Грамматические значения и категории. Пособие по общему языкознанию

Министерство образования Российской Федерации РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Е.Л. Григорьян ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ И КАТЕГОРИИ (пособие по общему языкознанию для студентов 4 курса РГО и 5 курса ОЗО)

Ростов-на-Дону 2001

Печатается по решению кафедры общего и сравнительного языкознания факультета филологии и журналистики РГУ

Рецензент – доктор филологических наук, профессор В.И. Дегтярев

Введение Настоящее пособие предназначено для студентов 4 курса отделения романо-германской филологии, а также для студентов 5 курса ОЗО и для магистров по лингвистическим специальностям. Пособие включает основную часть (разделы 1-4), обязательную для всех студентов, и приложение «Спорные вопросы теории грамматических категорий», которое является дополнительным к основной части и предназначено прежде всего для слушателей спецкурса «Основы сопоставительной лингвистики и типологии» и для магистров. При подготовке по данной теме студентам необходимо не ограничиваться запоминанием приводимых в пособии примеров, а по всем положениям самостоятельно подбирать собственный материал. В конце пособия приводится список научной литературы, дающей более полное представление о рассматриваемых проблемах. Задания к семинару по заданной теме даются в пособии Е.Л. Григорьян «Задания по курсам «История языкознания» и «Общее языкознание». Ростовна-Дону, 1998.

1. Определение грамматического значения Грамматика - это область языка, определяющая правила построения речи, т.е. правила соединения слов в высказывания. Традиционно грамматика подразделяется на морфологию и синтаксис. Согласно преобладающей в настоящее время точке зрения, главным является синтаксис, морфология же представляет собой инвентарь (конструктор) для синтаксиса, т.е. морфология – это набор средств и показателей, указывающих на роль слова в высказывании и на его связи с другими словами. В конкретных языках морфология может быть мало развита, как, например, в изолирующих языках - прежде даже считалось, что в языках типа китайского и вьетнамского морфология вообще отсутствует, - но язык без синтаксиса невозможен в принципе. Грамматическими значениями считаются такие значения, которые связаны со строением словосочетания и предложения. В лингвистике существуют широкое и узкое понимание грамматических значений. Согласно самому широкому пониманию, к грамматике относится всё, что не относится к словарю. Поэтому в традиционных грамматиках мы встречаем даже такие разделы, как фонетика и словообразование. При широком подходе к грамматическим значениям относится очень широкий круг значений: и категориальные значения частей речи, и значения членов предложения, и значения разных типов односоставных предложений, и многое другое. В лингвистике XX века принято узкое, более строгое понимание: грамматическими считаются значения, удовлетворяющие нескольким требованиям одновременно. Во-первых, грамматические значения регулярно выражаются стандартным показателем: аффиксом, флексией, служебным словом (артиклем, частицей) и т.п. Так, например, показателями падежных значений служат падежные окончания; показателями определенности-неопределенности – артикли, показатель условного наклонения в русском языке – частица бы в сочетании с суффиксом – л, и т.д. Таким образом, строгое понимание ограничивает область грамматических значений морфологией.

Во-вторых, выражение грамматических значений является обязательным, то есть при построении высказывания на данном конкретном языке эти значения нельзя оставить невыраженными, их нельзя опустить. Э. Сепир, сопоставляя на разных языках предложение «Фермер убивает утенка» (the farmer kills the duckling), отмечает, что различные языки требуют в обязательном порядке попутного выражения целого ряда значений. В английском языке обязательно указывается определенность (артиклем the), число фермеров и утят, настоящее время, третье лицо (флексия –s в kills). Если эти значения оставить невыраженными, то либо предложение будет грамматически неправильным, либо изменится структура и смысл (Farmer, kill the duckling – уже не утвердительное, а побудительное предложение; farmer в данном случае уже не подлежащее, а обращение). В немецком языке, кроме того, требуется обязательное выражение рода (Der Bauer tötet das Entlein) и падежа. Но, например, в русском языке не требуется обязательного выражения определенности или неопределенности, а в китайском – даже числа фермеров и утят, а также лица глагола; при построении подобного сообщения на языке квакиутль (один из языков североамериканских индейцев) необходимо указать, находятся ли фермер и утенок в поле зрения говорящего и слушающего или нет. То есть каждый язык располагает собственным набором обязательных для выражения значений. По-русски невозможно упомянуть какой-нибудь предмет, не указав на количество – один или больше одного. Можно сказать «Я купил книгу» или «Я купил книги», но нельзя построить высказывание без упоминания, была ли куплена одна книга или более одной. В то же время покитайски или по-японски можно построить высказывание, в котором умалчивается о числе купленных книг; приведенные выше две русские фразы в переводе на китайский совпадут. Строя английское предложение, для любого существительного необходимо указать на определенность или неопределенность: I bought a book или I bought the book, по-русски же это значение можно оставить невыраженным. В связи с критерием обязательности грамматического значения Р.О. Якобсон писал: «Основные различия между языками не в том, что мо-

