство было во внешнеполитическом плане свергнуто союзниками, признавшими его всего чуть более полугода назад, еще за месяц до Октябрьской революции. Большевики после своего прихода к власти сразу официально отказались от всех претензий прежних правительств России на чужие территории и контрибуции и одновременно «Декларацией прав народов России» утвердили право наций на самоопределение. Большевиками были опубликован тайные договоры между Россией и союзниками: «Правительство рабочих и крестьян отказывается от секретной дипломатии с ее интригами, секретными шифрами и ложью». Они изложили свою концепцию мира устами Троцкого в интервью Дж. 474

Риду всего через несколько дней после Октябрьской революции: «После окончания этой войны Европа будет воссоздана не дипломатами, а пролетариатом — в виде федеративной европейской республики, в виде Соединенных Штатов Европы... Экономическое развитие требует уничтожения национальных границ. Если Европе суждено остаться расколотой на национальные группы, то в этом случае империализм опять начнет свою работу. Только федеративная республика может обеспечить мир всему миру...»1578 Англия. Против принципов, провозглашенных большевиками, официально не смогло выступить ни одно государство. В. Вильсон отозвался на них своими 14 пунктами. Даже Великобритания была вынуждена признать их, правда, весьма своеобразно. Английский посол писал: «Существуют еще более высокие принципы, к которым мы могли бы апеллировать, если бы пожелали этого, к тому же это принципы, вполне признаваемые Советом народных комиссаров. Это принципы демократического мира, мира, согласующегося с желаниями малых и слабых народностей. Такой мир отвергает мысль об ограблении побежденного врага под предлогом возмещения военных убытков или о включении в состав больших государств территорий не желающих того народов. Таков в общих чертах тот мир, который мое правительство, равно как и русская демократия, хочет обеспечить миру»1579. «Не вправе ли мы поэтому претендовать на то, чтобы с нами обращались как с друзьями, а не делали бы нас предметом грубых нападок...»1580 «Я позволил бы себе обратиться к русской демократии со словами предостережения. Ее вожди, я знаю это, воодушевлены искренним желанием создать братство между пролетариями всего мира с целью обеспечения всеобщего мира. Я вполне симпатизирую преследуемой ими цели, но я хотел бы попросить их рассмотреть, удобны ли их настоящие методы для обращения к демократиям союзных стран, особенно Англии. Они, несомненно, ненамеренно создают такое впечатление, что придают большее значение германскому пролетариату, нежели британскому...»1581 Бьюкенен выступил перед журналистами с общей оценкой союзнического отношения к России: «Мы питаем симпатию к русскому народу, истощенному тяжкими жертвами войны и общей дезоргани475

зацией, являющейся следствием всякого великого политического подъема, каким

представляется ваша революция. Мы не питаем к нему никакой вражды; равным образом нет ни слова правды в слухах, будто мы намерены прибегнуть к мерам принуждения и наказания в случае, если Россия заключит сепаратный мир. Но Совет народных комиссаров, открывая переговоры с неприятелем, не посоветовался предварительно с союзниками и нарушил соглашения от 23 августа — 5 сентября 1914 года, о чем мы имеем право сожалеть»1582. Троцкий не купился на традиционный прием английской дипломатии, когда «лесть подавалась лопатами». Бьюкенен пишет: «Троцкий сказал, что я выразил свою любовь к России на пяти газетных столбцах, и теплота моих чувств его радует. Однако он предпочитал бы дела словам»1583. «Дела» означали признание правительства большевиков, определение демократических целей войны и оказание конкретной материальной помощи русской армии. «Теплота чувств» британского дипломата для тех условий выглядела не более чем разновидностью пропаганды, которая преследовала, как и прежде, только одну цель — удержать Россию в войне при минимальных затратах со стороны союзников. Свои лирические выступления в пользу нового коммунистического правительства Бьюкенен объяснит сам очень скоро. 27 ноября он писал: «Моим единственным стремлением и целью всегда было удержать Россию в войне, но невозможно принудить истощенную нацию сражаться вопреки ее собственной воле. Если еще что-нибудь может побудить Россию сделать еще одно усилие, то это сознание того, что она совершенно свободна действовать по собственному желанию, без всякого давления со стороны союзников. Существуют данные, доказывающие, что Германия старается довести дело до непоправимого разрыва между нами и Россией, для того чтобы подготовить почву для германского протектората, который она надеется в конце концов установить над этой страной. Для нас требовать своего фунта мяса и настаивать на том, чтобы Россия исполнила свои обязательства, вытекающие из соглашения 1914 г., значит играть на руку Германии. Каждый день, что мы удерживаем Россию в войне вопреки ее собственной воле, будет только ожесточать ее народ против нас. Если мы освободим ее от этих обязательств, то национальное чувство обратится против Германии, если мир будет 476

оттягиваться или будет куплен на слишком тягостных условиях. Для нас вопрос жизни и смерти — отпарировать этот последний ход Германии, так как русскогерманский союз после войны будет представлять вечную угрозу для Европы, особенно же для Великобритании. Я вовсе не защищаю какого-либо соглашения с большевистским правительством. Напротив, я думаю, что принятие указанного мною курса выбьет из их рук оружие, так как они уже не будут в состоянии упрекать союзников в том, что они гонят русских солдат на убой ради своих империалистических целей»1584. «Теплота чувств» изменила Бьюкенену уже после того, как «Троцкий, выехавший в Брест-Литовск для возобновления мирных переговоров, стал обвинять нас в том, что мы намерены заключить мир за счет России. Вчера он сказал, что это ясно из последней речи Ллойд Джорджа, в которой он заявил, что союзникам будет приятно видеть, что Германия заключит мир «с аннексиями» с Россией, так как они надеются, что, насытившись по горло на востоке, она будет более расположена к уступкам на западе. Это ясно показывает, что он готовится к отступлению и к принятию германских условий»1583. Ллойд Джордж действительно рассматривал возможность заключения мира с Германией. В этом случае уступки Германии на востоке в самом деле увеличивали шансы Англии на западе. Троцкий имел все основания заявить: «Если когда-либо война и велась в целях самообороны, то она давно перестала быть таковой для обоих лагерей. Если Великобритания завладевает африканскими колониями, Багдадом и Иерусалимом,

то это не есть еще оборонительная война; если Германия оккупирует Сербию, Бельгию, Польшу, Литву и Румынию и захватывает Моонзундские острова, то это также не оборонительная война. Это борьба за передел мира. Теперь это ясно — яснее, чем когда-либо»1586. Позже Бьюкенен в беседах с членами британского правительства «усиленно подчеркивал то обстоятельство, что, тогда как нам нечего ждать от социалистовреволюционеров, Ленин и Троцкий, хотя они и очень крупные люди, представляют собою разрушительную, а не созидательную силу... Их конечная цель состоит в низвержении всех старых так называемых империалистических правительств... они никогда не будут работать вместе с человеком, в котором они видят подлинное олицетворение империализма. По мере того как 477

положение изменялось к худшему, я видоизменял взгляды, которые первоначально высказывал. Мы должны были выбрать одно из двух: либо прийти к соглашению с большевиками на основе полной взаимности во всем, либо совершенно порвать с ними и отозвать наше посольство. Я сильно склонялся в пользу последнего выхода, особенно ввиду некоторых надежд, которые, казалось, подавала оказываемая союзниками материальная помощь лояльным элементам на юге России, которые еще не подчинились ни большевикам, ни германцам. Во всех речах, произнесенных мною в течение следующего года, я всегда защищал политику вооруженной интервенции. Я утверждал, что русский вопрос является доминирующим фактором интернационального положения, и до тех пор, пока он остается нерешенным, не может быть устойчивого мира в Европе. Сверх того, предоставление России ее собственной участи могло бы привести к тому, что Германия могла бы в один прекрасный день обеспечить за собой распоряжение огромной людской силой России и ее неслыханными минеральными богатствами. В то же время позволить большевикам упрочить свое положение значило бы позволить их агентам распространять разрушительные коммунистические доктрины в большей части Азии и Европы. Я отстаивал подкрепление армии генерала Деникина и прочих противобольшевистских армий посылкой небольших добровольческих частей... горсти британских войск с танками и аэропланами было бы достаточно для того, чтобы генерал Юденич мог бы взять Петроград... если бы цель этого предприятия была достигнута, то деньги, которых оно стоило бы, оказались бы помещенными в хорошее дело. Мы достигли бы открытия торговли с богатейшей страной в Европе, мы спасли бы многие важные британские интересы в России...»1587 О каких интересах говорил уже бывший британский посол? Эти интересы были обозначены сразу после Октябрьской революции, когда до начала полномасштабной интервенции в России возник некий международный вакуум. Именно в это время английский генерал Пул очевидно паниковал 19 декабря 1917 г.: «Если бы я был художником, я бы послал вам картину будущего — германский посол сидит за столом с Лениным по правую руку и Троцким по левую, вкушая все плоды России. На заднем плане клерк из нашего посольства собирает косточки»1588. Пул рекомендовал своему правительству 478

сконцентрироваться на резине, металлах, хлопке, нефти и химикатах — действовать как можно скорее ввиду дипломатических переговоров России с Германией и учитывая исключительную активность американцев. «Если повести дело умело, то Россия благоприятно воспримет приток британского капитала». План экспертов заключался в том, чтобы разместить примерно 15 млн. фунтов стерлингов в восьми — десяти ведущих русских банках — рычаг эффективного воздействия на общую экономическую ситуацию в чрезвычайно ослабленной стране»1589. Британский МИД уже разрабатывал механизмы скупки ведущих

российских банков. Специально посланный в Россию британский майор Бантинг писал в Лондон 29 декабря 1917 г.: «Необходимо создать здесь ценой любых усилий совершенно новую и мощную организацию, чтобы не терять связей с Россией в условиях, когда в руках немцев находится большинство козырных карт. Создание новой организации потребует не менее шести месяцев. Большие возможности обещает сибирская торговля. Сибирь удалена от Германии, и возможности развернуться здесь огромны...» Ввиду того, что нереально требовать от России скрупулезной и пунктуальной выплаты долгов — их у России нет, — Бантиг предлагал использовать долги военных лет для получения концессии, внедрения в русскую промышленность, завладения русским рынком'590. Британский историк пишет, что в донесениях Локкарта этого периода содержалось «не что иное, как схема британского охвата всей русской экономики — гигантское расширение зоны влияния британского империализма, в то время как лежащая в прострации Россия могла быть низведена — или поднята — до статуса британской колонии»1591. «То, что мы наблюдаем в России, является началом великой борьбы за ее неизмеримые ресурсы сырья», — сообщал в мае 1918 года журнал англо-русских финансовых кругов «Россия». Похоже писала и «Лондон файнэншл ньюс» в ноябре того же года: «События все более принимают характер, свидетельствующий о тенденции к установлению над Россией международного протектората по образу и подобию британского плана для Египта. Такой поворот событий сразу превратил бы русские ценные бумаги в сливки международного рынка»1592. 479

США. Судьба Германии была предрешена, а конкуренция диктовала свои правила игры, и американский посол заботился прежде всего о том, имея в виду Британию, чтобы Россия не попала «в кабалу к новому монополисту», который бы ограничил ее возможности. Нет сомнения, писал Фрэнсис, что целью западных союзников является обеспечение себе привилегированного места в послевоенном экономическом развитии России... Говоря об исключительной важности текущего периода, посол предлагал Вильсону мобилизовать все доступные американцам рычаги; одним из них, пишет Фрэнсис, является зависимость Британии от американских займов. А наиболее эффективным путем предотвращения вхождения России в британскую зону влияния является ужесточение предоставления Лондону кредитов1593. Уткин констатирует: «Трудно избежать впечатления, что Фрэнсиса меньше волновала судьба России, но его искренне беспокоило будущее многомиллиардного рынка, уплывающего из американских рук»1594. Аналогичного мнения был и английский посол Бьюкенен, которого волновала не столько возможность выхода России из войны в результате сепаратного мира с немцами и приход большевиков, сколько растущая активность США. 18 ноября 1917 г. он пишет Бальфуру, что «американцы играют в собственную игру и стремятся сделать Россию американской резервацией, из которой англичане должны быть удалены, и как можно подальше»1595. В итоге вместо И. Рута, не оправдавшего надежд, для реализации «американских принципов» Госдепом была послана миссия Гувера, которая должна была стать своеобразным «троянским конем», который должен был вынудить Вильсона, упорно не желавшего ввязываться в гражданскую войну в России, пойти на прямую военную интервенцию для защиты «американских интересов». Пожалуй, только США объективно имели шанс найти себе твердого союзника даже в лице «коммунистической» России; тогда бы Вторая мировая война скорее всего осталась лишь в планах военных. США и Россия постепенно могли совместно погасить негативные тенденции и развить позитивные, но незрелость США по отношению к тем принципам, которые декларировал их президент, радикализм

большевиков, откровенный махровый империализм «великих европейских держав» повели историю по другому пути. 480

Германия. Планы американской и британской «демократий» отличались от планов германского империализма лишь в деталях: Министр иностранных дел Австро-Венгрии Чернин писал канцлеру Гертлингу 10 ноября 1917 г.: «Я не могу даже перечислить те возможности, как военные, так и политические, которые появятся у нас, а особенно у Германии, если мы сможем сейчас покончить с русскими. Порвав с державами Запада, Россия будет вынуждена в экономической области попасть в зависимость от центральных держав, которые получат возможность проникновения и реорганизации русской экономической жизни»1596. 3 декабря 1917 г. министр иностранных дел Кюльман объяснил германскую стратегию: «Возникшее напряжение в отношениях с Антантой обеспечит зависимость России от Германии. Отринутая своими союзниками, Россия будет вынуждена искать нашей поддержки. Мы сможем помочь России различными способами; прежде всего в восстановлении ее железных дорог, в предоставлении ей значительного займа, в котором Россия нуждается для поддержания своей государственной машины. Этот заем может покрываться предоставлением зерна, сырьевых материалов и пр. Помощь на такой основе обеспечит сближение двух стран... Мы достаточно сильны... для предложения России того, в чем она нуждается для реконструкции своего государства»1597. После заключения Брестского мира политика Германия в отношении России была дополнена программой экономической интервенции — в противовес усилению английского и американского влияния в России. 16 мая 1918 г. лидеры немецкой промышленности предложили предоставить России кредиты до 2 млрд. марок в качестве обеспечения под кредиты промышленники потребовали поставить под германский контроль транспортные пути России, что предполагало «постоянную военную оккупацию Германией и ее союзниками европейских путей к северу от России». То есть полное блокирование Германией северных и балтийских портов России. Черноморские порты уже и так были включены в германскую сферу интересов по плану «Миттельойропы». Немцы начали активно продвигать свои планы. 13 мая 1918 г. первый посол Германии в Советской России граф Мирбах писал: «Реализация наших интересов требует продолжения 481

поддержки большевистского правительства. Если оно падет, то его наследники будут более благосклонны к Антанте... большевики сейчас более расположены к экономическому сотрудничеству, и должны быть предприняты меры в направлении будущего экономического проникновения»1598. Ощущения русских современников той ситуации, в которой оказалась Россия в марте 1918 г., наглядно изобразил А. Флит в своем стихотворении «Аукцион»: Со всех концов большого света, Надевши брюки на ходу, Они бегут, почуяв где-то Добычу в дьявольском году. Раскрытый зал аукциона, Гудит блестящая толпа, Сверкают фраки и короны И дипломатов черепа. Германцев жирные затылки, Балканских хищников носы, Французов трепетные жилки И профиль английской лисы...

Поодаль, скромником в сторонке, Придав спокойный блеск глазам, Оскалив желтые коронки, Со звездным флагом — Дядя Сам. И ты, Россия, в гулком зале Доступна для осмотра всем, А я в часы твоей печали Стою в углу за дверью нем...1599

Правительство большевиков, оказавшись зажатым с двух сторон, пыталось найти компромисс с союзниками, соглашаясь даже на принципиальные для ортодоксальной политики большевиков уступки, но в марте первые войска союзников высадились в Мурманске — началась интервенция. В этой ситуации правительству Ленина не оставалось ничего другого, как пойти на компромисс с немцами. 15 мая 1918 г. оно предложило Мирбаху обширную программу экономического сотрудничества в России... 18 мая 1918 г. министр иностранных дел Кюльман наставлял посла в Москве: «Расходуйте 482

больше денег, поскольку в наших интересах, чтобы большевики выстояли. Фонды Ризлера в вашем распоряжении. Если нужно больше средств, телеграфируйте»a. 1 июня экономический советник доктор Брюн предложил Генеральному штабу германской армии создать синдикат с целью экономического проникновения в Россию... 4 июня Экономическое управление рейха предложило частным компаниям собрать по 50 млн. марок, еще 1,9 млрд. марок предполагалось получить за счет общенационального займа и прямых субсидий правительства»1600. Но сотрудничества не получилось, большевики очень скоро на себе ощутили, как Германия понимала его принципы... a

Мирбах отвечал в начале июня, что, ввиду активного соперничества в России стран Антанты, ему требуется три миллиона марок в месяц. В Берлине 11 июня 1918 г. был создан фонд в сорок миллионов марок.

ИНТЕРВЕНЦИЯ Президент Франции записал в своем дневнике в 1915 г.: «Самба...подчеркивал эффективность русской помощи и категорично заявил: «Скажите без боязни, что, не будь России, нас бы захлестнула волна неприятельского нашествия. Имейте это в виду каждый раз, когда натолкнетесь на то или другое последствие внутреннего режима этой великой страны»1601. Ламздорф, будущий министр иностранных дел России, писал в 1891 г.: «Французы собираются осаждать нас предложениями заключить соглашение о совместных военных действиях обеих держав в случае нападения какой-нибудь третьей стороны. Совершенно запутавшись в их сетях, мы будем преданы и проданы при первом удобном случае»1602.

В России после Октября 1917 г. на глазах у Запада происходило нечто, коренным образом противоречащее его планам. Отказ нового правительства от войны позволял Германии перебросить на Западный фронт несколько сотен тысяч солдат; призыв большевиков к миру «без аннексий и контрибуций» был совсем не тем, ради чего велась война; право народов на самоопределение грозило лишить державы их колоний; победа новой идеологии кардинальным образом переворачивала все жизненные устои западной цивилизации, резко усиливала революционные течения во всем мире. Черчилль писал: «Явление, видом отличное от любых, когда-либо обитавших на земле, стояло на месте, где находился прежде союзник. Мы видели государство без нации, армию без страны, религию без Бога»1603. Фрэнсис добавлял: «Руководящим импульсом большевиков

является классовая ненависть... Успех большевиков в России представляет собой угрозу всем упорядоченно созданным правительствам, не исключая наше, угрозу самим основаниям общественного устройства»1604. Политика «союзников» в отношении большевиков и России была однозначно определена уже в первые месяцы после Октябрьской революции. 30 ноября 1917 г. госсекретарь США Лэнсинг указывает американскому послу в России Фрэнсису исследовать воз484

можность формирования на юге России армии для противоборства большевикам1605. 3 декабря Военный кабинет принял решение, что «правительство Великобритании готово поддерживать любой ответственный орган власти в России, который активно выступает против движения максималистов (большевиков), и в то же время свободно финансирует в разумных пределах такие органы по мере их готовности помочь делу союзных держав»1606. По мнению Д. Дэвиса и Ю. Трани, «подобная политика подстрекала к гражданской войне и подразумевала определенного рода вмешательство Великобритании» во внутренние дела России»1607. 4 декабря госсекретарь США Лэнсинг в своем меморандуме заявил, что большевики являются «опасными радикальными социалистамиреволюционерами», угрожающими Америке и мировому порядку, и сделал вывод (позднее уже никогда не менявшийся), что большевизм деспотичен, бесчестен, безрассуден и беспринципен в своих методах. Он создает авторитарную систему, насильно созданную и поддерживаемую, возглавляемую самозваными представителями одного-единственного класса и поставившей своей целью свержение и замену капитализма крайней формой социализма (экстремистской формой пролетарского деспотизма)1608. Уильямс утверждал, что в течение пяти недель после большевистской революции «американские руководители приняли решение об интервенции как о целенаправленной антибольшевистской операции». «Лэнсинг для прекращения отношений с большевиками воспользовался аргументом о том, что большевики — агенты Германии. Однако на самом деле он никогда в это не верил»1609. 9 декабря лорд Бальфур, английский министр иностранных дел, относительно продолжающегося немецкого наступления в России говорил: «Немцы еще не скоро освоятся на оккупированных территориях... Простое перемирие между Германией и Россией в течение еще многих месяцев не поможет удовлетворить германские нужды за счет снабжения из России. Мы должны постараться, чтобы этот период затянулся вероятно дольше»1610. Ллойд Джордж писал: «Мы рассматривали вопрос о мерах содействия антигерманским частям, которые существовали в отдельных районах России. Трудно 485

было осуществить это, не создавая представления о том, что мы ведем войну против создавшегося в Петрограде большевистского правительства»1611. 12 декабря в бухту Золотой Рог во Владивостоке вошли военные корабли Япония — под предлогом защиты японских фирм и граждан. Попытка высадить десант натолкнулась на решительный протест правительства США. 14 декабря протокол британского военного кабинета №298 предписывал: не отказывать в запрашиваемых деньгах для поддержки в юго-восточной России сопротивления центральным властям, то есть большевикам, если военное министерство и министерство иностранных дел сочтут это необхо-димым1612. В тот же день Англия и Франция предоставили генералу Каледину 10 млн. ф. ст.1613 для создания армии в 2 миллиона человек. Шеф британской разведки предлагал: «Каледин должен быть поддержан как глава самой большой оставшейся лояльной

по отношению к союзникам организации в России. Либо он, либо румынский король должны обратиться к Соединенным Штатам с просьбой о посылке двух дивизий в Россию — номинально для помощи в борьбе против немцев, а на самом деле для создания сборного пункта лояльных прежнему правительству элементов. Решительный человек даже с относительно небольшой армией может сделать очень многое»1614. Дипломат был другого мнения. Бьюкенен встретился со сподвижниками Каледина и определил их как авантюристов. Посол говорил, что ставка на бравого генерала (но наивного политика) грозит превратить Россию в германскую колонию1615. В конце декабря Черчилль заявил, что после выхода из войны и начала сепаратных переговоров с Германией большевиков следует считать «открыто признанными врагами». 21 декабря Военный кабинет Великобритании подготовил меморандум, в котором отмечалось: «В Петрограде союзники должны немедленно вступить в контакт с большевиками через посредство неофициальных агентов. Мы должны показать большевикам, что не желаем вмешиваться во внутренние дела России... Но мы считаем необходимым поддерживать связи с Украиной, Финляндией, Сибирью, Кавказом... Было бы желательно убедить южную русскую армию возобновить войну. Но это, по-видимому, невозможно. Нашей первой задачей 486

должно быть предоставление субсидий для реорганизации Украины, на содержание казаков и кавказских войск... Необходимо, чтобы США также приняли участие в расходах. Помимо этих финансовых вопросов, необходимо, чтобы мы имели своих агентов и чиновников, а также чтобы мы могли воздействовать и оказывать поддержку местным правительствам и их армиям. Необходимо это делать по возможности тихо, чтобы никто не смог нас обвинить, что мы готовимся к войне с большевиками»1616. Ллойд Джордж продолжает: «Трудность заключалась в том, что любой официальный шаг, открыто направленный против большевиков, мог только укрепить их в решимости заключить мир и мог быть использован для раздувания антисоюзнических настроений в России»16". Посол Бьюкенен получил соответствующие указания. «Вы должны обеспечить казаков и украинцев всеми необходимыми фондами; действуйте способами, которые посчитаете целесообразными»1618. Таким образом, британский кабинет, намеревался установить в основных сырьевых регионах России зависимые правительства, позволяющие эксплуатацию их природных богатств; в случае неудачи английский кабинет также получал выгоду, поскольку такая стратегия неизбежно вела к разжиганию гражданской войны и ослаблению или даже свержению большевистской власти. В случае неизбежности военной интервенции она должна была произойти под предлогом защиты России от германского вторжения. 23 декабря, одновременно с постановлением о поддержке «местных правительств и их армий», Англия и Франция заключили конвенцию, делившую Россию на сферы вторжения. «Французам предоставлялось развить свои действия на территории, лежащей к северу от Черного моря, направив их «против врагов», т. е. германцев и враждебных русских войск; англичанам — на востоке от Черного моря, против Турции. Таким образом, как это указано в 3-й статье договора, французская зона должна была состоять из Бессарабии, Украины и Крыма, а английская — из территорий казаков, Кавказа, Армении, Грузии и Курдистана»1619. В тот же день британское руководство постановило оказать помощь в формировании Добровольческой армии ген. Алексееву, «так как генерал Алексеев предложил в Новочеркасске осуществление программы, которая предполагает ор487

ганизацию армии для осуществления враждебных действий против врага и просил о предоставлении кредита в миллион ф. ст. с одновременным предложением организации международного контроля...»1620 Эти действия были предприняты вопреки рекомендациям большинства экспертов1621. 2 января 1918 г. генералу Алексееву (который был уверен, что «народ тоскует по монархии»1622), было выделено Францией 100 млн. франков. В оправдание действий союзников Ллойд Джордж говорил: «Мы желаем, чтобы большевики отказались от своей пропаганды на территориях союзных стран. Они хотят, чтобы мы отказались от всякой помощи или содействия всяким военным силам или политическим организациям в России, которые не пользуются их одобрением. Наше требование связано с отказом большевиков от их открыто провозглашенных принципов, тогда как их требование заставило бы нас оставить на произвол судьбы наших союзников и друзей»1623. 9 января Франция начинает реализацию «конвенции»: предоставляет денежный заем враждебной советской власти Украинской раде и назначает главу своей военной миссии на Украине официальным французским представителем при Украинской раде1624. 10 января Вильсон подписывает доклад госсекретаря Лэнсинга (от 10 декабря) о предоставлении тайной поддержки британским и французским инициативам, направленным против Советской власти1625. Речь шла о помощи Каледину. Поскольку Каледин и его сторонники не являлись признанными деюре, закон запрещал предоставление им займов, поэтому Лэнсинг подчеркивал важность «избежать огласки намерений Соединенных Штатов продемонстрировать симпатии к движению Каледина, а тем более предоставить свою финансовую помощь»1626. В этих целях помощь осуществлялась через Англию и Францию. В начале января американский консул Д. Пулл прибывает в Ростов для тайных переговоров с генералами Калединым и Алексеевым 1627. 18 января Генеральный штаб главного командования армиями Антанты принял резолюцию «О необходимости интервенции союзников в Россию»: «...Большевистский режим несовместим с установлением прочного мира. Для держав Антанты жизненной необходимостью является уничтожить его как можно скорее... Необходимо срочно прийти к соглаше488

нию в целях установления принципов интервенции в России, . уточнения распределенных обязанностей, обеспечения единого руководства. Это соглашение должно быть первым этапом в деле организации мира»1628. 26 февраля союзный главнокомандующий маршал Фош в своем интервью, появившемся в американской печати, заявил, что «Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири — они имеют возможность это сделать»...1629 С этого времени союзная пресса повела усиленную агитацию за поддержку японской интервенции. Французские политические круги наряду с голосом французской печати усматривали в оккупации Японией Сибири «справедливое наказание для большевиков за аннулирование долгов и заключение сепаратного мира»1630. 5 марта Газета «Daily mail» настаивала на приглашении Японии в Сибирь и создании из Азиатской России противовеса Европейской России1631. 6 марта британские морские пехотинцы высаживают десант в Мурманске. 23 марта Межсоюзнический военно-морской совет рассмотрел вопрос о возможности отправки союзнической военной экспедиции в Мурманск и Архангельск с целью защиты боевых запасов, складированных в данных портах. В ноте №17 совет выразил надежду, что операции военно-морских сил в Мурманске будут продолжены в целях удержания данного порта в распоряжении союзников как можно дольше1632.

5 апреля японский адмирал Като высадил десант во Владивостоке. Страны Антанты объявили этот десант простой полицейской предосторожностью, приписав его инициативе японского адмирала1633. 7 апреля французской военной миссии пришло указание: «Не содействуйте русской армии, она станет угрозой общественному строю и может оказать сопротивление Японии»1634. 12 апреля Военный кабинет одобрил план британской оккупации Мурманска, которую следовало провести по возможности с согласия Советов. Хотя этот проект был заблокирован американским военным представителем генералом Т. Блиссом, Британия решила поступить по-своему. 2 мая Англия представила на рассмотрение Верховному военному совету Антанты (нота №25) план переброски к Мурманску и Архангельску около двадцати тысяч чехов из Чехословацкого легиона. План был одобрен. 489

27 мая «союзные» военные атташе собрались в Москве и единодушно признали, что необходимо вмешательство со стороны союзников в русские дела1635. 1 июня Англия добилась от В. Вильсона согласия на участие в интервенции. 3 июня Верховный военный совет принял совместную ноту №31 — «Союзническая интервенция в русские союзные порты»1636. 6 июля чехословацкие отряды после уличного боя с советскими отрядами захватили Владивосток1637. Таким образом, в стане союзников вырисовывались две стратегические линии в отношении России. Первая была демократической (невмешательство во внутренние дела суверенного государства, «каждая страна выбирает тот строй, который в наибольшей мере соответствует существующим в ней на данный момент условиям»), сторонником которой был В. Вильсон, активно выступавший против интервенции. Это был трудный выбор В. Вильсон писал Хаузу, что «обливается кровавым потом», раздумывая, что делать в России, и всякий раз, как обращается к этому вопросу, тот распадается на куски, «точно ртуть под моим прикосновением»1638. 24 июня 1918 г. Буллит писал Хаузу: «Я испытываю дурные предчувствия, потому что мы готовы совершить одну из самых трагических ошибок в истории человечества. В пользу интервенции выступают русские «идеалисты-либералы», лично заинтересованные инвесторы, которые желали выхода американской экономики из Западного полушария. Единственными, кто в России наживется на этой авантюре, будут земельные собственники, банкиры и торговцы». Эти люди «в Россию пойдут ради защиты своих интересов. А при этом возникает вопрос: сколько понадобится лет и американских жизней, чтобы восстановить демократию в России?»1639 Вторая линия была откровенно империалистической (подавление революции, за счет проведения «дешевой империалистической политики» — разжигания гражданской войны, а затем раздел и неоколонизация отдавшего все силы борьбе и павшего союзника, и все это под псевдодемократическими лозунгами защиты цивилизации). Образно империалистическую линию, которую активно проводили как Германия, так и Англия, Франция и их союзники, а также американский Гос490

деп, заключалась в том, что больному, для того чтобы его «вылечить», предлагалось отрубить голову, а останки поделить «по справедливости». Но прежде чем окончательно перейти к такой стратегии, необходимо было к ней подготовиться, а кроме того, закончить Первую мировую войну. И здесь смертельно больной должен был сыграть свою последнюю роль. Этот этап в полной мере отражает политика, проводимая послами и представителями стран-

«союзников» в России. В отличие от Февральской революции после Октябрьской новое правительство не было признано «союзниками». Даже общаться с большевистским правительством они предпочитали через своих представителей. Англия отозвала своего посла из России. «Вскоре после отъезда из России английского посла Бьюкенена его заместителем остался Локкарт, который первоначально явился горячим противником интервенции и сторонником соглашения с Советской властью. Эта политика Локкарта находила поддержку в лице представителя французской миссии в России капитана Садуля, который также стремился к сближению с советской властью; в течение февраля и марта ему удавалось в значительной мере нейтрализовать влияние своего посла Нуланса... Все эти три лица, т. е. Садуль, Локкарт и Робинс, стремились добиться от своих правительств признания Советской власти, так как этим они думали удержать ее от подписания Брестского мира»1640. Были ли их отношения к большевистской России искренни? Для Садуля, по-видимому, да, он вскоре сам стал коммунистом. Во Франции он был заочно приговорен к смертной казни, но позднее оправдан Военным советом1641. Очевидно, что и американский представитель Р. Робинс1642 также был сторонником признания большевиков. «На протяжении многих дней я был единственным наделенным полномочиями американцем — уверен, что и единственным среди союзников, — видевшим во всем большевистском правительстве какую-то возможность спасения. В конце концов, все более или менее пришли к согласию с моей точкой зрения. Однако теперь слишком поздно»1643. Причем прежде чем стать неофициальным американским представителем, Робинс, несмотря на прямой запрет президента, на свой риск продолжал вести предварительные переговоры с Троцким. Робинс, как и Садуль, назвал большевистскую революцию «кардинальнейшим моментом в жизни всего мира»1644. 491

С Локкартом было сложнее. Англия панически боялась германо-русского сближения, к которому могла подтолкнуть слишком настойчивая антибольшевистская политика и откровенно империалистические цели «союзников». Именно поэтому министр иностранных дел Бальфур заявлял, что внутренние дела России, если они не связаны с войной, Великобритании не касаются. Выбор в пользу большевизма — дело самой России, а не Великобритании. Нежелательно ни полное признание, ни разрыв отношений. Бальфур отзывался о большевиках как о правительстве де-факто. Он не видел смысла копаться в прошлых грехах — в нарушениях договоров, отказе от долгов или оставленных без присмотра военных запасах. Точно такие же отношения были бы установлены с любым другим существовавшим в России правительством де-факто. Какими бы ни были расхождения между Великобританией и большевиками, они могли прийти к взаимному согласию относительно недопущения эскалации милитаризма в Центральной Европе. На этом основании большевики отказались бы от поставок Германии. Это также позволило бы Великобритании осуществлять в Россию необходимые поставки, не опасаясь при этом, что они попадут в руки Германии1645. «Я, — заявил Бальфур, — придерживаюсь четкого мнения, что нам выгодно как можно дольше воздерживаться от открытого разрыва с этой безумной системой. Если это означает дрейфовать по волнам, значит, я сознательно выбираю дрейфующую политику...» Большевики, указывал Бальфур, не собираются воевать с Германией и, возможно, ни с кем другим. Зачем толкать их в руки Германии? Без активного содействия русских Россию будет нелегко организовать или перетряхнуть, тем более что от германских войск сразу избавиться не удастся. Германия еще много

месяцев будет способна обеспечивать свои нужды. На протяжении всего этого периода не следует разжигать враждебность большевиков1646. К. Кибл так комментировал английскую политику того времени: «Правительство Ленина рассматривалось как не более чем мимолетная стадия политического развития России». Первым делом предстояло выяснить: «Если большевики полны решимости заключить мир, можно ли было повлиять на условия мира, чтобы свести к минимуму ухудшение дел союзников? Если большевистская власть была еще не полной, могли ли русские офицеры, известные враждебностью к большевикам, быть побуждены способом денежной и веще492

ственной помощи к продолжению борьбы?»1647 Именно поэтому, как писал Локкарт: «Инструкции у меня были самые неопределенные. Я нес ответственность за установление отношений. Я не должен был иметь никаких полномочий». «Однако, кроме того, — пишет К. Кибл, — при назначении Локкарта ему были поставлены две основные задачи: мешать ходу переговоров и собирать информацию о мощи и перспективах большевистского 1648 правительства» . Локкарт работал профессионально и, как пишет Кибл, отношения между Локкартом и Троцким были настолько близки, что «мало кто из послов ее величества в Советском Союзе имел счастье установить»1649. По сообщению Локкарта, Ленин понимал общность российских и союзнических интересов перед лицом германской угрозы. Но Ленин опасался союзнической интервенции, «убежденный, что их настоящая цель — уничтожение системы Советской власти». Ленин хотел получить гарантии будущего признания Советской власти1650. 2 февраля 1918 г. Локкарт сообщал: «В настоящее время большевистское правительство не одобряет идею разрыва отношений с Англией. Доказательством этого является его нежелание сделать достоянием гласности наши интриги в этой стране, о которых ему хорошо известно»1651. Джадсон также сразу после революции телеграфировал: «Троцкий заверил, что иностранцев будут охранять»1652. В начале марта английские войска высадились в Мурманске, но большевики и после этого пытались найти путь для мирного диалога. Локкарт в марте 1918 г. докладывал в Лондон: «Вы не можете ожидать от большевиков теплых слов в отношении британских капиталистов. Они и без того еще удивительно вежливы с нами»1653. Черчилль писал, что «28 марта Троцкий сообщил Локкарту, что он не возражает против вступления в Россию японских сил для противодействия германскому натиску, если только в этом выступлении будут участвовать другие союзники и дадут со своей стороны некоторые гарантии. Он просил, чтобы Великобритания назначила британскую военную комиссию для реорганизации русского Черноморского флота и выделила британского офицера для контроля за русскими железными дорогами. Как говорили, даже Ленин не возражал против иностранного вмешательства, имеющего целью борьбу с немцами, если союзники дадут гарантии, что они не будут вмешиваться во внутренние дела России»1654. 7 апреля Чер493

чилль в секретном послании военному кабинету предлагал уговорить Россию возвратиться в строй воюющих держав... Предложив сохранить «плоды революции», можно восстановить пугающую немцев войну на два фронта. «Давайте не забывать, что Ленин и Троцкий сражаются с веревками вокруг шеи. Альтернативой пребывания власти для них является лишь могила. Дадим им шанс консолидировать их власть, немного защитим их от мести контрреволюции, и они не отвергнут такую помощь»1655.

