Шовен, солдат-землепашец. Эпизод из истории национализма

Жерар де Пюимеж

ШОВЕН, СОЛДАТ-ЗЕМЛЕПАШЕЦ

Эпизод из истории национализма

Перевод с французского В. А. Мильчиной

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства Иностранных Дел Франции и Посольства Франции в России

«ЯЗЫКИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ» Москва 1999

Благодарности Введение Часть первая ПОИСКИ ШОВЕНА В поисках господина Шовена ................... 15 Новобранцы и ветераны ..................... 41 Портреты героя ........................ 73 Военно-аграрный водевиль .................. 86 Часть вторая МИФ О СОЛДАТЕ-ЗЕМЛЕПАШЦЕ Античные истоки Эволюция мифа: эпоха Просвещения ............. 125 Идиллия в лосинах ........................ 152 Солдат-землепашец и Революция ............... 16o Искоренение пауперизма: проекты колонизации и сельскохозяйственные комиции ............ 188 Педагогика шовинизма.................... 228 Взаимное обучение ........................ 232 Водевиль в гимнастическом зале ................. 242 Школьные учебники и книги для народного чтения. ...... 254 Основа системы—соревнование ................. 269 Дух 48 года и воскрешение Империи ............. 278 От 1870 года до маршала Петена . ............... з°4 Часть третья ИЗОБРАЖЕНИЯ МИФА Лавина образов.............. ... 325 Смерть в Аркадии . .................. 333 Заключение Самобытность шовинизма ................. 362 Призрак государственного национализма . ....... 367 Опыт психоаналитической интерпретации шовинизма . . 374 Основной миф ....................... 381 Указатель имен. ........................... 389

Посвящается Алисой Благодарности В основе этой книги лежит докторская диссертация по политическим наукам, защищенная в 1986 году в женевском Институте высших международных исследований'. Прежде всего я должен выразить горячую признательность своему научному руководителю, профессору Миклошу Мольнару, без помощи которого моя книга скорее всего не увидела бы света. Дело в том, что интерес к сущности и происхождению шовинизма, зародился у автора книги в ходе дискуссий, предшествовавших созданию коллективной монографии «Фанатизм: история и психоанализ»2. Я искренне признателен также профессору Саулу Фридлендеру, чьи дружеские советы и критические замечания помогли мне уточнить некоторые выводы и, введя в оборот иностранный материал, тем самым расширить круг рассматриваемых явлений. Я также глубоко благодарен профессору Пьеру Нора за интерес, проявленный к избранной мною теме и за неоценимую поддержку, которую он оказал мне в тот момент, когда мой многолетний труд близился к концу. ' Les Origines du chavinisme, degre zero du nationalisme francais (1845—1848). Geneve, 1987. См. также первый набросок этой книги в очерке «Солдат Шовен»: Les Lieux de memoire / Sous la direction de Pierre Nora. T. 11. La Nation. Vol. 3. Paris: Gallimard, 1986. P. 45—80. 2

Haynal A., Molnar M., Puymege G. de. Le Fanatisme, histoire et psychanalyse. Paris: Stock, 1980.

==8

Благодарности Профессор Николаус Лобкович, ректор Эйхштеттского католического университета, своими замечаниями и вопросами помог мне на самом первом этапе работы точнее понять ее проблематику. Доктор Андре Эналь, профессор психиатрии Женевского университета, любезно позволил мне прибегать к его помощи всякий раз, когда мне требовались консультации, связанные с психоисторическими аспектами моего исследования. Профессор Жан Старобинский так же любезно сообщил мне многочисленные сведения из истории французской литературы XVIII и XIX веков, которую он знает в совершенстве. Выдающиеся знатоки революции 1789—1794 годов и истории национального образования профессора Мона Озуф и Бронислав Бачко помогли мне разобраться в этих областях, а профессор Клод Николе—в римских истоках мифа о Шовене. Профессор Франсуа Вартель познакомил меня со своими неопубликованными работами, посвященными солдатам революционной армии и вознаграждению, которое им сулили. Наконец, г-н Анри Жорж, председатель Археологического, исторического и художественного общества «Старые бумаги», подобрал для меня в своем собрании эстампов разнообразные гравюры, ставшие одним из важнейших источников моего исследования. Всем им я выражаю свою искреннюю признательность.

==9

Введение

«Став народным,—писал в 1927 году Жюльен Бенда,—национальное чувство очень скоро превратилось в национальную гордыню, в национальную обидчивость. Чтобы понять, каким страстным, совершенно иррациональным и удивительно мощным оно при этом сделалось, достаточно вспомнить о шовинизме—роде патриотизма, изобретением которого мы обязаны демократии»^ Всякий, кого интересуют современные политические страсти и в особенности крайние формы патриотизма и национализма, не может пройти мимо шовинизма—наиболее известного, наиболее очевидного и наиболее часто упоминаемого типа обостренной национальной экзальтации. Все словари и энциклопедии характеризуют это явление примерно одинаково. Речь идет о патриотизме— патриотизме чересчур пылком, агрессивном, воинственном и нетерпимом, доведенном до абсурда и смешном. Словари и энциклопедии сообщают нам также, что слово шовинизм, впервые прозвучавшее в начале 1840-х годов в водевилях, а затем перешедшее с театральной сцены в статьи литературных критиков (Теофиля Готье, а затем Сент-Бёва), произошло от фамилии французского солдата Никола Шовена, родившегося в Рошфоре (департамент Приморская Шаранта). Героический волонтер, сражавшийся в республиканской и наполеоновской армии, израненный в боях, награжденный крестом Почетного легиона, Шовен отличался от своих товари3

В end a J. LaTrahison desdercs (1927). Paris: Grasset, 1977. P. 170.

==10 Введение щей по оружию силою патриотического чувства и любви к императору, благодаря чему в конце концов стал героем пьесы 1821 года «Солдат-землепашец» (нередко—без всяких на то оснований— приписываемой Скрибу), водевиля 1831 года «Трехцветная кокарда» и гравюр рисовальщика Шарле. Весьма любопытный случай антономазии! В мировой истории вообще немного людей, чье имя из собственного сделалось нарицательным и стало обозначать экстремистскую—и притом массовую— установку; особы же столь скромного происхождения среди этой горстки людей вообще практически не встречаются. Поэтому Никола Шовен, столь удивительным образом выделившийся из толпы прочих наполеоновских солдат и сменивший полную безвестность на ни с чем не сравнимую славу, бесспорно достоин самого пристального внимания. Ведь имя этого простого солдата превратилось в расхожий термин, широко употребительный не только во французском, но и в английском, немецком, испанском, итальянском, польском, чешском, русском языках... Причем термин этот оказался настолько выразительным и жизнеспособным, что в наши дни им стали обозначать явление, не имеющее отношения к национализму: англосаксонские феминистки ведут борьбу за освобождение женщин от Male Chauvinist Pig (свинского мужского шовинизма.—англ.У. Следует ли полагать, вслед за словарями, что шовинизм, во всяком случае сразу после возникновения этого термина, обозначал просто-напросто крайнюю степень патриотизма или национализма? Быть

может, правильнее было бы согласиться с Жюльеном Бенда, видевшим в шовинизме явление более частного порядка? Раз Никола Шовен сумел обратить на себя внимание своих боевых товарищей, а затем и широкой публики, значит, он был не просто рьяным патриотом и пылким поклонником императора—ведь таковыми были и все прочие солдаты старой гвардии. Новое слово, в особенности же такое популярное и живучее, могло родиться только в том случае, если в поведении Шовена имелось нечто специфическое, ни на что не похожее. Какое же необыкновенное при-

Введение ==11 ключение, какая грандиозная пропагандистская кампания позволили безвестному наполеоновскому солдату завоевать невиданную славу и, даже в большей степени, чем Сад, Мазох, Бойкот или Пубель4, раствориться в успехе того дела, которое он совершил или олицетворил собой? Исследовать истоки шовинизма—это значит попытаться понять, по какой причине фамилия героического воина Шовена превратилась в пейоративный термин (шовинист), в обозначение предосудительной установки (шовинизм). Это значит также попытаться ответить на вопрос, всегда ли слова «шовинист» и «шовинизм» имели тот уничижительный и насмешливый оттенок, который вкладываем в них мы, или же оттенок этот появился у них через много лет после их возникновения. Это значит также—и прежде всего—постараться определить, какая «вещь», какой психологический и политический феномен скрывались изначально за этим словом. Иначе говоря, нас будет интересовать не только и не столько история слова, сколько история возникновения некоей установки, ментальности или идеологии, появившихся в определенное время—в первой половине XIX века—и в определенном месте—во Франции. Поскольку Шовен начал свой путь в революционной армии, а «шовинизм» как четко сформулированная позиция родился в начале 1840-х годов и был впервые зафиксирован в словарях в 1845 году, мы сосредоточили свое внимание на периоде 1790—1848 годов,—периоде возникновения шовинизма и его стремительного развития. К началу революции 1848 года шовинизм уже полностью сложился; вторая Империя—эпоха его триумфа. Впрочем, в нашей книге речь идет не только о триумфальной судьбе шовинизма после избранного нами периода, но и о его предвестиях в «философской» литературе XVIII века и в идеологии Революции.

4

Эжен Рене Пубель (1831—1907)—префект департамента Сена в 1883—1896 гг., введший в употребление металлические урны для мусора, названные по его фамилии poubelles.—Примеч. 'переводчика.

==12

Введение. В начале же нашего исследования мы займемся самим солдатом Шовеном: попытаемся выяснить, каково было его социальное происхождение, и восстановить по архивным источникам, мемуарам и работам историков его биографию. Затем мы увидим, как театр и литография завладевают образом Шовена, окарикатуривают его и превращают в тип, порой положительный, а порой и отрицательный. Мы сможем констатировать, что за этим типом стоит более общая мифическая структура, которая также станет предметом нашего описания. Понятно, что историк не может считать такие двусмысленные источники, как художественная литература или гравюры, свидетельствами столь же объективными, что и старинная хартия, дипломатический договор или статистические выкладки. Поэтому мы сочли необходимым сопоставить наши источники со свидетельствами более «положительными»: с сочинениями либеральных историков эпохи Реставрации и Июльской монархии, с тогдашней полемикой об образовании, со школьными учебниками и моралистическими трактатами той поры. Если документы такого рода, датированные 1870—1914 годами и составляющие своего рода катехизис торжествующего национализма, исследованы очень подробно, то аналогичные тексты, созданные в более раннюю эпоху, изучены в куда меньшей степени, и мы постарались восполнить этот пробел. Наконец, нам пришлось рассмотреть, каким образом умонастроения, выраженные в наших источниках, воплощались в жизнь. Поэтому мы сосредоточили свое внимание на тех случаях «шовинистского» поведения людей первой половины XIX века, о которых сохранились достаточно полные материальные свидетельства. Прекрасным примером в этом отношении служит маршал Бюжо—человек, который воплощал в своей повседневной практике всю символику становящегося шовинизма и который сделался идеальным героем легенд, бережно хранимых и передававшихся из поколения в поколение вплоть до эпохи маршала Петена. Впрочем, индивиду-

Введение. ==13 альное поведение Бюжо вполне вписывается в круг коллективных практик, доведенных до абсурда участниками неудачного эксперимента с «Полями приюта», и другого, менее трагического опыта— устройства военных колоний в Алжире, в основании которых принимал участие сам Бюжо. Наконец, такое популярнейшее и долговечнейшее коллективное установление, как сельскохозяйственные •комиции5, неопровержимо доказывает, что поведенческая установка, воплощенная в образе Шовена и выражавшаяся в бесчисленных водевилях и гравюрах, имела самое широкое распространение в реальной жизни. Природа театральных и иконических текстов, равно как и природа того полуиррационального психологического факта, который составляет предмет нашего исследования, заставила нас прибегать, по мере возможности, к помощи психоистории. Благодаря этому нам удалось выделить общие структуры, темы и коннотации на уровне дискурса, а на уровне более глубоком—уловить спрятанные, вытесненные фундаментальные элементы, то невысказанное, фантазматическое содержание, которое и интересует в первую очередь любого исследователя ментальностей и коллективных установок. Эти темы и структуры проявляются в форме повторяющихся лейтмотивов. Нам представлялось важным проследить их бытование на протяжении длительного периода вплоть до самого недавнего времени, поэтому в нашей работе много цитат, так схожих одна с другой, что их обилие может вызвать у читателя некоторое раздражение. Тем не менее именно их повторяемость представляет особый интерес. Она лишний раз подтверждает историческую и политическую важность того явления, которое

представляет собой не просто одну из сторон—впрочем, весьма ярких—французского национализма, но центральную линию его развития. 5

О сельскохозяйственных комициях см. ниже, в главе «Искоренение пауперизма».

==14

==15

Часть первая. ПОИСКИ ШОВЕНА The Quest was ended. Hail, strange and tormented Spirit, in whatever hell or heaven has been allotted for your everlasting rest! A. J. A S у m о n s. The Quest for Corvo, 19246 В поисках господина Шовена Порой мне на память приходит Никола Шовен — всеми забытый солдат из Рошфора, сражавшийся за Республику и Империю. Жан Лестокуа. История патриотизма во Франции от истоков до наших дней (1968) Кто же такой был господин Шовен? Первым исследователем, заговорившим о нем, стал знаменитый географ, путешественник и драматург Жак Aparo—автор статьи «Шовинизм», вошедшей в Приложение 1845 года к «Словарю беседы». Статья Араго—довольно путаный текст, разъясняющий двойственную—если прибегнуть к терминам из знаменитого «Предисловия к „Кромвелю"» Виктора Гюго, «фарсовую» и «драматическую» — природу шовинизма, представляющего собою не что иное, как неуклюжее выражение патриотизма и самоотверженности, «неумеренное проявление» чувства в высшей степени благородного, но осмеянного поэтами и карикатуристами. Так вот, в конце статьи Араго помещает краткую биографию героя-эпонима: «Никола Шовен, тот самый, кому французский Поиски окончены. Привет тебе, странный и страдающий Дух, куда бы тебя ни определили на вечное житье, в преисподнюю или на небеса! А. Дж. АСаймонс. В поисках Корво (англ.).

==16

Часть первая Поиски Шовена язык обязан появлением слова, стоящего в названии этой статьи, родился в Рошфоре. В восемнадцать лет он стал солдатом и с тех пор участвовал во всех кампаниях. Семнадцать раз он был ранен, причем ранен только в грудь и никогда—в спину; ампутированные три пальца, сломанная рука, страшный шрам на лбу, сабля, врученная в награду за мужество, красная орденская ленточка, двести франков пенсии— вот что нажил за свою долгую жизнь этот старый вояка, отдыхающий от ратных трудов под солнцем родного края в ожидании того часа, когда земляки воздвигнут деревянный крест над его могилой... Трудно было бы отыскать для шовинизма более благородного патрона»7. Пьер Ларусс, самолично сочинивший для своего «Словаря» статью «Шовинизм», сообщает некоторые дополнительные сведения: «Этот старый вояка неизменно выказывал такое простодушие и такую неумеренность в изъявлении своих чувств, что боевые товарищи в конце концов начали посмеиваться над ним. Постепенно Шовен прославился не только среди военных, но и среди гражданского населения, и слово „шовинизм" стали употреблять всякий раз, когда речь заходила о поклонении Наполеону и вообще о всяких неумеренных изъявлениях чувств, прежде всего в области политической»8. В «Большой энциклопедии» Шовен удостоился специально посвященной ему статьи, автор которой, историк Дебидур, в основном идет следом за Араго и Ларуссом: «Французский солдат, родившийся в Рошфоре, семнадцать раз раненный в войнах времен Революции и Империи. Простодушная страстность его патриотизма и преклонения перед императором не в меньшей степени, чем его отвага, способствовала его популярности в армии. Над старым воякой слегка посмеивались. Позже он сделался героем песен, и публика изобрела слово „шовинизм", которым стала обозначать всякое искрен7

A rag о J. Chauvinisme // Dictionnaire de la conversation et de la lecture Sous la direction de M.-W Duckett. Supplement. Lettre С Paris, 1845. P 455. "Larousse P. Chauvinisme // Grand Dictionnaire universel du XIX siecle (1866—1879) Geneve: Slatkine Reprints. 1982. Т 3 (1867). Р. 1111.

В поисках господина Шовена ==17 нее и порой забавное изъявление неумеренной любви к Франции, которой отличались в старые времена наши солдаты»9. «Словарь Французской академии» не сообщает о Шовене ничего нового; больше того, он куда скупее на подробности. В 1854 году эссеист и журналист Луи Журдан жаловался на то, что «Академия, которая с трудом тащится в хвосте у языка, до сих пор не включила в свой словарь это забавное слово, которому, однако, суждена долгая жизнь, ибо в нем одном заключен целый период нашей новейшей истории»10. Только в седьмом издании академического словаря, которое вышло в 1879 году, появилась наконец статья «Шовинизм», определяющая этот термин как «очень разговорное слово, которое употребляют, когда желают высмеять чересчур пылкое восхищение славой французского оружия». Фигуру самого Шовена академики, рассматривавшие слово «шовинизм» между 5 и 12 января 1871 года, обошли молчанием; никаких следов подготовительных разысканий, предшествовавших написанию статьи, в бумагах Академии не осталось. Писатель Жюль Кларети, опубликовавший в 1913 году в газете «Тан» статью, посвященную памяти Никола Шовена, вносит в уже известную нам картину несколько новых штрихов: «Выйдя в отставку,

Шовен вернулся в Рошфор и поступил привратником в префектуру. Во время короткого пребывания Наполеона в Рошфоре перед отплытием на Святую Елену Шовен ни на минуту не отошел от дверей комнаты, где почивал его повелитель. Отъезд императора и возвращение Бурбонов с их белым флагом привели старого солдата в состояние крайнего возбуждения. Он унес старое трехцветное знамя к себе домой, постелил его на кровать вместо простыни и проворчал: „Тут и помру"; слово свое он сдержал»". Кларети опирался при написании этой статьи на работу доктора I)

Debidour A. Chauvin // La Grande Encyclopedic, Inventaire raisonne des sciences, des lettres et des arts par une societe de savants et de gens de lettres. Pans: H. Lamirault et C-ie, s. d. (1886—1902). Т. 10. P. 986. '"Jourdan L. Le Chauvinisme// Le Siecle. 12 octobre 1854. "ClaretieJ. Le Temps. 3 janvier 1913. P. 3.

==18 Часть первая. Поиски Шовена Голара, опубликованную в 1912 году в «Бюллетене Рошфорского географического общества». Впрочем, Голар, в конце своего сочинения выражающий надежду на то, что «на здании рошфорской казармы морской пехоты имя Золя будет заменено именем рошфорца Шовена»12, сомневается в достоверности эпизода со знаменем. В эпоху Реставрации и при Июльской монархии подобные истории рассказывались в салонах постоянно, причем героем их совсем не обязательно выступал Шовен. У Беранже есть песня с похожим сюжетом. А повар Талейрана, Карем, отказавшийся переехать в Англию, пошутил: «Я умру, как солдат старой гвардии, завернувшись в свои знамена!»4 Какова была истинная последовательность событий: приписали Шовену этот патриотический жест задним числом или же, напротив, именно этот жест и принес ему славу? Впрочем, одна фраза, даже столь яркая, не могла снискать ему ту огромную известность, какой он пользовался. Таким образом, главный вопрос попрежнему остается без ответа: какое необычайное происшествие и/или какая пропагандистская кампания привели к тому, что безвестный, скромный солдат Шовен дал свое имя столь распространенной политической и психологической установке? В надежде отыскать ответ на этот вопрос мы обратились к работам историков. Политическая и историческая литература, посвященная национализму, весьма обширна; существует несколько ценных научных библиографий, в которых мы рассчитывали найти одну или несколько биографий нашего живописного героя4. Каково же было наше удивление, когда 111

Gaulard, docteur. Bulletin de la Societe geographique de Rochefort. 1912. T.34. P. 110.

'^Castelot A. LHistoire a table. Paris: Librairie Academique Perrin, 1972.P.132. ^Pinson K.-S. A Bibliographical Introduction to Nationalism, with a Foreword by Carlton J. Hayes. New York: Columbia University Press, 1935; Deutsch K.-W. An Interdisciplinary Bibliography of Nationalism, 1935— 1953. Cambridge (Mass.): Technology Press of the M. 1. Т., 1956; Deutsch K.-W., Meritt R.-L. Nationalism and National Development: An Interdisciplinary Bibliography. Cambridge: M. I. T. Press, 1970 (переизда-

B поисках господина Шовена

==19 выяснилось, что ни Шовену, ни шовинизму не посвящено не только ни одной монографии, но даже ни одной серьезной и обстоятельной статьи! Эдуард Кребиэл13 ссылается на «Немецкий шовинизм» Ниппольда—обстоятельную компиляцию отрывков из немецкой прессы вплоть до первой мировой войны; газетные статьи снабжены комментариями16, но никаких сведений о Шовене мы в них не найдем. На общем фоне выделяется только очень интересная статья социолога Жана Казнева «Предыстория шовинизма», опубликованная в 1960 году17; автор очень тонко связывает шовинизм с квазиинстинктами первобытного трайбализма18, носящими одновременно и изоляционистский, и экспансионистский характер, и приходит к выводу о специфике шовинизма, который «не тождествен ни патриотизму, ни национализму»19. Однако о жизненном пути Шовена Казнев также не сообщает нам ничего нового. Мы надеялись найти полезную информацию и глубокий анализ в классических исследованиях, посвященных национализму,—не тут-то было20. ние предыдущего, увеличенное на 3200 названий); Cook В. Bibliography on Peace Research in History. Santa Barbara, California: American Bibliographical Center/Clio Press, 1969; Schaffenorth G., Huber W. et al. Bibliographic zur Fnedensforschung Stuttgart: E. Klett, 1970. В о ul ding E., Passmore J.-R., Gassier R.-S. Bibliography on World Conflict and Peace. Boulder, Colorado: Westview Press, 1979. 2nd ed. ^Krehbiel E.-B. Nationalism, War and Society: A study of nationalism and its concomitant, war, in their relation to civilization, and of the fundamentals and the progress of the opposition to war. New York: Macmillan,1916. 16

Nippold 0. Der deutsche Chauvinismus (1913); фр. пер.: Le chauvinisme allemand / Preface d'Albert Michaud. Paris: Payot, 1921. ^Cazeneuve J. Prehistoire du chavinisme // La Table Ronde. 1960, mars. P. 127—136. 1

Племенной или этнический сепаратизм в обществе, сохраняющем пережитки родоплеменного деления.—Примеч. переводчика. 19

Cazeneuve J. Op. cit. P. 136.

20

Мы не найдем ни слова о шовинизме и Шовене ни у Карлтона Хэйеса (Hayes), ни у Браунталя, ни у Кедури, ни у Снайдера (Snyder), ни у Карла Дейча, ни у Жирарде, ни у Сюратто, ни у Тальмона или Зельдина.

==20

==21

==22 Часть первая. Поиски Шовена

Итак, историки и мемуаристы не только не помогли нам отыскать разгадку, но, наоборот, лишь разожгли наше любопытство. Вопрос остается прежним: кто такой был Никола Шовен, благодаря чему он прославился, в чем специфика «шовинизма»? Фамилия Шовен, одна из самых распространенных во Франции и особенно характерная для западных провинций, очень часто встречается в архивах департамента Приморская Шаранта. Так, в одном из документов, датированном 19 флореаля XII года (9 мая 1804 года), упоминается дезертир по имени Пьер Шовен29. Среди рошфорских волонтеров 1793 года фигурирует «Шовен Мишель Жорж, печатник 23 лет, завербовавшийся 11 марта 1793 года», а в соседней коммуне Сен-Креспен—«Шовен Жак, 19 лет от роду, завербованный 15 марта»30. Напротив, ни одного Никола ни в списках волонтеров, ни в списках прихожан, ни в актах гражданского состояния Рошфора, Ла-Рошели и окрестностей нет. Укажем, впрочем, на одно исключение, которое, как положено, лишь подтверждает правило. Сохранилось датированное 9 мая 1812 года свидетельство о смерти Никола Шовена, «гардемарина третьего полка корабельной артиллерии, первого батальона, четвертой роты, умершего накануне в морском госпитале города Рошфора в возрасте 23 лет, рожденного в Шарме, департамент Сена и Марна, от Жана Дени и Марианны Диот»31. Однако ни о рождении, ни о женитьбе какого бы то ни было Никола Шовена в период между 1770 и 1860 годами никаких сведений нет. Юный же моряк, умерший в рошфор29

«Поименный список всех жителей коммунального округа Ла Рошель, кто в годы XI и XII, будучи призван в действительную армию, дезертировал по дороге либо вообще не явился на сборный пункт» (Archives departementales de la Charente-Maritime: R. 271). 30

Список волонтеров 1793 года: № 42 и 209// Ibid. L. 262.

31

Archives departementales de la Charente-Maritime, Etat civil de Rochefort, tables decennales, 1812 // Ibid.

В поисках господина Шовена ==23 ском госпитале на закате Империи, ни в чем не схож с нашим героем. Да вдобавок и родился он далеко от Рошфора, в чем, собственно, нет ничего удивительного: имя Никола распространено скорее на севере, а в окрестностях Рошфора встречается редко. Однако мы не вправе окончить на этом свои разыскания. В периоды революций и сражений в военной среде всегда бывают в большом ходу прозвища и клички. Вполне могло статься, что наш герой был при рождении наречен Жаном или Шарлем, а уж потом его прозвали Никола. В таком случае единственным, кто нам подходит, окажется другой Пьер, отставной пехотный капитан, кавалер ордена Почетного легиона, скончавшийся, согласно местным архивам ордена, 24 июня 1856 года в Сен-Дени-д'Олероне32. Пехотинец, не дослужившийся до высокого звания, но удостоенный почетной награды, этот Пьер прожил достаточно долго, чтобы успеть в эпоху Реставрации и при Июльской монархии во всеуслышание заявить о себе и своих принципах. Впрочем, документ из Рошфорского архива ничего не сообщает нам ни о возрасте этого человека, ни о месте его рождения, ни о его возможном прозвище. В военном архиве отдельного дела на него заведено не было, однако основные этапы его карьеры нам удалось установить по документам, касающимся выплаты пенсии. Пьер Шовен родился 21 августа 1774 года в Вернее (департамент Приморская Шаранта), в восемнадцать лет, в октябре 1792 года, начал службу солдатом в 3-м батальоне Нижней Шаранты, 20 декабря того же года был произведен в капралы, в 1801 году произведен в сержанты и переведен в 30-ю полубригаду легкой пехоты, в 1803 году получил звание главного сержанта, а в следующем году, в соответствии с письмом из министерства от 8 августа 1804 года, произведен в капитаны; к службе в этом звании он приступил лишь 19 января 1809 года (после того как побывал в плену у испанцев). Пьер Шовен принимал участие в кампаниях 1793 и 1794 годов, затем в итальянской и испанской кампаниях, а также в кампаниях

32

Deces des membres de la Legion d'honneur // Ibid. 3 M 1—10.

==24 Часть первая. Поиски Шовена 1811, 1812 и 1813 годов; наконец, в 1815 году мы находим его в Северной армии33. Ранен он был три раза (а не семнадцать, как Никола Шовен). Первое огнестрельное ранение в правое бедро он получил 22 апреля 1799 года, причем, согласно аттестации Почетного легиона, ранен он был даже не столько в бедро, сколько «в верхнюю часть правой ягодицы»34, тогда как наш Никола, как мы помним, получал все ранения только в грудь и никогда—в спину. Затем, в 1800 году, Пьер получил огнестрельное ранение в левую ногу, а в 1808 году в Испании был ранен в левую руку. Крестом Почетного легиона он был награжден 20 апреля 1822 года, кавалером же ордена числился начиная с 17 марта 1815 года35. В 1815 году Шовен пожелал выйти в отставку и в результате медицинского осмотра было установлено, что он имеет на это право по причине «стеснения в движениях», происшедшего вследствие ранений. Среди прочих документов сохранилось и письмо, в котором дочь Шовена 8 января 1879 года просит военного министра «сообщить ей сведения о послужном списке отца». Будь этот Шовен интересующей нас особой, такой жест со стороны его дочери выглядел бы в высшей степени странно: ведь в эти годы самая широкая публика была уже прекрасно информирована обо всех этапах карьеры прославленного героя. Реестры рошфорских нотариусов с 1816 по 1848 год—впрочем, поддающиеся прочтению с величайшим трудом—также не сообщают нам ничего полезного. Шовенов здесь очень много36, причем некоторые обитают в здешних краях уже 33

72-й линейный полк, бывший 66-й полк, послужной список г-на Шовена, капитана, заместителя командира указанного полка, Руан, 14 сентября 1815 года (Ministere de la Defense, Service historique de 1'armee de terre, Archives, series de pensions, Controle general des soldes de retraites. № 168. 867). 34

Ibid. La Rochelle. 28 decembre 1815.

35

Письмо вдовы Рошабрен, урожденной Шовен, в военное министерство, от 8 января 1879 г. и послужной список (...) г-на Шовена (Ibid. № 33 786). 36

В рошфорских актах гражданского состояния за период с 1803 по 1862 год имеются свидетельства о смерти целых сорока Шовенов.

В поисках господина Шовена ==25 несколько столетий37, но никаких деяний, представляющих интерес для нас, никто из них не совершал. Чуть южнее есть место, где во время революционных войн «патриоты» произносили имя Шовена с величайшим почтением,—это пограничный город Сен-Жан-де-Люз. Здешние жители так благоговели перед Шовеном, что муниципалитет даже решил, по предложению Народного общества, изменить название города и впредь именовать его Шовеном. Нелишне будет заметить, что Шовен из Сен-Жанаде-Люза был военный очень скромного звания; служил он в драгунском корпусе и, насколько можно

судить, погиб в перестрелке с испанцами в коммуне неподалеку от Сара. Мы говорим «насколько можно судить», ибо ничего более определенного мы об этом Шовене не знаем; нам неизвестно ни его имя, ни место его рождения18. Из обсуждения вопроса о Шовене на заседании Народного общества до нас дошел только короткий отрывок, приведенный архивистом Л. Сулисом: «29 брюмера II года (19 ноября 1793 года) Революционное общество СенЖана-де-Люза обсуждало вопрос о переименовании этого города. Члены общества решили, что отныне городу следует присвоить название Шовен, „в честь доброго парня и храброго воина, со славою павшего за свободу на поле брани"». Поскольку фамилия Шовен в тех краях встречалась довольно часто, к ней стали прибавлять определение «драгун»— «дабы отличать доброго сего патриота от иных мошенни-

17

См.: Catalogue general des manuscnts des bibhotheques publiques de France. Pans: Plon, 1848—1983. Т. 8 («La Rochelle»). P. 373. Здесь упоминается печать Жака Шовена, хранителя королевской печати из ЛаРошели, относящаяся к 1342 году. 38

См.: Pialloux G., docteur. Portus: histoire de Samt-Jean-de-Luz et de Ciboure en terre basque. ToulouseImprimerie du Sud, 1968. P. 94. Автор этой книги признается, что никому не известно, «был Шовен уроженцем Сен-Жана-де-Люза или нет».

==26

==27

==28

Часть первая. Поиски Шовена В городе Шовене-Драгуне было издано несколько ничем не увенчавшихся постановлений, отрывочные упоминания о которых сохранились в некоторых документах. Однако в масштабах страны значение этого эпизода было поистине ничтожным. Вдобавок, биографические данные драгуна Шовена не совпадают с тем, что нам известно о нашем герое. Драгун Шовен—юный мученик, чей жизненный путь не имеет ничего общего с жизненным путем нашего Никола Шовена.

Находились люди, утверждавшие, что Никола Шовен «любил Наполеона так страстно, что отправился вместе с ним на Святую Елену»41. Сам по себе этот поступок отнюдь не мог прославить его в глазах потомков, ибо последовать за императором была готова вся гвардия. К тому же в книге Арнольда Чаплина «Кто есть кто на Святой Елене» никакой Шовен не значится. Конечно, Чаплин перечислил не все имена42, однако именем, настолько широко известным, он бы, наверное, не пренебрег. Впрочем, один Шовен, сохранивший верность Наполеону и после его низвержения, в мемуарной и научной литературе действительно упоминается. Это конюх императора, ухаживавший за его личными лошадьми. Человек скромный и безвестный, но приближенный к великому Наполеону, с которым он общался ежедневно и которого сопровождал во всех кампаниях, хотя сам в них участия не принимал, он, пожалуй, больше других подходит на роль того Шовена, который интересует нас. Император ценил его и даже отписал ему в статье 9-й договора, составленного в Фонтенбло 11 апреля 41

LIntermediaire des chercheurs et curieux. № 942. Vol. 44. 30 aout 1901.Col.308—309.

42

Chaplin A. A St Helena Who's Who. Or a Directory of the Island During the Captivity of Napoleon. New York: E. P. Dutton and Company; Londres: Arthur L. Humphreys, 1919. 2nd ed. В конце списка «проживавших в Лонгвуде» Чаплин, назвав дворецких, слуг, ламповщика, повара и проч., замечает: «Следует прибавить еще около двадцати работников, которые жили при доме и получали по 40 фунтов стерлингов в год каждый». Имен этих работников Чаплин не называет.

В поисках господина Шовена ==29 1814 года, 20000 франков43. Шовен последовал за императором на Эльбу, но не на Святую Елену: ведь главный конюший—особа более значительная, чем простой солдат или лакей, и Чаплин не преминул бы назвать его в своем перечне. Камердинер императора и его будущий душеприказчик Маршан четырежды упоминает этого Шовена в своих мемуарах, рассказывая о жизни на острове Эльба, о Ста днях и об отплытии на Святую Елену. На Эльбе, пишет Маршан, «в конюшне было около полусотни лошадей. Заведовал конюшней Шовен»44; а во время Ста дней «хотя все службы возродились в прежнем виде, словно император и не покидал Франции, его величество пожелал, чтобы в Париже ими командовали те же особы, что и на Эльбе: так, главным дворецким остался Тотен (...) главным конюшим—Шовен...»45 Наконец, в миг прощания в Рошфоре дело также не обходится без Шовена: «Лошади из императорских конюшен прибыли в Рошфор под командой Шовена, главного конюшего, у которого в подчинении находилось немалое число людей. Он взошел на борт корабля, дабы получить приказания и попросить денег для выплаты жалования конюхам и для возмещения расходов, понесенных во время путешествия; поскольку сумма на содержание лошадей требовалась очень большая, а император был стеснен в средствах, главному конюшему выдали деньги только для расплаты с конюхами, лошадей же приказали продать»46. Во втором томе мемуаров, посвященном жизни на Святой Елене, Маршан дотошнейшим образом описывает лонгвудскую конюшню, но Шовена не упоминает—скорее всего по той простой причине, что его на Святой Елене не было. ^Lachouque H., commandant. Napoleon et la Garde imperiale. Paris: Bloud et Gay, 1956. P. 700—951. 44

Marchand L.-J., comte. Memoires de Marchand, premier valet de chambre et executeur testamentaire de 1'Empereur, publics d'apres Ie manuscrit original par Jean Bourguignon. Paris: Plon, 1952. Т. 1. P. 43. 45

Ibid. P. 142.

46

Ibid. P. 202.

==30 Часть первая. Поиски Шовена Сам император также упоминает Шовена в педантичном законодательстве, разработанном им для своего двора на острове Эльба. В «Регламенте для конюшни» от 22 июня 1814 года значится, что «лошадей, предназначенных для императора, имеет право объезжать только конюший Шовен»47. Приказ о «доставке жеребцов и кобыл на остров Пьяноса» от 5 октября 1814 года гласит: «Конюшему Шовену надлежит занести в протокол номер, присвоенный каждой лошади»48. Итак, в императорских приказах и «Мемуарах» Маршана перед нами человек, полностью исчерпывающийся собственной должностью, не имеющий никаких «особых примет». Упоминают его исключительно благодаря относительной важности его роли, а отнюдь не потому, что за ним числятся какие бы то ни было выдающиеся поступки. Понс де л'Эро, управлявший в пору пребывания императора на острове Эльба тамошним рудником, набрасывает в своих «Воспоминаниях»49, богатых всевозможными забавными случаями, живописные портреты старых солдат и приводит их фантастические рассказы, предвещающие бальзаковского «Сельского врача», однако ни слова не говорит о Шовене—а ведь Шовен, если верить легендам, был самым фанатичным поклонником императора! Шовен-конюший был особой настолько невзрачной, что такие авторы, как Бартель50 или Грюйе51, которые подробно описывают конюшни на острове Эльба, перечисляют содержавшихся там лошадей и рассказывают историю каждой, не считают необходимым о нем упомянуть. Правда, Грюйе, не обошедший вниманием даже ^Pelissier L. Le Registre de 1'ile d'Elbe. Lettres et ordres inedits de Napoleon I" (28 mai 1814—22 fevrier 1815). Paris: A. Fontemoing, 1897. 2^. P. 11. 48

Ibid. P. 135.

49

Pons (de 1'Herault) A. Souvenirs et anecdotes de 1'ile d'Elbe / Publics d'apres le manuscrit original, par L. Pelissier. Paris: Plon, 1897. 50

В artel P. Napoleon a 1'ile d'Elbe / Preface de Jacques Bardoux, de 1'Institut. Paris: Librairie academique Perrin, 1947. 51

Gruyet P. Napoleon roi de 1'ile d'Elbe. Paris: Hachette, 1906.

В поисках господина Шовена ==31 шорника Венсана, говорит вскользь о «конюшем, который один имел право объезжать верховых лошадей для императора», однако имени его он не называет—странная забывчивость, если предположить, что речь идет о прославленном Никола Шовене! В статье под названием «Шовинизм», опубликованной в 1854 году, Луи Журдан, эссеист и редактор газеты «Сьекль», называет, помимо Никола, еще одного Шовена—депутата, который также в большой

степени способствовал распространению слова «шовинизм». «В ту же пору,—пишет Журдан, имея в виду пору, когда умер император и прославился своими взглядами старый вояка Никола Шовен,—в палате заседал депутат, также звавшийся Шовеном. Всякий раз, когда г-н Шовен поднимался на трибуну, он с мелодраматическим надрывом вспоминал о былой славе нашего отечества, на глазах его выступали слезы, он кричал, жестикулировал и в конце концов падал в обморок. Чувства, обуревавшие его, были, конечно, достойны всяческого почтения, однако окружающие, к несчастью, не желали их разделять. Повинуясь неумолимому духу партий, все—правые, левые и представители центра—жадно подмечали смешные особенности Шовеновых речей, газеты пускали в незадачливого депутата самые острые свои стрелы, и несчастный—скорее всего, не выдержав подобного глумления,—отдал Богу душу»5". Сходной версии придерживается автор статьи, опубликованной 23 мая 1913 года в газете «Тёглише Рундшау», которую цитирует Ниппольд53. Совершенно справедливо отметив, что шовинизм представляет собой «не только французское слово, но настоящий французский продукт», немецкий журналист утверждает, что «когда семьдесят три года назад г-н Шовен потребовал, чтобы французская граница проходила по Рейну, Беккер отвечал ему своей знаменитой песней „Немецкий вольный Рейн французы не получат", и именно с ^Jourdan L.Le chauvinisme // Le Siecle. 12 octobre 1854. 53 Nippold 0. Le Chauvinisme allemand. Op. cit. P. 129.

==32

Часть трвая. Поиски Шовена тех пор экстремистов, обитающих по ту сторону Вогезов, именуют шовинистами». Депутатов разыскать куда легче, чем простых граждан. В «Словаре парламентариев»54 присутствуют четыре Шовена: Шовен-Эрсан, член Конвента, прекративший какую бы то ни было политическую деятельность в эпоху Реставрации; Пьер Шовен, родившийся в 1806 году и избранный депутатом в 1849 году, то есть на четверть века позже той поры, когда стал знаменитым наш герой; Шовен де Буассавари, депутат от департамента Дё-Севр в 1815 году, голосовавший за низложение Наполеона и потому решительно нам не подходящий, и, наконец, Этьенн Луи Камиль Шовен де Ленардьер, племянник предыдущего (1796—1859), заседавший в парламенте с 1852 года до смерти,—человек, во-первых, слишком мало известный и, во-вторых, пришедший в политику опять-таки слишком поздно. «Словарь парламентариев», цитируя «Критические и биографические профили» Лемари55, замечает: «Г-н Шовен де Ленардьер—водевильная фамилия» и прибавляет, что депутат этот, «решительно самый миролюбивый из всех депутатов», не имеет с Шовеном «ничего общего, кроме фамилии». В 1835 году Шарле назвал свой рисунок «Шовен, солдат 61-го полка». В списках личного состава 61-го полка, хранящихся в венсеннском военном архиве, нам удалось разыскать лишь одного Шовена—ЖакаМари, родившегося в Шемийи (департамент Орн) 16 июня 1807 года; особые приметы: лицо овальное, лоб низкий, глаза серые, нос обычный; «прибыл в

54

Robert A., Cougny G. Dictionnaire des parlementaires francais comprenant tous les Membres des Assemblees francaises et tous les Ministres Irancais depuis Ie 1''' mai 1789 jusqu'au 1''' mai 1889 avec leurs noms, etat civil, etats de services, actes politiques, votes parlementaires, etc. Paris: Bourloton, 1889—1891. Т. 2. 55

L е у m a r i e A. Profils critiques et biographiques des Senateurs, Conseillers d'Etat et Deputes (...) suivis d'annexes contenant un article historique sur la famille Bonaparte, son tableau genealogique... Par un vieil ecrivain. Paris: Gamier Freres, 1852.

==33

В поисках господина Шовеыа полк 28 ноября 1828 года в качестве новобранца призыва 1827 года»56. Снова ничего похожего на ветерана наполеоновской армии. Впрочем, он не мог служить моделью Шарле еще и потому, что тот, как мы увидим позже, рисовал Шовенов в мундире начиная по крайней мере с 1825 года. Известно, что Шарле вообще любил придавать своим гравюрам достоверность посредством подписей, содержащих совершенно фантастические сведения; случай с Шовеном из 61-го полка—лишнее тому доказательство. В собрании «личных дел» за период с 1791 по 1847 год, очень разнородном и беспорядочном, нам удалось разыскать тринадцать Шовенов. Роялистов и классических «образцовопоказательных солдат» мы сразу оставляем в стороне. Вот, например, Жан-Пьер Шовен, родившийся 16 января 1773 года, участвовавший в десяти кампаниях и умерший от ран в Милане в 1814 году. В аттестации говорится, что он «хороший офицер, не силен в теории, но имеет большой опыт, поведение и нравственность отменные». Всего этого (особенно в эпоху наполеоновских войн) отнюдь не было достаточно для того, чтобы войти в историю. Мало отличается от многочисленных безымянных героев своего времени и Жозеф Шовен, капитан 1764 года рождения, «храбро помешавший противнику завладеть французской пушкой». Наконец, не стоит долго распространяться ни о Жозефе Шовене, родившемся в Реймсе в 1782 году, «человеке умном, благовоспитанном и толковом», ни о прочих Шовенах, ему подобных. Более внимательного рассмотрения достойны только два дела. Во-первых, дело некоего Анри Гийома Шовена, родившегося в Фалезе 9 июня 1744 года и поступившего на военную службу в 1761 году. В IV году (сентябрь 1795—август 1796 годов) он был капитаном первой роты первого батальона «второй полубригады бывшего легиона генеральной полиции». Ему пришлось столкнуться с немалыми трудностями, 5 Ministere de la Defense. Service historique de 1'armee de terre. Archives. Contole des troupes. 61е regiment. Vol. 4 (4. 7. 1828—28. 12. 1830). №3161. 2 Ж. де Пюимеж

==34 Часть первая. Поиски Шовена

ибо «заговорщики пытались подкупить войска, стоявшие в Париже», но он не позволил своим солдатам принять участие в бунте; вскоре после этого он попросил командование об отставке, но тут бывшие подчиненные и сослуживцы написали петицию «гражданину военному министру», в которой, исчислив все достоинства Шовена, просили о его возвращении в строй; под петицией стояли подписи «большей части офицеров и почти всех волонтеров этого батальона». 24 прериаля (12 июня 1795 года) военный министр письменно известил Шовена о том, что, уступая просьбам его товарищей по оружию, берет назад свое согласие удовлетворить его прошение об отставке57. Позже Анри Гийом служил под командованием Бонапарта; заболев, он написал императору письмо, датированное 3 июля 1806 года, в котором излагал свой послужной список и, в частности, напоминал: «19 фримера IV года (10 декабря 1795 года) вы вручили мне саблю, кою почитаю я наградным оружием, ибо получена она была из ваших рук»58. Вскоре, однако, «состояние здоровья моего ухудшилось, и я попросил об отпуске для поправления здоровья в кругу семьи. Тут разбил меня паралич и надолго лишил употребления всех моих способностей. (...) Теперь же, когда участившиеся приступы не позволяют мне с пользой служить императору, прошу ваше величество поместить меня в Дом инвалидов на правах командира батальона (...) или, по крайней мере, капитана. Хотя служу я в армии с 15 лет, ибо военная карьера моя началась в 1761 году, не требую я у вашего величества того, что принадлежит мне по праву, но молю о милости, без которой невозможно мне будет прожить то недолгое время, что мне еще отпущено». Наполеон прошение не удовлетворил. Из архивов полиции нам известно, что, не выдержав нищеты и страданий, Анри Гийом Шовен покончил с собой, а саблю свою завещал императору: «Некто Шовен, капитан, освобожденный от воинской повинности, отравился в 57 5

Archives historiques du ministere de la Guerre. Dossiers personnels (periode 1791—1847).

Письмо от 3 июля 1806 года // Ibid.

В поисках господина Шовена ==35 четверг утром, в доме 24 по улице Сен-Доминик. В комнате его найдено было завещание, из коего следует, что саблю свою, полученную в награду, оставляет он его величеству императору и королю»59. В списках наградного оружия, приведенных в «Общем описании Почетного легиона», эта сабля не упомянута, в чем, впрочем, нет ничего удивительного, ибо в письме к Наполеону Анри Гийом уточняет, что саблю эту он почитает наградным оружием исключительно потому, что она получена из рук императора. Значит, в строго административном смысле наградным оружием она не была. Куда любопытнее другое: в этих списках вообще не упоминается ни один Шовен, не говоря уже о Шовене по имени Никола. Шовен из водевиля «Трехцветная кокарда», к которому мы еще вернемся, тоже родился в Фалезе60, однако похождения героя пьесы, как мы увидим, не имеют ничего общего с биографией Анри Гийома. В Фалезе проживало два семейства Шовенов. Однако гораздо более вероятно, что место рождения Шовена из «Трехцветной кокарды» было выбрано в память о популярной в эпоху Реставрации песенке о «крестьянине из Фалеза». Следует заметить, что вплоть до начала первой мировой войны в Фалезе действовала большая Гилрейская ярмарка, которая была прекрасна известна сочинителям 59

Archives Nationales. Paris. Ministere de la Police generate de 1'Empire. Bulletin du 15 novembre 1806. Rapport des 13 et 14 novembre. 3е arrondissement. AFiv 1498. См. также: Hauterive E. d'. La Police secrete du premier Empire, bulletins quotidiens adresses par Fouche a 1'Empereur d'apres les documents originaux inedits deposes aux Archives nationales. Preface de Louis Madelin. Paris: Librairie academique Perrin, 1922. Т. З. "Coigniard (или Coignard, или Cogniard: в первой половине XIX века написание имен было очень непостоянным) Т., Coigniard H. La Cocarde tricolore, episode de la guerre d'Alger: Vaudeville en trois actes

represente pour la premiere fois a Paris, sur Ie theatre des Folies Dramatiques, Ie 19 mars 1831. Paris: Bezou, Barba, Quoy, 1834. 4е ed. (Куаньяр Т., Куаньяр И. Трехцветная кокарда, случай из времен войны в Алжире: Водевиль в трех действиях, представленный впервые в Париже, в театре «Фоли драматик», 19 марта 1831 года). 2*

==36 Часть первая. Поиски Шовена водевилей, потому что на ней разыгрывались театральные представления с участием актеров из Парижа. Наконец, «на закуску» мы приберегли самое любопытное. В архивах военного министерства сохранилось, среди прочих, и дело Никола Шовена. Оно состоит из трех документов. Первый—запрос военного атташе французского посольства в Вашингтоне, датированный декабрем 1976 года, относительно «полковника Никола (Nicholas—так!) Шовена, служившего при Наполеоне». Запрос сделан по поручению американской военной журналистки. На запросе рукописная помета: «Не разыскан». 16 февраля 1977 года военный атташе повторяет запрос, сообщая некоторые подробности: «Никола Шовен, сражавшийся за Республику и Империю; родился в Рошфоре; ранен семнадцать раз; от его фамилии образовано слово „шовинизм", обозначающее фанатический патриотизм». На сей раз атташе просит, чтобы ему прислали копию с послужного списка Никола Шовена «или любой другой документ, его касающийся». На письме четыре рукописные пометы: «Найти не удалось». К письму приложен единственный исторический источник, который удалось разыскать,—ксерокопия статьи из словаря Ларусса. Поскольку никто не застрахован от ошибок или небрежностей, мы решили на всякий случай справиться в Главной канцелярии Почетного легиона. В «Общем описании Почетного легиона»61 упомянуты десять Шовенов (ни одного из них не зовут Никола), но отдаленное сходство с интересующей нас ' Etat general de la Legion d'Honneur, depuis son origine; contenant 1'Analyse de tous les Decrees, Instructions et Reglements relatifs a cette institution (...) la liste de tous les Membres de la Legion d'Honneur, meme ceux decodes, avec les dates de nominations, les grades, litres, qualites et fonctions publiques de chacun d'eux; (...) Publie par autorisation de S. M. Ie Comte de Lacepede, Ministre d'Etat, Grand Chancelier de la Legion d'Honneur, etc. Paris: Testu, 1814. 2vol.

В поисках господина Шовена ==37 особой имеет только один из них: Шарль Франсуа Режи, родившийся в деревне Крюас (департамент Ардеш) и пожалованный в кавалеры Почетного легиона 14 апреля 1807 года (№ 15317). Принесенная им присяга (№37116) по причине своей чрезвычайной живописности была недавно выставлена в Музее Почетного легиона. Из нее следует, что «г-н Шовен, кавалер легиона, отставной гренадер императорской гвардии, объявил, что писать не обучен, по каковой причине ставит крест».

Документы, касающиеся этого Режи, хранятся в военном архиве6". Родился он в Крюасе (департамент Ардеш) в 1769 году, а умер в 1838 году в Вожираре близ Парижа, где жил вместе с женой. В архиве департамента Ардеш нам удалось разыскать свидетельство о его рождении, равно как и свидетельства о рождении его родителей, также уроженцев Крюаса. Крюас—не Рошфор, однако многие детали биографий Режи и Никола поражают своим сходством: Режи родился в Крюасе (Ардеш) и в восемнадцать лет поступил на военную службу; Никола родился в Рошфоре (Приморская Шаранта) и в восемнадцать лет поступил на военную службу; Режи участвовал в семнадцати кампаниях, Никола получил семнадцать ранений; Режи 2 июня 1792 года был произведен в капралы, Никола порой тоже называют капралом; Режи был уволен в отставку с выплатой пенсии, и Никола также; Режи стал кавалером Почетного легиона, и Никола также. Больше всего настораживает, разумеется, цифра семнадцать (семнадцать кампаний Режи и семнадцать ранений Никола). Дело, однако, можно объяснить довольно просто: как мы помним, Никола впервые был упомянут в статье «Шовинизм», написанной Жаком Араго для «Словаря беседы», вышедшего в 1845 году61. Перечтем еще раз этот чрезвычайно существенный для нас пассаж, ибо он не только представляет

" Ministere de la Defense, Service historique de 1'armee de terre. Archives. Dossier de la garde imperiale. Premier regiment de grenadiers a pied: 20-Yc 4. 3

Ср. выше, примеч. 7.

==38 Часть первая. Поиски Шовена собою источник, откуда черпали сведения авторы всех последующих словарей и энциклопедий, но и содержит одну из разгадок тайны. После трех страниц удручающих банальностей Араго заключает: «Не успели мы закончить это короткое исследование, как получили уточнение из военного архива... Никола Шовен, тот самый, кому французский язык обязан появлением слова, стоящего в названии этой статьи, родился в Рошфоре. В восемнадцать лет он стал солдатом и с тех пор участвовал во всех кампаниях. Семнадцать раз он был ранен, причем ранен только в грудь и никогда—в спину; ампутированные три пальца, сломанная рука, страшный шрам на лбу, сабля, врученная в награду за мужество, красная орденская ленточка, двести франков пенсии—вот что нажил за свою долгую жизнь этот старый вояка, отдыхающий от ратных трудов под солнцем родного края в ожидании того часа, когда земляки возвигнут деревянный крест над его могилой... Трудно было бы отыскать для шовинизма более благородного патрона». Все эти подробности—как мы теперь знаем, не имеющие ничего общего с действительностью—не являются, однако, и полной выдумкой. Из них можно извлечь ценную информацию. Прежде всего, они доказывают, что в 1845 году никому не было известно, откуда происходит слово «шовинизм» и кто такой Никола Шовен, ведь Араго сознает себя первооткрывателем. Кроме того, в 1845 году Араго говорит о Шовене как о человеке еще здравствующем; это инвалид и старый солдат наполеоновской армии, возвратившийся в родную деревню. Наконец, открытие свое Араго, к этому времени полностью ослепший, совершил не самостоятельно, но опираясь на поступившие в его распоряжение сведения: «мы получили уточнение из военного архива». Быть может, Араго просто выдумал своего «Никола»,

рискуя сделаться всеобщим посмешищем в случае, если какой-нибудь исследователь решит проверить его рассказ? Это, на наш взгляд, маловероятно. Напротив, вполне возможно, что он поручил разыскания какомунибудь студенту, а тот, не найдя ничего интересного, решил,

В поисках господина Шовена ==39 шутки ради, выполнить заказ и сочинил биографию старого вояки Шовена, опираясь на показанное ему реальное досье Режи Шовена (семнадцать ранений—это ведь гораздо эффектнее, чем семнадцать кампаний, особенно если все семнадцать раз герой—подобно Катону-старшему из «О старости» Цицерона, который, кстати, впервые участвовал в бою в семнадцать лет,—был ранен в грудь и ни разу—в спину!), а возможно, также и Анри Гийома (вспомним саблю!). Для вящей живописности студент наделил своего старого вояку ампутированными пальцами и сломанной рукой, а главное— ужасным шрамом на лице, символическое значение которого станет нам ясным в ходе последующего изложения. Но откуда же взялось имя Никола, практически неупотребительное на западе Франции? В художественной литературе того времени Никола, как и Жан (Жанно, Жан-голодранец),— типичное крестьянское имя. Достаточно вспомнить «Господина Никола» Ретифа де ла Бретона, созданного в конце XVIII века. Никола часто фигурирует в песнях, например в «Красавчике Никола» Гру64, герой которой—первый парень на деревне, осаждаемый невестами. Именно по этой причине ультрароялистская пропаганда в эпоху Реставрации переименовала Наполеона в Никола. Когда, направляясь на Эльбу, император въехал в Авиньон, он был встречен криками: «Долой тирана! Долой Никола!» 65 В сборнике 1815 года «Песенник роялиста» это прозвище, призванное унизить и осмеять павшего монарха, встречается больше десяти раз66: 64 Grout A. Le beau Nicolas (1850)// Dumersan, Segur. Chansons nationales et populaires de France. Paris: Gamier, 1866. Т. 1. P. 303. 65

По утверждению Поля Грюйе, «на юге Никола—имя дьявола»; см.: Gruyet P. Napoleon roi de 1'lle d'Elbe. Op. cit. P. 3. Впрочем, к парижской пропаганде это объяснение, скорее всего, неприменимо.

66

Chansonnier du royaliste ou 1'ami des Bourbons. Paris: Dari et Locard, ibraires des gardes du corps du Roi, 1815. Назовем такие песни, как «Признания Никола Б...», «Отъезд Никола Б...», «Возвращение Людовика XVIII», «Никола как он есть», «Страхи и надежды Никола», «Возвра-

==40 Часть первая. Поиски Шовена Поспешно с трона Никола слезает, На свой далекий остров уплывает67. Довольно пошло и подло издеваясь над бывшим императором, авторы песен неизменно именуют его Никола: И где ж теперича твоя Мари-Луиза

(...) Забудь, дружок, любовные капризы, Впредь, Никола, голубчик мой, Не звать тебе ее женой68. Этот прием широко использовался также и в произведениях народной литературы. В анонимной восьмисграничной брошюре «Подлинная и жалостливая история Никола Бонапарта, уроженца Корсики» жизнь императора изложена в ста трех куплетах, которые следует исполнять «на мотив, достойный героя, а именно—на мотив песенки о повешенных»64. Шанфлери, изучавший историю легенды об Агасфере, указывает на существование текста того же объема под названием «Любопытное и увлекательное сообщение о новом путешествии Вечного Жида, его пребывании на острове Святой Елены, его беседе с Никола, а также о прибытии Вечного Жида в Англию»70. Исследуя происхождение имени Марианна, присвоенного во Франции Республике, Морис Агюлон, вслед за Жаном Тюларом7', коснулся этой замены «странного и звучного имени Наполеон» на деревенское щепие Никола», «Звания Никола», «Завещание Никола», «Агония и смерть Никола» и т. д. ' Ibid. P. 11—13 («Надежда истинного роялиста»). 6

Ibid. P. 22—27 («Виды и мнения силача с рынка»).

><)

Цит. по: Gamier J.-M. Histoire de 1'imagene populaire et des cartes ajouer a Chartres. Chartres: Gamier, 1869. P. 298 sqq.; брошюра напечатана у Л.-П. Гласона в Мортане.

'" Champfleury (HussonJ.-F.-F.). Histoire de 1'imagerie populaire. Paris: Dentu, 1869. P. 28—29. ^Tulard J. Lanti-Napoleon, la legende noire de 1'Empereur. Paris: Julliard, 1965. P. 47 (Coll. Archives).

Новобранцы и ветераны ==41 имя Никола: «Наполеон—это звучит слишком изысканно и неправдоподобно. Корсиканский бандит не мог называться Наполеоном, его звали... Никола. Вот один из засвидетельствованных документально случаев, когда презрение к человеку выражается в присвоении ему крестьянского имени». Таким образом, тот факт, что вымышленному солдату, возвратившемуся в родную деревню, дали имя Никола, которое в ту пору воспринималось во Франции как имя типично крестьянское, представляется вполне естественным. Автору этой мистификации, должно быть, показалось, что будет очень забавно, если он наделит старого солдата, беззаветно преданного императору, тем именем, каким враги императора награждали в насмешку его самого, а местом рождения этого служаки сделает Рошфор— тот самый город, откуда Наполеон отплыл на Святую Елену. Конечно, я сознаю, что простым такое объяснение не назовешь. Однако более правдоподобной гипотезы я предложить не могу. Поскольку «настоящий» Никола Шовен оказался неуловим, обратимся к театру и гравюрам, где, как уверяют нас энциклопедии, он был выведен в карикатурном виде. 00.htm - glava04 Новобранцы и ветераны

А я—Шовен, француз, солдат— Бью бедуинов всех подряд. Теодор и Ипполит Куаньяры. Трехцветная кокарда, 1831 Первый литературный текст, в котором встречается имя Шовена,—три песни, напечатанные под одной обложкой в 1825 году и приписанные этому самому Шовену. Девятнадцатистраничная брошюра носит название «Поэтические сочинения Шовена. Три военных романса»73. Второе издание, дополненное еще тремя 72

CEuvres poetiques de Chauvin: Trois romances militaires. Paris: Gautier-Laguionie, 1825. Впрочем, романсов этих, как мушкетеров у Дюма, на самом деле не три, а четыре.

==42 Часть первая. Поиски Шовена песнями и «Предуведомлением», появилось в 1833 году71. Одна из этих новых песен, «Шовенромантик»74,—как, по всей вероятности, и остальные,—была вначале, в 1830 году, издана в виде отдельного листка. Таким образом, создана она за три года до выхода сборника; следовательно, есть достаточные основания предположить, что и первые романсы, собранные вместе в 1825 году, были сочинены и обнародованы между 1820 и 1823 годами. Как явствует из названия, песни эти—военные. С другой стороны, благодаря просторечным выражениям и упоминаниям о «родимом крае» их можно назвать крестьянскими. Наконец, песни эти еще и эротические, во всяком случае, если судить по названиям: «Любовные похождения Шовена и красотки Жаннетон», «Влюбленный сержант», «Любовные невзгоды», «Землячка». Шовен, воображающий себя великим соблазнителем, повествует в песнях прежде всего о своих любовных—а точнее сказать, сексуальных—переживаниях, которые он считает из ряда вон выходящими. На самом же деле—именно из этого и проистекает комический эффект—его постоянно дурачат разбитные красотки из тех городов, где располагается его гарнизон. Хотя сам он этого не сознает, похождения его прозаичны, а порой и просто грязны. Кроме того, Шовен обожает непристойности. Например, в «Землячке»—игривой песенке, которая, как мы увидим, пользовалась в 1820-е годы таким успехом, что знаменитый рисовальщик Шарле даже создал в 1824 году литографию по ее мотивам75, и которую еще в 1836 году достаточно было упомянуть, чтобы вызвать взрыв смеха,— Шовен не стыдясь рас11

Guirlande poetique et militaire de Chauvin. 2е ed., corrigee et ventablement augmentee. Paris: Firmin-Didot, 1833. '4 Chauvin romantique, romance dediee a M. Urbain Carel. Librairie romantique. Paris: Boulland, 1830 (un feuillet et une lithographic). В Национальной библиотеке этого листка нет, однако он описан в изд.: Intermediaire des chercheurs et des curieux. 10 septembre 1902. Col. 398.

75

С h a r 1 e t N.-T. «Je me pas assez mefie de la payse» (С землячкой будь настороже): Cahier de fantaisies. Paris: Frerot, 1824. Ср.: La Combe, colonel de. Charlet, sa vie, ses lettres, suivi d'une description raisonnee de son oeuvre lithographique. Paris: Paulin et Le Chevalier, 1856. T. 2. № 552. P. 293.

Новобранцы и ветераны ==43

сказывает о своих венерических болезнях. Старому солдату по имени Дезюэ, который мечтает, чтобы кто-нибудь угостил его вином, и пытается разжалобить собеседников своим печальным видом и шафранным цветом лица, простак Шовен рассказывает, как, в пору когда он «стоял» в городе, все его деньги перекочевали в карман сговорчивой «землячки»: ДЕЗЮЭ Чего ж тебя так разобрало? Нытье Шовену не пристало. Пора про это все забыть, Со мной стаканчик пропустить... ШОВЕН Да ты не понял ни черта... Вина не пью я неспроста!... Ведь я тебе сказал уже: С землячкой будь настороже! С землячкой будь настороже! 76 В 1830 году этот гвардейский Дон Жуан снова делится воспоминаниями о своих подвигах в песне под названием «Продолжение любовных похождений Шовена»: Гулял я как-то по бульвару И там красотку повстречал, И, глаз ее поддавшись жару, Я с нею славно поболтал (bis). И так она меня пленила, Что я любовью воспылал! Сказать тебе, что дальше было? Я очень скоро болен стал!!! Но, пол прекрасный, мне не скрыть: С тобою рад я вместе быть!! 77 76

La Paise: Dialogue de Deshuet et de Chauvin // CEuvres poetiques de Chauvin. Op. cit. P. 19.

77

Suite des amours de Chauvin // Guirlande poetique et militaire de Chauvin. Op. dt. P. 19—20.

==44

Часть первая. Поиски Шовена Порой эти романсы вообще носят откровенно гоц непристойный характер, как, например, «Любовные дения Шовена и красотки Жаннетон», где одну из i ных Шовена тошнит прямо по ходу свидания: Потом красотке стало дурно, И получил я все сполна, Мои штаны служили урной... (...) Но я сдаваться не привык, Рукой головку поддержал, И, к ней склонившись, в тот же миг, Красотку я поцеловал, Ведь я насчет любви охоч И знаю, горю чем помочь... 78 Похождения героя так грубы и нелепы, что поверх тождество с автором крайне затруднительно; с другой^ ны, словари псевдонимов молчат насчет Шовена-соча так что личность его остается загадкой. Быть может нами карикатура на реальное лицо? На этот вопрос нам ответить любопытнейшее «Предуведомление», помея издании 1833 года. Оно удостоверяет, что Шовен—rt вымышленный, не имеющий реальных прототипов: < ошибется тот, кто сочтет, что, раз песни эти названы ми, их следует исполнять громко и решительно. Шов^ сто-напросто новобранец (значит, в данном случае Ml дело с амплуа вроде молодого солдата, или гризетки), ohj нажил той уверенности в себе, какая появляется у со/ еле нескольких кампаний, он робок, неловок, сков его пересыпана крестьянскими словечками. (...) Шс жертва собственной неопытности, еще не научился i и поневоле говорит глупости . 79 78

Les Amours de Chauvin et de la belle Janneton // CEuvres | Chauvin. Op. cit. P. 9—10.

79

Avis aux amateurs qui seraient susceptibles de chanter to_ (Предуведомление для любителей, которые пожелают исйс

==45

Новобранцы и ветераны |формация в высшей степени ценная! Да существовал |гда-нибудь старый служака Шовен, о котором толкуют лопедии и словари? Не в том ли дело, что вместо без)го и неуловимого героя войн времен Революции и Имl мы должны вести речь о выдуманном в эпоху Реставb неоперившемся новобранце, воплощении социального |за которым не скрывается никакое конкретное лицо? гаком случае, Шовен— близкий родственник того, кого в юу именовали «Жан-Простак» («jean-jean»), иначе говоря, дого неотесанного и простодушного крестьянина, кото| будучи призван в армию, на много лет переселяется с |ы в казарму. Жан-Простак, постоянный персонаж песен |вюр эпохи Реставрации, унаследован этой эпохой от ен Революции и Империи. Однако простаком Жан останедолго. Учения, мундир, маневры, дежурства в казарме Сколько месяцев преображают новобранца, и он приспоивается к новой жизни. Эта эволюция не осталась неза|шой тогдашними авторами, о чем свидетельствует песня |одой солдат», сочиненная в 1818 году романистом и во\истом Полем де Коком: Шесть месяцев всего В мундире я хожу, Но недругам назло Я молодцом гляжу. Хоть я и Жан-Простак, Я больше не дурак"".

(Прочем, Поль де Кок в данном случае просто-напросто |нимает тему, которой с успехом пользовались до него и рлянды) // Guirlande poetique et militaire de Chauvin. Op. cit.; зто уведомление, отпечатанное на ненумерованных страницах, поме|в начале сборника. Kock P. de. Lejeune Soldat: Musique de Lhuillier, chanson illustree >ne vignette de Charlet: «J'suis militaire, у m'faut un baiser» (My3iiiKa ллье, песня, иллюстрированная виньеткой Шарле: «Военный я, мне til поцелуй»), 1828. Ср.: La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T. 2. 'O.P.281.

==46

==47

==48 Часть первая. Поиски Шовена обрекавшее низшие сословия и в основном сельских жителей на уплату налога собственной кровью. Поэтому Людовик XVIII счел уместным сразу по восшествии на престол заменить воинскую повинность службой на добровольных началах. Добровольцев, однако, оказалось так немного, что в 1818 году пришлось принять так называемый закон Гувьона-Сен-Сира об обязательной семилетней службе в армии (закон этот оставался в силе до 1872 года). Хотя у многих законы Журдана и Гувьона-Сен-Сира вызвали резкое неприятие, в то же самое время благодаря им на смену традиционному презрению к солдатне пришло восхищение юными героями, лучшими сынами отечества. Если прежде слава была уделом Господа, монарха и немногочисленных великих полководцев, теперь ей открылись двери хижин. Людовик XVIII провозгласил вслед за Анархарсисом Клоотсом: у каждого солдата в патронной сумке лежит маршальский жезл. В весьма любопытных «Мемуарах, призванных пополнить историю нравов и обычаев во Франции» историк и педагог Антуан Кайо подчеркивает, что «революция возвысила военное ремесло солдат, сержантов и капралов, прежде столь презренное». Раньше, пишет он, «женщины редко осмеливались показаться в их обществе», однако после введения воинской повинности «солдаты стали считаться первыми гражданами общества. (...) В эпоху Реставрации отношение к ним не изменилось. (...) Французский мундир, кто бы его ни носил, простой солдат или офицер, вызывал у всех лишь приязнь и уважение»*"'. Наполеон мечтал построить новый мир, в котором всякий молодой человек, прежде чем жениться, был бы обязан по' Caillot A. Memoires рош seivir a 1'histone des mocurs et des usages des Francais depuis les plus hautes conditions Jusqu'aux classes inlerieures de la societe, pendant la legne de Louis XVI, sous Ie Duectou-e executil, sous Napoleon Bonaparte, et jusqu'a nos jours. Pans: Dauvin, 1827. Т. 1. P 107—109, см. также- Coi visiel A. LAi-mee Irancaise de la lin du XVIF siecle au mimstere de Choiseui: Le soldat. Paris: Presses

universitaires de France, 1964. Т. 1—2; Armees et societes en Europe de 1494 a 1789. Paris: Presses universitaires de France, 1976.

Новобранцы и ветераны ==49 служить в армии. «Придет время,—говорил он своему камердинеру Маршану,—когда девушки будут отвергать женихов, не исполнивших своего долга перед родиной»87. Таким образом, произошла радикальная смена ценностей, возникла новая ситуация: в бурную пору Революции и Империи сочинители песен и водевилей не успели воспользоваться ею в полной мере, но зато в относительно спокойные годы Реставрации и Июльской монархии она сделалась излюбленным объектом их вдохновения. Итак, создатель образа Шовена видел в своем герое не кого иного, как новобранца, Жана-Простака, молодого солдата. Однако порой в той же самой брошюре Шовен изъясняется не как зеленый юнец, а как многоопытный инвалид. Конечно, своими любовными свиданиями с красоткой Жаннетон хвастается новобранец. Он же пускается в философствования насчет «невзгод любви», и на подхваченный от «землячки» триппер жалуется тоже он. Но зато советы новичкам в «Легкой поэзии» дает солдат более опытный; он же повествует о своих увечьях во «Влюбленном сержанте» и сочиняет письмо отцу в «Шовене-романтике»: в эту пору он уже покинул полк и сделался «буржуа». В «Продолжении любовных похождений Шовена» «старый и вдовый» Шовен роется в памяти и делится самыми давними воспоминаниями со своим сыном Жаном-Простаком. По-видимому, автор военных песен нового типа, соединивший в образе Шовена деревенский мир и мир армии, простонародные песни XVIII века и песни солдатские, придал Шовену эту двойственность как бы невольно, хотя впоследствии и счел необходимым предупредить о ней публику. Шовен, конечно, Жан-Простак, но этим его образ отнюдь не исчерпывается. По сути дела, он воплощает в себе триаду Жан-Простак—молодой солдат—старый служака; порой он играет роль когонибудь одного из этих троих, а порой—когда мы видим одно и то же лицо на разных этапах его сущест^Marchand L.-J., comte. Memoires de Marchand, premier valet de chambre et executeur testamentaire de 1'Empereur. Op. cit. T. 1. P. 98.

==50 Часть первая. Поиски Шовена вования—всех троих сразу (Сент-Илер шутливо поминает при этом Святую Троицу). В этом, конечно, и заключается одна из причин превосходства Шовена над другими изображениями солдата в художественной литературе; фигура Шовена обладает большей выразительностью, потому что он, в отличие от других, не привязан к одному-единственному элементу триады. Быть может, именно потому, что в нем соединились все солдаты, и молодые и старые, потому, что он с самого начала воплотил в себе все черты французского пехотинца, он и смог, оттеснив всех соперников, сделаться, по словам Пьера Ларусса, «типом, который народ избрал для символического изображения солдата»88?

Немаловажную роль сыграли и хронологические причины: фигуры Шовена и Жана-Простака появились на свет почти одновременно. Быть может, Жан-Простак, наследник всех Жанно, а также тупого и неотесанного Жана-Голодранца, возник чуть-чуть раньше. Зато молодой солдат (tourlourou)—которого в текстах очень легко спутать с Жаном-Простаком (ибо один от другого отличается лишь несколькими месяцами военного стажа)—возник позже. «Этимологический словарь французского языка» Блока и Вартбурга датирует появление слова tourlourou 1834 годом и дает ему следующее толкование— «популярное название пехотинца», а Сент-Илер выпустил свою «Физиологию» в 1841 году... За два десятка лет, отделяющие это время от начала 1820-х годов, было создано немало персонажей, имеющих самое непосредственное отношение к нашей теме. Если верить словарям и энциклопедиям, Никола Шовен был выведен в карикатурном виде в двух водевилях: «Солдате-землепашце», совершенно безосновательно приписывае шь arousse Р. Grand Dictionnaire universel du XIX'' siecle (1866—1879). Op. cit. T. 3 (1867). P. 1111 (статья «Шовинизм», сочиненная Пьером Ларуссом самолично).

Новобранцы и ветераны ==51 мом Скрибу, который никогда не создавал пьесы с таким названием, и «Трехцветной кокарде» братьев Куаньяров. Хотя Скриб и не писал «Солдата-землепашца», существуют целых два водевиля, носящих такое название. Первый, анонимный, был представлен в 1819 году на сцене Олимпийского цирка и имел такой успех, что в 1821 году та же труппа сыграла его продолжение—пьесу «Солдат-фермер»89. Второй был впервые представлен в том же 1821 году; это одна из самых прославленных пьес XIX столетия— «Босские жнецы, или Солдат-землепашец» Франсиса, Бразье и Дюмерсана90. Упомянем также пьесу Теолона, Дартуа и Ранее «Землепашец, или Все для короля, все для Франции!», премьера которой состоялась в 1823 году91. Ни в одной из этих пьес персонаж по имени Шовен не действует. Таким образом, словари и энциклопедии ошиблись, однако для этого ошибочного утверждения у них имелись некоторые основания: ведь и Никола Шовен из словарной статьи Жака Араго, и Шовен из «Поэтических сочинений» и «Гирлянды»—разом и солдат, и крестьянин. Впрочем, мы еще вернемся к этим пьесам—предшественницам «Трехцветной кокарды», в которой на сцену наконец вышел наш герой. 89

Le Soldat-laboureur (anonyme), mimodrame en un acte represente pour le premiere fois, a Paris, sur le theatre du Cirque Olympique, le 10 mars 1819. Paris: Pages, 1819; Franconi HenriJeune, Ponet (Portelette L.). Le Soldat fermier, ou le bon seigneur, mimodrame en un acte, a spectacle, faisant suite au Soldat laboureur, represente pour la premiere fois a Paris, sur le theatre du Cirque Olympique, le 18janvier 1821. Paris: Chez Martinet, librairie, 1821. ^Francis (Allarde M. F., baron d'), Brazier N., DumersanT.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou le Soldatlaboureur, comedie villageoise melee de couplets, representee pour la premiere fois sur le Theatre des Varietes le 1е1 septembre 1821. Paris: Tresse, Delloye, 1840. ^Theaulon (Lambert M.-E. de), Dartois (Artois,A. d'). Ranee de. Le Laboureur ou tout pour le Roi, tout pour la France! Comedie en un acte et en prose, representee a Paris, sur le Theatre Francais par les Comediens ordinaires du Roi, le 14 aout 1823, veille de la fete de S. M. Paris: Huet, 1823.

==52 Часть первая. Поиски Шовепа «Трехцветная кокарда»—единственная из пьес 1831 года, посвященная взятию Алжира, событию, которое очень скоро заслонила в сознании современников Июльская революция,— имела шумный успех, прошла несколько сотен раз и в очень большой мере способствовала популярности Шовена. В «Трехцветной кокарде» Шовена зовут не Никола, а Жан, и он также принадлежит не к числу старых солдат наполеоновской армии, но к молодым солдатам эпохи Реставрации. Действие происходит сначала на подступах к Алжиру, осажденному французскими войсками, а затем во дворце дея. В первых сценах пьесы старый пьяница-пехотинец, ветеран императорской гвардии по прозвищу Кокарда, и маркитантка по прозвищу Шлюха предаются воспоминаниям о славных победах императора Наполеона и клеймят продажные нравы эпохи Реставрации. Шовен появляется лишь в явлении V. В полном соответствии со скатологической92 традицией «Поэтических сочинений» он выходит на сцену, маясь животом. Убежденный, что его отравили «черномазые», Шовен затягивает жалобную песню, которая имела огромный успех среди зрителей и вдохновила многих мастеров литографии: Отведал я верблюда, Теперь мне очень худо, Хочу бежать (bis) отсюда, В кишках горит паскуда"". Песня эта представляет интерес по двум причинам: с одной стороны, исполняющий ее юнец Шовен предстает в смешном виде; с другой—в ней проявляются (возможно, впервые) зачатки антиарабских расистских настроений. Шовен у братьев Куаньяров—весьма своебразный защитник родины; он зовет на помощь «фирурга» и горестно восклицает: О мой Фалез! о папа с мамой! {)2

Скатологический—основанный на грубостях и непристойностях, на «сортирном» юморе.—Примеч. переводчика. 91

С о i g n i a r d T.,Coigniard H.La Cocarde tricolore, episode de la guerre d'Alger. Op. cit. Acte I, sc. V. P. 5.

Новобранцы и ветераны ==53

Вдобавок ветеран Кокарда именует Шовена «трусом», «желторотым юнцом» и «Жаном-Простаком». Шовен из «Трехцветной кокарды»—тот же самый, что действовал в «Поэтических сочинениях». Кстати, главный комический эффект явления V проистекает из постоянных отсылок к «Землячке» из этого сборника. Точно так же, как старый солдат Дезюэ, ветеран Кокарда, напрашиваясь на угощение, жалуется на собственный шафранный цвет лица. Затем он вспоминает бутылку, которую в прошлый раз поставил ему Шовен, в ответ на что наш герой стонет: С алжирским мясом будь настороже, и эта фраза призвана напомнить зрителям реплику юного Шовена из «Поэтических сочинений»: С землячкой будь

настороже; если Шовен из «Землячки» пострадал по прихоти Венеры, то в «Трехцветной кокарде» венерическая болезнь целомудрия ради заменена несварением желудка. Чувствуя приближение смерти, Шовен оплакивает также «свою Софи»: Я в Африке здесь подыхаю, А ты в родном краю живешь, Меня давно к себе ты ждешь, А вот дождешься ли — не знаю. «Могу ли счастье дать тебе я?... Могу ли я? болит живот...» — восклицает он, и эта фраза недвусмысленнно намекает на припев «Влюбленного сержанта», который возвращается в родную деревню израненным, но зато в звании сержанта: А где же тут моя зазноба? Хочу скорей ей счастье дать44. Обилие реминисценций такого рода свидетельствует о постоянстве вкусов публики, и десятилетие спустя не забывшей 44

LAmoureux sergent// (Euvres poetiques de Chauvin. Op. cit. P. 11.

==54 Часть первая. Поиски Шовена песни 1820-х годов. Кстати, вполне возможно, что популярные фразы и мотивы, которые братья Куаньяры обыгрывают в своем водевиле, им самим и принадлежат; ничто не мешает нам предположить, что именно они были авторами «Поэтических сочинений Шовена». Действие пьесы развивается дальше в двух параллельных направлениях: с одной стороны, ультрароялистский штаб приговаривает к смерти старика Кокарду, спьяну уступившего просьбам Шовена и принявшегося хвастать трехцветной кокардой, которую некогда прямо на поле боя вручил ему «Маленький капрал»; с другой—Шовен проходит боевое крещение и, ворвавшись в сераль, соблазняет одалисок, а дея колотит палкой, приговаривая: А я — Шовен, француз, солдат — Быо бедуинов всех подряд! У этого припева, между прочим, тоже имеется литературный источник—песня рабочего Робера из знаменитого водевиля Дюмерсана и Дюпена «Господин де ла Жобардьер», впервые представленного в августе 1830 года (речь в ней идет о баррикадах): Рабочий я, не казнокрад, И бью без страха всех подряд95. В уста Шовена—человека из народа, подобно рабочему Роберу, но, в отличие от него, нисколько не развращенного городской цивилизацией,—вложен в водевиле Куаньяров тот лозунг, который новая власть, рожденная на баррикадах, подсказывает народу в надежде отвести его недовольство от самой себя. Рабочим предлагается брать пример с землепашца Шовена и направить свои силы на участие в колониальных войнах; милитаристская политика—проверенное противо^Dumersan T.-M., Dupin H. Monsieur de laJobardiere ou la Revolution impromptue: Comedie en un acte melee de couplets, representee pour la premiere fois & Paris, sur Ie Theatre des varietes, lejeudi 19 aout 1830. Paris: Barba, 1830. Sc. V.

Новобранцы и ветераны

==55 ядие против народных волнений. Таким образом, фигура Шовена служит прекрасной иллюстрацией гегелевской формулы, которую высоко ценил Дени де Ружмон: «Разобщенные нации пытаются с помощью внешних войн добиться внутреннего спокойствия». Итак, не кто иной, как Шовен, берет в плен алжирского дея—того самого, который своим веером дал пощечину консулу Девалю; поколотив его палкой, Шовен мстит за поруганную честь Франции. Конечно, делает он это в своей манере, бестолково и нелепо, примерно так, как персонажи литографии из комической серии «Победы и завоевания» (1830)96: ШОВЕН Скорей ко мне!.. вотдей! Он мой!.. ДЮМАНЕ Веди его сюда! ШОВЕН Постой, Меня, хоть плачь, он не пускает9". За это славное деяние Шовен, к своей вящей гордости, получает звание капрала, что же касается ветерана Кокарды, то он в последнюю секунду избегает расстрела, ибо до Алжира наконец доходят сведения о совершившейся в Париже революции. Таким образом, пьеса пропитана «революционным» духом, носителями которого выступают не только Кокарда с его воспоминаниями о наполеоновских победах, но и крестьянинновобранец Шовен, восхищенно внимающий ветерану и ненавидящий иезуитов, что позволяет авторам вложить в его уста немалое число прогрессистских лозунгов, не превратив его, однако, в противника монархии, которой он служит и за славу которой сражается.

96

Lithographic de Fontrouge. Paris, Bibliotheque nationale. Estampes: Qb I (1830).

'^Coigniard T.,Coigniard H. LaCocarde tricolore. Op. dt. Acte II sc. VIII. P. 18.

==56 Часть первая. Поиски Шовена Вдохновляясь примером «стариков» (новобранец Шовен прямо-таки преклоняется перед старым наполеоновским солдатом, безвестным воплощением армии) и пользуясь счастливым случаем, Шовен становится героем. Превращаясь из «молокососа» в «удальца», то есть входя в заветный круг тех, кто— как старинные герои времен Революции и Империи—овеян славой, Шовен проходит своебразную инициацию, доставляющую ему немало неприятных переживаний. В первый раз очутившись под огнем—и в этом «Трехцветная кокарда» опять-таки продолжает традицию «Поэтических сочинений»,— Шовен ведет себя не столько как самоотверженный храбрец вроде Бара или Вьяла"8, сколько как Константин Копроним, обмаравший купель. Барабанщик не может отказать себе в удовольствии ему об

этом напомнить. Герой не отрицает случившегося, но очень скоро превозмогает слабость— простительную для землепашца-новичка. ШОВЕН (...) Ну что же, черт возьми, ты прав, Но так велела мне природа. (На мотив водевиля «Увеселительная прогулка вчетвером») Вначале было мне, ей-ей, несладко, И я, признаюсь, весь как мышь дрожал, Ведь я не знал, какие тут порядки, И выстрелы впервые услыхал. Я заступом привык работать в поле, Довольно вам смеяться надо мной, Шовен, клянусь, не станет трусить боле! Ведь залп второй я встретил, как герой (bis). 98

Бара Франсуа Жозеф (1779—1793)—по легенде, юный барабанщик, который, будучи захвачен в плен роялистами, отказался кричать «Да здравствует король!» и умер со словами «Да здравствует Республика!» (истинные обстоятельства его гибели были более прозаичны: он прогуливал лошадей своего командира и был убит грабителями); Вьяла Жозеф Агриколь (1780—1793)—волонтер, погибший в сражении с роялистскими войсками близ Авиньона.—Примеч. переводчика.

Новобранцы и ветераны ==57 Прообраз этого эпизода—сцена, увековеченная разными художниками, в том числе Шарле в двух литографиях 1824 года": здесь Шовен при звуках первого выстрела, спустив штаны, приседает под кустом, и лишь услышав второй выстрел, с дьявольским проворством бросается в атаку. Минутная слабость, делающая харизматического персонажа более привлекательным, потому что более человечным? Разумеется; однако этот эпизод играет и другую, дидактическую роль; он объясняет всем и каждому действенность «боевого крещения»: стоит трусливому новобранцу преодолеть первоначальную нерешительность, как он немедленно становится героем. Боевое крещение—один из обрядов перехода—окончательно превращает Жана-Простака в многоопытного солдата. Каждая война оказывается поводом для очередного возобновления этой литургии. Недаром то, что происходит с Шовеном, уже было изображено в 1823 году в песне Жерсена и Рошфора «Возвращение Жана-Простака, или Привидение из Памплоны», прославляющей подвиги французских крестьян во время войны в Испании100. Впрочем, в водевиле, равно как и в «Поэтических сочинениях», Шовена гораздо больше, чем родина или честь, заботят собственные любовные похождения. Своим французским происхождением он гордится прежде всего потому, что оно делает его неотразимым в глазах особ «нежского пола» (по деревенскому выражению, употребляемому им как в «Поэтических сочинениях», так и в «Кокарде») и позволяет давать взбучку иностранцам.

99

Le Premier Coup de feu et Le Second coup de feu, gravees en 1824 par Gihaut (Первый выстрел и Второй выстрел, гравированные Жио в 1824 году); эти гравюры присутствуют в описании литографического творчества Шарле, сделанном Ла Комбом, под номерами 299 и 300 (см.: La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T. 2. P. 251). 100

Couronne poetique de 1'Armee d'Espagne, ou recueil des chansons chantees a 1'occasion de la fete donnee par la ville de Paris pour retour de S. A, R. Mgr le due d'Angouleme. Paris: Imprimerie de C.-J. Touve, 1823. P. 29.

==58 Часть первая. Поиски Шовена По ходу боя случайно оказавшись возле сераля, Шовен проникает туда с помощью своего alter ego и помощника Дюмане, который подставляет ему спину. «Черт! Дюмане, толкай—не то я упаду!»—кричит он, пытаясь перелезть через стену. Тот же возглас двумя годами раньше, в 1829 году, был использован в подписи под литографией Белланже. На ней Дюмане помогает облаченному в мундир Шовену взобраться в окно к молодой фермерше, а между тем отец красавицы, притаившийся за кустом, готовится отлупить обоих повес101. Обитательницы сераля, ведя себя опять-таки в полном соответствии с литографиями, приветствуют появление завоевателя, ибо противостоять обаянию неотесанного французского вояки они не в силах, сам же завоеватель-грубиян остается верен себе. Любимая жена дея, Зулема, восторженно восклицает, обращаясь к своим товаркам: «Неужели мы наконец увидим этих любезных французов! Я умираю от желания с ними познакомиться!»"" На это Шовен, нежданно-негаданно пробравшийся в гинекей, отвечает следующим учтивым заявлением: Мы здесь, клянусь Святой Варварой! Покорен нам алжирский дей, Пред нами все дрожат недаром И Магомет побит, ей-ей! (bis). Тотчас же он объясняется в любви сразу всем одалискам: ШОВЕН Желанья наши исполняйте, Ведь вы рабыни нам теперь. ""Coigniard T.,Coigniard H.La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte II, sc. VI. P. 15; Bellange H. «Cre coquin, pousse done Dumanet...» («Черт! Дюмане, толкай...») // Album de 1830. Paris: Gihaut Freres, 1830. Ср.: Adeline J. Hippolyte Bellange et son oeuvre, avec eaux-fortes et fac-simile. Paris: A. Quentin, 1880. № 107. P. 190. ""Coigniard Т.,Coigniard H.La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte II, sc. IV. P. 13. Та же сцена изображена в литографии Форе (Forest): «Ax, вот наконец и они, эти любезные французы!» (1830); см.: Paris. Bibliotheque Nationale. Estampes: Qb I.

Новобранцы и ветераны ==59

Потрясенный утонченностью чувств и деликатностью выражений своего приятеля, Дюмане не может сдержать восхищения. «Сразу видно, что ты привык разговаривать с дамами»,—говорит он уважительно. О том, что представляет собой прославленная на весь мир истинно французская галантность, носителем которой выступает Шовен, исчерпывающе свидетельствует следующее признание, сделанное с трогательным простодушием землепашца: Я добр — согласны и враги, Но мне перечить не моги! Не то я всех поколочу: Я не шучу! Хотя Шовен и приносит «черномазым» так называемую «цивилизацию», гарем он не распускает! Изпод внешних условностей: Не бойтесь, мы вас не обидим, Француз любезен и не зол. Красотки вы, мы это видим, Но уважаем нежский пол, — проступает желание повелевать, которое относительная учтивость призвана лишь завуалировать. О любовных подвигах нашего героя можно судить по тому, как легко он возбуждается и как плохо умеет себя сдерживать. Красавице Зельмире, которая предлагает ему перенести любовные забавы на более позднее время, поскольку уже бьют сбор, он бойко возражает: Не трусь, успеем, мы солдаты, У нас любовь резва, как штык. Как говорили в ту пору молодые солдаты, воевавшие в Африке, Шовен—«бойкий кобелек». Особенно интересно постоянное использование военных образов в рассказе о любви и любовных—в рассказе о войне. Бурная сексуальность Шовена неотделима от грубости и насилия, любовь и война для него— занятия не столько дополнительные одно по отношению к другому, сколько синонимические. Уже в «Поэтических со-

==60 Часть первая. Поиски Шовена чинениях» Шовен воспевал свои победы над женским полом в воинственном тоне. Больше того, он описывает и свое либидо, и свою солдатскую карьеру одними и теми же словами, обозначающими сходные чувства и стремления. Иначе говоря, о чем бы ни рассказывали его песни, о любви или о войне, по духу они всегда остаются военными. В «дискурсе» Шовена, эротическом и агрессивном разом, выражается та связь сексуального инстинкта с инстинктом разрушительным, которую описал Фрейд в «Эросе и Танатосе»'"^ Исходя из работ Пьера Бове о боевом инстинчше'"'1, Дени де Ружмон в своем исследовании «Любовь и Запад» блестяще показал, какие богатые выводы можно извлечь из «параллелизма форм» повествований о любви и повествований о войне105. Между тем в рассуждениях Шовена этот параллелизм встречается с небывалой прежде частотой и носит почти маниакальный характер. Новобранец Шовен не только и не столько «годен к строевой службе» сколько, согласно поговорке, которая была в ходу в призывных комиссиях конца прошлого века, «годен к службе по женской части». Он явно не сознает различия между сексуальным возбуждением и его сублимацией в безотчетный воинственный патриотизм. В самом деле, Шовеном движет не сознательная любовь к родине, а неудержимое сексуальное влечение, которое, однако, под влиянием механизма, неоднократно описанного Фрейдом, отклоняется от своей первоначальной цели, в результате чего действия Шовена приобретают социальную значимость (в данном случае своими военными похождениями он служит Франции) и ту нравствен-

]oi

Наиболее простое и понятное изложениие этой идеи Фрейда см. в его ответе Альберту Эйштейну (1932): Freud S. Why War? (Warum Krieg?, 1933). The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud / Translated byJ. Strachey (1964). London. Hogarth Press, 1971. V. 22. P. 209—210. '04 Bovet P. LInstinct combatif (1917). Nouv. ed. revue. Paris: Ernest Flammarion, 1928.

'°5 Rougemont D. de. Amour et guerre// LAmour et 1'Occident (1939).

Новобранцы и ветераны ==61 ную ценность, которой они были лишены раньше (храбрость, самоотверженность, патриотичность). Впрочем, и либидо в чистом виде, и его сублимация оставили неизгладимые следы на самом теле Шовена, свидетельством чему служат строки песни: И как солдат, и как любовник, Заслуженный я инвалид (bis). Ношу повсюду я на теле Следы войны, следы любви'06. Однако Шовен ничуть не сожалеет о последствиях своих склонностей: С войны я возвращаюсь И счастьем наслаждаюсь: Я крив... но я сержант, Одним все вижу глазом— Таков уж мой талант... 107 Он не только не разочарован столь скромным итогом, но наоборот, убежден, что итог этот больше соответствует его невысокому социальному положению, чем совершенные им героические деяния, чреватые серьезными последствиями. Если он бурно выражает свою радость: «Я капрал! Какая честь! Дыханье сперло... О Софи, гордись своим возлюбленным!»'08—то, безусловно, лишь потому, что впервые в жизни почувствовал себя хоть маленьким, но начальником. Но гораздо важнее, чем это смехотворное повышение по службе, для него другая награда—испытанное благодаря сражению чувственное удовольствие. Еще до боя он признавался Дюмане: Хочу в сераль попасть, Коль одержу победу, Вся в этом сла.въг слш.ть. lob

Suite des amours de Chauvin // Guirlande poetique et militaire de

Chauvin. Op. cit. P. 21. 107

LAmoureux sergent// (Euvres poetiques de Chauvin. Op. cit. P. 11. """Coigniard T.,Coigniard H. La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte II, sc. VI. P. 18.

==62 Часть первая. Поиски Шовена О первобытном и грубом характере Шовеновых завоеваний свидетельствует сам сюжет водевиля: победа Франции над «черномазыми» выражается в том, что шумный и самонадеянный «молокосос» покоряет местных женщин—которые, впрочем, не оказывают ему ни малейшего сопротивления. Но главные дивиденды от своей сомнительной славы Шовен получает по возвращении в родную деревню, где героя ждет не дождется «его» Софи. Сходным образом, как мы уже видели, складывается и судьба Шовена из «Влюбленного сержанта», который возвращается с войны одноглазым, одноруким и одноногим, но зато в звании сержанта, и потому претендует на взаимность со стороны своей деревенской пассии.