жет или не может быть выражено, а в том, что должно или не должно быть выражено». Это особенность языков нередко создает проблемы при переводе, когда в тексте перевода, согласно правилам языка, необходимо выразить значение, никак не выраженное в тексте оригинала. Наглядный пример приводится в книге И.А.Мельчука «Курс общей морфологии» т.I. В диалекте Вилья Альта языка сапотек (Центральная Америка) глагол имеет словоизменительную категорию «повторность»: каждое событие должно быть охарактеризовано или как происходящее впервые, или как повторение события, уже случавшегося ранее. Поэтому возникли трудности при переводе Евангелия на этот язык. В Евангелии от Матфея говорится об Иисусе: «Оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме». Переводчик вынужден выбирать одно из двух: либо «Иисус впервые пришел в Капернаум», либо «Иисус снова пришел в Капернаум». Но евангельский текст не содержит никаких сведений на этот счет, а переводчик не вправе домысливать или сочинять. В-третьих, грамматические значения образуют замкнутые системы оппозиций. Каждое грамматическое значение обязательно противопоставлено другим значениям того же плана, однородные грамматические значения образуют ряды или парадигмы, поэтому в языке не может только один падеж или, например, только одно число. Бессмысленно утверждение типа «во французском языке есть только именительный падеж» (или «в китайском языке есть только единственное число»), т.к. при наличии одной единственной формы мы никак не можем ее определить, нет никаких оснований считать падеж именительным или каким-нибудь еще, если нет других. Минимальная парадигма двучленна (единственное число – множественное число; определенность - неопределенность); разумеется, существуют и более развернутые парадигмы (мужской – женский – средний род; парадигма из 6 падежей в русском языке; более 40 падежей в дагестанских языках: 42 в лакском, 46 в табасаранском). Когда говорится об обязательности выражения грамматических значений (пункт 2, рассмотренный выше), то имеется в виду обязательность выражения одного из ряда противопоставленных друг другу значений.

Совокупность однотипных (противопоставленных друг другу) грамматических значений составляет грамматическую категорию. Так, категория числа объединяет грамматические значения единственного и множественного числа, категория времени – значения настоящего, прошедшего и будущего времени и т.д. Наконец, в-четвертых, грамматические значения связаны с синтаксисом. Эту особенность нетрудно заметить у любого известного из школьной программы грамматического значения: так, род существительного определяет форму рода зависимого прилагательного; падеж существительного зависит от управляющего слова и т.д. Нагляден и рассмотренный выше пример Сепира The farmer kills the duckling. Изменение грамматических значений ведет к изменению структуры предложения, то есть затрагивает синтаксис: Farmer, kill the duckling. Именно в связи с этим пунктом словообразовательные категории не относятся к грамматике: они никак не связаны с синтаксическими функциями и синтаксическими связями слов. Слова «шар» и «шарик» с точки зрения грамматики ничем не отличаются. Примечание 1. В старых учебниках словообразование нередко рассматривается как часть грамматики, т.к. для европейской традиции исконным является понимание грамматического как регулярного и продуктивного. Изложенное выше понимание грамматического значения было сформулировано в XX веке. Критерий обязательности был впервые выдвинут Ф. Боасом и впоследствии развернут Р. Якобсоном. Критерий синтаксической значимости для грамматических категорий был выдвинут Э. Сепиром. В настоящее время словообразование обычно рассматривается как самостоятельная область, отличная как от грамматики, так и от лексики. Примечание 2. В учебной литературе нередко упоминается абстрактный характер грамматических значений; по этому признаку они иногда противопоставляются лексическим значениям как связанные с более высокой степенью абстракции. Такая точка зрения представляется не вполне обоснованной. Разуме-

ется, грамматические значения не могут быть слишком конкретными, т.к. они (в типичном случае) характеризуют предельно широкие классы слов – все или большинство слов какой-либо части речи – и таким образом потенциально должны быть совместимы с широким кругом понятий. Обычно они касаются существенных параметров ситуации: пространственно-временных, количественных, модальных. Именно с этим связана их большая повторяемость в текстах. Тем не менее в языках встречаются грамматические значения достаточно конкретной семантики. Так, в языке нутка (североамериканских индейцев) при упоминании какого-либо человека обязательно маркируется аффиксом наличие физического недостатка, т.е. является ли этот человек слишком толстым, кривым или косым, горбатым, хромым или левшой. Что же касается лексических значений, то они могут быть и не менее абстрактны, чем соответствующие грамматические: лексическое значение слова «время» никак не менее абстрактно, чем грамматическое значение настоящего или прошедшего времени. Задание 1. Проследите на примере нескольких грамматических категорий русского языка или изучаемого иностранного языка присутствие всех четырех параметров: стандартного формального показателя, обязательности, наличие парадигмы, связи с синтаксисом. Следует иметь в виду, что хотя мы используем одни и те же термины для грамматических значений в разных языках, их содержание в конкретных языках не совпадает.