Ленин поддерживал переговоры Троцкого: «Я (Троцкий) высказался за принятие предложения (Антанты), разумеется, при условии полной независимости нашей внешней политики. Бухарин настаивал на недопустимости входить в какие бы то ни было соглашения с империалистами. Ленин поддержал меня со всей решительностью: «уполномочить товарища Троцкого принять помощь разбойников французского капитала против немецких разбойников»'656. 5 марта, накануне VII съезда партии, принявшего ленинскую формулировку Брестского мира, Троцкий, минуя Ленина, направил союзникам ноту, в которой говорилось: «В случае, если Всероссийский съезд советов откажется ратифицировать мирный договор с Германией или если германское правительство, нарушив мирный договор, возобновит наступление, может ли Советское правительство рассчитывать на поддержку США, Великобритании и Франции в своей борьбе против Германии? Какого характера помощь может быть оказана в ближайшем будущем и на каких условиях?»1657 Большевики требовали от союзников не обещаний, а конкретных действий, подтверждающих их лозунги «защиты демократии» — признания, конкретной материальной и военной помощи для продолжения войны. Но тот же «Локкарт настаивал на том, что сотрудничество союзных держав с Лениным должно базироваться не на любви, а на расчете»1658. Очевидно, что такого же принципа придерживались и большевики в отношении Англии. Троцкий заявлял, «что взаимоотношения (с союзниками) можно построить на послевоенных взаимных коммерческих интересах, а не на «платонических симпатиях к русскому народу, в которых меня хотят убедить американские империалисты»1659. Для «союзников», привыкших к самопожертвованию России, такая ее позиция была внове. Поняв, что традиционная «дешевая империалистическая политика» не дает результата, 494

в начале лета 1918 г. Локкарт, как до него и Бьюкенен, пришел к выводу, что «единственная помощь, которую мы можем получить от России, — это та помощь, которую мы выбьем из нее силой при помощи наших собственных войск». Вчерашний адвокат договоренности с большевиками стал летом 1918 г. апологетом интервенции: «Союзная интервенция будет иметь своим результатом контрреволюцию, имеющую большие шансы на успех. Определенные партии готовы поддержать нас в том случае, если мы будем действовать быстро. Если же мы не выступим немедленно, они неизбежно обратятся к Германии»1660. «В любом случае, — писал Локкарт, — необходимо с величайшей возможной поспешностью продвигать интервенцию»166'. Аналогичные переговоры Троцкий вел и с французами. «Генерал Лавернь говорил, что французское правительство считается теперь с фактом заключения Брестского мира и хочет лишь оказать нам вполне бескорыстную поддержку при строительстве армии»1662. Но уже «после подписания Советами 19 февраля БрестЛитовского мира Нуланс нашел, что нельзя больше «рассчитывать на советскую армию для восстановления Восточного фронта... Во имя наших интересов и нашей чести, всякое сотрудничество французских офицеров в качестве инструкторов красных войск должно быть отныне воспрещено». Деникин с издевкой пишет о своих союзниках: «Честь» находилась в такой зависимости от «интересов», что после 19 февраля она приобретала иное внутреннее содержание, чем до 19-го...»1663 Локкарт шел дальше; в конце мая он информировал Лондон: «Большевистское правительство скоро падет, приглашения к интервенции от него не дождаться, момент для интервенции подходящий. Интервенция — единственное средство защиты британских интересов в России»1664. Об этих интересах сообщал и Блисс: «Мне кажется, есть свидетельства стремления наших союзников, чтобы Соединенные Штаты сами провели экспедиции туда, где после

войны только у них возникнут какие-то особые интересы. Соединенные Штаты должны максимально сберечь свою армию от потерь и при этом преследовать единственную цель — победу над Германией, не связываясь с теми союзниками, у кого множество прочих целей»1665. У американцев относительно большевистской России боролись три линии. Первую озвучивали глава военной миссии 495

Джадсон и руководители миссии Красного Креста, которые полагали, что большевики, взяв власть, перестали быть немецкими шпионами и превратились в оборонцев, а их полупризнание поможет восстановить фронт. Генконсул Саммерс, напротив, призывал однозначно и публично отказать Советам в признании. В итоге победила третья точка зрения — посла Фрэнсиса, предлагавшего не делать ничего в ожидании неизбежного со дня на день падения большевистского режима1666. Однако уже 23 февраля 1918 г. Фрэнсис писал своему сыну о целях своего пребывания в России: «Сепаратный мир явится тяжелым ударом по союзникам, но если какая-либо часть России откажется признать право большевистского правительства заключать такой мир, я постараюсь установить контакт с нею и помочь восстанию. Если будет организована какая-либо сила для борьбы с Германией, я окажу ей поддержку и буду рекомендовать правительству помочь ей»1667. 2 мая 1918 года Фрэнсис телеграфировал в Госдеп: «По моему мнению, пришло время для союзнической интервенции. Я полагал, что Советское правительство само попросит об этом, и осторожно начал действовать в этом направлении: — во-первых, оставшись здесь с одобрения Госдепартамента, в то время как другие миссии были отправлены; — во-вторых, поощряя развитие дружеских деловых отношений с большевиками и позволив Робинсу остаться в Москве с этой целью — несмотря на то, что Саммерс возражал, считая, что это его унижает; — в-третьих, заняв позицию против японской интервенции; — в-четвертых, предложив помощь союзников в создании новой армии, поскольку я уже говорил вам о своей уверенности, что в дальнейшем смогу влиять на эту армию; я просил также своих французских и итальянских коллег позволить подобное сотрудничество их военным представителям. Этот план, однако, не был приведен в исполнение, так как была получена ваша телеграмма, запрещающая его осуществление до тех пор, пока не будет выяснено, с какой целью организуется новая армия... Я полностью сознаю всю важность своей рекомендации о необходимости интервенции, которую даю сейчас по следующим причинам: Первое. Германия через Мирбаха полностью контролирует большевистское правительство и Мирбах фактически являет496

ся диктатором, поскольку все разногласия, даже между русскими, выносятся на его суд...»1668 Американский посол продолжал: «В течение месяца я не получал ответа на свою телеграмму от 2 мая с рекомендацией начать интервенцию. Я решил ехать в Петроград, желая продемонстрировать немцам и австрийцам, что у американского правительства все еще есть представитель в России, который не боится их. Кроме того, мне хотелось посмотреть, как продвигается отправка снаряжения и боеприпасов из возможной зоны досягаемости немцев. Но это были лишь предлоги для поездки в Петроград. Подлинной же целью было выяснение того, существует ли организованная оппозиция большевистскому правительству»1669. 4 июля 1918 года Фрэнсис использовал дипломатический прием, который он

устроил в Вологде, «как удобный случай для обращения к русскому народу, которое было опубликовано в вологодской газете «Листок». Я заказал 50 тысяч копий, отпечатанных по-русски в виде листовок для широкого распространения»1670. Это был не первый опыт американского посла по распространению провокационных листовок. Еще 2 мая, указывая, что выступает за интервенцию, Фрэнсис «выпустил несколько заявлений и деклараций, пытаясь поднять русский народ на борьбу с Германией, но их тираж был весьма ограничен»1671. Американский посол распространял провокационные листовки в не признанном его страной государстве, вел открытую подготовку интервенции и при этом требовал, чтобы большевики обеспечивали его дипломатический статус. Легко можно себе представить реакцию Госдепа на попытку посла любой страны провести такие же акции в США. Американский посол занимался откровенно подрывной деятельностью, дезинформировал и провоцировал свой Госдеп и президента, донося 20 июня 1918 года: «Я телеграфировал департаменту, что трезво мыслящие, любящие родину русские, которые настроены в пользу союзников, теряют терпение, ожидая союзнической интервенции, и склонны договориться с Германией — фактически они готовы договориться хоть с самим дьяволом, лишь бы избавиться от большевиков. Я советовал начать интервенцию...»1672 Или: «Германия через Мирбаха полностью контролирует большевистское правительство, и Мирбах фактически является диктатором». Немецкий генерал Людендорф в это время писал: «От Совет497

ского правительства не следует ждать ничего хорошего, хотя существует оно по нашей милости... Опасная для нас обстановка будет сохраняться до тех пор, пока Советское правительство не признает нас без всяких оговорок высшей державой и не начнет действовать, исходя из страха перед Германией и беспокойства за свое существование. С этим правительством следует обращаться с силой и безжалостно»1673. 30 июля 1918 г. Фрэнсис пишет письмо, прямо противоположное своему донесению от 20 июня: «Россия — огромная страна с безграничными ресурсами; ее населяют двести миллионов человек, которые необразованны, но преданно любят свою страну. Я несколько раз выступал с заявлениями, стараясь поднять русских против Германии, но число воспринявших этот призыв лиц очень ограниченно». Фрэнсис полагал, что «к американцам в России относятся лучше, чем к другим иностранцам. Здесь ощутимо предубеждение относительно других союзных правительств. Русские считают, что Англия, Франция и Япония намерены подчинить себе ресурсы и людскую мощь России, а большевики делают все возможное, чтобы усилить эти подозрения. Наши цели пока не рассматриваются как эгоистичные». Активная подрывная деятельность американского посла достигла своей цели. Уже в конце августа (19-го) Фрэнсис докладывает в Вашингтон, что Ленин и Троцкий все чаще «называют американское правительство империалистическим и капиталистическим. Большевистские ораторы, поступая таким образом, находят тысячи слушателей, которые верят им»1674. Даже Бейли писал, что Фрэнсис вводил Вильсона в заблуждение, и называет посла «дилетантствующим и недальновидным». Уорт считал его «персонажем типа Бэббита» и метко цитирует Локкарта, утверждавшего, что «старина Фрэнсис не отличит левого эсера от картошки»1675. А может быть, американским послом двигала не «наивность»? Очевидно, французский посол Нуланс был прав, когда писал: «Взгляды его (Фрэнсиса) были наивно империалистическими. По его мнению, американский народ должен исполнить высшую миссию... Бесцеремонность г-на Фрэнсиса не знала предела»1676. На замечание Ж. Нуланса

можно добавить, что его личные взгляды, как и взгляды его европейских коллег, были уже не наивно, а вполне откровенно империалистическими... 498

Сам Нуланс в своей «посольской» деятельности ушел еще дальше Фрэнсиса. Например, он писал: «Берлинское правительство приказало народным комиссарам принять в Москве так называемый полицейский корпус из тысячи человек для охраны немецкого посольства. Это была настоящая немецкая оккупация столицы. Большевистское правительство понимало, что перевести наши посольства и дипломатические миссии в Москву значило пойти на серьезные конфликты. Главным было оставить нас в Вологде, но каждое посольство получило охранника, несмотря на наши протесты. Поставив часового возле нашей двери, местный Совет обращался с нами как с заключенными, позволяя пройти к нам только тем, кто имеет подпись революционного исполкома. Мы могли только отвергнуть такой возмутительный способ контроля — история дипломатии цивилизованных народов не знала подобных примеров»1677. На самом деле это был откровенный обман. После покушения на немецкого посла Мирбаха германское правительство действительно запросило согласия русского правительства на допущение батальона германских солдат для охраны германского посольства. Уже на следующий день, 15 июля, ВЦИК утвердил ответ Ленина: «Подобного желания мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками. На такой шаг мы вынуждены были бы ответить... усиленной мобилизацией, призывом поголовно всех взрослых рабочих и крестьян к вооруженному сопротивлению... эту революционную войну рабочие и крестьяне России поведут рука об руку с Советской властью до последнего издыхания»1678. При этом Чичерин, «принимая во внимание возможную опасность, грозящую представителям держав Антанты», пригласил послов переехать в Москву, т. к. «Советское правительство считает Москву единственным городом, где возможно обеспечить безопасность представителей данных стран»1679. Но союзнические миссии приняли решение ехать не в Москву, а в Архангельск; большевики им не препятствовали. Тем не менее Чичерин еще несколько раз в более чем учтивой форме обращался к Фрэнсису как дуайену дипломатического корпуса с предложением переехать в Москву и наладить отношения с Советским правительством. Он был настолько настой499

чив, что Фрэнсис писал: «У Чичерина, похоже, сложилось впечатление, что после нашего отъезда из Вологды Советское правительство будет располагать американским послом»1680. Нуланс в данном случае занимался такой же дезинформацией, как и Фрэнсис. В апреле 1918 г. «добавилось разоблачение связей между сибирскими контрреволюционерами и некоторыми консулами из числа союзников. Народный комиссариат опубликовал эти сведения и предъявил союзникам ноту с требованием отозвать консулов, имевших отношение к этому делу... Французский дипломат пишет: «На это повлияла наша ошибка. Союзники держат в Москве целое сборище официальных агентов, которые излишне заигрывают с Советами, давая им понять, что их правительство готово признать новый режим»1681. Но если бы только этим ограничивалась «дипломатическая» деятельность послов демократических держав! Послы в своей подрывной деятельности вполне логично нашли себе союзников среди откровенных революционных террористов — эсеров. Бьюкенен писал: «Мы пришли в этой стране к любопытному положению, когда мы приветствуем назначение террориста, бывшего одним из главных организаторов убийства великого князя Сергея Александровича и Плеве, в надежде, что его

энергия и сила воли могут еще спасти армию. Савинков представляет собою пылкого поборника решительных мер как для восстановления дисциплины, так и для подавления анархии...»1682 Департамент полиции за 7 лет до этих событий писал, что стоящий во главе боевого дела партии социалистов-революционеров эмигрант Б. Савинков ныне может находиться в пределах империи. Принимая во внимание весьма серьезное значение Савинкова в партии, Департамент полиции предлагает всем розыскным органам принять самые решительные действительные меры к обнаружению Савинкова и к аресту его а. Основная ставка была сделана на левых эсеров, вошедших в большевистское правительство. После заключения Брестского мира левые эсеры ушли почти из всех наркоматов, кроме ВЧК. 6 июля 1918 г. левые эсеры использовали аппарат ВЧК в организации убийства немецкого посла Мирбаха, поa

Циркуляр Департамента полиции начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений об установлении наблюдения за связями Б. Савинкова, 18 октября 1909 г. (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. М.: Молодая гвардия, 2003 (Жизнь замечат. людей: Сер. биогр.; Вып. 855), с. 398). 500

служившего сигналом к началу эсеровских мятежей в Центральной России. Активное участие в мятежах приняли бывшие царские офицеры. 7 июля произошло восстание в Рыбинске (где в организации состояли до 400 офицеров), а на следующий день — восстание в Муроме1683. Основные события развернулись 6 июля в Ярославле1684. «Всего в Ярославле сражалось около 1,5 тысячи офицеров и около 6 тысяч добровольцев... Не получив ниоткуда помощи, Ярославль, превращенный латышской артиллерией в груду развалин, 21 июля пал, и большинство его защитников погибли. Часть офицеров (около 500), сдавшаяся представителю германской миссии (восставшие провозгласили отмену Брестского мира и возобновление войны с Германией), была расстреляна в первый же день, как и остальные уцелевшие...»1685 После падения Ярославля Дзержинский направил туда специальную следственную комиссию, которая за пять дней, с 24 по 28 июля, расстреляла 428 человек1686. По показаниям Б. Савинкова, руководившего мятежом в Ярославле, восстание финансировались через французского военного атташе в Москве. Финансирование «союзниками» антибольшевистских мятежей в июле 1918 г., млн. руб.1687 Б. Савинков Эсеры «Союз защиты родины и свободы» «Национальный центр»

2,5 4 2 2

Ленин имел все основания характеризовать события в Ярославле как заговор послов. Действительно, «история дипломатии цивилизованных народов не знала примеров», подобных поведению «послов» Антанты в России 1918 года. Позже будет арестован и Локкарт за финансирование подпольного «Всероссийского национального центра» и «Союза возрождения России», а затем выслан из страны1688. Переговоры послов с Советским правительством сопровождались активной интервенционистской деятельностью «союзников», финансировавших белогвардейские армии на юге России, мятежи в центре, высадивших свои войска на се501

вере России, захвативших в Сибири Уфу, а на Дальнем Востоке — Владивосток. Промышленные центры оказались отрезанными от донецкого угля и продовольственных районов юга России и Украины. В центральной России начинался голод. Переговоры с союзниками теряли смысл, поскольку все ярче выступали их действительные цели. По сути, союзники вели уже открытую, но неофициальную войну с Россией, которая действительно превратилась в «осажденный лагерь». Большевики в той или иной мере контролировали менее четверти территории страны. К лету 1918 г. в России было введено «чрезвычайное военное положение», объявлен «красный террор», «союзники» и противники ожидали скорого падения большевиков. Немецкий посол Мирбах пришел к выводу, что «далее поддерживать большевиков нет никакого смысла». Как выразился он в письме министру иностранных дел 25 июня, «мы, безусловно, стоим у постели безнадежно больного человека. Большевизм скоро падет... В час падения большевиков германские войска должны быть готовы захватить обе столицы и приступить к формированию новой власти. Альтернативой могли бы быть монархисты, но они потеряли ориентацию и заботятся лишь о возвращении своих привилегий. Ядром будущего правительства должны стать умеренные октябристы и кадеты с привлечением видных фигур из бизнеса и финансов»1689. У большевиков не оставалось другого выхода. «Союзники» настойчиво «толкали большевиков в руки к немцам», и Советское правительство было вынуждено опереться на свой мирный договор с немцами, чтобы иметь возможность оказывать сопротивление интервентам и белым армиям. «28 июня кайзер, потребовавший сделать выбор между про- и антибольшевистской политикой, принял рекомендации Министерства иностранных дел. Согласно этим рекомендациям, большевистское правительство получало гарантии в том, что Германия отказывается от давления на прибалтийские государства, а их финские союзники прекращают давление на Петроград, который они были в состоянии захватить без особых усилий. Эти гарантии были приняты Лениным и Троцким, поскольку позволяли перебросить их единственное эффективное военное формирование — латышских стрелков — по западной ветке Транссибирской железной дороги на Урал. Там в конце июля они атаковали под Казанью Чехословацкий легион»1690. 502

После эсеровского мятежа и окончательного разрыва с «союзниками» большевики были вынуждены обратиться к Германии за помощью. 1 августа 1918 г. народный комиссар иностранных дел Чичерин «предложил германскому посольству совместную советско-германскую экспедицию с целью освобождения двух регионов России — мурманской железнодорожной магистрали и Донской области. Гельферих передал предложение Ленина в Берлин с комментарием: большевиков следует водить за нос возможностью сотрудничества, а подготовленные германские войска использовать для их свержения»1691. Гельферих был яростным сторонником диктата в отношении большевиков. 1 августа он требовал: достаточно небольшого удара, чтобы призрачный большевистский режим рассыпался на части1692. Но у нового немецкого посла были и противники; так, Г. Штреземан был сторонником советско-германского союза, полагая, что русский большевизм — просто плохая копия германской экономики военного времени1693. В конечном счете победила точка зрения адмирала Гинце: «Чего мы желаем на востоке? Военного паралича России. Большевики обеспечивают его лучше и более тщательно, чем любая другая русская партия без единой марки или единого человека в качестве помощи с нашей стороны. Давайте удовлетворимся бессилием России»1694. Гинце писал, что Алексеева на Дону следовало не поддерживать, а свергнуть: «Алексеев является оплотом Антанты. Ведя войну с

ним, мы воюем с Антантой. И меня не беспокоит то обстоятельство, что большевики сражаются с ним тоже». Гинце призывал: «Использовать большевиков до тех пор, пока они приносят пользу. Если они падут, мы должны спокойно исследовать хаос, который, возможно, последует, и ждать того момента, когда мы сможем восстановить порядок без особых жертв. Если после прихода другой политической партии к власти хаоса не последует, мы должны выступить с лозунгом защиты порядка и защиты слабых от наших противников»1695. «Мы не сотрудничаем с ними, мы используем их. Это хорошая политика». Линия Гинце победила... Людендорф отдал приказ войскам, находившимся вблизи Петрограда не крушить большевиков, а в случае необходимости помочь им. Он начал подготовку посылки германских войск в район Мурманска, чтобы сдержать англичан. Кайзер пришел к выводу, что правительству Ленина следует помочь финансовым образом. 503

Только Гельферих не согласился с данной логикой — он запросил отставки и возвратился в Берлин»1696. «В Берлине 27 августа были подписаны дополнительные договоры с Советской Россией. По существу, это была договоренность о том, что большевистское правительство будет сражаться против Антанты на севере европейской части России. Германии передавался контроль над остатками Черноморского флота и портовым оборудованием на Черном море. Было условлено, что если Баку будет возвращен России, то треть добычи нефти пойдет Германии. Договоры имели политические и экономические статьи, а также секретные дополнения»16". Согласно секретным статьям, советское правительство обещало вытеснить с территории страны войска Запада с помощью германских и финских войск. ИНТЕРВЕНЦИЯ НА СЕВЕР Английский генерал Айронсайд вспоминал: «...Когда было обнаружено, что в Финляндии, под предлогом помощи белофиннам находится немецкая армия под командованием генерала фон дер Гольца, насчитывающая пятьдесят пять тысяч человекa, оказалось, что нет ничего, что могло бы удержать их от захвата незамерзающего порта Мурманска. Создай они там базу для подводных лодок, и вся наша сложная система оборонительных рубежей у Па-де-Кале будет опрокинута, что повлечет страшные последствия для конвоев. Это была реальная надвигающаяся опасность, которая и вызвала появление союзнических войск на севере России»1698. Американский посол: «Первая высадка союзников на северном побережье России прошла практически без сопротивления большевиков при весьма интересном стечении обстоятельств»1699. Троцкий отказался участвовать во вторых переговорах в Брест-Литовске. Вместо себя он послал Чичерина. Условия договора были гораздо более тяжелыми, чем те, которые большевики отвергли на первых переговорах, и Троцкий предполагал, что Чичерин откажется их подписать, а немцы начнут новое наступление1700. Поэтому на запрос мурманского местного Соa

В немецком экспедиционном корпусе в Финляндии под командованием генерала фон дер Гольца находилось 16—20 тысяч солдат. 504

вета о том, следует ли большевикам разрешить высадку союзников, сообщавшего при этом, что «представители дружественных держав, расположенных в Мурманске французской, американской и английской миссий, по-прежнему демонстрируют хорошее расположение к нам и готовы предоставить помощь, начиная с продуктовых поставок и вплоть до использования активной военной

силы»1701, Троцкий ответил: «Ваш долг — сделать все для защиты мурманской железнодорожной линии. Каждый, покинувший пост без борьбы, — предатель. Немцы наступают мелкими группировками. Сопротивление возможно и обязательно. Ничего не оставлять врагу. Все ценное должно быть эвакуировано, если это невозможно — уничтожено. Вы обязаны принять любую помощь от союзнических миссий»1702. При этом Троцкий поставил условием любого сотрудничества с союзниками невмешательство во внутреннюю политику и взаимодействие с большевиками...1703 Высадившиеся при «интересном стечении обстоятельств»a интервенты заключили «словесное соглашение» с мурманским Советом1704. Но, с одной стороны, Советское правительство не было признано странами Антанты, что ставило ее вне международных законов, а следовательно, делало незаконными и все соглашения между представителями Советов и Антанты. (Это, конечно, делало совершенно законной интервенцию, но она в чистом виде противоречила демократическим принципам, которые декларировали союзники. Они это отлично понимали и именно поэтому любой ценой добивались формального приглашения большевиков, искали аргументированный повод для интервенции. Не получив официального приглашения большевиков, «союзники» были вынуждены вести интервенцию неофициальным образом.) На нерушимости этих демократических принципов настаивал В. Вильсон. «Президент всей душой сочувствует любым военным усилиям, которые могут быть предприняты в Мурманске и Архангельске, но подобные действия следует предпринимать только при гарантированной симпатии русского народа, и они не должны иметь своей конечной целью какую-либо реставрацию старого режима или оказывать любое другое влияние на a

Опять «случайная» синхронизация по времени вплоть до часов: несколькими месяцами позже аналогичное «интересное стечение обстоятельств» произойдет и при высадке интервентов в Архангельске, Одессе, Владивостоке. Сценарий будут везде один и тот же. 505

политическую свободу российского народа»"05 . Вильсону вторил Ллойд Джордж: «Мы обращаемся с большевистским правительством так, словно оно не является правительством. При старом режиме мы бы не высадились в Мурманске и Владивостоке без разрешения царя. Мы действуем, как во времена Французской революции, — захватывая Тулон и прилегающие места одно за другим»1706. С другой стороны, Советское правительство не подтвердило официально правомерность этого «соглашения», отдавая себе отчет, что это грозит разрывом Брестского мира, подписанного на следующий день после Мурманского соглашения, и новым наступлением немецкой армии. И оно действительно началось. В ответ на протест Советского правительства по поводу нарушения Германией Брестского договора Мирбах 30 апреля ответил, что «германское вторжение прекратится, когда союзники оставят Мурманск и Архангельск». Фрэнсис писал в Госдеп: «По моему мнению, такой шаг со стороны союзников был бы весьма неблагоразумным»1707. Высадка союзников в Мурманске весьма напоминала совершенно сознательную провокацию, призванную сорвать Брестский мир и вынудить немцев возобновить боевые действия на Восточном фронте. При этом интервенты не менее очевидно понимали, что продолжение войны углубляет экономический и политический кризис и до крайности радикализует ситуацию в России. Это давало новые надежды на то, что немецкое наступление вынудит большевиков официально обратиться к союзникам с приглашением к «интервенции». Фрэнсис пристально следил за развитием ситуации и ждал — ждал, когда большевики будут «умолять прийти на помощь», приглашать интервентов... но не дождался. Немецкое наступление, вызванное высадкой англо-французских войск в

Мурманске, было остановлено дополнительным Брест-Литовским соглашением от 27 августа, по которому Россия должна была выплатить Германии репарации в размере 6 млрд. марок — частично золотом, частично деньгами, частично товарами, частично «экономическими концессиями». Пул заявил, что дополнительные соглашения «были, в отличие от первоначальных договоров Брест-Литовска, подписаны большевиками не под явным принуждением, но по их желанию и инициативе». И трактует этот факт как упрочнение сотрудничества между большевиками и немцами1708. 506

Очевидно, что дипломаты в какой-то степени осознавали «шаткость» такого рода «мурманских устных соглашений». Видимо, именно поэтому появлялись такие перлы Фрэнсиса: «В Мурманске... местный Совет был настроен дружественно по отношению к союзникам, так как увидел то, что для представителей союзников в Вологде было давно очевидным: большевистское правительство находится полностью под влиянием Германии». Но тут же Фрэнсис продолжает: «В то же время большевики в Москве ясно показывали большое желание установить хорошие отношения с союзническими миссиями, и особенно с американским посольством»1709. То есть, по Фрэнсису, большевики, находясь под влиянием Германии, стремились установить хорошие отношения с союзниками. Это и другие многочисленные противоречия показывают, что в подобных случаях Фрэнсис явно пытался угодить правым и левым, формируя благожелательным образ интервенции в общественном мнении своей страны. Пока американский посол успокаивал общественное мнение, англичане и французы занимались делом. «Мурманский порт, единственный незамерзающий и действующий круглый год, должен был, как нам казалось, стать основным, так как прежде всего он обеспечивал постоянный доступ в Россию и, кроме того, был рынком сбыта угольных запасов Кольского полуострова. Были уже разработаны проекты строительства причалов, доков вдоль побережья. Крупные промышленные предприятия Европы планировали вложить свой капитал в разработку соседних месторождений магнитной руды; можно предположить, какую выгоду извлекла бы из этого русская экономика. Невозможно было не предвидеть развитие города, и мы приобрели большой участок земли, чтобы построить здесь консульство; французские фирмы предполагали также построить здесь торговые конторы»1710. Англичане и французы делали то же, что они уже многократно проделывали и в других частях света, пытаясь «осчастливить» еще одну «колониальную экономику» своим покровительством. Вслед за Мурманском последовала высадка интервентов в Архангельске. Поводом для интервенции в Архангельск стали 600 тыс. тонн военных грузов, присланных на север еще до революции, которые могли быть, по мнению союзников, захвачены немцами при помощи финнов или переданы им большевиками. «Можно ли было предоставить его (это ору507

жие) в руки малодушного правительства, изменившего союзному делу и открыто враждебного всякой цивилизации?»1711 Но, как писал американский генерал, «когда союзные войска осмотрели обширные складские помещения в гавани, они увидели, что большевики с величайшей заботливостью собрали и взяли с собою все, что представляло хоть какую-либо ценность. Если целью архангельской экспедиции было охранять запасы военного снаряжения и склады в Архангельске, то это дело оказалось явно невозможным из-за отсутствия объекта для охраны»1712. Французский дипломат Л. Робиен откровенно издевался над американцами, когда писал: «Так как большевики уже успели приложить руку к тому, что хранилось на складах, и уже все вынесли... единственное средство сохранить в данном случае — отнять. Следовательно, американцы будут бороться