Таким образом оказываются удовлетворены разом и сексуальные потребности героя, и требования общественной морали. Возвратившись к плугу в ореоле славы, Шовен сможет жениться и пустить в ход свое либидо, с тем чтобы на пару с «землячкой» произвести на свет будущих защитников отечества, а остаток сил употребить для возделывания родной земли. Шовен—персонаж гротескный, но он отнюдь не урод; он вызывает смех, но в то же самое время служит примером. Скромное звание и—в некоторых случаях—орден, обеспечивающие ему успех среди представительниц прекрасного пола, он получает вполне заслуженно. Шовен не просто портрет и не просто карикатура, он образец -культурного поведения (термин, предложенный Миклошем Мольнаром в его исследовании соответствующего образца сталинских времен109). Шовен—«образцовое и нормативное изображение» солдатапризывника 1830 года. Невежественный, глупый и вульгарный крестьянин, видящий в воинской храбрости средство добыть себе как можно больше женщин, он бурно самоутверждается и в казарме, и в постели. Разом и посредственность, и герой, он млеет от вос109

Molnar M. Le modele culturel stalinien // Cahiers Vilfredo Pareto. T. 19. № 57. Geneve: Droz, 1981. P. 101—113.

==63

Новобранцы и ветераны торга перед военной славой Франции, вовсе не разбираясь в политике и не будучи, в сущности, настоящим патриотом. Пребывая всецело во власти своих любовных аппетитов, он тем не менее готов, если нужно, расстаться с жизнью; с другой стороны, он легко удовлетворяется тем, что ему дают. Своими взглядами и поступками Шовен предлагает публике, как заметил Миклош Мольнар по поводу романов сталинской эпохи, «одновременно и оправдание системы и программу поведения, позволяющую каждому жить внутри этой системы, принять ее шкалу ценностей и last but not least (что не менее важно.—англ.} преуспеть». Одним словом, для Шовена, как и для героев, описанных Мольнаром (хотя эти последние действуют в совершенно иных обстоятельствах), «родина и карьера составляют единое целое». В следующий раз Шовен появляется на театре в ноябре 1840 года в наделавшем немало шума водевиле Баяра и Дюмануара «Осы»110. «Его обсуждали повсюду, он стал предметом самых резких нападок»,— писала 2 декабря 1840 года газета «Монитёр де Театр». В самом деле, изображение Наполеона рядом с собственной могилой, приуроченное к перенесению праха императора со Святой Елены, было сочтено проявлением самого дурного вкуса. Однако пьеса интересна не только этим, но и тем, что в ней «публика вновь узрела знаменитого Шовена, некогда, в эпоху Реставрации, столь могущественного и столь славного»1". Названием своим пьеса обязана знаменитому сатирическому журналу, который с ноября 1839 года выпускал Альфонс Карр (сочинявший все статьи самолично)112. Обложку этого малоформатного издания украшали одна или несколько очень искусно нарисованных ос с грозным жалом. Именно этих ос через год после основания журнала авторы пьесы вы-

""Bayard J.-F., Dumanoir Ph. Les Guepes, revue melee de couplets, representee pour la premiere fois a Paris, sur le Theatre du Palais-Royal, le30novembre 1840. Paris: Hennot, 1841. "' Moniteur des Theatres. T. 3. № 1. 2 decembre 1840. P. 1. 112 Karr A. Les Guepes. Paris: Michel Levy freres, 1858. T. 1—6.

==64 Часть первая. Поиски Шовена вели на сцену театра «Пале-Руаяль». Поскольку Альфонса Карра «разлучили с его садом, его осами, его возлюбленными и отправили (...) на дежурство в национальной гвардии», осы поневоле оказываются на положении безработных; им некого жалить, разве что—надеется одна из них—какой-нибудь клиент посетит их на дому. Так и происходит: пьеса представляет собою настоящее обозрение; перед публикой предстают самые различные персонажи, как-то: цирковой Пьеро, г-н Габело (разбогатевший ресторатор, друг природы и гонитель железных дорог), биржевой игрок, булочник Мякиш, бастующие рабочие, шарлатан-врач, оперный черт Вакханалий и, наконец... Шовен. «Осы» помогают понять, посредством каких механизмов Шовен, персонаж по преимуществу смешной, становится в то же самое время образцом для подражания и в чем заключается двойственность вызываемого им смеха. На сей раз перед нами Шовен в возрасте; это старый гренадер, который появляется на сцене, распевая: Французский солдат, сын безвестных крестьян. В ответ раздается общий смех; каждый стремится подшутить над Шовеном: ПЬЕРО (поет): На поле брани я солдата Вот этого не лицезрел... ВСЕ Ха-ха-ха! <...) ПЬЕРО Ступай же, старый простофиля!.. ЧЕРТ (смеясь) Он Беранже споет нам браво... Спой Беранже нам, старица. (Все смеются).

Новобранцы и ветераны

==65 ШОВЕН Вы все смеетесь над Шовеном... Вам на Шовена наплевать. КОКЕТКА Да, шовинизм, папаша, устарел. Итак, вот фон, на котором был впервые произнесен неологизм «шовинизм»: пародийное переиначивание знаменитого припева из водевиля «Солдат-земплепашец»"3 и ссылка на песни Беранже. Шовен выслушивает все эти сарказмы со спокойствием, достойным уважения. Смейтесь-смейтесь, отвечает он, смеялись и до вас, и признается в том, что он издавна встречает повсюду одну несправедливость: «...наступил мир, вот Шовен никому больше и не нужен, вот злобные газетчики и сочинители водевилей, господа в канареечных перчатках, и принялись над ним насмехаться...» Он объясняет, почему так случилось: «...так уж вышло... я толковал про свои времена... (намек на гравюру Шарле, но Шовен, изображенный Шарле, оплакивает не славу, а жизнь в казарме), черт подери! Другого-то утешения у меня не было... это, сударь, все равно что религия...»"4 Таким образом, в «Осах» более ясно, чем в «Гирлянде», вырисовывается фигура старого маразматика, бывшего солдата наполеоновской армии, предающегося восторженным воспоминаниям о временах Империи. Одновременно проясняется и специфика шовинизма: «Это все равно что религия». Что же это за религия, кредо которой составлено из непристойных романсов пьянчужки, воспевающего похоть и насилие? Религия Государства-нации, созданная на потребу воюющему народу. Хранитель этой догмы и всех ее таинств, Шовен выслушивает упреки в том, что он говорит вздор: 113 «На поле брани я солдата // Вот этого не раз встречал» — Francis (Allarde M.-F., baron d'), Brazier N., Dumersan T.-M. Les Moissonneurs de la Beauce ou Ie Soldat-laboureur. Op. cit. Sc. XIV. ^Bayard J.-F., Dumanoir Ph. Les Guepes. Op. cit. Sc. IX. P. 11. Ср. соответствующую гравюру Шарле. 3 Ж. де Пюимеж

==66

Часть первая. Поиски Шовена ЧЕРТ Рифмуешь ты, глупец, сраженья И о победах донесенья. ПЬЕРО Рифмуешь воинские лавры КОКЕТКА И триумфальные литавры Бойцов, не знающих сомненья... Шовен отвергает обвинения, подчеркивая «парадигматическую» ценность своих речей: «...это может пригодиться позже, чтобы подбодрить других...» Однако можем ли мы утверждать, что болтливый инвалид и «молокосос», приобщающийся к социальной жизни посредством триппера, дешевого красного вина и боевого крещения, говорят об одном и том же? Да, можем. Родство обоих персонажей не вызывает сомнения—в жилах новобранца Шовена течет та же кровь, что и в жилах старого вояки: «...мой внук, малыш Шовен... парнишка,

которого я воспитывал на бюллетенях Великой армии... он, конечно, не богатырь... но зато отличился при Мазагране, вот оно как!»"5 Таким образом, благодаря повторению обрядов Шовеновой «религии» героизм передается из поколения в поколения; с помощью боевого крещения «парнишка» продлевает действие эпопеи и постепенно приближается к раз и навсегда установленному идеалу—типу старого солдата, образцового француза, воплощением которого служат на разных этапах своей карьеры-инициации Шовен-дед и Шовен-внук. Себя старый Шовен тоже зовет «парнем из императорской гвардии»; в сущности, перед нами один и тот же персонаж, смеш115

Мазагран—крепость в Алжире, где в 1840 году сто тридцать французов с успехом противостояли многотысячной арабской армии под командованием Абд аль-Кадера. Их подвигу, разумеется, было посвящено бесчисленное множество литографий, поэм и патриотических песен.

Новобранцы и ветераны ==67 ной, но пленительный в облике «парнишки», облагороженный и вызывающий, помимо насмешек, еще и уважение в облике «старого солдата». Хотя этот «парень» и называет сам себя «старым хрычом», его нельзя не уважать. «Смеетесь вы,— предупреждает Шовен,—но пусть придет беда...» Все покатываются со смеху: «Мы счастливы, а беды—ерунда». Внезапно, однако, раздаются барабанный бой и пушечные выстрелы; на самом деле и то и другое связано с возвращением на родину праха Наполеона, однако все действующие лица решают, что началась война, и пугаются. Среди общей паники Шовен преображается; вместо старого инвалида перед нами возникает молодой гренадер с ружьем наперевес: «Нет! Тысяча чертей! останьтесь... (восторженно) Всё как прежде! Шовен силен, а Франция бессмертна! (...) Парней, как я, вам нужно триста тысяч». Таков Шовен—вечная и неизменная опора беспечной и безалаберной родины. «Парень», служащий воспроизводству и сохранению расы и ее добродетелей, одновременно готов дать отпор любым врагам Франции. Итак, персонаж, поначалу встречаемый раскатами смеха, предстает в конечном счете героем истории, искупителем тех пороков и слабостей, в которые нацеливают свое жало осы. Шовену их жало не грозит; он в очередной раз доказывает свою неотразимость: КОКЕТКА (появляется в виде осы и с волнением приближается к Шовену) Такого храбреца ужалить!.. Нет!.. О Господи! Да что со мною!.. Не знаю я, что говорю!... Ее крылья и жало падают на землю. Она испускает крик и убегает, чтобы появиться в финале... в виде маркитантки: ПЬЕРО Ну а теперь, подружки осы, Вам жало отложить пора! з*

==68 Часть первая. Поиски Шовеиа

КОКЕТКА (появляется в виде маркитантки) Мне жало нужно сохранить, Чтоб им противника разить... Однако женщиной я стала; Причиной этому — Шовен, И с ним останусь я навеки. ШОВЕН (беря ее за руку) Отлично сказано, пошли. Это и есть наш Шовен—гротескный, но неотразимый. А Франция в очередной раз оказывается обязана всеобщим миром милитаризму, воинственности и ксенофобии: стоит появиться Шовену, как все распри прекращаются! С внутренними конфликтами покончено: отныне осы станут жалить одних лишь иностранцев. Дальнейшее свое существование в XIX веке Шовен продолжает в виде болтливого старика. После 1860 года появляются две песни, названные его именем; одна принадлежит Гюставу Надо, а другая—Полю Авенелю. «Шовен» Гюстава Надо116 обыгрывает ту же двусмысленность (смешное/почтенное), которая отличала шовинизм раньше, и выводит Шовена в виде старого солдата наполеоновской армии, делящегося своим опытом с молодежью. Он потрясает слушателей рассказом о своей эпопее, сливающейся с эпопеей Наполеона: В шестнадцать лет родных покинул И в путь отправился пешком, Ушел раздетый, босиком, И десять лет терпел нужду он, Но стал капралом наконец!.. 116

Nadaud О. Chauvin // Chansons de Gustave Nadaud. 8е ed., augmentee de 39 chansons nouvelles. Paris: Henri Plon, 1870. P. 82—84.

Новобранцы и ветераны ==69 Шовен участвует в революционных войнах, в итальянской и египетской кампаниях, доходит вместе с императором до Москвы: Как государь его великий, Шовен судьбы игрушкой стал, «Нет, он не умер!» — с этим криком Под стол в трактире он упал. Под влиянием хмеля старик впадает в транс, словно Пифия. Опьянев, молодые крестьяне и старый хрыч падают на землю и там сливаются в любви к отечеству, проникнутой хтоническим язычеством: Как на родной земле прекрасно, Шовен, лежать рука с рукой. Ностальгию по Империи и наполеоновским войнам, умело используемую пропагандой Бадингё"7, воплощает также и Шовен из песен Поля Авенеля—поэта, который был убежденным противником режима Наполеона III и «шовинистских вояк»"8. Однако здесь Шовен, герой милитаристской пропаганды, впервые предстает без маски. Авенель беспощадно и язвительно демонстрирует, что своим воинственным и бессмысленным патриотизмом герой-плебей обманывает невежественный народ, а своим бахвальством ведет страну к гибели. Умело манипулируя восторженным воякой, правители используют его для оправдания действий, выгодных исключительно им самим. Так, Шовен помогает скрыть от народа истинную подоплеку военной

экспедиции в Китай (1858—1860), предпринятой в интересах крупного капитала и в реальности лишь усугубившей нерешенные социальные проблемы:

117

Прозвище Наполеона 111, которым охотно пользовались при Второй Империи его политические противники (в действительности так звали каменщика, в платье которого принц Луи-Наполеон Бонапарт сбежал в 1846 г. из форта Ам, куда был заключен за попытку государственного переворота).— Примеч. переводчика. " Avenel P. Les Casse-tete//Avenel P. Nouvelles chansons politiques. Paris: Armand Ie Chevalier, 1870. P. 55.

==70 Часть первая. Поиски Шовена Народ напрасно против ига ропщет, Погонщики глухи к его мольбам. Шовен ему нашел дела в Китае, Мундир заставил спешно натянуть, — Ведь сей народ бессмысленный считает, Что ради славы он пустился в путь (bis). Налоги тяжкие плодят десятки нищих, Но займы крупные текут в страну рекой, А золото для шовинизма — пища, Не худшая, чем барабанный бой. Солдатам нынче крупно повезло, Но для страны их процветанье — зло! 119 Устами простодушного грубияна Шовена говорит пропаганда режима, который обманывает, среди прочих, и самого пропагандиста. Однако престиж Шовена отныне непоколебим; этот солдат превратился в неотъемлемый элемент существования страны, в объект поклонения; отныне он—святой Шовен, чьи достоинства неизъяснимы: Святой Шовен Империю Вторую Все хвалит: для французов это рай! <...) Но без улыбки слышать не могу я, Что эта же Империя есть мир! <...) Святой Шовен — апостол Петр ныне, И с верующих подать он берет: Наполеона Первого в гордыне Он всемогущим Господом зовет. Вслед за своими предшественниками Авенель изображает Шовена болтливым стариком-солдатом, однако вместо того чтобы восхищаться этим старым воякой, подвергает его пол-

119

LEmpire et la Paix // Avenel P. Nouvelles chansons politiques Op. cit. P. 26—27.

Новобранцы и ветераны ==71 ному и безоговорочному осуждению. Сочувственная ирония уступает в его стихах место отвращению и горечи пацифиста, обличающего обман, на который идут сторонники войны: Старик, ты жалкая скотина, Хотя и носишь ты мундир; Пускай ты обошел весь мир, О славе нету и помина; Тебе и старость не в докуку; Доволен ты своей судьбой! Бей, барабан! Вперед! За мной! Война — отличнейшая штука! 120 Очевидно, что в данном случае перед нами полная противоположность тем произведениям, где старый хрыч предстает героем и последнее слово остается за ним. Однако прежде чем нашелся хотя бы один автор, дерзнувший возвысить голос против этого странного героя, прошло немало времени. Мы наблюдали за старением Шовена; что же касается его смерти, то ее изобразил в одном из своих рассказов Альфонс Доде121. Здесь Шовен в очередной раз заставляет зубоскалов замолчать и предстает достойным не столько насмешки, сколько уважения. Он воплощает в себе дух Франции, и чем большие несчастья обрушиваются в 1870 году на его родину, тем более величественным и трогательным становится образ старого солдата, гибнущего в уличной перестрелке в период правления Парижской Коммуны. У Доде рассказчик встречает Шовена незадолго до обнародования эмской депеши, приведшей к франко-прусской войне. Шовен здесь—«несносный глупец», «человек раздражительный», «с низким лбом, упрямый и ограниченный», вечно

120

Chauvin, air du «Vieux drapeau». Chanson de Paul Avenel S d.; то же см. в сб.- La Chanson francaise du XV au XX"" siecle, avec un appendice musical. Paris: La Renaissance du livre, 1912. P. 278—279 (здесь песня напечатана как анонимная). 121

D а и d е t A. La mort de Chauvin // D a u d e t A. Les Contes du lundi (1873). Geneve: Edito-Service, 1968.

==72 Часть первая. Поиски Шовена

пьяный, плохо слышащий и плохо видящий, буйный безумец, «требующий войны во что бы то ни стало». Общаясь с ним, рассказчик мечтает, чтобы «этот жуткий призрак скрылся как можно скорее». Однако, добавляет он, после первых августовских поражений французов «Шовен перестал казаться мне таким уж смешным»; «разговаривать с ним стало даже приятно». Пруссаки осаждают Париж, и Шовен постепенно превращается из забавного старикашки в фигуру поистине грандиозную: «Душа этого героического простофили в конце концов вселилась во всех нас (...) Всякий парижанин подтвердит: без Шовена Париж не продержался бы и недели». После капитуляции Париж оказывается во власти корыстолюбия и. ненависти. Шовен пытается сплотить сограждан, внушить им надежду на реванш, но «никто его не слушает». После провозглашения Коммуны «Париж попадает во власть рабов»; статую Наполеона сбрасывают с верхушки Вандомской колонны под хихиканье пруссаков: «Ха-ха-т, гаспа.дии. Шафен». Затем наступает «кровавая неделя» 22—28 мая, в Париж входят версальцы. С криком «Да здравствует Франция!» Шовен бросается вперед, оказывается между войсками и баррикадой, представители обеих противоборствующих сторон стреляют в него, и он падает замертво, «сраженный взаимной ненавистью». Доде кончает рассказ краткой эпитафией этой «жертве наших гражданских войн»: «То был последний француз». Многие черты роднят этого позднейшего Шовена с его предшественниками. Он выглядит не совсем неотесанным, но по-прежнему раскатисто произносит «р», превознося «Фррранцию» и «фррранцузское знамя», чем доказывает свое деревенское происхождение. Поскольку поначалу Шовен выглядит простонапросто хвастливым дураком, возникает ощущение, что автор стремился нарисовать безжалостную карикатуру, однако затем, точно так же как в водевиле «Осы», грубая скотина превращается во вдохновенного защитника отечества. Наконец, Шовен, носитель имперских воспоминаний, выступает здесь примирителем нации, раздираемой политическими страстями.

Портреты героя ==73 Следует подчеркнуть, что Шовен, впервые предстающий у Доде в роли мученика, умирает не на поле боя, а от руки своих мятежных, сбившихся с пути соотечественников. Этот «последний француз» уносит с собой в могилу тайну «французскости»—неуловимой смеси тупости, агрессивности, ненависти к иностранцам и армейского духа, выражающихся в шумных восклицаниях с деревенским акцентом. 00.htm - glava05 Портреты героя Французский солдат, сын безвестных крестьян... Известная песня, использованная в «Осах» Баяра иДюмануара (1840) Изображения Шовена в песнях, водевилях и гравюрах с самого начала связаны между собой теснейшим образом. В подписях под гравюрами используются строки из песен или реплики из популярных пьес, однако нередко происходит и обратное: поэты и/или драматурги используют темы популярных литографий. Эти переплетения и взаимные отражения зрительных и слуховых образов придают темам и персонажам огромную пропагандистскую мощь: ведь картинки понятны даже неграмотным. Благодаря изобретению литографии подобные способы пропаганды получили в эпоху Реставрации особенно большое распространение. В это же самое время сформировался новый стиль, служивший разом и художественным и полемическим целям,—стиль прогрессистских и народных картин и гравюр на военные темы. Работами в этом жанре прославилась группа парижских художников и граверов, родившихся в эпоху Революции и Империи и воспитанных в уважении к идеалам 1793 года и

наполеоновских войн. Эти художники воспевают не монархов и генералов, но солдата, причем солдата этого они в новую эпоху массовых национальных войн наделяют атрибутом, на который прежде имели право претендовать только Господь и государи,—славой.

==74 Часть первая. Поиски Шовена Ломени описал в своей «Галерее современников» своеобразную атмосферу, царившую в мастерской Ораса Берне: «Это не была классическая мастерская, заставленная греческими или римскими слепками; не была это и мастерская романтическая, полная средневекового хлама; это была мастерская по преимуществу солдатская. Стены сверху донизу были увешаны картинами, напоминавшими о военной славе Республики и Империи; на них был изображен во всевозможных нарядах и всевозможных обстоятельствах французский солдат»12". Художники, изображающие солдат,—художники партийные, «ангажированные». Все они—люди весьма скромного происхождения; исключение составляет один лишь Орас Берне, чьи отец, дед и прадед—все трое художники—принадлежали к числу людей состоятельных и жили на широкую ногу (отец Ораса, Карл Берне, получал приглашения на охоту от герцога Орлеанского и был вхож в салоны Сен-Жерменского предместья). Отец Шарле был драгуном в республиканской армии, а мать, крестьянка, рано оставшаяся вдовой и воспитавшая сына одна, обожала Наполеона. Белланже в шестнадцать лет поступил учеником в мастерскую Гро и Шарле и проработал там пять лет, а в двадцать два года записался добровольцем в национальную гвардию. Все эти художники, включая Берне (чей отец в нужный момент проникся любовью к Бурбонам, но большую часть жизни проработал при Империи, которую и прославил в своих полотнах), разделяют новые идеи и поклоняются императору. Пропагандисты одной, совершенно определенной партии, все они принадлежат к левому крылу либералов. Они—республиканцы, тоскующие по Империи, в чьей славе они, по выражению Эдгара Кине, своего единомышленника, видят «украшение свободы». Явная любовь к этой «свободе» сосуществует в их сердцах с еще более явной любовью к казарменному существованию, к 122

Lomenie L. de. M. Horace Vernet// L о men ie L. de. Galerie des contemporains illustres par un homme de rien. Paris: A. Rene, 1982. P. 1—2 (курсив мой).

Портреты героя ==75 мундирам и военной дисциплине. Они питают глубоко французское пристрастие к эгалитарной, но цезаристской демократии, которую легитимируют героизм и слава, воплощенные в харизматическом лидере. Многие из них—кавалеры или офицеры ордена Почетного легиона123, некоторые сами служат в армии. В любом случае они всегда—и в мастерских, и в казармах, и в военных походах, куда они отправляются вслед за войсками,—окружены солдатами. Орасу Берне в Алжире отдают воинские почести, которым позавидовал бы генерал. Шарле после Июльской революции становится капитаном гренадерской роты национальной гвардии. Больше того, он председательствует на заседаниях дисциплинарного совета своего легиона; секретарем при нем состоит Бенжамен Аппер, а капитаномдокладчиком—Лоран Пьер де Жюссье, автор «Симона из Нантюа». И надо заметить, что этот «друг народа» с большим рвением участвует в подавлении рабочих волнений. После 1834 года он даже получает повышение: его производят в командиры батальона «в награду за храбрость и усердие»,

проявленные при усмирении восставших. «Я люблю свободу,—пишет он в эту пору,—но свободу красивую, мудрую и сильную; свободу же, которая бегает по улицам, заляпанная грязью, я не признаю». Эти либералы—сторонники порядка; Шарле, убежденный бонапартист, полагает, что свобода хороша, «если ее то и дело усмиряют ударом хлыста». Цезаризм прекрасно уживается с демагогией, и, прикрываясь высокопарными фразами, художники, о которых мы ведем речь, умело потакают самым низким и пошлым вкусам своей публики. Они громко и внятно заявляют о своем антиинтеллектуализме. «Игра в кегли с угольщиком мне куда милее, чем разговоры о живописи»,— пишет Шарле. Когда речь заходит о внешней политике, все эти художники только и делают что призывают к войне (при Второй империи эту тради-

1а3

Верне стал кавалером ордена Почетного легиона в 1825 г., а в 1862 г. был произведен в великие офицеры ордена; Шарле вошел в число кавалеров в 1831 г., Белланже (родившийся позже двух предыдущих художников)—в 1861 г.

==76 Часть первая Поиски Шовена цию продолжили карикатуристы из «Шаривари», в частности Хам, заимствовавший у них фигуру Дюма/не). За их постоянными призывами к войне под предлогом необходимости «пересмотреть договоры 1815 года» или «цивилизовать» Алжир стоит страстное желание вновь пережить наполеоновскую эпопею, на фоне которой проходило их детство. Шарле, обысканный, как и Кине, властями Июльской монархии, тем не менее, подобно великому историку, не мог смириться с тем, что власти эти отказываются затевать военные авантюры—в частности, не желают развязывать войну ради решения Восточного вопроса. «Наша внешняя политика приводит меня в отчаяние»,—признается Шарле; свою ярость он выражает сексуальными метафорами с антисемитским душком: «Наши петухи превратились в куриц—безносых, бесхвостых и бесполых. Это стадо подлых спекулянтов (...) народец маклеров без патентов». Единомышленники Шарле иллюстрируют и поддерживают не только «национального поэта» Беранже, но и Бартелеми и Мери, издателей журнала «Немезида», в котором и проза, и стихи дышат ненавистью ко всему, что не отвечает идеалам Франции деревенской и воинственной. Художники, о которых мы говорим, печатаются в «Карикатуре», затем в «Шаривари», но этим их деятельность не ограничивается: Раффе иллюстрирует знаменитую «Историю Наполеона» Норвена (1827—1828), тьеровские «Историю Революции» и «Историю Консульства и Империи», «Алжир» Леона Галибера, а также сочинения Поля де Кока. Привилегированный статус военной тематики в послереволюционной Франции обеспечивает всем этим художникам беспримерную популярность. В глазах современников Шарле, Раффе, Белланже, Орас Берне—могучие гении, пророки современности и, вослед поэту Казимиру Делавиню и сочинителю песен Беранже, выразители чаяний нации, которая, как выясняется, рождена для войны и ценит дисциплину ничуть не меньше равенства. Что бы ни изображали эти и подобные им художники— армию времен Революции и Империи, экспедиции в Испанию, Алжир, Крым или Италию, а в

Портреты героя ==77 более поздние времена—поход в Китай и, наконец, злосчастную авантюру 1870 года, следствием которой стали призывы к реваншу, продолжающие традицию 1815 года,—в центре их работ всегда оказывается рядовой солдат, старый или молодой, но в любом случае воплощающий в себе «народ», или, по позднейшему выражению, «исконную Францию». Рядовой солдат выступает здесь в роли самого полного воплощения национального характера—французской веселости (выражающейся в неумеренном пристрастии к спиртным напиткам и постоянной готовности приударить за представительницами прекрасного пола) и французской furia (ярость, неистовство.—итал.). Между тем именно этими качествами уже в самых первых песнях обладал не кто иной, как Шовен. Таким образом, неверно было бы видеть в изображениях грубого и тупого солдата антимилитаристскую или пацифистскую карикатуру. Сходство Шарле, этого «солдатского Гомера»'24, с анонимным сочинителем «Поэтических сочинений Шовена», чьи песни он иллюстрирует гравюрами, доказывает, что дело обстояло совсем иначе. Шовен, конечно, смешон, но смех, который он вызывает,—это «добрый» смех, каким смеются над детьми, «неиспорченными» дикарями или «народом» (в каком-то смысле тоже ребенком), чью трагикомическую, жалостливую и воинственную эпопею создают Беранже, Шарле и Мишле. Шовен смешон? Castigat ridendo mores (смехом бичует нравы.—шт.). Больше того, поскольку сама комичность его фигуры служит ему защитой, он может безнаказанно проявлять свойства, которые афишировать не принято: грубить, пьянствовать, жаждать насилия, бахвалиться своими сексуальными подвигами и любовью к нации, радоваться военной бойне, как празднику. Недаром роялист Фортюне Мезюре писал о Шарле в своем сатирическом словаре под названием «Ривароль 1842 года»: «Именно таланту этого художника все солдаты Республики и Империи, санкюлоты и вояки в медвежьих шапках, обязаны своим апофеозом—-наполовину гротескным, наполовину величе12-1

Balzac H. de. Les Paysans (1844). Geneve: Edito-Service, 1967. P. 53

==78 Часть первая. Поиски Шовена ственным. Его карандаш достоин того, чтобы быть выставленным в Доме Инвалидов (...)»125. Самый тонкий и самый безжалостный разбор этих художников и их продукции принадлежит Бодлеру. Ораса Берне, «художника сугубо национального», «чьи произведения украшают хижину бедного селянина и мансарду веселого студента, гостиные самых скверных публичных домов и дворцы наших королей», Бодлер называет «военным, занимающимся живописью». Успех Берне объясняется не качеством его искусства и тем более не его сатирической мощью, но исключительно его урапатриотизмом. «Я ненавижу этого человека,— продолжает Бодлер,—потому что картины его—это не живопись, а нескончаемая и умелая мастурбация, раздралсение французского кожного покрова; (...) впрочем, он толкует вам о вашей славе, и все дело именно в этом»126. О Шарле, которого он презирает, Бодлер также говорит, что слава его носит «истинно французский характер»; «это художник, применяющийся к обстоятельствам, и оголтелый патриот, а гению оба эти качества противопоказаны.

(...) Всей своей славой он обязан исключительно Франции и культу солдата. Шарле всегда пресмыкался перед народом. (...) Рисунок Шарле редко бывает правдив; зато он всегда льстив по отношению к обожаемой художником касте. На свете нет ничего прекрасного, доброго, благородного, любезного, умного, кроме солдата. (...) Шарле утверждает, что молодой солдат и старый гренадер— венцы творения. Нет никаких сомнений, что рисунки Шарле не карикатуры, но дифирамбы и панегирики, настолько извращенные понятия о своем ремесле имел этот человек. Простодушные грубости, которые Шарле вкладывает в уста своих новобранцев, не лишены известного обаяния, которое делает им честь и вызывает со125

Me sure F. Le Rivarol de 1842, dictionnaire satyrique des celebrites contemporaines, par Fortunatus. Paris: Au bureau du «Feuilleton mensuel», 1842. P. 49 (статья «Шарле»; курсив мой).

126

Baudelaire Ch. De M. Horace Vernet: Critique d'art, salon de 1845 // Baudelaire Ch. CEuvres completes. Geneve: Edito-Service, 1982. Т. 4. P. 200.

Портреты героя ==79 чувствие к тем, кто их произносит. Они напоминают водевили, где деревенская речь крестьян усыпана самыми трогательными и остроумными неправильностями. У всех персонажей таких пьес сердца ангелов и головы академиков, вот только грамотность подкачала»12'. Читатель, надеюсь, простит мне эту длинную цитату: бодлеровский жесткий разбор самых почитаемых художников эпохи как нельзя лучше помогает прояснить суть дела. Эжен Делакруа, к чьему мнению по вопросам, касающимся изящных искусств, следует прислушаться, принадлежал к числу восторженных поклонников Шарле и считал, что этого художника необходимо причислить «к величайшим людям нашей страны»; тем не менее его оценка солдат, изображенных Шарле, недалека от бодлеровской: «Это вовсе не карикатуры, это настоящие портреты, разве что изображенные на них люди безымянны; впрочем, Шарле случается порой в своих остроумных подписях дать своим персонажам имена и тем оживить их окончательно»128. Одного из таких персонажей мы знаем; его зовут Шовен. Итак, безвестный крестьянин Шовен обязан своим появлением на свет отнюдь не деревенскому фольклору, но среде сугубо парижской: песням, водевилям и военной живописи. Художники стали изображать Шовена одновременно с некоторыми другими новобранцами, чья будущность оказалась менее блестящей; все эти персонажи действовали в сериях картинок, близких к нашим комиксам. Началось все с «Жизни одного солдата» Ораса Берне—пяти гравюр, опубликованных в 1819—1821 годах и рассказывающих о приключениях юного Гриве; затем, в 1826 году, Раффе нарисовал своего «Жана-Простака». Наконец, еще позже, между 1839 и 1842 годами, Шарле выпустил серию «Гражданское, политическое и военное жизнеописание капрала Валентина», названную по 127

Ibid. P. 281 (курсив мой).

128

Delacroix E. Lettre a Theophile Silvestre, du 31 decembre 1858 // Lettres de Eugene Delacroix (1815— 1863), recueillies et publiees par M. Philippe Burty. Paris: Quentin, 1878. P. 297—298, 237.

==80

Часть первая. Поиски Шовена образцу «Политического и военного жизнеописания Наполеона» Арно: ее обложку украшала виньетка в виде «скрещенных костыля и деревянной ноги, привязанных к кресту Почетного легиона и окруженных двумя лавровыми ветвями»"9. Все рассказы о похождениях этих молодых солдат, невежественных и отважных, строятся по одной и той же модели. Герои—юные крестьяне. Их призывают в армию, и они, вырванные из привычной среды, пугливые и необразованные, постепенно приобщаются к военной жизни (мундир, казарма, дежурства, учения, пьянки, боевое крещение) под руководством старых вояк, передающих им свой опыт и свои идеалы. Молодые солдаты делом доказывают, что они достойны своих обожаемых старших товарищей; за отвагу в бою они получают либо звание капрала или даже лейтенанта, либо орден. И наконец, покрыв себя славой, они возвращаются в родную деревню, чтобы жениться и посвятить себя сельскохозяйственному труду. Именно этот путь—тот же, что у Фанфана-Тюльпана,— проделывает не только в театре, но и на гравюрах Шовен; впрочем, ни один альбом и ни одна серия не посвящены ему лично. Дело в том, что образ Шовена имеет по преимуществу литературную природу. Тем не менее, в постоянно происходившем обмене темами и образами между песней, гравюрой и водевилем он играл самую активную роль. Уже первое графическое изображение Шовена—рисунок Шарле 1824 года, на котором наш герой залечивает в военном госпитале легкое венерическое заболевание,—не что иное, как иллюстрация песни. В альбоме литографий Шарле, вышедшем в 1830 году, Шовен, взобравшись на холм, указывает рукой на французскую армию, растянувшуюся по бесплодной алжирской равнине, и восклицает: «Как это далеко от милого Фалеза. И яблонь не найдешь в злосчастном сем краю». Упоминание родного Фалеза здесь так же существенно, как и в «Трехцветной кокарде», где в весьма близких обстоятельствах тоже описывается тоска деревенского парня по родным местам. Продукla<)

La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T. 2. P. 349.

Портреты героя ==81 ция Шарле близка многочисленным гравюрам 1830 года, изображающим похождения Шовена в Алжире («Отведал он верблюда», «Сюда, друзья, вот дей алжирский!», «Ах, вот наконец и они, эти любезные французы!», «Марс, увенчанный победой», «Невинность в алжирском серале» и проч.). Литографии Шарле «Первый выстрел» и «Второй выстрел» появились в 1824 году, и авторы «Трехцветной кокарды», хотя и не ссылаются на них впрямую, безусловно обыгрывают их в своем водевиле. Сходным образом и литография Белланже «Черт! Дюмане, толкай—не то я упаду!» появилась раньше, чем пьеса, в которой этот эпизод разыгрывается в лицах. Водевиль просто-напросто перенес в экзотическую обстановку сераля знакомые сцены с участием деревенского соблазнителя, а затем эстафету вновь приняли создатели литографий: появилась, например, гравюра Форе, действие которой происходит уже в алжирских декорациях: «Черт, Дюмане, скорей: я тут поймал султаншу!» Кстати, удивительно, что критики не смогли распознать в герое этих гравюр такую значительную особу, как Шовен. Полковник де Ла Комб, друг Шарле и великий знаток его творчества, в биографии художника, опубликованной в 1856 году, упоминает Шовена один-единственный раз, хотя этот герой представляет собой, вне всякого сомнения, самое значительное «создание» Шарле. На литографии «С землячкой будь настороже» Ла Комб видит всего-навсего «молодого солдата», «с грустным видом сидящего возле печки», но с Шовеном его не отождествляет; тот же «молодой солдат», по его мнению, изображен в «Первом выстреле» и «Втором выстреле». В персонаже, произносящем: «Как это далеко от милого Фалеза»,—Ла Комб видит не Шовена, а некоего безымянного «солдата-пехотинца». Наконец, такой превосходный исследователь творчества Белланже, как Аделин, описывает гравюру «Черт! Дюмане, толкай—не то я

упаду!» (1829) следующим образом: «Дюмане с приятелем приходят на ферму; приятель, которому фермерша назначила свидание, пытается влезть к ней в окно, фермерша тянет своего кавалера за шиворот, а Дюмане его подсаживает и от натуги даже

==82 Часть первая. Поиски Шовена теряет свой кивер»130. Впрочем, тут дело, скорее всего, в том, что Аделин писал эти строки в 1880 году, когда узнать в необученном новобранце Шовена, после 1845 года превратившегося с легкой руки Араго в старого наполеоновского солдата, было уже практически невозможно. Шарле часто изображает Шовена, не называя его по фамилии, однако в уста других своих персонажей он эту фамилию порой вкладывает. Так, гравюра № 20 из «Гражданского, политического и военного жизнеописания капрала Валентина» изображает молодого солдата Валентина в обществе сапера, который явно пытается разными недостойными способами выманить у новобранца деньги на выпивку. «Сапер, бейте терц131... и платите по счету. Гоните медяшки... Я вам не дружище Шовен, приятель г-на Ораса Берне и г-на Шарле, шутников, которые уверяют, будто мы таскаем за собой клетки с канарейками и угощаем господ саперов... Гоните монету»,— говорит Валентин, намекая на «Фантазии» того же Шарле и на многочисленные песни, в которых молодой Шовен угощает более опытных солдат, а те нещадно им помыкают. На другой литографии старый вояка, отводя в сторону новобранца, который собирается драться на дуэли с другим молодым солдатом, называет его по фамилии: «Я француз, ты француз, он француз, мы французы, Шовен, дело можно уладить»13'2. Очень интересный эпизод из истории воспитания молодого Шовена изображен на гравюре Жоффруа «Гарнизонные воспоминания: прогулка в Дом Инвалидов», опубликованной 15 июня 1845 года в «СенКантенском листке» («Journal de Saint-Quentin»). Солдат, знакомящий молодого солдата с Домом Инвалидов, показывает ему высокого израненного человека, погруженного в чтение газеты. «Видишь, Шовен, вон того увечного храбреца? Все свои ранения он получил в '^Adeline J. Hippolyte Bellange et son ceuvre. Paris: A. Quentin, 1880. P. 83 (курсив мой). 11J

Терц—три карты одной масти подряд.—Примеч. переводчика. ^Charlet N. Т. Fantaisies (1824—1827) // La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T. 2. № 567. P. 296.

Портреты героя ==83 один-единственный день, еще под Ваграмом, под командой Малыша.— Какого Малыша? — Маленького капрала.— Послушай, сержант, ведь выпади ему еще один денек вроде этого, что бы от него осталось?—Слава, дурень!» Шовен здесь совсем молодой и несмышленый, он только-только приехал в Париж из родной деревни и даже не знает, кто такой «Малыш»; он еще не научился уважать отважных бойцов, и сержант пытается внушить ему почтение к их подвигам. Эта литография представляет на фоне почти деревенского пейзажа— сада при Доме Инвалидов—трех типичных

французов разных возрастов: Жана-Простака, опытного солдата и старого вояку, причем здесь, как и на литографиях Шарле и Белланже, легкая насмешка не может скрыть дидактических намерений автора131. В «Нравственном и философическом алфавите для малых и больших детей», опубликованном Шарле в 1835 году, две буквы, С и В («Сожаления» и «Воспоминания»), посвящены Шовену. На первой гравюре мы видим юного Шовена в мундире; он ест скудную казарменную пищу и грустит об оставленном родном доме. Надпись под картинкой гласит: «Добряк Шовен скучает по домашней похлебке с салом. „Когда же,—думает он,—кончится срок моей службы?"» На второй гравюре Шовен вернулся на родную ферму, он постарел, на ногах у него сабо, на голове соломенная шляпа (но зато на плечах военные эполеты). Шовен провожает глазами войсковую часть, проходящую по дороге. На заднем плане тачка с заступом и соломенная крыша фермы, иначе говоря, необходимые компоненты условного академического изображения деревенской жизни. Надпись гласит: «Пресытившись домашним салом, Шовен вспоминает 61-й полк; хорошее было времечко, думает он, у меня только и было забот, что дежурства, поверки, смотры, караулы и учения... Я был свободен и счастлив». Удивительное признание! Мы уже видели, что Шовен '^Geoffrey J. Souvenirs de garnison: Promenade aux Invalides, lithographic par Moreau. Saint-Quentin, 1845 (Journal de Saint-Quentin. 13juin 1845).

==84 Часть первая Поиски Шовена совершает героические поступки, движимый не патриотизмом, а бессознательными порывами; теперь же нам открывается другая, не менее любопытная сторона его личности: выясняется, что он любит покоряться, повиноваться. В «Трехцветной кокарде» он, как мы видели, бросался в бой не из любви к армейской жизни, а из боязни попасть на гауптвахту. Теперь же обнаруживается, что армейская жизнь доставляла ему удовольствие. Ненависть к чересчур умным, отличавшая самого Шарле, оказывается присуща и его созданию. Идеальное воплощение той «характерной для французов неодолимой тяги ощущать себя пешками и повиноваться диктатуре»134, о которой писал Бодлер, Шовен не любит ситуации, в которых ему приходится мыслить самостоятельно, и плохо переносит груз свободы. Человек беспокойный, как и весь народ, чьи любовные и воинские достоинства он воплощает, он тем не менее рад повиноваться старшим по званию и делает это с величайшим усердием. Впрочем, именно эта нарциссическая покорность внешней воле и придает ему величие: он становится безвестным творцом величия Франции не потому, что участвует в мятежах, а потому, что с удовольствием подчиняется приказам, смысл которых от него ускользает. «Он совершил подвиги, хотя даже не помышлял об этом,—говорит Бодлер о французском народе.—Он совершил их, потому что ему так велели»45. Итак, у вымышленного персонажа песен и гравюр якобы карикатурной направленности не было реального прототипа—солдата по фамилии Шовен и по имени Никола. Больше того, приходится констатировать, что кроме скромного деревенского происхождения мало что роднит Шовена—литера134

Baudelaire Ch Mon coeur mis a nu // Baudelaire Ch. CEuvres completes. Op. cit. T. 4. P. 45.

135

Baudelaire Ch. Critique d'art// Baudelaire Ch. (Euvres completes. Op. cit. T. 4. P. 201.

Портреты героя

==85 турного героя и персонажа литографий со старым инвалидом, фанатиком-патриотом, которого словари и энциклопедии называют отцом «шовинизма». Напротив, персонаж песен, водевилей и гравюр—не старый израненный боец, а трусоватый молокосос. Поэтому ясно, что биографические изыскания можно прекратить. Сам анонимный создатель образа Шовена признает, что если у этого персонажа и был прототип, то это не отдельная личность, а социальный тип: молодые солдаты, совсем недавно поменявшие родные фермы на казарму, а нередко и на отдаленные поля сражений. Выбор же весьма распространенной фамилии Шовен объясняется если не простым случаем, то каким-нибудь анекдотом. Быть может, так звали приятеля или, наоборот, врага сочинителя «Поэтических произведений», и он, желая подшутить или отомстить, назвал Шовеном глупого и хвастливого новобранца? А может быть, автор стихов в самом деле был знаком с молодым солдатом по фамилии Шовен и списал с него своего героя (Шарле и Берне посещали казармы; отчего же не предположить, что и наш таинственный поэт бывал там?). В таком случае можно утверждать почти наверняка, что крестьянин-новобранец по фамилии Шовен поразил его своей легковерностью и бахвальством. Конкретные детали личной жизни этого солдата, любопытной лишь своей банальностью, для целей нашего исследования несущественны. Напротив, речи его, также не соответствующие тому, что мы ожидали от него услышать, исходя из энциклопедических статей (неумеренный реваншистский патриотизм, слепое поклонение Наполеону), представляют для нас огромнейший интерес. На примере Шовеновых рассуждений, в которых женскому полу, насилию и восхвалению покорности уделено гораздо больше места, чем любви к родине, мы узнаем, каким образом безвестный крестьянин приобщался к армии, к войне, а через них—к Франции. Причем действие, произведенное этими рассуждениями на публику, не может не поражать. Судя по всему, чтобы стать приемлемыми для публики, Шове-

==86 Часть первая. Поиски Шовена новы речи, отличающиеся отвратительной вульгарностью и пошлостью, прославляющие пассивное повиновение и покорность деревенской скотины, должны были преподноситься читателю под покровом смеха, а затем претерпеть в памяти читателей и слушателей целый ряд изменений. Вызывая смех, Шовен проповедует, по словам Пьера Ларусса, «догматы патриотической веры»136, а также, возможно, ее невысказанный подтекст, о котором никто не осмелился бы говорить всерьез, ибо гордиться им затруднительно, но который Шовену, простодушному молодому новобранцу или старому тупому пропойце, позволительно обнажать совершенно безнаказанно. Впрочем, нельзя сказать, что свои откровения он выкрикивает в одиночестве, рискуя не быть услышанным. Еще до появления «Трехцветной кокарды» и рассмотренных нами литографий бесконечная череда водевилей прославляла достоинства новобранцев крестьянского происхождения и тем подготовила шумное появление на свет нашего героя. 00.htm - glava06 Военно-аграрный водевиль Земля нас щедро одаряет: Солдат, любовник, землероб В полях французских собирают И лавра ветвь, и хлеба сноп.

Франсис, Бразье, Дюмерсан. Бостш жнецы, или Солдат-землепашец (1821). Явл. XXV Ни одного исследования, посвященного водевилю как жанру, не существует. Факт сам по себе удивительный: ведь с 1815 по 1830 год в Париже было сыграно 1300 водевилей. Цифра эта огромна, особенно по сравнению с 369 комедиями, 280 мелодрамами, 200 комическими операми и 172 трагедия136

Larousse P. Chauvinisme // Grand Dictionnaire universel du XIX* siecle. Op. cit. T. 3. P. 4.

Военно-аграрный водевиль ==87 ми, представленными тот же период. Водевилей, таким образом, было сыграно в четыре раза больше, чем мелодрам, и почти на три сотни больше, чем пьес всех остальных жанров вместе взятых137. К этому следует еще добавить, что по числу представлений водевили, как правило, в четыре или в пять раз превосходили самые знаменитые классические трагедии и комедии. Еще в конце XVII века Буало видел в водевиле (а в ту пору водевилем называли просто-напросто ритурнель) проявление французского характера: «Насмешливый француз придумал водевиль»118. Теофиль Готье, нередко оценивавший этот жанр более чем критически, в конце концов отдал ему должное: «Это форма национальная по преимуществу. Трагедию придумали греки, комедию—римляне, драму—англичане или немцы, водевиль же принадлежит нам, и больше никому»139. Франция так срослась со своими водевилями, что дала основания Бодлеру написать с презрением: «Почти повсеместно люди убеждены, что француз значит водевилист»40. Разом и хроника политических событий, и завуалированная сатира на власть или дифирамб ей, водевиль стремится потрафить и патриотическому, и военному тщеславию. Он не только воплощение Франции, но и речь о Франции, и его темпераментные куплеты способствуют созданию подлинного национального ритуала. Лучшим доказательством этого утверждения служит то обстоятельство, что иностранцы, побывавшие 137

Статистические данные заимствованы из кн.: Albert M. Les Theatres des boulevards, 1789—1848. Paris: Societe francaise d'imprimerie et de librairie, 1907. P. 285.

138

Boileau-Despreaux N. LArt poehque (1674). Pans: Nouveaux classiques Larousse, 1972. P. 60 (II, 182).

Ритурнель — припев.—Примеч. переводчика. i^Gautier Т. La Presse. 22 septembre 1845 // Gautier T. Histoire de 1'art dramatique en France depuis vingtcinq ans. Geneve: Slatkine Reprints, 1968. T. 1. P. 117. '^Baudelaire Ch. Critique d'art, Salon de 1845//Baudelaire Ch. (Euvres completes. Geneve: Edito-Service, 1982. T. 4. P. 200.

==88 Часть первая. Поиски Шовена

в Париже, превосходно осознавали эту особенность водевиля141. Так, датский писатель Хейберг, открывший для себя водевиль во время своего приезда в Париж в 1820 году, по возвращении на родину попытался внедрить этот драматический жанр в родную словесность. Между тем Хейберг был отнюдь не юморист, а философ-гегельянец, эстет и патриот. Теоретиком водевиля он сделался потому, что увидел в нем форму искусства, способную увлечь целый народ и содействовать укреплению датского патриотизма142. Водевилисты составляют небольшую и сплоченную группу. Все интересующие нас водевили принадлежат перу нескольких десятков парижских авторов. Авторы эти бывали в одних и тех же салонах, состояли в одних и тех же ассоциациях и песенных обществах, самым знаменитым из которых был «Погребок», посещали одни и те же кафе, где в спешке, целыми командами сочиняли свои пьесы. Порой их даже связывали узы родства: так, Баяр приходился племянником самому прославленному из водевилистов, Эжену Скрибу. Водевилисты сочиняют свои пьесы, рассчитанные на коммерческий успех, на скорую руку и так же на скорую руку ставят их в театрах, которыми зачастую сами же и руководят; хотя многие из этих театральных «промышленников» носят аристократические имена, по сути дела все они принадлежат к числу парижских буржуа, или, если употребить пейоративное, снижающее определение, к числу филистеров, обывателей. Водевиль совершенно чужд и даже враждебен романтическому духу (хотя чужд он и классической традиции, по сравнению с которой он—искусство глубоко вульгарное). Водевиль—полная противоположность созданиям одинокого гения. Он—торговый продукт, коллективное изделш, задуманное и выполненное двумя, пятью, а подчас даже десятью «ав141

См., напр.: Morgan S., lady. France. London: Henri Colburn, 1817. Т. 1—2; Bertier de SauvignyG.de.La France et les Francais vus par les voyageurs americains, 1814—1848. Paris: Flammarion, 1982. P. 189—198.

142

См.: Gravier M. Vaudeville francais et vaudeville scandinave // Revue de la Sodete d'histoire du theatre. Onzieme annee. 1959. № 4. P. 301—314.

Военно-аграрный водевиль ==89 торами»; действие его перемежается куплетами на мелодии известных и модных песен. Наши водевилисты—не идеологи. Конечно, среди них есть люди, связанные с политикой более тесно, чем другие. Скриб—почти карикатурное воплощение «золотой середины» Луи-Филиппова царствования. Мерль, напротив,—убежденный сторонник Бурбонов. Однако в большинстве своем водевилисты готовы поставить свое перо на службу всякому, кто оказывается у власти, и прославляют всех правителей с одинаковым пылом. С одной стороны, они продолжают древнюю традицию угодничества перед монархом, с другой, производство водевилей—индустрия сугубо современная, ибо авторы адресуют их самой широкой публике и заботятся в первую очередь о получении выгоды. Водевилисты—пионеры той массовой литературы и массового драматического искусства, появление которых предвещал Токвиль. Итак, в эпоху Реставрации и при Июльской монархии водевиль способствовал распространению и расцвету шовинизма, сыграв примерно такую же роль, какую в Англии конца века, как показал Хобсон, сыграл мюзик-холл в процессе насаждения джингоизма143. Популярность водевиля—свидетельство значительных перемен, происшедших с театральной публикой после Революции. На смену просвещенным любителям пришла широкая публика, на что с сожалением указывают главные театральные критики того времени, среди прочих Жюль Жанен144. В состав этой широкой публики входят представители всех классов общества, вплоть до опрощающихся аристократов. Смешение

разных классов, вместе вкушающих вульгарные радости, придавало этим представлениям, адресованным всему народу целиком, подчеркнуто национальный характер. 143

Hobson J. A. The Psychology of Jingoism. London: Grant Richards, 1901. P. 3—5. (Джингоизм— агрессивный патриотизм.—Примеч. переводчика.) 144

См., в частности: Janin J. Debureau, histoire du theatre a quatre sous. Paris: Librairie Charles Gosselin, 1982. P. 12, 13, 259, 260.

==90 Часть первая. Поиски Шовена Публика, посещающая такие представления, не помнит или не знает правил классической драматургии, но зато обладает чрезвычайно обостренной чувствительностью к вещам иного рода. Она так же политизирована, как и те спектакли, на которые она ходит. Поэтому авторы водевилей презирают единство времени и места, равно как и романтические вольности: их цель—«заинтересовать массы»145, а те эмоции, на которые они рассчитывают, вызывает у толпы в первую очередь пылкий и воинственный патриотизм. В результате гвоздем репертуара становятся пьесы «пиротехнические и военные». Вправе ли историк опираться на литературные и драматические источники, столь далекие от реальности? Водевили— грубые и примитивные пьесы, рассчитанные на солдат и кухарок и представляющие собою нечто среднее между кукольным театром и песенными обозрениями,—конечно, воспроизводят многие подлинные черты своего времени или, по крайней мере, некоторые из них. Однако кладя в основу своих пьес совершенно неправдоподобные волшебные сказки, в которых добро побеждает зло благодаря вмешательству Провидения, авторы водевилей искажают реальность, изображают ее в призрачных тонах, как будто с помощью кривого зеркала из деревенского аттракциона. С другой стороны, они выполняют и дидактическую функцию—помогают французам пережить поражение 1815 года, тешат их военное и патриотическое тщеславие, пробуждают добрые чувства, радуют публику счастливым разрешением международных, социальных и эмоциональных конфликтов. Следовательно, эти коллективные, почти анонимные сочинения, где авторская индивидуальность неразличима ни в условном, почти канцелярском языке, ни в стереотипных ситуациях, отнюдь не могут считаться просто-напросто отраясениями современного им общества, каковыми поспешили их объявить авторы конца XIX века. Тем не менее водевиль сам по себе является важной составной частью нового общества и в этом качестве представляет 145

Granges Ch.-M. des. La Comedie et les moeurs sous la Restauration et la monarchic deJuillet, 1815—1848. Pans: Fontemoing, 1904. P. 76.

Военно-аграрный водевиль ==91 для историка немалый интерес. Если водевили и не рисуют нам правдивой картины общественной жизни, из них можно извлечь ценнейшую информацию о заботах, ощущениях и глубинных фантазмах

людей ушедшей эпохи. Франция, мечтающая о национальном единстве и социальном мире, рисует в водевилях свой собственный агрессивно-нарциссический портрет. Оптимистически приукрашивая реальность, водевиль, согласно определению Лентийяка, который, в свою очередь—и это весьма симптоматично—использует название некоего школьного учебника, исполняет роль «моралистического трактата в лицах»146. Подобно народным романам на языке «ок», исследованным Э. Ле Руа Ладюри, водевили сочиняются «писателями-буржуа (...) для зрителей-простолюдинов»147, но также и для буржуазии, которую всякий раз радуют и созерцание общества, во исполнение ее желаний прекратившего внутренние распри, и снисходительная критика смешных изъянов этого общества. Именно водевилю мы обязаны появлением новых героев народной культуры XIX века: г-на Сплетника, г-на Ястреба, г-на Голубя, г-на Гого, Робера Макера, гризеток и лореток, над которыми во всей своей красе возвышается Шовен, впрочем отличающийся от них самым радикальным образом, ибо он не просто карикатура. И тем не менее шовинизм очень тесно связан с жанром водевиля. Кичливый и смехотворный, моралистический и вульгарный, он самое законченное выражение грубого и шумного зрелища, наиболее адекватного французскому национальному характеру. В 1819 году на сцене Олимпийского цирка была представлена анонимная мимодрама (по-видимому, сочиненная Франкони и Поне) под названием «Солдат-землепашец»148. Шла она с таким успехом, что в январе 1821 года в цирке сыграли 146

Lintilhac E. Histoire generale du theatre en France. T. 5. P. 303. 14' L e Roy Ladurie E. LArgent, 1'Amour et la Mort en pays d'Oc. Paris: Seuil, 1980. P. 175. 148

Le Soldat-laboureur, mimodrame en un acte represente pour la premiere fois, a Paris, sur le Theatre du Cirque Olympique, le 10 mars 1819, anonyme. Paris: Pages, 1819.

==92 Часть первая. Поиски Шовена ее продолжение—пьесу «Солдат-фермер, или Добрый помещик»149. А в сентябре того же года в театре «Варьете» был представлен водевиль Франсиса, Бразье и Дюмерсана «Босские жнецы, или Солдатземлепашец»'50, триумф которого затмил успех двух предыдущих пьес. В 1823 году тема получила продолжение в спектакле «Землепашец, или Все для короля, все для Франции!»151. Таким образом, эта эпоха, предшествующая появлению Шовена, оказалась решающей для закрепления основных лейтмотивов, с ним связанных. Мимодрама 1819 года, в которой символические пантомимные сцены перемежаются с одиночными репликами и короткими диалогами, призванными подчеркнуть ударные места, изображает возвращение солдата к труду на земле, настоящий обряд перехода от шпаги к плугу. Этот переход, равно как и переход, совершающийся в обратном направлении—от плуга к шпаге, и составляют центральную тему подобных пьес, причем и то и другое показывается в них очень и очень подробно. Сцена всякий раз представляет двор фермы, на котором сложены, порой у подножия лаврового дерева, символа воинской славы, различные сельскохозяйственные орудия. 149

Franconi-jeune H.,Ponet (Portellette L.). Le Soldat-fermier, ou le bon seigneur, mimodrame en un acte, faisant suite au «Soldat-laboureur», represente pour la premiere fois a Paris, sur le Theatre du Cirque Olympique, le ISjanvier 1821. Paris: Martinet, Hocquet. 1821.

150

Francis (A llarde M. F., baron d'). Brazier N., DumersanT.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou le Soldatlaboureur, comedie villageoise melee de couplets, representee pour la premiere fois sur le Theatre des Varietes le I" septembre 1821. Paris: Tresse, Delloye («Босские жнецы» оставались в репертуаре не меньше двух десятков лет; в 1840 году публика еще помнила куплеты из пьесы; ср. в цитировавшемся выше водевиле «Осы»: «На поле брани я солдата...»). '^Theaulon (Lambert M.-E. de), Dartois (Artois, A. d'). Ranee de. Le Laboureur ou tout pour le Roi, tout pour la France! Comedie en un acte et en prose, representee a Paris, sur le Theatre Francais par les Comediens ordinaires du Roi, le 14 aodt 1823, veille de la fete de S. M. Paris: Huet, 1823.

Военно-аграрный водевиль ==93 Если плуг не присутствует на сцене при поднятии занавеса, его торжественно вносит туда целая свита, символизирующая плодородие,—крестьянки и крестьяне, пыщущие здоровьем и силой, в сопровождении многочисленных детей. Этот сакральный предмет украшен цветами и колосьями. Нередко хлебопашец, возвратившись с войны, прикрепляет к плугу вместо лемеха свою шпагу. Магическая природа плуга, служащего источником изобилия и опорой государства, дает основания уподоблять его скипетру, что и делает Жан, герой водевиля «Землепашец, или Все для короля, все для Франции!», представленного впервые по случаю дня святого Людовика, тезоименитства короля Людовика XVIII, 24 августа 1823 года. Плуг—знак оплодотворяющей власти и благородства землепашца, кормильца нации, который гордо знакомит проезжих помещиков со своей генеалогией: «Здешние земплепашцы, господа, имеют предков точно так же, как и вы; если вы завоевали славу в кровавых войнах с помощью ваших шпаг, нам не однажды случалось завоевывать ее в борьбе против голода и недорода с помощью нашего плуга. Ваши предки честно и храбро защищали страну, наши щедро кормили ее плодами своих трудов». Таким образом, в данном случае теория славной наследственности третьего сословия, сформулированная впервые Огюстеном Тьерри152 и развитая затем Жорж Санд, берется на вооружение и повторяется слово в слово монархической пропагандой. Достоинства землепашца служат поводом для поразительного консенсуса между Жаном и королем: «Этот простой землепашец—член моей большой семьи (...) он мне такой же близкий родственник, как и самый знатный дворянин моего королевства»'51. Сам Солдат-землепашец—фигура столь же символическая, что и его плуг. Его сценический облик описывается подроб15а

См. особенно: Dix ans d'etudes historiques. 2е ed. Paris: Just Tessier, 1836. P. 4, 14 (в этой книге собраны статьи, печатавшиеся около 1820 года в газете «Censeur europeen»). '"Theaulon, Dartois, Ranee de. Le Laboureur... Op. cit. Sc. V.

==94 Часть первая. Поиски Шовена

нейшим образом: «На нем серые холщовые штаны и гетры, солдатский колпак, форменная куртка с крестом Почетного легиона; на плече он держит заступ»154—именно в таком виде этот герой изображен на анонимном эстампе 1821 года «Солдат-землепашец»155. Его легко узнать по соединению характерных атрибутов: символического сельскохозяйственного орудия, элементов мундира и боевой награды. Другая гравюра, принадлежащая Мартине, изображает актера Лепентра в роли Солдатаземлепашца: одетый точно таким же образом, с крестом на груди, он шагает по полям с заступом на плече'56. Наконец, еще на одной гравюре, на сей раз снова анонимной и уделяющей меньше внимания деталям, Солдат-землепашец, одетый точно таким же образом, стоит, опершись правой рукой на заступ, а левой указывает на кормилицу-землю157. Так же, как Шовен из «Ос», «французский солдат, сын безвестных крестьян», Солдат-землепашец из одноименных водевилей, выходя на сцену, сразу объявляет о своих корнях. Вот, например, что говорит Франкёр из «Босских жнецов»: Настал час мира и порядка, С полком своим иду домой, Тирлимбомбой, и проч. <...) Доволен малым я достатком И счастливо машу киркой... Тирлимбомбой, и проч. Но сердце замирает сладко При звуках песни полковой, 154 Francis, Brazier N., Dumersan T.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou Ie Soldat-laboureur. Op. cit. Sc. IV. 155

(Anonyme). Le Soldat-laboureur. A Paris, chez J. Marchand, dessinateur et graveur, proprietaire Editeur du Cours d'Etudes de paysages, rue Saint-Jacques, № 30. 1821.

156

Martinet. Lepeintre, Role de Francoeur dans «Les Moissonneurs». 1821.

157

(Anonyme). Lepeintre, theatre des Varietes, Role du Francoeur dans «Les Moissonneurs». 1821.

Военно-аграрный водевиль ==95 Тирлимбомбой, и проч. Я предан родине, ребятки, И за нее пойду я в бой. Тирлимбомбой, и проч. 158 Оправдание своего нынешнего образа жизни солдат-землепашец видит в отказе от праздности и в проповеди утилитаристской морали: Живу в своем родном краю я И краю пользу приношу: Порой я за него воюю, Порой я землю здесь пашу. Французы без земли тоскуют, Поля родные им нужны. В войну Франкёр за них воюет И сеет хлеб, коль нет войны159. Солдат-землепашец Франкёр тешит себя воспоминаниями о былых победах; он любит рассказывать о своем славном прошлом односельчанам-жнецам. Жнецы, эти добродушные, надежные и плодовитые сельскохозяйственные пролетарии, исполняют в пьесе одновременно роль хора и символа плодородия. Их появление в явлении VI имеет явный аллегорический смысл: «Мужчины выходят в блузах и сабо; женщины— в шерстяных юбках и полотняных чепчиках; одна из них несет ребенка на спине, другая ведет его за руку. Тяжело ступая, они приближаются к авансцене»160. Интрига не отличается новизной. Военный невысокого звания, у которого на память о войне остались крест Почетного легиона и шрам на лбу, возвращается в родную деревню, где встречает недоброжелательный прием со стороны особ не менее символических, чем он (интендант, адвокат, 158 Francis, Brazier N., Dumersan T.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou le Soldat-laboureur. Op. cit. Sc. VII. 159

Ibid. Sc. IV.

160

Ibid. Sc. VI.

==96 Часть первая. Поиски Шовена торговец), развращенных деньгами, торговлей и городской жизнью. Узнанный какой-нибудь знатной особой (королем, принцем или офицером), которому он некогда спас жизнь на поле боя, Солдатземлепашец благодаря заступничеству этого человека, который обязан ему жизнью и достаточно могуществен, чтобы восстановить справедливость, получает то, что причиталось ему по праву. В «Босских жнецах» роль этого высокопоставленного лица играет полковник Селиньи, приехавший в родные края Франкёра, чтобы купить землю. Узнав солдата, он затягивает песню, пользовавшуюся в ту пору, пожалуй, не меньшей популярностью, чем «Колонна» Дебро: На поле брани я солдата Вот этого не раз встречал,— ту самую, которую двадцать лет спустя авторы водевиля «Осы» переиначили и вложили в уста Пьеро, насмехающегося над Шовеном'6'. После чего Франкёр повествует о подвиге, за который он получил крест Почетного легиона. Эту сцену иллюстрируют две гравюры Ипполита Белланже. На первой изображен Франкёр-Лепентр в военном кителе и в солдатском колпаке (и то и другое ему очень к лицу); прижав руку к груди, он рассказывает о том, как спас жизнь Селиньи. Кругом простираются плодородные поля, стоят горшки с цветами, лежат сельскохозяйственные орудия (заступ и грабли); все вместе создает вполне идиллическую атмосферу. На фоне этой Аркадии рассказ о подвигах героев и ужасах войны производит особенно сильное впечатление. Но именно ради того, чтобы отстоять это скромное благополучие среди изобильной природы, и совершают защитники национальных ценностей свои героические поступки. Деревенская Франция, тучная и жизнерадостная, сулит тому, кто способен ее оплодотворить, неисчислимые наслаждения—вот главный смысл гравюры'62. 161

«На поле брани я солдата // Вот этого не лицезрел» — «Осы», явл. IX. ^Bellange H. Le Soldatlaboureur. Paris, lithographic de J. Marchand.1821.

Военно-аграрный водевиль ==97

На второй гравюре Лепентр-Франкёр в гетрах, форменной куртке и солдатском колпаке изображен в окружении матери, полковника де Селиньи и его жены; поднеся левую руку к груди с левой же

стороны, а правой показывая на лежащий на земле заступ, он восклицает: О родина! Спасен твой верный сын163. За его спиной простирается пшеничное поле. В глубине и слева в поле трудятся жнецы. На гравюре изображен кульминационный эпизод пьесы. Солдат-землепашец Франкёр рассказывает о происхождении шрама, украшающего его чело. Целый день он участвовал в тяжелейших боях и уже под вечер, заметив гусарского полковника, на которого подло напали сразу четыре неприятельских солдата, бросился ему на помощь. Вот как рассказывает об этом сам герой: Ему удар грозит: Вся кровь во мне кипит. На помощь я бегу, Себя не берегу. В ответ на поздравления боевых товарищей, которые спешат оказать ему первую помощь, Франкёр восклицает: Перевяжите, братья, кровь течет, Но спас я жизнь французу, офицеру! О родина! Спасен твой верный сын! (ter). Бывшие обидчики просят прощения у Солдата-землепашца, доказавшего свою принадлежность к числу образцовых граждан, чей героизм преодолевает социальные барьеры, унаследованные от Старого порядка. Больше того, Солдатземплепашец удостаивается признания со стороны благодар163

Be Hang ё H. Patrie! Patrie! c'est un de plus pour toi. Paris, lithographic de Engelmann. 1821.

4 Ж. де Пюимеж

==98 Часть первая. Поиски Шовена ного аристократа, и это особенно важно, так как главная тема пьесы—единство нации. Полковник Селиньи объясняет Франкёру, солдату Революции и Империи, что как бы ни изменялась политическая расстановка сил, высшей и непреходящей ценностью для французов остается Франция. Публике же Селиньи объясняет, кому обязана страна всеобщим примирением: Солдат за родину сражался, Затем стал землепашцем он, С врагами раньше храбро дрался, А после дома оказался, — Он здесь друзьями окружен. В финальных куплетах превозносятся французские добродетели, торжествующие в Аркадии, где Природа с четкостью часового механизма наделяет своих сынов разнообразными благами: Земля нас щедро одаряет: Солдат, любовник, землероб В полях французских собирают И лавра ветвь, и хлеба сноп164. Причем не подлежит сомнению, что в данном случае перед нами не просто риторическая конструкция, унаследованная от руссоистского сенсуализма; все эти радости в самом деле пленяют, волнуют и смущают говорящих; за театральными восторгами различимо истинное наслаждение, которое испытывают герои водевилей и когда оплодотворяют землю, и когда удовлетворяют свои националистические и милитаристские страсти. Четыре названных нами пьесы—отнюдь не исключение из правила. Напротив, они, как и гравюры, продолжают бога-

164

Francis, Brazier N., Dumersan T.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou Ie Soldat-laboureur. Op. cit. Sc. XXV.

Военно-аграрный водевиль ==99

тейшую традицию. Жанр их—новый, но вовсе не лишенный корней,—военно-аграрный водевиль. Ближайшие предки этих пьес, многие черты которых они унаследовали,—деревенские комедииводевили, придуманные Фаваром в середине XVIII века, и простонародные пьесы, введенные в моду Ваде и Леклюзом. Простонародные пьесы—новый драматический жанр, возникший вскоре после 1750 года; действовали в этих пьесах персонажи из народа—жители городских предместий или деревень. Сочинители таких пьес охотно прибегали к грубому жаргону, широко использовали арго или местные наречия; такие же словечки мы встречаем в песнях Шовена или в упомянутых нами водевилях. Герои простонародных пьес, базарные торговцы и торговки, близки к старым солдатам и маркитанткам из пьес «военных». Нравы у них такие же простые и чистые. Они так же любят с руссоистским пылом превозносить сельские добродетели и заниматься морализаторством, весьма далеким от реальности. Вослед Руссо и философам пьесы Фавара осуждают сословия, ничего не производящие,—праздных помещиков, а также слуг, судейских, торговцев, восхваляют же они труд и добродетели, приобретенные и развившиеся благодаря скромной жизни на лоне природы, вдали от развратных городов. Театральные крестьяне Фавара, наследники геснеровских пастухов и мольеровских слуг, обитающие в благодатной сельской местности, где царит гармония, и занятые исключительно собственными любовными переживаниями, передали Солдатам-землепашцам и крестьянкам, за которыми они ухаживают и на которых женятся, свою ходульность. С другой стороны, от сварливых торговок и неотесанных деревенских парней из пьес Ваде и Леклюза—персонажей, чьими словечками в XVIII веке восхищался двор,—и пришедших им на смену маркитанток, караульщиков и ломовых извозчиков наши герои унаследовали грубость выражений. Таков двойной источник военного и деревенского «популизма», который— вполне обоснованно—раздражал Бодлера в водевилях и гравюрах Шарле. 4*

==100 Часть первая. Поиски Шовена Уже у Фавара рядом с пастухами, а порой и вместо них появляются в качестве персонажей жнецы, причем это не праздные дворяне, переодетые селянами и беседующие между собой в «античных»

декорациях, но деятельные и неотличимые друг от друга работники—переходный этап от Селадона и Дафниса к неотесанному Франкёру. Кстати, именно эти персонажи составляют компанию Франкёру в «Босских жнецах», причем их песня: За дело принимайся! В поля живей ступай! На поле отправляйся И жатву начинай'65, — вне всякого сомнения, представляет собою не что иное, как парафраз хора из «Жнецов» Фавара: Из дома выбирайся За жатву принимайся166. По примеру фаваровских героев наши землепашцы-патриоты, сельские философы, унаследованные авторами XIX столетия от драматургов XVIII века, нередко чередуют в пределах одной и той же фразы самые книжные конструкции с самыми условными простонародными неправильностями. Кроме того, они, как и родственные им «добрые дикари», обожают читать мораль окружающим и занимаются этим неустанно. Но на этом сходство кончается. Ибо от фаваровских крестьян Солдат-землепашцев отделяет настоящая пропасть. Мало того, что физический труд пахаря не имеет ничего общего с элегантной ленью пасторальных пастухов, он вдобавок лишен того праздничного, хореографического характера, каким наделена жатва у Фавара (правдивую и мрачную картину этого жалкого изнурительного труда первым сумеет нари165

Francis, Brazier N.,Dumersan T.-M. Les Moissonneurs de la Beauce, ou Ie Soldat-laboureur. Op. cit. Sc. VI.

166

Favart Ch.-S. Les Moissonneurs. Paris, 1768. Acte I, sc. II.

Военно-аграрный водевиль ==101

совать Милле). Веселость жнецов, выходящих на поле с песнями, резко контрастирует с серьезностью землепашца, призванного исполнять славный обряд—патриотическое оплодотворение национальной почвы. Но еще важнее другое отличие: в классической пасторали (будь она хоть трижды простонародной) нашим землепашцам нет места, потому что все они прежде всего солдаты, беспощадные воины, пехотинцы самой грозной армии в мире. Все они: и старые солдаты, покрытые рубцами от ужасных ран, и новобранцы, которым еще только предстоит быстро закалиться в бою,— мечтают о синяках и шрамах, обожают армейскую дисциплину и военную славу. Может ли быть чтонибудь более нелепое, чем солдат в Аркадии? И тем не менее факт остается фактом: французам, самой милитаризированной нации Европы, удалось изобрести идиллию в лосинах—жанр странный, новый, поражающий иностранных наблюдателей. Во всех этих пьесах, точно так же как в сериях эстампов Шарле, Берне и Раффе, мы обнаруживаем общую повествовательную структуру. Действие происходит либо в казарме, либо в деревне; на наших глазах солдат либо возвращается в родной дом, либо покидает его, призванный в армию; непременная любовная интрига основывается на том, что соперником солдату служит отталкивающий персонаж: слуга, управляющий из соседнего замка, адвокат, нотариус, приказчик из мясной или бакалейной лавки. Как и в «Трехцветной кокарде», в центре пьесы неизменно находятся пары: любовь-война и армия-пахота. Пьеса рассказывает одновременно и о переходе от одной из этих форм деятельности к другой, и об их сходстве, о логических узах, которые связуют их вплоть до полной нераздельности.

Жизнь героя сводится к двум метаморфозам: превращению из солдата в землепашца и из землепашца в солдата (других амплуа ему не дано); таким образом происходит его истинное приобщение к Франции. Этот обряд перехода всегда отмечается шумными торжествами. Мы уже видели, как Шовен в «Трехцветной кокарде» покидает родную ферму, чтобы исполнить свой долг в Алжире; напротив, для Франкё-

==102

Часть первая. Поиски Шовена ра патриотический долг заключается в том, чтобы, отстояв страну от врагов, прокормить ее в мирное время. Тема эта многократно обыгрывается как самим Солдатом-землепашцем, так и его окружением. «Коль ты за родину сражался, ее ты должен накормить!»—утверждает крестьянин из водевиля Поля де Кока (1837)167, а пятнадцатью годами раньше, в комедии 1821 года «Батрак», примерно то же самое говорил маркиз де Форлис: Я рад, друзья, вам сообщить, Что я крестьянином доволен: Работать он умеет в поле, Его умеет защитить168. В 1819 году, одновременно с постановкой «Солдата-землепашца», поэт Эмиль Дебро сочиняет в продолжение своей песни «Праздник Святого Людовика в деревне», в пору создания которой он был еще монархистом, песню «Вперед, Фанфан-Тюльпан». Фанфан-Тюльпан здесь превращен в фермерабонапартиста, который после долгих военных лет возвращается в родные края: Теперь я отдыхаю Под крышею родной, Я розу поливаю, А лавр всегда со мной169. Главной составляющей того обряда перехода, о котором мы ведем речь, служит, как и в «Трехцветной кокарде», бое167

К ос k P. de, Varin (V oil-in Ch. de), Desvergers (Chapeau A-). Le Tourlourou, vaudeville en cinq actes, represente pour la premiere fois sur le Theatre du Vaudeville le 2 septembre 1837. Acte I, sc. I. Пьеса эта написана по мотивам романа Поля де Кока «Новобранец» (К о с k Р. de. Un tourlourou. Paris: G. Barba. 1837). 168

Brazier N.,Dumersan T.-M. Le Valet de ferme, comedie en un acte, melee de couplets, representee pour la premiere fois a Paris, sur le Theatre des Varietes le 18juillet 1821. Paris: Quoy. 1821. Sc. XXVII. 169

Debraux E. En avant, Fanfan la Tulipe (1819) // Chansons populaires de France. Paris: Libraire du Petit Journal, 1865. P. 27.

Военно-аграрный водевиль ==103

вое крещение, в ходе которого героя поднимают на смех, так как у него начинается ужасный понос— единственная (и вдобавок быстро исчезающая) слабость, на какую он имеет право. Мы видели, что подобное несчастье приключалось и с самим Шовеном (сцена эта многократно изображалась на эстампах и в песнях) и что в следующем бою он искупал первоначальную трусость безграничной отвагой. В 1843 году папаша Гаргус, покрывший себя славой девяностотрехлетний инвалид, герой пьесы Дюмануара и Араго «Солдатский игорный дом», расссказывает о собственных подвигах такого же рода170. Всякий новобранец, подобно Шовену, облачившись в мундир, начинает утрачивать природное простодушие; постепенно освобождаясь от региональных и социальных особенностей, он взрослеет и становится французом—тут-то и наступает пора боевого крещения. До начала военной службы, срок которой семь лет, солдат не знал ничего, кроме родной деревни, которую скорее всего никогда не покидал; лишь попав в казарму и приняв участие в иностранных походах, этот необразованный крестьянин начинает воспринимать Францию как единое целое, как идею. Солдат—носитель деревенских добродетелей, свободный, однако, от мишуры традиций; французом его делает аккулъпурация, совершающаяся в результате службы в армии. Примерка мундира, учения и дежурства в казарме, пьянки в гарнизоне, знакомство с воинской моралью, переезд из деревни в город, а затем и за границу, боевое крещение... все это этапы приобщения к Франции, благодаря которым невежественный и неотесанный юный дикарь, новобранец, Жан-Простак, превращается после долгих лет службы, по возвращении на родную ферму, в носителя частицы национальной славы. Гордый своим престижем, о котором свидетельствуют и его мундир (или даже орден), и властный тон, усвоенный в казарме, он, оказавшись дома, делится своим опытом с односельчана^"Dumanoir (Pinel Ph.-F.),Arago E. Brelan de troupiers, comedie vaudeville en un acte, representee pour la premiere fois a Paris, sur le Theatre du Palais Royal, le 9 octobre 1843. Paris: Detroux, 1843.

==104 Часть первая. Поиски Шовена ми, которые с его помощью также начинают ощущать себя жителями не только родной деревни, но и всей Франции. Уходит в армию нормандский, овернский или босский молодой крестьянин, возвращается же из армии не просто взрослый мужчина, а француз—по-прежнему крестьянин, но лишившийся всех своих региональных особенностей. Учась достойно идти на смерть, солдат одновременно научается прожигать жизнь, ничего и никого не бояться и без устали атаковать противника, женщин и бутылку. Постепенно из отдельных черточек складывается портрет настоящего француза — образцового сына и образцового солдата, храбреца, соблазнителя и пьяницы, исчерпывающая характеристика которого звучит следующим образом: «Он славе друг, он враг водице»171. Этот идеал француза наполеоновских времен, готового отдать жизнь за мелкие радости вроде возлияний или удовольствия носить военную форму, был слишком хорош, чтобы люди, жившие при последующих режимах, с ним расстались; превозносить его продолжали в течение всего XIX века. Именно такой герой выведен в интересующих нас пьесах. Понятно, что прекрасные чужестранки не могут устоять перед осаждающим их Новым Человеком. Семью годами раньше, чем одалиски из «Трехцветной кокарды», желание познакомиться с превосходными французскими воинами изъявляют знатные испанские барышни, героини пьесы «Прощание на границе». Миролюбивый дон Гобес

живописует французских вояк в самых устрашающих красках, однако юные испанки не только не испытывают ни малейшего страха, но, напротив, начинают пылать еще большей страстью к сверхмужчинам, известным им только по рассказам 172 171

Desaugiers M. -A., dentil de С h a v a g n a c J.-M. Vadeboncccur ou Ie retour au village, vaudeville en un acte, represente a Paris, sur Ie Theatre du Vaudeville Ie mardi 16 aout 1822. Paris: Barba, 1822. Sc. XXI.

172

Brazier N., Carmouche P., Courcy F. Les Adieux sur la frontiere, a-propos-vaudeville, a 1'occasion du retour de S. A. R. Mgr Ie due d'Angouleme, represente pour la premiere fois a Paris, sur Ie Theatre des Varietes en decembre 1823. Paris: Huet-Barba, 1823.

Военно-аграрный водевиль ==105 Что же касается француженок, то они мечтают о союзе с истинным французом, а таковым может быть только человек в военной форме. В «Двух свадьбах»—водевиле, прославляющем женитьбу герцога Беррийского на сицилийской принцессе,—прекрасная фермерша Тереза, влюбленная в бывшего наполеоновского солдата Храбреца, соглашается отдать ему свою руку, только если он вернется в военную службу. Поцеловать Терезу Храбрецу удается, лишь облачившись, по просьбе возлюбленной, в мундир ее брата173; ведь француз без мундира—не француз. Именно по этому национальному костюму французы узнают друг друга. В одном нравоучительном романе, вышедшем при Второй империи, эта мысль сформулирована со всей возможной прямотой: «Раз носишь мундир, значит, ты француз»174. Француз по преимуществу, Солдат-землепашец—именно тот, кто и после увольнения из армии не снимает военной формы. Приобщенный казармой к Франции, он до могилы остается «в строю». Даже за плугом Солдат-землепашец ощущает себя прежде всего человеком военным; чувства его, как мы видели на примере Шовена,—это в первую очередь чувства солдата. Вдобавок две основные оплодотворяющие формы деятельности Солдата-землепашца—любовь к женщинам и любовь к земле—требуют от него тех же качеств, каких требует военное ремесло: упорства, воли, физической силы. Награда во всех случаях одна и та же—«наслаждение», слава и счастье. Наслаждение от возможности безнаказанно и с чистой совестью убивать себе подобных, уничтожать врагов под звуки флейты и барабана, но также и наслаждение от возможности принести себя в жертву, пострадать {страсть и страдание не случайно имеют общий ко173

Rougemont M.-N. Balisson de. Merle J.-T., Brazier N. Les Deux Manages, a-propos en un acte mele de couplets, a 1'occasion du manage de S. A. R. Mgr Ie due de Berry, represente pour la premiere fois a Paris, sur Ie Theatre des Varietes, Ie 15juin 1816. Paris: Barba, 1816.

174

P i t о n d u G a u 11. LHonneur et Ie bonheur au village et sous les drapeaux (correspondance). Rennes: A. Levrey, 1865. P. 1. Premiere lettre, datee du 21 mai1840.

==106

Часть первая. Поиски Шовена рень). Именно так обстоит дело в «Сыне полка»—монархистском водевиле, впервме поставленном в 1818 году. В отличие от пьес, прославляющих войны Империи, в этом водевиле действие происходит при Старом порядке, в 1704 году, в деревне близ Йены, на которую нападают войска герцога Вандомского. Юного сироту Полена, чей отец погиб на поле боя, воспитывают Бастьен и Бастьена. Бастьен—молодой французский Солдат-землепашец. Он дает Полену сугубо военное воспитание, и этот последний, подобно мальчишке с гравюр Шарле, дни напролет марширует и, вооружившись палкой, берет на караул. Храбрец и Беззаботный, французские солдаты, заходящие на ферму Бастьена, потрясены столь «французским» времяпрепровождением мальчка и решают усыновить его, дабы обеспечить ему прекрасную будущность; в самом деле: Вот скверно, коли мальчуган На поле боя не помрет. (...) Папаша твой убит в бою, За Францию погиб, храбрец, И ты, коль жизнь отдашь свою, То будешь истый молодец175. Важнейшую роль в «Сыне полка» играет музыка, пьянящая героев. Юный барабанщик, вовлеченный в вихрь оргии, особенно остро ощущает притягательность эротической пляски истребления: К врагу я гордым шагом приближаюсь, Ни пуль, ни ядер вражьих не пугаюсь, Со смертью в прятки весело играюсь, Лицом спокойный, Как тополь стройный176. 175

Dubois J -В., Brazier N. LEnfant du regiment, tableaux militaires en un acte, representes pour la premiere fois sur Ie Theatre de la Galte, Ie Hjanvier 1818. Pans: Barba, 1818. Acte I, sc. XII

176

Ibid. Acte II, sc. VII.

Военно-аграрный водевиль ==107 Если война для француза—все равно что любовь, то любовь для него—все равно что война; по формуле Шовена, любовь у него «резва, как штык»177. Он не лезет за словом в карман, и ни одной красотке не удается устоять против такого соблазнителя. На смену куртуазной любви, прециозной карте Страны Нежности и сомнительной чувственности пасторалей XVIII столетия приходит гусарская любовь, более приспособленная к жизни сельской и казарменной. Мало того, что под влиянием новых веяний ритм прежней неспешной жизни ускоряется; куда важнее другое: новые брачные союзы—это союзы утилитарные, главная цель которых не столько получение удовольствия, сколько продолжение рода—дело сугубо патриотическое. Сила героев слабеет, многие из них гибнут в упоительных схватках с врагами Франции, поэтому очень важно постоянно пополнять поредевшие ряды маленькими Солдатами-землепашцами, юными Шовенами, способными со славой сражаться за честь Франции. Солдат-землепашец производит на свет детей не потому, что его пленяют радости отцовства, и не потому, что ему нужны помощники для работы на ферме, но потому, что видит в этом свой долг. Свой супружеский долг он исполняет тоже по-солдатски, думая не столько о жене, сколько о Франции: Сейчас я бодр, но старости робею, И хорошо бы мне детей родить; Вот будет славно: дети повзрослеют И смогут честно в армии служить178. Рождение детей призвано сообщить долговечность механическому миру Солдата-землепашца и позволить Франции никогда не покидать идеального пространства воинственной и аграрной утопии.

'^CoigniardT.Coigniard H.La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte I, sc. VIII. 178

Brazier N., Dubois J.-B. Une heure sur la frontiere, a-propos en un acte, mfile de couplets, represente pour la premiere fois a Paris, sur Ie Theatre de la Galte, Ie 26 novembre 1818. Paris: Barba. 1819. Sc. XIX.

==108 Часть первая Поиски Шовена Именно так и следует понимать лозунг Шовена в «Осах»: «Франция бессмертна!»179 Как говорил задолго до него бравый Лафранс из пьесы «Ла-Рошельский букет», «кто стар, кто молод—а семья одна!» 180 «Франция бессмертна!»—это значит, что нация должна пребывать в постоянной боевой готовности и не терять надежды принять участие в новых битвах, необходимых, несмотря на дежурные заверения в миролюбии, для сохранения славы. Если молодой человек—настоящий француз, он должен, по примеру предков, беспрестанно думать о войне: Но по утрам петух поет на крыше И Франции сынам дает совет: Маренго знамя поднимайте выше, Почаще вспоминайте дни побед! 181 Однако для того чтобы вся эта система функционировала и Франция выходила победительницей из всех битв, ей необходим внутренний мир, от которого она весьма далека. Беспощадная борьба партий, заговоры, покушения, революции, восстания рабочих, поднимаемые от безысходности и тотчас жестоко подавляемые,—вот политическая атмосфера первой половины XIX столетия. В этой обстановке одна из основных функций шовинизма—призывы к недосягаемому национальному примирению. Вначале нужно попытаться убедить фанатичных поборников Революции и Империи в необходимости примкнуть к ненавистному для них режиму. С этой целью людям, тоскующим по славе, рассказывают о подвигах молодых французских солдат в Испании; конечно, солдаты эти— 179

В а у а г d J.-F , D u m a n о 1 г. Les Guepes. Op. cit. Sc. IX.

180

Rou gemont M.-N. Balisson de. Le Bouquet rochellais ou la fete de Lafrance, divertissement en un acte, mele de vaudevilles, destine a celebrer le passage de S. A. R. Madame, duchesse d'Angouleme, a la Rochelle. La Rochelle: Chez Mareschal, 1823. Sc. VII. '^Rougemont M.-N. Balisson de, Brazier N., Courcy F. de. Les Varietes de 1830, revue de 1'annee, representee a Paris sur le Theatre des Varietes, le 31 decembre 1830. Paris: Barba, 1831. Sc. VII.

Военно-аграрный водевиль

==109 защитники реакции, но в том, что касается героизма и чести, они же—достойные наследники армии Наполеона. Разным поколениям пора смешаться и воссоединиться в общем поклонении вновь обретенной национальной славе: Отныне пусть царит меж нами Мир и покой! Пора французам стать друзьями Между собой! 182 Эти призывы к единению останутся краеугольным камнем французской политики при всех режимах, вплоть до наших дней; но само единство может хоть в какой-то степени быть достигнуто лишь благодаря Солдату-землепашцу. В нем смешиваются, чтобы стать воплощением нации, два исторически противоположных типа, которые от начала средних веков до конца Старого порядка не вызывали ничего, кроме пренебрежения: крестьянин и солдат. В условиях постоянного роста народных волнений землепашество—подлинная физическая и моральная подготовка к войне—и воинская повинность делаются двумя важнейшими опорами национального единства. Солдат-землепашец видит в мире одну Францию; как солдат он не желает «заниматься политикой» и стоит выше противоборства партий, им осуждаемого; как землепашец он не ропща возделывает землю; как отец семейства он заботится лишь о том, чтобы исполнить свой долг и родить отечеству новых солдат; по всем этим причинам именно Солдат-землепашец несет в себе источник вечного национального единства. «Французам партии не нужны!»—утверждают Скриб и Дюпен в финале водевиля «Деревенский бал»'8'. Созданный в 1823 году эстамп Шарле, стоящего на противоположных политических позициях и выступающего против Бурбонов, призывает к тому же. На террасе деревенского кабачка двое 182

Brazier N,, Carmouche P., Courcy F. de. Les Adieux sur la frontiere (1823). Op. cit. Vaudeville final.

' Scribe E., Dupin H. Le bal champetre ou les gnsettes a la campagne (1824). Op. cit., vaudeville final.

==110 Часть первая. Поиски Шовена «старых» солдат разнимают двух новобранцев, готовых пустить в ход кулаки. «Вы оба храбрецы, вам нечего делить!»— уговаривает драчунов один из «стариков»184. Та же тема в более общем виде развита Шарле в гравюре 1824 года; подпись под ней, на первый взгляд ничем не примечательная, но на самом деле чрезвычайно важная, гласит: «Мы французы, Шовен, дело можно уладить». Слова эти старый наполеоновский солдат обращает к новобранцу, готовому подраться с другим таким же молокососом на пороге кабачка под названием «Союз»185. Подпись эта, в которой мораль казармы распространяется на всю нацию, была затем многократно обыграна в водевилях. Источник ее быстро забылся, но сама фраза «Мы французы, Шовен, дело можно уладить», выражающая в концентрированном виде всю сущность шовинизма, сделалась поистине знаменитой; с иронией или с восторгом многие авторы повторяли ее в течение всего XIX столетия. У Луи Ребо шляпник Жером Патюро припоминает ее в своем неподражаемом похвальном слове протекционизму и «французской шерсти»186. Однако идеальный примиритель обязан нравиться всем, а это было бы невозможно, если бы за гротескной комической маской солдата-землепашца Шовена не скрывалась символика более древняя и всеобщая, чем легенды времен Первой империи.

184

Charlet N.-T. Vous etes deux braves, ca ne finira pas comme ca // Charlet N.-T. Croquis litographiques. Paris: Gihaut Freres, 1823. Ср.: La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. Т 2. P. 288—289. № 296.

' s Charlet N.-T.Je suis Francais, tu es Francais, nous sommes tous Francais, Chauvin, 1'affaire peut s'arranger // Charlet N.-T. Fantaisies (1824—1827); La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. Т 2. P. 296.№ 567. '^Reybaud L. Memoires de Jerome Paturot, patente, electeur et eligible. Bruxelles: Heline, Cans et C16', 1843. Т. 1. P. 234.

==111

00.htm - glava07 Часть вторая •МИФ О СОЛДАТЕ-ЗЕМЛЕПАШЦЕ Мы были и до сих пор остаемся древними римлянами, народом землепашцев и воинов, и в этом наша сила; ни скверные куплеты водевилистов, ни затеи промышленников, ни бешеные спекуляции финансистов не могли лишить древний тип Солдата-землепашца его истинно французского характера. Луи Леонар де Ломени. Галерея славных людей современности, сочинение человека безвестного (Lomenie L.-L. de. Galene de<> contemporains illustres, par un homme de nen. Paris: Rene et C"', 1846. Т. 9. P. 7) 00.htm - glava08 Античные истоки Все Греция да Рим; избавьте нас от них! Жозеф де Б е р ш у. Элегия (1801) Авторы XVIII века, от Фенелона до Руссо, пребывали во власти настоящей агромании (тогдашнее модное словечко), влияние которой распространялось на все общество. В продолжение всего столетия бесконечной чередой выходят в свет трактаты по сельскому хозяйству и аграрной экономике, а также дидактические поэмы, посвященные сельской жизни; не ограничиваясь сферой литературы, аграрная тематика порождает также обширную иконографию, имеющую большое пропагандистское значение. Основываются многочисленные сельскохозяйственные академии и ассоциации, устраиваются конкурсы. Философы—вольтерьянцы и руссоисты, физиократы и популяционисты186"—превозносят сельское хозяйство, а следовательно, и крестьянство. 186А

Популяционистика—старинное (до середины XIX века) название демографии; популяционисты видели в приросте населения фактор, способствующий развитию экономики.—Примеч. переводчика.

==112 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Аграрная пропаганда ищет опору в ссылках на античность, которые придают ей новое политическое и социальное звучание. На заре века Просвещения, в 1699 году, увидел свет «Телемак» Фенелона—одна из тех книг, которые оказывали огромное влияние на педагогику вплоть до конца XIX века; гражданские и военные добродетели землепашцев здесь воспеты на античном материале. Предназначенные для нравственного и политического воспитания юного дофина, «Приключения Телемака» рисовали перед ним перспективу возвращения к добродетельному существованию в обществе, которое живет сельским хозяйством. Ментор предрекает юному царю Идоменею счастливые результаты его мудрых аграрных преобразований. По возвращении из военных походов храбрые воины покроют себя новой славой, сделавшись землепашцами: «Пахать землю вновь станет почетно, когда за плуг возьмутся победители, отстоявшие родину от врагов. Обрабатывать земельный надел, доставшийся в наследство от предков, в счастливую пору всеобщего мира станет столь же лестно, что и отважно защищать ее в мрачную годину войн». Перенос аристократического понятия чести на деятельность гражданскую и утилитарную позволит возрожденному обществу достигнуть благополучия с помощью труда и воздержанности. Однако особенно важно то обстоятельство, что землепашцы не только образцовые граждане, но и от природы хорошие солдаты: «Люди эти, привыкшие к трудам и лишениям и не щадящие жизни ради торжества хороших законов, всегда готовы пойти в бой,, дабы отстоять участки земли, возделанные их собственными руками»187. Впрочем, в том, что модель идеального общества, нарисованная Фенелоном, может быть осуществлена на практике, людей XVIII столетия убеждал не столько «Телемак»—эстетизированная фантазия на эллинистические темы—или описания Спарты, сколько изучение Римской республики в ле187

F ё п е 1 о n Salignac de La MotheF.de. Les Aventures de Telemaque. Paris: Ernest Flammarion, s. d. P. 183, 321 (livre X, XVII).