И.А. Мельчук называет это качество идиоматичностью

грамматических значений; в литературе используется и другой термин – лингвоспецифичность. Так, термин «множественное число» применительно к разным языкам обозначает не одно и то же. В русском языке множественное число значит «больше одного», в тех языках, где есть двойственное число – «больше двух»; соответственно, при наличии также тройственного числа (как в некоторых папуасских языках) – «больше трех». В языке североамериканских индейцев хопи наряду с единственным и двойственным числом существует паукальное, обозначающее «несколько», «немного». В силу этого множественное число

в хопи имеет значение «гораздо больше двух». Кроме того, набор значений, выражаемых формой множественного числа, может не совпадать и в языках с двучленной парадигмой числа. Так, в русском языке как единственное, так и множественное число может выражать дистрибутивное значение: например, учитель может сказать ученикам: «Откройте учебник, возьмите ручку…», а возможно для той же ситуации: «Откройте учебники, возьмите ручки…» (в дистрибутивном значении, т.е. «каждый свое»). Во французском же языке дистрибутивное значение может выражаться только формой единственного числа, т.е. форма множественного числа такого значения не имеет. Например, Les enfants levèrent la tête –букв. «Дети подняли голову» (в данном случае невозможно les têtes «головы»); Ils ont pris leur chapeau – букв. «Они взяли свою шляпу», т.е. 'каждый свою’, здесь невозможно множественное число leurs chapeaux. В татарском языке дистрибутивное значение может выражаться только формой множественного числа. В каждом языке форма множественного числа обладает специфическим набором значений, не повторяющимся в других языках. Например, в испанском языке множественное число, наряду с другими значениями, может обозначать парность: el padre – ‘отец’, мн. ч. los padres – ‘родители’, т.е. «отец и мать»; el tio – ‘дядя’, los tios – ‘дядя и тетя’, el rey – ‘король’, los reyes – ‘король и королева’; подобное значение не свойственно ни русскому, ни французскому, ни татарскому языкам. В татарском языке форма множественного числа может иметь значение репрезентативного множества, т.е. обозначать группу лиц по одному из ее представителей: Аzat – Азат (имя), Аzatlar – букв. «Азаты» = ‘Азат и его семья’ или ‘Азат и его друзья’. Однако мы объединяем все эти разные комплексы значений под общим термином «множественное число», т.к. во всех присутствует общее смысловое ядро - «больше одного». Задание 2. Покажите на примерах идиоматичность (лингвоспецифичность) грамматических значений. Рассмотрите в этом плане значения форм времени.

II. Типы грамматических категорий В русской морфологии грамматические категории традиционно подразделяются на некоторые типы. Приняты две классификации по разным основаниям. Первое подразделение – это (а) словоизменительные и (б) классификационные, или классифицирующие, категории. Словоизменительные категории выражаются через изменение форм одного слова. Таковы число и падеж существительных, род, число и падеж прилагательных, время и лицо глагола и многие другие. Классификационные категории являются постоянными применительно к конкретной лексической единице, т.е. каждое слово принадлежит к одному из грамматических классов. Таковы, например, род существительных (т.к. существительные не изменяются по родам, но каждое обязательно принадлежит к одному из трех родов), именные согласовательные классы во многих языках, переходность-непереходность глаголов. Другая классификация, не связанная с первой – (а) синтаксические и (б) номинативные категории. Номинативные категории являются семантически значимыми и указывают на определенные свойства обозначаемых объектов: так, например, число существительных указывает на реальное количество предметов (один или больше одного), время глагола – на отношение называемого действия к моменту речи. Синтаксическими называются чисто формальные категории, за которыми не стоит указание на реальные свойства обозначаемых объектов, как, например, число прилагательного не подразумевает никаких свойств обозначаемого признака, или род существительного не указывает ни на какие характеристики называемого предмета. Синтаксические, то есть чисто формальные, «пустые» категории прежде выражали какое-то значение. Так, например, категория рода в индоевропейских языках, которая в настоящее время является чисто согласовательной, в свое время несла определенное значение: мужской и женский род (которые разделились позднее) указывали на активность, средний род – на пассивность. Отголоски этого явления прослеживаются в некоторых примерах: в санскрите ‘вода’ как вещество – среднего рода, а