с ворами, не «ущемляя прав местного населения» и «не вмешиваясь во внутренние дела России»1713. Это издевательстве было логично для таких, как Л. Робиен, поскольку перед французскими и английскими интервентами таких моральных проблем вообще не стояло. Тем не менее в словах Робиена была доля истины: политика США носила откровенно двойственный характер. Ллойд Джордж по этому поводу также вопрошал, чем отличается «военное воздействие» В. Вильсона от «военной интервенции». Высадка англичан в Архангельске произошла по приглашению местного правительства, которое пришло к власти в результате антибольшевистской революции, которая «совершилась часа за четыре до появления союзнических войск. Генерал (Пул) осведомился, будет ли им позволено высадиться, так как большевистское правительство, согласно приказу из Москвы, должно было приготовиться к сопротивлению десанту. Ответом нового правительства было: «Да, подходите скорее». Французский посол писал, что в Архангельске «большинство населения встречало с радостью наших солдат», но буквально, через несколько фраз он указывает, что «в городе с населением приблизительно 100 тыс. жителей... насчитывалось 40 000 большевиков»1714. То есть почти все взрослое население — и оно пригласило интервентов и выбрало эсеровское правительство? Нельзя не признать, что описание Ж. Нулансом и Д. Фрэнсисом вступления союзников в Архангельск носит полуанекдотический характер. На самом деле еще 17 июля капитан британской армии Макграт прибыл к послам в Вологду с 508

планом оккупации Архангельска1715. Послы телеграфировали британскому генералу Пулу в Мурманск о подготовке антисоветского восстания в Архангельске и настаивали на срочной отправке туда союзных войск. Последовавший захват 1 августа интервентами укрепленного острова Мудьюг у входа в устье Северной Двины (примерно 20 км от Архангельска) привел к срочной эвакуации советских учреждений. В ночь на 2 августа в городе вспыхнуло антисоветское восстание, а днем было создано Верховное управление Северной области. Вечером того же дня состоялась высадка интервентов в центре города. Почти почасовая синхронизация действий послов, интервентов и русских антибольшевистских организаций однозначно говорит не о стихийности антисоветской революции, а о тщательно подготовленной военной операции. С. Волков описывает «восстание» следующим образом: «В ночь с 1 на 2 августа организация Г. Чаплина (до 500 человек) свергла большевистскую власть в городе, где вскоре высадились союзные войска. В перевороте принимали участие во главе своих подразделений служившие в красных частях офицеры...»1716 Точно по такой же схеме происходила высадка союзников в Одессе 10—11 августа 1919 года: «Огромное содействие десантной операции (союзников) оказали офицерские организации, восставшие по нашему указанию в Одессе и очистившие собственными средствами весь город от красноармейцев. Эти же организации давали нам точные данные о всех советских войсках и их батареях в этом районе»1717. В любом случае политес перед не столь требовательными в данном случае «принципами демократии» английское руководство соблюло. О жизни послов, готовивших вторжение в большевистской России, пишет посол Франции: «В ожидании предстоящих событий мы отдыхали в Кандалакше, свободно пользовались предоставленной нам телеграфной связью, чтобы держать в курсе последних событий наши правительства»1718. А вот как выглядела интервенция и политика английского правительства в глазах американского генерала: «Всем известно, что политика этого правительства (пришедшего в результате переворота в Архангельске) направлялась союзниками, вследствие чего оно в действительности лишь

маскировало союзный протекторат. Это правительство пригласило на русский север иностранные войска. И если бы по этому вопросу был проведен плебисцит среди населения, оно, несо509

мненно, возвысило бы свой голос и твердо заявило: «Оставьте нас в покое». Эта война на севере России вдохновлялась главным образом Англией и являлась с ее стороны попыткой навязать свою волю русскому народу. Эта кампания была продолжением той политики, которую Англия проводила в Южной Африке, Египте, Месопотамии и в Индии»17'9. Архангельск своим возникновением во многом обязан англичанам, и в частности капитану Ричарду Чанселору, который в 1553 г. вошел в устье Северной Двины в поисках северного пути в Китай 1720. Англичане получили от России права беспошлинной, монопольной торговли, приносившей им сотни процентов прибыли ежегодно на протяжении более ста лет. Россия также получала огромную выгоду от единственного морского порта. В XVII веке, еще до отмены привилегий иностранным купцам, величина одной только торговой пошлины, которую давал Архангельск, была соизмерима с общей суммой основных налогов — тягла и земельной подати, собираемых со всей Российской империи (или в несколько раз больше, чем сумма торговой пошлины собираемой со всех остальных российских городов, вместе взятых)a. В 1612 г. капитан Т. Чемберлен предложил Якову I воспользоваться смутой (гражданской войной) и польско-шведской интервенцией (1609—1618 гг.) в России (польские войска взяли тогда Москву) для захвата всей территории Поморья с созданием военной базы, торговой фактории и превращением Архангельска и Холмогор в опорные пункты британской короны. (Т. Чемберлен до этого служил в России наемником. Об этих наемниках Г. Бертон писал: «Хотя они пришли как друзья на помощь, вряд ли кто может удержать войско от мародерства и грабежа, что несчастные русские в полной мере ощутили на себе в ходе этой кровавой войны»1721. В Тушинской битве наемники изменили В. Шуйскому, бежав a

Через беломорские порты внешняя торговля, в том числе и с Англией, велась задолго до прихода Р. Чанселлора, с XII века. В то же время был основан и монастырь святого Михаила Архангела, в честь которого позже назовут город. В XVI веке торговля через северные порты приобрела особое значение, поскольку в результате русско-шведской войны Россия оказалась отрезанной от выходов к Балтийскому морю. Беломорские порты оставались единственным путем сообщения, связывавшем Европу и Россию. Англичане прибыли вовремя, показав, что новый путь может стать заменой балтийской торговли. 510

с поля боя.) Проект Т. Чемберлена был утвержден королем1722, но сорвался еще на этапе подготовке благодаря освобождению от поляков Москвы в октябре 1612 г., положившего начало восстановлению российской государственности (в 1613 г. избран на царство Михаил Романов), и кн. Пожарскому, раскрывшему приготовления и выславшему английских разведчиков из России. В 1808 и 1809 гг., во время наполеоновских войн, два года подряд английская эскадра безуспешно пыталась атаковать Архангельск. Получив отпор, эскадра блокировала порты Белого и Баренцева морей и стала разорять поморские селения. В 1808 г. англичане сожгли поморские становища Рыбачье, Колу, Полярный... В первые же дни блокады захватили 10 поморских и транспортных судов... В 1854 и 1855 гг. уже англо-французская эскадра во время Крымской войны две навигации пыталась захватить Архангельск и Соловецкий кремль. Потерпев неудачу, эскадра блокировала Белое и Баренцево моря и начала систематическое истребление мирных поморских деревень на их берегах. В то время регулярных русских военных сил на Севере не было вообще. Тем не менее, например, по

деревне Ямцы, которые оказали сопротивление высаженному десанту, было выпущено 500 ядер и бомб. В Коле было сожжено 98 из 120 домов. Пушлахту, Екопский погост, селение Мегры сожгли полностью. По Соловкам в общей сложности было выпущено 1800 ядер и бомб. Поморы, главным кормильцем которых было море, из-за блокады не смогли заготовить припасов на зиму, они лишились и своих судов — в 1854 только за первую неделю пребывания англичан и французов на севере они потопили и захватили около 20 поморских судов1723. С разрушенными жилищами и без запасов продовольствия сотни семей были обречены на вымирание в долгую и холодную полярную зиму. Но все эти жертвы были лишь «побочными издержками», цель англо-французской экспедиции была в другом — в результате блокады внешнеторговый оборот Архангельского порта сократился в 25 раз — с 5388,4 тыс. руб. в 1853-м до 210 тыс. руб. в 1855 г. Действия англичан подчеркивала конвенция по морскому праву, предложенная ими же в ходе Парижских переговоров в апреле 1856-го, в первой статье которой говорилось об уничтожении каперства. А ведь до этого огра511

ничение каперства на протяжении предыдущих почти ста лет предлагалось Россией и категорически отвергалось Англиейa. В 1918 г. лорд Керзон писал: «Большинство наших советников придерживаются мнения о том, что создание нового государства или армии в России на развалинах большевизма представляет собой фантастическую мечту. Между тем у нас есть генерал Пул b, советующий оккупировать Мурманск и Архангельск»1724. Ф. Пул, обосновывая интервенцию в Архангельск, отмечал, что поскольку страна погружена в хаос, важно захватить инициативу в области торговли с Россией: «Из всех планов, о которых я слышал, больше всего мне нравится тот, в котором предлагается создать Северную федерацию с центром в Архангельске. Мы смогли бы получить прибыльные лесные и железнодорожные концессии, не говоря о значении для нас контроля над двумя северными портами»1725. Как видим, федерация должна была возникнуть отнюдь не на основе свободного волеизъявления русского народа. Можно представить себе эту «свободу волеизъявления», когда даже член северного правительства Г. Веселагос писал: «Генерал Пул ведет откровенно реакционную политику и смотрит на русских, как смотрели англичане прежде на кафров»1726. Эти нюансы в поведении англичан отмечал и американский посол Фрэнсис: «Что касается позиции генерала Пула, то я был удовлетворен и тем, что он не захотел поставить у власти собственное правительство; ведь британские солдаты так долго были колонизаторами, что просто не знают, что значит уважать чувства социалистов. Я не хочу сказать, что это политика британского правительства, но Великобритания имеет столько колоний, а английские офицеры так привыкли распоa

Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, Кн. 1 С. 225. Парижскую Декларацию о крейсерской войне не подписали США, Испания, Мексика и Япония, США заявили, что уничтожение каперства может быть выгодно лишь для державы, обладающей сильным военным флотом, и ни одна нация, сколько-нибудь уважающая себя, не может никому позволять определять или как-либо иначе ограничивать характер ее вооружений.. Широкорад А. Б. Россия — Англия: неизвестная война, 1857—1907. М: ACT, 2003. С. 33. b Пул Фредерик Катберт (1859—1936) — участник англо-бурской войны; во время Первой мировой войны возглавлял британскую миссии снабжения в России; в начале июня 1918 г. был назначен главнокомандующим войсками союзной экспедиции в России; сыграл ключевую роль в разработке и осуществлении планов интервенции на Севере; покинул Север в октябре 1918 года; в 1919 году находился в качестве британского военного представителя у генерала Деникина. с Веселаго Г. — член правительства Северной области (Чайковского); в 1920 г. эмигрировал в США, позже — управляющий крупной американской фирмой. 512

ряжаться нецивилизованными людьми, что подчас воспринимают что-либо не столь остро, как американцы»1727. Американский посол не строил иллюзий в

отношении целей и намерений своих союзников: «В целом манеры и образ действий всех британских представителей, и военных, и гражданских, в Архангельске и Мурманске демонстрируют их веру и сознание того, что если они и не имеют особых привилегий в этих портах, то должны их получить; и они не будут удовлетворены, не заимев решительного преимущества. Каждый шаг обнаруживает их желание утвердиться здесь»1728. «Президент Вильсон во внутреннем кругу обвинял англичан в обращении к примитивной силовой политике. Его возмутило предложение англичан ввести в своем треугольнике собственную валюту. Стоило президенту ответить положительно, и политика раздела России на сферы влияния стала бы базовым принципом — она опрокинула бы все прочие подходы. Вильсон отказался даже обсуждать это предложение»1729. Между тем французы изо всех сил пытались не отстать от англичан. Французский посол был весьма откровенен: «Наша интервенция в Архангельск и в Мурманск, однако, оправдала себя результатами, которых мы добились с экономической точки зрения. Вскоре обнаружится, что наша промышленность в четвертый год войны нашла дополнительный ценный источник сырьевых материалов, столь необходимых демобилизованным рабочим и предпринимателям. Все это благоприятно отразилось на нашем торговом балансе»1730. «...Наши коммерсанты выгодно совершали индивидуальные обменные операции... сделки более крупного масштаба были предприняты и удачно завершены по инициативе правительства благодаря оккупации Архангельска»1731. В одной из сделок по поставке льна «главной целью... было, чтобы фабрики Северной Франции были снабжены сырьем; если нет, то тысячи рабочих, вернувшись с войны — а победа была близка, — оказались бы безработными»a. В другой сделке французы закупали пятьсот тонн семян свеклы при «очень низких ценах товара». «...Мы были очень заинтересованы в том, чтобы сократить дорогостоящий импорт американского сахара. В 1916 году наш министр торговли, рассчитывавший на импорт русских a

Речь идет о крупной поставке льна из России. Н у л а н с Ж. Моя последняя миссия в Советской России. 1917—1919. В кн.: Гол дин В.И. Заброшенные в небытие. С. 133—134. 513

семян, но не сумевший добиться своевременной поставки для посева, вынужден был закупить их в Швейцарии, т. е. в Германииa, по очень высоким ценам»1732. Между союзниками то и дело возникали споры из-за дележа награбленного. Французский посол писал по поводу одной из сделок, когда англичане обошли французов: «Отчитываясь, я не мог не констатировать постоянной скрытой враждебности некоторых английских агентов к нашей стране, несмотря на братские узы, связывающие нас в войне. С момента заключения мира мы неоднократно могли увидеть, что это ощущение не исчезло полностью...»1733 Вот, например, одна из жалоб французского посла: «Адмирал Кемп особенно выделяется своим эгоизмом: вот уже две недели продолжается спор между англичанами и французами за обладание ледоколом «Святогор»... Поначалу британский штаб оставил его французам, когда нужно было позаботиться о том, чтобы почистить и привести его в рабочее состояние... теперь, когда все это сделано, он намеревается присвоить его себе... что соответствует английскому характеру»1734. Американцы были менее напористы, но действовали более фундаментально. «Сейчас, когда представители Антанты обосновались в Архангельске, Америка имела многочисленных и активных посредников в лице сотрудников Христианского молодежного союза. Под прикрытием проводимой ими благотворительности и добрых дел члены ассоциации проникали всюду; таким образом, одновременно с оказанием ценной помощи несчастным они собирали

информацию, которая была нужна их торговым корреспондентам»1735. Фрэнсис выступил с речью, в которой он приветствовал «единство союзников в борьбе с Германией и отличные качества американских продуктов»1736. Несколько раньше в другом письме президенту Фрэнсис писал: «Британское правительство тайно договорилось с Морганом держать Соединенные Штаты подальше от российских рынков, подвергая цензуре информацию о Россииb; Соединенным Штатам надо иметь в России собственный телеграфный кабель, а также перехватывать у германской стороны инициативу по масштабной оптовой торговле на российском рынке»1737. a

Т. е. у противника, с которым Франция находилась в состоянии войны. b Телеграфный кабель в то время из США в Россию шел через Великобританию и принадлежал «Дж. П. Морган и К». 514

Очевидно, что Архангельск и Мурманск были для «союзников» только частью более глобального стратегического плана. Одновременно с интервенцией в северные порты Британия сделала и другой шаг своей «традиционной политики» в отношении России — блокирование выхода из Балтийского моря. Локкарт доносил 25 мая: «Если нам придется вмешиваться в дела России без согласия большевиков... то будет абсолютно необходимо уничтожить Балтийский флот»1738. Летом 1919 года торпедные катера Коуэна потопили в кронштадтской гавани плавбазу подводных лодок, два крейсера, повредили еще четыре корабля, в том числе линкор-дредноут. Несколько раз английские летчики наносили удар по Кронштадту и Красной Горке. С другой стороны, Черчилль настаивал на постоянном увеличении военной помощи Юденичу: «Если бы мы направили на этот фронт хотя бы половину того, что мы дали на Мурманско-Архангельский фронт, то Петроград был бы давно взят»1739. Другим требованием «союзников», отрезавшим Россию от Балтийского моря, было предоставление независимости прибалтийским провинциям и Финляндии. Блокирование Балтийского моря осуществлялось англичанами в 1808—1809 и 1853—1854 гг. Методы включали в себя те же, что и на севере: разорение городов и селений на побережье. Так, 24 июня 1855 г. английский корвет в течение 4 часов бомбил финский городок Инштадт. На Черном море в 1854—1855 гг. деятельность англичан началась также с расстрела портовых городов. Англо-французская эскадра 8 апреля 1854 г. бомбардировала Одессу, которая до войны вообще не имела укреплений. По этому поводу в германской газете «Neue Preussische Zeitung» говорилось: «Адмиралы очень хорошо знали, что английский и французский консулы уже давно выехали из Одессы. Целью их прибытия была рекогносцировка, и только... Как громко вопили журналисты в английских газетах и министры в парламенте по случаю бомбардировки Палермо и Мессины в 1848 г.! Они говорили, что нужно назвать варварством бомбардирование неукрепленных городов... Действительным же варварством было бомбардирование Одессы — города, совершенно открытого. Только злоба и страсть к разрушению могли побудить союзников на подобный поступок...»1740 На 515

следующий год английская эскадра начала расстрел мирных портовых городов на Азовском море — Геническа, Таганрога, Мариуполя и Ейска, — где не только пушек, но и солдат-то не было, если не считать нескольких полицейских1741. Высадив в августе 1918 г. в черноморских портах свои десанты, Англия и Франция получили контроль над всеми морскими портами в европейской части России, повторяя сценарий наполеоновских 1812 г. и Крымской 1854 г. войн. Блокирование портов ставило под англо-французский контроль всю внешнюю торговлю России, превращая ее в зависимую полуколонию. Следует напомнить,

что тихоокеанские порты России в 1918 г. были блокированы Японией, имевшей относительно них не менее серьезные намерения, чем англичане и французы имели относительно европейских портов. Таким образом, Англия и Франция реализовывали политику, которую планировала осуществить империалистическая (в терминологии союзников) Германия, стремившаяся поставить под свой контроль экономику России. Для успеха интервенции и сохранения ее легитимности в глазах общественного мнения для интервентов было жизненно важно придать ей формы помощи гражданской войне в России, но когда интервенты высадились на севере, гражданской войны не было — ее надо было создать. Именно этим интервенты и занимались с первых дней появления в северных водах, сначала «оказав помощь» в создании правительства Северной области, а затем и в создании Белой армии. Но когда «в октябре был издан декрет о мобилизации шести возрастов, только тысяча восемьсот человек ответили на призыв. Еще не получив амуниции, они восстали против своих начальников... Восстание было подавлено одной угрозой союзников, однако, — пишет Айронсайда, — у нас осталось ужасное впечатление от этого инцидента: будто какая-то пружина сломалась внутри большинства русских, независимо от их звания или положения. Казалось, что общественные потрясения проникли в души, приведя к моральной депрессии, котоa

Айронсайд Э. — участник англо-бурской и Первой мировой войн; бригадный генерал, главнокомандующий союзными войсками на севере России: в 1939—1940 гг. начальник имперского Генерального штаба, в 1940 г. получил звание фельдмаршала, командовал вооруженными силами Великобритании в мае — июне 1940 г.; при возведении в пэры в 1941 г. принял титул «барона Архангельска». 516

рая делала начальников неспособными командовать и управлять»1742. Но это было только началом. Э. Айронсайд пишет, что он «натолкнулся на нежелание крестьян сражаться с большевиками... Всеобщего желания прогнать большевиков не существовало... Мы пришли к выводу, что Временному правительству предстоит приложить немало сил, чтобы поднять население на борьбу с теми, кто узурпировал власть в стране»1743. «Повсюду я искал сообщения о местном вожаке, который мог бы возглавить партизанское движение против большевиков, но безуспешно. Странно, что ни один встреченный мною русский не выказывал ни малейшего желания возглавить сопротивление врагу. Северные крестьяне, несомненно, более независимы, чем сельские жители в других областях России, и образовательный уровень у них выше»1744. Английскому генералу вторит американский — У. Ричардсонa: «Когда добровольческая система набора потерпела неудачу, была проведена по приказу англичан принудительная мобилизация двадцати двух тысяч молодых людей, среди которых едва ли сотня знала, почему происходит война русских с русскими. Во главе этих новобранцев ставились офицеры старой русской армии, среди которых было много людей с громкими титулованными именами. Гордые своим происхождением, они, конечно, высокомерно относились к малейшему намеку на социальное равенство. И это обстоятельство было весьма благоприятно для пропаганды идей большевиков среди новобранцев. Можно было прямо указывать на этих аристократов и говорить, что они явились для того, чтобы восстановить трон Романовых, а капиталисты Англии вошли с ними в соглашение, чтобы покорить Россию и поработить ее население. Весьма легко было сделать из этого заключение, что англичане, всегда интересовавшиеся торговыми отношениями с Архангельском, пришли для того, чтобы эксплуатировать естественные богатства русского севера. Потому что иначе зачем им было принимать столь деятельное участие в гражданской войне в России? Не лучше обстояло дело и во взаимоотношениях английских и русских офицеров. Англичане относились с

предубеждением ко всякому русскому и открыто выказывали недоверие к своим русским коллегам»1745. a

Бригадный генерал, командующий американскими войсками на севере России в 1919 г.

517

Но и внутри самого Белого движения не было единства. «Вследствие эсеровского характера первого правительства Северной области призываемые им русские офицеры предпочитали идти рядовыми в эти формирования (Славянобританский легион и аналогичная французская часть), чем офицерами в русские части с нездоровыми моральными условиями режима образца лета 1917 года, получившего наименование «керенщины»1746. Но этих офицеров не хватало: «командующий исходил из того, что если в обычной войне рота нуждается в 3—5 офицерах, то в гражданской это число должно быть увеличено в 2—3 раза. Однако к весне 1919 года на фронте было уже около 10 полков, и в офицерах был некомплект даже по нормальному штатному составу»1747. Число новобранцев Северной армии в 1918—1919 гг.a

a

Айронсайд Э. Архангельск. 1918,1919. В кн. Голдин В.И. Заброшенные в небытие... С. 311. По другим данным, в июле 1919 года численность армии (Северной) была около 50 тысяч человек при числе штыков в треть этого количества. Соколов Б. Ф. Падение Северной области // Белый Север 1918—1920 гг. Вып. 2. Архангельск, 1993. С. 334. Накануне падения фронта, к 1 февраля 1920 года, в армии числилось до 55 тысяч человек (39 822 строевых и 13 456 нестроевых нижних чинов) при 1492 офицерах и до 10 тысяч в национальном ополчении. Дерябин А. И. Белые армии. С. 5; Цит. по: Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М: Центрполиграф, 2002. С. 211. 518

Кроме принудительной мобилизации, «в Архангельске была сделана попытка образовать русско-британские смешанные части под звучным наименованием «Славянобританский союзный легион», но после долгих и весьма энергичных мероприятий удалось привлечь в ряды этого легиона лишь около двух тысяч голодающих крестьян, которые вступили в легион только потому, что им нечего было есть. Их облекли в хаки «томми», но дальше этого не пошло их сходство с британскими солдатами. Им платили гроши, они получали худшую пищу, к ним относились высокомерно. Между ними и союзными солдатами никогда не устанавливались те товарищеские отношения, которые рождаются у людей, сражающихся плечом к плечу за общее дело. После того как добровольческая система набора потерпела явную неудачу, около тысячи русских были призваны в ряды легиона принудительным путем. Но эта мера также не имела успеха, так как русские оставались равнодушны к «русскому патриотическому зову» англичан»1748. Эту иронию американского генерала У. Ричардсона подтверждают сожаления английского генерала Э. Айронсайда: «7 июля было печальным днем. Дайеровский батальон Славяно-британского легиона, на который мы возлагали такие надежды, неожиданно взбунтовался. Для меня это стало большим

потрясением, ведь наш эксперимент провалился... Опасность мятежей в русских частях значительно возросла». Скоро Айронсайду пришлось испытать еще один удар. Утром двадцатого июля русские на Онежском фронте взбунтовались и сдали позиции большевикам. «На некоторое время с трудностями удалось справиться, но я чувствовал, что дело идет к всеобщему мятежу. Сообщать об этих непрерывных мятежах в военное министерство было весьма непростым делом. Для чиновников эти сообщения могли стать свидетельствами начала крушения архангельских войск в целом»1749. Между тем С. Волков, преследуя вполне благородную цель защиты русского офицерства, пишет: «Офицеры широко назначались в крестьянские партизанские отряды. В декабре 1918 года в Тарасовском отряде уже работали несколько офицеров, которых крестьяне «в полном смысле этого слова носили на руках»1750. «Все очевидцы отмечают в целом необычайно теплые отношения между офицерами и солдатами 519

Северной армии. Даже при развале фронта «ни одного акта насилия, ни одного враждебного жеста по отношению к оставшимся в строю офицерам не было сделано; со слезами на глазах, как бы извиняясь за свой поступок, объясняя его желанием спасти семью от гибели, прощались солдаты со своими офицерами и расходились по деревням»1751. «Солдаты снабдили своих офицеров продуктами, снарядили их, оставили им их оружие и тайком, проселочными дорогами, довезли их до Архангельска. Провожая своих офицеров, прощаясь с ними, солдаты плакали. То, что я рассказал, факт не единичный, отнюдь не редкостный, а имевший место в различных полках Северного фронта»1752. Однако сам С. Волков тут же приводит прямо противоположные факты: 25 апреля 1919 года во время мятежа в деревне Тулгас были убиты офицеры 3-го полка1753. 22 июля 1919 года на Онеге от рук взбунтовавшихся солдат погибли почти все офицеры 5-го полкаa; при таких же обстоятельствах погибли 9 русских и 5 английских офицеров1754, на Пинеге — несколько офицеров 8-го полка (часть убиты, часть взорвали себя гранатами), при восстании Дайеровского батальона в Двинском районе были убиты 3 русских и 4 английских офицера. Но... в дальнейшем, как пишет Волков, был отмечен лишь один такой случай (8 февраля 1920 года в 3-м полку заговорщиками было захвачено и уведено к красным 12 офицеров)1755. Тем не менее финишную черту под этими рассуждениями С. Волкова подводят воспоминания ген. Миллера: «В середине августа 1919 года... на совещании всех командиров полков Архангельского фронта было высказано единогласное мнение, что с уходом союзных войск с фронта в наших полках будут всюду бунты, будут перерезаны офицеры, как элемент пришлый, не имеющий связи с населением, и, таким образом, желание продолжить борьбу после ухода англичан приведет лишь к бесполезной гибели нашего многострадального офицерства»1756. a

«12 офицеров, захватив пулеметы, засели в избы и защищались до последнего патрона, с последним выстрелом они покончили с собой — сначала более сильные духом застрелили других, а потом застрелились сами». Марушевский ВВ. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) // Белый Север 1918—1920 гг. Вып. 1. Архангельск, 1993. С. 328, Добровольский С. Ц. Борьба за возрождение России в Северной области // Белый Север 1918—1920 гг. Вып. 2. Архангельск, 1993. С. 57—58; Волков СВ. Трагедия русского офицерства. М: Центрполиграф, 2002. С. 217 520

Об откровенном обмане политиками интервентов общественного мнения своих стран свидетельствует подполковник Дж. Шервуд-Келли: «Я поступил добровольцем в севернорусский вспомогательный отряд, будучи искренне уверен в том, что посылка этого отряда настоятельно необходима для того, чтобы можно было увести из России наши войска, доведенные до полного изнеможения ожесточенной борьбой в обстановке суровой полярной зимы... Как только я приехал в Архангельск — это было в конце мая, — у меня с первого же дня

создалось такое впечатление, что политика, проводимая в России нашими властями, не соответствует официальным заявлениям. Это впечатление усиливалось с каждым днем, и в течение июня и июля месяцев я против собственной воли вынужден был прийти к следующим заключениям. Войска вспомогательного корпуса, которые, как нас уверяли, предназначались исключительно для оборонительных целей, в действительности были использованы для наступательных операций в широком масштабе на территории, уходившей далеко в глубь страны, причем операции эти составляли часть какого-то грандиозного военного плана, сущность которого от нас держали в тайне. Мой личный опыт убедил меня в том, что операции эти велись плохо и ни в военном, ни в каком другом смысле не могли способствовать оздоровлению английской политики по отношению к России... Неожиданно для себя я увидел — теперь это известно всем и каждому в Англии, — что хваленая «лояльная русская армия» в значительной своей части состоит из взятых в плен большевиков, переодетых в английскую военную форму, готовых каждую минуту восстать и представлявших для нас не меньшую опасность, чем открыто сражавшиеся против нас большевистские войска. Правильность этого утверждения была самым трагическим образом доказана в июле, когда русские солдаты взбунтовались и перебили своих английских офицеров. Далее я пришел к тому убеждению, что игрушечное правительство, посаженное нами в Архангельске, не пользуется ни доверием, ни симпатией со стороны населения и без поддержки английских штыков не могло бы просуществовать И часа»1757. Выводы английского подполковника подтверждает американский посол. 4 сентября 1918 года Фрэнсис сообщал о трудностях, связанных с формированием правительства в 521

России: «...Британцы и французы раздражены, они потеряли терпение, ожидая, когда у русских появится способность самим управлять собой. Новое здешнее правительство, именующее себя Верховное управление Северной области, явно преувеличивает свою важность и силу и постоянно жалуется мне на вторжение в его военные и гражданские прерогативы... Несколько дней назад мне пришлось сказать главе правительства в ответ на какую-то его жалобу, что если союзники покинут Архангельск, чиновники нового правительства будут выброшены в Арктику — при условии, что им удастся спастись от смерти от рук Красной гвардии. И это не единственная угроза для нового правительства; его министры являются социалистами, которых монархисты считают немногим лучше большевиков и постоянно пытаются свергнуть, заменив Верховное управление Северной области диктатурой»1758. Со своим полковником согласен и его главнокомандующий Э. Айронсайд: «Они (министры Северного правительства) испытывали неуверенность в своих силах, и никто не высказывал того накала патриотических чувств и воли к победе, который был у большевистских лидеров. Ни один из членов правительства не побывал в провинции, чтобы установить контакт с крестьянами. Министры казались трусливыми бюрократами. К сожалению, я не получил обнадеживающих директив от Союзнического совета»1759. Здесь же Айронсайд сравнивает Северное правительство и правительство большевиков: «Красными руководило сильное фанатичное правительство, занимавшее центральную часть страны и пользующееся поддержкой народных масс. Они могли разговаривать с людьми повсюду»1760. Наглядное представление о положении интервентов в «пригласившем их городе» дают откровения Э. Айронсайда, сделанные им после переворота и ареста «пригласившего их правительства»: «К несчастью, союзники проявили слабость, позволив предать огласке воззвание, подписанное двумя бывшими министрами

Чайковского, избежавшими ареста, в котором они призывают к всеобщей забастовке. А так как в России призывы к прекращению работы никогда не остаются без ответа, их послушались. Когда главы миссий пожелали, в свою очередь, распространить собственное заявление, не нашлось никого, кто смог бы напечатать его... Как это могло произойти в городе, наводненном нашими войсками и окру522

женном эскадрой... какой смысл посылать французов за 100 километров отсюда на смерть от руки большевиков, если мы не в состоянии повлиять на ситуацию здесь!»1761 Союзники при всем своем желании не смогли разжечь на севере гражданской войны, интервенция с самого начал была и осталась прямой оккупацией, ничем не отличавшейся от германской. На смену германскому империализму пришел английский, французский... преследовавший те же цели и использовавший еще более изощренные методы уничтожения и колонизации. Американский генерал пишет: «Заявление американского правительства о целях военной интервенции указывало, что союзники вдохновлены стремлением возвышенно и бескорыстно оказать помощь России. Однако широкие массы крестьян остались равнодушны к этому нашему «самопожертвованию» и выказывали нескрываемую радость, когда мы окончательно и с позором покидали их страну»1762. У. Ричардсон пишет: «Мир никогда не был заключен с Россией, и никогда не могло быть мира в сердцах русского населения на Ваге и Двине, которое видело свое жалкое имущество конфискованным в связи с «дружественной интервенцией», свои домики в пламени и себя самого изгнанным из жилищ, чтобы искать приюта в бесконечных снежных просторах. Дружественная интервенция? Слишком очевидна была ее цель там, на месте, в Архангельске, в то время как государственные люди, заседавшие в Париже, тщетно пытались найти достойные объяснения этой постыдной войне. По их словам, военная необходимость требовала того, чтобы далекие мирные хижины на Двине были разрушены. А солдаты, не будучи от природы столь жестокими людьми, должны были следовать этому призыву — разрушать. Бежали женщины, как испуганное стадо овец; некоторые из них брали корзинки, куда они складывали наиболее ценные для себя вещи, и уходили прочь из своих домов, заливаясь слезами отчаяния. А дети в это время жалобно кричали, являясь свидетелями таких ужасов, которые их детское сердце не могло перенести. Мужчины крестьяне взирали на все это с бессильным отчаянием в глазах. Зачем же мы пришли, зачем мы оставались, вторгнувшись в пределы России и разрушая русские жилища? Американский консул в Архангельске передал нам послание президента Вильсона в день заключения мирного договора, сообщавшее об окончании войны. Но вместе с тем консул 523