Античные истоки ==113 гендарную и образцовую пору ее существования. «Первые римляне были сплошь землепашцы, а землепашцы были сплошь солдаты»,—писал в «Истории переворотов, приключавшихся в правлении Римской республики», вышедшей в 1719 году и пользовавшейся огромным успехом, аббат де Верто, автор, придерживавшийся крайне консервативных взглядов188. С почти священным трепетом аббат поминает «этих славных землепашцев, кои покорили самые воинственные племена Италии, разбили мощнейшие армии галлов, кимвров и тевтонов и разрушили грозную громаду Карфагена»189. Чуть позже Монтескье назвал патриотизм, гражданскую доблесть, почтение к славе и любовь к возделыванию земли добродетелями, которые обусловили величие римского эгалитаристского общества в первую пору его существования190. В XVIII и XIX веках постоянно переиздаются и пользуются большой популярностью не только Вергилий, Гораций и Цицерон, но и авторы римских трактатов по сельскому хозяйству: Катон, Варрон, Колумелла, Палладий, Вегеций. Из их заново открытых сочинений французы черпают не только богатейшую техническую информацию, которая способствует возрождению сельского хозяйства, продолжающего жить по рутинным средневековым законам, но и уроки нравственности.

Таким образом, параллельно с пасторалями и в противовес им развивается и набирает все больше и больше сил литературное направление, в основе которого лежит не традиционная идиллия, но прославление того самого землепашества, которое неустанно превозносят авторы наших водевилей. В средние века и вплоть до конца Старого порядка литераторы отзывались о крестьянах—точно так же, как и о солдатах,—с величайшим пренебрежением, и лишь эпоха Просвещения Vertot R.-A. abbe de. Histoire des revolutions arnvees dans Ie gouvernement de la republique romane. Avignon, 1810. T. 1. P. 5. 189

Ibid. P. 6.

^"Montesquieu Ch. de. Considerations sur les causes de la grandeur des Remains et de leur decadence (1734). Paris: Gamier-Flammarion, 1968. P. 38—39. Chap. III.

==114 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце возвратила им то уважение, каким они пользовались в Риме. Впрочем, патриотические добродетели присущи не всем сельским жителям, но лишь тем, кто занимается сельским хозяйством на новый, «просвещенный» манер. На пастухов, этих традиционных героев идиллического повествования, апология сельского труда не распространяется. Еще Фонтенель, размышляя о природе эклоги, подчеркивал, что ее авторы воспевают прежде всего праздность и беспечность персонажей, которые не интересуются ничем, кроме любви. В эклогах главное не сельские пейзажи и не описание сельского труда, но изображение «двух самых сильных страстей, владеющих человеком»,—лени и любви. Пасторальное существование тем и соблазнительно, подчеркивает Фенелон, что оно подобает «ленивейшим из всех»191. Дидро в «Сатире против роскоши» возмущается ленью пастухов и мифом о золотом веке: «Тратить жизнь на вздохи у ног какой-нибудь пастушки—вовсе не по мне. Я хочу, чтобы человек трудился, хочу, чтобы он страдал». Насколько соблазнительнее кажется автору «Сатиры» суровый и трудолюбивый Рим, где «люди, прославившиеся на века, обрабатывали землю собственноручно, использовали для своих имен названия плодов и сельскохозяйственных работ, где консул сам погонял вола, оставив шлем и копье на меже, повесив на ручку сохи венец триумфатора»192. Изучая влияние сельского хозяйства на «нравы» римлян, Бютель-Дюмон, автор «Теории роскоши», получивший в 1776 году за лучшее сочинение на тему «Состояние сельского хозяйства у римлян с начала Республики до правления Юлия Цезаря» премию Королевской академии надписей и изящной словесности, подводит под эти рассуждения научную базу. В 191

Fontenelle В. de. Discours sur la nature de 1'eglogue. La Haye: Louis van Doile et Estienne Foulque, 1688. P. 163, 175. 192

D i d e г о t D. Satire centre Ie luxe a la maniere de Perse (Salon de 1767) //Diderot D. (Euvres completes. Paris: Le Club francais du hvre, 1970. Т 7 P 121, 122; рус. пер.: Дидро Д. Салоны. М„ 1989. Т. 2. С. 54 (перевод Вал. Дмитриева).

Античные истоки

==115 своем труде, предвещающем еще не созданную в ту пору психологию народов, Бютель-Дюмон сначала заявляет: «Ремесла, избранные людьми, оказывают значительное влияние на их характер. Можно даже сказать, что именно они этот характер определяют»,—а затем противопоставляет «уединение» и «праздность» пастухов «общественным добродетелям» народов-пахарей, которые привыкли жить сообща и «без устали занимаются самым тяжелым трудом». Именно по этой причине пастушеские народы—не только беспокойные эстеты, но еще и «лукавые предатели, не ведающие, что такое послушание», тогда как народы земледельческие «сильны телом, деятельны, неудержимы в своей отваге. (...) Они покорны и доверчивы. В поступках своих руководствуются они честностью, добротой, чувством долга. Из них выходят превосходные солдаты и мирные граждане, исполнительные труженики, друзья порядка...»'93 Итак, разница между пасторалью и аграрной литературой, воспевающей труд, натугу и пот, не количественная, а качественная. Дело в том, что аграрное течение, в сущности чуждое Старому порядку, опирается на специфическую античную традицию, вовсе не похожую на ту, которой вдохновлялись в Новое время создатели пасторалей. Еще при Республике, в особенности у Катона Цензора, в латинской литературе на первый план выходит тема тоски по истокам, mos maiorum (обычаю предков.—лат.}. На фоне эллинистической роскоши и утонченности, на фоне порочных нравов и развращенных правителей суровые и мужественные нравы предков, счастливая жизнь отцов-основателей предстают неким чудом. Среди греческих авторов, которых читают 193

Bute 1-Du mon t G.-M. Recherches historiques et critiques sur 1'administration publique et privee des terres chez les Remains, depuis le commencement de la Republique jusqu'au siecle de Jules Cesar. Paris: Veuve Duchesne, 1779. P. 416—419.

==116

Часть вторая Миф о Солдате-землепашце просвещенные римляне, большой интерес вызывают Гесиод и Ксенофонт, воспевающие патриархальную сельскую жизнь гражданина-собственника-земледельца. Однако особенно важна для всех, кто жалеет об утраченном mos maiorum, фигура Цинцинната, генерала и диктатора V века до нашей эры, отличавшегося, если верить латинским хронистам и историкам, исключительной простотой и умеренностью своих нравов. Римлянин, в котором видели идеал уже его соотечественники, Луций Квинкций Цинциннат больше, чем кто бы то ни было, служит олицетворением традиционных добродетелей «вечного города»: воздержанности, трудолюбия, патриотизма, гражданской доблести, почитания государства, воинской отваги. Величественная фигура Цинцинната, образцовая и, пожалуй, чересчур безупречная, чтобы быть реальной, обладает всеми главными чертами харизматического лидера, о которых писал в своей основополагающей статье Саул Фридлендер194. Каждый поступок Цинцинната, каждый его жест и каждое высказывание носят дидактический характер. Так, в тот момент, когда эквы и вольски окружают римскую армию и сограждане решают вверить Цинциннату командование ею, он возделывает свое

скромное поле. В две недели разбив вражеские войска, Цинциннат возвращается к оставленному плугу; позже восьмидесятилетнего Цинцинната назначают диктатором, дабы он положил конец гражданской войне,—что он и выполняет. Добиваясь оправдания сына, отправленного в изгнание, он разоряется, однако мужественно встречает удары судьбы, удаляется в деревню и, довольствуясь малым, продолжает приносить пользу семье и государству, возделывая землю. Ради спасения Республики от бедствий гражданской войны Цинциннат соглашается покинуть родных и примиряет патрициев и плебеев; символ военной и гражданской доблести, он кладет конец вражде партий; он великодушно обращается с побежденными, но беспощадно карает всех тех, ^Fnedlander S. Chansme et persuasion // Cadmos, bulletin du Centre europeen de la culture. 1980. Automne. № 11. 3е annee. P. 69.

Античные истоки ==117 кто покушается на республиканские устои и безопасность государства: так, он приказывает казнить Мелия, который в надежде стать царем сеет раздор между гражданами. Архетипический персонаж, олицетворение аграрных и воинских доблестей Рима, Цинциннат неотступно преследовал воображение римлян конца Республики и Империи, а много столетий спустя этот образ заново откроют для себя «философы» XVIII века, под пером которых Цинциннат превратится в некоего гражданского, мирского святого. Катон Старший, живший позже Цинцинната, но с легкой руки Цицерона вставший с ним в один ряд, в начале своего трактата «Земледелие» осудив торговлю—занятие опасное и непостоянное и ростовщичество—занятие подлое, превозносит искусство воспитания хороших солдат: «Люди самые верные, солдаты самые стойкие выходят из земледельцев (...) те, кто возделывают землю, злого не умышляют нисколько»'95. Еще более пылкие похвалы земледелию вкладывает в уста Катона Старшего Цицерон в своем трактате «О старости» (44 г. до н. э.). Катон здесь говорит о Цинциннате, которого «известили о его назначении диктатором именно тогда, когда он пахал». То были счастливые времена, когда старые солдаты, увенчанные лаврами, с радостью пахали землю, завоевывая тем новую славу, ибо «земледелие приносит пользу всему человеческому роду» (quod hominum generi universe cultura agrorum est salutaris). Именно возделывая землю, настаивает цицероновский Катон, старый солдат завоевывает почтение, венчающее его старость'96. Плутарх прибавит к этому преданию о Катоне Старшем новые подробности, которые, пройдя сквозь века, оживут, как мы видели, в портрете Шовена, нарисованном Араго. В 195

С a t о п. De 1'agriculture / Texte etabli, traduit et commente par Raoul Goujard. Pans: Les Belles Lettres, 1974; ср. рус. пер.: Марк Порций Катон. Земледелие. М.; Л., 1950. С. 7 (пер. М. Е. Сергеенко).

196

Cicero n. Cato Maior. De senectute. XV, 51, 55 (Cicero п. Caton 1'Ancien. De la vieillesse / Ed. et trad. par P. Wuilleumier. Pans: Les Belles Lettres, 1940. P. 162); рус. пер.: Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1975. С. 22 (пер. В. Горенштейна).

==118

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце самом деле, Катон «сам рассказывал, что первый свой поход проделал в возрасте семнадцати лет»; кроме того, «еще мальчишкой он весь был разукрашен ранами, между которыми не было ни единой, нанесенной в спину»197. Как и у Цицерона, у Плутарха Катон берет за образец Мания Курия, чей дом стоял неподалеку от Катонова: «Катон очень часто бывал поблизости и, видя, как мало поместье и незамысловато жилище, всякий раз думал о том, что этот человек, величайший из римлян, покоритель воинственнейших племен, изгнавший из Италии Пирра, после трех своих триумфов собственными руками вскапывал этот клочок земли и жил в этом простом доме»198. Новый Цинциннат, последний из праведников в переживающем упадок мире, где царит произвол и все решают деньги, Катон Цензор, солдат и землепашец, по Плутарху, еще и «прекрасный отец, хороший супруг»199. Сыну, воспитанному в деревне с чисто военной суровостью, он передает свою любовь к дисциплине и труду. Образу властного патриота Катона, этого «Клемансо Римской республики»200, была суждена долгая жизнь. Дюкет в «Словаре беседы» восхищенно замечает, что «Катон так же крепко держал меч на поле битвы, как плуг на собственной пашне»20', а Сеньёбос превозносит его как «настоящего старого римлянина, хорошего земледельца, хорошего солдата, требовательного и к себе, и к другим»202. 197

Р 1 u t a r q u e. Vies paralleles / Traduction nouvelle, avec une introduction et des notes, par Bernard Latzarus. Paris: Gamier, 1950. T. 1. P. 250; рус. пер.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961. Т. 1. С. 430 (Марк Катон, I; пер. С. Маркиша).

198

Ibid.; Там же. С. 431 (Марк Катон, II); о Курии см. также: Цицерон. О республике. III, 40; Валерий Максим. IV, 3, 5. '"Plutarque.Op.cit. P. 270; Плутарх. Указ. соч. С. 445 (Марк Катан. XX). 200

S a i n t-D e n i s E. de. Caton 1'Ancien vu par Ciceron // LInformation litteraire. 1956. Mai-juin. №3. P. 100. 201

D u с k e 11, et al. Dictionnaire de la conversation et de la lecture. Op. cit. T. 4. P. 681.

202

Seignobos Ch. Histoire ancienne. Paris: A. Colin, 1903. P. 114(цит. no: Saint-Denis E. de. Op. cit. P. 94).

Античные истоки ==119 Десятилетиями прежде Плутарха Вергилий и Гораций— авторы, которых едва ли не ежедневно читали все просвещенные люди XVIII и XIX веков, описали в идеальных красках трудовую и воздержанную жизнь земледельца. Чередование сельскохозяйственной и военной деятельности, характерное для античности, с особенной выразительностью описано в «Георгиках»: «Поля засыхают с уходом хозяев // Прежних; и серп кривой на меч прямой перекован»203. Это двойственное (для войны и для пахоты) использование металлов, характерное для обществ, бедных железом, лежит в самом основании мифа о Солдате-землепашце. Изваянное совсем недавно типичнейшее произведение социалистического реализма—статуя, подаренная Советским Союзом штаб-квартире ООН в Нью-Йорке и изображающая обнаженного мужчину, который ударами молота превращает меч в плуг,—вдохновлена пацифистской версией этого мотива, которую, впрочем, можно отыскать уже в Библии: И перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать204.

Однако в Библии имеются и другие, воинственные варианты развития событий—те самые, о которых с грустью упоминает Вергилий: Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья205. Пацифистские декларации, которыми изобилуют первая и вторая книги «Георгик», не мешают Вергилию то и дело сравнивать земледельческую славу со славой военной, ведь и зем203

Virgil e. Georgiques. I, 507—508 (Trad. par М. Rat. Paris: GarnierFlammarion, 1967. P. 112); рус. пер.: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1971. С. 77 (пер. С. Шервинского). 204

Исайя. 2,4.

205

Иоиль. 3, 10.

==120 Часть вторая Миф о Солдате-землепашце леделие, и война—две героические формы деятельности, которые осуществляются с помощью одного и того же железа, превращающегося то в меч, то в лемех плуга, и в равной степени укрепляют могущество Рима. Так, крестьянин из «Георгик»—боец, сражающийся с превратностями климата и сопротивлением почвы. «Георгики», поэма глубоко реалистическая, в определенном смысле изображает земледелие как обучение военному ремеслу. Но не менее важно и другое—картины счастливой и не затронутой городским развратом деревенской жизни, которые рисует Вергилий во второй книге «Георгик», во фрагменте, пользовавшемся в древности едва ли не самой громкой славой: «О fortunatos nimium, agricolas, nisi sua si bona norint!..»— Трижды блаженны — когда б они счастье свое сознавали!— Жители сел. Сама, вдалеке от военных усобиц, Им справедливо земля доставляет нетрудную пищу. Пусть из кичливых сеней высокого дома не хлынет К ним в покои волна желателей доброго утра (...) Верен зато их покой, их жизнь простая надежна. Всем-то богата она! У них и досуг и приволье (...) Там и рощи в горах, и логи со зверем; Трудолюбивая там молодежь, довольная малым; Вера в богов и к отцам уваженье. Меж них Справедливость, Прочь с земли уходя, оставила след свой последний20*'. Это восхваление золотой середины и воздержанности, которое мы уже видели в «Телемаке» Фенелона, проходит лейтмотивом и через творчество Горация, воспевавшего mediocritas aurea (золотую середину.—лат.} как главную черту земледельческой жизни—жизни достойной и умеренной, протекающей вдали и от «обветшалой кровли», и от «дворцов, что рождают в людях черную зависть»207. «Hoc erat in votis!» (Вот в чем желания были мои!—лат.),—восклицает Гораций, глядя на свое поле. Каковы же были эти желания? «Необширное

206

Вергилий. Указ. соч. С. 89 (Георгики. 11,458—474).

207

Гораций Оды. II, 10, 5—7 (пер 3. Морозкиной).

Античные истоки ==121 поле, // Садик, от дома вблизи непрерывно текущий источник, // К этому лес небольшой»; желания эти исполнились, и автор «доволен тем, что имеет»—мудрая мораль, иллюстрацией к которой служит история о деревенской и городской мышах208. Только земледельцу дано жить в золотом веке; земледелец не ведает ни нищеты, ни зависти, рождаемой зрелищем бесстыдной роскоши; он презирает распри враждующих кланов, ибо он, по словам Вергилия, кормилец отечества: «А земледелец вспахал кривым своим землю оралом,—// Вот и работы на год! Он родине этим опора, // Скромным пенатам своим...»209 Счастливый отец семейства, земледелец тщательно сохраняет в своей душе исконные добродетели отцов-основателей. Сходная тоска по mos maiorum присутствует и в стихах Горация. В одной из своих од, воспев богов, он принимается затем восхвалять великих людей, которым Рим обязан своей славой: Ромула, Нуму, Тарквиния, Катана, Регула, Скавра, Павла Эмилия и Фабриция (именно в уста этого последнего много столетий спустя Руссо вложит знаменитый монолог, осуждающий «пышное обличие Рима», где все жители забыли старинную умеренность)1"0. Сравнивая своих современников с этими образцами добродетели, Гораций, подобно Вергилию, может лишь констатировать упадок нравов: «Хуже дедов наши родители, // Мы хуже их, а наши будут // Дети и внуки еще порочней». В самом деле, в век торговли и продажности развращенным оказывается самое тело нации, оскверненным—самое лоно семьи. Этому плачевному состоянию Гораций противопоставляет безупречные нравы, царившие в Риме до падения, при Республике: «В таких ли семьях выросли юные, // Что кровью пунов море окрасили, // Сразили Пирра, Антиоха // И беспо208

Гораций. Сатиры. II, 6, 1—3, 13 (пер. М. Дмитриева).

209

Вергилий Георгики. 11,513—515.

210

Имеется в виду так называемая «прозопопея Фабриция» из «Рассуждения о науках и искусствах»; см.: Rousseau J.-J. CEuvres completes. Pans: Gallimard, 1964. Т. 3. Р. 14 (Bibliotheque de la Pleiade); рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 18.

==122 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце щадного Ганнибала?» Именно в этой связи Гораций и предлагает нарочно изобретенное понятие солдата-землепашца: «То были дети воинов-пахарей» (rusticorum militum)2". Ту же тоску по прежним временам обнаружим мы и у Плиния Старшего, охотно ссылающегося на Катана. Излагая в XVIII книге своей «Естественной истории» модную в ту пору теорию постоянно

возрастающего оскудения земли, он задается вопросом о том, отчего на смену былому плодородию пришла нынешняя скудость: «Какова же была причина тогдашнего великого плодородия? В те времена полководцы возделывали поля собственными руками, и земля, надо думать, охотно поддавалась плугу, увенчанному лаврами, за которым шли пахари-триумфаторы (triomphali aratore),—оттого ли, что великие люди сеяли семена так же тщательно, как воевали, и придавали расположению своих полей столь же большое значение, что и расположению своих лагерей, или же оттого, что в честных руках все плодоносит на славу, потому что руки эти работают с превеликою тщательностью»"12. Наконец, Колумелла, величайший из «геопоников»1"1, в предисловии к своему трактату «О сельском хозяйстве» подтверждает все, что было сказано о превосходстве древнего уклада жизни Катоном, Вергилием и Плинием Старшим. С тем же прискорбием Колумелла констатирует упадок современных ему нравов, развращенных проституцией, торгашеством и городскими пороками. Защиту от этого вырождения порядочный человек может отыскать в одном лишь сельском хозяйстве, которое сродни мудрости (quasi consanguinea sapientae). "'Гораций. Оды. 111,6,46—48,33—37. 212

Pline 1'Ancien. Histoire naturelle. Livre XVIII / Texte etabli, traduit et commente par H. Ie Bouniec, avec la collaboration d'Andre Ie Boeuflle. Pans: Societe d'edition Les Belles Lettres, 1972. P. 64—65.

211

«Геопоника» (ок. 950)—ранпевизантийское сочинение по сельскому хозяйству, представляющее собой преимущественно выписки из несохранившейся энциклопедии Кассиана Басса (ок. 550).— Примеч. переводчика.

Античные истоки ==123 Сельская жизнь вышла из моды; о ней отзываются с презрением, однако во времена предков землепашество было благороднейшим из занятий, «и когда вспоминаю я, сколько славных вождей римского народа обессмертили себя подвигами двоякого рода, то защищая, то возделывая земли, либо унаследованные от отцов, либо отбитые у врагов, понимаю тогда, что удалением от старинных нравов и от жизни, достойной истинных мужей, обязаны мы только лишь пристрастию нашему к роскоши и наслаждениям»214. Исследуя «Георгики» в своей превосходной диссертации, посвященной «латинским агрономам», Рене Мартен показал, какую важную роль играл в творчестве Вергилия «взгляд на крестьянина как на воина»215. Со своей стороны, Клод Николе, рассуждая о значении этой мысли для Катона, справедливо замечает, что римляне «неизменно подчеркивали общественную ценность земледелия» именно потому, что «сельская жизнь более, чем любая другая», приуготовляла к военным занятиям216. Не случайно крестьян часто именуют «воинством» (militia). На том, что наилучшие солдаты выходят из крестьян, настаивает в своем «Трактате о военном искусстве» и теоретик этого искусства Вегеций: «Думаю, никогда не приходится сомневаться, что для военного дела больше подходит народ из деревни—все, кто воспитан под открытым небом, в труде, вынослив к солнечному жару, не обращает внимания на ночную сырость, не знает бань, чужд роскоши, простодушен, довольствуется малым, чье тело закалено для перенесения всяких трудов, у кого еще из деревенской жизни сохранилась привычка таскать тяжести. (...) В первые времена по214

Columelle. LEconomie rurale / Traduction nouvelle par M. Louis du Bois. Paris: Panckoucke, 1844—1845. Т. 1. P. 14—15, 21.

215

Martin R. Recherche sur les agronomes latins et leurs conceptions economiques et sociales: These principale pour Ie doctoral es lettres et sdences humaines de 1'universite de Paris (Sorbonne). Paris: Societe d'editions Les Belles-Lettres, 1971. P. 130.

216

Nicolet С. Le Metier de citoyen dans la Rome republicaine. 2е ed. Paris: Gallimard. 1979. P. 131.

==124 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце еле основания города (...) один и тот же человек был и воин, и земледелец, меняя таким образом лишь вид оружия. И это правильно до такой степени, что диктатура, как известно, была предложена Квинкцию Цинциннату тогда, когда он пахал землю. Таким образом, можно видеть, что главную силу войска надо пополнять (набором) из деревенских местностей; не знаю почему, но меньше боится смерти тот, кто меньше знает радостей в жизни». Напротив, городские жители, изнеженные и развращенные, оказываются, за исключением кузнецов, плотников и мясников, никудышными военными217. Эта убежденность в физическом превосходстве крестьян и в том, что они призваны быть прекрасными воинами, сочетающаяся с тоской по земледельческому и военному обществу древних времен, идеальному и навсегда потерянному, станет одним из основных топосов в литературе Просвещения и XIX века. От Руссо до Петена многие авторы, включая Мишле и Анри Мартена, будут бессчетное число раз повторять утверждения Колумеллы и Вегеция как некие откровения, которым их латинское происхождение придает непререкаемость догматов. Тоска по mos maiorum содержит в себе также и предвестия просвещенческих рассуждений о падении нравов. По Вегецию, занимаясь землепашеством, первые римляне доказали, что сельское население гораздо выносливее городского и, следовательно, лучше умеет переносить тяготы войны. Таковы были славные предки нынешнего выродившегося городского населения, погрязшего в разврате. Мы же, пишет Вегеций о своих современниках, зажаты между городскими стенами и упражняем свои руки не на пашне или на винограднике, но в цирках и театрах. Города—царство «тени», место разгула, где в банях, за высокими стенами, творятся бесчинства, предвещающие страшный финал; подлая жизнь плодит болезни, и городские юноши столь тщедушны и хрупки, что кажется, сама смерть уже ничего в них не изменит. 217

Греческие полиоркетики. Флавий Вегеций Ренат. СПб., 1996. С. 161—162 (Вегеций. Краткое изложение военного дела. I, 3; пер. С. П. Кондратьева).

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==125

00.htm - glava09 Эволюция мифа: эпоха Просвещения На колеснице царь, сын Азии грядет, Орудье сельское в деснице он несет <...> Царь-землепашец сей сойти обязан с трона И перед плугом здесь склонить свою корону. Жан Антуан Ру ш е. «Месяцы», поэма в двенадцати песнях (1779) Свой «Полный курс земледелия» аббат Розье начинает пространной ностальгической цитатой из Колумеллы, а потом задает вопрос: «Какой же народ должны мы почитать за учителя?»2'8,—на который дает вполне предсказуемый ответ: «Римлян». После чего принимается расписывать во всех подробностях доблести древних римлян, в очередной раз поминая и Курия, который отказался взять себе участок земли, превосходящий по величине весьма скромные участки большинства его сограждан, и Цинцинната, и уважение, которым пользовались племена землепашцев, и земледельческие таланты полководцев, ходивших за плугом, а затем пространно описывает способы обработки земли в Древнем Риме, известные по сочинениям Катона, Плиния, Колумеллы, Вергилия и по опубликованной в 1779 году книге Бютеля-Дюмона о римском сельском хозяйстве. Ту же литанию затягивают и авторы «Энциклопедии», видящие в сельском хозяйстве «первое, самое полезное, самое распространенное и, возможно, самое главное из ремесел» и ссылающиеся на «наших прославленных земледельцев (римлян), всегда готовых сделаться защитниками отечества»219. ""Rozier J.-F., abbe. Cours complet d'Agriculture, Theorique, Pratique, Economique, et de Medecine Rurale et Veterinaire, suivi d'une Methode pour etudier 1'Agriculture par Principes; ou Dictionnaire Universel d'Agriculture / Par une Societe d'Agriculteurs; et redige par M. 1'abbe Rozier. Paris: Rue et Hotel Serpente, 1785. Т. 1. P. 256. a19

Encyclopedic ou Dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des metiers, par une societe de gens de lettres / Mis en ordre et publie par M. Di-

==126 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

Авторы, которые, подобно уже упомянутому Бютелю-Дюмону и, в меньшей степени, Гольбаху и маркизу де Шастеллюксу, дерзают усомниться в правдоподобии лубочной картинки, изображающей римлян людьми безупречно добродетельными, составляют исключение. Между прочим, сам БютельДюмон описывал историю Рима как нагромождение злодеяний220, однако при этом сознавал, что высказывает мысли парадоксальные и идет против своих современников, которые все как один восхищались Римом безмятежно и безоговорочно. Восторженное отношение к Риму вплоть до самого недавнего времени времени успешно сопротивлялось любым— впрочем, довольно робким—попыткам взглянуть на римскую цивилизацию критически, так что если завзятый шутник, поэт-роялист Жозеф де Бершу и воскликнул в 1801 году: «Все Греция да Рим; избавьте нас от них!»221—то руководствовался он при этом в первую очередь своим неумеренным пристрастием к скандалам и провокациям; что же касается до подлинного пересмотра постылой культурной традиции, до него в ту пору было еще очень далеко. Даже самые великие мыслители предпочитают цитировать или перефразировать древних; так, например, поступает Жан-Жак Руссо в знаменитой «Прозопопее Фабриция» из «Рассуждения о науках и искусствах». Нередки случаи, когда авторы эпохи Просвещения просто повторяют горестные сожаления древних об утраченном идеальном прошлом, mos maiorum, механически перенося их в современную Европу. Так, некоторые знаменитые отрывки из «Общественного доderot, de 1'Academie royale des Sciences et des Belles-Lettres de Prusse et, quant a la partie mathematique, par M. d'Alembert, de 1'Academie royale des sciences de Paris, de celle de Prusse et de la Societe Royale de Londres. Paris: Briasson, David, Le Breton, Durand, 1751. Т. 1. P. 183 («Agriculture»). 220

Bute 1-Dumont G.-M. Recherches historiques et critiques sur 1'administration publique et privee des terres chez les Remains. Paris, 1779. P. 463—464. ""Berchoux J. de. Elegie (1801)// Berchoux J. de. LArt politique, poeme didactique, suivi de poesies fugitives. Nouvelle edition revue, corrigee et augmentee. Paris: L.-G. Michaud, 1829. P. 207.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==127 говора», из сочинений Гольбаха или Дидро представляют собой не что иное, как почти дословное воспроизведение античных текстов, которые, впрочем, были так хорошо известны читателям того времени, что те должны были воспринимать подобные повторы исключительно как своего рода заклинания. У Руссо, в частности, это движение вспять лежит в основе учения, на заре индустриальной революции призывающего во имя Просвещения возвратиться к военно-аграрному типу общества, который казался отсталым уже в античности и который попытается воскресить революция 1789—1794 годов. У Руссо неприятие жизни в городах, денег, торговли— разрушителей морали и общества—соединено с осуждением наук и искусств, осуждением культуры, которое для нас, людей второй половины XX века, звучит весьма одиозно. «Я ненавижу книги»222,—пишет Руссо в «Эмиле», и это неслучайно; ведь «если развитие наук пагубно отражается на воинских качествах, то на свойствах моральных оно отражается еще более пагубно»22^ Таким образом, не тупая жестокость, а хорошо усвоенные уроки Руссо побудили Кофиналя, обрекшего на смерть Лавуазье, заключить оглашение приговора словами: «Республике ученые не нужны!» В самом деле, о чем скорбит Руссо? О том, что «у нас есть физики, геометры, химики, астрономы, поэты, музыканты, художники—у нас нет больше граждан», а если остатки гражданственности еще кое-где и сохранились, если то там, то сям еще можно встретить истинных граждан, то они, «рассеянные по нашим глухим деревням, погибают там в бедности и пренебрежении. Таково положение, до которого

они теперь низведены; вот какие чувства выказываем мы тем, кто дает нам хлеб, а нашим детям молоко»224. Столь категори222

Rousseau J.-J. Emile ou de 1'education (1762). Paris: Garnier-Flammarion, 1966. P. 238 (livre 3).

223

Rousseau J.-J. Si le retablissement des sciences et des arts a contribue a epurer les moeurs //Rousseau J.-J. Du contrat social et autres oeuvres politiques. Paris: Gamier. 1975. P. 17; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. M., 1969. С. 24 (пер. А. Д. Хаютина). 224

Ibid. P. 20; рус. пер.: Там же. С. 26.

==128 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ческое утверждение опирается, скорее всего, не столько на наблюдения над реальной деревенской жизнью, сколько на авторитет латинских текстов, превозносящих, в полном соответствии с самой реакционной моралью традиционных обществ, добродетельные сельские нравы древних. Понятно, что, перефразируя классиков, Руссо обращает внимание в первую очередь на восхваления сельского образа жизни. «Эмиль», «Новая Элоиза», «Проект конституции для Корсики», «Соображения об образе правления в Польше» полны заимствованных из Горация и Вергилия и давно сделавшихся общими местами размышлений о сельском хозяйстве как первейшем из ремесел и искусств, о счастье, даруемом деревенской жизнью, о простых радостях, доставляемых умеренностью. Главное и неизменное условие: счастье связано с вечностью и с бегством от истории. Созерцание деревенской жизни смущает и умиляет наблюдателя. Созерцание жизни на лоне природы доставляет эстетуидеологу глубокое, неизъяснимое наслаждение по той причине, что оно позволяет ему увильнуть от тяжкого ига времени. «Мы забываем свой век и своих современников; мы переносимся во времена патриархов (...) О пора любви и невинности, когда женщины были нежны и скромны, а мужчины просты и довольны жизнью!»223 Именно это вневременное идиллическое состояние Вольмар пытается воссоздать в Кларане, соединяя с «удовольствием» дух строжайшей экономии и «умеренное сладострастие», источником которого служат обходящиеся недорого мелкие чувственные радости и наслаждение, доставляемое трудом. Как прекрасно показал Бронислав Бачко, Кларан, если рассматривать его на фоне идеализированного античного образца mos maiorum,—утопия, спасенная от низвержения в историю226. Само собой разумеется, 225 Rousseau J.-J.Julie, ou la Nouvelle Heloise, Lettres de deux amants habitants d'une petite ville au pied des Alpes, recueillies et publiees par JeanJacques Rousseau (1761). Paris: Flammarion, 1967. P. 457. 226

Baczko В. Rousseau, solitude et communaute. Paris: Mouton, 1974. P. 335.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==129

что Эмиль, хотя и обучается на случай перемены жизненной участи столярному ремеслу, остается в первую очередь земледельцем: «Я не говорю Эмилю: научись возделывать землю; он это уже умеет. Все деревенские работы ему хорошо знакомы; с них он начал, к ним беспрестанно возвращается»227. Восхваление прелестей аграрной жизни осталось бы литературным приемом и данью скоропреходящей моде, если бы ему не придали видимость достоверности реальные события: французские путешественники, побывавшие в Китае, стали свидетелями сцен, ничем не уступавших античной земледельческой идиллии, другие французы увидели своими глазами плоды американской революции. Самое же главное, Лоу и его финансовая «система» навели на всех такой ужас, что сельская идиллия приобрела агрессивные нотки. Вследствие краха системы Лоу, в котором современники увидели плод разветвленного заговора, сплетенного силами зла, условная тема обрела в самом начале XVIII века весьма актуальное звучание. Банкротство Лоу, происшедшее в 1720 году и повлекшее за собою разорение многих тысяч французов, привело не только к усилению в обществе космополитических тенденций, но и—причем очень надолго—к нарциссическому замыканию этого общества на себе самом; те и другие устремления развивались параллельно, больше того, иногда одни и те же люди поочередно склонялись то к космополитизму, то к его противоположности. Иначе говоря, та экономическая и социальная демонология, которая расцвела особенно пышно после поражения Франции во франко-прусской войне 1870 года и которая в эту пору начала приобретать черты стройной системы, возникла гораздо раньше, благодаря столкновению литературной традиции с реальным общественным потрясением. Критика придворной и городской жизни перестала быть набором штампов и получила политическое, экономическое и социальное наполнение в тот момент, когда вся Франция прониклась ненавистью к авантюристу с улицы Кенкам227

Rousseau J.-J. Emile. Op. cit. P. 242 (livre 3). 5 Ж. де Пюимеж

==130

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце пуа, англосаксонскому финансисту и безродному космополиту, втершемуся в доверие к французскому народу и этот народ погубившему; Джон Лоу сделался для всей Франции олицетворением финансовых спекуляций и наглой роскоши скороспелых миллионеров. Неудивительно, что Мариво, ставший, так же как и его окружение, жертвой Лоу, противопоставляет в своем «Французском зрителе» счастливую умеренность сельской жизни распутству царедворца. Пострадал от «системы» Лоу и Монтескье, осуждающий тлетворное влияние денег и видящий в нем первую причину упадка Рима: «Пока республиканские нравы пребывали в чистоте, основные доходы государства делились между солдатами, иначе говоря, между земледельцами; когда же республики коснулась порча, доходы эти начали поступать в первую очередь к людям богатым (...) Между тем люди этого сорта не умели воевать (...) у них, собственно говоря, не было отечества»228. К числу жертв Лоу принадлежал и «друг людей» маркиз де Мирабо, страстный приверженец физиократичеких идей де Кене, опубликовавший в 1763 году книгу «Деревенская философия»229:

денежные спекуляции разорили его отца. На ужасное банкротство, которое подкосило нацию, погрязшую в разврате, намекает и Дидро в «Сатире против роскоши» (1767). Отвращение к финансовым спекуляциям укреплялось не только примерами Спарты и республиканского Рима, но и двумя современными воплощениями мифа, вдохнувшими в него новую жизнь: ритуальным превращением китайского императора в пахаря, которое не раз описывали французские путешественники, и эпопеей американских фермеров, какой она предстала под пером колониста французского происхождения Кревкёра. Каждый год в начале марта китайский император торжественно открывает сезон полевых работ, сам становясь за плуг,— 228

Montesquieu Ch. de. Considerations sur les causes de la grandeur des Remains et de leur decadence (1734). Op. cit. P. 39 (chap. 3).

229

Mirabeau V.-R., marquis de. Philosophic rurale ou economic generale et particuliere de 1'agriculture. Amsterdam; Paris, 1763.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==131 эта информация приносит аграриям уверенность в справедливости их политических теорий. Причем к античным преданиям здесь добавляется толика экзотики. Почтение, которое «Мудрый правитель» питает к сельскому хозяйству, лишний раз подчеркивает, что оно является первейшим из искусств. Франсуа Кене, маркиз де Мирабо и сам Вольтер призывают государей Европы последовать величественному примеру китайского государя. Поэт Руше видит в этой церемонии прекраснейшее из известных человечеству празднеств и сравнивает императора с Триптолемом, легендарным элевсинским царем, который изобрел плуг и обучил народы Аттики искусству земледелия230. Людовик XVI, которому в конце его царствования пришлось взять в руки заступ и вместе с народом готовить Марсово поле к празднику Федерации, еще в бытность свою дофином подражал китайскому ритуалу, влияние которого сказалось также и на революционном празднике Земледелия231. 15 июня 1768 года, прервав свою прогулку вдоль поля, он сам взялся за плуг. Сюжет «Дофин за плугом» был увековечен в многочисленных эстампах и воспет физиократами. Впрочем, несравненно большие политические последствия имело другое воплощение аграрного мифа. После провозглашения в 1776 году Декларации независимости Соединенных Штатов Америки эстафету принимают американские революционеры: они на практике осуществляют римскую модель и придают теме, которая прежде оставалась сугубо литературной, политическую и социальную злободневность. Пример восставшей Америки—аграрного и эгалитарного, не знающего разделения на классы сообщества фермеров-граждан, в котором господствует идиллическая атмосфера честности и трудолюбия и которое воплощает в жизнь демократический идеал не на уровне полиса, но в пределах огромной ^"Roucher J.-A. Les Mois, poeme en douze chants. Paris: Quillau, 1779.T. 1.P.68. 231

Ср.: Ozouf M. La Fete revolutionnaire, 1789—1799. Paris: Gallimard, 1976. P.12. 5*

==132 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце территории,—подсказывал всем желающим, каким образом можно приспособить античную систему к крупным государствам современной Европы232. Землевладелец и гражданин этой юной демократии, которую он сам сравнивает с античными городамигосударствами, Кревкёр, оказавший существенное влияние на политические дискуссии времен Великой французской революции, демонстрирует своим современникам, как воплощается в жизнь древний идеал Солдата-землепашца. «Подобно им (римлянам), одну руку мы держим на рукоятке плуга, а в другую сумеем при необходимости взять оружие»2",—пишет он своему английскому корреспонденту. Благодаря Кревкёру, французскому аристократу, сочувствующему идеям Просвещения, миф возвратился из Америки во Францию, обретя солидность доказанного факта. Показательно, что общество, которое 10 мая 1783 года основали победители, дабы сберечь идеалы революции и поддержать дружеские узы, завязавшиеся между американскими и французскими офицерами в ходе Войны за независимость, получило название «Общество Цинциннатов». Если у сельского хозяйства обнаруживается политическое значение, то идея родины приобретает в XVIII веке значение 2i2

См. об этом: Brissot de W a r v i 11 е. Reflexions sur le code de Pennsylvanie (1783) // Bibliotheque philosophique du legislateur, du politique, du junsconsulte... Berlin, 1782. Т. 2. P. 233—258; Examen critique des voyages dans 1'Amerique septentrionnale de M. Ie marquis de Chastellux. London, 1786. См. также основополагающий труд Г. Паркера: Parker H.-T. The Cult of Antiquity and the French Revolutionnaires: A Study in the Development of the Revolutionnary Spirit. Chicago: Chicago University Press, 1937.

2ij

Crevecosur M.-G. Lettres d'un cultivateur americain, ecrites a W. S., ecuyer, depuis 1'annee l770jusqu'a 1'annee 1781 (1782). Geneve: Slatkine Reprints, 1979. P. 45. См. также: Marx L. The Machine in the Garden: Technology and the Pastoral Idea in America. Oxford: Oxford University Press (1964), 1981. P. 107—118; Wills G. Cincinnatus. George Washington and the Enlighenment: Images of Power in Early America. New York: Doubleday and Company, 1984; Furet F. LAtelier de 1'histoire. Paris: Flammarion,1982. P. 206.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==133 экономическое. Маркиз де Мирабо сам определяет свою книгу «Деревенская философия» как «собрание патриотических мечтаний»234. Со своей стороны, выпущенный анонимно в 1761 году

«Артезианский патриот» (одно из первых сочинений, где употребляется этот термин) посвящен преимущественно сельскому хозяйству и практической экономике, причем автор, бывший кавалерийский офицер Бельпьер де НёвЭглиз215, признается, что высшими нравственными авторитетами для него являются Вергилий и Колумелла. Именно руководствуясь этими критериями, Нёв-Эглиз именует «патриотом» маркиза де Тюрбийи— автора прославленного трактата «Записка о распашке нови»216. Отставной военный и анжуйский помещик, маркиз де Тюрбийи был одним из самых знаменитых агрономов своего времени. Воспетый Вольтером в статье «Сельское хозяйство», написанной для «Энциклопедии», он вполне заслуженно слыл человеком выдающимся. Его «Записка», пользовавшаяся большим успехом и неоднократно переиздававшаяся, была переведена на иностранные языки; ее прекрасно знал английский агроном Артур Юнг. Кроме того—и это отличает Тюрбийи от большинства современных ему авторов—он был практиком и основывал свои рассуждения на опыте. В самом деле, теорию свою он сочинил после того, как распахал собственные земли, и именно эти земледельческие труды побудили его в 1755 году основать первый во Франции сельскохозяйственный конкурс, а в 1756 году—первое сельскохозяйственное общество. Наконец, прежде чем заняться сельским хозяйям

Mirabeau V. R., marquis de. Elemens de la philosophic rurale. La Haye: Chez les libraires associes, 1767. P. С («Discours preliminaire»).

2<s

Bellepierre de Neuve-Eglise L.-J. de. Le Patriote artesien, dedie a Monseigneur le Comte d'Artois par M. de ***, ancien officier de Cavalerie. Paris: Despilly et Le Clerc, 1761. P. V1I1. Сочинение того же автора «Взгляды патриота» (Les Vues d'un patriote), вышедшее в том же году, в сжатой форме повторяет содержание предыдущей книги; особенное внимание уделено в нем проблеме налогов. "^Turbilly L.-F.-H., marquis de. Memoire sur les defrichements. Paris: Veuve d'Houry, 1760. P. 321.

==134 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ством, этот «землепашец» был блестящим офицером. Таким образом, Тюрбийи был, по-видимому, первым, в ком мифическая фигура Солдата-землепашца нашла земное воплощение, и современники это ясно осознавали. Автор опубликованной в 1760 году в «Литературном ежегоднике» («Annee litteraire») рецензии на «Записку о распашке нови» называет маркиза «почтенным гражданином, о котором можно смело сказать, что он одинаково хорошо владеет шпагой, пером и заступом и, по примеру римских генералов, не гнушается отдыхать от ратных трудов в деревне»237. Можно было бы думать, что в данном случае мы имеем дело с сугубо условными риторическими фигурами. Однако и сам Тюрбийи в своих сочинениях не без кокетства приписывает себе эти военно-аграрные добродетели, достойные римского гражданина. Другой кадровый офицер, маркиз де Сен-Ламбер, вслед за Вольтером и с гораздо большими подробностями, чем Вольтер в «Послании о земледелии», облек теоретические размышления такого рода в поэтическую форму и взглянул на сельскую жизнь глазами «философа». Сен-Ламбер воспел патриотическое значение сельского хозяйства во «Временах года»—поэме, благодаря которой он удостоился избрания во Французскую академию»218. Традиционная для идиллии любовная интрига, хотя и присутствующая в поэме Сен-Ламбера, играет здесь гораздо меньшую роль, чем прославление физических усилий, совершаемых во имя государства; пастораль незаметно уступает место пахоте.

По мнению Сен-Ламбера и его страстного поклонника Флориана, изложившего свое видение проблемы в «Опыте о пасторали»219, авторы новых эклог преследуют нравственные цеа

-" LAnnee litteraire. 1760. Т. IV. Р. 134.

238

Saint-Lambert J.-F., marquis de. Les Saisons, poeme (1769). 5е ed. revue et corrigee. Amsterdam, 1773. P.

V. 239

Florian J.-P. de. CEuvres completes. Nouvelle edition augmentee de la vie de 1'auteur, de Guillaume Tell, et autres ouvrages inedits, et ornee de figures, dessinees et gravees par les meilleurs artistes de Paris: Dujart, 1803. Т 1. P. 129—148.

==135

,*а4У чУе* \,, Эволюция мифа: эпоха Просвещения ли и создают произведения, устремленные в будущее, добродетельные и полезные. У Сен-Ламбера мы находим, помимо изображения гражданской доблести в сельских декорациях, еще и весьма явственно звучащие военные мотивы. Хотя поэт и утверждает, что обращается также и к зажиточным буржуа, которым расписывает образцовые нравы богатых земледельцев, милые сердцу физиократов и энциклопедистов, главными его адресатами остаются дворяне. Французское дворянство развлекается и разоряется в гонке за придворными почестями, его развращают соблазны городской жизни. Дело поэта—напомнить дворянам об их изначальном военном и земледельческом призвании. В сущности, Сен-Ламбер призывает отставных офицеров переходить от военного ремесла непосредственно к земледельческому. Прежде всего он имеет в виду весьма многочисленных дворян, уволенных из армии министром Шуазелем по окончании Семилетней войны и в последующие годы240; именно их он желал бы превратить в солдатземлепашцев, которые будут не только возделывать поля, но и просвещать невежественных крестьян, дабы из них выходили добродетельные граждане. Дворянин Старого порядка выступает у Сен-Ламбера законным наследником Цинцинната; автор «Времен года» сожалеет о том, что французские поэты предпочитают в своих пасторалях выводить на сцену пастухов—«персонажей фантастических, которые так же далеки от нас, как сильфы и саламандры»241, вместо того чтобы живописать занятия трудолюбивых дворян, служащих отечеству и на поле боя, и на пашне. Что же до этих дворян, то, исполнив предписания поэта, они получат возможность воскликнуть вместе с одним из его героев: 240 g m^ году большое число гренадеров отправил по домам преемник Шуазеля князь де Монбарре. 241

Saint-Lambert J.-F., marquis de. Les Saisons. Op. cit. P. XXXVI.

==136 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце В войну иль без войны, солдат иль земледелец, Живу, как гражданин, и родине служу. Войну я всю провел в походах и сраженьях, Когда ж король сломил врага сопротивленье, Отечеству служить по-новому я стал. (...) И добродетель вмиг на пашне расцветает"42. Понятно, что такой герой не просто любезничает с красотками, лениво приглядывая за баранами. Он занимается делом патриотическим и полезным—землепашеством, которое физически и морально готовит людей к войне и вселяет' в их сердца корпоративный дух, близкий к военному. Отлично сознавая степень отсталости крестьянских масс, Сен-Ламбер тем не менее предрекает день, когда, просвещенные столь прекрасными примерами, землепашцы-граждане пошлют к королю делегатов и потребуют к себе большего почтения, ибо они поставляют стране неизвестных солдат: Поля родной страны мы потом орошаем, Защитников страны тебе мы воспитаем, И кровь они прольют отважно за тебя, Безвестными падут, отечество любя24}. Вольтер в «Послании о земледелии», так же как и СенЛамбер, понимает под «землепашцем» дворянина, сведущего в агрономии и увеличивающего плодородие своих земель. Вольтеровское восприятие этой темы не лишено иронии: насмехаясь над стереотипным восхвалением римских добродетелей, он пишет кардиналу де Бернису по поводу «Послания»: «Примите, монсеньор, прочтите и беритесь за плуг; впрочем, кардиналы не чета римским консулам, они землю не пашут». Однако другие авторы, принимая образ землепашца более чем всерьез, размышляют над социальными последствиями, 2412 Ibid. P. 70 («Lete»). 243 Ibid. P 186 («Lhiver»

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==137 какие могут иметь подражание древнеримскому образцу и осознание главенствующей роли сельского хозяйства. Быть может, презрение к землепашеству—явление недавнее, связанное с падением нравов? Пока в Риме не началась эпоха упадка, земледелие было там в величайшем почете; по-видимому, предполагают авторы XVIII столетия, тот же привилегированный статус оно сохраняло и в средние века. Не случайно Мирабо и Кене утверждают, что земледелие (синоним свободы)—единственное ремесло, не способное унизить того, кто им занимается244. Правда, если дворянину-воину и не зазорно пахать землю, землепашец шпаги не носит; то обстоятельство, что он ходит за плугом, дворянином его не делает. Пусть так—тем не менее разговоры о благородстве сельского труда не могли не привести к переоценке крестьянства. В средние века и при Старом порядке его, как правило, презирали, теперь же оно предстало обладателем самых великолепных достоинств: землепашец обрел славу, ничем не уступающую славе офицерадворянина. Если Вольтер в «Послании о земледелии» (1761) упоминает основателя Школы дорог и мостов, который прокладывал ирригационные каналы, благоприятствующие распашке новых земель, и, следовательно, имел непосредственное отношение к сельскому хозяйству, то делает он это именно из желания подчеркнуть первостепенную важность крестьянского труда: Трюдену хорошо известно: труд

селян — Залог надежнейший благополучья стран. Способствуют равно незыблемости трона Церера с лемехом и с саблею Беллона245. Барон Гольбах идет еще дальше. Раз сельское хозяйство— первейшее из искусств и ремесел, без которого не могли появиться на свет все остальные ремесла, не следует ли из этого, '^Mirabeau V., marquis de, Quesnay F. LAmi des hommes, ou Traite de la population: Nouvelle edition augmentee d'une 4е partie et de sommaires. Paris, 1758. Т. 4. P. 9. 45

Voltaire. Epitre sur 1'agriculture. Paris: Prault, 1761.

==138 Часть вторая Миф о Солдате-землепашце что к смиренному земледельцу, «кормильцу наций», «которого никто не уважает, хотя уважения он достоин как никто другой»246, необходимо относиться почтительно и участливо? В творчестве Руссо, который отвечает на поставленный Гольбахом вопрос утвердительно, этот пересмотр привычной иерархии нашел окончательное завершение. После Руссо никому уже не придет в голову спрашивать, хорошо ли, чтобы дворянин по возвращении с войны брался за плуг, и должны ли богачи и вельможи уважать крестьян. Напротив, в результате переоценки ценностей землепашец предстает первым из граждан, а затем и единственным, кто достоин носить оружие. Крестьянин—не только землепашец, но как-никак еще и землевладелец. Идеи свободы и любви к отечеству тесно связаны с идеей собственности на землю и труда на земле. «Лучший движитель правления—это любовь к отечеству, а она взращивается в труде на полях»247. Привязанность к родине особенно крепка там, где людям принадлежат небольшие участки земли, как это было в республиканском Риме: как не бывает родины при режимах «деспотических», так не может ее быть и без подобной собственности на землю. Латинская поговорка «servorum nulla est civitas» (у рабов нет родины.— лат.)—непосредственный источник знаменитой формулы «у пролетариев нет отечества»— сделалась в сочинениях философов XVIII века общим местом. Гольбах, апологет землепашцев, повторяет ее как молитву в своей «Всеобщей морали»: «Для рабов родины не существует», «У несчастного, которому ничто не принадлежит, нет также и родины», «У кого нет ничего, кроме собственных рук, у того нет и родины»248. 246

Holbach P.-H., baron d' La Morale universelle. Amsterdam, 1776. Т. З. Р. 251, 189 (Section IV. Chap. II, IX). В другом месте Гольбах именует земледельца «кормильцем своей страны». 247

Rousseau J.-J. Prcyet de constitution pour la Corse (1765)//RousseauJ.-J. (Euvres completes. Paris: Gallimard, 1964. Т. 3. P. 940—941; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М„ 1969. С. 292.

248

Holbach P.-H., baron d'. La Morale universelle. Op. dt. T. 2. P. 55, 182,157.

Эволюция мифа- эпоха Просвещения ==139 Вот почему «задача просвещенной политики—сделать так, чтобы наибольшее число граждан владело какой-либо собственностью»249. Под «собственностью» в данном случае понимается не что иное, как

участок земли. Это утверждение тесной связи между землевладением, трудом и патриотизмом полностью восходит к римскому образцу и подкрепляется историческими примерами прославленных полководцев-землепашцев. Об этом, перефразируя древних, очень ясно говорит Руссо в «Общественном договоре»: «И так как все, кто в Риме выделялся, обитали за городом и занимались земледелием, то уже привыкли искать лишь там главную опору Республики. (...) Не без причины, говорил Варрон, наши великодушные предки создали в деревне питомник тех крепких и доблестных мужей, что защищали их в период войны и кормили в период мира»250. В самом деле, подтверждает Гольбах, «собственность, привязывая человека к земле, вселяет в него любовь к отечеству». Итак, демократия—режим воинственный и аграрный. Такой ее видел Руссо. Новое сельское хозяйство—дело не подданных, но граждан. Поэтому оно нуждается в изменении общественного строя. «Земледельческая система требует, как я сказал, демократического строя»,—заключает автор «Проекта конституции для Корсики»251. Действительно, восхваление достоинств сельской жизни, бывшее первоначально сугубо литературным мотивом, основанным на восходящем к Вергилию противопоставлении городского разврата деревенскому блаженству, неминуемо приводит к осуждению существующей общественной иерархии. Если в эпоху Возрождения последователи Вергилия проклинали вместо античных городов королевские и княжеские дворы252, 249 Ibid. T. 2. Р. 183 (Section IV. Chap. IX). ^"Rousseau J.-J. Du contrat social ou Pnncipes du droit politique (1762). Paris: Henri Beziat, s. d. P. 152. Ср.: Varro P. De re rustica. Livre II. 251

Rousseau J.-J. Projet de constitution pour la Corse (1765). Op. cit. P. 907; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 263.

252

См., например: Sam t-G e 1 a i s О. de. Le Debat de 1'homme de la cour etde 1'homme des champs (1509); Guevara A. Le Mesprisde la court (1570);

==140 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце то с конца Старого порядка и вплоть до наших дней источником всех зол вновь стали считаться города. Именно подражая Вергилию, барон Гольбах противопоставляет земледельца, «свободного от тех забот, которые гложут горожан в их пышных хоромах»2", обитателям городов, к какому бы классу общества они ни принадлежали: безработным и голодным рабочим, жадным торговцам, богачам, снедаемым тревогами, вельможам, погрязшим в интригах и мучимым тщеславием. Город богат деньгами, и это богатство иллюзорно и коварно; деревня богата людьми, и это богатство осязаемо, плодотворно. Именно в нем заключена истинная сила государства. «Сила, которую дает численность населения, более существенна, нежели та, которую дают финансы»254,—утверждает Руссо; опираясь опять-таки на античные примеры, он рекомендует полякам: «Умножайте без устали площади ваших полей и число ваших людей и не тревожьтесь ни о чем другом»255. Теорию эту Руссо почерпнул не только у «популяционистов», но и у физиократов. По мнению первых (Кантийона, Гудара, Тома, Белиаля де Вертю), пекущихся прежде всего о могуществе государства, только благодаря земледелию в стране появляется многочисленное и сильное население, без которого современному государству не достичь военного превосходства; вторые, ставящие превыше всего национальное богатство, также считают сельское хозяйство и прирост населения первостепенно важными, потому что именно в них источники всякого богатства вообще.

La Taille J. de. Le Courtisan retire (1573); Faur de Pibrac G. du. Plaisirs de la vie rustique (1573); Ra p i n N. Les Plaisirs du gentilhomme champestre (1575). Эта тема подробно проанализирована в кн.: Smith P. The Anti-courtier Trend in XVIth Century French Literature. Geneve: Droz, 1966. 253

Holbach P.-H. La Morale universelle. Op. dt. Т 2. P. 189 (Section IV. Chap.IX).

254

Rousseau J.-J. Projet de constitution pour la Corse (1765). Op. cit. P 904; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 260.

255

Rousseau J.-J. Considerations sur le gouvernement de Pologne et sur sa reformation projetee en avril 1771 // Rousseau J.-J. Du contrat social et autres oeuvres politiques. Paris: Gamier, 1975. P. 385, 389.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==141 Что же касается торговли, то она вызывает подозрения и у тех и у других. По сути дела, пишут в 1758 году Мирабо и Кене, торговля есть «не что иное, как искусство выгодного обмена. Почти все выгоды торговли беззаконны»256. Десять лет спустя Ле Трон, другой «экономист», клеймит тщету городских занятий: «Предоставим горожанам полагать, что, поскольку в городах находится в обращении много денег и многие люди богатеют благодаря спекуляции и промышленности, на бесплодных городских мостовых может родиться хоть какое-нибудь богатство. Стоит лишь на секунду задуматься о физической природе вещей, как становится ясно: все богатства проистекают только из земли»257. Итак, с точки зрения Кене и его последователей, единственный «производительный» класс общества— это крестьяне, что же до остальных сословий, то они «бесплодны». Хотя сами физиократы в конце концов отказались от этого понятия (в частности, Тюрго взамен предложил такой термин, как «класс наемных работников»258), яркий образ и связанные с ним коннотации прочно укоренились в умах публики. Постепенно бесплодными стали считаться не только сами города и городская торговля, но и городские жители, люди, занимающиеся торговлей. Если по мнению физиократов торговля перестает быть бесплодной в тех случаях, когда сам сельский производитель продает плоды своего труда непосредственно потребителю, то у Руссо вызывает подозрения даже простой обмен сельскохозяйственными продуктами. В самом деле, если земледелие— источник богатства и благополучия, которые доступны только обществу сугубо аграрному, расцветающему среди voluptates agricolarum (сельских насла256

М i r a b e a u V. marquis de, Q u e s n а у F. LAmi des hommes. Op. cit. P. 100.

257

Le Trosne G.-F. Lettres a un ami sur la liberte du commerce des grains (1768). P. 121; цит. no: Brunot F. Histoire de la langue francaise. Op. cit. T. 6. P. 192—193 (курсив мой). Об этом весьма резко говорится в «Энциклопедии» в статье «Фермеры» (Т. 6. Р. 538). 258

См.: Brunot F. Histoire de la langue francaise. Op. dt. T. 6. P. 194.

==142 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

ждений.—лат.), дорогих сердцу Цицерона, то торговля грозит это благополучие разрушить. По мнению главы физиократов Кене, «торговец—чужак для своего отечества», ибо он человек городской, переменчивый и подвижный, не ведающий «милой привычки жить среди одних и тех же предметов». Итак, и пролетарии, и богатые буржуа, ускользающие от постоянного контроля государства, подвергаются безоговорочному осуждению, которое не распространяется на одноединственное сословие—земледельцев. «Энциклопедия», многие из авторов которой принадлежали к числу физиократов, что сказалось на содержании статей, подтверждает: «Источник подлинных богатств— земля, и только она; именно ее ежегодное возрождение обеспечивает государству доходы стабильные, независимые от общественного мнения, зримые и насущно необходимые»'^9. Как мы только что убедились, всякая изменчивость и подвижность подозрительна; людские ресурсы хороши тем, что, в противоположность «богатству бродячему и безымянному», которое в следующем столетии будет клеймить герцог Орлеанский, они вполне контролируемы. Осуждению подвергается денежное обращение: «Судя по общему развитию торговли и обменов, невозможно, чтобы разрушительные пороки не проникали в нацию»'260. Но и «обращение» людей в стране тоже предосудительно, причем по тем же причинам. Не последнее достоинство идеального общества землевладельцев-граждан заключается в том, что оно кладет конец подозрительным скитаниям. «Из всех образов жизни,—напоминает Руссо,—более всего привязывает людей к их родной стране жизнь сельская»'261. «Крестьяне привязаны к своей земле много больше, чем горожане—к своим городам. (...) Отсюда—удовлетворенность собственным состоянием, которая вселяет в 259

Encyclopedic. Op. cit. Т. 9. Р. 148; статья «Землепашец» (Laboureur); курсив мой.

260

Rousseau J.-J. Projet de constitution pour la Corse. Op. cit. P. 924; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 278. 261

Ibid. P. 944 (курсив мой); рус. пер.: Там же. С. 295.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==143 душу человека покой; отсюда—любовь к отечеству, которая привязывает его к установленному в стране порядку»262. Поэтому Руссо предлагает надежный рецепт превращения скитальцев в людей оседлых: «Я не вижу никаких других более быстрых и более надежных средств, чтобы восстановить положение, кроме как следующие: привязать, так сказать, людей к земле, чтобы они получали от нее свои права и свои отличия; и другое средство—укрепить эту связь семейными узами, сделав ее необходимою для отцовского состояния»263. Авторитарный характер системы выступает здесь совершенно явственно, поскольку к нарушителям предполагается применять меры наказания: всякий, кто меняет местожительство, на три года утрачивает право гражданства; всякий мужчина, не женившийся до сорока лет, теряет это право навсегда264. Таким образом, борьба против городского разврата сопровождается гонениями на холостяков. Ведь безбрачие тесно связано с подвижностью, а в цене совсем другое—оседлость, привязанность к одному месту, наличие корней: «Следует сказать, что Отец семейства,—пишет Гольбах, ставя в начале слова «отец» прописную букву,— подобен могучему дереву, которое связьгва.ют с землей многочисленные •корни. Напротив, безбрачие развязывает человеку руки и освобождает от обязанностей перед обществом... Холостяка интересует только настоящее, будущее его нимало не заботит»265. Постепенно складывается жесткая антитеза: бесплодному городскому холостяку, человеку без корней, занятому непроизводительной деятельностью, распутнику и космополиту противостоит честный гражданин, деревенский отец семейства, 262 Ibid. P. 905 (курсив мой); рус. пер.:

Там же. С. 261. «Энциклопедия» также осуждает тех сельских жителей, что испытывают чрезмерную страсть к передвижениям и порочную тягу к деньгам; см. прежде всего статью «Фермеры». 263

Ibid. P. 918 (курсив мой); рус. пер.: Там же. С. 273.

264

Ibid. P. 95, 941.

265

Holbach P.-H., baron d'. La Morale universelle. Op. cit. T. 4. P. 32 (Chap. I); курсив мой.

==144 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце трудолюбивый мелкий собственник, производитель и патриот. Сельскохозяйственная деятельность побуждает этого идеального гражданина умножать свое потомство, чтобы обеспечить преемственность во владении землей; кроме того, полевые работы развивают в нем физическую силу, необходимую как для оплодотворения собственной супруги, так и для защиты отечества. В противоположность пастушку из идиллии, типичному холостяку, переменчивому и томному эстету, землепашец, могучий труженик,—образцовый отец семейства. Физическая сила надежно защищает этого добродетельного гражданина от излишеств и пороков. Обретенная в тяжких сельскохозяйственных трудах, сила эта не приводит к излишествам. Земледелие дарует «телу» нации не только «темперамент», но также и «нравственность»266. Земледелец исполняет супружеские обязанности, не теряя достоинства и умеренности. Бесплодной лени, царящей среди горожан, противопоставляется целомудренная плодовитость селян. Как уверяет Руссо, «во всякой стране прирост населения в деревнях больше, чем в городах, по причине ли простоты сельской жизни, которая создает телосложение более крепкое; по той ли причине, что сельские жители заняты упорным трудом, а это предупреждает разврат и пороки», а главное, потому, что «мужчины, истощенные развратом, неизбежным плодом праздности, менее способны к зачатию, чем те мужчины, которых трудовой образ жизни делает более сдержанными», и потому, что «при прочих равных условиях самые целомудренные те женщины, у которых чувственность менее всего подогревается постоянною привычкою к наслаждениям, производят на свет больше детей, чем другие»'267. Итак, начиная с эпохи Просвещения земледелец становится противоположностью распутного холостяка, «дурной крови»"6", а66 Ibid. Т. 2. Р. 250, 256 (Section IV. Chap. II). !i67

Rousseau J.-J. Projet de constitution pour la Corse. Op. cit. P. 905; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 261.

2611

Balzac H. de. La Rabouilleuse (1842). Paris; Gamier, 1932. P. 148. Роман «Баламутка» (в рус. пер. «Жизнь холостяка».—Примеч. шреводчи-

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==145

как назовет его Бальзак, мужчины, колеблющегося между развратом и онанизмом, двумя бичами общества, об опасности которых предупреждал в своих трудах, широко известных во всей Европе и даже за ее пределами, друг и соратник Руссо доктор Тиссо269. В данном случае медицина, вообще исходящая только из законов природы, замещает религию и не только не эмансипирует общество, но, напротив, подтверждает моральные запреты. Расплатой за наслаждение служит упадок сил распутника и физическое вырождение его потомства. «Выродок», хилое и страшное создание, гроза семейств, наводит ужас на целую эпоху одним своим фантазматическим присутствием. В результате массового переселения из деревень в города землепашцы попадают в очаги разврата, где теряют разом и гражданскую доблесть и здоровье; это вырождение расы, изнуряемой городской роскошью, часто становилось предметом литературных произведений XVIII и XIX века. Начало положил Ретиф де Ла Бретон с «Развращенным поселянином» (1775), за которым в 1784 году последовала «Развращенная поселянка, или Опасности города». На свой мелодраматический лад эту линию продолжили, среди прочих, г-жа де Гаспарен270 и аббат Девуаль271. Идея природы наводит на «физиологические» •ка) входит в трилогию под названием «Холостяки». Само слово «холостяк» можно считать неологизмом, который сделался употребительным в эпоху Просвещения. См.: В г u n о t F. Histoire de la langue francaise. Op. cit. T. 6. P. 174. О холостяке см.: Boric J. Le Celibataire francais. Paris: Le Sagittaire, 1976; Mythologie de 1'heredite au XIX8' siecle. Paris: Galilee, 1981. ~9 «У Джефферсона в свое время были три трактата Тиссо: „Здоровье литераторов", „Здоровье светских людей" и, наконец, труд под названием „Онанизм", предупреждающий об опасностях мастурбации. Вместе с другими книгами Джефферсон незадолго до отъезда во Францию продал их Джеймсу Монро» (Brodie F. Thomas Jefferson, an Intimate History. New York: Bantam Books, 1974. P. 224). 270

Gasparin A.-E. de. Aliens faire fortune a Paris! (За преуспеянием в Париж!) Paris: L. R. Delay, 1844 (переиздавалось вплоть до 1895 года).

271

D e v о i 1 е A, La Charrue et le comptoir, ou la ville et la campagne <Плуг и прилавок, или Город и деревня). Paris: J. Vermot, 1854 (переиздавалось вплоть до 1882 года).

==146 b

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце размышления, окрашенные культурным пессимизмом. Таким образом, «философы» постепенно закладывают основы «левой» евгеники, прогрессивной расовой теории. Глядя на окружающее их общество, наши авторы с тревогой замечают симптомы физического вырождения нации—отражения и следствия ее морального падения. Отсюда обращение к спасительной мощи деревенского населения, которому, впрочем, тоже угрожает развращающее влияние городов, пленяющих селян своим обманчивым блеском. Если массовое переселение из деревень в города воспринимается как драма, то не только и не столько по причинам экономическим (то есть потому, что некому становится заниматься сельским хозяйством), сколько потому, что городской разврат гибелен для гражданских добродетелей крестьян.

В течение всего интересующего нас периода побеждающую, а затем победившую буржуазию, еще не вполне уверенную в законности своих прав, гложет тревога. Буржуа с ужасом смотрят на жителей городов и на представителей правящих классов своего времени, потому что знают из сочинений латинских авторов, что нравы у этих людей не могут не быть порочными. Так возникает мысль об ответственности правительства за упадок расы—та самая, которая в другом контексте вновь возникнет под пером Гитлера. «Дурное правительство,—пишет Гольбах,—губит всё, включая грядущие поколения»272. Иными словами, порочная политическая система приводит к генетической дестабилизации. Не случайно во времена Революции особую популярность обретет призыв к регенерации, возрождению. Меж тем падение нравов зашло так далеко, что в городской среде само целомудрие выглядит подозрительно и, в сущности, только развращает молодежь, ибо, как пишет Руссо, если от юношей чтото и скрывают, то лишь для того, чтобы получше привлечь к этому внимание. Уже внешний вид 272

Ibid. P. 30. Ср.: Hitler A. Mein Kampf. Paris: Nouvelles Editions latines, 1934. P. 245—250 («Сифилис»). Интерпретацию этого фрагмента см. в кн.: Friedlander S. LAntisemitisme nazi, histoire d'une psychose collective. Paris: Seuil, 1971. P. 122.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==147 городских домов и улиц побуждает к разврату: «Наши сады украшены статуями, а наши галереи— картинами. Что же, по-вашему, изображают эти шедевры искусства, выставленные для всеобщего обозрения,—защитников отечества или еще более великих людей, кои обогатили его своими добродетелями? Нет. Эти картины изображают все заблуждения сердца и ума <...) выставленные на обозрение нашим детям с их ранних лет...»"73 Лицемерие, побуждение к распутству под предлогом воспитания эстетического чувства, всеобщее распространение самых грязных пороков—если Гольбах обнаруживал все эти источники вырождения нации при дворе, то Руссо видит то же самое в салонах. «Юноши, разрушающие свое здоровье онанизмом, очень рано истощают свои силы; низкорослые и хилые, они не растут, а стареют, подобно тому как виноградник, плодоносящий весной, чахнет и умирает еще до наступления осени». Напротив, уточняет Руссо в примечании, деревенские подростки, уже сложившиеся и обладающие большой физической силой, в том же возрасте «говорят тонким голосом и борода у них еще не растет. Разница эта, на мой взгляд, проистекает исключительно из того, что воображение этих подростков, видящих вокруг себя жизнь простую и скромную, долгое время остается покойным и начинает волновать их кровь много позже, отчего чувственность в них пробуждается не так преждевременно»274. Отсюда необходимость долгого возрождения. Следует,— пишет доктор Тиссо, «предупредить этот упадок человеческой природы, о котором все так сожалеют, и, быть может, возвратить ей через несколько поколений ту силу, какой обладали наши предки и о которой мы знаем только из истории или благодаря оставшимся от древних памятникам»275. В упадке виновато 271

Rousseau J.-J. Si Ie retablissement des sciences et des arts... Op. cit. P. 18; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 26.

274 275

Rousseau J.-J. Emile. Op. cit. P. 280 (partie 4).

Т i s s о t A.-S. LOnanisme, dissertation sur les maladies produites par la masturbation (1760). Op. cit. P. 22 (предисловие, датированное 13 мая 1768 года).

==148 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце распутство, а в первую очередь онанизм—«подлое занятие», которое Тиссо живописует в апокалипсических тонах и которое он, не обинуясь, называет преступлением276, ибо от этого занятия страдает здоровье нации, а значит—государство. В течение всего XIX века последователи Руссо и Тиссо будут по этой причине обрушивать гонения на молодых холостяков, подозреваемых в столь страшном преступлении277. У Руссо мысли об опасности онанизма превратились в настоящую навязчивую идею, и это оказало существенное влияние на его педагогические теории. Дети должны быть постоянно заняты, потому что праздность ведет к ужасным последствиям. За Эмилем ведется неусыпное наблюдение, ведь одиночество—мать разврата. «Итак, не сводите глаз с юноши; от всего остального он защитится сам, но от него самого его способны защитить только вы. Не оставляйте его одного ни днем ни ночью, ночуйте с ним в одной комнате». Впрочем, даже несмотря на этот инквизиторский надзор, рано или поздно непоправимое все-таки может произойти. Между тем, «если однажды юноша познает эту опасную замену, он погиб. С этого дня и тело, и душа его будут пребывать в расслабленном состоянии; он до гроба не избавится от пагубных последствий этой привычки, самой вредной из всех, какие только может приобрести молодой человек». Поэтому—в профилактических целях—юношам следует укрощать свою плоть. Землепашец делает это бессознательно—когда идет за плугом, вдобавок у него есть жена; что же касается Эмиля, то его воспитателю приходится измышлять тысячи уловок, чтобы «к вечеру, когда настанет время ложиться в постель, юноша па'^ Ibid. P. 20, 234. «Моя цель—рассказать о болезнях, к которым приводит мастурбация, а не о преступлении, которым она является; впрочем, разве такой рассказ не есть лучшее доказательство преступления^»; «отвратительное преступление Онана» (Ibid. P. 88). 277

См.: Foucault M. Surveiller et punir: Naissance de la prison. Paris: Gallimard, 1975; Aron J.-P., Kempf R. Le Penis et la demoralisation de 1'Occident Paris: Grasset, 1978;Jaccard R. LExil interieur, schizoide et civilisation Pans: Presses Universitaires de France, 1978; Tarczylo T. Sexe et liberte au siecle des Lumieres. Pans: Presses de la Renaissance, 1983.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==149 дал с ног от усталости, а утром, когда настанет время вставать, ни в коем случае в постели не залеживался»*78. Эмилю недостаточно даже занятий сельским хозяйством, ибо его ум, изощренный образованием, позволит ему предаваться грязным мыслям даже во время возделывания земли. Эмилю необходимо приискать такую деятельность, которая поглотила бы его целиком. По мнению Руссо, единственное подходящее занятие для Эмиля—охота. Почему именно охота? Ответ здесь, как и во всех других случаях, дают древние. Ведь они постановили, что «Диана—ненавистница любви, и аллегория эта глубоко справедлива: томление любви рождается лишь в том, кто предается сладостному безделью; тяжкие физические труды заставляют замолчать нежные чувства». Охота— лекарство от любви, позволяющее хотя бы на время избавиться от сексуальных наваждений,—полезна в двух отношениях, нравственном и гражданственном. Гоняясь за дичью, Эмиль, во-первых, забудет о мастурбации, а вовторых, превратится в настоящего воина, ибо «охота закаляет тело и душу; она приучает к пролитию крови, к жестокости»279; она— школа добродетели, помогающая приобрести «древнюю суровость, хранительницу хорошего телосложения и добрых нравов»280.

Ту же воспитательную и предохранительную функцию приписывает охоте Сен-Ламбер во «Временах года»: Рожденные для битв, для славы и труда, Придите, воины, наследники героев, Леса от праздности надежно вас укроют281. Увы, инквизиторской и репрессивной республике приходится бороться не с одним онанизмом! ^Rousseau J.-J. Emile. Op. dt. P. 437 (livre 4). 279

Ibid. P. 419, 420.

280

R о u s s e a u J.-J. Lettre a M. d'Alembert. ..//Rousseau J.-J. Du contrat social et autres oeuvres politiques. Op. dt. P. 214. 281

Saint-Lambert J.-F. Les Saisons. Op. dt. P. 112. Vers 200—206, 213—214 («LAutomne»).

==150 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Другой источник вырождения—любые сексуальные контакты, не ведущие к продолжению рода или даже препятствующие ему (они обычно обозначаются словом «обман»). Доктор Тиссо предупреждает также всех, включая законных супругов, об опасности любых излишеств в сексуальной сфере, иллюстрируя свою мысль множестом устрашающих примеров. Если же природа позволяет распутникам—а имя им легион!—обзавестись потомством, они производят на свет детей болезненных и неполноценных, которые, живя в нездоровой атмосфере городов, вырастают еще более хилыми и представляют настоящую генетическую опасность для нации, особенно если долго остаются холостяками. Тиссо сравнивает «жидкую, водянистую, бесцветную, слизистую»282 кровь литератора—холостяка-вырожденца, «которого размышления истощают не меньше, чем мог бы истощить самый бесстыдный разгул»283, с «густой, ярко-красной» кровью землепашца, организм которого функционирует безупречно284 и с которого литератору предписывается брать пример. Генетический спаситель нации, крепкий и плодовитый, пускающий корни в землю, которую он оплодотворяет своим потом, сельский житель находит в войне дополнительный предмет для приложения сил. «Обработка земли делает людей терпеливыми и крепкими, такими, какие нужны, чтобы стать хорошими солдатами. (...) Настоящее воспитание солдата—обработка земли»285,— утверждает Руссо, прилежный читатель Вегеция. ^Tissot A.-S. De la sante des gens de lettres (1768). Geneve: Slatkine, 1981. P.91. 23

Ibid. P. 36. В «Онанизме» Тиссо использует то же сравнение, меняя местами его составляющие: «Онанист, всецело поглощенный своими грязными мыслями, страдает (...) теми же недугами, что и литератор, также сосредоточенный на одном-единственном предмете» (Ор. cit. Р. 74). Для доктора Тиссо эти двое—онанист и литератор—связаны неразрывно; упоминание одного немедленно влечет за собой упоминание другого. 284

Ibid. P. 148.

285

Rousseau J.-J. Projet de constitution pour la Corse... Ор. at. P. 905; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 261.

Эволюция мифа: эпоха Просвещения ==151 Производительность, целомудренная плодовитость земли и нации влияют и на воинскую доблесть. Землепашец—не только гарант сохранности генетического капитала нации и кормилец отечества, но и его защитник, его карающая десница; лишь он один и достоин носить шпагу. Пороки горожан делают их неспособными к несению воинской службы: «Те солдаты, которых набирают в городах, строптивы и изнеженны, они не могут переносить тяготы войны», потому что, будучи людьми праздными, а следовательно, порочными, они «дерутся друг с другом и бегут при виде врага»286. Напротив, закаленный тяжелым деревенским трудом крестьянин, будучи призван под ружье, выкажет необходимую выносливость и жестокость. «Под деревенскою одеждою землепашца, а не под шитым золотом нарядом придворного,— вот где окажется сильное и крепкое тело»287. Разве может хилый и безвольный городской холостяк, космополит-торговец защищать родину так же энергично, как новый человек, на могучих плечах которого покоится будущее возрожденной нации? В сущности, все восхваления добродетели и призывы к борьбе против онанизма имеют однуединственную цель, явную или подразумеваемую,—подготовку к войне. Даже у покойной, уединенной, трудолюбивой и счастливой жизни, которую ведут обитатели элегантного и аристократического Кларана, в качестве ultima ratio (крайней меры, последнего довода.— лат.) выступает война. Мирное и однообразное существование тамошних жителей, по видимости невинные игры, которым они предаются,—все это едва завуалированная подготовка к войне. Разнообразные состязания (бег, бросание камней и проч.), которые устраивает для слуг Вольмар, призваны, вместе с основным занятием этих людей—возделыванием земли, отбить у слуг охоту распутничать на стороне. Однако у этих морально-гигиенических игр 286

Ibid.; рус. пер.: Там же.

287

Rousseau J.-J. Si Ie retablissement des sciences et des arts... Ор. dt. P. 4; рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. Указ. соч. С. 13.

==152

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце есть и другая функция: в деревенских декорациях здесь разыгрывается «ludus pro patria» (игра во имя отечества.—лат.), подобная той, какую столетие спустя изобразит Пюви де Шаванн, и эта игра формирует одновременно и «хороших крестьян для возделывания земли, и хороших солдат для защиты родины»288.

00.htm - glava10 Идиллия в лосинах Идея создания национальной армии на античный манер неотступно преследовала мыслителей XVIII века. Если Верто восхищался античными солдатами-землепашцами сугубо платонически, то его последователи, которых, как мы видели, у него оказалось великое множество, извлекли из его теории выводы гораздо более радикальные. В изданных посмертно, в 1756 году, «Мечтаниях» маршал Саксонский, в противовес распространенному в то время презрению к военным, превозносит армию, состоящую из граждансолдат. Перечислив злоупотребления, которыми сопровождается набор рекрутов, Морис Саксонский предлагает ввести, по примеру римлян, всеобщую воинскую повинность с пятилетним сроком службы, дабы ремесло солдата вновь начало пользоваться уважением289. В том же духе выдержан и опубликованный в 1772 году графом де Гибером «Общий очерк тактики», который Вольтер назвал сочинением гениальным и благодаря которому граф был триумфально принят в Академию290. Гибер предла288

Ro u s s e a u J.-J. Julie, ou la Nouvelle Heloise. Op. cit. P. 341 (livre 4).

289

Sax e M., comte de. Les Reveries ou memoires sur I'an de la guerre, dedies a Messieurs les officiers generaux. La Haye: Chez Pierre Gosse Junior, 1756.T. 1. P. 31—34.

290

Guibert J.-A.-H., comte de. Essai general de tactique, precede d'un discours sur 1'etat actuel de la politique et de la science militaire en Europe avec Ie plan d'un ouvrage intitule «La France politique et militaire» (1772) // Guibert J.-A.-H., comte de. Ecrits militaires (1772—1790) / Preface du general Mesnard. Paris: Copernic, Nation armee, 1977. Проницательный анализ этого сочинения, имевшего в свое время большую популярность,

==153

Эпоха Просвещения: идиллия в лосинах гает Франции новое устройство армии, способное примирить военных и нацию. Сын военного и сам военный, последователь Руссо, Гибер полон «агрономических» идей. Зрелище Европы—изнеженной, космополитической, оскверненной ордами холостяков, которые лишены национальных предрассудков и ничем не связаны с родной почвой,— приводит Гибера в ужас, и он вырабатывает план возрождения Франции посредством возврата к суровым нравам древних. Источника обновления он видит в постоянном контроле со стороны государства, в жесткой дисциплине и военной подготовке юношей. Добродетельная, сверхвооруженная и мстительная, гиберовская идеальная Франция предстает однородным целым. Замкнутая в самой себе, не признающая никаких внешнеполитических сношений, кроме шпионажа и войны, она предвосхищает «замкнутое торговое государство» Фихте.

Это государство-улей, с примитивной и неподвижной структурой, характерной для утопии, может существовать только в сельской обстановке. Этого требуют интересы обороны, здоровья, морали, но вдобавок еще и экономики. Серьезную проблему—как кормить армию в мирное время, как избежать разорительного содержания казарм и крепостей?—Гибер разрешает следующим образом: войска, составленные из солдат-граждан, размещаются по всей территории отечества и пускают корни. Они сами снабжают себя продовольствием, обосновываясь «в тех провинциях, где много нераспаханных земель, которые солдат может вспахать и засеять» и при этом приобрести дополнительную закалку. Составленная из «крепких, ловких крестьян, уже привыкших к грохоту оружия и научившихся обращаться с ним», вся нация, пребывая в постоянной боевой готовности, обретет разом и здоровье, и если не роскошь, то по крайней мере скромный достаток, ибо сама будет доставлять себе пропитание. Умеренность среди природного изобилия приводит к военному превосходству. Разве история не свидетельствует о том, что военное искусстсм. в кн.: Caillois R. Bellone ou la pente de la guerre. Paris: A.-G. Nizet, 1963. P. 83—104 (Chap. IV).

==154 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце во, «незнакомое нациям богатым и просвещенным», расцветает «у наций сельских и бедных, потому что у них больше силы и отваги»? Разве не доказывает она, что «именно из земледельческих народов выходят самые лучшие воины»? Вдобавок можно не опасаться, что эти вооруженные аграрии будут представлять угрозу для государства; напротив, они наилучшим образом защитят его от бунта. И в этом также нам порукой история: «Где зародились Фронда и Лига? В Париже, среди того подлого, распутного, жадного до новшеств народа, что населяет города. Деревенский житель, занятый своим трудом, мечтающий лишь о том, чтобы собрать хороший урожай, дорожит миром и законами, которые ему этот мир обеспечивают». Таким образом, мужественные—или просто авторитарные— правители ничего не теряют, превращая нацию в совокупность военизированных крестьян, но зато могут много приобрести. В дополнение ко всем перечисленным выгодам система Гибера сулит народу идиллическое блаженство. Сегодня, пишет Гибер, солдат, развращенный деньгами и измученный тяжкими дежурствами в казарме, обречен по окончании воинской службы либо нищенствовать, либо заниматься ремеслами, унизительными для бывшего защитника отечества. В возрожденной же Франции, напротив, «из землепашцев будут выходить лучшие солдаты (...) а солдат, покинув службу, будет без труда возвращаться к заступу и плугу». Гибер не описывает нового, революционного устройства армии во всех подробностях. Эту задачу выполнил Жозеф Серван, позже, в 1792 году, ставший военным министром. «В наше время солдат не меняет оружие на плуг»,—с грустью констатирует Серван в своем обширном труде «Солдатгражданин», эпиграфом к которому служат знаменитые слова Вергилия «О fortunatos nimium, sua si bona norint...» (Трижды блаженны—когда б они счастье свое сознавали!—жители сел.— лат.}. Но кем же были римские солдаты в славную пору Республики? «Солдатами-земледельцами, (...) гражданами, которые оставляли плуг и шли сражаться, а землей владели

Эпоха Просвещения: идиллия в лосинах

==155 лишь при условии несения воинской повинности»291. В соответствии с этим идеалом Серван рисует утопическое сообщество Солдат-землепашцев, ведущих трудовую жизнь в военноземледельческих усадьбах. Система эта, по его убеждению, имеет многочисленные достоинства: раздробление больших земельных участков, с трудом поддающихся обработке, и, следовательно, большее социальное равенство; использование солдат в мирное время для распашки новин, сева и жатвы, общественных работ, приносящее двойную пользу—экономическую и гигиеническую (солдаты делаются крепче и отвлекаются от помышлений о разврате); национальное примирение между крестьянами и армией, автаркия войск, позволяющая пускать весь армейский бюджет исключительно на нужды самой армии. Наконец, система, предлагаемая Серваном, должна привести к расцвету патриотизма в душах солдат, привязанных к земле и сделавшихся землевладельцами, а равно и в душах гражданских землепашцев, с которыми эти солдаты будут общаться и которым будут повествовать о своих подвигах: когда солдат станет землепашцем, землепашец, в свою очередь, пожелает стать солдатом. Так конструируется идиллия в лосинах: «Пусть в мирное время единственным оружием солдата станет плуг для возделывания нераспаханных земель! Пусть, возвратясь в те края, где они родились, усаживаясь вечерами под сенью дерев и наслаждаясь плодами своих трудов, наши солдаты, спокойные, счастливые и довольные, без устали благословляют судьбу и остаются готовыми в любое мгновение встать на защиту отечества». С образом Солдата-землепашца мы встречаемся и в самых радикальных утопиях XVIII века—именно он оказывается оплотом коммунистического общества, о котором мечтают авторы-утописты. Солдатземлепашец—ключевая фигура «Ба291

Servan J. Le Soldat citoyen, ou vues patriotiques sur la maniere la plus avantageuse de pourvoir a la defense du royaume. Dans le Pays de la Uberte. Neuchatel, 1780. P. 149 (Livre II. Chap. IV).

==156 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце зилиады» и «Кодекса природы» Морелли292, книги, которую Ж. Шинар считает одним из значительнейших произведений XVIII столетия293, а маркиз д'Аржансон называл «книгой книг»; тот же Солдат-землепашец—главное действующее лицо идеальных аграрных республик в античном духе, описанных в сочинениях кюре Мелье294, Коллиньона295 и аббата Мабли296, которые Сен-Жюст незадолго до Термидора будет раздавать членам Комитета общественного спасения297. Благодаря Бабёфу эти сочинения оказали влияние на самые экстремистские политические течения XIX века, равно как и на доктрины утопических социалистов. Таким образом, в революционном лагере Солдатаземлепашца приветствовали как пылкие защитники собственности, так и не менее пылкие сторонники ее отмены. Одни утверждали, что патриотизм Солдата-землепашца неразрывно связан с тем обстоятельством, что ему принадлежит маленький участок земли, старательно им возделываемый и нежно любимый, другие полагали, что теми же самыми добродетелями может обладать и человек, обрабатывающий часть общего поля. В самом деле, нет почти никакой разницы между возделыванием клочка земли скромного размера (со времен Горация известно, что для наслаждения умерен292

М о г е 11 у. Naufrage des Isles flottantes, ou Basiliade du celebre Pilpai, poeme heroique, traduit de 1'indien par М. М... A Messine, par une Societe de libraires (1753); Code de la nature, ou Ie veritable esprit de ses loix, de tout terns neglige ou meconnu (1755) / Publie avec une introduction et des notes par Gilbert Chinard. Paris: Clavreuil, 1950.

293

Chinard G. Introduction au «Code de la nature» de Morelly. Op. cit. P. 7.

294

Me slier J. OEuvres completes / Notes par Jean Deprin, Roland Despe, Albert Soboul. Paris: Anthropos, 1970—1972. Т. 1—3.

295

С о 11 i g n о n С.-В. LAvant-coureur du changement du monde entier par 1'aisance, la bonne education et la prosperite de tous les hommes. S. 1. n. d.

296

M ably G., abbe de. Doutes proposes aux philosophes economistes sur 1'ordre naturel essentiel des societes. La Haye; Paris; Nyon, 1768; De la legislation ou Principes des lois. Amsterdam, 1776. ^Talmon J.-L. Les Origines de la democratie totalitaire (1952). Paris: Calmann-Levy, 1966. P. 861.

Эпоха Просвещения: идиллия в лосинах ==157 ным достатком довольно десяти гектаров), который принадлежит тебе лично, и обработкой такого же участка земли, выделенного тебе государством. Следствия в обоих случаях оказываются одинаковые: привязанность к земле, добродетельная жизнь, посвященная ежедневным трудам, опека и контроль со стороны государства, постоянная готовность принести себя в жертву нации. Таким образом, мы можем дополнить формулу Альбера Собуля, который называл аграрный, крестьянский вопрос «центральным вопросом буржуазной революции»298: Морелли, Мабли и Бабёф свидетельствуют, что те же вопросы были «центральными» и для поборников социалистической экономики и социалистического учения. В самом деле, коммунистическая теория вырабатывается также под знаком Солдата-землепашца. Малоизвестное сочинение Клода Бонифаса Коллиньона «Предвестник перемен»—аграрная коммунистическая утопия, в которой люди, разрушив очаги разврата, именуемые городами, поселяются в деревнях-казармах; прикрепленные к земле и сведенные в полки, эти Солдаты-землепашцы занимаются возделыванием земли. Такой же образ жизни ведут счастливые обитатели Базилгюдьг, жизнь которых во всем, кроме сексуальной сферы, регламентирована «Кодексом природы». Находясь полностью на содержании у государства, не ведая разницы между своим и чужим и обрабатывая участки равной величины, на которые поделена земля нации, не являющаяся ничьей собственностью, но принадлежащая всем одновременно, «граждане» из тоталитарной утопии Морелли регулярно участвуют в строевых занятиях и от колыбели до могилы подчиняются строгой военной дисциплине. Суровый аграрный коммунизм находит пламенного апологета и в лице аббата де Мабли, убежденного, что «счастье обретается только в общности имущества»299, 298 А. Собуль подчеркивал «центральное место» аграрного вопроса в Революции во многих своих статьях, собранных в 1976 году в отдельную книгу; см.: Souboul A. Problemes paysans de la Revolution, 1789—1848. Paris: Maspero, 1976. 299

М ably G., abbe de. De la legislation ou Principes des lois. Op. cit. P. 75 (Uvre I).

==158 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце «под сенью хижин, куда нет доступа городским страстям». В 1740 году Мабли публикует «Параллель между римлянами и французами», которую одиннадцать лет спустя продолжит двумя отдельными, но

дополняющими друг друга произведениями; первое носит название «Замечания относительно римлян», а второе—«Замечания относительно истории Франции»300. Римская республика описана в них как идеальное государственное устройство, соединяющее достоинства монархии, аристократии и демократии, но свободное при этом от всех их недостатков. Это утопическое земледельческое государство, где главной ценностью считается трудолюбие, а «на отдых и праздность смотрят как на самых страшных врагов»301,—государство по самой своей сути военное, так как «благодаря неустанным трудам из землепашцев выходят хорошие солдаты». Римская республика—военизированное общество, где «в мирное время все дышит войной», общество дисциплинированное, трудолюбивое и неподвижное; единственный источник его богатства, как и его доблестей,—война. Весело и умело грабя соседние народы, римские деревенские солдаты укрепляли экономику республики: «Итак, война заменяла римлянам промышленность, торговлю, искусства, экономику—все, что служит источником роскоши для современных народов». Иначе говоря, у Мабли, как и у Руссо, республиканская система неразрывно связана с сельским хозяйством. Не менее крепкие узы связывают ее и с войной. Увы! времена, когда народ сражался с народом, прошли. Мир XVIII века Мабли уподобляет Карфагену, который, в противоположность сельскому Риму, вырождается, потому что в нем царит дух наживы. Итак, если Франция желает исполнить уготованную ей миссию и добиться мирового господства, она должна исторгнуть из своих пределов промышленников, финансистов и художников и сделаться гигантской казармой, населенной кре300

Mably G., abbe de. Observations sur les Remains. Geneve: Comptoir des libraires, 1751; Observations sur 1'histoire de France. Geneve: Comptoire des libraires, 1765.T. 1—2. sm

lbid.P.'2.l(2epз^rt№).