как ‘водная стихия’ – женского рода («послушные воды остановились»). У Гомера звезда (aster) – мужского рода в значении подвижного, активного начала (…Как приносящая гибель звезда – то меж туч появляясь, ярко сияя, то в тучах тенистых опять исчезает…), в то время как звезда в смысле ‘небесное тело’(astron) – среднего рода. По этой же причине в латинском языке названия плодов относятся к среднему роду: malum (яблоко), pirum (груша - плод); тогда как названия деревьев – malus (яблоня), pirus (груша - дерево) – мужского рода, так как растения обладают внутренней активностью, способностью к росту и в связи с этим относятся к активному классу. Как отмечал Э. Сепир, «форма живет дольше, чем ее концептуальное содержание». Содержание может стираться под воздействием формально аналогии, и «при выборе той или иной формы мы руководствуемся более тиранией обычая, чем потребностью выразить их конкретное содержание». Примечание 3. В литературе существует и несколько иное понимание синтаксических категорий (в этом случае они также называются реляционными). Синтаксические категории иногда определяются как указывающие на связи слов в предложении. При таком определении синтаксические категории не являются альтернативой номинативным: одни и те же категории (как, например, число существительных) могут совмещать в себе и указание на синтаксические связи с другими словами, и на свойства реальных объектов. Примечание 4. Иногда наряду с синтаксическими и номинативными категориями выявляется третий тип – прагматические, которые не отражают каких-либо признаков описываемой в предложении реальности, а указывают на отношение говорящего и на обстоятельства коммуникации. Таковы, например, японские показатели вежливости. В японском языке существует несколько вариантов показателей настоящего времени, отрицания, условного наклонения и др.; выбор того или другого показателя связан со статусом говорящего и слушающего и характером общения: учтиво-вежливым, нейтрально-вежливым или

фамильярным. Например, табэмасэн ‘не ест’ – более вежливая форма, чем табэнай ‘не ест’ III. Исторические изменения грамматических категорий Набор и состав грамматических категорий в каждом языке изменяются исторически. Грамматические категории формируются в процессе грамматикализации, то есть превращения лексических единиц в грамматические. Самостоятельная лексическая единица постепенно становится грамматическим показателем – аффиксом или служебным словом. Так, например, определенный артикль во многих языках возник из указательного местоимения: le, la во французском из латинских ille, illa – ‘тот’, ‘та’; неопределенный артикль часто происходит от слова «один» - как французские un, une; немецкое ein; английское a прежде значило ‘one’. Впоследствии местоимение стало грамматическим показателем, то есть его употребление стало обязательным: употребление существительного без артикля уже не допускалось. Таким образом, свободное сочетание существительного с указательным или неопределенным местоимением превратилось в существительное с грамматическим показателем. Другой пример грамматикализации: в английском языке прежде свободное сочетание глаголов shall (должен) и will (хотеть) с инфинитивом стало аналитической формой будущего времени; самостоятельный глагол, утратив свое лексическое значение, стал грамматическим показателем. Аналогичный процесс происходит в настоящее время во французском языке с глаголами aller и venir в формах futur proche и passé immédiat, статус которых – устойчивое сочетание или форма времени – является спорным (вообще же глаголы со значением «идти», как и глаголы со значениями ‘быть’ и ‘иметь’, часто подвергаются грамматикализации в разных языках). Грамматикализация – это постепенно разворачивающийся процесс, занимающий достаточно длительные периоды, активно идущий и в живых современных языках, и мы можем наблюдать его промежуточные стадии.

Грамматикализация сопровождается утратой семантической сложности, прагматической значимости, синтаксической свободы соответствующих единиц, а часто и фонетической редукцией. Это выражается, в частности, в том, что значения will, aller, venir как вспомогательных глаголов беднее, нежели значения соответствующих полнозначных глаголов (‘хотеть’, ‘идти’, ‘приходить’): вспомогательный глагол уже не называет никакого действия или состояния, а только указывает на время действия. Вторая особенность заключается в том, что грамматические значения имеют меньшую коммуникативную значимость в высказывании; грамматические показатели меньше выделяют соответствующие значения, нежели отдельные слова с тем же значением. Так, указательные местоимения по сравнению с определенным артиклем в большей степени акцентируют значение определенности. Числительное «один» больше подчеркивает единичность, нежели форма единственного числа (ср. Он выпил стакан молока – Он выпил один стакан молока). Грамматическая информация, как правило, является попутной, а не основной, на грамматические показатели редко падает логическое ударение. Утрата синтаксической свободы нагляднее всего проявляется в том случае, когда прежде отдельное слово становится аффиксом. Так, формы французского будущего времени futur simple образовались в результате присоединения глагола avoir, который слился с предыдущим словом и стал флексией: je parler– ai, tu parler-as, и в этом качестве показатель не может занимать иное место в предложении, переставляться, не может быть отделен от другой части формы (бывшего инфинитива) другим словом и т.д. Фонетическая редукция грамматического показателя наглядна в примере с французским определенным артиклем:ille – le, illa – la. Естественно, в истории различных языков происходит и обратный процесс – разрушение существующих грамматических категорий или отдельных грамматических значений. Деграмматикализация выражается в утрате регулярности в употреблении грамматических форм с их последующим отмиранием. Часто они вытесняются другими формами, и уход одних значений нередко связан с расширением дру-