заявил, что мы должны остаться на посту и исполнять наш долг до конца. Но когда же будет этот конец?»1763 Английский генерал Э. Айронсайд: «Перед отъездом на Двину я получил телеграмму с сообщением об успешном рейде австралийцев. Приблизившись ползком в сумерках и просочившись между передними блокгаузами за линию обороны, они внезапно напали на смену караула. Тридцать вражеских солдат были заколоты штыками и многие ранены. Затем австралийцы открыли огонь по четырем блокгаузам и подожгли их. Пленных не брали. С этой ободряющей телеграммой в кармане я отправился в путь»1764. «Британский генерал Финлейсон, начальник двинского отряда, говорил нам: «Не должно быть никаких колебаний в нашем стремлении смыть клеймо большевизма с России и цивилизации». Действительно ли это было нашей целью

в те зловещие зимние ночи, когда мы расстреливали русских крестьян и сжигали русские дома? Единственное клеймо, существовавшее в действительности, это было клеймо позора, которое мы, уходя, оставляли после себя. Но еще более глубокое, четкое, жгучее клеймо позора остается на лицах тех людей, которые, сидя в мягких креслах, чертили планы вооруженных союзов и будущих международных столкновений и беззаботным жестом посылали других людей в отдаленнейшие места земного шара, где они испытывали лишения и страдания, где угасали все надежды и леденело сердце...»1765 Генерал У. Ричардсон приводит примеры той войны, рисуя действительную картину происходивших событий: «Часовые, которым приходилось выходить за пределы селения к группе домиков, стоящей несколько поодаль, часто теряли хладнокровие и отрывали своих товарищей от сна. Поэтому было решено сжечь эти домики, и хотя в результате около двухсот крестьян остались без крова, зато мы имели уже перед собой открытое поле для огня и не нуждались больше в охране этого места особым нарядом часовых»1766. «В начале кампании французы, сражавшиеся на железнодорожном фронте, убивали тех, кто не мог уйти с поля сражения, считая, что они будут подвергнуты кошмарному истязанию, как только окажутся в руках противника. И этому искренне верили, несмотря на то, что еще в Усть-Паденьге раненые подбирались почти в ста шагах от большевистских пулеметов, а в Тулгасе после кровопролитной схватки противник без видимых причин пре524

кращал свой огонь по санитарному отряду, который продвигался по совершенно открытому месту»1767. «В течение зимы 1919 г. американские солдаты, одетые в военную форму своей страны, убивали русских и уничтожались русскими, несмотря на то, что конгресс Соединенных Штатов никогда не объявлял войны России. Мы вели войну с Германией, но ни одного германского пленного не было захвачено за все это время постыдной войны на севере России; среди убитых врагов никогда не было обнаружено ни одного германца, никогда ничто не указывало на то, что германцы сражались в рядах русских войск или участвовали в управлении этими войсками. В течение всей кампании не было обнаружено никаких признаков сотрудничества между большевиками и центральными державами»1768. Здесь же, как профессиональный военный, имеющий возможность взглянуть со стороны на разворачивавшиеся события, У. Ричардсон невольно сравнивает стратегию противников: «Тщетность достичь Сибирской железной дороги до смешного малыми силами, которые находились в распоряжении союзного командования, была очевидна для каждого солдата. Почему же Пул не отозвал свои войска к Архангельску, чтобы держаться там до тех пор, пока подойдет весной подкрепление или будет окончательно определена линия поведения по отношению к России? Много жизней было бы сохранено и многих бедствий можно было бы избежать благодаря этому, но подобные вопросы не имели достаточного веса в сознании тех людей, которые заседали в союзных штабах и для которых было привычным делом пожертвовать дивизиями или даже целой армией, Возможно, это объяснялось тем громадным англосаксонским высокомерием, которое не позволяло британскому командованию принять оборонительную тактику по отношению к столь ничтожному народу, как эти славяне, которые должны быть приведены к покорности решительно и быстро»1769. Оценивая действия большевиков, У. Ричардсон писал: «Можно предполагать, что Ленин имел достаточно политической дальнозоркости, чтобы понять, что полное уничтожение союзных войск на севере России могло бы вызвать взрыв негодования в Англии, Франции и Америке и требование реванша. Лучше было

остановиться на методе постепенного оттеснения союзных сил»1770. У. Ричардсон продолжал: «В ста 525

восьмидесяти милях от Архангельска противник стал внезапно проявлять признаки пробуждения от первоначальной неподвижности. Он преобразился и показал свои когти; преследование противника прекратилось. Теперь становилось очевидным, что отступление противника не было беспорядочным бегством, как это предполагалось раньше, а частью стратегического плана большевиков, в который входила эвакуация из Архангельска многомиллионного снаряжения и амуниции, а также тщательное изучение военной ситуации и решение принять бой внутри страны»1771. Стратегия большевиков основывалась на их уверенности, что открытая война с Западом означает верную гибель Советской власти. Наркоминдел Чичерин в разгар интервенции на Севере, в августе 1918, заявил, что Россия находится «в состоянии скорее обороны, чем войны» с Антантой и Советское правительство желало бы «продолжения отношений с союзными державами»1772. Ища оправдание провалу своей наступательной стратегии, Э. Айронсайд косвенно подтверждал выводы У. Ричардсона: «Руководство боевыми операциями у противника значительно улучшилось, возросла и его уверенность в своих силах». Позже он отмечает, что «через несколько месяцев (после революции) красные открыли в Троцком гениального военного министра»1773. Позиции подполковника Дж. Шервуд-Келли придерживалось очевидно подавляющее большинство солдат интервентов. «Британцы в Монсе, французы в Вердене, американцы в Шато-Тьери знали или по крайней мере предполагали, что знают, за что они сражаются. В России ни один солдат союзных войск не знал этого. Правда, штаб, заботясь о боевом духе войск, выпускал время от времени листовки с разъяснением целей экспедиции, но они нервировали солдат гораздо больше, чем приходившее на смену длительное молчание. В то же самое время к американским солдатам доходили из дома газеты, в которых приводились речи, превозносившие большевизм как героическое движение на пользу всего человечества. Единственное, что поддерживало моральную устойчивость американских солдат, — это товарищеская спайка, сознание, что все они в одинаковой степени приняли участие в лотерее смерти, ставкой в которой является жизнь каждого из них»1774. Агония оккупации Севера наступила с заключением перемирия с Германией. «Шел только октябрь месяц, но каки526

ми-то загадочными путями французы узнали о переговорах относительно перемирия на германском фронте; не обращая внимания на то смятение, которое должен был вызвать их уход среди покинутых товарищей, они оставили фронт и ушли обратно в Обозерскую... Девяносто мятежников были арестованы и возвращены в Архангельск, где их заключили в тюрьму»1775. О том же пишет и американский посол: «Французы, прослышав о заключении перемирия, открыто заявили, что не собираются сражаться в России,.. так как не понимают, почему они должны воевать в России за британские интересы. Часть американских солдат и офицеров также заражена этими настроениями...»1776 «Главнокомандующий прибыл на Кадышский фронт, когда английские солдаты обнаружили нежелание сражаться, пока им не будут даны ответы на вопросы, бывшие у всех на устах, относительно целей войны с Россией»1777. «В последних числах марта начались трудности среди американских солдат, отказавшихся выполнять распоряжения начальников. Несмотря на то, что командир полка «прочитал им статью военного устава, в которой указывалось, что мятеж карается смертной казнью... один из солдат поднялся и спросил очень вежливо: «Сэр, с какой целью мы здесь и каковы намерения правительства

Соединенных Штатов?» Полковник очень откровенно заявил, что он не может дать исчерпывающего ответа на этот вопрос, но прибавил, что безотносительно к целям экспедиции необходимо исполнять приказы... Приказ был выполнен... Они были мужественные солдаты и мужественно выполняли свой тяжелый долг — убивать русских крестьян в солдатской форме. Много русских было убито в качестве врагов... И когда произносились звучные и возвышенные фразы о спасении иностранцами России, нужно было видеть, как они сжигали мужицкие дома и выгоняли женщин и детей на ледяной покров полей...»1778 Командующий американскими войсками на севере России был согласен со своими солдатами: «Необходимость охраны северных русских портов от германцев исчезла после заключения перемирия с Германией, но военная интервенция продолжалась, а наиболее ожесточенные бои на севере России произошли именно в последующие за перемирием месяцы. И когда последний американский батальон уходил из Архангельска, ни один солдат не имел даже смутного пред527

ставления о том, за что он сражался, почему он уходит теперь и ради чего осталось там, позади него, под деревянными крестами, так много его товарищей. Война Америки с Россией даже не была войной. Это была преступная затея, так как она не получила санкции американского народа»1779. Провал интервенционистских планов стал ощущаться уже в конце 1918 г. 30 января 1919 года В. Буллит обращается к полковнику Хаузу с предупреждением: «Двенадцать тысяч американских, английских и французских солдат в Архангельске не могут больше с пользой выполнять свою задачу. Всего только три тысячи русских присоединились к этим отрядам. В дальнейшем им грозит опасность быть уничтоженными большевиками... Если лед на Белом море не станет внезапно плотнее, то в настоящее время еще возможно.. переправить эти войска...»1780 Очевидно, что один из основных инициаторов интервенции на Север пришел к выводу, что зимой Архангельск может превратиться в ловушку еще раньше. Ген. Пул внезапно покинул Архангельск еще в октябре 1918 г. Э. Айронсайд писал: «Решение генерала отправиться в отпуск весьма удивило меня. Нам следовало подготовиться к одной из самых трудных кампаний, и до наступления морозов так много нужно было успеть! Генерал сообщил мне, что намерен вернуться через месяц... для меня было ясно как божий день, что, сложись в Белом море неблагоприятная ледовая обстановка, его отсутствие продлится гораздо дольше, чем он полагает»1781. Так и случилось. С наступлением весны 1919 г. даже английский истеблишмент начал понимать, что интервенция на север России потерпела провал. Она требовала все больших и больших средств. Войска интервентов не хотели сражаться, а русские никак не хотели развязывать полномасштабной гражданской войны. 5 апреля в Архангельск пришла телеграмма «из военного министерства с просьбой зачитать ее войскам... «Вы представляете Британскую армию, которая сражалась и победила, а сейчас смотрит на вас с надеждой и доверием. ВЫ ВЕРНЕТЕСЬ ДОМОЙ КО ВРЕМЕНИ УБОРКИ УРОЖАЯ»1782. Английский главнокомандующий пишет: «Мирная эвакуация становилась несомненной... мне предстояла трудная задача вывести архангельские русские войска на позиции, где они смогут продолжать борьбу и после нашего ухода. Наша мирная эвакуация во многом зависела от их боевого духа. 528

С этой целью я постепенно подключал русские соединения к боевым действиям на фронте, что было весьма рискованно, с точки зрения некоторых офицеров нашего штаба. Но я считал очень важным, чтобы их надежды на соединение с сибирскими войсками, хотя и призрачные, сохранялись как можно

дольше... Далее, я велел им делать все возможное, чтобы поддержать боеспособность русских войск. Всякое проявление пренебрежительного отношения к русским со стороны наших офицеров или солдат должно решительно пресекаться»1783. «В глубине души мы сознавали, что постоянно рискуем, и в любой момент, если из Сибири поступят плохие новости, боевой дух русских войск испарится. Мне пришлось ввести строжайшую цензуру всех поступающих из Европы сообщений, но я знал, что с началом навигации у меня не будет возможности помешать распространению газет и писем, — позже пишет Айронсайд. — Поскольку в Англии отменили цензуру, я просил не давать в газетах информацию о неудачах сибирских армий. Мне не хотелось, чтобы боевой дух русских войск упал из-за новостей с других белых фронтов»1784. Для того чтобы еще больше скрыть истинное положение дел, был издан секретный приказ: «Все действия должны быть наступательными. Должно быть внушено всем солдатам, что мы ведем наступательную, а не оборонительную войну»1785. Между тем Айронсайд отчетливо понимал, что «уход союзнических войск, несомненно, станет критическим моментом для русского командования»1786. Поднятие «воинского духа», цензура и прямой подлог были откровенным предательством англичанами своего союзника. Командование интервентов обманывало не только русских и собственных солдат, но и установленное ими северное правительство. «Я же мог только высказать правительству свое личное мнение, что Британия никогда не предаст тех русских, которые были на нашей стороне в дни войны»1787. «Миллер спросил меня: «Неужели Верховный совет предал белое дело в России?» Я мог лишь ответить ему, что приказ недвусмысленно требует отвода всех войск до закрытия порта. Будет ли предоставлена валюта для продолжения борьбы? Оставим ли мы достаточный запас оружия, амуниции, зимней одежды и речного транспорта? Я уверил его, что мы снабдим русских всем необходимым»1788. «Что касается передачи запасов, то меня уполномочили передать русским все, что они по529

просят, исходя из того, что уже было привезено в страну. Ни о каких дополнительных поставках из Англии не могло быть и речи... Невыносимо было видеть, как он (лорд Роулинсон) пытается выжать все возможное из наших измученных войск, чтобы помочь русским. Почти никто не верил, что Миллеру удастся выстоять против большевиков»1789. Помощь «измученных союзников» выразилась в том, что, несмотря на их обещания, с эвакуацией началось массовое уничтожение имущества, военной техники, боеприпасов, обмундирования, консервов... На недоуменные вопросы британское командование отвечало, что Северная армия уже с избытком получила снабжение для ее состава, а излишки ликвидируются, чтобы не попали к большевикам, поскольку англичане не верят, что белые удержаться без них. 4 сентября началось изъятие и уничтожение денежных билетов «Северная Россия». Английский истеблишмент точно так же, как и в во время Первой мировой войны, когда, по выражению Ллойд Джорджа, «союзники бросили русских на произвол судьбы», бросил на произвол судьбы своих русских союзников во время эвакуации из Архангельска. Бальфур признал опрометчивыми обязательства, «взятые на себя российскими друзьями союзников. Было бы прискорбно, если бы небольшевистские, умеренные силы в России почувствовали себя не только брошенными, но и пострадавшими от рук союзников»1790. Но интервенты бросили на произвол судьбы не только своих союзников, но и разоренные северные города и села, истощенную интервенцией русскую экономику, радикализованное войной население... Э. Айронсайд вспоминал: «У нас не было столкновений с русскими в Архангельске, но до отъезда со мной произошел один неприятный случай.

Выдающийся русский полковник, доблестно сражавшийся под началом союзников и хорошо мне знакомый, попросил разрешения встретиться со мной. Он был награжден британским орденом, которым очень гордился. И вот этот офицер вошел в мой кабинет и отдал мне честь. Затем он положил свой орден на стол, разделявший нас. За две минуты он высказал мне все, что думает о союзниках и их поведении. Потом снова отдал честь и вышел вон. Долго я сидел в полном молчании, глядя на отвергнутый орден, которым в свое время была отмечена беспримерная доблесть»1791. «По отношению к Архангельску следовало еще иметь в виду судьбу остающегося гражданского населения. Правда, 530

британское правительство открыто заявляло, что оно предоставит суда для всех, кто пожелает покинуть Архангельск, и обещает приискать им работу на территории какой-либо другой страны. Можно было ожидать, что очень многие лица воспользуются этим предложением, но когда пришло время уезжать, то только несколько сотен человек изъявило желание покинуть родину...»a Э. Айронсайд: «Британского солдата, попавшегося на удочку зарубежной пропаганды, мне не приходилось видеть ни разу. Его добродушное, но отчетливо выраженное презрение ко всем «иностранцам» сдерживало его силой, которую трудно было преодолеть»1792. Но вскоре, возвращаясь домой после интервенции в Архангельск, Э. Айронсайд получил новый приказ: «В Британии началась всеобщая забастовка, и я должен был привести войска в полную готовность, чтобы помочь гражданским властям»1793. Логичное продолжение карьеры для колониального генерала, но тут для подавления забастовщиков нужно было уже вызывать в «британском солдате» презрение к собственному народу. Правда, Айронсайду по жизни всегда везло и в этом случае тоже — забастовка закончилась до его прибытия. а

Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Г о л д и н В.И. Заброшенные в небытие.. С. 433. Волков пишет, что в июне — октябре 1919 года союзниками было эвакуировано от около 5 до более 6 тысяч человек, а также 1845 военнослужащих (в основном Славянобританского легиона). Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002. С. 220.; Голдин приводит данные Army. The Evacuation... p. 44-45., согласно которым из Архангельска было эвакуировано русского гражданского населения не более 827 человек, русских офицеров 53, солдат 495. Из Славяно-британского легиона было эвакуировано 27 офицеров, 1301 солдат и 2890 гражданских лиц. Голдин В.И. Заброшенные в небытие... С. 311,459. 531

Принятые сокращения: Бьюкенен Дж... - Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. - М.: ACT, Мн.: Харвест, 2001. - 400 с. Войтинский B.C.. - Войтинский B.C. 1917-й Год побед и поражений. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 1999. -320 с. стр. 89. Голдин В. И... - Заброшенные в небытие. Интервенция на русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Составитель В. И. Голдин.- Архангельск.: Правда Севера, 1997. Дэвис Д., Трани Ю... - Дэвис Д., Трани Ю. Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-американских отношениях. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 479 с. Киган Д... - Киган Д. Первая мировая война/ Пер. с англ. Т. Горошковой, А. Николаева. М: «ACT», 2002 - 576 с. Кожинов В. В.... - Кожинов В. В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). -М: ЭКСМО-Пресс, 2002. - 448 с. Милюков П. Н. Воспоминания... - Милюков П. Н. Воспоминания. - М.: Вагриус, 2001. с. Такман Б... - Такман Б. Первый блицкриг, август 1914 / Пре-дисл. и пер. О. Касимова. - М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2002. - 635 с. Уткин А. И... - Уткин А. И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. Смоленск: Русич, 2000 - 640 с. Федоров Б. Г... - Федоров Б. Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». , в 2 т. Т. 1. - СПб.: Лимбус Пресс, 2002. - 624 с. Шацилло В. К. ... - Шацилло В. К. Первая мировая война 1914-1918. Факты. Документы. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. - 480 с.

Шацилло К. Ф. ... - Шацилло К. Ф. От Портсмутского мира к Первой Мировой войне - М.: РОССПЭН, 2000. - 399 с. Широкорад А. Б. ... - Широкорад А.Б. Россия-Англия: неизвестная война, 1857-1907. - М.: «ACT», 2003.-512 с. Шульгин В.В. Дни... Шульгин В.В. Дни. 1920. Записки/ Сост. Д.А. Жуков, - М.: Современник, 1989. - 559 с.

Примечания 1

Клименко М. Я. Другая Америка. Мечты и действительность. М.: 2001, С. 3—5. Де Кюстин А. Россия в 1839 году. В 2.т. T.l. M.: Им. Сабашниковых. 1996. С. 19. 3 Там же. С. 308. 4 В. Шубарт понимал прежде всего Россию. Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2003. С. 8. 5 Ключевский В. Сочинения. М: Мысль, 1990. Т. 9. С. 375. 6 Лебон. Психология социализма. Цит. по: Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Т. 1. М., 2002. С. 239. 7 Абалкин Л. И. Россия. Поиск самоопределения. М.: Наука, 2002. С. 9. 8 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Т. 1. М., 2002. С. 397 9 Хроника человечества. Сост. Бодо Харенберг. М.: Большая энциклопедия, 1996. С. 668. 10 Кара-Мурза С. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 171,473. 11 Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М.: REFL-book, 1994. -416 с, с. 279. 12 Столыпин П.А. Речь об устройстве быта крестьян и о праве собственности, произнесенная в Государственной Думе 10 мая 1907 г. 13 Столыпин П. А. Речи 1906-1911, — Нью-Йорк, 1990, с. 123. 14 Мнения русских о самих себе: Маленькая хрестоматия для взрослых/Сост. К. Скальковский. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001. —304. [33-34]. 15 Мнения русских о самих себе: Маленькая хрестоматия для взрослых/Сост. К. Скальковский. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001. —304. [55]. 16 Горчаков Д.П. Послание князю С.Н. Долгорукову 1807-1811. 17 Мнения русских о самих себе: Маленькая хрестоматия для взрослых/Сост. К. Скальковский. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001. —304. [56]. 18 Цит. по: Уткин А. И... с. 602, эпиграф. 19 Столыпин П.А. Речь о сооружении амурской железной дороги, произнесенная в Государственной Думе 31 марта 1908 г. Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 306. 20 Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 25. С. 384. Сычев Н.В. Политическая экономия. Курс лекций. — М.: ИКФ «ЭКМОС», 2002. — С. 19. 21 ссылаясь при этом на Э. В. Ильенкова (1924— 1979). Кожинов ВВ. Россия Век ХХ-й (19011939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [6] 22 Такман Б... с. 15, предисловие О. Касимова. 23 Широкорад А.Б. Россия — Англия: Неизвестная война, 1857-1907. — М-АСТб 2003ю -512 с. [243-244]. 24 Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М.: REFL-book, 1994. -416 с, с. 311. 25 Такман Б... с. 518, приложение 5. примечание. 26 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 19141918 гг. Т. 1, с. 25-29 (цит. по: Шацилло В. К...., с. 144) 2

533 27

Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М: REFL-book, 1994. -416 с, с. 311. Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М: REFL-book, 1994. -416 с, с. 284. 29 Сычев Н.В. Политическая экономия. Курс лекций. — М.: ИКФ «ЭКМОС», 2002, —С. 11. 30 Гегель Г. Соч. Т. VII. М.-Л.: Соцэкгиз, 1934. С. 218. Сычев Н.В. Политическая экономия. Курс лекций. — М: ИКФ «ЭКМОС», 2002. 31 Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 1. М.: Прогресс-Универс, 1993. С. 69. 32 Маркс К. предисловие к «К критике политической экономии» 1859 г. (К. Маркс, Избранные произведения, т. I, с. 269—270) История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, (репринтное воспроизведение 1937, 1945 гг.) —М.: Писатель 1997 г., 351 с. [126]. 33 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — 2-е изд. Т. 13, с. 6—7. 34 Предисловие Энгельса к немецкому изданию «Манифеста коммунистической партии». История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Одобрен ЦК ВКП(б) в 1938 г. — ОГИЗ. Государственное издательство политической литературы. 1945 г. Репринтное воспроизведение—М. Писатель. 1997. [123]. 28

35

Маркс К„ Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 350-351. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — 2-е изд. Т. 20, с. 278. 37 Маркс К. предисловие к «К критике политической экономии» 1859 г. (К. Маркс, Избранные произведения, т. I, с. 269—270) История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, (репринтное воспроизведение 1937, 1945 гг.) —М.: Писатель 1997 г., 351 с. [126]. 38 Маркс К„ Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 150-151. 39 Цит. по: Критика антимарксистских теорий в преподавании политической экономии. М.: Высшая школа, 1981. С. 32-33. 40 См.: Самуэльсон П. Экономика. М.: Прогресс, 1964. С. 25. 41 Макконнелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс. В 2т. т.1. — М.: Республика, 1995. — 400 с. [18]. 42 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [522]. 43 Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2.т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [150-151]. 44 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [367]. 45 Макконнелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс. В 2т. т.1. — М.: Республика, 1995. —400 с. 46 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 38. [234, 248] 47 Макаревич А. «Разговор в поезде». 48 Павлов И.П. Лекции по физиологии. М., 1952. С. 21. 49 Arthur M. Okun. Equality and Efficiency: The Big Tradeoff: Washington, DC: The Brookings Institution, 1975., p.l. Макконелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. В 2 т. — М.: Республика, 1995. т. 2., —- 400 с, с. 283. 50 Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М.: REFL-book, 1994. -416 с, с. 346. 51 Макконелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. В 2 т. -— М.. Республика, 1995. т. 2., — 400 с, с. 290. 52 Германия в стройке. 1952. Цит. по Эрдхард Л. Благосостояние для всех: Репринт. Воспроизведение: Пер. с нем. — М.: Дело. 2001 -352 с. [70]. 53 Люк де Клапье де Вовенарг. Афоризмы и максимы. М.: ОЛМА-ПРЕСС СПб., НЕВА, СКРИПТОРИУМ, 2000. — 480 с. [225]. 54 Кокорев В.А. Экономические провалы. — СПб., 1887. Экономика русской цивилизации. Сост. О.А. Платонов. — М.: Родник. 1995. 36

534 55

Де Кюстин А. Россия в 1839 году. В 2 т. — М.: изд. Им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [131,132,136,157, 185,283]. 56 Млечин Л.М. Русская армия между Троцким и Сталиным. — М. Центрполиграф, 2002. -494 с. [142]. 57 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [443-444]. 58 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [715-718]. 59 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [475]. 60 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 83. 61 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Хаовест, М: ACT, 2001. — 800 с. [667]. 62 Рябушинский В. Купечество московское. [185]. Петров Ю.А. Династия Рябушинских. — М. Русская книга. 1997. 197 с. [75] 63 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 244 64 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 257-258 65 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [4, 5]. 66 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. 67 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [107]. 68 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. Г677-678]. 69 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 268 70 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 C.J753]. 71 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [762]. 72 Коковцев В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 гг. Кн. 1. М, 1992. с. 140-141. 73 Шелохаев В.В. Кадеты — главная партия либеральной буржуазии в борьбе с революцией 19051907 гг. М., 1983 с. 184. 74 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары, т. 3. Мн: Харвест, М: ACT, 2001. с. 222-223. 75 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [217]. 76 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 274-276 77 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 287 78 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. Г584]. 79 Милюков П.Н. Воспоминания... с. 229-230, 250, 251. 80 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. Ог начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 106-107.

81

Милюков П. Н. Воспоминания... с. 290-291 Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991, с. 302, 300. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [36] 83 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 333 84 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 99-100. 85 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 407 86 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [477, 478]. 87 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 338 82

535 88

Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [400]. Милюков П. Н. Воспоминания... с. 348 90 Шульгин В.В. Дни... — 559 с, с. 226. 91 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [36] 92 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 313 93 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 354 94 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [579]. 95 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [134]. 96 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 462-463 97 Воейков В. Н. С царем и без царя. М.: ТЕРРА, 1995. 480 с. С 36—37. 98 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 462-463 99 Кара-Мурза С. Первый глоток капитализма в России: крах буржуазной революции как исторический урок. НАШ СОВРЕМЕННИК 100 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [135]. 101 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 461 102 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 412 103 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 394 104 Жуков Д. Жизнь и книги В. В. Шульгина (в кн.: Шульгин В. В. Дни... с. 24.) 103 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 417 106 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [414,415]. 107 Меньшиков М. 8 сентября 1911 г. в статье «Нужен сильный». «Новое время». Цит. по Федоров Б. Г... с. 409. 108 Государственная деятельность П. А. Столыпина. Сборник статей, М., 1994, с. 143. 109 Тыркова-Вильямс А. Воспоминания. М., 1998, с. 458, 459 110 Монархия перед крушением, 1914-1917. Бумаги Николая II и другие документы. Статьи В.П. Семенникова. М.-Л.: Госиздат, 1927., с. 91-92. по Мультатули П.В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 111 Монархия перед крушением, 1914-1917. Бумаги Николая II и другие документы. Статьи В.П. Семенникова. М.-Л.: Госиздат, 1927., с. 91-92. по Мультатули П.В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 112 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 488-489 113 Петров Ю.А. Династия Рябушинских. — М. Русская книга. 1997. 197 с. [93, 94] 114 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914 — М.:Эксмо, 2003. с. 336 115 Ф. 523 ЦК Партии Кадетов Опись 1. Д. 30. Л. 8 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [321]. 116 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 486-487 117 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 497 118 П. Н. Милюков «История проклянет пролетариев, но она проклянет и нас, вызвавших бурю». Смирнов А.Ф. А.Ф. Государственная Дума Российской Империи. 1906-1917. Историко-правовой очерк. М.: Книга и бизнес, 1998., с. 582. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 119 Гессен ИВ. В двух веках. Архив русской революции, т. XXII. Берлин. 1937, с. 336-337. 120 Уткин А.И... с. 183. 121 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. 352 с. 206. [312]. 89

536 122

Милюков П. Н. Как пришла революция, 1921 (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. —М.: Эксмо, 2003. с. 266) 123 Мельгунов СП. На путях к дворцовому перевороту, (заговоры перед революцией 1917 года). — Париж: Родина, 1931., с. 102. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 124 Брачев B.C. Русское масонство XVIII-XX веков. СПб: Стома, 2000, с. 297. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 125 Милюков П.Н. Воспоминания. М.: Издательство Политической литературы, 1991, с. 404.

126

Данилов ЮН. Россия на пути к крушению., с. 45. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 127 Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, Boston, 1923, vol. II, p. 103 (цит. по: Уткин А.И... с. 305) 128 Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 130 (цит. по: Уткин А.И... с. 304) 129 Милюков П.Н. Воспоминания. М.: Издательство Политической литературы, 1991, с. 450. 130 Мельгунов СП. На путях к дворцовому перевороту, (заговоры перед революцией 1917 года). — Париж: Родина, 1931., с. 6. 131 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. 352 с. 206. [167]. 132 Милюков П.Н. Воспоминания. — М.: Издательство Политической литературы, 1991, с. 416. 133 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 124-125 134 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. 352 с. 206. [167]. 135 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 260-261 136 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. 352 с. 206. [167]. 137 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА 1995. —480 с. — с. 113-114 138 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 144 139 Великий князь Александр Михайлович — Николаю II, 1 января 1917 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 441-442, приложения) 140 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 11-12 141 Шульгин В.В. Дни..., с. 113, 114. 142 Шульгин В.В. Дни..., с. 114. 143 Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. В двух томах. Париж, 1939., т. 2. с. 139. 38 144 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. — СПб, 1998., с. 122. 145 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения.М.: Наука, 1989, с. 89. 146 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 506-507 147 Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне, 1914-1915 г. Берлин, 1924, с. 112 (цит. по Уткин А.И... с. 141.) 148 Записка А.Н. Наумова. Сборник записок, относящихся к снабжению в Великую войну с. 99. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [248]. 149 Записка А.Н. Наумова. Сборник Финансового Агенства США с. 100. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [253]. 150 «Стенографический отчет Государственной Думы», Третий созыв, сессия I, часть 3, с. 1598— 1600. Цит. по: Воейков В.Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с, с. 453-454, комментарии. 151 Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907-1916. Под редакцией A.M. Зайончковского. М., 1924., с. 49. 30 537 152

Русская летопись. 1928, № 7. Адмирал Гргорович. ЦГАВМФ. ф. 701, оп.1, Д.5, с. 107. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 154 Катков Г.М. Февральская революция. Париж: YMCA-Press, 1984.C. 58. 155 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. — СПб, 1998., с. 126. 156 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне.Париж: Товарищество Объединенных Издателей, 1939, т. 2, с. 154. 157 Фрейлина Ее Величества. «Дневник « и воспоминания Анны Вырубовой. Москва: Советский писатель, 1991, с, 157. 158 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: JEPPA, 1995. — 480 с. — с. 100 159 Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955. с. 12. 160 Великий князь Николай Михайлович — Николаю II, 28 апреля 1916 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 389, приложения) 161 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 111 162 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 111 163 Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955. с. 166 164 NoskofFA.A. (general). Nicolas II iconnu,p. 9-17. 165 РГВИА. Ф. 405, on. 2, д. 5. 166 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. — СПб, 1998., с. 130.; Генерал Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция 1914-1917 гг. Нью-Йорк: Всеславянское издательство, 1960, с. 177-179. 153

167

Русская Летопись, 1928. кн. 7. Архив Русской революции. М.: Терра, 1993, т. 18, с. 2. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 169 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения.М.: Наука, 1989, с. 90.; См. так же Яхонтов А.Н. Тяжелые дни (секретные заселения Совета Министров 16 июля-2 сентября 1915 года) «Архив русской революции», XVII, 1926 с. 55-60. 170 БьюкененДж...,с. 168 171 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения.М.: Наука, 1989, с. 91. 172 Катков Г.М. Февральская революция. Париж: YMCA-Press, 1984., с. 153. 173 Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 174 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. — СПб, 1998., с. 143. 173 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. — СПб, 1998., с. 160. 176 Катков Г.М. Февральская революция. Париж: YMCA-Press, 1984., с. 161. 177 АРР. т. 18, с. 69. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 178 Николай II в секретной переписке, с. 212. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 179 Великий князь Николай Михайлович — Николаю II, 26 июля 1916 г., Грушевка, Херсонская губ. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 399, приложение) 180 Великий князь Александр Михайлович — Николаю II, 25 января 1917 г. (отправлено 4 февраля) (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 440, приложения) 181 Троцкий Л.Д. История русской революции т. 1. Февральская революция. 168

538 182

Шульгин В.В. Дни..., с. 125-126. Шульгин В.В. Дни..., с. 126. 184 Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 185 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 3839 186 Воейков В. Н. С царем и без царя — М: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 143 187 Letters of the Tsar to the Tsaritsa. Lincoln B. Passage Trough Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N.Y., 1986, p. 315. Уткин А.И... с. 178. 188 APR Т. 10, с. 213-214. 189 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [1551. 190 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 211 191 Шульгин В.В. Дни... с. 122. 192 Шульгин В.В. Дни... с. 123. 193 Шульгин В.В. Дни... с. 162. 194 Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. — М.: REFL-book, 1994. -416 с, с. 353. 195 Речь о морской обороне, произнесенная в Государственной думе 24 мая 1908 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 324) 196 Шульгин В.В. Дни... с. 155. 197 Шульгин В.В. Дни... с. 225. 198 Великий князь Александр Михайлович. Мемуары великого князя. — М.: Захаров-Аст, 1999, с. 259-260. 199 Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. — СПб: Лики России, 1996, с. 234. 200 Ломоносов Ю.В. Воспоминания о мартовской революции 1917 года. Стокгольм-Берлин, 1921, с. 1. 201 Маклаков В. А. «Трагическое положение». Русские Ведомости,. 27.9.1915. Горянин А. Мифы о России и дух нации. — М.: Pentagraphic, Ltd. 2001.-336 с.[122-123]. 202 Мамонтов В.И. На государевой службе. Воспоминания. Таллин, 1926, с. 233. 203 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 142 204 Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П... [62, 64]. 205 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 36 (цит. по: Уткин А.И... с. 217) 206 Lincoln В. L. Passage Through Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N. Y., 1986, p. 211; Уткин А.И... с. 217 207 Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, Boston, 1923, vol. II, p. 19 (цит. 183

по: Уткин А.И... с. 217) 208 Бьюкенен Дж...., с. 183 209 Бьюкенен — министерству иностранных дел, письмо от 18 августа 1916 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 193) 210 Рябушинский В. Купечество московское. [185]. Петров Ю.А. Династия Ря-бушинских. — М. Русская книга. 1997. 197 с. [65] 211 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 46 212 Великий князь Александр Михайлович — Николаю II, 1 января 1917 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 442, приложения) 213 Великий князь Александр Михайлович — Николаю II, 25 января 1917 г. (отправлено 4 февраля) (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 443, приложения) 539 214

Великий князь Георгий Михайлович — Николаю II, 11 ноября 1916 г. Бердичев (цит. по: Воейков В, Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 445, приложения) 215 Манифест великого князя Павла Александровича, 1 марта 1917 г. Царское Село. См. «Красный архив», т. IV, с. 216 (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 465, комментарии) 216 Великий князь Николай Михайлович — Николаю II, 1 ноября 1916 г., цит. по: Русское слово // N 54, от 9 марта 1917 г., получено сотрудниками газеты от самого Н. М. Романова (в кн.: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА 1995. — 480 с. — с. 468, комментарии) 217 Комиссия Временного правительства по расследованию деятельности царской администрации. Милюков П. Н. Воспоминания... с. 495 219 Русские ведомости, 5 января 1917 (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.:Эксмо, 2003.С. 318) 220 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 534-535, 551. 221 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 349 222 Кобылий В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В.Алексеев. Истоки антимонархического заговора. СПб, 1998., с. 74. 233 Палеолог М. Воспоминания посла, М., 1992, с. 132-133 (цит. по: Уткин А.И... с. 268-269) 224 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 259-260 225 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 223-224 226 Гучков — Алексееву, 28 августа 1916 г. 227 Троцкий Л.Д. История русской революции // К истории русской революции. М., 1990. С. 373. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [387]. впервые была издана в Берлине в 1931-1933 гг. 228 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 453 229 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 241 230 Жуков Д. Жизнь и книги В. В. Шульгина (в кн.: Шульгин В. В. Дни..., с. 32-33.) 231 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [37] 232 Knox A. With the Russian Army 1914-1917. Vol. II, Lnd., 1921, p. 211 (цит. по: Уткин А.И... с 303) 233 Бьюкенен Дж..., с. 222-223. 234 Платонов О.А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. — М., 1996., с. 610. 235 Доклад охранного отделения от 5 февраля 1917 г. (цит. по Милюков П. Н. Воспоминания... с. 556) 236 Шляпников Семнадцатый год. ГИЗ. 1925. Книга 1. [119] цит. го Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [21] 237 Милюков П. Н. Воспоминания. — М.: Вагриус, 2001, с. 556 238 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. —с. 161 239 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 108. 240 Китанина Т.М. «Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России. 1914—-октябрь 1917)». —Л.: 1985, с. 219. 241 Китанина Т.М. «Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России. 1914—октябрь 1917)». —Л.: 1985, с. 338. 242 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 294-295 443 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 296-297 244 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 556, 557 245 История отечества в документах. 1917-1993 гг. Часть 1. 1917-1920 гг. С. 12. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [386]. 540 246 247

Милюков П. Н. Воспоминания... с. 557 История отечества в документах. 1917-1993 гг. Часть 1. С. 12. Хрестоматия по истории России.