Эпоха Просвещения: идиллия в лосинах ==159 стьянами-солдатами, которые одни в целом свете способны повторить нравственные и физические подвиги римских воинов302. Воплотить эту идеальную модель в жизнь способен, как утверждает Мабли в сочинении «О законодательстве, или Принципы законов», только харизматический лидер, который запретит торговлю («У торговцев нет родины»303,—восклицает Мабли вслед за физиократами), финансы и частную собственность и позволит людям заниматься, помимо земледелия и войны, только «грубыми ремеслами, без которых обществу не обойтись»; появления такого лидера Мабли страстно желает. В том государстве, которое описывает Мабли, продукты хранятся в огромных амбарах; честные магистраты распределяют их поровну среди населения, чем гарантируется как всеобщее скромное благоденствие, так и всеобщая любовь к общественному благу. «Новые люди», закаленные земледельческими трудами и военно-гимнастическими упражнениями,—не кто иные, как Солдаты-землепашцы. Солдат-землепашец играет главенствующую роль и в системе Гракха Бабёфа, абсолютного коллективиста, который мечтает учредить во Франции аграрную эгалитарную республику по спартанскому образцу, для чего прежде всего предлагает отменить частную собственность. Известно, что Бабёф и руководимый им «Заговор во имя равенства» оказали очень большое влияние на сформировавшееся впоследствии социалистическое движение. Известно также, что Бабёф, который до Революции служил в поземельном архиве и, следовательно, по долгу службы был обязан защищать феодальные права, опирался в своих постоянных призывах к аграрной реформе и введению коммунизма на собственный практический опыт. Но не менее важно и другое: Бабёф, как и другие мыслители XVIII века, был воспитан на латинской культуре; кроме того, он испытал большое потрясение от знакомства с утопиями

302 Mably G., abbe de. Observations sur les Remains. Geneve: Comptoir des libraires, 1751; Mably G.-B., abbe de. Observations sur 1'histoire de France. Geneve: Comptoire des libraires, 1765. P. 72—73 (2е partie). 303

Mably G., abbe de. De la legislation. Op. cit. P. 151 (Livre II).

==160 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Коллиньона, Мабли и Морелли. Открыто объявляя себя сторонником теорий Морелли (которые он, впрочем, приписывал Дидро), Бабёф разделял и его точку зрения относительно необходимости военизировать эгалитарное деревенское общество. Как и у Мабли, в теориях Бабёфа отмена частной собственности и равное распределение богатств между всеми гражданами предполагает управление военного типа. Бабёф не только не закрывает глаза на этот милитаристский характер аграрной утопии, но, напротив, подчеркивает ее глубоко военную природу: прообразом того общества, которое он желает построить, является не что иное, как армия. Коммунистические землепашцы Бабёфа—«солдаты свободы»304, которые после исчезновения «больших городов, рассадников всех пороков», прикрепятся к земле и станут на полчаса в день отрываться от сельскохозяйственных трудов ради военных упражнений,—предоставят отечеству «больше солдат и богатств, чем предоставляют ныне все финансисты Европы»105. 00.htm - glava11 Солдат-землепашец и Революция С десяти до шестнадцати лет детей обучают военному делу и землепашеству. С е н-Ж ю с т. Республиканские установления Скоро мы увидим, стоит ли народ торговцев народа землепашцев! Робеспьер. Речь о задержании англичан и аресте всего их имущества (9 октября 1793 года) Революционеры, в большинстве своем завороженные мифом о Спарте и республиканском Риме, но нимало не склонэ^ВаЬеиг G. Tribun du peuple. №34. 15 brumaire. An IV // Babe u f G. La Doctrine des Egaux, extraits des oeuvres completes publiees par Albert Thomas. Paris: Publications de la Societe Nouvelle de Libraire et d'Edition, Edouard Comely et C-ie, 1906. P. 63. 305

Babeuf G. La Propagande des egaux, reponse a une lettre signee M. V. 29 germinal. An IV (16 avril 1796) // Ibid. P. 81—82.

Солдат-землепашец и Революция

==161 ные уничтожать частную собственность, разделяют тем не менее с теоретиками коллективизма мысль о том, что Франции следует быть страной сельскохозяйственной и военной306. Сам Робеспьер, автор многочисленных стихотворений, живописующих в духе Вергилия картины деревенской жизни, восславил «человека полей», который, оставаясь чужд честолюбивым помыслам и развратному времяпрепровождению горожан, возделывает свой клочок земли и ведет на лоне природы жизнь счастливую и здоровую307. Идеальный гражданин возрожденной Франции, по Робеспьеру, не кто иной, как этот землепашец, наследник и защитник римской доблести. Именно из подобных представлений о Франции, заселенной на античный манер сплошь солдатами-землепашцами, выросла ненависть к Англии, ставшая во время трагических событий 1793—1794 годов элементом официальной идеологии. Традиционное для революционеров противопоставление народов тиранам, объявляет Неподкупный 9 октября 1793 года, неприменимо к англичанам; в этом дьявольском племени все поголовно развращены торговлей. Он убежден: «Следует основать процветание Французской республики на развалинах Англии»308—не для того, чтобы завладеть английскими рынками и товарами, но для того, чтобы освободиться от развращающего влияния англичан. С «англоманией» пора кончать, провозглашает Робеспьер в Якобинском клубе 30 января 1794 года. «Как француз и представитель народа,—гово306

Начиная с 1790 года Комитет по сельскому хозяйству и торговле Учредительного собрания получал проекты организации «национального землепашеского ополчения» или «национального и военного землепашеского корпуса». См., напр.: Gerbaux F., Schmidt Ch. Proces verbaux des comites d'Agriculture et Commerce de la Constituante, de la Legislative et de la Convention. Paris: Imprimerie nationale, 1908. Т. 1. P. 545, 687 (заседания 20 сентября и 3 декабря 1790 года). 307

Robespierre M. LHomme champetre// Robespierre M. (Euvres completes. Paris, 1912. Т. 1. P. 241—243.

3

Robespierre M. Discours du 9 octobre 1793 pour 1'arrestation des Anglais et la saisie de leurs biens //Robespierre M. (Euvres completes. Op. dt. T. 10. P. 144. 6 Ж. де Пюимеж

==162 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце рит он,—я заявляю, что ненавижу английский народ. (...) Я надеюсь только на наших солдат и на глубокую ненависть, кою питают они к этому народу. (...) Я клянусь до конца своих дней ненавидеть его лютой ненавистью». В чем причина этого неудержимого потока мстительных речей, направленных против «презренной нации», обреченной на истребление? В том, что для Робеспьера Англия—это антиФранция, абсолютное зло, самой своей природой угрожающее добродетели Солдат-землепашцев, которые, впрочем, сумеют незамедлительно победить англичан, ибо «скоро мы увидим, стоит ли народ торговцев народа землепашцев!» 309 «Взгляните на Робеспьера,—писал Бабёф в сентябре 1791 года, предварительно помянув „людей, которыми мы восхищаемся особенно сильно, апостолов аграрных законов", живших в Спарте и Риме,— взгляните на Робеспьера, и вы убедитесь, что в конечном счете он такой же великий энтузиаст земледелия, как и они»310.

Стремление возродить Францию посредством ее превращения в нацию Солдат-землепашцев особенно очевидно в разнообразных проектах революционной поры, связанных с народным образованием. Мона Озуф311 и Бронислав Бачко312 показали, что революционная педагогика ставила своей целью превратить французское общество в единое целое; этому были призваны служить школа, календарь и гражданские праздники. Три наиболее значительных образовательных проекта, принадлежащие Рабо Сент-Этьенну, Лепелетье де СенФаржо и Сен-Жюсту, кладут в основу не что иное, как превращение всех французов в Солдат-землепашцев. Програм300

Ibid. P. 349. Позже эту линию продолжит Наполеон: в том же самом духе он будет клеймить Англию, «нацию лавочников», противостоящую Франции, нации Солдат-землепашцев.

310

В ab e u f G. La Doctrine des Egaux. Op. cit. P. 42.

^Ozouf M. La Fete revolutionnaire, 1789—1799. Paris: Gallimard, 1976. P.236—237. 312

Baczko В. Une education pour la democratic: Textes et projets de 1'epoque revolutionnaire. Paris: Gamier, 1982. P. 32, 33.

Солдат-землепашец и Революция ==163 мы эти подробно освещались в пропагандистских публикациях многотиражных газет, таких как «Деревенский листок», «Альманах папаши Жерара» или «Альманах землепашца». Первыми шагами на пути к их осуществлению должны были стать такие мероприятия, как введение республиканского календаря, основание Марсовой школы, организация праздника Земледелия и многочисленные попытки, как осуществившиеся, так и нет, прикрепления солдат к земле. Основатель «Деревенского листка» (в 1790 году) и редактор «Монитора» жирондист Рабо Сент-Этьенн представил в Конвент свой «Проект организации национального образования» 21 декабря 1792 года. Заботясь прежде всего о том, чтобы подчинить все умы строжайшей дисциплине и «сообщить всем французам впечатления общие и единообразные»313, Рабо, верный последователь Руссо, признает различия лишь между народами, призванными вступить в схватку. Для того чтобы «сделать из французов новый народ», он считает необходимым воспитывать их на манер древних, «этих детей природы (...) коим прививали прежде всего воинские доблести». Поэтому воспитание нации будет производиться на свежем воздухе, для него потребуются «цирки, гимнасии, оружие, публичные игры, (...) обширные просторы, зрелище полей и лесов». Начинаться это воспитание будет «с рождения человека и даже раньше». Вырастая в деревне, дети будут заниматься преимущественно «гимнастическими упражнениями, призванными укрепить тело и придать ему гармонические пропорции». Наконец, «в каждом городе, городке и деревне дети начиная с десяти лет будут обучаться основам военного дела»314. Еще более радикальный проект предложил Лепелетье де Сен-Фаржо—революционный мученик, павший от руки роялиста, который мстил ему за смерть Людовика XVI. Проект этот был 13 июля 1793 года представлен Конвенту самим Ро^Rabaut Saint-Etienne J.-P. Projet d'education nationale; цит. no: Baczko B. Une education pour la democratic. Op. cit. P. 296. 34 Ibid. P. 297—300. б*

==164 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце беспьером и оказал непосредственное влияние на «Республиканские установления» Сен-Жюста. Вместо гимнастики, пропагандируемой Рабо Сент-Этьенном, Лепелетье предлагает учить подрастающее поколение занятиям куда более доходным: «Есть множество видов труда, к которым можно приохотить детей. Я предлагаю, чтобы все они учились возделывать землю; это первейшее, самое необходимое, самое всеобщее занятие человека»315. Кроме этой обязательной программы в проекте Лепелетье предусмотрены также и дополнения: ремонт дорог и работа в мастерских и на мануфактурах. Обрекаемые Лепелетье на добровольный рабский труд, дети и подростки, таким образом, призваны способствовать весьма значительному приросту производимой продукции. Дабы работы совершались в строгом порядке, дети, с самого раннего возраста разлученные с родителями, должны подчиняться строжайшей, почти военной дисциплине. В результате «все граждане Республики с пяти до двенадцати лет (...) будут воспитаны в республиканских правилах», иначе говоря, будут крестьянами и военными разом. Нация «полностью обновится» и станет соответствовать мифическому идеалу античной демократии: «Так будет создана обновленная порода людей—сильная, трудолюбивая, степенная, дисциплинированная, отделенная непроницаемой преградой от нечистой, зараженной предрассудками старой человеческой породы». Вся нация усвоит наконец нравы Солдата-землепашца. Со своей стороны, Сен-Жюст также полагал сельскохозяйственную деятельность «матерью нравственности»316, а занятия землепашеством—неотделимыми от воинского духа и военной дисциплины, о чем как нельзя более ясно свидетельствуют и его очерк «О природе», разысканный и опублико315

Le Peletier de Saint-Fargeau L.-M. Plan d'education nationale presente a la Convention nationale par Maximilien Robespierre // Ibid. P. 358.

^Saint-Just L.-A. de. Esprit de la Revolution et de la Constitution de France (1791) // Saint-Just L.-A. de. Theorie politique / Textes etablis et commentes parAlain Uenard. Paris: Seuil, 1976. P. 115.

Солдат-землепашец и Революция ==165 ванный в 1951 году Альбером Собулем, и «Республиканские установления». Согласно заветам Руссо, гражданин у СенЖюста не кто иной, как земледелец и отец семейства: «Поскольку в то сословие, о каком я веду речь, доступ будет открыт только людям, обладающим собственностью, будет изгнан из него всякий, кто не владеет полем, минимальный размер которого следует установить раз и навсегда, равно как и всякий, кто не желает жениться, также подвергнется изгнанию, ибо любой житель поселения обязан быть с поселением связан»317. Для сторонника Террора Сен-Жюста, точно так же как и для барона Гольбаха, servorum nulla est civitas (у рабов нет родины.—дате.): «Тот, кто ничем не владеет, не боится завоевания, тот же, кто владеет чем-либо, знает, что если враг завоюет его владения или всю его страну, он своей собственности лишится»318. В «Республиканских установлениях» СенЖюст уточняет, что эти представления следует внушать гражданам с самого детства: француз должен быть прежде всего Солдатом-землепашцем, поэтому «с десяти до шестнадцати лет детей следует учить военному делу и землепашеству. Детей распределяют по ротам. Пехотинцы и кавалеристы дают им уроки. (...) Во время жатвы дети помогают земледельцам. В родительский дом возвращаются они не прежде, чем им исполнится двадцать один год». Таким образом, обучение всему, включая земледельческие навыки, полностью военизировано: «С девяти до шестнадцати лет французов

учат военному делу и военной дисциплине. Дети от девяти до шестнадцати лет объединены в роты по шестьдесят человек. Шесть рот составляют батальон. Дети одного округа входят в один легион». Страстный любитель порядка, добродетели и дисциплины, Сен-Жюст задолго до фашистских вождей предлагает устраивать грандиозные празднества, в ходе которых военизированная молодежь будет прославлять физическую силу: «Ежегодно в день праздника юности они собираются в главном городе округа, располагаются там лагерем и на оборудо317

Saint-Just L.-A. de. De la Nature// Ibid. P. 173. 118 Ibid.

==166

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ванных нарочно для этой цели аренах упражняются в построениях, ружейных приемах и стрельбе. Детей содержат в большой строгости»319. В этой восхитительной военной республике, состоящей исключительно из землепашцев, все приговорены к каторжным работам, а поскольку каждый гражданин обязан быть землевладельцем, вся нация ходит за плугом. С сентября 1790 года вплоть до года 1795-го во Франции еженедельно выходил «Деревенский листок» Черутти, Рабо Сент-Этьенна, Грувеля и Женгене320, призванный сообщать деревенским жителям о принципах и достижениях революции. «Листок» был задуман как мощное орудие пропаганды: предполагалось, что в каждой деревне нотабли будут читать его вслух крестьянам. И в самом деле, народные общества получали «Листок», а должностные лица муниципалитета читали его вслух; распространяли газету и в армии... Авторы «Листка», не скрывающие, что опираются они прежде всего на «Заветы простака Ричарда» Бенджамина Франклина, приспосабливают Франклиновы наставления к земледельческой и военной революционной Франции. Они вводят тему, которая будет бесконечно обсасываться в литературе вплоть до Петена: земледелец— это совершеннейший плод и идеальный символ земли, лишним подтверждением чему служит этимология: «Само слово Земледелец, которое надменные сеньоры и тщеславные буржуа превратили в ругательство, вновь станет почетным званием. Слово это, происходящее от слова Земля, вновь обретет свой естественный смысл и свое первобытное достоинство. (...) Однажды мы сможем предъявить французского земледельца как наилучший образец для всего мира». ^Saint-Just L.-A. de. Fragments d'institutions republicaines // Ibid. P. 264—267. 320

La Feuille villageoise, adressee chaque semaine a tous les villages de la France pour les instruire des loix, des evenements, des decouvertes qui interessent tout citoyen; propose par souscription aux proprietaires, fermiers, pasteurs, habitants et amis des campagnes / Publie par N. Cerutti. Paris: Desenne. № 1. 30 septembre 1790.

Солдат-землепашец и Революция ==167 Крестьянину-земледельцу, Сыну Земли, патриоту по преимуществу, предстоит воплотить в жизнь пророчество Вергилия относительно счастья, которое приносит сельская жизнь. Именно из рядов просвещенного крестьянства будут выбраны мудрейшие законодатели, которые превратят Францию в образец для всех остальных наций. Тем же, кто полагает, что, выучив стараниями журналистов названия департаментов, Декларацию прав человека и несколько патриотических песен, бравый крестьянин все-таки не будет еще обладать интеллектуальным инструментарием, необходимым для управления государством, «Листок» напоминает о легендарной фигуре Мишеля Жерара, бретонского депутата, избранного в Учредительное собрание. Жерар, родившийся в 1737 году, был едва ли не единственным крестьянином среди депутатов Генеральных штатов. Одетый просто, как и подобает истинному земледельцу, он говорил с сильным акцентом, выдававшим его бретонское происхождение. Он отличался простодушием, о котором свидетельствовали некоторые его выступления (так, 22 июня 1790 года он предложил Собранию не платить жалование отсутствующим депутатам321), и деревенским здравым смыслом. Поэтому третье сословие очень быстро сделало его главным выразителем народных интересов. На многих полотнах и гравюрах, в том числе на картине Давида «Клятва в зале для игры в мяч», он изображен на переднем плане, причем его лысина, темное платье и гетры резко контрастируют с пудреными париками и элегантными нарядами его коллег. Характерен сам его вид, исполненный внимания и трудолюбия, восхищения и признательности. Подлинный представитель деревенского населения Франции, он воплощает, по словам его недавнего биографа Шарля Тийона, «Жака-Простака на трибуне»322. Самое же главное, что, подобно Цинциннату, по321

Welschinger H. Les Almanachs de la Revolution. Paris: Librairie des bibliophiles, 1884. P. 22.

^Tillon Ch. Le Laboureur et la Republique: Michel Gerard, depute paysan sous la Revolution francaise. Paris: Artheme Fayard, 1983. P. 147.

==168 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце еле роспуска Учредительного собрания Жерар возвратился в деревню и вновь принялся пахать землю; политической деятельностью он уже больше не занимался. Таким образом, этот не слишком значительный политический деятель превращается в символическую фигуру именно благодаря своей безвестности. Будучи земледельцем, Жерар служит воплощением гражданской доблести; будучи существом необразованным и простодушным, он служит воплощением национального здравого смысла. Жерар—«древний человек», как с благоговением говорили в те времена, человек, всецело преданный интересам государства. Он образцовый носитель революционной идеологии; понятно, что его не обошли вниманием литераторы: 31 октября 1791 года была представлена анонимная комедия «Папаша Жерар возвращается на ферму»321. В то же самое время никому еще не известный Колло д'Эрбуа, позже, в эпоху Террора, прославившийся своими зверствами, начинает выпускать французский вариант Франклинова «Простака Ричарда»—«Альманах папаши Жерара», в центре которого не купец, а крестьянин124.

Этот «Альманах»—пропагандистское сочинение, адресованное жителям деревень, которые страдают от непомерных налогов и слушают подстрекательские речи священников, не пожелавших приносить присягу новой власти. Подобно «Деревенскому листку», «Альманах папаши Жерара» превозносит Конституцию и справедливые законы. Атмосфера повествования по преимуществу идиллическая: вернувшись на ферму, Жерар делится с невежественными и скептическими односельчанами теми познаниями, какие он приобрел за время своего пребывания в Париже и Версале, и восхваляет солдатагражданина. 321

Le Рёге Gerard retourne a la ferme. Paris: Au bureau du Patriote francais,Janvier 1792 (см.: Т i lion Ch. Op. cit. P. 203). 324

С olio t d'Herbois J.-M. Almanach du Рёге Gerard, pour 1'annee 1792, la troisieme de 1'ere de la liberte. Ouvrage qui a remporte le prix propose par la Societe des Amis de la Constitution, seante aux Jacobins, a Paris. Paris: Au secretariat de la Societe des Amis de la Constitution, 1792.

Солдат-землепашец и Революция ==169 Сразу по выходе книга удостоилась премии «Общества друзей Конституции», собиравшегося в Клубе якобинцев. Затем, 18 декабря 1791 года, Колло был приглашен в Национальное собрание, для того чтобы самолично представить там свой «Альманах». Члены Собрания постановили, что книга достойна «распространения и награды, а также что достойны опубликования речь сочинителя и ответ г-на председателя», и передали «Альманах» в Комитет народного образования. Последовало также предложение, чтобы книга, способная отразить нападки клерикалов на Революцию, была признана «общественным благодеянием», что подразумевало издание и распространение за счет государства325. Книга в самом деле «имела исключительную популярность»326 и была переведена на английский^7, немецкий и голландский языки. Монархистская печать реагировала весьма резко: в пику «Альманаху» Колло д'Эрбуа были выпущены «Беседы мамаши Жерар», «Новые советы, призванные служить противоядием против „Альманаха папаши Жерара"», «Альманах аббата Мори»328... Дело в том, что «Альманах папаши Жерара», так же как и «Деревенский листок», распространялся по всем провинциям. Определенное число экземпляров попадало в школы, а Конвент вплоть до 1795 года рассылал выпуски «Альманаха» 325

Ср.: Guillaume J. Proces-verbaux du Comite d'instruction publique de 1'Assemblee legislative. Paris: Imprimerie Nationale, 1889. P. 58—59. ^Welschinger H. Op. cit. P. 27 (автор посвящает «Альманаху папаши Жерара» целых двенадцать страниц!). Собуль говорит об «огромном успехе» (см.: Jaures J. Histoire socialiste de la Revolution francaise (1901—1904) / Ed. revue et annotee par A. Soboul. Paris: Editions sociales, 1792. Т. 5. P. 627). Э. Бурсен, публиковавший собственные сочинения, исполненные воинствующего республиканизма, под псевдонимом «папаша Жерар», и Огюстен Шалламель в статье «Альманахи» называют это издание самым знаменитым и упоминают его в первую очередь, даже прежде, чем «Альманах папаши Дюшена» (см.: Boursin E., С hall аm е 1 A. Dictionnaire de la Revolution francaise: Institutions, hommes et faits. Paris: Furne, Jouvet et C-ie, 1893. P. 18). 327

The Almanach ofgoodman Gerard. Londres: Ridgway, 1792. ^Cp^Welschinger H. Op. dt. P. 31; Tillon Ch. Op. dt. P. 217.

==170 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце (под названиями «Подарки на новый год друзьям Конституции», «Беседы папаши Жерара со своими согражданами», «Беседы папаши Жерара о Республике» и проч.)329 во все армии. Популярность «Альманаха» была так велика, что раздражала не только противников Революции, но и некоторых ее сторонников. Подтверждается успех «Альманаха» и тем удивительным обстоятельством, что словосочетание «папаша Жерар» оставалось живым и понятным вплоть до начала XX века. Шарль Тийон, потомок брата Жерара, проследил его бытование до 1907 года включительно330. «Альманах», впрямую продолжавший традиции Франклина, представляет собой переходный этап от «Заветов простака Ричарда» (переведенных на французский еще в 1773 году) к многочисленным благонамеренным сочинениям для народа, опубликованным в XIX веке, таким как «Путешествие двух детей по Франции», «Симон из Нантюа» (1818), «Маленькие книжки отца Лами» (1818), книжки из серии «Мэтр Пьер» (1828—1840), «Вечера в вандейской хижине» (1848) и проч. С 1797 года в Нормандии выходят «Воспоминания папаши Жерара»331. В республиканских кругах имя «папаши Жерара» остается предметом величайшего почтения в течение всего XIX столетия. После поражения Франции во франко-прусской войне 1870 года, когда вновь становится актуальной мечта о сельской республике, фигуру папаши Жерара берет на вооружение гамбеттистская пропаганда. Историк Бурсен подписывает именем «Папаши Жерара» статьи в своей «Газете коммун» и создает издание под названием «Папаша Жерар, газета коммун и республиканской пропаганды». Он даже публикует в 1881 году «Историю французской революции, рассказанную папашей Жераром»332,—реплику на романизированную историю француз329

Ср.: Tillon Ch. Op. cit. P. 217, note 11.

330

Ibid. P. 302, note 20.

331

Ср.: Tillon Ch. Op. cit. P. 262.

332

В о и г s i n E. Histoire de la litterature francaise racontee par Ie Pere Gerard a ses amis villageois, illustree de 300 dessins par Leonce Petit; ср.: Tillon Ch. Op. cit. P. 300—302.

Солдат-землепашец и Революция ==171 ской революции Эркмана-Шатриана, где повествование тоже ведется от лица крестьянина. Можно предположить, что и Эмиль Пуже в названии своего «Папаши Бездельника», вообще более близкого к «Папаше Дюшену», пародирует не что иное, как «Папашу Жерара», альманах, сочиненный от лица благонамеренного моралиста-республиканца. «Альманах папаши Жерара» в целях привития деревенским массам республиканских понятий превозносил гражданина-солдата, соблюдая при этом определенную меру. «Деревенский листок» пойдет по пути восхваления Солдата-землепашца гораздо дальше. Подготовка к войне—главное, чему эта газета учит «заброшенное деревенское племя». Начиная с 1792 года новости с передовой занимают в «Листке» все больше места, и газета превращается в издание военно-аграрное. Опубликованное в номере 29 «Листка» от 12 апреля 1792 года сочинение «оратора, представляющего интересы рода человеческого», Анахарсиса Клоотса, содержит знаменитое изречение, автором которого обычно считают Людовика XVIII: «С французским солдатом обращаются как с гражданином; впереди у

него—приятная возможность получить маршальский жезл»333. 6 сентября 1792 года «Листок» восхищается благодетельными следствиями войны: «...тотчас же те, что были друзьями, становятся братьями; французы объединяются в одну общую семью, составляют одно общее тело; война, принуждающая нас помогать друг другу, сливаться в объятиях, теснее прижиматься друг к другу,— средство, коим провидение пользуется для того, чтобы заставить нас без промедления воплотить в жизнь идеи равенства и братства. Именно война дарует нам нравы, подобающие нашим законам». Благодаря войне жители Франции, этого, по словам Мирабо, «скопления разъединенных народов», забывают о прежних раздорах и сообща радуются победам и урожаям. Начиная с 1794 года «Листок» прославляет «землепашцев, которые променяли земледельческие орудия на оружие сол333

La Feuille villageoise. Op. dt. 3е annee, № 29. 12 awil 1792. P. 62.

==172

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце дат». Он публикует «Прощальную песнь» Шенье, превозносящую героизм Солдата-землепашца, и отрывки из «Сборника рассказов о героических подвигах и гражданских добродетелях французских республиканцев», посвященного в первую очередь героизму деревенских жителей,—именно эти рассказы Комитет общественного спасения постановил напечатать в виде брошюрок и листовок тиражом сто, а затем и сто пятьдесят тысяч экземпляров, дабы их читали в собраниях, школах и полках. Примечательно, что республиканский календарь—одно из важнейших новшеств, рожденных Революцией, «установление, призванное одновременно и воплощать Революцию, и символизировать ее»334,—календарь сельскохозяйственный. Он призван не только сообщить ритм новой эпохе и дать имена этапам, ее составляющим, но и побудить нацию Солдат-землепашцев вернуться к земледельческому труду. Чтобы народ, развращенный Старым порядком, зажил в согласии с законами природы и преисполнился республиканских добродетелей, следует побудить его вновь заняться землепашеством. Республиканским календарем французы обязаны поэту Фабру д'Эглантину— типичному светскому интеллектуалу. Депутат от города Парижа, автор нескольких водевилей и слащавой четырнадцатистраничной поэмы «Изучение природы», посвященной Бюффону, Фабр д'Эглантин, представляя 25 октября 1792 года свой календарь Конвенту, подчеркивал главную цель нового установления: «Прежде всего мы стремились освятить с помощью календаря сельскохозяйственное устройство Франции и возвратить нацию к сельскохозяйственному труду; с этой целью, обращаясь к уму и зрению французов, мы присвоили частям года названия, почерпнутые из языка сельского хозяйства»335. 334

В а с z k о В. Le calendrier republicain. Decreter 1'eternite // Les Lieux de memoire / Sous la direction de P. Nora. Paris: Gallimard, 1984. Т. 1. La Republique. P. 38.

335

Fabre d' Eglantine Ph.-F.-N. Rapport fait a la Convention nationale, dans la seance du 3 du second mois de la seconde annee de la Repub-

Солдат-землепашец и Революция ==173 Подобно Руссо, Фабр д'Эглантин уверен в существовании непреложной связи между «демократическим устройством» и «устройством сельскохозяйственным». Он с восторгом пользуется возможностью отказаться от прежнего календаря, опороченного «предрассудками и ложью трона и Церкви» и давно обветшавшего, свидетельство чему—почитание святых. На смену «каталогу» святых, «бесполезному и беспорядочному», должен, по мнению Фабра, прийти пропагандистский календарь, первым достоинством которого станет его «общественная полезность», ибо он «заменит призраки невежества фактами разума, а авторитет церковников—истиною природы». Таким образом, с точки зрения Фабра д'Эглантина недостаточно изменить старые названия месяцев, необходимо поставить на место святых, с которыми был тесно связан прежний календарь, образы полезные и французские, а к таким образам относятся лишь те, что связаны с сельским хозяйством, ибо оно—«политическое основание такого народа, как мы, народа, на который земля, небо и природа смотрят с любовью и восхищением». Национальный календарь, посредством которого революционная Франция порывает с европейским временем,—это календарь «полезный» и—из педагогических соображений— аграрный. Схематически воспроизводя старинную модель трудов и дней, распространяя на все население страны аристократическую программу возвращения к земледелию, намеченную во «Временах года» СенЛамбера, этот календарь в жестко упорядоченной форме военного приказа развертывает перед взорами граждан «дайджест» трактатов Колумеллы и Катона. Республиканский календарь—это не что иное, как расписанные по дням и месяцам «Георгики». Каждому пятому дню декады соответствует определенное домашнее животное, каждому десятому дню—сельскохозяйственное орудие, которым землепашцу предстоит воспользоваться на следующий день,—«мысль, призванная тронуть сердца наших корlique Francaise, au nom de la commission chargee de la confection du Calendrier. P. 6 (курсив мой).

==174 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце мильцев и показать им, что с установлением Республики настали наконец такие времена, когда землепашец стал пользоваться большим уважением, чем все короли земли вместе взятые, а сельское хозяйство—почитаться первейшим из ремесел цивилизованного общества». Землепашец, открыто провозглашенный первым из граждан, превращается в непревзойденный образец для любого француза, в символ нового порядка. Если француз—патриот, он непременно, даже не отдавая себе в этом отчета, будет мыслить как крестьянин; если «ежедневно и ежечасно взгляды и мысли гражданина будут обращены к сельскохозяйственным образам, к благам природы, к предметам сельского труда, вся нация непременно сосредоточится на занятиях сельскохозяйственных». Привыкнуть к новой хронологии, отразившей ту «неопределенную „земледельческую и деревенскую идеологию"», зыбкий и неструктурированный характер которой прекрасно показал Бронислав Бачко336, французам помогали популярные альманахи и гравюры.

В очередной раз о Солдате-землепашце вспомнили во время основания Марсовой школы в июне-июле 1794 года. Созданная, как свидетельствует ее название, по древнеримскому образцу и несшая на себе отпечаток проектов Рабо Сент-Этьенна и Лепелетье, эта революционная военная школа, любимое детище Робеспьера, была призвана воспитывать достойных последователей юных мучеников Бара и Вьяла. Барер, которому принадлежал замысел школы, опирался непосредственно на заветы Руссо— прежде всего на «Соображения об образе правления в Польше», на которые он прямо ссылается в своем докладе Конвенту 1 июня 1794 года. Незадолго до этого Барер, уделявший много внимания сельскому хозяйству, издал декрет о всеобщей мобилизации рабочей силы для проведения жатвы. Декрет предписывал считать всякий отказ от работы «контрреволюционным преступлением»337, подлежащим суду революционного трибунала; впрочем, если ве336

Baczko В. Le calendrier republicain. Op. dt. P. 55. "7 Le Moniteur. T. XX. 1 juin 1794. P. 611.

Солдат-землепашец и Революция ==175 рить «Монитёру», все мобилизованные трудились с величайшим энтузиазмом. Порой, как это, например, произошло в Авиньоне, к гражданским лицам присоединялся армейский батальон, благодаря чему жатва длилась не более недели. «Имея солдат, которые обращаются с плугом так же умело, как и с ружьем, можно не бояться ни голода, ни врага»,—замечает по этому поводу «Монитёр». На Барера также возложено сочинение «карманьол»—восторженных докладов о победах революционной армии, которые он произносит перед Конвентом. В конце июня 1794 года героем такого доклада становится солдат Марк Анконь, выходец из деревни, отличившийся при взятии Ипра. Принятый в атмосфере всеобщего энтузиазма декрет предписывает щедро вознаградить отважного солдата-землепашца"8. Марсова школа, павшая жертвой «термидорианской реакции», оказалась, как пишет ее историк Артюр Шюке, лишь кратким эпизодом в истории французской педагогики (она просуществовала с июля по октябрь 1794 года)339. Это, однако, не помешало Ипполиту Карно назвать ее в 1842 году «прообразом самых лучших наших образовательных учреждений»340—ведь она учила военному искусству и гражданской доблести. Три тысячи учеников от шестнадцати до семнадцати с половиной лет жили в палатках на равнине Саблон и усваивали военные навыки и республиканские убеждения. Им внушали, что они обязаны «посвящать свои дни отечеству и проливать за него свою кровь», что их долг—«любить родину (...) и питать вечную ненависть к королям»341. 338

Ibid. 2juillet 1794. P. 110.

339

См.: Chuquet A. LEcole de Mars (1794). Paris: Plon, 1899 (см. особенно главы 1, 7 и 8).

^Carnot H. Notice historique sur Barere // Memoires de B. Barere, precedes d'une Notice historique par H. Carnot. Paris: Jules Labitte, 1842. T. 1. P. 80. 341

Barere В. Rapport fait a la Convention nationale, au nom du Comite de salut public, dans la seance du 13 prairial, sur 1'education revolution-

==176

Часть вторая Миф о Солдате-землепашце Марсова школа, следовательно, была задумана как антипод Королевской военной школы. Это учебное заведение для народа, предназначенное для «крепкого и здорового юношества», а не для «городских щеголей (...) составляющих отдельную выродившуюся касту изнеженных гермафродитов, которую ни один свободный народ никогда не причислит к полезной части своего населения». Поэтому в Марсову школу следует принимать только сыновей «истинного французского народа, того, который возделывает землю и трудится в мастерских». Впрочем, среди этих отпрысков санкюлотов и героев революционных армий предпочтение отдается юношам деревенского происхождения—в силу их очевидного физического и нравственного превосходства. «Дети обездоленных деревенских жителей» должны составлять не менее половины учеников Марсовой школы, но мало этого: ученики обязаны прославлять жизнь на природе, вдалеке от пороков большого города, и наряду с памятью Бара и Вьяла чтить память Цинцинната, истинного патрона Марсовой школы. «Где место Цинциннату, как не на поле, за плугом? Там же следует трудиться и ученикам, которых мы воспитаем!»—восклицает Барер, ища одобрения Конвента. Наконец, предполагается, что по возвращении в родные деревни выпускники Марсовой школы, юные Солдатыземлепашцы, обучат обязанностям гражданина своих односельчан. Несмотря на все это, нашлись люди, которые сочли устройство Марсовой школы несовершенным. С их точки зрения, следовало не только дать юным землепашцам военное и гражданское образование, дабы они уподобились Цинциннату, но и посвятить их в тайны нового ведения сельского хозяйства, открыть им глаза на его нравственное превосходство. Именно в этом 3 флореаля III года (22 апреля 1795 года) убеждал членов Конвента Франсуа де Невшато, требовавший, чтобы помимо Марсовой школы в Париже была основана Школа Цереры142. naire republicaine et militaire, см также. Decret sur la formation de 1'Ecole de Mars Pans Impnmes par ordre de la Convention nationale, s d. P 3, 5 342

Le Moniteur 3 floreal an III/mercredi 22 avnl 1795 // Reimpression de 1'Ancien Moniteur Pans. Henn Plon, 1863. Т 24. P. 264.

Солдат-землепашец и Революция ==177 Один из главных революционных праздников, праздник Земледелия, представлял собою публичное чествование Солдата-землепашца. Постановление от 24 прериаля IV года (12 июня 1796 года) за подписью Карно описывает это торжество во всех подробностях. Преамбула, проникнутая чистейшим руссоизмом, убеждает в единосущности сельского хозяйства и республиканского режима-^. Праздник Земледелия, назначенный на 10 мессидора (28 июня), предписывалось отметить во всех кантонах «со всем великолепием, какое позволят местные средства». Впрочем, сам порядок церемониала был расписан заранее с величайшей тщательностью. «По сигналу барабана и фанфар» все граждане являются с оружием на главную площадь населенного пункта, где строятся в ряды (статья 9). После этого на площадь прибывают две дюжины «старейших земледельцев кантона», трудолюбивых патриотов и отцов семейств; впереди них идут «их жены и дети», а позади «быки и кони тянут плуг, украшенный листвой и цветами». У каждого из землепашцев в руках земледельческое орудие. По прибытии процессии на площадь председатель праздника произносит приличествующую случаю речь. Затем кортеж в сопровождении всех местных жителей направляется в поля. Там «по сигналу землепашцы все разом отдают земледельческие орудия гражданам, а сами получают взамен ружья». После чего «под барабанный бой и пение гимнов» председатель, следуя примеру китайского императора, «вонзает лемех плуга в землю и проводит борозду». Затем землепашцы «возвращают назад

ружья, украшенные колосьями и цветами, а взамен получают свои земледельческие орудия, на которых красуются трехцветные ленты». Представив в виде выразительной пантомимы национальную драму, миф о Солдате-землепашце, участники праздника, очистившиеся благодаря этому военно-аграрному причастию, возвращаются на главную площадь. Там под звуки фанфар 343

Directoire executif. Arrete du 24 prairial an IV — Le Moniteur. 5 messidor (23 juin) 1796 // Reimpression de 1'Ancien Moniteur. Op. cit. T. 28. P. 330.

==178 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце председатель и наиболее достойный из землепашцев «слагают свои орудия на алтарь Отечества и покрывают их колосьями, цветами и прочими плодами земли». Кончается праздник балом. Из года в год все эти предписания исполняются в точности на всей территории Франции. Некоторые отличия претерпевают только произносимые на празднествах речи (предшественницы речей, произносившихся позже во время сельскохозяйственных комициев), впрочем неизменно посвященные прославлению Солдата-землепашца344. Особенно пышно отмечали праздник Земледелия в Париже в 1798 году. В июне министерство иностранных дел разослало циркуляр, гласивший, что праздник следует встретить «торжественно»345. Иначе говоря, «сельская простота» сочетается в ежегодном чествовании Солдата-землепашца с «национальной щедростью». Украшенная земными плодами и запряженная шестью быками колесница с сельскохозяйственными орудиями и снопом пшеницы, «над которым развевается национальная орифламма», направляется к храму Кибелы, древней богини материземли, воздвигнутому посередине Елисейских полей. Судя по отчету в «Монитёре», одной из отличительных черт празднества было прославление воинственной сущности крестьянства: «...древний облик колесницы, группы землепашцев и солдат местного гарнизона, которые, держась за руки и образуя единую цепь, напоминают, что люди, поочередно то возделывающие, поля, то их. защищающие, также служат сельскому хозяйству,—все это воскрешает в памяти зрителей древние празднества, которые жители Фригии устраивали у подножья горы Иды в честь богини жатвы». Председатель празднества, «произнеся приличествующую случаю речь», наградил «под звуки фанфар» трех наиболее достойных земледельцев, а затем «провел борозду под звуки песни „Дело пойдет"». 344

См., например, рассказ о празднике Земледелия в Шаролле в 1797 году: Une fete de 1'agriculture & Charolle en 1797 // La Revue de Charollais. № 13. Novembre 1923. P. 200—203. 345

Le Moniteur. Op. cit. T. 24. 20juin 1798. P. 292.

Солдат-землепашец и Революция ==179 После праздника председатель и трое награжденных землепашцев приняли участие в «скромной гражданской трапезе», а затем «отправились в театр „Водевиль"», где шли подобающие пьесы с присовокуплением весьма изобретательных куплетов, посвященных предмету празднества»346.

Но революционеры не ограничивались устройством праздников; их главной целью было наделение героических защитников родины, не имеющих собственности, участками земли. Сначала ветеранам раздавали земли эмигрантов, а затем— земли врагов отечества, арестованных по закону о подозрительных. Во-первых, таким образом революционные власти вознаграждали старых солдат (ведь наличных денег на выплату им пенсий не хватало). Во-вторых, давая каждому гражданину возможность владеть и пользоваться участком национальной земли, власти, в полном соответствии с предписаниями руссоистской и просветительской философии, насаждали в массах сильное и постоянное патриотическое чувство. Наконец, в-третьих—и эта мотивировка, возможно, была самой главной,— власти воскрешали Великую Эпоху, когда римские солдаты получали в пользование только что завоеванные земли; во многих проектах времен Революции отразилась память о таких событиях римской жизни, как аграрная реформа Гракхов, призванная обеспечить бедным плебеям прожиточный минимум, наделение солдат Сципиона после Пунических войн земельными участками в Африке, присвоение вооруженными пролетариями Мария и Суллы имений изгнанников в период гражданских войн, устройство военных поселений для ветеранов при Сулле и Цезаре. Подражая этим античным образцам, жирондисты, якобинцы, Директория и Консульство прибегают либо к недифференцированным мерам социального характера (распределение земель среди неимущих), либо к раздаче земель в качестве индивидуальной награды. В мою задачу не входит рассмотрение практических деталей и сложной судьбы этих проектов, предложений, декретов 346

Le Moniteur. Op. dt. T. 29. 2juillet 1798. P. 300.

==180 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце и законов, тем более что авторы немногочисленных, но превосходных работ уже сделали это—впрочем, не исчерпав тему до конца. Я имею в виду прежде всего статью Альбера Матьеза347, труд Жоржа Лефевра «Аграрные вопросы в эпоху Террора»148, а из более недавних работ—книгу Айсера Волоха «Французские ветераны от Революции до Реставрации»149 и, особенно, замечательную статью Франсуа Вартеля «О вознаграждении, которое сулили защитникам Отечества»350. Подобно их римским образцам, хотя и в более скромных масштабах, французские проекты и опыты наталкивались при осуществлении на многочисленные трудности. Осуществление это становилось все более и более проблематичным: раздача земель обходилась государству все дороже, вдобавок, поскольку войны никак не кончались и количество солдат постоянно возрастало, число претендентов на земельные участки стремительно увеличивалось. К этим объективным факторам прибавлялись тесно с ними связанные факторы психологические, также тормозившие исполнение принятых решений: со временем выяснилось, что реализация мер такого рода требует принятия настоящего аграрного закона, который повлек бы за собою социальные потрясения, соответствующие чаяниям бабувистов, но противоречащие интересам—зачастую не выраженным напрямую—революционной буржуазии 347

М a t h i e z A. La Revolution francaise et les proletaires, la loi du 13 septembre 1793, ses antecedents et son application // Annales historiques de la Revolution francaise. Paris: Mellotee, 1931. P. 479—495.

34

Lefebvre G. Questions agraires au temps de la Terreur, documents publics et annotes par Georges Lefebvre, professeur a la faculte de lettres de Strasbourg. Strasbourg- F Lenig, 1932 (Collection de documents inedits sur 1'histoire economique de la Revolution francaise, publies par Ie ministere de 1'Instruction publique). 349

Wo loch I. The French Veteran, from the Revolution to the Restoration. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1979.

350

W a r t e 11 e F. Les Recompenses promises aux Defenseurs de la Patrie durant la Revolution et 1'Empire // Actes du Colloque Forces armees et sodete (Montpellier, 1—5 avril 1985). Montpellier: Universite de Montpellier, Editions du centre d'histoire militaire de la Defense nationale, 1987.

ir

Солдат-землепашец и Революция ==181 как монтаньярдской, так и жирондистской ориентации. Некоторые из этих мер—те, что носили недифференцированный характер,— распространялись на всех военных, не имеющих земельных владений, на пролетариев, которых клочок земли, полученный в собственность, защитил бы от нищеты и одновременно исполнил вполне осознанного патриотизма, основанного на обладании частью национальной территории и пользовании ею. Другие меры касались только раненых или героев. Однако помимо социальной или экономической роли награждение солдат землей имело еще мифологическую функцию: таким образом воплощался в жизнь римский культурный фантазм, глубоко укоренившийся в умах людей благодаря заклинаниям философов. Заново разыгрывая сцены поселения солдат на деревенской земле—психодраму, призванную ускорить возрождение нации,—законодатели стремятся присвоить себе плодотворящее всемогущество Рима. Превращение презренной собственности грешников в имущество патриотов — награду и гарантию доблести граждан — сообщает вспаханной земле и тем, кто ее возделывает, первозданную невинность и чистоту. О передаче—хотя бы частичной—собственности эмигрантов тем, кто «с наибольшей отвагой защищал и будет защищать отечество»351, первым заговорил в 1792 году Бриссо. Однако очень скоро речь пошла не просто о вознаграждении солдат, но об общей тенденции раздавать пролетариям, еще не завербованным в армию, земли эмигрантов; пролетарии либо получали эти земли в собственность бесплатно, либо брали их за небольшую сумму в аренду на двадцать лет (эта идея вновь возникла в XIX веке в трактатах об искоренении пауперизма). По мысли законодателя, наделение представителей низших социальных слоев собственностью должно было превратить их в граждан и сделать ненадежную людскую массу питомником солдат, непосредственно заинтересованных в защите родины, крошечная, но драгоценная доля которой принадлежит каждому из них. 351

La Patriote francais. № 1084. P. 115. 29juillet 1792; цит. по: Wartelle F.Op.cit.

==182 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

Такова была социальная сторона проблемы, за которой, однако, нетрудно разглядеть неотступно преследовавшее революционеров желание воплотить в жизнь античный мотив возвращения героев к землепашеству. Именно она лежит в основе «Вантозских декретов», вдохновленных Сен-Жюстом и принятых 3 марта 1794 года; декреты эти предписывали раздачу имущества подозрительных беднякам, список которых следовало составить, отложив все прочие дела. В эту пору, подражая Гольбаху, Дантон восклицает: «Человека привязывает к родине не что иное, как обладание»352,—и требует создания вокруг Парижа колоний патриотов, в которых раненые солдаты могли бы возделывать землю. 11 мая того же года, за два месяца до открытия Марсовой •школы, Барер представляет Конвенту от имени Комитета общественного спасения «Доклад о способах истребить нищенство в деревнях и о помощи, кою должна оказать Республика неимущим». В докладе он вновь подтверждает преимущественно земледельческий статус Республики: «Сегодня ваши взоры должны быть направлены в первую очередь на скромную хижину»353,—и требует раздать еще не распроданное национальное имущество пролетариям, дабы «привязать всех граждан к собственности и к родине» и «побудить их заниматься благородным земледельческим трудом». Ведь в «правильно устроенной Республике каждый гражданин обладает какой-либо собственностью», благодаря чему «всякий свой шаг гражданин Республики совершает на своей земле, в своем владении». Иначе говоря, Барер ратует за благотворительность лишь потому, что она способствует защите отечества. 352

Dan ton G.-J. Intervention ^ propos du projet de decret de SaintJust, Convention nationale, 13 vent6se, an II (3 mars 1794) //Archives parlementaires. T. 86. P. 24; Moniteur Universel. T. 19. P. 611; Wartelle F. Op. dt.P.357. 353

В а г г ё г е de Vieuzac B. Rapport fait au nom du Comite de Salut public. Ie 22 Qoreal, sur les moyens d'extirper la mendicite dans les campagnes et sur les secours que doit apporter la Republique aux citoyens indigents. 1794. P. 9.

Солдат-землепашец и Революция ==183 Раздать неимущим земельную собственность—это значит укрепить военное превосходство Франции: «...истинным могуществом и внутренней силой обладают только народы земледельческие. (...) Источник независимости Французской республики—плуг. (...) Интерес законодателя заключается в том, чтобы поощрять земледельцев более, нежели все праздные классы общества». В ходе этого рассуждения Барер постоянно уподобляет земледельцев солдатам. Необходимо, заявляет он, «чтобы в обществе имелись не только ветераны войны, но и ветераны земледелия; чтобы государственная казна открывалась одновременно и для защитника родины, и для ее кормильца», чтобы Республика «чтила земледельца так же глубоко, как и защитника отечества». На основании доклада Барера Конвент принимает «Декрет об истреблении нищенства в деревнях», предусматривающий, помимо открытия в каждом округе службы национальной благотворительности, учреждение праздника Несчастья35^, который наряду с праздником Земледелия служил бы прославлению доблестей крестьянина-солдата. Впрочем, триумф Солдата-землепашца продлился недолго: несколько недель спустя наступило 9 термидора (27 июля 1794 года), режим Робеспьера пал и попечения о Солдате-землепашце на время прекратились. При Директории, пришедшей к власти в ноябре 1795 года, о Солдате-землепашце первыми вновь вспомнили последователи Бабёфа, которые принялись настоятельно требовать выполнения вантозских декретов и пропагандировать свой собственный идеал—аграрный и военный коммунизм. После того как в мае 1796 года «Заговор во имя равенства» был раскрыт, а Бабёф и Дарте арестованы и год спустя, 29 мая 1797 года, казнены, разговоры о коммунизме в духе Бабёфа и Морелли прекратились. Однако после переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года) и заключения Кампоформийского мира (18

октября того же года) тема размещения солдат на земле вновь сделалась актуальной. В конце 1797— начале 1798 го354

Decret sur 1'extinction de la mendidte dans les campagnes // Ibid. P. 82.

==184 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце да упоминания Солдата-землепашца появляются в прошениях, направленных в Совет пятисот, и в постановлениях законодателей. Закон о всеобщей воинской повинности, принятый 20 июля 1798 года, предусматривает награждение воинов, совершивших геройские поступки, земельными участками. После государственного переворота 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года) Бонапарт очень скоро осознает, что может извлечь из темы Солдата-землепашца немало пользы. Конституция VIII года гласит, что солдатам, совершившим «героические деяния», полагаются «вознаграждения от лица нации» (статьи 86 и 87); что именно подразумевается под этими обещаниями, становится ясно после заключения Амьенского мира с Англией (25 марта 1802 года). Прежде всего 19 мая 1802 года создается Почетный легион. В то же самое время Первый консул, уподобившись героям Древнего Рима, самолично занимается поселением раненых солдат в земледельческих колониях, основанных на покоренных территориях. Кажется, впервые Бонапарт заговорил об этом в письме к военному министру Бертье от 30 фрюктидора Х года (17 сентября 1802 года)355. За античными реминисценциями здесь различимы цели политические и стратегические: прикрепить войска к limes (пограничная линия, межа.—лат.) и в то же самое время ассимилировать, офранцузить покоренные народы, женив добродетельных Солдат-землепашцев на девушках-туземках. Именно этим объяснялось требование Бонапарта, чтобы солдаты, желающие поселиться в колониях (им предписывалось объявить о своем желании в течение недели), были холостяками не старше сорока лет. Как пишет Франсуа Вартель, «Франция наделяла своих раненых защитников разом и собственностью, и педагогической миссией»356. На завоеванных землях, как и на территории Франции, Солдатземлепашец, возвращаясь к плугу, ста355

Wo loch I. The French Veteran from the Revolution to the Restoration. Op. cit. P. 232.

356

W a r t e 11 e F. Les Recompenses promises aux Defenseurs de la Patrie durant la Revolution et 1'Empire. Op. cit. P. 374.

Солдат-землепашец и Революция ==185 новился Солдатом-учителем. Прививая покоренным народам начала формирующейся государственнонациональной культуры, усвоенной в казармах и лагерях, он приносит с собою представления, которые ему внушили начальники и ветераны и которыми он призван поделиться со всем остальным населением.

Проект этот превратился в закон 21 апреля 1803 года; все, кто участвовал в обсуждении, превозносили героев, которые возвращаются к сельскохозяйственному труду, дабы «возделывать поля, ими завоеванные, а нередко и политые их кровью»357. Впрочем, Бонапарт продолжал видеть в этих новоявленных земледельцах солдат. Размещались они в военных лагерях, расположенных в стратегически важных центрах, подчинялись военной дисциплине и регулярно, облачившись в военные мундиры, упражнялись в построениях, ружейных приемах и стрельбе, дабы в случае боевой тревоги быть готовыми немедленно дать отпор врагу. Совершенно очевидно, что эти лагеря создавались под влиянием утопии, начертанной Серваном358. В определенном смысле они представляют собой не что иное, как воплощение в жизнь ее основных тезисов. Так же, как у Сервана, лагеря служат средством обеспечить защиту отечества с наименьшими затратами и усилить в душах солдат патриотические чувства посредством наделения их собственностью и приобщения их к благородному земледельческому труду. С другой стороны, те же самые меры призваны развить у гражданских лиц, наблюдающих за доблестными трудами Солдат-землепашцев, вкус к военному делу. Наконец, подчинение земледельцев военной дисциплине должно упорядочить проведение'сельскохозяйственных работ и переустроить их на современный лад. Появившиеся много лет спустя, при социализме, «промышленные армии» и «герои труда»—дальние отголоски той давней утопии. 357

См. речь генерала Саюка (Sahuc), представлявшего закон (Wartelle F. Op. cit.).

3:18

Ser van J. Le Soldatdtoyen (l780)//Wartelle F. Op. cit.

==186 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Особым успехом опыт не увенчался. Из многочисленных «лагерей», которые предполагалось основать в Пьемонте и в Рейнской области, создано было всего два. Организаторы Александрийского лагеря, основанного в 1803 году, столкнулись с немалыми трудностями. Судьба Юлихского лагеря, основанного 21 января 1804 года в Рейнской области, оказалась чуть более счастливой, хотя особой пользы не принес и он. Явно разочарованный, Бонапарт, первоначально намеревавший поощрять новое установление, охладел к нему. Те две колонии, что все-таки были открыты, распались во время наступления союзнических армий весной 1814 года; Солдатыземлепашцы возвратились во Францию. Четыре года спустя, в 1818 году, офицеры наполеоновской армии, уволенные из армии ордонансом от 24 июля 1815 года и эмигрировавшие в Америку, попытались, воодушевленные примером императора и чтением Кревкёра, возобновить опыт первых лет Империи. Именно на эти техасские «Поля приюта» ориентировались впоследствии при создании своих социалистических утопий Кабе и Консидеран, равно как и покорители Алжира Клозель и Бюжо. Трагикомическая эпопея с созданием Колонии ветеранов широко и сочувственно освещалась в Париже журналистами либеральной ориентации. Она нашла отражение в очень скоро ставших популярными песнях Беранже и Эмиля Дебро, а также в многочисленных гравюрах. Гравюры эти с их идиллическим фоном, достойным «Поля и Виргинии», особенно интересны тем, что сто с лишним лет спустя те же самые мотивы были использованы петеновской военно-аграрной пропагандой. Правдиво иллюстрируя рассказы современников об этой эпопее, они в то же самое время сообщают зримую форму мифу и связанным с ним символам, обнажают античное происхождение сцен, разыгрывающихся во влажном материнском лоне тропиков. Солдат-землепашец вступает здесь в

прямой диалог со своим собратом по мудрости и добродетели, добрым дикарем, который принимает пришельца с распростертыми объятиями. Глядя на

Солдат-землепашец и Революция ==187 эти картины, француз мысленно припадает к теплой груди матери-родины. Землепашцы в военной форме, приветствующие друг друга и возделывающие поля с истинно римским рвением, генерал, пожимающий руку простому солдату, который копает землю заступом или идет за плугом,—все эти фигуры призваны с театральной высокопарностью засвидетельствовать исчезновение классовых и плановых различий под действием всеобщего патриотического порыва. В этом «парадигматическом» сообществе равенство проистекает из подчинения всех новой иерархии, которая порождена и узаконена боевой славой. Мы французы, Шовен, землепашцы-солдаты! Союз мундира и оружия с земледельческими орудиями, плодоносящей земли с пышущими здоровьем матерями, обнаженную грудь которых сосут дети героев, свидетельствует о смешении всего и вся в едином теле нации, по отношению к которому отдельные люди, подобно военным и трудовым аксессуарам и трофеям, суть не что иное, как инструменты, винтики потусторонней машины, стоящей несравненно выше их. Увы! На смену мечтам приходит разочарование. Колонисты, ничего не смыслившие в том земледелии, которое они почитали за источник всех добродетелей, очень скоро впали в уныние. Местный алкогольный напиток под названием «пульке», которым их щедро снабжали индейцы, не замедлил оказать свое губительное действие, и очень скоро колония ветеранов стала походить на «колонию пьяниц»359. Между колонистами начались дуэли. Разгоряченные «пульке» отцы семейства, находящиеся в самом расцвете своей мужской силы, возомнили себя селадонами и вскружили голову двум особам женского пола, жившим в лагере, девицам Вьоль; в результате барышни при весьма непривлекательных обстоятельствах утратили невинность. Индейцы же так сильно возлюбили французских братьев, что съели двоих из них. Река Тринити, на берегах которой поселились колонисты, кишела крокоди359

S о u I i ё М. Autour de 1'Aigle enchalne (Ie complot du Champ d'Asile). Paris,1929. P. 169.

==188 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце лами. По ширине не уступающая Сене, она однажды вышла из берегов и затопила поселение. Тут колонисты узнали, что такое голод. Испанские власти сочли этот момент подходящим для того, чтобы вынудить «обломки славы» покинуть территорию Техаса. Покорители Европы, изнуренные алкоголем и болезнями, повиновались, не оказав ни малейшего сопротивления. Те, кому посчастливилось пережить ураган и кораблекрушение в заливе Галвестон, пешком пересекли территорию, населенную индейцами, и возвратились в Новый Орлеан, а затем, кто раньше, кто позже, вернулись на родину, где всех их—за исключением тех, у кого осталась хоть какаянибудь собственность,—ждали нищета и вырождение, ставшие уделом бальзаковского Филиппа Бридо360. 00.htm - glava12 Искоренение пауперизма: проекты колонизации и сельскохозяйственные комиции

Да здравствует Солдат-землепашец! Андре Мари Дюпен. О сельскохозяйственных комициях(1849) Начиная со времен Революции и Империи и по крайней мере до середины XIX века социальный вопрос считался прежде всего вопросом аграрным. Именно в земледелии видели главное средство борьбы с пауперизмом. Этим новым словом, пришедшим из Англии и получившим в эпоху Реставрации и при Второй империи самое широкое распространение, обозначали не столько индивидуальную и локальную нищету, сколько массовое обнищание, явившееся следствием промышленного и торгового обновления. Масштабы этого бедствия были так велики, что благотворительность оказывалась бессильной помочь страждущим. Приходилось констатиро360

См. роман «Баламутка» (в рус. пер. «Жизнь холостяка»), 1842 (Balzac Н. de. La Rabouilleuse. Paris: Gamier, 1932. P. 56; Бальзак О. де. Собр. соч.: В 15 т. М„ 1952. Т. 5. С. 380).

Искоренение пауперизма ==189 вать, что «прогресс» сопровождается «всеобщей и постоянно прогрессирующей нуждой рабочих классов», как писал лучший из домарксистских специалистов по этому вопросу Альбан де ВильнёвБаржемон361. Из несчастной случайности нищета превращается в неизбежное следствие самой структуры промышленных обществ, в «глубинный изъян общественного устройства и предвестие грядущих в недалеком будущем самых страшных и гибельных потрясений»162. Возможность выжить и сохранить достоинство даст голодным только земля; она же возвратит преступникам понятие о добродетели. Иными словами, весь народ должен заняться крестьянским трудом: хорошие французы не покинули своих ферм, дурных же следует туда возвратить. Масштабы пауперизма были так велики, что обусловили эволюцию общественной мысли. Если в 1764 году физиократ Ле Трон в своей «Записке о бродягах», угрожающих спокойствию сельских пролетариев, утверждает, что единственная действенная мера борьбы с бродягами—приговаривать этих несчастных навечно к каторжным работам361, то самые реакционные из авторов XIX века, как ни странно, предлагают для искоренения нищенства в деревнях те же меры, какие предлагал в своем докладе 1794 года революционер Барер164. В эпоху Реставрации и при Июльской монархии филантропы—наследники благотворителей эпохи Просвещения, стремясь наделить собственностью самые неимущие классы общества и вдохновляясь примером Пармантье и Монтиона, при361

V i 11 е n e u v e-B a r g e m о n t A., vicomte de. Economic politique chretienne, ou recherches sur la nature et les causes du pauperisme en France et en Europe et sur les moyens de Ie soulager et de Ie prevenir. Paris: Paulin, 1834. Т. 1. P. 22.

363

Ibid. P. 28.

363

Le Trosne G.-F. Memoires sur les vagabonds et sur les mendiants. Paris: 1764. P. 39.

364

См.: Barrere de Vieuzac B. Rapport fait au nom du Comite de Salut public, le 22 floreal, sur les moyens d'extirper la mendicite dans les campagnes et sur les secours que doit apporter la Republique aux citoyens indigents. Op. dt. 1794.

==190 Чисть вторая. Миф о Солдате-землепашце нимают практические меры, которые будут продолжены и дополнены при Второй империи и Третьей республике. Огромные усилия теоретиков и практиков эпохи Реставрации и Июльской монархии, стремившихся просветить отсталую и обескровленную Францию, содержали в зародыше самые великие свершения и самые жалкие поражения грядущих поколений. Французская нация, рождение которой было с таким шумом провозглашено во время Революции, пыталась соответствовать абстрактной модели, которую сама же и создала, и постоянно наталкивалась на противоречия, разрешить которые возможно только в сфере мифа. Земледелию, так же как милитаризации, начальному образованию и колонизации Алжира, отводилась главенствующая роль в борьбе с нищетой и в нравственном воспитании нации. Национальное возрождение готовилось постепенно в течение всего XIX века вплоть до торжества этой идеи в эпоху Третьей республики. Коммунальные школы, фермы-школы365, сельскохозяйственные комиции—все они ставили своей целью воспитать крестьянина, в котором воплотился бы римский идеал, унаследованный людьми XIX столетия от мыслителей эпохи Просвещения. При всех режимах люди, правящие Францией, поддаются обаянию мифа о стране крестьян-солдат, просвещенных мелких собственников, которые воссоединяются вокруг короля, республики, императора, генерала Буланже... или Маршала (Петена). Однако особую роль в подготовке умов к усвоению этого мифа сыграли эпоха Реставрации и Июльская монархия с их хвастливыми водевилями. Все правительства этого периода поощряют и развивают систему, при которой мелкая земельная собственность, начальное образование, сельскохозяйственные комиции и воинская повинность должны сформировать идеального француза, наделенного добродетелями Солдата-землепашца,—его-то и воплощает в себе трагикомический персонаж Шовен. В самом деле, создается ощущение, 365 Ферма Ровиль, основанная в 1822 году Домбалем и пользовавшаяся покровительством дофина, или ферма Шиньон, превращенная в образцовое заведение в 1827 году по приказу Карла X.

Искоренение пауперизма ==191 что иначе невозможно достичь того единения нации, о котором еще в 1815 году писал поэт-бонапартист Казимир Делавинь в первой из своих «Мессинских элегий»366 и которого оказываются неспособны достичь, несмотря на самые отчаянные старания, ни левые, ни правые. Многочисленные доклады и проекты, принадлежащие самым различным авторам, от члена Конвента и цареубийцы Карно до Мелина, а затем Петена, не говоря уже о Луи-Наполеоне Бонапарте, и напитанные все как один тем смешанным военно-аграрным духом, который и составляет сущность шовинизма, неизменно выдают утопичность мышления их авторов, будь то великодушные идеалисты или самые эгоистичные консерваторы. При этом все программы, какие бы уступки они ни делали общинным тенденциям, носят неприкрыто милитаристский, авторитарный и репрессивный характер. Первая из таких программ была представлена Людовику XVIII революционером Карно уже в июле в 1814 года. Французы, констатирует Карно, не менее древних римлян прониклись любовью к славе, однако до сих пор не сделались истинными патриотами: «Необходимо привить французам национальный дух; именно его нам и недостает (...) недостает до такой степени, что мы с трудом можем составить о нем представление». Этот национальный дух существует в Англии, где «все частные имущества связаны с имуществом государственным». Однако подражать Англии, державе морской и торговой, французам не пристало: «Великие нации созидаются только посредством великих страстей.

(...) У нас таковой страстью должна соделаться любовь к земле, на которой мы родились»367. А поскольку во Франции, как некогда в Риме, «неистре366

«Пришла пора забыть для Франции родимой // О спорах гордецов, надменности витий. // Погасим навсегда гражданских распрей факел» (Delavigne С. Messeniennes et pensees diverses. Nouvelle edition. Paris: Furre, 1823. P. 26). ^Carnot L. Memoire adresse au Roi enjuillet 1814, par M. Carnot, suivi du discours qu'il a prononce au Tribunal Ie 11 floreal an XII. Paris: Arnaud, 6е ed. Juin 1815. P. 42—44.

==192 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце бимую сердцевину нации составляют защитники родной земли», национальным духом, приличествующим таким воинственным народам, каков народ французский, следует считать «любовь к крупной земельной собственности, включающей в себя все мелкие имения, иначе говоря, любовь к земле общественной»368. Несколько лет спустя Адриен де Гаспарен, бывший солдат наполеоновской армии, а в будущем, при Июльской монархии,—министр внутренних дел, а затем сельского хозяйства, превознес Солдатаземлепашца в сочинении «О мелкой земельной собственности». Утопические построения Руссо, Гибера, Сервана, основанные в первую очередь на восторженном изучении античных авторов, подтверждаются здесь—незадолго до появления на свет Шовена—человеком военным и опирающимся на опыт наполеоновских войн: «Мы убедились, что наилучший солдат—тот, кто недавно ходил за плугом»369. Главенству земледелия и связанным с ним гражданским добродетелям посвящен также труд барона Шарля Дюпена «Производительные силы Франции», равно как и популярная версия этого же сочинения—«Французский мелкий производитель». Хотя Дюпен выступает за свободу торговли, он также убежден, что «цивилизация, сила и, следственно, слава Франции»370 зависят преимущественно от военных и производительных талантов мелкого землевладельца, а также от развития сеяных лугов, образцовых ферм, сельскохозяйственных комициев и от успехов, достигнутых в патриотическом воспитании деревенских масс. Защитники свободы торговли вроде Дюпена или ЖанаБатиста Сэ отличаются относительною широтою взглядов, однако распространение нищеты, угроза дестабилизации или даже революции и рост преступности усиливают позиции 368

Ibid. P. 32—45.

39

Gasparin A. de. Des petites proprietes considerees dans leurs rapports avec Ie sort des ouvriers, la prosperite de 1'agriculture et la destinee des Etats. Paris: Librairie universelle de P. Mangie aine, 1820. P. 53.

^"Dupin Ch., baron. Le Petit producteur francais. Paris: Bachelier, 1827. Т. 1. P. 2.

Искоренение пауперизма ==193

мыслителей иного рода—мальтузианцев, протекционистов и поборников чисто аграрного пути развития. Их стараниями проекты, призванные истребить пауперизм, сменяют один другой практически непрерывно. Самый серьезный из них, принадлежавший Юэрну де Поммёзу, бывшему депутату от департамента Сена и- Марна, близкому к герцогу Орлеанскому, увидел свет в 1832 году. Юэрн де Поммёз, очень богатый землевладелец, чьи поместья располагались в окрестностях Парижа, один из акционеров Бриарского канала, агроном, особенно хорошо разбиравшийся в проблемах орошения, опубликовал в 1821 году работу о судоходных каналах во Франции и в Англии, которую очень высоко ставили просвещенные читатели в обеих странах. Уполномоченный Королевским сельскохозяйственным обществом изучить способы распашки и осушения польдеров371, Юэрн де Поммёз во время своего пребывания в Бельгии и Голландии познакомился с жизнью сельскохозяйственных колоний и исправительных учреждений, созданных в этих странах для борьбы против преступности и нищеты. По возвращении Юэрн де Поммёз представил в «Общество» огромную (объемом в 940 страниц) записку «О сельскохозяйственных колониях и о выгодах, кои могут они принести для оказания помощи честным беднякам, для искоренения нищенства, пресечения злодейств и создания достойной жизни каторжникам, отбывшим срок наказания, а равно и для укрепления сельского хозяйства, упрочения общественной безопасности и приумножения богатства страны»372, которая была очень скоро опубликована за счет 371

Польдеры—осушенные и возделанные участки маршей (низменных затопляемых побережий моря) в Нидерландах, защищенные от моря дамбами и плотинами.—Примеч. переводчика. ^Huerne de Pommeuse L.-F. Des colonies agricoles et de leurs avantages pour assurer des secours a 1'honnete indigence, extirper la mendidte, reprimer les malfaiteurs et donner une existence rassurante aux forcats liberes, tout en accroissant la prosperite de 1'agriculture, la securire publique, la richesse de 1'Etat; avec des recherches comparatives sur les divers modes de secours publics, de colonisation et de repression des delits, ainsi que sur les moyens d'etablir avec succfes des colonies agricoles en France, et la neces7 Ж. де Пюимсж

==194 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце «Общества». За этот труд Юэрн де Поммёз как автор сочинения, наиболее полезного для улучшения нравов, получил премию Монтиона. 6 ноября 1832 года в соответствии с королевским ордонансом была создана комиссия по рассмотрению проекта сельскохозяйственных колоний, предложенного в этой записке. В комиссию вошли Бюжо, Шарль Дюпен и сам Поммёз. Плодом ее работы стали различные сельскохозяйственные исправительные заведения и колонии для «классов, представляющих опасность для общества», просуществовавшие, впрочем, не слишком долго. Их перечень составили в 1850 году Ламарк и Дюга373. Самое знаменитое из этих учреждений, колония Меттре близ Тура, пользовавшаяся поддержкой властей самого высокого уровня и часто упоминавшаяся в качестве образцовой, была основана в 1839 году. Устроенная в соответствии с теориями Гаспарена, который и был одним из главных ее создателей, эта колония представляла собой заведение сельскохозяйственное, но в то же самое время и военное. В 1849 году в колонии Меттре содержалось сто сорок шесть молодых заключенных, разделенных на «семьи»; во главе каждой такой семьи, состоявшей из четырех десятков человек, стоял «отец семейства»—как правило, военный, имевший боевые награды. Заключенные все вместе трудились на полях, начиная и прекращая работу по сигналу трубы. Среди заведений, устроенных по образцу Меттре, следует назвать колонию для подкидышей и сирот в Аллонвиле близ Амьена, которую нередко именовали «Меттре в миниатюре»; создатели Аллонвильской

site d'y recourir; contenant plusieurs tableaux statistiques justiucatifs, avec des plans de constructions adaptees pour les colonies libres et forcees de la Hollande et de la Belgique et la maison (modele) de detention de Gand. Paris: Imprimerie de Madame Huzard, 1832. 373

L a m a r q u e J. de, D u g a t G. Des colonies agricoles etablies en France, en faveur des jeunes detenus, enfants trouves, pauvres, orphelins et abandonnes; precis historique et statistique. Paris: Imprimerie et fonderie de Rignaux, 1850; см. также: Ducpetaiux E. Colonies agricoles, ecoles rurales et ecoles de reforme. Bruxelles: T. Lesigne, 1851; Cochin A. Notice sur Mettray//Annales de la charite. Tours: Ladeveze, s. d. [1855].

Искоренение пауперизма ==195 колонии ставили своей целью воспитание христианских Солдат-землепашцев и стремились «соединить военную дисциплину и христианские верования, дабы вырастить честных и набожных тружеников, умелых и умных работников, готовых без промедления перейти от жизни земледельческой к жизни солдатской»374. Сходным образом евангелическая колония для преступников Сент-Фуа, в Дордони, основанная в 1843 году самим Гаспареном, была призвана превратить в Солдат-землепашцев «порочных детей из протестантских семей»375. Аналогичное заведение для католиков именовалось сельскохозяйственным институтом аббатства Мейре. Порой в этих колониях проходили торжественные мероприятия: так, колония для преступников, основанная в 1839 году в Марселе, стала местом проведения сельскохозяйственных комициев. Между 1839 и 1850 годом на территории Франции возникло более семидесяти сельскохозяйственных колоний. Некоторые—те, что примыкали к главным исправительным заведениям (Фонтевро, Клерво, Гайон), открыло государство. Но чаще всего колонии были плодом частной инициативы; устроителями их выступали в этом случае религиозные ордены и благотворительные ассоциации. Все они преследовали одну-единственную цель—воспитать Солдат-землепашцев, которые приобщат крестьян к новым методам возделывания земли и—в каком-то смысле предвещая «подвиги» стахановцев—личным примером докажут им, как сильно увеличивается производительность сельскохозяйственного труда благодаря военной дисциплине. Юэрну де Поммёзу «пауперизм» и классы, угрожающие общественному спокойствию, внушали такой безграничный ужас, что проект его, хотя он и опирался на некоторые иностранные нововведения, превзошел масштабностью все предшествующие и современные опыты подобного рода. В самом деле, Поммёз предлагает распространить свою систему на миллионы индивидов. По его мысли, следует подчинить 374

Lamarque J. de, Dugat G. Des colonies agricoles... Op. dt. P. 109.

375

Ibid. P. 34.

7*

==196 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

военной дисциплине и приобщить к земледельческому труду на территории Франции или Алжира всех французов, которые уже нарушили общепринятые нормы поведения или способны это сделать. За шестнадцать лет до революции Юэрн де Поммёз предугадал основные положения консервативной программы, выдвинутой в мае-июне 1848 года, той самой программы, создатели которой предлагали, вместо того чтобы заставлять рабочих трудиться в национальных мастерских, высылать их в сельские местности, где есть невозделанные земли, или в принудительном порядке отправлять воевать в Алжир, и которая привела к трагическим событиям 22-23 июня. Проект Юэрна де Поммёза таких печальных последствий не имел, а грандиозные масштабы сообщали ему характер утопии и панацеи. Если Францию будут населять сплошь Шовены, Солдатыземлепашцы, если Франция будет разом и воинственной и замкнутой в собственных границах, утверждает Поммёз, французы забудут о внутренних раздорах. Подчинившись жесткой дисциплине и помирившись на любви к плугу и земле, они поймут, что «частенько спорят о вещах маловажных» и что главное—«вдохнуть жизнь в земледельческие труды, столь благоприятствующие улучшению нравов, укрепляющие мощь и благосостояние индивидов и служащие источником любви к родине, силы и подлинного величия наций»376. Консерватор в этом случае изъясняется точь-в-точь как Сен-Жюст! «Колонии» Юэрна де Поммёза—самое пространное и самое знаменитое из сочинений, посвященных искоренению пауперизма и пенитенциарной реформе, но отнюдь не единственное; статьи, доклады и трактаты на эту тему появлялись постоянно. Назовем, например, книгу Бомона и Токвиля об американской пенитенциарной системе377, проект сельскохозяйственных колоний, предложенный Биго де Морогом и ^Huerne de Pommeuse L.-F. Des colonies agricoles. Op. dt. P.525—526. ^Tocqueille A. de., Beaumont G. Du systeme penintentiaire aux Etats-Unis et de son application en France, suivi d'un appendice sur les colonies penales et de notes statistiques. Paris: H. Fournier, 1833.

Искоренение пауперизма ==197 развитый им позже в «Пауперизме» и многих других трудах378, прославленные сочинения ЛуиНаполеона Бонапарта и Бюжо... Друг агронома Матье де Домбаля, вместе с ним основавший образцовую ферму в Ровиле, легитимистский депутат Вильнёв-Баржемон опубликовал в 1834 году объемистую «Христианскую политическую экономию», которая в 1835 году получила премию Монтиона как сочинение, наиболее полезное для улучшения нравов. Полемизируя, вслед за Биго де Морогом, с представителями английской политической экономии и с их французскими единомышленниками, сторонниками свободы торговли Шарлем Дюпеном и Жаном-Батистом Сэ, Вильнёв-Баржемон обрушивает проклятия и на ненавистную ему Англию, и на мир промышленности и торговли, который она символизирует. Эта ненависть к Англии укрепляет его и без того весьма страстный патриотизм; саму Францию он определяет «от противного» — как полную противоположность Англии. Английской индустриальной системе он противопоставляет систему французскую—сельскохозяйственную, в которой производительность труда не исключает любви к ближнему. Однако достанет ли территории Франции для осуществления этого великого проекта? Подобно Юэрну де Поммёзу, Вильнёв-Баржемон полагает, что классы, угрожающие обще37

Bigot de Morogues P.-M.-S., baron de. Projet de colonies agricoles libres, fondees par maisons dispersees dans les campagnes et у formant de petites proprietes, presente au Conseil general du departement du Loiret, par M. Ie baron de Morogues, 1'un de ses membres, a la session du 25janvier 1833. Orleans: Imprimerie de A.

Jacob, s. d. [1833]; Essai sur les moyens d'ameliorer 1'agriculture en France. Paris: Tourneux, 1822. Т. 1—2; Du pauperisme, de la mendicite, et des moyens d'en prevenir les funestes effets. Paris: P. Donde-Dupre, 1834; La Politique basee sur la morale et mise en rapport avec les progres de la societe ou constitution morale du gouvernement. Paris: P. Donde-Dupre, 1834; Recherches des causes de la richesse et de la misere des peuples civilises. Application des principes de 1'economie politique et des calculs de la statistique au gouvernement de 1'Etat, dans Ie but de trouver les moyens d'assurer sa stabilite et sa force, en assurant Ie bonheur du peuple et sa tranquilite. Paris: T. Delarue, s. d. [1854].

==198 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ственному спокойствию, можно будет депортировать в покоренный Алжир. Главное, что лежит в основе консервативных теорий,—это страх, который внушают консерваторам народ вообще и городской пролетариат в частности. Однако и представители левых, даже революционных, течений в поисках решения социального вопроса прибегают к фигуре Солдатаземлепашца. Воплощением авторитарной демократии служит Луи-Наполеон Бонапарт, до своего восшествия на престол охотно прибегавший к демагогическому популизму. Изображая своего дядю императора плебеем, сумевшим выделиться из той народной среды, в которой он родился, исключительно благодаря собственной доблести, он—так же как фурьеристы и сен-симонисты— толкует в своих сочинениях о Солдатах-землепашцах. Луи-Наполеон Бонапарт убежден в том, что земледелие есть «душа и основа Империи»179 и что спасти нацию можно исключительно посредством организации сельского хозяйства на военный манер. «Искоренение пауперизма», написанное будущим Наполеоном III в 1844 году в форте Ам, вполне вписывается в филантропическую традицию; в предисловии автор сообщает нам, что «единственная цель, которую он преследовал при написании этого труда,—благополучие рабочего класса»180. У рабочего класса «нет никакой собственности; следует его таковой наделить. Все богатство рабочего в его руках; следует приискать этим рукам дело, полезное для всего народа. (...) Следует дать рабочему классу место в обществе и связать его интересы с землей, с почвой»181. Для решения этой задачи автор обращается к старым аграрным рецептам: рабочим надлежит заняться распашкой 379

Bonaparte L.-N. Des idees napoleoniennes // CEuvres de Louis Napoleon Bonaparte / Publiees par M. Charles Edmond Temblaire. Paris: Librairie napoleonienne, 1848. Т. 1. P. 240. ^"Bonaparte L.-N. LExtinction du pauperisme// CEuvres de Louis Napoleon Bonaparte. Op. dt. T. 2. P. 253.

381

Ibid. P. 260—261 (курсив мой).

Искоренение пауперизма ==199 новин. Предприятие столь обширное требует хорошей организации; Луи-Наполеон, храня верность бонапартистским традициям, отдает предпочтение системе выборной и иерархической. Для каждого

десятка рабочих избирается начальник—человек безукоризненной честности; начальники эти «призваны исполнять среди рабочих ту же роль, какую в армии выполняют унтер-офицеры». Под их наблюдением устроятся «сельскохозяйственные колонии», «островки милосердия среди эгоистического мира, где правят деньги»382, колонии же эти следует превратить в «своего рода военные лагеря, где рабочие будут жить так же, как солдаты в армии». В колониях «должна царить самая суровая дисциплина; жизнь там будет здоровая, но нелегкая», «кров, жалованье, пища, одежда—на манер армейских, ибо армейская организация единственная из всех покоится одновременно и на благополучии всех ее членов, и на строжайшей экономии». Основанная на методах устройства ассоциаций, почерпнутых из трудов утопических социалистов, эта массовая военно-аграрная колонизация должна, по мысли Луи-Наполеона Бонапарта, распространиться на только на Францию, но и на Алжир. В один прекрасный день, убежден автор «Искоренения пауперизма», она даже сумеет «охватить весь мир» с его капиталами и «армией тружеников»383. Если при всем этом Луи-Наполеон с поразительной настойчивостью повторяет, что ничего военного в предлагаемых им заведениях не будет, то явно лишь для того, чтобы подчеркнуть отличие своей программы от проектов, сочиненных его предшественниками и современниками384. Населенные не ветеранами, но гражданскими лицами, подчиняющимися военной дисциплине, земледельческие колонии и образцовые фермы «возьмут у армии один лишь ее идеальный порядок»385. Тем не менее именно из этих проле382

Ibid. P. 266, 275—276.

383

Ibid. P. 279.

384

Ibid. P. 276—277.

385

Ibid. P. 276.

==200

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце тариев, возвращенных к земледельческому труду и подчиненных железной дисциплине, нации предстоит набирать те миллионы людей, без которых она не сумеет отстоять свое достоинство и независимость в эпоху, когда «нескольких сотен закованных в броню рыцарей и даже нескольких тысяч кондотьеров и наемников недостаточно для защиты отечества»386. «Если разгорается война, между собою сталкиваются целые народы», вследствие чего необходимо разрушать «любые перегородки между гражданином и солдатом» и насаждать среди всей нации «воинский дух»187; очевидно, что в этом случае конечная цель рабочих ассоциаций, превращенных в земледельческие колонии,—воспитание не просто землепашцев, но землепашцев-солдат. В 1845 году выходит из печати памфлет фурьериста Туссенеля «Евреи, короли нашего времени», удостоившийся восторженных отзывов Мишле, а затем Дрюмона. В книге Туссенеля, выступающего глашатаем патриотического антисемитизма, восхваление деревенской и воинственной Франции впервые сочетается с обличением еврея как идеального воплощения двух общественных язв—

английской меркантильности и городского разврата. «Никто никогда не видел еврея, возделывающего землю»388,—замечает Туссенель, точно обозначая самую сущность проблемы. Еврей, таким образом, предстает под его пером как абсолютная противоположность Солдата-землепашца, как анти-Шовен. Уже наши филантропы задумывались над этой особенностью евреев, делавшей их во Франции, стране по преимуществу сельскохозяйственной, полными чужаками. Шарль Дюпен, объявляющий себя по186

Bonaparte L.-N. Opinion de Louis Napoleon sur differentes questions // CEuvres de Louis Napoleon Bonaparte. Op. cit. Т. 3. P. 250; см. вариант той же мысли в: LIdee napoleonienne // CEuvres de Louis Napoleon Bonaparte. Op. cit. Т. З. Р. 270.

187

Ibid. Т. 3. P. 250; см. вариант той же мысли в: LIdee napoleonienne // CEuvres de Louis Napoleon Bonaparte. Op. cit. T. 3. P. 270, 275, 281. 388

Т о u s s e n e 1 A. Les Juifs, rois de 1'epoque, histoire de la Eeodalite Gnanciere. Paris: Librairie de 1'Ecole societaire, 1845. P. 75.

Искоренение пауперизма ==201 борником терпимости, с интересом следит за попытками приобщения евреев из Нанси, Меца и Страсбура к сельскому хозяйству—попытками, которые его очень радуют: «Это примирит простой народ с евреями; чем более достойны уважения они будут, тем лучше будут к ним относиться»389. Единственный способ ассимиляции для еврея—ручной труд, если возможно, труд земледельческий: «Вместо ростовщичества они начнут заниматься ремеслами и станут французами не только по рождению, но и по духу»390. Впрочем, пожелание это кажется читателям Дюпена совершенно несбыточным: стереотипное восприятие еврея не позволяет вообразить его ни землепашцем, ни солдатом. Юэрн де Поммёз еще задолго до Туссенеля с грустью констатировал неудачу, которой окончилось создание еврейских сельскохозяйственных колоний в России: евреи «испытывали отвращение ко всякому тяжелому труду и выказывали полное незнакомство с землепашеством»391. Мало того, что еврей не похож на француза, по природе своей он не крестьянин, а торговец, горожанин и космополит, а в таких людях поклонники идеального Солдата-землепашца, воплощенного в фигуре Шовена, не могут не видеть носителей абсолютного зла. Поэтому текст Туссенеля кишит антисемитскими суждениями и навязчивыми образами, пропитанными ненавистью: так, омела, эмблема торговли,—«растение-паразит (...) чьи листья двулики, как язык еврея, а кора содержит липкий сок...»; торгаш «подглядывает за посетителями из своей кладовки, шпионя, подобно Иуде»392. Но главное, что возмущает Туссенеля в характере еврея,—это отсутствие корней. Именно этот порок представлялся самым отвратительным и Мишле, восторженному читателю Туссенеля; для Мишле еврей— воплощение «английского» бесчестия, которому противосто-

389

Du pin Ch. Le Petit Producteur francais. Op. cit. T. 2. P. 37.

390

Ibid. T. 1. P. 94.

391

Huerne de Pommeuse L.-F. Des colonies agricoles et de leurs avantages. Op. dt. P. 838.

^ToussenelA. Les Juifs, rois de 1'epoque. Op. dt. P. 86.

==202 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ит Франция, населенная крестьянами и воинами, презирающими деньги. Сходным образом и Дрюмон в предисловии ко второму изданию «Еврейской Франции» противопоставляет еврею, подрывающему основы французского благополучия, «истинную Францию, Францию трудовую, Францию крестьянскую»393. Наследник физиократов и Фурье (с которым его роднит ненависть к деньгам), Туссенель обличает торговлю за ее бесплодность. Он противопоставляет «паразитов—торговца и промышленника» земледельцам—«труженикам, которые приносят пользу обществу, обрабатывают землю и владеют залогом, чья цена известна всем»394. Поэтому он выступает за включение земледельческого ремесла в программу всеобщего начального образования. Осуждая, подобно Луи-Наполеону Бонапарту, «мир, где правят деньги», он, однако, занимает совершенно иную позицию по вопросу о сахаре (выступая против протекционизма); кроме того, Туссенель не скрывает своего пацифизма. Пригласив Бюжо в 1838 году на банкет в честь дня рождения Фурье, он пытается (как ему кажется, весьма успешно) убедить прославленного полководца в необходимости превратить «разрушительные армии» в «армии производительные»; впрочем, довольно скоро у него возникли сомнения в том, что маршал в самом деле проникся его идеями. Простодушно полагая—в 1845 году!—что «чувство национальной вражды угасло в сердцах людей», он тем не менее прибегает к излюбленной Луи-Наполеоном формуле «индустриальная армия», понимая под этим армию сельских тружеников, подчиняющихся военной дисциплине. В его сознании пацифистские идеалы мирно уживаются с подобной милитаризацией гражданских работ. Неудивительно, что и у Туссенеля также имелся собственный проект военно-аграрных колоний. Насмехаясь над образцовой исправительной колонией Меттре, которая, с его ^Drumont Е. La France juive (1886). Nouvelle 6d. Paris: Flammarion, s. d.T. 1. P. 1. 394

Toussenel A. LesJuifs, rois de 1'epoque. Op. cit. P. 105.

Искоренение пауперизма ==203 точки зрения, лишь потворствует пороку и безнравственности, он, однако, и сам предлагает устроить подобное заведение—на сей раз для детей-подкидышей. Воспитанники этого заведения, которому Туссенель, по его собственному признанию, намеревался посвятить отдельную книгу, так, впрочем, и не увидевшую света, получат сельскохозяйственное образование и нравственное воспитание, а затем отправятся возделывать землю в Алжир. Туссенелево патриотическое заведение призвано сделаться еще одним питомником истинных французов, Солдат-землепашцев: «они будут подчиняться военной дисциплине и вырастут работниками, равно хорошо умеющими пользоваться мушкетом и киркой, сделаются, одним словом, солдатами-первопроходцами. Этим детям, у которых не было родины, я

подарю новую родину—ею станет Алжир. (...) Колонисты, закаленные гимнастическими упражнениями и привычкой к труду под палящим солнцем, лучше, чем наши солдаты, сумеют приспособиться к алжирскому зною; они станут с большей отвагой защищать и с большим умом возделывать земли, отданные им в собственность»393. Таким образом, пацифист, провозглашающий окончание европейских войн, оказывается в то же самое время страстным колонизатором, противопоставляющим своих «солдат-первопроходцев» арабским «ордам мародеров». Сторонник утопического социализма воспевает колонизаторскую экспансию, видя в ней чудодейственное лекарство от пауперизма. Та же тяга к сельскохозяйственным занятиям и те же авторитарные тенденции обнаруживаются и у сенсимонистов, считавших военную дисциплину наилучшим способом организации труда. Анфантен увидел в постройке укреплений вокруг Парижа предлог для того, чтобы объединить пролетариев в полки, и даже предложил по такому случаю облачить их в военную форму396. Кстати, и сами сенсимонисты носили форму, соответствующую их коллективистским представленн ого u s s e n e I A. Les Juifs, rois de 1'epoque. Op. dt. P. 272—283. 396 См.: Charlety S. Histoire du saintsimonisme (1824—1864). Paris: Paul Hartmann, 1931. P. 256.

==204 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ям: на пропагандистских гравюрах они изображали себя в этих «мундирах», с заступом в руке, на фоне деревенского пейзажа. Если на более позднем этапе они посвятили себя финансам и промышленности, то вначале отдавали предпочтение земледелию, мечтали, подобно фурьеристам, о соединении сельскохозяйственной колонизации с военной дисциплиной, а некоторое время даже заигрывали с Бюжо, видя в созданных им в Алжире лагерях для крестьян-солдат предвестие грядущего золотого века. Назначенный в 1839 году членом комиссии по изучению Алжира, Анфантен после двухлетнего пребывания в Африке опубликовал доклад на 542 страницах под названием «Колонизация Алжира»197—настоящее похвальное слово Солдату-землепашцу. Впрочем, довольно скоро и фурьеристы, и сен-симонисты оставили теоретические спекуляции и перешли к практике, то есть к основанию собственных колоний. Однако они не были первыми: еще прежде легитимисты, либералы и католики открыли в Алжире несколько сельских благотворительных заведений; назовем, например, колонию для детей-подкидышей Бен-Акун близ Алжира, учрежденную в 1842 году при поддержке Бюжо, или аналогичную колонию аббата Ландманна Меджез-Амат близ Константины (1847). Завоеватели Алжира и сами приняли участие в этом ширящемся движении. Еще в 1830 году маршал Клозель, генералгубернатор Алжира, выдвинул идею организации подобных заведений, которую позже, в 1840 году, подхватил его преемник Вале и которую затем неоднократно и всякий раз неудачно пытался осуществить Бюжо. На Клозеля самое большое влияние оказал эпизод с созданием «Полей приюта», свидетелем которого он, высланный в 1818 году на берега Мобила, оказался помимо воли. Клозель считал полное крушение этой первой попытки всего лишь 397

Enfantin B.-P. Colonisation de 1'Algerie. Paris: P. Bertrand, 1843.

Искоренение пауперизма ==205 несчастной случайностью; сам замысел по-прежнему казался ему образцовым. Прощенный Людовиком XVIII и в 1820 году возвратившийся во Францию, Клозель растратил состояние на различные сельскохозяйственные эксперименты. В 1830 году он получает назначение на должность генералгубернатора Алжира и под влиянием ностальгических воспоминаний об американском опыте, мифа о земле обетованной и образов, навеянных чтением латинских классиков, проникается мыслью о необходимости колонизации. Не желая внять реалистическим замечаниям агронома Матье де Домбаля и самого Бюжо, он воображает себе колонизацию в соответствии с римскими образцами: опорой для нее призваны служить Солдаты-землепашцы. Помимо учреждения сельских колоний для сирот и земледельческих исправительных заведений, средством защититься от опасностей, которыми чреват рост пролетариата, кажется Клозелю раздача солдатам земельных участков. Эта мера позволит задешево размещать за морем бедняков, служащих в армии, число которых постоянно угрожающе растет. Дело благородное, выгодное и четко организованное, основание военизированных сельскохозяйственных колоний поможет установить социальный мир в метрополии. Пролетарии даже после демобилизации останутся под непрестанным контролем, а получив землю в собственность и занявшись таким доблестным трудом, как землепашество, нравственно очистятся и усовершенствуются198. Маршал Вале попытался осуществить предложения Клозеля на практике. 1 октября 1840 года, за три месяца до того, как он уступил место генерал-губернатора Алжира маршалу Бюжо, Вале выпустил постановление о создании в Колеахе 39а

См.: Clauzel, comtesse Bertrand. Souvenirs de la vie du marechal Clauzel, racontes par leur grand'mere и ses petits enfants. Paris: A. Lahusse, 1888; Clauzel B. Observations du general Clauzel sur quelques actes de son commandement ^ Alger. Paris: A.-J. Denain, 1831; Nouvelles observations de M. Ie marechal Clauzel sur la colonisation d'Alger, adressees a M. Ie marechal, ministre de la Guerre, President du Conseil. Paris: Selligue, 1833.