гих; таким образом, перестраивается вся система. Так, утрата звательного падежа в русском языке сопровождалась расширением функций именительного, утрата двойственного числа – расширением значения множественного. В современном немецком языке наблюдается, возможно, начало подобного процесса: в устной речи из всей сложной системы глагольных времен практически употребляются только презенс и перфект, а прочие видо-временные оттенки выражаются различными обстоятельствами, а не специальными глагольными формами. Во французском языке уже фактически не употребляются Imparfait du subjonctif и Plus-que-parfait du subjonctif. Отмиранию грамматической категории может способствовать ее чисто формальный характер, отсутствие семантической мотивировки (о чем говорилось в предыдущем разделе). Не случайно разрушение родовых систем обычно начинается с отмирания семантически немотивированного среднего рода, как это произошло в романских языках. При разрушении грамматической категории отдельные формы могут сохраняться и продолжать свое существование в языке уже не как грамматические формы, а как самостоятельные лексические единицы – происходит лексикализация. Так, например,

междометные глаголы в русском языке (прыг,

хвать и тому подобные) исторически являются формой аориста (от прыгать, хватать), но после утраты аориста стали восприниматься как особая группа глаголов и уже в этом качестве продолжает пополняться. В современном русском языке продолжают использоваться и остаточные формы бывшего вокатива: боже, отче, господи. Или, например, в русском языке сочетание жили-были, которым обычно начинаются сказки, исторически является формой плюсквамперфекта от глагола жить, но применительно к современному состоянию русского языка представляет собой клишированное сочетание двух самостоятельных глаголов. Задание 3. Приведите примеры грамматикализации в истории известных вам языков. Укажите, каким изменениям подвергается элемент при грамматикализации.

VI. Скрытые категории Понятие скрытой категории (covert category), или криптотипа, принадлежит Б.Л. Уорфу. По его определению, «скрытая категория – не обозначаемая вообще в предложении, но вызывающая особые явления в некоторых типах предложений». Скрытые категории противопоставляются так называемым открытым (overt), то есть выраженным формальными показателями. Очевидно, что г р а м м а т и к а н е и с ч е р п ы в а е т с я м о р ф о л о г и ч е с к и м и ф о р м а м и и ч т о м н о г и е з н а ч е н и я, ф о р м а л ь н о н и к а к н е в ы р а ж е н н ы е, м о г у т б ы т ь с у щ е с т в е н н ы м и д л я с и н т а к с и с а. Такова, например, категория определенности-неопределенности в русском языке. Она не имеет специальных показателей вроде артиклей, и вместе с тем синтаксис русского предложения не в последнюю очередь зависит от данной смысловой категории. В частности, порядок слов указывает на определенность или неопределенность. Например, в предложении Мальчик подошел к футболистам «мальчик» может быть только определенным (the boy), «футболисты» могут интерпретироваться и как определенные, и как неопределенные. Но в предложении К футболистам подошел мальчик с футболистами однозначно связывается значение определенности, в то время как мальчик может трактоваться и как определенный, и как неопределенный. Кроме того, определенность-неопределенность отражается в употреблении винительного или родительного падежа прямого дополнения: «Он не купил мебели» (то есть ‘никакой’); «Он не купил мебель» (подразумевает ‘ту, конкретную, известную’). Другой пример скрытой категории русской грамматики – личность/неличность (то есть ‘человек’/‘все остальное’). Некоторые типы русских односоставных предложений подразумевают в качестве субъекта только человека и не допускают других вариантов. Так, «За рекой запели» может значить только ‘запели люди’, но не, к примеру, ‘запели птицы’. Точно так же «За стеной бегали» может значить только ‘бегали люди’, но не, например, мыши; по

этой же причине невозможно употребить предложение «Его покусали» в смысле ‘покусали комары’. Для русского синтаксиса существенна подвижность или неподвижность предмета. Предложение «Его ударила дверь» допустимо только если дверь была подвижна, и невозможна, если человек налетел на неподвижную дверь: в этом случае ситуация обозначается как «Он ударился о дверь» Примечательно, что во французском языке для аналогичных случаев подвижность не играет никакой роли. Аналогично