— М.: Проспект., 2000. — 592 с. [386]. 248 Архив Русской революции т. III. С. 261. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М; Кучково поле, 2001. 440 с. [344]. 249 Шульгин В. В. Дни..., с. 546, комментарий Ю. В. Мухачева. 250 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 560 251 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 563 252 Шульгин В.В. Дни. Белград. 1925 [59] цит. по Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [20] 253 Страна гибнет сегодня. Воспоминания о февральской революции 1917года., М.: Книга, 1991, с. 130. 254 «Русская Летопись», книга 7. Париж, 1925, с. 208. По Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 255 Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. — М.: Сретенский монастырь, Новая книга, Ковчег, 1999., с. 227. Гурко на время отдыха Алексеева, исполнял обязанности Начальника штаба Ставки. 256 Великий князь Александр Михайлович. Мемуары великого князя. М.: Захаров-Аст 1999., с. 186. 257 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 568-570 258 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 366-367 259 Wallace D. Russia, Lnd., 1912, p. 728 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [140]. 260 Цит. по: Уткин А.И... с. 117-118. 261 Бьюкенен Дж...,[365]. 262 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 124-125 263 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 668 264 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 592 265> Телеграмма из Касабланки, N 805 (цит. по: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 189) 266 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 736, 737, примечания. 267 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 139 268 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 140, 141 269 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с 146 270 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 168 271 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с 414 272 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 451 273 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с 453 274 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 637 275 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с— с. 614 541 276

Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 644 Телеграмма из Петрограда, 1 июня 1915 г., N 706 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 19141915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 615) 278 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 648-649 279 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 668 280 Регистрация Всероссийского союза городов, для Петрограда. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 49 281 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 129 282 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 3 283 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 91. 284 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [82,403] 285 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с 13-15 286 Шульгин В.В. Дни..., [76]. 287 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [192]. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 231 289 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 128 290 Краснов П. Н. Тихие подвижники. Венок на могилу неизвестного солдата Императорской Российской армии. Нью-Йорк: Джорданвилль, 1986, с. 14. 291 Врангель П.Н. Воспоминания. М.: Терра, 1992. т. 1, с. 26. 292 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002 293 Бьюкенен Дж...,с. 289. 294 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [107] 295 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения.М.: Наука, 1989, с. 193. 277

296

Лемке М. К. Дневник. Ноябрь 1915 г. (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 223) 297 Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных, — М.: Сретенский монастырь, Новая книга, Ковчег, 1999., с. 458. 298 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 3839 299 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 222 300 Киган Д... с. 428-429. 301 Телеграма ген. Алексеева, 2 марта 1917 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 180-181) 302 АРР. Т. 10, с. 212. По Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 303 Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. Воспоминания. М: Военное издательство МО СССР, 1957, с. 107. 304 Генерал Сахаров — Рузскому, телеграмма 2 марта 1917 г., Яссы (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. ] 78-179) 305 Шульгин В.В. Дни..., с. 272. 306 Шульгин В.В. Дни..., с. 274. 542 307

«Россия в мировой войне 1914-1918 гг." ЦСУ СССР. Войтинский B.C.. с. 48. 309 Набоков В.Д. Временное правительство. С. 74. 310 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 593. См. так же Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М, 2002, с. 196 311 Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959, с. 207. 312 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 67. 313 Войсковые комитеты действующей армии. Март 1917 г.—март 1918 г. М., 1981,с.18. 314 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 68-70 315 Anet С. La revolution russe/ (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 70) 316 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 71 317 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 6567 318 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 351 319 «Вопросы истории», 1990, № 7, с. 107, 108. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [166] 320 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 178 321 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 207208 322 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 6567 323 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 209. 324 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 215, 216. 325 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 217 326 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 218 327 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 223225 328 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 226 329 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 232233 330 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 234235 331 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 237 332 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 366 333 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 243 334 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле 2001.440 с. [366]. 335 Письмо А.И. Гучкова генералу Алексееву в Ставку. Милюков П. Н. Воспоминания... с. 615 336 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 9495 308

543 337

Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 244

338

Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 251 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 255 340 Киган Д...с. 172-173. 341 Теребихин М.Ф., Шварев И.А. Рассказы о прожитом. — Воронеж: Издат. Им. Е.А. Болховитинова. 2003. 152 с, с. 21-22. 342 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 258 343 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 395396 344 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 312 345 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 259 346 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 263 347 Станкевич В. Воспоминания 1914-1919 годов (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 360-361) 348 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 204 349 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 205. 350 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. — Мн.: Харвест, 2002, с. 264 351 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 4748 352 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 396. 353 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 285. 354 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 416. 355 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 144 356 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 325-326. цит. по: Уткин А.И... с. 289. 357 Войтинский B.C.. с. 106. 358 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002 359 Краснов В.Г. Колчак. И жизнь, и смерть за Россию. Кн. 1. — М.: ОЛМА-ПРЕСС 2000. — С. 382—383. 360 Волков С.В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центр-полиграф, 2002. — 509 с. [16-17]. 361 Бьюкенен — министерству иностранных дел, письмо от 18 октября 1916 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 202) 362 Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, Boston, 1923, vol. 11, p. 110111. цит. по: Уткин А.И... с. 338. 363 Шульгин В.В. Дни..., с. 215. 364 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 618 365 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 593 366 «Вопросы истории», 1990, № 9, с. 103 — 104. Кожичов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [151] 339

544 367

Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 144 Ленин. Т. 35. [260] 369 Уткин А.И... с. 197-198. 370 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 266-267 371 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 629-630 372 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 315 373 Людендорф. «Mes souvenirs de guerre» (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 51) 374 Уткин А.И... с. 183. 375 Робинс, Дневник, 14 ноября 1917 г., 15 ноября 1917 г., Robins Papers, box 42, VVSHS; R. H. Bruce Lockhart, British Agent, NY, 1933, p. 222 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 140-141) 376 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 486-487 377 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 534 378 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 126, 127 379 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 109 380 Ф. 1467 Чрезвычайная следственная комиссия временного правительства. Опись 1. Д. 761. Л.7. Цит. по Шацилло К. Ф...., [342]. 381 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 255 382 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 217 383 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 218-220 384 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 268-269 385 Шульгин В.В. Дни..., с. 127. 386 Шульгин В.В. Дни..., с. 127-128. 387 Шульгин В.В. Дни..., с. 126-127. 368

388

Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 267-269. Резанов А. С. Штурмовой сигнал П.Н. Милюкова. Париж, 1924. С. 45-61; Хрестоматия по отечественной истории (1914-1945 гг.). М., 1996. С. 17-25. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [373]. 390 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 138. 391 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 268-269. 392 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 15. 393 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 200 394 Шульгин В.В. Дни..., с. 130. 395 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 136-137 396 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 219-220 397 Редигер А.Ф. Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999., т. 2, с. 396. 398 Мельгунов СП. На путях к дворцовому перевороту. С. 21. 399 Набоков В.Д. Временное правительство. С. 23. 400 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 220-221 401 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 548 402 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [755]. 403 Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 154. 404 Бьюкенен Дж..., с. 125-126. 405 Бьюкенен Дж..., с. 154 406 Уткин А.И... с. 118-119. 407 См.: memoires de Sir George Buchanan, trad. Fr., Paris, Payot; Пуанкаре Р. Ha службе Франции 1914-1915. M.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 514 408 См.: Les Tentatives de paix separee entre l'Allemagne et la Russie tsariste par Andre Pierre / Revue de l'histoire de la guerre mondiale, juillet 1930; Пуанкаре Р. Ha службе Франции 1914-1915. M.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 500 389

545 409

Телеграмма от Шевалье из Христиании от 27 августа, № 168 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 157) 410 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 158 411 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 212 (цит. по: Уткин А.И... с. 198) 412 Уткин А.И... с. 199 413 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 152 (цит. по: Уткин А.И... с. 192) 414 Zeman A. Germany and the Revolution in Russia. 1915-1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Lnd., 1963, p. 2 (цит. по Уткин А.И... с. 195-196) 415 Цит. по: Уткин А.И... с. 197. 416 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. — Мн.: Харвест, 2002, с. 264 417 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918. М., 1924., с. 132. 418 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 196 419 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Издание пятое. Т. 31, с. 15-17. 420 Revue de Paris, июнь 1916 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 258) 421 Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. Воспоминания. М: Военное издательство МО СССР, 1957, с. 107. 422 Бьюкенен Дж..., с. 260 423 Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. — М.: Сретенский монастырь, Новая книга, Ковчег, 1999., с.228. По Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 424 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 267-269 425 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 268 426 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 313 427 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 144-145 428 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 154 429 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 326-327 430 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 227 431 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 146 432 Бьюкенен — министерству иностранных дел, телеграмма 18 февраля 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 227) 433 Речь Бьюкенена 24 марта 1917 г. перед членами Временного правительства (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 256) 434 Бьюкенен Дж..., с. 262. 435 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 8 декабря 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 383-384) 436 Jessup. Elihu Root, 2:353, и R. S. Baker. War Leader, 7:109; Фрэнсис Лэнсинry, 13 июня 1917 г.,

FRUS, 1918, Russia, 1:116; Рут Лэнсингу, 17 июня 1917 г. 6/18/17, FRUS, 1918, Russia, 1:118-119, 123. Текст речи Рута см. Рут государственному секретарю, 17 июля 1917 г., WP, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 94) 437 Цитаты см. Уайзмен Драммонду, 20 июня 1917 г., FO 800\205, Balfour Papers, PRO; см также W. В. Fowler, British-American Relations, 1917-1918: The Role of Sir Wiiliam Wiseman, 11 Iff (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 94) 438 Рут Лэнсингу, 17 июня 1917 г., Papers Relating to the Foreign Relations of the United States: The Lansing Papers, 1914-1920, 2:120-122 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 95) 439 Report of the Special Diplomatic Mission to Russia to the Secretary of State, август 1917 г., FRUS, 1918, Russia, 1:133 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 96) 546 440

Джордж Крил Вильсону, вложение 20 июня [авг.] 1917 г., PWW, 43:526-530 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 96) 441 Оскар Страус государственному секретарю, 4 апреля 1917 г., SD, RG59, 861.00\314, NA (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 70) 442 См. Kennan G. F., Russia Leaves the War, Princeton, 1956, p. 56-61; Дэниеле, Дневник, 4 января 1918 г., PWW, 45: 474 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 131, 207) 443 Мотт Лэнсингу, вложено в: Лэнсинг Вильсону, 27 августа 1917 г., WP, LC; Лэнсинг, Рабочий дневник, 28 августа 1917 г., Lansing Papers, box 65, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 110) 444 General Scott's Report to the Secretary of War, 25 июля 1917 г., Bliss Papers, box 174 LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 99) 445 USA, Department of State, Papers Pelating to the Foreign Relations of the United States. 1918/1919, vol. I, p. 146 (цит. по: Уткин А.И... с. 364) 446 FRUS, 1918, Russia, v.I, p.7. Уткин А.И... с. 319. 447 Уткин А.И... с. 347. 448 Уошберн Бейкеру, 25 июля 1917 г., N. Baker Papers, box 5, LC; Лэйн Бейкеру, приложенное к письму Уошберна Бейкеру от 25 июля 1917 г., N. Baker Papers, box 5, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 99) 449 General Scott's Report to the Secretary of War, 25 июля 1917 г., Bliss Papers, box 174, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 99) 450 Киган Д..с.424-425. 451 Милюков П. Н. История второй русской революции. София, 1921, т. 1, с. 42 (цит. по: Уткин А.И... с. 302) 452 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 33 453 Зайончковский A.M. Первая мировая война. -СПб. Полигон, 2000. 880с.[865-871]. 454 Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1, М., 1955, с. 3-16; Churchill W. The World Crisis. 19111918, L, 1942, p. 675-677 (цит. по: Шацилло В. К..-, с. 467) 455 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 593. 456 Деникин. Очерки Русской Смуты. Т. 1. Вып. 2. Гл. XXII. С. 48-78.; Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [362]. 457 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 140 458 Совещание в Ставке 18 марта 1917 года. Секретно (в кн.: Разложение армии в 1917 году. 1917 год в документах и материалах: М.; Л., 1925. С. 11) (иит. по: Шацилло В. К...., с. 222) 459 Телеграмма командующих фронтами Брусилова, Баланина, Щербачева, Каледина, Балуева военному министру России о состоянии армии. Весьма срочно, весьма секретно. 18/111 1917 г. (в кн.: Разложение армии в 1917 году. 1917 год в документах и материалах: М.; Л., 1925. С. 30) (цит. по: Шацилло В. К.....с. 223) 460 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, М., 2002, с. 378 461 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М-; Кучково поле, 2001.440 с. [367]. 462 Революционное движение в русской армии с. 213. Волков СВ. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002. — 509 с. [24]. 463 Киган Д... с. 432. 464 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 394 465 Мультатули П.В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 466 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [368]. 547 467

В.В.Шульгин. С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 130-131. 468 Киган Д...с.432. 469 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 392 470 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 368-

369 471

Теребихин М.Ф., Шварев И.А. Рассказы о прожитом. — Воронеж: Издат. Им. Е.А. Болховитинова. 2003. 152 с, с. 21-22. 472 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 132-135 473 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 150-151 474 Троцкий Угроза Петрограду и борьба за мир «Рабочий и Солдат" N 1, 30 (17) октября 1917 г. 475 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 142-143. 476 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 146 477 Сохранилось до VIII съезда, программа съезда п. 10. Т.е. до хрущевских времен. 478 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 394. 479 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [1721 480 Maddox R. The Unknown War with Russia. Wilson's Siberian Intervention. San Rafael 1977, p. 112 (цит. по: Уткин А.И... с. 354) 481 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 331. 482 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 145 483 Зайончковский A.M. Первая Мировая война. — СПб.: Полигон, 2000. 880 с. [680] 484 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 145 485 В.В. Кондрашин. 1995 г. Цит. по С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 63. 486 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [745]. 487 Опубликовано в крымских газетах в сентябре 1920 г. (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.;Вып. 855), с. 17-18) 488 Речь в Государственной думе 5 декабря 1908 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр..Вып. 855), с. 335. 489 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [251]. 490 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [251]. 491 Столыпин П. А. Речи 1906-1911, Нью-Йорк, 1990, с. 149-150. 492 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 146 — 147. 493 Революционное движение в России после свержения самодержавия. М„ 1957. С. 419. 494 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 128. 548 495

Минц И.И. История Великого Октября. Т.2. М., 1979 [134]. Революционное движение в России после свержения самодержавия М 1957. С. 419. 497 Судьбы реформ и реформаторов в России. — М: РАГС, 1999. -374 с. [229]. 498 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 129. 499 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 149 500 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 40. 501 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 129. 502 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 325, примечание 503 Отчет VII Всероссийскому съезду (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 147, примечание) 504 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 153154 505 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [255]. См. так же Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, [154]. 506 Черная книга коммунизма. — М.: Три века истории. 1999. 768 с. [72-73]. 507 Минц И.И. История Великого Октября. Т. 2. [734]. 508 Революционное движение в России в сентябре 1917 г.: Общенациональный кризис. М., 1961 [487]. 509 Мартынов А. Великая историческая проверка 510 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 150 511 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: 496

Алгоритм, 2002. С. 130. 512 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн : Харвест, 2002, с. 159-161 513 Черная книга коммунизма. — М.: Три века истории. 1999. 768 с. [77]. 514 Часть статьи была опубликована в газете «Рабочий путь" 20 октября, другая — предназначалась только «для раздачи членам ЦК, ПК, МК и Советов" (так в тексте. — Сост.), так как в ней рассматривалась тактика подготовки восстания доказывалась необходимость его организации до созыва съезда Советов.Ленин В..И. Поли. собр. соч. М., 1977.Т.34.С 272-283. Хрестоматия по истории России. — М.- Проспект 2000. —592 с. [401-402]. 515 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 318-319 516 Шульгин В.В. Дни..., с. 171. 517 Шульгин В.В. Дни..., с. 169-170. 518 Шульгин В.В. Дни..., с. 169-170. 519 Шульгин В.В. Дни..., с. 169-170. 520 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 3839 521 Шульгин В.В. Дни..., с. 194. 22 Деникин А. И. очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 43 523 Шульгин В.В. Дни..., с. 180. 524 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 265 525 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 568 526 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 573 527 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн Харвест, 2002, с. 453455 549 528

Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М, 1923, с. 370, 388 (цит. по: Уткин А.И... с. 311-312) 529 Бьюкенен—лорду Мильнеру, 10 апреля 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 276) 530 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 601 531 Шульгин В.В. Дни..., с. 165-166. 532 Шульгин В.В. Дни..., с. 195. 533 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 118. 534 Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [229]. 535 Новая Жизнь 1917. 25 апр. Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [229]. 536 Данные Министерства Финансов. Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. — М., 1962. С. 356. Эмиссия за октябрь 1917 г. дана в сравнительной оценке автора — В.Г., на основании расчетов за 23 дня Октября П. Волобуева. 537 Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. — М., 1962. С. 356. 538 Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. — М., 1962. [360]. 539 Денежное обращение в России и за границей в годы войны и революции 1914-1921 гг. Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. — М., 1962. С. 361. 540 Вестник Временного правительства. 1917. 11 марта. Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [229]. 541 Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. 542 Прокопович С.Н. Указ. Соч. с. 121. Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. — М., 1962. С. 358. 543 Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны. М., 1960. С. 517. Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [2291. 544 Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [229]. 545 Петров Ю.А. Династия Рябушинских. — М. Русская книга. 1997. 197 с. [99] 546 Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? [31, 149]. Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [220-226]. 547 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 226 548 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 93. 549 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 243 550 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 92. 551 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 100.

552

Милюков П. Н. Воспоминания... с. 286 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [170]. 554 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [93] 555 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 98. 556 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 246-247. 557 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 131. 553

550 558

Уткин А.И... введение, с. 5. Воейков В. Н. С царем и без царя. — М: ТЕРРА 1995. — 480 с. — с. 125-126 560 Шульгин В.В. Дни..., с. 112-113. 561 Булгаков С. Героизм и подвижничество. Вехи. 562 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 129-132 563 Воейков В.Н. С царем и без царя. — М: ТЕРРА, 1995. — 480 с, с.270 564 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 92. 565 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [229] 566 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 195 567 Первые Советы были образованы в городе текстильщиков Ивано-Вознесенске. 568 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 282-285 569 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 134. 570 Цит. по: Шульгин В. В. Размышления. Две старые тетради // Сб.: Неизвестная Россия XX век/ Сост. В. А. Козлов, С. М. Завьялов. М.: Историческое наследие, 1992; Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 214 571 Хоскинг Дж. Россия и русские в 2 кн., — М.: ACT, Транзиткнига, 2003. — 492 с с. 65. 572 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 132-133. 573 Ленин В.И. «Русская революция и гражданская война." Июль 1917 г. т.34. с.217. 574 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 114115 575 Basile К. La Societe sovirtique contemporaine. Paris, 1977. [146] цит. по Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [14-15] 576 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 328. 577 Шляпников Семнадцатый год. ГИЗ. 1925. Книга 1. [40] цит. по Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [19] 578 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 474 579 Блок А. Последние дни императорской власти. Петербург, 1921. [45-46], цит. по Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [19] 580 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 422 (цит. по: Уткин А.И... с. 303) 581 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 547 582 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 282-285, 618-619 583 Войтинский B.C.. с. 53, 54. 584 Красный архив. 1924. т. 5. с. 102. 585 БьюкененДж..., с. 271 586 Buchanan G. My Mission to Russia, vol. II; Maurice Paleologue, La Russie des Tsars pendant la Grande Guerre, tome III. (цит. по Милюков П. Н. Воспоминания... с. 599-600) 587 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 394 (цит. по: Уткин А.И... с. 317) 588 Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, Boston, 1923, vol. II, p. 109 (цит. по: Уткин А.И... с. 309) 589 Теребихин М.Ф., Шварев И.А. Рассказы о прожитом. — Воронеж: Издат. им. Е.А. Болховитинова. 2003. 152 с, с. 19. 590 Бьюкенен Дж..., с. 236 591 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 282-285 559

551

Церетелли — меньшевик, член ЦИК Совета. 593 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 114. 594 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 282-285 595 Резолюция Первого съезда 4 апреля 1917 года (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 118,223)

596

Шульгин В.В. Дни..., с. 226. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 122 598 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 271 599 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 79 600 Шульгин В.В. Дни... — 559 с, с. 227-228. 601 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 302-303 602 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 123 603 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 128 604 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 299-300 605 Войтинский B.C.. с. 65. 606 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 129130 607 Бьюкенен Дж..., с. 288. 608 Liddel Hart. The Real War. Lnd., 1930, p. 304 (цит. по: Уткин А.И... с. 326) 609 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 122 610 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 612-613 611 Войтинский B.C.. с. 129. 612 Известия 1917 г. 29 мая. 613 Войтинский B.C.. с. 116. 614 Войтинский B.C.. с. 138, 139. 615 Войтинский B.C.. с. 162. 616 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 612 617 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 618-619 618 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 617 619 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 116117 620 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 624 621 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 129130 622 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 114. 623 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 116117 624 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 626-628 625 Правда 1917. №39. 23 апреля. 626 Выступление В. Ленина 4 (17) июня на Всеросийском Съезде Советов. «Об отношении к Временному правительству»., опубликовано в «Правде» 15 (28) и 16 (29) июня 1917. 627 Войтинский ВС... с. 152. 628 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 628-629 629 Войтинский B.C.. с. 169. 630 Милюков П. Н, Воспоминания... с. 629-630 631 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 631-632 597

552 632

Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 275276 633 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 275276 634 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 3 сентября 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 327-328) 633 Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. — М.: ACT, Мн.: Харвест, 2001, с. 343 636 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 633 637 «Рабочая газета», 1917,29 июля. 638 История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, (репринтное воспроизведение 1937, 1945 гг.) — М.: Писатель 1997 г., 351 с. [69-7 П. 639 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 299-300 640 Плеханов Г.В. Год на Родине. Т. 1. Париж, 1921. С. 27-28. 641 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 442443 642 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 442443 643 Войтинский B.C.. с. 236, 237. 644 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 123 645 Бьюкенен Дж..., с. 341 646 Ленин В.И. письмо 12-14 сентября 1917 г. Центральному Комитету, Петроградскому и Московскому Комитетам РСДРП(б) «Большевики должны взять власть" Поли. собр. соч. М„ 1977.

Т. 34. С. 239-241. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [400-401]. 647 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 420 648 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 125 649 Войтинский B.C.. с. 243. 650 Бьюкенен Дж..., с. 348-349 651 официальное название «Временный совет Российской республики», заседал в Мариинском дворце. 652 Войтинский B.C.. с. 247. 653 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 456457 634 Бьюкенен Дж..., с. 348 655 Войтинский B.C.. с. 253, 254, 256. 656 Шульгин В.В. Дни..., с. 156. 657 Уткин А.И... с. 299. 658 Шульгин В.В. Дни..., с. 197. 659 Волков СВ. Трагедия русского офицерства. — М.: Центр-полиграф, 2002. — 509 с. 137,38]. 660 Прюссинг фон О. Защита Зимнего дворца. ВБ. №20; Гайлеш де К. Защита Зимнего дворца НРС 4.11.1971 г. Волков СВ. Трагедия русского офицерства. — М.: Центр-полиграф, 2002. — 509 с. [39]. 661 Троцкий Л.Д. Уроки Октября// К истории русской революции. М., 1990. С. 269, 273-278. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [406-407]. 662 «Только в Москве, как говорят, число жертв достигает пяти тысяч..» 19 ноября 1917 г. Бьюкенен Дж..., с. 368. 663 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 151152 664 Чернов В.М. Листки из политического дневника. [201] 553 665

David Francis. Russia from the American Embassy. N. Y., 1921, p. 178. цит. по Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [34] 666 Francis G. Russia from the American Embassy. N. Y., 1921, p. 193 (цит. по: Уткин AM... с 414-415) 667 Черная книга коммунизма. — М: Три века истории. 1999. 768 с. [70-73]. 668 Pettee George S. The Process of Revolution. — New York: Harper, 1938. P. 100. May B.A., Стародубровская И.В. Великие революции: От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус,2001.С. 381. 669 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 357 670 Шарапов С.Ф. Диктатор. 1907 г. —М.: Бобок — Новая книга, 1998. 112 с. С. 13 671 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 152 672 Paleologue M. La Russie des Tsars pendant la Grand Guerre. Tom III, Paris, 1921, p. 24 (цит. по Уткин А.И... с. 266) 673 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [146] 674 Краснов В.Г. Колчак. И жизнь, и смерть за Россию. Кн. 1. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. — С. 287—288. 675 Часть статьи была опубликована в газете «Рабочий путь" 20 октября, другая — предназначалась только «для раздачи членам ЦК, ПК, МК и Советов" (так в тексте. — Сост.), так как в ней рассматривалась тактика подготовки восстания доказывалась необходимость его организации до созыва съезда Советов. Ленин В.И. Поли. собр. соч. М., 1977.Т.34.С 272-283. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000, —592 с. [401-402]. 676 Составлено на основании данных: Деникин А.И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917. — Мн. Харвест, 2002 — 464 с. [160]. Самойлова К.Н. Современная беработица и борьба с нею. — Пг. 1918. [8].; Исаев А Н. Безработица в СССР и борьба с нею. (1917-1924 гг.). — М., 1924. Население России в XX веке. В 3-х т. Т. I. — м.: РОССПЭН. 2000 -463 с. [247]. 677 Составлено на основании данных: Авторхаиов А. Технология власти. — М.: Слово, 1991 — 638 с. [331]; С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. [139]; История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, (репринтное воспроизведение 1937, 1945 гг.) —М.: Писатель 1997 г., 351 с. [180, 188]. 678 Июнь I Всеросийский съезд Советов, август — Пероградская дума, большевики получили 67 мест из 200-т, ноябрь — Учредительное собрание по Петрограду и крупным городам. 679 Клейнборт Л. М. История безработицы в России 1857-1919 гг. — М., 1925. [113]. Население России в XX веке. В 3-х т. Т. 1. — м.: РОССПЭН. 2000 -463 с. [247]. 680 Население России в XX веке. В 3-х т. Т. I. — м.: РОССПЭН. 2000 -463 с. [247]. 681 СУ РСФСР. 1917. Отд. 1. №8. Ст. 111. Население России в XX веке. В 3-х т. Т. I. — м.: РОССПЭН. 2000 -463 с. [247]. 682 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 385

683

Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? [31, 149]. Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999. -374 с. [220-226]. 684 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 142. 685 Суханов Н.Н. Записки о революции. М; 1992. Т. 3. Кн. 7. С. 342. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [410]. 686 В А.Твардовская, Б.С.Итенберг. Н.С.Русанов — искатель истины в социализме. — «Отечественная история», 1995, № 6. С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 139-140. 687 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 217. 554 688

См.: Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993,с.349. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [239] 689 Звенья. Исторический альманах. Вып.2. М. —СПб, 1992, с. 271-272, 354. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [161-162] 690 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 473-474 691 Макконелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. В 2 т. — М.: Республика, 1995. т. 2., — 400 с, с. 290. 692 Craig G. Germany 1866-1945. N. Y., 1978, p. 340 (цит. по Уткин А.И... с. 16) 693 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [278]. 694 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [700-703] 695 Шарапов С.Ф. Диктатор. 1907 г. —М.: Бобок— Новая книга, 1998. 112 с. С. 41 696 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 697 Струве П.В. Великая Россия. Патриотика; Сборник статей за пять лет: 1905-1910 гг. СПб Изд. Д.Е. Жуковского, 1911. — с. 93-94. Цит. по Хоскинг Дж. Россия и русские в 2 кн., — М.: ACT, Транзиткнига, 2003. — 492 с, с. 65. 698 Федоров Б.Г... с. 507. 699 Струве П. Два национализма. В сб.: Струве П. Б. Россия. Родина. Чужбина. СПб., 2000. С. 93 (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 219) 700 Речь по поводу законопроекта о распространении Земского положения 1890 года на девять губерний Западного края, произнесенная в Государственной думе 7 мая 1910 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 368) 701 Речь по поводу законопроекта о распространении Земского положения 1890 года на девять губерний Западного края, произнесенная в Государственной думе 7 мая 1910 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 373) 702 Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 213 703 Речь по поводу законопроекта о распространении Земского положения 1890 года на девять губерний Западного края, произнесенная в Государственной думе 7 мая 1910 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 369-370) 704 Речь по поводу законопроекта о распространении Земского положения 1890 года на девять губерний Западного края, произнесенная в Государственной думе 7 мая 1910 года (цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 374) 705 Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 223 706 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [716-718]. 707 Сироткин В. Г. Вехи отечественной истории. Очерки и публицистика. М., 1991,с.58,49. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [39]. 708 В.М. Васнецов, Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников. М., 1987, с. 183. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [39]. 709 Федоров Б.Г... с. 482. 555 710

Лакер Уолтер. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994,с.64-65, 69. Кожинов ВВ. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М: ЭКСМО-Пресс 2002.-448 с [186]. 711 Russian Fascism: A Marginal phenomenon. Stephen D. Russian Fascism: Traditions, Tendencies, Movements. New York: M.E. Sharpe, 2001. 712 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — M.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [27-46].