==206 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце военной колонии из трех сотен солдат. Увы, за то короткое время, что прошло между выпуском постановления и назначением нового генерал-губернатора, Вале не успел приступить к исполнению задуманного. Таким образом, оригинальность Бюжо заключалась не в идее связать колонизацию Алжира (которой он вдобавок не сочувствовал) с образом Солдата-землепашца—идее, которую он в 1838—1847 годах излагал в различных брошюрах, но которую, однако, не раз высказывали до него предыдущие генералгубернаторы Алжира. Оригинальность заключалась в том, что Бюжо перешел от слов к делу и самолично, причем куда более успешно, чем предшественники, попытался воплотить миф в жизнь. Кстати, чуть больше чем за год до назначения на должность генерал-губернатора Алжира Бюжо по собственной инициативе, не докладывая ни о чем военному министру, попытался основать три военноаграрные колонии в местечках Айн-Фука, Бени-Меред и Мехельма. Все три попытки с треском провалились, что глубоко огорчило Бюжо и заставило этого бывшего офицера наполеоновской армии, который живо интересовался философией XVIII века, новыми формами земледелия и способами

организации армии и даже прилежно посещал заседания утопических социалистов, все сильнее эволюционировать вправо и окончательно порвать с прежними единомышленниками. Бюжо был человеком глубоко своеобразным: именно поэтому он уделял такое внимание колониям Солдат-землепашцев и с такой страстью занимался их устройством. Для нас же личность Бюжо представляет особенный интерес в связи с тем влиянием, какое он оказывал на последующие поколения, вплоть до эпохи Петена. Родившийся в Перигоре в бедной дворянской семье, в самой ранней юности завербовавшийся в наполеоновскую армию, получивший звание капрала после Аустерлица, Бюжо участвовал также в страшной испанской кампании Наполеона: именно в борьбе с безжалостными испанскими партизанами он освоил те методы, которые позже помогли ему одер

Искоренение пауперизма ==207 жать победу в Алжире. Во время первой Реставрации Бюжо принял сторону Бурбонов и получил звание полковника, подтвержденное Наполеоном, к которому Бюжо примкнул в самом начале Ста дней. Впавший в немилость и переведенный на половинное жалованье после Ватерлоо, Бюжо женился на богатой наследнице, чье приданое помогло ему стать владельцем одного из самых крупных перигорских поместий. Вплоть до Июльской революции Бюжо находился под подозрением из-за своих передовых взглядов, он увлекался новыми методами обработки земли, прекрасно знал латинских авторов,—вследствие всего этого после 1830 года, как показывает его обширная корреспонденция, современники увидели в его лице новое воплощение римских офицеров времен Республики, вернувшихся к земледельческому труду. Полтора десятка лет подряд Бюжо делил время между возделыванием собственных земель, организацией сельскохозяйственных комициев и сочинением статей по агрономии и по военной тактике. Еще 1820-е годы, то есть именно в пору наибольшего расцвета мифа, Бюжо постепенно начинает отождествлять себя с Солдатом-землепашцем. Однако среди бывших имперских офицеров эту роль играл отнюдь не только он. На фоне таких людей, как герои «Полей приюта», или Камброн, затворившийся в своем замке Ла Бужри близ Нанта и введший в своих владениях военную дисциплину, или Клозель, широко применявший новые методы ведения сельского хозяйства в своем имении Секурье, или Друо, собственноручно вспахивавший свой огород близ Нанси, Бюжо оставался особой безвестной; не случайно его ни разу не изобразили на литографии. Только при Июльской монархии, когда Бюжо изберут в палату депутатов, когда он сделается прославленным и вызывающим много споров генералом, ему удастся затмить всех прочих. Став после Июльской революции депутатом, Бюжо начал проповедовать с трибуны на всю страну те мысли, которые он прежде развивал перед членами сельскохозяйственных коми-

==208

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце циев и на страницах сельскохозяйственных журналов, выходивших на юго-западе Франции. «Я всего лишь Солдат-землепашец!»—восклицает он в речи от 21 апреля 1832 года399. Поймав его на слове, Домье нарисовал безжалостный портрет Бюжо, воспроизведенный в 1835 году в «Карикатуре» с подписью «Жан-Простак Бюзо». Сделавшись вместе с Андре Мари Дюпеном, тогдашним председателем палаты депутатов, главным защитником крестьянских интересов, Бюжо разрабатывает многочисленные проекты аграрновоенизированной колонизации французской территории, призванные решить многочисленные социальные проблемы. Армии отводится в этом обширном предприятии очень важная роль—роль примера для подражания. Последователь Гибера и Сервана, Бюжо считает, что в перерывах между кампаниями солдаты и офицеры должны посвящать себя сельскохозяйственному труду и распашке новин. С 1832 года он активно отстаивает идею земледельческих армий, которую попытается осуществить в Алжире. Если в мирное время военные могут заниматься возделыванием земли, а в военное время из земледельцев выходят самые лучшие солдаты, значит, дабы избежать беспорядков и мотовства—а Бюжо, как всякий профессиональный военный, любил порядок больше всего,—необходимо военизировать сельское хозяйство. Обширный план Бюжо, заключающийся в массовом возвращении к земледелию, исходит именно из понятия необходимости. Как личные пристрастия, так и внутренняя логика его системы приводят Бюжо к убеждению в том, что богатство, мощь и стабильность нации зависят исключительно от превращения земледельческой Франции в один большой военный лагерь; иного способа решить социальный вопрос Бюжо не видит. «Как жаль, что невозможно подчинить военной дисциплине все французское общество; оно сделалось бы от 399

Текст речи см. в кн.: Ideville H.-A., comte d'. Le Marechal Bugeaud d'apres sa correspondance intime et des documents inedits. Paris: Firmm-Didot, 1881. Т. 1. P. 184.

Искоренение пауперизма ==209 этого в десять раз более сильным и, пожалуй, более счастливым»400,—восклицает он с трибуны палаты депутатов в 1840 году. Именно эта мечта о массовом, рациональном, огосударствлением, военизированном сельском хозяйстве, которое превратит Францию в автаркическую аграрную утопию, приведет Бюжо к основанию алжирских лагерей для Солдат-землепашцев—своеобразной лаборатории, в которой «мечом и плугом» (согласно девизу, который избрал себе Бюжо, когда получил титул герцога Ислийского401) созидалась новая Франция. В самом деле, именно подобные мечтания, а также ощущение опасности, связанное с непрекращающимся сопротивлением туземных народов, заставили Бюжо последовать примеру древних римлян, которые размещали на своем африканском «чердаке» колонии ветеранов. Вначале примитивная грубость методов, которыми пользовался Бюжо, вызывала у современников одни лишь насмешки. В конце декабря 1841 года, спустя год после своего назначения на должность генералгубернатора Алжира, он созвал всех, кто служил в Алжире и кого в ближайшее время ожидала демобилизация. Обращаясь со своими ветеранами точно так же, как некогда обращался со своими Наполеон, он приказал им тотчас подписать обязательство обосноваться в лагере Айн Фука. Изумленные солдаты, разумеется, в большинстве своем постарались избежать подобной чести. Затем, в начале 1842 года, Бюжо решает устроить массовые бракосочетания Солдат-землепашцев и посылает их на неделю в Тулон, с тем чтобы они подыскали там себе супруг (так называемые «свадьбы под барабанный бой»).

400

См.: Andrieux М. Le Рёге Bugeaud, 1784—1849. Paris: Plon, 1951. P.126.

401

Герб маршала Бюжо, герцога Ислийского: «В первой части щита старый герб (в голубом поле золотой шеврон, на оконечности его таковая же звезда, в вершине щита на эмали по зевчатому фону три золотых звезды); во второй части золотое пересечение щита, черный меч и черный с золотым лемех плуга перевязью влево». Девиз: Ense et aratro (Мечом и плугом).

==210 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Каким бы гротескным ни выглядел этот опыт, предвещающий внутреннюю политику некоторых тоталитарных государств, у него имелся прецедент, прекрасно известный Бюжо: массовые бракосочетания ветеранов, совершавшиеся по приказу Наполеона в апреле 1810 года. Император повелел, чтобы в честь его женитьбы на Марии-Луизе шесть тысяч ветеранов в один и тот же день женились на девушках из их родных коммун402. Смешная сторона свадеб под барабанный бой с их ура-патриотическими лозунгами, фанфарами и воинственными признаниями в любви к отечеству и его сельскому хозяйству, а также неудача, которую это предприятие потерпело, сильно повредили репутации Бюжо и его проектов военной колонизации. Да и условия жизни и труда в лагерях были таковы, что большинство колонистов довольно быстро впали в состояние угнетенное и подавленное. Уже осенью 1843 года, когда Бюжо посетил новые поселения, отчаявшиеся Солдаты-землепашцы в один голос принялись умолять маршала «выключить» их из колонии. На том опыт и закончился. Впрочем, сам Бюжо, добровольно причисливший себя к числу Солдат-землепашцев, смело берется за рукоятку плуга как на глазах перигорских крестьян, так и на глазах алжирских солдат, дабы, уподобившись Плутархову Ромулу, самолично очертить границы города Орлеанвиля или образцовой фермы Квадратный дом. Больше того, на глазах у всей армии Бюжо снимает портупею, чтобы поваляться на люцерновом поле,—так он воспитывает солдат собственным примером. Французский солдат, то рвущийся в бой, то идущий за плугом, герой труда и сражений, распахивающий новины и прокладывающий прямые дороги вроде тех, какие прокладывали римляне, воспринимается как своего рода римейк солдата римского. Взявшиеся за оружие крестьяне эпохи Революции и наполеоновские солдаты эпохи Империи подготовили умы к такому отождествлению, которое приобрело законченную форму в Алжире. Веру в тождество римского и французского 402

См.: Wo loch I. The French Veteran from the Revolution to the Restoration. Op. cit. P. 246—253.

Искоренение пауперизма ==211 Солдат-землепашцев французы старались сохранить вплоть до второй мировой войны. В одной из своих статей, написанных при Второй империи, Бодлер рассказывает о картине Табара «Крымская война, фуражиры». На ней изображены французские солдаты, которые косили сено, но, заслышав сигнал трубы, прервали сенокос, чтобы взяться за оружие. Бодлер был потрясен «обилием мыслей и чувств», которые навевает избранная художником тема. Это батальное полотно, подобно гравюрам, изображающим «Поля приюта», производит весьма странное впечатление. «На полотне отнюдь не битва,—замечает Бодлер,—напротив, перед нами скорее пастораль»,—однако пастораль эта не вполне пасторальная. Ибо если «прекрасная, чуть волнистая зелень» пленяет зрителя, то причина этого в весьма специфическом, патриотическом и шовинистическом эротизме Солдата-землепашца, который исходит от этой картины. В самом деле, «душа улавливает здесь сложный аромат», источник которого—смесь «природы, навевающей грезы», и «страстной, полной приключений жизни, где на всякий день приходится новая работа». Идиллия, изображенная на картине, не созерцательная и ленивая, но трудолюбивая и неистовая, это пастораль под барабанный бой, пастораль в состоянии неизменной боевой готовности, эклога, омытая потом и кровью, где красный цвет мундиров «оттеняет не хуже алых маков (...) бескрайний океан зелени». Перед намИу с изумительным лаконизмом резюмирует Бодлер, «идиллия, растревоженная войной»,—идиллия национальная, жестокая, современная, контролируемая государством. Бодлер тотчас улавливает связь между этой идиллией в лосинах и войсками, расквартированными в Африке: «Хотя действие происходит в Крыму, я, увидев эту армию жнецов, первым делом подумал о наших солдатах, которые воюют в Африке и которых воображение рисует всегда готовыми ко всему, бесконечно предприимчивыми, настоящими римлянами, и только справившись с каталогом, я понял, что ошибся»403. 403

Baudelaire Ch. Critiques d'art //Baudelaire Ch. CEuvres completes. Geneve: Edito-Service, 1982. Т. 4. P. 356 (курсив Бодлера).

==212 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Эти слова помогают понять, почему, какими бы неудачами ни оканчивались предприятия Бюжо и как бы ни изменялась политическая обстановка в стране, маршал постоянно оставался фигурой, популярной в народе, «папашей Бюжо», чью фуражку продолжали воспевать вплоть до 1945 года. Этот Солдат-землепашец станет самым французским из всех французов. Еще при его жизни, в 1846 году, Ломени писал: «Я не знаю в наши дни ни одного человека, в котором так полно, так абсолютно, как в маршале Бюжо, воплотились бы две силы, которыми жива Франция: крестьянин и солдат; человека, в уме которого все прочие интересы были бы полностью подчинены упорной и неустанной защите двух главнейших источников благополучия Франции—процветающего земледелия и сильной армии»404. Луи-Наполеон Бонапарт должным образом почтил память Бюжо: он не только проводил в последний путь его прах, но и приказал воздвигнуть ему памятник в Алжире; памятник этот, открытый 15 августа

1852 года, изображал маршала, который с непокрытой головой созерцает трофеи войны и труда, сложенные к его ногам. Много лет спустя «маршал-крестьянин» Петен будет подражать именно этому образу крестьянинапехотинца, путем труда и самоотречения достигшего высшей славы. Льстивые биографы Бюжо приписывают ему—и совершенно безосновательно — изобретение сельскохозяйственных комицшв, установления, которое он, впрочем, горячо приветствовал и развитию которого активно способствовал в те годы, когда, отстраненный от дел, жил в Перигоре405. 404

Lomenie L.-L. de. Galerie des contemporains illustres par un homme de bien. Paris: Rene et C-ie, 1846. Т. 9. P. 7—8. 405

«...Этой идеей, столь простой и столь богатой, мы обязаны полковнику Бюжо» (Ideville H. A., comte d'. Le Marechal Bugeaud d'apres sa correspondance intime et des documents inedits. Op. cit. T. 1. P. 182);

Искоренение пауперизма ==213 Сельскохозяйственные комиции—установление любопытное и недооцененное—до сих пор почти не привлекали внимания историков. Само происхождение их до конца не выяснено. Кроме Бюжо, на роль их предполагаемого создателя претендует еще маркиз де Тюрбийи. Между тем настоящим основателем сельскохозяйственных комициев следует, по-видимому, считать Луи Бениня Бертье де Совиньи, интенданта огромного Парижского финансового округа и суперинтенданта придворного штата королевы (хотя его имя и не фигурирует среди официальных творцов нового установления). Этот весьма деятельный администратор в 1767 году покончил с нищенством в Париже тем же способом, какой применили в Париже в июне 1848 года, организовав национальные мастерские: по его инициативе бродяг стали принудительно направлять либо в армию, либо на производство общественных работ. Не за эту ли придумку толпа растерзала Бертье де Совиньи в 1789 году? Человек эпохи Просвещения, пекшийся об улучшении обстановки в тюрьмах, Бертье де Совиньи, вероятнее всего, руководствовался самыми добрыми намерениями. Именно под его воздействием в 1785 году, когда в стране начался страшный голод, Королевское сельскохозяйственное общество объявило о создании обществ помощи земледелию, которые нарекло сельскохозяйственными 'ком.ициями. Эти первые комиции, числом тридцать два, поначалу существовали только в пределах Парижского финансового округа. К 1788 году их осталось всего двенадцать, а в 1789 году стало и того меньше. Самые живучие распались, вместе с давшим им жизнь Королевским сельскохозяйственным обществом, в августе 1793 года, после издания закона о запрете комициев406. «Бюжо основал первый сельскохозяйственный комиции (...) то был прекрасный день в жизни Бюжо и великая дата в жизни французских крестьян и вообще всей провинции» (Andrieux M.Le Pere Bugeaud. Op. dt. P. 92). См. также: La maze E. de. Bugeaud. Op. cit. P. 77; De monies V. La Colonisation militaire sous Bugeaud. Paris: Emile Larose; Alger: Imprimerie algerienne, 1917. P. 32). 406

См.: В о u r d e A. Agronomic et agronomes en France au XVIIP siede. Paris: S. E. V. P. E. N.. Ecole pratique des hautes etudes. 6е section. 1967.

==214 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце 24 прериаля VI года (12 июня 1798 года), после того как конституция 5 фрюктидора III года (22 августа 1795 года) вновь восстановила свободу комициев, было основано Французское сельскохозяйственное общество, однако комиции оно создавать не стало. При первой Империи, насколько известно, никаких подобных организаций не существовало. Вновь они появились в эпоху Реставрации. Сначала министр внутренних дел Деказ в циркуляре от 14 августа 1819 года высказал пожелание, чтобы каждый округ обзавелся собственным сельскохозяйственным обществом, а затем, 22 мая 1820 года, его преемник граф Симеон выпустил циркуляр о создании сельскохозяйственных комициев на всей территории королевства. После революции 1830 года существование таких комициев некоторое время находилось под вопросом, однако будущее показало, что именно на эпоху Июльской монархии пришелся период их наибольшего расцвета. С 1831 года они пользовались постоянной поддержкой Королевского совета, председателем которого был Андре Мари Дюпен, с 1832 по 1840 год председатель палаты депутатов; деятельную поддержку оказывал им и Бюжо, генерал-депутат, чей вес в обществе с годами лишь возрастал. Преимущественное внимание, которое начали уделять сельскому хозяйству после революции 1848 года, также пошло на пользу комициям. 30 октября был издан Декрет о сельскохозяйственном образовании, иначе говоря, об открытии ферм-школ, региональных сельскохозяйственных школ и Национального агрономического института. Постановление 25 апреля 1849 года предписывало создать Комиссию по изучению земледельческих колоний; 20 марта 1851 года был издан закон об учреждении, помимо сельскохозяйственных обществ и комициев, новых заведений—земледельческих палат, призванных «сообщать правительству свои соображения по Т. 3. Р. 1060—1061, 1329—1330; Taboureau H. Les cornices agricoles en France et a 1'etranger, etude juridique et economique. These pour Ie doctoral, faculte de droit de Paris. Paris: HenriJouve, 1909.

Искоренение пауперизма ==215 всем вопросам, связанным с сельским хозяйством» (статья 14). Закон этот придавал официальный статус сельскохозяйственным комициям: он четко определял их функции и ставил их деятельность под контроль префектов. Комиции в ту пору покрывали всю территорию страны; перед ними открывалось блестящее будущее. Итак, сельскохозяйственные комиции—порождение «философического» духа эпохи Просвещения. Более чем возможно, что их создатели испытали влияние британских земледельческих ассоциаций, однако не подлежит сомнению, что они старались придать своему детищу характер сугубо французский, классический—одним словом, римский. Именно поэтому они присвоили собраниям земледельцев столь странное название, не употребляемое нигде, кроме Франции,—комиции. Дело в том, что эти деревенские комиции с самого начала служили выражению патриотических чувств, и слово «комиции», обозначавшее в Древнем Риме собрания граждан, куда народ являлся при оружии и в боевом порядке407, призвано было подчеркнуть этот патриотический характер новой организации. По словам одного из их создателей, комиции были призваны возродить «дух тех собраний, на которых римский народ обсуждал великие интересы государства»408. Официально объявленная цель комициев заключалась в том, чтобы «воплощать в жизнь те сельскохозяйственные теории, чья полезность была проверена на опыте»409, однако тем самым, как утверждал в «Артезианском патриоте» (1761) Бельпьер де Нёв-

407

О комициях (comitia), собраниях римского народа, см. превосходную работу: Nicolet С. Le Metier de citoyen dans la Rome republicaine. Paris: Gallimard (1976), 2е ed., revue et corrigee—1979. P. 291 et sq. (Bibliotheque des histoires). 4

См.: Bourde A. Agronomic et agronomes en France au XVIII*" siecle. T.3.P. 1130.

409

Maigne W. Dictionnaire classique des origines, inventions et decouvertes dans les arts, les sciences et les lettres, presentant une exposition sommaire des grandes decouvertes du genie de 1'homme. Paris: Larousse et Boyer, 1863 (статья «Cornices agricoles»).

==216

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Эглиз, участники комициев исполняли долг «гражданина», преданного «отечеству». Это обстоятельство коренным образом отличает комиции от собраний английских фермеров, которым они тем не менее многим обязаны. В самом деле, комиции представляли собой «разом и праздник для края, и настоящую школу для местных земледельцев»410, и ученое собрание, и ярмарку, где наряду с пропагандой расцветала реклама. Вручение призов сопровождалось нравоучительными речами, продолжавшими традиции тех речей, которые произносились во время революционных земледельческих праздников; с помощью этих шедевров красноречия нотабли не только просвещали народ, но и прививали ему простые, всякому понятные принципы шовинизма, превозносили патриотические и воинские добродетели землепашца. Вручение призов, тосты, банкеты превращали эти уроки нравственности,—особенно для крестьян, «выбравшихся в город» или попавших в господский замок,— в своего рода оргии (сходные с попойками молодых солдат). Комиции, плод доктрин XVIII века, торжество производительности и плодородия, предоставляли Шовену уникальную возможность и похвастать своими добродетелями, и завязать интрижку. Не случайно в «Жалобной песни по случаю сельскохозяйственных комициев», восхищавшей Марселя Дюшана, Жюль Лафорг воспел не кого иного, как спаривающегося глупца-землепашца411. С другой стороны, буржуазия использовала комиции как предлог для того, чтобы расслабиться и предаться запретным ^"Taboureau H. Les Cornices agricoles. Op. cit. P. 129. 411 Laforgue J. Complainte du soir des Cornices agricoles (1885)// Laforgue J. Les complaintes, 1'imitation de Notre Dame la lune, Derniers vers Texte etabli et presente par Claude Pichois. Paris: Libraire Armand Colin, 1959. P. 109—110; ср.: Marchand du sel / Ecrits de Marcel Duchamp. Paris: Ie Terrain Vague, 1958; Paz 0. Marcel Duchamp (1978). New York: Seaver Books, 1981. P.5.

Искоренение пауперизма

==217 удовольствиям. Эта своеобразная атмосфера комициев превосходно передана Флобером в «Госпоже Бовари». В тот самый момент, когда председатель жюри Ионвильского комиция толкует о «Цинциннате за плугом», этом идеальном Солдате-землепашце, Родольф признается в любви Эмме: «Он взял ее руку; она руки не отняла». Под выкрики «За удобрение навозом!», «За породу свиней!», «За применение жмыхов маслянистых семян!» Эмма и Родольф смотрят друг на друга: «Желание было так сильно, что и у него, и у нее дрожали пересохшие губы. Их пальцы непроизвольно, покорно сплелись»412. Самый язвительный сатирик не мог бы оставить свидетельства более красноречивого. Всё одно к одному: мундиры национальной гвардии, знамена, военная музыка, ордена, тосты и до смешного напыщенные речи, обращенные к земледельцам: «Вы, земледельцы и батраки (...) вы, поборники нравственности и прогресса. (...) В самом деле, где еще мы найдем такой патриотизм, такую преданность общему делу, одним словом, такое благоразумие, как не в деревне?» На ошеломленных крестьян обрушивается поток гипербол, пересыпанных античными реминисценциями и апелляциями к чувству долга и патриотизму: «Все разинули рты, ловя каждое слово оратора. Сидевший около него Тюваш слушал, вытаращив глаза (...) а поодаль, приставив к уху ладонь, чтобы не пропустить ни единого звука, сидел со своим сыном Наполеоном на руках фармацевт». Великолепное описание, предвосхищающее сцену из сартровской «Тошноты», где Рокантен приходит в бувильский музей: «Тьма-тьмущая остолопов во фланелевых жилетах и святош с грелками и четками прожужжали нам все уши: „Долг! Долг!"»... Вручаются призы за лучшую корову, лучшие зерновые культуры, лучшее удобрение навозом, лучших свиней, а венчает всю церемонию вручение медали за беспорочную службу на ферме. Медаль получает «Катрин-Никез-Элизабет ^Flaubert G. Madame Bovary (1856). Paris: Flammarion, 1979. P. 178—179 (2е partie, chap. VIII); рус. пер.: Флобер Г. Собр. соч. В 4т. М., 1971. С. 190—191 (пер. H. Любимова).

==218 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Леру из Сассето-Лагерьер за пятидесятичетырехлетнюю службу на одной и той же ферме»: напуганная «флагами, барабанами, господами в черных фраках, орденом советника», который собирается ее наградить, ссохшаяся старушонка «стояла как вкопанная, не зная, что ей делать: подойти ближе или убежать, не понимая, ни зачем ее вытолкнули из толпы, ни почему ей улыбаются члены жюри. Прямо перед благоденствующими буржуа стояло олицетворение полувекового рабского труда». А потом церемония закончилась, «и все вошло в свою колею: хозяева стали ругать работников, а те стали бить животных—этих бесстрастных триумфаторов, возвращавшихся с венками на рогах к себе в стойла»413. Между тем смехотворные речи, вложенные Флобером в уста советника префектуры или мэра провинциального городка, списаны слово в слово с тех речей, какие произносили виднейшие государственные деятели Июльской монархии: герцог Орлеанский и герцог Немурский, председатель палаты депутатов Дюпен и любимец армии Бюжо. Дюпен-старший сыграл в истории комициев такую же важную роль, как и Бюжо. Брат барона Шарля Дюпена, о котором мы уже упоминали, Андре Мари Жан Жак Дюпен не был ни солдатом, ни землепашцем, однако, подобно революционерам 1793 года, этот юрист внимательно читал и хорошо помнил стихи Горация и Вергилия. Знаменитый адвокат, исповедовавший весьма прогрессивные взгляды, защищавший в суде маршала Нея, а позже редакторов газеты «Конститюсьоннель» и поэта Беранже, с 1817 года входивший в число советников герцога Орлеанского, он управлял

принадлежавшими герцогу огромными (по некоторым данным, самыми большими в Европе) поместьями. С 1827 года, когда его избрали депутатом от департамента Ньевр, и до переворота 2 декабря 1851 года Дюпен бессменно заседал в палате депутатов, восемь раз за время царствования ЛуиФилиппа избирался ее председателем и принадлежал к числу наиболее влиятельных 413

Flaubert G. Madame Bovary. Op. cit. P. 173—175; рус. пер.: Флобер Г. Собр. соч. Т. 1. С. 186, 192.

Искоренение пауперизма ==219 политических деятелей своего времени, «к числу тех людей,— сообщает «Словарь беседы»,—которые сыграли самую значительную роль в новейшей истории». Разом и серый кардинал правящей династии, и виднейший публичный политик, и обладатель весьма крупного состояния, Дюпен являл собою законченное воплощение орлеанистской крупной буржуазии. В 1830 году он деятельно способствовал принятию «адреса 221»414, а затем—возведению на престол Луи-Филиппа, в результате чего сделался председателем Королевского совета и генеральным прокурором при Кассационном суде; в 1832 году он был принят во Французскую академию, а позже—в Академию нравственных и политических наук. Ревностный поборник свобод и либерализма, он после 1830 года становится одним из самых решительных защитников порядка и выступает за суровое подавление парижского восстания 5-6 июня 1832 года. В добродетелях сельских жителей и развитии сельского хозяйства этот опытный юрист увидел средство спасти Францию от волнений и мятежей. В 1839 году Дюпен основал в своем избирательном округе в департаменте Ньевр первые сельскохозяйственные комиции. В июне 1849 года, встревоженный стремительным распространением революционных идей, он выпускает книгу «О сельскохозяйственных комициях», а в декабре того же года повторяет ее главные мысли в другой, более лаконичной и более доступной брошюре «О сельском хозяйстве»415. Составлены эти книги преимущественно из речей, произнесенных Дюпеном в 1835— 1849 годах в департаменте Сена и Уаза и 414

Принятый палатой депутатов 16 марта 1830 года (221 голос «за» при 181 голосе «против») адрес к королю, в котором депутаты просили Карла Х распустить реакционное министерство Полиньяка; нежелание короля пойти на уступки в конечном счете привело к Июльской революции 1830 года.— Примеч. переводчика. ^Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles et en general des institutions d'agriculture. Paris: Videcoq GIs ame,juin 1849; De 1'agriculture, des Cornices agricoles et de leur influence sur les campagnes. Reflexions adressees aux petits proprietaires, aux fermiers et laboureurs. Paris: Imprimerie de Pillet fils aine, decernbre 1841.

==220

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце департаменте Ньевр перед участниками комициев. Обе книги открываются одним и тем же пространным вступлением— гимном во славу Солдата-землепашца, включающим в себя все водевильные штампы, пересыпанные для пущей важности цитатами из Библии и Вергилия. Кончаются же они надгробным словом маршалу Бюжо, скончавшемуся 10 июня 1849 года, «доброму солдату, доброму гражданину, доброму земледельцу»416. Во вступлении Дюпен превозносит земледельцев, используя аргументы, впервые пущенные в ход еще во времена Революции: земледельцы—первые из граждан, «и если некогда находились люди, которые произносили это слово с презрением, то теперь земледельцы могут по праву гордиться своим прозванием; ведь оно означает, что они привязаны к родной земле, что они оплодотворяют ее почву <...)»4'7. Дюпен перечисляет благодеяния Революции 1789 года, которая, прежде чем переродиться в Террор с его злоупотреблениями, даровала свободу крестьянам, а затем в восторженных тонах рассказывает о сыне нации, который, подобно Августу, своим восшествием на престол положил конец гражданским войнам; Дюпен применяет к Наполеону слова Вергилия: «Deus nobis haec otia fecit» (Бог даровал нам эти досуги.—дате.)418. Окончательное блаженство, золотой век аграрной Франции наступает при Июльской монархии. В 1830—1848 годах Франция живет по законам «Георгик»: «Земледелие стало предметом настоящего поклонения»419. Сельскохозяйственные общества, публикации на темы сельского хозяйства, фермы-школы, фер416

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 220; De 1'agriculture. Op. cit. P. 30.

417

Ibid. P. VI.

418

Цитата из «Буколик» Вергилия (I, 6); устами пастуха Титира Вергилий благодарит Октавиана Августа за возвращение ему земельного участка, конфискованного в пользу ветеранов Октавиана, и за установление мира в стране.—Примеч. переводчика. 419

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 220; De Fagriculture. Op. cit. P. VIII.

Искоренение пауперизма ==221 мы-образцы, земледельческие колонии, дороги, ирригационные каналы,—все эти новые реалии французской жизни свидетельствуют: Франция живет по заветам древних римлян и тем самым наконец воплощает в жизнь идеалы Революции. Объявив «войну рутине»420, нация собрала все свои силы и бросила их на борьбу за урожай. Сельскохозяйственные комиции, «установление, сделавшееся поистине национальным»421, помогло войскам сохранить боевой дух. Комиции—праздник прогресса, церемония, прославляющая плодородие национальной почвы и добродетели тех, кто ее оплодотворяет,— основание, на котором зиждется отечество. «Вот собрания истинно полезные, собрания, в которых проявляется дух национальный и патриотический!—восклицает Дюпен во время комиция в департаменте Сена и Уаза 3 мая 1835 года.—Земледелие—первое богатство Франции; земля—это национальная почва, это отечество!»422 Шесть лет спустя, во время комиция в Кламси, проходившего под его председательством, Дюпен уточняет, что «все классы граждан сознают преимущества сельскохозяйственных комициев»421. В самом деле, комиции «сближают тех, кого разделяют политические убеждения. Ничто лучше земледелия не напоминает нам, что все люди братья, а земля, которая нас кормит,—наша общая мать»424. Накануне кровавых бунтов июня 1848 года Дюпен, выступая с речью во время комиция в департаменте Сена и Уаза, вновь настаивает на спасительности этого установления: «Граждане, нет праздника более популярного, чем сельскохозяйственные комиции; нет собраний более демократичных, чем те, которые объединяют всех граждан и сплачивают их посредством одной общей идеи»425.

420

Ibid.

421

Ibid. P. XII.

422

Ibid. P. 97 (цит. по: Constitutionnel. 5 mai 1835).

423

Ibid. P. 9.

424

Речь в Кламси в 1846 году (Ibid. P. 73).

425

Речь в департаменте Сена и Уаза 4 июня 1848 года (Ibid. P. 120).

==222 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце В 1848 году массы получили право голоса. Внезапно, против всяких ожиданий, земледелец вошел в политику. Самые противоположные партии—волей-неволей, но, впрочем, не совершая над собой особенного идеологического насилия,— принимаются льстить и угождать огромной двадцатипятимиллионной массе людей, «классу-объекту» (по определению Пьера Бурдье426), который не имеет ни политического образования, ни политических традиций, но от которого, в силу его численности, будет зависеть исход грядущих голосований и мятежей (которых, скорее всего, не избежать). Газетам, памфлетам и «подлым писаниям, проникнутым самым бесстыдным социализмом»427, которые распространяют среди крестьян левые политики, либералы и консерваторы отвечают организацией сельскохозяйственных комициев. Броские популистские речи устроителей этих комициев ничуть не уступают в демагогичности памфлетам и тостам левых. Наибольшую выгоду извлечет из них принц-президент, но те же речи будут вестись и при Третьей республике, а последним, кто возьмет их на вооружение, окажется маршал Петен. Политическое значение комициев заключалось в том, что они, как выразился в сентябре 1847 года во время комиция в Кламси префект департамента Ньевр, представляли собой «установление самое полезное и самое национальное»428. Еще 1 сентября 1839 года Бюжо, обращаясь к крестьянам департамента Дордонь в ходе комиция в Эксидёе, объяснял им, что этот праздник, «вне всякого сомнения, величайший после Рождества Христова, дней памяти святым и дней рождений ваших жен»429. Бюжо без устали боролся за то, чтобы эти национальные празднества отмечались как можно более широко. 28 февраля 1832 года, выступая в палате депутатов, он восклицает: «Ор426

В о u r d i e u P. Une classe-objet // Actes de la recherche en sciences sociales. 1977. Novembre. № 17—18. P. 2—5. 427

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. XXIII.

428

Ibid. P. 85.

429

Цит. по: Andrieux М. Le Pere Bugeaud, 1784—1849. Op. dt. P. 95.

Искоренение пауперизма ==223 ганизация сельскохозяйственных комициев—это мой Delenda Carthago!» (Карфаген должен быть разрушен.—дато.)430 и просит выделить ему двухмиллионный кредит, чтобы устроить комиции в каждом кантоне,— просьба, которая в течение столетия будет еще много раз повторена в различных брошюрах431. 6 мая 1834 года Бюжо вносит новое предложение: «Что касается до меня, я искренне желаю, чтобы избирательный закон гласил: право избирать имеют только те, кто участвуют в сельскохозяйственных комициях своего кантона»432. 5 июня 1840 года, накануне отъезда в Африку, он радуется стремительному увеличению числа комициев: «Их приняли вполне всерьез. (...) Теперь их, я полагаю, уже шесть сотен...»433—и предлагает поощрять создателей комициев орденом Почетного легиона. Пристрастие к комициям было свойственно отнюдь не только реакционерам. Оно отличало и революционеров 1848 года, и политических деятелей Второй империи и Третьей республики. Вот отрывок из речи Метери, вицепредседателя комиция в Кламси; произнесенной 10 сентября 1848 года: «Наша юная республика желает сохранить верность традициям своей старшей сестры. (...) Я полагаю, господа, что республиканскому правительству надлежит поощрять сельское хозяйство, способствовать его развитию и воздавать должное тем трудам, каких в древние времена не чуждались руки, выигрывавшие битвы и державшие бразды прав430

Ideville Н.-А., comte d'. Le Marechal Bugeaud d'apres sa correspondance intime et des documents inedits. Op. cit. T. 2. P. 160. 431

См., напр.: (Anonyme). Les Cornices agricoles cantonaux. Toulouse: Imprimerie deJ.-M. Deladoue, 1849.

432

Ideville Н.-А., comte d'. Le Marechal Bugeaud d'apres sa correspondance intime et des documents inedits. Op. cit. T. 2. P. 160. 433

Ibid. P. 166. Из-за политических катаклизмов создание новых комициев временно приостановилось, но при Второй империи для них вновь настала пора расцвета. 31 декабря 1852 года их насчитывалось 425, а в 1866 году уже 775. Ср.: Maigne W. Dictionnaire classique. Op. cit.; Dictionnaire de conversation. Op. cit. 2е ed. 1878. T. 6 et Supplement.

==224 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ления»434. Несколькими годами позже Пьер Ларусс, также стоявший на весьма левых позициях и превозносивший Прудона, «самого отважного и глубокого мыслителя XIX столетия»415, высказывается сходным образом в написанной для «Большого словаря» статье «Комиции»: «...комиции приносили так много добра, что их следовало бы учредить не только в каждом департаменте, но и в каждом округе. (...) Невозможно переоценить эту дань уважения, приносимую обществом добродетелям земледельца, особенно ценную в нынешнюю эпоху, когда золотая лихорадка заставляет стольких молодых людей покидать родные поля, где они могли бы обрести прочное счастье. (...) Поэтому мы сочтем оправданными любые жертвы, на которые пойдет государство ради того, чтобы облегчить распространение комициев»436. Мы французы, Шовен, дело можно уладить! Но только при участии Солдатаземлепашца. Он—настоящий ангел-хранитель комициев. Он торжествует в ходе комициев так же, как и во время представления водевилей, служа живым воплощением триады Труд—Семья— Родина. В самом деле, сельскохозяйственные комиции играют роль своеобразной нарциссической

психодрамы, в которой происходит смешение всех классов и создается модель идеального французского общества. Труд крестьянина, пишет Дюпен во введении к своим «Комициям», датированном 22 мая 1849 года, «нравственен прежде всего по той причине, что основанием ему служит семья. (...) Зрелище возделывающего землю крестьянина, достойное самого искреннего восхищения,—источник надежд для родины»437. Эта родина-Франция, словно сошедшая со 434

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 91—92.

435

Об идеологической позиции Пьера Ларусса см.: О г у Р. Le grand dictionnaire de Pierre Larousse, alphabet de la Republique // Lieux de la mernoire / Sous la direction de Pierre Nora. T. 1. P. 229—246.

436

Larousse P. Grand Dictionnaire universel du XIX'' siecle. Op. cit. (статья «Cornices»).

437

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. XXII.

Искоренение пауперизма ==225 страниц Мишле, славная родина, которую в речи 1846 года Дюпен называет «столь отважной и грозной в сражениях, столь прекрасной и умной в мирных трудах»,—предвестница петеновской Франции. Невозможно отделаться от ощущения, что тост, произнесенный Дюпеном 30 мая 1847 года во время комиция в департаменте Сена и Уаза и вызвавший, судя по отчету в газете «Пресса» от 2 июня, «большое оживление в зале», имеет чрезвычайно много общего с речью маршала Петена на открытии памятника погибшим крестьянам в КапулеЖюньяке в 1935 году. «Природа сельского хозяйства такова,—утверждал Дюпен,—что оно сообщает людям, им занимающимся, терпеливость, смирение, постоянство. Посеянное зерно не взошло—земледелец спешит испросить у земли другого плода. Непогода сгубила урожай, который он готовился собрать,—вместо того чтобы нарушать покой родной страны мятежами и требовать возмещения убытков от правительства, которое тут» кстати, совершенно не при чем, крестьянин покорно берется за лопату, бросает в землю новые семена и молит Господа о том, чтобы они взошли и принесли большой плод»438. Именно об этом говорил и Петен: «Что бы ни случилось, крестьянин встречает опасность лицом к лицу, он стоит твердо»439; он добродетелен, постоянен и покорен судьбе, он лучший из подданных, из граждан и, главное, из солдат. Не случайно во время сельскохозяйственного комиция департамента Сена и Уаза, проходившего 7 июня 1835 года в Гриньоне, герцог Орлеанский, председательствовавший при вручении призов, объявил: «Я счастлив оказаться среди этого множества земледельцев, которых я чту за то, что они составляют славу Франции, что они защищали ее своею кровью во время войны, а ныне обогащают и оплодотворяют ее своим 438

Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 119.

439

P ё t a i n Ph. Discours d'inauguration du monument aux morts paysans de Capoulet-Juniac, 17 novembre 1935 // Germain J. Notre chef Petain. Paris: La technique du livre, 1942. P. 181. 8 Ж. де Пюимеж

==226 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце трудом»440. Взявший затем слово Дюпен, идя по стопам Руссо, развил эту тему: «Тот, кто возделывает землю, лучше всех ее защищает. Хорошие земледельцы—„еще и хорошие солдаты"»^1. В примечании Дюпен сообщает, что эту фразу, выделенную у него курсивом, «часто повторяли впоследствии ораторы, выступавшие во время других комициев» (газета «Эхо рынков» от 11 июня 1835 года, опубликовавшая отчет об этой церемонии, подчеркивает, что фраза Дюпена о «хороших солдатах» вызвала «сильное оживление» в рядах деревенской национальной гвардии). Ниже Дюпен уточняет свою мысль: «Тому, кто с самой ранней юности пас стада и спал на голой земле, не страшен ночлег на бивуаках. Сражаясь с врагом, он думает о своей деревне, о поле, возделанном его руками, а отслужив свой срок, возвращается, дабы полить потом ту землю, за которую проливал свою кровь. Слава Солдатуземлепашцу!» 442 Сельскохозяйственные комиции представляли собою установление не только патриотическое, но и педагогическое: они были призваны приобщать крестьян к новинкам агрономии и вознаграждать самых достойных тружеников. Поэтому устроители комициев довольно часто действовали в тесном контакте с начальными учебными заведениями, в которых, по свидетельству учителя Воклена, «от избытка рвения среди учителей все занятия так или иначе клонились к обучению сельскохозяйственным навыкам»443. Так, во время орлеанских комициев, устраивавшихся с 1835 года, помимо обычных премий лучшим земледельцам, животноводам и работникам ферм, вручали еще награды школьникам за лучшее сочинение на сельскохозяйственную тему, а также всем учителям и учительницам начальных школ округа, которые лучше всех обучали сельскому хозяйству и воспитали самых хороших 440

D u p i n A.-M -J.-J. Des Cornices agricoles. Op. at. P. 99.

441

Ibid. P. 101.

442

Ibid.

^Vauclin N. Les Memoires d'un instituteur francais. Contribution a 1'etude de 1'enseignement primaire pendant la deuxierne moitie du XIX*' siede. Paris: Picard et Kaen, 1895. P. 159.

Искоренение пауперизма ==227 учеников»444. Комиции департамента Сена и Уаза 17 июня 1838 года проходил при участии не только министра торговли и сельского хозяйства, но и министра просвещения445. При Второй империи Пьер Ларусс в статье «Комиции», написанной для «Большого словаря», отмечает, что некоторые комиции способствуют публикации сочинений о сельском хозяйстве и что «книги эти принесут несомненную пользу, если с ними будут знакомиться ученики начальных школ»; устроителям комициев, убежден Ларусс, «следует продолжать свою деятельность на этом поприще»446. Комиции не только пропагандировали новые методы ведения сельского хозяйства, но и способствовали распространению технических новинок (прежде всего механического плуга Матье де Домбаля). Однако в то же самое время они занимались и нравственным воспитанием трудящихся масс. Истинная школа «взаимного обучения» национальной общежительности, как неоднократно замечал Дюпен в своих речах447, комиции, наряду с начальным образованием и военной службой, играют важнейшую роль в той концепции народного образования, которая сложилась во Франции в XIX веке.

Таким образом, шовинизм не только вдохновлял филантропические предприятия по искоренению пауперизма и новейшие репрессивные структуры. С помощью дионисийских празднеств, именуемых сельскохозяйственными комициями, он постепенно подчинял своему влиянию такую важнейшую сферу, как педагогика. Именно в этой сфере повторяющиеся, но не связанные воедино мотивы, имеющие непосредственное отношение к шовинизму, постепенно сложатся в цельную доктрину. 444

Taboureau H. Les Cornices agricoles. Op. cit. P. 132.

445

Du pin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 104. 44 Larousse P. Grand Dictionnaire universel du XIX*" siecle. Op. cit. (статья «Cornices»). 447

Например, во время комициев департамента Ньевр в Кламси

22 августа 1841 года и 13 сентября 1846 года; см.: Dupin A.-M.-J.-J. Des Cornices agricoles. Op. cit. P. 12, 71. 8*

==228 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце 00.htm - glava13 Педагогика шовинизма Что стоит в политике на первом месте? Образование. На втором? Образование. На третьем? Образование. Жюль М и ш л е. Народ (1846) Памфлетов, трактатов и брошюр о начальном образовании, учителях начальной школы и Нормальной школе, их готовящей, в первой половине XIX века появилось великое множество. «Воспитание масс»— дело нешуточное. Продолжая традиции революционного времени, авторы пропагандистских сочинений, адресованных широкой публике или учителям начальной школы, и учебников, излагающих со всеми подробностями как новые методы, так и традиционные рецепты, высказывают разные, порой резко противоположные мнения по религиозному вопросу и по вопросу о взаимном обучении. В ответ на обскурантистские и подчас репрессивные речи традиционалистов «левые» выдвигают свой проект, проникнутый, впрочем, ничуть не меньшим желанием внушить массам любовь к работе и почтение к существующему строю. И правые, и левые, все сходятся на том, что главное—научить бедных довольствоваться той скудной жизнью, какая выпала им на долю. Сам Мишле, убежденный республиканец, занимает по этому вопросу позицию, близкую к позиции ультрароялистов или такого либерала-оппортуниста, увенчанного наградами при всех режимах, как барон де Жерандо. Мишле стремится к проведению подобной социальной анестезии посредством образования не потому, что боится окончательной отмены привилегий дворянства или буржуазии, но, как ни парадоксально, именно потому, что печется об интересах самого «простого люда».

Все сходятся на том, что образование народу нужно давать лишь самое поверхностное. Объясняя мотивы, подвигнувшие его на создание знаменитого закона, носящего его имя, Гизо с

Педагогика шовинизма ==229

гордостью замечает, что оказал отечеству большую услугу, затруднив одаренным беднякам доступ к получению среднего образования; с этой целью он ввел двухступенчатое начальное образование— низшей и высшей ступени. Положение дел, при котором массы имели бы возможность беспрепятственно получать среднее техническое или классическое образование, тревожило и страшило министра-историка. В этом случае открылась бы дорога наверх для всех честолюбцев, вследствие чего под угрозой оказались бы и общественный порядок, и привилегии буржуазии. Разумеется, у Мишле исходные посылки совсем иные, например сохранение чистоты нации, которую излишняя утонченность. только портит. По мнению Мишле, чем выше крестьянин поднимается по социальной лестнице, проделывая путь от рабочего до ремесленника, а затем до буржуа, тем меньше у него остается прирожденных пылкости, человечности и патриотизма. Хорошо, если земледелец умеет читать и писать по-французски, если он знает начатки истории и географии Франции, помогающие ему ревностно охранять отечество. Однако излишняя образованность воспитывает в людях честолюбие, а честолюбие развращает, поэтому главное для земледельца—оставаться при своем участке земли и своем плуге, не размениваясь на «нечистые дела, размягчающие природный характер»^8. Мишле мечтает о появлении «сильных людей, которые не захотят проделывать путь наверх, которые, родившись среди народа, захотят там же и остаться»^"'. Эти евгенические теории сближают Мишле с таким поборником социального консерватизма, как Гизо. Если этот последний может быть назван предшественником Жюля Ферри благодаря всему, что он сделал для становления французского народного просвещения, то Мишле сделался пророком и идеологом национального образования по той причине, что сам объявил себя глашатаем народа и заговорил соответст448

Michelet J. Le Peuple (1846). Paris: Flammarion, 1974. P. 164; рус. пер.: Мишле Ж. Народ. М., 1965. w) Ibid.

==230

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце вующим тоном. Третья республика именно так его и воспринимала: столетие со дня его рождения было в 1898 году отпраздновано с величайшей торжественностью. В частности, по такому случаю всем директорам училищ для учителей начальных школ было приказано прочесть будущим педагогам «последние главы прекрасной книги „Народ", в которой Мишле еще в 1846 году страстно и красноречиво показал, на каких принципах должно зиждиться образование истинно национальное»430. Книга «Народ» в самом деле заканчивается проектом начального образования, который власти Третьей республики даже в пору существования школьных батальонов смогли использовать лишь отчасти, ибо модель республиканского образования была в них доведена до абсурда. Мишле хранит верность якобинской и руссоистской традиции: гражданин рождается, живет и умирает для блага отечества. Однако обилие аграрно-военных мотивов очень скоро превращает этот неистовый патриотизм в шовинизм. Сначала мать внушает юному французу чувство любви к родине: в Иванов день она ведет его в сад и там открывает ему священную тайну родной земли. «Ты любишь меня, ты знаешь только меня одну... Но послушай: кроме меня, у тебя есть и другая мать... У нас всех, мужчин, женщин, детей, растений, у всего, что живет на свете, есть любящая мать, невидимая, но вечно заботящаяся о нас и дающая нам пропитание... Будем же любить ее, мой мальчик, обнимем ее в сердце своем». Впечатление от этого открытия, убежден Мишле, не скоро изгладится из памяти юного француза. Когда же мальчик подрастает, «приходит черед отца дать ему урок: отец ведет сына на большой праздник в самый центр Парижа. Из собора Парижской богоматери они идут в Лувр, в Тюильри, добираются до Триумфальной арки. С крыши или с террасы отец показыва450

G rear d О. La legislation de 1'instruction primaire en France, depuis 1789jusqu'a nos jours (1900). Recueil des lois, decrets, ordonnances, decisions, avis, projets de lois, avec table systematique, nouvelle edition. Paris: Delalain Freres, 1889—1902. Т. 6. P. 825—826.

Педагогика шовинизма ==231 ет сыну народ, проходящие мимо войска, трепещущие штыки, трехцветные знамена. (...) Наклонившись к сыну, отец говорит: „Смотри, мой мальчик, смотри, это Франция, это твоя Родина! У всех, кого ты сейчас видишь, одна душа и одно сердце"». Второе открытие прибавится к первому, и дополняющие друг друга образы земли и штыков останутся навеки запечатлены в сердце ребенка: «Он увидел Родину... этого невидимого Бога в его высшем единстве. <...) Но я хочу, чтобы он не только узнал о существовании Родины и увидел ее, я хочу, чтобы он почувствовал в ней провидение, чтобы он признал в ней мать и кормилицу, питающую его живительным молоком, дарующую ему бодрящее тепло...»451 Образ этот, заимствованный у Руссо452, будет затем использован Дрюмоном453. По Мишле, мифом следует насыщаться, растворять его в себе: «Сначала Родина как догмат и принцип. Затем Родина как легенда. (...) Дитя, да будет это первым твоим евангелием, опорою твоей жизни, пищею твоего сердца». Этот гражданский катехизис, пришедший на смену старому, церковному, призван помочь человеку в жизненных испытаниях и невзгодах. Но главная его ценность заключается в том, что «он придет тебе на помощь в африканских пустынях, когда ты будешь тосковать по родному краю, будешь уставать от долгих переходов и бессонных ночей, будешь стоять на посту в двух шагах от берберов». Так воспитывают Шовенов.

С начала эпохи Реставрации и до появления в 1846 году книги «Народ» шовинистические мотивы и сюжеты постепенно проникают в народное образование; этому способствуют, с одной стороны, взаимное обучение, гимнастика и полковые 451

Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 239—242.

452

«Всякий истинный республиканец всосал с молоком матери любовь к родине» (Rousseau J.-J. Considerations sur le gouvernement de la Pologne. Op. cit. P. 352). 453

«Необходимо всосать при рождении вино родины, необходимо принадлежать родной почве» (DrumontE.La France juive. Op. cit. Т. 1. P. 31).

==232 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце школы, а с другой—учебники и нравоучительные книги для народного чтения. 00.htm - glava14 Взаимное обучение «Общество поощрения начального образования», основанное в 1815 году Шарлем де Ластери, Александром де Лабордом и Жозефом Мари де Жерандо, который стал его председателем, и пользовавшееся поддержкой революционера-цареубийцы Лазаря Карно, который во время Ста дней занимал пост министра внутренних дел, сыграло огромную роль в распространении и применении на практике шовинистических идей. В эпоху Реставрации и при Июльской монархии, когда это общество королевским ордонансом от 18 апреля 1831 года было объявлено «полезным для государства», в него, как и в более раннее «Общество поощрения национальной промышленности», входили выдающиеся представители аристократической и крупнобуржуазной интеллектуальной элиты, «поборники прогресса и в то же самое время—люди XVIII столетия»454. «Общество поощрения начального образования» сыграло огромную роль в выборе и распространении книг для народного чтения, в комплектовании школьных библиотек и в пропаганде методов взаимного обучения455. Членами общества были влиятельные особы, принадлежавшие к разным политическим лагерям, но исповедовавшие одинаковые 454

Richter N. LEducation ouvriere et Ie livre de la Revolution a la liberation. Le Mans: Bibliotheque de 1'universite du Mans, 1982. P. 13. В самом деле, Ларошфуко-Лиаикур родился в 1747 году, Карно в 1753, Лафайет в 1757, Сеп-Симои в 1760, Ларошфуко-Дудовиль в 1765, Сэ в 1767, Кювье в 1769, Лаборд и Делессер в 1773, Ампер в 1775. Самые молодые, во время Революции бывшие еще детьми, как Жюссье или Гизо, все равно оставались тесно связаны с предшествующим столетием. Один лишь Аппер родился после падения Старого порядка, в 1797 году. 455

Система взаимного обучения основывалась на том, что более продвинутые ученики повторяли и объясняли услышанное от учителя ученикам менее продвинутым; это позволяло небольшому числу учителей иметь дело с огромным числом учеников.—Примеч. переводчика.

Педагогика шовинизма: взаимное обучение

==233

взгляды на народное образование: герцог Орлеанский, герцог де Брой, герцог де Ларошфуко-Лианкур и герцог Дудовиль, Кювье, Ампер, Сэ, Малле, Делессер, Сен-Симон, Монталиве, Шапталь, Лафайет, Карно, Моле, Гизо, Шампольон, Шатобриан... Для всех текстов, распространявшихся обществом, характерен умиротворяющий морализм, однако проповедь патриотизма в устах этих наставников народа, за исключением Мишле,—который на этом фоне выглядит фигурой нетипичной—не выходит на первый план. Ее приходится прочитывать между строк, а порой отыскать ее вообще не удается. В своем «Курсе лекций для учителей начальных школ» (1836) барон де Жерандо, бесспорно самый влиятельный из педагогов, рассматривает обучение крестьянских масс как нравственную подготовку к воинской службе. С его точки зрения, главная задача учителей состоит в воспитании не граждан, а героев: «Однажды ученикам нашим потребуется мужество для противостояния опасностям. (...) Они, разумеется, должны выполнять обязанности граждан, французов, но однажды Родина потребует у них услуг другого рода. <...) Хотим ли мы воспитать героев? Да; ведь героем можно стать, даже родившись в самом низком сословии»456. Воспитание таких героев, способных вынести нищету, страдания, ужасы войны, совершается с помощью их подчинения строжайшей дисциплине; крестьян нужно приучить к беспрекословной—в прямом и в переносном смысле—покорности, а этому, убежден де Жерандо, особенно успешно способствует система взаимного обучения. Хотя противники этой системы, изобретенной английскими квакерами Беллом и Ланкастером и широко пропагандировавшейся Лазарем Карно, утверждали, что все ее последователи—опасные революционеры, на деле ей следовали люди самых разных убеждений. Метод взаимного обучения пользовался поддержкой Людовика XVIII и первого прави456

Gerando J.-M., baron de. Cours normal des instituteurs, ou Durections relatives a 1'education physique, morale et intellectuelle dans les ecoles primaires. 2е ed., revue et corrigee. Paris: Jules Renouard, 1836. P. 207—208.

==234 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце тельства второй Реставрации; впрочем, широко приветствовали его и самые радикальные либералы. Его изображали в водевилях457. На гравюре Шарле, чьи политические взгляды хорошо известны, изображена толпа детей: подняв трехцветное знамя и распевая песню (возможно, «Марсельезу»), они убегают из приходской школы к учителю начальной школы, а он, в сабо и военном колпаке, скрестив руки на груди, так, чтобы не было видно, есть на нем крест или нет, смотрит на них с восторгом458.

«Взаимное обучение,—пишет Полина Гизо, жена историка и сочинительница прославленных моралистических произведений,—это конституционный строй в образовании, это хартия, позволяющая ребенку покоряться закону сознательно и свободно»459. Как замечает М. Гонтар, «филантропы 1814 года видели в ней (системе взаимного обучения) нечто большее, чем обычный педагогический прием; обучение по этой системе становилось школой политического и социального воспитания; здесь дети узнавали, что такое обязанности человека и гражданина»460. Именно в этом—а также в несовместимости с религиозным образованием—и обвиняли метод взаимного обучения ультрароялисты: в школах взаимного обучения, говорили они, детям прививают революционные принципы, внушают идеи равенства и тем самым подрывают основания общества. 457

Brazier N., Dumersan T.-M., Delestre-Poirson Ch.-G. LEcole de village ou 1'enseignement mutuel: Comedie en un acte melee de vaudevilles, representee pour la premiere fois a Paris, sur Ie Theatre des Varietes Ie 5 septembre 1818. Paris: Ladvocat, 1818.

458

Гравюра эта воспроизведена у Дюво; см.: Duveau G. Les Instituteurs. Paris: Seuil, 1957. P. 49.

459

Guizot P. De 1'education (1817) // Conseils de morale, ou Essai sur 1'homme, les moeurs, les caracteres, Ie monde, les femmes, 1'education etc. Paris: Pichon et Didier, 1818. Т. 2. P. 89.

460

G о n t a r d М. LEnseignement primaire en France, de la Revolution a la loi Guizot (1789—1833), de petites ecoles de la monarchic d'Ancien Regime aux ecoles primaires de la monarchic bourgeoise. These pour Ie doctorat 6s lettres. Lyon, 1959. P. 279.

Педагогика шовинизма: взаимное обучение ==235 Если в том, что касается содержания, эти новые педагогические методы, подрывавшие существующий строй, питались эгалитаризмом, смешанным с духом соревнования, форма их почти непременно оказывалась военной. Как замечает Аффр, «обучение в таких школах ведется на военный манер»461. Об этой милитаризации образования в один голос свидетельствуют все, кто писал о системе взаимного обучения. Граф де Ластери, один из главных пропагандистов нового метода, с большим сочувствием приводит команды, которые отдают ученикам инспектора и командиры, вышедшие из их рядов: «Направо! Налево! Доски убрать! С досок стереть!» Команды эти не могут не вызвать в памяти очень схожие армейские команды: «Направо! Налево! На караул!» Ученики «встают со своих мест и строятся во взводы по десять или двенадцать учеников в каждом, под руководством командира взвода, который без слов, давая знаки указкой, приказывает своим подопечным произносить по складам или читать то, что написано на доске. (...) Действия одного класса не мешают остальным детям и не отвлекают их от занятий; когда детям нужно перейти в другое место или пройтись по залу, они идут в ногу, отбивая такт ладонями, а если остаются на месте, то не нарушают ровного строя». Затем Ластери замечает, что «порядок, заведенный в этих школах, обладает всеми преимуществами военной дисциплины, не страдая, однако, ее жестокостью»462. Последняя оговорка звучит весьма утешительно. Впрочем, те, кто писали о взаимном обучении после Ластери, предпочитали не распространяться об этой стороне их излюбленного метода и упирали в основном на его незаменимость в условиях, когда не хватает ни учителей, ни кредитов. 461

А Иге D.-A., abbe. Nouveau traite des ecoles primaires, ou Manuel des instituteurs et des institutrices. Amiens: Caron-Vitet; Paris: Moronval, 1826. P.21. 462

Lasteyrie Ch. comte de. Nouveau systeme d'education pour les ecoles primaires, accepte dans les quatre parties du monde; histoire des methodes sur lesquelles il est base, de ses avantages, et de 1'importance de 1'etablir en France. Paris: Deterville, 1815. P. 14, 15, 16, 45.

==236

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Напротив, противники взаимного обучения не скупятся на вопли негодования по поводу «манеры заставлять учеников ходить строем и исполнять военные команды» и «превращения учителя в комиссара полиции, которому приходится обучать две-три сотни детей выправке и ружейным приемам». Такой учитель, продолжает аббат Аффр, «прививает детям столько же нравственности, сколько полковник своим солдатам»461. Военизированные школы воспитывают людей-машин: «Вообразите себе тамбурмажора, который, стоя посреди плаца, командует взводом барабанщиков, и вы поймете, что мы имеем в виду»464. С самого детства внушая ученикам армейские принципы, эта школа воспитывает солдат, а не добрых христиан,—сокрушается раздражительный Онюфр (псевдоним Бенуа Клода Мулена), автор книги «Взаимное обучение без маски». Разумеется, те, кто набирает учеников в подобные школы, делают ставку на шовинистические чувства: «Для вящей привлекательности они заявляют, что учить детей будет военный». Онюфр впрочем, и сам не свободен от шовинизма. «Конечно, я уважаю военных (...) и мужество их меня восхищает, но не удивляет, ибо я француз,—говорит он, как будто цитируя какойнибудь водевиль. С другой стороны, продолжает Онюфр, «военные, как правило,—люди необразованные, да и нравственность их оставляет желать лучшего». Однако поборников взаимного обучения это не смущает: ведь в сущности единственное занятие учителя в школах взаимного обучения—«бездеятельный надзор». И далее памфлетист рисует портрет солдата-учителя: «Кого же находим мы в этих школах? множество инвалидов и отставников, ворчливых и угрюмых, как старые слуги,—одним словом, людей для которых мудрость— пустой звук. И вот этим-то надзирателям, грубым тупым кап^Affre D.-A., abbe. Nouveau traite des ecoles primaires. Op. cit. P.17—18. 464

Petit-Thouars A. du. LHomme machine ou 1'enseignement mu-. tuel. Pans: Boucher, 1821. P. 9, 10, 12.

Педагогика шовинизма: взаимное обучение ==237 ралам или невежественным унтер-офицерам, и подчиняются дети в многочисленных школах!» 465 Разумеется, Шарле, один из создателей Шовена, поддерживает взаимное обучение не потому, что оно родилось в Англии, и не потому, что придумали его квакеры, противники войны и насилия! Шарле привлекают во взаимном обучении два свойства: массовость и военизированностъ. Школы такого типа более всего походят на казарму, а детям, которых мы видим на литографиях Шарле и Берне, именно это и нужно: они ведь уже одеты в форму, вместо игрушек забавляются барабанами и деревянными саблями, а уроки берут во дворе деревенского кабачка у отставного солдата наполеоновской гвардии466.

Кроме того, в подобной военизированной школе будущие призывники получают наилучшую подготовку к ожидающим их семи годам службы. Степень военизированное™ взаимного обучения была настолько велика, что с легкой руки филантропа Бенжамена Аппера его с большим успехом применяли в исправительных заведениях и, главное, в пользовавшихся большим идеологическим влиянием полковых школах467. Впрочем, взаимное обучение и обучение военное связаны не только общностью используемых методов. Своим противникам, которые, среди прочего, упрекали их в следовании заграничным образцам, сторонники взаимного обучения отвечали, что этот метод был изобретен во Франции задолго до Белла и Ланкастера и что шевалье Поле применял его в своем военном заведении еще в 1776 году. Таким образом, французское взаимное обучение связывается напрямую не с космополитическими теориями о непротивлении злу, но с казармой и войной. Что же касается полковых школ, впервые появившихся ^Onuphre (Moulin В.-С.). LEnseignement mutuel devoile. Lyon: deBoursy, 1820. P. 94—97. 4

См., напр., литографию Шарле «Солдат учит деревенских детей» (1822)—La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T. 2. P. 288. № 513. 467

См.: Furet F., OzoufJ. Lire et ecrire. Lalphabetisation des Francais de Calvin aJules Ferry. Paris: Editions de Minuit, 1977. T. 2. P. 295—297.

==238 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце в 1788 году, они были узаконены регламентом внутренней службы от 24 июня 1792 года, который предусматривал создание в каждом полку школы, где солдат учили бы читать, писать и считать. В самом деле, с революционной точки зрения, обучение и милитаризация—процессы взаимосвязанные. Поскольку вплоть до начала Реставрации войны во Франции практически не прекращались, проект долгое время оставался нереализованным. Первые восемь полковых школ взаимного обучения были открыты в 1816 году, а 13 мая 1818 года был выпущен новый регламент, предписывавший обучать войска по методу взаимного обучения. В 1821 году во Франции работали в полную силу сто шестьдесят две полковые школы взаимного обучения, а также девять школ такого же типа для артиллеристов и три—для парижской королевской жандармерии. Цель здесь преследовалась двойная. С одной стороны, все способные солдаты отныне знали, что, научившись читать и писать, они смогут получить повышение и сделаться чем-то большим, чем капралы: Шовену из «Трехцветной кокарды» выше капрала не подняться468, так как он не умеет ни читать, ни писать, однако для Шовена из «Поэтических сочинений», балующегося стихотворством, это пройденный этап: «Я крив... но я сержант»469. Согласно прославленному афоризму Людовика XVIII, заимствованному королем у Анахарсиса Клоотса, у каждого французского солдата лежит в ранце маршальский жезл, однако для того чтобы принять полноправное участие в соревновании на поле чести, он должен научиться читать, писать и считать. С другой стороны, если войска будут состоять из грамотных солдат, в их сердцах будет гораздо легче взрастить фанатическую преданность родине, стоит лишь снабдить их нравоучительной литературой соответствующего содержания. Если французские солдаты будут настоящими патриотами, французская армия сделается самой решительной и свирепой во всей Европе. 468

Ср.: Coigniard Т., Coigniard И. La Cocarde tricolore. Op. cit.

469

CEuvres poetiques de Chauvin. Op. dt. P. 11.

Педагогика шовинизма: взаимное обучение ==239 Таким образом шовинизм проникает в военное образование. В речи по случаю открытия парижских Курсов взаимного обучения военных учителей, опубликованной Аппером в его учебнике, граф де Лаборд, руководивший этими курсами вместе с Аппером, подробно останавливается на этом аспекте взаимного обучения, который составляет его главную особенность и который в первую очередь и привлекал филантропов, ибо они, хотя и заявляли громогласно о своем бескорыстии, на деле преследовали вполне определенные цели. «Самые дерзкие предприятия,—восклицает Лаборд,—самые решительные намерения перестанут считаться невыполнимыми благодаря таким людям, на которых можно будет воздействовать впрямую печатным словом и которыми будут руководить красноречие, патриотизм и любовь к славе». Мы сказали, что в образование проникает шовинизм. Тому есть несколько оснований. Во-первых, помимо исторических полотен и повествований о славных воинских подвигах, свидетельствующих, что Франция «никогда не утрачивала своего воинского пыла и никогда не переставала рождать героев», Лаборд намеревается также распространять среди солдат сборники «простодушных, откровенных шуток, пикантных анекдотов, которые веселят французских солдат в минуты усталости, придают им мужество в минуты опасности, поддерживают их в пору лишений,—тех анекдотов, которые рассказываются у костра во время долгих бдений на передовом посту». Во-вторых, молодым солдатам, как правило деревенского происхождения, учителя собираются внушать чувство патриотизма, носящее преимущественно воинственный характер. Наконец, этот воинственный патриотизм предполагается использовать как средство для объединения нации470. Прими^"Appert В. Manuel theorique et pratique de la methode d'enseignement mutuel pour les ecoles reglementaires / Approuve par la Societe d'instruction elementaire. Avec Ie discours prononce a la seance d'ouverture du Cours normal, par M. Ie comte de Laborde. Suivi de plusieurs rapports sur 1'origine et les progres de ce mode d'instruction en France, en Russie, en Espagne, au Portugal, etc., etc. Dedie a Son Excellence Monseigneur Ie due

==240 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце рившись как со своим монархом, так и со своей нацией, армия начнет мощную пропаганду новой власти на всей территории страны. Больше того: было бы ошибкой полагать, что книги, опубликованные для обучения и воспитания военных, предназначаются только им одним. Как показал Ной Рихтер471, дефицит учебной литературы способствовал уничтожению барьеров между разными слоями народа. Книги, сочиненные для военных, попадали в руки штатской публики, как взрослых, так и детей. Ниже мы еще будем говорить подробно об «Истории Пьера Жиберна»—знаменитом нравоучительном романе Жюссье, адресованном солдатам472; так вот, эта история Солдата-землепашца, проникнутая абсолютным шовинизмом, была доступна всем простолюдинам или, по крайней мере, тем из них, кто получил хоть какое-нибудь образование. Это—не наше предположение, а бесспорный факт: и пастор Медер, и генеральный инспектор начальных школ Маттер рекомендуют учителям начальных школ читать с учениками не только «Симона де Нантюа» и сочинения Франклина, но и «Историю Пьера Жиберна»47^ По словам Аппера, за те три года, когда Гувьон-Сен-Сир занимал пост военного министра, система полкового взаимного обучения помогла получить образование «примерно сот-

d'Albufera, Pair et Marechal de France... par B. Appert, membre de plusieurs sodetes pour 1'amelioration de 1'instruction. Paris: Chanson, 1821. P. 19, 28,29. 471

Richter N. Les Bibliotheques populaires. Paris: Cercle de la Librairie, 1978. P. 95—98; LEducation ouvriere et Ie Livre de la Revolution a la Liberation. Op. cit. P. 8. ^Jussieu L.-P. de. Histoire de Pierre Giberne, ancien sergent de grenadiers francais, ou Quinze journees aux Invalides, publiee pour 1'instruction et 1'amusement des soldats de 1'armee francaise. Paris: L. Colas, 1825. 471

Maeder A., pasteur. Manuel de 1'instituteur primaire. Op. cit. 5е partie (Choix de livres a 1'usage des instituteurs et des eleves), section III (Livres pour les bibliotheques scolaires (...) ouvrages pieux et moraux). P. Ill sq.; Matter J. Nouveau Manuel des ecoles primaires moyennes et normales, ou guide complet des instituteurs et institutrices. Paris: Librairie encyclopedique deRoret, 1836. P. 219.

Педагогика шовинизма: взаимное обучение ==241 не тысяч человек»474—цифра значительная, если вспомнить, что в ту пору в год призывалось в армию 80000 человек, из которых больше половины, по данным Фюре и Озуфа, не знали грамоты475. После убийства герцога Беррийского (13 февраля 1820 года) полковые школы, так же как и школы взаимного обучения для гражданского населения, стали излюбленной мишенью реакционного министерства Виллеля. Аппер ответил на атаки правительства и конгрегации беспощадным памфлетом «О военном министерстве, об унтер-офицерах и о полковых школах взаимного обучения» (на титульном листе было выставлено: «Продается в пользу бывшего тюремного смотрителя Русело, уволенного за человеколюбивое отношение к заключенным»). Благодаря взаимному обучению, писал Аппер, «соревнование, этот могучий движитель отменного поведения, сделалось всеобщим, и солдаты тридцати, сорока и пятидесяти лет научились читать и писать настолько бегло, что получили возможность стать сержантами,—возможность, какой не могли дать им ни ордена, завоеванные на полях сражений, ни два или даже три десятка лет, проведенных в строю»476. Бороться против подобного состояния умов, убеждает Аппер министра Клермона-Тоннера, значит проявлять слепоту; те, кто не признают наличия у солдата чувства собственного достоинства, вновь погружают Францию во тьму обскурантизма. Видя подобное покушение на его права, солдат вновь сделается землепашцем и предпочтет «возвратиться к плугу и снова обрести свободу, которую еще сильнее полюбил за время пребывания в мрачном полковом рабстве»477. Тем не менее 474

Ар pert В. Du ministere de la Guerre, des sous-officiers et des ecoles regimentaires d'enseignement mutuel, par Benjamin Appert, fondateur du journal des prisons et d'ecoles regimentaires, etc. (se vend au profit de 1'exconscierge Rousselot, destitue pour son humanite envers les prisonniers). Paris: Chez 1'auteur, quai Malaquais, № 15, 1827. 475

F u r e t F., 0 z о u f J. Lire et ecrire. Op. cit. T. 2. P. 296.

476

Appert В. Du ministere de la Guerre, des sous-officiers et des ecoles regimentaires d'enseignement mutuel. Op. cit. P. 5.

477

Ibid. P. 11.

==242 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце масштабы полкового взаимного обучения существенно сузились, и новый его расцвет начался лишь после Июльской революции, в частности благодаря закону от 21 марта 1831 года; метод взаимного обучения продолжал применяться в армии вплоть до начала Второй империи. Вообще полковые школы добились в XIX веке выдающихся успехов. Как указывают Фюре и Озуф, за четверть века научились читать более миллиона солдат478. 00.htm - glava15 Водевиль в гимнастическом зале Параллельно с нравственным воспитанием в течение интересующего нас периода рождается и добивается первых успехов новая дисциплина—физическое воспитание. Само это понятие вошло в моду около 1760 года; непосредственно связанное с такими идеями, как отечество, доблесть и борьба с вырождением, оно привлекало к себе особое внимание «философов». Именно твердая решимость обновить тела ради укрепления нации заставляет Руссо утверждать, что «важнейшая составная часть образования»479, наряду с национальными идеями,—физическое воспитание. Руссо советует прибегать для борьбы с распущенностью и утратой гражданской доблести, характерными для городских жителей, к физическим упражнениям480, а аббат Куайе, автор «Рассуждения о старинном слове „родина"», продолжающего «Опыт о национальном воспитании» Ла Шалоте, полагает, что для противостояния «всеобщему падению нравов», особенно очевидному в городах, следует выработать специальный метод физического и нравственного обновления нации. Физическое воспитание—плод общего критического осмысления «философами» того строя, который впоследствии 478

F u r e t Г., О z о u f J. Lire et ecrire. Op. cit. T. 2. P. 296—297.

479

Rousseau J-J. Considerations sur Ie gouvernement de Pologne. Op. cit. // Rousseau J.-J. CEuvres completes. Paris: Gallimard, 1975. P. 967 (Bibliotheque de la Pleiade).

480

Ibid.; см. также: Rousseau J.-J. Lettres a d'Alembert sur les spectacles. Op. cit.

Педагогика шовинизма: гимнастика ==243 получил название Старого порядка,—гармонично вписывается в грандиозные проекты гражданского воспитания в античном духе и возвращения к природе. Оно противостоит расслабляющему времяпрепровождению аристократического общества. Как показал в своей превосходной статье Жак Дефранс481, отныне целью, к которой следует стремиться, начинают считать не индивидуальную элегантность или обаяние, но мужественность, зиждущуюся на грубой силе, которую сдерживает добродетель; «„естественные манеры" крестьянина или солдата в походе противопоставляются „учтивым манерам" горожан, манерам искусственным и женственным»482. Подобно тому как в художественной литературе идиллический пастух уступает место землепашцу, который поливает землю своим потом, молодой хозяин замка, который с подобающей умеренностью481 занимается охотой или фехтованием, уступает первенство могучему отцу семейства, который закаляет свое тело, дабы лучше служить отечеству. У крестьянина эта закалка совершается сама собой, пока он трудится в поле, городские же жители для своего физического становления или «возрождения» нуждаются в специальном воспитании. Таким образом, происходит радикальная смена всех прежних представлений

о физических упражнениях: из индивидуальных и добровольных упражнения эти превращаются в коллективные и принудительные, из забавы—в обязанность. В то же самое время они обретают единообразие: представители всех сословий, от наследника престола до сына ремесленника, делают одни и те же упражнения, ведь оба они обязаны быть солдатами и гражданами. Во Франции с начала Реставрации и до конца XIX века так называемая гимнастика пользуется большой популярностью. 481

De France J. Esquisse d'une histoire sociale de la gymnastique (1760—1870) // Actes de la recherche en sciences sociales. 1976. Decembre. № 6. P.24—46.

482

Ibid. P. 24.

483

О роли понятия «умеренность» в спортивных занятиях при Старом порядке см.: Ibid. P. 26.

==244 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Отцом французской гимнастики, был человек весьма любопытный, носивший пышный титул и избравший образцом для себя античного гимнасиарха,—полковник Аморос. Испанский дворянин, разом и военный, и педагог, близкий к министерству внутренних дел, Аморос был не последним человеком при испанском дворе. Губернатор одной из провинций, секретарь короля Карла IV, полковник в 1807 году, директор мадридского Военного института, развивающего идеи Песталоцци, он в том же 1807 году удостоился большой чести: ему поручили воспитание испанского инфанта, дона Франсиско де Паулы. После занятия Мадрида французами Аморос прилежно сотрудничает с ними (в письме барона Маршана от 22 января 1815 года, переданном французским властям самим Аморосом, особо подчеркивается тот факт, что полковник «неустанно выказывал деятельное усердие (...) результаты которого были чрезвычайно полезны для французской армии»484); понятно, что ему пришлось покинуть родину вместе с уходящей французской армией и обосноваться в Париже. Получив французское гражданство, Аморос сохранил свое воинское звание и стал одним из ведущих членов «Общества поощрения начального образования». В 1817 году он основал в Париже, неподалеку от Марсова поля, «Образцовый военный и гражданский гимнастический зал»—первый публичный гимнастический зал во Франции, призванный, как свидетельствует слово «образцовый» в его названии, служить образцом для всех других залов и быть местом, где вырабатываются правила французской гимнастики. Конечно, Аморос был не единственным теоретиком физического воспитания в тогдашней Франции, однако он пользовался покровительством самых могущественных особ, а метод его лучше всего отвечал ожиданиям Франции с ее формирующимся шовинистическим идеалом. В самом деле, аморосов484

A m о г о s F., colonel. Declaration de M. Amoros, refugie espagnol, naturalise francais et expose de ses services, accompagne de pieces justificatives. Pans. Rougeron, 1817. Piece №9.

Педагогика шовинизма: гимнастика

==245 екая гимнастика—плоть от плоти своей эпохи. Упражнения проделываются в помещении, на снарядах, целым коллективом, с песнями (несколько сотен учеников, собравшись в гимнастическом зале, могут выполнять одновременно одни и те же упражнения); таким образом, гимнастика эта, развивающая мускулатуру и лечащая деформации тела, идеально подходит как для школы, так и для казармы, тюрьмы или приюта; ею могут заниматься все группы людей, нуждающиеся в воспитании или перевоспитании: школьники, молодые солдаты, сироты и преступники. Гимнастика Амороса была прекрасно приспособлена для двух заведений, которые, как мы видели, дополняли друг друга,—школы взаимного обучения, где сотни учеников, собранных в одном помещении, подчиняются строжайшей дисциплине, и казармы. Подобно взаимному обучению, не требующему ни книг, ни дорогого оборудования, гимнастика Амороса тоже весьма неприхотлива: для упражнений нужны только коекакие снаряды, помещение же может быть весьма скромных размеров. Еще одно сходное свойство взаимного обучения и гимнастики—оба вида деятельности пропитаны военным духом. Примечательно, что в течение всего XIX столетия гимнастику, введенную в обиход после 1815 года военными, продолжали преподавать преимущественно военные (сначала офицеры, уволенные из армии в 1815 году, затем выпускники жуанвильской Военной гимнастической школы, основанной в 1852 году). Гимнастический зал Амороса именовался «военным и гражданским», причем слово «военный» стояло на первом месте; финансировался он военным министерством и министерством внутренних дел. Аморосова гимнастика сразу же привилась в армии, довольно быстро вошла в обиход в школах и лицеях, преподавателям которых ее усиленно пропагандировали, в частности, Медер и Маттер485, а при Второй империи сделалась частью обяза45

В своем «Учебнике для учителей начальных школ» (1833), в рубрике «Книги для учителей» (Maeder A. Manuel de 1'instituteur primaire. Ор. cit. P. Ill), Медер рекомендует учителям читать «Учебник физического, гимнастического и нравственного воспитания» Амороса, равно как

==246 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце тельной программы486. Посредством этого физического воспитания наставники приучали всех жителей страны к соблюдению казарменной дисциплины и внушали им те взгляды и убеждения, какие исповедовали они сами. Таким образом, гимнастика Амороса стала еще одним, причем весьма эффективным, способом военизации страны. В течение всего столетия учитель гимнастики идет бок о бок с Солдатом-землепашцем, а когда тот практически сходит со сцены, заменяет его. Этому способствует сама природа Аморосовой гимнастики, цель которой не развитие индивидуальности, но внушение всей нации неких нравственных и патриотических правил, которым она обязана следовать. Свою систему—групповые движения в соединении с групповым же пением—Аморос изложил в отдельном издании 1818 года, за которым последовал вышедший в 1820 году сборник отрывков, предназначенный для более широкого распространения487. «Общество поощрения начального образования» сразу после опубликования стало использовать эти «гимнастические гимны» в качестве нравоучительного чтения. Таким же образом действовало и «Общество содействия взаимному обучению». Уже по одному этому видно, что наш гимнасиарх (основавший в 1807 году Военный институт, рази «Онанизм» Тиссо (в издании 1819 года). «Учебник» Амороса рекомендован также Матгером в «Новом учебнике для начальных школ» (Matter J Nouveau Manuel des ecoles primaires. Op. at. P. 208).

486

В лицеях гимнастика вошла в обязательную программу с 1854 года, а во всех школах при Второй империи ее ввели как обязательный предмет 3 февраля 1869 года (декрет Дюрюи), а при Третьей республике—27 января 1880 года (закон Ферри). Впрочем, в школах ее преподавали еще в эпоху Реставрации и при Июльской монархии. 487

А того s F., colonel. Cantiques religieux et moraux, ou la morale en chansons... Ouvrage specialement destine aux eleves qui suivent les exercices du cours d'education physique et gymnastique dirige par M. Amoros. Paris: Colas, 1818; Extrait du recueil des cantiques gymnastiques, public en 1818 par M. Amoros, ancien colonel et conseiller de Charles IV, directeur du gymnase normal militaire et du gymnase civil normal. Paris: Rougeron, novembre 1820.

Педагогика шовинизма: гимнастика ==247 вивающий идеи Песталоцци) был не простым учителем гимнастики, но истинным педагогом. Больше того, Аморосу образование обязано новым и важным компонентом—музыкой. Аморос имел полное право утверждать, что ему принадлежит «мысль использовать музыку в нравственнных целях или, точнее, для внушения нравственных впечатлений»488. Разумеется, ближайший источник Аморосова вдохновения—военная музыка, функция которой—увлекать солдат в бой и поддерживать их во время атаки. Именно такую полезную музыку Аморос пытается приспособить для своих целей и найти ей применение во всех сферах общественной жизни: в мирное время, в гражданской жизни она должна оказывать то же благодетельное действие, какое оказывают воинственные напевы во время войны. Таким образом, этика и гимнастика связаны неразрывно. Гимнастика есть не что иное, как наука нравственности в действии. Каждый ученик, приходивший в гимнастический зал, получал физиологический лист, в который преподаватель заносил все его физические и моральные данные, а затем, по ходу занятий, отмечал успехи, достигнутые им в обеих этих областях: лист этот, как следует из «Педагогического словаря» Фердинанда Бюиссона, «исполнял роль зеркала, в котором отражались тело и душа каждого ученика по мере того, как прибывала его физическая сила и совершенствовались нравственные достоинства»489. Гимнастический зал презирает барьеры между классами. Среди учеников Амороса, бывшего наставника сына испанского короля, были такие знатные особы, как сын герцога Орлеанского, а покровительство гимнастическому залу оказывали принц Жуанвильский, герцог Немурский, а также впечатляющая череда аристократов, список которых он при488

Amoros F., colonel. Lettre de M. Amoros a la Societe pour 1'instruction elementaire. Op. cit. P. 4.

489

Amoros F., colonel. Dictionnaire de pedagogic. Op. dt. (статья «Аморос» за подписью А. Демкес).

==248 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце водит в своей «Записке»490, где ставит себе в заслугу умение привлечь в свое заведение отпрысков самых знатных фамилий491. Однако свою деятельность по выращиванию нового человека Аморос не ограничивал господствующими классами; главную свою задачу он видел в формировании народа, «в

воспитании добрых граждан и настоящих французов»492 и не брезговал «бедняками»491, которых допускал в свой зал бесплатно; больше того, порой он даже отправлялся в приюты, чтобы преподать уроки своей гимнастики тамошним обитателям. Этот подчеркнутый эгалитаризм, особенно ярко проявляющийся в применении Аморосова метода в полковых школах, привлек к новой гимнастике сочувственное внимание либералов и левых: Аморос предложил набор готовых жестов и поз, пригодных для всей нации. С другой стороны, Аморосу была обеспечена симпатия военных и политиков, которые при виде гимнастических упражнений грезили о том, какой станет Франция будущего. Гим.чмсиа.рх выполняет в городе ту же функцию, что сельскохозяйственные комиции в деревне,—он разыгрывает психодраму национального примирения. Это примирение классов происходит в атмосфере патриотического воодушевления. Один из главных гимнов, исполнявшихся в гимнастическом зале Амороса, назывался «К Отечеству». Это— квинтэссенция шовинизма, синтез покорности, единения нации и воинственности. 490

А того s F., colonel. Memoire pour Ie gymnase normal militaire et civil, fbnde et dirige a Paris par M. Ie colonel Amoros. Paris: Imprimerie de Paul Renouard, mai 1824. 491

Ibid. P. 1.

492

Amoros F., colonel. Lettre de M. Amoros a la Societe pour 1'instruction elementaire. Op. cit. P. 4.

493

«Мое заведение всегда было открыто для детей тех бедняков, что ведут добродетельный образ жизни; я не требовал с них никакой платы» (письмо Амороса к брату Фортюне, преподавателю Христианских школ, от 10 мая 1822 года; цит. по: Memoire pour Ie gymnase normal militaire et civil. P. 27).

Педагогика шовинизма: гимнастика ==249 Вожделенное согласие принимает форму весьма эмоционального причащения под украшающим гимнастический зал портретом Генриха IV, победоносного полководца, положившего конец распрям между французами. О волнении, которое испытывали «причащавшиеся», остались многочисленные свидетельства; вот одно из них: «Я навсегда запомнил умилительное зрелище, когда при звуке священных слов Религия, Государь, Отечество, растрогавшись до слез, вы в порыве чувств бросились в объятия вашего почтенного Гимнасиарха»494. Понятно, что граф де Лаборд, по поручению министерства внутренних дел председательствовавший 13 декабря 1821 года на вручении премий в гимнастическом зале Амороса, мог констатировать: «Невозможно найти заведение (...) лучше отвечающее принципам нашего правительства и нашего августейшего монарха»495. Кстати, невозможно также не восхититься страстью и убежденностью, с какими Аморос—которого, если руководствоваться его собственными критериями, следовало бы счесть предателем—призывал учеников хранить верность их королю и стране. Впрочем, в данном случае защитник этой уже знакомой нам морали открыто декларирует и более общие цели. Задача внутренней политики—приостановить вырождение расы и выковать национальную общность, внешней—воспитать народ воинов, готовый дать отпор чужестранцам. Для всего этого следует укреплять телесную силу, причем не столько посредством упражнений, сколько посредством этики, на которой они зиждутся. В этом, с точки зрения врачей, сочувствующих Аморосу, и заключается основное достоинство его гимнастики. Гимнасиарх, убеждены они, сумеет справиться с онанизмом, подрывающим основания, на которых покоится отечество. В «Письме к „Обществу поощрения начального образования"» Аморос приводит пространную цитату из докто-

494

Цит. по: Amoros F., colonel. Lettre de M. Amoros a la Societe pour 1'instruction elementaire. Op. cit. P. 25.

495

Amoros F., colonel. Memoire pour Ie gymnase normal militaire et civil. Op. cit. P. 13.

==250 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ра Фурнье де Песке, военного хирурга с 1792 года, секретаря армейского Санитарного совета с 1813 года и личного врача испанского короля во время пребывания того в Балансе496; этот почтенный медик писал Аморосу: «Итак, позвольте мне исполнить миссию ничуть не менее полезную, а именно при всяком удобном случае посредством моих сочинений знакомить французов с вашими превосходными методами и напоминать о важной услуге, которую оказали вы моему отечеству, сделавшемуся также и вашим, основав в нем гимнастическое воспитание на идеях нравственных. (...) Я, как мог, исчислял преимущества вашего заведения в различных своих сочинениях, в том числе и в статьях о мастурбации, музыке и ортопедии, которые опубликовал в «Словаре медицинских наук». <...) Как бы там ни было, не ослабляйте ни на мгновение своих стараний, дабы сделать как можно более совершенным поколение, идущее нам на смену»497. В самом деле, Фурнье и Бежен, авторы занимающей тридцать четыре страницы статьи о мастурбации, которая вошла в тридцать первый том огромной «Энциклопедии медицинских наук», опубликованной Панкуком в 1812—1821 годах, осыпают гимнастическое заведение Амороса самыми пылкими похвалами. После бесконечного повествования о гибельных последствиях онанизма, который Фурнье и Бежен именуют издержками прогресса, становящимися все более угрожающими «по мере того, как современные общества поднимаются на следующие ступени цивилизации», и относительно которого утверждают, что он разрушает нацию, «истребляя, если можно так выразиться, составляющие ее человеческие особи»498, авторы статьи рекомендуют в качестве лечения «де496

О жизни и сочинениях доктора Фурнье де Песке, кавалера ордена Почетного легиона, см.: Biographic medicale // Dictionnaire des sciences medicales par une societe de medecins et de chirurgiens. Paris: C. L. F. Panckoucke, 1812—1821. Т. 4. P. 230—231. 497

Цит. по: Amoros F., colonel. Lettre sur Ie gymnase normal militaire et civil. Op. cit. P. 50, note 2 (курсив мой).

498

Dictionnaire des sciences medicales. Op. cit. T. 21. P. 101.

Педагогика шовинизма: гимнастика ==251 ревенский труд в любых его проявлениях». Именно этому, как мы знаем, учили Руссо и Тиссо: физические и нравственные достоинства земледелия суть наилучшая защита от онанизма. Городским жителям заменою земледелия служит гимнастика, играющая ту же роль физической и нравственной ортопедии. «Превосходное заведение, управляемое г-ном Аморосом», этот передовой бастион борьбы с

мастурбацией, достойно «внимания правительства», основатель же его «служит верой и правдой усыновившей его французской нации»499. Впрочем, Аморосом восхищаются не одни врачи. В трактате «О некоторых усовершенствованиях, в коих нуждается народное образование»500 Тайфер, инспектор Парижской академии, старается расположить отцов семейств и преподавателей к методу полковника: «...метод сей представляет, как убедился я сам в ходе постоянных наблюдений, один из самых непосредственных и действенных способов для предупреждения и прекращения роковых последствий недуга, коему в высшей степени подвержены подростки, недуга, истребить который не способны даже самые усердные, самые деятельные, самые внимательные учителя, преисполненные сознанием собственного долга... Отцы семейств, преподаватели, что же вас останавливает? (...) Понаблюдайте, вынесите суждение, оцените то, что вы видели,—у вас, я в этом убежден, не останется сомнений в том, что продуманно составленные гимнастические упражнения оказывают самое благотворное влияние на физический и моральный облик юношества»501. Все это, конечно, не более чем теоретические рассуждения, однако покровители гимнастического зала—военное 499

Dictionnaire des sciences medicales. Op. cit. T. 21. P. 131, 132. ^Taillefer L.-G. De quelques ameliorations ^ introduire dans 1'instruction publique. Paris: A.-A. Renouard, 1824 (в той же книге помещены также речь «О мягкости в преподавании», произнесенная при вручении премий лицеистам Версаля 2 августа 1814 года, и речь о преимуществах веселости в преподавании, произнесенная в 1814 году в Политехнической школе). 501

Ibid. P. 294; цит. по: Amoros F., colonel. Memoire sur Ie gymnase normal militaire et civil. Op. cit. P. 5.

==252 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце министерство и министерство внутренних дел—поддержали борьбу Амороса с грозным пороком самым практическим образом. Полковник цитирует в одном из своих сочинений доклад о полезности военного гимнастического зала, составленный по заказу военного министерства. Комиссия «сочла создание заведений такого рода единственным средством, способным положить конец господству порока столь распространенного среди юношества и столь для него опасного»502. В другом докладе, написанном в ту же эпоху, префект департамента Сена, перечислив различные достоинства гимнастического зала, добавляет: «Впрочем, все эти преимущества, как бы велики они ни были, ничтожны в сравнении с влиянием, которое уроки гимнастики призваны оказывать на здоровье и даже на нравственность молодых людей. (...) В возрасте, когда начинают пробуждаться страсти, мудрый наставник должен давать пищу воображению, дабы отвлечь его от мыслей и картин чересчур соблазнительных. (...) Целительная усталость располагает к глубокому сну, а постоянное употребление физических сил излечивает от изнеженности, плодом которой оказываются пагубные привычки. (...) Заведение, способное наверное добиться подобного результата, вне всякого сомнения достойно покровительства со стороны государства»501. Занимать умы и утомлять (а одновременно и укреплять) тела, прививать более или менее развращенным молодым горожанам добродетели Солдата-землепашца, учить их послушанию и развивать в их сердцах добрые чувства,— вот миссия и функция французской гимнастики. У физического воспитания есть также дополнительная, высшая цель—подготовка к войне. Именно ради нее наставники укрепляют души и закаляют тела. В той же статье о мастурбации, где превозносятся заслуги Амороса, доктора Фурнье и Бежен уточняют, чем именно эта «роковая привычка (...) редко приобретаемая людьми крепкого сложения», подрывает основания общества: все дело в

502

Ibid. P. 13.

503

Ibid. P. 36, 377 (курсив мой).

Педагогика шовинизма: гимнастика ==253 том, что онанисты, «существа слабые, бесцветные, немощные как телом, так и умом», вследствие своего прискорбного порока «становятся неспособны защищать отечество»'10'1. Докторам вторит префект департамента Сена, замечающий, что «в высшей степени важно, чтобы молодое поколение, служащее опорой королю и отечеству, было сильным и ловким». Со своей стороны, члены комиссии военного министерства уточняют, что «большая часть гимнастических упражнений пригодится юношам в армии». Наконец, и сам Аморос подчеркивает в начале своего «Учебника», что утрата солдатами физической силы, последовавшая за изобретением пороха (тревожившая в XVIII веке маршала Саксонского и Гибера), отныне перестает быть неразрешимой проблемой: гимнастический метод позволяет наконец «возвратить людям их былую мощь»505. Анонимный врач, на чьи «лаконичные размышления» ссылается полковник, настаивает на том, что занятия граждан гимнастикой имеют большое значение для армии. Он полагает даже, что гимнастику можно будет использовать на практике в грядущей войне, призванной разрешить Восточный вопрос. Поскольку гимнастика способствует, как морально, так и физически, росту народонаселения, она делает смешными все разговоры о русской угрозе50". Аморос воспитывает не только добродетельных людей, но еще и грозных воинов. Итак, основная цель французской гимнастики, создателями которой с самого начала были люди военные, не что иное, как подготовка к войне. Поэтому гимнастика непременно возбуждает в людях примитивный и воинственный патриотизм, который вбирает в себя и заменяет прочие нравственные ценности. Сам Аморос, поставивший своей целью обновление французской армии, мыслил свой метод физического и 504

Dictionnaire des sciences medicales. Op. cit. T. 21. P. 103 (курсив мой).

505

А того s F., colonel. Memoire sur Ie gymnase normal militaire et civil. Op. cit. P. 37, 13, IV, V.

506

А того s F., colonel. Ibid. P. 29. «Гимнастика, делая людей более сильными, более энергическими, более решительными в чувствах и поступках, способствует приросту населения» (Ibid. P. 98).

==254

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце морального гимнастического воспитания как часть военной тактики и полемологии507. Не страдавший ложной скромностью, он 14 октября 1829 года, произнося речь по случаю открытия курса лекций для офицеров, простодушно заметил: «Французская гимнастика, гимнастика, которую я имею честь

преподавать, играет для нынешней тактики такую же роль, какую изобретение пороха играло для тактики прошлого»308. Этот французский подход к гимнастике оставался в силе до конца XIX века. Он пережил и Амороса, которому довелось столкнуться на жизненном пути с серьезными проблемами, и метод взаимного обучения, который, возникнув в то же время и на сходных основаниях, не устоял против непрекращавшихся нападок церкви. Напротив, Аморосу, несмотря на его явные симпатии к философии Просвещения и его связи с либералами и бонапартистами, обвинений в антиклерикализме никто не предъявлял. Пылкий поклонник Наполеона, Аморос разделял с бонапартистами их убежденность в том, что людей следует подчинять военной дисциплине с самого раннего детства. Его военные или полувоенные упражнения обогатили систему народного образования беспрецедентным средством пропаганды. Апогеем этой системы стали школьные батальоны, существовавшие в 1882—1892 годах509, однако зародилась она, как мы видим, гораздо раньше Третьей республики. 00.htm - glava16 Школьные учебники и книги для народного чтения Приобщение масс к доблести и добродетели происходило не только посредством гимнастики и пения, но и с помощью школьных учебников и «народной литературы». 507

Полемология—наука о войне как явлении социального порядка.—Примеч. переводчика.