можно

рассматривать

категорию

одушевленности-

неодушевленности в английском языке. Она никак формально не выражается в слове, но в английском синтаксисе прослеживается тенденция предпочтения одушевленных подлежащих неодушевленным. Именно поэтому широко употребляется пассив. Как отмечают многие авторы, предложения The man was hit by a car (Человек был сбит машиной) или The woman was struck by lightening (букв. Женщина была ударена молнией) и им подобные более естественны для английского языка, нежели A car hit a man (Машина сбила человека), Lightening struck the woman (Молния ударила женщину). ПРИЛОЖЕНИЕ. Спорные вопросы теории грамматических категорий Сформулированное выше определение грамматических категорий по четырем критериям (стандартный формальный показатель, обязательность выражения, парадигматический характер и связь с синтаксисом) признается далеко не всеми лингвистами. Наиболее дискуссионным является критерий обязательности, вызывающий возражения в первую очередь у востоковедов. Дело в том, что при столь жестком подходе во многих восточных языках не удается выявить практических никаких грамматических категорий, поскольку все они оказываются необязательными, так как соответствующее значение может оставаться невыраженным в высказывании без всякого нарушения правил языка.

Таковы, например, число и отчасти время в китайском языке. Хотя показатели этих значений существуют, они очень часто опускаются. Такие категории в востоковедении определяются как факультативные (в противоположность обязательным). Факультативные категории присущи прежде всего изолирующим и агглютинативным языкам. Однако факультативность не означает произвола говорящего: употребление или, наоборот, неупотребление показателей подчиняются правилам. Грамматические показатели необязательны в тех случаях, когда в предложении имеются какие-либо другие средства для передачи того же (или сходного) содержания. Так, например, в монгольском, венгерском, тюркских, дари, индонезийском языках возможны сочетания типа (букв.) «два друг», «много друг» при наличии множественного числа «друзья» (В венгерском языке ember – человек, emberek – люди, но tiz ember – 10 человек, sok ember – много людей; в турецком at – конь, atlar – кони, но yirmi at – 20 коней; bilet – билет, biletler – билеты, но kaç bilet? – сколько билетов?). В подобных контекстах показатель множественного числа дублировал бы значения числительных или слова «много». Аналогично во вьетнамском языке (букв.) «В прошлом году приехать» - опущен показатель прошедшего времени, так как указание на прошлое содержится в обстоятельстве времени; (букв.) «Дождь идти целый день», «Он пахать этот участок полдня» - нет указания на длительность, хотя соответствующие глагольные формы во вьетнамском языке существуют. На основании подобного непостоянства в употреблении многим категориям восточных языков отказывали в статусе грамматических, однако если обратиться к некоторым традиционно признаваемым грамматическим категориям европейских языков, можно увидеть аналогичную картину. Например, в тех языках, где существуют определенные и неопределенные артикли, они в некоторых случаях опускаются, причем в обязательном порядке. Так, в английском, немецком, французском языках артикль не употребляется при наличии притяжательного, указательного или неопределенного местоимения (my book, this

book, any book – без артикля), а также с некоторыми классами существиных, тельных, в частности в частности с личными с личными именами, именами, которые которые сами сами по себе по называют себе называют единичные объекты и таким образом указывают на определенность. Существуют языки более последовательные в употреблении артикля. В итальянском языке артикль употребляется и при наличии притяжательных местоимений (la mia vita – моя жизнь). Еще более жестко и последовательно употребление артикля в норвежском (лансмоле) и армянском языках, где артикль обязателен даже при наличии указательного местоимения, а в армянском языке и с личными именами. Однако все это не приводит к отказу от признания грамматического характера артикля и, соответственно, выражаемых им значений в английском, немецком и французском языках. Рассмотренное выше качество М. Даниэль и В. Плунгян называют контекстной вытеснимостью. Контекстная вытеснимость не отменяет принципа обязательности, но вносит некоторые ограничения и уточнения. С точки зрения упомянутых авторов, контекстно вытеснимые категории имеют менее ярко выраженный грамматический характер, чем выражаемые в любых контекстах и при любых обстоятельствах. Таким образом, грамматичность может рассматриваться как признак, имеющий свою градацию, и применительно к контекстно вытеснимым категориям можно говорить о грамматической периферии. Другой дискуссионный вопрос теории грамматических категорий – проблема инварианта грамматических значений. Каждая грамматическая форма в любом языке многозначна. Так, множественное число, как уже упоминалось, в русском языке может выражать значения реальной множественности, качественной неоднородности, дистрибутивности и др. С формой настоящего времени в русском языке также связан целый комплекс значений: настоящее актуальное, настоящее историческое, значение планируемого будущего и др. Родительный падеж распадается на значения «родительный субъекта», «родительный объекта», «родительный целого», «родительный даты» и мн. др. Такая традиция описания берет начало в классической филологии (ср. известные из латыни geneti-