Лакер Уолтер. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994,с.64-65, 69. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс 2002.-448 с. [186]. 714 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 2. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [350-351]. 715 Цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 26 716 Цит. по: Рыбас С, Тараканова Л. Реформатор. Жизнь и смерть Петра Столыпина. М.: Недра, 1991, с. 178; Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 209-210 717 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 518 718 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 519 719 Совещание русских торгово-промышленных деятелей в Константинополе. Информационный бюллетень. 1920. Ноябр. [2]. Петров Ю.А. Династия Рябушинских. —М. Русская книга. 1997. 197 с. [117] 720 Из беседы Бессонова и Александровского с Мильхом в Берлине 29 мая 1933 г. Дирксен фон Г. Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики. Пер. с англ. Н.Ю. Лихачевой. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001 — 445 с. [316]. 721 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 С.[228-229] 722 Ю. Давыдов. Цит. по С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 100-101. 723 Аврех А. Я. Распад третьеиюньской системы. М., 1985, с. 15,16. Кожинов В.В. Россия. Век ХХй (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [29] 724 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 725 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 101. 726 Уткин А.И... с. 163-64. 727 Кара-Мурза С. Первый глоток капитализма в России: крах буржуазной революции, как исторический урок. НАШ СОВРЕМЕННИК 728 Воспоминания Янжула И.И. о пережитом и виденном в 1864-1909 гг. Вып. 1 СПб 1910. с. 128. Савченко М. Английская торговля Ивана Янжула. 5-6. 2003. Родина. 729 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 730 Никольский В. К. Наши политические партии о будущем России, 1917 (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 339) 731 Язьков Е.Ф. История стран Европы и Америки в новейшее время (1918-1945) —2 изд. М. МГУ; ИНФРА-МБ 2001.- 352 с. [86-87]. 732 Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? [102] 733 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 382 734 Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г. Всемирная история: Эпоха английской революции/ А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. — Мн.: Харвест, М: ACT, 2000. —560 с. [185]. 736 Max Weber, Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. New York: Scribner & Sons, 1930. 737 David Landes (ed), The Rise of Capitalism. New York: Macmillian, 1966, p. 7. 556 738

Розенберг Н., Бирдцелл, мл. Как запад стал богатым. Пер. Б. Пинскер. Новосибирск.: Экор. 1995. -352 с. 739 R. H. Tawney, Religion and the Rise of Capitalism, New York: Harcourt, Brace & Co., 1926, pp. 188189. Бродель приписывает те же взгляды Зомбарту. Braudel. Wheels of Commerce, p. 568. цит. по Розенберг Н., Бирдцелл, мл. Как запад стал богатым. Пер. Б. Пинскер. Новосибирск.: Экор. 1995. 352 с. 740 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М, 1990, с. 148 741 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 215, примечание 31 742 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 202 743 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М: Алгоритм, 2002. С. 336-337. 744 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 266. 745 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 337. 746 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 268.

747

Уткин А.И... введение, с. 9. В. Шубарт понимал прежде всего Россию. Шубарт В. Европа и душа Востока. — М.: ЭКСМО, Алгоритм. — 2003. 480 с, с. 60. 749 Лиддел Гарт Б. Энциклопедия военного искусства. — М.: ACT, СПб.: Terra Fantastica. — 2003. 651 с. 750 William N. Kinnard, Jr. University of Connecticut // Encyclopedia Americana, Grolier Incorporated, 1992. 751 Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. 752 Ekirch A. Ideologies and Utopias: The Impact of the New Deal on American Thought. — Chicago: Quadrangle Books, 1969. P. 49—70. 753 С Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 456. 754 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест М- ACT, 2001. — 800 с. 755 Ленин В.И. ПСС, т. 16., с. 424. 756 Ленин В. «Столыпин и революция». 18 октября 1911 г. «Социал-демократ». Федоров Б. Г... с. 465 757 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — 2-е изд. Т. 13, с. 7. 758 Новое время, 3 октября 1909 г. (Жуков Д. Жизнь и книги В. В. Шульгина (в кн.: Шульгин В. В. Дни..., с. 24) 759 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 454455 760 Карр Эдвард История Советской России. М., 1990, кн. 12, с 104 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [236] 761 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 159-160. 762 L.Shapiro, Les Bolchevks et I'opposition. Origines de l'absolutisme communiste, 1917-1922, Paris, Les lies d'or, 1957,p.84-86; V.Brovkin, op.cit, p.46-47, 59-63. Черная книга коммунизма. — M.: Три века истории. 1999. 768 с. [87]. 763 Сведения о выборах 1917 года, основанны на подсчетах эсеровского депутата Учредительного собрания И. В. Святицкого. Спирин Л. М. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917— 1920 гг.). М., 1968, с. 62 и 416-425.Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМОПресс, 2002. -448 с. [230] 764 Совещание русских торгово-промышленных деятелей в Константинополе. Информационный бюллетень. 1920 . Ноябр. [2]. Петров Ю.А. Династия Рябушинских. — М. Русская книга. 1997. 197 с. [117] 748

557 765

Соколов Б.Ф. «Защита Всероссийского Учредительного Собрания» — Берлин. 1924. Октябрьская революция. Мемуары. М. —Л 1926 с 382 Кожинов В В Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [240] 766 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 454455 767 Милюков П. Н. Воспоминания... предисловие Н. Г. Думовой с 8 768 Черная книга коммунизма. —М.: Три века истории. 1999 768 с [801 769 Ленин В. И. Поли собр. соч., т. 34, с. 266. 770 Ленин В. И. Поли собр. соч., т. 34, с. 344. Кожинов В.В. Россия Век ХХ-й (1901-1939). —М.: ЭКСМО-Пресс,2002. -448с. [237-238] 771 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс 2002 -448с.[240]. 772 Ленин В. И. IV конференция профсоюзов и фабзавкомов Москвы (Полное собрание сочинений, изд. 5-е, т. 36, М., 1962, с. 443-444) 773 Деникин А. И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы юга России Заключительный период борьбы. Январь 1919 — март 1920 — Мн.: Харвест, 2002 с 35 774 Заметки о заседании Высшего Военного Совета 12 января 1919 г WP LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 309) 775 Шарапов С.Ф. Диктатор. 1907 г. —М.: Бобок — Новая книга, 1998. 112 с С 36 776 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 110 777 выражение Милюковым, обосновывающее захват власти Временным правительством. 778 Мартынов А. Великая историческая проверка 779 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 158-159. 780 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн : Харвест, 2002, с. 454. 781 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти ч армии — Мн : Харвест, 2002, с. 454455 782 Войтинский B.C.. с. 237.

783

Томас Хью. Гражданская война в Испании, 1931-1939 гг — М : Центополиграф, 2003. -573 с. [11]. 784 Румянцев В. Россия, которой не стало, потому что никогда не было 785 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн: Харвест, 2002, с. 127128. 786 Цит. по: Уткин А.И... с. 353. 787 Семенов Ю.Н. Социальная философия А. Тойнби. М., 1980 с 185 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). - М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [230] 788 Грамши А. Революция против «Капитала»», январь 1918 г., Цит. по С Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы М : Алгоритм, 2002. С. 144. 789 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма, М., 1990, с. 109 790 Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М : РАГС 1999 -374 с [229]. 791 Ипатьев В.Н. «Жизнь одного химика" в 2 т. — Нью-Йорк, 1945. т 1 с 35-36. Выдающийся ученый, генерал, эммигрант. Цит. по С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 144 792 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн Харвест, 2002, с. 454455. 793 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 131. Сычев Н.В. Политическая экономия. Курс лекций. — М.: ИКФ «ЭКМОС», 2002. — С. 351-352. 794 Верховский А. И. Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914-1918 гг) Военноисторияческий журнал. 1993, № 9, С. 65-69 (цит. по Шацилло В К с 457 458) 558 795

Ленин В. «Удержат ли большевики государственную власть» т. 34, с. 315. Энгельс Ф. Наброски к критике политической экономики (цит. по Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2, т. 1, 1955, с. 567) 797 Энгельс Ф. Принципы коммунизма (цит. по Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2, т. 4, 1955, с. 330) 798 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. 799 Чаадаев П. Я. Поли. собр. соч и избранные письма. М., 1991,т. 1, с. 555,557,606. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [228] 800 Robert L. Heilbroner.The Worldly Philosophers. 3d ed. New York: Simon & Schuster, Inc., 1967. p. 53-54. Макконелл Кэмпбелл Р., Брю Стэнли Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. В 2 т. — М.: Республика, 1995. т. 1., — 400 с, с. 91. 801 Петраков Н.Я. Русская рулетка. — М.: Экономика. 1998. 287 с. 802 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 547 803 Маркс К. Письмо В. Засулич. 1881. С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 16. 804 Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 418-424. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [345-347]. 805 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 806 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 478 807 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 808 Секретарь всех соборов Старообрядческой церкви, директор старообрядческого НИИ с 1912 г., главный редактор журнала «Церковь" 1908-1914 гг. 809 Мельников Ф.Е. «Марксизм и Атеизм" 1935 г. 216 810 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 264. 811 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 146. 812 Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2.т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [383]. 813 Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2.т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [141]. 814 Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [15]. 815 Записки Чанселлора. Открытие России Ричардом Чанселлором при поиске северного пути в Китай 1553. — Архангельск. Правда Севера. 1998. 126 с. 816 Флетчер Дж. О государстве Русском. 1589. Накануне смуты. История отечества. — М.: Молодая гвардия. 1990. 623 с. 571 817 Флетчер Дж. О государстве Русском. 1589. Накануне смуты. История отечества. — М.: Молодая гвардия. 1990. 623 с. 571 818 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 398 819 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [515]. 820 Столыпин ПА. Речь о вероисповедальных законопроектах т о взгляде правительства на свободу вероисповедания, произнесенная в государственной Думе 22 мая 1909 г. Рыбас. С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 337. 796

821

сейчас только краткое изложение, позже мы будем говорить об этом подробнее. С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 266. 823 Никон., А. Заозерский. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия 2003. 824 Бог отец, бог сын, бог дух святой. 822

559 825

Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2.т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996.— 528 с. [287]. Рындзюнский П.Г. Старообрядческая организация в условиях промышленного капитализма. Вопросы истории, религии и атеизма. Вып. 1. М., 1950. 827 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 241 828 Шарапов С.Ф. Диктатор. 1907 г. —М.: Бобок—Новая книга, 1998. 112 с. С. 42 829 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 241 830 Бердяев Н.А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 452 831 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [522]. 832 Столыпин П.А. Речь о вероисповедальных законопроектах т о взгляде правительства на свободу вероисповедания, произнесенная в государственной Думе 22 мая 1909 г. Рыбас. С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 339. 833 Кюстин А. Де Россия в 1839 году. В 2.т. Т.1. — М.: им. Сабашниковых. 1996. —528 с. [13]. 834 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 241 835 H. Бердяев на допросе у Дзержинского накануне высылки за границу. 1922 г. 836 Шубарт В. «Европа и душа Востока». 1938. Цит. по Г. Бёлль. Цит. по С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 265-266. 837 Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. — М.: REFL-book, 1994. -352 с, с. 8. 838 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма, М., 1990, с. 129 839 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма, М., 1990, с. 123 840 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма, М., 1990, с. 116 841 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма, М., 1990, с. 119 842 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 254, примечание 219 843 Baxter, Christian Directory, 1, p. 212 (цит. по Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 251, примечание 211) 844 Baxter, Christian Directory, I, p. 336, f (цит. по Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 252, примечание 212) 845 Эта тема чрезвычайно важна и интересна, особенно для русского общества начала XXI века, что бы оно могло взвесить свои достоинства и недостатки, поэтому к данной теме мы еще постараемся вернуться позже. 846 Baxter, Christian Directory, I, p. 108, 376 (цит. по Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 254, примечание 222) 847 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 243-244 848 Карр Э. История Советской России: Большевистская революция 1917-1923. Т. 1-2. М., 1990. [97]. Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1999.-374 с. [226-232]. 849 Бонч-Бруевич В. На боевых постах Февральской и Октябрьской революций. — М.: 1931. [2324] Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. 850 Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [32]. 851 В. И. Ленин «О задачах пролетариата в данной революции» ("Апрельские тезисы") «Правда" 7 апреля (№ 26). Ленин В.И. Поли. собр. соч. М., 1962. Т. 31. С. 113-118. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [394-395]. 852 Плеханов Г.В. «Единство», 1917. № 5. 853 Суханов Н. Записки о революции: в 7 томах. Берлин, 1920 т.З. [57]. Геллер М.Я., Некрич A.M. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. 826

560 854

С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 135. 855 Геллер М.Я., Некрич А.М. Утопия у власти. — М.: МИК, 2000 — 856 с. [32]. 836 Ленин В.И. «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», сентябрь 1917 г.: 857 Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г. 858 Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г. 859 Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г. 860 Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г.

861

Ленин В. Государство и Революция. Учение марксизма о Государстве и задачи пролетариата в Революции, сентябрь 1917 г. 862 Ленин В.И. «Главная задача наших дней. О «левом" ребячестве и о мелкобуржуазности», содержит две статьи от 11 марта и 5 мая 1918 г. 863 Карсавин Л. П. Философия истории. — Берлин. 1923.; СПб. 1993, с. 307,308,309. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002.-448 с. [160-161] 864 Ленин В.И. «Главная задача наших дней. О «левом" ребячестве и о мелкобуржуазности», содержит две статьи от 11 марта и 5 мая 1918 г. 865 Ленин В.И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться. 10-14 сентября 1917 г. ПСС т. 34. С. 151199. 866 «Коммунист» 1918, № 1, с. 18 867 May В.А., Стародубровская И.В. Великие революции: От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001. С. 139. 868 Ленин В.И. «Главная задача наших дней. О «левом" ребячестве и о мелкобуржуазности», содержит две статьи от 11 марта и 5 мая 1918 г. 869 Ленин В. И. О продовольственном налоге. 21 апреля 1921 г. 870 Уткин А.И... с. 475. 871 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 140-144. 872 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 125 873 Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 242-243 874 Войтинский B.C.. с. 72. 875 Милюков П.Н. «Россия на перепутье. Большевистский период русской революции». — Париж. 1927 г. 876 Карр Э. История Советской России: Большевистская революция 1917-1923. Т. 1-2. М., 1990. [101-102]. Цит. по Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС 1999. -374 с. [226-232]. 877 Рыков А.И. Экономическое положение СССР. Доклад на VI съезде профсоюзов СССР 14 ноября 1924 г. 878 Ленин В. И. Поли собр. соч., т. 36,с.79,80,82. Кожинов В.В. Россия. Век XX-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [242] 879 Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с. [242] 880 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 151. 881 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 63. 882 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 199. 883 С. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до великой победы. М.: Алгоритм, 2002. С. 48. 884 Булгаков С.Н. «Христианство и социализм" 1917. Кара-Мурза С. Первый глоток капитализма в России: крах буржуазной революции, как исторический урок. НАШ СОВРЕМЕННИК 561 885

May B.A., Стародубровская И.В. Великие революции: От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001. С. 135. 886 Ленин В.И. Поли. Собр. Соч. Т. 38. [143]. 887 Милюков П. Н. Воспоминания... предисловие Н. Г. Думовой, с. 19 888 Милюков П. Н. Воспоминания... предисловие Н. Г. Думовой, с. 19 889 Милюков П. Н. История второй русской революции. Вып. 3. Лондон, 1921. Т. 1, с. 184 21 (цит. по Милюков П. Н. Воспоминания... предисловие Н. Г. Думовой, с. 18) 890 Уткин А.И..., с. 497. 891 Аксючиц В. Под сенью Креста, М., 1997, с. 409 892 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 464 (цит. по: Уткин А.И... с. 334335) 893 Милюков П.Н. История второй русской революции, т.1. — София. Русско-болгарское издательство, 1921. с. 25, 98. 894 Войтинский B.C.. с. 89. 895 Войтинский В.С... с. 93. 896 Войтинский B.C.. с. 93. 897 Войтинский В.С... с. 110. 898 Войтинский B.C.. с. 107. 899 от имени Объединенного комитета рабочих партий Дании, Норвегии 900 Войтинский B.C.. с. 96,97. 901 Письмо солдата французского 25-го пехотного полка, помещенное в «Юманите» 25 августа 1932 г. Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с, с. 750 — 753, примечания 902 Цит. по: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с, с.

753, примечания 903 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 399 (цит. по: Уткин А.И... с. 326) 904 Войтинский B.C.. с. 121. 905 Войтинский B.C.. с. 217. 906 Зайончковский A.M. Первая Мировая война. — СПб.: Полигон, 2000. 880 с. [680] 907 Войтинский B.C.. с. 244. 908 Войтинский B.C.. с. 250. 909 Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война... [91]. 910 Скотт Ньютону Д. Бейкеру, 14 июня 1917 г., N. Baker Papers, box 3, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. Первая холодная война... с. 95) 911 Abraham R. Alexander Kerensky. The First Love of the Revolution. N. Y., 1987, p. 298 (цит. по: Уткин А.И... с. 396) 912 Верховский Александр Иванович — генерал-майор, с мая 1917 г. командующий войсками Московского ВО, с августа 1917 г. — военный минис. Текст от 28 октября 1917. Финляндия. Шацилло В. К. Первая мировая война..., с. 453 913 Верховский А. И. Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914-1918 гг.) Военноисторияческий журнал. 1993, N9. С. 65-69 (цит. по Шацилло В. К. ..., с. 454-455) 914 Войтинский B.C.. с. 252. 915 Джадсон руководству Военного колледжа, 7 октября 1917 г., FRUS, 1918, Russia 1:204-205 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 131) 916 Джадсон руководству Военного колледжа, 28 октября 1917 г., Judson Papers, box 4, NL (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 131) 917 Государственный секретарь Фрэнсису, 2 ноября 1917 г., FRUS, 1918, Russia, 1: 217-218 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 132) 918 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 19 ноября 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 367) 919 Фрэнсис Лэнсингу, 22 ноября 1917 г., FRUS, 1918, Russia, 1:244; см. также факсимильную копию, которая воспроизводится в: Kennan G. F. Russia Leaves the 562

War, Princeton, 1956, p. 114, вставка в копию, датированную 7 ноября и полученную 8 ноября 1917 г. ( по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 141-142) 920 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 27 ноября 1917 г. (цит. по: Бькженен Дж..., с. 372) 921 Цит. по: Kennan G. Russia Leaves the War. Princeton, 1956, p. 94 (цит. по: Уткин А.И... с. 412) 922 Цит. по: Уткин А.И...., с. 423. 923 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002, с. 168 924 Фрэнсис Лэнсингу, телеграмма N 2006 от 22 ноября 1917 г., FRUS, 1918, Russia, 1:244 и 1:245 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 142) 925 Керт М. — подполковник, представитель США при ставке русской армии в Могилеве. 926 Заявление Троцкого относительно ноты подполковника Керта 1 декабря 1917 г., «Известия», 1 декабря 1917 г., цит. в: dimming and Pettit, eds., Russian-American Relations: March 1917 — March 1920, NY, 1920, p. 54 ( см. Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 145) 927 George Buchanan, My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, in 2 vol., Boston, 1923, 2:224 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 145). См. так же Бькженен Дж... 928 Бьюкенен — министерству иностранных дел, телеграмма 27 ноября 1917 г. (цит. по: Дневник Дж. Бьюкенена, запись 27 ноября 1917 г.; в кн.: Бьюкенен Дж..., с. 372-374) 929 Degras J. (ed.). Soviet Documents on Foreign Policy. Lnd., v. 1, p. 108 (цит. по: Цит. по: Уткин А.И... с. 424) 930 Джадсон, Дневник, 27 ноября 1917 г., Judson Papers, box 8, NL (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 139-140) 931 Робинс, Дневник, 14 ноября 1917 г., 15 ноября 1917 г., Robins Papers, box 42, WSHS; R. H. Bruce Lockhart, British Agent, NY, 1933, p. 222 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 140-141) 932 Lowe С. and Dockrill M. The Mirage of Power: British Foreign Policy, 1914-1922. Vol. 3, Boston, 1972, p. 664-669 (цит. по: Уткин А.И... с. 450) 933 Уткин А.И... с. 474. 934 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 162, 172. 935 См. PWW, 45:173-174, письмо лорда Лэнсдауна от 29 ноября 1917 г. (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 162-163) 936 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 163. 937 FRUS, The Lansing Papers, 1914-1920, vol. 2, W„ 1940, p. 327 (цит. по: Уткин А.И... с. 488) 938 Хауз Вильсону, 30 ноября 1917 г., PWW, 45:166, п. 1 и Хауз Вильсону, 2 декабря 1917 г., PWW, 45:184-185 Аналогичное требование выдвинул Бьюкенен George Buchanan, My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, in 2 vol., Boston, 1923, 2:225 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 162, 172. 339 Резолюция Мособлбюро (цит. по БСЭ, т.7, ст. «Брестский мир», с. 452.

940

Ксенофонтов И. Н., Мир, которого хотели и который ненавидели., М, 1991, с. 216 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест, 2002 942 Мирные переговоры в Бресте-Литовском, М, 1920, предисл., с. 78 (цит. по БСЭ, т.7, ст. «Брестский мир», с. 452. 943 Троцкий Л.Д., Моя жизнь: опыт автобиографии., М, 1991, с. 435. 944 Протоколы 7 съезда РКП(б), Партизд., с. 123 (в кн. БСЭ, т.7, ст. «Брестский мир», с. 460. 945 Троцкий Л.Д., Моя жизнь: опыт автобиографии., М, 1991, с. 372. 946 Киган Д... с. 494-495. 941

563 947

Джадсон, Дневник, 1 декабря 1917 г., Judson Papers, box 8, NL (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 163-164) 948 Джадсон, «Доклад о ситуации в России», 16 марта 1918 г., Judson Papers, box 8, NL (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 164) 949 ДВП.Т.1.С.711. Мельтюхов М.И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918-1939 гг. — М.: ВЕЧЕ. 2001. — 464 с. [16]. 950 Die Aufzeichnungen des Generalmajors Max Hoffman. Berlin, 1929, B. 2, S. 192 (цит. по: Уткин А.И... с. 445) 951 Hoffman M. War Diaries and other Papers. Lnd., 1929, v. 2, p. 316 (цит. по: Уткин А.И... с. 445) 952 Woodrow Wilson, An Address to a Joint Session of the Congress, 8 января 1918 г., PWW 45:534535, 537 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 211) 953 Woodrow Wilson, An Address to a Joint Session of the Congress, 8 января 1918 г., PWW, 45: 537; Sisson, Edgar, One Hundred Red Days: A Chronicle of the Bolshevik Revolution, New Haven, 1931, p. 209 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 212) 954 Sisson, Edgar, One Hundred Red Days: A Chronicle of the Bolshevik Revolution, New Haven, 1931, p. 209, 211 Сиссон Крилу, 13 января 1918 г., вложено в: Крил Вильсону, 15 января 1918 г., WP, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 212, 213) 955 Першинг генерал-адьютанту, 17 января 1918 г., вложено в памятную записку Н. Бейкера, 17 января 1918 г., N 505, WP, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 214) 956 Чарльз У. Элиот Вильсону, 17 января 1918 г., WP, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 214) 957 См. письмо Виктора Мердока Вильсону, 19 января 1918 г., WP, LC (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 215) 958 Лэнсинг Фрэнсису, 9 января 1918 г., FRUS, 1918, Russia, 1:426 (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 213) 959 Фрэнсис Лэнсингу, 12 января 1918 г., FRUS, 1918, Russia, 1:426 (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 213-214) 960 Шацилло В. К...., с. 361-362. 961 Шацилло В. К...., с. 362. 962 По договору Центральная Рада должна была поставить Германии 1 млн тонн хлеба, 50 тысяч тонн живого веса рогатого скота, 400 миллионов штук яиц и т.д. Поставки успели выполнить не более чем на 20%. 963 Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegspolitik des kaiserlichen Deutchland. 1914-1918. Dusseldorf, 1967, P. 287 (цит. по: Шацилло В. К...., с. 362) 964 Шацилло В. К...., с. 362-363 965 Мирные переговоры в Бресте-Литовском, М, 1920, с. 207-208 (цит. по Ксенофонтов И.Н., Указ. соч., с. 265) 966 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [1611. 967 Чубарьян А. О. Брестский мир. М., 1964, с. 135; Уткин А.И... с. 495 968 Ксенофонтов И. Н., Мир, которого хотели и который ненавидели., М, 1991, с. 368 969 Ленин В.И. ПСС, т. XXII с. 288. 970 Ленин В.И. ПСС, т. XXII, с. 308 и 325. 971 Kennan G. F. Russia Leaves the War, Princeton, 1956, p. 496 (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. с 219220) 972 Документы внешней политики СССР, т. 1, М., 1959, с. 209 (цит. по: Уткин А.И... с. 521) 973 Уткин А И с 521 974 FRUS, 1918, Russia, vol. 1, p. 359 (цит. по: Уткин А.И.. с. 521) 975 См.: FRUS, 1918, Russia, vol. 1, p. 67-68 (цит. по: Уткин А.И... с. 521) 976 См. Фрэнсис Лэнсингу, 12 марта 1918 г., FRUS, 1918, Russia, l: 397-398 (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 222) 564 977

См. Robins Papers, box 13, WSHS; Фрэнсис Лэнсингу, 9 марта 1918 г., FRUS, 1918, Russia, 1: 394-395; Фрэнсис Лэнсингу, 9 марта 1918 г., "Paraphrase of Special Cipher", Robins Papers, box 13, WSHS; Kennan G. F. Russia Leaves the War, Princeton, 1956, p. 499-517; Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 220, 221.

978

Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Заброшенные в небытие. Интервенция на русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Архангельск 1997, с. 404-406 979 Wilson W. To the Fourth All-Russia Congress of Soviets, 11 марта 1918 г., PWW 46: 598. 980 Заседания Четвертого Чрезвычайного Съезда Советов, 14 марта 1918 г., Robins Papers, box 13, WSHS (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 218) 981 Уткин А.И... с. 522 982 Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y, 1984, p. 175 (цит. по: Уткин А.И... с. 522) 983 Kennan G. F. Russia Leaves the War, Princeton, 1956, p. 516 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 222) 984 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 222, 223 985 Francis David R. Russia from the American Embassy: April, 1916 — November, 1918, NY, 1921, p. 230 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 218) 986 May B.A., Стародубровская И.В. Великие революции: От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001. С. 139. 987 Ллойд-Джордж, Указ. соч., с.98 988 Зайончковский A.M. Первая мировая война. -СПб. Полигон, 2000. 880с. [865-871]. Деникин уточняет: «...к середине января 1917 года., армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, т. е. 49 % всех сил противника, действовавших на европейских и азиатских фронтах.«Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, т. 2. Т. 1. М., 2002, с. 33. 989 Киган Д... с. 538-539. 990 Киган Д...с. 542. 991 Киган Д... с. 534. 992 Декларация премьер-министров и министров иностранных дел стран Согласия в связи с заключением Брест-Литовского мирного договора. 19 марта 1918 года. Лондон (цит. по: Международная политика. Ч. Н, М., 1926, с. 135-137; Шацилло В. К. ..., с. 387-388) 993 Предисловие к книге Н.Н. Головина, посвященной Восточно-Прусской операции 1914 г. Предисловие О. Касимова, к книге Такман Б... с. 16. 994 Мемуары Палеолога с. 55. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [299]. 995 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [299]. 996 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [300]. 997 Бьюкенен Дж..., с, 150-151. 998 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [300]. 999 Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года на русском фронте. Прага, 1925, с. 63-64 (цит. по: Такман Б... с. 19, предисловие О. Касимова) 1000 Киган Д... с. 168. 1001 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 62 1002 Такман Б... с. 503, приложение 3. 1003 Зайончковский A.M. Первая Мировая война — СПб: Полигон, 2000. — 880 с, с. 136. 1004 Киган Д... с. 176. 1005 Шефов Н.А. Битвы России. — М.: ACT, 2002. 704 с. [117]. 565 1006

Погибли командир 15-го корпуса ген. Мартос и весь штаб, начальник штаба 13-го корпуса ген. Пестич. 1007 Такман Б. Августовские пушки, М., 1972, с. 110 (цит. по: Уткин A.И... с. 23-24) 1008 Зайончковский А.М. Первая Мировая война — СПб: Полигон, 2000. — 880 с, с. 186. 1009 Иссерсон Г. Канны мировой войны (Гибель армии Самсонова). М., 1926, с. 115 (цит. по: Такман Б... с. 32, предисловие О. Касимова). 1010 Churchill W. The Unknown War. The Eastern Front. N. Y„ 1932, p. 207 (цит. по: Уткин А.И... с. 50) 1011 Gurko V. War and Revolutia in Russia, 1914-1917. N. Y. 1919, p. 13. 1012 Paleologue M. La Russie des tsars pendant la grande guerre. V. I, Paris, 1920, p. 55 и далее (цит. по: Такман Б... с. 27-28, предисловие О. Касимова). 1013 Lincoln В. L. Passage Through Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N. Y., 1986, p. 63 (цит. по: Уткин А.И... с. 42. 1014 Такман Б... с. 332. 1015 Такман Б... с. 346-347. 1016 Такман Б... с. 352-353. 1017 Такман Б... с. 432. 1018 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. Т. 1, с. 54-60 (цит. по: Шацилло В. К...., с. 170)

1019

Киган Д... с. 183-184. |020Киган Д...с.208. Киган Д... с. 109-110. 1022 Такман Б... с. 282. 1023 Лиддел Гарт Б. Энциклопедия военного искусства. — М.: ACT, СПб.: Terra Fantastica. — 2003. 651 с, с. 183. 1024 КиганД... с. 115. 1025 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 138 1026 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 185 1027 Цит. по: Такман Б... с. 305. 1028 Киган Д... с 134. 1029 Киган Д... с. 141-142,158. 1030 Такман Б... с. 425. 1031 Киган Д... с. 141. 1032 Такман Б... с. 402. 1033 Такман Б... с. 409. 1034 Такман Б... с 422. 1035 Такман Б... с. 424. 1036 Такман Б... с. 235-236. 1037 Такман Б... с. 236-237. 1038 Такман Б... с. 242. 1039 Такман Б... с. 258. 1040 Киган Д... с. 395-396. 1041 Киган Д... с. 324. 1042 Уткин А.И... с. 62-63. 1043 Такман Б... с. 340-341. 1044 Такман Б... с — с. 341. 1045 Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года на русском фронте. Прага, 1925, с. 160 (цит. по: Такман Б... с. 28-29, предисловие О. Касимова) 1046 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 219 1021

566 1047

Телеграмма Жюсерана N 298, получена 9 сентября 1914 г. в Бордо (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 219) 1048 Черчилль «Мировой кризис» — истории первой мировой войны — Цит. по: Уткин А.И... с. 55. 1049 Churchill. The Unknown War. The Eastern Front. N. Y., 1932, p. 78 (цит. по: Уткин А.И... с. 41) 1050 Цит. по: Такман Б... с. 34, предисловие О. Касимова. 1051 Кремлев С. Россия и Германия: стравить! — М: ACT, Астрель, 2003. -318 с, с. 174. 1052 Яковлев Н. 1 августа 1914 г.—М.:Эксмо. 2003. — 352 с. [110]. 1053 См.: Будберг А. П. Гумбинен — забытый день русской славы. Париж, 1937, с. 12, 14, 10 (цит. по: Такман Б... с. 29, предисловие О. Касимова) 1054 КиганД...с. 215. 1055 Киган Д...с.218. 1056 Киган Д...с.237. |057 Киган Д... с. 261. 1058 Уткин А.И... с. 102. 1059 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 384. 1060 Такман Б... с. 357. 1061 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М: Эксмо, 2003. 352 с. 206. 1062 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест 2002, с. 3031 Lincoln В. L. Passage Through Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N. Y., 1986, p. 127 (цит. по: Уткин А.И... с. 136) 1064 Gilbert M. The First World War. N. Y., 1994, p. 167 (цит. по: Уткин А.И... с. 137) 1065 Яхонтов А. Н. Тяжелые дни (секретные заседания Совета Министров 16 июля — 2 сентября 1915 года). Архив русской революции, XVII, 1926, с. 52. 1066 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 138-139 1067 With the Russian Army p. 349-350. 1068 Уткин А.И... с. 98-99. 1069 Цит. по:КиганД... с. 518. 1070 Киган Д...с. 521. 1071 Такман Б... с. 321. 1072 Восточно-Прусская операция: Сборник документов. М., 1939. С. 15 цит. по: Такман Б... с. 26, предисловие О. Касимова. 1073 Такман Б... с. 26, предисловие О. Касимова.