508

Цит. по: Amor-os F., colonel. Manuel d'education physique, gymnastique et morale. T. 2. Op. cit. P. 491.

509

«Школьные батальоны»—военизированные отряды, которые в 1882—1892 годах организовывались в государственных учебных заведениях для подготовки юношества к армии.—Примеч. переводчика.

Педагогика шовинизма: народное чтение ==255 В учебниках истории первой половины XIX века явственно ощущается влияние Тьерри, Гизо и Мишле. Проявляется оно прежде всего в осознанном отказе от истории династий, место которой занимает история нации. Историки повествуют о создании, а вернее, о переустройстве нации, благоденствию которой мешают злоба и тщеславие феодалов, а затем о триумфальном шествии этой нации к ее полному расцвету, символом которого служит примирение классов в 1830 году, а затем события 1848 года. Эти пропагандистские рассказы, предназначающиеся детям, а также полковым школам, да и всему народу (поскольку они попадают в кабинеты для чтения и в деревенские библиотеки), представляют собою в первую очередь иллюстрированные нравоучения, заменяющие или дополняющие (смотря по убеждениям авторов) катехизис. Учебники истории, ведущие рассказ в сугубо назидательном тоне, превращают прошлое в фон для настоящего, противопоставляя «заблуждения наших предшественников»510 мудрости нынешних установлений. Однако нравоучениями дело не ограничивается; у исторических повествований имеется и другая цель. Бланшар прямо объявляет ее в предуведомлении к своим «Красотам истории»: авторы учебников обязаны возвышать души юношей и «внушать им желание страстно отстаивать честь родины», дабы «при одном упоминании Франции сердца их трепетали от радости»5". Возбуждая чувство любви к родине, история действует как идеальное лекарство от такого исконного француз-

^Lame-Fleury J.-R., colonel. LHistoire de France racontee aux enfants. Paris: Dufart, 1830. T. 1. P. VII. 511

В 1 a n с h a r d P. Beautes de 1'histoire de France ou Epoques interessantes, traits remarquables, belles actions, origines, usages et mceurs, depuis la formation de la Monarchic jusqu'en 1790; ouvrage propre a clever 1'ame de la jeunesse et a lui inspirer du zeie pour 1'honneur du nom francais (1810). Paris: A la librairie de 1'enfance et de la jeunesse, chez Pierre Blanchard. 12е ed. revue et corrigee ornee de huit gravures. 1827. P. XIV. Книга эта регулярно переиздавалась по крайней мере до 1862 года.

==256 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ского недуга, как раскол общества. Воспитание необходимо начинать с самого детства, «как можно раньше приобщая юных французов к истории возникновения наших национальных идей». Рассказ о героических подвигах французов и великих событиях из истории Франции приуготовляет юного француза к самопожертвованию, какого потребует от него отечество. Таким образом, повествовательный стиль учебников истории, доведенный до совершенства при Третьей республике, вырабатывался при Империи, в эпоху Реставрации и при Июльской монархии. Уже в этих книгах возникает образ воинственной Франции, созданной для счастливой сельской жизни,— страны, которая «богата всеми плодами, произрастающими в средних широтах, и населена народом великодушным, предприимчивым, восторженным и в высшей степени склонным к жизни в обществе»5'2,—тот самый образ, который впоследствии займет центральное место в учебниках 1880— 1914 годов, исследованных Жаком и Моной Озуф54. Огромное множество развлекательных и нравоучительных книг, выпущенных в первой половине XIX столетия, до сих пор исследовано совершенно недостаточно. Аналогичную литературу конца XIX века историки изучили весьма подробно, что же касается периода, интересующего нас, он внимания не привлекал. Единственное исключение составляет «Симон из Нантюа» Жюссье5'4—самое знаменитое произведение такого 312

Roland Р. Histoire de France abregee, pour 1'enseignement des deux sexes, depuis les temps les plus recules jusqu'a nos jours / Precedee d'un Avant-propos par M. Felix Bodin. Paris: Lecointe et Pougin, 1835. 15е lecon. P. 1. 513

0 z о u f J., 0 z о u f M. Le theme du patriotisme dans les manuels primaires// Le mouvement social. 1964. Octobre-decembre. № 49. P. 5—32.

^Jussieu L.-P. de. Simon de Nantua, ou le marchand forain: Ouvrage qui a obtenu le prix fonde par un anonyme, et propose par la Societe pour 1'instruction elementaire, en faveur du meilleur livre destine a servir de lecture au peuple des villes et des campagnes (La Societe a ajoute une medaille d'or au prix qu'elle decernait a cet ouvrage). (Симон из Нантюа, или Сельский торговец. Сочинение, удостоенное премии, основанной ано-

Педагогика шовинизма: народное чтение ==257 рода, иногда удостаивавшееся беглых упоминаний. А между тем какое богатство дожидается своего исследователя! Если прежде Франция отставала от своих европейских соседей в сфере начального образования, то теперь, при активном участии «Общества поощрения начального образования», на книжном рынке появляется огромное число подлинных или мнимых переводов с немецкого и английского, переложений иностранных романов и повестей, а также сборников занимательных историй, производство которых поставлено на поток. Учреждаются премии, вручаются денежные призы и медали. Авторы соревнуются в выборе жанров (диалоги, стихи, приключенческие романы, короткие пьески, анекдоты, сборники поучительных историй, извлеченных из античных авторов, из национальной истории или из произведений лауреатов премии Монтиона), а издатели—в создании книжных серий. В своем «Курсе лекций для учителей начальных школ» Жерандо подчеркивает, что народу необходимо предлагать образцы, которые ему доступны. Поскольку в XVIII веке «примеры для подражания» были адресованы преимущественно людям из высших сословий, действовали в них, как правило, представители именно этих слоев общества. Следует, разумеется, возбуждать воображение бедных детей примерами мужества и самоотвержения, но при этом рекомендуется избегать фальшивых романических повествований, которые заставляют читателей мечтать о другой жизни. Героев нужно выбирать из той же социальной среды, к которой принадлежит публика, а их добрые дела должны быть такими, какие под силу беднякам. Желая показать пример, Жерандо опубликовал книгу «Мораль в действии» (название, заимствованное у моралиста XVIII века аббата Беранже)—сочинение нового типа, принимным благотворителем и присуждаемой «Обществом поощрения начального образования» за лучшую книгу для народного чтения в городах и деревнях. «Общество» присовокупило к премии золотую медаль). Paris: Chez L. Colas, libraire de la Societe pour 1'instruction elementaire, 1818 (мы пользовались изданием 1848 года). 9 Ж. де Пюимеж

==258

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце званное открыть детям неимущих «неведомую силу, которой они обладают и которая позволяет им совершать великие дела малыми средствами»515. Отсюда—отказ от романических поворотов сюжета, выбор поступков «реальных», «положительных», «полезных», заимствованных из разных сфер («религиозной», «гражданской» или из сферы «чистой храбрости») в зависимости от типа добродетели, который превозносится в повести.

Полезность—главный критерий доброго дела или, иначе говоря, добродетели в действии. В 1838 году выходят «Портреты и история людей благодетельных»516—сборник биографий людей, достойных подражания: Бельсюнса, Шапталя517, Кука, Декарта, Дюпона де Немура518, Лавуазье, Генриха IV, «который не стал бы героем этого сборника, если бы подданные не называли его Добрым Генрихом,, (...) ведь наших похвал достоин лишь отец народа», и т. д. В создании этого бур515

G ё г a n d о J.-M., baron de. La Morale en action, ou les bons exemples, ouvrage execute sous la direction et public sous les auspices de M. Benjamin Delessert, president de la Caisse d'Epargne de Paris, et de M. Ie baron de Gerando, Pair de France, vice-president de la Caisse d'Epargne de Paris, illustre de 120 dessins parJules David, graves par Chevin. Paris: Kugelmann, 1842. P.11.

516

Didier Ch., Jarry de Mancy A., Woilliez C., Fayot F. et al. Portraits et histoire des hommes utiles. Hommes et femmes de tous pays et de toutes conditions, qui ont acquis des droits a la reconnaissance publique par des fondations philanthropiques, par des traits de devouement (sic), de charite; par des travaux, des tentatives de perfectionnements, des decouvertes utiles a 1'humanite, etc. Publics et propages pour et par la Societe Montyon et Franklin. 2е semestre 1838; ouvrage collectif.

517

Бельсюнс де Кастельморон Анри Франсуа Ксавье де (1670—1755)— епископ марсельский, проявивший большое мужество и самоотверженность во время эпидемии чумы в 1720—1721 гг.; Шапталь Жан Антуан (1756—1832)—химик, основатель первой школы искусств и ремесел, министр иностранных дел в 1800—1804 гг.—Примеч. переводчика. 518

Дюпон де Немур Пьер Самюэль (1739—1817)—экономист и политический деятель, сторонник физиократов, убежденный, что единственной плодотворной формой человеческой деятельности является сельское хозяйство.—Примеч. переводчика.

Педагогика шовинизма: народное чтение ==259 жуазного пантеона, где великий человек уступает место человеку, приносящему пользу, большую роль сыграло «Общество Монтиона и Франклина». Монтион в конце XVIII века основал премию за добродетель, вручение которой было прекращено во время Революции, а затем возобновилось в эпоху Реставрации,—ее лауреаты и были основными героями Жерандо. Франклин, образец буржуазных добродетелей, оставил произведения, служившие настоящей библией либерального здравого смысла; их постоянно переводили, перелагали, публиковали «в извлечениях». Самое знаменитое сочинение Франклина, переведенное впервые еще в 1773 году и выдержавшее бесконечное число дешевых переизданий для народа, часто с присовокуплением отрывков из других произведений того же автора на темы морали или экономики, носило название «Заветы простака Ричарда». «Заветы»—собрание нравоучительных сентенций и пословиц, заимствованных из альманахов, которые Бенджамин Франклин издавал с 1732 года под именем Ричарда Саундерса. Книга построена не просто как набор максим, но как монолог старого мудреца Авраама, произносимый им на базарной площади. Этот педагогический прием имел огромный успех, и речь старого Авраама, впервые опубликованная в начале альманаха 1757 года, была издана отдельными брошюрами и напечатана на афишках. Очень скоро ее перевели на многие языки, и она стала известна не только в Соединенных Штатах, но и во всей Европе. Ей часто подражали революционеры: так появились «Альманах папаши Жерара» и «Деревенский листок», о которых мы уже говорили. «Заветы простака Ричарда» — настольная книга членов «Общества поощрения начального образования»—оказали заметное влияние на все нравоучительные книги, сочиненные французскими авторами. Не подлежит сомнению, что Жюссье, сам

издававший Франклина, ориентировался на него, когда сочинял «Симона из Нантюа». Между тем сам факт, что сочинение, адресованное торговцам-американцам, начиная с революционного пе9«

==260 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце риода с восхищением читала земледельческая и военизированная Франция, достоин удивления. Главная цель, к которой Франклин призывает читателей своих максим,—обогащение. Если с точки зрения французских народолюбцев, физиократов и последователей Руссо, добродетелен тот, кто владеет землей и ее возделывает, по убеждению Франклина добродетель зиждется на деньгах, которые не только не представляют собою источник бесплодия и разврата, но, напротив, «плодоносны по своей природе»519. Франклин уверен, что трудолюбие и бережливость сами по себе еще не приносят блаженства, они не что иное, как средство «нажить состояние, а следовательно, укрепить добродетель»520. Обогащайтесь, говорит Франклин своим читателям, и «вам более не придется опускать глаза при виде богача»521. Франклин не устает повторять, что «время—деньги»522 и что он стремится открыть людям «способ зарабатывать деньги»521. Сами названия его сочинений носят откровенно «финансовый» характер: «A Way to Wealth» (Путь к богатству.—англ.), «Советы желающим сколотить состояние», «Необходимое предуведомление для желающих стать богатыми», «Искусство сколачивать состояние», «Молодым рабочим о способах сколотить состояние»... Таким образом, с точки зрения Франклина, все хорошее основывается на торговле, которая этически ничем не уступает сельскому хозяйству: «Ремесло стоит земельного участка; промысел—занятие, приносящее честь и выгоду»524; к земледельче510

Franklin В. Avis a unjeune ouvrier (1748)//Science du Bonhomme Richard. Op. cit. P. 58.

520

Franklin В. Science du Bonhomme Richard. Op. cit. P. 8 (отрывок из мемуаров Франклина, напечатанный в качестве предисловия к «Заветам Простака Ричарда»). 521

Franklin В. Moyens d'avoir toujours de 1'argent dans sa poche // Science du Bonhomme Richard. Op. cit. P.

71. 522

Franklin В. Avis a unjeune ouvrier. Op. cit. P. 58.

523

F r a n k 1 i n B. Moyens d'avoir toujours de 1'argent dans sa poche. Op. cit. P. 69.

524

Franklin В. Science du Bonhomme Richard. Op. cit. P. 20.

Педагогика шовинизма: народное чтение ==261 ским же образам Франклин прибегает для иллюстрации своих мыслей крайне редко.

Напротив, во французских нравоучительных сочинениях тема обогащения с помощью торговли возникает крайне редко. Единственная книга, автор которой, подобно Франклину, напрямую восхваляет богатство,—это имевшее огромный успех и постоянно переиздававшееся в 1818—1835 годах (порой вместе с фрагментами из «Заветов простака Ричарда») сочинение Лемонте «Верный и приятный способ разбогатеть, или Три визита г-на Бруно»525. Следует, впрочем, заметить, что превозносит эта книга отнюдь не коммерческие таланты граждан, но всего лишь работу сберегательных касс. К тому же приведенное нами название носило только первое издание: с 1819 года книга стала выходить под названием «О благодетельных последствиях работы сберегательных касс», которое затем сменилось другим—«О выгодах пользования сберегательными кассами». Слово «богатство» фигурирует также в названии еще одного сочинения, написанного под непосредственным влиянием Франклина,—имевшей большой успех брошюры Матье де Домбаля «Богатство земледельца»526. Однако брошюра эта не что иное, как учебник земледелия. Домбаль показывает, каким образом применение новых земледельческих методов и разумное ведение хозяйства приносят мудрому крестьянину честный достаток—залог счастья. Таким образом, здесь перед нами полная противоположность англосаксонской предприимчивости! Мы уже видели, что французские воспитатели пеклись в первую очередь не о том, чтобы сообщить своим питомцам рецепты «преуспеяния»; все они, включая даже Мишле, стремились привить низшим сословиям любовь к своему социальному положению и затормозить то движение наверх, которое было так мило сердцу Франклина, горячего ^Lemontey Р.-Е. Moyen sur et agreable de s'enrichir ou les trois visites de M. Bruno. Paris: Imprimerie de Hacquart, s. d. 52

Mathieu de Dombasle C.-J.-A. La Richesse du cultivateur ou les secrets deJean Nicolas Benolt. Paris: Mme Huzard, 1832.

==262 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце пропагандиста self-made-man (человека, добившегося успеха своими собственными силами.—англ.). Поэтому Жюссье выпускает в свет «Популярные сочинения Франклина», «выбранные и переложенные для французских читателей другом Симона из Нантюа». Жюссье, бесспорно, находится под влиянием своего американского предшественника, когда делает Симона из Нантюа бродячим торговцем, что вдобавок позволяет герою, как позже персонажам «Путешествия двух детей по Франции», обойти всю страну. Однако для торговца Симон из Нантюа ведет себя странновато: в отличие от мудрого Авраама, он никогда не говорит о деньгах. Французские либералы, оценившие Франклиновы похвалы умеренности и трудолюбию, взяли на вооружение его мораль, однако ее первоначальная направленность очень скоро претерпела на французской почве существенные изменения: революционеры приспособили заветы американского просветителя к нуждам сельскохозяйственной и военизированной Франции, и до конца XIX столетия сочинения Франклина использовались французскими авторами именно таким необычным образом. Подобные же метаморфозы с легкостью претерпевали под влиянием революционных альманахов и римских «геопоник» учебники земледелия и книги сельской тематики. Чем шире распространялось в начальных школах преподавание земледелия, тем больше выходило из печати трактатов по агрономии с ура-патриотическими предисловиями, которые, вместе с романами и повестями, пропагандировавшими возвращение в родные деревни и приобщавшими читателей к новым формам ведения сельского хозяйства, прививали самым разным читателям уважение к фигуре Солдата-землепашца и патриотической миссии земледелия.

В книгах такого рода сельская жизнь зачастую изображается как жизнь полувоенная. Описывая распашку нови или соревнование пахарей, авторы охотно прибегают к патриотическим и военным терминам, благодаря чему благонамеренные нравоучительные повести и рассказы о «технической» стороне земледелия окрашиваются в шовинистические тона.

Педагогика шовинизма: народное чтение ==263 Таким образом, научное или художественное повествование о выгодах нового хозяйствования исподволь внушает читателю всю шовинистическую систему представлений. Впрочем, в некоторых образцах этой дидактической литературы шовинизм проявляется вполне явно. Самый прославленный автор из всех, кто сочинял нравоучительные книги в эпоху Реставрации, один из столпов «Общества поощрения начального образования», лауреат премии Монтиона за книгу, в наибольшей степени способствующую улучшению нравов, Лоран Пьер де Жюссье был другом Шарле. После 1830 года его назначили капитаном-докладчиком дисциплинарного совета второго легиона парижской национальной гвардии, которым командовал знаменитый рисовальщик. Жюссье одним из первых ввел в традиционное нравоучительное повествование шовинистические мотивы. В этом роде литературы «Симон из Нантюа»—произведение бесспорно значительное. Опубликованная в 1818 году, книга эта «имела немалый успех в школах, где ее охотно использовали. Ей многие подражали, но никто не сумел ее заменить»,— писал в 1887 году Фердинанд Бюиссон в своем «Педагогическом словаре». Здесь же мы находим сообщение, что книга Жюссье переиздавалась почти каждый год527. Помимо взаимного обучения, оспопрививания и изменения системы мер и весов, Симон пропагандирует новые методы ведения сельского хозяйства. Он осуждает тех, кто пускает землю под пар, и клеймит пастухов за лень. В противовес безмятежности, царящей в идиллии, он прославляет тяжкий труд земледельца, плодотворную деятельность на благо отечества. На примере «Симона из Нантюа» прекрасно видно, каким образом французы приспосабливают утилитаристскую, «буржуазную» философию Франклина к нравам своей страны. Под пером Жюс-

527

В u i s s о n F. Dictionnaire de pedagogic et d'instruction primaire. Op. cit. 1"' partie. T. 2. P. 1451. О Фердинанде Бюиссоне и его словаре см.: Nora P. Le «Dictionnaire de pedagogic» de Ferdinand Buisson, cathedrale de 1'ecole primaire // Lieux de memoire / Sous la direction de Pierre Nora. T. 1. La Republique. P. 353—378.

==264 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

сье заветы Франклина приобретают сельскохозяйственную и милитаристскую направленность. Симон из Нантюа убежден, вслед за Руссо, что богатство нации зиждется не на ее финансах (этот удивительный торговец от всей души презирает деньги), но на неразрывной связи людей с землей. Ведь «опора государства—земледельцы», а первый из граждан—Солдат-землепашец, единственный персонаж книги, которому неутомимый советчик и несносный моралист Симон из Нантюа не может предъявить ни единого упрека, не считает нужным дать ни единого совета: «—Привет, старина! Где вы потеряли руку? —В кампании 1814 года. —Ах вот что! Как же вас ранили? —Пуля попала мне в запястье; но я стоял на посту и не покинул его до тех пор, покуда меня не унесли. А потом мне отрезали руку, и все тут. —Вам, наверно, было очень больно? —Пустяки. Больнее всего было сознавать, что враги попирают землю моей родины, а я не могу с ними драться. — Вы, конечно, получаете пенсию? —Да, сударь. —Довольны вы? —Очень доволен. Меня наградили крестом Почетного легиона, я получаю небольшую пенсию, у меня есть участок земли, доставшийся мне от отца, так что на жизнь хватает. Я знаю из истории, что римские солдаты, вернувшись из походов, брались за плуг. Я горжусь тем, что смог поступить так же; на что мне жаловаться: ведь у меня осталась одна рука и я могу держать рукоятку плуга, а если на мою родину нападет враг, я сумею ее защитить528. Право, я ни о чем не жалею, для себя мне больше ничего не нужно, я мечтаю лишь об одном—о счастье Франции. 528

Ср. гравюру Шарле: «У меня еще осталась одна рука, чтобы помочь родине» (1822): на ней однорукий Солдат-землепашец с вызовом размахивает уцелевшей рукой (см.: La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. T, 2. P. 247. № 276).

Педагогика шовинизма: народное чтение ==265 —А я желаю счастья и ей, и вам. Мое почтение, храбрый воин и честный гражданин»529,—заключает Симон, снимая шляпу перед французом своей мечты. Те же мотивы, проникают в сборники нравоучительных рассказов и в жизнеописания «людей благодетельных». Между 1819 и 1822 годами поэт Пьер Коло публикует трилогию: «Непобедимые» (1819), «Французские гренадеры» (1820) и «Солдат-землепашец» (1822)530—«краткий очерк славнейших подвигов», совершенных героями наполеоновской армии, а точнее—общедоступное изложение героических деяний, описанных в таких авторитетных изданиях, как «Летописи славы». Все три названных сборника рассказов о жизни героев нации, прославивших себя на поле брани, представляют собой подлинный панегирик Солдату-землепашцу; на гравюре, открывающей третий том, мы видим этого французского героя: одетый наполовину по-военному, он пашет землю плугом на

глазах у инвалида, сидящего на пороге хижины, подле которой лежат на земле сабля, медвежья шапка наполеоновского гвардейца и сноп хлеба. Инвалид, человек постарше, 529 J u s s i e u L.-P. de. Simon de Nantua. Op. cit. P. 69, 70. 530

Cola u P. Les Invincibles, ou gloire des armees francaises: Precis des actions eclatantes qui ont fait surnommer les Francais premiers soldats du monde! Dedie aux braves par Pierre Colau. Paris: H. Vauquelin, 1819 (Непобедимые, или Слава французской армии. Краткий очерк славнейших подвигов, которые снискали французам звание первых солдат в мире! Храбрецам посвящает эту книгу автор, Пьер Коло); Les Grenadiers francais, ou les soldats immortels, recueil des faits heroiques et actions memorabies, precede d'une notice sur La Tour d'Auvergne, premier grenadier de France, par Pierre Colau, auteur des «Invindbles» (Французские гренадеры, или Бессмертные солдаты, сборник рассказов о героических подвигах и достопамятных деяниях, с присовокуплением заметки о Ла Type д'0верне, первом гренадере Франции, сочинение Пьера Коло, автора «Непобедимых»). Paris: H. Vauquelin, 1820; Le Soldat-laboureur, ou les heros cultivateurs, choix d'actions memorables pour faire suite aux «Invindbles» et aux «Grenadiers francais», par Pierre Colau (Солдат-землепашец, или Герои-земледельцы, сборник достопамятных деяний, служащий продолжением «Непобедимых» и «Французских гренадеров», сочинение Пьера Коло). Paris: H. Vauqeulin, 1822.

==266 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце погружен в чтение книги, скорее всего повествующей о подвигах героев; его образ призван лишний раз подтвердить, что «Франция бессмертна». В сходном духе выдержана книга «Знаменитые крестьяне» (1838) и последовавшие за ней в 1841 году «Знаменитые солдаты»; автором обоих сочинений был Альфонс Карр, издатель сатирического журнала «Осы», давшего название написанному во славу Шовена водевилю Баяра и Дюмануара531. Певец «радостей земледелия», эстет Альфонс Карр в «Осах» охотно рекомендовал себя как «садовода и землепашца», подобно тому как памфлетист Поль-Луи Курье именовал себя «виноградарем». Большинство описанных Карром «знаменитых крестьян» не кто иные, как военные, а большая часть солдат— люди деревенского происхождения, сыновья народа, «рожденного для войны», которых Карр неизменно противопоставляет «биржевым хищникам» и прочим «адвокатам»—растлителям нации. Сюжет целого ряда нравоучительных романов и повестей полностью подчинен прославлению шовинистических идей. Таковы, в частности, сочинения Жюссье «Деревня Вальдоре» и «История Пьера Жиберна»532, горячо рекомендуемые учителям педагогами Жерандо, Маттером и Медером. 531

К а г г A. Les Paysans illustres, Plutarque des campagnes. Paris: Au Bureau central de la Societe des Dictionnaires, 1838 (reed. 1841); Les Soldats illustres, faisant suite aux Paysans illustres, Plutarque des campagnes. Paris: Imprimerie de Pommeret et Guenot, 1841. 532

J u s s i e u L.-P. de. Le Village de Valdore, ou sagesse et prosperite; imite de 1'allemand par M. Laurent Pierre deJussieu. Paris: L. Colas, 1820; Histoire de Pierre Giberne, ancien sergent de grenadiers francais, ou quinze journees aux Invalides, publiee pour 1'instruction et 1'amusement des soldats de 1'armee francaise, par Laurent Pierre de Jussieu. Paris: L. Colas, 1825. Назовем также произведения, написанные в сходном ключе: книгу анонимного автора «Солдат-учитель» (1825), сочинения Сезарии Фарранк «Жюль, или Сын старого воина» (1840) и «Жюль, или Добродетель в бедности» (1845), анонимную книгу «Сын гвардейских гренадеров» (1841), сочинение Катрин Вуаллез «Юный барабанщик, или Два друга» (1845), «Вечера в вандейской хижине» (1849) маршала Бюжо, цикл рассказов аб-

Педагогика шовинизма: народное чтение ==267 Книги Жюссье—плоды поисков жанра. Если «Симон из Нантюа» всецело ориентирован на Франклинова «Простака Ричарда», то «Деревня Вальдоре» представляет собою французское переложение романа Цшокке (баварского писателя, обосновавшегося в Швейцарии) «Деревня, где делают золото» («Das Goldmacherdorf»), который в ту пору был очень популярен среди немецкоязычных читателей. Генрих Цшокке специализировался на сочинении художественных по форме и педагогических по содержанию, поучительных и познавательных «рассказов для народа» (Volksschriften), которыми особенно богата швейцарская литература; одно из самых типичных произведений такого рода—«Лингард и Гертруда» Песталоцци533. «Деревня, где делают золото» входит в цикл так называемых «деревенских историй» (Dorfgeschichten). Произведения Цшокке стали понастоящему знамениты во Франции при Второй империи, однако те французские читатели, кто специально интересовался народным воспитанием, знали их уже в эпоху Реставрации534. В обеих версиях романа, немецко-швейцарском оригинале и французском переложении, сюжет—которым воспользуется Бальзак в «Сельском враче»— одинаков: возвратившись в родную деревню, солдат упорно и умело преобразует тамошние нравы. Тем не менее, как пишет Жюссье, «чтение рукописи убедило нас в том, что сочинение это, дабы с пользою прозвучать на нашем языке, нуждается в многочисленных изменениях. <...) Итак, мы попытались приспособить его к нравам, вкусам, законам и верованиям нашей страны»535. Поэтому традиционный военный швейбата Девуаля о Матьё Шаррю, то есть Матьё Плуге (1851—1853), «Честь и счастье в деревне и под армейскими знаменами» (1865) Питона дю Го, и т. д. ^Pestalozzi J.-H. Lienhard und Gertrud. Ein Buch fur das Volk. Berlin und Leipzig: G. f. Decker, 1781—1787. Т. 1—4. 534

См.: Zeilweger R. Les Debuts du roman rustique, Suisse, Allemagne, France, 1836—1856. These pour le doctoral de 1'Universite presentee a la faculte des lettres de 1'universite de Paris. Paris: Droz, 1941. 535

Jussieu L.-P. de. Le Village de Valdore. Op. dt. P. II.

==268 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце царского романа уступил место сугубо французскому Солдатуземлепашцу, благодаря которому повествование стало иметь непосредственное отношение к новой Франции, исполненной воинского духа. Содержание этих повестей строится по той же модели, что и уже рассмотренные нами водевили. Солдат-землепашец— будь то юный крестьянин, призванный в армию, или опытный старый служака, возвращающийся к родному деревенскому очагу,—неизменно играет роль «парадигматического» героя, близкого и понятного низшим сословиям. Он проходит стадии инициации, похожие на те, какие проходил Шовен: боевое крещение, подвиг, за который его производят в капралы или даже—если он умеет читать—в сержанты или капитаны, получение креста Почетного легиона и пенсии, а также появление неизбежного шрама на лбу, которым гордился Франкёр из «Босских жнецов» и которым

Араго наградит Шовена. Именно по этому шраму героя, пашущего землю в родной деревне, узнают богатый полковник или князь, обязанные ему жизнью. Если Солдат-землепашец получил хоть небольшое образование, он может сделаться солдатомучителем. В нравоучительных книжках, написанных воспитателями, которые стремятся во что бы то ни стало понравиться «Обществу поощрения начального образования» и жюри премии Монтиона, этот вариант изображается чаще, чем в водевилях. Робер из «Деревни Вальдоре» не только возделывает скромный участок в 10 гектаров, доставшийся ему от отца, но и—по поручению мэра соседнего городка—учит детей в школе. Он женится на дочери мельника, которая становится учительницей и наставляет деревенских девочек. В книге Сезарии Фарранк «Жюль, или Сын старого воина» старый Солдат-землепашец Мелен, у которого в хижине висят на стене мундир и сабля, посвящает себя, подобно «Солдату-учителю» с гравюры 06ри, воспитанию собственного сына536. 536

Farrenc С. Jules ou Ie fils du vieux militaire; suivi d'autres nouvelles morales; precede de la biographic de 1'auteur par M. Constant Ber-

Педагогика шовинизма: соревнование ==269 Все эти приключенческие романы единодушно осуждают честолюбие и стремление к перемене социального статуса. Если Солдат-землепашец—точно так же, как в водевилях,— приобретя на короткое время некоторую популярность, и раздувается от гордости, в глубине души он все равно мечтает только об одном—о том, чтобы жить и умереть в безвестности, добровольно ограничив свою жизнь самоотверженным трудом. При этом Солдат-землепашец ничем не выделяется среди своих товарищей, ибо основное его дело— подчиняться приказам начальства и нравственным нормам общества. Он образец поведения, в основу которого положено стадное чувство, и, следовательно, идеальный член общества, в котором за абсолютную ценность почитаются массы. Сделало же Солдатаземлепашца таким не что иное, как сожжен овапие—излюбленный прием моралистов и педагогов рассматриваемой нами эпохи, прием, которым авторы наших популярных книг пользуются так часто, что порой это становится невыносимым. 00.htm - glava17 Основа системы—соревнование Руссо в «Эмиле» безоговорочно осудил соревнование, которое, как он полагал, не рождает ничего, кроме ревности, зависти, тщеславия и прочих «опаснейших страстей»5". Вообще для мудрого наставника Эмиля «все добродетели, основанные на подражании, суть добродетели обезьяньи»518, отчего он и предупреждает читателя: «Ни в коем случае никаких сравнений с другими детьми, никаких соперников, никаких состязаний, даже в беге»519. Эмиль ни с кем себя не сравнивает, и наставник его также оценивает достигнутые им успехи, не прибегая ни к каким сравнениям. Однако впоследствии позиция Руссо претерпела изменения, и в остальных его соnier. Paris: Desforges, s. d. [vers 1840]. P. 21; Aubry. Le Soldat-instituteur. Paris: gravure de chez Charron, 1822. 5 518

Ibid. P. 128.

" R о u s s e a u J.-J. Emile ou de 1'education (1762). Op. dt. P. 110 (livre 2).

519

Ibid. P. 238 (livre и).

==270 Часть emofMH. Миф о Солдате-землепашце чинениях соревнование оценивается сугубо положительно. Через десять лет после выхода «Эмиля», в «Соображениях об образе правления в Польше», где рассказ об индивидуальном воспитании юного аристократа уступает место рассказу о «национальном воспитании», Руссо уже не только не запрещает детям бегать наперегонки, но и подчеркивает: «Никак нельзя допустить, чтобы каждый ребенок играл отдельно, как ему захочется: дети должны играть все вместе и на виду, так, чтобы у них всегда была общая цель, к которой бы все стремились и которая возбуждала бы дух соперничества и соревнования». Все дело в том, что «дитя, раскрывая глаза, должно видеть отечество и до смерти не должно видеть ничего, кроме отечества». Если «в двадцать лет поляк должен быть похож на всех остальных поляков»540, то для подобной социализации, основанной на мимесисе, «обезьяньи добродетели» в высшей степени необходимы. Руссо приходит к выводу, что соревнование—первая из республиканских добродетелей и движитель рвения граждан; ведь именно так обстояло дело в Спарте, бывшей наряду с Римской республикой идеалом Руссо и восхищавшей его своим «спокойным однообразием»541. Мабли, также озабоченный необходимостью «воспитания национального характера»54'2, вдохновляясь примером античных полисов, кладет соревнование в основу законодательства своей идеальной Республики и постоянно противопоставляет его тщеславию, главенствующему в обществах развращенных. Проблема оказалась настолько важной, а трактовки—столь разнообразными, что в IX году (1801) Академия предложила соискателям премии следующий вопрос: «Способствует ли соревнование воспитанию детей?» Вопрос был поставлен очень точно: не случайно педагоги продолжали размышлять над 540

Rousseau J.-J. Considerations sur Ie gouvernement de Pologne et sur sa reformation projetee en avril 1772. Op. cit. P. 352, 354; ср. рус. пер.: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 467, 466.

541

Rousseau J.-J. Lettre a d'Alembert (1758)// Ibid. P. 233.

542

М а Ы у G., abbe de. De la legislation ou principe des lois. Op. cit. P. 17 (livre III).

Педагогика шовинизма: соревнование ==271 ним в течение всего XIX столетия, а Фердинанд Бюиссон в своем «Педагогическом словаре» посвятил соревнованию две пространные статьи, в которых уделил большое внимание работам, представленным в Академию. Среди соискателей академической премии были и противники, и сторонники соревнования, но победила работа, приводящая аргументы в пользу этого педагогического приема341. Если честолюбие носит индивидуальный характер и действует скрытно, тайно, то соревнование происходит открыто и среди большого скопления народа. Оно—удел людей, которые «ставят перед

собою единую цель и подают друг другу пример»344. Состязатель, повинуясь стадному чувству, подражает тем образцам, которые ему предлагают, и, в отличие от честолюбца, охотно предоставляет сделанное им на суд своих командиров, которых он обожает и почитает, равно как и своих товарищей, которых он уважает. Понятно, что и награды состязатель и честолюбец получают разные. Состязателю не суждены ни богатство, ни могущество, ни месть. Неумеренным обольщениям славы он предпочитает уважение тех, кто стоит выше его, и тех, кто ему равен, или просто сознание, что он поступил правильно. Поэтому, совершив подвиг, Шовен не только не ждет повышения, которое позволило бы ему переменить его скромное социальное положение, но даже самую нехитрую награду—присвоение звания капрала или сержанта—принимает с удивлением. Дело в том, что наградой за героизм, явившийся плодом соревнования, служит Шовену, по выражению Фердинанда Бю341

Похвальной грамоты на заседании 15 мессидора IX года удостоилась работа Жоржа Мари Рэмона «Опыт о месте соревнования в обществе и о его применении в деле воспитания» (см.: Raymond G.-M. Essai sur 1'emulation dans 1'ordre social et sur son application a 1'education. Geneve: J.-J. Paschoud, an X <1802»; что же до премии, то ее получил Франсуа Фейе (Feuillet F. Memoire couronne par 1'Institut National sur cette question: 1'emulation est-elle un bon moyen d'education? Paris: Antoine Augustin Renouard, an IX<1801». 344

В u i s s о n F. Dictionnaire de pedagogic. Op. cit. (статья «Соревнование», написанная самим Бюиссоном).

==272 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце иссона, «сам его успех», иначе говоря, удовлетворение от хорошо сделанной и полезной для всех работы. Это удовлетворение, которое прежде мог испытывать лишь ограниченный круг аристократов, благодаря Революции становится доступным всему народу. Именно потому, что он это осознал, помощник библиотекаря Института Франсуа Фейе и получил за свою «Записку» академическую премию. Для того, чтобы при республиканском строе с помощью соревнования «добиться главной цели общества, а именно счастья всех его членов, необходимо,—пишет Фейе,—сделать соревнование всеобщим; только в этом и заключается весь секрет». На смену горстке выдающихся людей, рожденных аристократическим обществом, должна прийти масса образцовых граждан: «Равенство, а следовательно, 'непременная зависимость всех от всех и всеобщее соревнование»^'1,—вот каковы, по мнению Фейе, основания истинной республики. Вездесущее соревнование, понимаемое как гарантия социального мира и стабильности существующего порядка,—основополагающее понятие педагогики XIX века (в 1820 году оно даже удостоилось своего собственного словаря54''). Не случайно понятие соревнования не только неоднократно становилось предметом теоретических рассуждений, но и было положено в основу практических занятий в училищах для учителей начальных школ, в школах взаимного обучения и гимнастических залах. )4;>

F е и 111 е t F. Memoire couronne par 1'lnstitut National sur cette question: 1'emulation est-elle un bon moyen d'education? Op. cit. P. 148.

546

Propiac C.-J.-F., chevalier de. Dictionnaire d'emulation a 1'usage de la jeunesse, contenant une definition claire et precise des qualites, des passions et des vertus dont 1'homme est susceptible, appuyee d'exemples

trappants tires de 1'histoire ancienne et moderne, des actions et des faits histonques qui en ont ete la consequence (Словарь соревнования, предназначенный для юношества и содержащий ясные и точные определения свойств, страстей и добродетелей, кои бывают человеку присущи, с присовокуплением примеров из древней и новой истории, а также рассказа о деяниях и событиях исторических, кои за ними воспоследовали). Paris: A. Eymery, 1820.

Педагогика шовинизма: соревнование ==273 Не случайно также, что книги для народного чтения наперебой восхваляют соревнование. Наши Солдаты-землепашцы, эти скромные герои из простонародья, лишенные честолюбия и представляющие собою образцы для подражания,— лучшее тому подтверждение. Стоит Шовену или Пьеру Жиберну, безвестным творцам коллективной славы, сделать доброе дело и заслужить всеобщее одобрение, как они с удовлетворением и даже с гордостью напоминают окружающим о своей глубочайшей заурядности. В их лице мы видим тех скромных, довольных своей участью героев, которых правящий класс стремится навязать грозной толпе в качестве образца и тем ее умиротворить; идеал этот доступен абсолютно всем: ведь нас сразу предупреждают, что умом эти герои не блещут. Они лишены той невольной разрушительной силы, которой обладают Швейк или даже Камамбер547. По правде говоря, более надежных гарантов стабильности существующего строя не бывает. В самом деле, Шовен, воспитанный в казарме по национально-государственному стандарту,—вечный подражатель; он не только не желает подчинять окружающих своей воле, но, напротив, мечтает лишь об одном— быть как все. Его идеал—стать безымянным старым солдатом вроде глубоко чтимого им Кокарды из «Трехцветной кокарды» и, избавившись от своего имени, выдающего провинциальное происхождение, сменить его на казарменное прозвище, лишенное всякой региональной окраски: «Кокарда! имя хоть куда!.. Нет, я Шовеном зваться не желаю, это глупо...» По этой же причине вполне конкретная тоска по родной деревне: «О мой Фалез, о папа с мамой!»—уступает место родовой национальной абстракции: «А я—француз!» Отныне Шовен будет громко объявлять свое имя—утрачивающее в 547

Камамбер—герой комиксов писателя и рисовальщика Кристофа (наст. имя и фам. Жорж Коломб; 1856—1945), которые публиковались в 1890—1896 гг. в журнале «Petit Francais illustre»; служащий сапером во французской армии при Второй Империи, Камамбер понимает буквально все приказы командиров и потому постоянно попадает впросак.— Примеч. переводчика.

==274 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце этом случае региональный оттенок и звучащее, напротив, как символ национальной принадлежности героя—только в схватках с врагом: А я—Шовен, француз, солдат— Бью бедуинов всех подряд548. Пример Шовена призван убедить низшие сословия, что их дело не подниматься вверх по социальной лестнице, но любить нищету, в которой им суждено жить вечно, и гордиться теми скупыми гражданскими почестями, которыми их изредка вознаграждают за самоотвержение и отвагу.

Впрочем, этика правящих классов, и в частности французской буржуазии, движущейся к светлому будущему, также зиждется на соревновании. В самом деле, буржуазное общество, состоящее преимущественно из судейских и землевладельцев, а не из финансистов, промышленников или торговцев, вовсе не чуждается шовинизма, как бы тесно он ни был связан с простонародьем; среди буржуа большим почтением пользуются такие основополагающие категории шовинизма, как добросовестный труд в уютной обстановке идиллии, эгалитаризм, не отменяющий почтения к социальной иерархии, и догмат национальной общности, унаследованный от революционного периода. Что бы ни утверждали политические противники Гизо, его лозунг «Обогащайтесь!» не имел ни малейшего отношения к финансовым спекуляциям549. Гизо говорил в первую очередь об обогащении нравственном — источнике процветания нации, о благе которой он пекся. По сути дела, в двух своих выступлениях 1843 года, 1 мая в палате депутатов, а затем на встрече со своими избирателями, министр призвал соотечественников к соревнованию, причем уточнил, что речь 548

С о i g n i a r d T.,Coigniard H.La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte I, sc. 1. P. 8—9; acte I, sc. V. P. 5; acte II, sc. VIII, P. 17.

549

«А теперь воспользуйтесь этими правами, создавайте свое правительство, укрепляйте свои установления, просвещайтесь, обогачцайптсъ, улучшайте нравственное и физическое состояние нашей Франции; только это сможет утолить ту жажду движения, ту тягу к прогрессу, что отличает французскую нацию» («Монитёр», 2 марта 1843 года).

Педагогика шовинизма: соревнование ==275 идет о соревовании «в труде, в бережливости и в честности». Говорить о деньгах в стране, где на первом месте стоит честь и где даже сен-симонисты, будущие столпы торжествующего капитализма, пребывали еще в аграрной фазе своего развития, было решительно неуместно. Среди французских буржуа было сравнительно мало торговцев и очень много протекционистов, зато большинство этих буржуа-земледельцев отличались немалой воинственностью. В эпоху Реставрации и при Июльской монархии даже бакалейщики и аптекари, как о том свидетельствуют бесконечные карикатуры на пузатых национальных гвардейцев, охотно изображают себя грозными защитниками Франции. «Эта сабля—самый лучший день моей жизни!»550—взволнованно восклицает, предварительно помянув Цинцинната, г-н Прюдом, когда студенты Школы изящных искусств навещают его в сельском домике, дабы вручить ему оружие и тем самым засвидетельствовать, что они поддерживают его политические амбиции551. Нет ничего удивительного и в том, что шовинистические лозунги звучат из уст Жерома Патюро, «имеющего патент, право избирать и право быть избранным». Патриотизм во Франции становится, по выражению Маркса, «идеальной формой собственности»55" именно в сельской местности, а не в городе, не в мастерской. Однако грубая аналогия между точными и неизменными границами крестьянского земельного участка и священными границами родины— аналогия, которая, по замечанию Маркса, устанавливается в уме крестьянина,—не что иное, как упрощенное отра550

V а е z С., М о n n i е г Н. Grandeur et decadence de M. Joseph Prudhomme: Comedie en cinq actes et en prose, representee pour la premiere fois a Paris, sur Ie theatre imperial de 1'Odeon, Ie 23 novembre 1852. Paris: Michel Levy Freres; 1852. Acte II, sc. XIII. P. 52.

551

Жозеф Прюдом—тупой самодовольный буржуа-резонер, изрекающий высокопарные и нелепые фразы; персонаж пьес и интермедий французского драматурга и рисовальщика Анри Монье (1799— 1877).— Примеч. переводчика.

55

* Marx К. Le 18 Brumaire de Louis Bonaparte (1852). Paris: Editions sociales, 1976. P. 133.

==276 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце жение абстрактных теорий, которые исповедует стоящая у власти буржуазия. Буржуа, воспитанные на латинской культуре, твердо знают, что гражданство связано с собственностью (servorum nulla est civitas—у пролетариев нет отечества!), с земельными богатствами нации. Этот подход влечет за собою прославление Солдата-землепашца. Символом родины служит буржуазии вооруженный крестьянин. Итак, Солдат-землепашец выступает высшим гарантом порядка и дисциплины, неотъемлемых от соревнования. Добровольно согласившись находиться под постоянным надзором командиров и государства, он олицетворяет трудовое рвение—буржуазную изнанку воинской отваги. Символизирует он и автаркическое единство нации, члены которой избавились от многочисленных фольклорных, социальных, идеологических и индивидуальных различий. Бесцветный родственник Жака-Простака, Солдат-землепашец воплощает добродетели и славу Третьего сословия в его самом подлинном и тривиальном виде—хотя в глазах людей, принадежащих к сословиям более традиционалистским или более аристократическим, он может воплощать и триумф таких благородных качеств, недоступных презренным чиновникам и лавочникам, как мужество, бескорыстие и самоотвержение. Однако интересующие нас тексты выражают не просто пассеистскую ностальгию по сельским радостям, противостоящим разгулу дикой индустриализации, но мечту об упорядоченном, тихом и спокойном труде, в котором участвуют охваченные энтузиазмом покорные массы, даже не помышляющие, в отличие от современных рабочих, ни о каком социальном протесте. Любовь к производительному труду (идеал буржуазии) смешивается здесь с нравоучительными восхвалениями воинского духа. Наконец, благодаря категории соревнования дух состязания и конкуреции мирно уживается с моралью «золотой середины». Кроме того, Солдат-землепашец, не чуждающийся технических новшеств, но и не порывающий связи с природой и ее циклами, воплощает ту спокойную, отеческую силу «прогрес-

Педагогика шовинизма: соревнование ==277 са в домашних тапочках» и «мягкой технологии», которую, по мнению Ле Руа Ладюри, воспел в «Сельском враче» Бальзак551. Отсюда—мечты о военизированном устройстве производства, пребывающего, впрочем, еще в доиндустриальной фазе. Обычно о наступлении современной эры свидетельствует промышленная революция и связанная с нею механизация; во Франции, однако, первой дала себя знать механизация человека в армии, явившаяся следствием всеобщей воинской обязанности; сходным образом мечты о военизированных формах сельского хозяйства—это первый (оказавшийся пророческим) вариант представлений о необходимости рационализации труда посредством превращения «сражающихся армий» в «армии промышленные». Жизнь благоразумных героев наших нравоучительных сочинений не что иное, как специфическая, характерная для сугубо сельскохозяйственной Франции форма всеобщего и решительного движения наций к прогрессу с помощью соревнования.

Понятно поэтому, что новая педагогика не могла не воспользоваться образом Солдата-землепашца, в характере которого приметы новой эпохи (рационализируемая в ходе войны тяга к насилию, государственно-национальная унификация, милитаризм, любовь к производительному труду) переплетаются с вновь обретшими актуальность чертами античной модели. Так в деревенской и воинственной Франции первой половины XIX столетия, переходящей от начальной стадии развития капитализма к его расцвету и к триумфу национального единства и государственной мощи, рождается дух совершенствования и разумного, умеренного и контролируемого соперничества. Некоторые из французских учебников, выпущенные между 1820 и 1848 годами, прекрасно отражают эту амальгаму традиционных христианских ценностей, принципов сурового капитализма, заимствованных у Франклина, духа соревнования, приспособленного к потребностям широких масс, и шумных шовинистических деклараций. Таким об553

Balzac H. de. Le Medecin de campagne / Preface d'Emmanuel Le Roy Ladurie. Paris: Gallimard, 1974. P. 26, 41 (Folio^

==278 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце разом постепенно складывается на наших глазах идеология— пока еще расплывчатая и некодифицированная—буржуазного общества, архитектурным выражением которой станет «Идеальный дворец» почтальона Шваля554. 00.htm - glava18 Дух 48 года и воскрешение Империи Республике—ура! Прекрасная пора. Смотрите: ружья, барабаны, сабли Честь отдают лопатам, плугу, граблям! Пьер Дюпон. Сельская песня (1848) «Будьте настороже, земледельцы! Будьте настороже!» Аббат Огюстен Д е в у ал ь. Запшки старого крестьянина (1851) В 1848 году Францию охватило настоящее аграрное безумие. На левом фланге пример незадолго до революции подала социалистка Жорж Санд, в свой черед принявшаяся славословить Солдатаземлепашца, первого и самого полезного из граждан, воздержанного, терпеливого, несгибаемого. Кроме того, Солдат-землепашец для Санд еще и сверхсамец, который овладевает землей и господствует над нею, земля же— «самка, потому что мать»555, и основная ее черта—бесконечная плодовитость. Земледелец, описываемый Санд, не только герой труда, выходящий победителем из той «страшной борьбы, в которой земля потерпела поражение»556, он еще и при554

Шваль Фердинанд (1836—1924)—деревенский почтальон из Отрива (департамент Дром), в 1879— 1912 гг. построивший в родной деревне дворец в стиле «наивного» искусства (архитектурный вариант живописи «таможенника» Руссо).—Примеч. переводчика. 555

S a n d G. Promenades autour d'un village // Sand G. CEuvres competes. Geneve: Slatkine Reprints, 1980. Т. 28. P. 6.

556

Sand G. La Mare au diable (1846). Paris: Garnier-Flammarion, 1964. P. 37.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==279 рожденный воин: «Копать и дробить—вот вся его жизнь»557. Земледельцы, представители новой аристократии, «носят на своем благородном челе печать Господню, ибо они рождены царями земли и имеют на нее гораздо больше прав, чем те, кто купил ее за деньги»558. Привязанные к своей добыче, матери-кровосмесительнице, покорной и плодовитой потаскухе, земледельцы суть самое сердце родины. Напротив, крестьянин, покидающий землю,—проклятый сын, тотчас утрачивающий добродетели своего рода и превращающийся в ничтожество, то есть в рабочего. Эжен Сю, избранный депутатом в 1848 году, тогда же начал публиковать для своих избирателей из департамента Луаре еженедельник под названием «Деревенский республиканец»559. Листок этот, в котором публиковались Феликс Пиа, Пьер Дюпон, Шольхер, прославлял февральскую революцию и рисовал радужные картины крестьянской республики, в которой земледелец является по природе своей также и солдатом. Ибо на банкете 24 февраля 1849 года Феликс Пиа, богач и социалист, которого Прудон впоследствии назовет «демократическим аристократом», депутат от департамента Шер, будущий член Коммуны и, заметим это, ярый антиромантик, поднял бокал не за крестьян вообще, но за Солдата-землепашца. Революционный Солдат-землепашец соединяет «ненависть к королям» с «любовью к родной стране». «Истинные сыны родной земли», эти деревенские жители как раз и составляют Францию. Само слово «крестьянин», которое развращенные, лживые и коварные аристократы произносят с таким презрением, в действительности не что иное, как «древнейшее звание, неподдельное свидетельство славы и благородства». Господа и хозяева, которые «без пользы бременят 557

S а n d G. Promenades autour d'un village. Op. cit. P. 245—246.

558

Sand G. La Mare au diable. Op. dt. P. 39.

559

S u e Е. Le Republicain des campagnes, par Eugene Sue, representant du peuple, Felix Pyat, Joigneaux, Schoelcher, representant du peuple, Pierre Dupont—suivi du «Prospectus de la propagande», nouvelle edition. ParisLibrairie de la propagande democratique et sociale, 1851.

==280 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце землю», а «в час опасности бросают родину на произвол судьбы» и «отдают ее на растерзание чужестранцам», этого замечательного звания недостойны. Ибо, подхватывает Пиа тему, которую до него развивали сначала Рабо Сент-Этьенн в «Деревенском листке», а затем консерватор Дюпен, «крестьянин— это истинный патриот, это земледелец, то есть сын земли, который ее возделывает и защищает!» Возделывать и защищать—вот чем в первую очередь должен заниматься человек добродетельный и наделенный гражданским мужеством. Крестьянин «возделывает землю, на которой родился, оплодотворяет ее своим потом», он «кормит народ, выращивает для него хлеб и делает вино, а хлеб и вино суть два главных источника человеческой силы». Однако изобилие неотделимо от героизма: «Но

крестьянин не только пашет землю, но и защищает ее, он первым проливает за нее кровь, первым меняет, при необходимости, серп на меч (...) и косит врага, словно спелые колосья». Больше того, Пиа, как и Дюпен, убежден, что крестьянин—это в первую очередь воин, для которого работа на ферме—это вечный бой: «Именно крестьянин, презирая непогоду, бьется, покоряет ниву и завоевывает урожай». Солдат-землепашец, никогда не покидающий своего поста,—рыцарь нового времени, коллективный герой, строитель империй. «Слава солдату! Слава земледельцу! Дважды слава крестьянину!»,— заключает апостол революции, точь-в-точь как Дюпен во время сельскохозяйствен ных комициев Славословия, впрочем, не отменяют некоторой фамильярности. Пьер Жуаньё, агроном и журналист, депутат от рабочих департамента Кот-д'0р в 1848—1849 годах, автор научнопопулярных сочинений на агрономические темы561 и осно560

Ibid. P. 61—64.

5

'Joigneaux P. Organisation du travail agricole par Ie citoyen P. Joigneaux. Paris: Guillaumin, 1848; Almanach d'un paysan pour 1850. Paris: Pillon, 1849, etc. Сочиненные Жуаньё «Письма крестьянина земледельцам» (Lettres d'un paysan aux cultivateurs), опубликованные в 1849 году бюро Демократической пропаганды, широко распространялись в провинции.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==281 ватель «Деревенского листка»—парижского еженедельника, пользовавшегося в 1849—1851 годах большой популярностью,— обращается к своим «деревенским братьям»562, причисляя к крестьянам и самого себя. Сходным образом Феликс Пиа произносит тост за «дражайших блузников»563, под которыми в этом случае следует понимать просто массу чернорабочих. «Вы составляете большинство, всего в стране 35 миллионов жителей, а вас—24 миллиона. Вы сильнее всех»,—убеждает Пиа крестьянские массы. «Да, именно от вас зависит, будем ли мы иметь настоящую республику, республику демократическую и социальную!»56* Одним словом, здесь мы сталкиваемся с теми же призывами к национальному примирению, что и в речах реакционеров, выступавших на сельскохозяйственных комициях. Именно в эту эпоху революционный поэт Пьер Дюпон написал, следом за «Песней рабочих» (1848), «Песнь крестьян», которой он обязан своею славой, и «Песнь солдат» (1849): Уж сотни лет, родная, Солдат от страсти пьян. Тебя он призывает, Республика Крестьян! Критикуя нерешительность принца-президента и тоскуя по «февральским вспышкам», когда Республика, Вооружившись длинной пикой, воспламеняла сердца французов, Пьер Дюпон предвещает скорое образование общества, в котором Эмигрировавший после 2 декабря, Жуаньё опубликовал в 1871 году «Новые письма к крестьянам» (Nouvelles Lettres aux paysans. Paris: A. Le Chevalier, 1871). 562

Тост «За моих деревенских братьев», произнесенный Пьером Жуаньё 22 апреля 1849 года на банкете в Ле Мане (Le Republicain des campagnes. Op. cit.). 563

Тост Феликса Пиа «За крестьян» (Ibid. P. 64).

564

Тост Феликса Пиа «За крестьян» (Ibid. Р. 65, 68; курсив Ф. Пиа).

==282 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Крестьяне станут господами, С рабочими вступив в союз. Эта деревенская социальная республика будет эгалитарной, но вдобавок еще и воинственной, реваншистской. Благодаря ей Франция вооружится, пробудит в своем сердце дух девяносто третьего года и возвратит себе былую славу: Солдат и горожан прошу я: Крестьян в ряды свои возьмем! Пойдем вперед мы, атакуя Косою, вилами, серпом565. «Дух 48 года» проявился во всем своем великолепии во время задуманного и устроенного революционерами «праздника Согласия». Он состоялся 21 мая на Марсовом поле и, как в золотое время римской Республики, люди из народа явились туда при оружии, отчего просторная площадь напоминала, по выражению Токвиля, «огромное озеро, полное расплавленной стали»566. «Праздник Согласия» был посвящен прославлению Солдата-землепашца, воплощающего единение нации. Гвоздем программы стала «земледельческая колесница», где на всеобщее обозрение были выставлены дуб, лавр, оливковое дерево и плуг, украшенный колосьями; сопровождали колесницу, наряду с земледельцами, девы в белых одеждах, распевавшие патриотические гимны. Песню, призванную обессмертить парижский праздник национальной гармонии, сочинил Пьер Дюпон на мотив своих знаменитых «Быков» и—что весьма симптоматично—назвал «Сельскою песней». Песня эта, впрочем, была не только сельской, но и воинственной: А вы, быки, вперед тяните Оливу, дуб, зеленый лавр. 565

D upon t P. Le Chant des paysans (1849) // Le Republicain des campagnes. Op. cit. P. 85, 86.

^Tocqueville A. de. Souvenirs (1850—1851) / Preface de Fernand Braudel. Paris: Gallimard, 1978. P. 201 (Folio).

Дух 48 года и воскрешение Империи ==283 Мелодий сельских мы куплеты С полками вместе запоем. В бесхитростном припеве этом Мы нашу душу изольем. Республике — ура! Прекрасная пора. Смотрите: ружья, барабаны, сабли Честь отдают лопатам, плугу, граблям!

Сделавшись нацией республиканских Солдат-землепашцев, подчиняющихся военной дисциплине, французы наконец познают блаженство добродетельного единодушия. Все происходит точь-в-точь как на гравюре Шарле «Мы французы, Шовен, дело можно уладить»: Вражды былой уж нет меж нами И не воюет с братом друг; Попарно лошади с быками Впрягутся в деревенский плуг. Республике — ура! Прекрасная пора. Смотрите: ружья, барабаны, сабли Честь отдают лопатам, плугу, граблям! 567 При Второй империи Пьер Дюпон опубликует «Альманах Жана-Мужика, сельский и солдатский», обложку которого украсит девиз Бюжо «Ense et aratro» (Мечом и плугом), выдающий шовинистические пристрастия автора. В выпуске 1854 года напечатано сочинение Дюпона под названием «Французский крестьянин», содержащее портрет идеального француза, каким он представляется автору. Крестьянин этот встает на заре, он «непреклонен в суждениях, чист и прост в обычаях, трудолюбив, как его быки (...) он думает не о себе одном, он почитает себя всего лишь за ствол, который призван дать жизнь бесчисленному множеству зеленых ветвей, усыпанных 567

D upon t P. Chant rustique (sur 1'air des «Bceufs»): Pour la fete du Champs-de-Mars en 1848// Dupont P. Champs et poesies. Quatrieme edition augmentee de 43 chants nouveaux. Paris: Gamier Freres, 1855. P. 146, 148.

==284 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце плодами (...) он хороший муж, хороший отец семейства (...) он с почтением относится к прошлому и с надеждой смотрит в будущее», одним словом, это человек античных нравов, но в то же самое время не чуждающийся прогресса. «Существо простое и незамысловатое, служащее связующим звеном между вчерашним и завтрашним днем», он «не пытается перегораживать железную дорогу». Он «всеобщий кормилец»; «сын земли, он платит налоги, защищает родину и снабжает пропитанием весь мир»568. Он существо мифическое, служащее нации образцом, маяком; «он современный патриарх, в жизни, надо признать, встречающийся довольно редко, но призванный служить примером, для всех остальных»^4. Альманах проиллюстрирован грубоватыми гравюрами, на которых Жан-Мужик возделывает землю, выказывая, однако, готовность в любую минуту взяться за оружие; кроме того, в альманахе напечатаны стихи, воспевающие Солдата-землепашца: ...Богатырям суровым слава, От чьих трудов украсилась держава. Богатырей этих стихотворец превозносит за их умение «в землю плуг, любя, вонзать» и без устали «плодотворящим потом орошать»570. Крестьяне—«цари земли», бросающие вызов надменным тиранам: Пусть северных царей солдаты К границам Франции придут, Мечи и сабли пусть возьмут — Крестьяне косами сразят их571. В альманахе 1860 года, где на гравюре некоего Мариани Жан-Мужик изображен, подобно Шовену на гравюрах Шар-

5

D u р о n t P. Le Paysan de France // Jean Guestre, Almanach des Paysans, des meuniers et des boulangers pour 1854. Paris: J. Bry ame, 1853. P. 15. 569

Ibid. P. 15 (курсив мой).

570

В о u e G. Les Rois de la terre // Ibid. P. 139—140.

571

Barre L. Les Paysans// Ibid. P. 97.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==285 ле, вернувшимся в родную деревню (он стоит, опираясь на заступ и печально смотрит на проходящую мимо роту солдат, во главе которой шествует знаменосец с трехцветным знаменем в руках), Солдатуземлепашцу посвящена донельзя хвалебная статья под названием «Национальное чувство». Первое появление героя совершается под знаком Вергилия: «Счастливы земледельцы, если сознают свое блаженство». Это восклицание латинского поэта, замечает автор статьи, в высшей степени приложимо к французским крестьянам, большим римлянам, чем сами римляне. Они гаранты национального единства и спасители отечества. Реакционные деятели не замедлили отреагировать на эту вновь вспыхнувшую любовь ко всему аграрному, равно как и на воскрешение мифа о римской добродетели. Возмущенный и напуганный народным восстанием, «низводящим людей до уровня животных»572, Гизо, прежде столь мало чувствительный к прелестям и достоинствам деревенской жизни, начинает вторить Дюпену. В сочинении «Демократия во Франции», опубликованном в 1849 году, земля—впервые под пером Гизо— предстает источником спасения. В самом деле, рассуждает автор лозунга «Обогащайтесь!», не финансовый или торговый капитализм способствует расцвету человеческих способностей. Только земельная собственность «воссоединяет жизнь человека с жизнью всего, что его окружает», вдобавок труд на земле—занятие, «ставящее человека в положение наиболее нравственное», при котором ему на долю выпадает «ждать и смиряться». Стараниями аббата Огюстена Девуаля Солдат-землепашец становится на службу веры. Автор поэм и прозаических сочинений, посвященных социальным вопросам571, аббат Девуаль 5711

Guizot F. De la democratic en France (janvier 1849). Paris: Masson, 1849. P.60, 63.

571

De voile A., abbe. Deux idees en face, ou la Providence et le Communisme. Besancon: Cornu, 1847; Andreas ou le pretre soldat, episode de la Revolution francaise. Besancon: Cornu, 1843; Memoires d'un vieux paysan (1851). 3е ed. Paris: J. Vermot, 1859; Lettres d'un vieux paysan aux labou-

==286 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце прославился в первую очередь популярными романами; в 1843 году он выпустил книгу «Андреас, или Священник-солдат», а затем, под псевдонимом Матьё Шаррю (Матьё Плуг), книги «Записки старого крестьянина» (1851), «Письма старого крестьянина своим братьям-земледельцам» (1852), «Крестьянин-

солдат» (1853). Кроме того, Девуалю принадлежит один из первых романов об исходе крестьян из деревни—«Плуг и прилавок, или Город и деревня» (1854), в котором он на полвека раньше Рене Базена заклеймил индустриальную цивилизацию. Картины развращения земледельцев под влиянием города и денег нарисованы здесь самыми темными красками: мы видим физический и нравственный распад, отвратительные болезни, ужасные пороки, проистекающие из забвения христианской религии... Преступления и тюрьма ожидают тех, кто в постыдной погоне за наживой покидает родные деревни. Деятельный борец против социализма, аббат Девуаль использует в собственных целях аграрные мотивы 1848 года, обращая эти мотивы против тех, кому они обязаны своим возникновением. Для него, как и для революционеров 1848 года, крестьянство—«самый здоровый класс общества», однако, с его точки зрения, если «сословие земледельцев спасет Францию», то исключительно потому, что оно «последний оплот религии и порядка»574. Теперь важно организовать сопротивление: «До сих пор вы стояли твердо: вас больше, чем всех остальных граждан вместе взятых, и вы образуете армию сплоченную, единую, можно сказать— непроницаемую (...) непроницаемую массу, похожую на те каре солдат, о которые разбиваются самые яростные атаки вражеских батальонов. (...) Будьте настороже, земледельцы! Будьте настороже!» 575 reurs ses freres (1852) // Memoires d'un vieux paysan suivis des lettres d'un vieux paysan aux laboureurs ses freres. 3е ed. Paris: J. Vermot, 1859; Charrue M. (De voile A., abbe). Le Paysan soldat, episode de la Revolution et du Consulat. Besancon: Cornu, 1853. ^Devoille A., abbe. Lettres d'un vieux paysan aux laboureurs ses freres. Op. cit. P. 198. 575 Devoille A., abbe. Memoires d'un vieux paysan. Op. dt. P. 212—215.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==287 Новый атрибут Солдата-землепашца в изображении Девуаля—религия. Прежний Солдат-землепашец, республиканец, преданный императору или королю, не любил толковать о религии, да и вообще был настроен скорее антиклерикально: «Солдат-землепашец на дух не переносил иезуита»,—замечает Бодлер576. Если в некоторых монархистских стихотворениях и песнях Солдаты-землепашцы и поминают религию, делают они это всегда как бы между прочим, нимало не настаивая на своем благочестии577. И Шовен в водевиле «Трехцветная кокарда»578, и Солдаты-землепашцы с гравюр Шарле и Белланже верят только в императора579 и в отечество580. Отныне же Солдат-землепашец становится солдатом Христа. Теперь «то мужественное, могучее население деревень, которое одно продолжает поставлять стране мужчин, потому что оно одно по-прежнему исповедует христианскую религию»581, черпает силу не столько из земли, сколько из своей веры. Сходным образом и война теперь оправдывается не только необходимостью защищать родину, но и религиозными убеждениями. Матьё Плуг, призванный в армию, считает войну 576

Baudelaire Ch. de. Critiques d'art//Baudelaire Ch. de. (Euvres completes. Geneve: Edito-Service, 1982. Т. 4. P. 283. 577

См., например, элегию «Солдат-землепашец, или Последние мгновения жизни одного француза» (Le Soldat-laboureur, ou les derniers moments d'un Francais, elegie / Par M. J. P. Bordeaux. Imprimerie de V. J. B. Cavozza, s. d. [около 1818 года].

578 579

Coigniard Т., Coigniard H. LaCocarde tricolore. Op. dt.Acte III, sc. III.

«Глядите, г-н кюре, вот кто для меня Бог-отец»,—говорит в «Альбоме» Белланже 1833 года Солдатземлепашец священнику, показывая на украшающее стену его лачуги изображение Наполеона; «Пускай

ребятишки затянут походную»,—говорит другой солдат деревенскому священнику на выполненном в «черной манере» наброске Шарле. 580

«Это, сударь, все равно что религия»,—говорит Шовен в водевиле Баяра и Дюмануара «Осы» о своем патриотизме (Les Guepes. Op. cit. Sc. IX). ^Devoille A., abbe. Lettres d'un vieux paysan aux laboureurs ses freres. Op. cit. P. 206.

==288 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце жестокой и не выказывает ни малейшего энтузиазма по поводу своего возможного участия в боях. Он открывает душу своему кюре, и тот переубеждает его, прибегая к аргументам Жозефа де Местра: «Конечно, происхождение войны греховно, но результаты ее божественны. (...) Война—это кровопускание, сделанное тяжелобольному существу. (...) Хирург— сам Господь. (...) Главным распорядителем выступает Господь. Он сам назвал себя Богом воинств. (...) Война! О сын мой, это— средство божественное, операция величественная: это (...) большая стирка для рода человеческого». Убедившись, что «нет ничего прекраснее, чем христианский солдат», Матьё Плуг отправляется на фронт со спокойной душой. При первом выстреле он переживает те же неприятные минуты, что и Шовен, но очень скоро проникается боевой яростью и геройским духом. Вознаграждение не заставляет себя ждать: «Назавтра я был произведен в капралы; с тех пор, как я вступил в службу, прошло всего два месяца»582. «Безвестный герой, испивший из хмельной чаши славы»583, Матьё Плуг, как и Шовен, поначалу теряет голову от своего возвышения. Однако Матьё—человек не тщеславный. Поскольку он умеет читать и писать, при Наполеоне он станет сержантом, после битвы при Маренго будет произведен в лейтенанты и, не помышляя ни о чем, кроме исполнения собственного долга, примет участие во всех наполеоновских войнах, с тем чтобы в конце концов «обрести то, к чему он стремился всю свою жизнь,—мирное существование земледельца»584. Солдат-землепашец действует при Второй империи не только в дидактических народных романах, но и в поэзии. Основательно забытый в наши дни Жозеф Отран, принятый в 1868 году во Французскую академию, был в свое время, если верить его современнику, критику Понмартену, славен не 582 5!

С harm e M. (Devoille A., abbe). Le Paysan soldat. Op. cit. P. 9, 10,35, 37. Devoille A., abbe. Memoires d'un vieux paysan. Op. cit. P. 111. 584 Ibid. P. 382.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==289 меньше Виктора Гюго. Эстеты относились к нему скептически, но зато среди широкой публики он имел немалый успех. Отрана можно назвать консервативным аналогом Пьера Дюпона. Тон его более благороден, стихи меньше похожи на песни, но это нисколько не мешает ему быть, по выражению Романа д'Ама, «певцом

обездоленных (...) предшественником поэтов-популистов»; не случайно на его могильном камне выбили латинскую надпись «Exaltavit humiles» (Воспевал бедных.—лат.}. Самый знаменитый сборник Отрана, «Землепашцы и солдаты», полон славословий Солдатуземлепашцу и страстных инвектив против городского и фабричного разврата; по взглядам Отран близок Девуалю, хотя и не так агрессивен. Другой знаменитый поэт Второй империи и один из первых «фольклористов»—Ашиль Милльен, которому принес известность первый стихотворный сборник «Жатва», опубликованный в 1860 году, когда автору исполнилось всего двадцать два года, также воспевает Солдата-землепашца; центральное стихотворение его сборника «Волынки и рожки» называется «Легенда о плуге». В то же самое время появляются и первые исторические труды, посвященные крестьянству; их авторы считают патриотизм первейшей из добродетелей. Наконец, при Второй империи крестьяне становятся героями живописных полотен; их пишут Роза Бонёр, Курбе, Милле. Хотя на первый взгляд кажется, что художники эти не изображают Солдатземлепашцев, публика воспринимает их совершенно определенным образом. Ходатайствуя о награждении Милле крестом Почетного легиона, Теодор Сильвестр в письме к императору подчеркивает не что иное, как воинственность его суровых пахарей: «Жан-Франсуа Милле—эпический живописец трудолюбивой и самоотверженной Франции... Крестьяне Жана-Франсуа Милле—не оперные поселяне и не простолюдины из романов, которые, увы, у нас нынче в большой моде; они никем не развращены и сами никого не развращают. Они—земледельцы и солдаты, которые повсюду—в поле, 10 Ж. де Пюимеж

==290 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце около избирательных урн и в армии—служат живым оплотом империи»585. Письмо Сильвестра датировано 30 июля 1868 года, а 13 августа Милле получил искомую награду. Существовало, однако, и противоположное направление: желая показать опасность, грозящую собственникам, Бальзак изобразил не городских пролетариев, а крестьян. В одноименном романе, «самом значительном из всех, им задуманных», как признается он в посвящении г-ну Гаво586, «народ», «пролетарии» и «крестьяне» составляют единое целое. Именно потому, что «народ получил в наследство от королевской власти всех ее придворных льстецов», потому, что «мы почти обоготворили пролетария», Бальзак и счел своим долгом предупредить об опасности этого «демократического головокружения», вывести наконец в романе крестьянина, который «дробит и кромсает землю», изобразить его как «противообщественный элемент, созданный Революцией», который однажды «поглотит буржуазию, как буржуазия в свое время пожрала дворянство». Таким образом, Бальзак с самого начала ставит свои размышления на социальные темы в исторический контекст. Еще в 1832 году, прочтя «Векфильдского священника» Голдсмита, он заметил, что крестьянство ждет своего историка; своим романом он внес вклад в эту ненаписанную историю крестьянства, страницы которой спустя некоторое время принялись заполнять многие авторы, в частности Монтей, Гранье де Кассаньяк, Лемари, Делиль, Дарест де ла Шаван, Бонмер и Доньоль. Именно они способствуют становлению социальной истории, истории «рас» или «классов», а не королей и князей. Кстати, именно у этих историков и их учи585

Цит. по: Moreau-Nelaton E. Millet par lui-meme. Paris: H. Laurens, 1921. Т. 3. Р. 43.

586

Balzac H. de. A M. P.-S.-B. Gavault //Balzac H. de. Les Paysans (1844). Geneve: Edito-Service: Editions Rencontres, 1967. P. 30; рус. пер.: Бальзак О. Собр. соч. M., 1954. Т. 12. С. 223—224.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==291 телей: Гизо, Тьерри, Мишле—Маркс заимствовал свою теорию борьбы классов587. Мишле в январе 1846 года посвятил «Народ» своему Другу Кине. «Эта книга больше, чем книга, это я сам,—признается он,—это я и, смею сказать, это вы, друг мой. (...) Наши мысли, обмениваемся мы ими или нет, неизменно совпадают, у нас одно сердце на двоих»588. «Народ»—плод бунта его автора против позорной тяги к «уродству», отличающей романтиков, и против страсти к сенсациям, характерной для «реалистов». Мишле, сын разорившегося типографа, гордится тем, что, в отличие от своих современников-писателей, родившихся в аристократических или буржуазных семьях, он знает «народ» не понаслышке. Развращенности романтиков он противопоставляет «святую поэзию» народа: богатство чувств, сердечность, преданность, способность к самопожертвованию, бережливость, серьезность, суровость, трудолюбие, любовь к семье и к родине. «Народ», написанный в опровержение клеветы безответственных эстетов,—книга в высшей степени нравоучительная. Именно потому, что Мишле верит в добродетель народа, он обрушивается с критикой на «Парижские тайны» Эжена Сю, а главное, на бальзаковских «Крестьян», которых он прочел в 1845 году. Если Сю приписывает подлые поступки рабочим, то у Бальзака творцами всех черных дел выступают крестьяне, а наветы на деревенских жителей возмущают Мишле куда сильнее. К пролетариям, трудящимся на заводах, автор «Народа» и сам предъявляет немало претензий. Еще в 1831 году, во «Введении во всеобщую историю», он с удивительным презрением отзывается о «том вы57

Гизо, например, писал, что «современная Европа родилась из борьбы различных классов общества (...) борьбы, которая представляет собою неопровержимый факт и является основным содержанием истории нового времени» (Histoire generate de la civilisation en Europe, depuis la chute de 1'Empire remain jusqu'a la Revolution francaise. Paris: Pichon et Didier, 1828. P. 29. ^MicheletJ. Le Peuple (1846). Paris: Flammarion, 1974. P. 57 (Champs). 10«

==292

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце родившемся племени, что прозябает на наших мануфактурах»589, а в «Народе», написанном пятнадцать лет спустя, обвиняет рабочих, «подонков с мануфактур»590, в том, что они вырождаются. Пролетарии, конечно, часть народа, но это та его часть, которая пошла по плохой дорожке; именно из нее

происходят в большинстве своем те преступники, которые привлекают столь пристальное внимание криминалистов, экономистов и бытописателей: «Для них народ—это в первую очередь рабочие, более того, рабочие, трудящиеся на мануфактурах. Этот подход, вполне оправданный в Англии, где люди, связанные с промышленным производством, составляют две трети от общего числа жителей, неуместен во Франции, великой сельскохозяйственной державе, где число рабочих едва дотягивает до одной шестой населения»591,—а среди этой одной шестой, добавляет Мишле в примечании, «рабочие, трудящиеся на мануфактурах», составляют ничтожную долю. Таким образом, промышленный пролетариат во Франции пребывает в абсолютном меньшинстве, а значит, те, кто «ищет образцы для подражания среди пролетариев, не имеют никакого права утверждать, что рисуют портрет народа». Что же в таком случае представляет собою «народ»? Народ—это оклеветанные Бальзаком крестьяне. Именно они становятся предметом спора между сторонниками двух радикально противоположных взглядов на французское общество. В одном лагере—«реакционер» Бальзак, защитник крупных собственников, которым грозит опасность со стороны алчных и злобных мелких собственников— крестьян, мечтающих поделить собственность «господ» на мелкие кусочки; в другом— «прогрессист» Мишле, певец мелких землевладельцев, добродетельных тружеников, на которых держится вся сельскохо^Michelet J. Introduction a 1'histoire universelle (1831), suivie du discours d'ouverture a la faculte des lettres. Paris: Calmann-Levy, 1879. P. 220 (здесь в примечании Мишле говорит о лионских шелкоткацких фабриках). 590

Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 90.

591

Ibid. P. 152 (курсив мой).

Дух 48 года и воскрешение Империи ==293 зяйственная держава. Как смеет Бальзак, восклицает Мишле, видеть в крестьянстве класс, представляющий опасность для других сословий? Ведь крестьяне, «трудолюбивые, бережливые, самыми достойными средствами делают великое дело, от которого зависит благосостояние страны,— превращают всех ее жителей в собственников»592! В этом-то и состоит «главное завоевание Франции: здесь труженик владеет землей»591. Сомнений быть не может, настаивает Мишле, «наши деревенские мелкие собственники суть народ и сердце народа»594, причем дело тут не только в количестве—хотя те, кого оскорбляет Бальзак в «Крестьянах», «составляют большую часть населения Франции»595,—но и в качестве. В самом деле, «крестьяне—это класс не только самый многочисленный, но и самый сильный, самый здоровый и, как в физическом, так и в нравственном отношении, самый лучший». Дело не только в том, что земледельческий труд закаляет тела и приучает к добродетели души; дело в том, что начальное образование, а главное, служба в армии, играющая просветительскую роль, обращают крестьянина в новую веру: «Поддержкой ему служат национальное чувство, великая военная традиция, нечто солдатское»596. «Народ»—это «великая земледельческая и воинская двадцатипятимиллионная Франция»597, «огромный и извечный легион крестьян-собственников-солдат, самое прочное основание, какое имела какая-либо нация со времен основания Римской империи»598. «Народ»—это Солдатземлепашец: «Хотите вы составить суждение о наших крестьянах? Взгляните на них, когда они возвращаются с военной службы! Вы увидите, как эти грозные солдаты, самые лучшие в 592

Ibid. P. 154. 59i Ibid. P. 63.

594

Ibid. P. 132 (курсив мой).

595

Ibid. P. 61.

596

Ibid. P. 89, 90.

597

Ibid. P. 118.

598

Ibid. P. 89.

==294 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце мире, еще вчера, как львы, бившиеся в Африке, покорно принимаются за работу бок о бок с матерями и сестрами. (...) Вы увидите, как, не ропща и не кичась своей силой, они стремятся исполнить самыми достойными вредствами самое святое дело, от которого зависит сила Франции: я имею в виду союз человека и земли»599. Ведь «у нас человек и земля держатся друг за друга, и так будет всегда; они вступили в законный брак: француз навеки связал свою жизнь с Францией!» 600 Именно крестьяне, взявшие в руки оружие, создали Францию, сначала во время Жакерии, а затем во время Революции: «Избитое выражение „добрый француз" восходит к эпохе Жаков и Марселей <...) Самого этого выражения достаточно, чтобы понять: вот начало истории Франции. С этих пор у нас появилась родина. Эти крестьяне были французами, и стыдиться этого не стоит, они—уже тогда!— были французским народом, они были тобой, о Франция!»—пишет Мишле в «Истории Франции»601. И сами любимые герои Мишле, Большой Ферре или Жанна д'Арк, солдаты II года или наполеоновской армии, тоже не кто иные, как крестьяне, взявшие в руки оружие. Франция—нация крестьян, но в той же самой степени и нация воинов, нация Шовенов: «У этого племени испокон веков хмель в крови; даже у тех, кто кажется совсем угасшим, в душе тлеют искорки. Вечная боевая энергия, вечная беззаботная отвага...» 602 Напротив, в «Книге народа» Ламенне, вышедшей на восемь лет раньше «Народа» Мишле, об этой военно-аграрной специфике французского «народа» не говорится ни слова, и не случайно Мишле нигде на нее не ссылается. В самом деле, хотя Ламенне и видит в собственности (он, впрочем, не уточняет, что говорит именно о земельной, сельскохозяйственной 599 00

Ibid. P. 90.

Ibid. P. 80; «Вот жена моя на веки вечные»,—настаивает Мишле (Ibid. P. 141).

601

Michelet J. Histoire de France. Edition definitive revue et corrigee. Paris: Ernest Flammarion, 1893. Т. З. Р. 334. 602

Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 159.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==295 собственности) необходимое условие свободы, экономическую и социальную инфраструктуру демократии, он отнюдь не превозносит мелких земельных собственников—ни своих современников, ни их предшественников, живших в Древнем Риме. «Книгу народа» Ламенне завершает—вполне в духе

Вергилия—похвалами доверчивости и терпению земледельца, однако подразумеваются в этом случае не воинские таланты крестьянства, но всего лишь «светлое будущее» угнетенного народа. Да и вообще земледелец в понимании Ламенне, ненавидящий «то отвратительное, кровавое чудовище, имя которому—война»603, не имеет ничего общего с солдатом. Конечно, в главе XIII Ламенне произносит проникновенный панегирик родине, «общей матери, единому целому, в котором растворяются отдельные индивиды, родине, чье священное имя выражает добровольное слияние интересов всех людей в один общий интерес, всех жизней в одну общую жизнь, длящуюся бесконечно». Однако Ламенне не считает родину высшей инстанцией. «Тем не менее,—добавляет он,—запомните раз и навсегда, что, выбирая между родиной и человечеством, вы должны непременно принимать сторону человечества»604. В самом деле, «исключительный патриотизм не что иное, как эгоизм народов» и виновник войн. Ламенне не испытывает ни малейшего волнения при виде мундиров и штыков, ему не внушают ни малейшего беспокойства заговоры, посредством которых враги Франции якобы стремятся ее погубить: «Что может быть более противного природе и ее законам, чем слово чужестранец^» Ни одна из наций «не может существовать независимо от других, все они живут и развиваются только благодаря взаимной помощи». Поэтому Ламенне не призывает «народ» взять реванш и не восхваляет его воинские таланты; он уговаривает людей все больше и больше проникаться ду бе3 Lamennais F.-R. de. Le Livre du peuple (1838). Du passe et de 1'avenir du peuple (1841), precedes d'une etude sur Lamennais par M. Ernest Renan. Nouvelle edition. Paris: Michel Levy Freres, 1866. P. 152. 604

Ibid. P. 148.

==296 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце хом братства и разрушать национальные барьеры: «Итак, приложите все возможные усилия к тому, чтобы еще теснее сблизить нации, чтобы постепенно уничтожить предрассудки, их разделяющие»605. Для Мишле, напротив, воплощением народа и Франции, ее оплотом и щитом остается крестьянин, тот, «кто не сойдет с места, как не сойдет с места и сама земля»606,—тема, продолженная впоследствии Петеном: «Что бы ни случилось, крестьянин встречает опасность лицом к лицу, он стоит твердо». К чужестранцам крестьянин не испытывает ничего, кроме ненависти: «Только крестьянин хранит верность спасительной традиции: пруссак для него есть пруссак, англичанин есть англичанин»607. Этот крестьянин—Шовен, при наступлении опасности не покидающий своего поста. Однако, прибавляет Мишле, во Франции, к несчастью, имеется также разношерстное меньшинство—люди, которые проживают в городах и все как один, будь то буржуа или рабочие, пребывают в состоянии упадка. Единственный способ спастись, остающийся у этой бесплодной буржуазии и у этого пролетариата,— генетический. Мишле, который по причине своего хрупкого здоровья особенно внимательно прислушивался к спорам своих современников о вырождении нации, призывает к «возрождению» городского населения за счет здоровой крови земледельцев, «сильного и румяного племени грозных солдат», «варваров, (...) полных новой, свежей и молодящей жизненной силы». Полнокровная деревенская Франция призвана стать искупительницей изнеженного племени горожан. Таким образом, Мишле возлагает на Солдата-землепашца, обладающего «неисчерпаемой жизненной силой»608, миссию спасителя, который должен способствовать физическому и моральному возрождению нации и примирению классов, ее составляющих. 605

Ibid. Р. 152.

606

Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 138.

607

Ibid. P. 174.

608

Ibid. P. 162, 90, 72, 140.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==297 При этом сведении всех к одному знаменателю различия между индивидуальностями стираются. Прежде считалось, что человек создан по образу и подобию Божьему, теперь куда важнее, чтобы он был похож на всех прочих представителей своей нации. Франция—«такая страна, где <...) национальные особенности человека ближе всего к его индивидуальным особенностям»609. Во Франции «индивид черпает славу в добровольной причастности к целому; он тоже может сказать о себе: имя мне легион»610. Сильные, своеобразные личности никому не нужны; нужны французы, отвечающие единому национальному стандарту. Мишле разъясняет свою мысль в примечании: «Тем, кому это требование покажется чересчур суровым, следует вспомнить, что испокон веков в нашей стране оригиналы навлекали на себя безжалостные насмешки»6". Итак, француз должен быть копией, изготовленной, если исходить из указаний самого Мишле, по той модели поведения, которую воплощает в себе Шовен, иначе говоря, все французы должны походить на Солдата-землепашца—веселого и патриотичного, воинственного и грубого, добродетельного и плодовитого, вечного героя неизменного водевиля. Мишле подтверждает это в примечании к «Введению во всемирную историю»: «Ручаюсь, что всюду, где требуется раздавать удары шпагой и получать их, дело не обходится без французов. <...) Француз—тот злой мальчик, о котором толковала добросердечная матушка Дюгеклена, тот, кто всегда бьет остальных. (...) Дайте этому беззаботному и отважному мальчику вырасти; если не избаловать его с малолетства, этот сорванец сумеет спасти родину. В военную годину этот мальчишка, пройдя суровую школу, научившись исполнять приказы, побывав в самых разных широтах, закалившись как сталь в утомительных походах, в конце концов превращается в ста,рого солдата, который здраво судит о своем командире и сле609

Michelet J. Tableau de la France. Histoire de France. Moyen Age. (Euvres completes. Op. dt. T. 2. P. 99.

610

Michelet J. Introduction a 1'histoire universelle. Op. cit. P. 88.

611

Ibid. P. 242.

==298 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце дует за ним повсюду. В этих двух типах—мальчишке и старом солдате—воплотился весь военный гений Франции»612. Все в том же «Введении» автор подчеркивает, что характер француза стереотипен и лишен индивидуальных признаков: во Франции, говорит Мишле, «человека не следует рассматривать по отдельности, его следует наблюдать в массе и, главное, в действии. На балу или в сражении (снова водевильные мотивы!) никто не заряжается так живо чувством причастности к целому, как француз»613. Все дело в том, продолжает Мишле ту же тему в «Пире» 1854 года, что французы твердо усвоили

«простые и бессмертные слова, обращенные Парижской коммуной к Франции 93 года: „У нас лишь одно желание: раствориться в великом целом"»614. В «Женщине» Мишле уточнит, что если характеры французских женщин более разнообразны и теснее связаны с особенностями их родных провинций, то «мужчины отличаются один от другого куда меньше, ибо армия, почти полная централизация, почти одинаковое образование отливают их всех в единую форму»613. Мишле охотно признает, что, хотя Франция в целом всеобъемлюща и величественна, «характер ее зауряден, прозаичен...»616 Однако именно на потере индивидуальности, на неразличении отдельных личностей зиждется сокрушительная мощь нации, сказавшаяся во время Июльской вспышки—«первого образца революции без героев, без имен собственных (...) революции, которую совершило само общество. (...) После победы принялись искать героев и нашли целый народ»617. Нация, по Мишле,—это народ, составленный из взаимозаменяемых героев, из неизвестных солдат, из Шовенов. Мишель Крузе превосходно описал ее как «од612

Ibid. P. 230.

613

Ibid. P. 90.

614

Michelet J. Le Banquet: Papiers intimes, ecrits en 1854. Paris: Calmann-Levy, 1879. P. 231—232.

615

Michelet J. La Femme. Op. dt. P. 190.

616

Michelet J. Introduction a 1'histoire universelle. Op. cit. P. 88.

617

Ibid. P. 91—92.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==299 неродную ровную массу, не знающую ни переходов, ни дроблений, ни различий, ни трений, глыбу, сплоченную единой верой»618. Это Франция Шарле: мы французы, Шовен... Создать и сохранять в целости такую единую глыбу может в самом деле только вера, и вне всякого сомнения именно Мишле, пророк, читающий в душе народа, сделался первосвященником этой веры и основателем этой религии, догматы которой он проповедовал с кафедры Коллеж де Франс и на страницах своих книг. Мишле, которого Вьялланекс именует «проповедником» и «пророком»619, идеально соответствует тому определению, какое он сам дал гению: ведь гений, по Мишле,—это сын народа, наделенный «умом обоего пола—мужским инстинктом простецов и женской разумностью мудрецов»; благодаря гению народ выражает «свою высшую правду». «Затерянный в толпе, чей ум и дух он в себе воплощает», гений—глас народа, новый Мессия620. Эти пророческие речи гения, устами которого глаголет народ, этого гения породивший,—первый набросок националистической доктрины, на который будут ориентироваться все ее последующие версии— от тех, что возникнут при Третьей республике, до тех, которыми будут оперировать тоталитарные режимы XX века. Мишле, сам человек из народа и одновременно выразитель чаяний этого народа (роль, на которую, по его собственному убеждению, только он и мог претендовать), больше, чем кто бы то ни было, сохраняет во всех мистических озарениях и грандиозных пророческих видениях плебейские интонации и мотивы, характерные для шовинизма. Постоянное присутствие повсюду Солдата-землепашца с его самыми традиционными атрибутами, как будто взятыми

^"Crouzet M. Lhistoire, les morts et 1'annee 1842 // Michelet et «Le Peuple». T. 1. P. 34. Actes du colloque tenu a 1'universite de Nanterre, 1975. Universite de Paris X. Nanterre. 619

Viallaneix P. La Voie royale: Essai sur 1'idee de peuple dans 1'oeuvre de Michelet. These de doctoral es lettres, presentee a la faculte des lettres de 1'universite de Paris. Paris: Librairie Delagrave, 1959. P. 361.

620

Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 187, 286.

==300 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце напрямую из водевилей или с гравюр Шарле, смятение и трепет при виде штыков, которые отныне именуются уже не «умными», как у Пьера Дюпона, но святыми6", восхваления матери-земли и вечного народа крестьян-воинов, хранителей национальных добродетелей, благодаря которым, как вопит Шовен, «Франция бессмертна»,—из этого грубоватого исходного материала шовинизма, рационализируя и облагораживая его, Мишле первым начал строить идеологию, мобилизующую народ. Национальная идеология, строящаяся у Мишле на основе шовинистических мотивов, занимает большое место и в творчестве Анри Мартена, сменившего Мишле в роли «национального историка» и «отца отечества»622. Мартен, без сомнения гораздо более близкий к Мишле, чем к Тьерри, которого он объявлял своим учителем, был председателем—сначала действительным, а затем почетным—«Лиги патриотов» и «Общества стрельбы и гимнастики». В творчестве Мартена, особенно в «Истории Франции» и в венчающем ее эссе «О Франции, ее гении и ее судьбах» (1847), излагается теория «народа», очень близкая к той, какую выдвинул Мишле. Франция Мартена—антропоморфическая, достигшая расцвета как в физическом, так и в нравственном плане, централизованная, располагающаяся в своих естественных границах, идеальная нация, воплощенная в «центральном органе, который вобрал всю ее в себя,—Государстве»623. Анри Мартен, как и Мишле, исходит из убеждения, что французы, народ общежительный, мыслят себя исключительно в качестве составных частей нации, поэтому бесполезно искать среди них яркие или эксцентрические индивидуальности: «Во внешности французов прежде всего поражает (...) их заурядность, отсутствие черт че621

«Всякий раз при виде их сердце мое волнуется. (...) Святые французские штыки, пусть ничто никогда не омрачит тот ослепительный свет, что исходит от вас» (Ibid. P. 131). 622

Depasse H. Henri Martin. Paris: A. Quantin, 1883. P. 16, 11.

623

Martin H. De la France, de son genie et des ses destinees. Paris: Furne et C-ie, 1847. P. 20.

Дух 48 года и воскрешение Империи ==301 ресчур своеобычных, чересчур резких, чересчур исключительных (...) зато в них есть нечто более общее, более типическое, более человеческое, чем в людях других национальностей». Француз— человек-эталон, стандартный экземпляр рода; в его чертах и повадках видна «всеобщая усредненность»,

отражающаяся в такой высшей национальной добродетели, как «здравый смысл». Французы—«народ, живущий коллективной жизнью», «народ, наиболее сплоченный и в теории, и на практике», и отсутствие ярких характеров и выдающихся личностей в этом народе-массе влияет и на политическое призвание этого народа (демократия), и на его экономическую структуру (мелкие индивидуальные земледельческие хозяйства). Вследствие раздробления больших помещичьих владений «большинство французов живет на собственной земле—'-(...) зрелище необыкновенное на фоне современной Европы, где до сих пор земля принадлежит преимущественно аристократам, и прежде всего на фоне Англии»6*4. Итак, Анри Мартен тоже полагает, что француз—это в первую очередь земледелец: «большую часть нашего народа составляют деревенские массы. (...) Отцы семейств—а их больше четырех с половиной миллионов—служат представителями по крайней мере двадцати двух миллионов душ»625. Разве может выдержать сравнение с этой огромной толпой горстка людей, принадлежащих к старинной знати, новой «финансовой» и «парламентской» аристократии, городской буржуазии и «бескровному фабричному пролетариату»? Пролетариев Мартен, как и Мишле, считает меньшинством, недостойным внимания. Исключение он делает только для тех немногих рабочих, которые, подобно крестьянам, трудятся на свежем воздухе,—строителей, плотников и кузнецов, «людей могучих и гордых, с мужественными лицами, выдающими их жизненную силу (...) племени воинов, всегда готовых по первому требованию сменить топор или молоток на саблю, а фартук <щ

Ibid. P. 55.