vus subjectivus, genetivus objectivus, genetivus possessivus, genetivus partitivus, genetivus qualitatis и др.). В XIX веке формируется альтернативный подход к описанию грамматических значений, основанный на выявлении общего значения для каждой грамматической формы. В том или ином виде этот подход представлен в трудах А.Х. Востокова, К.С. Аксакова, Н.П. Некрасова, Ф.Ф. Фортунатова. В эпоху структурализма принцип инвариантности грамматических значений разрабатывается Р.О. Якобсоном под явным влиянием фонологии Н.С. Трубецкого, рассматривающего фонему как инвариант, материализующийся в различных вариантах и выявляемый на основе привативных оппозиций, то есть исходя исключительно из внутрисистемных отношений. Аналогично инвариантное значение выводится на основе оппозиций морфологических форм. Подобно тому, как в фонологии одна и та же фонема реализуется в разных звуках в зависимости от окружения, точно так же одно и то же инвариантное значение конкретизируется в зависимости от контекста, то есть от лексического и грамматического окружения. По мнению Р. Якобсона, отказ от понятия инвариантного значения разрушает морфологию, так как разрушает единство знака (следует помнить, что, согласно Соссюру, знак представляет собой единство означающего и означаемого). Р.О. Якобсон выводит инвариантные значения русских падежей на основе внутриязыковых оппозиций. Так, например, «грамматическое значение винительного падежа четко выступает в оппозициях с дательным (прости его: прости ему), с творительным (швырял камни: швырял камнями), с родительным (выпил водку: выпил водки; жаль девушку: жаль девушки) или, наконец, с именительным (пришельцев грабят: пришельцы грабят)». Это значение «объекта, охватываемого действием». Естественно, в лингвистике на протяжении того же времени разрабатывался и противоположный подход: утверждение несводимости всего множества значений конкретных грамматических форм к единому «общему значению». Эту точку зрения обосновывает А.А. Потебня. Согласно его концепции, «общее

значение» является лишь абстракцией, «искусственным препаратом», ничего не объясняющим. В языке существуют только частные случаи, и в речи форма имеет каждый раз одно значение. (Вернее, для А.А. Потебни это каждый раз новое слово, и различные употребления и разные грамматические формы квалифицируются как «однозвучные слова»). Так, «Различие… однозвучных слов того же семейства относятся друг к другу не как общее и существенное к частному и случайному, а как ч а с т н ы е и р а в н о с у щ е с т в е н н ы е п р е д ы д у щ и е и п о с л е д у ю щ и е. Жизнь слов, генетически связанных между собою, можно представить себе в виде родословного дерева. Без предыдущего слова не могло бы быть и последующего, которое, однако, из одного предыдущего никаким средством выведено быть не может, потому что оно не есть преобразование готовой грамматической формулы, а есть нечто совершенно новое». Наконец, существует подход, признающий разные типы структурной организации грамматических значений. Так, по А.М. Пешковскому, «Объединение форм со стороны их значения может осуществляться при помощи: 1) единого значения; 2) единого комплекса однородных значений; 3) единого комплекса разнородных значений, одинаково повторяющихся в каждой из форм». Взгляд на грамматические категории как на полевые структуры, имеющие центр (ядро) и периферию, разрабатывается, в частности, в трудах А.В. Бондарко и группы «Теории функциональной грамматики». Понятие «основного значения» соотносится с представлением когнитивной лингвистики о прототипе, то есть наиболее типичном (эталоном, стереотипом) представителе категории, в котором с максимальной полнотой и яркостью воплощены характерные черты. Другие представители категории могут в разной степени расходиться с прототипом и содержать неполный набор характерных признаков и таким образом быть менее типичными членами данного класса («теория градуального членства»). Представление о грамматическом значении как о структуре, имеющей ядро и периферию, позволяет отождествлять грамматические категории разных

языков и использовать для них единую терминологию, хотя очевидно, что содержание и тем более формальные показатели в различных языках не совпадают. Проблема отождествления категорий и грамматических значений разных языков актуальна в первую очередь для типологии, так как типология строится на сопоставлении разносистемных языков: ясно, что без единой терминологии сравнение невозможно. Типологи, осознанно или интуитивно, исходят из представления, что грамматические категории разных языков могут иметь общее ядро. Так, например, и в русском, и в арабском, и в тамильском и многих других языках выделяется согласовательный класс, называемый «женским родом», несмотря на то, что показатели класса материально различны, а произвольно взятое имя женского рода одного языка совсем не обязательно будет принадлежать к женскому роду в другом языке. Наиболее адекватными для каждого конкретного языка являются чисто формальные определения – но тогда совпадение названий для разных языков следовало бы признать произвольным. В то же время ядро этой категории составляют слова, обозначающие существа женского пола, и этим объясняется название; иначе говоря, ядро класса соотносится с определенной понятийной категорией. Остальные слова женского рода относятся к тому же классу по формальным свойствам: таким образом, слово скамья в русском языке принадлежит женскому роду потому, что имеет те же формальные свойства, что и слово сестра. Примечание 5. Вместе с тем не всегда термины, применяемые к разным языкам, легко поддаются унификации. Так, например, нет единообразия в определении одного из падежей в эргативных языках. (Для справки. В так называемых эргативных языках, то есть языках с эргативной конструкцией предложения, падеж подлежащего при непереходном глаголе совпадает с падежом прямого дополнения при переходном глаголе, в то время как субъект действия (агенс) при переходном глаголе выражается эргативным падежом, который обычно имеет еще и инструментальное значение, то есть в целом соответствует