1074

Вацетис И. Боевые действия в Восточной Пруссии в июле, августе и начале сентября 1914 г.: Стратегический очерк, Высший Военный Редакционный Совет, М., 1923, с. 52, цит. по: Такман Б... с. 26, предисловие О. Касимова. 1075 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 179-181 1076 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [220] 1077 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. —М.: Эксмо, 2003. с. 181-182 1078 Paleologue M. La Russie des Tsars pendant la Grand Guerre. Tom I, p. 231-232 (цит. по Уткин А.И... с. 110) 1079 Блинов И. А. (ред.) Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем, Красный архив, III, 1923, с. 63-65 (цит. по: Уткин А.И... с. 137) 1080 Уткин А.И... с. 121. 1081 Бьюкенен Дж...,с. 153. 1082 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 182-183 183 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 186. «после ухода немцев из Дуэ в городе найдено было сто тысяч оболочек снарядов 75-миллиметрового калибра, вполне пригодных к употреблению. Это свидетельствует о странной небрежности». Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 272 567 1084

Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. (433]. Шульгин В.В. Дни.... с. 111. 1086 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 184-185 1087 Киган Д... с. 218. 1088 Цит. по: Churchill W. The Unknown War. The Eastern Front. N. Y., 1931, p. 329 (см.: Уткин А.И... с. 149) 1089 Яхонтов А. Н. Тяжелые дни (секретные заседания Совета Министров 16 июля — 2 сентября 1915 года). Архив русской революции, XVII, 1926, с. 37 (цит. по: Уткин А.И... с. 141) 1090 Бранд Р. «Шлезише фолькцайтунг» 2 марта 1915 г. Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. с. 206. 1091 Hindenburg P. Out of my Life. N. Y., 1923, p. 96 (цит. по Уткин А.И... с. 50) 1092 18 мая 1915 г. Палеолог, телеграмма N 649 ( в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 593-594) 1993 Зайончковский А.М. Первая Мировая война — СПб: Полигон, 2000. — 880 с. 1094 5 декабря 1914 г. Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 384 1095 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 140-141 1096 6 декабря 1914 г. Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 648-649 1097 Телеграмма из Петрограда, N 1028, 1029 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 383) 1098 Яковлев Н. 1 августа 1914 г. — М.: Эксмо. 2003. — 352 с. [121]. 1099 Алексеева И.В. Агония Сердечного Согласия. Л., 1990, с. 20. 1100 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 41 1101 Яковлев Н. 1 августа 1914 г. — М.: Эксмо. 2003. — 352 с. [230, 234]. 1102 Данилов Ю.Н. Россия на пути к крушению., с. 49-50. 1103 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 230-231 1104 Уткин А.И... с. 151. 1105 Зайончковский A.M. Первая Мировая война — СПб.: Полигон, 2000 — 880 с. [861] 1106 Уткин А.И... с. 262-263. 1107 Churchill W. The Unknown War. The Eastern Front. N. Y., 1931, p. 319 (по: Уткин А.И... с 139140) 1108 Lincoln В. L. Passage Through Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N. Y., 1986, p. 90, 147 (цит. no: Уткин А.И... с. 111, 141) 1109 Gilbert M. The First World War. N. Y., 1994, p. 176 (цит. по: Уткин А.И... с. 151-152. 1110 Киган Д... с. 300. 1111 Киган Д... с. 301. 1112 Киган Д... с. 384. 1113 Шацилло В. К. ..., с. 109 1114 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 258-260 1115 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 232-233 1116 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 233 1117 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 243-244 1118 Телеграмма полковника Энкеля от 9 мая № 535. 1119 Телеграмма полковника Энкеля от 10 мая № 537. 1120 Телеграмма полковника Ромеи (итальянского военного агента в России) от 10 мая 1916 г. 1085

1121

Телеграмма полковника Ромеи от 11 мая. Всеподданнейший доклад Генерал —Адъютанта Алексеева 13 мая 1916 г., другой источник Алексеев — Николаю И, 26 мая 1916 г. (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 244-245) 1122

568 1123

Николай II — королю Италии, 31 мая 1916 г, (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 245) 1124 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М: Эксмо, 2003. с. 248-251 1125 Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1963, с. 248-252 (цит. по: Шацилло В.К. ..., с. 214-215) 1126 Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1963, с. 248-252 (цит. по: Шацилло В.К...., с. 217) 1127 Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая П. СПб: Петрополь, 1991., с. 593. 1128 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [1521. 1129 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [152-53]. 1130 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест Т. 2. М., 2002. с. 258. 1131 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [324]. 1132 Гиацинтов Э. Записки белого офицера.СПб, 1992, с. 51-52. 1133 УткинА.И...с. 153. 1134 Цит. по Вопросы истории. 1999. № 11-12. с. 95-96. 1135 Заседание военного кабинета N 215, 15 августа 1917 г., PRO (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 109) 1136 Фрэнк Полк, Дневник, 2 ноября 1917 г., Polk Papers, CtY (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 111112) 1137 Заседание военного кабинета N 205, 7 августа 1917 г., PRO (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 107) 1138 George Buchanan, My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories, in 2 vols, Boston, 1923, 2:157-205 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 107) 1139 Урланис Б.Ц. История военных потерь. — СПб, М.: Полигон ACT. 1998. [499]. 1140 Менделеев Д. К познанию России. —СПб: 1907, 118 с. 1141 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [103]. 1142 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [103]. 1143 Киган Д...с.46. 1144 Маниковский А. А. Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг., М., 1920 (цит. по Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 56-57) 1145 Расчеты автора на основании данных "Monitorinr The World Ekonomy 1820-1992" OECD 1995, рассчитаны по методу Гири-Камеса. 1146 Расчеты автора на основании данных Урланис Б.Ц. История военных потерь. — СПб, М.: Полигон ACT. 1998. [391,392]. 1147 Расчеты автора, на базе данных: "Monitorinr The World Ekonomy 1820-1992" OECD 1995. и Урланис Б.Ц. История военных потерь. — СПб, М.: Полигон ACT. 1998. [391,392]. 1148 Florinsky M. Т. The End of the Russian Empire. New Haven, 1931, p. 49 (цит. по: Уткин А.И... с. 265-266) 1149 Такман Б... с. 129. 1150 Такман Б... с. 105. 1151 Расчитанно автором на базе данных: Statistical Yearbook of League of Nations (1929-1940) National Bureau of Economic Research (Cambrige, MA, USA). 1152 ШациллоВ. К. ...,с.244 1153 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 383-384. 1154 Бьюкенен Дж..., с. 153. 1155 Charques R. The Twilight of Imperial Russia. L., 1958, p. 211 (цит. по: Уткин А.И... с. 25-26) 569 1156

Lincoln B. Passage Trough Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. NY., 1986, p. 177. Уткин А.И... с. 181. 1157 Расчитанно автором на базе данных Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. L., 1988, p. 426. Economic Change and Military Conflict from 1500-2000 p. 190., а так же Мэддисон А. Экономическое развитие в странах Запада. — М: 1967, [246-296], Trade and Development Report, 1997. UN, New York and Geneva, 1997. [78], а так же Statistical Yearbook of League of Nations. National Bureau of Economic Research (Cambrige, MA, USA), и Урланис Б.Ц. История военных потерь. — СПб, М.: Полигон ACT. 1998. [391,392]. 1158 Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. 352 с. 129. 1159 Шульгин В.В. Дни..., с. 123-124. 1160 Из доклада «Особого совещания" Николаю II. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [91-95]. 1161 Урланис Б.Ц. История военных потерь. — СПб, М.: Полигон ACT. 1998. [393].

1162

Удар и защита. Сост. А. Бескурников. — М.: Молодая гвардия. 1974, 208 с, с. 15-17. Предисловие Д.А. Жукова, к книге Шульгина В.В. Дни..., [21]. 1164 Киган Д... с. 27-29, примечание. 1165 Горянин А. Мифы о России и дух нации. — М.: Pentagraphic. Ltd, 2001. — 336 с. [24]. 1166 Ленин В.И. ПСС, т. 16., с. 147. 1167 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест 2002, с. 156 1168 Nolde В. Russia in the Economic War. New Haven, 1928, p. 41 (цит. по: Уткин А.И... с. 89) 1169 Сазонов С. Д. Воспоминания. — Мн.: Харвест, 2002, 368 с, с. 283-284. 1170 Родзянко М.В. Архив русской революции . т. XVIII с. 100. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001. 440 с. [287]. 1171 Уткин А.И. Черчилль: победитель двух войн. — Смоленск: Русич. 1999 -656 с. [151]. 1172 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. -М.; Кучково поле, 2001.440 с. [304]. 1173 Бьюкенен Дж..., с. 156. 1174 Бунич И. Черноморская Цусима 1914-1921. _ СПб.: Облик, 1999. -480 с. [58]. 1175 Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. — М.: Международные отношения. 1982,464 с. [173] 1176 Falkenhayn E. fon. The German General Staff and Its Decisions, 1914-1916. N. Y., 1920, p. 20-21 (цит. по: Уткин А.И... с. 90-91) 1177 ШациллоВ. К...., с. 367 1178 См.: История дипломатии, Т. 2, М., 1965, с. 47; Шацилло В. К. ..., с. 249 1179 Людендорф. "Mes souvenirs de guerre", (цит. по Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 172) 1180 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 173 1181 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 176 1182 Киган Д.. с. 404-405. 1183 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии — Мн.: Харвест, 2002, с. 5 1814 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 302 1185 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 298-299 1186 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. 6. М., 1938, с. 138-141, 145-149, 171-175 (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 352) 1163

570 1187

Киган Д... с. 393. Киган Д...с. 394. 1189 Киган Д...с. 419-420. 1190 Киган Д...с.404. 1191 Киган Д... с. 458. 1192 Киган Д... с. 421-422. 1193 Киган Д... с. 424. 1194 Киган Д...с. 527. 1195 Киган Д... с. 527-528. 1196 Киган Д... с. 409. 1197 Киган Д... с. 522. 1198 Киган Д.... с. 524. 1199 Уткин А... с. 236. 1200 Киган Д... с. 444. 1201 Зайончковский A.M. Первая мировая война. -СПб. Полигон, 2000. 880с.[865-871]. 1202 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн.: Харвест Т. 1.М..2002 1203 Лукомский А.С. ген. Из воспоминаний. Архив русской революции, кн. 2. Берлин 1922. 1204 Войтинский B.C.. с. 105. 1205 Набоков В.Д. Временное правительство. С. 41. Войтинский B.C. 1917-й Год побед и поражений. — М: ТЕРРА — Книжный клуб, 1999. -320 с. с. 105. 1206 Станкевич Воспоминания, с. 123. 1207 Войтинский B.C.. с. 137. 1208 Ленин В.И. Поли. собр. соч. т., 26, с. 22. 1209 Ленин В.И. Поли. собр. соч. т., 36, с. 84-85. 1210 Деникин А. И. Поход на Москву; В сб.: Гражданская война в России: Разгром Деникина, — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica. 2003. — 640с, с. 417. 1211 Зайончковский A.M. Первая Мировая война — СПб.: Полигон, 2000 — 880 с. [861] 1212 Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. — М.: Эксмо, 2003. с. 309 1213 With the Russian Army p. 349-350. 1214 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т.1. М., 1934. С. 317 (цит. по Шацилло В. К. ..., с. 469) 1215 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915: — М.: ACT, MH: Харвест, 2002. -784 с. [769]. Примечания. 1188

1216

Робиен Л. 30 апреля 1918 г. Дневник дипломата в России (1917-1918) В кн.: Голдин В.И... с. 170-171. 1217 Шульгин В. В. Дни..., с. 502. 1218 Черчилль В. Мировой кризис. М.-Л., 1932. С. 39. Хрестоматия по истории России — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [382-383]. 1219 Шацилло В. К. Первая мировая война..., с. 5 1220 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. T.l. M., 1934. С. 317 (цит. по Шацилло В. К. ..., с. 469) 122| Бьюкенен Дж...,с. 290. 1222 Buchanan, My Mission to Russia, 2: 235 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 173) 1223 Киган Д... с. 559. 1224 Бьюкенен Дж..., с. 154. 1225 Meinecke F. Ausgewalter Briefwechsel. Stuttgart, 1962, S. 47 (цит. по Уткин А.И... с. 16) 1226 Уткин А.И... с. 20. 1227 Der Weltkrieg, Band VI, Berlin, 1925, S. 95-96 (цит. по Уткин А.И.... с. 81) 1228 4 октября 1914 г. телеграмма послу Бьюкенену в Петроград. Уткин А.И... с. 97. 571 1229

Уткин А.И... с. 145. Татищев С. Император Александр Второй., кн. Первая. — М: Алгоритм, 1996. 219-220 с. 1231 Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, Кн. 1, с. 219. 1232 The Later correspondence of lord G. Russell. L. 1876. Vol. II. P. 160-161. Хрестоматия по истории России. — M.: Проспект., 2000. — 592 с. [285]. 1233 Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII- начало XX в. / Под ред. Н. Киняпина, М., Наука, 1978, с. 380 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 88) 1234 Wolkoff-Mouromtzoff A. Memoirs, L., 1928, р. 49 (цит. по: Федоров Б. Г... с. 506) 1235 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 88. 1236 Татищев С. Император Александр Второй. М: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 109-110. 1237 Толбухов Е. Устроитель Туркестанского края // Историчяеский вестник. 1913. № 6. С. 906-907 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 102-103) 1238 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 103 1239 Глушенко Е. Герои Империи: Портреты российских колониальных деятелей. М.: XXI век — Согласие, 2001, с. 63 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 103-104) 1240 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 104 1241 Семенов Ю. Без единого выстрела. М.: Молодая гвардия, 1983, с. 265 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 159) 124 2 Семенов Ю. Без единого выстрела. М.: Молодая гвардия, 1983, с. 277; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 160-161 1243 Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 161. 1244 Correy. Shadows of coming events or the eastern menace. London, 1876 (цит. по: Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 357. 1245 Полковник Столетов, Красноводск, 1870 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 488, приложение) 1246 Записка генерал-адъютанта М. Д. Скобелева о походе в Индию/ В кн.: Военная энциклопедия/ Под ред. К. Величко, В. Новицкого, А. Фон-Шварца, СПб, 1912. Т. 10, с. 618-621 (цит. по: Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 490, приложение) 1247 Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 309. 1248 Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 114. 1249 История дипломатии/ Под ред. А. Громыко, И. Земскова и др. М.: Государственное издательство политической литературы, 1963, т. 2, с. 68 (цит. по: Широкорад А. Б. РоссияАнглия..., с. 116) 1250 Халфин Н. Победные трубы Майванда. М., Наука, 1980, с. 59-60; Широкорад А. Б. РоссияАнглия..., с. 120. 1251 См. подробнее Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 105 — 110. 1252 Широкорад А.Б. Россия-Англия..., с. 224-225 1253 Данилевский И.Я. Россия и Европа. 1869. 1254 Достоевский Ф.М. Дневник писателя, апрель 1877. ПСС. — Л.: Наука, 1983. —т. 25. —с. 100. 1255 Своеобразный вариант предшественника «Евросоюза» на славянской основе. 1256 Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 313. 1257 История дипломатии/ Под ред. А. Громыко, И. Земскова и др. М.: Государственное издательство политической литературы, 1963, т. 2, с. 122 (цит. по: Широкорад А. Б. РоссияАнглия..., с. 257) 1258 Стасов В.В. Письма к родным. В 3-х тт. — М.: Государственное музыкальное издательство, 1953. 1259 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 257 1230

1260 1261

Бьюкенен Дж..., с. 61. Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 169.

572 1262

Бьюкенен Дж..., с. 45. БьюкененДж..., с. 24. 1264 Бьюкенен Дж..., с. 42, 49. 1265 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 2000. ГУ ГШ. Д. 977. Л. 138. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [215] 1266 Бьюкенен Дж..., с. 24. 1267 Бьюкенен Дж..., с. 24. 1268 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 361-362. 1269 Curzon G. N. Persia and the Persian question. Lnd., 1892, vol. 2, p. 621. 1270 См. подробнее Широкорад А. Б. ..., с. 401-402. 1271 См. подробнее: Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 357. 1272 См. подробнее: Похлебкин В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. М.: Международные отношения, 1995, кн. 1, с. 759. 1273 Россия и Япония на заре XX столетия/ Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 70; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 422. 1274 Россия и Япония на заре XX столетия/ Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 78; Широкорад А. Б. ..., с. 426. 1275 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [223-224]. 1276 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [231]. 1277 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [233-234]. 1278 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [236]. 79 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [225]. 1280 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [239]. 1281 Широкорад А. Б. ..., с. 433. 1282 Цит. по: Россия и Япония на заре XX столетия / Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 80; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 431. 1283 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 433. 1284 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [280, 283]. 1285 А. Безобразов 1286 См. подробнее: Россия и Япония на заре XX столетия / Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 74. 1287 Цит. по: Доливо-Добровоьский Б. Тихоокеанская проблема. М.: Высший военный редакционный совет, 1924, с. 146; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 420. 1288 Россия и Япония на заре XX столетия/ Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 323; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 442-443. 1289 Цит. по: Россия и Япония на заре XX столетия / Под ред. В. Золотарева. М.: АРБИЗО, 1994, с. 323; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 442. 1290 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [335, 336]. 1291 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [425]. 1292 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 447, 453. 1293 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [218]. 1294 Уткин А.И... с. 180. 1294 Беседа с русским военным агентом начальника Генерального штаба Германии Мольтке. Бюлов Б. Воспоминания. М.; Л.; 1935. С. 7. Цит. по Шацилло К. Ф...., [214]. 1263

573 1296

Флот в Первой мировой войне. Т. 1-2. М.; 1964. С. 25 Цит. по Шацилло К. Ф., [214] Гогенцолерн В. Мемуары. Пг., 1923. С. 10 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [215]. 1298 Тирпиц А. Воспоминания. М, 1957. С. 99, 154, 252. Цит. по Шацилло К. Ф., [215-220] 1299 История дипломатии т. 11М., 1963. С. 625 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [215]. 1300 Историк марксист. № 117, р. 185. Цит. по Шацилло К. Ф...., [225] 1301 Фостер Г., Гельмерт Г., Отто Г., Шнитгер Г. Прусско-германский генеральный штаб. К его политической роли в истории. М., 1966, с. 120. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [233] 1302 Государственный архив военно-морского флота ф. 418 Морской генеральный штаб. Опись 1. Д. 9789. Л. 21 Цит. по Шацилло К. Ф...., [216] 1303 Шацилло К. Ф...., [216] 1304 Павлович М. Милитаризм, маринизм и война 1914-1915 гг. т.V. ч. II. М., 1924 с. 209. Цит. по Шацилло К. Ф...., [213]. 1305 Флот в Первой мировой войне т. 1-2. М.; 1964. Р. 95 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [220-22 П. 1306 Историк-марксист. № 124, р. 197. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [220-221]. 1307 Бюлов Б. Воспоминания. М.; Л.; 1935. С. 362. Шацилло К. Ф. ..., [227]. 1297

1308

Бюлов Б. Воспоминания. М.; Л.; 1935. С. 364 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [228]. Историк марксист. № 442-443, р. 598—600, Цит. по Шацилло К. Ф...., [229]. 1310 Работы офицеров МГШ. Т. I-IV СПб., 1906-1907. Т.1. с. 59 Цит. по Шацилло К. Ф...., [218]. 1311 Зайончковский A.M. Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и оперативных планов. М., Л.; 1926. С. 370. Цит. по Шацилло К. Ф...., [233]. 1312 Бюлов Б. Воспоминания. М.; Л.; 1935. С. 363 Цит. по Шацилло К. Ф., [233]. 1313 Ллойд-Джорж Д. Военные мемуары. М., 1934. Т. II с. 35 Цит. по Шацилло К. Ф...., [233] 1314 Такман Б... с. 144. 1315 Мэддисон А. Экономическое развитие в странах Запада. — М.: 1967, [246-296], Trade and Development Report, 1997. UN, New York and Geneva, 1997. [78] 1316Киган Д... с. 19. 1317 Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства в России. — М.: Эпифания, 1994. 1318 Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 189 1319 Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 250 1320 Бьюкенен Дж..., с. 96 1321 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 40 1322 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001: — 800 с. [439]. 1323 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [439]. 1324 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [437]. 1325 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. —Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [455] 1326 История дипломатии / Под ред. А. Громыко, И. Земскова и др. М : Государственное издательство политической литературы, 1963, т. 2, с. 563; Широкорад А. Б. ..., с. 475 1327 Текст см. Извольский А. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1989, с. 43. 1309

574 1328

Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [663]. Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [405]. 1330 Ламздорф В. Н. Дневник. 1894-1896. — М.: международные отношения, 1991. 1331 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [571]. 1332 Цит. по: История дипломатии / Под ред. А. Громыко, И. Земскова и др. М.: Государственное издательство политической литературы, 1963, т. 2, с. 564; Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 476) \ 1333 Киган Д...с. 30. 1334 Сазонов С.Д. Воспоминания. (Париж, 1927). М., 1991. С. 25 (факсимильное издание). Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [377-378]. 1335 Такман Б... с. 45. 1336 Игнатьев А. В. Внешняя политика России 1907-1914. Тенденции. Люди. События. М., 2000, с. 70. 1337 Бьюкенен Дж..., с. 57 1338 Бьюкенен Дж..., с. 93. 1339 Бьюкенен Дж..., с. 93. 1340 Бьюкенен Дж..., с. 124. 1341 Бьюкенен Дж..., с. 94. 1342 Шацилло В. К...., с. 19. 1343 Такман Б... с. 119. 1344 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 452. 1345 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 454. 1346 Бьюкенен Дж..., с. 122. 1347 Бьюкенен Дж..., с. 73. 1348 Бьюкенен Дж..., с. 74. 1349 Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 195. 1350 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 454-455. 1351 Бьюкенен Дж..., с. 128-129. 1352 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 438 1353 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 68 1354 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 64, 65 1355 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 66 1356 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 139 1357 КиганД...с. 68. 1358 Из протокола заседания совета министров Австро-Венгрии от 7 июля 1914 г. Вена (цит. по: Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 260-261; Шацилло В. К...., с. 50) 1359 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 682 1329

1360

Милюков П. Н. Воспоминания... с. 476-477 Вильгельм II — Николаю II, 15/28 июля 1914 г. Телеграмма (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия III , Т. 1, М., 1935, с. 484-485; Шацилло В. К. ..., с. 68-69) 1362 Николай II — Вильгельму II, 16/29 июля 1914 г. Телеграмма (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия III, Т. 1, М., 1935, с. 489; Шацилло В. К. ..., с. 72) 1363 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 69-70 1364 Киган Д...с. 75. 1365 Киган Д...с. 77. 1366 Такман Б с 135 1361

575 1367

Киган Д...с.77-78;83, 84. Киган Д... с. 27-29. 1369 Такман Б...с. 84-85. 1370 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 480-481 1371 Цит. по: Такман Б... с. 72. 1372 Такман Б... с. 76. 1373 Такман Б... с. 81. 1374 Ганс Дельбрюк, ведущий историк Германии, цит по Такман Б... с. 73. 1375 Такман Б... с. 361. 1376 Такман Б... с. 103. 1377 Такман Б... с. 104. 1378 Такман Б... с. 266. 1379 Такман Б... с. 267. 1380 Такман Б... с. 92. 1381 Такман Б... с. 95. 1382 Министр иностранных дел Германии фон Ягов — германскому послу в Лондоне К. М. Лихновскому, 15 июля 1914 г. Секретно. Берлин (цит. по: Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 267; Шацилло В. К. ..., с. 52) 1383 Германский посол в Лондоне К. М. Лихновский — рейхсканцлеру Т. Бетман-Гольвегу, 9 июля 1914 г. Секретно. Лондон (цит. по: Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 266; Шацилло В. К.....с. 51) 1384 Австро-венгерский посол в Берлине Сегени — министру иностранных дел Австро-Венгрии Берхтольду, 12 июля 1914 г. Берлин (цит. по: Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 266-267; Шацилло В. К. ..., с. 51-52) 1385 Германский посол в Лондоне К. М. Лихновский — министру иностранных дел Германии фон Ягову, 24 июля 1914 г. Лондон (цит. по: Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 272; Шацилло В. К. ..., с. 55) 1386 Такман Б... с. 126. 1387 Такман Б... с. 163. 1388 Министр иностранных дел России С. Д. Сазонов — послу России в Лондоне А К. Бенкендорфу, 12/25 июля 1914 г. Телеграмма № 1489 (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия Ш , Т. 1, М., 1935, с. 450-452; Шацилло В. К. ..., с. 58) 1389 Посол Англии во Франции сэр Ф. Верти — министру иностранных дел Англии сэру Э. Грею, 30 июля 1914 г. (Получено 30 июля) (Телеграмма) Париж (в кн.: Германская Белая книга о возникновении германо-русско-французской войны. Пг., 1915, с. 77-78) (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 77) 1390 Цит. по: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 764, примечания 1391 Такман Б... с. 179. 1392 Такман Б... с. 174-175. 1393 История внешней политики России (конец XIX — начало XX века), М., Международные отношения, 1997, с. 316. 1394 Цит. по: Федоров Б. Г... с. 572 1395 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 458 1396 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 474, примечание автора. 1397 Такман Б... с. 111. 1398 Николай Николаевич был женат на дочери черногорского князя. 1399 Бок. (Столынина) М.П., П.А. Столыпин, с. 321. 1400 Werner Beumelburg. La Guerre de 14-18 racontue par un Allemand. 1401 Витте СЮ. Избранные воспоминания, М.. Мысль, 1991, с. 436-437. 1402 ЦГАВМФ. Ф. 701, оп. 1, д.5, с. 71. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1368

576

1403

МГАВМФ. Ф. 701, on. 1, д. 5, с. 75. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1404 Чавчавадзе Д. Великие князья. Екатеринбург. СВ-96, 1998., с. 171. 1405 Киган Д...с. 77. 1406 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 68-69 1407 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 72-73 1408 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 71 1409 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 71 1410 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 78-79 1411 Такман Б... с. 121-122. 1412 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 477-479 1413 История внешней политики России, (конец XIX — начало XX века), М., Международные отношения, 1997, с. 226-227. 1414 Lieven D.C.B. Russia and the Origins of the First World War. — London: Macmillan, 1983. — p. 142-143. Цит. по Хоскинг Дж. Россия и русские в 2 кн., — М.: ACT, Транзиткнига, 2003. — 492 с, с. 57. 1415 Рыбас С. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003. 421 с, с. 226. 1416 Такман Б... с. 48. 1417 Такман Б... с. 148. 1418 Такман Б... с. 148. 1419 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 71 1420 Такман Б... с. 520-521, приложение 5. 1421 Маркс К., Энгельс Ф. ПСС. т.21. с. 361. 1422 Такман Б... с. 13, предисловие О. Касимова. 1423 Такман Б... с. 359-360. 1424 Такман Б... с. 359-360. 1425 Такман Б... с. 359-360. 1426 Бернарди, Германия и следующая война, 1911 (цит. по: Такман Б... с. 49-50) 1427 Такман Б... с. 62. 1428 Kruck W. Geschichte des Alldeutschen Verbandes 1894-1944, Wiesbaden, 1954, S. 71-77. 1429 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 103-104 (no: Уткин А.И... с. 76) l430 Basler W. Die Beziehungen zwichen der Regierung Bethmann-Hollweg und dem Monopolkapital in den Ersten Monaten des Weltkriegs. В., 1967, S. 61 (цит. по: Уткин А.И.... с. 77-78) 1431 Tirpitz A. Deutsche Ohnmachtpolitik im Weitkrieg. Hamburg, 1926, S. 69 (no: Уткин А.И... с 78) 1432 Steymann D. Die Erben Bismark. Parteien und Verbande in der Spatphase des Wilhelminischen Deutschlands, 1897-1918. Koln, 1970, S. 449 (цит. по: Уткин А.И... с. 78) 1433 Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [209-210]. 1434 Меморандум «О целях войны» прусского министра внутренних дел фон Лебеля от 29 октября 1914 г. (цит. по: Заговор против мира. Факты и документы. М., 1934, с. 151-155; Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 346-349; Шацилло В. К...., с. 259) 1435 Уткин А.И... с. 79. 1436 Уткин А.И... с. 94. 1437 Fischer F. War of Illusions, p. 103, 256 (цит. по: Уткин А.И... с. 75) 1438 Уткин А.И... с. 323. 1439 Уткин А.И... с. 79. 140 Цит. по Такман Б. Августовские пушки, М., 1972, с. 127; Уткин А.И.... с. 16. 1441 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 435 (цит. по: Уткин А.И... с. 401) 1442 Такман Б... с. 122. 577 1443

Такман Б... с. 310, примечание редактора. Цит. по: Киган Д... с. 101, 102. 1445 Воззвание к культурному миру (цит. по: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 744, примечания) 1446 Kohn H. The Mind of Germany. The Education of a Nation. N. Y., 1960, p. 313 (по: Уткин А.И... с. 82-83) 1447 Turner L. Origins of the First World War, Lnd., 1978.; Tirpitz A. Deutsche Ohnmachtpolitik im Weltkrieg. Hamburg, 1926. 1448 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 390 (цит. по: Уткин А.И... с. 449) 1449 См.: Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Dusseldorf, 1962, P. 107-115, 149-167; Шацилло В. К...., с. 232 1450 Киган Д... с. 534. 1444

1451

Великий князь Николай Михайлович — Николаю II, 21 сентября 1916 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 411, приложения) 1452 Великий князь Николай Михайлович — Николаю II, 28 апреля 1916 г. (цит. по: Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 384-388, приложения) 1453 Проливы. Сборник. М.; 1926 с. 28. Цит. по Шацилло К. Ф.... [213]. 1454 Флот в Первой мировой войне. Т. 1-2. М.; 1964. С. 19 Цит. по Шацилло К. Ф. ...,[214]. 1455 Проливы. Сборник. М., 1926. С. 64. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [198, 199]. 1456 Ф. 418 Морской Генеральный Штаб. Опись 1. Д. 409. л. 2. Цит. по Шацилло К. Ф...., [195] 1457 Красный архив 1924 №6 с. 58-59. Цит. по Шацилло К. Ф...., [275] 1458 Милюков П. Н. Воспоминания... с. 483-484 1459 Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия) / Под ред. Л. Нежинского, А. Игнатьева. М: Международные отношения, 1999, с. 232; Широкорад А. Б. ..., с. 383-384. 1460 Бунич И. Черноморская Цусима 1914-1921. — СПб.: Облик, 1999. -480 с. [17]. 1461 Широкорад А. Б...., с. 367-369. 1462 Широкорад А. Б...., с. 385. 1463 Воспоминания участника совещания П. Сабурова. Сказкин С. Конец австро-русскогерманского союза. Т. 1, 1879-1884. М.: 1928, т. 1, с. 112 (цит. по: Широкорад А. Б...., с. 370). 1464 по: Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия) / Под ред. Л. Нежинского, А. Игнатьева. М.: Международные отношения, 1999, с. 239; Широкорад А. Б..... с. 386 1465 Широкорад А. Б.... 1466 АВПРИ. ф. Секретный архив, Оп. 467, д. 448; Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 357 (цит. по: Широкорад А. Б...., с. 389. 1467 Широкорад А. Б. Россия-Англия..., с. 390 1468 Витте СЮ. Воспоминания, мемуары: т. 1. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. — 800 с. [183]. 1469 См. Татищев С. Император Александр Второй. М.: Алгоритм, 1996, кн. 2, с. 357. 1470 Киган Д.. с. 288. 1471 Архив внешней политики Российской империи. Фонд канцелярии МИД. 1909. Д 215. Л. 15. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [164] 1472 ЦГАВМФ. Ф. 3, д. 121. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1473 Ф. 1278 Государственная Дума Оп. 4. Д. 585, л. 110. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [185]. 578 1474

Архив внешней политики Российской империи. Фонд канцелярии МИД. 1908. Д. 1029. Л. 15. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [165]. 1475 Хальгартен Г. Империализм до 1914 г. М., 1961. С. 460. Цит. по Шацилло К. Ф...., [198]. 1476 Ф. 2000. ГУ ГШ. Д. 3825, л. 357-365. Цит. по Шацилло К. Ф...., [165]. 1477 Ф. 898 Военно-морской агент в Турции опись 1. Д. 5, л. 19. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [166]. 1478 Хальгартен Г. Империализм до 1914 г. М., 1961. С. 460. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [166]. 1479 Архив внешней политики Российской империи. Фонд канцелярии МИД. 1908. Д. 1039. Л. 141. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [170] Или примерно 50 млн руб. золотом — (около десяти годовых бюджетов образования России того времени). 1480 Ф. 2000. ГУ ГШ. Д. 3825, л. 94 Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [170]. 1481 Архив внешней политики Российской империи. Фонд канцелярии МИД. 1908. Д. 3062. Л. 62. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [172]. Главное управление Генерального штаба. Д. 6718. Л. 9. Цит. по Шацилло К. Ф...., [162] 1483 Ф. 2000. ГУ ГШ. Опись 1. Д. 718. Л. 16 Цит. по Шацилло К. Ф...., [272]. 1484 Ф. 2000. ГУ ГШ. Опись 1. Д. 718. Л.60 Цит. по Шацилло К. Ф...., [272]. 1485 Сазонов С.Д. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1991., с. 142. 1486 Бьюкенен Дж...,с. 123. 1487 Бьюкенен Дж..., с. 126-127. 1488 Бьюкенен Дж..., с. 113. 1489 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 48 1490 Депеша французского военного атташе в Константинополе от 9 августа 1914 г. (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. —784 с —с. 48) 1491 История дипломатии. — М.: ГИПЛ, 1963. Т. 2, с. 762. 1492 Красный архив, 1924, № 6, с. 23. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [278]. По этому поводу существует масса прямо противоположных мнений. См., например, Широкорад А. Б. ... 1493 Российский государственный архив. Ф. 966. Личный фонд В.Н. Коковцева I «а" Оп.2 д. 11. Ф. 1276 Совет министров. Оп. 7 Д. 471. С. 23-24. 1494 Петров В.А. Подготовка России к мировой войне на море, М.; 1926. С. 242. Цит. по Шацилло К. Ф. ..., [201]. 1495 Сазонов С.Д. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1991., с. 151. 1496 Ж. Родина, 1996, № 7-8, с. 61.