625

Ibid. P. 295, 55.

==302 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце на кирасу»626; в остальном же рабочий класс для Мартена— просто сброд, куча выродков. Хотя Мартен говорит о рабочих не с таким безграничным презрением, как Мишле, тем не менее, рассуждая, например, о «загадочном лионском народе», он почти не выказывает к нему интереса и описывает его с легким отвращением: «Спустимся в бездну, именуемую мануфактурами! Взгляните <...) на эту толпу хилых существ с бескровными лицами, с бессмысленными глазами, (...) взгляните на людей, чьи узкие плечи согнулись бы под тяжестью ружей! (...) Эти несчастные выродились и в нравственном, и в физическом отношении, (...) смешение полов в больших мастерских, ранняя развращенность детей довершают разложение этого падшего племени»627. Напротив, земледелец для Анри Мартена, судящего о людях по их способности носить ружье или орудовать саблей,— это человек, «возделывающий наследственный клочок земли с энергией поистине героической», и в то же самое время— идеальный солдат Франции, «воин по преимуществу»628. Именно эта черта, которую Мартен упоминает последней, и обеспечивает продолжение рода. В самом деле, Мартен, как и Мишле, убежден, что идиллии вооруженных земледельцев постоянно грозит опасность: извне—от иностранцев, изнутри—от развратителей и выродков. Впоследствии Анри Мартен приветствовал политику Второй империи, при которой «Франция возвратилась на славные поля сражений»629, Июльская же монархия возмущала его своим пацифизмом: в 1847 году он утверждал, что «неправы те, кто говорит, будто Франция чересчур военизирована; напротив, военизирована она пока недостаточно: ей необходимо вновь стать военной дер2

* Ibid. P. 62; Мартен развивает здесь тему, которая присутствует уже у Вегеция в трактате IV века (De re militari. Livre I, chap. 1). 627

Ibid. P. 72.

628

Ibid. P. 57, 82.

629

Martin H. Histoire de France depuis les temps les plus recules jusqu'en 1789 (1837—1854). Paris: Fume, Jouvet, 1869. Т. 16. P. 675 (примечание 1, написанное в 1854 году).

Дух 48 года и воскрешение Империи ==303 жавой». Ратуя за подчинение всех французских крестьянских хозяйств военной дисциплине, Мартен называет полки «гимнасиями, где продолжается обучение, начатое в школах», и где «следует преподавать национальную историю, из которой гражданин узнает о своих традициях, правах и обязанностях, хоровое пение, которое учит совместному переживанию чувств, и гимнастику, которая позволяет телу исполнять любые приказания воли»610. Франция должна быть сильной не только для того, чтобы воевать с соседями, но и для того, чтобы оказывать жестокое сопротивление внутреннему врагу—космополитической плутократии. В самом деле, Францию терзает иудейская и англосаксонская зараза. Именно эта вражеская сила оскверняет французскую почву мануфактурами, от которых идет все зло— сексуальный промискуитет и вырождение. «Вот,—восклицает Мартен, перечислив плоды пагубного влияния промышленности на французскую нацию,—во что заморские ремесла превратили большую часть французского народа, так щедро одаренного природой»611. «Демократическая собственность»612— мелкое семейное земледельческое хозяйство, служащее гарантом национальных добродетелей, также не застраховано от опасностей, какими грозит ему эта инородческая плутократия (по выражению Мишле, «французские англичане»). «Финансовая аристократия», подобно сифилису, разъедает государство и саму нацию. Завладев недрами, олигархия мечтает теперь присвоить себе «землю, основу любого могущества». Подлый трюк, который должен привести не больше не меньше, как к «англизации французской земли»631 (неологизм Мартена, прекрасно сознававшего, какое влияние могут оказать некоторые образы на его обширную аудиторию). Призывая к восстанию против финансовых магнатов, Анри Мартен вто630

Martin H. De la France, de son genie et de ses destinees. Op. cit. P. 317—318.

631

Ibid. P. 72 (курсив мой).

632

Ibid. P. 58.

631

Ibid. P. 62 (курсив мой).

==304 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце рит Жюлю Мишле. «Неужели множество героев пролили кровь (...) за то, чтобы потомки галлов превратились в полуголодную нацию приказчиков, пролетариев и земледельцев, управляемую синедрионом иудеев и ломбардцев6^»,—возмущается историк-прогрессист, не способный бестрепетно наблюдать, как «олигархия торгашей, заключившая союз с монархией космополитов-ростовщиков, диктует законы в современном капитолии, где еще совсем недавно звучали речи бессмертных трибунов!» 615

И здесь, как и в случае с Мишле, выспренний тон и репутация автора придают мотивам шовинизма достоинство, прежде им не свойственное. Водевильные куплеты приобретают солидный научный вид, превращаются в строгую и продуманную систему. 00.htm - glava19 От 1870 года до маршала Петена После поражения 1870 года, оживившего в душах французов память о травме, полученной при Ватерлоо, поклонение Солдату-землепашцу не только не прекратилось, но приобрело еще более широкие масштабы. В 1872 году выходит второе издание книги Эркмана-Шатриана «История крестьянина, 1789—1815», изданной впервые в 1869 году616; авторы преисполнены реваншистских чувств и симпатии к патриотическим добродетелям взявшегося за оружие крестьянина. При Третьей республике, когда на родину возвратились те, кто был вынужден покинуть Францию после переворота 2 де34

Ломбардцы—традиционное название ростовщиков, объясняющееся тем, что в средние века ростовщичеством, как считалось, занимались в основном выходцы из Ломбардии.—Примеч. переводчика. 615

Martin И. De la France, de son genie et de ses destinees. Op. cit. P.281—282.

^'Erckmann E., ChatrianA. Histoire d'un paysan, 1789—1815. lllustree par Thephile Schuler, gravure par Pannemaker, Histoire de la Revolution racontee par un paysan. Paris: J. Hetzel et C-ie, 1872 (Bibliotheque populaire d'education et de recreation).

Or 1870 года до маршала Петена ==305 кабря 1851 года, идеи шовинизма находят массу сторонников среди левых. Гамбетта, «коммивояжер демократии», охотно использует эти идеи в многочисленных речах, которые он произносит во всех концах Франции и в которых прославляет три столпа Республики: приход к власти новых социальных слоев637, обучение деревенских масс и армию. «Все кризисы в обществе возникают от невежества, (...) это именно то зло, которое служит источником для всех остальных»,—восклицает он в своей знаменитой речи, произнесенной в Бордо 26 июня 1871 года. Крестьяне отупели и обнищали, они неспособны постичь величие национальной истории и думают исключительно о том, как раздобыть себе пропитание и хоть немного увеличить свой клочок земли; точно так же, как и полуголодные городские рабочие, они постоянно готовы поднять мятеж, а ведь их в стране большинство. Самое же неприятное заключается в том, что эта огромная масса работников не доверяет республиканцам. Некоторые, притом из самых прогрессивных, путают революционеров с Бонапартом и именно ему приписывают раздробление помещичьих земель и отмену феодальных прав. Другие под влиянием местных священников и дворян склоняют слух к посулам монархических сирен. Одним словом, тут есть над чем поработать: следует как можно скорее убедить всех этих тружеников в преимуществах Республики. Совершенно очевидно, что именно по этой причине такую большую важность приобретают проблемы образования. Нам следует ясно понять, неустанно внушает Гамбетта своим слушателям, «что у нас нет дела более великого и более насущного, что мы должны временно отложить, отсрочить все другие реформы, что перед нами стоит одна-единственная задача—дать народу образование, щедрою рукой приобщить его к наукам»618, ибо «политические за-

637

Gambetta L. Discours de La Ferte-sous-Jouarre, 14juillet 1872 // Discours et plaidoyers de Leon Gambetta / Avec une notice biographique par M. Joseph Reinach, edition ornee du medallion de Gambetta par J.-C. Chaplain. Paris: G. Charpentier et C-ie, 1883. P. XXI. 638

Gambetta L. Discours de Bordeaux. 26juin 1871 // Ibid. P. 68—68.

==306

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

блуждения проистекают у крестьян из того же источника, что и у рабочих,—из невежества»639. Однако невежество крестьян,—которых в стране куда больше, чем рабочих,—гораздо глубже. Не рабочие, а крестьяне, «доверившись интриганам и обманщикам (...) сами того не сознавая, наносят Республике гибельные удары»640. (Читай: как вы распорядились, неразумные головы, своим правом голоса в 1848 году и во время плебисцита 1851 года, когда голосовали за Бадинге?!) Поэтому республиканские власти всячески заигрывают именно с крестьянским электоратом—нередко даже в ущерб электорату рабочему. Ибо самая заветная их мечта—республика крестьян, революционный праздник, который не удался ни в 1793, ни в 1848 году, но, кажется, вот-вот удастся благодаря реформе народного образования. Республика восторжествует, и Рим наконец-то воскреснет вновь—во Франции! Франции нужна Сельская палата, составленная не из мелких помещиков, но из «просвещенных и свободных крестьян, способных представлять интересы своего класса»641 и сознающих, что своей небольшой собственностью, которая служит основанием их свободы и которую они любят больше всего на свете, они обязаны не чему иному, как Республике. А ведь земля— которой лишены рабочие—«учит нравственности»642; в сущности, только из мелкого землевладельца, собственноручно возделывающего свой клочок земли, может получиться добродетельный гражданин. Истинный патриотизм—лишь тот, что связан с землей, а земля эта, «за которую при Республике крестьянин героически проливал кровь, спасая разом и свое добро, и свое отечество»,—«восхитительное завоевание»641. Итак, задача республиканцев—дать земледельцам, из которых получаются столь прекрасные солдаты, такое воспита6W

Ibid. P. 74.

640

Ibid. P. 68.

641

Ibid. P. 69.

642

Ibid. P. 79.

643

Ibid. P. 75—76.

От 1870 года до маршала Петена ==307 ние, чтобы они навсегда запомнили, чем они обязаны Республике, чтобы они смогли демократически управлять полученным славным наследством и продолжать традиции своих учителей. Ни в коем случае не следует развращать крестьян знаниями излишними или бесполезными. «Я требую,—продолжает Гамбетта,—чтобы эти люди умели не только читать и рассуждать; я требую, чтобы они умели действовать и сражаться»644. В 1870 году Франция потерпела поражение по причине «своей физической

и нравственной неполноценности». Mens sana in corpore sano (в здоровом теле здоровый дух.—лат.): настал час «национального возрождения», необходимо повсюду придать в помощь учителям преподавателей гимнастики и военных, дабы дети, солдаты, граждане все как один умели держать в руках шпагу, управляться с ружьем, совершать длинные переходы, проводить ночи под открытым небом, мужественно «претерпевать ради отечества любые лишения»645. На горизонте уже маячат школьные батальоны. В самом деле, республика крестьян будет не чем иным, как республикой Солдатземлепашцев. Проиграв войну, сельская Франция обращается за помощью к наследству Революции: революционные добродетели призваны помочь ей возродиться и взять реванш за поражение. На смену выродившимся войскам Второй империи придет армия земледельцев, перед которой Гамбетта и его сторонники «преклоняются, объятые восторгом», армия, «набранная не среди тех, кто избрали военную службу своим ремеслом, но среди самых чистых, самых неиспорченных людей страны»646. Те же образы и те же темы находим мы в стихах Деруледа. Автор «Песен крестьянина» и «Песен солдата», основавший 18 мая 1882 года «Лигу патриотов», Дерулед также видит в крестьянине идеального патриота, несправедливо презираемого дурными французами: 44 Ibid. P. 69. Речь, произнесенная в Бордо 26 июня 1871 года. 645 Ibid. P. 69—70. ^Gambetta L. Discours de Cherbourg, 9 aout 1880 // Gambetta, publication de la Societe Gambetta. Paris: La Societe, 1905. P. 70.

==308 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Спокойны, работящи, честны,— Робеть, друзья, вам неуместно! Ведь вы земли сыны! 647 Дерулед также убежден, что крестьянин, даже идя за плугом, все равно остается бойцом: Противится земля, но он ее пронзает, И словно генерал, ведущий войско в бой, На поле борозды повсюду пролагает И почву делает покорною рабой648. Если порой земледелец и проявляет прискорбное тяготение к миру, то лишь из-за необразованности, покончить с которой—дело армии. В «Новых песнях солдата» только что призванный в армию крестьянин из Турени, не любящий войну и боящийся ее, получает выговор от капитана. Невежда, бестолочь, дубина, Не понимаешь ни черта, Тебя страна зовет, скотина, А ты торгуешься спроста!649 — возмущается старый вояка, уверенный, что крестьянский пацифизм хорош только для крепостных; освобожденный от рабской зависимости, которая тяготела над многими поколениями его предков, крестьянин обязан заплатить нации за свободу собственной кровью. Резкие речи старшего товарища в конце концов переубеждают призывника: ведь сам того не зная, он рожден воином. Пускай, подобно Шовену, он Уходит в армию печально, С тяжелым сердцем и с тоской,— ^Deroulede Р. Paysan//Deroulede P. Chants de paysans (1894). Paris: Fayard, 1908. P. 119. 648

D ё г о и 1 ё d е Р. Defrichement //Deroulede P. Chants de paysans (1894). Paris: Fayard, 1908. P. 112.

649

D ё г о u 1 ё d е Р. Colloque //Deroulede P. Nouveaux chants du soldat (1875). Paris: Fayard, 1908. P. 42.

От 1870 года до маршала Петена ==309 в пылу сражений он, опять-таки как Шовен, очень скоро превратится в грозного бойца: Палит он в воздух, наугад Во время первой сшибки, А завтра—черт ему не брат!— Стреляет без ошибки. Добродетели Солдата-землепашца приводят поэта в восторг: О племя, годное к войне: Тела крепки, а души чисты! 650 Вдобавок ко всему крестьянин-солдат способствует примирению классов и партий: Во Франции, где все в раздоре, Какой француз воскликнет в споре: Один за всех, все за страну? Солдат, идущий на войну63'. Жак-Проста.к, «смиренный крестьянин, единственное имущество которого—его поле, (...) скромный солдат, единственное имущество которого—его шкура», труженик, который не ропща выполняет любую работу и готов умереть, «если этого потребует Франция»652,—вот образец всех национальных добродетелей. Фигуру Жака-Простака—наследника галлов, героического ремесленника, о котором писал Тьерри,—Дерулед сводит к упрощенному стереотипу Солдатаземлепашца, который затем вновь возникнет в произведениях сторонников Петена. У друга Деруледа Барреса тот же идеал лежит в основе целой доктрины, согласно которой родина сводится к «Земле и 650

Deroulede Р. En route // Deroulede P. Chants du paysan. Op. dt.P. 111.

651

D ё г о u 1 ё d e P. Chanson //Deroulede P. Nouveaux chants du soldat. Op. cit. P. 44.

6511

Deroulede P. Jacques Bonhomme// Deroulede P. Nouveaux chants du soldat. Op. cit. P. 83.

==310 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Усопшим»631. Для того чтобы создать национальное самосознание, которое, как показало дело Дрейфуса, во Франции отсутствует, необходимо «укоренить» индивидов654, привязать их к земле предков, священной земле, за которую сражались французы в 1914 году; все это заставляет вновь и вновь обращаться к фигуре Солдата-землепашца. Земля—душа Франции655, отсюда власть «корней» над французами—«племенем лесорубов, пахарей и виноделов»656. Баррес и Моррас, точно так же как Мишле и Анри Мартен, пытаются построить националистическую идеологию путем рационализации образов и мифологии шовинизма. Идеология эта исходит отчасти из тех же предпосылок и тех же фантазмов, что и первоначальный шовинизм. В «Людях без корней» Баррес пишет о разобщенности и безмозглости Франции, которые обнажило дело Дрейфуса. У Франции нет «национального самосознания» потому, что она с 1789 года отрезана от своего прошлого, от своих традиций657. «Нравственная общность», цементирующая нации, отсутствует у нее потому, что «у нее нет династии, нет традиционных установлений», потому, что французы—«не единая раса». Из-за всего этого Франция становится добычей демагогов, идеологов всех мастей. Вместо того чтобы мыслить в унисон, французы

дуют каждый в свою дудку: «Наша самая большая беда в том, что мы разъединены, что нас смущают тысячи особенных прихотей, тысячи индивидуальных мечтаний. Мы раздроблены, мы лишены общего представления о нашей цели, наших средствах, нашем центре». Поэтому никому не пришло в голову рассмотреть дело дьявольского ^Barres M. Scenes et doctrines du nationalisme. Edition definitive. Paris: Plon, 1925. Т. 1. P. 8. 654

Ibid. P. 93, 122.

^Barres M. Les Traits eternels de la France. Discours prononce a Londres, dans la salle de la Societe Royale sous les auspices de 1'Academie britannique Ie 12 juillet 1916. Paris: Imprimerie des Arts et Manufactures, 1916. P.15. 656

В a r res M. Scenes et doctrines du nationalisme. Op. dt. T. 1. P. 97.

657

Ibid. P. 90, 107.

От 1870 года до маршала Петена ==311 Дрейфуса «с точки зрения всеобщего здравого смысла»; напротив, рассмотрение его поручили «идеологам, которые руководствуются предписаниями собственного вкуса»658. «Священный союз» возникает только благодаря войне659. Она «соединила в рядах армии все мужское население страны от восемнадцати до сорока восьми лет», она вернула теплоту отношениям между людьми, принадлежащими к одной нации: «Во что превратила война всех этих людей, старых и молодых? В братьев». В окопах нет места партиям, и все французы наконец примиряются друг с другом: «Учителя наши соперничают со священниками: и те и другие вызывают восхищение лучших людей нации и их братьев по оружию». Мы французы, Шовен, дело можно уладить... С каким волнением Баррес описывает мгновения, когда «наши солдаты поднимаются из окопов, распевая «Марсельезу», а полковые священники их благословляют»660. Однако это идеальное состояние скоротечно, прочное же национальное самосознание можно создать, лишь «укоренив» нацию в земле, политой кровью героев. Укоренение это не исключает «пересадки» из одной почвы в другую, блестящим примером чего является семья самого Барреса, переселившаяся из Оверни в Лотарингию и прекрасно прижившаяся на новом месте. В какой части национальной территории пустить корни—неважно. Морраса с его «регионализмом» и так называемым «федерализмом» Баррес поддерживает лишь ради того, чтобы надежнее истребить на местах зародыши космополитизма. Повторяя формулу Мишле, которого он считает одним из своих учителей661, Баррес утверждает, что «евреи считают родиной ту страну, из которой могут извлечь наибольшую выгоду»662: 658 Ibid. P. 85— 86. 659

В а г г ё s M. Lhommage aux vainqueurs de la Marne. Article du 12 septembre 1915 // LAme francaise et la guerre. Paris: Emile-Paul Freres, 1918. P. 47. 660

Barres M. Les Traits eternels de la France. Op. cit. P. 12, 14, 15, 28.

661

В а r res M. Scenes et doctrines du nationalisme. Op. cit. T. 1. P. 17.

662

Ibid. Т. 1.Р. 162.

==312 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ubi bene ibi Patria (где хорошо, там и родина.—лат.). Поэтому евреи воспринимаются как воплощение самой грозной опасности—космополитизма. Только «укоренение» позволит довести «борьбу земли и расы против финансовых магнатов»663 (выражение, используемое для обозначения еврейской угрозы) до победного конца. Кто же лучше приспособлен в нравственном отношении для ведения такой войны, чем Солдатземлепашец, чей образ незримо вырисовывается за всеми этими рассуждениями? Политические, экономические, социальные и религиозные взгляды националистов могут быть различны, но центром всех французских националистических теорий все равно остается возникший гораздо раньше них шовинизм с его мифологией и его образами. В начале XX века Жюль Мелин (бывший министр сельского хозяйства в кабинете Жюля Ферри, основавший в 1885 году «Сельскохозяйственные заслуги»—орден военного типа по образцу ордена Почетного легиона, со степенями кавалера, офицера и командора) опубликовал книгу «Возвращение к земле». В первой главе, носящей название «История промышленности», Мелин описывает появление крупной промышленности как непредвиденную революцию, перевернувшую все общество. На смену патриархальной мелкой промышленности, на смену эпохе, когда хозяин заведения жил среди рабочих, «как отец семейства среди своих детей», пришла эра промышленности крупной. Изначальная гармония мира, не ведающего, что такое конкуренция и перепроизводство, исчезла; производство с каждым днем становится все более и более механизированным; владельцы больших заводов командуют «настоящими армиями, состоящими из солдат, о которых они по большей части ровно ничего не знают»664. Повсюду царит «разгул всеобщей конкуренции», происходит постоянная промышленная оргия, последствия которой ска663 4

Ibid. Т. 2. Р. 180.

Me line J. Le Retour a la terre et la surproduction industrielle (1905). 3е ed. Paris: Hachette, 1905. P. 8.

От 1870 года до маршала Петена ==313 зываются и на торговле, также страдающей от чрезмерного изобилия товаров. Перепроизводство ведет к затовариванию, затоваривание—к излишеству, излишество—к краху. Сначала падают цены, потому что расплодившиеся производители пытаются сбыть свои товары все более и более редким потребителям хотя бы задешево, затем уменьшается заработная плата, и, наконец, весь адский цикл, в начале которого стояли механизация и погоня за наживой, завершают безработица и нищета. Символом этого ада служит город, отвратительный тигель пороков и болезней, справедливо обличаемый в «Эмиле» Руссо, которого Мелин обильно цитирует, а также в сочинениях Мишле665. Городские пороки отражаются в литературе, которая отрекается от своей воспитательной миссии и опускается до «грязной порнографии, становясь источником самой опасной нравственной заразы». Литература промышленной эпохи разрушает семью, низводит человека до уровня животного и тем самым ускоряет загнивание породившего ее общества. Город губит не только души, но и тело. За «разгулом всевозможных страстей», постоянно происходящим в городском пространстве, следует возмездие: людей, «лишенных корней», постигают «ипохондрия, неврастения, малокровие», «ужасный туберкулез—болезнь, более страшная, чем чума», «вырождение»666, бесплодие—«приводящий в отчаяние» порок «племени, обреченного на вымирание».

Что может поделать со всем этим «исчерпавшая все средства медицина»? Ничего; больше того, зачастую она лишь ухудшает дело: ведь «отправка в санаторий—это тоже не выход, это мера, принимаемая от отчаяния и ставшая в последнее время не менее опасной, чем сама болезнь», ибо, являясь настоящим рассадником заразы, санатории лишь «умножают число больных, распространяя болезни и на беду человечества делая их практически неизлечимыми». 665

Ibid. P. 207—208.

666

Ibid. P. 204—210.

==314 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце К счастью, утверждает Мелин, существует простой и действенный способ противостоять всем этим ужасным бедствиям—возвращение к земле. Способ этот доступен всему населению, включая правящие классы, которые страдают теми же пороками, что и рабочие, и так же неспособны произвести на свет здоровое потомство: «Все вы, дрожащие за жизнь своих детей, с тревогой вглядывающиеся в их бледные, болезненные лица, которые свидетельствуют об их малокровии, нервности, медленном разрушении (...) не медлите! (...) Отправляйтесь вместе с ними в поля». Только «кормилица» земля, «плодородная и бессмертная», может «утешить»667 и воскресить вырождающихся детей и народ, отравленный вредным городским воздухом: занявшись таким гигиеничным делом, как садоводство, они вновь обретут нравственное и физическое здоровье. Поэтому следует «прикрепить бродяг к земле прочными узами собственности» и с помощью сельскохозяйственных исправительных заведений вновь сделать людей, зараженных самыми гнусными пороками, полноправными членами общества. В заведениях такого рода царит «сельская атмосфера, улучшающая нравы»; погрузившись в нее, преступники проходят курс деревенского перевоспитания, чтобы затем также сделаться мелкими собственниками. Таким образом со временем составится «армия мелких землевладельцев— неисчерпаемый источник сил и не имеющий себе равных залог социального и политического равновесия Франции»668. Армия эта сделается тиглем, из которого выйдет «племя сильное и крепкое, полнокровное и плодовитое от природы и из корысти». Возвращение к земле не только окончательно разрешит все общественные противоречия, но и обеспечит Франции военное превосходство, ибо эти крепкие люди будут наилучшими солдатами; ведь земледельцы— это в первую очередь бойцы: «Таким образом, ныне возвращение к земле более чем когда-либо связано с сохранением 667

Ibid. P. 97.

668

Ibid. P. 218 (курсив мой).

От 1870 года до маршала Петена ==315 нашей военной мощи; его можно по праву назвать основой национальной обороны»669. Поклонники Солдата-землепашца утешают себя тем, что некоторые признаки оздоровления уже стали сказываться в литературе. В противовес разгулу порнографии рождается «литература будущего»670, здоровая, нравственная, дидактическая, прославляющая труд, семью и отечество, литература, достойная

народа Солдат-землепашцев; среди ее создателей— Рене Базен и его последователи671, принадлежащие к аграрному течению, которое достигнет своего апогея при Петене. Как образец такого рода литературы Мелин приводит вышедший в 1899 году роман Рене Базена «Умирающая земля»— роман, в котором мы без труда отыщем традиционные мотивы, связанные с фигурой Солдата-землепашца. Академик, осыпанный почестями и званиями, Рене Базен составил себе имя на военно-аграрной литературе, которая после начала первой мировой войны сделалась еще более популярной, чем прежде. В 1916 году он опубликовал две книги во славу крестьян, взявшихся за оружие: «Сегодня и завтра» и «Французская деревня и война». В первой он горячо защищает политику, способствующую приросту населения (последняя глава называется «Дети!»), и превозносит героизм солдат территориальных войск, Солдат-землепашцев: «Их не пугает окопная грязь; их удел с давних пор—безграничое терпение; они согласны рисковать жизнью, потому что знают: за плечами у них—родной край, и они обязаны его защитить; они уходят на войну, как на большую пахоту, хотя знают, что увидят урожай очень нескоро»672. Вторая книга, «Французская деревня и война»,—дорогое иллюстрированное издание, содержащее множество фотографий ферм, земледельцев 669

Ibid, P. 219.

670

Ibid. P. 204.

671

Bazin R. La Terre qui meurt (1899). Paris: Calmann-Levy, s. d. (1902).

672

Bazin R. Aujourd'hui et demain: Pensees du temps de la guerre. Paris: Calmann-Levy, 1916. P. 365—377. P. 131—139, 201.

==316

Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце

и скотоводов. Что же касается текстов, то в книгу вошли письма героев-крестьян с передовой и нравоучительные рас сказы из сельской жизни673. Первая мировая война показала, на какие свершения способна эта едва начавшая складываться идеальная Франция Солдат-землепашцев, и в 1917 году Мелин видит в успехах французской армии доказательство безупречности своей системы. Мелин мечтает о могучей, автаркической, патриотической и воинственной Франции; чтобы построить ее, говорит он, нужно будет по окончании войны ускорить процесс возвращения к земле, превратить его в настоящий 'крестовый поход'1'14. Земледельцы «вне всякого сомнения внесли самый большой вклад в дело национальной обороны», ибо «в роте пехоты на сто человек приходилось обычно 80 крестьян». Таким образом, полтора миллиона земледельцев полили своею кровью «землю нашей доброй Франции, столь щедрую и богатую, (...) которая способна снести любые катаклизмы и выйти из испытаний еще более крепкой и молодой, чем прежде»675. Гекатомба принесена, однако, чтобы добыть сокровища, таящиеся в «превосходной французской почве», в «прекраснейшем саду на свете», который Солдат-землепашец попеременно то возделывает, то защищает, необходимо готовиться к новым боям. Казалось бы, после Вердена разговоры о войне должны были утратить большую часть своего очарования. Но Мелин считает иначе. Сельское хозяйство он по-прежнему воспринимает как деятельность полувоенную. Необходимо провести «мобилизацию» «сельскохозяйственных солдат» и сформировать «армию земледельцев», в которую войдет также

«священная фаланга» «сельскохозяйственных фронтовиков». Эти «армейские формирования» дадут новый «бой», который, конечно же, закончится «победой». Однако Франция ^Bazin R. La Campagne fran^aise et la guerre. Paris: Editions de 1'Echo de Paris, Ch. Eggimann, 1916. 674

M ё 1 i n e J. Le Salut par la terre et Ie programme economique de 1'avenir. Paris: Hachette, 1919. P. 228.

675

Ibid. P. 78, 9, 31.

От 1870 года до маршала Петена ==317 выйдет из новых боев победительницей, только если элитные войска сумеют «обратить в свою веру» все остальное население страны, от рабочих до буржуа; в этом героям войны должны помочь антипорнографические сочинения Рене Базена «и его многочисленных продолжателей». Именно эти авторы, идя по стопам учителя, воспевают повторяющиеся из произведения в произведение доблестные деяния Солдатаземлепашца, его патриотизм, семейственность, умение довольствоваться малым и находить в этом счастье. Всему этому учит ремесло земледельца: ведь пахота и жатва не только делают из крестьян хороших солдат, но и пробуждают в них «инстинкт продолжения рода» и способствуют «интенсивому росту рождаемости», который нации, готовящейся к большим войнам, жизненно необходим676. Знаменательный, хотя ныне и забытый факт: торжественные похороны неизвестного солдата 11 ноября 1920 года были одновременно и праздником возвращения к земле. За неделю до церемонии историкреспубликанец Габриэль Аното публикует в «Иллюстрации» сочинение под названием «1870—1920». Если в 1870 году Франция проиграла войну, а в 1918 году—выиграла, то произошло это потому, что в 1914—1918 годах «за Францию воевала не армия, а нация». За время, прошедшее между двумя войнами, «национальный дух закалился, окреп, изощрился и проник в сердца всех французов»677. Благодаря этому смогло возникнуть «Священное единство», тогда как «в прошлом все наши крупные поражения объяснялись нашими междоусобными распрями (...). Всякий раз, когда Франция терпит поражение и враг приближается к Парижу, это означает лишь одно: внутри нации нет единства. Лишь только французам удается восстановить единство, они тотчас изгоняют врага из пределов Франции; древняя страна оживает и расцветает вновь». После этого Аното принимается—в который раз после «Мессинской элегии» Казимира Де676

Ibid. P. 235, 239.

''"Hanotaux 0. 1870—1920//LIllustration. 13 novembre 1920. №454. P.340—341.

==318 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце лавиня!—воспевать главные ценности шовинизма: единение нации и неразрывно связанную с ним фигуру Солдата-землепашца. О том же говорил в 1878 году и Гамбетта: «Довольно политических разногласий! Страна сказала свое слово; тот француз, который сегодня хочет быть патриотом, должен

быть республиканцем»678. Одним словом: мы французы, Шовен, дело можно уладить! Итак, с точки зрения выдающегося историка Аното преимущество республиканского режима заключается в том, что, согласно цитируемому им определению Тьера, «республиканское правительство вносит в наши ряды наименьший раскол». Превращая нацию в нерушимый монолит, новый режим творит чудеса: «Прожив сорок пять лет в республиканской стране, все французы, одинаково чеканя шаг, двинулись к границе, чтобы защитить отечество». Впрочем, дело не только и не столько в том, что они одинаково чеканили шаг, сколько в том, что все они были охвачены одинаковым шовинистическим восторгом: «Первые же звуки барабанного боя пробудили ото сна древний народ воинов»679. Под древним народом, дремлющим в мирное время, подразумевается не весь французский народ целиком, но тот, на который опиралась «оппортунистическая» Республика: «Основанием Республики служили глубинные пласты страны; они откликнулись на ее зов, причем, как и предвидели оба основателя <Тьер и Гамбетта.—Ж. де П.), эта широкая демократическая республика оказалась в первую очередь республикой крестьян». Итак, в состав «древнего народа воинов», который пробуждается от спячки лишь при звуках барабанного боя, не входят ни рабочий класс, ни аристократия, ни городская буржуазия. «Глубинные» и надежные пласты, затерянные среди полей, не причастны ни к рабочим восстаниям, ни к заговорам реакционной аристократии, ни к промышленной и торговой коррупции, которую столь яростно обличал Мелин. Крестьяне, 678 Gambetta L. Discours du 24 mai 1878 // Gambetta. Publication de la Societe Gambetta. Op. dt. P. 340. 679

Hanotaux G. 1870—1920//Op. dt. P. 340.

От 1870 года до маршала Петена ==319 которые не помышляют ни о чем, кроме обработки земли и защиты отечества, которые «в обычное время молча поддерживают устои общества, в пору великого возмущения пришли на помощь родине. Они принесли с собой физическую силу, выносливость, мозолистые руки, соль земли». Крестьянство— класс древний по происхождению и чуждающийся какой бы то ни было разрушительной деятельности, однако он идеально приспособлен к жизни в современном мире; именно он обеспечивает Франции то превосходство в отношении цивилизации и силы, какое ей пристало от века: «Ибо эта война касалась прежде всего землевладельцев; не случайно она стала окопной войной: Франция защищала себя землей, посредством земли, с помощью сынов земли. (...) Так вот, внезапно все осознали, что этот крестьянин, этот француз-воин и есть типичный француз, француз, на котором держится мирная жизнь. „Вы представляете сельскохозяйственную страну, а я—страну промышленную,—сказал Ллойд Джордж нашим дипломатам,—в этом причина всех наших трений..." Совершенно верно. И более того: крестьянин еще сильнее привязался к земле, которую он оборонял, которую он спас, которая кормит его и всех нас. (...) Победу одержала Франция прекрасных равнин, залитых солнцем склонов, трудолюбивых селений, Франция сильная, умеренная и степенная; одержав победу, она возвратилась к своим полям». Вернулись, впрочем, не все. Во время торжественных похорон Неизвестного солдата Республика воздавала должное именно этой Франции, которая умеет жить и умирать без лишних слов, о чем свидетельствовало само оформление траурного кортежа. 11 ноября 1920 года праздновалось пятидесятилетие Республики; в этот же день в Пантеон торжественно перенесли сердце Гамбетты и наконец уже ночью было предано земле тело Неизвестного участника первой мировой войны. В сопровождавшем прах величественном «кортеже Просвещения», придуманном Дилли, соединялись, как в мимодраме, атрибуты войны и сельского хозяйства. Позади кавалеристов, мотоциклистов и марнских таксистов и впереди

==320 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце «колесницы французских колоний» участники процессии несли множество сельских символов: лавровые и дубовые ветви, штокрозы, французского петуха и французские цветы, пшеничные колосья и виноградные гроздья... Но «гвоздем» программы, призванным изобразить перековку мечей на орала в новую, индустриальную эпоху, был танк, превращенный в трактор,— металлическая громада, украшенная гирляндами. Таким образом, вся церемония напоминала о главном лозунге эпохи—возвращении к земле. Та же мысль лежала в основе другого шумного мероприятия, состоявшегося в четверг 25 ноября 1920 года,— вручения девяти десятков первых премий семейства Коньяк-Жэ, которое происходило в Академии под председательством Пуанкаре. Премии эти, по 25 000 франков каждая, вручались самым плодовитым и достойным французским семьям—еще одна дань уважения Солдату-землепашцу. «Иллюстрация», описывая это торжество, специально подчеркивает сельское происхождение награжденных семей, сильно поредевших из-за войны. На обложке журнала помещена фотография, изображающая на фоне крытого гумна семейство Турне из Савуази (департамент Котд'0р): отца и мать в окружении девяти из девятнадцати выживших детей (а всего в семье было двадцать три ребенка). Под фотографией подпись: «Надежда Франции». В журнале напечатана статья «Самые лучшие французские семейства» с рассказом об основных лауреатах новой премии; в рассказе о каждой семье непременно сообщается, сколько человек она потеряла на войне. Статья превозносит «многодетные семьи, из которых вышло больше половины защитников нашей родины»680; иллюстрируют ее фотографии лауреатов на фермах или на фронте. Именно эти династии Солдат-землепашцев, каждой из которых командует отец семейства, и составляют цвет нации, живое доказательство непреходящего характера национальных ценностей. ^Savarit C.-M. Les belles families de France // LIllustration. 27 novembre 1920. №4056.

От 1870 года до маршала Петепа ==321 Труд, Семья, Родина, культ командира—отстаивая эти ценности, читатели Руссо, Мишле, Мелина и их последователей готовят почву для Петена и петенизма. В самом деле, «наш командир Петен»681—это действительно командир, командир государства, который после того, как разразится новая катастрофа, попытается осуществить программу Мелина и построить наконец истинную Францию, милую сердцу Аното,— Францию Солдата-землепашца. Программа командира государства (формула, изобретенная Наполеоном, затем вышедшая из употребления и вновь воскрешенная Петеном, примеру которого позже последовал генерал де Голль) слово в слово повторяет начертанный Мелином план возвращения к земле. Главные ее пункты запечатлены в речи во славу Земли, которую маршал произнес 17 ноября 1935 года, на открытии «Памятника погибшим крестьянам» работы Бурделя, установленного в департаменте Арьеж, между деревнями Капуле и Жюньяк. В этой речи Петен высказал свои самые заветные убеждения и в последующих выступлениях, как правило, повторял фрагменты из нее либо дословно, либо близко к

тексту. Открывается речь печальным вечерним пейзажем в духе Вергилия: «Когда на засеянные борозды опускается вечер (...) крестьянин, еще не распрямивший спину после трудового дня, бросает последний взгляд на поле, словно ему тяжело с ним расстаться»682. В этой утробной любви к земле, к собственности Петен, точно так же как философы и революционеры, видит источник патриотизма и гражданских добродетелей. Само рутинное течение деревенской жизни воспитывает в крестьянах беспримерное терпение и упорство, на которые не способны горожане. Ежедневно схватывающийся в рукопашную с природой, крестьянин с самого своего появления на свет вынужден быть бойцом: «Горожанин может жить сегодняшним днем, земледелец должен предвидеть, рассчитывать, бороться. (...) 681

Ср.: Germain J. Notre chefPetain. Op. cit. 2 Речь Петена полностью воспроизведена в кн.: Germain J. Notre

chefPetain. Op. cit. Р. 180. 11 Ж. де Пюимеж

==322 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце Ежедневный упорный труд, физическая стойкость, осмотрительность, складывающаяся из умения заглядывать далеко вперед и не принимать скоропалительных решений, обдуманная доверчивость, вкус к жизни суровой и простой—вот главные добродетели наших селян. Добродетели эти, которые служат нации опорой в часы испытаний,—те самые, без которых не бывает настоящих солдат». В национальную армию «человек, связанный с землей, привносит бесценное качество—надежность. Нечувствительный к пагубным подстрекательствам, он исполняет свой воинский долг с той же невозмутимой уверенностью, что и долг землепашца. (...) Принятие решений он предоставляет своему командиру и следует за ним не рассуждая». Гражданские добродетели Солдата-землепашца, являющиеся в сущности добродетелями воинскими, позволяют ему находиться в постоянной боевой готовности. Поэтому бои не прекращаются даже в мирное время: «за мир нужно бороться точно так же, как борются за победу в войне, как пашут землю,—не покладая рук...». На такую неустанную борьбу способен только Солдат-землепашец, лишенный роковой беспечности горожан: «Что бы ни случилось, крестьянин встречает опасность лицом к лицу, он стоит твердо». Франция—это и есть крестьянин: «Это он выковал ее своим героическим терпением, это он обеспечил ей равновесие экономическое и духовное». Индустриализация может сколько угодно развивать «материальные силы», крестьянин все равно остается источником «сил моральных», ибо, как новый Антей, он «черпает их непосредственно из родной почвы»683. Из этой речи 1935 года вытекает вся доктрина маршала. Именно Францию Солдат-землепашцев он имел в виду, когда 25 июня 1940 года заявил французам, перефразировав стих из 85-го псалма: «Veritas de terra orta est» (Истина возникает из земли.—лат.): «Земля никогда не обманывает, она—ваша надежда; она и есть сама родина»684, а два месяца спустя, 22 ав68i

Цит. по: Germain J. Notre chef Petain. Op. cit. P. 181—183. 684 Discours du 25 juin 1940 // Petain Ph. La Doctrine du Marechal classee par themes. Paris: 1943. P. 94. «Земля никогда не бывает неблаго-

От 1870 года до маршала Петена ==323

густа 1940 года, сказал американским журналистам: «Завтрашняя Франция будет одновременно и очень новой, и очень древней. Она вернется в то состояние, какое ей пристало, и вновь сделается нацией по преимуществу сельскохозяйственной»683. В 1941 году, обращаясь особо уже к одним лишь крестьянам686, Петен повторил основные положения речи, произнесенной в Капуле-Жюньяке, а в 1942 году, держа речь перед префектами, вполне логично уточнил, что возвращение к земле и создание сельскохозяйственной корпорации преследует две цели: «накормить страну и спасти французскую нацию»687. Цитатами из речи в Капуле-Жюньяке наполнены брошюры, пропагандирующие возвращение к земле, такие как «Прекраснейшие ремесла в мире»688 или «На службе у французской земли»689. Наконец, литераторы, поддерживающие Петена, все как один только и делают, что тасуют мотивы, связанные с образом Солдата-землепашца. Постоянно выходят все новые и новые публикации, превозносящие Сюлли, Оливье де Серра, чей «Театр земледелия» был выпущен в 1941 годарной»,—пишет Фенелон в «Телемаке» (Les Aventures de Telemaque. Op. cit. P. 182. Livre X), черпая из того же источника. Тот же стих поставлен в качестве эпиграфа перед трактатом физиократа Ле Трона «Об общественном порядке» (Le Trosne. De 1'ordre social. Paris: les freres Debure, 1777). ^Petain Ph. La Doctrine du Marechal classee par themes. Op. cit. P. 93. 686

Message aux paysans, discours de Pau du 20 avril 1941 // Petain Ph. Actes et Ecrits / Edition etablie et presentee par Jacques Isorni. Paris: Flammarion, 1974. P. 504—507 (Textes politiques).

687

Discours aux prefets du 19 fevrier 1942 // Petain Ph. La Doctrine du Marechal classee par themes. Op. cit. P.

95. 688

N ere t J.-A. Les Plus Beaux Metiers du monde: Ceux de la terre, du village, de la foret, de la mer. Paris: Plon, 1941. См. также: Neret J.-A. Pour aller a la terre, guide pratique complet. Paris: Plon, 1941. 689

Ministere de 1'Agriculture et du ravitaillement, Au service de la Terre de France, petit guide a 1'usage des volontaires et requis du service civique rural. Paris: 1'OQice de Propagande general, 1943. 1Г

==324 Часть вторая. Миф о Солдате-землепашце ду издательством «Плон» с речью Петена в Капуле-Жюньяке в качестве предисловия6''", а еще чаще— маршала Бюжо, Солдата-землепашца по преимуществу, военного, который умел держать в руках не только шпагу, но и плуг, человека, который служил командиру государства образцом для подражания и источником вдохновения. По-видимому, «Маршал-крестьянин» оказался последним воплощением Солдата-землепашца—образа, которому ход Истории вскоре нанес смертельный удар. В самом деле, следующий спаситель нации, хотя и был облачен в военную форму, в своих националистических речах отказался от привычных для Франции мотивов, связанных с традицией шовинизма. 690

Первое издание «Театра земледелия» французского агронома Оливье де Серра (ок. 1539—1619) вышло в 1600 году.—Примеч. переводчика.

==325

00.htm - glava20 Часть третья ИЗОБРАЖЕНИЯ МИФА 00.htm - glava21 Лавина образов ...опять сплошной Солдат-землепашец! Никола Туссен -Шарле. Гражданское, политическое и военное жизнеописание капрала Валентина (1838) Иконография Солдата-землепашца не собрана; изображений его сохранилось очень мало. Фигура эта практически неизвестна современным специалистам по иконографии691. Между тем мало чьи изображения были некогда столь распространены. Мало какому герою удалось в той же степени, что и Солдату-землепашцу, подняться до уровня мифа и приобрести такое большое политическое и социальное значение. Бальзак в одном из своих романов упомянул о «целой лавине гравюр, ширм, часов, бронзовых и гипсовых изделий, возникших из мысли о Солдате-землепашце, великом образе 91

Возьмем, например, работу—во многих отношениях превосходную—Каролины и Ричарда Бретеев «Художники и крестьянин в XIX веке» (Breteil C.,Breteil R. Les Peintres et Ie Paysan au XIX'' siecle. Geneve: Skira, 1983). Авторы посвящают около 80 страниц истолкованию образа крестьянина, пишут о патриотизме, войне, воинской повинности, крестьянине и политике, но не говорят ни слова о Солдатеземлепашце. Между тем ни количественно, ни качественно ни одно изображение крестьянина не может соперничать с изображениями Солдатаземлепашца.

==326 Часть третья. Изображения мифа судьбы Наполеона и его храбрецов,—мысли, которая в конце концов породила несколько водевилей и принесла по крайней мере миллион прибыли»692. Свидетельство Бальзака подтверждает историк театра Теодор Мюре: «Изображения Солдатаземлепашца в роскошных золоченых рамах и скромных черных деревянных рамочках присутствовали повсюду, от либеральных салонов до бедных мансард; их можно было встретить в самых неожиданных местах, например на каминных экранах»693. Другие авторы того времени также удостоверяют: Солдатземлепашцев изображали все и вся. В 1842 году, в предисловии к «Гражданскому, политическому и военному жизнеописанию капрала Валентина» Шарле замечает: «Я хорошо представляю себе, как насмешник убеждает публику: не покупайте этот альбом, там опять сплошной Солдат-землепашец!»694 А десять лет спустя горничная г-на Прюдома, заметив, что хозяин в своем саду в Пасси изображает из себя нового Цинцинната, восклицает:

«Господи! Я сейчас помру от смеха! Ему бы еще шрам между глаз, и был бы он вылитый Солдатземлепашец, как на гравюре в гостиной»695, из чего следует, что Солдат-землепашец и в это время попрежнему был в моде и красовался в домах зажиточных парижских буржуа на почетных местах. Дюшартр и Сонье называют литографии с изображением Солдата-землепашца самой распространенной продукцией главных парижских типографов и их провинциальных подражателей; они пишут, что в 1814—1830 годах сюжеты, связан692

Balzac H. de. La Rabouilleuse (1842). Paris: Gamier, 1932. P. 52; рус. пер.: Бальзак О. Собр. соч. М., 1952. Т. 5. С. 393. 69i

Mure t T. LHistoire par Ie theatre, 1789—1851. Paris: Amyot, 1865. P.132.

94

С h a r 1 e t N.-T. Vie dvile, politique et militaire du caporal Valentin, mis aujour par son ami Charlet (50 planches) (1838—1842). Ср.: La Combe, colonel de. Charlet, sa vie, ses lettres. Op. cit. T. 2. P. 349, 362 (курсив мой).

^Vaez G.,Monnier H. Grandeur et decadence de Monsieur Joseph Prudhomme. Paris: Michel Levy Freres, 1852. Acte II, sc. 1. P. 26.

Лавина образов ==327 ные с Солдатом-землепашцем, входили в тройку самых популярных, однако репродукций не публикуют696. Быть может, литографии эти были так широко известны, что не нуждались в воспроизведении? Быть может, историки до самого последнего времени пренебрегали изображениями Солдата-землепашца по той причине, что историческим объектом они сделались лишь в тот момент, когда стерлись из памяти французов? Едва ли не единственное упоминание об изображении Солдатаземлепашца мы находим в книге Люка-Дюбретона «Культ Наполеона», где о нем говорится в связи с обложкой одной пропагандистской брошюры, причем автор вовсе не комментирует это упоминание, как если бы речь шла о факте широко известном697. Действительно, книгам, проектам и событиям, о которых мы ведем речь, сопутствовала весьма значительная иконография, включавшая в себя как картины прославленных мастеров, так и оформление самых обыденных предметов. Ловкие торговцы умело воспользовались таким положением дел. В Париже функционировало довольно крупное торговое предприятие под названием «У Солдата-землепашца». Заведение это, название которого звучит для современного уха весьма необычно, было основано в 1835 году. Таким образом, речь идет, по-видимому, о самом старом из парижских «универсальных магазинов»: ведь «Дешевый магазин» (Bon Marche) открылся в 1852 году, «Лувр»—в 1855-м, «Самаритянка»—в 1870-м. Однако то был отнюдь не первый и не единственный магазин, в названии которого фигурировало выражение «Солдат-землепашец». Согласно «Маленькому критическому и анекдотическому словарю парижских выве^Duchartre P.-L., Saulnier R. LImagerie populaire. Paris: Librairie de France, 1925; LImagerie parisienne, 1'imagerie de la rue Saint-Jacques. Paris: Griind, 1944. 697

На обложке, пишет прославленный биограф Наполеона, «изображен Солдат-землепашец: он идет за плугом, не сводя глаз с коронованного орла, летящего в небе» (L u с a s-D ubretonJ.Le Culte de Napoleon, 1815—1848. Paris: Albin Michel, 1959. P. 408).

==328 Часть третья. Изображения мифа сок»698, опубликованному в 1826 году Бальзаком, в Париже имелся магазин модных товаров «У Солдата-землепашца» и еще одна лавка с тем же названием. Еще раньше крупные магазины под вывеской «У Солдатаземлепашца» работали в Дуэ и в Гавре. Повидимому, их было немало и в других частях Франции; во всяком случае, Морис Ботте писал в 1906 году: «Вдоль наших больших дорог до сих пор время от времени попадаются вывески, на которых красуется в широкой шляпе, опершись на заступ, „Солдатземлепашец"»699. Вывеска магазина «У Солдата-землепашца», располагавшегося в доме 77 по улице Сент-Антуанского предместья, представляла собою копию знаменитой в свое время картины Виньерона, к которой мы еще вернемся; картина называлась «Солдат-землепашец». Если верить «Маленькому словарю», вывеска отличалась особой выразительностью, что неудивительно, поскольку изготовлена она была в мастерской самого Виньерона700. Что же касается мастера, который создал вывеску магазина модных товаров «У Солдата-землепашца», располагавшегося в доме 110 по улице Сен-Дени, то ему источником вдохновения послужила не картина, а водевиль. Это была далеко не единственная парижская лавка, обыгрывавшая в своем оформлении театральные мотивы. Мода эта, первые ростки которой появились при Империи, подтверждала беспримерную популярность некоторых пьес. Автор «Маленького словаря», утверждающий, что вывеска эта выполнена «в духе Шовена», подчеркивает: «Будь это заведение таким же популяр698

В а 1 z а с Н. de. Petit Dictionnaire critique et anecdotique des enseignes de Paris, par un batteur de pave. Paris: Imprimerie de Н. Balzac, 1826. По мнению некоторых исследователей, Бальзак был не автором, а только издателем этой книги. 699

Bottet M. Veterans, freres d'armes de 1'Empire francais, debris et medailles de Sainte-Helene (1792—1815). Paris: J. Leroy fils, 1906. P. 7.

700

F о u r n i e r E. Histoire des enseignes de Paris / Revue et publiee par Ie bibliophile Jacob. Paris: E. Dentu, 1884. P. 334.

Лавина образов ==329 ным, как и водевиль, подсказавший идею вывески, торговец очень скоро сделался бы фантастически богат»701. Еще один универсальный магазин «У Солдата-землепашца» был открыт галантерейщиком Этьенном Гуненом в ПтиМонруже, на углу Орлеанского шоссе и фермы Кер де Be (ныне улица генерала Леклерка). В этом случае источником названия стала не картина и не театральная пьеса 1820-х годов (ибо открытие магазина относится к 1835 году), но сам миф, который в ту пору приобрел такую большую популярность, что дальновидный и прогрессивный торговец не мог им не воспользоваться.

Судя по любопытной гравюре, которую самый лучший историк этого магазина Жан Вильте702 датирует 1840-ми годами, магазин представлял собой двухэтажное здание с шестью окнами на фасаде; в нем применялись самые передовые методы торговли (твердые цены, широкие прилавки, «свободный вход»701). Над главным входом красовалась большая живописная вывеска (к сожалению, не дошедшая до наших дней). На ней был изображен облаченный в военную форму Солдатземлепашец, возвратившийся на родную ферму; справа от солдата стояла его мать, показывавшая пальцем на крест Почетного легиона у него на груди, а слева—сестра или невеста. Эта сцена—солдат возвращается домой, дабы оплодотворить родную землю,—была призвана воодушевить отечество героя, которое символизировали изображенные на картине атрибуты войны и сельского труда. В ту пору эпопею Шовена, эту национальную психодраму, знал и помнил каждый француз. Мы уже видели, что именно к ней прибегнул Мишле, ^'Balzac Н. de. Petit Dictionnaire critique et anecdotique des enseignes de Paris. Op. cit. P. 100. 7°avilletay J. «Au soldat-laboureur», Ie premier «Grand Magasin» au Petit-Montrouge (1835) // Revue d'Histoire du 14е arrondissement de Paris. 1979/80. №24. 703

Право войти в магазин без обязанности что-либо купить.—Примеч. переводчика.

==330 Часть третья. Изображения мифа воспевая «народ»704. Ее же в 1848 году положил в основу песни Пьер Дюпон: Призвали в армию неграмотных юнцов, Чтоб воспитать из них отважнейших бойцов. Как сильно матери обнять их будут рады, С какою гордостью увидят их награды!705. До тех пор, пока магазин «У Солдата-землепашца» не прекратил своего существования, все чиновники и военные, отправлявшиеся в колонии, считали своим долгом побывать в нем. Там, больше чем где бы то ни было, покупатели уже в 1835 году испытывали глубокое и благородное чувство—гордость от того, что они поддерживают французского товаропроизводителя. Особый интерес представляет частое изображение Солдата-землепашца в виде Солдата-учителя. Мы уже сталкивались с этой фигурой в главе, посвященной нравоучительным книгам. На обложке одной из таких книг солдат в военном колпаке дает урок детям на фоне деревенского пейзажа706. В другой, носящей название «Честь и счастье в деревне и в армии», напечатана гравюра, на которой инвалид в военной форме, с гипсовой статуэткой Наполеона в руке, рассказывает детям легенду об Императоре707. Того же персонажа—«школьного учителя», «изукрашенного шрамами старого воина», мы ви704

«Хотите вы составить суждение о наших крестьянах? Взгляните на них, когда они возвращаются с военной службы! Вы увидите, как эти грозные солдаты, самые лучшие в мире, еще вчера, как львы, бившиеся в Африке, покорно принимаются за работу бок о бок с матерями и сестрами (...) Вы увидите, как, не ропща и не кичась своей силой, они стремятся исполнить самыми достойными средствами самое святое дело, от которого зависит сила Франции: я имею в виду союз человека и земли» (Michelet J. Le Peuple. Op. cit. P. 90). 705

D upon t P. Sur 1'Algerie. Provins: Imprimerie de Lebeau, 1849. P. 4. 70 (Anonyme). Le Soldat-instituteur, ou petites histoires morales. Paris: Martial Ardant, s. d.

707

P i t о n du GaultA. LHonneur et le bonheur au village et sous les

drapeaux. Op. cit. 1865.

Лавина образов ==331 дим и на иллюстрации к «Уроку чтения» Беранже708, и в альбомах Шарле: это либо землепашец в кепи, стоящий во дворе деревенского кабачка посреди стайки детей, которых он просвещает, пользуясь методом взаимного обучения, либо эльзасский крестьянин в военном мундире, обучающий французской грамматике целый класс мальчишек, одетых по-солдатски709. На рисунке Обри Солдатучитель, со шрамом на лбу и эполетами на плечах, сидит в одной из комнат своей фермы и показывает сыну, где на карте Европы находится Франция; у стены стоят рядом шпага солдата и его заступ710. На рисунке Жоффруа «Гарнизонные воспоминания» (1845) старый солдат дает урок молодому крестьянину Шовену на фоне—одновременно и военном, и сельском—парка Дома Инвалидов. На других картинках школьные мотивы не так очевидны, но Солдату-землепашцу все равно отводится роль наставника. Таков, например, солдат Белланже («Старый солдат и его семья»), подчеркнуто выбирающий среди статуэток святых, которые принес на ферму разносчик, гипсовую статуэтку Императора711. В той же роли наставника выступает демобилизованный солдат в «Сцене из жизни в Оверни, 1815 год» Ораса Берне712: здесь мрачный старый солдат в военной форме, раненный в сражении при Ватерлоо, сидит между двух крестьян, одетых в традиционное платье, какое носили деревенские жители этой провинции при Старом порядке. Эти двое еще ^Beranger P.-J. de. Chansons anciennnes et posthumes. Nouvelle edition populaire. Pans: Perrotin, 1866. P. 581. 709

Charlet N.-T. Albums lithographiques de 1834 et 1837 // La Combe, colonel de. Charlet. Op. cit. P. 335.

^"Aubry. Le Soldat-instituteur. Paris: Chez Charron, 1822. 711

Bellange H. Le Vieux Soldat ersa famille (изображение это существует в нескольких вариантах, среди которых, в частности, акварель 1832 года «Продавец гипсовых статуэток, или Бог народа», написанная, скорее всего, по мотивам полотна 1832 года «Бродячий торговец гипсовыми статуэтками», выставлявшегося в Салоне). 712

Vernet H. Scene d'Auvergne en 1815 (vers 1822). Paris: Bibliotheque nationale, Estampes, 136 f—T4 Br 126.

==332 Часть третья. Изображения мифа не знают, что такое родина; солдат призван им это объяснить. Именно колоритных педагогов, подобных этому солдату, имел в виду Шарль Дюпен, когда говорил, что «армия может принести цивилизацию в четырнадцать тысяч французских коммун»713. Цивилизация—это, конечно, громко сказано, однако не подлежит сомнению, что благодаря урокам Солдата-учителя место традиционного фольклора постепенно занимает шовинизм.

Мишель Тево показал, как действовала эта изобразительная пропаганда, чрезвычайно активная начиная с эпохи Реставрации и не гнушавшаяся никакими средствами воздействия, от грандиозных полотен, выставляемых в Салоне, до жалких копий и гипсовых статуэток, продаваемых разносчиками714. На этих картинах и картинках мы обнаруживаем все мотивы шовинистической литературы, от ухода призывника в армию до боевого крещения и возвращения к земле. Разумеется, у главной темы есть множество вариаций715; одна из них кажется нам особенно важной, ибо она—тайно или явно— особенно сильно волновала всех идеологов французского национализма; она связана с самой темной его стороной и позволяет объяснить самые скверные заблуждения французских националистов. Именно на ней нам и предстоит остановиться в конце нашего повествования. 713

Du pin Ch. Le Petit Producteur francais. Op. cit. T. 1. P. 53—54.

714

Т h ё v о z M. LAcademisme et ses fantasmes. Paris: Les Editions de Minuit, 1980. P. 23—24.

715

Подробное исследование этой иконографии составляет предмет отдельного исследования, которое я надеюсь рано или поздно довести до конца. Более полную информацию можно найти в других моих публикациях: Puymege О. de. Aux origines du chauvinisme: le Soldat-laboureur // Le Vieux papier. 1984, Janvier. №291. P. I—II; Les Origines du chauvinisme, degre zero du nationalisme francais (1815—1848). These presentee и 1'universite de Geneve pour 1'obtention du grade de docteur es sciences politiques. Geneve, 1987; Le Soldat Chauvin // Les Lieux de memoire/ Sous la direction de Pierre Nora. Op. cit. T. 3. La Nation (La Gloire). P.45—80.

Смерть в Аркадии ==333 Смерть в Аркадии Scilicet et tempus veniet, cum, finibus illis, Agricola, incurvo terram molitus aratro, Exesa inveniet scabra rubigne pila, Aut gravibus rosstris galens pulsabit inanes, Grandique effossis mirabitur ossa sepulcris. Вергилий. Георгики, I, 493^97716 Удобрить поле безымянного землепашца — вот истинное будущее истинного солдата! Этот мир, уверяю вас, для того только и существует, чтобы мы могли с ним расплеваться. Луи-Фердинанд Селин. Путешествие на •край ночи С 1818 года у мотива Солдата-землепашца появился до тех пор отсутствовавший мрачный вариант—в Аркадию ворвалась смерть. Лишь только во Франции воцаряется мир, французы, удрученные обилием кровавых жертв, принесенных в битве при Ватерлоо и во время французской кампании 1814 года, вспоминают о «Георгиках», где Вергилий рассказывает о предвестиях кровавых сражений, потрясавших Рим в год смерти Цезаря. В 1769 году «Георгики» вышли на французском языке в переводе аббата Делиля— знаменитого стихотворца XVIII—начала XIX века (скончавшийся 6 мая 1813 года и оплаканный всей Францией, он олицетворял собою самый безупречный классицизм). Так вот, в эпоху Реставрации фрагмент этого перевода, содержащий страшное предсказание, обрел нежданную популярность и стал звучать особенно зловеще: 716 Истинно время придет, когда в тех дальних пределах // Согнутым плугом своим прорезающий пахарь // Дротики в почве найдет, изъязвленные ржою шершавой; // Тяжкой

мотыгой своей наткнется на шлемы пустые// И богатырским костям подивится в могиле разрытой (лат.; перевод С. Ошерова).

==334 Часть третья. Изображения мифа Однажды селянин отыщет кости в поле И скорбно помянет бойцов погибших долю, До праха древнего дотронется рукой И дротики найдет, изъеденные ржой. Останки он узрит со скорбию, с тоскою, Услышит шлемов звон под острою сохою717. Как ни странно, сам Делиль, сочиняя эти строки, которым, как мы скоро увидим, было суждено сыграть решающую роль в формировании мрачной ипостаси французского национализма, остался совершенно нечувствителен к их символическому значению. В предисловии к своему переводу он цитирует их исключительно как образец стилистического мастерства Вергидия. С помощью этого бесцветного пассажа, объясняет Делиль, латинский поэт, несколько отклонившийся в сторону и пустившийся в необязательные рассуждения, возвращается к главной теме своей поэмы—сельскому хозяйству. Меж тем внезапно, под давлением исторических обстоятельств, изящная безделушка превращается в страдальческий крик души. Древний мотив приобретает злободневность, становится распространенным сюжетом песен и литографий и постепенно начинает восприниматься как символ новой эпохи. Первым сразу после Ватерлоо прибегнул к этой аллегории ученик Делиля Казимир Делавинь в первом сборнике «Мессинских элегий», принесшем ему славу. Погребальные песни отечеству, вдохновленные элегиями Тиртея, но пребывавшие в абсолютной гармонии с духом времени, пользовались беспримерным успехом (за год была продана двадцать одна тысяча экземпляров). Новый Тиртей, Делавинь был тотчас признан образцом современного поэта. Выразитель страданий и чаяний масс, «поэт-эхо» (по определению Шарля Леньяна718), ^DelilleJ., abbe. Les Georgiques de Virgile (1769) // DelilleJ. CEuvres completes. Paris: Firmin Didot, 1865. P. 320. 718

Lenient Ch. La Poesie patriotique en France. Paris: Hachette, 1894. Т. 2. P.257.

Смерть в Аркадии ==335 «глас народа»719, он еще до Беранже удостоился звания «национального поэта»720. Делавинь, восторженный поклонник несчастных героев, утешавший родину призывами к национальному единению и «реваншу», вслед за Ватерлоо и Императором принялся воспевать Жанну д'Арк, торжествующую над англичанами, и Грецию, восставшую против захватчиков: в ее освобождении поэт видел предвестие скорого пробуждения униженной Франции. Образ, унаследованный от Вергилия, и мучительные воспоминания о Ватерлоо Делавинь соединил в «Посвящении г-же ***», предваряющем три первые «Мессинские элегии». Воспринимаемый на фоне национальной катастрофы, древний мотив обретает новую мощь: Потомки дружной чередою По роковым полям пройдут, Склонятся скорбною главою И к манам предков припадут. Героев кости потревожит Крестьянин острою сохой. Мечи их время уничтожит... Но мы отметим за них с лихвой... 721

Романтики отнеслись к либералу и классику Делавиню с тем же пренебрежением, что и к Делилю, но на популярную литературу строки его оказали огромное влияние. В 1818 году поэт-либерал Эмиль Дебро, соперник Беранже и автор знаменитого гимна Вандомской колонне: Ах, как приятно быть французом И на Колонну вверх смотреть,— 719

По определению анонимного автора статьи «Размышления о духе и характере „Мессинских элегий"»; см.: Delavigne С. Messeniennes et poesies diverses. Nouvelle edition. Paris: Fume, 1833. P. 15. 720

Ibid. P. 2, 10.

721

Delavigne С. Envoi des Messeniennes a Madame *** II Delavigne C. Messeniennes (1815). Paris: Fume, 1833. P. 19—20.

==336 Часть третья. Изображения мифа подхватывает мотив, восходящий к Вергилию, в песне «МонСен-Жан»722, оплакивающей погибших при французских Фермопилах—в битве при Ватерлоо. Романс этот, который, как пишет новейший биограф Дебро Клод Дюнетон, «через несколько месяцев знала наизусть вся Франция»721, в очень большой мере способствовал популяризации сцены из «Георгик», которая до этого трогала лишь эстетическое чувство образованной публики. Впрочем, в этом первом популярном переложении латинского текста, близком к обычному переводу, образ еще не обрел всей своей мощи. Смерть здесь настигает воинов на чужой земле, и страшная находка (тела павших бойцов, которых товарищи, оставшиеся в живых, благоговейно похоронили прямо на поле боя) потрясает спустя много времени на равнине Мон-Сен-Жан, ставшей «новыми Фермопилами», не соотечественника, а пахаря, принадлежащего к другому народу. Напротив, во время французской кампании трагические события происходят прямо на родной земле, и пророчество превращается в рассказ о современности. Другое следствие этой перемены места действия: землепашец, делающий страшное открытие, становится французом. Причем этот француз, который во время полевых работ натыкается на труп и видит в земле лохмотья мундира, каску, даже крест Почетного легиона, избежавший тления, прекрасно понимает, чьи останки лежат перед ним. Крестьянин понимает, что '"Мон-Сен-Жан—равнина, на которой произошло сражение при Ватерлоо; ныне—равнина Ватерлоо. В 1815 году Ватерлоо принадлежало Голландии; сейчас это территория Бельгии.—Примеч. переводчика. 721

Duneton С. La Goguette et la Gloire, histoire erotique avec notes, calembours et considerations salaces autour des «Amours secretes» de M. Mayeux. Paris: Ie Pre aux Clercs, 1984. P. 47; А. Рабб писал об Эмиле Дебро: «Его песни „Колонна", „Мон-Сен-Жан" и многие другие очень скоро сделались известны даже в самых отдаленных деревнях: их распевали под соломенными крышами, в полях, в мастерских, в самом сердце Парижа» (Rabbe A Biographic universelle; цит. по: Cim. Le Chansonnier Emile Debraux, roi de la goguette (1796—1831). Paris: Flammarion, 1910. P. 4.

Смерть в Аркадии

==337 это — прах другого француза, потому что и сам он тоже некогда был солдатом. Тут эпизод достигает максимального накала: если раньше поэт описывал чужеземного крестьянина, который задевал своим плугом тело героя, совершенно ему неизвестного, то теперь французский Солдат-землепашец обнаруживает останки своего соотечественника, мученика-патриота. Вслед за Дебро многие авторы начала эпохи Реставрации принимаются сочинять песни, в которых Вергилиево пророчество обретает злободневный смысл, становясь на службу бонапартистской пропаганде. Таков, например, анонимный романс «Солдат-землепашец»: Солдат сражался доблестно и смело, А через двадцать лет домой пришел. Вновь за любимое он взялся дело И плугом в поле борозду провел. Но он работу прерывает скоро И видит, что в земле лежит скелет, Он узнает солдата-гренадера, Чей не истлел колпак за много лет. А на груди по-прежнему блистает На ленте старой и простой звезда, О подвигах она напоминает И что герой не трусил никогда. Звезду берет наш пахарь с уваженьем И говорит: «Герой, ты пал в бою, На смерть пошел, не ведая сомненья: Не предают французы честь свою»724. Как говорил в 1840 году Шовен из водевиля «Осы», «Франция бессмертна!». 724

(Anonyme). Recueil de romances nouvelles; vaudevilles, pastorales etc., chantes et choisis par Antoine Quineret et son epouse, chanteurs de Bordeaux. S. 1. n. d. [1822]. Антология эта вошла в сборник: Recueil de chansons inspirees en Normandie au temps de la Restauration. Paris, Bibliotheque Nationale, Ye 31, 237. Там имеется и другая песня на ту же тему, тоже под названием «Солдат-землепашец» (Le Soldat-cultivateur). 12 Ж. де Пюимеж

==338 Часть третья. Изображения мифа В 1818 году ученик Гро Пьер Рош Виньерон, будущий автор знаменитой картины «Похороны бедняка», запечатлел интересующую нас сцену на полотне. Полотно это, носившее название «Солдатземлепашец», было выставлено в Салоне в 1822 году. По словам Эдуарда Фурнье, «его воспроизводили повсеместно—на гравюрах, литографиях и даже на каминных экранах»725. Виньерон изобразил землепашца с крестом Почетного легиона на груди; лемех его плуга, запряженного двумя лошадьми, наткнулся на зарытый в еще не вспаханной земле труп в кирасе. За спиной пахаря—полуразрушенные стены, символизирующие опустошение, произведенное французской кампанией. С этой картины, до наших дней не дошедшей, Мотт сделал гравюру, литографированную и воспроизведенную в отчете о Салоне, который написал Тьер726. В моем распоряжении имеется другая литография с картины Виньерона 1818 года, выполненная Моро, учеником Жазе: на ней тот же Солдат-землепашец в солдатском колпаке сидит с удрученным видом на обломках стены, приложив руку к сердцу и подняв глаза к небу: проводя плугом борозду, он только что наткнулся на труп; у ног пахаря валяются кираса и каска. По-видимому, эта литография была сделана с другой картины, о которой нам вообще ничего не известно. В 1822 году—том самом, когда картина Виньерона была выставлена в Салоне,—в Париже можно было увидеть по крайней мере еще одно полотно прославленного художника на ту же восходящую к Вергилиеву пророчеству тему; автором этого «Солдата-землепашца», созданного в 1820 году, был Орас Берне. Берне, сын и внук знаменитых художников, успел уже приобрести некоторую известность к 1822 году, когда жюри Салона отвергло две из предложенных им картин — «Битву при Жеммапе» и «Заставу Клиши» (жюри исполнило приказ Людовика XVIII, который посчитал напоминание об

725

Fournier E. Histoire des enseignes de Paris. Op. cit. P. 78.

726

Thiers A. Salon de mille huit cent vingt-deux. Paris: Maradan, 1822. P. 24. Литография эта сохранилась в Отделе эстампов Национальной библиотеки (De. 139. a in fbl.).

==339

00.htm - glava22 Смерть в Аркадии этих исторических событиях неуместным727). Берне, тщательно заботившийся о рекламе своих творений, не преминул воспользоваться случаем: поскольку картины его были отвергнуты по политическим мотивам, он поднял скандал, упрочивший его славу. Он забрал из Салона все свои полотна (кроме одного, самого незначительного) и решил параллельно с большой официальной выставкой устроить в своей мастерской выставку частную, где его произведения—не только две отвергнутые картины, но и сорок три других полотна— предстали перед публикой, овеянные славой произведений запретных и бунтарских. С этих пор Орас Берне «уже не слышал больше хладнокровных суждений о своих картинах; они сделались предметом политических споров—безумных восторгов со стороны одной части публики и насмешек со стороны другой»728. Орас Берне извлек из этого положения дел всевозможные выгоды, в том числе и финансовые (судя по его приходо-расходным книгам цены на его картины после выставки выросли в полтора раза), что, впрочем, не помешало ему очень скоро после инцидента сблизиться с правительством. Помимо скандальности, выставка Ораса Берне отличалась еще и ностальгическим колоритом: раму картины, изображающей могилу Наполеона, художник окружил черным крепом729. В результате «в мастерскую Берне сбегался весь Париж»730 и народу там толпилось «больше, чем в залах Лув727

В сражении при Жеммапе французская республиканская армия 6 ноября 1792 года одержала победу над австрийцами; около парижской заставы Клиши французские войска под командованием генерала Монсе в марте 1814 года оказали яростное сопротивление войскам коалиции; напоминания об обоих этих триумфах предшествующих режимов (Республики и Империи) выглядели фрондерством в эпоху Реставрации.—Примеч. переводчика. 728

D u r a n d e A. Joseph, Carle et Horace Vernet, correspondance et biographies. Paris: J. Hetzel, 1865. P. 74.

729

Ibid. P. 75.

710

Lome nie L. de. Galerie des contemporains illustres par un homme de rien. Op. cit. Notice «M. Horace Vernet». P. 5. IV

==340

Чалть третья. Изображения мифа

ра»7'11: причаститься к искусству новой знаменитости желали коллекционеры, зеваки, либеральные политики и отставные солдаты наполеоновской гвардии. Всей этой разношерстной публикой двигали ностальгия, страсть к политическим интригам, любовь к скандалам и поиски «новой» эстетики—такой, которая оставалась бы классической, но вместо подражания древним строилась на изображении великих трагедий простого народа, трагедий современных и национальных. Не удивительно, что Орас Берне вмиг сделался знаменитым, а мастерская его прослыла «истинным очагом мятежа»712— не только политического, но и эстетического. Каталог провокационной выставки составили два прославленных писателяпублициста, которые при Империи были цензорами, а после 1815 года внезапно принялись шумно изъявлять любовь к свободе и перешли в стан либералов: академик Этьенн де Жуй и Антуан Жэ. Каталог этот, которому авторы (желая подчеркнуть параллель с официальным Салоном) дали помпезное название «Салон Ораса Берне», представляет собою настоящий художественный и политический манифест. Широкая известность авторов (оба сотрудничали в газете «Конститюсьонель», главном оппозиционном органе той эпохи), их бонапартистские симпатии и сочувственные отзывы об эмигрантах, основавших в Техасе «Поля приюта»,—все это способствовало популярности Ораса Берне и его выставки. На форзаце каталога напечатана цитата из Тацита: «Они не пришли туда... и оттого сделались еще более заметными»; начинается брошюра фразой, исполненной возмущения: «Где же найдет прибежище свобода, если ее изгонят из мастерской '^Durande A. Joseph, Carle et Horace Vernet. Op. dt. P. 74. Об успехе этой выставки свидетельствует, в частности, дневник генерала Ламарка, в котором под 18 мая 1822 года значится: «Весь Париж почитает своим долгом побывать на выставке картин Ораса Верне». Впрочем, этот ярый бонапартист обвинял художника, как позднее Бодлер, в чрезмерной легковесности. См.: Lamarque M. Memoires et souvenirs du general Maximilien Lamarque publics par sa famille. Paris: H. Fourier Jeune, 1835. Т. 1. P.423. 7y2

D u r a n d e A. Joseph, Carle et Horace Vernet. Op. cit. P. 74.

Смерть в Аркадии ==341 художника, и до какого варварства мы дойдем, если позволим лишить независимости изящные искусства, служащие утешением, украшением, а иногда и поддержкой установлениям наименее свободным?»™ Эта тирада, звучащая довольно пикантно, если вспомнить, что принадлежит она двум профессиональным цензорам, позволяет составить представление о пропагандистском характере каталога, для авторов которого «Солдат-землепашец» оказался темой в высшей степени благодатной. Картина эта фигурировала под номером XX, а под номером XIX была выставлена картина «Солдат Ватерлоо»: военный с крестом на груди, раненный в ногу, сидит на могильном холме, держа в руках заступ; он уже наполовину предал земле останки погибшего боевого товарища и, немного отдохнув, собирается докончить свой скорбный труд. Справа в глубине картины на опушке леса валяются трупы нескольких людей и одной лошади; на небе сверкают молнии; вот-вот разразится буря. У ног солдата наполовину вырытые из земли знамя, увенчанное орлом, и пушка. В глубине картины слева—крест. Это полотно 1821 года, купленное герцогом Орлеанским (будущим Луи-Филиппом), ныне принадлежит фонду Нортона Саймона в Пасадене (штат Калифорния)™. Известно несколько его вариантов, сделанных рукой самого Берне7". Напротив, о судьбе выставленного под 7(i

Jouy Е. de, Jay A. Salon d'Horace Vernet, analyse historique et pittoresque des quarante-cinq tableaux exposes chez lui en 1822. Paris: Ponthieu, 1822. P. 5.

73/1

Этими сведениями я обязан любезности господ А.-С. Чехановецкого и Джона Помьяна, директоров лондонской галереи Хейм. «Солдат Ватерлоо» О. Верне фигурирует под номером 115 в кн.: Vatout J.

Catalogue historique et descriptif des tableaux appartenant & S. A. R. Mgr Ie due d'Orleans. Notices historiques sur les tableaux de la galerie de S. A. R. Mgr Ie due d'Orleans. Paris: Imprimerie de Gaultier-Laguionie, 1823— 1826. Т. 4. Р. 299—302. Здесь комментарием к картине служит первая из «Мессинских элегий» Казимира Делавиня, носящая название «Битва при Ватерлоо». 7:15

В лондонской Коллекции Уоллеса хранится любопытная сепия «The Soldier's Grave» (Солдатская могила.—англ.), на которой изображен

==342 Часть третья. Изображения мифа следующим номером «Солдата-землепашца» долгое время никто ничего не знал. Поскольку современные исследователи творчества Ораса Берне этой картиной не интересовались, отыскать ее было крайне трудно. Все дело в том, что она хранится в лондонской Коллекции Уоллеса (номер 598736) под другим названием: «Peace and War» (Мир и война.—англ.). В самом деле, словосочетание «Солдатземлепашец» носит сугубо французский характер и потому непереводимо. Когда картина, носившая название, непонятное для англосаксов, оказалась в Англии, ее тотчас, к несчастью исследователей, окрестили по-новому, так что автору этих строк удалось ее отыскать поистине чудом. Первым владельцем этого полотна, на котором рукою самого Берне написана дата «1820», стал герцог де Ларошфуко-Лиан кур. Литография Жазе, которая, в отличие от самого полотна, была выставлена этим гравером в Салоне 1822 года под номером 1583, воспроизводит оригинал с большой точностью. Литография эта, в свое время очень известная и неоднократно тиражировавшаяся, в наши дни забыта так же прочно, как и вдохновившая ее картина. Один ее экземпляр (в очень плохом состоянии) хранится в Кабинете эстампов Национальной библиотеки под именем не Ораса Берне, а Жазе717. Полотно Берне производит несравненно более сильное впечатление, чем картина, написанная на ту же тему Виньероном. Развалины, к которым прислонился Солдат-землепав профиль солдат, участвовавший в сражении при Ватерлоо; он только что вырыл могилу для своего товарища по оружию и опустил туда его скелет (№ Р. 729). Некоторые литографии Верне в точности повторяют этот рисунок. См., например, «Солдата Ватерлоо» в парижском музее Карнавале (Рс 36 Ь; гравюра Жазе). Существует и другая литография того же автора: здесь солдат с заступом в руках сидит напротив памятника, на цоколе которого выбито: «Их нет уж боле»; кажется, будто он своими руками возвел это величественное надгробие павшим при Ватерлоо. 736

Wallace Collection. Summary Illustrated Catalogue of Pictures. London: The Trustees of the Wallace Collection, 1979. P. 264.

737

Paris. Bibliotheque Nationale. Cabinet des Estampes. Ef. 236. d.

Смерть в Аркадии ==343

шец, заслоняют горизонт и не позволяют определить, где именно происходит дело: в Савойе, в крае Бос, в Провансе, Бретани или Оверни; очевидно лишь одно: перед нами абстрактная, якобинская Франция. Сквозь пролом в стене виден другой землепашец с плугом; его присутствие на заднем плане призвано напомнить зрителям о том, что главный герой картины не личность с резко выраженными индивидуальными свойствами, но распространенный тип, заурядный представитель своего класса, человек-масса, каких на свете бесчисленное множество. Грубые черты персонажа, широкий шрам, пересекающий лоб и правую щеку, виднеющиеся из-под закатанных рукавов блузы мускулистые руки, разукрашенные татуировкой (сердце, пронзенное стрелой, под ним скрещенные сабли, а над ним кокарда), огромные ладони,—все в этом землепашце выдает не столько прилежного крестьянина, сколько свирепого бойца. Проводя борозду своим топорным плугом с узловатой рукояткой, он только что выкопал из земли каску, саблю и скелет французского солдата в полуистлевшем мундире, чья импровизированная могила была отмечена деревянным крестом, который со временем упал наземь и порос травой. В руке Солдат-землепашец держит крест Почетного легиона, который только что снял с покойника. На его треуголке видны следы пыли и пота. Этот анонимный плебей-патриот, изображенный чуть снизу, как герой пропагандистского плаката, выполненного по законам социалистического реализма, выглядит на удивление современно, причем современность эта не имеет ничего общего с романтической школой, которую люто ненавидели Жуй и Жэ; это та самая современность, какую так справедливо разглядел в работах Ораса Берне Теофиль Готье. Готье, правда, утверждает, что Берне «ничем не обязан древности и пишет так, как если бы ни греков, ни римлян вовсе не существовало на свете»738 (точка зрения, которую опровергает сам выбор темы интересую738

Gautier Т. Portraits contemporains: Horace Vernet // Le Moniteur. 23 janvier 1863 // Gautier T. CEuvres completes. Geneve, Slatkine Reprints, 1798.T.9. P. 313.

==344 Часть третья. Изображения мифа щей нас картины), и стремится представить Берне художником близким к народу и малообразованным (подход, который возможен, лишь если не принимать во внимание целый ряд картин, написанных Берне, в 1826—1836 годах занимавшим пост директора Французской школы в Риме, в духе самого бесцветного академизма); тем не менее трактовка творчества Ораса Берне в статье Готье чрезвычайно оригинальна. Большой мастер «солдатского» стиля, о котором пишет Ломени739, Берне современен тем, что изображает войну как деяние масс, тем, что он понял: «герой наших дней—это тот коллективный Ахилл, имя которому—полк»"4". «Натура сугубо французская и созданная для того, чтобы нравиться французам»741— новому народу, народу водевилистов, земледельцев и воинов,—Берне одерживает легкие победы, создавая то самое нарциссическое, родственное мастурбации искусство, которое, как мы уже видели, язвительно критиковал Бодлер. Иначе говоря, современность, о которой идет речь, не имеет ни малейшего отношения к техническому прогрессу, урбанизации и промышленной революции; она связана исключительно с революцией социальной и политической. Современность эта—прямое следствие войны, в которой и благодаря которой она проявляется. Характерная черта этой современности—появление «коллективного» героя в лице вооруженного народа, предшественника тех «пролетарских масс», что возникнут в результате превращения армий «разрушительных» в армии «промышленные». Маркс, показавший в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» уравнительный характер французской мелкой собственности, рожденной Революцией и упроченной Наполеоном, сделал это на основе очень точных наблюдений над «огромной массой» мелких автаркических землевладельцев, которым он отказывает в звании «класса» по причине их недос-

lv)

Lomenie L. de. Galerie des contemporains... Op. cit. Notice «M. Horace Vei-net». P. 1—2.

7/t0

Gautier T. Portraits contemporains. Op. cit. P. 313. 741 Ibid. P. 318.

Смерть в Аркадии ==345 таточной организованности и внутренней сплоченности742. Между ними и исполнительной властью, которую олицетворяет верховный главнокомандующий, не осталось никаких связующих звеньев, былая культурная общность исчезла без следа. Описывая сельское общество Франции с его сложной, но постепенно исчезающей структурой, Маркс нередко грешит чрезмерными обобщениями; тем не менее он предлагает поразительную, пророческую формулу для описания специфически французского типа Солдата-землепашца, который появился на свет в результате введения «наполеоновской» формы собственности и исповедует «крестьянскую религию» бонапартистского империализма741. Служба в армии, пишет Маркс, была для парцелльных крестьян744 «делом чести»; армия «делала из них героев, которые защищали от внешних врагов новую собственность, возвеличивали только что приобретенное национальное единство, грабили и революционизировали мир. Военный мундир был их собственным парадным костюмом, война—их поэзией, увеличенная и округленная в воображении парцелла— отечеством, а патриотизм— идеальной формой собственности»745. В нарисованном Марксом портрете нетрудно узнать Шовена. Вполне закономерно, что этот любопытный, доселе не виданный персонаж—новый носитель государственного национализма— поразил умы всех европейцев. Современность, которую выразил Берне и о которой пишет, анализируя его творчество, Готье, заключается именно в осознании такого неведомого прежде массового явления, как милитаризация народов, объединение землепашцев в огромные армии, 742 Marx К. Le 18 Brumaire de Louis Bonaparte (1852). Paris: Editions sociales, 1976. P. 126. 743

Ibid. P. 129—130.

744

Парцелльное хозяйство—раздробленное мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство.—Примеч. переводчика.

745

Marx К. Le 18 Brumaire de Louis Bonaparte. Op. cit. P. 133; рус. пер.: Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. M., 1958. С.119.

==346 Часть третья. Изображения мифа столкновение целых наций, взявшихся за оружие. Традиционное искусство, основывающееся на подражании античности, не способно ни изобразить это новое явление, ни нарисовать главного представителя разъяренных народных масс, ведомых харизматическим лидером,—Солдата-землепашца. Пять лет спустя после того, как Берне показал публике своего «Солдата-землепашца», в Салоне 1827 года под номером 1154 была выставлена работа скульптора Филиппа Лемера, который в 1821 году получил первую премию в Риме, а впоследствии был награжден крестом Почетного легиона (1843) и стал членом Института (1845); эта мраморная статуя, законченная в 1826 году, называлась «Землепашец

Вергилия». С начала эпохи Реставрации и до конца Июльской монархии многие произведения скульптурного искусства устанавливали в саду Тюильри; в 1832 году так же поступили и с «Землепашцем» Лемера. Хотя нынешнее состояние скульптуры оставляет желать лучшего, она и до сих пор стоит там, перед круглым бассейном близ арки Каррузель, неподалеку от «Цинцинната», изваянного в 1839 году скульптором Фуайятье. На цоколе «Землепашца» выбита надпись, сейчас с трудом поддающаяся прочтению. Это стих Вергилия в переводе Делиля: Останки он узрит со скорбию, с тоскою. Землепашец, изображенный в античном стиле (вся его одежда—фиговый листок), стоит, опершись на рукоятку своего плуга, лемех которого только что наткнулся на череп. В свое время критики приняли эту скультуру очень неодобрительно. «Землепашца» упрекали в «незначительности позы и выражения лица»; ему противопоставляли выразительную мощь и современность «Солдата-землепашца», написанного Орасом Берне746. Это та самая современность, которую восхваляют в своем разборе «салона» на улице Мучеников Жуй и Жэ: «Да здравствует художник, чей талант отыскал столь бла^Annales de 1'Ecole francaise des Beaux-Arts. Salon 1827. 3е livraison. p.86—87.

Смерть в Аркадии ==347 городные источники вдохновения! Он не пренебрег ни блузою землепашца, ни запыленным мундиром гренадера. (...) Он предоставил другим живописать соблазнительные вымыслы Древней Греции, сладострастные или героические сцены из жизни чужих народов. Он разбудил самые сильные чувства наших сердец: он восславил наше величие в наших победах, наших поражениях и наших бедствиях. Наградою ему служит признание и восхищение общества». В этом воине, который «возделывает скромный участок земли, доставшийся ему по наследству и обеспечивающий его независимость», в этом «твердом и благородном, хотя и не слишком образованном» человеке747, пылинке, являющейся составной частью огромной массы, защитнике отечества и оплодотворителе национальной почвы, воплощается вся нация, униженная поражением, но богатая воспоминаниями о совместных великих деяниях. Этот отсвет коллективной славы, дошедший до каждой деревушки и служащий основой для национального единства, становится символом всей Франции, которая, несмотря на свои несчастья, не может не возродиться. Неизвестный солдат, возвратившийся в родную деревню и случайно отыскавший останки своего менее удачливого собрата,—идеальное олицетворение той «великой земледельческой и воинской двадцатипятимиллионной Франции», которую задолго до Петена без устали превозносил Мишле748. Благодаря Солдату-землепашцу эпопея современной Франции, простонародной, но славной, приобретает масштабы, достойные непревзойденного республиканского Рима. Иконография подтверждает то, о чем твердят водевилисты, ораторы и писатели: «Солдат-землепашец—это и есть Франция». Поэтому нет ничего удивительного в том, что картина Берне и ее бесчисленные литографические и ксилографические репродукции, стараниями разносчиков наводнившие всю Францию вплоть до самых дальних ее уголков, имели бе^Jouy E.,Jay A. Salon d'Horace Vernet. Op. dt. P. 98—99. ^MicheletJ.LePeuple^e^Op.cit.P. 118.

==348 Часть третья. Изображения мифа шеный успех. Размышляя о творчестве Ораса Берне, Виктор Фурнель замечает: «Особенно прославился „Солдат-землепашец". (...) В эпоху Реставрации пристрастные зрители видели в этом полотне великое национальное творение»749. Это великое творение, замечает, со своей стороны, Анри Делаборд, «постоянно оставалось предметом общественной симпатии и никогда не оставляло зрителей равнодушными»750. Наконец, Поль Манц удостоверяет, что «„Солдат-землепашец" имел больший успех, чем любое из полотен Гро»751. Поэтому особенно удивительным представляется то обстоятельство, что нынешние специалисты по творчеству Ораса Берне не подозревают о существовании этой картины: в недавнем каталоге римской выставки художника она даже не упомянута752. Видя, каким успехом пользуются картина и литография, Берне использовал тему «Солдата-землепашца» неоднократно. Например, в Лувре хранится эскиз акварели 1821 года, с 1860 года входящей в амстердамскую Коллекцию Фодор; работа эта, носящая название «A walker coming across a skull» (Идущий находит череп.—англ.)™, изображает землепашца в сабо, который, идя по полю с собакой, обнаруживает в борозде череп. Создатели популярных эстампов Эврар и, немного позже, Флере изготовили для менее утонченной публики картинку более простую и наивную, в герое которой, однако, можно узнать «Солдатаземлепашца» Берне по его профилю—что бы ни говорил Готье, все-таки еще очень греческому,— шраму на 749

Fou rnel V. La dynastie des Vernet. 25 octobre 1863. P. 300 (эта статья без указаний на издание, в котором она была напечатана, хранится в Кабинете эстампов парижской Национальной библиотеки— Yb 3 692). 750

Delaborde H. Horace Vernet, ses oeuvres et sa maniere // Revue des Deux Mondes. I"" mars 1863. P. 85.

751

M ant z P. Horace Vernet// LArtiste. 22 novembre 1857. P. 179. 75a Horace Vernet, 1789—1863, catalogue de 1'exposition de 1'Academie de France a Rome. Mars-juillet 1980. Rome: De Luca, 1980. 753

Ср.: Loos W. The Fodor Collection: Nineteenth Century French Drawing and Watercolours from Amsterdam's Historisch Museum. Hamilton, New York, Colgate University; Amsterdam, Amsterdams Historisch Museum, 1985.

Смерть в Аркадии ==349 правой щеке, треуголке и узловатым рукам (хотя одет он не так, как у Берне). Для упрощения рисунка он изображен с заступом. За его спиной—традиционная полуразрушенная стена и, справа, деревья с густой листвой, полностью скрывающие горизонт. Возделывая поле, землепашец обнаружил труп солдата, чью саблю, эполеты и крест Почетного легиона почтительно положил поблизости. Охваченный волнением, Солдат-землепашец на мгновение прервал работу. Слева от него собака, почуяв мертвое тело, оглашает окрестности воем754. Тему и детали полотна Берне можно узнать и в имевшей хождение начиная с 1821 года гравюре того же Эврара, изготовленной также в мастерской Шарона и получившей название «Солдат-земледелец»755. Конечно, некоторые незначительные отличия от образца у этой гравюры имеются: так, плуг и труп здесь расположены не справа, а слева. У полуразрушенного дома сохранилась соломенная крыша, а сквозь проломы в стене виден другой Солдат-землепашец, который—по всей вероятности, для упрощения рисунка—рыхлит землю не плугом, а заступом. Однако головной убор, греческий профиль,

бакенбарды (усы, правда, исчезли), поза, полусогнутое колено и выставленная вперед нога неопровержимо доказывают, что автор гравюры подражал не кому иному, как Берне. Впрочем, литография эта носит более дидактический характер, чем полотно Берне, и адресована более широкой аудитории: не случайно рядом с трупом, там, где у Берне лежит среди сорной травы один лишь могильный крест, автор литографии изобразил дикий лавр, благодаря чему Солдат-земледелец оказался между плугом и аллегорией воинской славы; кроме того, крест, снятый с покойника, на литографии виден ^Evrard. La Sepulture d'un brave (Могила храбреца). Grave par Charon (1822). Paris, Musee des Arts et Traditions populaires. C. 55. 57. 138. См. также: Paris, Bibliotheque Nationale, Cabinet des Estampes. Collection deVinck.Ef.2l7a. 755

Paris, Bibliotheque Nationale, Cabinet des Estampes. Collection de Vinck.Ef.217a.

==350 Часть третья. Изображения мифа гораздо более отчетливо; герой не просто держит его в руке, но как бы показывает зрителям, чем лишний раз напоминает как о национальности, так и о безграничной отваге павшего бойца. На некоторых экземплярах гравюры внизу выставлено название—«Солдат-земледелец»—и стихотворная подпись, приспосабливающая пророчество Вергилия к реалиям Франции эпохи Реставрации: Однажды селянин спокойною порою Равнину щедрую разбередит сохою, И с удивлением перед собой узрит Он тело мертвое, что в борозде лежит, И каски, и клинки, изъеденные ржою, Останки храбрецов, не переживших боя; Нарушит нехотя могильный их покой И кости извлечет он из земли сырой. На других экземплярах (в частности, на том, который хранится в Музее армии756) нет не только надписей, но даже и названия. Наличие разных вариантов одной и той же гравюры лишний раз подтверждает, что она печаталась несколькими тиражами и, следовательно, имела очень широкое хождение. Больше того, у гравюры Эврара, и без того довольно топорной, имелась еще более упрощенная копия, выполненная в 1822 году Флере и напечатанная в Лилле у Кастьо под названием «Солдат-землепашец»757. В данном случае перед нами весьма незамысловатая ксилография на отдельном листе— продукция не столичного, а провинциального печатника. Вдобавок гравюра Эврара воспроизведена здесь зеркально, благодаря чему плуг и второй землепашец снова, как на картине Берне, оказываются в правой части листа. Греческий профиль Солдата-землепашца выглядит здесь почти карикатурно, а сам он, изображенный довольно неуклюже, моложав и ангелоподобен. 756

Номер клише—14071. 57 Paris, Musee des Arts et Traditions populaires: C. 45. 36. 5.