творительному в других языках. Формально эргативная структура предложения аналогична пассивной конструкции; условно и приблизительно эргативные языки можно представить себе как языки с пассивом, но без актива. К эргативным относятся кавказские языки, палеоазиатские, многие из языков американских индейцев и языки аборигенов Австралии). Падеж с субъектным значением при непереходном глаголе и с объектным значением при переходном глаголе обычно называют абсолютивом; русские кавказоведы XIX и начала XX века называли этот падеж именительновинительным или винительно-именительным, так как он совмещает функции того и другого (правда, не в полном объеме). Но если рассмотреть весь круг значений этого падежа: начальная (исходная, словарная) форма слова, падеж именной части сказуемого, форма назывного предложения, – то есть основание считать этот падеж именительным (номинативом), и такое название также употребляется в типологии. Другой пример: термин «вид» (aspect) употребляется применительно ко многим языкам (вид, наряду с модальностью, рассматривается как универсальная категория, представленная во всех языках), однако нет единой номенклатуры названий для отдельных видов. Применительно к славянским и балтийским языкам употребляются термины совершенный и несовершенный вид; для английского – indefinite, continuous (или progressive) и perfect; для многих языков употребляются термины типа динамический вид, статив, результатив, дуратив, инхоатив или, например, длительный вид, многократный вид, начинательный вид и т.д. Дело в том, что видовые системы разных языков не обнаруживают параллелизма. Что касается способов глагольного действия (character), составляющих частные значения видовых форм или глагольных лексем, то они в большей степени поддаются подведению под общие категории. Примечание 6. Для многих привычно употребление термина «вид» исключительно для славянских языков; иногда именно в наличии этой категории усматривают их своеобразие. Однако видовые значения и видовые системы в

языках мира чрезвычайно разнообразны. Нетрудно увидеть, что так называемые сложные системы времен представляют собой видо-временные парадигмы. Так, разница между имперфектом и перфектом – не временнáя, а видовая; точно так же Past Continuous отличается от Past Indefinite не временнóй отнесенностью, а видом. С проблематикой, затронутой в данном пособии, можно ознакомиться более детально и глубоко в научной литературе.

Литература I.

Основной список

1)

Т.В. Булыгина. Грамматические и семантические категории и их

связи. //Аспекты семантических исследований. М., 1980. 2)

Э Сепир. Язык. Гл.5. //Э. Сепир. Избранные труды по языкознанию

и культурологии. М., 1993. 3)

И.А. Мельчук. Курс общей морфологии. Т.1. М.- Вена, 1997. Ч.1.

Гл.5. §2 и др. 4)

И.А. Мельчук. Курс общей морфологии. Т.2. М.- Вена, 1998. Ч.II.

Гл.1 и др. 5)

В.А. Плунгян. К проблеме морфологического нуля. //Знак. М., 1994.

6)

В.М. Солнцев. Введение в теорию изолирующих языков. М., 1995.

Ч.II. Гл.2. 7)

М.А. Даниэль, В.А. Плунгян. Обязательность и контекстная вытес-

нимость. // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1996. №1. 8)

А.В. Бондарко. Теория инвариантности Р.О. Якобсона и вопрос об

общих значениях грамматических форм. //Вопросы языкознания. 1996. №4. 9)

Р.О. Якобсон. К общему учению о падеже. // Р.О. Якобсон. Избран-

ные работы. М. 1986. 10)

Р.О. Якобсон. Морфологические наблюдения над славянским скло-

нением. //Там же. 11)

А.А. Потебня. Из записок по русской грамматике. Т.I-II. М. 1958.

С. 39-45; 431-434. 12)

И.Ш. Козинский. Опыт универсального определения исследуемых

синтаксических категорий. //Вопросы языкознания. 1995. №1. §38-40. II.

Расширенный список

1)

В.А. Плунгян. Проблемы грамматического значения в современных

морфологических теориях (обзор). //Семиотика и информатика. Вып. 36. М. 1998. 2)

Н.В. Перцов. Грамматическое и обязательное в языке //Вопросы

языкознания. 1996. №4.