1497

Такман Б... с. 484-485, приложение 1. Бунин И. Черноморская Цусима 1914-1921. _СПб.: Облик, 1999. -480 с. [24]. 1499 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 714, примечания 1500 См.: Телеграмма из Терапии, N 290. Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 51 1501 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 715 примечания 1502 28 августа 1914 г. Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 170 1503 Телеграмма из Перы, N 524 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 337-338) 1504Ж. Нива, 1914, ноябрь. 1505 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 337 1506 Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. — М.: Международные отношения. 1982, 464 с. [138139] 1498

579 1507

Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 454 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 450 1509 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. 6, М., 1938, с. 138-141, 145-149, 171-175 (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 344) 1510 Histoire de la Grande Guerre. Par Paul Galland. Paris, 1974, p. 77. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1511 ЦГАВМФ. Ф. 418, оп. 2, д. 273. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1512 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 648 1513 Алексеева-Борель В. Сорок лет в рядах русской императорской армии. Генерал М.В. Алексеев. СПб: Бельведер, 2000. 1514 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 541 1515 Киган Д... с. 307. 1516 Киган Д... с. 309. 1517 Киган Д... с. 312. 1518 Памятная записка великобританского посольства в Петрограде министру иностранных дел России С. Д. Сазонову. Петроград, 21 февраля/ 6 марта 1915 г. (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия III , Т. VII, Ч. 1, М., 1935 с. 416-417.) 1519 Памятная записка великобританского посольства в Петрограде министру иностранных дел России С. Д. Сазонову. Петроград, 27 февраля/ 12 марта 1915 г. (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия III , Т. VII, Ч. 1, М., 1935 с 452-455.) 1520 Телеграмма из Лондона, N 513, 514 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 528) 1521 Киган Д...с.287. 1522 Шацилло В. К...., с. 112 1523 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 337 1524 Телеграмма от Поля Камбона, N 331; Телеграмма из Санкт-Петербурга, N 435 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 93) 1525 Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. — М.: Международные отношения. 1982,464 с. [147148] 1526 Памятная записка великобританского посольства в Петрограде министру иностранных дел России С. Д. Сазонову. Петроград, 21 февраля/ 6 марта 1915 г. (цит. по: Международные отношения в эпоху империализма. Серия III, Т. VII, Ч. 1, М., 1935, с. 416-417; Шацилло В. К...., с 260-261) 1527 Киган Д... с. 390-391. 1528 Пуанкаре Р На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 690 1529 Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955., с. 190. 1530 ЦГАВМФ. Ф. 418, оп. 2, д. 274. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1531 Алексеева-Борель В. Сорок лет в рядах русской императорской армии. Генерал М.В. Алексеев. СПб: Бельведер, 2000., с 454. 1532 ЦГАВМФ. Ф. 418, оп. 2, д. 273. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г. 1533 Свечин М. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964., с. 114. 1508

580 1534

APP. Т. 10, с. 202. Мультатули П. В. Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов — СПб «САТИСЪ»., 2000 г.

1535

Шацилло В. К...., с. 238. Шацилло В. К. ...,с.239. 1537 Керсновский А.А. История Русской армии. _ М: Голос, 1994, Т. 4, с. 181. 1538 Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955., с. 218-213. 1539 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 499 1540 Цит. по: Уткин АИ... с. 128. 1541 Цит. по: Уткин А.И... с. 128-129. 1542 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 349 1543 Телеграмма из Лондона, от де Флерио, 1 ноября, N 967 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 338) 1544 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 497 1545 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 503 1546 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 338,405. 1347 Телеграмма из Лондона, N 585 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 339 1548 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с 527528 1549 Берти, лорд. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже (1914-1919). М., Л., 1927. С. 38-39, 49-50 (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 280) 1550 Киган Д...с. 303. 1551 Шацилло В. К...., с. 231 1552 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 606607 1553 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 780 — 781. примечания 1554 Военный сборник общества ревнителей военных знаний. Книга 8. Белград, 1922, с 246. 1555 Цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с 237-238 1556 Цит. по: Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 421 с. (Жизнь замечат. Людей: Сер. Биогр.; Вып. 855), с. 238-239 1557 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с — с. 29-30 1558 Мирное предложение президента США В. Вильсона от 18 декабря 1916г., переданное через послов Соединенных Штатов Америки (цит. по: Международная политика. Ч. И, М., 1926, с. 5860; Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 362-364; Шацилло В. К. ..., с. 328) 1559 Телеграмма из Петрограда, N 917, 918, 919 (в кн.: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. — с. 345) 1560 Речь президента США В. Вильсона перед конгрессом 2 апреля 1917 г. (цит. по: Мс. Master Т. В. The United States in the world war 1914-1918. N.-Y. L., 1933, p. 352-354; Международные отношения 1870-1918 гг. Сборник документов. М., 1940, с. 379-381, Шацилло В. К. ..., с. 326) 1561 Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война... [92]. 1562 Keynes J.M. The Economic consequences of the Peace. — Edinburg; R.& R. Clare, L., P. 254. Ленин цитировал Кейнса в 1920 г. Без малых стран. 1563 Degras J. (ed.). Soviet Documents on Foreign Policy. Lnd., v. 1, p. 6-7 (по Уткин А.И... с 421-422) 1536

581 1564

Письмо Э. Хауза президенту США В. Вильсону от 22 августа 1914 г. / Архив полковника Хауза. Т. 1. М, 1937. С. 83—84 (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 318) 1565 Посол США Фрэнсис — Т. Уэсту. Архангельск, 27 августа 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 67) 1566 Черчилль У. Втолрая мировая война. Т. 1, М., 1955, с. 3-16; Churchill W. The World Crisis. 19111918, L., 1942, p. 675-677 (цит. по: Шацилло В. К. ..., с. 469) 1567 Киган Д...с.454. 1568 Gilbert M. The First World War. Lnd., 1994, p. 325 (цит. по: Уткин А.И... с. 348) 1569 Root, Elihu, et. AL, America's Message to the Russian People: Addresses by the Members of the Special Diplomatic Mission of the United states to Russia in the Year 1917, Boston, 1918, pp. 22, 27, 67 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 93) 1570 Заседание военного кабинета N 215, 15 августа 1917 г., PRO; Хауз Вильсону, 15 августа 1917 г., WP, LC; Заседание военного кабинета N 229, 7 сентября 1917 г., PRO; Хауз. Дневник, 16 сентября 1917 г., House Papers, CtY (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 100) См. так же: Архив полковника Хауза, М., 1940, т. 3, с. 214. Уткин А.И... с. 388. 1571 Лэнсинг, Личная памятка, 9 августа 1917 г., Lansing Papers, box 67, LC (no Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 100)

1572

Statement of William English Walling, вложено в: Вильсон Лэнсингу, 24 августа 1917 г., WP, LC (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 100) 1573 Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война... [67, 68, 82]. 1574 Архив полковника Хауза, т. 3, М., 1944, с. 231 (цит. по: Уткин А.И... с. 477) 1575 Wilson W. War and Peace. Presidential Messages, Addresses and Public Papers (1917-1924) Ed. By R. Baker and W. Dodd, v. 1, N. Y., 1970, p. 158 — 165 (цит, по: Уткин А.И... с. 481) 1576 Уткин АИ... с. 403. 1577 Ullman R. Anglo-Soviet Relations, 1917-1921. Princeton, 1961, v. 1, p. 15 (no: Уткин А.И... с. 403) 1578 Троцкий Л. Беседа с Джоном Ридом 17 октября 1917 г. Джон Рид. 10 дней которые потрясли мир, с. 63. 1579 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 8 декабря 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж... с. 381] 1580 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 8 декабря 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж... с. 383] 1581 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 8 декабря 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж... с. 384-385) 1582 Buchanan G, Ambassador to Moscow and other Diplomatic Missions, Lnd., 1923, vol. II, p. 414 (цит. по: Уткин А.И... с. 456) 1583 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 1С декабря 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж.. 386) 1584 Бьюкенен — министерству иностранных дел, телеграмма 27 ноября 1917 г. (цит. по: Дневник Дж. Бьюкенена, запись 27 ноября 1917 г.; в кн.: Бьюкенен Дж... с. 372-374) 1585 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 5 января 1918 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 390] 1586 Декларация, сделанная уполномоченным РСФСР Л. Д. Троцким на заседании политической комиссии мирной конференции в Брест-Литовске 28 января/ 10 февраля 1918 г (цит. по: Международная политика. Ч. II, М., 1926, с. 112-114; Шацилло В. К. ., с. 382-383) 1587 Бьюкенен Дж... с. 393-395. 1588 Ullman R. Anglo-Soviet Relations, 1917-1921. Princeton, 1961, v. 1, p. 47-48 (по: Уткин А.И... с. 458) 1589 Уткин А.И... с. 450. 1590 Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 153-155 (цит. по: Уткин А.И... с. 459) 582 1591

Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 169 (цит. по: Уткин А.И... с. 515) 1592 «Россия», май 1918; London Financial News, ноябрь 1918 (цит. по: Кремлев С. Россия и Германия: стравить!: От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну. — М.: «ACT»: «Издательство Астрель», 2003. — 318 с, с. 251) 1593 Francis D Russia from American Embassy. N.Y., 1921, p.201. Уткин А.И... с. 226. 1594 Уткин АИ... с. 226-227. 1595 Бьюкенен Дж. Воспоминания посла, М., 1923, т. 2, с. 244 (цит. по: Уткин А.И... с. 465) 1596 Zeman Z. (ed.). Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Lnd., Documents from the archives of the German Foreign Ministry. Lnd., 1958, p. 76-77 (цит. по: Уткин А.И... с. 426-427) 1597 Zeman Z. (ed.). Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Lnd., Documents from the archives of the german Foreign Ministry. Lnd., 1958, p. 94 (цит. по: Уткин А.И... с. 428-429) 1598 Zeman Z. (ed.). Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Lnd., Documents from the archives of the German Foreign Ministry. Lnd., 1958, p. 124-125 (цит. по: Уткин А.И... с. 543-544) 1599 «Вечерняя звезда" 23.03.1918 г. 1600 Уткин АИ... с. 545. 1601 Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с —с. 481 1602 Воейков В. Н. С царем и без царя. — М.: ТЕРРА, 1995. — 480 с. — с. 42 1603 Уткин А.И... с. 419. 1604 Francis D. Russia from American Embassy. N.Y., 1921, p.201. Уткин А. И... с. 582-583 1605 Лэнсинг Фрэнсису, 30 ноября 1917 г. FRUS, 1918, Russia, 1: 273. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война... [169]. 1606 Заседание военного кабинета N 289, 3 декабря 1917 г., PRO (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 167-168) 1607 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 168 1608 Lansing, Statement on Recognition, 4 декабря 1917 г., Lansing Papers, box 2, Princeton, NJP (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 171) 1609 Williams W. A. American Intervention in Russia, 1917-1920// Studies on the Left//1963, Vol. 3,N 3, 35 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с 414) 1610 Ллойд-Джордж, Военные мемуары., с.89-91 1611 Ллойд-Джордж Д., Военные мемуары, т.5, М., 1934-1937, с. 88 1612 Ротштейн Э., Когда Англия вторглась в Советскую Россию, М, 1982, с. 59 1613 Ullman R, Intervention and the War. — L.: 1961, p. 43 1614 Lloyd Gardner С Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N

Y., 1984, p. 154-155 (цит. по: Уткин А.И... с 473) 1615 Уткин АИ... с. 473. 1616 Ллойд-Джордж Д., Военные мемуары, т.5, М., 1934-1937, с. 94-95 1617 Ллойд-Джордж Д., Военные мемуары, т.5, М., 1934-1937, с. 94-95 1618 Lloyd Gardner С. Safe for Democracy The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 155 (цит. по: Уткин А.И... с. 475) 1619 Черчилль В. Мировой кризис. М.-Л., 1932. С. 105. Хрестоматия по истории России. — М.: Проспект., 2000. — 592 с. [436]. 1620 Штейн Б.Е., Русский вопрос на Парижской мирной конференции 1918-1920, М, 1949, с. 29 1621 Вильсон Полку 19 января 1918 г. PWW46:34. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П. Первая холодная война... [186]. 1622 ГАРФ, ф. 446, оп. 2,д. 1, л. 91, цит. по Белое движение в годы Гражданской войны в России, М, 1996, с. 19-20; БСЭ, т. 2, ст. «Алексеев», 1926, с. 188 583 1623

Ллойд-Джордж Д., Военные мемуары, т.5, М., 1934-1937, с. 100 Какурин Е.Е., Вацетис И.И., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, С. 14 1625 Полк, Дневник. 10 января 1918 г. Polk Papers, CtY. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П... с. 183. 1626 Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П... с. 184. 1627 Полк Вильсону 19 января 1918 г. PWW46:34. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П... с. 186. 1628 История Отечества в документах. 1917-1993 гг. Часть 1. 1917-1920 гг. С. 746. Хрестоматия по истории России. — М: Проспект., 2000. — 592 с. [436-437]. l629 Фошу осталось каким то образом дотащить уже еле живую Германию за несколько тысяч км. до Сибири. 1630 Какурин Е.Е., Вацетис И.И., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, с. 15. 1631 Какурин Е.Е., Вацетис И.И., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, Там же. 1632 Союзный Верховный Совет. Совместная HOTaN 31; «Союзническая интервенция в русские союзные порты». 3 июня 1918 года (United States National Archives, War Department, Record Group 120, Records of the Supreme War Council, File No. 337-1) (цит. по Голдин В.И... с. 443) 1633 Какурин Е.Е., Вацетис И.И., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, с. 12 Там же. 1634 Pascal P., Mon Journal de Russie, 1916-1918, Lausanne, 1975, p. 265 ( цит. по Ротштейн Э., Указ. соч., с. 93) 1635 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 404-406. 1636 Американский историк об интервенции на Русском Севере. В кн.: Голдин В.И...С 15-16. 1637 Какурин Е.Е., Вацетис ИИ., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, с. 20 1638 Вильсон Хаузу, 8 июля 1918 г., PWW, 48: 550 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 276) 1639 Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 186 (цит. по: Уткин А И... с. 559) 1640 Какурин Е.Е., Вацетис И.И., Гражданская война 1918-1921, СПб, 2002, с. 17 1641 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 108109. 1642 Робинс Раймонд — бизнесмен, адвокат, политик, руководитель американского Красного Креста в России в 1917-1918 гг. 1643 Робинс 21 января 1918 г. Robins Papers, box 13. WSHS. Дэвис Д.Э., Трнаи Ю.П... с. 207. 1644 Робинс, Дневник, 14 ноября 1917 г., 15 ноября 1917 г., Robins Papers, box 42, WSHS; R. H. Bruce Lockhart, British Agent, NY, 1933, p. 222 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 140-141) 1645 Бальфур Уайзмену, 22 февраля 1918 г., N 52, Balfour Papers, BM (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 235) 1646 Заседание военного кабинета N 295, 10 декабря 1917 г., PRO (по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 181-182) 1647 Keeble С, Britain and the Soviet Union, 1917-1989, New-York, 1990, p. 14, 15, посол Великобритании в СССР в 1978-1982. 1648 Keeble С, Britain and the Soviet Union, 1917-1989, New-York, 1990, p. 21 1649 Keeble C, Britain and the Soviet Union, 1917-1989, New-York, 1990, p. 20 1650 Локкарт Министерству иностранных дел, вложение 1, 23 апреля 1918 г., PWW, 48: 39 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 264) 1651 Foreign Office, 371, vol. 3298, 2 февраля 1918 ( в кн. Ротштейн Э., Указ. соч., с. 84) 1652 Джадсон руководству Военного колледжа, 13 ноября 1917 г., Judson Papers, box 4, NL (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 138) 1653 Ulman R. Anglo-Soviet Relations, 1917-1921, Princeton, 1961, v. I, p. 132-133 (по: Уткин А.И... с. 535) 1624

584 1654 1655

Черчилль У., Мировой кризис, М.-Л., 1932, с. 51. См.: Gilbert M. The First War. N. Y., 1994, p. 412 (цит. по: Уткин А И с 536-537)

1656

Троцкий Л. Д., Моя жизнь: опыт автобиографии., М, 1991, с. 374 Гревз В., Американская авантюра в Сибири., М, 1932. с. 18 1658 R. Н. Bruce Lockhart, British Agent, NY, 1933, p. 199 (цит. по Дэвис Д.Э. Трани Ю.П... с. 235236) 1659 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 156-157 1660 Lockhart В. British Agent. N. Y., 1933, p. 276 (цит. по: Уткин А.И... с. 558) \ 1661 Лэнсинг Вильсону, 11 мая 1918 г., вложение 1: перефразированная телеграмма британского представителя в Москве Бальфуру, 7 мая 1918 г., вручена Лэнсингу Ридингом 11 мая 1918 г., PWW, 47: 606 (цит. по Дэвис Д Э Трани Ю П с.262-263) 1662 Троцкий Л. Д., Моя жизнь: опыт автобиографии., М, 1991, с. 344 1663 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова — Мн Харвест,. Т. 2. М., 2002, с. 256 1664 Keeble С, Britain and the Soviet Union, 1917-1989, New-York, 1990, p. 35 1665 Блисс Бейкеру и Марчу, 12 июля 1918 г., PWW, 48: 601-602 (по Дэвис Л Э Трани Ю.П... с. 268) 1666 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 6. 1667 Francis G. Russia from the American Embassy. N. Y 1921 p 236 (цит по-Уткин А.И... с 506) 1668 Посол США Фрэнсис — Госдепартаменту. Вологда, 2 мая 1918 г. (цит. по 1669 Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 79. 1670 Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 80-81 1671 Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 27. Посол США Фрэнсис — сыну. Кандалакша, 30 июля 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 50-51) 1672 Посол США Фрэнсис — сыну. Вологда, 20 июня 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 82, 83) 1673 Zeman Z. (ed.). Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Lnd., Documents from the archives of the German Foreign Ministry. Lnd 1958 p 134 (цит по' Уткин А.И... с. 549) 1674 Francis G. Russia from the American Embassy. N. Y 1923 p 266 (цит по-Уткин А.И... с 566) 1675 Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 411-412. 1676 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн : Голдин В.И... с. 143. 1677 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919 В кн. Голдин В.И... с. 85-86. 1678 Кремлев С. Россия и Германия: стравить!: От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну. — М.: «ACT»: «Издательство Астрель», 2003. — 318 с, с. 228-229. 1679 Наркоминдел Чичерин — послу США Фрэнсису, (цит. по Фрэнсис Д Россия неамериканского посольства. В кн.: Голдин В.И. Заброшенные в небытие..., с. 33) 1680 Наркоминдел Чичерин — послу США Фрэнсису. 29 июля 1918 г. (цит по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 45-46) 1681 Робиен Л. 26 апреля 1918 г. Дневник дипломата в России (1917-1918) В кн . Голдин В.И... с. 165-166. 1682 Дневник Дж. Бьюкенена, запись 15 августа 1917 г. (цит. по: Бьюкенен Дж..., с. 320) 1683 Голинков Д. Л, Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1. М., 1980, с. 179-182; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 277 1657

585 1684

Нефедов Н. Июльские восстания 1918 г. // Ч. N 579, с. 12; Симонович С. Ярославское восстание // Ч. N 334, с. 25; Орлов Г. Еще о Ярославском восстании // Ч. N 337, с. 15-16; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 277 1685 Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М: Центрполиграф, 2002, с. 277-278 1686 ГАРФ 130/2/98а/26-32. Черная книга коммунизма. — М.: Три века истории. 1999. 768 с. [95]. 1687 Дело Бориса Савинкова, М, 1924, с. 37-39 1688 Локарт получил разрешение израсходовать миллион рублей в целях расширения британской пропаганды См.: Lloyd Gardner С. Safe for Democracy. The Anglo-American Response to Revolution, 1913-1923. N. Y., 1984, p. 189 (цит. по: Уткин А.И... с. 567-568) 1689 Уткин А.И... с. 551. 1690 Киган Д... с. 509-510. 1691 Heifferich К. Der Weltkrieg. Band III, Berlin, 1919, S. 216 (цит. по: Уткин А.И... с. 571) 1692 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 568 (цит. по: Уткин А.И... с. 564) 1693 Stresemann G. Vermachtnis. Berlin, 1932, Band II, S. 112 (цит. по: Уткин А.И... с. 573-574) 1694 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y„ 1967, p. 572 (по: Уткин А.И... с 574-575) 1695 Fischer F. Germany's Aims in the First World War. N. Y., 1967, p. 571 (цит. по: Уткин А.И.... с. 576) 1696 См.: Gatzke H. Germany's Drive to the West. Baltimore, S. 71 (цит. по: Уткин А.И... с. 576-577) 1697 Уткин А.И... с. 578. 1698 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 219)

1699

Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 49. See Kennan George F. The Decision to Intervene, Princeton, 1956, p. 46 (по Дэвис Д.Э Трани Ю.П... с. 255) 1701 Strakhovsky L. I. The Origins of American Intervention in North Russia, 1918, Princeton, 1937, p. 28; Alexandra Dumesnil, "L'Intervention des Allies a Mourmansk. Documents", Revue d'Histoire de La Guerre Mondiale, 14, 1, 44; Kennan George F. The Decision to Intervene, Princeton, 1956, p. 45, цитата в переводе из: Кедров М. С. Без большевистского руководства (из истории интервенции на Мурманье), Д., 1930, с. 27 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 255) 1702 Strakhovsky L. I. The Origins of American Intervention in North Russia, 1918, Princeton, 1937, p. 29; Kennan George F. The Decision to Intervene, Princeton, 1956, p. 46 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 255) См. так же В кн.: Голдин В.И... с. 49; Подробнее см. «Борьба за установление и упрочение Советской власти на Мурмане» (Мурманск, 1960). Голдин В. И. Интервенты или союзники? Мурманский «узел» в марте — июне 1918 года // Отечественная история. 1994. № 1., с. 74—88, 1703 Рагглс военному штабу, 8 апреля 1918 г., прим. 14, WD, RG407, Cable Section, box 94, NA (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 257) 1704 См. Внешняя политика СССР; Сб. докум., т. I, с. 54 (в кн. Штейн Б.Е., Указ. соч., с. 39). 1705 Марч Блиссу, 28 мая 1918 г., PWW, 48: 182 (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. . с. 265) 1706 Цит. по: Уткин А.И... с. 526, эпиграф. 1707 Посол США Фрэнсис — Госдепартаменту. Вологда, 2 мая 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 79) 1708 Письмо Д. К. Пуля председателю сенатского комитета по расследованию русской пропаганды. 2 марта 1920 г. (цит. по Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 391) 1700

586 1709

Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 28. Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 158159. 1711 Черчилль У., Указ. соч., с. 49 1712 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 412-413. 1713 Робиен Л. 4 сентября 1918 г. Дневник дипломата в России (1917-1918) В кн.: Голдин В.И... с. 189. 1714 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 99. 1715 Уткин А.И... с. 565. 1716 Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 207-208 1717 ГАРФ, ф. 5827, оп. 1, д. 128; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 284 1718 Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. (Голдин В.И... комментарии, с. 466-467) 1719 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 418-419. 1720 Записки Чанселлора. Открытие России Ричардом Чанселлором при поиске северного пути в Китай 1553. — Архангельск. Правда Севера. 1998. 1721 Бертон Г. «Заметки о нынешних бедствиях российских приключившихся от последней войны в этой стране» 1614 г. Пол Дьюкс. Львы и двуглавый орел № 5-6 2003. Родина. 1722 Горбунов А.Н. Новый источник по истории русской Смуты начала XVII века/Нестор. Историко-культурные исследования, Альманах. Воронеж. 1993. Смуты и революции в мировой истории. С. 148-149; Бреретон Г. Известия о нынешних бедах России. СПб. 2002. с. 101. О Скобелкин. Странствующие искатели приключений. № 5-6. 2003. Родина. 1723 См. детали в Горев Л. Война 1853-1856 гг. и оборона Севастополя. — М.: Воениздат, 1955. 1724 Foreign Office, 371, vol. 3283, 26 марта 1918 (в кн. Ротштейн Э., Указ. соч., с. 88) 1725 Ротштейн Э., Указ. соч., с. 88 1726 Архив внешней политики России. Ф. 187. Оп. 524. Д.3523. л.83. Белый Север 1918-1920 гг. подготовил В.И. Голдин. — Архангельск 1993 г. [11]. 1727 Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 55. 1728 Посол США Фрэнсис — Госдепартаменту. Архангельск, 12 октября 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 73) 1729 Уткин А.И... с. 583. 1730 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 100. 1731 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 133. 1732 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И. Заброшенные в небытие..., с. 134. 1733 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 133134. 1734 Робиен Л. 19 сентября 1918 г. Дневник дипломата в России (1917-1918) В кн.: Голдин В.И... с. 200. 1710

1735 1736

Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 105. Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 129.

587 1737

Фрэнсис Вильсону 8 апреля 1916 г., WP, LC; Фрэнсис сенатору Уильяму Дж. Стоуну, 12 апреля 1916 г., Francis Papers, MOSHI (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 60) 1738 Ротштейн Э., Указ. соч., с. 84 1739 Цветков В. Мундир английский погон российский. № 5-6. 2003. Родина. [104]. 1740 Крымская война. Сост. С. Семанов. — М.: Вече, 1999. с. 222. 1741 Широкорад А.Б. Россия-Англия: неизвестная война, 1857-1907. — М.: ACT, 2003. -512 с, с. 2627. 1742 Нуланс Ж. Моя последняя миссия в Советской России 1917-1919. В кн.: Годдин В.И... с. 145. 1743 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 230-231. 1744 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 267-268. 1745 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 432-433. 1746 Головин Н. Н. Российская контрреволюция, Ревель, 1937, Кн. 7, с. 35 (цит. по Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 209) 1747 Марушевский В. В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 1. Архангельск, 1993, с. 218, 226, 288; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 211-212 1748 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 418-419. 1749 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 348 — 353. 1750 Марушевский В. В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 1. Архангельск, 1993, с. 218, 226, 288; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 211-212 1751 Миллер Е. К. Борьба за Россию на Севере, 1918-1920 гг. // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 1. Архангельск, 1993, с. 27 (цит. по Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 217-218) 1752 Соколов Б. Ф. Падение Северной области // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 2. Архангельск, 1993, с. 339-340 (цит. по Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 218) 1753 Зеленое Н. П. Трагедия Северной области // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 2. Архангельск, 1993, с. 210; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 217 1754 Известия ВЦИК, 25 июля 1919 г.; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 217 1755 Добровольский С. Ц. Борьба за возрождение России в Северной области // Белый Север 19181920 гг. Вып. 2. Архангельск, 1993, с. 55, 57, 173; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 217 1756 Миллер Е. К. Борьба за Россию на Севере, 1918-1920 гг. // Белый Север 1918-1920 гг. Вып. 1. Архангельск, 1993, с. 24; Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 217 1757 Письмо британского подполковника Дж. Шервуда-Келли в редакцию «Daily Herald». Сентябрь 1919 года. Опубликовано в «Daily Herald» 8 сентября 1919 г. Цит. по тексту журнала «Коммунистический интернационал». 1919. N 6, с. 929-930. (В кн. Голдин В.И... с. 456-457) 1758 Посол США Фрэнсис — Б. Джонсу. Архангельск, 4 сентября 1918 г. (цит, по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 68-69) 1759 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн. Голдин В.И... с. 302. 1760 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 387. 1761 Робиен Л. 7 сентября 1918 г. Дневник дипломата в России (1917-1918) В кн.: Голдин В.И... с. 192-193. 1762 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И с. 418-419. 588 1763

Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 408-411. Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 354. 176:5 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 408-411. 1766 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 430-431. 1767 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 426-427. 1768 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 401. 1769 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 428-429. 1770 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 416. 1771 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 427-428. 1772 Keeble С, Britain and the Soviet Union, 1917-1989, New-York, 1990, p. 42 1773 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 301, 387. 1774 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 417-418. 1764

1775

Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 421-423. Посол США Фрэнсис — Госдепартаменту. Архангельск, 18 октября 1918 г. (цит. по Фрэнсис Д. Россия из американского посольства. В кн.: Голдин В.И... с. 74) 1777 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 425. 1778 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 421-423. 1779 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 401. 1780 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 423-424. 1781 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 238. 1782 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 318-319. 1783 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 324-325. 1784 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 318,338. 1785 Ричардсон У. П. Война Америки на Севере России. В кн.: Голдин В.И... с. 421. 1786 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 303. 1787 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 302. 1788 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 347. 1789 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 361. 1790 А. Дж. Бальфур, Памятная записка. «Ситуация в России», 26 февраля 1919 г., Balfour Papers, ВМ (цит. по Дэвис Д.Э., Трани Ю.П... с. 321) 1791 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 365. 1792 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 259. 1793 Айронсайд Э. Архангельск. 1918-1919. В кн.: Голдин В.И... с. 376. 1776

589

СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ................................................................... 7 ИСТОРИЯ.................... .................................................. 8 ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ИСТОРИИ .................................. 12 ЗАКОНОМЕРНОСТИ .................................................. 20 МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ ......................................... 23 ТЕХНИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ............................... 28 ФЕВРАЛЬ 1917 г..................................................................... 32 Война ............................................................................ 51 Первая попытка ............................................................. 61 Революция ..................................................................... 79 Франция......................................................................... 88 1917 год ................................................................................... 92 АРМИЯ ......................................................................... 92 Отречение ............................................................. ........ 93 Приказ №1 ..................................................................... 99 Комиссия Поливанова................................................... 102 Комитеты .......................................................................103 Комиссары ................... . ................................................106 «Декларация прав военнослужащих» ............................107 Пропаганда ................................................................... 111 Большевистская пропаганда .................................. 113 Либеральная пропаганда ........................................ 118 Консервативная пропаганда ...................................125 Немецкая пропаганда .............................................. 126 Союзническая пропаганда .......................................128 Агония ...........................................................................136 Большевики .................................................................. 143 ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ ........................................................... 146 590

ВЛАСТЬ. ФЕВРАЛЬ —ОКТЯБРЬ 1917 г........................... 157 Временное правительство .............................................157 Советы и Временное правительство ............................ 172 Большевики .................................................................. 201 ТЕНДЕНЦИИ ВЛАСТИ ................................................ 208 УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.................................. 240 ПОЛИТЭКОНОМИЯ БОЛЬШЕВИКОВ ...................... 251 БРЕСТСКИЙ МИР ................................................................284

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА ...................................... 305 МОБИЛИЗАЦИОННАЯ НАГРУЗКА ...........................341 Германия...................................................................359 Франция .................................................................. 362 Британия ................................................................ 364 Был ли для России в этой ситуации выход? ............ 366 ЗА КУЛИСАМИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ............................... 376 ВЕЛИКОБРИТАНИЯ .................................................... 376 ГЕРМАНИЯ ..................................................................401 РОССИЯ ........................................................................439 США .............................................................................. 465 РОССИЯ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ .................................474 ИНТЕРВЕНЦИЯ .................................................................... 484 ИНТЕРВЕНЦИЯ НА СЕВЕР ........................................ 504 Принятые сокращения ............................................................ 532 Примечания .. ...........................................................................533 В. В. Галин ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ Тенденции Интернет-сайт: http://www.galin.ru Редактор П.С.Ульяшов Художник М.А.Зосимова Набор и верстка А.А.Кувшинников Корректор Н.Н.Самойлова Ответственный редактор С.В.Маршков ООО «Алгоритм-Книга» Лицензия ИД 00368 от 29.10.99, тел.: 929-93-02, 733-97-89 Оптовая торговля: «Столица-Сервис» — 375-3211, 375-2433, 375-3673 Розничная торговля: г. Москва, СК «Олимпийский». Книжный клуб. Торговое место № 170, 3-й эт.; № 100, 1-й эт. Моб. тел. 8-903-5198541 Сдано в набор 17.01.04. Подписано в печать 17.02.04. Формат 60 х 90 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Печ. л. 37. Тираж 3000 экз. Заказ № 3580. Отпечатано в полном соответствии с качеством представленных диапозитивов на ФГУП ордена «Знак Почета» Смоленская областная типография им. В. И. Смирнова. 214000, г. Смоленск, проспект им. Ю. Гагарина, 2.