Смерть в Аркадии ==351

Однако список подражаний полотну Берне на этом отнюдь не кончается. Возьмем, например, этикетку от ликера «Кабак Солдата-землепашца», хранящуюся в Музее народного искусства и народных традиций758: на ней в обрамлении двух ветвей лавра простодушно воспроизведена работа мастера. Развалины на этикетке полностью утратили былое величие, но Солдат-землепашец по-прежнему держит в руке крест, снятый с трупа, на который наткнулся лемех его плуга. Другие художники трактовали интересующий нас сюжет по-своему; например, Мартине нарисовал, а Шарон награвировал виньетку к «Французскому щиту», которую назвал «Солдат-землепашец»759. «Французский щит, или Умирающий Баярд»—знаменитая песня, прославляющая все основные мотивы шовинизма. Очень скоро, в «Трехцветной кокарде» и «Осах», этим щитом сделается «в минуту опасности» сам Шовен, а столетие спустя того же определения удостоится маршал Петен. На усыпанном топорными звездами щите в окружении военных трофеев и под сенью креста Почетного легиона изображен в овальной рамке Солдат-землепашец: он сидит среди развалин, сложив руки на груди, а рядом стоят два быка, впряженные в плуг, лемех которого только что наткнулся на человеческие останки. Оригинальная особенность виньетки: пока Солдат-землепашец с греческим профилем и в почти античных одеждах (разве что рукава закатаны), чей образ явно вдохновлен Цинциннатом с гравюры Барбье-старшего на фронтисписе «Альманаха земледельца» 1794 года, пытается совладать с нахлынувшими на него чувствами, сын его, будущий участник грядущих боев, в которых Франция возьмет реванш за все свои поражения, играет с саблей покойного: ведь Франция бессмертна! Хранящаяся в музее Карнавале литография Сантикса (январь 1827 года) служит точкой соприкосновения между изначальной сценой и водевильным Шовеном. На сей раз демоби758

Paris, Musee des Arts et Traditions populaires: 8. 42. 3. 85.

759

Paris, Bibliotheque Nationale, Cabinet des Estampes. Ef. 217a. Vol. 2 (oeuvre de Charon).

==352 Часть третья. Изображения мифа лизованный солдат, возвратившийся в родные края, стоит, опершись на заступ, на фоне массивной стены и держит в руках кусок каски, которую только что извлек из земли. В глубине слева мотыжит землю другой солдат. Уже эта композиция, равно как и треуголка, красующаяся на голове у главного героя картины, отличает литографию Сантикса от полотна Берне. Однако этим дело не ограничивается: судя по тому, что стену, служащую фоном, успели восстановить, после войны прошло немало лет; страшную находку совершает солдат, выглядящий совсем мальчишкой,—один из тех Шовенов, которые знают о войнах времен Империи только из рассказов бывалых вояк. Отсюда смехотворный вывод, к которому приходит герой литографии: «Должно быть, это солдат Цезаря... ядро снесло ему полголовы»; отсылая разом и к «Георгикам», и к 1815 году, эта сентенция, низводящая «благородный» эпизод до самого вульгарного уровня, должна вызывать у зрителя тот же неотрывный от чувства вины смех, какой вызывает Шовен760. Пика популярности мрачный эпизод из жизни Солдатаземлепашца достиг около 1829 года, однако и в более поздние годы он также постоянно возникал как в литературе, так и в изобразительном искусстве. Художники академической школы, которым случалось использовать эту тему и в более ранний период, подчеркивают ее латинские корни: упомянем, например, полотно Ж.-Б. Грасси, который в 1810 году изобразил землепашца, держащего в одной руке череп, а в другой заржавевшую шпагу (полотно это находится в музее города Дуэ), или статую Лемера (1826). Ту же традицию продолжают Этьенн Стефан Винь, выставивший в Салоне 1833 года «Видение римского землепашца», и пейзажист Жан Жозеф

Бидо, автор показанного в Салоне 1839 года полотна «Землепашец Вергилия и вид Рокаджовине». Впрочем, во внешности этого землепашца нет ни одной детали, которая указыва760

Литография Сантикса, датированная 21 января 1827 года, хранится в парижском музее Карнавале: PC 35/R. Mocurs, chemise «Demobilisation».

Смерть в Аркадии ==353 ла бы на то, что в прошлом он был солдатом. С другой стороны, продолжают появляться и современные патриотические разработки старинной темы; так, при Второй империи она возникает на страницах «Альманаха Жана-Мужика» Пьера Дюпона: Жан-Мужик, точно так же как Шовен на литографиях Шарле, отрывается от работы в поле, чтобы взглянуть на проходящих мимо солдат. Опершись на заступ, он указывает им пальцем на каску, которую только что выкопал из земли761. Наконец, к самому концу XIX столетия относится лубочная картина «Родная земля»—иллюстрация к песне поэтапатриота Теодора Ботреля (1868—1925), посвященной «Всем французским патриотам» и призванной служить «ответом на Интернационал»^'1. Романс этот воспевает землю-матушку, отождествляемую с родиной, и подчеркивает органическую связь между кровью павших и плодородными нивами: Есть лишь одна земля на свете, Что для всех нас вторая мать, И любим мы ее, как дети. (все вместе хором): Смотрите, вот земля родная, В которой мертвецы спят крепким сном; Ее границы охраняя, Готовы насмерть биться мы с врагом. И чтоб цвела земля родная, Ряды под нашим знаменем сомкнем! На гравюре эта земля, Terra Mater, предстает землей по преимуществу воинственной; такой, убеждены и поэт и художник, она была всегда, от эпохи Хлодвига до 1870 года. «Земля, пропитанная кровью»,— говорит о ней Ботрель; она 761

См.: Dupont P. Almanach du Jean Guestre, rustique et guerrier (1860). Paris: Eugene Pick, 1859. P. 85.

762

La Terre Nationale, reponse a I'lntematwnale dediee a Tous les patnotes francais, poesie et musique de Theodore Botrel, imagerie d'Epinal. Pelletin et Cw, s. d., collection de 1'auteur a qui elle a ete remis par M. Henri George, president de 1'Assodation «Le Vieux Papier».

==354 Часть третья. Изображения мифа оплодотворена теми кровопролитными побоищами, которым сама служила и зачинщицей, и ареной. Эту хтоническую Францию, которой патриотический и военный пыл помогает примириться с самой собой, преодолеть бессмысленные и преступные междоусобные распри, Люсьен Эммери изобразил в облике Солдата-землепашца, который, идя за плугом, обнаруживает в борозде череп и саблю. Солдат поет песню, прославляющую его родную нацию, аллегорией которой служит парящая над полями грозная армия: средневековые короли и рыцари, Жанна д'Арк, солдаты Революции, Империи и начала

XX века. Галльский воинский пыл объединяет всех их, а наверху, как в раю, в окружении солнечных лучей, восседает на троне Республика с трехцветным знаменем в руках. Справа и слева от нее, охваченные патриотическим экстазом, несут караул солдат и рабочий, а у ног ее пребывают интеллектуал, листающий книгу, и крестьянка, у которой в одной руке серп, а в другой—сноп хлеба. То обстоятельство, что тема, унаследованная от Вергилия, обрела популярность около 1818 года, объясняется историческими причинами: демобилизованные солдаты возвращались в родные края, потрясенные поражением при Ватерлоо и, главное, сражениями на территории Франции: эти сражения заняли в сознании французов то место, какое во времена Вергилия играли битвы при Фарсале и Филиппах. В этом историческом контексте окостеневший классический образ обрел недостававшую ему прежде жизненность и эмоциональную наполненность. 5 мая 1821 года умер Наполеон, и эта смерть побудила образованных людей по новому взглянуть на строки «Георгик», посвященные смерти Цезаря (именно с ними соседствует отрывок о землепашце, который отыскал в поле славные останки). Никогда еще строки эти не казались ни столь величественными, ни столь актуальными. В вырытом из земли трупе неизвестного героя читатели 1821 года видели на-

Смерть в Аркадии ==355 мек на агонию императора, с которым павший боец делил воинскую славу! Во всех этих изображениях скелет героя наполеоновских войн играет роль memento mori (напоминания о смерти.— лат.) совершенно нового рода. Он напоминает землепашцу не только о том, что он смертей, но и о том, что смерть в бою, способствующая сохранению социальной группы и оплодотворению почвы, есть его высшее общественное предназначение. В ходе революционных войн и войн Империи это восславление оплодотворяющей и жертвенной роли крестьянства, поставленного под ружье, постепенно сделалось общим местом патриотических песен. В самом деле, одно из существенных преимуществ массовых войн заключается в том, что они в высшей степени способствуют росту плодородности почвы! Начиная с 1792 года фанатически настроенные революционеры отводят врагам, существам по природе своей нечистым, роль удобрения. Прославленная строка «Марсельезы»: Пусть крови вражеской напьются наши нивы,— стала одним из штампов якобинской пропаганды. Особенно большое место занимает эта тема в многочисленных песнях, посвященных битве при Флерюсе (1794); назовем, например, «Песнь побед» Шенье или «Сражение при Флерюсе» Лебрена763. Языческий отзвук революционной ненависти различим и в песнях 1814 года, таких как «Солдатыграждане» или «Казаки, или Северные разбойники»: Землю галлов пусть омоет Кровь нечистая убийц764. До этого момента никаких проблем не возникает: нечистая кровь густыми потоками льется на поля, что сулит богатые урожаи Франции, которая, как в водевилях, неизменно 763

См.: (Anonyme). Chansons nationales et republicaines de 1789 a 1848, avec des notices historiques. Paris: Gamier, s. d. P. 243—244, 340—341. 764

(Anonyme). Le Chansonnier national et napoleonien. S. 1. n. d. Paris: Musee des Arts et Traditions popuaires: 01R198.

==356 Часть третья. Изображения мифа выходит победительницей из любых сражений. Однако после Ватерлоо и оккупации Франции союзниками сочинители стихов и песен поневоле переводят разговор в другую тональность: ведь нечистая кровь врагов смешивается во французской земле с кровью верных сынов Франции. Поэтому на смену похвальбам приходит элегическая грусть. Героев кровь, в поля пролейся! Укройте, розы, след боев! — молит Эмиль Дебро в «Поле боя»765, а затем в песне «МонСен-Жан». В 1835 году тот же образ, унаследованный от Вергилия, появляется в «Наполеоне» Эдгара Кине766. Впрочем, впервые Кине прибегнул к нему еще раньше, в статье «О будущем искусства; об искусстве в Германии» (1832): «Скажите мне, Бога ради, что сталось с теми полями, на которых разворачивались сражения при Маренго и Ваграме, происходили Лейпцигская битва и битва при Ватерлоо? Пусть пастухи объяснят мне, благодаря каким чудесным удобрениям клевер, растущий на этих полях, так свеж, боярышник так пышен, а хлеб созревает так рано?»767 Позже Бальзак посетил Ваграм и взглянул своими глазами на «поле битвы, политое французской и чужеземной кровью». Любуясь роскошными полями люцерны на берегу Дуная, Бальзак задается вопросом о методах, с помощью которых достигается подобное изобилие. «„Тут,—сказал мне крестьянин, служивший нам проводником,— покоятся кирасиры императорской гвардии. Вы види мо ebraux Е. Le Champ de bataille (vers 1820)//Dumersan T.-M., Segur N. Chansons nationales et populaires de France. Paris: Garnier, 1866. Т. 2. P. 234—235; . Chansons patriotiques et chevaleresques. Paris: G. de Gonet, s. d. P. 75. 766

Quinet Е. Napoleon. Op. cit. P. 234, 318.

^Quinet Е. De 1'avenir de 1'art; de 1'art en Allemagne // Revue des Deux Mondes. 1832. ljuin; цит. по: Gautier P. Un prophete, Edgar Quinet. Ed. nouvelle de ses articles sur 1'Allemagne d'apres les textes originaux avec commentaires. Paris: Plo ourrit, 1917. P. 146.

Смерть в Аркадии ==357 те их могилы". Услышав эти слова, я содрогнулся»768. Что же касается Жорж Санд, то она совершенно хладнокровно утверждает, что война—непревзойденный источник удобрений; война оплодотворяет землю и служит залогом грядущего блаженства: «Пшеница вырастает из человеческой плоти, удобряющей наши поля. Под ногами у нас повсюду только-прах и кровь»769. Кровь эта—кровь народа, иначе говоря, крестьянства, чьи оплодотворяющие свойства воспевает в 1848 году в своем «Гимне крестьянам» Феликс Мугте: Привет тебе, людское войско, Чья кровь поля плодотворит. В эту пору, когда французов вновь охватил революционный энтузиазм и они, под предлогом освобождения угнетенных народов, вновь стали помышлять о завоевании сопредельных земель, тема прославления французской крови, удобряющей землю, гармонично переплеталась с темой избиения нечистых.

Наконец, при Второй империи Ашиль Милльен завершит свою «Легенду о плуге» рассказом о том, как далекие потомки Солдата-землепашца находят в земле его останки: В твоих родных полях, где ты почиешь мирно, Неспешные быки впрягутся в острый плуг, И пахарь будущий, в земле увидев жирной Останки славные, их потревожит вдруг! Когда крестьянский плуг твоих костей коснется, Схороненных в земле уж много лет назад, Твой прах, солдат-герой, от счастья содрогнется: При жизни ты пахал и в смерти плугу рад770. ^"Balzac H. de. Les Paysans (1844). Geneve: Edito-Service: Editions Rencontre, 1967. P. 43, note 1. 769

S a n d G. Legendes rustiques //Sand G. (Euvres completes. Geneve, Slatkine Reprints, 1980. Т. 20. P. IV.

770

M i 11 i e n A. La Legende de la charrue //Million A. Musettes et clairons. Paris: Jules Tardieu, 1865. P. 44.

==358 Часть третья. Изображения мифа Мотив смерти в полях отнюдь не обязательно связан с образом Солдата-землепашца. Мотив этот присутствует в изобразительном искусстве с конца Средневековья. Вспомним, например, землепашца из «Образов смерти» Гольбейна, чьих коней погоняет скелет—воплощение Курносой; свое «Чертово болото» Жорж Санд задумала как оптимистическую реплику на эту картину Гольбейна771. Вспомним также гравюру «Скелет-землепашец», найденную Бодлером у букиниста с набережной Сены; на гравюре этой, скорее всего выполненной для анатомического трактата Везаля (1543), поэт видит «лишенных кожи землеробов»772. Такие изображения, призванные служить напоминанием о смерти (memento mori), схожи с многочисленными «плясками смерти»; назовем, например, гравюры XV века, на которых перед ухмыляющейся смертью оказываются равны рыцарь, клирик и крестьянин773, или голландскую гравюру на дереве XVII века, на которой возле только что вспаханного поля могильщик роет могилу774. Никакой национальной и патриотической идеи эти гравюры не утверждают. Изображенные на них скелеты — судьбы жестокой Ужасный символ без прикрас775,— призваны напоминать всем людям без изъятия о быстротечности и ничтожестве их существования. О том же говорит и 771

Sand G. La Mare au diable. Op. cit. P. 27—30.

772

Baudelaire Ch. Le Squelette laboureur //Baudelaire Ch. (Euvres completes / Texte etabli, presente et annote par Cl. Pichois. Paris: Gallimard, 1975. P. 93—94, 1023 (Bibliotheque de la Pleiade); рус. пер. П. Антокольского: Бодлер Ш. Цветы зла. М., 1970. С. 156. 773

Paris. Musee des Arts decoratifs. 330/2. Metiers, agriculture (France, XV siecle).

774

Ibid. (Hollande, XVIF siecle).

775

Baudelaire Ch. Le Squelette laboureur // Baudelaire Ch. Les Fleurs du mal. Op. cit. P. 94.

Смерть в Аркадии ==359 четверостишие, служащее подписью к гравюре Гольбейна и потрясшее Жорж Санд: В поте своего лица Будешь долго ты трудиться. Нету тяготам конца; Глядь—уж в двери Смерть стучится776. Впрочем, отвратительная смерть порой вторгается и в крайне далекий от «труда и тягот», беспечный и томный мир пасторали. «Et in Arcadia ego...»—«Даже в Аркадии царю я, смерть»—напоминает стела, увенчанная черепом, на картинах Гверчино и Пуссена (соответственно 1623 и 1630 годы)777. Что же касается нашей мрачной иконографии, связанной с фигурой Солдата-землепашца, урок, который преподает она, совсем иного рода. Здесь место стелы занимает сама земля, которая не обнажает содержащийся в картине урок, но напротив, скрывает его. Землепашец, идущий за плугом, находит труп точно так же, как в целой череде сказок и легенд крестьянин, опять-таки идя за плугом, находил в земле клад. Здесь, разумеется, на память сразу приходит знаменитая аллегория из «Дафниса» Геснера—клад, который виноградарь Тиметас обнаруживает, когда пашет землю около могилы778. Истоки этого образа теряются в глубине столетий: он, например, присутствует в «Метаморфозах» Овидия779. Следует заме776

Жорж Санд поставила это четверостишие эпиграфом к своему предисловию к «Чертову болоту» (Sand G. La Mare au diable. Op. dt. P. 27). 777

Исчерпывающий анализ этого мотива дан Эрвином Панофски; см.: Panofsky Е. Et in Arcadia ego, Poussin et la traduction elegiaque // Panofsky Е. LCEuvre d'art et ses significations, essai sur les arts visuels (1957). Paris: Gallimard, 1969. P. 278—302. «Впервые,—пишет Панофски,—мотив „могилы в Аркадии", впоследствии сделавшийся почти неотъемлемым элементом изображения Аркадии в поэзии и живописи, появляется в пятой эклоге Вергилия» (Op. cit. Р. 286). ^"Gessner S. Daphnis // CEuvres de Gesnet (sic!). Paris: Dujart, s. d. T. l,livre2.P.328—329. 779

0 v i d e. Metamorphoses I / Texte etabli et traduit par Georges Lafaye. Paris: Belles Lettres, 1928. T. 1.

==360 Часть третья. Изображения мифа тить, что в основании притчи в данном случае лежит самый что ни на есть реальный факт: в недрах земли хранятся железо и золото, которые человек извлекает оттуда с помощью плуга. Отзвуки того же мотива слышны также в басне Лафонтена «Крестьянин и его сыновья», восходящей к Эзопу; впрочем, мораль этой басни иная: труд сам по себе и есть главное сокровище780. На наших гравюрах обнаруживаемый в земле «клад» перестает быть искушением и превращается в поразительное открытие. Прежде земледелец, возделывая поле, либо обнаруживал в земле полезные ископаемые и ларцы с золотом и драгоценностями, либо убеждался в ценности труда. Отныне в роли истинного сокровища начинает выступать сама земля; сколько бы варвары-противники ни терзали Францию, ни измывались над нею, ей все равно обеспечено грядущее возрождение, ибо земля ее,

упитанная плотью и кровью людей, с каждым днем делается еще богаче и плодороднее. Именно поэтому образы смерти приобретают иной смысл, нежели раньше; изображенная смерть утрачивает свою неотвратимость. Солдат-землепашец, оставшись в одиночестве, без свидетелей, ненадолго проникает в недра земли и узнает ее тайну. Благодаря ему все мы, как настоящие вуайеристы, постигаем суть священного таинства, доступ к которому наш Солдат открывает нам благодаря аллегорическим свойствам мифа, как бы по недосмотру. Сначала Солдат-землепашец воплощал в себе образцового гражданина воинственной Республики. Теперь в нем олицетворяется священная сущность родной почвы, гумус которой состоит из плоти и крови героев. Вглядимся повнимательнее в эти образы: перед нами первая и наиболее впечатляющая аллегория плотской, неприкосновенной, «табуированной» природы национальной почвы. То, на что многозначное живописное изображение только намекает, о том сразу и впрямую говорит песня: 780 La Fontaine J. de. Fables choisies. Lyon: Louis Lesne, 1842. P. 168.

Смерть в Аркадии ==361 Я выжил... ты погиб; останки бренны На пашне предо мной лежат в крови. Покойся с миром: ведь земля священна, Коль почву кровь французская живит781. Когда эту мифическую сцену, возникшую гораздо раньше, чем немецкие теории Blut und Boden (крови и почвы.—нем.}, включат в рамки последовательной доктрины, она сделается одним из оснований французского национализма. Всю свою мощь она обретет в теориях Барреса, чья идеология как раз из нее и вырастает. Понятие родины Баррес сводит к паре «Земля и Усопшие», которая непосредственно отсылает к нашим гравюрам78". Барресовская убежденность в кровной связи французов «с теми мириадами усопших, что составляют почву и душу Франции, почву, которая имеет душу, ибо она напитана кровью героев»,—это не что иное, как выраженное в рациональной форме содержание гравюр и полотен, созданных на заре XIX века783. 781

. Le Soldat-laboureur // Recueil de romances nouvelles. Op. dt. Paris, Bibliotheque Nationale. Ye 31, 239. P. 1. 782

В а г г ё s М. Scenes et doctrines du nationalisme. Op. cit. T. 1. P. 8.

783

Ibid. P. 93, 122; Barres М. Les Traits eternels de la France. Op. cit. P.15,27.

==362

00.htm - glava23 Заключение «Мы французы, Шовен, дело можно уладить» Никола Шарле. Фантазии (1824—1827) 00.htm - glava24 Самобытность шовинизма

Шовинизм, основывающийся на долговечном и мощном мифе, не может быть назван ни простым и чистым отражением реальности, ни идеологией—от последней его отличает отсутствие жесткости, теоретических выкладок, притязаний на объяснительную и научную ценность. В основе шовинизма лежат не идеи, а образы, рассказы и символы, он всецело принадлежит сфере не рационального, а эмоционального. Таким образом, шовинизм нельзя счесть синонимом национализма—идеологии, которой неоднократно давались самые различные и порой даже противоречащие одно другому определения и которая, в зависимости от места и времени действия, нередко наполнялась разным содержанием и достигала различной мощи. Следовательно, невозможно отождествлять шовинизм и с французским национализмом, которого он гораздо старше и которому он послужил источником, и притом самым оригинальным. В самом деле, именно шовинизму французский национализм обязан некоторыми своими специфическими оттенками, воспринятыми через посредство Мишле и Анри Мартена и присутствующими в идеологическом дискурсе Третьей республики и в доктринах Барреса и Морраса. Из чего следует, что шовинизм, вне всякого сомнения, обладал значительной идеепорождающей силой.

Самобытность шовинизма ==363 Возникший в первой половине XIX века, около 1820 года, в песнях и литографиях и достигший своего расцвета при Июльской монархии, в эпоху алжирской кампании и сельскохозяйственных комициев, шовинизм может быть назван нулевым уровнем, французского национализма. Он таков хронологически, ибо предшествует триумфу националистической идеологии, имевшему место в конце столетия, но также и по своей природе и содержанию. Дело в том, что в его основе лежат элементарные побуждения, которые выражаются в повторяющихся тирадах и не могут быть сведены в стройную систему. И во Франции и за границей шовинизм пользовался таким успехом, что люди забыли о его специфических свойствах и стали подразумевать под «шовинизмом» утрированный и смешной национализм. Впрочем, подобная вульгаризация не что иное, как изнанка успеха. В этой выродившейся форме шовинизм и поныне присутствует в рассуждениях экономистов и в эмоциях спортивных болельщиков—людей, подчиняющихся воинственным порывам и стадным инстинктам; впрочем, совсем недавно о шовинизме заговорили американские феминистки, обвиняющие мужчин в Male Chauvinist Pig (свинском мужском шовинизме.—англ.); в этом случае слово «шовинизм», как ни странно, вновь обрело первоначальный смысл. Одна из составляющих шовинизма—нескрываемое презрение и ненависть к иностранцам, прежде всего к англичанам, а после 1830 года также и к арабам. Еще один объект ненависти—еврей, этот внутренний иностранец, связанный с Англией и с антифранцузскими идеалами, с урбанизацией, торговлей, путешествиями... Таким образом, ксенофобия приобретает у шовинистов черты антиарабского и антисемитского расизма. Антиарабские чувства возникли после завоевания Алжира и находили оправдание в неизменно подчеркиваемом культурном превосходстве французов над «варварами». Если Робеспьер предсказывал победу земледельческой Франции над торгашеской Англией, то французские публицисты объясня-

==364 Заключение

ют покорение Алжира превосходством земледельцев над пастухами, оседлой жизни над жизнью кочевой. Именно это первенство дает Шовену право «бить бедуинов всех подряд», а его соотечественникам—право на законном основании присваивать себе невозделанную местными жителями землю. Что же касается антисемитизма, который характерен для шовинизма, но к которому, однако, шовинизм отнюдь не сводится, то его возникновение объясняется обстоятельствами структурного порядка. Сам по себе шовинизм, плод деградации гражданских идеалов французской революции 1789—1794 годов, не носит откровенно расистского характера. Тем не менее дважды шовинизм обращается к понятию расы. С одной стороны, его символы ведут к биологизации политики784: аллегории матери-родины, земли— матери и жены, восприятие французской нации как нации «братьев», приверженность (не столько «расистская», сколько «расовая») великому национальному единству и неприятие разделения на классы,—во всем этот очевиден хтонический антропоморфизм нации. В противоположность классам, раса—великое единство, которое кладет конец искусственному делению общества на сословия, существовавшему при Старом порядке, и отменяет экономическое деление на классы, появившееся в новую эпоху. Однако, с другой стороны, лежащая в основе шовинизма мечта о могучей расе воиновземлепашцев неминуемо приводит к такой сомнительной доктрине, как евгеника, и к отрицанию права на существование за «выродками»—особями слабыми и развращенными собственными скрытыми пороками, нездоровым городским воздухом, темными и грязными делами, которые творятся в лавках, писательских кабинетах и библиотеках. Наконец—и это, пожалуй, самое важное—хотя антисемитизм и нельзя назвать центральной и открыто пропагандируемой составляющей шовинистского дискурса, ненависть к 784

Ср.: Windisch LL.Jaeggi J.-M„ Rham G. de. Xenophobic? Logique de la pensee populaire, analyse sodologique du discours des partisans et des adversaires des mouvements xenophobes. Lausanne: lAge d'homme, 1978. P.26,58.

Самобытность шовинизма ==365 евреям безусловно принадлежит к числу неизбежных последствий шовинизма. Страстное прославление земледельческих и воинских добродетелей неминуемо влечет за собою враждебное отношение к той части населения, что наименее воинственна, наименее тесно связана с землей и наиболее тесно— с городской жизнью, с коммерцией и финансами—двумя сферами, которые объявляются порождениями дьявола. Таким образом, именно шовинизму, а вовсе не религиозной традиции левые авторы обязаны тем, что в их писаниях довольно рано стала играть весьма важную роль демоническая фигура еврея, иностранца по крови, человека, связанного интересами и идеалами с ненавистной торгашеской Англией, которая по своей природе является абсолютной антитезой и злейшим врагом Франции. Больше того, в еврее эти авторы видят преемника «эксплуататоров», угнетавших народ при проклятом Старом порядке. Сильно упрощая реальную картину экономической и социальной жизни, авторы эти утверждают, что мелкий землевладелец, едва освободившись от «феодального гнета», тотчас попал в лапы ростовщиков. Так создается образ «финансового феодализма»—источника экономического и, следовательно, морального поражения Солдата-землепашца, которому грозит потеря собственного земельного участка. Еврей, таким образом, предстает не только омерзительной антитезой бравого Шовена, но и его заклятым врагом, чья цель—гибель Солдата-землепашца и расчленение Франции. Именно еврей мешает равномерной обработке земли, разрушает гармонию идиллии в лосинах. Шовинизм, не сводимый ни к национализму, ни к патриотизму, ни к ксенофобии и расизму, хотя и весьма близкий к ним, не принадлежит к числу концептов с четко очерченными научными границами. Однако мы вправе говорить в этом случае о понятии, за которым стоит особое, поддающееся распознаванию и уникальное в своем роде содержание, соответствующее определенному периоду в

истории французских коллективных представлений. Кстати, именно самобытность шовинизма обеспечила столь долгую и успешную жизнь са-

==366 Заключение мому этому термину, обозначавшему новую и поразительную психологическую установку—результат симбиоза крестьянства и армии, подчинения властям, милитаризма, привязанности к земле и простонародного желания славы, приводящего к инстинктивному и грубому национализму. Именно в силу самобытности шовинизма название его непереводимо и вошло в словарный состав европейских языков, ни в одном из которых не нашлось другого слова для характеристики чувства, прежде неизвестного и предвещающего националистические страсти конца XIX века. Сходным образом ни в одном из европейских языков нет точного эквивалента для выражения «Солдат-землепашец». Да и во французском языке у слова «шовинизм» по сей день нет синонимов. Шовинизм—не идеология, но и не арготическое словечко, лишенное четкого смысла; это термин, обозначающий определенные поведенческие установки,, как индивидуальные, так и коллективные, связанные с совершенно определенным местом и временем. Шовинизм—совокупность более или менее сознательных, но не организованных в систему представлений и практик; он связан со специфическими образами, специфической мифологией и социологией. С одной стороны, шовинизм—результат пропагандистской активности некоторых социальных групп, которые занимаются насаждением соответствующих тем и образов; с другой же стороны, в шовинизме выражается реальная потребность в единении, единообразии и всеобщем примирении: пережив беспримерные исторические потрясения, люди объединяются в поклонении военной и земледельческой славе. Если одним из плодов шовинизма стал воинственный, агрессивный и нетерпимый национализм, то другим, куда более существенным его плодом стала выработка у французов определенных представлений о себе самих и об иностранцах, осознание ими своей собственной идентичности. Однако Шовен—не просто национальный стереотип вроде Джона Буля или Дяди Сэма, в которых с чувством гордости и умиления узнают себя англичане и американцы и с которыми их отождествляют

Призрак государственного национализма ==367 иностранцы. Конечно, Солдат-землепашец воплощает в себе французскую душу—душу пахаря и воина, подобно тому как Джон Буль служит воплощением английской души, души коммерсанта и буржуа. Однако Солдат-землепашец—это еще и нечто большее. В самом деле, хотя он и объявляет во весь голос о своей принадлежности к французской нации, в то же самое время он, дитя новой эпохи, притязает на значение всеобщее, выходящее за пределы того или иного этноса. Не случайно его имя породило интернациональный неологизм «шовинизм», обозначающий психологическую установку, которая характерна отнюдь не для одних французов, тогда как Марианна или галльский петух, точно так же, как Джон Буль или Дядя Сэм, немыслимы вне контекста той нации, которую они олицетворяют. Шовинизм, в основе которого лежит новый по форме и по атрибутам симбиоз двух социальных типов, испокон веков противостоявших друг другу,—крестьянина и солдата, оказывается формой разрыва с европейской исторической традицией. Он способствует появлению у французов ощущения, что они противостоят всему остальному континенту, враждебному по отношению к Франции (символом

европейского диктата служат трактаты 1815 года). С другой стороны, с помощью шовинизма Франция порывает со своим собственным прошлым и принимается мечтать о том, как она возродится на новых основаниях, в обстановке идеального порядка и образцовой дисциплины. 00.htm - glava25 Призрак государственного национализма Плод революционного дискурса, сделавшегося еще более грубым во время войн и еще более скудным в ходе наполеоновской эпопеи, образ Шовена, вне всякого сомнения, родился в либеральных кругах, которые, в свою очередь, были рождены Революцией. Идеал Солдата-землепашца сформировался в умах левых и частично реализовался в деятельности революционной и наполеоновской армий. В самом деле, сол-

Заключение

==368 даты, воевавшие в рядах этих армий, были, в отличие от солдат Старого порядка, не подонками общества, выросшими в развратных городах, но деревенскими жителями, которых привели в армию декрет о народном ополчении или воинская повинность. Художники, создавшие самые запоминающиеся изображения Шовена и Солдата-землепашца, Шарле и Белланже, равно как и Берне и многочисленные сочинители песен и водевилей, исповедовали либеральные взгляды и находились под покровительством герцога Орлеанского и герцога де Ларошфуко-Лианкура. Все они общались между собой, а нередко и дружили. Шарле был очень привязан к Беранже, а также к Лорану Пьеру де Жюссье и Бенжамену Апперу, благодаря чему шовинистские образы попадали из песен и литографий в учебники и нравоучительную литературу. Однако с самого начала эпохи Реставрации фигуру Солдата-землепашца используют в пропагандистских целях—да еще как активно!—и сторонники Бурбонов, как умеренные, так и ультрароялисты, что, впрочем, нимало не уменьшает привязанности к этой фигуре писателей и художников из противоположного, левого лагеря. Будучи символом «римским» и революционным, Солдат-землепашец в то же самое время надолго стал одной из эмблем крайне правых. В конце XVIII века Жозеф де Местр—напомним, не француз, а савойяр и, следовательно, подданный короля Пьемонта—выказывает в полном соответствии с традицией самое глубокое презрение как к солдатам, так и к землепашцам. Подход совершенно естественный для автора, видящего свою основную цель в борьбе против Революции и античных идеалов руссоистов. Однако французские последователи де Местра очень скоро создали удивительный сплав его философии с шовинистским фольклором. Воинствующая вера аббата Девуаля и Луи Вейо строится на сочетании местровской апологии войны, угодной Господу, который недаром был назван кровавым Богом воинств, с прославлением взявшихся за оружие крестьян. Отзвуки этих реакционных течений различимы в творчестве Дрюмона, Морраса и его последователей, Барреса и чле-

==369

Призрак государственного национализма нов «Аксьон Франсез». Официальный вождь движения, Филипп, герцог Орлеанский, приходился внуком тому герцогу Орлеанскому (Фердинанду, сыну короля Луи-Филиппа), который вместе с Дюпеном блистал во время сельскохозяйственных комициев, прославляя Солдата-землепашца. Именно этот вождь «Аксьон Франсез» осудил «богатство бродячее и безымянное» и противопоставил ему, само собой разумеется, воинский патриотизм, основанный на привязанности к земле. Наделенный удивительной способностью изменяться и приспосабливаться к обстоятельствам, Солдатземлепашец (молодой призывник или старый солдат наполеоновской гвардии, неграмотный крестьянин или Солдат-учитель, революционер или ревностный католик) занимает—подчас одновременно—всю идеологическую и политическую французскую сцену. Иначе говоря, шовинизм невозможно связать с одной-единственной партией, с той или иной социальной средой. Сила его зиждется именно на том, что он гибок и вездесущ. Впрочем, можно сказать наверняка, что Шовен, несмотря на свой откровенно плебейский облик, на самом деле не может похвастать ни крестьянским, ни пролетарским происхождением. Шовинизм обращен к народу, но не принадлежит к народной традиции. Он прославляет сельские и военные подвиги и добродетели, но никак не связан с провинциальным фольклором. Шовинизм—создание городской интеллектуальной элиты, с ностальгией размышляющей о римской республике и видящей свой идеал не в партикуляризме, против которого она борется, а в централизованном государстве. Сотворенный искусственно, шовинизм отвечает устремлениям соперничающих, но по сути близких друг Другу правящих классов, от революционной мелкой буржуазии до самого аристократического королевского окружения. Шовинизм привлек внимание теоретиков утопического социализма и социалистов 1848 года; наконец, это причудливое создание всех власть имущих, от крайне левых до крайне правых, пленило и низшие сословия, воспитанные властями по его образцу; именно шовинизм лежал в основе военного энтузиазма 1914 го13 Ж. де Пюимеж

==370 Заключение да, впрочем, куда менее всеобщего, чем утверждали в течение многих лет, а при Петене выродился и превратился из трагедии в самый ничтожный водевиль. В самом деле, именно через посредство шовинизма и спасительного образа Солдатаземлепашца «римский» идеал революционной доблести (труд, семья и отечество), воплощенный в фигуре трудолюбивого и вооруженного отца семейства, был воспринят правыми публицистами и сделался основанием самой ретроградной националистической идеологии. И правый, и левый шовинизм создан верхами, однако не остались к нему равнодушны и низы. Идеал Шовена и шовинизма—появление «единой и неделимой» деревенской Франции с единым народом и единой, удовлетворяющей всех властью; надежда на то, что эта мечта, унаследованная от Революции и от Наполеона, станет реальностью, посетила французов в 1815 году, и она действительно на очень короткое время стала таковой в 1830 году и—на время еще более короткое—в году 1848-ом. На таком специфическом фоне, как мечты о создании единой Франции, шовинизм способствовал

возникновению у французских народных масс национального чувства. Кстати, самое понятие народных масс, огромного, компактного и недифференцированного народа, движимого одной-единственной страстью и обладающего неодолимой (революционной или консервативной) мощью, во Франции (и даже в трудах Маркса) поначалу предстает тесно связанным именно с крестьянством. С тем весьма своеобразным крестьянином, о котором идет речь в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», Маркс скорее всего познакомился не во французских деревнях, а на сценах парижских театров или в трудах либеральных историков. Однако некая реальность—пусть не экономическая и не юридическая—за этим крестьянином все-таки стоит. Если модель поведения, заданная Шовеном, прижилась в обществе, если французы воспринимали лозунги сельскохозяйственных комициев всерьез, без насмешек, значит, лозунги эти были связаны с реальностью некими вполне прочными узами. Ни во-

Призрак государственного национализма ==371 девили, ни гравюры Шарле, ни полотна Берне не имели бы такого оглушительного успеха, если бы характеры изображенных литераторами и художниками персонажей не были во многих отношениях правдоподобны и не отвечали ожиданиям публики. Многие солдаты наполеоновской армии, многие участники войны в Испании и алжирской кампании вернулись на родные фермы, а среди этих вернувшихся многие, в свою очередь, были настроены довольно фанатично. Однако то обстоятельство, что у учителей начальных школ и армейских командиров неизменно оставался непочатый край работы, доказывает, что в первую очередь фигура Солдата-землепашца была идеальной моделью, чьи доблести следовало, посредством пропаганды, привить реальным крестьянам. Десятилетия спустя Баррес, вслед за Карно, Тьерри, Гизо, Кормененом и многими другими, все еще скорбел об отсутствии во Франции национального чувства. Судя по многочисленным свидетельствам, в эпоху Реставрации, при Июльской монархии и даже в более поздние эпохи крестьянские массьг были лишены патриотического чувства: в действительности им могли похвастать лишь те крестьяне, что подверглись «промыванию мозгов» в казармах. Вообще в ту эпоху, когда Маркс создавал свое «Восемнадцатое брюмера», крестьянский мир был изучен очень плохо. Часто деревни вообще были недоступны для посторонних по причине плохого состояния дорог или даже полного их отсутствия (о чем в 1818 году свидетельствует Лаборд785, а три с половиной десятка лет спустя — Маркс и многие другие наблюдатели). Как подчеркивают Жан Видаланк, Юджин Вебер и Райнер Рименшнайдер, вплоть до конца XIX века и путешественники, и чиновники воспринимают сельскую Францию скорее как край не поддающихся ассимиляции дикарей, чьи обычаи и диалекты недоступны для по^LabordeA., comte de. De 1'esprit d'assodation dans tous les interets de la communaute, ou essai sur Ie complement du bien-etre et de la richesse en France par Ie complement des institutions. Paris: Gide fils, 1818. P. 393—395 (раздел III—«Дороги»). 13*

==372 Заключение

нимания посторонних786, чем как тот добродетельный улей, ту выродившуюся утопию, где землепашцы в военной форме, гордо предъявляя окружающим чело, отмеченное почетными шрамами, и распевая патриотические песни, возделывают клочок родной земли (парцеллу), который законным образом получили в приданое за женами. Тем не менее эти образы, восходящие исключительно к водевилям и литографиям, оказывали на умы воздействие столь мощное, что зачастую реальная жизнь воспринималась сквозь их призму. Убежденная франкофилка ирландка леди Морган, побывавшая во Франции в 1816 году, вынесла из своей поездки убеждение, что во французских деревнях царит—это ее собственные слова— идиллическая атмосфера водевиля787. Деревни эти, пишет она, ссылаясь на прочитанные книги, суть «питомники солдат»788. Вдобавок, разве не видела она своими глазами одного из этих прославленных Солдат-землепашцев: в солдатском колпаке, с крестом Почетного легиона на груди, он рыхлил землю заступом поблизости от замка Лафайета. Прогуливаясь в тех краях в обществе владельца замка, вельможи-демократа, леди Морган с восторгом слушала его рассказы о поучительной судьбе скромного капрала, который за двадцать лет службы не однажды был ранен, а теперь весьма кстати оказался в нужное время в нужном месте789. 786

Vidalenc J. La Restauration. Paris: Presses universitaires de France, 1966. P. 34 (Que sais-je?); Weber E. Peasants into Frenchmen, the Modernization of Rural France, 1870—1914. Stanford, California: Stanford University Press, 1976. P. 4. См. также: Riemenschneider R. Unite nationale et diversites culturelles: de la Restauration au second Empire // LEtat devant des cultures regionales et communautaires, colloque de 1'Association francaise de sciences politiques, Institut d'etudes politiques d'Aix-en-Provence, 23, 24 et 25 janvier 1986 (polycopie); Dezentralisation und Regionalismus in Frankreich um die Mitte des 19. Jahrhundertes. Bonn: Rohrscheid Verlag, 1985. 787

Morgan S. France. London: Henri Colburn, 1817. Т. 1. P. 72.

788

Ibid. (выражение «la pepiniere des soldats» приведено леди Морган по-французски).

789

Ibid. P. 19—21.

Призрак государственного национализма ==373 Все авторы, рассмотренные нами, от Мишле и Бюжо до Девуаля, с равным восторгом взирают на военизированную земледельческую массу, символизирующую современность, но при этом и неподвижность Франции; между тем крайне немногочисленный промышленный пролетариат вплоть до эпохи Второй империи вызывает у всех авторов одно лишь отвращение. Впрочем, для того чтобы крестьяне, составляющие абсолютное большинство нации, слились в подлинную массу, сельский мир должен избавиться от тех региональных и культурных различий, которые превращают его в бесконечное множество отдельных мирков, знать не знающих о соседях. Следует также очистить сельский мир от тех примет общекрестьянской «культуры», которые затрудняют его приобщение к современному Государству-нации, централизованному и воинственному. Этой аккультурации способствует не столько школа (во многих деревнях ее просто нет, а там, где она есть, учителям приходится брать в расчет местные обстоятельства и семейные традиции), сколько армия; именно благодаря воинской повинности мозаика, состоящая из бесконечно разнообразных социальных структур и культурных форм, превращается в компактную массу взаимозаменяемых Солдатземлепашцев. В армии молодой крестьянин проникается сознанием собственной принадлежности к нации, о существовании которой напоминает ему военная эмблематика. Армия для Франции—это обширный тигель, melting-pot, где в начале XIX столетия формируются (ррачщузгл, отличающиеся друг от друга одними лишь воинскими званиями. Мы уже видели, что инициация Шовена заключалась преимущественно в очищении его от локальных привязанностей: после службы в армии Шовен обязан

ощущать себя исключительно частицей нации. На смену фольклору различных областей Франции приходит национально-государственный, сугубо милитаристский шовинистический фольклор, апеллирующий не к разуму, но к родовым, инстинктивным рефлексам.

==374 Заключение 00.htm - glava26 Опыт психоаналитической интерпретации шовинизма Инстинктивная, импульсивная природа шовинизма, отсутствие у него жесткой структуры превращают его в объект психоистории. Психоаналитики до сих пор не проявляли к национализму практически никакого интереса. Сам Фрейд, вообще чрезвычайно внимательный к феноменам общественной жизни, оставил на этот счет лишь несколько разрозненных замечаний в работах «Психология масс и анализ человеческого Я» и «Недовольство культурой»; последователи его были еще более сдержанны. Исключение составляет канадский ученый Чарлз Хенли, профессор философии из Торонтского университета, автор многочисленных работ, посвященных психоанализу и экзистенциализму; он попытался дать национальному чувству психоаналитическое истолкование790. Хенли считает—и наши источники позволяют подтвердить его мнение,—что национальное чувство самым непосредственным образом связано с сексуальным инстинктом. Оно возникает вследствие подавления Эдипова конфликта и заключается в переносе на нацию и ее харизматического лидера чувств, испытываемых по отношению к отцу и матери. Перенос этот, как можно предположить, создает у индивида иллюзию, будто он освободился от травматических ощущений. Так устанавливается столь пламенно восхваляемая в наших текстах сыновняя связь между нацией и ее «детьми» и столь же высоко ценимые братские узы между ее членами. Выводы, сделанные Хенли, уточнил в замечательном рассуждении, развивающем мысли Дени де Ружмона о природе Государства-нации, Эдгар Морен. В ходе этого переноса, пишет он, «отцовской властью и правом призывать к оружию и к исполнению долга» наделяется не только харизматический ли790

Hanly Ch.-M.-T. A Psychoanalysis of Nationalist Sentiment // Nationalism in Canada / Ed. by Peter Russel, the University League for Social Reform. Toronto; Montreal, 1966. P. 303—319.

Опыт психоаналитической интерпретации шовинизма ==375 дер, но и само Государство, с которым он отождествляется741. Из чего следует, что удивительное выражение «родина-мать» неразрывно связано с понятием Государства-нации: «Сакрализированное слияние Материнского и Отцовского начал очевидно уже в самих словах „Отечество" и „Родина" или в выражении „Родина-мать". (...) Религиозное поклонение Государству-нации по природе своей не только патри-, но и матриотично»792.

По мнению Хенли, враждебность по отношению к иностранцам, являющаяся неизбежным следствием национализма, также объясняется переносом на нацию (субститут матери) той фрустрации, которую вызывает мать, не способная удовлетворить все желания своих детей. Точно так же, как ребенок может избавиться от тревоги, вызванной этой фрустрацией, приписав все негативные свойства матери третьему лицу, дабы сохранить по отношению к ней одни только добрые чувства, пламенный националист приписывает иностранцам все фрустрации и тревоги, которые изначально вызывала у него его собственная страна. В обоих случаях это манихейская радикализация мысли приводит к появлению параноидальных фантазмов. Этот процесс коллективного отвержения чужака, будь то иностранец или ближайший сосед, был исследован Фрейдом, который дал описываемому феномену название «нарциссизм малых различий». Фрейд писал, что ненависть к постороннему становится источником внутреннего единения того или иного людского сообщества: «Всегда можно соединить узами любви огромное множество людей, при условии, однако, что вне этого множества останется кто-то, на кого можно будет обратить свою ненависть»791. С другой стороны, психоанали791

Morin E. Penser Г Europe. Paris: Gallimard, 1987. P. 54.

792

Ibid. P. 54. (Если рассуждать логически, все ато должно было бы привести к истощению государства, поскольку сыновья, стремясь к обладанию матерями, убивают отцов и таким образом наконец удовлетворяют свои желания!) 793

Freud S. Malaise dans la civilisation (1929). Paris: Presses universitaires de France, 1981. P. 68; ср. рус. пер.: Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992. С. 108—109.

==376 Заключение тик Андре Эналь, изучавший феномен фанатизма, показал, каким образом накопление агрессивности по отношению к иностранцам, родившейся, как подчеркивает Хенли, из частных психологических проблем, связанных с внутренними фрустрациями, заставляет опасаться «обратной агрессии» и вызывает «страх преследования со стороны предполагаемых врагов»7*'1. Между тем Солдатземлепашец, и в частности Шовен, вызывает фрустрацию чрезвычайной силы, ибо сама мысль об отождествлении с этим гротескным образцом вызывает чувство стыда. Люди, которые по злобе или из бравады, перед лицом противника или опасаясь внутренних раздоров объявляют поведение Шовена своим идеалом, тотчас испытывают потребность скрыть этот идеал от критических взоров, отчего он начинает воздействовать на них еще более эффективно, ибо приводит их к еще большей сосредоточенности на самих себе и к еще большей ксенофобии и взращивает агрессивность, которая способствует дополнительному сплочению группы. Чем абсолютное чувство вины, тем сильнее нарциссизм. За бахвальством трудно скрыть оскорбленное самолюбие и уязвленность истинным положением дел; вытекающее из этого чувство неуверенности превосходно сочетается с параноидальной уверенностью в том, что Франция окружена бесчисленным множеством врагов, которых поддерживает изнутри пятая колонна выродков. Таким образом, идиллия в лосинах оказывается Аркадией в состоянии боевой готовности, которая постоянно чего-то боится именно потому, что слишком хорошо знает свои слабости. Отсюда яростные нападки как на иностранцев, так и на «вольнодумцев», «космополитов», «евреев», «европейцев», порочных холостяков, не способных ни продолжить род, ни защитить родину, ни вспахать землю плугом. Все это помогает нам понять, почему молодой глуповатый и трусливый крестьянин и/или старый и впавший в детство

'94 Haynal A. Fanatisme et civilisation: la psychanalyse du fanatisme // Hay rial A., Molnar M., Puymege G. de. Le Fanatisme: Histoire et psychanalyse. Op. cit. P. 61.

Опыт психоаналитической интерпретации шовинизма ==377 пьяница унтер-офицер становятся воплощением скрытых достоинств Нации и почему хвастливые рассказы Шовена о его сексуальных подвигах воспринимаются как исповедь фанатичного патриота. Перед лицом новой опасности человек вроде Шовена, так же как и фанатик, утешается мыслью о превосходстве группы, к которой он принадлежит. Это сознание своей принадлежности к лагерю, знающему истину, дает ему право, произведя нарциссическую девалоризацию иностранца-чужака, нарушить табу и дать волю всем своим агрессивным инстинктам795. Высвобождение прежде подавлявшихся инстинктов достигает своего пика в праздничном пароксизме войны, которая служит ultima ratio (решающим доводом.—лат.) Государства-нации и способствует высшему национальному сплочению796. В самом деле, абсолютное национальное единство может обеспечить только война; перед лицом реальных трудностей нация в процессе своеобразной регрессии к детскому всемогуществу возлагает мистические надежды именно на это единство. Во время войны равенство перед смертью и иерархическое главенство военных званий отменяют сложную игру социальных различий, а подчинение властям вознаграждается высвобождением самых неистовых агрессивных и сексуальных порывов, а также отменой табу на человекоубийство. Все это превосходно воплощает Шовен, переходящий от жалобного вопля «О папа с мамой!»797 к крику «Француз я!»798 и тоскующий после возвращения на родную ферму по армейской жизни. В самом деле, абсолютное подчинение армейским командирам позволяло ему дать волю тем порывам, которые он старательно подавляет в гражданской жизни. Кро795

Ibid. P. 66.

796

См. об этом: Rougemont D. de. LAmour et 1'Occident (1939). Paris: Plon, 1972; Caillois R. LHomme et le Sacre (1939). Paris: Gallimard, 1976 (Idees); Caillois R. Bellone ou la pente de la guerre, Paris: A. G. Nizet, 1963. ^Coigniard T.,Coigniard H. La Cocarde tricolore. Op. dt. Acte I, sc. V. P. 5. 798

Ibid. Acte II, sc. VIII. P. 17.

==378 Заключение ме того, если вся нация, поставленная под ружье, превращается в сообщество фанатиков, это преисполняет душу Шовена нарциссическим ощущением собственного всемогущества, которое выражается в его постоянных разглагольствованиях об ожидающей его великой славе. Славу эту, не индивидуальную, являющуюся исключительным уделом Бога или Князя, но демократическую и массовую, он делит со всеми остальными французами. С другой стороны, слава эта носит сугубо военный характер, она зиждется на силе и является плодом дисциплины и послушания, царящих в победоносной (а порой, впрочем, терпящей грандиозные поражения) армии. Недаром на гравюре Шарле

Шовен при виде армейского подразделения,. проходящего мимо его лачуги, с тоской произносит чудовищную фразу, которая, кажется, была бы куда уместнее в романе Оруэлла: «Хорошее было время (...) тогда у меня на уме были одни только дежурства, проверки, смотры, караулы и учения... я был свободен и счастлив»799. Свободен, само собой разумеется, от груза свободы, свободен от необходимости думать и самостоятельно принимать решения в сложных ситуациях. «Свобода—это рабство!»—этот шокирующий лозунг из романа «1984» первым, задолго до юных нацистов, благодарных Гитлеру за то, что он избавил их от груза свободы, выдвигает Шовен. Появившийся на свет вскоре после возникновения наполеоновского мифа—главного фантазма формирующегося французского государственного национализма—Шовен приносит в деревенскую Францию весть о глубинном родстве Государства-нации и тоталитаризма. Апологет казарменной жизни в ее самом тупом варианте, он воспринимает военные структуры государства как замену отцовской власти. Армия избавляет его от ответственности за собственные поступки, берет его на свое иждивение, требуя взамен полного послушания и готовности не колеблясь отдать жизнь за отечество. 799

Charlet N.-T. Alphabet moral et philosophique a 1'usage des petits et des grands enfants (1835). Op. cit. //La Combe, colonel de. Charlet. Op.dt.T.2. P. 340. №861.

Опыт психоаналитической интерпретации шовинизма ==379 Существо абсолютно покорное и пассивное, Шовен лишен личных страстей; ему ведомы лишь страсти коллективные, те, какие испытывает вся Франция. Он занимается любовью, участвует в войне и возделывает землю исключительно постольку, поскольку является французом. Таким образом, Солдатземлепашец, расцветший под эгидой наполеоновского режима, никоим образом не может быть назван предком свободного и ответственного гражданина-солдата, какие существуют в демократических обществах—в швейцарских кантонах или израильских кибуцах. Напротив, он—прототип безличного винтика, основы современных диктатур, предшественницей которых была наполеоновская империя; все эти режимы существуют благодаря милитаризации нации, вечно пребывающей в состоянии войны. Солдат-землепашец, действующий в идиллической обстановке на заре существования национальных государств,—предок политических солдат будущих тоталитарных государств, которые, по выражению Дени де Ружмона, исполнены «нарциссической любви к коллективному Я» и «поклоняются коллективной мощи»800. Будучи воплощением сексуальных порывов, которые лежат в основе тотальной войны между вооруженными народами, сам по себе этот солдат, однако, не значит ровно ничего. Человек-масса, каких можно произвести бесчисленное множество, полая марионетка, с глупым видом выкрикивающая с водевильных подмостков шаблонные государственно-националистические лозунги, этот солдат—великий безличный апостол слияния всех в компактном единстве нации. Солдат-землепашец—в первую очередь военный, и всю жизнь не только тоскует по армии, но и ведет себя, как в казарме. Об этом неопровержимо свидетельствуют гравюры первой половины XIX века, равно как и ремарки водевилей: Солдат-землепашец продолжает, даже демобилизовавшись, ходить в военной форме; в самом крайнем случае, для большего удобства, он появляется в блузе или в сабо. На гравюрах Шарле Шовен, вернувшись на ферму, по-прежнему носит ""'Rougemont D. de. LAmour et 1'Ocddent (1939). Op. cit. P. 196.

==380

эполеты. Подобный образ Солдата-землепашца в полной мере отвечает фантазматическому восприятию земледелия. Ведь эта оплодотворяющая деятельность, точно так же как и любовь, представляет собою род сражения, в котором Шовен обязан отличиться. Земледелец применяет в иной сфере свои военные способности—именно поэтому, кстати, из земледельцев выходят такие отличные солдаты. По словам Жорж Санд, пахота—это рукопашная схватка с землей, «борьба не на жизнь, а на смерть, в которой побеждает человек», могучий землепашец80'. Мишле называет земледелие «ежегодной эпопеей»80'2. Даже Ламартин в поэме «Жослен», лирические интонации которой исторгли слезы у Бюжо801, ставит в один ряд картины пахоты и кровавых боев: Земля, соху востря, пред нею уступает, Трепещет в борозде и пылью оседает, И раскрываясь вся, как трепетная плоть, Дрожа, дает себя железу побороть. <...) Рептилий и червей, откопанных сохой, Останки корчатся, присыпаны землей. А пахарь в почву плуг еще сильней вонзает И земляных червей на части разрезает804. Таким образом, Солдат-землепашец всегда на посту. Неизменно облаченный в военную форму и неизменно пребывающий в строю, он просто меняет поле сражения: порой участвует в битвах за родное государство, порой ведет битву за урожай. Даже не покидая своего клочка земли, он продолжает служить нации: прежде он ее защищал, а теперь должен кормить. Как писал Ламаз в книге о Бюжо, «за что бы ни 801

Sand G. La Mare au diable (1846). Op. cit. P. 37.

802

MicheletJ. Journal. Op.dt. Т. 1. P. 56 (запись от 1 января 1830г.).

803

См., напр.: Lamaze E. de. Bugeaud. Op. cit. P. 27.

804

La martin e A. de. Les laboureurs (Jocelyn, 1836)// Lamartine A. de. (Euvres poetiques. Paris: Gallimard, 1963. P. 744 (Bibliotheque de la Pleiade).

Основной миф ==381 брался Солдат-землепашец, за шпагу или за плуг, он никогда не перестает сражаться»805. Ведь если он покидает поле боя, то лишь затем, чтобы оказаться на другом поле и завоевать там другую славу, скромную и коллективную; если он расстается с казармой, то лишь для того, чтобы вступить в состав другого войска—армии производителей. 00.htm - glava27 Основной миф Говоря об образе Солдата-землепашца, воплощением которого является Шовен, мы употребили выражение «основной миф». Для этого у нас имеются все основания. В самом деле, перед нами дидактическое повествование неизвестного автора, которое проливает свет на истоки неких явлений и содержит глобальные образы, организующие повседневную жизнь. Образы эти, связанные с весьма

сильными аффектами, приобщают профанов к священным тайнам. Благодаря этому миф выполняет очень важную функцию: предписывает людям такие сценарии поведения и такие установки, которые придают сплоченность социальным группам. Повторяющиеся и взаимозаменяемые похождения Шовена, дурацкие воспоминания стариков или шутовские приключения молодых солдат, невзирая на их ничтожность и даже благодаря ей, позволяют зрителям освободиться от превратностей повседневного быта и вновь очутиться в блаженной атмосфере истоков. Либералов (республиканцев и/или бонапартистов) эта перспектива воодушевляла тем сильнее, что они были убеждены: до блаженства рукой подать. После того как в 1789 году произошел революционный разрыв с проклятым Старым порядком, всех охватило пьянящее ощущение возможности начать жизнь сначала. Важно и то, что разрыв этот был окружен ореолом коллективной, всенародной сдаем, которую французы потом на протяжении XIX столетия завое1105

Lamaze E. de. Bugeaud. Op. cit. P. 69.

==382 Заключение вывали еще несколько раз: в Испании, в Греции, в Алжире или в Крыму; мечту об этой славе они, охваченные мессианическим ожиданием «реванша», лелеяли с 1815 года до первой мировой войны. У «реакционного лагеря» точки отсчета, разумеется, иные, однако и для них миф играет основополагающую и структурообразующую роль. В противовес могучей фигуре Наполеона «консерваторы» выдвигают фигуру Генриха IV. Завоеватель-миротворец, король, близкий к народу, любивший пировать за одним столом с землепашцами, как император—с солдатами, он со своим идеалом «курицы в супе у каждого из подданных» ничуть не уступает «революционерам» с их картофелем; кроме того, правой рукой Генриха IV был Сюлли, провозгласивший некогда «пашни и пастбища двумя сосцами Франции»; это обстоятельство еще больше располагало французских землевладельцев к королю и позволяло ему предстать в качестве предшественника аграриев. Иначе говоря, как революционеры, так и консерваторы используют и в жизни и в текстах одни и те же сельскохозяйственные мотивы. Наконец, оба лагеря объединяет еще и общий источник— римская древность, служащая общепризнанным образцом и далеким тиглем, в котором, собственно, и выплавляется миф. Мифическая фигура Солдата-землепашца стоит выше политических разногласий: и левые, и правые видят в Солдатеземлепашце спасителя. Однако для того чтобы он стал таковым, необходимо освободить его от смешных черт. С этой целью на короткое время Солдата-землепашца делают козлом отпущения, в котором сосредотачиваются все непотребные и постыдные французские страсти. Тупой и вульгарный, он кажется совершенно чуждым «самому остроумному и элегантному народу в мире», каким несколько столетий подряд слыли французы. Все дело, однако, в том, что изнеженной развращенности Старого порядка этот дионисийский плебей противопоставляет бьющую через край первобытную силу нового мира, бессилию и физической слабости самых изы-

Основной миф ==383

сканных сословий—ту, по выражению Бодлера, «случку, которая и составляет лиризм народа»806. Именно это делает Солдата-землепашца символом современности, спасителем нации не только на поле боя и на пашне, но и в алькове. Сходным образом в мифологии первобытных обществ безжалостные издевательства над шаманами служат в конечном счете не чему иному, как дополнительному восхвалению их всемогущества. Эта «катарсическая» функция мифа, который «развенчивает на уровне языка то, что не может быть развенчано в действительности», подробно описана Пьером Кластром в его книге «Общество против государства»807. Аналогичную роль играют так называемые «карикатуры» Шарле, наши песни и водевили. В конечном счете выясняется, что нелепости, которые изрекают Солдаты-землепашцы и Шовен собственной персоной, на самом деле представляют собой глубокие истины; зритель испытывает угрызения совести от того, что сначала смеялся над ними, и это производит на него очищающее действие. Один раз зритель расхохотался, но впредь он так поступать уже не будет: подло поглумившись над родиной, насмешник теперь будет служить ей лишь еще более преданно, и то чувство неловкости, которое он испытал, в результате лишь возвышает Шовена в его глазах. «Хвала вам, избранные души!»—восклицает барон де Жерандо, превознося безвестных героев из народа в своей книге «Мораль в действии». «Вы цари человечества, вы слава земли,—пишет он.—Вы принуждаете скептика уверовать в добродетель, злоумышленника—преклониться перед нею. (...) Пусть существа подлые проклинают вас, пусть существа легкомысленные не умеют вас понять! Своими достоинствами вы искупаете ничтожество тех, кто вас не признает; тем, кто вас оскорбляет, вы мстите, служа им»808. 806

Baudelaire Ch. Mon coeur mis a nu // Baudelaire Ch. GEuvres completes. Op. cit. T. 4. P. 466.

807

Clastres P. La Societe contre 1'Etat. Paris: les Editions de Minuit, 1974. P. 128 (глава VI—«Над чем смеются индейцы»). "^Gerando J.-M. de. La Morale en action. Op. cit. P. 326.

==384 Заключение «Поговорим серьезно,—предупреждает Пьер Ларусс,—в детских играх мы пускали в ход деревянные сабли и жестяные ружья, мы с детства обожали барабанный бой, и потому всякий раз, когда в воздухе чувствуется серьезная гроза, в душе нашей просыпается старый добрый шовинизм, над которым мы сами охотно посмеемся вместе с вольнодумцами, но которому мы ни за что не позволим угаснуть»809. Финальный аккорд особенно характерен: француз дорожит своим «шовинизмом»; он пестует его так же, как англичанин—свои идиосинкразии. Все дело в том, что, как писал Лоредан Ларше, «шовинизм смешон, но одновременно и велик»810; больше того, именно в нем—источник величия Франции: все мы, князья или пролетарии, «немного шовинисты». Наилучший способ подчеркнуть это национальное величие, слегка компрометируемое не менее национальными смешными недостаткими солдата-деревенщины, заключается в том, чтобы наделить юного Шовена достоинствами старого служаки, которым Шовен еще не стал, но, если будет отождествлять себя с ним, непременно станет, потому что «Франция бессмертна»8". Это—высшая стадия легитимации. Старый служака Никола Шовен достигает этой стадии в 1845 году, в статье Араго, написанной для «Словаря беседы». Подобно Плутархову Катону, он воевал во всех сражениях и был ранен семнадцать раз, причем от самого серьезного ранения у него остался «страшный

шрам на лбу»8'2: Солдат-землепашец отражает удары сабли головой; это наименее ценная часть его организма, ведь он «не думает», а лишь исполняет приказы. С другой стороны, тот, кто собственным телом защищает родину, кто вынес столько страданий во имя благополучия соотечествен09

Larousse P. (xrand Dictionnaire universel du XIX'' siecle. Op. cit. P. 4 (статья «Шовинизм»).

"'"Larchey L. Chauvinisme // Dictionnaire historique d'argot. Paris: Dentil, 1888. P. 97. ""Bayard J.-F., Dumanoir Ph. LesGuepes.Op.cit.Sc. IX. P. 12. la Arago J. Chauvinisme // Dictionnaire de la conversation et de la lecture. Op. cit. P. 455.

Основной миф ==385 ников и был ранен в голову, имеет право молоть любую чепуху. Глубокий шрам на лбу Шовена превращается в результате сублимации в ту милую сердцу Раймона Русселя звезду, которая на полотнах живописцев академической школы символически венчает чело прославленных героев. «Трудно было бы отыскать для шовинизма более благородного патрона»,—заключает Араго: ведь на свете нет ничего более прекрасного, чем Солдат-землепашец. Шут государственного национализма, Шовен со временем дорастает до статуса совести (нечистой?) своего отечества. Для того чтобы это сделалось возможным, необходимо было офранцузить мифического персонажа, которому римская тога придавала слишком величавый, слишком исключительный вид. В гораздо большей степени, чем Пьер Жиберн или Франкёр, Шовен воплощает в себе национальную крестьянскую породу с ее пристрастием к вину и совокуплению, с ее вульгарностью и агрессивностью, с ее шуточками и каламбурами,—ту породу, которая отвечает потребностям нового мира. Чтобы включиться в Большое Время, следует соблюдать некоторые правила поведения, исполнять некоторые обряды и даже прибегать к тем или иным магическим формулам. Поэтому миф Солдатаземлепашца предписывает специфические поведенческие установки, а Шовен, как мы показали, исполняет роль «поведенческого образца». Мифы не только диктуют форму, они проливают свет на некоторые потаенные стороны человеческой природы. Так, на самом общем уровне Солдат-землепашец, подобно античному аграрному Марсу, представляет собой аллегорию двух фундаментальных человеческих инстинктов, Эроса и Танатоса. Двуликий Янус современности, он воплощает разом и чистое либидо, и чистое разрушение; он примиряет эти на первый взгляд противоречащие друг другу тенденции и переводит их на уровень Государства-нации. Наконец, в тот момент, когда лемех его плуга выкапывает из земли останки безымянного героя, Солдат-землепашец в той неявной и двусмысленной манере, которая характерна для мифа, обнажает священный характер родной земли, напоенной его потом и кровью.

==386 Заключение

При этом он позволяет нам осознать тревожную истину: земля Франции состоит из плоти ее сыновей, ее отпрысков, которым она отдается, презирая все табу, наложенные на кровосмешение,—ведь для землепашца она и мать, и любовница, и жена. Результатом этой свадьбы человека с землей, разрушительной с точки зрения любой морали, кроме национальной, и превращающей человека и землю, в полном соответствии с библейской формулой, в «едину плоть», становится семейная, биологическая связь между всеми французами, которых объединяют труд на пашне и сама пашня. Нет больше ни бретонцев, ни гасконцев, ни провансальцев— есть только отпрыски единой национальной Земли. Осуществилось же это благодаря крестьянам. Ибо крестьянство неотделимо от земли своих полей, а земля Франции, как выразился Пескиду 27 мая 1937 года, в своей речи при вступлении в Академию, «воплощена в ее крестьянстве»: земля—это сама плоть земледельца, и, наоборот, земледелец—плоть возделываемой им земли. Из останков французов, превратившихся в перегной, вырастает пшеница, и французы, большие любители хлеба, могут таким образом ежедневно вкушать светское и национальное причастие. Этот процесс поедания самих себя длится вечно, ибо люди никогда не прекращают жертвовать собой ради защиты родной земли и завоевания славы! Ешьте, французы, ведь это плоть и кровь героев! Поедание хлеба становится, таким образом, патриотическим жестом, скромным, но великим гражданским празднеством, в ходе которого народ, по выражению Мишле, в самом прямом смысле слова «причащается самим собой» и становится «своей собственной гостией»811. В письме к Наполеону III, испрашивая крест Почетного легиона для Милле, Теодор Сильвестр, подчеркнув, что все крестьяне, изображенные автором «Ангелуса», прежде всего Солдаты-землепашцы, внезапно проговаривается: «Милле—эпический художник трудолюбивой и самоотверженной 813

Michelet J. Le Banquet. Op. cit. P. 234.

Основной миф

==387

Франции, на поте и крови которой замешан, можно сказать, хлеб Нации»814. Наконец, роль мифа заключается в том, чтобы, пролив свет на происхождение человеческой группы и ее глубинную природу, способствовать ее сплочению. Миф закладывает основы общества и скрепляет его своими предписаниями и обрядами. Шовинизм, как мы неоднократно подчеркивали,— предмет всеобщего согласия; отношение к нему не зависит от партийной принадлежности. То, что почти недоступно для идеологии, легко удается мифу. Ведь миф, выражение коллективного сознания или общего для всех бессознательного, не принадлежит никому. В солдате-землепашце Шовене как раз и воплощается мечта о национальном примирении, о слиянии всех французов, к какому бы классу и к какой бы партии они ни принадлежали, во всеобщей любви к земле, к воинской доблести и к нации и во всеобщей же ненависти к иностранцам. Такова высшая функция мифа, та, которой все подчинено и которую превосходно выражает гравюра Шарле, где старый служака разнимает двух молодых солдат, готовых схватиться друг с другом. «Мы французы, Шовен, дело можно уладить»,— поучает он новобранца. Этот призыв к «национальному согласию» и по сей день лежит в основе речей французских политиков, которые всегда и повсюду призывают избирателей встать над партиями. Однако не зиждется ли это идеальное согласие на более

или менее вытесненных, невысказанных постулатах шовинизма, не идет ли от него душок хтонического язычества и смутной тяги к покорности как источнику наслаждения? «Самое неприятное в шовинистах,—сказал почти столетие назад Карл Краус,—это не столько их неприязнь к другим нациям, сколько любовь к своей собственной»815. 814

Цит. по: М о г е a u-N е 1 a t о п Е. Millet raconte par lui-meme. Op. cit. T. 3. P. 43 (письмо от 30 июля 1868 г.).

815

«Am Chauvinismus ist nicht so sehr der Hass gegen die fremden Nationen als die Liebe zur eigenen unsympatisch» (Kraus K. Spruche und Widerspriiche. Munchen: Albert Langen Verlag fur Uteratur und Kunst, 1909.S.73).

Указатель имен

Абд аль-Кадер 66 Август Октавиан 220 Авенель Поль 68—70 Агюлон Морис 40 Аделин Жюль 81 Ама Роман д' 289 Аморос Франсиско 244—254 Ампер Андре Мари 232—233 Анконь Марк 175 Аното Габриэль 317—318, 321 Антиох 121 Анфантен Проспер Бартелеми 203—204 Аппер Бенжамен 75, 232, 237, 239—241,368 АрагоЖак 15—16, 21, 37—38, 51,82, 117,268,384—385 Араго Этьенн 103 Аржансон Рене Луи де Вуайе,

маркиз де 156 Арно Антуан Венсан 80 Аффр Дени Огюст 235—236 Бабёф Гракх (наст. имя Франсуа Ноэль) 156—157,159—160, 162,183 Бадинге—см. Наполеон III БазенРене286,315,317 Бальзак Онореде 145, 188 (Филипп Бридо), 267, 277, 290—293, 325—326, 328,356 Бара Франсуа Жозеф 27, 56, 174, 176 Барбье-старший 351 Барер де Вьезак Бертран 174—176,182—183,189 Баррес Морис 309—311, 361, 362,368, 371 Бартелеми Огюст Марсель 76 Бартель Поль 30 Бачко Бронислав 8, 128,162,174 Баяр Жан-Франсуа 63, 73, 88, 266,287 Бежен Луи Жак 250, 252 Беккер Николаус 31 Белиаль де Вертю 140 Белл Эндрю 233, 237 Белланже Жозеф Луи Ипполит 46, 58, 74—76, 81, 83, 96, 287, 331,368 Бельпьер де Нёв-Эглиз Луи Жозеф де 133,215—216

В указатель не включены имена литературных персонажей и авторов, упомянутых в библиографических описаниях. Принцип алфавитного расположения фамилий—«буква за буквой».

390 Бельсюнс де Кастельморон Анри Франсуа Ксавье де 258 БендаЖюльен9—10 Беранже Лоран Пьер, аббат 257 Беранже Пьер Жан де 18, 64—65,76,77, 186,218,331, 335,368 Бернарден де Сен-Пьер Жак Анри 186 («Поль и Виргиния») Бернис Франсуа Жоашен де Пьерде 136 Беррийская (урожд. Бурбон-Сицилийская) Мария-Каролина, герцогиня 105 Беррийский Шарль Фердинанд, герцог 105,241 Бертье Луи Александр, князь Невшательский и Ваграмский 184 Бертье де Совиньи Луи Бенинь 213 БершуЖозефдеШ, 126 Биго де Морог Пьер Мари Себастьен, барон де 196—197 Бидо Жан Жозеф 352 Бланшар Пьер 255 Блок Оскар 50 Бове Пьер 60 Бодлер Шарль 78—79, 84, 87, 99, 211,287,340,344,358 Бозон Мишель 47 Бойкот Ч.-К. 11 Бомон Гюстав 196 Бонапарт Луи-Наполеон—см.

Наполеон III Бонер Роза 289 Бонмер Жозеф Эжен 290 Ботрель Теодор 353 Ботге Морис 328 Бразье Никола 51, 86, 92 Бретей Каролина 325 Бретей Ричард 325 Бриссо Жак Пьер 181 Брой Виктор, герцог де 233 Брут Марк Юний 27 Буало-Депрео Никола 87 БуланжеЖорж 190 Бурбоны, династия 17, 74, 89, 109,207, 368 Бурдель Антуан 321 Бурдье Пьер 222 Бурсен Эльфеж 169, 170 Бюжо Тома Робер, маркиз де Ла Пиконри, герцог Ислийский 12—13, 186, 194, 197, 202, 204—214, 218, 220,222—223, 266,283,324,373,380 Бюиссон Фердинанд 247, 263, 271—272 Бютель-Дюмон Жорж Мари 114—115,125—126 Бюффон Жан Луи Леклерк, графде 172 Ваде Жан Жозеф 99 Вале Сильвен Шарль, граф 204—206 Вандомский Луи Жозеф, герцог 106 Варен (наст. имя и фам. Шарль Вуарен)46 Варрон Марк Теренций 113, 139 Вартбург Вальтер фон 50

Вартель Франсуа 8, 180, 184 Вебер Юджин 371 Вегеций 113, 123—124,150 Везаль Андре 358 Вейо Луи 368 Венсан 31 Вергилий 113, 119—121, 123, 125, 128,133,139—140,154, 161, 167,218,220,285,295, 321,333—338, 346, 350, 352, 354,356,359

391 Верне Карл 74, 338 Берне Орас 74—76, 78—79, 85, 101,237,331,338—352, 368, 371 Верто Рене Обер, аббат де 113, 152 Видаланк Жан 371 Виллель Жозеф, граф де 241 Вильнёв-Баржемон Альбан, виконт де 189,197 Вильте Жан 329 Винь Этьенн Стефан 352 Виньерон Пьер Рош 328, 338, 342 Воклен Ноэль 226 ВолохАйсер 180 Вольтер (наст. имя и фам. Франсуа Мари Аруэ) 27,131,133, 134, 136—137, 152 Вуаллез Катрин 266 Вьоль, девицы 187

Вьяла Жозеф Агриколь 27, 56, 174,176 Вьялланекс Поль 299 Гаво Пьер Сильвен Бонавантюр 290 Галибер Леон 76 Гамбетга Леон 305—307, 318, 319 Ганнибал 122 Гаспарен (урожд. Буассье) Валери, графиня Аженор Этьенн де145 Гаспарен Адриен де 192, 194, 195 Гашек Ярослав 273 (Швейк) Гверчино (наст. имя и фам. Джованни Франческо Барбьери) 359 Генрих IV 249, 258, 382 Гесиод 116 Геснер Саломон 99, 359 Гибер Жак Антуан Ипполит 152—154, 192, 208, 253 Гизо (урожд. Мелан) Полина 234 Гизо Франсуа Пьер Гийом 229, 232—233,255, 274, 285, 291, 371 Гитлер Адольф 146,378 Гласон Л.-П. 40 Голар, доктор 17—18 Голдсмит Оливер 290 Голль Шарль де 321, 324 («спаситель нации») Гольбах Поль Анри, барон д' 126,127,137—140,143, 146—147, 165, 182 Гольбейн Ганс Младший 358—359 Гомер 77

Гонтар Морис 234 Гораций 113, 119—122, 128, 156, 218 Готье Теофиль 9, 87, 343—345, 348 Гракх Гай 179 ГракхТиберий 179 Гранье де Кассаньяк Адольф де 290 Грасси Ж.-Б. 352 Гро Антуан, барон 74, 338, 348 Гру Альфонс 39 Грувель 166 Грюйе Поль 30, 39 Гувьон-Сен-Сир Лоран, маркиз де 48, 240 Гудар Анж 140 Гунен Этьенн 329 Гюго Виктор 15, 289 Давид Жак Луи 167 Дантон Жорж Жак 182 Дарест де ла Шаван Родольф Мадлен Клеофас 290

392

Дарте 183 Дартуа (наст. имя и фам. Арман д'Артуа) 51 Дебидур Антонен 16 Дебро Эмиль 96, 102, 186, 335—337, 356 Деваль 55 Деверже (наст. имя и фам. Арман Шапо)46 Девуаль Огюстен, аббат 145, 267,278,285—289,368,373 Деказ Эли, герцог 214 Декарт Рене 258

Делаборд Анри 348 Делавинь Казимир 76, 191, 317—318,334—335,341 Делакруа Эжен 79 Делессер Бенжамен 232 Делиль Жак 333—335, 346 Делиль Леопольд Виктор 290 Дени Жан 22 Дерулед Поль 307—309 Дефранс Жак 243 Джефферсон Томас 145 Дидро Дени 114, 127, 130, 160 Дилли 319 Диот Марианна 22 Доде Альфонс 71—73 Домбаль Матьеде 190, 197, 205, 227,261 Домье Оноре 208 Доньоль 290 Дрейфус Альфред 310 Друо Антуан, граф 207 Дрюмон Эдуард 200, 202, 231, 368 Дудовиль Состен де Ларошфуко, герцог де 232—233 Дюга Гюстав 194 Дюгеклен Бертран 297 Дюкет Уильям 118 Дюма Александр 41 Дюмануар (наст. имя и фам. Филипп Франсуа Пинель) 63, 73,103,266, 287 Дюмерсан Теофиль Марион 51, 54, 86, 92 Дюнетон Клод 336 Дюпен Андре Мари Жан Жак 188,208,214,218—221, 224—227, 280, 285, 369 Дюпен Анри 54, 109 Дюпен Шарль 192, 194, 197, 200—201,218,332 Дюпон Пьер 278, 281—284, 289, 300,330, 353 Дюпон де Немур Пьер Самюэль

258 Дюрюи Жан Виктор 246 Дюшан Марсель 216 Дюшартр Пьер Луи 326 Жазе Жан Пьер Мари 338, 342 Жанен Жюль 89 Жанна д'Арк 294, 335, 354 Женгене Пьер Луи 166 Жерандо Жозеф Мари, барон де 228,232—233, 257, 259, 266, 383 Жерар Мишель 167—168, 170 Жерсен 57 Жорж Анри 8 ЖоффруаЖ.82,331 Жуанвильский Франсуа, принц 247 Жуаньё Пьер 280—281 Жуй Этьенн де 340, 343, 346 Журдан Жан-Батист 47, 48 ЖурданЛуи 17,31 Жэ Антуан 340, 343, 346 Жэ Мария Луиза 320 Жюссье Лоран Пьер де 75, 232, 240,256,259,262—263, 266—267,368

393 Золя Эмиль 18 Кабе Этьенн 186 Казнев Жан 19 Кайо Антуан 48 Камброн Пьер Жак Этьенн, виконт 207 Кантийон Филипп де 140 Карем Мари Антуан 18 Карл IV 244 Карл Х 190

Карно Ипполит 175,371 Карно Лазар Никола Маргерит 177, 191,232—233 Карр Альфонс 63—64, 266 Кастьо 350 Катон Старший, или Катон Цензор 39, 113,115,117—118, 121—123, 125,173,384 КенеФрансуа 130,131,137,141, 142 Кипе Эдгар 74, 76, 291, 356 Кларети Жюль 17 Кластр Пьер 383 Клемансо Жорж 118 Клермон-Тоннер Эме Мари Гаспар, маркиз, затем герцог де 241 Клозель Бертран, граф 186, 204—205, 207 Клоотс Анахарсис 48, 171, 238 Кок Поль де 45, 46, 76, 102 Коллиньон Клод Бонифас 156—157, 160 Колло д'Эрбуа Жан Мари 168—169 Коло Пьер 265 Колумелла 113, 122, 124, 125, 133,173 Кон Ганс 20 Консидеран Виктор 186 Константин V Копроним 56

Коньяк Эрнест 320 Корво, барон (наст. имя и фам. Фредерик Уильям Рольф) 15 Корменен Луи де 371 Кофиналь Жан-Батист 127 Краус Карл 387

Кребиэл Эдуард 19 Кревкёр Мишель Гийом 130, 132,186 Кристоф (наст. имя и фам. Жорж Коломб) 273 Крузе Мишель 298 Ксенофонт 116 Куайе,аббат 242 Куаньяр Ипполит 20, 41, 51—54, 81 («авторы „Трехцветной кокарды"») Куаньяр Теодор 20, 41, 51—54, 81 («авторы „Трехцветной кокарды"») Кук Джеймс 258 Курбе Гюстав 289 Курий Маний 118,125 Курье Поль-Луи 266 Кювье Жорж, барон 232—233 Лаборд Александр, граф де 232, 239,249,371 Лавуазье Антуан Лоран де 127,258 Ла Комб,полковник де 57, 81 Ламаз Эдуард де 380 Ламарк Жюль де 194 Ламарк Максимильен, граф 340 Ламартин Альфонс де 380 Ламенне Фелисите Робер де 294—295 Ландманн,аббат 204 Ланкастер Джозеф 233, 237 Ларошфуко-Дудовиль—см. Дудовиль Ларошфуко-Лианкур Франсуа, герцог де 232—233, 342, 368

394

Ларусс Пьер 16, 36, 50, 86, 224,

227,384 Ларше Лоредан 384 Ластери Шарль де 232, 235 Ла Тур д'0вернь Теофиль-Мало Корре де 265 Лафайет Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер Мотье, маркиз де 232—233,372 Лафонтен Жан де 360 Лафорг Жюль 216 Ла Шалоте Луи Рене де Карадёк де242 Лебрен Понс Дени Экушар 355 Леклюз Анри 99 Лемари Ашиль 32, 290 Лемер Филипп 346, 352 Лемонте Пьер Эдуард 261 Лентийяк Эжен 91 Леньян Шарль 334 Лепелетье де Сен-Фаржо Луи Мишель 27, 162—164, 174 Лепентр-старший Шарль Эмманюэль 94, 96, 97 Ле Руа Ладюри Эмманюэль 91, 277 Лестокуа Жан 15, 20—21 Ле Трон Гийом Франсуа 141, 189,323 Лефевр Жорж 180 Ллойд Джордж Дэвид 319 Лобкович Николаус 8 Ломени Луи Леонар де 74, 111, 212,344 ЛоуДжон 129—130 Луи-Филипп (до 1830 г. герцог Орлеанский)89,218,219, 341,368,369 Людовик XVI 131, 163 Людовик XVIII 39, 48, 93, 171, 191,205,233,238, 338

Люиллье 45 Люка-Дюбретон Ж. 327 Мабли Габриэль Бонно, аббат де 156—160, 270 Мазох—Захер-Мазох Леопольд 11 Малле Франсуа, барон 233 Манц Поль 348 Марат Жан-Поль 27 Мариани 284 Мариво Пьер Карле де Шамблен де130 Марий Гай 179 Мария-Луиза 40, 210 Маркс Карл 275, 291, 344—345, 370,371 Марсель Этьенн 294 Мартен Анри 124, 300—304, 310, 362 Мартен Рене 123 Мартине 94, 351 Маршан, барон 244 Маршан Луи Жозеф Нарсис, граф 29—30, 49 Матгер Жак 240, 245—246, 266 МатьезАльбер 180 Медер Адам 240, 245, 266 Мезюре Фортюне 77 Мелий 117 МелинЖюль 191,312—316,318, 321 Мелье Жан 156 Мери Жозеф 76 Мерль Жан Туссен 89 Местр Жозеф де 288, 368 Метери 223 Милле Жан-Франсуа 101,

289—290, 386 Милльен Ашиль 289, 357 Мирабо Виктор Рикети, маркиз де 130, 131,133,137,141

395 Мирабо Оноре Габриэль Рикети, графде 171 Мишле Жюль 77, 124, 200, 201, 228—231,233,255,261, 291—294,296—304,310,313, 321,329—330,347,362,373, 380 Моле Матье, граф 233 Мольнар Миклош 7, 62—63 Монбарре Александр Леонор де Сен-Мори, князь де 135 Монро Джеймс 145 Монталиве Жан-Пьер Башассон, граф де 233 Монтей Алексис 290 Монтескье Шарль де Секонда, барон де Ла Бред и де 113, 130 Монтион Жан Батист Антуан Оже, барон де 189, 194, 257, 259,263,268 Монье Анри 275, 326 (г-н Прюдом) Морган (урожд. Оувенсон) Сидни, леди 372 Морелли 156—157, 160, 183 Морен Эдгар 374 Мори Жан Сиффрен 169 Моро 338 , Моррас Шарль 310, 311, 362, 368 Мотг338

Мутте Феликс 357 Мюре Теодор 326 Надо Гюстав 68 Наполеон I 17,21,28—32,34, 36,39—41,48—49,52,54 («Маленький капрал»), 63, 67, 68, 70, 72, 74, 76, 80, 83 («Маленький капрал»), 85, 109, 184—186, 206—207, 209—210, 220, 254, 287, 288, 305,321,326,327,330, 339, 344,354,356, 370 Наполеон III 69, 191, 197—199, 202, 212, 281 («принц-президент»), 306 (Бадинге), 344, 370,386 Ней Мишель 218 Немурский Луи Шарль Филипп, герцог 218, 247 Николе Клод 8, 123 Ниппольд Отфрид 19, 31 Нора Пьер 7 Нервен (наст. имя Жак Марке, барон де Монбретон) 76 Нума Помпилий 121 Обри-Леконт Ясент Луи Виктор Жан Батист 268, 331 Овидий 359 Озуф Жак 241—242, 256 Озуф Мона 8, 162, 256 Олар Альфонс 27 Онюфр (наст. имя и фам. Бенуа Клод Мулен)236 Орлеанский Фердинанд, герцог 218,225,233,247,369 Орлеанский Филипп, герцог 142,369

Оруэлл Джордж 378 Отран Жозеф 288—289 Павел Эмилий 121 Палладий 113 Панкук Шарль Луи 250 Панофски Эрвин 359 Пармантье Антуан Огюстен 189 Пескиду Жозеф Дюбоск де 386 Песталоцци Иоганн Генрих 244, 247 Петен Филипп 12, 124, 190, 191, 212,222,225,304,309,315, 321—324,347,351,370

396 Пиа Феликс 279—281 Пирр 121 Питон дю Го 267 Плиний Старший 122, 125 Плутарх Херонейский 117—119, 210,384 Поле, шевалье 237 Помьян Джон 341 Поне (наст. имя и фам. ПортеллетЛуи) 91 Понмартен Арман де 288 Понс де л'Эро Андре 30 Предом 47 Прудон Пьер Жозеф 224, 279 Пуанкаре Раймон 320 Пубель Эжен Рене 11 Пуже Эмиль 171 Пуссен Никола 359 Пюви де Шаванн Пьер Сесиль 152 Рабб Альфонс 336 Рабо Сент-Этьенн Жан Поль

162—164,166,174,280 Райт Гордон 20 Ранее 51 Раффе Дени Огюст Мари 46, 76, 79,101 Ребо Луи 110, 275 (Жером Патюро) Регул 121 Ретиф де ла Бретон Никола 39, 145 Рименшнайдер Райнер 371 Рихтер Ной 240 Робеспьер Максимильен 160—164, 174, 183,363 Розье Жан-Франсуа, аббат 125 Ромул 121,210 Рошабрен (урожд. Шовен), вдова 24 Рошфор 57

Ружмон Дени де 55, 60, 374, 379 Руссель Раймон 385 Русело 241 Руссо Жан-Жак 27, 99, 111, 121, 124, 126—129, 138—151, 153, 158, 163, 165, 173,174,192, 226,231,242,251,260,264, 269—270,313,321 Руше Жан Антуан 125, 131 Рэмон Жорж Мари 271 Сад Донасьен Альфонс Франсуа, маркиз де 11 Саймон Нортон 341 Саймонс Альфонс Джеймс Альберт 15 Саксонский Морис, маршал 152,

253 Санд Жорж (наст. имя и фам. Аврора Дюпен, в замужестве Дюдеван)93,278,357—359, 380 Сантикс 351,352 Сартр Жан-Поль 217 Саюк Луи Мишель Антуан 185 Селин Луи-Фердинанд 333 Сен-Жюст Луи Антуан Леон 156, 160,162,164—165, 182, 196 Сен-Ламбер Жан Франсуа де 134—136, 149, 173 Сен-Симон Клод Анри де Рувруа, граф де 232—233 Сент-Бёв Шарль Огюстен 9 Сент-Илер Эмиль Марко де 46—47, 50 Сеньёбос Шарль 118 Серван Жозеф 154—155, 185, 192,208 Серр Оливье де 323 Сильвестр Теодор 289, 386 Симеон Жозеф Жером, граф 214 Скавр 121

397 Скриб Эжен 10, 51, 88, 89, 109 СобульАльбер 157, 165 Сонье Рене 326 Старобинский Жан 8 Сулис Л. 25 Сулла 179 Сципион Африканский Младший 179 Сэ Жан-Батист 192, 197, 232—233 do Эжен 279, 291 Сюлли Максимильен де Бетюн,

барон де Рони, герцог де 323, 382 Табар Франсуа Жермен 211 Тайфер Луи Габриэль 251 Талейран-Перигор Шарль Морис де 18 Тарквиний Приск 121 Тацит Корнелий 340 Тево Мишель 332 Теолон (наст. имя и фам. Ламбер Мари Эмманюэль де) 51 Тийон Шарль 167, 170 Тиртей 334 Тиссо Андре Самюэль 145, 147—148, 150, 246, 251 Токвиль Алексис Клерель де 89, 196,282 Тома 140 Тотен 29 Трюден Даниэль Шарль 137 Турне, семейство 320 Туссенель Альфонс 200—203 Тьер Адольф 318, 338 Тьерри Огюстен 93, 255, 291, 300,309,371 Тюлар Жан 40 Тюрбийи Луи Франсуа Анри де Менон, маркиз де 133—134, 213 Тюрго Анн Робер Жак, барон де л'0льн 141 Фабр д'Эглантин Филипп Назер Франсуа 172—173 Фабриций 121, 126 Фавар Шарль Симон 99—100 Фарранк Сезария 266, 268 Фейе Франсуа 272 Фенелон Франсуа де Салиньяк де Ла Мот 111,112, 114, 120,323 Фердинанд VII 250 («испанский король») Ферре (по прозвищу «Большой

Ферре») 294 Ферри Жюль 229, 246, 312 Флере 348, 350 Флобер Гюстав 217—218 Флориан Жан Пьер Клари де 134 Фонтенель Бернар ле Бовье де 114 Форе 58, 81 Фортюне, брат 248 Франклин Бенджамин 166, 168, 170,240,259—264, 277 Франкони-младший Анри 91 Франсис (наст. имя и фам. Мари Франсуа Аллард, барон д') 51, 86,92 Франсиско де Паула 244 Франсуа де Невшато Никола Луи 176 Фрейд Зигмунд 60, 374—375 Фридлендер Саул 7, 116 Фуайятье Дени 346 Фурнель Виктор 348 Фурнье Эдуард 338 Фурнье де Песке Франсуа 250, 252 Фурье Шарль 202 Фюре Франсуа 241—242

398 Хам (наст. имя и фам. Амедей де Ноэ)76 Хейберг Йохан Людвиг 88 Хенли Чарлз 374—375 Хлодвиг 353 Хобсон Джон А. 89 Цезарь Гай Юлий 114, 179, 333,

352,354 Цинциннат Луций Квинкций 116—118, 124, 135, 167,176, 217,275,326,351 Цицерон Марк Туллий 39, 113, 117, 118, 142 Цшокке Генрих 267 Чаплин Арнольд 28—29 Черутти Жозеф Антуан Жоашен 166 Чехановецкий А.-С. 341 Шалламель Огюстен 169 Шалье Жозеф 27 Шампольон Жан-Франсуа 233 Шанфлери (наст. имя и фам. Жюль Юссон) 40 Шапталь Жан Антуан, граф де Шантелу 233, 258 Шарле Никола Туссен 10, 33, 42, 45, 65, 74—85, 99, 101, 106, 109, 110,234,237,263,264, 283—285,287, 299, 300, 325, 326,353,362,368,371,378, 379,383,387 Шарон 349, 351 Шастеллюкс Франсуа Жан, маркиз де 126 Шатобриан Франсуа Рене, виконт де 233 Шваль Фердинанд 278 Шенье Мари-Жозеф 172, 355 ШеферБойдК.21 Шинар Жильбер 156 Шовен, драгун 25—28 Шовен, конюший Наполеона 28—31 Шовен Анри Гийом 33—35 Шовен Жак 25

Шовен Жак-Мари 32—33 Шовен Жан-Пьер 33 Шовен Жозеф 33 Шовен Мишель Жорж 22 Шовен Никола, гардемарин 22 Шовен Пьер, дезертир 22 Шовен Пьер, депутат 32 Шовен Пьер, пехотный капитан 23—24 Шовен Шарль Франсуа Режи 37, 39 Шовен-Эрсан 32 Шовен де Буассавари 32 Шовен де Ленардьер Этьенн Луи Камиль 32 Шольхер Виктор 279 Шуазель Этьенн Франсуа, герцог де135 Шюке Артур 175 Эврар 348—350 Эзоп 360 Эйнштейн Альберт 60 Эммери Люсьен 354 Эналь Андре 8, 376 Эркман-Шатриан (псевдоним Эмиля Эркмана и Александра Шатриана)171, 304 Юнг Артур 133 Юэрн де Поммёз Л.-Ф. 193—197, 201